Если бы мне было предложено в двух словах сказать об отце Владимире, вспомнила бы его напутствие приехавшему семинаристу, будущему священнику: "Во-первых, неотступно проси у Господа-любви к Нему и ко всем людям".

Думаю, что отец Владимир сам неустанно припадал к Господу с просьбой об этой милости. Был услышан. И получил небесный дар: любовь к своему Творцу и глубоко невнешнюю, состраждущую, болезнующую любовь - к человеку. В том числе ничтожному, незаметному, на которого, так сказать, никто взгляда не кинет, - любому. Живя сегодня в донельзя искаженном, противоестественном мире, мы замечаем, как нам не хватает сил на любовь к самым близким, дорогим, не говоря уже "о всех". Тем дороже увидеть своими глазами человека, который обладал этой нечастой во все времена способностью.

Непрерывным потоком к нему шли люди: один, другой, через минуты - новый человек. Никому он в участии не отказывал, это была отзывчивость струны, натянутой до предела. У каждого уйма проблем и скорби, скорби... И он полностью поглощен каждым, но в данную минуту именно этим человеком, как одним единственным. И вспомнит всех этих людей в своей ночной молитве и будет опять умолять Бога о милости и спасении для них. Казалось, все самые скорбные, самые печальные на свете люди съезжались отовсюду, чтобы излить свою боль батюшке. Благодарю Бога за то, что знала, видела этого человека. Присутствовала при том, как он снимал с людей неподъемные вериги болезней, изгонял уныние. Как расцветали рядом с ним забывшие про радость.

Благом было присутствие при общении батюшки с народом. Он тратился на людей непомерно. Сегодня не все подают просящим на улице. Батюшка подавал милостыню со вниманием людям, которых многие стараются не замечать. Помню сгрудившихся подле него бомжей с непривычно светлыми, детскими выражениями лиц. На девятый день батюшки мы торопились к могиле, раздавая денежки неимущим. Один заросший нищий, услышав поминаемое имя, с тревогой произнес: "Это не тот ли отец Владимир?.." Услышал утвердительный ответ и с искренней скорбью: "Господи, это же был мой благодетель". Для батюшки все, без исключения, были - люди! Дети Божии. За годы общения с ним не помню, чтобы он погнушался хотя бы одним человеком.

Инокиня Серафимо-Дивеевского монастыря Н. вспоминала, как выходила из храма вместе с батюшкой, и к нему бросилась женщина, просившая "Христа ради". Он отошел от толпы, что-то ей сказал и передал деньги незаметным движением. Отец Владимир остро воспринимал действительную нужду человека. Нередко оказывал милосердие нуждающимся, своим и чужим духовным детям, без единого намека с их стороны в момент действительной необходимости. Милостыню он давал безшумно, за закрытыми дверями, и если при людях, то так, что глаза посторонних этого не замечали. Иногда паломники оставались в Дивеево сверх своих материальных возможностей. Собираясь уезжать, готовились к путешествию на "безплатных электричках". С неизменным тактом, без просьбы, батюшка нередко подсовывал простофилям деньги на дорогу.

Сам же отец Владимир обладал глубокой внутренней скромностью. Помню, многие месяцы, больше года, домашние говорили о необходимости сшить новый подрясник. Когда я вблизи увидела тот, в котором, единственном, он ходил, была поражена, - это, без преувеличения, была одежда нищего. Ни один известный мне священник ни при каких обстоятельствах не счел бы возможным надеть столь изношенную одежду. В связи с явным недостатком средств и из-за отсутствия умелых рук приобретение новой вещи стало проблемой. Кто-то предложил обратиться к светской верующей швее. На секунду задумавшись, батюшка ответил: "Не справится, подрясник - это высший пилотаж". Прошел немалый срок, подрясник все-таки появился. Наверное, он так же быстро испепелился на батюшке, как и предыдущий. Впрочем, во что был одет отец Владимир, никому не приходило в голову замечать. Во вторую зиму своего священства батюшка ходил в протекающих сапогах и шутил в ответ на чей-то испуг по этому поводу, представляя дело не стоящей внимания бытовой мелочью.

Когда после двух с половиной лет служения отцу Владимиру подарили первое облачение, светло-синее, Богородичное, помню глубину его благодарности. Он отнесся к нему бережно и отстраненно, как к незаслуженному дару. После многих просьб померить он как-то застенчиво облачился. Когда заметили, что подкладка пришита недостаточно качественно и с огорчением предложили: "Батюшка, мы заберем с собой и все исправим", - он немедленно ответил: "Нет-нет, и так слишком хорошо". И тут же унес его подальше от взыскательных глаз. Облачение не поражало блестящей парчой. Совсем недорогое: светло-синий фон заткан белыми матовыми крестами, оно оставляло самое скромное впечатление.

Невозможно записать все безчисленные рассказы об отце Владимире.

Одна раба Божия приняла монашество незадолго до смерти. Глубоко переживая свое недостоинство перед лицом великой милости Божией, ощущала приближение конца и думала, что Господу своему уже не послужит, ей нечем Его отблагодарить, и была очень угнетена. Отец Владимир пришел к ней в первый раз после пострига. И слышит от родственников: "Батюшка, Вы спросите, как ее зовут, она и разговаривать с нами перестала. Мы расстраиваемся: она Вам-то ответит как полагается". И батюшка торжественным славянским слогом вопросил о ее новом имени. Она испуганно на него посмотрела и робко, почти по складам, произнесла: "Не-до-стой-на-я мо-на-хи-ня Ели-са-вета". А батюшка: "Я люблю тебя за это!" Матушка после этих слов пришла в себя, осознала, что дорога Богу и в своей крайней немощи. Через батюшкино сердце восприняла сострадание к себе - Самого Господа. Для Него пребывающее в болезни и скорби дитя становится еще ближе. Как важно, чтобы именно в последние дни жизни сугубо боримая дьяволом душа устояла, не утратила правильного духовного устроения. Матушка раскрепостилась, стряхнула оковы ложных переживаний, хорошо исповедалась, с умилением причастилась.

Ее дочь Валентина, сторож Троицкого собора, добавила: "Батюшка бежит мимо, народ его обуревает. Благословляет на все стороны, но обязательно остановится: "Как вы там? Нужно зайти -маму причастить?" И без слов знает ответ. Прибежит, как бы ни был обременен. Иногда просто физически ощущаешь его страшную загруженность, но всегда - улыбнется, пошутит. Дух всем поднимет. Причастит. Благословит. И уж нет его. А мы несколько дней в приподнятом состоянии".

Раба Божия Надежда: "Отец Владимир - человек самый близкий всей нашей семье, самый дорогой. И все сокровенное, что было на душе, можно было в любую минуту ему принести. И он принимал все как свою собственную боль, собственную радость. Подобных людей, мне кажется, я больше в жизни не встречу.

Хочу вспомнить один момент. Их было множество. Он приходил к нам в дом причащать мою бабушку, покойную монахиню Елисавету. Она всегда это предчувствовала. "Сегодня должен прийти отец Владимир, я его жду". - "Батюшки сегодня не будет, он занят, на исповеди". - "Нет, я жду. Он обязательно сегодня придет". Проходит час, полтора, два. И вот уже с порога: "Мать Елисавета, где ты там, моя дорогая? Христос Воскресе!" Это была молния - молния света, радости. Или батюшка обещал быть, но его задержали, и вдруг кто-то другой причащает. Появляется отец Владимир со Святыми Дарами: "Причастили? Хорошо. Будем соборовать". Через пять минут его духовные дети привозят кадило, свечи, все необходимое. Начинается соборование. "А ручки-то сама поворачивает, посмотрите-ка, ладошки: вверх-вниз, я ей ничего не говорю". Бабушка лежит с закрытыми глазами уже тяжело больная. В конце всех молитвословий открывает глаза: "Спасибо, батюшка", - "Радость ты моя, да ты ж поднимись, поднимись, я же не хочу, чтобы ты уходила". - "Батюшка, да воля Божия будет на все". - "Запоминай, - говорит мне растроганно батюшка, - вот так бы и нам, такую детскую простоту". Батюшка, теперь ты в Царствии Небесном. Всех помнишь и молишься за нас, грешных и недостойных".

Матушка Ирина: "Батюшкина внутренняя и внешняя скорость нередко опережала мысль - так он быстро летал по дивеевским тропам. Убежит, вдруг - назад: просфору дать, что-то существенное для человека сказать, сделать. Иногда мне поручит: "Догони его скорее, позови к нам". Или: "То и то передай, это ему важно". Не позволял себе успокоиться: "Ладно, мол, поезд ушел". Нет, он всегда старался исполнить то, что считал своим долгом. Понимал, что опоздать можно - навсегда".

Еще один рассказ Валентины: "Удивительный человек отец Владимир. Для каждого- секунду находил. Нас же тысячи! И на всех его хватало. Это случилось на моих глазах. Одна бабулька поставила на дороге сумку. То ли к нему торопилась: батюшка не благословлял людей, завешенных сумками, сам освобождал им руки, наверное, чтобы рассвободить сердце. А ведь торопится, со всеми говорит, смотрит в глаза. Он эту сумку не заметил, запутался в ней, еле удержался на ногах. Все-таки выскочил. Пробежал по инерции несколько шагов, застопорился и - назад. Наклонился и из своей сумки в ее котомку банку консервов, хлеб, третье, пятое... Я не выдержала, на старую напустилась: "Ты что себе думаешь? Он же мог убиться из-за твоей дурацкой сумки!" А он эту старушку обхватил руками за головку, поцеловал в темечко, и уж след его простыл".

Своей жизнью батюшка исполнял святоотеческую заповедь: "Принимай все, как из рук Божиих". В жизни нет случайного, безцельного. И нет более удачного времени для совершения нашего спасения, чем сейчас. Душа, стремящаяся к своему Создателю, не рассматривает - большое дело или малое. Ибо Тот, ради Кого она его совершает - безгранично велик. В ежедневной суете постигаем: "Для повседневных дел требуется больше небесной благодати, чем для великих".

Упомянутый эпизод - лишь несколько обычных батюшкиных минут. Но нельзя не заметить, сколько отец Владимир успевал за самое короткое время: помочь, поднять дух, подарить желание стать лучше несосчитанному количеству людей. И все мгновенно: улыбкой, словом, беззвучной мольбой - посев, неустанный труд на ниве Господней, "во еже добродетели семена сеяти". Словно он ощущал краткость своей и общей жизни и сокровенную скорбь Спасителя: "Посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жатвы много, а делателей мало".

Наблюдая за батюшкой, не уставала удивляться: будто каждый человек был для него долгожданным, наконец обретенным родственником. Батюшкина любовь к людям обжигала своей искренностью, безоглядным расточением сил. Многократно в жизни была свидетельницей того, как, соприкоснувшись с Божественным началом самого незначительного человека, которое он один и способен был разглядеть, батюшка чтил его благоговейно и служил ему как слуга.

Глядя на него, думала: какие сокровища заложены Богом в недра человеческого сердца. Наверное, и в каждой душе, даже моей - уйма нераскрытых богатств, и мы обязаны их обрести, чтобы раздать другим. Со своей привычкой к нерадению не окажешься ли тем, кто закопал дарованное Христом? В батюшкину жизнь смотришь, как в зеркало, выявляющее твои подлинные черты, духовное уродство. Становилось стыдно за себя: ленивую, никчемную, безжизненную на добро. Сколько душевной щедрости, ласки, благожелательности источал батюшка на людей постоянно.

Этот феномен был бы мало понятен, если бы не слова Христа, возводящие личность другого на безпримерную высоту: Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его (Лк.8,21). Как безконечно близким дорожит человеком Сам Бог, значит, такая любовь возможна и должна через кого-то проявляться на земле. Рядом с отцом Владимиром начинал понимать: служение ближнему - Божественного происхождения. Он никогда не искал получить какую-то помощь, внимание, поддержку от других, всегда сам без конца одаривал всех.

Милостью Божией батюшка видел прекрасное в каждом человеке; казалось, ему было легко любить людей. Он испытывал постоянную жажду поддержать, ободрить. В наше время, когда люди поголовно охвачены унынием, проблема помощи падающим духом стала особенно актуальной. В период скорбей, искушений и суровые старцы не скупились на слова участия, христианскую ласку, улыбку, мудрую похвалу. Сегодня на это - великое оскудение. Как чудо мы перечитываем слова старца Алексия Мечева  [1], получившего от Бога дар любви благодатной, всепрощающей и всеисцеляющей: "Со слезами прошу и молю вас, будьте солнышками. Согревайте окружающих вас, если не всех, то хотя бы тех, кого Господь поставил рядом". В отце Владимире мы узнавали дух московского праведника: "Мы должны подражать Любви Божией. Случай сделать кому-нибудь добро - это есть милость Божия к нам, поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другому. А после... захочется еще и еще делать добро... И в сердце такого человека наконец вселяется Сам Господь: "Мы придем и обитель у него сотворим"".

Велика сила духовной поддержки, которую дарил отец Владимир ежедневно каждому требующему. "Ободрение нас вдохновляет; если его нет, гаснут многие благородные возможности. Ты думаешь, что не можешь добиться многого в жизни, не можешь сделать ничего хорошего, ничего прекрасного. Тебе кажется, что и твои друзья думают так же, и тебя охватывает безнадежное чувство собственной незначительности. Потом приходит кто-то, кто видит твои способности, чей взгляд ловит драгоценные проблески твоей души, кто видит в твоей жизни возможности, о которых ты никогда не подозревал, и говорит тебе об этом... Для каждого из нас много значит знать, что кто-то нами интересуется.

Любовь Иисуса к Симону, высказанная Им, и Его ободрение стали для него началом новой жизни. Иисус поверил в него, и это наполнило его упованием. Христос видит в нас возможную красоту характера и возможную силу для служения и сразу стремится показать нам спрятанные в нас сокровища". (Государыня Александра Феодоровна).

Это делание не относится к простым или легким. Но для батюшки, казалось, оно было самым естественным. В народной гуще - это поистине был отец семьи, где все дороги друг другу: лица освещались добротой, искренностью, улыбались самые печальные, глаза светлели, хорошели самые непривлекательные, никто не чувствовал себя лишним, обделенным. Рядом с батюшкой каждому хотелось стать добрее, святее. Нередко можно было услышать: "На отца Владимира достаточно смотреть, и это такое утешение, что даже неважно, уделил ли он внимание именно мне".

Батюшка за все благодарил Бога. Пусть Господь и нам даст силы благодарения. Если нам выпало жить в обстоятельствах апостасийного времени, это не может быть случайностью - это Промысел Божий. Отец Владимир завещал нам не поддаваться унынию и в ситуациях, кажущихся безысходными. Он был великим борцом с унынием.

Одна моя знакомая рассказала: "Не знаю, являемся ли мы духовными детьми отца Владимира, не успели попросить об этом, но мы к нему прикипели душой. Он настолько чувствовал любое неблагополучие твоего внутреннего существа, это что-то невероятное.

Однажды мой собственный ребенок, хотя ему не было четырех лет, довел меня "до ручки". Иду и просто унываю: полное непослушание, выкаблучивание. В состоянии безсилия и страдания вхожу в церковь. Мимо бежит отец Владимир, вдруг резко останавливается, пристально смотрит на ребенка, подходит к нам: "Ну, запоминай! Маму нужно любить.., слушаться... и - помогать! Ты услышал меня? Повтори!" Не узнаю своего младенца: он весь обратился в слух и внимание, у него что-то неописуемое на лице. Все старательно повторяет. Батюшка выслушал и побежал дальше. А сын был под таким впечатлением от его слов, что рассказывал дома: "Это же надо, папа, что мне сказал батюшка! Маму нужно любить! слушаться! и помогать!" Причем ребенок, только что образец непослушания, был столь проникнут этим открытием, что долго к этим словам возвращался и пытался осуществлять их в жизни".

Эта семья из Тюмени переехала в Дивеево. Наталья вспоминает, что одно время находилась в страшном унынии. Ранее дома у них был близкий священник, его помощью они регулярно пользовались. А здесь - будто одни на свете. Уныние валило ее с ног. "Однажды, всеми силами сдерживая слезы, я причащалась. Помню, как отец Владимир внимательно посмотрел на меня в момент Причастия. А после службы сам подошел и спросил, как меня зовут. Давно хотела исповедоваться у него, но все не решалась, столько у него народа. Назвала свое имя, он улыбнулся: "Я теперь запомню и молиться буду".

В следующий раз причастилась, отхожу от Чаши, но рыдания просто душат, настолько тяжело. Выпила запивку, стою и плачу от душераздирающего состояния. Вдруг подходит отец Владимир и с невероятной лаской говорит мне, едва ему знакомой: "Я тебя умоляю, очень тебя прошу: ну, перестань плакать, пожалуйста". Вдруг берет меня за ухо и аккуратненько начинает трепать. Уже улыбаюсь сквозь слезы: "Батюшка, тогда уж и за второе". - "Ну, тебя начни за второе, еще обидишься" (узрев, видимо, ее склонность к обидам). "Нет, - говорю, - нужно и за второе". И он меня, с явным удовольствием, за оба оттрепал. Пришла домой, уши горят, но никакого следа от уныния.

Нередко в суете, на бету, не расчешешься, завяжешь хвост, косынкой прикроешь. Однажды, с такой "прической" стою на исповедь к батюшке. Он меня не берет и не берет. Потом приближается ко мне: "Это ч т о у тебя на голове?" "Вавилонская башня", - с раскаянием отвечаю. "А, вавилонская", - с участием кивает батюшка. Но все становится ясно. И как он видит, ведь волосы под платком, внешне незаметно. Краской залилась, и с тех пор никогда такой небрежности себе не позволяю... Как это ему до всего было дело". Батюшка обладал почти материнской заботой о людях. Был внимателен и к мелочам, внешним и внутренним, и полностью скрытым, когда они могли мешать правильному устроению человека, порой незаметно для него самого.

"Однажды, - продолжает Наташа, - стою в очереди на исповедь. И во мне прогрессирует один грех. Бороться с ним не могу, покаяния за него моя душа приносить не в состоянии. Уже давно к батюшке приблизилась, а он берет людей и слева от меня и справа, посмотрит-посмотрит и берет других. Наконец, глянул на меня внимательно, взял за руку: "Ну, давай поклончики класть". И начинает делать вместе со мной поклоны. На третьем чувствую: что-то произошло, дошло до меня, в каком я безобразном состоянии. Слезы хлынули градом. Начала исповедоваться и никогда не забуду - это была одна из лучших моих исповедей". Отличительная особенность отца Владимира: многоразличными способами он добивался неформальной исповеди: умолял Бога, чтобы душа человека опомнилась, отвергла окамененное нечувствие - разболелась.

"Каких особенных вещей на батюшкиной исповеди не происходило. Моя подруга приехала в первый раз в Дивеево и у нее - тяжелое искушение: пропала сумка со всеми деньгами и документами. Избегалась, исплакалась, во всех местах искала, где только могла ее забыть, начиная с храма. Обезсиленная, стоит в очереди к батюшке. Он приглашает ее к аналою и неожиданно: "Ваше имя такое-то?" Она, пораженная, подтверждает. "Вы ведь из Тюмени?" - "Да! А откуда Вы знаете?" - "Назовите мне свой адрес". После ответа он протянул ей потерянную сумку со словами: "Она почему-то оказалась в моей келье".

Однажды невероятно нагрешила и говорю маме: "Сейчас пойду в храм, хотя бы к отцу Владимиру не попасть..." Но исповедовал он. Ну, думаю, будь что будет: ожидала нагоняй. А батюшка взял мою записку, прочитал, так милосердно посмотрел на меня - и ничего не сказал. Видел все. В другой раз стою на соборовании. Подходит ко мне и, помазывая, произносит с глубоким чувством: "Помоги тебе, Господи". Меня это смутило, я стала присматриваться: никому ничего не говорит, молча всех помазывает. Подходит ко мне и опять, с необыкновенным участием: "Помоги тебе, Господи". Окончательно остолбенела. Пришла домой, а мы в это время в Тюмень собирались. Уехали. И на меня нагрянуло искушение такого размера, что, если бы не те памятные слова... Поняла, что отец Владимир предупреждал об этом, и лишь его молитвами я все перенесла. Такого искушения у меня не было никогда в жизни".

Незадолго до смерти отец Владимир раскрыл еще раз "Письма Царской Семьи из заточения", вчитывался в строки Царственных узников. "Иисус сказал, что Его ученики - это "Свет мира". Он хочет, чтобы мы светили там, где темно, чтобы мы могли быть утешением для других и ободрением унылых. Господь наш хочет, чтобы Его друзья в гуще мирового зла могли очистить его, чтобы среди скорби и лишений они могли утешать". (Из дневников Государыни Александры Феодоровны).

Нередко люди искренне восхищались отцом Владимиром и пытались петь ему дифирамбы. Все это он безпощадно отметал. Услышала однажды, как батюшка ответил резкостью одному превозносившему его человеку: "Я тут бегаю и прыгаю милостью молитв преподобного Серафима, и не больше того!"

Отец Владимир был безконечно мягок, любовен, простодушен по отношению к людям, которые воспринимали его так же просто и чисто. Он мог становиться жестким, если начинали неправильно понимать его безбрежную доброту. И тогда он, как хирург скальпелем, мгновенно вскрывал гнойник. Батюшка был неординарной, притягательной личностью. И нередко к нему не просто привязывались сердцем, но, что называется, начинали "обожать" - это искушение обыкновенно для новоначальных. Батюшка применял к таким людям ряд духовных врачеваний, включая безпощадность. Однажды стояла у дверей его кельи в ожидании исповеди. Отец Владимир, кроме того, что задерживался допоздна с исповедниками в храме, брал нескольких домой, после всенощной и утром.

Отслужив литургию, батюшка продолжал исповедовать и в этот раз. Дверь, отделявшая его келью от прихожей, которая была одновременно кухней, приоткрылась, и я не нарочно услышала фрагмент разговора с неизвестным мне человеком: "…Будешь любить Христа! Преклоняться перед Ним! - это звучало так жестко, как пощечины по лицу. - Поняла?!" В ответ - молчание. "Что есть человек без помощи Божией? - мерзость и грязь". Это звучало: как можно не видеть, что я - ничто. "И Бог - Небо, превысшее Небес!.. Кайся! Иначе тебе здесь не быть!" Это был один из редких случаев, когда состояние отца Владимира можно было назвать сдерживаемым гневом. Минуты, о которых быть может небезполезно кому-то узнать...

Однажды, по приезде нескольких знакомых из Москвы, батюшка поспешил в храм, мы за ним. До службы оставался целый час, храм пустой. Отец Владимир скрылся в алтаре и тут же вынес котелок, в котором преподобный Серафим по сей день освящает для всех свои сухарики. Как только батюшка появился из алтаря, как из-под земли, возникла толпа: все, связанное с отцом Владимиром, имело оттенок сверхъестественного. Откуда взялись люди? Только что здесь было трое-четверо. И вот уже батюшка перелетает с места на место, сверкая радостью, на каждого надевает котелок. Люди с озаренными лицами спешат подставить головы по несколько раз... Это память о лучезарном счастье, благодать льется потоком, не существует слов, способных выразить происходящее. Как притягивались к батюшке люди! Словно кусочки железа к магниту. Но еще в большей мере сам батюшка привлекался святыней. Он, держащий этот котелок, стал проводником Небес. Сам Преподобный Серафим действовал через батюшку, руками святого каждый был осеняем святыней. И нет иных объяснений для этой преизливающейся благодати. Все вещи преподобного - непростые, к ним нелегко приблизиться одержимым. Но не у каждого в руках они проявляют свою особенную силу. Батюшка не просто любил доставлять радость, что случается со всеми. Он дарил радость - преображающую, исцеляющую - небесную.

Как-то отец Владимир поделился: "Мое любимое слово - "отрада"". - "Да? - обрадовалась я. - А мое: "утешение", потому что Царь Небесный - Утешитель". Мы поулыбались и заключили: "Значит, наш любимый образ - "Отрада или Утешение"". Именно эту икону Богоматери батюшка получил при посвящении в монашество. День за днем после пострига со свечой и иконой в руках инок приходил в храм, прикладывался ко святым мощам, всю службу проводил в алтаре. В монашеских ризах, фантастически худой - батюшкины граммы таяли на глазах, неуклонно приближая цифру, о которой врачи сказали: "После этого мы Вас уже не спасем", - он выглядел почти безплотным; черный цвет одежд подчеркивал красоту иконы, которая в батюшкиных руках казалась драгоценностью. Божия Матерь сопроводила его до конца. Для нас имя этой иконы - вышнее предопределение батюшкиного служения, вчера и в вечности.

Вспоминаю историю этого образа. На Ватопедский монастырь Афона готовилось нападение. Монахи ни о чем не подозревали. Во время богослужения Царица Небесная, внезапно ожившая на иконе, произнесла: "Закройте ворота монастыря, чтобы вам не погибнуть от разбойников". В этот момент инок, упавший на колени, увидел, как Младенец Христос простер руку, заграждая уста Своей Матери: "Умолкни, из-за своего нерадения они недостойны спасения". Пренепорочная Дева, как это может лишь Она Одна, отвела всевластную руку, и предупреждение прозвучало снова. И было повторено трижды. Монахи в самый последний момент успели затвориться. И были помилованы Богом. В наше время, когда человеческое недостоинство обретает все более страшные черты, чтобы возвысить голос в нашу защиту, Божией Матери требуются особые ходатаи, в числе которых Она, несомненно, принимает и отца Владимира.

Служение батюшки отличалось тем, что, подарив "авансом" редкую духовную радость человеческой душе, он тут же звал ее к серьезной духовной жизни.

"Три года назад, - рассказывает раба Божия Виктория, - мы ненадолго приехали в Дивеево с моей знакомой. Отец Владимир не благословил нас идти на послушания, быть может считая достаточной нашу церковную загруженность в Москве. Но так хотелось потрудиться в монастыре. Не послушавшись батюшку, мы проявили своеволие, напросились красить игуменский корпус. Спешим - к отцу Владимиру поделиться радостью и получить благословение, как настоящие послушницы.

Пришла в Троицкий собор, когда служба уже закончилась. Отца Владимира ожидало несколько человек. Встала в очередь. Передо мной опиралась на палочку пожилая женщина. Люди, поговорив с батюшкой, расходились один за другим. Подошла очередь старушки, и произошло неожиданное: батюшка вдруг взял из ее рук палочку, подошел ко мне и, ни слова не говоря, ударил меня ею по спине, не больно, но ощутительно. От неожиданности я не успела ничего сообразить и сказала батюшке, правда уже без особенной радости, что мы будем красить игуменский корпус, и он меня' благословил. Но моей знакомой совсем не пришлось потрудиться: ее маленький сын ни за что не хотел отпускать маму на второй этаж на "леса". А я через три дня, занимаясь малярной работой под ливнем, простудилась очень сильно. Вот что означало непослушание отцу Владимиру".

Батюшкино отношение к людям было особенным. При всегдашней перегруженности он находил время, чтобы выслушать других не только в момент их отчаянных ситуаций. Отец Владимир всегда был ограничен во времени, потому что делал непомерно много. Но, уделяя другому недлинную минуту, он одаривал нестандартной глубиной внимания, участия и понимания. За самые короткие миги общения человек нередко оставался под неизгладимым на целую жизнь впечатлением, ощущая себя должником батюшки, исходя из заповеди: "Мы не обязаны друг другу ничем, кроме любви". Рядом с ним люди преображались, расцветали таланты, во-первых, человеческие, но и множественные другие. Знаю ряд людей, судьбы которых батюшка - одним движением, краткой фразой - полностью переменил. Осветил новый путь, вскрыл мощный источник таланта, поддержал слабые способности. Он замечал и выявлял прекрасное в самом незначительном, на внешний взгляд, человеке, который о своем даре нимало не подозревал. Отец Владимир предвидел и знал значительно больше, чем мы могли и можем предполагать.

Пять лет назад привезла к батюшке профессионального светского художника, который находился в тяжелом душевном и духовном нестроении по ряду нелегких причин. Давно стало обыкновенным везти к отцу Владимиру всех, кому трудно. Прибывшие, человек шесть, окружили батюшку. Он раздавал благословения, о профессии Л. не имел никакого понятия, видел его впервые. После нескольких доброжелательных фраз одному, другому, он стремительно повернулся к Л. и произнес: "Будет писать иконы!" Это было столь особенно, что все мы ошеломленно смолкли. Но главное, вся жизнь художника с этой минуты полностью переменилась. Он стал успешно заниматься иконописью. К годовщине успения отца Владимира закончил его портрет. И обязан ему не только этой фразой, поменявшей весь жизненный уклад Л. Известно несколько случаев чудесной помощи отца Владимира благодаря этому портрету, мироточение его фотокопий.

Однажды матушка Ирина заметила: "Как ты умудряешься советовать людям изменить род занятий - так удачно?" Батюшка, по обыкновению, уклонился от прямого ответа: "Но необходимо же подсказать человеку, что он совсем не своим делом занимается. Это же радость какая, что он займется своим!".

Когда Л. впервые написал преподобного Серафима, батюшка немедленно нашел ему заказчика в лице знакомого священника в Ардатове. Новорожденному иконописцу, хотя и с большим стажем в живописи, предстояло создать первую в жизни иконостасную работу: благословляющего преподобного на золотом фоне большого размера. У Л. не было доски, отсутствовали деньги на сусальное золото и краски. В свои трудности он никого не посвящал. В этот день к дому отца Владимира подъехал рафик, из которого вышла шумная семья, окружившая батюшку. Женщины благодарили его со слезами на глазах. Отец Владимир отшучивался, как человек, к которому все это не имеет никакого отношения. Его все-таки принудили взять конверт. Через считанные минуты конверт был вручен нищему художнику. Искренняя радость отца Владимира означала: "Вот для кого эти деньги предназначались!" В конверте оказался один миллион рублей (старыми деньгами), для Л. -деньги огромные.

Когда впоследствии при подобной ситуации я попыталась сказать батюшке, что в настоящий момент в деньгах нуждаются его собственная матушка и дети, он повернулся и просто молча глянул на меня. В этом взгляде было что-то столь особенное, что я сразу умолкла. Через несколько лет вспомнила эту минуту, читая старца Паисия Святогорца: "Любовь видна, когда человек дает, сам находясь в лишениях". Когда ты встречаешь нуждающегося, подумай: "если бы на месте нищего был Сам Христос, то что я дал бы Ему? Безусловно, самое лучшее... Если тебе больно за какого-то страдальца, и ты помогаешь ему, то представь, на какую бы ты пошел жертву, если бы Сам Христос был на его месте... Господь говорит, что делая что-то одному из несчастных, вы тем самым делаете это Мне". Отцу Владимиру был близок этот, почти неисполняемый закон Христа: "Любовь должна быть для всех одна и та же. Министр и нищий, генерал и солдат занимают в сердце человека верующего одинаковое место".

