СТРОИТЕЛЬСТВО НОРИЛЬСКА

"Ужасный край. Оттуда прочь бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь повиснет над страной..."

Некрасов

      Енисей... Пятая по величине река в мире. Беря начало в горах Внутренней Монголии и пробегая всю Сибирь с юга на север, она впадает в Карское море, являющееся частью Северного Ледовитого Океана. Приближаясь к своему устью, у поселка Дудинка, река становится настолько величественной и широкой, что весной, когда она разливается километров на сто, не всегда можно увидеть противоположный берег. Эту часть реки называют Енисейской Губой. Даже зимой ширина ее доходит до 60 километров.
      История земли говорит нам, что здесь когда-то был тропический климат, а в папоротниковых рощах водились мамонты и другие допотопные животные, кости которых не раз обнаруживали в бассейнах Енисея, Лены и других сибирских рек. Присутствие угольных отложений в ближайших горах также свидетельствует о том, что здесь росли астерофилиты и папоротниковые массивы. Теперь же, десятки тысяч лет спустя, всё замерло и спит непробудным сном вечной мерзлоты, скованной 60-ти градусными холодами в течение 300 дней в году. Спят тысячелетия, и в этой геологической летаргии пребывают необозримые пространства от полярного круга до берегов Океана.
      Тайга. Лесотундра. Тундра. А у самого океана голые скалы, белеющие вечными снегами; небольшие горы и хребты; и такой чистый, прозрачный воздух. Иногда можно натолкнуться здесь на небольшие стойбища ненцев или долган-туземцев, но их так мало в тундре, что по самым смелым подсчетам вряд ли хватит одного человека на два-три квадратных километра. Они занимаются охотой на пушного зверя, ловлей рыбы и примитивным оленеводством. Добычу свою сдают на советские фактории и получают взамен советские бумажные деньги, охотничьи принадлежности, дешевенькую одежонку, посуду, патефоны, игрушки, водку и разную мелочь. Мех первосортного голубого песца заготовители "Союзпушнины" легко достают у туземцев за какую-нибудь безделушку или за несколько литров водки. Разумеется, что на этом деле, в первую очередь, наживаются заготовители, затем уж и "социалистическое" государство.
      Туземцы кочуют. Зимой они приближаются к лесотундре, где легче бороться с суровой полярной зимой, а летом снова переселяются поближе к берегам океана, где не так нападают на людей и оленей страшные тучи полярного комара и мошкары, от которых можно оборонишься только с помощью накомарника и клубов густого вонючего дыма. В течение короткого лета, которое начинается здесь в первых числах июня и кончается уже в первых числах августа, несметные стаи диких гусей, журавлей, куликов и других пернатых спешат вывести свое потомство, чтобы к концу августа поднять его "на крылья" и лететь к далекому югу. Но часть птиц уже приспособилась к суровой полярной зиме и, сменив пестрые летние наряды на белое оперение, мужественно переносит все невзгоды длинной зимовки. Миллионы белых куропаток наиболее приспособлены к этим тяжелым условиям. Их можно там встретить на всем пространстве бесконечной тундры. Но когда здесь появились "люди ГУЛАГ-а", птица, гонимая голодными заключенными, отступила на север и восток. Также из этих мест ушли и белые звери. Даже глупые белые и голубые песцы, которых мы ловили почти голыми руками, поняли в чем дело и ушли подальше от района Дудинки-Норильск. Это явление заключенные в шутку объясняли, что, мол, дескать, и зверье прошло "политминимум советской перековки" и теперь его антисоветским анекдотом не возьмешь.
      Шестьдесят девятая параллель северной широты. Триста километров от Игарки и столько же от полярного круга. Дудинка. Усть-Енисейский порт. Остров Диксон. Восточнее, в самом центре Таймыра, силы природы образовали громаднейшее озеро Пясино, соединив его с океаном рекой Пясинка, по которой из океана ходили караваны судов с материалами и оборудованием для Норильского Комбината. С юга в это озеро впадает речка Валек, которая также может пропускать небольшие баржи с грузом, и на одном из ее загибов был сооружен временный речной порт для разгрузки судов. С западной стороны Валек принимает в себя небольшой приток Норилку, вытекающую из-за небольшого хребта Норильских гор.
      По прямой, между Дудинкой и этими горами, изыскателями было определено расстояние в 130 клм. У подножия этих гор должен быть построен город Норильск, а рядом Норильский Полиметаллический Комбинат. Это расстояние нужно было перекрыть узкоколейной железной дорогой и проложить воздушную трассу для гидропланов. Тогда установится непрерывная связь с Дудинкой, а затем дальше, вверх по Енисею, до Игарки-Туруханска-Енисейска и Красноярска с выходом на Сибирскую магистраль. Чтобы все эти планы осуществить, нужно было бы, по предварительным подсчетам, затратить не меньше 600 миллионов золотых рублей и сотни миллионов дешевых рабских человеко-трудодней.
