А.Митякин

Иероним Савонарола Характеристика личности, учения и деятельности

(окончание)

Братская келья в монастыре Сан-Марко во Флоренции

      Его взгляды изложены в его проповедях и сочинениях. Вот несколько извлечений, которые можно было приводить до бесконечности:
      "Красота состоит не в раскрашивании только. Это есть качество, которое происходит от пропорции и гармонии членов и других частей тела. Вы называете женщину красивой не потому, что у нее красивый нос и красивые руки, но потому, что каждая черта и каждый член у нее вполне пропорциональны. Что же служит источником этой красоты? Вникните в это хорошенько и вы увидите, что она истекает из души. И поистине, в тот момент, как душа исчезает, тело становится бледным и презренным; красота его убегает" [25].
      "Вы видите поэтому, что чем более что-нибудь бестелесно, тем оно более прекрасно".
      "Насколько же душа должна быть прекраснее тела, если мы видим, что свою красоту тело заимствует у души, и если душа прекрасна сама по себе, насколько прекраснее должна быть она, когда обладает также Божественной благодатью! Насколько прекраснее должны быть еще души избранных! Но даже и их красота превосходится еще красотою святых духов и Серафимов. И наконец, поразмыслите, насколько выше всего этого красота Бога!" [26]
      "Взгляните на благочестивую личность, мужчину или женщину, на человека, в котором дух господствует над чувствами; взгляните на них, когда они молятся или когда встали с колен, и вы увидите, каким ярким светом Божественной красоты озарены их лица; вы увидите, как красота Божия сияет на их лицах; вы увидите красоту Ангела. Все те, кто в благоговейном смирении причащаются Святых Таин, настолько соединяются с Богом, что на их лицах проявляется присутствие Божественного света" [27].
      "В совершенном христианине главные добродетели, которые производят праведную жизнь и красоту формы, суть горячая вера и любовь к нашему распятому Спасителю. По мере того, как углубляются вера и любовь, возрастают и внешняя миловидность и красота, пока не становятся способными увлекать сердца людей" [28].
      "Возьмите двух женщин, одинаково замечательных телесной красотой, одна из которых ведет святую, а другая - худую жизнь. Первую больше любят, чем вторую, и взоры всех мужчин, даже и наиболее плотски настроенных мужчин, следят за добродетельной женщиной. Возьмите благочестивого мужа, внешность которого безобразна: всякому приятно смотреть на него; его благочестие, несмотря на его невзрачность, озаряет ему лицо и придает ему красоту" [29].
      "Душа, которая возлюблена Богом, становится прекрасней по мере того, как она все более воспринимает Божественной благодати. Рассказывают, что при виде Пресвятой Девы, в присутствии Ее чудесной красоты все мужчины стояли в немом оцепенении. Но столь была велика святость, сиявшая на Ее лице, что Она никогда не возбуждала никакой дурной мысли. Не было человека, который бы не чувствовал глубочайшего благоговения к Ней" [30].
      Но и будучи идеалистом, Савонарола отнюдь не исключал изучения природы. "Прелесть произведения искусства состоит в его подражании природе; и доказательством этого служит то, что высшая похвала, какую мы высказываем живописной картине, состоит в таких выражениях: "эти животные точно живые", "эти цветы совершенно натуральны" [31]. Стали ли бы вы подражать Богу, Которого не можете видеть? Как вы можете сделать это? Взирая на рисунки, образцы, изображения, которые вышли из Его рук; то есть вы должны подражать естественным предметам точно так, как живописец берет человека или дерево и по нему начертывает его образ" [32].
      Искать идеала и изучать природу - вот два эстетических принципа Савонаролы. Третий есть простота. "Спросите живописца, что наиболее приятно: изображение в натянутом или свободном, естественном положении? Он скажет вам, что наилучшее и приятнейшее есть наиболее свободное и наиболее естественное" [33]. То же самое, прибавляет Савонарола, и с проповедничеством. И наконец, чтобы сделаться мастером в христианском искусстве, художник сам должен повиноваться законам Божиим. "Всякий художник изображает самого себя. Как бы ни были разнообразны его предметы, его произведения носят на себе явный отпечаток его мысли" [34].