Как-то меня пришла навестить Татьяна, духовная дочь московского старца Михаила Труханова. Мы вспомнили об отце Владимире. Она поделилась свидетельством о тайном исцелении отца Владимира от смертельной болезни. Этот факт неизвестен и самым близким. "Впервые я увидела батюшку три года назад и при памятных обстоятельствах, - рассказала она. - Был день упокоения старца Сампсона, мы молились на его могиле. Вечерело, многочисленная толпа схлынула. Мы тоже собрались уходить. В это время появился отец Владимир. Священник, отслуживший последнюю литию, снимал поручи и произнес над духоносной могилой, засыпанной цветами: "Здесь не панихиды - молебны служить надо!" Отец Владимир очень живо повернулся к нему: "Вы так думаете?! Благословите!" (Очень ясно представила батюшку при этих словах. Знаю, что первостепенной важностью во всех случаях для него было наличие благословения). Тут же достал из пакета облачение оглянулся на нас, мы - уже за оградкой. "Возвращайтесь, матушки, давайте ваши записочки", В следующую минуту уже горели свечи, начался незабываемый молебен. Когда он кончился, батюшка стал разоблачаться и вдруг произнес: "Ведь я здесь в больнице, на обследовании. У меня обнаружили рак... А вот я как к батюшке п р и п а д у, и его п о п р о ш у..." На наших глазах он упал на колени, обнял крест отца Сампсона, приник к нему всем своим существом и закричал: "Батюшка-а-а!!!" Никогда в жизни из таких глубин сердечных я не слышала зова...

Когда он встал, мы начали умолять его пойти вместе с нами: "Одна из нас живет совсем близко, на "Выхино", поедемте к нам на чай, ненадолго". - "Нет-нет, - отказывался батюшка, - не могу, я должен вернуться в больницу". Мы уговорили его. Так и запечатлелись в душе живые, всепроницающие глаза. Они видели все, все понимали. Своей любовью он немедленно входил в каждую ситуацию. За краткое время чаепития и разговора мы почувствовали себя так, как будто знали батюшку много лет. Не решилась нагромождать на него свои ситуации: слишком они тяжелы, хотя было видно, что человек безотказный. Но, когда мы прощались, он осенил меня большим сильным крестом; "Запомни, все твои сегодняшние скорби - ничто в сравнении с будущими. Крепись". Несмотря на явно нерадостное содержание, слова несли утешение. Напоминали о том, что Бог, предупреждая меня, промышляет о всех будущих обстоятельствах.

У отца Владимира было немного времени, но не осталось впечатления нашей обделенности: ни одну из нас он не прервал, ни малейшим намеком не дал понять, что мы забылись и одолеваем его рассказами более возможного. За краткое время мы сверх получили: внимания сердечного, молитвенной помощи, прояснения души. Такие люди - редкость! Особенно в наше время - сугубая редкость!

Как он нас, только что ему неизвестных, согрел! Как открывалось ему навстречу сердце. Он проникал в душу самую закопченую, тут же начинал отчищать, поднимать ее выше... И будто родной человек уходил от нас".

По ярким краскам рассказа Татьяны было понятно, что эта встреча, происшедшая три года назад, стоит перед ее глазами со свежестью вчерашней. Когда я поделилась своим впечатлением с духовной сестрой, она произнесла: "Непроходящей свежестью дышит благодать Святого Духа".

"Я за тебя отвечаю"

"Это случилось несколько лет назад, - рассказывает инокиня Елисавета, - и не забуду никогда, как помог мне отец Владимир. В это время у меня было большое искушение: я ушла из своего монастыря в Чебоксарах и не знала, что впереди. Мне было очень тяжело: и раскаяние, и страх вернуться в монастырь. В этом состоянии приехала в Дивеево и подошла к исповедальному аналою отца Владимира, горько плакала и рассказала о своем несчастии. Он меня необыкновенно пожалел и утешил. В этот свой приезд, наверное, каждый день я к нему подходила. Как-то он достал неизвестную мне толстую книгу и сказал, как о реальности, которая не подлежит сомнению, с внутренней силой и участием: "Только верь! Ты вернешься в свой монастырь и у тебя все будет хорошо". Положил раскрытую книгу мне на голову, прочитал из нее молитву надо мной. И что-то произошло, как будто теснота и скорбь, сжимавшие душу, меня отпустили - я успокоилась. В эти дни неоднократно подходила к батюшке, чтобы взять благословение. Он всегда что-то подбадривающее говорил: "Ничего, ничего, возвращайся!"

Когда сообщила, что уезжаю в свой монастырь, он сказал, чтобы я ему писала. Так началась наша переписка. Его письма были очень короткими, но всегда по существу. Все - очень содержательные, в каждом утешал, всегда подбадривал и наставлял, входя во все мои ситуации. Но так вот утешительно наставлял, как он один умеет. Через год, по милости Божией, мы с сестрами приехали из нашего монастыря в Дивеево, очень поздно вечером. Батюшка еще исповедывал. Успела взять благословение и коротко исповедаться. Он был рад моему приезду. Потом благословил и сказал на прощанье: "А я за тебя отвечаю! Я отвечаю за тебя, ты мне пиши", - и пошел.

До сего времени мы продолжали общаться. К живому я больше ни разу к нему не приехала, а переписка наша не прерывалась до конца. Хотя был период, когда он долго не писал, видимо, был в отъезде. И из-за болезни, конечно, и предстоящего пострига. Последнее письмо от него я получила 12 февраля, то есть незадолго до его смерти. Очень скорблю, ведь он ни словом, ни намеком не дал понять, что тяжело болен. Если бы я хоть что-то знала, предполагала, что у него так плохо со здоровьем, конечно, отпросилась у матушки игумении и приехала. Последнее его письмо было очень большое по сравнению с теми, какие получала обыкновенно. В нем было много глубоких наставлений. Теперь до конца понимаю, что это - его пастырское завещание мне на всю оставшуюся жизнь. Все письма я храню, как святыню, очень часто перечитываю. Он меня и после смерти утешает этими письмами, которые мне предстоит понять, воспринять еще серьезнее. Я считаю батюшку своим духовным отцом и ощущаю очень близким человеком, который не забывал меня в моих обстоятельствах и скорбях. Несмотря на то, что мы так редко виделись, всегда "слышала" его молитвы обо мне, грешной. Уверена, что и сейчас он не оставляет меня в своих святых молитвах перед престолом Божиим. Верю и знаю, что он спасся, что он "иже во святых".

Перед Пасхой наша сестра поехала в Дивеевскую обитель, я просила передать от меня поклон батюшке. Возвращается после Пасхи и говорит: "Молись о батюшкином упокоении". Всю Светлую седмицу я проплакала, постоянно о нем молилась, без конца вспоминала и все время плакала. И однажды просыпаюсь, а на душе чувство радости, облегченности, как будто пасхальное приветствие от отца Владимира получила. Слез нет, и на душе одна радость. Это батюшка меня удостоил - посетил, хотя буквального сна не помню. Слезы полностью прекратились, и если осталась скорбь, то о себе самой, своей неготовности войти туда, куда пришел он.

О письмах батюшки ко мне, недостойной. Обычно он писал буквально несколько слов и обязательно присылал что-то в утешение: фотографию раки с мощами моей святой, преподобномученицы великой княгини Елисаветы или кусочек ткани от покрова преподобного батюшки Серафима, недлинные молитвы, а в конверте небольшие его записочки. Письмами отца очень дорожу, они меня связывают с живым батюшкой. Он ведь рядом, все видит и знает, а когда помолишься ему и попросишь о помощи, обязательно ответит. Так было совсем недавно. Разболелся у меня зуб, а была суббота, выходной. Измаявшись, не знала, куда мне деться, куда пойти, чтобы облегчить свое состояние. Тогда я взмолилась отцу Владимиру, просила его найти способ мне помочь. Вдруг, почти сразу же после этого, приходит к сестре, с которой мы живем в одной келье, знакомая медсестра. Бывает она у нас крайне редко, а тут, как сама сказала: "Не знаю, почему мне захотелось прийти к вам в гости". А я-то знаю: батюшка привел. Пожаловалась ей на сильную боль: "Что делать?" Оказалось, что у нее есть знакомый стоматолог, и к нему можно обратиться в выходной день. Мы вместе пошли в поликлинику, она зашла со мной в кабинет, все рассказала врачу и стояла рядышком, утешая меня, чтобы я не боялась боли. Как будто забота о людях, так свойственная батюшке, действовала в те минуты через нее, почти незнакомого мне человека. Так отец Владимир протянул мне руку помощи в очередной раз.

В нашем монастыре сестры неоднократно рассказывали мне, как батюшка помогал им, когда они были проездом в Дивеево. Он участвовал в жизни множества людей. Отец Владимир жалел всех. Его доброта была не простым талантом, все человеческое имеет предел, - она была Небесной отмеченностью. Благодарю Господа, что при жизни отца Владимира стала его духовной дочерью, и после того, как его не стало, все равно он - мой старец. Смотрит на меня с фотографий и будто рядом, живой, сострадающий. По-прежнему явственно участвует в моей жизни. Не оставь меня, святый отче, до конца".

Письма отца Владимира инокине Елисавете:

Дорогая м. Елисавета!

Оставайтесь на том месте, куда благословила Вас Игумения всех монашествующих - Царица Небесная! И слезно прошу: помолитесь за нашу дорогую и несчастную Родину! (в письмо вложена молитва о спасении державы Российския и утолении в ней раздоров и нестроений).

Ленивый богомолец иер. Владимир.  [2]

Многолюбезная м.Елисавета!

Храни Вас Господь за молитвенную память о Дивеево, о преподобном батюшке. Повторяю для Вас (и для себя!) в утешение - от Государыни Александры Феодоровны, которая: "Так молилась, чтобы Господь дал разум, премудрость и страх Божий всем людям, чтобы дух Господень нашел бы на всех..."

Матерь Божия - принесет Сыну Своему все слезы и молитвы тех, которые Её еще не забыли и теперь/

Храни Вас Господь молитвами Богородицы и преподобного Серафима!

Ленивый богомолец иер. Владимир.

В письмо вложена фотография раки святых мощей преподобномученицы великой княгини Елисаветы с подписью:

Храни Вас Господь, досточтимая инокиня Елисавета, по молитвам Вашей небесной покровительницы.

На обратной стороне фотографии - текст из Апокалипсиса: Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца. За это они пребывают ныне пред престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них. Они не будут уже ни алкать ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной. Ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод. И отрет Бог всякую слезу с очей их(0ткров. 7,14-17).

Боголюбивая и многолюбезная м.Елисавета!

Ваше письмо получил давно, с ответом задержался: довольно долго пребывал в отсутствии.

Желаю Вам в Вашем молитвенном подвиге всяческого утешения Господа и Божией Матери.

Жить в России легче не станет, однако верным Господь помогает и никогда не оставляет вне попечения, и вот такая любовь Его к нам укрепляет в сопротивлении духу времени. Недавно побывавшие на святой горе рассказывали, что монахи уверены в возрождении Православной веры в России, то есть таким образом православные всего мира получают помощь через и благодаря России! Подспудно пока, а если внимательно вслушаться, в глуби не - признаки выздоровления все-таки есть.

Все больше людей начинают осознавать, что причина болезней - грех, и уже многие понимают, к Кому идти прежде людей-врачей!

Еще желаю Вам, дорогая матушка, пребывания в вере и любви. И держаться смирения и чистоты!

Ленивый богомолец иер. Владимир.

Поздравление с Рождеством Христовым 2000 г.:

Боголюбивая сестра ин. Елисавета!

Счастлив поздравить Вас и рабу Божию Ирину с пришествием в мир Богомладенца, чтобы грешные спасти, от них же первый есмъ азъ!

Храни Вас Господь, дорогая матушка, в искушениях,, посылаемых ради душеполезного препровождения гостевания на сей земле. В описанной Вами ситуации матушка игумения, с точки зрения Промысла о Вас, была сугубо права, отрезав... Есть правиле общения, отношений меж людьми - полагать, что человек, с которым ты общаешься - не глупее тебя. Матушка игумения может быть думает о Вас и сестре больше, чем Вы (и сестра) думаете. И таким вот образом укрепляет Вас на пути спасения! Ибо сестрица, с которой у Вас вышло недоразумение, немошна. Потому (и отсюда) человекоугодие.

Внутри любви к нашему ближнему сокрыта наша великан любовь ко Христа (старец Паисий Святогорец). И он же: "...если: монах будет гордо сравнивать себя с мирянами, то он падет и станет мирянином". Только Ваше искушение - чисто монашеское и результат, плод - соответствующий.

Поздравляю! И рад обращению духовной сестры.

Ленивый богомолец иер. Владимир.

Боголюбивая ин. Елисавета!

Рад весьма и весьма, прочитав о великих праздниках в Вашей обители, так как должно проведенных!

Что касается Ваших сетований и скорбей об искушениях средь сестричек и собственной греховности и возможности спастись - не спастись, то все-таки в сознании своего окаянства (бедности духовной) положимся на великую к нам Любовь-жалость Божию и Царицы Небесной и заступничество святых угодников!

В своем житье - бытье сколько раз убеждался, как Господь откликается на малейшие и тишайшие наши воздыхания! И это при моей сугубой греховности, которую также терпит Вое! Да и Вы имеете подобный опыт, о чем и писали моему недостоинству. Экскурсии - это нужнейшее дело, особенно когда проводят их сестры. Однако желаю Вам во время проведения не забывать о молитве, ибо многоглаголание даже по послушанию отнимает много сил и рассеивает внимание.

Задача верующего, где б он ни жил, возрастать в вере, умножаться в освящении, достигая совершенства Любви. И еще наставление старцев: "Цель святой нашей Церкви - не христианизация общества, а спасение верующих". К сожалению, и в этом Вы сами убеждаетесь, общаясь с паломниками: жизнь даже расположенных к вере далека от того, чтобы в ней, жизни, воспроизводить сознательно заповеди Христа. А внешнее знание о христианстве приводит к выхолащиванию веры и к теплохладности, и, в конце концов, одичанию. Что и доказывает Запад, особенно Америка. Да не будет сего в нашей святой Руси!

Храни Вас Господь.

Ленивый богомолец иер. Владимир.

Благодарим инокиню Елисавету за духовную милостыню. Эти письма естественно воспринимать как обращенные лично к нам - любому искренне верующему, хотя худому и "неключимому рабу".

Духовная дочь отца Владимира Нина: "Батюшка благословлял многих своих чад исполнять Богородичное правило и любил, когда мы его не оставляли. Говорил: "Старец Зосима-Захария завещал: "Христа дает душе Пречистая Матерь Его. Молись Пресвятой усердно и будешь с Сыном Ее". Эти слова своей жизнью подтвердил Серафим Саровский. Не станем же их забывать". Отец Владимир в каждый приезд в Москву постоянно служил панихиды на святых могилах старцев Сампсона, Алексия Мечева и схииеромонаха Зосимы-Захарии".

Непривычный батюшка

"Вспоминаю, как я в первый раз услышала об отце Владимире, - рассказывает его духовная дочь Надежда. - Это было задолго до моего переселения в Дивеево. Приехала сюда с группой паломников несколько лет назад. В самый день возвращения домой прибегает из храма Юлия, нас разместили в одном номере гостиницы, и говорит: "Здесь есть удивительный батюшка! Его зовут отец Владимир. Вы с ним не общались?" Мы плечами пожимаем, не знаем такого. Она продолжает: "Несколько раз я о нем слышала, говорят, он слегка юродствует, но батюшка - замечательный!" - "Чем же он тебя поразил?" - "Он меня исповедал, благословил на дорогу, руку крепко сжал, и у меня слезы - градом... И сейчас, при одном воспоминании, снова плачу". Мы с удивлением увидели, что у нее действительно заблестели глаза и потекли слезы. "Какую же я милость получила от Бога в этом благословении! И неожиданно для себя самой попросила: "Батюшка, возьмите меня в духовные дети!" Он ответил шуткой, с присущей ему скромностью указывая на свое недостоинство. И, когда всех рассмешил, добавил уже серьезно: "Духовный отец должен быть рядом, Юля"". Она была удивлена, среди духовных детей батюшки было много москвичей. И что же? Через несколько месяцев она обрела замечательного духовника о. П., который ей напоминает отца Владимира. "Одного духа батюшки, - позже повторяла она. - Отец Владимир, видимо, узрел, что у меня в Москве, рядом, появится молитвенник". Мы поинтересовались, как выглядит непривычный батюшка. "Небольшого роста, темные волосы, быстрый, легкий".

Через полгода мы приехали в Дивеево вдвоем с дочерью. Отца Владимира все еще не видели. Стоим, молимся, конец службы. Вдруг из левого предела появляется стремительный священник. И происходит нечто: в храме начинается необыкновенное оживление. Слева, справа, отовсюду люди стремятся к нему за благословением. Вот бабуля тащит за руку больную внучку, жалобным голосом что-то "говорит отцу Владимиру, показывая на маленькую. Он озабоченно спрашивает о чем-то то бабушку, то девочку. Люди обступили его со всех сторон. Шепчу дочери: "Непростой батюшка. Не отец ли это Владимир? Помнишь, нам о нем рассказывали? Да, все сходится: небольшой, темные волосы, быстрый..." Подхожу к неизвестной инокине: "Скажите, пожалуйста, это отец Владимир?" - "Да, это он". Нам тоже хочется взять благословение у батюшки, но мы не осмеливаемся приблизиться. Только молча улыбаемся, наблюдая, как искренне ему радуются люди и как щедро оделяет батюшка всех подходящих своей любовью: улыбчивый, светлый, никто не оставлен им без внимания. Благословляет и тут же что-то тихо скажет, кого-то погладит по голове, другого потреплет за ухо, тому улыбнется, скажет доброе слово всем сразу - весь он, казалось, излучал ясную обновляющую силу. Смотрела и думала: "Редкий небесный дар получил от Бога этот священник!" Достаточно было видеть, с какими просветленными, счастливыми лицами отходят от него люди, чтобы имя неизвестного батюшки навечно появилось в моем еще совсем коротеньком помяннике, где были имена лишь самых близких. Так же легко отца Владимира запоминали многие другие. И те, кто не был с ним знаком. Как только я рассказывала о батюшке, приводила один-два примера общения, как люди начинали его любить, подавать о нем записки, повышенно воспринимать любые сведения о нем. Всем непременно хотелось иметь его фотографию, каждый начинал считать его "своим".

Когда я стала духовной дочерью отца Владимира и в конце концов переехала из Москвы в Дивеево, имела от батюшки немало случаев необыкновенной помощи, явной прозорливости. За всю жизнь я не встретила священника, который мог так углубить мою исповедь, восприятие грехов. Как будто какая-то завеса спадала, и я с потрясением видела прежде незаметное для меня. Батюшка обладал способностью отогнать от человеческой души самых настоящих бесов, которые успешно помогают нам жить суетно, поверхностно, а мы - рады слушаться. Никогда не забуду один сон. Возвращалась из Москвы в Дивеево поездом. Во сне на меня было бесовское нападение. Как будто орава мальчишек старается проникнуть ко мне в окно, но все рогатые и морды козлиные. Пытаясь защититься, я отчаянно обращалась к Животворящему Кресту: "Да воскреснет Бог..." Но без всякого результата. Молитва, мои крестные знамения - были безсильны. Ощущая изнеможение от неравной борьбы, я вдруг опомнилась: "Надо звать на помощь батюшку". И тут же помысл от лукавого: "Чтобы позвать, тебе нужно прервать бесогонную молитву, что недопустимо!" Но через минуту адский натиск усиливается настолько, что кричу, не помня себя: "Батюшка-а-а!"" Отец Владимир появляется в ту же секунду. Так и осталось в глазах: широкий рукав рясы, сложенные персты батюшкиной руки, иерейский крест, поражающий нечисть. В толпе бесов - гвалт и смятение, давя друг друга, они шарахаются от меня и пропадают. Оказывается, я кричала в голос, и даже разбудила соседей в своем плацкарте… Этот сон и помощь батюшки были на фоне последних месяцев его жизни. Отец Владимир до конца был страшен и ненавистен бесам. Недаром на него было столько клеветы и гонений. Но, по своему смирению, он всегда скрывал свои дарования. И наше потрясение перед лицом его особенных деяний покрывал шутками, а то и вовсе начинал юродствовать, специально себя уничижая. Но невозможно скрыть свет, который возжег Господь.

Люди, слушая по телефону об обилии батюшкиной благодати, изливаемой на других, начинали плакать на другом конце провода. По их словам, в тот момент они явно ощущали батюшкину молитву, переходящую на них через рассказчика. Начинали любить его безмерно, привязывались к нему всей душой. Торопились приехать в Дивеево, будучи не в силах побороть желание увидеть его воочию. Рада за всех, кто успел это сделать.

Когда батюшка занемог, все любившие его заочно, очень переживали, усиленно молились о нем сами и просили знакомых. Было заказано множество сорокоустов, всевозможных видов поминаний во все стороны света. Услышав о батюшкиной кончине, многие начинали безудержно рыдать в трубку. Удивительно, какой сильной была эта заочная любовь! Никогда в жизни не сталкивалась с подобным явлением. Все вышеописанное происходило с теми, кому я лично поведала об отце Владимире. И как же была удивлена и обрадована, узнав, что и с ними все повторилось. Когда они рассказывали своим знакомым о нашем батюшке, их близкие начинали необыкновенно чтить и любить его. И молились и молятся о нем, как о самом близком человеке. Радость, переполняющая души, пасхальная - так умел любить наш дорогой батюшка. Он и заочно одарял людей избытком этой любви, сам не подозревая об этом. Светлая ему память, вечному молитвеннику нашему. Богу нашему слава во веки веков. Аминь".

Раба Божия Вера: "Отец Владимир любил стихи. Однажды я присутствовала при том, как батюшка без пауз - прочел тут же созданное им стихотворение об Ангеле Хранителе. Это была настоящая духовная поэзия. Слова были столь неподдельно искренны, что касались глубины сердца. Помню, как при одном разговоре батюшка процитировал стихи И. Козлова:

Ты всемогущ, а я безсилъный;

Ты - Царь миров, а я - убог;

Безсмертен Ты - я прах могильный!

Я здесь на миг - Ты вечный Бог!

Духовная дочь отца Владимира В.: "Мы с мужем связаны с батюшкой много лет. Год за годом я собиралась поступать в монастырь. Но отец Владимир сказал: "Выйдешь замуж и своего ребенка привезешь ко мне крестить"". Я была недовольна и не верила этому. Он и жениха мне нашел с подобными взглядами. Сколько потратил на нас сил, прежде чем освободил нас от мечтательности и духовных иллюзий. Когда мы обвенчались, у нас ничего не было и жить было негде. И отец Владимир поселил нас в своей части домика, в которой когда-то сам жил в Подмосковье. Все предсказанное батюшкой сбылось, и первенца нашего он крестил. То большое, что сделал для нас батюшка, останется с нами. А вот мелочь расскажу.

У меня слегка деформировалось обручальное кольцо. Собралась ехать в ателье. В это время отец Владимир был проездом у нас. Неожиданно спрашивает: "Куда собрались?" Мы с мужем: "По делам"". - "Бросьте ерундой заниматься". - "Нужно, батюшка, необходимо съездить". - "И зачем вам этот "вавилон" нужен?" - слышим вслед. Приехали, нашли на "Белорусской" ювелирное ателье. Стоим и читаем название: "Вавилон", Постояли - повернулись и поехали домой".

Раба Божия Раиса: "Однажды стою на всенощной в Троицком соборе и обратила внимание на тяжело болящего человека. Он и на коленях, и так молится, и плачет. У него невероятно тряслась правая рука, левой он все старался приподнять ее под локоть, чтобы хоть как-то перекреститься. Но получались одни несуразные движения. Тяжело было наблюдать эти муки. В другой раз вижу его на исповеди у отца Владимира. Сразу после этого ему стало явно лучше. А на третий день он уже свободно, как обычные люди, крестился. Подошел к отцу Владимиру, с навернувшимися слезами его благодарил, так радовался. У нас текли слезы умиления".

Когда надеяться на врачей потеряло всякий смысл

Духовная дочь отца Владимира Ирина, Дивеево: "Это было шесть лет назад. Я еще не знала Бога. Что случилось со мной, Господу известно, быть может и колдовство. Не понимала причины своего страшного состояния, просто умирала духовно и физически. В самом начале бросилась к врачам. Анализы замечательные, все в полном порядке - но работать не могу, ничего не могу, умираю. Молодая женщина тридцати с чем-то лет обивает больничные пороги. В конечном итоге врачи мне: да вы - симулянтка! Уже не знала, куда мне ткнуться. Всех я прошла: целителей, бабушек с крестом, иконами и без них, экстрасенсов, все это было моим "духовным багажом". ("Когда человек подвергается нападению темных сил, - говорил отец Владимир, - может быть нарушен ход всех физиологических процессов организма. Ни один врач не сможет понять, что происходит"). Уволилась со службы, ничего у меня не работало. Уже с собственным ребенком сидеть не могла, в основном лежала в прострации.

Когда надеяться на врачей потеряло всякий смысл, я поехала сначала к преподобному Сергию Радонежскому. В Лавре мне сказали: "Попробуй съездить в Дивеево, там есть прозорливый старец. Вот если к нему попадешь, он тебе обязательно поможет".

Это начало моего пути к Господу. Конечно, все было на уровне - зайти в храм, поставить свечку. Но мы молились. Приехала, оставила маме ребенка. Мы с ней очень скорбели, просили Господа, просили преподобного Серафима, чтобы он все управил. Собралась, и, ничего не зная: куда я, как доберусь, где там буду - отправилась в Дивеево. Приехала поздно вечером, посмотрела на монастырь, он мне показался такой огромный, величественный... страшный. Ну, где ж я тут остановлюсь? Ночь, знакомых нет. Зашла в полупустой храм: служба вечерняя, почти никого. Думаю, где ж тут батюшка? Как его найти, да еще прозорливого?.. Смотрю, заходит такой небольшой священник, с кем-то остановился, говорит. Я повернулась, думаю: спрошу у этого. Уж если не сейчас... служба заканчивается, к кому идти - не знаю... Подхожу, и из меня вопль: "Батюшка, со мной такое творится... Уже ничего не могу, не понимаю, что мне делать дальше - круг замкнутый. Мне сказали, что здесь в Дивеево есть прозорливый старец. Как мне его найти?!" Батюшка на меня посмотрел, говорит: "Здесь прозорливого нет, есть прожорливый. Пойдем-ка мы с тобой службу послушаем, а потом решим, что с тобой дальше делать".

С этого мгновения и началось, без преувеличения, мое возрождение, по молитвам преподобного Серафима и батюшки Владимира. Позже он мне сказал: "В этот вечер мне не нужно было идти в храм. Но как будто позвали: немедленно иди". Он тут же устроил меня на квартиру. На следующий день уже сугубо молился надо мной в своей келье. Сразу не было исцеления, мгновенного какого-то чуда не произошло. Но постепенно, изо дня в день, из месяца в месяц, медленно, но верно, я оживала, крепла, крепла. Чувствовала: я на верном пути. Все, что со мной раньше происходило, где я раньше лечилась, там если и была помощь, то кратковременная. А потом - еще хуже. После этой "помощи" я буквально погибала.

Во второй приезд в Дивеево у меня в храме пропала сумка. Пожаловалась батюшке. И через пару месяцев мне эту сумку вернули в Москве, из нее ничего не пропало. За святые молитвы батюшки такие чудеса с нами происходили.

Один раз мы приехали к отцу Владимиру всей семьей. Сидели столом. Батюшка был очень хлебосольный: всех встречал, кормил-поил. Вдруг маму мою спрашивает: "Когда же вы сюда, наконец, переедете?" - "Да; батюшка, мы и так нередкие ваши гости". А сама думает: "Домик бы я здесь, конечно, купила, и на лето приезжала. Надо бы: уж очень мы больные..." А батюшка посмотрел ей в глаза: "Не приезжать! А покупать дом и жить!" Мама просто обомлела, потом мне рассказывает: "Это надо же, не успела подумать, а он тут же: "Не на лето приезжать, а - жить!"" Батюшкиными молитвами, мы действительно вскоре расстались с Москвой и переехали в Дивеево.

Как-то собрались на источник. Зашли взять напутствие. Отец Владимир благословил искупаться. Мы спросили, не нужно ли ему привезти воды. "Конечно, нужно. Матушка вам все даст", - и заторопился на всенощную. Нам приносят огромную флягу, многолитровую, а у нас была маленькая машина, и своими вещами все забито. Мама думает: куда нам такую большую, мы ее и не вместим! Батюшка уже далеко от нас. Вдруг поворачивается, посмотрел в нашу сторону и бегом возвращается: "Матушка, забери эту флягу, дай им что-нибудь поменьше". Ведь он с нами уже попрощался, уходил и не мог знать дальнейшего. Мама только подумала, он уже перехватил эту мысль, возвращается... А мама: "При нем и подумать ничего нельзя". Батюшка всегда необыкновенно нам помогал. Исцелил мою маму, когда уже сам был при смерти. Не забывает и теперь. Его молитвами живем здесь уже три года".

Инокиня София приехала в Дивеево из монастыря в Чебоксарах, после исповеди пожаловалась отцу Владимиру на свой страшный гайморит. Попросила помолиться о ее здоровье. А он взял двумя пальцами правой руки ее нос, слегка покрутил и сказал, чтобы помолилась преподобному Серафиму. Вскоре у нее все прошло, и больше мучительная болезнь, которая регулярно ее изводила, не возвращалась.

Раб Божий Виктор, Москва: "Меня отец Владимир привел к вере после десятка лет увлечений восточной философией, теософией, всеми Шнейдерами, Вивеканандами, Рерихами, Блаватскими и пр. Сколько нянчился со мной. Не забыть эти разговоры и как он парировал мой бред. Вначале я был столь развязен, что мог позволить себе иронизировать: "Не боитесь, батюшка, умереть и не обрести того рая, в который верите?" А он: "Не страшитесь ли в итоге наследовать тот ад, который отрицаете?!" И уже когда решился идти к нему на исповедь, он сказал с великой любовью: "Каждый принадлежит к одному из трех разрядов людей, как заметил Паскаль: "Одни узнали Бога и всей жизнью служат Ему - эти люди разумны и счастливы. Другие - не нашли и не ищут Его - эти безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут Бога - эти люди разумны, но еще несчастливы "". Не забуду все, что он мне говорил. По его советам прочел серьезные книги, почти всего Роуза. Но пробил он мою скалу именно любовью. Просто я увидел воочию человека, который готов на все - для своего Христа. Такие люди не умирают. И верю, как он взял меня за руку и повел здесь, так и там встретит - проведет сквозь мытарства. Вечная тебе, отче, память".

Тамара Евгеньевна, Москва: "В 1999 году поехала в Дивеево к мощам преподобного Серафима Саровского. Почти двенадцать лет я страдала от головных болей. Приступы, которые передать и описать невозможно. По нескольку дней я не вставала. Из-за моей болезни мне пришлось уйти с работы.