      Большевики готовились к надвигающейся войне, закончить которую рассчитывали мировой пролетарской революцией. Большевикам нужны были дефицитные металлы: платина, серебро, золото, никель. Нужны были большие залежи урановых руд. Нужен был уголь для Великого Северного Морского Пути. Нужно было разгрузить Европейскую часть владений ГУЛАГ-а от вновь прибывающих миллионов жертв Кировского набора и ежовской чистки. Нужны были "режимные" лагеря для тех, кто в обыкновенных концлагерях мог быть опасным. И заполярная тундра оказалась вполне пригодным местом для этих "высокопоставленных" зэ-ка. Сюда были присланы из изоляторов Европейской части Союза - Раковский, сестра Ягоды, жена Косарева, секретарь Ежова, заместитель Ворошилова по отделу точной механики, командарм Эрлих, сын Украинского "премьера" "Любченно, много работников и членов последних конгрессов Коминтерна, членов "братских компартий" и прочей международной головорезной публики. Здесь же очутились лидеры бывшего "Общества Политкаторжан царской каторги", как Шавла Фомич Джапаридзе, друг и соратник Сталина; Виленский-Сибиряков - бывший редактор журнала "Каторга и ссылка"; Петриоковский, Кулаков и другие. К концу тридцатых годов Норильский режимный концлагерь насчитывал уже более двадцати тысяч "высокопоставленных зэ-ка", около десяти тысяч обыкновенных серых подсоветских рабов и более пяти тысяч так называемых "вольнонаемных служащих Комбината", попавших в это гиблое место "в добровольно-принудительном порядке" по непреклонному желанию НКВД.
      Норильские "историки" из числа тех, которые хотели "досрочно" освободиться из заключения, якобы нашли в каких-то архивах переписку Петровского Сената с Сибирским начальством того времени, которое писало в Петербург, что сосланный в Дудинский поселок за "старую веру" купец Норилов донес ему, что в ста верстах от этого поселка он нашел "серебряную гору". И ежели его, Норилова, освободят отсюда, то он поможет разрыть эту гору и обогатит царскую казну. По словам тех же "историков", Петр Великий счел это предприятие неосуществимым, от предложения Норилова отказался, а ему приказал доживать свои дни в Дудинке. Купец умер, а гору назвали именем покойника.
      Действительно, в горе этой была обнаружена богатейшая руда, из которой можно было выплавить в среднем не меньше 12% благородных и дефицитных металлов. Попадались даже отдельные слои залежей руды, дававшие 30% выхода металлов, а в золотоносном песке по речке Норилке находили самородки в несколько фунтов. И рядом, в той же горе, были залежи хорошего каменного угля, толстыми пластами выходящего наружу. Геологи предсказывали, что в глубине горы будет найден антрацит и коксующий уголь.
      Кем-то наученные туземцы уже давно начали ковырять эту руду и вывозили ее к берегам океана и Енисея, где за бесценок продавали русским и иностранцам. Но только в конце прошлого столетия этими приисками заинтересовалась какая-то смешанная англо-русская компания и начала систематическую разработку руд и обработку их в небольшой кустарной печи. Дальше рассказы "историков" были построены так, что, мол, там, где царское правительство не было в состоянии что-нибудь сделать, Советская власть, вооруженная последними достижениями науки и техники, а, главное, конечно, под руководством "мудрейшего" заставила вечную мерзлоту отдать хранящиеся в ее недрах клады природы, ибо, как всем известно, "нет таких крепостей, которые не могли быть взяты большевиками". И вот летом 1935 года, большевики приступили к "штурму" этой заполярной "крепости". Неофициально передавалось, что "сам" Сталин, подражая Николаю Первому, якобы взял линейку, наложил ее на карту Таймырского полуострова и движением карандаша провел прямую между Дудинкой и Норильской горой, приказав, чтобы узкоколейка была построена в три года, Полиметаллический Комбинат и порт в Дудинке - в пять лет, а сам город Норильск с тюрьмой и зданием НКВД - постепенно. Но рассказчики, очевидно, перепутали очередность стройки, т.к. дорога еще не была готова, как тюрьма и здание для лагерного НКВД (3-й Отдел) уже были "сданы в эксплоатацию". К концу третьего года строительства громадная деревянная тюрьма уже была переполнена узниками всех рангов и статей. Правда, расстреливать выводили всё еще за Рудную Гору, но это уже каприз НКВД...
