В год 125-летия казни декабристов московский журнал "Огонек" опубликовал выдержки из неизвестной драмы Рылеева, хранившейся до 1888 года у Шахматова, переданной в свое время для опубликования Якушкину, но, по неизвестным причинам, тогда не целиком опубликованной.
      В этом произведении, отражающем эпоху Богдана Хмельницкого, "Огонек" признает, что, "стремясь воссоздать историческую обстановку, предшествовавшую восстанию народа под водительством Хмельницкого, и реалистические образы украинских крестьян, Рылеев, в соответствии с исторической правдой, уделяет в этом отрывке значительное место церковным вопросам".
      Да, в жизнь русских людей всегда входил момент религиозный: от Киевской Руси, Литвы, Новгорода и Суздаля, чрез всю татарщину, Москву и новую эпоху православная вера была заметным двигателем и... даже основой жизни народной. Как сопрягается душа с телом и содержание с формой, так в жизни русского и украинского народа - вера Христова и Православная Церковь были всегда в истории чем-то неразрывным с народной жизнью.
      И, несмотря на все безбожие некоторых сынов, в народе, выросшем на религиозном отношении к жизни, сохраняется до наших дней искание правды Божией, тоска по ней и любовь к ней. Своим душевным чувством народ умеет отличать тихую Божию правду от шумных, говорливых и пустых человеческих неправд...
      Крестьяне в драме Рылеева, опубликованной в "Огоньке", говорят:

      Эти строки показывают религиозную и писательскую чуткость Рылеева: "Нет, нет, поверь, Создатель зла не хочет. Не Он, не Он виной беде Украины, но мы"... Религиозная сторона проявилась в Рылееве особенно после декабрьского восстания.
      В своем последнем письме к жене из Петропавловской крепости, ожидая казни, Рылеев пишет: "Я ни разу не взроптал во всё время моего заключения, и за то Дух Святый давно утешил меня! Подивись мой друг: в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашей малюткой, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О мой друг, спасительно быть христианином!.. Благодарю моего Создателя, что Он меня просветил, и что я умираю во Христе, что и дает мне спокойствие, что Отец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога, не предавайся отчаянию: ищи утешителя во времени. Я просил нашего священника, чтобы он посещал тебя. Слушай советы его и поручи ему молиться о душей моей... Возблагодарить его может один Бог за те благодеяния, которые он оказал мне своими беседами... Я хотел просить свидания с тобою, но раздумал, чтобы не расстроить себя. Молю Бога за тебя, за Настеньку, за бедную сестру, и буду всю ночь молиться: с рассветом будет ко мне священник, мой друг и благодетель, и причастит меня. Настеньку благословляю мысленно нерукотворным образом Спасителя и поручаю всех вас святому покровительству Живого Бога... Смогу ли я, мой друг, благодарить тебя словами? Они не выразят чувств моих: Бог тебя вознаградит за всё...
      Прощай: велят одеваться: да будет Его святая воля.
      Твой искренний друг".
      А в более раннем письме, тоже из крепости, Рылеев писал жене:
      "О, милая душой подруга! Ты любовью соединилась с миром физическим и временным. Христом ты должна соединиться с миром духовным, вечным, и, соединив в себе два мира, всей душой подчинить себя любовью вечности. Вот, милый друг, предназначение наше. Мы должны любовью подчинить Христу физический мир, и в Нем, как в духовном мире, подчинить себя вечной любви: Богу ради Бога, по любви Христа"...
      Трогательно и верно Рылеев выражает истину христианства.
      Настала полночь. Священник со Святыми Дарами вышел от Кондратия Феодоровича Рылеева, вышел и от Сергея Ивановича Муравьева-Апостола, и от Петра Каховского, и от Михаила Бестужева-Рюмина; пастор молитвою напутствовал в вечную жизнь Павла Ивановича Пестеля.
      Очевидец последних минут казненных декабристов говорит, что после прочтении полицмейстером Чихачевым приговора Рылеев обратился к товарищам и сказал, сохраняя присутствие духа: "Господа, надо отдать последний долг", - и с этим они пали все на колени и, глядя на небо, крестились. Рылеев один говорил, желал благоденствия России... Потом, вставши, каждый из них прощался со священником, целуя крест и руку его; при том Рылеев твердым голосом сказал священнику: "Батюшка, помолитесь за наши грешные души; не забудьте жену и благословите мою дочь", - и, перекрестясь, взошел на эшафот.