Еще в детстве моя верующая бабушка Евгения очень почитала Серафима Саровского и всегда говорила: "Что бы у тебя ни случилось - молись батюшке Серафиму". Поехала я в Дивеево с глубоким чувством веры в помощь преподобного Серафима. Купалась в его источнике (в феврале), прикладывалась не один раз к мощам преподобного и все просила его помочь в моей болезни - исцелить меня.

Вечером того же дня попала на исповедь к отцу Владимиру. Никто и никогда мне о нем не рассказывал, а ведь ехала в Дивеево с людьми, которые не раз там бывали. Меня направил к отцу Владимиру сам преподобный Серафим.

Долго стояла в очереди к батюшке. Смотрела на его доброе лицо, глаза. Доносились до меня и некоторые его поучения. Слышала его сострадания и замечания. Видела, как часто он убегал в алтарь и возвращался, потом снова убегал - и опять исповедовал. Спросила у сестры, стоящей рядом со мной: не прозорливый ли батюшка? Сестра засмущалась, попросила прощения и ни слова больше. Что-то побудило меня спросить об этом. Ведь я никогда не была у прозорливых священников, только читала о них.

Потом отец Владимир позвал меня. Долго со мной говорил. Уходить от него не хотелось. Такой доброты и тепла я никогда не чувствовала. На следующий день снова пошла на исповедь. Поразило, с какой радушностью батюшка меня встретил, как будто я у него была по меньшей мере - раз десять. Опять каялась. И пожаловалась на голову. Вдруг он руками сжал мою голову и прижал к себе, то было так непривычно, неожиданно. А теперь, когда приступы моей болезни полностью прошли, и три года я не знаю, что это такое, понимаю: Бог подал мне встречу с прозорливым целителем душ и телес наших.

На следующий день - Причастие. Такая легкость, неземное состояние, радость переполняли меня. После службы стою, жду отца Владимира. Уезжаем. В храме почти никого нет. Батюшка выходит из алтаря, подходит ко мне, благословляет. Спрашивает неожиданно: "Полегчало?" Отвечаю, что очень, очень полегчало. Батюшка говорит: "Приезжайте, звоните, пишите!" Больше я его не видела. Только на могилке его была два раза. И дня не проходит, чтобы я об отце Владимире не думала. Вечная ему память!*

Рассказывает раба Божия Валентина: "Больше двадцати лет я постоянно кашляла. Думала, что у меня хронический бронхит, и это уже неизлечимо. Но болезнь имела, оказывается, духовную основу. Однажды я попала на исповедь к отцу Владимиру. Он занимался со мною очень пристрастно. Обнаружил серьезные неисповеданные грехи и назначил епитимию. Сказал: "Очень важно, чтобы ты все тщательно исполняла. Перед Рождеством еще раз исповедаешься и причастишься". Это было в начале Рождественского поста. Постоянно чувствовала молитвенное участие отца Владимира, его духовное внимание. И весь пост, хоть было нелегко, исполняла им назначенное. Вот уже и сочельник: стою перед алтарем, собралась к Причастию. И вдруг неожиданно мне плохо, тошнит, плохо… Едва успела отойти от алтаря, вытащить из сумки целлофановый пакет, как у меня открылась страшная рвота. Сбегала, умылась. И с необыкновенным облегчением причастилась, по милости Господней. И только на следующий день обнаружила, что я перестала кашлять. Несколько лет прошло, кашель ко мне не возвращается".

Раба Божия Вера, "Новосибирск: "Попала я в первый раз на исповедь к отцу Владимиру. На другой день подошла его благодарить. И вдруг батюшка ни с того, ни с сего говорит мне: "Скажи отцу настоятелю своего храма, что ему нужно задуматься о предстоящем монашестве". Я так удивилась, у батюшки-то нашего жена, матушка. Какое тут может быть монашество. Но по приезде набралась духа и все это от незнакомого священника - передала. Он посчитал совет недоразумением. Но представьте себе, через четыре месяца у настоятеля скоропостижно умирает матушка. И он теперь не только монах - игумен. Наверное, это прозвучавшее из уст отца Владимира предупреждение облегчило отцу утрату, подсказывая, что все это - Божий промысел.

Могу подтвердить, что батюшка нередко предсказывал, в личном общении и заочно, монашеский путь. У отца Владимира, кажется, было особое чутье на таких людей. Он предвидел будущее иночество даже невзрослых детей. На протяжении ряда лет наблюдаю, как сбывается обещанное им. Интересно, что сразу же после смерти батюшки многие его духовные дети оставили светскую должность, стали работать в церкви (на что не могли решиться годы). Несколько близких ему людей приняли монашеский постриг. Знаю совершивших этот шаг до того, как узнали о смерти батюшки".

Раба Божия Светлана П.: "Отец Владимир мог быть очень благодарен за малость, ибо дорожил чьим-то потраченным на эту безделицу сердцем. Выражал свою признательность и за какой-то дорогостоящий подарок, чтобы сделать приятное попечителям. Но знаю, что батюшка, не задумываясь, отдал бы любое достояние, чтобы, например, дало трещину чье-то упорное окамененное нечувствие, и чья-то загубленная душа сделала один шаг ко спасению. Материальные ценности не имели для него никакой цены".

Раба Божия Алла; "Приехали мы как-то в очередной раз к батюшке за помощью (он очень помогал мне в тяжелой ситуации с больными детьми). И вижу, как ведут, с двух сторон поддерживая, к отцу Владимиру юную девочку: руки как плети, голова не держится, болтается, невменяемый взгляд... Висит на руках сопровождающих. Потом с матерью ее разговорилась. После школьного вечера ее пошел провожать мальчик, на которого имела виды другая одноклассница, которая обратилась к колдунье. И навели на девочку порчу. Батюшка немедленно включился в ситуацию. Молился над ней. На следующий вечер она уже крестилась и молилась в храме. На другой день исповедовалась у батюшки и причащалась. На моих глазах они со слезами благодарили отца Владимира перед отъездом. Девочка выглядела совершенно здоровой".

Духовный сын отца Владимира Николай: "Отец Владимир совершил в моей жизни настоящие чудеса. Но каждый раз строго предупреждал, чтобы я ни в коем случае их не разглашал. Поэтому не могу позволить себе рассказывать серьезные вещи, т.к. духовный отец не снял с меня этого запрета. И малых удивительных эпизодов было без числа. Помню, в начале нашего знакомства мы встретились на вокзале в Арзамасе с отцом Владимиром и Арсением, которые тоже ехали в Москву. Разговорились. Арсюша узнал, что у меня есть сын-подросток и радостно произнес: "Так мы можем с ним переписываться!" (Впоследствии они действительно стали друзьями и несколько лет переписывались, прежде чем мы всей семьей переехали в Дивеево.) Предложил: "Запиши, Арсюша, наши имена на молитвенную память". - "Вы тоже, пожалуйста, всех нас внесите в свой список: маму, меня, сестру и, конечно, папу". Отец Владимир вмешался: "Меня ему записывать не надо: я и так него значусь четвертым номером". Поразился: никто не мог знать, что после архимандрита С. и двух близких мне протоиереев, действительно, четвертым в моем помяннике стояло имя отца Владимира".

Рассказ раба Божиего П: "Моя больная жена закончила жизнь самоубийством. После этого начались мои мытарства: никто не берется отпевать, и все. У кого только не побывал. Уже и владыка Иерофей с полным сочувствием после всех рассказов меня благословил, просмотрев выписки из психиатрической больницы, в которой жена лежала неоднократно. И вот я опять в Троицком соборе. Подхожу к одному из наших отцов. Выслушивает, кивает головой: "Да, да, отпеть надо, только мне сейчас крайне некогда. А вот подойди к тому приезжему священнику..." Подхожу, только начал в двадцать первый раз свои объяснения, батюшка на меня как возвысит голос. И чего только я не услышал... И в конце: "Много вас ходит - таких..." Тут нервы у меня сдали. Думаю: "Мне что ли за женой своей последовать?!" В эту минуту последнего отчаяния как "скорая помощь" появляется из алтаря отец Владимир. Еще не остановившись, на бегу взволнованно спрашивает: "Что с тобой?" Все навзрыд выговариваю. "Я немедленно отпою твою Валентину!" - и вручает мне зажженную свечу. Тут же начинает отпевание. Пустой храм, будто на Небесах. На многих отпеваниях я был, и до и после, но похожего не было ни разу. Проплакал всю службу. А прощался с батюшкой и уходил, как будто у меня после вековой ночи рассвело за окошком".

Духовная дочь отца Владимира Зинаида: "Как он любил всех радовать, это был безпримерный борец с унынием. Да, батюшка, неизглаголанный батюшка! Всегда ему некогда: люди, люди. Никакой возможности время уделить, бежит мимо, а скорбного - не пропустит. Помню, в таком тяжелом была состоянии, он оторвался от других, раскрыл мою ладонь, что-то положил, сжал руку. "Это тебе конфета - от уныния!" - и побежал дальше. Разжимаю пальцы, смотрю: та-а-ак! Верблюд... двугорбый, и чувствую, тоска физически от меня отходит. И - восстала. Дело, конечно, не в конфете, а в том, ч т о он вкладывал - в слово, в улыбку, в один взгляд безконечного понимания. И такой мелочью прикрывал свою стремительную молитву о немедленной помощи".

Рассказывает раба Божия Екатерина, Саратов: "Для меня отец Владимир - дар Господень. Много я храмов обошла, разных священников видела и даже очень хороших, но такое чуткое отношение к первому встречному, думаю, и в прошлом веке нелегко было встретить. Это был священник, которому до тебя было дело. Через батюшку Бог подарил мне первую в жизни настоящую исповедь. И этот человек залился слезами о моих грехах. А мне, признаться, вовсе не казалось, что я сделала что-нибудь т а к о е, из ряда вон. Многим он глаза на себя открыл! Батюшка воскресил меня для духовного восприятия вещей. Теперь все материальное существование для меня отнюдь не так важно, не столь интересно, оно потеряло силу меня завлекать. А важно стало, как посмотрит на меня Бог в тот или иной момент. И к а к я перед Ним в скором времени буду отвечать. Ведь если еще и пятьдесят лет жить, все равно это быстро кончится. Благодарю Бога за свои перемены. Прежде я относилась к внешней, малостоящей жизни как к настоящей, и без конца разочаровывалась, переживала, страдала. А теперь с вниманием отношусь к тому, что у меня внутри; вижу, как на душу постоянно нападают греховные полчища, и должна непрестанно их отражать. Батюшка был улыбчив, ласков, но себя - не щадил. После первых восторгов по отношению к нему объяснял, что он тут ни при чем, а все - благодать Христова, учил строгости и безжалостности к себе. Отец Владимир очень много для меня сделал и делает: чувствую его молитвы о себе и после его кончины.

Нередко он вел себя, как человек обычный. Специально, чтобы о нем не думали ничего особенного. Те, кто соприкоснулся с ним на самом деле, знают, каким потрясающим был этот человек. Навсегда это останется со мной: мне было убийственно плохо, хоть в петлю полезай (обстоятельства мои мало кому интересны). Стою у мощей преподобного Серафима, и меня душит страшная тоска. Вокруг толпа, в храме праздник. Уже: "Святая святым". Вдруг сквозь толпу ко мне прорывается батюшка. И без всякого моего слова напускается на меня: "Ты чт о?! Что это ты выдумала?!" Обхватил мою голову правой рукой, сжал, прижал к своему сердцу: "Не смей такое думать!" Развел мне вихры на голове обеими руками, заправил под платок. Я - реву в три ручья. "Вот, то-то! - говорит. - Держись! Короткую жизнь продержаться осталось. Крепись!" Благословил с великой любовью и убежал к другим. А кто я ему? Он мне даже не духовный отец, не решилась его об этом просить, я-то не подарок. И слова о своей ситуации ему не сказала. Никаких объяснений.

Это была и есть - великая Божия душа, отец родимый, посланный жалостью Богоматери. У батюшки была какая-то материнская нежность к людям. Благодарим Господа. Через него нам светила, грела - любовь неземная. Хоть я того меньше всех достойна. Но душа так нуждается, чтобы за нее кто-то болел, страдал, кто-то участвовал в ней постоянно. В дикой жизни, которая нас окружает, мы всего, а этого тем более, лишены. Есть такие люди - старцы, которые болеют за весь мир, и при этом имеют силы пожалеть каждого никчемного. Таких я не видела. Но вот, по-моему, батюшка, хоть по возрасту не подходит, но был старцем. Как Амвросий Оптинский, мог шлепнуть по щеке - и зуб проходил.

У моей знакомой сильно болела опухоль на щитовидке. Врачи требовали делать операцию. Батюшка надавил ей несколько раз пальцами вокруг опухоли, и боль прошла, и операция не потребовалась. Одним крепким крестным знамением мог привести человека в чувство, вернуть душевное равновесие. Одним словом мог вынуть душу из помойки. И сегодня рядом с нами живут святые, а мы ходим мимо и не замечаем".

Мне поведали ряд подобных рассказов. Слушая очередной, вспомнила слова старца Марфо - Мариинской обители Алексия Зосимовского: "Много слез сокрушенного сердца проливает человек, чтобы сделаться способным утешать других о Господе. Нужно идти туда, где туга душевная так мучает человека, что он склоняется на самоубийство. Это нелегкий подвиг, граничащий с истинным распятием собственной греховности, ибо только тот может уврачевать отчаявшегося, кто сам, силой своего духа, сможет взять на себя тяжесть его душевного состояния". "Христос мог избежать Своих страданий, однако Он Сам добровольно пошел на Крест. Бог любит особенно тех, кто добровольно идет на страдания Христа ради".-

Раба Божия Ксения Н., Москва: "Это эпизод из жития афонского старца Силуана, портрет которого висит над кроватью отца Владимира. Когда-то на лесоповальных работах преподобный увидел, как могучий ствол дерева покатился по откосу на людей, У него сердце закричало, заплакало к Богу. И совершилось чудо: громада, грозившая смертью, наперекор всем физическим законам остановилась. Люди остались живы.

Так отец Владимир, если видел погибающего (как страшно зреть лютую бездну, готовую захватить поскользнувшуюся душу, а батюшка слышал, предощущал этот готовящийся бросок преисподней), его сердце начинало неудержимо вопиять, рыдать своему Богу - Единому Помогающему, И сколько душ остановилось в своем неотвратимом падении вниз, подхваченных порывом Божией Любви. Как мы все обязаны тебе, батюшка. Как тебя недостойны. Никто, кроме Бога, не знает про тебя до конца. Глубину твоей тайной боли за человека, сокрытой за улыбками, веселым тоном. Никто не сосчитает, сколько бы людей безвременно ушло из жизни, если бы не отец Владимир. Скольких он удержал от духовных падений. Вечная память тебе, батюшка. Вечная жизнь".

У рабы Божией Любови из деревни Яковлевна тяжело заболела дочь. Обыкновенные врачебные средства не помогали. Мать безконечно скорбела, не имея возможности облегчить страдания больной. От безысходности она впала в уныние. Когда человека посещает настоящее горе, он неожиданно осознает меру своего одиночества: не с кем поделиться, нет человека, которому можно открыть душу, встретить понимание. Мир, утопая в суете, живет на своей поверхности, ему чужда глубина страдания. Легче и естественнее всего он просто вычеркивает таких людей из своей памяти.

Долгое время Любовь хотела попасть на исповедь к отцу Владимиру, но он всегда был окружен такой толпой народа, что потеряла всякую надежду к нему пробиться. Наверное, горе вывело ее на батюшку. После очень важной для нее исповеди, она едва смогла произнести: "Отец Владимир, помолитесь о моей дочери, она очень сильно болеет". "Батюшка ничего мне не ответил, только посмотрел такими глазами, словно Бог перелил часть моей боли в его сердце. Как будто я поделилась с ним своим несчастьем. Ничего я ему не рассказала, но видела, что он страдает вместе со мной, что он взял мое - непосильное - на себя... В эту минуту он исцелил мою душу, и не только от уныния. Во мне начала расцветать надежда. И, хотя в ответ на просьбу батюшка не сказал ни слова, но, уходя, ощутила, что милость Божия возможна и для нас. Через некоторое время дочери стало значительно лучше".

Духовный сын отца Владимира И.: "Батюшка с кем-то общался на уровне богослова, с безыскусным - проще простеца. Полностью настроен на конкретного человека. И проповеди, доступные всем. Говорит так доверительно, что становится близким любому слушателю. Ощущает душу произносимого слова - мы ведь разучились слово воспринимать. Святых отцов читаем, как газету. Считаем себя воцерковленными. А вот жить по Евангелию - это редкость. Это совсем другое дело. Одаренных и красноречивых много. Но вот чтобы после проповеди захотелось жизнь свою поменять - таких я, может быть, только двоих и знал. Иногда смотрю на отца Владимира, как будто он не здесь. Он ведь оттуда с нами говорит. Начинает с земного и выводит способных за ним пойти на небесный уровень".

Осталась в памяти проповедь батюшки на 9 мая - День Победы. Он напомнил, что перелом в ходе Великой Отечественной войны был связан с духовным событием: по линии фронта провезли чудотворную Казанскую икону Божией Матери, перед которой везде служили молебны. Маршал Жуков, будучи негласно верующим, в этом участвовал. Раскрытой душой, с нескрываемым волнением батюшка говорил о подвиге солдата, сравнивая его с подвижническим трудом монаха. Сражаясь за свое Отечество, получая раны и умирая, воин получает прощение множества грехов, даже если был лишен церковного покаяния. В эту войну множество душ было очищено, обрело спасение и Царство Небесное. В сознании необходимости исполнить святой долг перед Родиной неверующие люди шли на смерть. Так сегодня, не колеблясь, должны идти христиане последних времен в сражение с невидимым врагом за свою небесную Родину.

Вторая мировая война была милостью Божией к России. Она стала покаянием многовиновного народа, с тех далеких и - недавних лет революции, за которые до сих пор мы не принесли подлинного раскаяния. По сей день - ждет Господь. Когда мы стоим перед всемирным бедствием, перед страшным ликом войны, воочию видим живые раны, слышим душераздирающие стоны, - нам открывается мистическая сущность происходящего. Каждый грех должен быть оплачен. Если Всемилостивейший Бог вынужден очищать нас такими скорбями, то мы, наконец, быть может, уразумеем, как страшно грешить.

Кровь, крик, разорванные раны - вот он, живой ад, которого мы, оказывается, достойны по нашим грехам. Этот ад мы заслужим, если не покаемся. Не дай, Боже, никому получить его ни здесь, ни там! Сегодня мы накопили несметные горы новых грехов. И не страдаем как должно, не плачем, не скорбим. Как будто непонимаем, что призываем на свою голову - новую грозу...

Батюшкины слова касались каждого сердца. Особенная тишина, глубокое единение душ пастыря с паствой/Говоря о народной нераскаянности, отец Владимир вызывал немедленное покаянное движение сердец. Это слово было на такой непростой глубине, что люди начинали чувствовать страх Божий, обыкновенно лишь теоретически присутствующий в нашей жизни. Как будто к нам приближалось неотвратимое возмездие Божие... И нужно сейчас, немедленно что-то, делать, менять… Пока не поздно!

Не умея сдержать слез, батюшка прочел людям стихотворение, найденное после боя в шинели русского солдата, убитого в Великую Отечественную войну. Редкий человек не плакал в храме.

Письмо к Богу

Послушай, Бог... Еще ни разу в жизни

с Тобой не говорил я, но сегодня

мне хочется приветствовать Тебя.

Ты знаешь, с детских лет мне говорили,

что нет Тебя. И я, дурак, поверил.

Твоих я никогда не созерцал творений.

И вот сегодня ночью я смотрел

из кратера, что выбила граната,

на небо звездное, что было надо мной.

Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,

каким жестоким может быть обман.

Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,

но я Тебе скажу, и Ты меня поймешь:

не странно ль, что средь ужасающего ада

мне вдруг открылся Свет - и я узнал Тебя?

А кроме этого мне нечего сказать,

вот только, что я рад, что я Тебя узнал.

На полночь мы назначены в атаку,

но мне не страшно: Ты на нас глядишь...

Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.

Мне было хорошо с Тобой. Еще хочу сказать,

что, как Ты знаешь, битва будет злая,

и, может, ночью же к Тебе я постучусь.

И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,

позволишь ли ты мне войти, когда приду?

Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь,

со мной случилось то, что нынче я прозрел.

Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь.

Как странно, но теперь я смерти не боюсь.

"А была бы полная семь-я!"

Вспоминает матушка отца диакона Людмила: "Помню первую нашу встречу с отцом Владимиром. Мы только приехали на святую дивеевскую землю. Входим в храм уже после службы, и первый летящий нам навстречу в развевающейся фелони - отец Владимир. Увидел нас, а мы сразу руки складываем, как увидим любого батюшку. Он вдруг взял мою руку, потом руку мужа, сложил крестом (руку мужа, потом мою), свою руку - снизу, другую - сверху, так держит и говорит: "А где старший?" У меня глаза невольно увеличились, нашла сына взглядом: "Андрюша, иди сюда! Батюшка зовет". Отец Владимир: "А где средненькая?" - "Да, здесь, батюшка". Позвала дочь Татьяну. "А меньший где?" - "Да, все мы - здесь!" - удивилась я еще больше. Нашла в толпе Иоанна. Дети взяли у батюшки благословение. Все мы видели батюшку впервые. И он вдруг: "А где - еще д в о е?" Полностью глаза округлились. Встретились с мужем взглядом, потупились и замолкли. Отец Владимир помолчал и глубоко произнес: "А была бы полная семья! Он так и сказал: "семь-я".

На одной пасхальной службе моя родственница Вера безсильно боролась со сном, каждую минуту зевала и начинала дремать. Накануне готовилась к Пасхе, день в суете, и теперь едва не падает с ног на ночной службе. Вдруг, очнувшись, показывает мне на отца Владимира: "Какой интересный батюшка, смотри, как исповедует людей: одного за ухо потреплет, другому шею нагнет..." Говорю: "Хочешь взять благословение?" - "В себе ли ты? Толчея какая, я к нему не пройду". - "Господь устроит". А он как раз очередного епитрахилью накрыл. Пробуем приблизиться к батюшке в невозможной толпе, и тут народ перед нами расступается - прямо к нему тропиночкой. Толкаю Веру: "Иди". Она до половины дорожки дошла и на меня оглянулась, она батюшку еще не знает и в чудо не верит, ей кажется, все равно не пройдет. Отец Владимир вдруг поворачивается, издали на нее смотрит: "Что, с п и ш ь?" Она скорей к нему, руки складывает: "С п л ю, батюшка!" - "Ну, давай благословлю!" - и начал осенять крестом - такими ударами крепкими: "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа". И у нее глаза так открылись, что двое суток она их закрыть не могла. Пришли к знакомым отдохнуть после пасхальной ночи. Все по кроватям. "Вера, ты что не спишь?" - "Да, не могу никак, глаза в потолок - и все". Мы выспались, домой уехали, а она так и не уснула, не только в этот день. Следующую ночь и день не сомкнула глаз. Такую благодать получила от отца Владимира - избыток сил на жизнь.

Не забыть, как гонения на него начались. Он ведь дивеевский был, а его хотели куда-то отослать, говорили: колдун, экстрасенс. Это, конечно, была бесовщина. Мы жили в Сатисе, под Дивеево, и так я напугалась: "Неужели правда?" Слухи пошли, чушь всякая, а я-то хорошо батюшку еще не знала и поддалась на дьявольскую удочку, в сплетни эти поверила. Смотрела на его матушку в храме и жалела ее: как она одна с детишками, ведь батюшку куда-то угнали. Вдруг он снова появился! Вернули его. А у меня сомнения: брать у него благословение или нет? Был большой праздник, народу очень много. Я в храм не могла войти: далеко жила, припоздала. Меня в угол зажали, стою в дверях. Молебен закончился, отец Владимир кропит народ и вылетает весь мокрый на паперть, щедро кропит. Все в радости, после батюшкиного кропления не оставалось недовольных. А я сложу руки и спрячу: "Врать - не брать?" Поверила этому вранью. А батюшка - прямо ко мне. Человек, который загораживал меня, отошел, и хочешь - не хочешь, а благословение брать надо. Руки складываются и поневоле протягиваются ему навстречу! Он: "Ну, что - спряталась?" - "Батюшка, простите". Благословил и пошел.

Помню случай в храме. Появился в Дивееве человек, как будто с эпилепсией. Старушка приняла троих квартирантов и привела их в собор. Верующие они или нет, с крестом или без креста, но стояли у иконы преподобного Серафима, рядом с амвоном. Больной сидит с краю, на ступеньках, ведущих к иконе, а двое его держат за мизинцы с обеих сторон. Он бьется, а они стоят, придерживают. Другой поодаль: "Держите, держите его". Мимо проходит отец Владимир. Как раз перед Причастием, после "Святая святым", вот-вот откроются Царские врата. Наблюдаю, рядом стою. Батюшка смотрит на припадочного: "Отпустите его!" - и дальше побежал. Поворачивается, глядит на них, они его держат. Вернулся: "Оставьте его!!!" - отрывает руки помощников и резко, строго: "Ну-ка, отойдите!" Они молчат: "Я кому сказал?!" Они застыли, а бабушка, которая их привела, тихо: "Раз сказал, надо отойти". А этот бьется еще сильнее. Отец Владимир на него пристально посмотрел, а подручные: "Он же сейчас разобьется…" - "Не р а з о б ъ е т с я!" - с торжеством произносит батюшка и спешит в диаконские боковые двери. Отец Владимир больше не вышел, закрыл за собой дверь алтаря. Наблюдаю за "больным". Он бился-бился, видит: никто им не интересуется, после слов батюшки, тем более. Он один глаз приоткрывает, оглядывает всех, потом - второй... Тряска эта эффектная у него прекращается, он встает, спокойно так: встал и пошел! Отец Владимир вышел из алтаря после службы и к этой бабушке: "Это твой?" - "Да, у меня остановились". - "Гони ты их. Гони!" Такой был наш батюшка: все видел, все знал!"

Матушка Ирина: "Как-то отец Владимир исповедывал в левом приделе. И одна болящая вдруг начала периодически вещать грубым басом, под Левитана, громоподобным, наводящим некоторое содрогание на всех, якобы прорицательским тоном: "Не ходите к отцу Владимиру Шикину, не ходите к нему!" У святых мощей преподобного Серафима вырывались слова бесовской ненависти. Батюшка смутился: "Надо же, я с ней вчера еще так долго занимался, вот дает!" Естественно, он был обезкуражен не поношением. Фактом привлечения к нему внимания".

Раб Божий Алексий (Москва): "Впервые привез своего институтского друга в Дивеево в тяжелом духовном состоянии. Кроме обыкновенной греховной распущенности было в нем какое-то особенное противление Богу. Постоянно приходилось останавливать поток его едких высказываний на предмет Церкви. Он страдал периодами глубокой депрессии, переходившей в запои. Кое-кто советовал ему психиатрическую больницу. Несколько лет уговаривал его поехать к батюшке. Но решился он на это только тогда, когда по моей просьбе отец Владимир две-три недели стал молиться о нем, о чем он, конечно, не знал. И вот мы у батюшки дома. Он встретил нас, по обыкновению, очень приветливо, с отеческой лаской. Мой В. в ответ становится все более хмурым, неприветливым, почти откровенно грубым. Отец Владимир с улыбкой просит меня оставить их в келье вдвоем. В. тут же рванулся вслед за мной. Батюшка сумел его удержать, конечно, не физической силой. Ждал я под дверями кельи около полутора часов. Его было трудно узнать, когда он вышел. Лицо измученное, какое-то воспаленное, нелегко ему все это далось, и одновременно - это был уже другой человек. Не смел его расспрашивать, молчали всю обратную дорогу. Единственная фраза, которая прозвучала в тот вечер, меня поразила: "Я попросил батюшку отчитать меня". И только месяц-полтора спустя, он рассказал мне о части разговора с отцом Владимиром.

"Много я от него услышал, чего не забывают. Он спросил, знаю ли я, как умирал Вольтер, прославившийся изощренной хулой на Бога? Он кричал, корчился от боли. Впервые призывал Того, Кого отвергал всю жизнь. Перед смертью он заклинал врача, предлагая стоимость половины имущества, продлить ему жизнь, хотя бы на несколько дней: "Если этого не будет, я пойду в ад и прихвачу вас с собой!" Получив отрицательный ответ, он умолял немедленно позвать ему священника. Но его друзья, такие же словоблудники, как он сам, сделали все, чтобы этого не произошло. Он кричал с искаженным ужасом лицом: "Я покинут Богом и людьми. Ад - отверзается!" - и призывал имя Христа, понимая, что Он - Единый Спасающий... "Когда человек приближается к смерти, - сказал мне батюшка, - он выходит на новый уровень восприятия. Получает способность воспринимать мир невидимый. Множество уходивших на моих руках людей страдали от видения бесов. Они получают власть над каждой душой, не принесшей покаяния Господу в своих грехах. Один Бог силен изменить уготованное нам по нашим делам ".

Не менее люта участь другого "гения": почти ничего невозможно прочесть о последних днях Льва Толстого, дерзнувшего свой кощунственный апокриф именовать "Евангелием". Сколько людей, в том числе незаурядных, было им прельщено. Существуют письма писателя к своей сестре монахине, где он с неприкрытым отчаянием пишет, что во сне и наяву его окружают гигантские чудовища. Их омерзительность не поддается описанию, они издеваются над ним. Имеют над ним полную власть... В ответном письме сестра умоляла брата принести немедленное покаяние Богу. Побег Толстого из Ясной поляны накануне смерти был попыткой найти защиту в Оптиной Пустыни. Но поздно... Бог не принимает крика о помощи, если он не основан на глубоком раскаянии о содеянном, а только на ужасе перед преисподней. Известное видение в день смерти Толстого: его душа с развевающейся бородой была с воплями влекома над озером толпой ликующих бесов... Батюшка рассказывал все это так, что я впервые в жизни осознал, что а д - существует. Он буквально начал разверзаться под моими нога ми... Отвернувшись к окну, не упоминая, что говорит обо мне, батюшка рассказал два эпизода из моей собственной жизни, которые не могли быть никому известны, кроме меня... Выразить все, что я там пережил - невозможно... Ничем я этого, Господи, не заслужил..." Теперь мой друг постоянно посещает церковь, исповедуется и причащается".

Слушая этот рассказ, я вспомнила, как отец Владимир дарил ксерокопию публикации "Сестра по скорби и утешению"  [3] моей тяжело больной подруге В., которая была почти в безысходном состоянии от измучившей ее болезни позвоночника. После келейной исповеди, благословляя, он произнес слова из рукописи: "Здоровье - драгоценный дар Божий, а болезнь - безценный дар Божий". Текст посвящался великомученическому подвигу жизни монахини Екатерины, которая с одиннадцати до тридцати семи лет была прикована к постели. Из-за перенесенного в детстве менингита ее легкие были атрофированы, десятки лет она жила на аппарате искусственного дыхания. "Посетители, обремененные скорбями и болезнями, часто падали на колени и плакали, переступая порог ее кельи. Их страдания и горести становились невесомыми перед этой мерой".

