Людмила Колодяжная.  Пиши о том, что близко, пред глазами...
ИЗ КНИГ 2002 – 2003 гг.


Пред иконой стоишь со свечою


***

Пред иконой стоишь
со свечою,
на земле – себе не нужна,

но отмечена лишь
мечтою,
рядом с жизнью, что сожжена.

Ты обиду простишь
вчерашнюю,
деревянный целуя оклад,

на икону глядишь
бесстрашно,
Богородицы встретив взгляд.

Словно взгляд
Ее повторяя,
пред распятьем стоишь до зари,

на пол капли
воска роняя,
тоже – светишься изнутри...

Но когда
молитвы пропеты,
по растущей уходишь тропе,

вспоминая – всегда,
до рассвета,
кто-то молится – о тебе...


***

Преображенья зрел
час, как в ночи свеча,
чтоб каждый луч успел
вспыхнуть от друга-луча,

чтоб каждый луч-штрих
в нишу-жилку попал,
чтоб на иконе затих
чертой, что провел Феофан,

чтоб каждый луч держал
фрески блеск на века,
чтоб каждый луч бежал
пред тенью ученика,

которого Феофан
простер пред Господом ниц
(Иаков, Петр, Иоанн)
так, что овалы лиц

навечно освещены
в Преображенья час –
час ночной тишины,
зреющей, как свеча...


Благовестный держа цветок

Нить строки тяну поперечную,
как основа льются лучи,
продеваю, словам не перечу,
даже если речь не звучит...

Непостижен еще рисунок,
вот, он светится, вот – погас,
тени лунные, профиль юный
ангела – обручившего нас...

Строки рвутся, чтоб снова сплесть их,
в выси связываю узелок,
чтоб ож'ил Приносящий вести –
Благовестный держа цветок.

Чтобы я над цветком склонилась,
чтоб строка что еще слаба,
как ответный вздох засветилась
на устах: «Се, Твоя раба...»


Успенья Твоего земля

На части две быль разделя –
небесную, земную – знаю,

Успенья Твоего земля
там, где иконы даль резная.

Я перед ней в мольбе, без слов,
в день грустный августа склоняюсь,

считая, скольких облаков
апостольских расправлен парус,

там, где спешит за братом брат
из разных стран, земель и весей –

небесный счет земных утрат,
пытаясь разгадать и взвесить

в тот час, когда колокола
к рыданью перешли от пенья,

когда с земли слетела мгла,
смущенная лучом Успенья,

когда стал ангела высок –
склоненный к Деве стан лучистый,

когда остался поясок
в цветах, во гробе – от Пречистой...


К Покрову

Позову – молитвою без слов,
ты откликнешься – горячей речью.

Снежной скатертью падет Покров
на просторный стол короткой встречи.

Глянец окон. Взглянем, даль деля,
облако чуть сдвинет – вечный ветер.

Вздрогнем – как бела уже земля,
розовых берез развиты ветви.

Ангел чуть качнется на часах,
словно воин, вставший за околицей,

и пройдет в раскрытых небесах
по горящей кромке – Богородица.

Ты возьмешь Минеи, иль Триодь,
и тропарь откроешь: глас четвертый.

Кратким гимном отзовется свод,
и скользнет к ладоням Плат простертый.


Христос и Иоанн

В той опустелой келье
облака рос туман,
крылья дверей запели,
пал пред Христом Иоанн.

Преображенный странник
переступил порог,
не различить в тумане –
брат ли, учитель, Бог...

В свете утреннем скудном
встал Открывающий путь,
Иоанновы кудри
перетекли на грудь,

переплетались с речью,
полнящей пустоту,
крыльями пали на плечи
Иоанновы руки – Христу,

застыли тенью нерезкой
над туманным плечом,
облаком стали, фреской,
вспыхнувшей под лучом.


***

«Что говорю вам в темноте,
говорите при свете...»
От Мтф., гл. 10


В днях, обвитых лентой оков
победно-шумящих лет,
ты – видишься в тоге учеников,
идущих Ему во след,

в дорогу берущих пустую суму,
без золота, без серебра,
в дорогу, ведущую через тьму
по заповедям добра,

где, словно агнец ты, средь волков,
кротчайший голубь средь птиц,
ты – в грустной горстке учеников,
а я – в толпе учениц...

И все, что Он сказал в темноте,
при свете ты повторишь,
строка твоя подобна черте
над пропастью, где стоишь.

И я уже счет теряю годам,
где свет твой сквозь бытие
мне светит... Душу свою отдам,
чтоб вновь обрести ее.

Развернуты мысли твои в слова,
но взглядом о них скажи,
и я пройду с тобой поприща два –
до самой смертной межи.