      Савонаролу осуждали за то, что он отвергал и осуждал изучение наготы. В его сочинениях нет и следа этого. Все, что он обличал, - это выставку изображений наготы для публики. Он никогда не уставал побуждать художников изображать сцены, которые дышат только добродетельными чувствами. И главнее всего, оберегать невинность детства. Что касается изображений, помещаемых в церквах, то он напоминает художникам, что картины или иконы суть книги для неграмотных; он настаивает, что не следует вводить в них никаких посторонних подробностей, которые бы противоречили простоте Евангелия, и что нужно постоянно иметь в виду священность здания, для которого они работают, и истинную цель христианского искусства. "Вы, живописцы, действуете в дурном направлении. Вы вносите в церковь всякого рода суетности. Если бы вы знали, что следует отсюда и что знаю я, то вы не делали бы этого. Вы сделали бы хорошо, если бы уничтожили все нескромные изображения. Вы придаете Пресвятой Деве Марии костюм куртизанки. Смотрите же, как этим профанируется богослужение" [35]. В этом отношении он только предвосхищает постановление Тридентского собора: "Нужно избегать всякого излишества, так чтобы иконы не рисовались и не украшались с чрезмерною роскошью" [36].
      Каково бы ни было наше мнение об этих изречениях, во всяком случае, это отнюдь не эстетическая беспринципность какого-нибудь вандала. Протесты Савонаролы произвели громадное влияние. Поле, которое он оставил открытым, было и достаточно широкое. В его пределах средневековые живописцы достигли бессмертия; ему посвятили свой гений фра Анджелико и Лука делла Роббиа. Многие художники оставили мир и вступили в монастыри. Миниатюристы Бенедетто, Лапаччини, Евстакио; архитекторы Франческо дель Прато и Доменико ди Паоло; живописцы Агостино дель Муджелло и Бартоломео делла Порто, и, наконец, двое из фамилии делла Роббиа сделались доминиканцами [37]. Другое доказательство его влияния можно видеть в многочисленности его назидательных творений, которые иллюстрировались первоклассными художниками того времени. Sancta Dei plebs, как Савонарола называл народ, всегда оставался любезным его сердцу. И одной из причин его нелюбви к классицизму был противонародный характер последнего. Ведь классицизм резкой разграничительной чертой отделял образованных от необразованных и порывал связь между искусством и народом.
      Мы довольно подробно остановились на отношении Савонаролы к живописи, чтобы ответить на обвинение его в вандализме. Другим опровержением этого обвинения служит его дружба с передовыми гуманистами, историками, поэтами, художниками, скульпторами, архитекторами и граверами его времени. Он был другом Пико делла Мирандолы, который не мог жить без него и погребен в церкви святого Марка. В той же церкви похоронен Полициано, который отзывается о нем, как о "знаменитом и учением, и святой жизнью муже и славном проповеднике небесного учения" [38]. Его восхвалял и восторгался им платонист Фечино, который называет его человеком, выдающимся своим благочестием и мудростью, и который перед смертью, благодаря учению Савонаролы, вновь познал путь Вечной жизни. Бенивиени, платонический поэт, составил в честь его несколько славословий и псалмов, которые пелись детьми в процессиях во время карнавала. Уголино Верини посвятил ему латинские стихи о монашеской жизни, и в одном интересном благодарственном письме Савонарола выражает свои взгляды на поэзию. Он осуждал не само поэтическое искусство, а те злоупотребления, в которых были повинны отдельные поэты. Он говорит также, что и сам он недавно написал трактат об искусстве поэзии [39], хотя и пренебрегал в течение последних двадцати двух лет изучением беллетристики [40]. Сандро Боттичелли написал его жизнь, которая, к несчастью, потеряна [41]. Лоренцо ди Креди [42] был одним из его наиболее горячих приверженцев и считал одним из своих драгоценнейших сокровищ нагрудник (scapularium) Савонаролы. Фра Бенедетто умолял, чтобы ему умереть вместе со своим настоятелем, и утолял свою скорбь поэмами в память его. Баччио делла Порто, более известный под именем фра Бартоломео, столь глубоко скорбел о его смерти, что в течение четырех лет не касался кисти; ни искусство, ни мир не имели уже для него никакой прелести, и в 1500 году он удалился в монастырь. Скульптор Баччо да Монтелюпо был изгнан из Флоренции за то, что остался верен памяти своего учителя. Архитектор Кронако [43] не мог ни о чем говорить, кроме как о его смерти. Для всей фамилии делла Роббиа [44] он был пророком и учителем. Андреа украсил алтарь в церкви святого Марка изображением Девы, увенчанной лилиями и поклоняющейся Младенцу Христу; двое из его сыновей приняли монашество и получили доминиканское облачение из рук самого Савонаролы. Среди защитников монастыря во время ночного нападения 1498 года были трое из фамилии делла Роббиа, и лучший рассказ о последовавших сценах дан фра Лукой, известным миру под именем Марко делла Роббиа. После смерти Савонаролы они увековечили его имя и наиболее знаменитое из его видений медалями, носящими на одной стороне изображение головы монаха, а на другой - изображение укрепленного города со сходящим на него мечом Господним. Наиболее совершенное произведение Джованни делла Карниоле есть его драгоценный камень (intaglio) с резным изображением Савонаролы. И наконец, Микеланджело Буонаротти читал и перечитывал его проповеди, чтобы освежать свой дух, когда он занят был отделкой Сикстинской капеллы, и вдохновлялся их религиозным пылом, смелостью концепции и чисто дантовским воображением.