"В одиннадцать лет, когда не хотелось жить, было мне явление Божией Матери, - вспоминала монахиня Екатерина. - Она сказала, что теперь будет со мной всегда, до конца дней". Как безмерно важен, оказывается, всякий человек для Господа. Сколь драгоценна - страждущая душа. Господь сугубо близок всем, кому тяжко. Рядом с отцом Владимиром мы понимали воочию эту забытую многими истину. Как благодарить тебя, батюшка, за живое, состраждущее всем страдальцам сердце?

В этой же книге мы с подругой прочли: "Монахиня Екатерина умирала много раз: душа покидала тело, и она видела себя со стороны. Однажды, когда долго не поступал воздух, душа разлучилась с телом и начала проходить мытарства. Матушка увидела себя в центре огромной площадки, напоминающей арену, а вокруг толпились страшные чудовища, высотою до неба. Они дико кричали, смеялись и радовались, что эта душа принадлежит им, и они ее не отпустят... Не дерзала монахиня Екатерина молить Господа о спасении. Стала она просить о помощи Пресвятую Богородицу. И вдруг увидела руку, к ней протянутую. И вынесла ее эта рука из страшного круга. Матушке дано было узнать, что душа ее попала сюда за неисповеданные нечистые помыслы".

Дай нам, Боже, молитвами отца Владимира, никогда не забывать все, чему он нас учил.

Рассказ рабы Божией Татьяны из Краснодара: "У меня многие годы были непрерывные головные боли. Весной и осенью они так обострялись, что хоть на стенку лезь. Мало того, такой гул и грохот в голове, словно танки идут. Уже на кухню ухожу, у меня там холодильник гремит, как трактор, и он этот ад перекрыть не может. Мой психиатр в период обострения назначал мне блокады в воротниковую зону. Только этим выживала. И вдруг - забрали у нас врача, перевели в неизвестном направлении. Ну, думаю, что-то у меня впереди? От нового лечения никакого результата. Осталось к святыне обращаться. Посоветовали мне одно, другое место. Помолилась, попросила вразумления. Утром встаю: пора к батюшке Серафиму!

Приехала и сразу к мощам. Отхожу и думаю: надо собороваться, а как раз пост и завтра соборование. На другой день стою в одном из первых рядов справа. Вдруг какая-то матушка в черненьком, знаете, сейчас много таких матушек, прямо монахини. Подходит и так твердо мне назад показывает. Что делать? Пошла, стала. Появляется батюшка: щупленький, быстрый, лицо светлое и острые такие глаза. Оглядел всех с улыбкой и вдруг быстро к той-то матушке, которая вместо меня стоит: "Ну-ка пойди, займи свое место!" Меня рукой зовет: "Возвращайся!" И с такой добротой на прежнее место меня поставил. Но ведь он не видел, что здесь было.

Обомлела, стою. Тут батюшка приветливо обращается во все стороны: "Кто недоисповедовался перед соборованием - прошу…", - и на меня смотрит. Я ему с поклоном: "Благодарю, я уже вчера исповедовалась". - "Ну-ну", - говорит, - и толпа его уже обступила. Гляжу, что подле батюшки: одна женщина, как только к нему подходить, не своим голосом завизжала; другого он за плечи обнял - и тот, взрослый мужчина, как малый, плачет; третьей кулачком по всей спине... Отходят все от батюшки со светлыми глазами. И народ к нему прибывает. Я себе: "Что же, недотепа, стою?" Кинулась к нему: "Батюшка, я поняла: я непроисповеданная!"

И вот стою у аналоя. Знаете, нам обычно священники не радуются. Перед исповедью, случается, как каменная стоишь, все зажато. С чего начать? Все соображение отходит. А тут, рядом с батюшкой, слезы - сами. И все ему рассказала, как будто он меня тут одну слушать и собирался. Выговорилась: про грехи и про боли. Он вдруг обхватил мою голову руками, стал сжимать, мять. И, кажется, что с огромной силой, сам-то вроде небольшой. Все во мне отдается: трещит голова по швам, но не страшно и не больно. Помял-помял, отпустил - потрясла головой, ясная светлая моя голова, как у младенца. Тогда ему: "А еще, батюшка, последний раз причастилась и вижу сон. Как будто у меня в боку разрез, и из него; выползла змея, оглянулась на меня: "Я еще вернусь!"" Он ребром правой ладони мягко, но четко ударил под правое ребро, там именно, где надо, улыбнулся, твердо и легко сказал: "Не бойся, не вернется!" Так отец Владимир исцелил меня в одну минуту. Отошла я от него в радости, и не помню, была у меня такая или нет.

Пять лет прошло - ни головной боли, ни шума в голове. И к врачу незачем ходить. Когда во второй раз приехала, он меня поразил, сразу по имени, словно чадо свое, назвал: как запомнил, ведь тьма народу? Когда бы я в Дивеево с тех пор не появилась, тут же его встречу. Всегда кивает, благословляет, сразу зовет на исповедь. И хоть только раз или два в год сюда попадешь, а дома поклончик за него положишь и знаешь: он помнит, молится за меня, никчемную. Так и теперь"  [4].

Раба Божия Наталия С.:"Общение с отцом Владимиром нередко приводило на память эпизоды "Отечника". Однажды приехали к нему неизвестные люди. Заходим в дом: батюшка сидит, крутит веревку. И говорит одному: "Сколько веревочке не виться, конец будет". А через некоторое время человек этот за свои дела попал в милицию.

Несколько месяцев я не могла попасть в Дивеево. Подхожу к фотографии отца Владимира: "Батюшка, знаю, грехи не пускают, помоги к тебе попасть". Через час приходят двое знакомых и говорят: "Мы на машине, поехали в Дивеево". И мы тут же отправились.

Одна женщина приехала в Дивеево из Москвы на последние копейки и все думала, где она будет ночевать. Вдруг батюшка подлетает к ней: "Сегодня к нам пойдешь ночевать, денег-то у тебя нет".

У меня были обиды на маму. Я приехала в Дивеево, и мы с батюшкой пошли вечером по канавке. И он мне открыл глаза на тяжелую мамину жизнь. И я совсем по-другому стала смотреть на нее. И сразу отлегла от сердца обида".

Раб Божий Вячеслав: "К. привез в Дивеево и оставил здесь жену с ребенком, а сам отправился к родственникам в Мордовию. На следующий день они готовились к исповеди у отца Владимира и Причастию. У мужа вдруг возникло сильнейшее желание - немедленно забрать семью домой. Столь сильное, что он ночью поехал в Дивеево. На въезде у него машина отказалась работать: не могла сдвинуться с места, несмотря на все его усилия и умелые руки. К тому же он не видел куполов соборов, хотя их легко заметить с любой стороны. И пока жена с детьми не причастились и были в храме, он не мог завести машину и стронуться с места. Не мог даже разглядеть самого монастыря. Это было явное чудо".

"Как важно для души, чтобы она покаялась"

Рассказ послушницы М.: "Я особенно виновата перед отцом Владимиром. Как могла поверить в клевету, которую о нем распространяли? Столько добра он мне сделал. Всегда по-отечески ко всем нам относился. Сейчас очень больно и стыдно вспоминать свой грех. Батюшка всегда чувствовал мое состояние, я часто унывала. Однажды было особенно тяжело. Стояла за трапезой в разгар очень горького искушения, а он спешил мимо. Подобной чуткости в такой мере я больше не встречала: он слышал, он знал, что у человека на душе. Вдруг остановился, подошел, посмотрел в глаза, крепко взял руками мою голову, сжал, потом поцеловал в лоб. У меня вдруг совсем отлегло от головы. Полная ясность, просветление. Все с меня - на себя забрал. Так была благодарна. И ведь ничем с ним не делилась, просто отчаивалась. И он ничего не сказал, дальше побежал. Стою, и столько сил сразу!

У батюшки была очень сильная молитва, потому что он необыкновенно сострадал людям. Главное, он провидел все самое тяжелое и поддерживал нас с такой любовью! Кто-то недоумевал, даже возмущался: что это, отец Владимир то по голове погладит, то край апостольника поцелует? Но батюшка благоговел перед монашеством и утешал и поддерживал нас, как родных детей. Он ощущал, когда человек готов надломиться, и старался все уврачевать Божией Любовью, С батюшкой было легко людям чистым и простым, потому что он сам был чистым Божиим сосудом. Не все понимали, что он - избранник Божий, а закон положен не для праведника (1 Тим. 1,9), что он имеет право на нестандартное поведение. Никто не осуждал старцев и преподобного Серафима, когда они вели себя не как все. Впрочем, и их осуждали.

Под его благословение бегом спешила. И на исповеди, пока не заплачу, никогда не позовет. Если у меня окамененное нечувствие, стою и слышу, как он за меня молится. Начинаю постепенно приходить в сознание, тогда батюшка берет исповедовать. Ему, собственно, не слезы наши были нужны, а чтобы каялись живые - не мертвые души. Так было раз за разом, и уже сама стала стремиться к нему попасть, чтобы почувствовать эту редкую благодать покаяния.

Многих несправляющихся он поддерживал. Одна изнемогала от уныния: "Батюшка, мне так тяжело!" А он: "Подожди, я сейчас пойду в алтарь, выну за тебя сорок частичек...", - и сразу пошел. Она поделилась: "И мне немедленно стало так легко!" Он мгновенно откликался на все самое последнее. Смирение у него было - необыкновенное. Как-то старшая сестра на скиту на него накричала, без всякой батюшкиной вины. Он упал на колени: "Прости меня!" Это ведь священник. И перед всеми смирялся. Многие его не воспринимали, не ценили. Кто-то посмеивался. Не понимали, что это настоящие смирение и любовь. Сами того не имели и в батюшке не видели, не могли вместить. Кто-то избегал, боялся отца Владимира. Он, конечно, очень переживал. Как-то пришла на исповедь: "Простите, батюшка, что поверила в эту клевету, что вы экстрасенс и т.п." Было видно, как он сильно расстроился, ему было очень больно. И сама не могла понять, как поддалась? Какой силы шла на него дьявольская ненависть!

Он помазывал: лоб, глаза, уши, везде с любовью поставит крестик. А в период вражеского наваждения на наши убогие души все это казалось странно, слишком неординарно. Однажды, такая дерзкая, подошла на полиелее: "Меня, батюшка, помазывайте, как другие". Он посмотрел внимательно. Один крестик поставил и с тех пор стал помазывать только так. Как у него потом просила: "Батюшка, простите меня!" - жалобно. Он испытывал, искренно ли каюсь, подходя на Прощеное воскресение и делая земной поклон. Кажется, будто не видит, отворачивается. "Все, не прощает". И второй раз: "Батюшка! Простите меня!" - со слезами. Он обрадовался, что душа в себя пришла, сам земной поклон положил, прощения у меня попросил, руку пожал... Конечно, всегда чувствовалось, как он молится за всех нас! Только благословит - сразу отчетливо легче на душе.

И теперь, после смерти, батюшка необыкновенно помогает! Это его всепрощение и любовь многих сестер хотят приобрести. Склонить к покаянию. Все слышит! "Батюшка, помолись обо мне, в сердце - пустота, никакого сокрушения", - по-прежнему прошу, стоя на исповеди. И начинаю плакать. Как он меня приучил, так и сейчас, пока не приду в осознание своего безобразия, не могу исповедоваться. Один раз некому было каяться, и думаю: "Наверное, незнакомый батюшка меня не возьмет. Отец Владимир, помолись, чтобы этот священник меня исповедал, а то я не причащусь". И он последнюю меня взял перед уходом в алтарь. И когда читал разрешительную молитву, почувствовала, как благодать меня с ног до головы пронизывает, знаю, за молитвы отца Владимира: он услышал и помогает... После этой исповеди летела к батюшке на могилку в радости безкрайней - благодарить! Сама по себе недостойна такой неземной милости! И очень многим отец Владимир спешит на помощь. Он стремится укрепить нас на предстоящие испытания.

Его святыми молитвами решилась все это рассказать; он хочет помочь сестрам и братьям, так как любит всех в монастыре. Каждому жаждет помочь: кто против него что-то имел, заблуждался. Как важно для души, чтобы она покаялась. Он же видит, кому сегодня тяжело. А с неочищенной душой тяжелее всего. Ведь всем отвечать перед Господом.

Одна сестра хотела уходить из монастыря, было жуткое искушение. Она часто исповедовалась у отца Владимира: "Все, батюшка! Ухожу... Больше не могу!" А он: "Не уходи, ты там погибнешь..." - и заплакал, слезы так и полились. - "Батюшка, никуда не уйду, только - не плачьте!" И она осталась, одними этими слезами удержалась в монастыре. Молитвами отца Владимира, теперь ей, слава Богу, легче. Тем, кого поддерживал, он отдавал все свое сердце. Это же сама любовь Христова - одна она - без выбора обращена ко всем. И сегодня еще многие виноваты перед батюшкой. Как важно, чтобы они покаялись по-настоящему.

Однажды в храме, тоже в период искушений, очень тяжко мне было. Смотрю, спешит отец Владимир. Никогда ничего ему не объясняла, он сам - подбегает и надевает мне на голову чугунок батюшки Серафима! Постучал по нему добро так, снял, побежал дальше. Сижу... И вдруг - такое спокойствие, тишина... Его молитва на каждом шагу творила чудеса. И будто это легко, не обращая ничьего внимания. Один Бог все это знает. Ведь нас без числа было, которых он буквально спасал. Жизнь облегчал...

Совсем не чувствую, что батюшка умер. Просто отошел и, кажется, сейчас из-за угла появится. Вхожу в храм, живое чувство: отец Владимир сейчас выйдет. Иногда в храме молишься и слышишь, он видит тебя, он рядом-рядом. Быть может даже ближе, чем другие святые, потому что ты его помнишь, с ним общалась. Его очень легко просить. Он и сам помогает к себе обращаться.

На последней службе после пострига, в день Ангела батюшки, стояла такая Божия сила! Девочка к нам из другого города приехала, первый раз попала на его службу и говорит: "Я никогда не была на такой литургии благодатной. У меня сердце таяло". Не забыть батюшкины службы! Так близок он был Богу. Все возгласы, каждое его слово, до самой глубины сердца доходили. Наверное, все чувствовали, как он за всех молится, душу полагает. А ведь это последние дни. Человек имеет же право, чтобы его хоть когда-то не безпокоили, силы не отнимали... Было непонятно, что этот человек уйдет... Батюшка и не умер. Он - недалеко. И здесь и там будет - со всеми нами. Кажется, сейчас выйдет со всеми на литургии, услышишь произнесенный им возглас. Не может он нас оставить, мы слабые. У батюшки была любовь, которую нечасто встретишь. Она - дар за стремление жертвовать собой. И дал ее Тот, Кто Сам стал Жертвой - за всех. Научи нас, батюшка, любить Христа не одними словами. Помоги делами - следовать Богу, как это умел ты. А для нас, ничтожных, испроси этой любви хотя бы малую частицу".

Как искусен враг, если ему удается уловить в свои сети даже добрых, искренних людей. Вспоминаю тот шквал недоброжелательности, зависти, клеветы и прямой ненависти, которые перенес батюшка. Никогда никому он не рассказывал об этих испытаниях. Мы узнавали о них от посторонних лиц. Даже после смерти отца Владимира его не оставило негативное отношение к нему некоторых людей.

Однажды я, желая поддержать тяжело больного человека, предложила ему почитать начальные главы этой рукописи. Каково же было мое удивление, когда И. затрясло от одной мысли, что он может протянуть руку к этим страницам. Лицо исказилось от нескрываемой ненависти. Я знала, что у него тяжело психически больна мама, которую он с безмерными трудами кладет в психиатрическую больницу в периоды, когда она по нескольку раз в день пытается сброситься с балкона. О нем самом мне тоже были известны тяжелые подробности. Но теперь, глядя, как человека коробило от непомерной злобы, я поняла, что он болен гораздо более серьезно...

"Когда мы тщательно изучаем жизнь Христа, мы обнаруживаем, что всегда, встречаясь с плохим к Себе отношением, Он был в высшей степени терпелив и мягок, Он не возмущался злом. Он не боролся за Свои права! Он без жалоб переносил несправедливость и даже оскорбления. Люди думают, что мягкость и терпение по отношению к несправедливости - это знак слабости. Нет, это означает силу. Это то, к чему должны стремиться христиане в жизни личной".

"Враги у него, разумеется, были, как у всякого сильного человека, живущего полной жизнью. Нельзя вести насыщенную жизнь, много работать и не возбуждать при этом в большей или меньшей степени зависть, неприятие, клевету, презрение, вражду..." (Государыня Александра Феодоровна, из дневников).

Оставляло неизгладимое впечатление то, с каким терпением и благожелательностью воспринимал батюшка прямые нападения сил зла. Вспомнила при одном таком эпизоде рассказ матушки Надежды, последней монахини Марфо - Мариинской обители, о своей духовной сестре, монахине Любови - угоднице Божией, которая постоянно подвергалась насмешкам и клевете: "Матушка, как же тяжело пребывать в таких напастях. Как матушка Любовь относилась к недоброжелателям?" - "Как? Да - никак. Вернее, очень хорошо относилась. Как к самым лучшим друзьям. Без числа делала для них доброе. По заповеди. Ведь нам положено воздавать добром за зло".

В книге "Подвижники Марфо-Мариинской обители милосердия"  [5] описано, как святой Онуфрий, великий подвижник IV века, в день своей памяти сопровождает в веке ХХ-м юную Евфросинию (будущую монахиню Любовь) по аду и раю. Стоя перед Небесным приютом Марфы и Марии, она благоговейно наблюдала, как великая княгиня Елисавета с духовником обители протоиереем Митрофаном (Сребрянским) с глубоким состраданием служили физическим и духовным немощам людей. Здесь, в Царствии Небесном, деревенская девочка, понятия не имеющая о столичной жизни, впервые видит своих будущих духовных родителей, которые благословляют ее поступать в земную Марфо - Мариинскую обитель. Внимая происходящему, преподобный предлагает и ей исполнять главную заповедь Неба: "Люби всех - равно".

Каждый знает по опыту, как непомерен, кажется, невозможен для осуществления в нашей жизни этот завет. Но и сегодня есть люди, приближающиеся к его исполнению. Для меня один из них - отец Владимир. (Замечательно, что батюшка родился тоже в день преподобного Онуфрия Великого - 25 июня).

"Чем на большую высоту духовную вознесен человек в связи с промыслителъными действиями Божиими о мире, тем большей клевете он подвергается, и на более продолжительное время. Поскольку он выносит сию клевету, постольку он разумеет крест ее во Иисусе Христе, Божией Матери... Клевета роднит души верующих, отличающихся мужеством и сильно ей подвергающихся, со святыми и делает эти души более нежными и сострадательными к людям в скорбях" (протоиерей Понтий Рупышев). С особенной любовью относился отец Владимир к этому старцу.

Вспоминает раб Божий Георгий: "Это было пять лет тому назад. Не знаю, что случилось с моим Стасиком, только положили мы его в дивеевскую больницу с непроходящей долгое время повышенной температурой. Пролежал он там три недели. Курс антибиотиков прошел, еще что-то. Ничего не помогает. Не могут даже толком понять, что с ребенком. Отправили в Нижний Новгород на сугубое обследование. Там то же самое, две недели что-то колют, экспериментируют, а толку никакого. Худеет, просто гаснет. Один врач мне сказал: смотри, как бы тебе не потерять сына. Почти в отчаянии я бросился к отцу Владимиру. Все ему рассказал. "Немедленно забирай его из больницы и вези сюда!" Я так и сделал. Батюшка помолился над ним, исповедал, причастил его и говорит: "Завтра - на источник". Я ужаснулся: осень, и эта не спадающая температура. "Не бойся, - отвечает он на мои мысли. - Все будет хорошо. Ему трудно сразу, погрузи его в первый раз на своих руках". Конечно, в первый раз он окунулся очень нелегко и не полностью, не с головой. Во второй раз, молитвами батюшки, легче. А в третий, говорит: "Я уже могу сам". И окунулся три раза с головой, к нашему изумлению. Не веря себе, мы видели нашего сына полностью здоровым. Я, грешный, думаю, что батюшка все эти болезни брал на себя. Невозможно иначе, чтобы так сразу - и полное исцеление. Батюшка ведь не жил - пламенел. Так и сгорел быстро".

Раба Божия Алевтина: "Хотя батюшка это скрывал, но было ясно, что он ежедневно совершал множество земных поклонов. Отец Владимир очень ревниво хранил свои келейные тайны. Только какие-то случайные слова его выдавали. Как-то он сказал одному духовному чаду: "Современные христиане недооценивают поклоны. Как-то в голодные 30-е годы мать учила в деревне дочь прясть пряжу. У пятилетней девочки ничего не получалось. Каждую минуту веретено на пол и катится в дальний угол. Уже и накричали на нее... Вдруг она после десятой попытки оставила все и - ко святому углу. И начала поклоны класть. Шепчет, шепчет и лобиком до земли. Наверное, полчаса молилась с поклонами. Вернулась к веретену, работа пошла как у опытной пряхи. И наработала она в эту зиму больше взрослых... Не пренебрегай поклонами".

Раба Божия Наталья Т.: "Отправилась со своими знакомыми к батюшке, лишнюю спрашиваю: "А вы зачем в Дивеево едете?" Она растерялась: "Я не знаю". Добрались, а отец Владимир во время исповеди в лоб спрашивает о моих знакомых, как будто присутствовал при том моем вопросе: "Зачем они приехали?" Я вдруг потерянно: "Не знаю". А батюшка: "Нельзя так резко обращаться с людьми". Учил меня вниманию и доброжелательности ко всем.

Однажды мне батюшка сказал: "Приедешь к моей матушке, она тебе юбку подарит". Думаю: "К чему бы это?" Прошло время, как-то попала в Дивеево в спортивной одежде. Нужно идти на службу, а я в брюках. Пришла к матушке, и она мне благословила юбку. Батюшкины слова и тут сбылись.

Приехали молодые. У жены ребенок от первого мужа. Батюшка: "Вот бы еще вам девочку". Она: "Зачем, мы только поженились?" Но через месяц они узнали, что она действительно беременна. Если бы не встреча с батюшкой, она бы могла сделать аборт. Девочку назвали Юлей".

Духовная дочь отца Владимира Светлана: "Не забуду, как меня батюшка "обижал". Однажды, за дело, конечно, отец Владимир отчитал меня очень серьезно. Простился, не меняя строгой тональности. Ухожу понурившись. Уже в дверях чувствую, как меня настигает волна батюшкиного сострадания. И под сугубую молитву батюшки увидела себя, наконец, в собственном своем облике и поняла, что досталось мне еще мало и достойна гораздо худшего. Через три дня робко являюсь. Посадил меня за стол, налил чай, пододвинул кекс (когда батюшка жил в бараке, он всегда за всеми ухаживал, не давал ничего делать гостям). И спрашивает мирным, кротким голосом: "Ну, что? Вы почувствовали пользу от того, что я вас обижал?" Я, от всей души: "Очень, очень почувствовала". Каким батюшка, кроме духовной одаренности, был блестящим педагогом.

Многим он запомнился в потоке улыбок, шуток... Но так он вел себя, чтобы поддержать дух сразу многим. Наедине с искавшими его помощи он был совсем другим. В ответ на твою попытку осознать жизнь из глубины он отвечал безмерно большей глубиной. Рядом с ним понимали: необходимо торопиться, спешить, успеть послужить людям, бедам, скорбям. Нагнуться к любому человеку, как Христос склонялся, чтобы умыть ноги Своим ученикам.

Однажды отец Владимир был у нас в гостях в Москве. Сидели втроем, говорили о многочисленных страждущих близких. У меня многие месяцы очень сильно, по неизвестной причине, болела спина. Общаясь, несколько раз хотела пожаловаться батюшке. Но внутренне останавливала себя: у других такие скорби, а я с ничтожными проблемами. Провожаем отца Владимира, стоим на заснеженной улице. Последние благословения. Вот он уже уходит, по обыкновению, почти убегает. Вдруг резко останавливается, стремительно возвращается. Вдруг быстро-быстро прошелся кулачками по всей моей спине. Улыбнулся, кивнул и убежал, уже не оглядываясь. А я о своей спине в этот момент, конечно же, не вспоминала".

Раб Божий Григорий: "Мои знакомые с сыновьями были у батюшки. Он подходит и говорит: "Виктор, ты что без креста?" Он похлопал себя по груди: "Как? Нет, я надевал". Посмотрел - точно, нет креста. Искали, так и не смогли найти, куда делся.

Один из приехавших оказался уголовником. Батюшка говорит: "Олег, можешь быстро бегать?" - "Могу." - "Ну, скоро очень быстро побежишь". Через некоторое время этот человек, заметая свои дела, стремительно скрылся за границу.

Мои знакомые взяли в ГАИ служебную машину, тайком приехали в Дивеево. После общения с ними батюшка очень настойчиво просил задержаться минут на пятнадцать. Но В. не послушал. Поехал и попался своему областному начальству, и был вызван на ковер".

Раба Божия Светлана: "Одним зимним вечером батюшка водил нас на источник. Заставил одну из слабеньких взять в купальню его меховую куртку, чтобы она подстелила себе под ноги. Сам остался на морозе в свитерке. Она очень отказывалась, но не смогла ему противоречить. Окуналась впервые и не знала, что после ее ноги просто примерзнут ко льду деревянного настила, если на пол ничего не подстелить. В темноте она нечаянно столкнула в воду свой сапог. Батюшка принудил ее надеть свои сапоги, и сам побежал домой по ледяной дороге - в одних шерстяных носках. Дома нашел для пострадавшей другую обувь. Немедленно растопил печь: уходил утром - и возвращался на ночь. Благословил их на ночлег к своим знакомым. Уходили, батюшка выворачивал мехом наружу и пристраивал сушиться у печи спасенный сапог. Не знаю, наверное, есть на земле и другие Серафимы, кроме нашего батюшки".

Раба Божия Валентина Т.: "Мои соседи приехали к отцу Владимиру. Жена ругала супруга: и такой он и сякой. Батюшка решил это опровергнуть: "Ольга, ну что, муж-то плохой?" - "Никуда не годен. Помочь не допросишься". (Мужа рядом не было). Чуть позже батюшка подходит к нему: "Николай, давай холодильник отнесем соседям". Тот, ни слова не говоря, взял тяжесть, и понесли. Тут же отец Владимир включил его во вторую-третью ситуацию. Дал понять, что ее муж не так-то плох...

Как-то мы были на источнике с несколькими знакомыми, которых батюшка видел впервые. Об одной женщине он пошутил: "Это генерал-майор в отставке". А у нее действительно волевой характер, очень сильный. Другую назвал комсомольским вожаком. Точно: она прежде работала в горкоме, и кое - что из этого периода жизни сразу стала вспоминать. О третьей: "Это - генеральный директор", под ее руководством - два мини-маркета, да и по всей жизни - начальник. Таким был батюшка: и насмешит, и вразумит, и покаяться поможет.

Приехала в Дивеево пара. Муж выпивал. Отец Владимир жил в бараке на канавке. Захожу, он сидит за столом с чадами, приглашает нас. Мне неудобно: "Батюшка, я не одна". - "Ну что же, веди всех". Не спросил, кто со мной, имена. Батюшка сразу обращается к вошедшему: "Ну что, Евгений, давай выпьем!" Тот растерялся: "Что Вы, батюшка, я не пью, я за рулем". - "Да мы не вина выпьем, а чайку". Женя совсем расстроился. С этого момента задумался о своей жизни.

У одной моей знакомой застрелили мужа, она не была у батюшки три года, все это время непомерно курила. Но всю дорогу в Дивеево терпела, папиросы в рот не взяла. Приехали. Батюшка служил в Преображенском храме, выходит из алтаря: "Ну наконец-то, моя курилка ко мне приехала, долго же я тебя ждал". Потом она появилась с молодым человеком. Он: "Нет, вам нужно расстаться. Через три года ты ему не будешь нужна". Мы думали: он найдет другую, а оказалось, он связался с наркоманами. Батюшка заранее все провидел.

Отцу Владимиру позвонила жена моего одноклассника. Начала жаловаться, что с мужем плохо живет, а батюшка спрашивает: "Сама не чувствуешь ли вины?" Она: "Нет, не чувствую", позже выяснилось, что она действительно была серьезно виновата. Потом он предупредил: "Семья безпокойная, ребенок брошеный. Нужно многое срочно менять, иначе вы самое дорогое потеряете". Через три года, уже после успения батюшки, сын у них стал наркоманом. По милости Божьей, она через эту скорбь покаялась, обратилась к Богу и нашла духовника. Говорит: "Молитва отца Владимира хоть после смерти его до меня дошла"".

"Проверяйте богоугодность всякого дела"  [6]

"Шел Успенский пост 1994 года. Мы с мужем, трехлетней дочуркой и двумя подругами отправились в Дивеево, чтобы у мощей великого угодника Божьего Серафима, как здесь говорят, выплакать, вымолить всю жизнь. Мне было что оплакивать: годы блуждания в оккультизме даже после церковного покаяния давали знать о себе невероятными, как мне тогда казалось, проблемами с дочерью, массой искушений. А дочурка, очутившись на этой благодатной земле, словно преобразилась. Нас потрясло, как трехлетняя малышка, едва войдя на территорию обители, вдруг опустилась на колени перед Троицким собором, видно, чистым младенческим сердцем уловив веяние благодати, и тихо коснулась лобиком этой святой земли, по которой ступала Сама Царица Небесная...

Здесь невозможно было не испытать потрясения при виде бездны мрака, греховных привычек, самолюбия, амбиций и мелких страстей, отделяющих тебя от Бога. Ты могла только выдохнуть, как мытарь: "Боже, милостив буди мне, грешной!" - и залиться покаянными слезами, как множество людей вокруг. В такие моменты душа ищет того, кто мог бы выслушать твою боль, вразумить, утешить, посоветовать. Сразу обратил на себя внимание отец Владимир. Еще молодой, быстрый, стремительный, вдохновенно-пламенный, он словно летал по воздуху, и глаза его в это время выхватывали того, кто особенно нуждался в помощи. Стоило отцу Владимиру на минутку остановиться, как вокруг него неизменно собирались толпы народа, жаждущего совета, исповеди, утешения.

Подошла и я. Только собралась спросить о причинах крайне неспокойного поведения дочки, как отец Владимир, бросив на меня быстрый, пронизывающий взгляд, вдруг спросил: "Оккультизмом увлекалась?" - "А-а-а... А откуда вы знаете?" - растерялась я, не ожидая услышать такое обличение от батюшки, которого вижу первый раз в жизни. - "По глазам видно", - сказал отец Владимир. И, видя мой недоумевающий взгляд, добавил: "До конца жизни в глазах особый след остается". Теперь я думаю, что дело тут, видно, было не в одних глазах. Просто отец Владимир хотел скрыть, что Господь открывает ему многое в душах людей... Когда я рассказала о себе, он признался, что "тоже журналист" (мол, не робей - и я грешник!), но от более подробного рассказа о себе как-то незаметно уклонился. "Батюшка, - с трепетом задала главный для себя вопрос, - у моей дочери нет одержания бесом? Иногда она ведет себя так вызывающе, как не может вести младенец..." - "Сейчас, подожди-ка", - и отец Владимир долго и пристально вглядывался малышке в глаза. Потом облегченно вздохнул и улыбнулся: "Не бойся, все в порядке. Проси о помощи преподобного Серафима, и все будет хорошо".

