12. Народовластие


      Один из самых распространенных социальных мифов нашего времени – это миф о народовластии. Вместо понятного русского слова, сразу располагающего к усмешке, обычно используют греческий его эквивалент: демократия. Этим порождается ореол особой торжественности и глубокомыслия. И правда: кто может позволить себе – в наши-то дни! – выступать против демократических идеалов и принципов? Разве только какой-нибудь угрюмый проповедник диктатуры, заядлый консерватор и мракобес.
      Заметим, как в этом расхожем представлении сразу же сталкиваются между собой два окамененных понятия. Две "вещи": демократия и диктатура. С таким же примерно пафосом и с таким же смыслом звучала бы фраза: "Кто может преградить путь поезду, идущему из Петербурга в Москву? Только поезд, идущий из Москвы в Петербург!"
      Сто лет назад с необыкновенной силой и ясностью выступил против демократических идеалов К. П. Победоносцев. В его статьях "Новая демократия", "Великая ложь нашего времени" [13] развернута убийственная критика той социально-политической деятельности, которая обычно прикрывается флагом народовластия. Глубокие, развернутые, а иногда даже пророчески звучащие высказывания на ту же тему находим в книгах Л. А. Тихомирова [14], И. А. Ильина [15]. Наша задача заключается не в том, чтобы углублять или дополнять эту блестящую критику, а в том, чтобы взглянуть на предмет ее с новой стороны. Именно с той стороны, которая подсказана и продиктована всем предыдущим изложением: демократия – суть социальный миф, порождаемый сумерками полузнания, расцветающий в условиях окаменения понятий.

* * *

      Нет смысла низвергать идею демократии как таковую. Лучше вызвать в памяти еще раз эту символическую картину: вершина айсберга оторвалась от своей основы и носится по волнам, сегодня – на север, завтра – на юг (4, с.34). Выставляя народовластие как знамя, проповедники и поклонники его рисуют умилительные картины:

      Весь народ участвует в управлении государством (или учреждением); никто не ущемлен в своих правах; объективность оценок обеспечена; личные страсти управителей подавлены; знания и способности всех суммированы и слиты в единый мощный поток; социальная активность поднята до максимального уровня; торжество справедливости обеспечено.


      Чего же еще? И действительно, все эти заманчивые цели и великолепные достижения могут быть покрыты одним понятием: демократия.
      Но понятие, как мы знаем, приходит в движение и связывает нас с реальностью лишь в том случае, если оно покоится на некоторой незыблемой основе. На такой основе, если помните, развивались события в лесной сторожке (см.4, с.ЗЗ). Мы распорядились тогда:
      – Подай чашку!
      И чашка была подана. Скомандуем и теперь:
      – Подайте нам демократию!
      И что же будет подано?
      Если все определяющие параметры ситуации зафиксированы, если демократия, как и чашка в лесной сторожке, одна единственная, то ее непременно нам подадут. Нужно, следовательно, подумать, какие же определяющие параметры зафиксированы проповедниками народовластия, когда они рисуют сами себе и всему народу умилительные картины?
      Во-первых, как уже известно, параметры эти невозможно перечесть (объект второго класса!).
      Во-вторых, освободим некоторые из этих параметров и посмотрим, какую действительность станет обозначать полюбившееся нам понятие?
      а) Параметр первый: процедура выборов. Этот параметр был, очевидно, зафиксирован на отметке: "идеальная процедура". Отметка никем не оговаривалась, она просто подразумевалась. Освободим шкалу и продвинемся к другим отметкам: "процедура с подкупом", "...с обманом", "...с подделками", "...с односторонней пропагандой", "...с подставными кандидатами", "...с угрозами", "...с ошибками избирателей", "...при полной пассивности избирателей", "... при некорректной борьбе кандидатов" и т.д.
      Остановив указатель на любой из этих отметок или на любой возможной их комбинации, получим, очевидно, новую характеристику народовластия. Она будет звучать примерно так:
      "Худшая часть народа участвует в управлении государством".
      Ибо лучшая часть народа не станет подкупать избирателей, угрожать им или обливать грязью своих соперников. Запомним эту новую характеристику.
      б) Параметр второй: права гражданина. Этот параметр был зафиксирован на отметке: "все заботятся о правах друг друга". Отметка не оговаривалась, она подразумевалась. Снова освободим шкалу и поползем к другим отметкам: "избранные депутаты заботятся о правах лишь своих избирателей", "...заботятся лишь о своих собственных правах", "...не имеют понятия о проблеме права", "...не знают, как согласовать свои противоположные позиции", "...всеми средствами стараются аннулировать действия своих коллег" и т.д.
      Остановив указатель на любой из этих отметок или на их возможной комбинации, получим еще одну новую характеристику народовластия:
      "Люди ущемлены в своих правах".
      Запомним также и ее.
      в) Параметр третий: оценка ситуации. Этот параметр был зафиксирован на отметке: "большинством голосов всегда обеспечивается правильная, объективная оценка ситуации". Отметка не оговаривалась, она подразумевалась. Как и прежде освободим шкалу и продвинемся к другим отметкам: "большинством голосов не всегда обеспечивается объективная оценка", "... редко обеспечивается объективная оценка", "... чаще всего выражается неправильная оценка", "... бессмысленно искать правильную оценку", "... опасно руководствоваться в решительных ситуациях" и т.д.
      Остановив указатель на любой из этих отметок или на их комбинации, получим и запомним еще одну характеристику народовластия:
      "Неизбежно принятие ошибочных и опасных решений".
      г) Параметр четвертый: возможность злоупотребления властью.
      Не повторяя снова уже достаточно ясно наметившийся порядок действий, скажем коротко, что подавление притязаний и страстей отдельной личности достигается при условии бесстрастного поведения всех остальных. Если освободиться от этого молчаливо подразумеваемого и явно идеального условия, обратившись к другим, более реальным, фактам, то получим еще одну характеристику народовластия:
      "Личные страсти находят свое выражение в тирании группировок и кланов".
      д) Параметр пятый: свобода мнений, плюрализм.
      Если не полагаться на молчаливо подразумеваемое чудо гармонического сочетания разнородных стремлений, то приходим к такой характеристике:
      "Знания и способности всех парализованы изнурительной, бесплодной взаимной борьбой".
      е) Параметр шестой: возможность активной деятельности.
      При отказе от идеальных представлений находим, что:
      "Социальная активность людей подавлена".
      ж) Наконец, седьмому параметру – судебная власть – соответствует характеристика:
      "Справедливость попрана".