      Начальником этого самого "штурма" был назначен старый испытанный большевик, тов. Матвеев, случайно попавший в число работников ГУЛАГ-а. Про него говорили, что в роли политработника при штабе Среднеазиатского В. О. он приказал расстрелять две тысячи басмачей, сдавшихся красным карательным отрядам на "честное большевистское слово". Они ему поверили, а Матвеев велел всех до одного уничтожить. Дошло до Москвы. Ему дали условно 10 лет и послали "благоустраивать" любимый город вождя - Сочи. Пригнали туда около трех тысяч заключенных - "бытовиков". На Мацесте устроили для них концлагерь и взялись за работу. Но на арестантов обратили внимание отдыхавшие здесь иностранные "товарищи", поднялся шум, посыпались нежелательные запросы о принудительном труде в СССР. И одной "темной ноченькой", по-воровски, неожиданно весь Сочинский концлагерь был погружен в эшелоны и направлен на восток. С Матвеева же сняли судимость и послали "штурмовать" тундру. В Дудинке его ждала небольшая партия инженерно-технических работников и вспомогательных рабочих из заключенных, набранных из разных сибирских лагерей. С ними он и приступил к работе. Нужно было произвести новые изыскания по прокладке трассы в Норильск, измерить русло Енисея у берегов Дудинки, углубить георазведку на уголь, нефть и руду, изучить торфяные образования, атмосферные явления в стосуточную полярную ночь с северным сиянием, действие 65-градусного мороза на строительные металлы, силу "черной пурги" и 25-метрового подъема талых вод Енисея в районе Дудинки. Кроме этих работ, требовалось построить небольшую электростанцию, деревянный двухэтажный дом для "командования лагеря", несколько летних бараков для зэка и несколько хибарок для технической и санитарной части.
      Прибывшей партии зэ-ка было сказано, что они будут жить и работать без конвоя, будут пользоваться красноармейским пайком с витаминозной добавкой и первосрочным лагерным обмундированием. Связь с "материком" обещалась с помощью гидропланов и радио, а через несколько лет предвиделось досрочное освобождение для тех, кто "честно искупит свою вину перед советской властью". Остальное же, т. е. каторжная десятичасовая работа в тяжелых условиях заполярья, зимой (полярной ночью) в масках, а летом - в накомарниках и в дыму, при 40-50 градусном холоде и страшной пурге, - это уже зависело от самих заключенных. Отказчикам и саботажникам грозили "Макаром и его телятами", хотя дальше некуда гонять этих бедных телят. Дальше был Ледовитый океан, безграничная белая пустыня и смутные надежды на побег. Но кто мог мечтать о побеге, когда до Красноярска было 2.327 километров, а Уральский перевал казался видением больной фантазии.
      Правда, несколько человек из этой партии заключенных всё же бежали. Один из беглецов добрался до Ташкента и оттуда уведомил друзей о благополучном путешествии по стойбищам туземцев, затем по Сибирскому пути до Средней Азии. Остальных же долгане переловили и привели в Дудинку. "Охотники на людей" в награду за свою доблесть получили по "сталинской" трубке и большое количество водки и табаку. Потом уже, спустя некоторое время, почти все туземцы ретиво охотились за бегущими зэ-ка и немилосердно были с ними жестоки, когда те попадались в их лапы. Советская идеология начала внедряться в сознание и этих когда-то добродушных людей.
      Летом 1936 года Матвеев мог донести в Москву, что "задание партии и правительства" выполнено на 105%. Норильский концлагерь мог теперь принять несколько тысяч новых зэ-ка, которые и были привезены из Красноярска. И эта партия пользовалась еще теми условиями жизни и работы, как и первая партия. Но с продвижением вглубь тундры, когда надо было переселяться вслед за прокладкой трассы, бытовые условия жизни и работы резко ухудшились.. Когда, например, в Дудинском лагпункте кормили более - менее сносно, в тундре на новоорганизованных командировках люди голодали и чуть не дошли до людоедства. Только с окончанием полярной ночи, когда стало возможным забросить им гужевым путем первую помощь, эти лагпункты стали понемногу отходить. Это толкнуло многих на побег.
      Летом закончена прокладка узкоколейки по снежным насыпям до самого Норильска. С небольшим составом вагонов был отправлен туда первый поезд "первой в мире" заполярной железной дороги. Поезд кое-как преодолел эти 130 километров, добрался до Норильска и доставил туда первую "символическую" партию груза, а оттуда привез в Дудинку такую же "символическую" партию норильского угля и руды. Поезд был встречен в Дудинке "организованной" толпой зэ-ка и "вольнонаемных", и, под тощие крики "ура", тут же была сфабриковала радиограмма для "мудрейшего", что "под его гениальнейшим руководством" строители Комбината штурмом взяли первые бастионы этой неприступной заполярной крепости; сквозное сообщение по первой в мире заполярной ж. д. между Дудинкой и Норильском открыто... Потом шли фразы о преданности, любви к вождю и прочее вранье. О "Макаре с его телятами" никто не вспоминал л никому и в голову не приходило, что через полгода случится так, что сам тов. Матвеев попадет к этому самому Макару с телятами, который для этого случая окажется где-то в районе Колымы и ее окрестностей. В начале 1938 года Матвеев был арестован и с "десятью годами" переведен на Колыму. Его недруги из урок вслед ему припевали:

Летит батя в Колыму
На хвосте кометы.
Ничего я не пойму
В сталинском балете.
Передай же всем привет
От нашего блата,
И покрепче обнимись
С тачкой и лопатой.
И тогда ты сам поймешь
Тайну перековки,
Станешь нашим паханом,
Женим на воровке...

      Перед этим весь состав заключенных Норильлага внезапно был законвоирован, опутан колючей проволокой с зонами и вышками, превращен в тюрьму. Политических отделили от бытовиков и поместили в изоляторы и особые режимные лагпункты - Ковергон, Валек, Кирпичный завод, Дудинский особый изолятор. Заработала "тройка" НКВД. Пошли расстрелы. В продолжение всей полярной ночи, небольшими партиями обреченных выводили за Рудную гору и там расстреливали. Трупы зарывали так плохо в мерзлый грунт, что потом, когда снег стаял, георазведчики видели братские могилы с торчащими из них человеческими телами. Расстреляны были в первую очередь "тяжеловесы". В их числе много технической интеллигенции, один раввин-сионист, один православный епископ из Киева, врач Сорока, доктор Чайковский, доцент Дроздовский, сотни людей из Польши, Молдавии и Прибалтики. Было уничтожено много и рядовых заключенных за неосторожные разговоры уже в лагере. Автор этих строк тоже ожидал своей очереди, когда вдруг пронесся слух: "В клубе смертников сняли портрет Ежова...". На следующий день арестовано было всё лагерное НКВД. Расстрелы прекратились. Часть смертников перевели в обыкновенные лагпункты. Бытовиков "расконвоировали". Политическим и религиозным заключенным было разрешено снова работать по специальности. Все облегченно вздохнули, хотя и не полной грудью. Вот тогда-то и убрали Матвеева, а на его место прислали из Москвы некоего Завенягина. Говорили, что его карьера была сделана на костях 100 тысяч ссыльных и заключенных, построивших знаменитый Магнитогорск.
      Летом 1938 года была закончена железная дорога и вчерне оборудован Дудинский порт. Норильский Комбинат уже пустил в эксплоатацию два кирпичных и один керамзитовый завод; две больших электростанции, давшие свет всему Норильску; гипсовый завод и малый металлургический с небольшой доменной печью. Были пущены две угольных и одна рудная штольни. Установили одну драгу для промывки золота и построили лабораторию для изучения ураноносных руд. Были возведены десятки многоэтажных зданий, каменных и деревянных, для заключенных и вольнонаемных, проложено шоссе по будущей главной улице города, выстроены больница, тюрьма, изолятор НКВД, здание военизированной охраны, лесопилка и лесосушилка для сушки сплавляемых с верховьев Енисея миллионов кубометров строевого леса. Остальные же строительные объекты, как большой металлургический завод, заполярное огородничество, молочная ферма, театр, школа и главная электростанция находились уже в процессе постройки.
      Осенью того же года как раз и прибыл громадный этап с упомянутыми ранее "вельможными каторжанами". Их было около 20 тысяч и большинство из них теперь ничем не отличалось от несчастных колхозников времен сталинского голода на Украине и Кубани 1932-1933 годов. Их вели рядами, а они шатаясь и еле передвигая ноги, медленно расходились в отведенные им помещения. Многие падали на дороге и тут же "доходили". Иных подбирали и относили в больницу, где эти доходяги и пелагрики безропотно умирали. Сколько их умерло - сказать трудно.
      Некоторые из старых лагерников среди этих "акул" узнавали своих следователей и прокуроров. Кое-кого избивали и даже убивали ночью в темных углах лагеря. Сестру Ягоды, секретаря Ежова, жену Косарева и других "вельможных особ" пришлось отделить от прочих заключенных во избежание "нежелательных инцидентов". Спустя месяц лагерное начальство решило отделаться от "доходяг" и отослало их обратно в Красноярск. Позже пришло еще несколько этапов, и лагерь стал готовиться к пятой заполярной зиме.
      Вечером 1 сентября 1939 года, по Норильлагу поползли слухи: "война... Сталин заключил союз с Гитлером... германская авиация громит Польшу...".
      - "Что день грядущий нам готовит?", тихонько перешептывались между собой зэ-ка. Одни были как-то странно воодушевлены, другие удивлены, третьи подавлены и растеряны. Защемило сердце в тревоге за судьбу родных и близких, оставшихся там на западе...
      Мне хочется закончить эти строки нелегальной лагерной песней, которую заключенные потихоньку пели на мотив старой каторжанской песни "Когда над Сибирью займется заря":