Потом он настойчиво повторил во время елеопомазания: "Помни: всегда обращайся к преподобному Серафиму. Хорошо?" А я поразилась: да как он может помнить всех нас - тысячи людей, каждого со своими грехами и, помазывая елеем, успевает, проницательно взглянув в глаза, сказать каждому что-то свое, после чего человек отходит сияющий или озабоченный, но всегда изменившийся.

В Дивеево, как в любое святое место, приезжают больные, одержимые, бесноватые, жаждущие исцеления. В состояние шока неподготовленного человека могут привести люди лающие, воющие, хрюкающие. Так нечистая сила, овладевшая душами людей по попущению Божию (чаще всего - за тяжкие грехи рода), реагирует на близость святыни. Одна такая женщина стояла возле нас и как-то особенно свирепо хрюкала сиплым басом. Когда она подошла к отцу Владимиру под елеопомазание, то громко закричала: "Мне больно! Больно! Ой, жжет! Больно!!!" Батюшка с силой, поразительной для небольшого человека, буквально напечатал крестное знамение на лбу, груди, плечах несчастной так, что она едва . удержалась на ногах, и напоследок ударил троеперстием в лоб, приказав: "Изыди, сатана!" Женщина, представьте себе, мгновенно успокоилась и, благодарно и смущенно улыбаясь, отошла... Все, кто был свидетелем этой сцены, могли в потрясении лишь молча молиться...

Наутро у раки с мощами преподобного Серафима служился молебен с акафистом. Отец Владимир, высоко подняв Евангелие, несколько раз повелительно произнес: "Умоляю вас, кайтесь! Наступают последние времена - надо успеть покаяться!" Потом стал прикладывать Евангелие к головам молящихся. Вдруг страшный, нечеловеческий визг сотряс стены храма: кричала одна из женщин, чьей головы коснулась священная книга (бес, мучивший ее, не мог вынести прикосновения святыни, он-то и визжал от боли). Некоторые, пожив здесь несколько недель или месяцев и "изжив" свои грехи - главную причину болезни, нередко совершенно исцеляются или уезжают со значительным облегчением. Но благодать помощи дается не каждому и не сразу: ведь для этого надо сначала покаяться, изменить жизнь... И те, что приезжают сюда не за спасением, а с целями лукавыми, получают эффект прямо противоположный. Отец Владимир прекрасно чувствовал таких людей. "Здесь сегодня два экстрасенса!" - вдруг предупредил он. Одна из самоуверенных женщин на виду у сотен людей начала делать какие-то пассы руками у иконы Пресвятой Богородицы, пытаясь, очевидно, "подпитаться энергией", как это принято у некоторых "целителей", прикрывающихся православной символикой. Ее никто не останавливал, не гнал... Но батюшка Серафим, незримо присутствующий здесь, не допустил кощунства над святыней. Внезапно "целительница" дико затряслась, руки у нее свело, и всю ее скрючило, перекорежило. Обезсилев, она осела на пол...

Скольким же страждущим людям отец Владимир отдавал себя без остатка - и время, и силы, и здоровье, и любовь! Обновленные дивным светом благодати, прикоснувшиеся к сокровищу любви, уезжали мы из Дивеева. Одна из моих спутниц, жестоко мучимая бесами после общения с преподавателем - оккультистом, несколько раз исповедовшаяся и причащавшаяся у отца Владимира, спустя некоторое время после паломнической поездки нашла семейное счастье, стала доброй христианкой. Ближайшая подруга Тамара избрала иноческий путь: теперь она монахиня Серафима, в честь великого угодника Божия.

Я отослала отцу Владимиру серию своих очерков "Великая дивеевская тайна", опубликованных в областной газете, и получила от него теплый ответ: "Дорогая о Христе Алла, прочитал Ваши "Заметки паломницы" и сердце мое распространилось к вам, по слову Апостола... Дай-то Бог, чтобы мысль Ваша была с Богом, постоянно; и проверяйте богоугодностъ всякого дела-текста! Храни Вас Господь и предстателъство преподобного отца нашего Серафима Саровского и всея России заступника по вашим молитвам! Отец Владимир".

И потом еще несколько раз писал батюшка ободряющие, всякий раз такие нужные строки. Но только сейчас, прочитав в газете "Воскресная школа" очерк о его жизни, без остатка отданной служению Богу и ближним, поняла цену этих писем.

Хочется привести в заключение прощальные слова отца Андрея, настоятеля Свято-Троицкого собора в Дивеево: "Ему жилось очень легко, легко потому, что он был само послушание, сама радость!.. Он, как спелый колос, отпал в житницу Небесного Царя!""

Однажды отцу Владимиру сказали, что кто-то называл его человекоугодником. Батюшка секунду помолчал: "Я угождаю всем во всем, ища не своей пользы...". Он прервал фразу, но у апостола далее: но пользы многих, чтобы они спаслись (1 Кор. 10, 33). Отец Владимир никогда не потворствовал ничьим слабостям, никаким человеческим страстям. По отношению к самому себе, он, без преувеличения, был жесток. Он имел право сказать: "Если бы я... угождал людям, то не был бы рабом Христовым" (Гал.1,10).

Сталкивалась с тем, что батюшке жестоко завидовали - народной к нему любви, постоянной свежести сил, благодати, которая была с ним. Старец Паисий Святогорец объясняет тайну подобных явлений: "Кто не думает о себе, но постоянно думает о других - о таком человеке все время думает Бог. И потом другие люди тоже думают о нем. Чем больше человек забывает о себе - тем больше помнит о нем Б о г". Он же простыми словами подсказывает, как сберечь благодать: "Пребывая в покаянии - человек хранит благодать Божию".

Раба Божия Валентина К.: "Отец Владимир извлекал людей из самой глубины скорби, когда человек взывал к Богу уже по-настоящему, всем своим существом. Это и есть "состояние правды", именно так - отчаянно, мы нуждаемся в помощи Божией. И таким людям батюшка способен был помогать - мгновенно".

Для отца Владимира большим духовным авторитетом был протоиерей Понтий (Рупышев)  [7], близкий духовный сын святого праведного Иоанна Кронштадтского. Из мест, подчеркнутых отцом (Владимиром в этой книге (батюшка нередко цитировал его мысли в письмах духовным детям):

"Духовная польза рождается в скорбях и искушениях". "Если ты живешь во Христе, то Христос не нуждается в награде".

"Пост возлюбишь, матерь добродетелей. Убивая в корне чувственностъ, лишая ее питания, отчего сокрушается гордость разума и духа, пост открывает свободу возрастания и действия в нас добродетелей, насаждаемых в нас Духом Божиим. Возненавидим же сласть и возлюбим воздержание".

"Истинное же понятие о Боге и истине, а следовательно, и о правильной доброй жизни, может быть лишь в чистом сердце. К чистоте его и нужно стремиться, ее достигать".

"Святые, вместившие в себя Христа на земле, будут в будущей жизни наслаждаться сообществом Его и лицезрением, и Господь настолько будет открывать им Себя, насколько они вместили Его шлам, сердцем, любовью, духом... во всех отношениях Его непостижимой, несравненной личности... Так как познание сие безконечно, то и души будут приближаться к своему первообразу Христу, хотя и никогда не будут Ему равны. Так же безконечно будет умножаться для святых и познание и общение со Христом".

"Сатана теперь развязан. Его козней может избежать смиренный, отдавшийся всецело Богу, как Божия Матерь. Его может победить тот, кто рассудительно, смиренно и терпеливо относится к жизни и людям, но вместе прямо, просто и мужественно. Последнее особенно необходимо, так как, будучи свободен, сатана на каждом шагу и во всякое время увлекает людей ко злу. Посему он действует даже через благонамеренных и добродетельных людей". "Я молюсь иногда так: "Господи! Очисти меня от грехов, если это нужно, скорбями, наказаниями, но чтобы, не поносилось мое пастырство, этот образ Христов во мне, который я так люблю, что при мысли о нем трепещет мое сердце благодатною жизнью и любовью. И это может сделать Премудрость Божия. Нужны лишь всецелая преданность Промыслу Божию и готовность все терпеть до конца... Христос с нами. В смерти ради Него, для Него - жизнь. Имей веру и мужество"".

"Господи! Я прошу у Тебя дара слова. Пусть оно жжет сердца людей светом и теплотою Твоей истины, к себе привлекающей, очищающей, покоряющей... Какое простое Существо Бог, как Он близок к нам, ближе, непостижимо ближе всякого другого существа. Ты помыслил, пожелал, и Он с тобой. Дар Божественной любви есть венец и верх всех добродетелей. Он может быть получен лишь тогда, когда душа и сердце очищены и свободны не только от страстей, но и от всего земного и естественного. Тогда сердце может безопасно сжигаться им, ибо душевно-телесная природа человека тогда способна к безконечному одухотворению и проницанию им".

"Когда молишься за ближнего, молись от всего сердца, возьми его в свою душу. Только тогда твоя молитва за него будет действенна, ибо если он немощствует чем-либо, а тем более сильно, то по вере твоей Господь поможет ему. Не можешь ты поднять его немощи и тем более болеть от них, если не будешь жить его жизнью".

"Не тот велик, кто возвышается, а тот, кто снисходит. Ибо первому нужно еще возвыситься, чтобы стать великим, а второй оттого и снисходит к малым и немощным, что велик".

"Когда мы отказываем нашим ближним в исполнении их желания, если оно не противно воле Божией, то этим мы препятствуем свободному действию в нас любви, отказываемся от нее. То же нужно сказать и о том, если мы уклоняемся нести немощи их без законных причин".

"Любовь всегда страдательна, ибо болеет о попрании людьми заповедей Божиих грехами и растлении ими их душ и тел. Никакое чувство, ни материнское, ни иное, не заменит верующему Любви Божественной, насколько нежной, настолько сильной, насколько полной жизни во всех отношениях, настолько снисходительной к таким немощным, которые лишь немного могут соприкасаться с Нею или входить в общение с Нею".

Сегодня при чтении канона дневному святому в меня вошел помысл о приятности и сладости почитания и меня после моей смерти как святого - и тотчас Господь исцелил меня от сего услаждения таким помыслом. Я пережил тяжкую боль сердца, бывающую у святого при таковом почитании его. Сердце стало как бы раненым или больным - и понял я, что в какой степени святого почитают, в такой же мере - его распинают, ибо делают его участником своей жизни со всеми ее очистительными от грехов скорбями. Ужас сперва взял меня, и тотчас же явилась мысль: да ведь это и есть - сораспятие Христу".

"Если, человек стремится к истине и в какой-нибудь степени живет ею, то открывай ему правду, поскольку он понимает ее или может вместить ее. Остальное покрывай любовью, то есть его неспособность, немощь".

"Будучи безмерно выше всякой твари, которая пред Ним есть прах, земля и пепел, даже больше - ничто, Он (Господь) совершенно снизошел к ней чрез Своего возлюбленного Сына Иисуса Христа, вочеловечившегося и ставшего таким образом одною личностью с этим прахом. Ужасное дело. Так непостижима глубина Божественного смирения".

"Благодать Божия очищает наши отношения к ближним, дабы они были лишь отношениями во Христе, чтобы Бог был всяческая во всех".

"Мир представляет теперь из себя пустыню, наполненную зверями, ибо не чувствуется в нем влияния Духа Божия, которое могло бы оживить и ободрить жаждущую душу. Люди стали чужды Его и очень лукавы и злы".

Но рядом с батюшкой мы жили в ином измерении - в пустыне, которая процветала. Сколько возможно молитвам одного верующего!

С отцом Анатолием, священником Серафимо-Дивеевского монастыря, я встретилась у могилы отца Владимира: "Очень не хватает батюшки. Как часто вспоминаю его поддержку... Отец Владимир, без преувеличения, поставил меня на священнический путь. Первый раз мы с ним познакомились на трассе. Я участвовал в починке его машины. Потом обстоятельства складывались так, что я должен был его увидеть. Но житейские дела - воспрепятствовали. И, по-присловью: "Если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету", отец Владимир через пару дней уже был на нашей улице, и я с удивлением услышал его разговор с моими соседями. Через минуту он уже через забор говорил со мной. Расспросил о моей жизни, профессии... Ответил, что я строитель, работаю в фирме... Батюшка сказал, что мне предстоит духовный путь. И кончил: "Но тебе выбирать: преподавать ли дивеевским жителям сопромат или - Закон Божий", После этого я начал алтарничать. При отце Владимире успел стать дьяконом. И сразу же после его смерти был посвящен в иереи. Сначала служил под Нижним Новгородом, а теперь уже год в монастыре.

Нужно бы об отце Владимире написать серьезные воспоминания. Есть, что вспомнить... Но все некогда, нагрузка большая. Может быть, Бог даст, это еще осуществится. Многие отцу Владимиру очень обязаны... С батюшкой на каждом шагу происходили удивительные вещи. Хотя бы одна история.

К нам в монастырь приехал нижегородский священник, отец Игорь. Отслужил литургию и говорит: "Поеду теперь на источник..." Отец Владимир его отговаривает: "После Причастия стоит ли окунаться?" - "Так редко здесь бываю. Когда еще в Цыгановку попаду. Нет, поеду". А у отца Игоря было необыкновенно низкое зрение (-8). Такие люди практически очки не снимают. И он, не замечая их, погрузился в источник. И остался, конечно, без очков. А ему в этот же день было необходимо вернуться в Новгород. Без очков править машиной невозможно. Искали в монастыре, нет ли у кого-нибудь подобных диоптрий. Никого не нашли. Звоню отцу Владимиру, спрашиваю, нет ли у него знакомых с подобным низким зрением. Батюшка отвечает: "Я сейчас приеду". Радостно решил, что у него есть такие знакомые. Появляется отец Владимир, предлагает ехать на источник, искать очки. Кто-то посмеивается. Я говорю: "Батюшка, прошло больше четырех часов, да и сразу же после потери - ныряли. Одна беспросветная тина. А через столько часов и вообще их след простыл". Батюшка непоколебим. Приезжаем. Выныривает в первый раз и радостно сообщает: "До дна - достал!" Мы полностью не верим в успех дела и с недоумением рассуждаем о батюшкиной наивности. Он появляется из под воды во второй раз: в поднятой руке - очки! Мы все ахнули. Отец Игорь, такой строгий уставщик, никогда поклона не вовремя не сделает, а тут - воскресенье. И вдруг он с большим чувством делает земной поклон и произносит: "Помолимся все об отце Владимире..." Такой памятный эпизод".

Несколько знакомых священников делились со мной тем, что отец Владимир, едва ли не в первую встречу, и часто - именно в первую, не откладывая, прямо говорил им о предлежащем священстве. Многим он помог поменять светский образ занятий на духовный.

"Батюшка, молитесь о моей семье - все неверующие"

Раба Божия Татьяна из Череповца: "В свой третий приезд в Дивеево я познакомилась с отцом Владимиром. Не забыть, как много плакала на исповеди: батюшка сказал мне такие вещи, которых сама о себе не знала. Он указал на глубинные язвы моего существа. Все было так точно и ясно вскрыто, что была поражена; до сих пор мне не приходилось встречаться с такой прозорливостью. Очень долго думала над всем тем, что батюшка мне сказал, и до сих пор постигаю сказанное. Просила отца Владимира молиться о моей семье - все неверующие. Батюшка взял записочку и подписал: Татьяна из Череповца со сродниками. Удивительно, когда мы были в Дивеево, батюшку видела изредка, но если он мне был необходим, он тут же появлялся. Когда мы шли за благословением, он выходил навстречу, как будто ждал за углом. На прощание сказал: "Вези всю семью сюда!"

На следующий год собралась на зимнего преподобного, но заболела. Дивеевским поездкам всегда что-нибудь препятствует. Был в отпуске мой сын Миша. Прошу: "Поехали со мной, ты хоть потащишь сумки". А он: "Дорога дорогая, не поеду". - "Я тебе все оплачу, поедем, посмотришь, как люди живут". Он согласился. В Дивеево собирались пробыть три дня. Почему-то он сразу пошел на службу, стоял очень тихо. У преподобного Серафима Миша был на всенощном бдении; и у меня в этот день родилась внучка, хотя мы ждали ее несколькими днями позже.

Три дня мы ходили на службы и молились, но с батюшкой так и не встретились, он был очень занят. Наташа, моя знакомая, благодетельница моя, сказала батюшке, что мы приехали. Но вот уже собрали сумки к отъезду, до автобуса буквально минут двадцать. Зашли к преподобному Серафиму и за благословением батюшки, которое нам обещала Наташа. Мой сын уже хватал сумки, оставалось десять минут, а батюшка все не выходит из алтаря. Наташа: "Подождите! Он молится. Вот он вышел, сейчас к нам подойдет". Наконец батюшка благословляет нас. Отводит Мишу в сторону и начинает с ним разговаривать. Миша гораздо выше его ростом. Батюшка обнимает его рукой за шею: "Ты ведь в отпуске? Оставайся, Миша!" Обнимает его рукой, а сын сбрасывает с себя батюшкину руку. Потом он растерялся, не знает, что делать. Необыкновенно растерялся: "Вот как мать скажет, так и будет!" Мы вышли: "Оставаться или нет?" Бросил рубль наугад: орел или решка? Вышло - оставаться. Так он, молитвами отца Владимира, остался в Дивеево. Мальчик у меня сложный, хотя Господь ему все дал. Закончил девять классов, учился неважно. Нельзя сказать, что он большой хулиган, но компания была жуткая: сейчас все его "друзья" - по тюрьмам. Пошел в ПТУ, учился на электрика. Там тоже обстановка - никуда. Он мне позже признался, что уже в училище пытался осмыслить происходящее. Потом сын совершил хулиганский поступок: трое, как следует выпив, подошли к мужчине на улице, стали просить деньги, крошечные, буквально десять копеек. Мужчина тоже был пьяный, выругал их, началась драка, хотя Миша не дрался, но присутствовал. Состоялся суд, дали ему четыре года условно.

Вот с такими данными он приехал в Дивеево, прожил три недели, работал в мастерской и ходил молиться в храм. Батюшка своим неусыпным оком за ним наблюдал, Миша потом рассказывал, Люди, с которыми он работал, доброжелательно поддерживали его, помогали, вразумляли. Он съездил на источник преподобного Серафима. Встретил его на дороге и повез на источник отец Владимир, хотя Миша его нечасто видел. Но батюшкино присутствие постоянно ощущал.

Когда сын вернулся из Дивеева, я его не узнала, будто не мой Миша, даже напугалась. Не знала, как благодарить Бога, думала - чудо произошло! Он приехал: "Мама, есть люди, которые живут с Богом, хочу жить так же. Пусти меня в Дивеево, я буду там жить и работать". Пожалела, думаю: "Так далеко от нас уедет", - отговаривала. "Мама, я решил поступать в духовное училище", - а прошло всего-то дней двадцать. Поразилась, ведь он и причащался впервые в жизни на праздник батюшки Серафима. Его и в армию не забрали из-за четырех лет под особым контролем. Регулярно приходил в милицию, его проверяли... Так вот, я его не узнала. "Мам, я хочу туда!" - "Миша! Подожди, если ты выбрал свой путь, поедешь в духовное училище у нас в Вологде. Или будешь здесь продолжать служить Богу - работать..." Он согласился все-таки, остался со мной.

И начался новый период, его как будто раздирали на части: все время появлялись какие-то люди, отвлекали его, и все, что он получил в Дивеево, он просто-напросто растерял, причем очень быстро. Была великая невидимая брань, приходили товарищи, которые с ним дрались. Он мне говорил: "Мама, ты скажи, что меня нет дома, я не хочу их видеть. Начинаю говорить им о Боге, они не слышат. Я не хочу с ними общаться..." Он понял, что ему пора менять круг друзей. А друзья тут как тут на пороге; "Ну, да, вы говорили, его нет, а он - дома!" Он сомневался, сначала поступал в институт. У нас большой металлургический комбинат, до поездки в Дивеево сын там работал и получал довольно много. Ему было интересно, на завод трудно устроиться. Работал электриком, его уже оценили: прокатный цех с новым немецким оборудованием. Он по натуре хороший технарь. И вот, все это бросил, стал поступать в духовное училище.

А перед этим, так Господь устроил, он в Николо - Бабаевский монастырь, в Ярославль поехал, там мощи святителя Игнатия Брянчанинова. Здесь он поговорил с игуменом Борисом, спрашивал совета. Тот сказал: к старцу за благословением на поступление. В Дивеево мы отца Владимира не застали и поехали в Санаксарский монастырь к отцу Иерониму. Он благословил: "Помоги, Господи!" И Господь помог. Ведь Миша был невоцерковленный, молитв толком не знал. В общем, был не готов. Вопросы, которые мы с ним разбирали, он знал слабо. Это только Промысел Божий! И святые молитвы. Представить было невозможно, что он поступит. Сейчас он уже второй год учится в духовном училище на пастырском отделении. Так рад, что поступил. Все друзья полностью поменялись. Благодарит Бога и отца Владимира, что избрал этот путь. Когда пришло известие о смерти батюшки, Миша был потрясен. В Прилуцком монастыре молился с игуменом и всей братией о батюшке. Как о родном, благодаря Мишиным рассказам, об отце Владимире все монахи молились!

В третий раз Миша приехал в Дивеево на летнего преподобного Серафима. Уже ушел от нас отец Владимир. Была патриаршая служба, и Миша прислуживал в алтаре. Его взяли, хотя паломников из духовных училищ и семинарий было много. Вот так отец Владимир Михаила моего обратил.

Летом мы были в Дивеево на Матерь Божию "Умиление". Сподобились перед этим у матушки отца Владимира быть на день великомученика Пантелеймона. Отец Владимир был в отпуске, у него в доме замироточили две иконы целителя Пантелеймона, матушка, когда обнаружила миро, сказала: "Давайте молиться". И мы три дня подряд приходили, читали акафист мученику перед святыней.

Когда получили известие о смерти батюшки, поняли, что о нем плакали Небеса. В доме отца Владимира в это время мироточило очень много икон. Святые свидетельствовали нам, что он при жизни был уже с ними. Конец и Богу слава вовеки. Аминь".

Духовный сын отца Владимира П. однажды спросил у батюшки в письме: "Не все понимают, зачем Православие предписывает гак много молиться, ведь Бог и так знает о нас все". Отец Владимир написал ему: "Чтобы нам получить помощь, кто-то должен об этом просить Бога. Если Бог поможет без просьбы, то, словами старца Паисия Святогорца "дьявол выразит несогласие и скажет: "Почему Ты помогаешь ему и нарушаешь свободу человеческой воли? Он грешник и, значит, принадлежит мне". Из этого видно и великое духовное благородство Бога, Который даже дьяволу дает право выражать несогласие. Поэтому для того, чтобы вмешиваться, Он хочет, чтобы мы просили Его об этом". Чтобы получить помощь от Бога, ее должен хотеть и просить сам человек. Хощещи ли здрав быти? (Ин. 5,6) - спросил расслабленного Христос. Если человек не хочет, то Бог это чтит. Если кто-то не хочет в рай, то Бог не берет его туда силком, кроме тех случаев, когда человек, находившийся в духовном неведении, был несправедливо обижен, тогда он имеет право на Божественную помощь. Просите и дастся, -говорит Евангелие. Не прося у Бога помощи, мы терпим полную неудачу".

Отец Владимир о последних временах и идентификации людей

"15 января, в день преподобного Серафима, - рассказывает духовная дочь отца Владимира Татьяна, - батюшка, несмотря на страшное истощение (он весил 38 кг), излучал на всех нас свои неповторимые любовь и ласку - дары преподобного батюшки. В праздник Крещения Господня он был безулыбчив, строг, сосредоточен; никто не знал, что отцу Владимиру предстоит принять на следующий день монашеский постриг. Окончилась трапеза, батюшка присутствовал на ней чисто символически: уже несколько месяцев он не мог есть как обыкновенные люди. Рак в последней стадии был диагностирован в сентябре. Проходимость желудка - считанные миллиметры.

Все разошлись. За столом осталось несколько близких. Отец Владимир прервал общую беседу и спросил, повернувшись ко мне: "Как относятся к проблеме идентификации ваши знакомые священники?" В то время с этой темой я была мало знакома; в Москве еще стояла тишина, теперь хочется добавить, предгрозовая. И я ответила: "По-разному. Кажется, все это не обязательно относится к печати антихриста. Надеемся, до нее еще далеко". - "При первом взгляде на вещи, можно увидеть и так... - отозвался батюшка. - Знаю мнения известных пастырей, и вчера казалось, что все это очень здраво, трезво... Но сегодня много новых сведений. Самые замечательные люди могут быть недостаточно информированы или - дезинформированы. Получил письмо от духовного сына из Горно-Алтайска. Там пытаются насильственно присвоить идентификационные номера. В противном случае грозят увольнением с работы".

Батюшка опять помолчал, вдруг повернулся к святому углу и заговорил повышенным голосом, с невыразимой болью. Мы стихли, понимая, что он обращается уже не к нам. "Как же я могу? сказать ему: не брать?! - это был вопль смиренной души. Как последний неключимый раб вопрошал батюшка: - Вот у меня здесь - полный стол...", - и он обвел рукой длинный стол обширной трапезной. Это производило тем большее впечатление, что он уже месяцы питался считанными глотками сока в день. Хотя, как и прежде, здесь продолжали кормить многих. "У меня полное изобилие, а я должен написать, что в конце концов ему придется отказаться - о т в с е г о!" - опираясь локтями на стол, в позе неизбывного горя, батюшка погрузил лицо в ладони. Со страхом и благоговением мы присутствовали при молитве, обычно скрытой за дверями кельи. Беззвучная, огромной силы обращенность к Богу - была исполнена великим страданием- о неведомом для нас и предстоящем всем нам. Этот поток боли и живого, обжигающего душу сострадания относился не только к человеку, который просил в письме решения отца. Это был крик о помощи - для всех, кому придется встать на путь лишений, голода и гонений. Происходило то, что трудно вместить в слова, мы ощущали себя, вслед за батюшкой, пылью и прахом перед Богом. Быть может, в эти минуты он просил Господа возложить будущую ношу своих духовных детей - на себя. Одновременно это был беззвучный вопрос: вдруг возможно - да мимо идет чаша сия?! Три-четыре минуты батюшкиного молчания казались бездонными. Потом он воспрянул, выпрямился и твердо, без доли сомнения, произнес: "Но нет! Брать нельзя! Если есть 666-брать н е л ь з я!" Мы поняли, что он получил ответ.

Не каждый, приходящий к подобному решению, имел столько оснований понимать всю его серьезность. Батюшка буквально умирал от голода. Так "постились" редкие люди на земле. В декабре он перенес одиннадцатидневное "сухое" голодание - без еды, питья, без единого слова. На седьмой день он передал матушке записку: "Я не могу жить без Причастия!!!" "Схимнический пост и покаяние", - говорили близкие. После этого матушке Людмиле приснился сон, свидетельствующий о небесном постриге отца Владимира в схиму. Многие не связанные друг с другом люди стали поминать отца Владимира после пострига схииеромонахом, считая, что он получил это звание.

"Батюшка был первопроходцем для всех нас, христиан последних времен, - считают родные отца Владимира. - Подвигом своего умирания он явил образец того, как можно любить Бога, помогать другим и благодарить - до последнего издыхания, находясь в муках голодной смерти". Благодать Божия не оставила батюшку до конца.

Находясь на одре, во множественных письмах, которые непонятно как он находил силы писать, батюшка цитировал старца Паисия Святогорца - активного противника и борца против идентификации. Последние годы жизни отца Владимир широко распространял молитвы против печати антихриста. Некоторые из них:

Молитва от страха перед грядущими страшными бедами.

О, Господи наш Премилосердный! Молим Тя мы все с великими слезами и стенаниями сердца, укрепи дух наш в день лют. Дай нам силу противостоять злобе антихриста. И отмени от его лютых прельщений. Во дни страшной погибели не остави нас сирыми, соедини нас в стадо Твое малое, пошли нам пастырей Твоих честных в те страшные дни гонения. Да Святыми Дарами Тела и Крови Твоей они укрепят наше сердце и сделают сильными и безстрашными против злобы мучителя. Ей, Господи, Иисусе Христе, Боже наш! Ты знаешь немощь естества человеческаго. Укрой нас от лютой злобы и коварства антихриста, и сонмы Ангелов Твоих да защитят нас. Аминь.

О, Пресвятая Госпоже, Владычице наша, Богородице Дево! Вышшая Ангел и Архангел и всея твари Честнейшая! Просим и молим Тя всегрешнии раби Твои: не отыми омофора святаго Своего от Дивеевской земли! Из удела Твоего святаго не изгоняй нас, Всемилостивая, за леность и нерадение наше! Помози претерпеть все горести, скорби, лишения, соблазны и обольщения близ-грядущего антихриста. Да дарует нам Господь по молитвам Твоим веру искреннюю и непоколебимую. Просвети, Владычице, наш ум, да распознаем лукавые сети вражьи, и не впадем в них по неведению. О, Пречистая Госпоже, наша Мати Игумения! Собери нас, рассеянное малое стадо Христово, воедино. Спаси православное монашество последнего века сего, спаси сестер обители удела Твоего святаго и нас всех православных христиан! Буди Сама, Пречистая, наша Спасительница и Питателъница! Все упование на Тя возлагаем, Мати Божия, сохрани нас под Кровом Твоим!

Отец Владимир считал, что человечество и, прежде всего, Россия, будут иметь это тяжкое попущение Божие, во-первых, з а свою нераскаянность. На исповедях он повторял о необходимости нашего собственного - конкретного покаяния перед убиенным Государем Николаем II и его семьей. Раскрывал людям глаза на глубину личной вины каждого: "Мы - я и ты - предали Царя и вместе с Ним - Бога". Предали буквально или втихомолку - в сердце, в мыслях, во всем последующем служении богоборческим идеалам марксистско-ленинской идеологии, которая пронизывала всю нашу жизнь от младенчества до смерти. Совершив поклонение Кресту на Крестопоклонной неделе Великого поста, отец Владимир провел аналогию между распятием Бога и принесением себя в Жертву Искупления за грехи русского народа Государя Николая II. Несмотря на всем известные трудности подобных проповедей в Дивеево, батюшка во все царские дни призывал нас к сугубому покаянию перед Государем. Плакал сам, вслед за ним начинали плакать молящиеся в храме. Исповедуя людей, батюшка широко распространял между приезжавшими в Четвертый удел Божией Матери обширный текст покаянной молитвы с перечислением грехов перед Богом, Царем и Отечеством, в которых покаялись, увы, далеко не все мы.

