С нами Бог! |
24 декабря 1857 (Отрывок) |
Елка, дикую красу Схоронив глубоко, Глухо выросла в лесу, От людей далеко. Ствол под жесткою корой, Зелень – всё иголки, И смола слезой, слезой Каплет с бедной елки. Не растет под ней цветок, Ягодка не спеет; Только осенью грибок, Мхом прикрыт, краснеет. Близок праздник Рождества, - Елку подрубили И в одежду торжества Пышно нарядили. Вот на елке – свечек ряд. Леденец крученый, В гроздьях сочный виноград, Пряник золоченый. Вдруг плодами поросли Сумрачные ветки, Елку в комнату внесли - Веселитесь, детки! Для детей трудится мать, Им игрушки прочит, Деревцо для них убрать - День и ночь хлопочет. И она – мой соловей - Втайне, втихомолку, В радость пташечке своей Украшает елку... 1857 |
Звезда сияла на востоке, И из степных далеких стран Седые понесли пророки В дань злато, смирну и ливан. Изумлены ее красою, Волхвы маститые пошли За путеводною звездою И пали до лица земли. И предо мной, в степи безвестной, Взошла звезда твоих щедрот: Она свой луч в красе небесной На поздний вечер мой прольет. Но у меня для приношенья Ни злата, ни ливана нет, - Лишь с фимиамом песнопенья Падет к стопам твоим поэт. 1887 |
Ризу накрест обвязав, Свечку к палке привязав, Реет ангел невелик, Реет лесом, светлолик. В снежно-белой тишине От сосны порхнет к сосне, Тронет свечкою сучок - Треснет, вспыхнет огонек, Округлится, задрожит, Как по нитке, побежит Там и сям, и тут, и здесь... Зимний лес сияет весь! Так легко, как снежный пух, Рождества крылатый дух Озаряет небеса, Сводит праздник на леса, Чтоб от неба и земли Светы встретиться могли, Чтоб меж небом и землей Загорелся луч иной, Чтоб от света малых свеч Длинный луч, как острый меч, Сердце светом пронизал, Путь неложный указал. 1912 |
Вместо елочной, восковой свечи, бродят белые прожекторов лучи, сверкают сизые стальные мечи, вместо елочной, восковой свечи. Вместо ангельского обещания пропеллера вражьего жужжанье, подземное страданье ожиданья вместо ангельского обещанья. Но вихрям, огню и мечу покориться навсегда не могу. Я храню восковую свечу, я снова ее зажгу, и буду молиться снова: родись, Предвечное Слово! Затепли тишину земную. Обними землю родную... 1914 |
То не тучи бродят за овином И не холод. Замесила Божья Матерь Сыну Колоб. Всякой снадобью Она поила жито В масле. Испекла и положила тихо В ясли. Заигрался в радости Младенец, Пал в дрему, Уронил Он колоб золоченый На солому. Покатился колоб за ворота Рожью. Замутили слезы душу голубую Божью. Говорила Божья Матерь Сыну Советы: "Ты не плачь, мой лебеденочек, Не сетуй. На земле все люди человеки, Чада. Хоть одну им малую забаву Надо. Жутко им меж темных Перелесиц, Назвала я этот колоб - Месяц". 1916 |
О Матерь Божья, Спади звездой На бездорожье, В овраг глухой. Пролей, как масло, Власа луны В мужичьи ясли Моей страны. Срок ночи долог. В них спит Твой Сын. Спусти, как полог, Зарю на синь. Окинь улыбкой Мирскую весь И солнце зыбкой К кустам привесь. И да взыграет В ней, славя день, Земного рая Святой Младень. 1917-1918 |
Где ночь бросает якоря В глухих созвездьях Зодиака, Сухие листья октября, Глухие вскормленники мрака, Куда летите вы? Зачем От древа жизни вы отпали? Вам чужд и странен Вифлеем, И яслей вы не увидали. Для вас потомства нет – увы, Бесполая владеет вами злоба, Бездетными сойдёте вы В свои повапленные гробы. И на пороге тишины, Среди беспамятства природы, Не вам, не вам обречены, А звёздам вечные народы. 1920 |
Без мук Младенец был рожден, А мы рождаемся в мученьях, Но дрогнет вещий небосклон, Узнав о новых песнопеньях. Не сладкий глас, а ярый крик Прорежет темную утробу: Слепой зародыш не привык, Что путь его подобен гробу. И не восточная звезда Взвилась кровавым метеором, Но впечатлелась навсегда Она преображенным взором. Что дремлешь, ворожейный дух? Мы потаённы, сиры, наги... Надвинув на глаза треух, Бредут невиданные маги. 1921 |
Мой календарь полу-опалый пунцовой цифрою зацвел; на стекла пальмы и опалы мороз колдующий навел. Перистым вылился узором, лучистой выгнулся дугой, и мандаринами и бором в гостиной пахнет голубой. 1921 |
Елочка с пятью свечами Без игрушек и сластей Робко льет скупое пламя В нищей комнате моей. Ах, не также ль у порога В мой заветный Вифлеем Сам стою я перед Богом Неукрашенный ничем! Только иглами сухими Всех земных моих тревог, Только свечками скупыми, Что Он Сам во мне зажег. И мою пуская душу В путь намеченный едва, Сам же скоро и потушит - До другого Рождества! 1947 |
