Оптина Пустынь и ее Великие Старцы


Старец Макарий

     Старец иеросхимонах Макарий - в миру Михаил Николаевич Иванов - родился в дворянской семье, отличавшейся благочестием, 20-го ноября 1788-го года. Жили они в окрестностях Калуги в очень красивом месте близ Лаврентиева монастыря, из которого ежедневно доносился звон колоколов, созывавших иноков к молитве. Пяти лет остался он без горячо любившей его матери, которая чувствовала, что из него выйдет что-нибудь необыкновенное. Из-за болезни матери семья меняла место жительства. Школу он окончил в городе Карачеве, а уже в 14-м году поступил на службу бухгалтера, с чем отлично справлялся, обратив на себя внимание. Но жил своим миром. Много читал, ища разрешения важнейших вопросов ума и сердца. Любил музыку, отлично играл на скрипке. На 24-м году жизни, уже после смерти отца, вышел в отставку и поселился в деревне. Управлял хозяйством плохо. Однажды мужики покрали множество гречихи. Михаил их долго вразумлял, ссылаясь на Св Писание. В результате мужики пали на колени в искреннем раскаянии, на посрамление его родным, которые над ним смеялись. Была сделана попытка его женить, но т.к. и лицом он был некрасив и косноязычен, да и не имел к этому стремления - так это и осталось. Зарылся в духовные книги и изредка выходил в столярную и работал там до усталости, покоряя юную плоть духу.
     В 1810 г. отправился на богомолье в Площанскую Пустынь, да там и остался, послав братьям отречение от имения. Тут он под руководством Арсения - ученика Паисия Величковского, получил правильное начальное направление, обучился церковному уставу и нотному пению. Помогал в письмоводстве. В 1815 г. был пострижен в мантию с именем Макария. В 1824 г. впервые побывал в Оптиной. В следующем году умирает его старец, и Макария назначают духовником Севского девичьего монастыря. Так началась его духовническая деятельность. Трудно ему было без его учителя, но вскоре в ответ на его молитвы в его обитель приезжает со своими учениками о. Леонид. Таким образом о. Маракий приобрел себе вновь руководителя. Вскоре о. Леонид был отправлен в Оптину. Шла переписка, окончившаяся переездом о. Макария в Оптину, что стоило немалых затруднений.
     О. Макарий оставался при о. Леониде (Льве) до самой смерти последнего. От о. Леонида учился о. Макарий с большой любовью относиться ко всем приходящим убогим и страждущим физически и духовно, целить их недуги, и не гнушаться ничем, кроме греха. Старец нередко прозревал, где кроется что недоброе, обличал, но потом обдавал таким любовным теплом, что запоминалась радость обретения чистой совести.
     О. Макарий был более мягкого склада души, чем о. Леонид, исключительно скромный. Вместе с о. Леонидом они "вынянчили" великого старца Амвросия. По смерти о. Леонида вся тяжесть духовного руководства легла на о. Макария. Тихая радость о Господе никогда не покидала его.