Близкая духовная дочь отца Владимира имела встречу с одним архипастырем. Он колебался, не будучи уверен, что правильно относится к идентификации. И, как это бывает всегда, ищущему истину, а не самоутверждения Бог непременно помогает. Он поехал на Афон и удостоился личной беседы со старцем Паисием в его келье. Величайший подвижник нашего времени поведал, что страждущим сердцем молился об этом вопросе Богу, и ему явилась святая мученица Евфимия, державшая в руках еще неведомые многим электронные документы. Она открыла старцу всю дьявольскую, сокрытую за безобидной на вид карточкой, сущность проблемы. Епископ вернулся домой, ситуация стала для него кристально ясна.

Еще один владыка, не доверяя себе решение вопроса - принимать или отказаться от идентификационного номера - молился о вразумлении Богу. Во время бдения услышал голос: "Если птичка и одним коготком зацепится за сеть, расставленную для нее, ей будет нелегко из нее в ы б р а т ь с я". Он понял, что получил ответ.

Отец Владимир делился с нами некоторыми документами:

"Принятие личного цифрового кода будет означать отречение от христианского имени человека (батюшка объяснял далее, каким образом это прикровенно станет отречением - от Христа). По учению Святой Церкви, в имени человека таинственно пребывает энергия его души, так же как в имени Бога пребывает энергия Божества. Благое имя человека, данное при святом Крещении, соединяет его с Богом, энергию человеческой души с энергией Божества. Святое имя содержит в себе благодатную силу, действующую на душу его обладателя посредством небесных покровителей. Так же точно неблагое имя или злое - соединяет человека с энергией покровительствующего ему демона (Ганнибал - милость Ваала, хари-Кришна - черная благодать и т.д.) Человек, не носящий святого имени, не вписан в "Книгу Жизни" (Ап. 13, 8). Его душа после смерти вместе с именем идет в погибель. Как говорит Премудрость: Имя грешников неблагое потребится. Пецыся о имени, то бо ти пребывает паче тысяч сокровищ злата (Сир. 31,13).

Предлагаемый личный код человека либо непосредственно, либо при исполнении финансовых операций будет включать в себя число 666, то есть код главного компьютера в Брюсселе с именем "Зверь", Как известно, это цифровое имя сатаны. Через личный код нас хотят соединить с ним - в этой и иной жизни. Согласно Откровению святого апостола Иоанна Богослова, оказать действенное сопротивление антихристу, отказать ему в поклонении смогут только те, кто будет иметь христианские, то есть святые имена, записанные в "Книге Жизни", которые поминаются пред Богом, участвуют в таинствах Церкви.

Соединение добровольно принятого цифрового имени с числом 666 будет означать сообщение человеческой души с душой антихриста. Как при отречении от Христа и переходе в другую религию, секту или при вступлении в масонскую ложу главным условием является отказ от святого имени и принятие нового. Таким образом происходит посвящение человеческой души дьяволу. В противоположность таинству святого Крещения, где крещаемый, получив святое имя, - сочетается Христу, и человек отрекается от сатаны и всех дел его. Даже притворное или условное отречение от христианского имени - лишает человека благодати. Поэтому принявшие код - не устоят и примут печать, если не сугубая милость Божия.

Послушник одного старца, встретив на пути еврея, поддался его уговорам и произнес: "Допустим, что я - не христианин", После чего опять исповедал Христа - Богом, а себя - крещеным. Но его старцу было открыто, что благодать Божия при слове "допустим" отошла от ученика. "Это ответ тем, - говорил отец Владимир, - которые считают, что номер и смарт - карту они примут, а печать - не примут. Идентификационный номер брать нельзя ни в коем случае". Батюшка сокрушался: "Они хотят создать на земле - царство подданных сатаны. Сегодня решается, с кем мы хотим остаться и что выберем: ад или Царствие Небесное".

У батюшки мы прочли: "Несколько слов о тайне беззакония:

666 - число зверя. Начертанием или произнесением его вызывается сатана, поэтому оно губительно для души.

ИНН (личный код) - число человеческое, подобное числу зверя. Если оно присвоено по нашему произволению - возможность нашего спасения весьма сомнительна (во всяком случае, очень проблематична). Получающий его, как и в известном сатанинском обряде посвящения, оказывается вписанным в "Книгу смерти".

Любое таинство не будет совершено (исполнено), пока не произнесено имя Божие (как, например, в таинствах Крещения, Миропомазания и др.).

Любое магическое действие не имеет силы, пока в нем (как правило, в центре) не вписано имя сатаны, беса или ключевое слово или выражение, отражающее отношение мага к Богу и к сатане.

Аналогично этому, наше христианское имя - наш хранитель, подобный нательному крестику".

Раба Божия Виктория: "В разговоре о последних временах батюшка вспомнил путь А. Монро. Однажды, во время своих оккультных экспериментов он почувствовал присутствие очень мощной разумной силы, которая сделала его безсильным и безвольным: "У меня создалось твердое убеждение, - рассказывал Монро, - что я связан нерасторжимыми узами с этой силой, всегда был связан, и что я должен здесь на земле выполнить порученную ею работу". Это существо, оно (или они) вышли и "обыскали" его ум, а потом, казалось, "они воспарили в небо, и я посылал им вслед свои просьбы. Тогда я уверился, что их мысленные способности и разум далеко превосходят мое понимание. Это безличный и холодный разум, без всяких эмоций любви или сочувствия, которые мы так ценим... Я сел и заплакал, горько зарыдал, как никогда раньше, потому что я знал, безоговорочно и без всякой надежды на изменение в будущем, что Бог моего детства, Церкви и религии не был таким, какому я стал теперь покланятъся, и что до конца своих дней я буду переживать эту потерю"".

"Редко можно встретить лучшее описание встреч с диаволом, с которым сейчас сталкиваются многие наши ничего не подозревающие современники, не способные противостоять ему из-за своего отчуждения от истинного христианства" (о.Серафим Роуз)

Батюшка сказал: "Бог хочет, чтобы расцвела неповторимой индивидуальностью каждая человеческая личность, дьявол жаждет сделать нас безсильными, безвольными на добро - холодными и безликими. Дьявол мечтает пересоздать человека: сделать из раба Божия - собственного раба, послушную марионетку. Превратить человека в античеловека - бесочеловека".

Несколько подчеркнутых отцом Владимиром мест у старца Паисия Афонского ("Избранный сосуд"): "Сегодня мы живем во времена Апокалипсиса, и не нужно быть пророком для того, что бы это понять... Поэтому сейчас, как никогда, нам нужно сильнее опереться на молитву и сразиться со злом молитвой. Молитесь об этом общем безумии, захватившем весь мир, молитесь о том, чтобы Христос пожалел Свое создание, потому что оно приближается к катастрофе".

В ответ на вопрос об антихристе: "Давайте сейчас поговорим о Христе: будем как можно ближе ко Христу. А если мы со Христом, то отчего же нам антихриста бояться?.. В конце он все равно окажется посмешищем. Возможно, вам придется пережить много из того, о чем говорится в Апокалипсисе. Наступила апостасия  [8], и сейчас осталось только прийти "сыну погибели" (2 Фее. 2, 3). Мир превратится в сумасшедший дом... Увидим, как происходят самые невероятные, самые безумные события, хорошо лишь, что они будут сменять друг друга очень быстро. Экуменизм, общий рынок, одно большое государство, всемирное правительство, одна религия, сшитая по их мерке - таковы планы темных сил".

"...Раньше, допустим, услышат люди о приближении какой-нибудь кометы, и все приходят в сильное волнение. Тебе говорят: а может быть мы умрем? Давайте готовиться: покаемся, будем творить добрые дела. И люди начинали готовиться... И если слухи о войне - готовились... А теперь - лишь бы не слышать о Втором Пришествии, лишь бы не знать, что до него придет антихрист. И все это, чтобы предаваться развлечениям. Потому не хотят слышать того, что их расстраивает".

"...Наступают тяжелые времена, нас ждут большие испытания. Христиане перенесут великое гонение. Печать антихриста становится реальностью, а люди живут так, словно ничего происходит".

"Церковь должна объяснять верующим, что принятие ими нового удостоверения будет падением. Церковь должна добиться от государства, чтобы новое удостоверение личности было обязательным... Те, кто захочет спокойствия и комфорта, примут новые удостоверения. А подлинные христиане останутся со старыми документами, и их будут мучить".

"К сожалению, многие священники пеленают своих духовных чад, как младенцев, якобы для того, чтобы те не волновались. Это не важно, - говорят они, - ничего страшного, лишь бы вы гели веру внутри себя". Тогда как говори они людям: "Давайте постараемся жить более духовно, быть близ Христа и ничего не бояться, ведь самое большее - мы станем мучениками", - они бы хоть как-то готовили их к грядущим трудностям. Узнав истину, человек задумается и отрясет с себя сон... Он станет остерегатъся, чтобы не попасть в ловушку... Почему многие, зная текст Апокалипсиса, не ставят хотя бы вопросительного знака? А если они помогут антихристу с его печатью и увлекут в погибель и другие души?!... Прельстятся те, кто истолковывают Писания от ума... Итак, за "совершенной системой кредитных карточек", компьютерной безопасностью - кроется всемирная диктатура, кроется иго антихриста..."

"К несчастью, можно услышать: "От Христа я не отрекаюсь: Я всего лишь пользователь обслуживающей меня системы". Или: "Я приму печать на лоб и осеню свой лоб крестным знамением". Они думают, что освятятся подобным образом, в то время как такие мнения являются прелестью.

Грязь не освящается. Чистая вода приемлет благодать и становится водой святой. Но моча святой водой стать не может. Камень чудесным образом превращается в хлеб. Но нечистоты освящения не приемлют. Следовательно, диавол, антихрист, находясь в виде своего символа в нашем удостоверении, на нашем лбу или руке, не освящяется, даже если мы ставим там крест. Силу Честного Креста - этого святого символа, Божественную благодать Христову мы имеем только тогда, когда храним благодать святого Крещения, которым мы отрицаемся сатаны, сочетаемся Христу и принимаем святое запечатление - "печать дара Духа Святого"... Они, принимая печать антихриста, - отрекаются от печати Христовой, данной во святом Крещении, и думают, что имеют в себе Христа!"

"Говорят: "Кесарю кесарево". Но другое дело, когда речь идет об удостоверении личности. Это не деньги (и не какая-нибудь другая внешняя форма дани), а нечто личное, (гораздо более важное, ибо речь идет уже о самой большой моей ценности, за которую с меня будет главный спрос на Страшном Суде. Мне предлагают нечто - взамен моей души). Удостоверение личности - "тавтотита", (тождество, личность - его буквальный смысл), то есть человек отождествляется с тем, что ему предлагают. Они, значит, подсовывают диавола, а я расписываюсь в том, что его принимаю? Да как же я пойду на это?"

"А если кто-то примет печать по неведению? - Скажи лучше, по равнодушию. Какое там неведение, когда все ясно до предела? Да если и не знает человек, ему должно поинтересоваться и узнать. Христос скажет нам: "Лицемеры! различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете?" (Мф. 16,3). Приняв печать пусть даже и по неведению, человек теряет Божественную благодать и принимает бесовское воздействие. Когда священник при Крещении погружает дитя во святую купель, оно, и не понимая того, принимает Святого Духа, и потом в нем обитает Божественная благодать".

Всех своих духовных чад отец Владимир не благословил брать идентификационный номер и все последующие за ним электронные документы, поражающие воображение всеохватной возможностью слежки и влияния на физическую, умственную, душевную и духовную жизнь человека. Он говорил: "Сегодня компьютерные возможности переступили грань фантастики. Человек, взявший в руку карточку с микросхемой, не сможет каяться, так как будет руководим через микрокомпьютер слугами антихриста. И не найдет в себе духовных сил отказаться от печати, ибо, как говорят старцы, от него отступит благодать Христова. Поэтому сейчас, как никогда, нам нужны покаяние и молитва, чтобы сразиться со злом..." " Чтобы Творец Божественным образом вмешался в эту безумную эпоху, которую мы переживаем, потому что мир ведут - в смуту, в сумасшествие, в тупик... Молитва должна совершаться - с болью. Знаете, какой тогда она обладает силой?" (старец Паисий).

Батюшка говорил: "Вы доживете до вторичного исполнения пророчества преподобного Серафима, в котором он пытается заступиться перед Господом за архиереев".

"Вся она, Христова Церковь, является непогрешимой. Непогрешимость вовсе не принадлежит Собору, а всей Церкви Христовой, свидетельствующей о себе на Соборе" (Новомученик Михаил Новоселов).

"У нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, то есть самый народ" (Окружное послание Восточных патриархов Единой Святой Апостольской Церкви ко всем Православным христианам, 1848 г. Константинополь).

"Поэтому хранителями Священного Предания являются не только иерархи и ученые богословы, но все истинно верующие"

(Катехизис).

Из мест, подчеркнутых отцом Владимиром в книге иеромонаха Дамаскина "Церковь перед лицом отступления":

"Православие - это не просто некоторый тип чисто земной организации, возглавляемой патриархами, епископами и священниками... Православие - это мистическое Тело Христово, Глава Которого - Сам Христос (см. Еф. 1,22-23 и Кол. 1,18,24), и в состав его входят не только священники, но и все правильно верующие во Христа… как ныне живущие на земле, так и те, кто умер в вере и благочестии".

"Архиепископ Аверкий опасался того, что дух православной экклессиологии будет заменен папистской концепцией Церкви, и главы церквей станут в сознании верующих "мини-папами" и начнут заслонять собою Христа, подлинного Главу Церкви. Архиепископ понимал, что если Церковь будет восприниматься прежде всего как светская административная структура, тогда антихрист получит прямой доступ к сердцам людей и без особых усилий превратит их в своих верных слуг".

"Преобладание в Церкви земного над духовным приводит к утрате способности отличать то, что принято, от того, что правильно… Идеализировать нечто, признанное всеми "правильным", и подстраиваться под это - значит напрашиваться, чтобы тебя обманули, поскольку сатана может очень легко - особенно в наше время - сделать так, что внешне общепринятое будет сосуществовать с внутренней ложью."

"Пришествия антихриста не узнает тот, "кто имеет ум на дела житейские и любит земное..." "Обмирщение" же христианства делает его незащищенным для искушений антихриста".

"(Тот, кто) "смирится" перед ложью, отпав от Истины, естественно, должен считаться предателем Истины, кем бы он себя не считал и как бы не называл".

"Основная задача служителей грядущего антихриста состоит в том, чтобы разрушить старый мир со всеми его представлениями и "предрассудками", с тем, чтобы построить на его месте новый мир, способный принять (того)... который займет в глазах людей место Христа".

"Церковь никогда не подчинится миру, никогда не пойдет на компромисс с ним. Конечно, ведь Господь сказал Своим ученикам на Тайной Вечере: "вы не от мира". Если мы хотим остаться верными истинному христианству, мы должны держаться этих слов - подлинная Церковь Христова всегда была, есть и всегда будет странницей в этом мире. Отделенная от него, она способна передать Божественное учение Господа неповрежденным, потому что эта отделенность сохраняет ее неизменной, т.е. подобной вечному и неизменному Богу".

"Там, где прервана преемственная духовно-благодатная связь со святыми апостолами и их преемниками мужами апостольскими и святыми отцами, где введены разные новшества и веро- и нравоучении с целью "идти в ногу со временем", "прогрессировать", не отставать от века и приспособляться к требованиям и моде мира сего, во зле лежащего, - там не может быть и речи об истинной Церкви".  [9]

На вопрос, как жить людям, оставшимся без необходимого, ответом прозвучал рассказ священника И. в доме батюшки: "Недавно я отыскал в глухой деревне свою дальнюю родственницу. Ей почти сто лет. Она не взяла первый советский паспорт. И всю жизнь прожила в своем ветхом доме без зарплат и пенсий. "Как же ты выжила?" - спросил я у нее. "Чужих детей понянчу - покормят и молочка с хлебом дадут. Псалтирь по усопшему почитаю - опять сыта. Да, и трава в поле безплатная. Если травы знать, на одних травах можно прожить. Преподобный Серафим на одной снити три года жил. Так ни одного дня, милый, не голодала". - "Как же зимовала без дров?" - "А сухая лебеда больно жарко горит", - отвечала Наталья, не подозревая, что здесь поминает уже о чуде. Несказанно обрадовалась, когда предложил ее причастить - в деревне разоренный храм Пресвятой Троицы. Вынула из сундука синее штапельное платье в белый горошек, кружевной воротничок, белый платок. Ну, невеста и все. Невеста Христова!"

"Свои поля бурьяном заросли, - с болью говорил отец Владимир, - едим импортную отраву. Забыли о благодарности Творцу за хлеб насущный. Нам всем предстоит вспомнить, как святые обливали слезами каждый кусок хлеба, который вкушали".

Батюшка всегда утешал: "Вы не представляете, какие чудеса будет в последние времена творить Господь. Как будет поддерживать всех вас". И вспоминал эпизод из жизни в ссылке, во Владычне, сестер Марфо - Мариинской обители милосердия. "В доме пусто, хоть шаром покати. Сижу пригорюнившись, - рассказывает матушка Надежда. - Фросенька (матушка Любовь) подойдет, за плечи обнимет, тихо скажет: "Хочешь хлебушка, хочешь?" Уйдет в сени. Минут пять нет ее. И вынесет - дышащий, белоснежный, благоуханный хлеб - хлеб с Небес". Святого покровителя матушки Любови - преподобного Онуфрия  [10] (IV век) шестьдесят лет питали белым хлебом и причащали в пустыне святые Ангелы. И матушка Любовь (I 15.03.1956, день Державной иконы Божией Матери), его молитвами получала ангельскую милостыню в XX веке.

Батюшка повторял слова святого мученика Иустина Философа: "Они могут нас убить, но не могут нам навредить".

7 февраля 2001 года, в день Ангела батюшки, послушнице Серафимо-Дивеевского монастыря приснился сон: "Вижу отца Владимира, бросилась к нему с главным вопросом: "Батюшка, что с идентификационными номерами?!" - "Не брать ни в коем случае, - произнес отец Владимир. -И не бойтесь. Главное - ничего не страшитесь. Бог верных Своих подкрепит. Твердо стойте в вере и верности Христу".

"Внутри любви к нашему ближнему сокрыта наша любовь - ко Христу"

Из глубины неотступной толпы, всегда окружавшей отца Владимира, какая-то мать, которая не может к нему пробиться, возвышает голос: "Батюшка, не забывайте моего сына, он в таком тяжелом состоянии. Его зовут Вадим!" А батюшка тут же на цыпочки приподнялся: "Я всегда с ним!"

И насколько он всегда был и есть со всеми, кто просил его помощи. Вот отец Владимир стоит у святых мощей преподобного Серафима (а теперь перед живым батюшкой). Кончил читать акафист и под непрерывное, чудное "Господи, помилуй" иноческого девичьего хора поминает не только вороха записок на аналое, но известных и неведомых игуменов и игумений, монахов и монахинь, директоров духовных учебных заведений, благотворительных учреждений.., духовных детей и сегодня впервые увиденных им - головокружительное число имен - на память.

В начале знакомства дала батюшке две записки - о здравии и упокоении, с просьбой святых молитв. На каждой - имена в три столбца, одних священников около двадцати, их родные, мои близкие, друзья, знакомые мне сотрудники храмов и другие дорогие люди. Шли годы, стеснялась спросить: "Батюшка, Вы там моих не забываете?" И вдруг он: "Вы поминаете вашу инокиню Гликерию? Помните, вы просили меня о ней молиться". Сознаюсь, сама поминаю ее редко. Не дожидаясь моего ответа, по-видимому зная его, отец Владимир продолжает: "Она приехала в Дивеево из Хотьковского монастыря, попала ко мне на исповедь..." Нужно же догадаться, что эта та самая, а не другая какая-нибудь Гликерия! Ее монастырь я ему не указывала. Более того, когда имя ее записала, она была в другом монастыре. "Отметьте у себя в помянике: она уже не Гликерия, - оповещает он меня первый, - а монахиня Феодосия". Самое поражающее, что судьба моей Гликерии его активно тревожит и занимает. Думаю, она и в Дивеево в первый раз попала благодаря батюшкиным заочным молитвам. Отец Владимир мог чувствовать неблагополучие людей - на расстоянии.

Один из примеров такого нестандартного "слышания". Случай был рассказан сторожем нашего храма Л.: "Наконец-то приехала в Дивеево. Много впечатлений. Отец Владимир меня тут же узнал, хотя видел мельком один раз. Он венчал в Дивеево моих московских друзей. После чего тщательно благословил на обратный путь уезжавших на своей машине. В каком же я была потрясении, когда узнала, что они попали в дорожную катастрофу. Машина - всмятку, перевернулась вверх дном, но все - полностью уцелели, ни перелома, ни травмы, настоящее чудо. В Дивеево никто их не знал, ничего не сообщал. Но у первой же моей знакомой, приехавшей в монастырь, отец Владимир, будто заведомо зная, что она обладает нужной информацией, спросил: "Хорошо ли чувствуют себя после автомобильной катастрофы молодые супруги?" Она была поражена: "Откуда он узнал об аварии и о том, что мне это известно?!"

В одном из московских храмов батюшка оставил о себе неизгладимые воспоминания.. В первый раз ожидая батюшку с матушкой в Москве, я подумала: где же они становятся? И стала просить одну прихожанку пустить их на день-два к себе. Не будучи знакома с отцом Владимиром, она не испытала желания ему послужить. - И позже рассказала: "От твоей просьбы я почему-то расстроилась: "Это ведь убираться надо!" Чего только в голову не пришло и напоследок с досадой: "Дали бы самой пожить спокойно!" Приезжают батюшка с матушкой. Отец Владимир разговаривает в храме - одни, другие. Подвожу мою знакомую. Через две минуты живого общения батюшка уже исповедует ее на лавочке храма, входя во многие нелегкие подробности. Исповедь поразила ее своей серьезностью, с чувством стыда она вспомнила мою просьбу. "Простите, меня тут просили пустить Вас пожить на два-три дня..." - "Что Вы, что Вы, - тут же отозвался батюшка. - Это ведь убираться надо!" Выпалил ей весь перечень ее помыслов и закончил: "И вообще дали бы самой - спокойно пожить!" Внутренне я облилась краской, - вспоминает М. - А батюшка мило, с пониманием улыбнулся, благословил и следующую минуту уделял уже другому человеку".

В тот же приезд раба Божия Валентина кормила отца Владимира в трапезной обедом. Поведала ему свои больные ситуации, плакала, рассказывая о смерти любимых дочерей и кончила волновавшим вопросом: "Батюшка, имею послушание на храмовой кухне. Одни искушения. Одни грехи, и словом, и делом... Страшное дело - кухня. Внуков и то забросила. Пропадаю. Люди в храм - молиться пошли, а я тут в охапку с кастрюлями!.." Батюшка лучезарно улыбнулся: "Ничего-ничего, придет миг, так - с кастрюлями и - прямо в рай!" Она до сих пор в трудные минуты утешается этой батюшкиной улыбкой.

Однажды мы разговорились с отцом Владимиром о поэзии. Поделилась: "Кажется, от моего прежнего пристрастия к всемирной поэзии осталась одна единственная фраза Р.М. Рильке: "Я беден, беден, как ладонь в слезах", - "Надеюсь, к духовной поэзии можно отнести большее число строк", - улыбнулся батюшка. Когда я назвала Пушкина языческим поэтом, он возразил: "Богу легко простить человеку все юношеские заблуждения. Он рад отшелушить их, как зерно освободить от оболочки, если есть хоть какие-то данные на это. Вся Его забота о сердцевине, о душе. Кстати, вы помните эпизод с Ленским?" Однажды молодой Пушкин вместе с графом Ленским, увлеченные острословием, позволили себе шутить на предмет религии. Неожиданно к ним в комнату вошел молодой человек, который, как потом выяснилось, был обоим незнаком. Он стал говорить с глубоким познанием затронутой темы, немедленно обезоружил их своими доводами. Они почувствовали себя нашкодившими детьми и в конце концов признались, что изменили свои взгляды. Гость встал, поклонился и вышел. После паузы, совершенно ошеломленные, они бросились расспрашивать слуг. И узнали, что посетителей - не было! Никто к ним не входил… Это событие явилось одним из переломных моментов в жизни поэта. После него Пушкин стал гораздо осторожнее не только в высказываниях, но и в мыслях о Православии.

Пушкину принадлежат некоторые неизгладимые строки. Не все его духовные произведения нам известны. Мы вспомнили стихотворную переписку поэта с митрополитом Филаретом. К сожалению, я могла восстановить лишь начало, а отец Владимир дочитал до конца:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал?

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

И ответ митрополита:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога мне дана,

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал,

Сам наполнил душу страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне,

Забвенный мною!

Просияй сквозь сумрак дум -

И созиждется Тобою

Сердце чисто, светел ум!

В конце ответного послания глубоко тронутый поэт написал:

Твоим огнем душа согрета

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе Филарета

В священном ужасе поэт.

Священник, которого попросили придти к смертному одру Пушкина, остался под незабываемым впечатлением от благоговения, с которым поэт исповедовался и приобщился святых Христовых Тайн: "Я сам себе желал бы такой кончины", - сознался он близким со слезами на глазах.

Пушкин испытывал нечеловеческие страдания, но переносил их с необыкновенным терпением. Все ощущали присутствие великой милости Божией. Он простил своего убийцу и сказал Вяземскому: "Ты должен обещать не мстить за меня. Прощаю его и хочу умереть христианином". И повторил Данзасу: "Хочу умереть христианином". Перед самой смертью он благословил каждого из детей и жену, ободряя ее: "Слава Богу, все хорошо!"

"Смерть идет", - сказал он Карамзину. Когда, по его просьбе, к одру привезли супругу Карамзина, он просил перекрестить его. И поцеловал благословляющую руку. Перед смертью подал руку Далю: "Ну, подымай же меня, пойдем! Выше, выше пойдем!" Через несколько минут: "Жизнь кончена". Осенил себя крестом: "Господи, Иисусе Христе..." - и затих. Жуковский со слезами писал об утешенности его лица после смерти, на котором было разлито высокое новое знание.

Вспомнили некогда любимую мною Марину Цветаеву, ее малоизвестную прозу, посвященную личному творчеству, где она сравнивает его с "котлом ведьмы". И в своей откровенности доходит до признаний, что пишет под диктовку "голосов", и временами пена выступает у нее на губах. Это живо напоминает картины одержимости из Евангелия. Подобное мы знаем о Мандельштаме, еще более отталкивающее - о Белом, Брюсове (последний являлся сознательным адептом темных сил) и многих других. "Батюшка, я была знакома с Анастасией Ивановной Цветаевой. Она добилась благословения на поминание сестры и более полувека отмаливала Марину. Подала ее имя в большое число монастырей. Хочется верить, что тягчайший ее грех чудом милосердия Божия прощен..." - "Да, хочется верить. Кто только будет отмаливать нынешних авторов оккультно-порнографических отбросов, пишущих под диктовку тех же сил?" Говоря об этих "писателях", батюшка испытывал подлинное горе.

Отцу Владимиру и мне были памятны судьбы двух "гениальных" детей: Вики Ветровой и Ники Турбиной, о которых в свое время были опубликованы эффектные статьи. Одна - с десяти лет, другая - с пяти начали писать стихи, которые были отнюдь не на уровне детского восприятия. Создатели рекламы не афишировали, что девочки полностью не управляли своим творчеством. Глубокой ночью Вика входила в спальню к родителям в истерическом состоянии, будила весь дом и требовала, чтобы взрослые немедленно запечатлевали вихрем налетающие строчки. Обе девочки испытывали страдания в процессе возникновения стихов, стремились как можно быстрее освободиться от "наплыва вдохновения". Расцвет творчества сопровождался не соответствующей возрасту эротикой, затем явными сдвигами в психике, позже - жаждой самоубийства. "Почерк у демона монотонный". Такую последовательность можно проследить в творческих судьбах множества "незаурядных" авторов. Завершение этой истории плачевно известно.

Грустно и страшно вспоминать все это. Сколько их - несчастных жертв бесовского обольщения? Если талант, дарованный Богом, становится средством самовосхваления, самоуслаждения - самоутверждения, - он будет похищен... Последствия не замедлят сдернуть маску с подлинной образины услужливого "помощника гения".

В годы приближения к вере запомнила слова Блока: "Хотите увидеть Невидимого - вглядитесь в видимое". "Батюшка, все-таки в Блоке было что-то настоящее?" Замечательны воспоминания Надежды Павлович о последних днях поэта. Каждое утро он посылал мать и жену на улицы Петрограда скупать экземпляры богохульного тиража "Двенадцати", которые уничтожал. В последние дни для него перестало существовать все окружающее. Окончив разбирать свой архив, он предназначил на сжигание его большую часть: "Хочу облегчить участь исследователям моего творчества". После этого он уже не отвечал на обращенные к нему слова. Все его существо было обращено к иному миру. Складывая крестообразно на груди руки, он время от времени произносил только одну фразу, и лицо его выражало глубокое страдание: "Господи, прости меня. Прости меня, Господи!" Эта часть воспоминаний, вошедшая в один литературный сборник, не повторилась ни в одном другом издании. Как и оставляющий потрясающее впечатление посмертный карандашный портрет Блока, принадлежавший Н. Павлович. Он запечатлел образ мученика. Облик упокоившегося - покаявшегося на кресте разбойника.

Однажды мы с отцом Владимиром заговорили о Ф.М. Достоевском. Убедившись в том, что я очень далека от правильного восприятия глубины Православия Достоевского, отец Владимир с огорчением по поводу недостаточности моей духовной чуткости и знаний сказал: "Советую вам ознакомиться с работой святителя Иустина (Поповича) "Достоевский как пророк и апостол православного реализма"". Эти слова были сказаны за три года до батюшкиной кончины. Замечательно, что книга пришла ко мне перед завершением сей рукописи. Когда понимаю, что не в состоянии договорить чего-то самого главного о сущности жизненного подвига батюшки. С потрясением прочитала этот текст, неизвестный мне до того даже частично. На мой взгляд, он приоткрывает тайну личности отца Владимира. Привожу несколько отрывков:

Всю свою жизнь Достоевский пророчествовал о Богочеловеке и о преображении человека с помощью Богочеловека.

"На земле же воистину мы как бы блуждаем. И не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом".

"Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного. Человек должен непрестанно задавать себе вопрос: истинны ли мои убеждения? Для этого существует одна единственная проверка - Христос". "Если мы не имеем авторитета в вере и Христе, тогда будем во всем заблуждаться. Для меня Христос - нравственный образец и идеал". "В мире существует только одно единственное явление абсолютной красоты - Христос". Все, что Православно, излучает таинственный и благой свет Образа Христова.

