Людмила Колодяжная.  Пиши о том, что близко, пред глазами...
ИЗ КНИГ 1998 – 1999 гг.


Дни сменяются днями


***

Солнце, ветка, тишина, снег, иней –
как перечисление блаженств.

Утра лепесток, еще невинный,
утренней молитвы первый жест.

Серебристых стен просты узоры:
крылья птиц, от крыльев – трепет, тень,

нет еще укора, иль позора –
не хочу, чтоб продолжался день.

Птицы звук, как звук простора редкий,
день на грани: быть, или не быть...

Хорошо бы так – замерзшей веткой
В отражении окна застыть...


***

Как медленно стынет
Огонь этих строк,
Разлука – пустыня,
Где время – песок,

Простор, бесконечность,
Где с разных сторон
Друг к другу навстречу
День каждый идем.

Дней этих потерю
Никто не вернет,
Душою лишь верим,
Что Бог нас сведет,

(Горячая почва,
Твой образ-мираж) –
В единственной точке,
Где Ангел, как страж,

Где нам, одолевшим
Безумную даль,
Всей жизни сгоревшей
Там – будет не жаль,

Той жизни-пустыни,
Где время – песок,
Где медленно стынет
Огонь этих строк.


***

Я сожгла себя тихой гордыней,
одиночества плещет волна,
да у горла привычно стынет
зыбкий узел твой, тишина.

Ты – единственная дорога,
птичий шепот, прохлада, свет...
Одиночество – это с Богом
мой, до смерти, тайный завет.

Одиночество – это благо,
это ветер, рвущий окно,
это ключ, это – вешняя влага,
в коей – слово растворено.

О, душа, снова дни так зыбки...
Не печалься, смахнем слезу,
слово, как золотую рыбку,
на страницу перенесу.

Слово бьется, летит, трепещет...
Вот он! Твой улов, тишина...
О, как близко у сердца плещет
одиночества боль, волна.


***

Станет душа лепестком огня,
каплей дождя в вышине.
что же останется после меня
в прежней земной тишине?

Кельи моей серебристый овал,
шелесты слов, да крыл,
все, что когда-то ты мне сказал,
все, что ты мне простил.

Лиры останется долгий звук,
лиры, застывшей в углу,
жест к тебе устремленных рук,
через простор и мглу,

Кипа тетрадей, хранящих слов
влагу, холод, тепло,
веер страницы, обрывки снов,
все, что с тобой ушло,

Памяти светлой хрупкий сосуд,
розы увядшей обман,
и та страница, где Страшный Суд
нам описал Иоанн...


Бегство в Египет

Помнишь? Ангел туманом белел,
нас в небесах приютивший, –
надо исполнить, что он велел,
Ангел, во сне приходивший.

Тот, говоривший: «Встань и возьми
все, что дорого сердцу,
видишь, ночные взметнулись огни –
Ирод ищет Младенца.

Видишь, как преданно ждет у двери
ослик покорный и смирный,
Матерь и Сына возьми, и дары –
золото, ладан и смирну...

Я хочу, чтобы ты сохранил
сладость воспоминанья
там, где пустыня, где темен Нил,
на берегах изгнанья.

Здесь, в Вифлееме, вопли и плач,
дьявол раскинул сети,
здесь младенцев губит палач,
плачет Рахиль о детях.

Ты пережди, пережди беду.
я утолю сердца жажду.
Ирод умрет. Я к тебе приду,
в сон твой, с вестью, однажды.

Я скажу: отдохни от бед,
мира забудь пороки,
в светлый тихий иди Назарет,
как предрекли пророки.»


***

«Слушай, сердце, и жди – на коленях.»
Р.М.Рильке


О, еще я склоняюсь, служа,
слушай, сердце и жди – на коленях,
как стрела рвется к дали, дрожа,
обгоняя полет свой и пенье.

Надо снова превысить себя,
надо стать только звуком и словом,
как святые, в пустыне губя
жизнь, дождавшись Господнего зова.

Как и жизнь, смерть в начале трудна,
слушай, сердце, и жди – на коленях,
как рождает, дрожа, тишина
то ли весть, то ль ее дуновенье.

О, еще я склоняюсь... Зови,
увлекай до безумств, до полета.
Только знаю я, выше любви
есть в пространстве незримое что-то...

