Глава XV
ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ. НАЧАЛО РАБОТЫ НАД БОГОСЛОВСКИМИ ТРУДАМИ
«Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься?
Уповай на Бога: ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего, и Бога моего».
(Псалом 41, ст. 6).
После войны я продолжал работать в МИЭИ и по совместительству работал в НИУФ, прервав эту работу за несколько лет до выхода на пенсию.
Сведения о работе
...Всего по списку научных работ, статей, фондовых трудов в НИУФ и монографий числится с 1926 года по 1952 год 182 названия и зарегистрировано 4 патента и авторских свидетельства.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 октября 1953 года за выслугу лет и безупречную работу в числе работников науки высших учебных заведений г. Москвы Николай Евграфович был награжден орденом Ленина.
Награда вручена за № 241007.
Орден Ленина мне вручали в Кремле в Президиуме Верховного Совета СССР. Меня заранее информировали о дне вручения ордена и выдали специальный пропуск для входа в Кремль. В то время Кремль для посещений и осмотра был закрыт. Группе награжденных научных работников из различных организаций после церемонии награждения была предоставлена возможность осмотреть Кремль и посетить его соборы. В сопровождении кремлевских сотрудников мы заходили в соборы Кремля, и нам читалась краткая лекция по истории. Заходим в Успенский собор. Идем вдоль стен собора, любуясь его величественными фресками. Перед нами возникает чугунный шатер над могилой священномученика Патриарха Гермогена.
Впереди меня, в двух-трех шагах, идут двое из награжденных. Вдруг один из них останавливается и громко говорит:
— Какой запах! Откуда такой аромат?!
Еще шаг, и я ощущаю неземное благоухание, струящееся от раки с мощами Святителя Гермогена.
Все остановились в недоумении.
— Товарищи, проходите дальше, у нас время ограничено, — торопит экскурсовод.
Некоторые обращаются к нему с вопросом объяснить происхождение этого благоухания. Но он отвечает, что ничего не чувствует, так как часто приходится здесь бывать... Возможно, уже привык... А, скорее всего, запах издает кипарисовое дерево и смола... (Какая? Где? Ответа нет...).
Из воспоминаний дочери
К концу военных лет Николай Евграфович перестал скрывать свои убеждения. Все стены своего кабинета он завесил иконами и религиозными картинами (репродукциями) Васнецова и Нестерова. Папа снова ходил в храм и не боялся встретить там своих сослуживцев или студентов. Однажды он увидел, как причащалась девушка — его студентка. Сходя с амвона, она встретилась с ним глазами и смутилась. Но профессор приветливо подал ей просфору и поздравил с принятием Святых Тайн.
Студенты любили профессора Пестова. Он не заставлял их зазубривать формулы, не боролся со шпаргалками, поэтому у него ими никто не пользовался. На экзамены и зачеты он разрешал студентам приносить с собой и иметь открыто на столе какие угодно учебники, тетради и записи. «Только б они смогли справиться с поставленной перед ними задачей, — говорил отец, — а эти учебники и тетради они смогут всегда иметь при себе в жизни, так зачем же помнить что-то наизусть?».
Двоек Николай Евграфович не ставил, а просил подготовиться и прийти на экзамен еще раз. «Я не хочу лишать кого-либо стипендии», — говорил он.
Первые годы после войны я тоже была студенткой и очень сблизилась с отцом в это время. Он руководил моей жизнью, давал мне книги. Я читала его труды, делала замечания, которые отец всегда очень ценил. Мы часто обсуждали с ним некоторые темы христианского мировоззрения. Отец часто говорил мне: «Ведь ты для меня самое дорогое, что есть у меня на этом свете».
Однажды (в течение года) у меня были тяжелые душевные переживания, сердце ныло и болело от сильной тоски. Нас, студентов, послали на практику. Я очутилась на огромной высоте, под куполом высокого здания; в двух шагах от меня синела бездна. Тут неожиданно мне пришла мысль: «Если бы эта тяжесть на сердце была не у меня, а у другого, неверующего человека, то эта бездна влекла бы к себе. Но меня хранит Бог. А если б я не знала Бога, что могло бы меня остановить?». И я сказала себе: «Любовь к отцу удержала бы меня от падения». Видя мое состояние и слезы, папа говорил: «Ты не таи в себе свое горе, а расскажи мне все.