Православие несет в себе решение всех личных и общественных проблем. Достоевский утверждает: "Все тайны личности, то, как довести себя до совершенства, даны Православием и его дисциплиной - самосовершенствованием". "Личное самосовершенствование есть не только начало всего, но и продолжение всего, и завершение всего".

В своем пророческом видении Достоевский видит всех людей всех времен судьбами связанных между собой. Таинственным, но очень реальным образом все люди - в каждом человеке и каждый человек - во всех людях. Отсюда ответственность каждого человека за всех и все на земле. Достоевский учит: "Каждый из нас, несомненно, в ответе за всех и вся на земле. Это сознание есть венец жизни каждого человека на земле". Человек является настоящим человеком тогда, когда чужие грехи воспринимает как свои и кается в них. "Путь спасения один, - благовествует Достоевский, - возьми и сделай себя ответственным за все человеческие грехи. Это и в самом деле так, ибо как только ты себя искренне сделаешь ответственным за всех и вся, тотчас же увидишь, что так и есть в самом деле и что ты и являешься ответственным за всех и вся".

Вопрос из вопросов: как прийти к убеждению, что существует две наивысшие ценности - Бог и безсмертие души? Достоевский отвечает: через любовь. "Постарайтесь любить своих ближних активно и неутомимо. Если будете преуспевать в любви, будете преуспевать и в убежденности, что существует Бог и безсмертие души. Если же в любви к ближнему дойдете до полного самоотречения, тогда уверуете непоколебимо, и никакое сомнение не сможет закрасться в вашу душу".

"Утраченный Западом Образ Христов сохранился во всем сиянии своей чистоты в Православии, поэтому ничего иного не нужно, ибо Православие - это все". "Россия несет драгоценность, какой нигде больше нет, - Православие. Она является хранителем Христовой истины, истинного образа Христова, который помрачен во всех иных вероисповеданиях и у всех иных народов". "И главное призвание русского народа в судьбе всего человечества состоит только в том, чтобы сохранить в себе этот Божественный образ Христов в его чистоте и, когда придет время, показать этот образ миру, потерявшему путь свой".

Рассказ рабы Божией Анастасии: "Ко мне приехали из глубинки две духовные сестры. У отца Владимира исповедовались, причастились, с ним побеседовали. Одна болящая. Когда мы отправлялись обратно 9 января, отец Владимир почему-то спросил: "С кем ты едешь на машине, перечисли мне всех". Написала ему имена. Когда мы проехали какое-то расстояние, на дороге машину остановили два парня, просили их подвезти. Руки - в крови... Как позже выяснилось, они убили мужчину в овраге и пытались скрыться. Мы были в настоящей опасности. А нас Господь от них защитил при такой страшной встрече. Отец Владимир все это предчувствовал и молился, недаром попросил перечислить имена путешествующих. Вот так батюшка в очередной раз участвовал в моей жизни. Сколько он для меня сделал!

Однажды заболела ужасно, высокая температура, ничего не помогает, вторая, третья неделя. Через знакомых вызвала батюшку. Как он молился, он ведь особые молитвы читал. И какая чернота из меня выходила. После этого сразу - выздоровела. Скольким людям помог! Бесы его не выносили. И сейчас больные на его могиле кричат. А перед тем, как ему скончаться, на исповеди меня спросил: "Почему не ходишь на источник купаться?" Думаю, как же он узнал, что не хожу: "Да все некогда, отец Владимир". А он, его последние слова: "Анастасия, все твое исцеление - в источниках". Так мне сказал, поругал меня... Светлая ему память".

Когда батюшке жаловались на непосильные скорби, он нередко утешал словами преподобного Серафима: "Если бы знал, какая сладость ожидает душу праведного на Небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келия наша была полна червей и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно было бы на это согласиться, чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим Его".

В другой раз сетующим на болезни: "Все трудное нам - чтобы больше любить рай".

Две батюшкины начинающие духовные дочери однажды после келейной исповеди обратились к нему с вопросом: "Батюшка, как бороться с грехом пристрастия к человеку?" - "Умножением любви к Богу, - немедленно отозвался батюшка. - Пристрастие к кому или чему бы то ни было - тяжелый грех с элементом идолопоклонства: вторая заповедь (не десятая) - Не сотвори себе кумира. Грех пристрастия свойствен неопытным духовно и восторженным натурам. Нужно восхищаться Богом! Все творение, включая человека, - дело Его рук, Его благости. В оный час Господь заберет все Свое - и н и ч е г о у человека не останется. "Господь дал, Господь - взял..." Особенно это понятно, когда сегодня есть здоровье, а завтра его нет. Разговор происходил за три года до батюшкиной болезни. "Пар - на короткое время являющийся и - исчезающий…",- вот что сказано о земной жизни. Главная ценность в человеке - его душа, сотворенная по образу и подобию Бога. Воздадим хвалу Творцу за любимого человека".

Батюшка открыл богослужебный том и прочел молитву из службы на Крещение Господне. Внутренняя сила, с которой он, не повышая голоса, безстрастно произносил слова, до сих пор вызывает глубокий отзыв души. Как будто мы их слышали впервые "Ты бо хотением от не сущих - во еже быти приведый всяческая, и Твоею державою содержиши тварь, и Твоим промыслом строиши мир. Ты от четырех стихий тварь сочинивый, четырьми времени круг лета венчал еси. Тебе трепещут умныя вся силы: Тебе поет солнце, Тебе славит луна, Тебе присутствуют звезды: Тебе слушает свет, Тебе трепещут бездны, Тебе работают источницы. Ты простерл еси небо, яко кожу: Ты утвердил еси землю на водах: Ты оградил еси море песком: Ты ко отдыханием воздух пролиял еси. Ангельския силы Тебе служат, Архангельстии лицы Тебе кланяются: многоочитии Херувими и шестокрилатии Серафими, окрест стояще и облетающе, страхом не приступныя славы Твоея покрываются. Ты бо Бог Сый Неописанный, Безначальный же и Неизглаголанный, пришел еси на землю, зрак раба приим, в подобии человечестем быв: не бо терпел еси, Владыко, милосердия ради милости Твоея, зрети от диавола мучима рода человеча, но пришел еси и спасл еси нас. Исповедуем благодать, проповедуем милость, не таим благодеяния: естества нашего роды свободил еси, девственную освятил еси утробу рождеством Твоим. Вся тварь воспевает Тя явльшаеося: Ты бо Бог наш на земли явился еси и с человеки пожил еси: Ты Иорданския струи освятил еси, с небесе низпославый Святаго Твоего Духа, и главы тамо гнездящихся сокрушил еси змиев".

За други своя

Рассказ рабы Божией Ольги: "Этот случай запечатлел батюшкино самопожертвование. Чувствую себя виноватой перед отцом Владимиром, и его матушке об этом не рассказывала. Страшно сказать, что мы не понимали его, не были открыты наши глаза на глубину его духовного подвига. Нам было с ним легко и просто, ну, как с отцом родным. А понять, кто он такой на самом деле, я тогда не могла.

Одна моя подруга позвонила перед Рождеством, вся в слезах, говорит, что муж заболел раком. А у них дети маленькие: мальчик и девочка. С каждым днем хуже и хуже: давно в больнице, полностью облысел от химий. Она, к сожалению, неверующая, так вот, мирская семья. И другого выхода нет, она знает, что мы к Церкви поближе. Ну, я, конечно, к батюшке. Жалобно прошу: "У меня подруга, у нее детки такие хорошенькие, а муж заболел раком! Помогите". - "Пусть приезжают, конечно, пусть приезжают!" Они приехали чуть ли не ночью. Батюшка принял их очень тепло, отслужил дома молебен о здравии раба Божиего Евгения. Отдал столько времени, разговаривал, долго его исповедывал. А когда просила о них, он предупредил: "Ты знаешь, только чтобы не было такого - я что-нибудь сделаю, а они тут же в карман - за благодарностью". И так мне наглядно все изобразил, как будто воочию видел. Ну, как все потом и было. Закончился молебен, они - руку в карман и т.д. Все это видел мой супруг Дмитрий: "Так неудобно было, они предлагают деньги, а батюшка отказывается".

Он им велел повенчаться и многое другое. Они все сделали, но не повенчались. Еще раз к батюшке приезжали. Болезнь прекратилась. Сначала перестала прогрессировать: делали анализы, кровь какое-то время еще была плохая. В течение полутора-двух месяцев произошло полное исцеление. Без всяких остаточных явлений! Врачи глазам своим не верили. Благодаря этому пришла к Богу Наталия. А Женя - он как бы ничего не понял. Сейчас вместе они не живут, боюсь, что он опять заболеет... Она работает главным библиотекарем в лицее, в Нижнем Новгороде, возит детишек по монастырям. Господь открыл ей сердце, и она тянется к Богу, считает чудом свое обращение. Но с мужем у нее никак не настраивается. Отец Владимир заболел вскоре после этого. Наташа очень переживала. Когда батюшка умер, я ей звонила, и она говорит: "Не знаю, как тебе это сказать, я даже не могу сама понять... Но Женя, когда узнал, что батюшка болен, рассказал мне, что на исповеди, не умея ни в чем раскаяться и будучи в отчаянии, он услышал от отца Владимира: "Ты не волнуйся, не расстраивайся: я все твои грехи беру на себя - болеть ты больше не будешь"". Она мне говорит: "Знаешь, я не понимаю, ради чего? Ведь он, мой Женя, ему совсем н и к т о! И вообще, за что Господь ему здоровье дал, а у батюшки отнял? Он сейчас все равно в храм не ходит, ушел от детей. Разве такая жертва может быть принесена? Возможно ли разве такие жертвы приносить: свою собственную жизнь отдать за незнакомого человека? И совершенно неверующего: ни за сына, ни за кого из дорогих - а просто!?"

Батюшке говорю: "Вы болеете и что мне теперь делать, куда, кому ходить?.." А он: "А чего-то ты меня хоронишь?" - "Да, нет, не хороню, вы пошлите меня, как принято, передайте кому-нибудь..." А он: "Ну, а к кому ты пойдешь? Ко мне ходи!" - знал, что умирает, и благословил ходить к себе. Потом прочла, как преподобный Серафим перед смертью своим сиротам: "Искал я для вас замену... и не нашел. Сейчас, матушка, человека-то днем с огнем не найдешь". Теперь на могилку к отцу Владимиру ездим - обращаемся по всем вопросам.

Однажды приехал батюшка к нам домой. А у меня брат есть, про которого он всегда спрашивает: "Ну, как Андрюшка?" А я долгое время с ним не виделась, он и звонить перестал, переживала: "Батюшка, он что-то в церковь совсем не ходит и вообще не звонит. Так расстраиваюсь". Никогда отец Владимир не пропускал ничего, очень внимателен был к каждому слов у. Резко поднялся из-за стола, повернулся к иконам, перекрестился, сделал земной поклон и опять перекрестился. Помолчал - сел обратно. Через минуту: "Поехал я". Как только батюшка через дорог, звонит мой любимый братец. Ну, сто лет не виделись, не звонил. Надо же, один поклон, что значит. Такое дерзновение имел батюшка.

Когда мы жили в Нижнем Новгороде, как-то я гуляла с ребенком в парке и потеряла сережку золотую, с фианитом и цирконием. Искали. Представьте: город, огромный парк, безчисленное количество людей. "Ну ее, - думаю, - сережку, ладно!" - "Нет, - говорят, - ты что! Объявление дадим". Да все равно, что иголка в стоге сена. Прошло полгода. У меня уже украшения все на убыль пошли. Сюда, в Суворове, мы переехали зимой. Батюшка нас посетил, освятил нам дом, уехал. Вхожу в свою комнату, включаю свет: на полу - сережка лежит! Думаю, выпала та, которая одна осталась. Подбираю, иду, смотрю, а там, в шкатулке - вторая! Тогда еще со мной мало необычного происходило, поэтому хорошо запомнила это чудо, такое вещественное. Так вот, до сих пор и храню - не ношу... Эти серьги напоминают мне об освящении дома батюшкой.

Однажды возникли у нас семейные проблемы. Дмитрий поедет по делам - развеется, а я-то - целыми днями в четырех стенах. И в своей злобе варюсь. Он приедет, со мною не разговаривает. А мне все хуже, я уже часами плачу день, другой. Батюшка никогда сам не звонил. И вдруг телефонный звонок: "Что ты там делаешь?" А я в слезах: "Ничего, вот..." - и реву. - "Ну, ты прямо у меня, как Аленушка, плачешь..." - больше ничего не сказал, положил трубку. И что же? Все! Мы примирились, смирились друг перед другом так легко. Перестала я плакать. На расстоянии батюшка так многих чувствовал и из беды вызволял. Всегда очень стеснялась звонить: "Ну, хоть от себя его оградить, уйма ведь у него народу". Все знали, столько у отца Владимира наркоманов, пьяниц, болящих. А для него не имело значения, кто ты. Главное, чтобы ты пришел в Церковь. И отец Владимир самого последнего тянул за уши, что называется, брался за человека. Всеми способами тащил из болота. Никогда наркоманов и алкоголиков не сторонился, не пугался, напротив: "Он такой же, как мы с вами, просто он болен пристрастием к алкоголю, наркоманы - тем более". Батюшка на "хороших" и "других" - не разделял. Он "плохих", кажется, еще больше любил. За первого встречного мог положить душу. И каждого через себя пропускал.

Помню наши первые приезды в Дивеево: кортеж машин, все такие были крутые... Зачем, почему приезжали - не знали, но все батюшку любили! Приезжали без всякого понятия о Церкви, для чего в нее ходят. Я тоже не понимала, зачем меня начали в Церковь таскать... Это было на Пасху, много лет назад. А жили мы отнюдь не благочестиво. Мало сказать - неправославно. В самом пекле находились - безчестной, грязной жизни. Вставала в два часа дня, потому что ночь проводили мы в ночных клубах. И вот такие никчемные люди на нескольких машинах приезжали к отцу Владимиру. Толком не могли исповедаться. Все равно батюшка нас причащал. После этого он сильно заболел дифтерией. Дима говорил: это из-за нас, таких. Ведь он всех причастил на Пасху, а на подобных нам другие священники накладывали жестокие епитимии. А он всех происповедовал и причастил. Потом эти мальчики в Страстную Пятницу несли с ним Святую Плащаницу своими руками. Только батюшка мог на такое решиться. Все, кто приходили в храм, становились для него близкими, всякая душа человеческая, раз ты пришел, исповедался, стоишь. Он верил в великую преображающую силу Божию. Он явно видел что-то неведомое для нас. Наверное, он Господу говорил со своей невместимой любовью: "Только спаси - Ты можешь все! Отдай мне их грехи. Я за них отвечу..." И после Пасхи он заболел и болел очень долго, чуть не лишился голоса... Едва не умер... Скорее всего - из-за нас. Даже матушке Ирине я это не рассказывала, ей очень тяжело будет это узнать. Батюшка долго лежал в больнице. А мы придем толпами. Он всегда выйдет, а сам еле-еле на ногах стоит. И никогда не сказал: "Слушайте, мне плохо!" А мы не понимали, просто нам было хорошо рядом с ним. Кто знает, какой мы жизнью жили, тот поймет, чем был этот свет для нас... Приедем на пяти машинах и стоим около него, как дураки. А он песни поет, нас веселит… Особенные у него были песни, я таких никогда не слыхала. Он их сам писал. Над чем-то заплачешь, над другим задумаешься... Ну, мы постоим-постоим и - обратно. Вот такой ценой он нас вытащил. На том свете только и поймем.

Однажды отец Владимир на Канерге служил в Светлую седмицу. На "Живоносный Источник" в пятницу пошли мы с ним за город, там практически заглохший источник посреди поля. О купании речи нет: ямка, в ней водичка, ни креста, ничего. Одни бабушки были и мы с Димой. Отслужил отец Владимир молебен, и вдруг что-то: буль! - источник начал оживать. Вот такой факт в батюшкиной практике. Здесь ведь и другие служили, и никаких перемен. А у батюшки источник - забил!

Еще интересный случай. Приехал сюда человек, которого преподобный Серафим привел к Богу. Он все оставил, купил дом в Суворове. Двадцати пяти лет молодой человек и живет один. Мы и рядом он, Леня - крестный моей девочки. Рисовать он не умел совершенно: собаку ребенку нарисует, так не поймешь: крокодил или козел. И батюшка его благословил ехать в Тверь, в иконописную артель, учиться делать доски для икон. Он стал собираться. А когда он сюда перебрался, привез с собой кое-что, остатки прошлой жизни. И закопал в огороде. Уезжать в Тверь надо, а он не может это оставить. Были это взрывчатые вещества, кажется, гранаты: мало ли кто пойдет, копнет - взорваться можно. Никак он не мог этого батюшке сказать: стыдно, ведь только-только человек к вере пришел. Решил действовать своими силами. Собрал ребят, вырыли противотанковый ров два с половиной метра глубиной и десять метров шириной. Весь огород перепахали - не могут найти и все. "Я точно помню, г д е!" Но - никак. Целый месяц они рыли. Он не может из-за этого уехать, уже снег выпал, ему нужно срочно отправляться. И маме не в силах сказать, переживает. Димка мой: "Чего ты мучаешься, скажи батюшке!" - "Нет!" - "Да, ладно, Лень, ты не найдешь сам!" И вот сидят они с батюшкой втроем, и зашел разговор об отъезде. Отец Владимир: "Ну, что - все собираешься?" - "Да, вот, батюшка, никак не найду одну вещь". - "Вот и я, бывает, тоже: закопаю что-нибудь и не могу вспомнить, к у д а!" Леня - на Диму: "Ты ему сказал?" - "Нет, я ему ничего не рассказывал". Через несколько дней он решается, наконец, во всем сознаться батюшке. Отец Владимир: "Ты так никогда не найдешь: тебя лукавый за нос водит. Возьми земельки с канавки, посыпь, прочитай акафист Божией Матери. Возьми воды Крещенской, покропи. И тогда смело иди - копай". Он так и сделал. Помолился, пошел. "Иду, - говорит, - вижу пакет какой-то торчит из земли, совсем не в том месте, где копали. Без всякой мысли, машинально его дернул. Смотрю, то, что иска л! Ц е л ы й месяц! Ну, как он мог здесь оказаться? Я же закопал и точно помню - где. Ну, как он мог наверху оказаться?!" Обезвредили, конечно. Истребили. Очистил человек душу покаянием. А теперь этот Леонид пишет иконы, могу показать, говорят, неплохо.

Вообще о батюшке можно целый день рассказывать. Перебрать все события с начала нашего обращения, и на каждом шагу - его участие в нашей жизни".

Рядом с отцом Владимиром вспоминались слова батюшки Серафима: "Нет ничего хуже греха и ничего нет ужаснее и пагубнее духа уныния". Сам преподобный никогда не был ни мрачным, ни унылым. "Ведь веселость не грех, ~ говорил он начальнице Дивеевской общины, - она отгоняет усталость, а от усталости уныние бывает и хуже его нет, оно все приводит с собой... Сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех пред лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был, вовсе не грешно, матушка". Все читали, что батюшка Серафим светился радостью, переливая ее в сердца приходящих к нему. Всякое жизненное бремя рядом с ним облегчалось, а то и вовсе исчезало. "Радость моя! Христос Воскресе!" ~ слышал каждый, лично к нему обращенные, потрясающие душу слова. Множество скорбящих, больных, ищущих Бога - теснилось около его кельи... Как сладостно вспоминать, что все это было!

Раба Божия Нина: "Поражало, как отец Владимир умел дорожить людьми. Иногда недоумевала: "Ну, обыкновенные грешные люди, чему тут радоваться? Даже хоть взять и себя: увы, не вижу сама в себе ничего достойного такого отношения". Но открыла житие преподобного Серафима и по-новому перечла: ""Радость моя", - такими словами встречал батюшка Серафим каждого приходящего к нему. Одним словом он согревал самые зачерствелые и заскорузлые сердца, вызывая в них "теплоту сердечную" - стремление к добру и Богу, которое грешных людей обращает к покаянию, душевному преображению. Внутренний взор преподобного так глубоко проникал в души, что в каждом, несмотря ни на ч т о, он видел черты образа Божия, видел то, чем может быть этот человек и радовался его сокровенной красоте".

Преданным учеником преподобного был отец Владимир, и батюшка наделил его частью своих дарований. Встречаем иногда и добрые улыбки, но, как правило, они ничего не меняют в нашей жизни. Нередко за ними - соблюдение приличия. Отец Владимир не просто радовался нам, он жил нашей жизнью. Но еще безценнее: он за каждого из нас взывал всей своей душой - к Спасителю. Преображающее действие этой неземной любви ощущали многие приходящие к батюшке.

Не могли оценить его только люди, имеющие о себе сильно завышенное мнение. Для таких он мог представляться просто юродивым, тут же мгновенно умаляя себя до последней незначительности. Как сказал о самоуничижении отца Владимира в подобные минуты иеромонах С.: "Батюшка так вел себя, чтобы спасти другого - от зависти". Присутствуя при таких ситуациях, вспоминаешь поведение преподобного Серафима, когда к нему относились с недоверием и сомнением. Читая мысли посетителя, преподобный мог смиренно сказать: "Чем могу помочь тебе я, убогий. Поищи кого неграмотней..." Осознающие свою духовную немощь, принимали из рук отца Владимира пригоршни Серафимовых щедрот: снисхождения, утешения, великой духовной помощи. В ножки кланяемся тебе, батюшка Серафим, за взращенного тобой отца".

Раба Божия Александра (Саратов): "Пытаюсь вспомнить, кто еще в жизни столько для меня сделал? Родственники и батюшки, которым старалась послужить?.. Никто так серьезно к моей душе не относился. Тем более, когда болеть стало невмоготу. Кому такие нужны? Страшное чувство: для всех ты обуза, значит, и Богу чужая.

А вот стала ездить в Дивеево, как домой, знала, что я дорогой для батюшки человек, нужный! Дома, в моем приходе, каждый стремится наивозможно к священнику приблизиться, а другого - подальше оттолкнуть: ревность, зависть. А здесь нас - без числа, но каждый знал, что батюшка именно его любит. Другого любит уже, как другого. Не должно быть у нас зависти - научилась я у батюшки. Любовь, принадлежащая этому человеку - не может повториться. Ибо неповторим каждый. В том числе самый незначительный.

Встреча с отцом Владимиром была встряской, обновлением, переменой жизни. Ведь как мы относимся к священнику? Ловим каждое слово, стараемся понять, что хочет сказать нам через иерея Сам Господь. Рядом с отцом Владимиром поняла, как серьезно относится ко мне Бог. Что Он еще ждет от меня путного, большего, хоть я до знакомства с батюшкой давно на себя рукой махнула. Отец Владимир не словами проповеди, а собственной любовью к людям объяснил мне: чем глубже страдает человек, рем ближе к нему Бог. Вернее, тем ближе я к Богу, если правильно шву, потому что Бог неизменен в своей любви к людям. Тем глубже понимаю, что нет никого, ничего дороже Господа... И постепенно открывается страшная тайна: как дорога любая душа Творцу, прежде читала: "Душа одного человека дороже для Бога, чем вся вселенная, с ее звездами и цветами". И не понимала, "что Бог так возлюбил человека, что отдал за спасение его - Сына Своего Единородного".

Батюшка ушел и продолжает держать меня. Сомневаюсь, что нанесла бы без его святой помощи столь тяжелый крест болезни. По сей день батюшка не дает мне, изнемогающей, падать духом, верю: так будет до конца".

"Помню, как увидела отца Владимира в первый раз. Это было 1997 году, - рассказывает раба Божия Любовь. - Никого тут не визга и думаю: куда же мне? как мне тут? Очень хотелось приблизиться к какому-нибудь священнику: переехала сюда издалека, собираюсь здесь жить до конца, навечно. Нужно выбрать кого-то одно-то, чтобы неформально исповедоваться. Приглядываюсь к тому, другому, не могу решиться.

Однажды, перед гражданским Новым годом, иду по канавке, мимо музыкальной школы идет батюшка. Передо мной, в нескольких метрах, одна раба Божия ему поклонилась, и он - ей. Так приветливо поздоровался, поздравил с праздником. Поняла, что это батюшка, и тоже склонила голову. И он меня, ему незнакомую, поздравил с праздником с поклоном: "Боже мой, мне, грешной, священник кланяется..." Такой радостный, приветливый, добрый... подумала: "Как преподобный Серафим!" В храме батюшку я еще встречала. Потом узнала имя. А собиралась исповедаться и собороваться. В первый раз подошла к его аналою. Он меня с глубоким вниманием исповедал. И вновь это же впечатление: похож на батюшку Серафима - весь светится добротой. До сих пор я таких не встречала.

Сейчас стресс его болезни и смерти уже пережила. Все плакала горючими слезами, когда узнала о диагнозе, до конца надеялась, что Господь поднимет его для нас. Но, видимо, воля Божия - ему за наши грехи пострадать...

Обязана батюшке многим и может быть - жизнью. Это было в конце весны. У моей соседки приближался день Ангела, она хотела купить памятный подарок. А тут по подъездам ходили мошенники и невесть что продавали, обирая пенсионеров: "У нас юбилей фирмы, мы хотим сделать вам безплатный подарок. Надо лишь столько-то, мелочь, доплатить", - и выуживали суммы. А я с подобным сталкивалась, у нас на Урале это практиковали. Соседка моя семидесяти трех лет, и ей эти воры электромассажер пытаются сплавить. На двести рублей дороже его стоимости. Она; "Люба, купить?" Понимаю, что это стоит много меньше: "Я бы этого не приобрела". А она не понимает подсказок. Эти стоят и нахваливают: берите и все. Настоящие гипнотизеры. Она уже пошла к соседке деньги занимать. Тогда я ей - открытым текстом. И на них напустилась: "Как вам не стыдно, она же на пенсии! Ходите тут, обманываете нищих..." - начала их стыдить. Но где у таких совесть? Вдруг смотрят на меня бандитские лица: "Сегодня к ночи тебя в живых не будет!" А я: "Бог с тобой, Бог с тобой", - и в квартиру зашла. Соседка: "Ой, спасибо, я едва деньги не заняла". Думаю: "Что-то будет вечером?" Так дохнуло на меня этой нечистой силой: сейчас ведь жизнь человеческая нипочем - ни милиции, ни суда, ни следствия...

Вечереет, думаю, пойду помолюсь в храм, может быть в последний раз. Только на святую землю приехала, молиться собралась, каяться... Ни родных, ни друзей - прятаться негде, защиты искать не у кого... Ну, на все воля Божия, иду в храм. Отца Владимира еще только издали знала. Вдруг вижу его, вокруг народ - не подойти. "Ну, хоть благословение возьму, одно слово скажу". Но невозможно приблизиться, начну говорить, перебивают. Наконец произнесла: "Батюшка, меня убить хотят". Повернулся ко мне, пакет свой мне отдал: "Подожди меня, я сейчас должен идти на крестный ход. Сразу ко мне подойди". Присоединилась к крестному ходу. Потом он подробно меня расспросил, перекрестил: "Пойди батюшке Серафиму поклонись, Матери Божией, Николаю Чудотворцу, Не бойся: ничего не будет, иди домой". Все так и сделала, пошла потихоньку. "Если батюшка меня благословил - Господь со мною", - никакого страха не осталось. Дошла до дома, все спокойно. И на душе - тишина. Через несколько дней увидела его: "Отец Владимир, жива!" - поблагодарила его. Его молитвами нечисть отошла. Бог весть что было бы, если б к батюшке не попала. Господь меня к нему и направил.

Вспоминаю, как по благословении отца Владимира моя мама вернулась домой в Петербург. Приехала она в Дивеево. Восемьдесят два года. Ходит лишь по квартире, и то - потихонечку. По улице - только в инвалидной коляске. Сердечница, чуть что - лекарства и лежит плашмя. Кроме уймы болезней, глаукома и катаракта. Пробыла она у меня месяца два, домой запросилась. Перед Казанской. Отец Владимир был уже тяжело болен, а 6-го ноября у нас - память моего отца. Мама, конечно, с Богом, очень верующая, и хотела вернуться домой на Казанскую.

Отец Владимир не появлялся в храме. А я без его благословения, конечно, уже на такое не решалась. Очень скорбела: как поеду в дальний путь с больной мамой и без его благословения. Но милость Божия: ехать нам вечером, а утром - отец Владимир в Троицком, к батюшке Серафиму прикладывается. Я скорее к нему, прошу: "Отче, благословите, мне надо в Петербург маму сопроводить". - "Где она?" - "Дома она, меня благословите, батюшка". Благословил. Уже спокойна: отец Владимир молится, можно ехать.

Если бы не это благословение, маму живую я бы не довезла, столько было искушений. Она забыла свое инвалидное удостоверение. До Арзамаса мы на такси, билет заранее не купили (надеялась, что будет свободно). А тут детей везли на экскурсию в Санкт-Петербург. Нам дали прицепной вагон до Нижнего Новгорода, а до него семь вагонов. Стоянка только 20 минут и к тому же ступеньки. Не знаю, как моя мама шла. Чудом преодолели вагонов пять, а двадцать метров - никак не может. Я ей: "Мама, крепитесь!" Потом мужчин нашла, чтобы ее на ступеньки подняли. Как добрались? Это было чудо, больной человек, почти не ходячий. И мы -в таком нервном напряжении, успеть, успеть...

До Нижнего Новгорода сидели, даже не лечь, сидячее место. Она у меня крепилась... Подъезжаем. Еще семь или восемь вагонов преодолеть, наш вагон отцепят. И я заранее, пока к Нижнему подъезжаем, потихонечку через вагоны иду с нею. И еще сумки, сначала их перетаскиваю. Потом бегу за нею - веду ее. И через тамбуры - на полном ходу, сквозь жуткий грохот. Она у меня вся в поту, не знаю, как идет. "Господи, хоть бы она здесь у меня не упала, хоть бы сердце выдержало. Господи, помоги! Отец Владимир, помолись!" Прошли два вагона, уже Новгород. Думала дальше идти по вагонам, хотя бы тряски уже не будет. А проводница: "Все двери перекрыты. Только платформой". Опять ступеньки! Каково это ей спуститься, одолеть семь вагонов по земле и опять забираться в вагон? Представила это и говорю: "Вы знаете, она ведь у меня умереть может". Видит, что мама моя - едва жива, и отвечает: "Ну, и пусть умирает", - так прямо обеим нам в лицо. Хорошо, что мама такая - и в этих обстоятельствах устояла. Я в панике, а она: "Пойдем, пойдем".

