Это была для нас не просто музыка. Отнюдь не то, подо что мы «отрывались», «балдели» или «входили в наркотический транс». Рок был нашей философией жизни. Тем, что выражало наши мысли и чаяния, отражало наши поиски, объединяло, помогало общению. Эта музыка явилась частью нашей жизни. Когда храмы были закрыты, в библиотеках предлагались только классики коммунизма, страна под звуки бравурных маршей шествовала в «светлое будущее», — одним словом, когда вокруг все только врали, лишь рок-музыка — почти только одна она — решалась сказать правду, затронуть насущные вопросы жизни. Она не терпела фальши, учила «жить не по лжи». По крайней мере, я впервые услышал евангельские тексты в переложении рок-музыкантов. Как и Церковь, рок-музыку преследовали за попытки сказать правду. Музыкантов сажали в тюрьму. Почему-то в коммунистическом обществе преследованиям подвергался лишь один музыкальный стиль — рок. Все стили рок-музыки считались антисоветской пропагандой, даже когда тексты были совершенно безобидными.
Мы шли к Богу очень извилистыми путями. Никто нам не помогал в нашем поиске. Но большинство все же пришло к Православию. Духовенство тех времен, и само гонимое, относилось к нам с пониманием и сочувствием. Нам часто протягивали руку и бережно помогали переступить порог храма. И если уж мы переступали этот порог, то оставались в храме надолго: насовсем, на всю жизнь. Ныне слышу, что многие бунтари тех времен, кому тогда не было и двадцати, а сейчас за тридцать или за сорок, приняли монашеский постриг или предстоят святому алтарю, а девушки стали супругами священников. Бог всем им в помощь! Это закономерно: большинство из тех, кто в Советском Союзе называли себя «детьми цветов» в 70-х—80-х, ныне, милостью Божией, дети Православной Церкви — миряне и священники. И мне не стыдно, что я принадлежу к поколению хиппи. Мы так искали, это был наш путь, и мы нашли. Никому из нас сейчас не стыдно, наоборот, радостно, что мы не стояли в стороне, а хоть что-то пытались изменить. Вполне искренно мы верили тогда, что «первым хиппи был Христос» [2] (можете сколько угодно обвинять нас в кощунстве). Он был нашим идеалом, и мы верили в Него.
Наша музыка, путешествия автостопом, сейшены и съезды были формами нашего поиска. Вряд ли это поймут и с этим согласятся те, кому посчастливилось родиться в «малой церкви» — православной семье, кто впервые услышал проповедь о Христе еще в колыбели, кто освящался Приобщением Святых Христовых Тайн еще на руках матери. Мы не имели и не знали ничего этого. Но мы искали, как могли. Поэтому не судите нас строго ни за длинные волосы, ни за экстравагантные одежды, ни за громкую бунтарскую музыку. В этом были наши религиозные искания, так мы шли ко Христу. И вы не всегда поймете нас. Скорее нас поймет поколение Второй мировой войны, которое открывало для себя Бога в окопах Сталинграда и мясорубке Курской дуги. Священники именно этого «военного» поколения приняли наши первые исповеди и не оттолкнули нас.
Поколение бунтарей ушло, но музыка, рожденная этим поколением, осталась. Сколько хотите называйте ее сатанизмом, — для нас она, несомненно, была одним из путей, ведущих ко Христу. Еще немало молодых людей, остро чувствующих фальшь и несправедливость, которые всегда будут присутствовать в грешном мире, придут этим путем к Нему. Поэтому не надо хулить того, чего вы не знаете.
Отец Андрей Кураев впервые сделал то, о чем я давно мечтаю как священник, — обратился к молодым людям со словом о Христе на рок-концерте. Многими «правильными» людьми это не понято, недооценено. Но не моим поколением. Слишком много выстрадано на том пути, которым оно шло ко Христу! Я никогда не стал бы обращаться с проповедью ни на каком другом концерте: эстрадном, джазовом и даже в консерватории. Но на рок-концерте я бы свободно сказал все, что думаю о Боге и Истине. И я знаю, что буду услышан, как был услышан о. Андрей, потому что рок для большинства его аудитории прежде всего — путь познания Истины.
|