     Старец был огромного роста, с лицом некрасивым, со следами оспы, но белым, светлым, взгляд был тих и полон смирения. Нрав его был чрезвычайно живой и подвижной. Память прекрасная: после первой исповеди на всю жизнь запоминал он человека. Но косноязычие и нехватка дыхания при разговоре - смущало его всю жизнь. Одет был всегда бедно. Зато был прозорлив: первый раз видя человека, называл его иногда по имени, прежде чем тот представлялся. Отвечал иногда на письменные вопросы, прежде их получения, т.ч. писавший получал ответное письмо, час тому назад посланное. Жизнь старца была полна попечений пастырских и по благоустроении. В церкви им было установлено пение киевского распева, введена должность канонарха, плавное чтение и пение на "подобны". Сам о. Макарий хотя и был иеромонахом, но не служил, главным образом по своему смирению, но зато часто певал с усердием и со слезами. Особенно любил он "Чертог Твой". 20 лет провел старец в своей скромной келье, состоявшей из приемной и маленькой спальни, в которой мебель состояла из узенькой койки, письменного стола, аккуратно покрытого стопками писем для ответа, духовными журналами и святоотеческими книгами, и креслом с подушкой. В восточном углу среди икон была особочтимая икона Владимирской Божией Матери с неугасимой лампадой и вместо аналоя деревянный треугольник для совершения правила, с Евангелием и другими книгами. Стены были увешаны видами монастырей и портретами подвижников. Все свидетельствовало о его тайных воздыханиях и о духе, отрекшемся от уделов земли. Тут он проводил частые бессонные ночи и вставал на правило при ударе скитского колокола в 2 часа утра; часто сам будил своих келейников. Прочитывали: утренние молитвы, 12 псалмов, 1-й час, Богородичный канон с акафистом. Ирмосы пел он сам. В шесть часов ему вычитывали "часы с изобразительными", и он выпивал одну - две чашки чаю. Затем он принимал посетителей. Женщин принимал за вратами скита в особой келье. Тут внимал он горю людскому. У него явно был дар духовного рассуждения, а также сила смирения и любви, что делало его слово особенно властным. После беседы с ним люди обновлялись. Помазуя людей маслом из своей неугасимой лампады, он приносил великую пользу больным. Исцеления были немалочисленные. Особенно часто были исцеления бесноватых.
     В 11 часов звонили к трапезе, и старец туда шел, после чего отдыхал, а затем опять принимал посетителей. В 2 часа старец, с костылем в одной руке и четками в другой, шел в гостиницу, где его ожидали сотни народа, каждый со своими нуждами, духовными и житейскими. Всех он с любовью выслушивал: одних вразумлял, других возводил из рва отчаяния. Измученный, едва переводя дыхание, возвращался он с ежедневного подвига. Время приходило слушать правило, состоявшее из 9-го часа, кафизм с молитвой и канона Ангелу Хранителю. Звонили к вечерней трапезе. Иногда ее ему приносили. Но и в это время он принимал монастырскую и скитскую братию. Часто он сам заходил в келий и всегда вовремя, оставляя после себя успокоение и веселие. Он же давал послушание: чтение святоотеческих книг, назначая это по мере духовного возраста каждого. Праздности не терпел. Завел он поэтому в скиту рукоделия: токарное, переплетное и др. Каждый из братии знал и чувствовал, что бремя его трудов и скорбей разделяется любвеобильным и мудрым отцом, и это облегчало иноческую жизнь.
     Заканчивая день, выслушивали правило: малое повечерие, молитвы на сон грядущим, две главы Апостола, одну Евангелия, потом краткое исповедание, старец благословлял и отпускал. Бывало уже поздно. Старец входил в свою келию. Тело ныло от изнеможения, а сердце от впечатлений обильно открывшегося человеческого страдания. Глаза орошались слезами... а на столе лежала кипа писем, требующих ответа. Он садился и писал. Когда тухла свеча, старец вставал на молитву. Молитва в нем не прекращалась, будь он в многолюдстве, за трапезой, в беседе или в тиши ночи. Она источала елей его смиренномудрия.
     Помимо всего этого о. Макарию принадлежит неоценимая заслуга и подвиг в издании святоотеческой литературы. Для этого дела он жертвовал своим кратким отдыхом. Эта работа объединила вокруг себя духовно устремленные интелектуальные силы, но все эти лица помимо литературных отношений, пользовались и духовным руководством старца, а впоследствии его восприемников.
     Время своей смерти старец предсказал. За неделю до кончины его соборовали. Уже тяжело больной, он прощался, раздавал свои вещи, наставлял. Народ стекался хоть через окно посмотреть на него. Около полуночи старец потребовал к себе духовника и после получасовой беседы с ним, попросил читать отходную. - "Слава Тебе, Царю мой и Боже мой!" - восклицал старец при чтении отходной, - "Матерь Божия, помози мне!" Ночь была очень тяжелой, но и тут через пожатие рук, благословение, и взглядами - выражал он свою благодарность ухаживающим за ним. В 6 часов утра он приобщился Св. Христовых Тайн в полном сознании и умилении, а через час, на 9-ой песни канона на разлучении души от тела - великий старец Макарий тихо и безболезненно отошел ко Господу в Чертог Небесный. Это было 7-го сентября 1860-го года.