ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ МОРГАЕТ

      ...Внутренняя тюрьма НКВД. Под тюрьмой громадные двухярусные подвалы. Мрачные и зловещие. И в них всегда жуткая тишина. Как в могиле. Чтобы не нарушать эту тишину, говорят очень тихо, или шепотом, а под ногами в коридоре тяжелые веревочные ковры. Служители-вахтеры ходят в валенках и хищными глазами вглядываются в волчки. Чекисты очень любят тишину подземелий. От этого многие из заключенных сходят с ума или сами на себя наговаривают. Когда из этих подземелий несчастного вызывают на допрос, он наполовину уже "обработан" этой тишиной и молчанием. И, под улыбки следователей, эти "обработанные" "разматываются" и подписывают себе смертный приговор. Даже смертники, выводившиеся из нижнего этажа подвала, молчаливо шли к выходу, где их поджидал "Черный ворон". Правда, старожилы тюрьмы рассказывали, как однажды, в полночь, в их коридоре раздался страшный крик: "Прощайте, товарищи, прощайте!". И от этого предсмертного крика в камерах и коридоре стало так тихо, что узники могли слышать, как лихорадочно бились их сердца. И с тех пор крики больше не повторялись. Обреченных на смерть выводили и выносили к "Черному ворону" или в "бойню" (специальное помещение для расстрела) с резиновой грушей во рту и связанными руками. Несчастные молчат или только мычат. Одного такого вели по коридору, а он: мм-э-э-вм! Страшно! А палачи шепотом успокаивают его: "Тише, тише!".
      Однажды нашу камеру послали произвести уборку нижнего этажа этого подземелья. Было очевидным, что приготовляли его к приему новой партии смертников. Спустившись в него, мы очутились в бетонном помещении, тускло освещаемом слабым электрическим светом. Из глубины мрака на нас глянули тысячи человеческих глаз, наполненные предсмертным ужасом, отчаянием и мольбами. Сколько здесь их побывало с 1920 г.?
      В архивной комнате мы случайно увидели многоярусные полки с "делами". И от каждого "дела" свешивался ярлычок с номером. Среди них мелькали пятизначные и шестизначные цифры... Сколько за этими номерами скрыто расстрелянных, погибших в концлагерях и тюрьмах? Сколько горя, пыток, страданий и мук человеческих хранит в себе этот чекистский архив? И теперь, в мраке подземелья, мы чувствовали устремленные на нас взоры страдальцев и мучеников. Нас было четверо уборщиков и мы, пораженные и оцепенелые, стояли и дрожали, охваченные затхлой сыростью подвала и страхом.
      ...В одной из камер смертников, в которой, быть может, накануне еще находился приговоренный, на небольшом столике, ножки которого были привинчены к бетонному полу, лежало два кусочка сахару... Может быть, смертнику перед смертью предложили чаю попить? Приговорённого увели, а сахар остался... Кто может сказать, что переживала жертва в последние свои минуты? И если бы не было учения о воскресении мертвых и Страшном суде, его нужно было бы создать, чтобы могли обнаружиться все мысли и дела человека за всю нашу историю! Какое это будет страшное зрелище!
      ...А ночью, когда на верхних этажах здания НКВД, под аккомпанемент рояля, чекисты пели оперные арии и романсы, "Черный ворон" подкатывал к подземельям, забирал приговоренных и куда-то увозил их, Может быть, останутся и после них на столике кусочки сахара, а в архиве прибавится еще несколько папок с шестизначными номерами?
      ...Ночь. Первый сон заключенного... Снятся свобода, близкие, знакомые, зеленые луга, цветущие сады и солнце... Или грозные скалы, а по ним тропинка, скользящая в пропасть... И в эту пропасть летит он, заключенный, хватаясь за кустики по скалам. Зацепился и в ужасе повис над пропастью. И во сне сознает, что это только сон, что стоит только вздрогнуть и проснуться, как этот кошмар исчезнет. И чувствуется, как кустик обрывается и камни с шумом падают в пропасть. Еще мгновение и спящий полетит вниз и всему будет конец. Но сознание твердит, что это сон и требует пробуждения. И заключенный просыпается. В дверной форточке красное лицо вахтера что-то шепчет.
      - Не слышно, громче - отвечают ему.
      - На букву М - есть?
      - Михайлов.
      - А еще?
      - Минаев.
      - А еще?
      - Мишкин.
      - Приготовьтесь... без вещей.
      Вздохи облегчения. "Без вещей! Ну, слава Богу, к следователю!". Пошли. Один или два конвоира. Под ногами ковры. И могильная тишина ночи. Впереди вспыхивают красные лампочки, сигнализируя шествие арестанта. Конвоиры командуют: "Направо"... "прямо"... "налево"... Дверь в комнату следователя...
