|
![]()
Глава III
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА.
(1914-1917 гг.)
Первая Мировая война застала меня на 4 курсе МВТУ. Газеты публиковали патриотические статьи и призывы. Мне пришла в голову мысль: впоследствии, когда у меня будет семья, у меня спросят дети: «Что ты сделал для защиты Отечества?». Так был решен вопрос о немедленном добровольном поступлении в армию.
Были и другие мотивы, способствовавшие принятию этого решения, но теперь, спустя много лет, я вижу в этом Промысел Божий, который на 8 лет вывел меня из стен училища, чтобы вновь вернуть в него, но уже совершенно другим человеком. Вышел Савл, вернулся Павел...
Из послужного списка
поручика Николая Пестова.
Составлен октября 26 дня 1917 года
1 октября 1914 года поступил в Алексеевское военное училище на правах вольноопределяющегося 1-го разряда юнкером рядового звания.
...Приведен к присяге на верность службы 17 октября 1914 г.
...Унтер-офицер — 5 декабря...
...Младшим портупеи юнкером — 14 декабря.
...Старшим портупеи юнкером — 23 декабря.
...По окончании курса в училище по 1-му разряду Высочайшим приказом, состоявшимся в первый день февраля месяца 1915 года, произведен в прапорщики с назначением в 56 пехотный запасной батальон (Самогитского полка)...
...Прибыл и зачислен в списки 56 пехотного запасного батальона и 6 роты младшим офицером 6 февраля 1915 г.
![]()
Моя служба в 56-м батальоне проходила довольно спокойно. Офицеры батальона в основном несли караульную службу на различных объектах Москвы. За полгода моей службы в Москве мне пришлось около 10 раз стоять на карауле в Кремле. Мой пост находился на втором этаже Большого Кремлевского Дворца. Дважды видел императора Николая II. Первый раз встреча с императором произошла на Манеже во время строевого смотра. Николай II был одет в офицерскую форму, поверх которой была накинута белая бурка, на голове папаха. Лицо царя было строгое, взгляд задумчивый и грустный. Он молча прошел мимо нас в сопровождении свиты, а когда прозвучала команда «вольно», он подошел к строю и стал беседовать с некоторыми офицерами и солдатами.
Вторая моя встреча с ним произошла в момент несения караула в Кремле. Дверь, возле которой я стоял, внезапно отворилась, и я увидел императора. Я отдал честь и встал по стойке «смирно». Император молча посмотрел на меня невидящим тяжелым взглядом и быстро удалился по коридору, покачивая головой и нервно потирая руки. Провожая его взглядом, я почувствовал, что мои колени дрожат...
В этот период я с радостью вспоминаю мою встречу с основательницей Марфо-Мариинской обители — Великой княгиней Елизаветой Федоровной. Она имела обычай посещать приюты и лазареты с раненными на войне воинами.
Я был обязан ее встретить с обычным рапортом, как дежурный офицер по казармам, в которых было и отделение (лазарет) для раненых воинов. Ее облик и кроткий взгляд оставили в моей душе неизгладимое впечатление простоты, скромности и радушия.
Прапорщик Н.Е. Пестов 1915 г.
Рассказывают про один случай, когда она посетила один приют с девчурками четырех-пяти лет.
Заведующая приютом накануне предупредила девочек: «Завтра к нам приедет Великая княгиня. Когда она войдет в зал, то вы кричите: «Здравствуйте». И целуйте ручку. Поняли?» — «Поняли», — хором отвечали девочки.
Приезжает княгиня и входит в зал, где были собраны принаряженные девочки. Те бросаются к ней навстречу и хором кричат: «Здравствуйте и целуйте ручку», — и протягивают ей свои ручонки. Улыбнулась княгиня и перецеловала у всех девочек их ручки.
«Что мне теперь будет?» — думала начальница приюта. Но на другой день приехал автомобиль, нагруженный игрушками по числу девочек.
Фронт
«При нанесении контрудара 22 апреля 1915 года у Ипра немцы впервые применили отравляющее вещество, предприняв газобаллонную атаку с использованием хлора. Было отравлено 15 тысяч человек, из которых 5 тысяч умерло. После этого отравляющие вещества начали применять обе воюющие стороны» [6].
В середине августа 1915 года в наш батальон пришло с фронта распоряжение: прислать офицера, хорошо знакомого с химией.
Так, приказом № 264 от 19 августа 1915 года я был переведен на службу в Ригу, в 4-й Осадный артиллерийский полк, куда и прибыл 21 августа.
