Рассмотрим один день труженической деятельности батюшки и поймем, чем он был наполнен и ознаменован.
     Вот толпа собралась в церкви. Ждут батюшку. Чинно, по порядку расставившись, все со страхом, с благоговением дожидаются его и трепещут...
     Какая разнородная толпа!
     Прибежало детство-мальчишество, ухарски выставившись вперед; пришла степенность, зрелость, плотно разместившись на виду; приползла старость, дряхлость, кряхтя и пристроившись в уголку. Молоденькие девушки, изящные, скромно, смиренно дожидаются, слегка перебрасываясь между собой малыми словечками; пожилые, болезненные, скорбящие лица уныло, с нетерпением ждут батюшку-утешителя, зная по опыту, как он одним благословением, одним ласковым словом, сразу снимает многолетние тяжкие скорби и страдания.
     "Батюшка едет",- торжественно-радостно раздается в толпе, все толкутся и смешиваются в массу, беспорядочно стремящуюся вперед.
     Вот появляется сам пастырь.
     Точно сразу все озаряется кругом. Благоговейная дрожь страха и трепета невольно охватывает толпу.
     Пастырь медленно начинает проходить среди множества людей. Трудно ему проходить среди тесно сжавшейся многочисленной толпы, среди общего гула просьб и обращений.
     Вот несчастная мать просит с горячими неутешными слезами за "непутевого" сына; вот бедная вдова изнывает в безысходной крайности с малолетними детьми; вот страдалица-жена, брошенная мужем, изнемогает в семейной неурядице; а там жалкие сиротинки-девушки, предоставленные бурям и вихрям окружающей житейской сумятицы; тут вот бездольные, безместные, бывшие труженики-рабочие; тут и гордые, еще не смирившиеся богачи, знатность,- все спешит, толкается и осаждает пастыря, который кротко-любяще благословляет и утешает собравшуюся толпу.
     Вслушайтесь, что говорит батюшка, и вы поймете, сколько благодати, сколько дивной мудрости в его знаменательных речах; ни один звук его голоса, ни одно малое, простое словечко не говорится попусту - все полно такого вдохновения, такой веры и любви, что невольно проникаешься величайшим благоговением к этому служителю Божию, который при своем духовном величии снисходит к грешным, скорбящим, слабым людям, чтобы утешить, вразумить и освятить их!
     Уже при одном таком шествовании к алтарю сколько людей утешено, спасено, осчастливлено! Сиротинки как бы вновь получают ласку и наставление родителей; вдовы-нищенки - достаток и убежище; безработные - место и деятельность; немощные - здравие и силы.
     О дорогой, благодатный пастырь! На всех ты один, всех ты радуешь, живишь, держишь! Не будь тебя, скольким бы несчастным пришлось погибать с отчаяния и нищенства, сколько разлилось бы кругом греха, порока и заблуждения, сколько молодых девушек не сияло бы прелестью чистоты и благочестия, сколько детей возросло бы в порче и гибели.
     А пастырь тихо идет все дальше и дальше. Вот подают ему записки с просьбой помолиться за болящих, за усопших. Некоторые записки батюшка принимает охотно, другие же с тяжелым вздохом.
     Что это за больные, о которых предстоит ему молиться? О, это большею частию безнадежные, опасные, умирающие больные. Неизлечимая болезнь рака, скоротечная чахотка, острые воспалительные боли, близкие к печальному концу,- все это приносилось к пастырю со всех концов Москвы, даже из ближних и дальних городов России. Трудные, опасные операции, мучительные переломы членов, дифтеритное горловое страдание - все это стояло перед пастырем и с самой горячей мольбой просило о помощи и облегчении. И пастырь с величайшим ангельским чувством сострадания, весь проникнутый важностью своего долга, бережно собирал все подаваемые записки и, доканчивая благословлять собравшуюся толпу, нес их в алтарь.
     Вот он и в алтаре. Облачившись в священные одежды, он выходил к царским вратам, начинал молиться и испрашивать у Господа благословение на предстоящее служение. Всею пламенною душою призывал он Господа, прося Его утешить и облегчить душевные страдания горемычной братии, обращающейся к нему со скорбями и горестями; всем пламенным порывом мольбы и призывания просил он Всеблагого Человеколюбца спасти и обновить души, доверчиво и с любовью обращающиеся к нему, просил утешить, успокоить несчастных, угасить физические их боли, со смертного одра болезни восставить здоровыми и невредимыми.
     Но это только еще начало службы, только еще приготовление к ней; начиналась утреня и исповедь.