Я возьму на себя половину твоего горя, тебе сразу станет легче». И я делилась с отцом самыми сокровенными чувствами своей души, зная, что тайны моей он никому не откроет. Я плакала у него на груди, а папа утешал меня, говоря: «Не отчаивайся, молись, Господь видит все и устроит, все будет хорошо!».
...А сколько было таких бесед, «исповедей», сколько людей получали духовную поддержку и утешение в стенах кабинета Николая Евграфовича, невозможно перечесть!
И слова отца сбылись. Я вышла замуж за любимого, скоро стала «матушкой», ибо муж мой принял священный сан. Папа не горевал, хотя расстался со мной, потому что я уехала к мужу. Но отец радовался за меня и был счастлив за семью дочери, особенно, когда появились внуки. «Они утерли с наших глаз последние слезы», — говорила мама.
С папой я виделась часто, он не оставлял нас, помогал, как материально, так и духовно нас поддерживал. Когда у меня пошли дети, и я уже не смогла сама ездить в Москву к родителям, они сами стали часто нас навещать. Автобус тогда останавливался за 1 километр от нашего дома. И вот бредут бывало к нам двое старичков, лезут по грязи, по глубокому снегу (хорошую дорогу к нам проложили лишь в 51-ом году). Папа несет за плечами рюкзак, туго набитый всякими вкусными гостинцами, мама тоже несет, сколько может. Понянчат внуков, нацелуют их и в тот же вечер исчезнут в темноту зимней ночи.
А на лето дедушка и бабушка, как они себя любили называть, неизменно приезжали к нам в Гребнево. Дед баловал внуков еще больше, чем детей своих. Он носил теперь в кармане коробочку с леденцами, которыми постоянно оделял малышей. А когда внуки подросли, стал проводить с ними душеполезные беседы. Он предупреждал, чтобы после вечернего чая никто не расходился; часам к 6-ти на стеклянную террасу собиралась детвора от 6 до 16 лет. Но и взрослые родители их с удовольствием присутствовали на этих беседах.
Теперь, на склоне лет, дедушка задавал вопросы внукам, спрашивал, как бы они поступили в том или ином случае. Начинались горячие диспуты.
Пользуясь своим авторитетом, Николай Евграфович ссылался на подобные случаи в жизни святых, приводил примеры, указывал на тексты Священного Писания, как на руководство, как на свет, озаряющий человека. Рассказывая о подвигах святых, делал ударение не на внешнюю сторону дела, а на внутренний мир человека, на рост духовный, на цель жизни. Критически оценивая многое из старинной духовной литературы, написанной, в основном, монахами и для монахов, в далекие от нас времена, Николай Евграфович говорил: «Всякому овощу свое время. В разные времена еврейскому народу Бог посылал и различных пророков, поэтому и теперь верующие должны руководствоваться современными наставниками, а духовная литература должна соответствовать умственному развитию человека». Он тщательно подбирал отрывки, рассказы, обсуждал героев всем известной художественной литературы, преподаваемой в школе, часто пользовался примерами современных людей, с которыми он сам встречался в жизни. Слушатели с интересом ловили каждое его слово, задавали вопросы, высказывались. Беседа длилась часа полтора-два, не больше, но оставляла у всех глубокое впечатление, ибо слова дедушки были зрелыми духовными семенами, падающими на мягкую почву молодых и чистых сердец.
Помню вечер 17-го августа. Немногочисленные соседские ребята разошлись, молодежь набегалась перед сном, наигрались в бадминтон, в котором дедушка как судья с удовольствием принимал участие. Поужинали, помолились и, наконец, улеглись в постели. Ребята были возбуждены интересными рассказами дедушки и обсуждали слышанное в этот вечер. Тут вошел он сам. Поцеловал внуков, ответил им что-то на их вопросы... Пошел к двери, остановился среди комнаты и дополнил вдруг рассказ свой новыми воспоминаниями из лет своей юности. Дед присел на стул, и из уст его полились яркие, красочные картины давно прошедшей молодости: вот он шестнадцатилетним юношей, высокий, сильный, бесстрашный, один среди ночи в лодке. Он гребет против течения Волги, полная луна озаряет реку, заливы и берега с лесами и безлюдными полями. Юноша подает лодку к пристани, чтобы отвезти родных с парохода в имение тетушки, расположенное километра за три вниз по реке.