Кампания 1915 года, в которой я принимал участие, ознаменовалась появлением нового средства борьбы — отравляющих веществ. Применение этих средств потребовало создания противогазов и организации противохимической защиты.
Основным родом войск в армии всех государств в Первой Мировой войне была пехота. В сухопутные силы входили кавалерия и артиллерия. Специальные войска имели весьма незначительный удельный вес (около 2%). Прибыв на фронт, я был «зачислен в прикомандированные и начальником химлаборатории парка 21 августа 1915 года» [7].
...Вся химзащита наших войск на нашем участке фронта была возложена на нашу лабораторию. В наши обязанности входило проверять у солдат личные средства химзащиты и учить ими пользоваться. В армии в то время стали впервые вводиться противогазы.
К счастью, по данным нашей разведки, немцы не собирались использовать на нашем участке фронта ОВ (газы). Но, тем не менее, возможность такого применения наше командование не исключало. У нас тоже имелись некоторые запасы ОВ.
К моменту моего приезда на фронт наши войска вели изнурительные позиционные бои. На участке фронта, занимаемом дивизией, в которую входил и наш полк, были отрыты две-три сплошные траншеи вдоль берега реки с замаскированными пулеметными точками. Проволочных заграждений не было, так как демаркационной линией служила река Западная Двина.
«Кампания 1915 года оказалась характерной усиленными поисками средств и способов преодоления позиционной обороны. В связи с этим бурно развивалась артиллерия как главная основная сила сухопутных войск. Продолжительность артиллерийских подготовок в отдельных операциях составляла несколько суток...» [8].
Не имея достаточного боевого опыта, я в первый же месяц пребывания на фронте при артподготовке получил сильную слуховую контузию. Опытные артиллеристы при выстреле орудия открывали рот и отскакивали от орудия. Я этого не сделал. Через полчаса стрельбы из левого уха у меня пошла кровь, а в голове звенели тысячи колоколов. Ухо мне залечили через несколько дней; звон в голове ослабел, но остался на всю жизнь. Я к нему уже так привык, что почти не замечаю его. Усиливается он, лишь когда я чрезмерно устаю или сильно волнуюсь...
За время моего пребывания на Рижских позициях мне пришлось пережить две опасности и одну серьезную неприятность. Изредка немецкие самолеты пролетали над нашими позициями и сбрасывали бомбы. В октябре 1915 года я по заданию командования выехал на станцию Исекюль в 30 км от Риги по железной дороге.
Около самой станции лежала неразорвавшаяся бомба, сброшенная с немецкого аэроплана. Я поехал туда на грузовом автомобиле.
Около самой станции в земле торчала головка немецкой бомбы, наполовину зарывшаяся в землю. Сверху бомбы на ее оси находилось взрывное устройство, кончавшееся пропеллером. Очевидно, он не успел раскрутиться настолько, чтобы нижний конец штифта коснулся взрывного капсюля.
Подрыв землю около бомбы, я ее осторожно наклонил и придал ей горизонтальное положение для большей безопасности. Вопрос был в том, насколько близко конец штифта находился от поверхности взрывного капсюля. При тряске штифт мог бы коснуться капсюля, и произошел бы взрыв. А мне нужно было возвращаться на грузовом автомобиле по тряской осенней дороге. Я взял ее на руки горизонтально, как маленького ребенка, отнес ее в машину и занял место рядом с шофером, держа ее в своих руках.
Очевидно, пропеллер не успел раскрутиться достаточно глубоко. Но вопрос был в том, не коснется ли штифт капсюля пропеллера взрывного устройства.
К счастью, этого не случилось, и я привез бомбу в казарму, где ее заперли в отдельном помещении.
Вернувшийся из командировки пиротехник на другой день благополучно вывинтил взрывную головку из тротиловой бомбы.
Весом бомба была примерно около 12-15 кг.
Из воспоминаний Зои Вениаминовны
Эту бомбу, уже без взрывчатки, Николай Евграфович привез домой в Нижний Новгород, а затем в Москву. Во время обыска и моего ареста в 1930 году один из сотрудников ГПУ, производивших обыск, увидел эту бомбу в подвале (она служила нам гнетом) и закричал страшным голосом: «Смотрите! Бомба! Вот она где, контра!..». На это Николай Евграфович спокойно ответил: «Будьте спокойны, товарищи, ведь это бомба без взрывателя и взрывчатки и опасности не представляет! Это память с первой мировой войны!». «Ну, ладно, — сказал начальник, производивший обыск, — тогда сами полезайте за ней. Мы все-таки впишем ее в протокол, а там разберутся...».