Как и смерть, жизнь в начале трудна,
в жизнь шагнем мы из облачной пены,
чтобы вечности влажной волна
набегала на нас постепенно.

О, еще я склоняюсь, губя
жизнь, дождавшись Господнего зова...
надо снова превысить себя,
надо стать только звуком и словом.


***

Если утром звезда
в омут озерный канет,
станет вином вода,
как в Галилейской Кане.

Звездной тоской шурша,
в душу вольется млечность.
станет водой душа,
словно источник вечный.

Слово поет об одном –
лишь о звезде в тумане,
станет вода вином,
как в Галилейской Кане.

Важен – закон простой,
внятен лепет бумажный,
слово станет водой,
что утоляет жажду.

Слово уйдет без следа
в дали воображенья,
станет звездой вода,
поймав ее отраженье.

К дали стремясь одной,
мысли одной я внемлю –
станет душа звездой,
если покинет землю.


***

Ветки мокрые бьются о тьму –
Только тьме этот шепот доверю.
Ворох капель в ладони возьму,
Серебром расплещу перед дверью,
Створки коей – подобие крыл –
Разлетятся, раскрывшись, сомкнутся...
Эту дверь ты однажды открыл,
Словно знал, наши тени сойдутся,
Образуя осеннюю тьму,
Распадаясь под утро росою,
Ворох капель в ладони возьму,
Обовьюсь виноградной лозою.
Кто послал нас в единственный путь?
Влажных сетей рисунок невнятен.
Если вспомнишь, то снова забудь,
Как листвы тлели желтые пятна
На асфальте... Дорога вела
В березняк, над прохладой озерной...
Что от жизни останется? Мгла,
Тени счастья, иль тени позора.
Только тени проходят чрез дверь,
Тени любят легко, без усилья.
В этот шепот единственный верь,
Верь, когда раскрываются крылья.
Это осень нас в дали ведет,
Пятна листьев, туманы в долинах,
Беспокойный ночной перелет,
В небесах тени тянутся клином,
Тени мокрые бьются о тьму,
Не бывает прозрачной преграда,
Тени капель в ладони возьму,
Обовью жизнь лозой виноградной.


Сентябрь

Цвет листвы с каждым днем горячей,
и участья и жалости просит.
Подбирается к сути вещей,
к первозданности прописей – осень.

С каждым днем ветра влажный порыв –
жажда снять откровение скобок.
Эту участь однажды открыв,
каждой осенью снова ты робок.

С каждым словом – слова горячей,
первозданнее строк силуэты...
Подбираются к сути вещей
каждой осенью ближе поэты.

Первозданный – ты снова ничей,
снова равен и небу и тверди.
С каждой жизнью душа горячей,
и прозрачнее – с каждою смертью.

Это знает увянувший лист,
чьи прожилки, как сети, уловят
ветра шорох и шепот, и свист,
все, что эхом останется в слове,

все, что ты открываешь, забыв,
что хранил эту мысль между скобок,
слова участь однажды открыв,
каждой осенью в слове – ты робок.

Ты касаешься сути вещей,
как листвы эта первая осень.
Слова свет с каждым днем горячей
и участья у совести просит...


ВОЛХВЫ

Галки взлетают все выше,
Чтобы на кронах уснуть...
Верно, волхвы уже вышли
В свой осторожный путь.
Снежной дороги каша,
Самая глушь зимы,
И не увидишь даже
Луч среди этой тьмы.
В худшее года время,
В холод волхвы пошли,
Царских подарков бремя
Над головой несли.
Мглою, по снежной пыли,
Прочь от Ирода, прочь,
К цели идти решили,
Без остановки, всю ночь,
Сквозь безлистные кущи,
Чтоб не застыть, не заснуть...
Пел чей-то голос в уши,
Что безрассуден путь –
Есть ли Господь на свете,
Иль человек один?..
Маги пришли на рассвете
В теплую мглу долин,
Где из-под мокрого снега
Остро пахла трава,
Луч у корчмы, как веха,
Гибкие дерева
Над Его колыбелью...
Поняли путники – здесь;
Ангела голос свирелью
Им подтвердил: Бог – есть!

____

Давно это, помнится, было,
Но если б послал кто-нибудь,
По грязи, по снежной пыли
Волхвы б устремились в путь,
По тающей острой кромке,
В морозную глушь зимы,
Надеясь увидеть ломкий,
Единственный Луч средь тьмы.