Потом другой эпизод. Молодой прапорщик Пестов мчится на коне, которого еще никто не брался объезжать. Мы все притихли; дедушкины рассказы лились радостно, оживленно, его глаза сияли отблеском молодых лет. Часы на колокольне пробили 12. Дед встал и сказал: «А знаете, почему я так увлекся воспоминаниями? Ведь мне сегодня исполнилось 70 лет!».
Мы ахнули, кинулись целовать и поздравлять деда, прося извинить нас, что мы забыли его день рождения. Дедушка смеялся: «Я и сам забыл, какое сегодня число», — говорил он.
В конце 50-х годов Николаем Евграфовичем были написаны первые труды по богословию. Это были, в основном, выдержки и цитаты из святых отцов и учителей Церкви по различным вопросам христианской жизни, объединенные в два тома под названием: «Пути к совершенной радости».
«Да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин. 15, 11) — эти слова Спасителя стали эпиграфом к богословским трудам Н.Е. Пестова.
В те же годы была написана первая редакция книги о погибшем на фронте сыне, а также первая редакция книги «Над апокалипсисом».
Из воспоминаний дочери
Перед уходом на пенсию Николай Евграфович стал чувствовать, что голова его начала быстро уставать от умственного труда. Папа говорил мне: «Возраст мой — пенсионный, но я мог бы еще работать, хотя и трудно мне стало идти в ногу с современной наукой. Она быстро идет вперед, нельзя от нее отставать, приходится читать много новейшей научной литературы, как советской, так и заграничной. Утомительно это мне, сил делается все меньше да меньше, трудно уже напрягать память... Прошу Господа указать мне Свою Святую волю. Не пора ли мне отложить химию и физику, а остаток дней своих посвятить Господу?».
Господь указал Свою волю следующим стечением обстоятельств. В эти времена (60-е годы) отец занимал должность зам. директора Инженерно-Экономического Института, т.е. был директором по научной части.
Пришло распоряжение провести на всех кафедрах антирелигиозную работу, предписать всем профессорам и педагогам вклинивать атеистическую пропаганду во все предметы, предоставив соответствующий план.
Получив этот указ, зам. директора, как говорится, пальцем не двинул. Через полгода его вызвали и спросили: «Как обстоит дело с атеистической пропагандой, роздан ли план педагогам?».
Отец ответил: «Никакого плана атеистической работы мы не составляли».
* * *
Через несколько дней, — пишет Николай Евграфович в своих воспоминаниях, — я получил от директора института Козловой письменное приглашение быть у нее в кабинете в назначенное время.
Придя в кабинет, я застал там и секретаря партбюро МИЭИ. Разговор был короток и сдержан.
— Николай Евграфович, — сказал директор, — мы знаем, что Вы ходите в церковь. Вас там видели студенты.
— Да, это правда.
— Мы хотим предложить Вам уйти на пенсию.
— Наш разговор будет очень коротким, — отвечал я, — у меня пенсионный возраст (68 лет), и я могу уйти хоть сегодня.
Присутствующий при разговоре секретарь партбюро предложил мне не торопиться и закончить учебный год. Я согласился.
На этом разговор окончился.
Из воспоминаний дочери
А лет 15 назад Николая Евграфивича хотели еще перевоспитать и изменить его мировоззрение. Как и других старых педагогов, профессора Н.Е. Пестова, доктора наук, попросили сдать курс материалистической философии по программе ВУЗов. Он не отказался, но просил освободить его от посещения лекций, ибо в состоянии был проштудировать требуемые предметы самостоятельно. Согласились. Итак, в течение целого года папа ходил на экзамены и сдал на 5 все предметы материалистической философии.
Я никогда не видела, чтобы отец дома читал что-то ненаучное или недуховное. На экзамен он отправился с усмешкой, его знания всех философий далеко превышали уровень знания тех, кто его экзаменовал.
Придя к вере сознательно и в зрелом возрасте, отец считал, что борцу за истину следует знать и идеологию своих противников, чтобы в нужный момент уметь им противостоять.
Летом папа ушел в отпуск, отдыхал в Гребневе, а когда осенью пришел в институт, чтобы подать заявление об уходе на пенсию, ему сказали, что он отчислен уже приказом и может забирать свои документы.
Мне в глубине души обидно за отца. Я слышала, что других провожают торжественно, а папу даже не поблагодарили за многие годы труда.