И бомбу изъяли.
Очевидно, там (в ГПУ) действительно разобрались, так как больше о бомбе никто не вспоминал.
* * *
Благополучно я избежал и другую опасность. Кусты и деревья по берегу реки скрывали наши позиции от немцев, находившихся на другом берегу. Как-то, вскоре после приезда в Ригу, я решился сам побывать на линии фронта.
Проехав на лошади около 2-х километров от города, я подъехал к линии фронта. Берег реки здесь был покрыт низкими кустами и деревьями. Я слез с лошади и стал подходить к месту, где кончалась зелень. На другой стороне реки были немецкие позиции. В это время на фронте было затишье.
Вижу, что несколько наших солдат выходят из кустарника к обрыву у реки. Я тоже вышел за ними из зелени, чтобы поближе рассмотреть линию немецкого фронта. Я спросил одного солдата: «Не опасно ли здесь ходить?». «Ничего, — отвечал мне солдат, — мы тут еще свободно ходим».
Вдруг я увидел другого солдата, который остановился в недоумении. Оказалось, что у него во рту пропал конец папиросы... Ее выбила изо рта пуля немецкого снайпера. Поняв это, я поспешно скрылся в прибрежных кустах.
Из послужного списка
Назначен временно командующим парком 22 декабря 1915 по 7 июля 1916 г.
...Высочайшим приказом 29 декабря 1915 г. произведен в подпоручики...
В январе 1916 года мне был предоставлен кратковременный отпуск с сохранением содержания, и я поехал в Нижний.
Из воспоминаний Нины Сергеевны Кусковой
Когда Николай вернулся в Нижний, то все просто ахнули, увидев стройного, подтянутого молодого офицера. Его глаза горели огнем и молодой удалью. «Военная форма ему очень идет», — в один голос заявили родственники. Необыкновенная тактичность, вежливость и общительность делали его желанным гостем в любой компании. «Наш душка офицер», — называли его мать и сестры.
В этом году (1916) в феврале состоялась свадьба Николая Евграфовича. Его женой стала дочь присяжного поверенного Руфина Дьячкова. Сам Дьячков вел коммерческие дела у купца Башкирова, родственника Николая Евграфовича. Молодые люди были дружны еще с довоенной поры, когда, будучи студентами, встречались на даче в Крестах.
Руфина Дьячкова представляла из себя типичный пример передовой эмансипированной женщины начала века. Хорошее образование — она знала языки и превосходно играла на фортепиано, уменье красиво и со вкусом модно одеться заметно выделяли ее из окружавших подруг и друзей. Среднего роста, изящная, с тонкими чертами лица, немного экзальтированная, она пользовалась вниманием молодых людей и имела «успех в обществе», как тогда говорили.
В гостиной Дьячковых часто устраивались вечеринки, где можно было встретить представителей самых разнообразных слоев нижегородского общества. Здесь были и чиновники, и военные, студенты и курсисты, революционеры различных направлений и толков. За картами и рюмкой вина велись разговоры о войне, ругали царя с царицей и «всесильным» Распутиным, обсуждали и читали запрещенную литературу и строили планы на «светлое будущее» России.
Подпоручик Н.Е. Пестов 1915 г.
«Господа, прошу любить и жаловать, подпоручик Пестов из действующей армии», — такими словами представил хозяин дома Николая Евграфовича собравшейся компании. Многие, в том числе и Руфина, были знакомы с Николаем еще до войны, другие познакомились только что, но он сразу же завоевал всеобщее внимание и симпатии. Если Руфина была лидером женской половины общества, то подпоручик Пестов возглавлял мужское общество в гостиной Дьячковых. Сближение между молодыми людьми было искренним, и на святках 1916 года Николай сделал Руфине предложение. Руфина дала согласие на брак...
После венца молодые поселились у тестя на Больничной улице.
* * *
В середине февраля (согласно послужному списку 14 февраля) подпоручик И. Пестов отбыл в Ригу в свой полк. Руфина осталась с отцом в Нижнем Новгороде. Прекрасная пианистка, она давала частные уроки по фортепиано для девушек из дворянских и купеческих семей.
В кампании 1916 года 12-я армия под командованием генерала Д.П. Парского, в которую входил и наш 4-й осадный полк, активного участия не принимала...