      - Стучи!
      - Да! - откликается голос из-за двери и красные лампочки все сразу тухнут.
      ...Комфортабельный кабинет. Мягкая мебель. На полу и стенах дорогие ковры и картины. Из трех белых стеклянных шаров струится мягкий убаюкивающий электрический свет. На массивном письменном столе в бронзовой раме, зажатой лапами небольшого гипсового льва, портрет Сталина. Перед столом - мягкое овальное кресло. По ту сторону стола в таком же кресле сидит следователь, человек лет 40. На правом углу стола телефон с двумя трубками - внутренний, связанный со всеми отделами НКВД и городской... В левом углу кабинета в огромном стоячем футляре равномерно тикают стенные часы. Окна закрыты ставнями и завешены тяжелыми занавесами.
      Вошедший в кабинет заключенный растерянно осматривается. Некоторое время следователь пишет, затем снимает трубку и начинает говорить по телефону, косым взглядом наблюдая за выражением лица обвиняемого, который вслушивается в вопросы и ответы следователя. Из первых же слов обвиняемый узнает, что разговор ведется о его знакомых, проживающих в разных городах. Но обвиняемый делает безразличное лицо и спокойно начинает сдерживать искусственные зевки.
      Игра не вышла. Следователь кладет телефонную трубку на место и, многозначительно улыбаясь, начинает игру с другого конца. Вежливо, деликатно, предупредительно... Красивая 20-летняя буфетчица приносит сладкие пирожки, черный кофе со сливками и дорогие папиросы.
      Ужин в таком уютном кабинете!
      - Может быть, хотите коньяку или вина?
      - Нет, спасибо.
      - Ну вот, видите, Василий Петрович, что вы во всем ошибались... Вам наговорили, что здесь у нас, чуть ли не какие-то застенки с инквизиторскими пытками, а вы теперь имеете полную возможность убедиться в противном. Конечно, в отношении врагов своих, как сказал Максим Горький, если они не сдаются, мы беспощадно их уничтожаем, но с такими, как вы, у нас разговор должен быть иной. Советская власть не только карает, но и милует и перевоспитывает. Из белогвардейского графа А. Толстого мы сделали пролетарского писателя. И если мы с вами найдем общий язык и понимание друг друга, - и вы будете у нас не на последнем месте. А сегодня нам нужна ясность и уточнение ваших вчерашних показаний. Если вчера вы решили сказать "а", то почему бы вам сегодня не сказать и "б"? Ну, предположим, что вы бывший белый офицер, действительно, оставили Францию, чтобы умереть на родной земле. Но вы не сказали нам самой главной причины, побудившей вас приехать в Советский Союз. Какое задание поручил вам выполнять французский генеральный штаб?
      Клубы ароматного дыма и гипнотизирующие взгляды следователя. Ужин обрывается. Потухшая папироса дрожит в руке обвиняемого. Глухим, нервным голосом отвечает:
      - Клянусь вам честью русского мундира, что вчера я рассказал вам о себе всё... На родину возвратился я, чтобы здесь мне умереть. Я слишком люблю Россию, чтобы мог быть предателем ее... Я - солдат и по-рыцарски защищал и буду защищать ее интересы. К этому добавить ничего не могу!
      - Ваш русский мундир нисколько нам не интересен... Из Советского Союза мы вас никуда не выпустим, несомненно, вы умрете на родной земле! Да и вы нас, собственны говоря, как личность, мало интересуете... Нас интересуют те, кто стоит за вашей спиной - иностранная разведка. Зачем вам быть заживо похороненными этом подвале, когда вы можете быть на свободе и пользоваться всеми ее благами?
      Следователь молчит, затягивается папироской и пытливо смотрит на обвиняемого.
      - Вчера и сегодня я сказал вам о себе всю правду. Делайте со мной всё, что хотите, но добавить к этому я больше ничего не могу, - говорит обвиняемый, стараясь сохранить внешнее спокойствие.
      - Хорошо... посмотрим... - зловеще сквозь зубы цедит следователь и снова берется за телефон.
      - Вывозного в 210! - приказывает он кому-то в трубку и, опустив ее на место, усиленно затягивается дымом.
      В кабинет входят два конвоира.
      - Отведите его в нулевую камеру!
      ...Человек, который смеется... Нет, не смеется, а моргает. Человек, который захотел умереть на родной земле. Ударами нагана ему повредили лицевой нерв на правой щеке: бровь моргает, а правый угол рта улыбается. Он имеет 10 лет концлагеря по подозрению в шпионаже в пользу Франции.
      Отбывать срок наказания привезли его в Яйский лагерный пункт. Шутники его называли: "Человек, который моргает". Во время ежовщины его, кажется, расстреляли.