* * *

      Итак, что же такое демократия?
      Это вопрос понятный и привычный, способный сегодня вызвать самые острые и серьезные дискуссии на любом уровне – от случайных стычек на уличном митинге до академических заседаний и международных симпозиумов, А фактически – это вопрос наивный, нелепый. Лишенный всякого смысла вопрос. Ибо демократия это то самое, о чем громко кричат ее восторженные проповедники. И демократия – это то самое, о чем свидетельствуют приведенные выше характеристики, т.е. такая организация общественной жизни, при которой:

      Худшая часть народа управляет государством; люди ущемлены в своих правах; постоянно принимаются ошибочные и опасные решения; общество подчинено тирании отдельных группировок и кланов; знания и способности всех парализованы взаимной борьбой; социальная активность людей подавлена, а справедливость окончательно попрана.


      Сличим фраза за фразой два равно допустимых описания демократии – рекламное описание ее проповедников и разгромное описание ее противников – и убедимся, наконец, что идея народовластия это типичный социальный миф. Реальная действительность не имеет ничего общего с такой навязчивой мифологией, с отупляющим литоморфизмом. Ибо какой набор параметров из тех, что были перечислены, и из тех, что даже не названы и не замечены, – какой их набор встретится нам сегодня или завтра в совершенно неповторимых, конкретных исторических обстоятельствах? Каким улыбкам и каким гримасам народовластия призывают нас радоваться социальные демагоги?
      Разве согласится дирижер дать сигнал к вступлению оркестра, если музыканты не имеют нот и не встречались на репетициях? Кто угадает, какое сочетание параметров звуков вызовет его команда? Быть может, возникнет изумительно гармонический всплеск (идеальная комбинация всех параметров), но с таким же основанием следует ожидать и непереносимую для человеческого слуха какофонию звуков (самая неудачная комбинация параметров). Скорее всего, реализуется какой-то промежуточный вариант, т.е. хотя и переносимая физически, но достаточно отвратительная звуковая каша. Дирижер, который решился бы взмахнуть палочкой, пускаясь в подобный эксперимент, непременно был бы посрамлен и осмеян.
      А политик, размахивающий палочкой социальных мифов, в частности – палочной "вперед, к демократии"? Он успешно держится на ногах и даже принимает жалкие аплодисменты от какой-то части полуобразованной своей аудитории. Потому что для рабов литоморфизма музыка жизни – это тайна за семью печатями. Потому что для них не существует полнозвучных аккордов, а только вытянутая в одну нить мелодия: до, ре, ми... Потому что, взглянув на кружок или квадрат, нарисованный на бумаге, они еще способны воспринять его как изображение некоторого неизвестного – неизвестного! – объекта. А услышав патетическую речь своего лидера, они каждое слово воспринимают как плоскую фигуру, как кружок или квадрат, нарисованный на бумаге, т.е. как законченную и известную – известную! – им вещь: бери ее , складывай и прячь в карман. Вот почему рабы литоморфизма всегда хорошо понимают, что такое демократия, но совершенно неспособны понять, что такое – живое мгновенье.