«В общем наступлении русских войск роль Северного фронта была ограничена организацией демонстративных действий и обеспечением правого крыла Западного фронта» [9].
В этом году Бог спас меня от одной серьезной неприятности.
Со взводом солдат я занимался приготовлением дымовых «вспышек». Они были нужны, когда стреляли орудия наших батарей. Дымок при выстреле открывал место нашего орудия.
Чтобы обмануть немцев, при выстреле в отдалении одновременно зажигалась дымовая «вспышка». Я приготовлял их в виде картонных трубок, набитых опилками с небольшой примесью пороха.
Чтобы было удобно быстро их взрывать, я приобрел в рижском галантерейном магазине большой клубок пироксилиновых ниток. С их помощью раньше в церквах зажигались верхние люстры со свечами. Огонек по шнуру перебегал от свечки к свечке, и вся люстра зажигалась. Как будто бы этот клубок был совсем не опасным товаром. Но я через него чуть-чуть не был отдан под военный суд.
«Вспышки» мы готовили в одном из помещений казарм. Там же стоял и бочонок с черным порохом.
В нерабочее время комната запиралась. Я следил за тем, чтобы бочонок с порохом без меня не открывался. А на товар из галантерейного магазина — клубок шнурка — я не обращал внимания.
В одно утро, когда мы должны были готовить «вспышки», солдаты пришли в эту комнату раньше меня. Пироксилиновый клубок лежал на столе. Ожидая меня, один из глуповатых солдат ткнул курящейся папиросой в клубок шнура. Очень сильная огневая вспышка, подобная взрыву, сильно обожгла лицо этого солдата. На мое счастье, у него сохранились глаза, но все лицо получило очень сильный ожог, от которого он потом долго лечился. Поскольку глаза у солдата •стались целы, командир полка, пожалев меня, замял это дело, и меня не отдали под суд за непредусмотрительность.
Умеренные боевые действия на нашем фронте оставляли много свободного времени. Это время я старался использовать с пользой для своего образования. Познакомился в Риге с преподавательницей немецкого языка Элизабет Лаубе и дважды в неделю брал у нее уроки немецкого. Самостоятельно изучал французский язык и через год-два мог свободно читать художественную, а затем и научную литературу на этих языках.
Нравственное состояние моей души в то время оставляло желать лучшего. Часто, вечерами, в офицерском клубе устраивались различные встречи с сослуживцами по полку, отмечались различные даты (царские дни, большие праздники, дни Ангела начальства и т.д.), которые обычно сопровождались обильными возлияниями и игрой в карты. К вину я был, к своему счастью, абсолютно равнодушным. В карты играть любил, но никогда «не терял головы». Играл трезво и рассудительно. В нашем полку в то время был очень хороший и добрый офицер Н. Ветров, с которым я был в дружеских отношениях. С ним произошла очень трагичная банальная история — проиграл в карты казенные деньги и застрелился. На меня это произвело столь сильное впечатление, что к карточному столу я больше не приближался.
Из послужного списка
Приказом по 12 армии 8 марта 1916 года за № 280 за отлично-усердную службу и труды, понесенные во время военных действий, награжден орденом Св. Станислава III степени.
С 9 августа по 10 сентября 1916 года и с 25 мая по 11 июня 1917 года находился в кратковременных отпусках с сохранением содержания.
11 сентября 1916 года назначен начальником огнестрельных припасов...
24 апреля 1917 года — сдал отделение огнестрельных припасов и вступил в должность начальника электроосветительной команды...
1 августа 1917 года — назначен адъютантом полка. 2 сентября 1917 года на основании приказа № 681 произведен в поручики...
10 октября 1917 г. — сдал должность адъютанта полка. Назначен начальником прожекторной команды с оставлением в штабе полка помощником командира полка по строевой части.
21 октября 1917 г. — назначен заведующим гаражом с исполнением своих прямых обязанностей.
В феврале 1917 года вспыхнула революция. Фронт дрогнул, и началось сплошное отступление наших войск. Не помогли и «батальоны смерти», или «ударные батальоны». Эти батальоны были образованы Керенским летом 1917 года с тем, чтобы «героическим» примером они могли поднять дисциплину и укрепить боевой дух армии.
20 августа 1917 года наши войска оставили г. Ригу.
Я был тогда адъютантом полка и в автомобиле с генералом — командиром полка — выехал в г. Лугу (Псковской области).
|
