|
|
|
| Людмила Колодяжная. Пиши о том, что близко, пред глазами... |
|
| ИЗ КНИГ 2000 – 2001 гг. |
|
|
|
*** Слов твоих пало бремя – стрелочка отклонилась, остановилось время, время – остановилось... Слова сверкнула дверца , вскрикнула, затворилась... Остановилось сердце, сердце – остановилось... В полдня капле янтарной давние наши тени сближены благодарно – остановилось время. Слова уставшего бремя остановило речи, отодвигая время, освобождая – вечность... *** Смяв новогодний спелый снежок, время см'ело целый шажок сделало – к вечности, мой дружок. Мне за временем не поспеть, даже – бремя строки, как плеть, поднимая, подгоняя слова, чтоб петь, даже – на цыпочки в рост вставая, вечности – не увидеть хвост, пересекающий пространства холст, оставляющий колею-след – слепок будущих моих лет, образ кружащих надо мной бед. Новогодний рыжий снежок – упруг... Время ближе на год, на круг стало – к вечности, слышишь, друг... *** В слове моем – твой взгляд, в дней лабиринте – вожатый, времени медленный яд, сквозь страницу отжатый... Слова эфирная высь – вздохам откликнется нашим, слова рискует абрис вырасти бережной чашей, слепком отмеренных лет, в выси обвитых кромкой, чтобы за днями вслед облако плыло котомкой, той, что не скинуть с плеч, не приложив усилья – чтобы нам облако влечь, словно ангелу – крылья... В слове твоем – мой взгляд далью-путем двоится – вечности быстрый яд, выжатый на страницу... *** Голоса вешний клин данью пространству кинь, от чистых уст – в пустоту... По тающему мосту, по поющей тропе – шла бы и шла – к тебе... В высь, по канату скользя, тайно, с молитвой, мысленно, для равновесья неся гибкое коромысло с чашами дней, чтоб путь мой – пред твоим – поникнул... Только б, какой-нибудь голос другой – не окликнул... *** Солнца гнездо в ветвях Богом для ангелов свито... Снежный убогий прах скроет то, что забыто – сбито, словно венец над распятием жизни, чтобы душа- птенец, к новой спеша отчизне, стыла, словно вода, в новом притихнув русле, вспыхнула, как звезда, прежде мерцавшая тускло, чтобы, забыв едва жизни прилив, волненье, вспомнил ливни- слова, павшие – на колени... Чтобы, восстав в устах, слово стало защитой... Логово солнца в ветвях – Богом для ангелов свито... *** Кто замечает? Ты, да я – что сбиты – плиты бытия... Все реже свежие зарубки – цветенье пижмы, тень голубки, скат облака, закат карминный, враз – покрас- невшая рябина... Она, опережая время, несет пожара цвет, как бремя, грозит, горюя, укоряя, что осень близится вторая, листвою полыхая чаще... О первой – мы вздыхаем – слаще... К Благовещению Урок высокий, минутный тает – книгу Пророка Дева читает. Строка, как древо слова раскинет – «Во чрево Дева Бога приимет...» Рука послушно листы листает, слова воздушны во снах Исайи, слова гор'ячи, чтоб Весть не стыла в устах – летящего Гавриила, чтобы – чуть слышно, листая устало, Дева услышала то, что читала... *** Мысли бесспорной разделим бремя – поровну, пополам – бремя неровных строк – о том, что мы обронили время, дарованное нам – вечности день-кусок, выронили, как нить, и вместе уже не быть... Лишь моя, как чужая, душа – облетая планеты шар, медлит между чужими душами, ночами, когда потушены дней огарки, когда утих прибой на твоем берегу, когда меж облаками шаркая, тенью бегу, облаком, за тобой... *** Речь растраченных встреч – звуков рой на краю то ли света того, то ль отвергнутой яви, речь – похожа на ту, что прорвется в раю, где закроется все, что довлеет и давит, где сквозь резкую сеть, зорких звезд решето просочится, промчится, преломится в призме, неизменным лучом – там – осветится то, что во прах расплелось в горсти горестной жизни, что живою водой, днями-роем струясь, в дни-ладони ушло, что впиталось бесследно, речь-ручей, сквозь него ты проходишь, смеясь, лепту плача внеся, дань посильную бедным, благодарно вернув дни, как вещи в тиши, жизнь неся, как дитя, в колыбели вселенной, в горсти – горестный прах, ту частицу души, что истоком чиста, льном-покровом нетленна. *** «Что ищет он в краю далеком?» М. Лермонтов Тетради трудная ладья, страницы одинокий парус, кленовой палубой летя, клонясь – клянусь, склоняясь – каюсь. В грядущем ждут дороги две, двух мыслей слышится сближенье, пригубленный слабеет свет, там, где страшней – Преображенье. Собьется неба нимб клубком, гол'убя блик... Его ли ищет страницы парус, в голубом покое каясь, в келье нищей... *** Строка над страницей спадает, как птичье перо поутру – так я, о себе гадая, с распадом рассвета – умру, став точкой на прочном небе, с последним: о «хлебе днесь даждь...» – на воске расплавится жребий, с тетрадей сойдет карандаш, и жалобой простоволосой, как Дельи послушный полет, заглохнет, как нить, отголосок задумчиво смётанных лет... В разрывах, в рассветном угаре, мелькнут имена, словно дар – родные – Иван, да Марья, да Анна, да – Александр... *** Луч – добыча облака – осмелится кольцами окутываться вчерне, линиями, что узлом вечерним ласточка нанизывает т'ельцем пепельным, взлетая выше, выше, полукружий связывая дольки, чтобы Бог запомнил вскрик недолгий – чтобы Бог заметил, да услышал... Ласточка арканит гласом-петлей ветра лепесток, под вечер – свежий, то, спускаясь, свой же путь подрежет, то, касаясь высоты – помедлит, чтоб слова, столкнувшись, не узнали той печали, что стоит за криком, чтоб качнувшись, строки каждым пиком – с линией небесной совпадали... |