"Когда утром Норильский гудок прогудит
И по тундре польется волною,
По баракам встает
Очумелый народ
И на кухню спешит за едою.

Вот "баланду" поели, чтоб голод унять,
И, под ругань и крик горлохватов,
Все спешат на развод,
Где стоят у ворот
Все начальники грозным квадратом.

И под запись дежурных и окрик стрелков
Потянулись угрюмо бригады,
А за ними конвой,
Отравленный злобой,
Подгоняет штыком да прикладом.

Вот пришли на работу.
Тяжелым трудом
Выполняя заданье дневное,
Проклинают они
Всё святое земли
И несчастье свое роковое...

А часов через десять, с вечерним гудком,
Возвращаются в лагерь бригады.
Еле-еле идут,
Словно тени бредут,
А конвой всё штыком да прикладом.
И по мрачным баракам "баландой" опять
Заедают дневное заданье.
Только отдых ночной
Да короткий покой
Облегчает немые страданья.

Но и ночью во сне слышны стоны людей
И кошмарная бредь разговоров.
А пурга за окном
Всё твердит об одном
О годах беспросветного горя.

И немногим страдальцам придется отбыть
Эти годы в суровой Сибири:
Иль желанный конец
Принесет им свинец,
Иль режимом загонит в могилу.

И над этим "соцраем" в эфире ночном  
Москва пляшет фокстроты лихие.
А ей бесы толпой
Рукоплещут под вой
Обожравшейся властью стихии...".