Снег идет, снег идет. К белым звездочкам в буране Тянутся цветы герани За оконный переплет. Снег идет, и все в смятеньи, Все пускается в полет, - Черной лестницы ступени, Перекрестка поворот. Снег идет, снег идет, Словно падают не хлопья, А в заплатанном салопе Сходит наземь небосвод. Словно с видом чудака, С верхней лестничной площадки, Крадучись, играя в прятки, Сходит небо с чердака. Потому что жизнь не ждет. Не оглянешься – и святки. Только промежуток краткий, Смотришь, там и новый год. Снег идет, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, В том же темпе, с ленью той Или с той же быстротой, Может быть, проходит время? Может быть, за годом год Следуют, как снег идет, Или как слова в поэме? Снег идет, снег идет, Снег идет, и все в смятеньи: Убеленный пешеход, Удивленные растенья, Перекрестка поворот. 1956 |
В коридоре больничном поставили елку. Она и сама смущена, что попала в обитель страданий. В край окна моего ленинградская входит луна и не долго стоит: много окон и много стояний. К той старухе, что бойко бедует на свете одна, переходит луна, и доносится шорох стараний утаить от соседок, от злого непрочного сна нарушенье порядка, оплошность запретных рыданий. Всем больным стало хуже. Но все же – канун Рождества. Завтра кто-то дождется известий, гостинцев, свиданий. Жизнь со смертью – в соседях. Каталка всегда не пуста - лифт в ночи отскрипит равномерность ее упаданий. Вечно радуйся, Дево! Младенца Ты в ночь принесла. Оснований других не оставлено для упований, но они так важны, так огромны, так несть им числа, что прощен и утешен безвестный затворник подвальный. Даже здесь, в коридоре, где елка – причина для слез (не хотели ее, да сестра заносить повелела), сердце бьется и слушает, и – раздалось донеслось: – Эй, очнитесь! Взгляните – восходит Звезда Вифлеема. Достоверно одно: воздыханье коровы в хлеву, поспешанье волхвов и неопытной Матери локоть, упасавшей Младенца с отметиной чудной во лбу. Остальное – лишь вздор, затянувшейся лжи мимолетность. Этой плоти больной, изврежденной трудом и войной, что нужней и отрадней столь просто описанной сцены? Но – корят то вином, то другою какою виной и питают умы рыбьей костью обглоданной схемы. Я смотрела, как день занимался в десятом часу: каплей был и блестел, как бессмысленный черный фонарик, - там, в окне и вовне. Но прислышалось общему сну: в колокольчик на елке названивал крошка-звонарик. Занимавшийся день был так слаб, неумел, неказист. Цвет – был меньше, чем розовый: родом из робких, не резких. Так на девичьей шеe умеет мерцать аметист. Все потупились, глянув на кроткий и жалобный крестик. А как стали вставать, с неохотой глаза открывать - вдоль метели пронесся трамвай, изнутри золотистый. Все столпились у окон, как дети: – Вот это трамвай! Словно окунь, ушедший с крючка: весь пятнистый, огнистый. Сели завтракать, спорили, вскоре устали, легли. Из окна вид таков, что невидимости Ленинграда или невидали мне достанет для слез и любви. – Вам не надо ль чего-нибудь? – Нет, ничего нам не надо. Мне пеняли давно, что мои сочиненья пусты. Сочинитель пустот, в коридоре смотрю на сограждан. Матерь Божия! Смилуйся! Сына о том же проси. В день рожденья Его дай молиться и плакать о каждом! 1985 |
Я бескорыстно и наивно Люблю в рождественской ночи Звезды осьмиконечной дивной Ко мне летящие лучи. Когда вся церковь замирает, Раскрыты Царские Врата, Стоит, земли не задевает Крылатый ангел. И уста Не движутся, но льются звуки, Здесь небо снизошло к земле, Благословляющие руки Я ощущаю на челе. И запах ладана и ели, Свечей живые огоньки, И страх, что невесомость в теле - От прикоснувшейся руки. Я с этим чудом в мир ступаю - Надолго хватит! И на всех! Сверкает в звездах Ночь Святая, И блестки сыплются на снег. 1998 |
Каждого ждет воздаянье по вере. В мире темно и грязно, и сыро. Слово рождается в яслях, в пещере. Правит страною какой-нибудь Ирод. И пробираются по примете Маги– волхвы – по сердца дрожи, К свету, который во тьме лишь светит, И достают дары осторожно. Самое худшее года время, Снег и слякоть, и ветер в лица. Ветхих заветов проходит бремя. Ангелы крыльями бьют, как птицы. – Время молитв, коротких и ясных, Неутолимой водою жажды... Слово в пещере рождается, в яслях - Бог, сходящий на землю однажды. Снег и слякоть, и в лица ветер, От непогоды куда нам деться? Мы, как волхвы, идем по примете - По дрожи сердца, по плачу сердца. 1998 |
Помню я, как в детстве первый раз Слушала о Рождестве рассказ. Я была взволнована до слез! Ведь родился маленький Христос Не в богатом именитом доме И лежал не в пышной колыбели, А в глухой пещере, на соломе. Ангелы, над ним склонившись, пели, И пришли в пещеру пастухи Поклониться истинному Богу, Мудрецы Востока, старики По звезде нашли к нему дорогу, В дар ребенку со своей земли Золото и ладан принесли. Было все чудесно и сурово! И наполнило мне душу чувством новым Мудрое евангельское слово. 1998 |