      Савонарола, таким образом, отнюдь не был невежественным в искусстве вандалом. <...>
      Истинный ключ к разумению его характера, как нам кажется, заключается в том факте, что это был человек, поглощенный одной всеобъемлющей идеей, осуществление которой он преследовал с непреклонной настойчивостью. Прежде всего, главнее всего и всецело он был преобразователь религии и нравственности. Он утвердил свою республику на основе страха Божия; его назидательные творения составлены были с целью сделать флорентийца гражданином теократии. "Восстановить все во Христе" - вот что было девизом его мыслей, его действий, всего его существования. Вся его душа высказалась в надписи, выставленной на площади Синьории. Надпись эта гласит: "Иисус Христос, провозглашенный Царь народа Флорентийского". С целью содействовать этому религиозному преобразованию он и пророчествовал, и вел свой крестовый поход против язычества, и обличал нравственные нестроения в Церкви и обществе. С этой же целью, и только с ней одной, он выступил на поприще политической жизни, и к этой именно цели направлялись все его политические преобразования. 12 декабря 1494 года, когда после изгнания Медичи республика Флоренция была создана его усилиями, он предварил свой очерк нового управления такими словами: "О народ мой, вы знаете, что я никогда не имел намерения вмешиваться в дела государства. Разве вы не верите, что я и теперь не вмешался бы, если бы я не принужден был сделать это для спасения ваших душ? Наше преобразование должно начаться с вещей, которые касаются духа. Они выше земных вещей..."
      Те, кто, имея этот ключ в своих руках, не будут привносить в простой благочестивый характер, отлившийся в средневековую форму, примеси новейших мотивов, найдут, что Савонарола перестает быть загадкой. Этим объясняется то влияние, которое он оказывал на своих современников, то отношение, в которое он становился к движению эпохи Возрождения, то противодействие, которое он оказывал папству, та почва, на которой он основывал свои пророчества. И, наконец, этим ниспровергается теория, что он писал, проповедовал, молился и страдал за торжество принципов, которые заключали в себе разрушение многого из того, что он считал наиболее священным. Не следует говорить о нем, как о еретике, как о вандале, как о шарлатане, как о новейшем либерале. Он не был ни одним из них. Дух, которым он жил, вполне выражается в следующем месте одной из его проповедей: "Вы, наконец, друзья мои, которые избраны Богом, вы, за которых я плачу денно и нощно, сжальтесь надо мной! Дайте мне цветы, как говорится в Песни песней, quia amore langueo, потому что я жажду любви цветов, то есть добрых дел. Я ничего не требую иного, кроме того, чтобы вы благоугождали Богу и спасли ваши души. Но что, о Господи, будет наградой для того, кто выходит победителем из такой борьбы, как моя? Глаз не может видеть этого, ухо не может слышать сказаний о ней: это будет блаженство вечное. А награда в этой жизни? Раб не может быть больше своего господина, - говорит Господь. "Ты знаешь, что Я проповедовал и был распят: твоя судьба также есть мученичество". О Господи, умоляю же Тебя послать мне это мученичество! О Господи, сподоби меня скорее умереть за Тебя, как Ты умер за меня!" Тут поистине слышится вопль души, надорвавшейся от непосильной борьбы с окружающими его проявлениями зла.
      В заключение нельзя не повторить тех знаменательных слов, которыми преподобный Максим Грек охарактеризовал Савонаролу и его сподвижников. Еще в юности ознакомившись во время своего пребывания во Флоренции с проповеднической деятельностью и мученической смертью флорентийского пророка и его последователей, Максим Грек, пораженный всей неправдой обрушившейся на них злобы современников, сказал: "Я с радостью причислил бы их к древним защитникам благочестия, аще не быша латыня верою" [45]. Вот где тайна кажущихся противоречий в жизни и деятельности не одного только Савонаролы, но и многих других выдающихся умов в Римской Церкви. Чувствуя всю неправду латинства, они рвались душой сбросить с себя и с самой Церкви тяжелые узы духовного гнета, чтобы вздохнуть свежим воздухом древнего благочестия. Но узы оказывались слишком прочными даже и для исполинов духа, и они падали и гибли в непосильной борьбе, и только в глубине своей души находили источник той истинной духовной радости, которая до конца поддерживала в них бодрость духа, но которой они тщетно искали в наличной жизни окружавшего их мира.