* * *

      Освобождаясь от тирании понятий, не следует ввинчиваться в новый пласт рационализма, хотя бы и на более высоком уровне. В частности, не следует принимать слишком всерьез перечень параметров, характеризующих народовластие. И уж, конечно, не нужно думать, что каждый из этих параметров способен пробегать все значения: от -1 до +1 или от до . Такие схематизированные представления были использованы выше лишь с одной единственной целью: максимально облегчить обзор ситуации.
      Фактически идея народовластия высвечивает некоторую полосу относящихся к ней фактов, и среди них, между прочим, непременно находятся и такие, которые допускают только положительную или только отрицательную оценку. В качестве примера отметим два характерных и неизбежных порока демократических процедур. Их губительное влияние лишь иногда нейтрализуется счастливым сочетанием других факторов. Отрицательные примеры здесь особенно уместны, поскольку именно они способны предотвращать наше привычное сползание в окопы литоморфизма.
      Так вот, ахиллесовой пятой всех процедур народовластия является идея суммирования личностей. Эта идея притянута из области теоретической математики. Это – вбитая всем в голову, общепринятая заведомо ложная идея (см.5, с.41). Много раз мы уже встречались с нею как с краеугольным камнем полузнания. "Закон открывающейся двери" основан на суммировании трех факторов (ср.9). Можно суммировать пять, десять, тысячу... факторов, оставаясь все на том же самом уровне, т.е. разделяя розовые иллюзии младенческого возраста. Суммирование подразумевает завершенный процесс, а процесс завершен, когда его уже нет. Поэтому подсчет голосов, мнений, решений, или столь модные теперь социологические опросы, тесты, анкеты – все подобные методы являют собой попытку извлечь воду из камня. Это явная дурная бессмыслица, поскольку она пригодна только для действий с объектом первого класса, который заведомо (хотя и условно) завершен на фоне существующей инвариантной неопределенности. Но объект первого класса подчинен закону и потому не нуждается в голосовании. Или, может быть, попробуем решать голосованием, куда полетит брошенный камень: вниз на землю или вверх к облакам? Становится очевидно, что голосование нацелено на действия с объектом второго класса. Но тогда законом для него становится результат суммирования конечного числа единиц, т.е. итог голосования. А объект этому закону не подлежит: добавьте еще одну единицу – один голос, один фактор. Один параметр – и демократический результат опрокинут вверх дном.
      Короче говоря, в первом случае живую процедуру тщимся применить к мертвому объекту; а во втором случае – мертвой процедурой пытаемся охватить живой объект. Бессмысленный лабиринт, порождаемый парадоксами полузнания.
      Другой столь же неизбежный и столь же безысходный тупик – это критерий большинства, взятый за основу принимаемых решений. Если даже допустить суммирование голосов, если даже в каких-то особых обстоятельствах примириться с ним, то почему именно большинство мнений должно определять стрелку компаса? Эта идея тоже притянута из области теоретической математики и тоже является совершенно ложной посылкой. Источник конфуза остается прежний: неспособность отличить схему от реальности. Ну в самом деле, каждому понятно, когда приходится сравнивать по весу два мешка яблок. Более тяжелый возьмем себе: выгодно. Но непонятно, зачем сравнивать по весу мешок медных фитингов и мешок золотых украшений? Чтобы взять себе потяжелее? Это выгодно?
      Ясно, что ситуации коренным образом отличаются друг от друга. В одном случае объект вырван из жизненного потока и наглухо припаян к своей инвариантной неопределенности: его характеризует только вес и ничего более. Вес и решает дело. Здесь яблоки – объект первого класса. В другом случае нити тянутся во Вселенную, и выбор мешка зависит от того, какие из них более натянуты. Вес сам по себе ничего не решает. Важно содержимое двух мешков, оно выступает здесь как объект второго класса.
      Откуда же возникает идея, что голоса народные следует взвешивать по примеру мешков с яблоками? Разве нити от них нe тянутся во Вселенную? Попробуйте обрисовать ситуацию, в которой вес голосов, т.е. их большинство, безусловно решает дело. После мучительных поисков может быть вам и удастся предложить какую-нибудь искусственную конструкцию, которая тут же, однако, развалится, как только попытаемся вставить ее в живые рамки. Разве опыт партии "большевиков" не достаточно убедителен в этом смысле? Поистине, остается только развести руками, когда после такого впечатляющего опыта на сцене появляются убежденные демократы и, засучив рукава, начинают отрабатывать процедуры выборов и референдумов, в результате которых будут приняты решения, продиктованные когортой избирателей – новых "большевиков".

* * *

      Итак, постараемся протереть глаза. Понатужимся повзрослеть хоть немного. Не станем предавать демократию ни анафеме, ни превозношению. Просто уразумеем, что под этим знаменем смешно куда-либо бежать. Если появится политик, который с серьезным видом призовет всех создавать безоблачное государство, что скажем о нем? То же самое следует сказать, очевидно, и о политике, призывающем создавать государство демократическое. Что такое "социальная безоблачность"? Это играющий всеми огнями радуги мыльный пузырь. И "демократия" – тоже.