С момента перехода на пенсию моя библиотека и вся моя работа окончательно преобразилась из химической в богословскую, — пишет Николай Евграфович в своих воспоминаниях. — Господь снабдил меня очень богатой богословской литературой, включая такие книги, как пять томов Добротолюбия, 14 томов Житий святых, 12 томов жизнеописаний подвижников благочестия, таких классиков богословия, как св. Ефрем Сирианин, св. Макарий Египетский, еп. Игнатий Брянчанинов, еп. Феофан Затворник, богословие Патриарха Сергия, архиепископа Луки, творения Оптинских старцев, Флоренского, Лодыженского, «Илиотропион» и т.д.
Вместе с тем, в одной благочестивой семье я нашел богатую богословскую западную литературу на немецком и французском языках, достаточно полную, чтобы в какой-то мере ознакомиться и постичь основу католической и протестантской веры и их богословие.
Последнее дало мне возможность познакомиться со святыми и подвижниками благочестия западного христианства.
Все это расширило мой духовный кругозор и сроднило мою душу с западным христианством.
Я стал постигать всю глубину зла нетерпимости между христианскими конфессиями.
После ознакомления с западными религиозно-философскими работами я стал воспринимать всю христианскую Церковь как целое, как единое древо с ветвями (различными христианскими конфессиями).
Эта мысль отражена в моей работе «Над Апокалипсисом», и как я рад, что она оказалась идентичной с мыслями знаменитого хирурга и богослова — профессора Войно-Ясенецкого (архиепископа Луки) (см. его «Воспоминания»). Иногда мне задают вопрос: «Что побудило Вас к написанию богословских работ?». Отвечаю так: «Основным побуждением для написания богословских работ явились следующие причины:
1) Прекращение продажи и распространения в новых социальных условиях жизни России духовной литературы.
2) Необходимость осветить ряд основополагающих моментов в жизни каждого христианина простым, доступным, современным языком, исходя из новых условий жизни в СССР.
3) Завет одного духовного лица, сказавшего мне «писать, не говоря ничего нового, но все говорить как бы по-новому» (т.е. избегая сухого стиля и ориентируясь на современного человека).
4) Личное желание поделиться сокровищами христианских истин и духовного опыта из трудов учителей и отцов Церкви, использовав при этом свой духовный опыт...».
Против моего ожидания, мои труды вскоре стали пользоваться очень большим спросом и расходились по многим городам и селам Родины.
Иногда я спрашиваю сам себя: ну почему именно мне выпала такая работа при наличии в России многих высокоталантливых богословов?
И я объясняю это явление словами одного французского католического пастыря, на исповедь к которому люди сходились со всей Франции. Его спросил один из пришедших к нему: «Чем объяснить, батюшка, стечение к Вам со всей Франции исповедников?»
Кюре отвечал:
— Господу нужен был работник для Его Церкви, но, так как, по словам Господа, «сила Моя в немощи совершается» (2 Кор. 12, 9), то, обозрев Францию, Он увидал во мне самого незначительного и немощного из Его работников.
Вот так и я объясняю популярность своих работ — лишь своей «немощью» и недостоинством.
При широком распространении моих работ по богословию у Зои Вениаминовны появились опасения за меня, и она стала сомневаться в необходимости моих духовных работ. Как известно, в затруднительных случаях святые отцы рекомендуют помолиться и открыть Священное Писание и искать там ответы на сомнения.
Вот что открылось и что прочла Зоя Вениаминовна.
«Потому что Ездра расположил сердце свое к Тому, чтобы изучать закон Господень и исполнять его, и учить в Израиле закону и правде» (Ездр. 7, 10).
И у меня случались затруднительные случаи в жизни, на которые не у кого было спросить совета, и я нашел ответы в Священном Писании.
Приведу ответы, полученные на мои вопросы из Священного Писания. Вот что я прочел в таких случаях:
«Научи Меня, Господи, пути Твоему, и наставь меня на стезю правды ради врагов моих.
Не предавай меня на произвол врагам моим: ибо восстали на меня свидетели лживые и дышат злобою. Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых.
Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твое, и надейся на Господа» (Псалом 26, ст. 11-14).
Последние слова Псалма укрепили меня, и боязнь за мои духовные работы навсегда меня покинула.
Привожу отрывки из Псалмов, которые также укрепляли меня:
«Да услышит тебя Господь в день печали, да защитит тебя имя Бога Иаковлева.
Да пошлет тебе помощь из Святилища, из Сиона да подкрепит тебя...
Да даст тебе Господь по сердцу твоему и все намерения твои да исполнит» (Псалом 19, ст. 2-5).
|