Спустились потихонечку. Люди нашлись, поддержали нас, и отправились мы по платформе к своему вагону. Думаю: "Как она устала, измучена". Изнемогает: "Ну, когда? какой вагон?" - "Еще немножко, мама". Как дошли - не знаю. Взобраться: снова ищу мужчин. Добрались. Боковая полочка, но мы, слава Богу! - и этому рады. Покормила ее, уложила: "Мама, таблетки?" Она же у меня на одних лекарствах. А тут отказывается: "Не надо!" Ну, если сердце не выдержит, что буду с ней делать? Что я делать буду? Опять умоляю. Отказывается; "Мне просто надо отдохнуть". -"Ну, ей виднее". Забралась на верхнюю полку то и дело гляжу на нее, живая ли она у меня? Ни одной таблетки в дороге не приняла, дома - каждые пятнадцать минут: то таблетки, то капли. И какая нагрузка на сердце... Чудо! Встала утром, опять никаких лекарств. Покормила ее. На вокзале зять с инвалидной коляской встретил. Все уже пошло, как надо. Она, наверное, лучше себя чувствовала, чем я! Это - благословение батюшки, его покров. Она у меня потом раз за разом спрашивала: "Что отец Владимир? Как он?"

Перед одним отъездом опоздала в храм за благословением к какому-нибудь священнику. Это до первой исповеди у отца Владимира. "Что делать? Поеду так". Иду на источник матушки Александры, впереди какое-то духовное лицо с кем-то идет на источник. Скорбь моя улетучилась, подбегаю: "Батюшка, благословите, мне ехать сегодня". Он стал спрашивать, откуда, что я... Сказала ему, что переехала в Дивеево уже навсегда. А он: "Самое главное здесь - смирение". И вот его заповедь: "СМИРЕНИЕ" у меня в душе - силою его молитв, поселилась. Мало ли, что хорошее тебе кто-нибудь говорил: пропадает и тает. Батюшкино слово - не так. Благодаря ему преодолеваю все напасти, препятствия. Он меня научил, как здесь жить, чтобы выжить.

Когда узнала о батюшкиной болезни, сколько слез пролила. Разум - одно, но сердце мое не выдерживало. Понимала, что все делается по воле Божией, но не могла перестать плакать. За счастье считала увидеть отца где-нибудь в храме, подойти под благословение. Он умер, и я перестала реветь, что удивительно. Все мы тут ужасались, предполагали что-то невероятное. Ушел, осознаем мы это или нет, но знаем, что он в Царствии - со Христом. Сердцем это понимаем. И хотела бы плакать, а не получается. Невозможно больше о нем скорбеть, ведь все слышит. Думала, на могилку приду" буду обливаться слезами, уйти не смогу - на колени упаду, рыдать-рыдать... Но если и пролила полслезинки, то хорошо. Что же это со мною: то ли я такая неблагодарная? Как это понять? Слава Богу! Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, и его святыми молитвами не дай нам погибнуть. "Батюшка, благослови! Батюшка, помоги!" - и все, что у меня на его могилке произносится. Говорю это и думаю: он там сейчас с Государем Николаем II. Он ведь царский батюшка. Уверена, что он священномученик. Не только собственное ощущение, но есть и свидетельства. Благодарим, что в этой отпавшей от Бога жизни подарил нам Господь на пути - светильник".

Поражала трудоспособность батюшки. Помогая каждый день множеству людей, он практически ежедневно служил или по пять-шесть часов кряду исповедовал, много читал, совершал сотни поклонов в день, исполняя большое молитвенное правило. Любое новое значительное духовное издание тут же появлялось на его рабочем столе. Батюшка не оставлял без внимания подаренные книги и, уже будучи на смертном одре, мог благодарить за подарок, светло делясь впечатлениями. Позже узнавали от близких: "Батюшка читал до рассвета". Каждый день он писал десятки писем и вел дневник. Стремительным неразборчивым почерком, со множеством сокращений, он записывал собственные мысли, выдержки из духовных книг, намечал план проповедей и, кроме этого, оставлял себе на память многочисленные эпизоды из жизни встреченных людей.

Например, что в такой-то день причащал дивеевскую старицу схимонахиню Маргариту. В голодное время войны она приютила беженку. А дома оставалось всего одно одеяло и пальто. И отдала она ей одеяло. Зима, топить почти нечем. Прикроет грудь пальтишком - ноги мерзнут, ноги укроет - грудь мерзнет. И так месяц за месяцем. Однажды она молилась перед своей любимой иконой Божией Матери и видит, оживает Царица Небесная и начинает укутывать поношенным ее одеялом - Младенца-Христа... Иногда батюшка мог попросить сохранить нужный ему рассказ.

Раба Божия Ксения записала но просьбе отца Владимира эпизод из жизни своей подруги Е.: "Вере ее не учили, но в семь лет, перед школой, один раз привели в церковь и, ничего не объясняв, причастили. Она забыла множество последующих дней, но день святого Причастия запечатлелся в душе, как драгоценный камень среди глиняных черепков. Церковь была неземной красоты с цветными стеклами-витражами. И до конца дней она будет помнить, как в день Причастия сквозь стройные высокие окна струились потоки света и становились нежно-разноцветными: голубыми, желтыми, красными...

Ее притягивала церковь, но сама она не решалась в нее зайти. Однажды в дом позвонили, ей было лет девять (хрущевское время). Она увязалась за бабушкой и услышала от пришедшей: "Принято решение сломать храм, мы собираем подписи: просим сохранить как памятник архитектуры, хотя бы под краеведческий музей..." Девочку пронзили слова бабушки: "Простите, но я учительница, я не могу поставить свою подпись". Ей стало не по себе, а потом просто плохо, как будто ее лишали чего-то главного, на чем незримо и твердо стояла ее маленькая жизнь. Она долго не могла взглянуть в глаза любимой бабушки, которая учила ее только добру, жизни по Евангельским заповедям. Этот ответ был тем более страшен, что бабушка была дочерью священника, хранила от чужих глаз икону и, хотя никогда не говорила с девочкой о Боге, но была несомненно верующей в душе. Ее отец, деревенский священник, пропал без вести в годы революции, и этот отказ был продиктован страхом, во-первых, за будущее внучки.

И церковь начали ломать. Ее кирпичная кладка была скреплена особым старинным составом: каждая семья полтора века назад принесла по нескольку десятков яиц, чтобы храм был прочным. И стены, будто литые, не поддавались. Тогда их стали сверлить, чтобы потом, подкладывая динамит, взрывать частями. Белый храм покрыла черная зловещая сеть просверленных тропинок, как будто в стены вгрызалась темная сила. Шум улиц заглушал бронебойный звук - звук расстрела прямой наводкой. Он мерещился девочке по ночам. Работы шли допоздна. Она боялась подойти ближе.

Однажды девочка проснулась ранним утром, безшумно оделась и вышла на цыпочках, оглядываясь на спящих маму и бабушку, прикрыла за собой входную дверь. Прижав руки к бьющемуся сердцу, как будто за ней гнались и могли поймать, она бежала по пустым улицам к храму. Входная дверь с частью стен были полностью разрушены, ступени - завалены камнями, часть потолка зияла провалом. Остатки красивых плит пола покрыты грудами битого кирпича, большими и мелкими кусками рухнувшей штукатурки. Затаив дыхание, со страхом и трепетом, она вошла в притвор, как в святилище, вспоминая с щемящим чувством свой первый приход сюда, когда ей было семь лет. Она не могла бы объяснить охватившее ее волнение. На двери, ведущей в церковь, висел амбарный замок. Девочка подняла глаза и увидела, что прекрасный крылатый юноша в голубых ризах, встречавший с белой лилией входящих, избит камнями: стена была в выбоинах от острых ударов, фреску соскоблили до самого кирпича. Одиноко среди руин, готовых превратиться в груду щебня, стоял Ангел в красных одеждах. Он был последним, оставшимся от той удивительной жизни, которая недавно здесь царила. Никогда не пережитые прежде скорбь и горе охватили детское сердце. Как будто на что-то самое прекрасное и на ее собственную душу - посягало свершившееся зло. Она робко подняла голову, с благоговением взглянула в лицо прекрасного Ангела, имени которого не знала. И встретилась с живым взором! И вдруг будто он наклонился к ней... Нет, этого не могло быть. Но настолько глубоко он заглянул в ее глаза, понимая и разделяя, как никто никогда на свете, те боль и страдание, которые она сейчас переживала всем своим существом. Как будто ее душа была абсолютно прозрачна, ничем не защищена, и этот взгляд проницал ее насквозь. Она не знала, что так бывает. Подобное в детской жизни не повторилось. Что-то особенное: горе и одновременно утешение от разделенности никогда не пережитого ранее высокого чувства - прихлынули к сердцу. Вся маленькая душа, сотрясаясь, неудержимо заплакала. Девочка бежала домой, не видя улиц и домов, а только этот Божественный, невыразимо милостивый взор, который говорил о возможности иной жизни, где побеждают правда, любовь, благородство. Жизни, где зло просто невозможно, и любовь - всесильна".

Отец Владимир отозвался на этот рассказ: "Когда человек обращается к Богу всем своим страданием, оно сильно низвести на землю сочувствие святых и Ангелов. Как больно видеть разоренный храм... Как страшно видеть разоряемую дьяволом душу..."

Рассказ послушницы Алевтины: "Я получила от сестры очень тяжелое письмо. Она - жена полковника в отставке, морского офицера. Письмо необыкновенно скорбное, гнетущее: ей ампутировали обе ноги. Необходимо срочно к ней ехать в Дорогобуж. Стала собираться. Но ни один автобус не берет. Прошу о помощи в монастыре одних, других. Никакого результата. Думаю: надо бежать к отцу Владимиру. А батюшка идет мне навстречу, окружен как всегда людьми. Я к нему: "Батюшка! - всю ситуацию в двух словах излагаю. - Надо ехать, но никто не берет". И рядом автобус - на Смоленск. Отец Владимир, по обыкновению, реагирует немедленно: "Подожди, сейчас все уладим". Подходит к руководительнице группы, усердно просит за меня. А та: "Места нет, не можем взять". Он не отступает: "Вы не знаете, от кого отказываетесь! Это у нас исключительный экскурсовод! Она вам три часа будет живописать, полную экскурсию по Дивеево проведет. Столько узнаете про батюшку Серафима... До самого Смоленска не устанете слушать". Так он меня преподнес, чего вовсе не заслуживаю. Меня взяли. Дали в руки микрофон, и всю дорогу рассказывала о Четвертом уделе Божией Матери.

В два часа ночи меня довезли и посоветовали посидеть в отделении милиции: водитель не знал, где поворот на Дорогобуж. А милиционер: "Здесь оставаться нельзя. Недалеко ночное кафе, пусть там побудет". Пришлось идти. Много повидала там, чего не хотела бы видеть. Но батюшкино благословение продолжило свое действие. К утру появился огромный молодой верзила и непотребными словами стал здороваться со всеми. В ответ только: "Хи-хи, ха-ха..." Говорю: "Что за негодяй сюда пришел! Что за хамство! Как вы смеете так вести себя с женщинами?" В ответ: "А это кто тут еще сидит?!" Я вдруг вспомнила проповедь отца Владимира о сквернословии и как могла, попыталась ее передать. И чувствую, из меня просто батюшкина сила идет: "Знаете, что ваш мат слышит Сам Бог! У человека, который ругается матом, проклята вся семья - ваши будущие дети и весь ваш род! Пресвятая Богородица отводит благодать от такого дома навсегда. Мат - это мерзость перед Господом, это фимиам сатане!" Он растерянно на меня посмотрел и вдруг: "Мать, куда тебе надо?" - "Мне - в Дорогобуж". - "Ты знаешь, нужно ехать до автостанции, а там пересесть на машину и еще много километров". - "Знаю, но понятия не имею, как, в какую сторону". - "Ну, пойдем, мать". Посадил меня в свою машину, довез до автостанции. Нашел такси, заплатил 50 рублей: "Доставь ее до самого места". И меня довезли. Настоящее чудо. По благословению отца Владимира постоянно случались необыкновенные вещи. Так я прекрасно доехала, встретилась с сестрой, поддержала ее, милостью Божией.

Как-то батюшка давал после литургии крест. И вдруг одной женщине так строго в лицо говорит: "Ты зачем мужа колдуном называешь? Зачем по неверующим соседям разносишь клевету?! Великий грех. Приходи на исповедь. Не оставляй камня, который потянет тебя в преисподнюю". Сколько раз я сталкивалась с тем, что он провидел неизвестное никому, кроме самого человека.

Помню, разговелась после Рождественского поста, и, наверное, от разнородной еды стало мне плохо с желудком. Совсем вышла из строя. Измучившись, встречаю отца Владимира. Только успела рот раскрыть, он поворачивается ко мне и на бегу произносит: "Лимон, лимон..." Не будучи уверена, что он меня понял, я опять: "Отец Владимир..." - "Лимон, лимон, лимон..." - и уже скрылся. Воспользовалась советом - все болезненные симптомы тут же прошли.

Однажды стою в очереди за билетом ехать к сыну. Появляется отец Владимир. "Батюшка, давайте возьму Вам билет". Дает мне деньги. А ехала необыкновенно расстроенная. Впервые без подарков. Невозможный случай: ни невестке, ни сыну на рубашку, игрушку дешевую внуку, и ту не на что купить - нет лишней копейки. Отец Владимир взял билет, порылся в кошельке, достал тридцать рублей, протянул мне и с огорчением говорит: "У меня, к сожалению, больше ничего, у тебя ведь совсем нет денег! Но будут, будут - не расстраивайся!" Если бы я ему хоть намекнула... Сижу в зале ожидания. Разговорилась с одной девушкой. Вдруг, без всякого повода: "У вас ведь трудно с деньгами, возьмите у меня, пожалуйста, сто рублей". Я просто отшатнулась: "Вы что, это невозможно!" Твердо отказалась. Каково же мое потрясение, когда уже в вагоне в своей сумке нахожу сто рублей. Едва не заплакала. И все-то я на них купила: и рубашку сыну, и невестке платочек, и внука порадовала. Так была пронзительна батюшкина молитва: если он сам не мог помочь, его мольба из-под земли доставала людей, которые были способны его сострадание воспринять и на него отозваться. Светлая память нашему батюшке".

Пламенное сердце

...даем вам повод хвалиться нами, дабы

имели вы что сказать тем, которые

хвалятся лицем, а не сердцем. (2 Кор. 5,12)

Любая моя похвала в адрес иеромонаха Владимира будет куцей. Потому что слишком многообразна гамма красок богатой и щедрой натуры этого замечательного человека. Неисчерпаемое духовное богатство его души было как бы нанизано промыслом Божьим на огненный стержень Православной веры. Присутствие этого мировоззренческого, духовного стержня ощущалось в отце Владимире буквально физически: настолько ярким, необычным, порывистым и дерзновенным был этот молитвенник Божий!

Глубокое, незабываемое впечатление производила на меня и мою семью милая и мужественная матушка отца Владимира - Ирина. Мне эти удивительные дивеевские подвижники казались самыми православными людьми России! Я и сейчас уверен, что недалек от истины...

Мне посчастливилось исповедоваться у батюшки и окормляться у него с середины девяностых годов уже прошлого столетия. Не знаю, как сложилась бы моя судьба, если бы не мое знакомство с отцом Владимиром, если бы не его непримиримость к моему триокаянному недостоинству: батюшка ястребом обрушивался на мой греховный "курятник" и в мгновение ока распатрашивал "насиженные" мои грехи... Только перья летели по храму, да я, обалдевший, стоял по стойке "смирно" на коленях... Если говорить и далее аллегориями, то я не представляю себе отца Владимира без духовного скальпеля в одной руке и Креста - в другой. Одной он безпощадно кромсает волчцы и тернии, оплетших мое сердце грехов, а другой любовно врачует Словом Истины раны, неизбежно образуемые радикальной Православной Святой Соборной и Апостольской хирургией. Иначе с нашим братом никак нельзя!.. Батюшка отец Владимир был исповедником от Бога, ради Бога и во имя Бога. Исповедником веры Христовой. Но слишком плотны апостасийные слои духовной атмосферы нашей ойкумены, чтобы можно было гореть и не сгорать, класть свою душу за други своя и при этом долго оставаться в живых...

Я иногда думаю: вот был человек, такой же грешный, как и все мы, люди, с тем же "джентльменским набором" страстей и болезней, горестей и разочарований, порывов и лени, но вдруг на каком-то этапе жизненного пути на человека нисходит Дух Святой и проявляется - из доселе непроявленного - величие души человека, созданного по образу и подобию Божию. Человека с большой духовной буквы! И он идет к спасению. Человек дерзает спасти свою душу, и, как назидал батюшка Серафим Саровский, спасая себя и тысячи вокруг себя спасая! Дай Бог, чтобы и мы вошли в эти тысячи вокруг отца Владимира!.. Мне кажется, что мы, осознанно или безсознательно, ощущали это спасительное состояние души отца Владимира, этого дивного подвижника Христова. Потому что уже набита была оскомина от частого лицезрения теплохладного и обмирщенного нашего духовного окормления, чтобы сразу не ощутить вкус живой воды родной православной души русского священника.

…За право наследовать жизнь вечную, Царство Небесное - надо биться в этой привременной жизни из последних сил и до последней капли нашей русской крови. Этому учил нас своей пламенной жизнью, своей огненной верой батюшка Владимир. Сегодня счет пошел уже не на миллионы, как некогда спасавшихся на Святой Руси, не на сотни тысяч, как еще совершенно недавно, после позорного февраля 1917 года, а на тысячи. Завтра будет - на сотни... Битва идет за каждую человеческую душу! Кто мы? Воины Христовы или греховное злосмрадие, не начинавшее покаяния? Вот о чем каждый день спрашивает у нас отец Владимир. Вот о чем должны мы помнить непрестанно, если хотим быть достойными памяти нашего учителя!

Вера наша - это дар Божий, это милость Божья; а умение жить по вере - это персональная способность каждого проявить свою силу воли, свое мужество, свое исповедничество. Способность, которой отец Владимир владел в совершенстве. И этот свой дар-подвиг он пронес через всю свою такую краткую, но такую яркую священническую жизнь. Мы знаем цену такому подвигу, цена его - Жизнь Вечная!

"Слово" и "дело" сплетались в батюшкиной жизни в органическое целое, и поэтому не ощущалось того, что иногда видишь вокруг себя: какого-то тяжелого духовного надрыва... Образ же батюшки удивительно светел и звонок. И вот с этой кажущейся легкостью, огнекрылостью он совершенно потрясающе мог выколупывать нас из скорлупы наших безчисленных грехов, освобождать от греховной придавленности, обуморенного сомнамбуличества, выводить душу из состояния ленивого размагничивания, мировоззренческого ступора, разворачивая нас на необходимое и достаточное количество духовных градусов, дабы мы и в кромешную тьму своих грехов, как в пропасть, заглянуть смогли бы и при этом не повредили своей способности вновь и вновь вставать на борьбу за свои - такой драгоценной Христовой Кровью выкупленные - души!

Отец Владимир мог донести до сознания, подсознания, до сути нашей, что если ты грешишь осознанно, зная, что за это неизбежно ответишь пред Господом, - и на частном своем Суде после смерти и на всеобщем Страшном, - то ты предатель! Предатель образа и подобия Божия. И тогда ты не раб Божий, а раб греха, и таковым должен представляться людям: "Раб греха - имя рек". А до звания "раба Божьего" надо трудиться всем нам без устали, ибо это звание не даруется, а заслуживается, так же как заслуживается - нудится! - Царство Небесное... И если будет на то воля Божия! Вспоминал сегодня отца Владимира, мне ничуть не грустно, но радостно и легко на душе! Я благодарю Создателя, что, по Его промыслу и неисчерпаемой милости и долготерпению, соприкоснулся с родником великой русской души православного священника. Я верю и знаю, что этот дивный дивеевский подвижник Христов молится сейчас за нас многогрешных в обителях Божьих, чтобы не заблудиться душам нашим на тернистом и ухабистом пути нашей странственной жизни, чтобы не предали мы наши души за чечевичную похлебку, не опошлили в грязи мирской жизни, но познали в свое время радость безсмертия в вечной жизни с Богом, Ангелами и святыми, где есть и обитель любимого русским народом отца Владимира, - у Господа обителей много!.. Иеромонах Владимир - это наше знакомое и любимое Торжество Православия. И Слава в Вышних Богу, что мы можем на весь мир хвалиться такими именами! Прости меня, Христа ради, дорогой отец, за все скорби, которые я, маловерный, доставлял тебе своей многогрешной жизнью.

Дерзновение ко Господу стяжавши, отче Владимире, моли у престола Пресвятой Троицы о спасении душ наших!

Раб Божий Сергий Ч., г. С.- Петербург

Рассказ рабы Божией Елизаветы Л.: "Первый раз, когда я увидела батюшку, он меня совершенно ошеломил. И было это в мой первый приезд в Дивеево. Уже заканчивалась служба в храме, мы с подругой причастились и, счастливые, собирались уходить. Поехав в Дивеево, мы толком не понимали, куда едем, но благодать тут почуствовали невероятную!

Перед выходом из храма дорогу нам пересекла толпа. Шествие возглавлял батюшка, а за ним - целый хвост прихожан. Увидев священника, я решаюсь взять у него благославение на обратный путь. Подлетаю к нему и говорю: "Батюшка, благословите в дорогу!" Священник останавливается и вдруг хлопает меня по плечу, на котором висит рюкзак: бух! - рюкзак на полу. Я растерялась, застыла на месте. А батюшка поворачивается, берет у старенькой монахини некую палку и начинает ею колотить меня по спине. А ручка у батюшки, надо сказать, крепенькая, хотя он и ниже меня на две головы. Я была совершенно ошеломлена и не знала, что мне делать: смеяться, плакать... А батюшка тут и говорит: "Больно?" - "Не-е-е-ет..." - "Это чтобы ты выросла!" Засмеялся так и оказал: "Так-то ты выросла! Это чтобы ты духовно выросла! Это я из тебя пыль московскую выбиваю".

Я со слезами на глазах, в полной растерянности, ничего не поняв: ни кто это был, ни что это было, выхожу из храма. Оказывается, это был посох старицы, которым все просили, чтобы батюшка "полечил"; а меня вот так, без моей просьбы, постучал. Потом эти слова: "Чтобы ты духовно выросла", - звучали во мне как колокол.

Но тогда я еще не знала даже как батюшку звать, и не могла предположить, что в будущем у нас будет такая крепкая духовная связь, и что батюшка станет крестным отцом моего мужа, и что без батюшкиных советов, без его молитв тяжело нам будет. Случилось так, что отца Владимира мы безконечно полюбили.

Один из приездов в Дивеево был для меня совершенно незабываемым. Мы поехали тогда втроем: я, моя подруга и помощница Елена Ульянова и молодой человек Игорь. У него была хорошая машина; все мы были примерно одного возраста, никто еще не состоял в браке, и ехали мы в Дивеево уже более или менее понимая, зачем мы туда едем.

Как-то так получилось, что, подъезжая к Дивееву, мы немного заплутали, сбились с дороги, растерялись, и эта растерянность, не случайно, конечно, привела нас прямо к храму. Мы оставили машину и вошли в храм. Шла служба, и служащий священник, а это был отец Владимир, выходит прямо на нас... Батюшка, не дав нам слова молвить, сказал, чтобы мы ожидали его в храме, и что когда кончится служба, мы все пойдем к нему домой и остановимся у него, потому что матушка с детьми в это время находилась на юге, и дом пустовал. Мы, растерянные и счастливые, и мечтать не могли, чтобы побыть полтора-два дня с батюшкой!

И эта встреча, и последующее общение с батюшкой были для меня, с точки зрения моего более чем скромного духовного опыта, самыми благодатными событиями в моей жизни; мы вместе с батюшкой молились, вместе трапезничали. Ночь была совершенно удивительной: всю ночь батюшка исповедовал нас по одному в своей келье, и это было незабываемо по своей глубине, по какому-то удивительному со-болезнованию. Настолько батюшка болел на исповеди за тебя, когда видел твою немощь, твою нужду в совете.

Конечно, для нас, малоцерковных, но уже знакомых со службами в московских храмах, литургия по монастырскому уставу показалась безконечно длинной; мы были изрядно изнурены. И когда заканчивалась служба, мы подошли к отцу Владимиру поблагодарить за столь радушный прием и благословиться ехать домой. А батюшка нам и говорит: "Сейчас будет водосвятный молебен, отслужите и поедете в Москву со святой водичкой". Я, так же, как и мои спутники невероятно уставшая, грешным делом думаю: "Судя по водосвятным молебнам московских храмов, это еще минут 15-20; к нашей усталости - все же терпимо". Народу на молебне было очень-очень много, и длился он часа два, не меньше...

Не могу передать моего смущения: не было ни одной благодатной мысли, а была лишь невыносимая усталость. Я только страдала, и было стыдно, что думаю в святом месте о своих уставших ногах. Ничего не ощущала: никакой благодати, никакого высокого чувства... Но зато как батюшка поливал нас святой водичкой! Это была действительно духовная радость! И сейчас, вспоминая этот молебен, я невольно улыбаюсь: удивительно!.. Уже выйдя из храма, я говорю отцу Владимиру: "Батюшка, мне так стыдно вам признаться, что весь молебен у меня и мысли-то никакой светлой не возникало, и о молитве я не помышляла. Одно было на уме: когда же все это закончится..." Батюшка на это совершенно по-доброму ответил: "Знаешь, это ничего, если мы иногда не можем сердцем, душой послужить Богу, тогда - хотя бы ногами. Но и через такие усилия благодать посещает!"

Так и запечатлелись в моей памяти эти удивительные слова: "...послужить…хотя бы ногами".

Но и после этого батюшка не отпустил нас, и мы еще раз заехали к нему домой. И тут он стал одаривать нас необыкновенными дарами. У меня сложилось впечатление, что батюшка как бы искал, что еще и еще для нас сделать, чем бы еще одарить. Зная, что я очень почитаю преподобномученицу великую княгиню Елисавету, подарил мне фотографию сделанной ею вышивки.

Перед отъездом батюшка благословил нас поехать еще и на источник. Мы, абсолютно уставшие, изможденные, поехали... А вот когда мы отъехали от святого источника, вот тут, я должна сказать, первый раз в жизни моей и моих друзей - мы запели акафист преподобному Серафиму Саровскому! Мы и мелодии не знали... И вдруг в машине втроем запели акафист! Я отворачивалась к окну, потому что слезы текли ручьем. Более сильного ощущения очистительной духовной радости я в своей жизни не испытывала! Ни от чего: ни от профессии, ни от личной жизни; никакого более глубокого переживания я никогда не чувствовала. Это, конечно, было связано с той благодатной духовной помощью, которую мы получили от отца Владимира в этот свой приезд.

Вся эта поездка была каким-то чудом: как все устраивалось, как все складывалось. Это одно из самых сильных воспоминаний в моей жизни; и одно из самых радостных воспоминаний, связанных с отцом Владимиром.

Образ батюшки в нашем сердце. И, конечно, мы ощущаем его молитвенную помощь.

Батюшка, отец Владимир, моли Бога о нас!"

Раб Божий Андрей Л.: "Мне кажется, что никакая книга не сможет вместить всех душевных излияний чад отца Владимира... Нелегко открывать миру сокровенное: комок подступает к горлу, и понимаешь, что все слова безсмысленны. А просто Бог послал тебе чудо - встречу с чудным дивеевским священником; а чудо описывать сложно!

...Мне долго не удавалось запомнить батюшкину фамилию; да и сейчас, когда приходится рассказывать о нем своим знакомым, я с удивлением вытаскиваю ее из памяти: Шикин. Такое впечатление, что она вовсе не нужна.

Наше знакомство началось, по-видимому, как и у многих духовных чад батюшки, с традиционной просьбы православных путешественников: "Батюшка, благословите!" - "Бог благословит!" - и получаю сильный, уверенный толчок в лоб. Батюшка перекрестил меня так, как никто до этого не крестил, и так тепло прижал к себе, что я ощутил себя маленьким мальчиком... С этого счастливого момента в моей жизни я стал духовным чадом отца Владимира.

Сейчас понимаю, что батюшка был моим отцом, именно отцом Владимиром, которому можно было позвонить и днем и ночью, и всегда у него было для тебя время. Не могу сказать, что общались мы часто, но Господь благословил мне в день кончины батюшки держать его на своих руках и вместе с матушкой Ириной перевозить мирно почившего из подмосковного госпиталя в Дивеево. Один Господь знает, что я передумал в те дни...

В своей жизни, перенасыщенной творческой суетой, мне много раз приходилось давать интервью. И только несколько из них можно назвать состоявшимися. Так же, наверное, обстоит дело и с нашиши исповедями... Батюшкин дар исповедовать, выметать греховный сор из души и соделывать ее "светелкой", не мог не притягивать к нему всевозможный люд: новоначальных и укорененных в вере, молодых и старых, имущих и неимущих, больных и здоровых, талантливых и простецов. И для каждого из нас находилось у него доброе слово пастыря. Но, как всегда, величину и значимость человека, степень его сердечной самоотдачи, самоотречения можно осознать и оценить только после его ухода в вечность... Приходя на могилку отца Владимира, - прямо за храмом Животворящей Троицы - осознаешь и уникальность, и самобытность этого дивного пастыря в истории Дивеевского монастыря: мы понимаем, что ни один священник или монахиня не сможет упокоиться у стен святого храма без благословения преподобного чудотворца земли Русской Серафима Саровского!

Храни нас всех Господь, молитвами любимого нашего батюшки!"

Духовная дочь отца Владимира Анна: "К батюшке я попала в самом начале его священнического пути. Я очень любила смотреть телевизор, а он закрыл мне рукой глаза: "Хватит увлекаться телевизором! Ты же наполовину наша", - и показал на клирос. Я подумала: "Какая же я "наша*", когда я замужем?" В следующий раз, когда я приехала к батюшке, он: "А кто тебя благословлял замуж-то выходить?" Я думаю: "Чай ты мне не духовник, вот". Потом привозила к батюшке мужа. Он исповедовал его почти три часа. И говорит: "Вам нужно расстаться". Я этому не поверила, а ровно через год, месяц в месяц, мы развелись, и для этого, оказывается, были веские причины. Хотя я вроде бы сильно любила своего мужа.

Батюшка все грехи покрывал и любил всех. В первое время, когда мы приезжали, он еле живой появлялся после службы и всех толп и начинал сам - кормить, поить чаем. Потом отправил нас на дальний источник, кто-то из детишек остался. Батюшка вздохнул как бы облегченно, было семь часов вечера: "Слава Богу, я хоть первый раз за день чайку попью". Время позднее, а мы даже не заметили, что он ничего не ел.

Однажды мои знакомые приехали с дочкой, которой было тринадцать лет. На вид еще маленькая, но попала в очень дурную компанию. Батюшка благословил ее маму идти разговаривать с одним человеком. А мне строго заметил: "Пусть лучше дома сидит, иначе через три-четыре года нельзя будет ее взять в руки". Так и произошло. Но, по молитвам батюшки, и за его любовь к ним все у этой девочки стало постепенно налаживаться. Но многого бы избежали, если бы послушались батюшку с самого начала.

Однажды ехала к отцу Владимиру очень голодная. Думаю, приеду - наемся. Добрались, готовим батюшке уху. Он пришел, садится за стол и говорит: "Вот едут и думают, приедем к батюшке и наедимся", У меня даже половник из рук выпал: "Ой, это же я думала".

В начале я сомневалась: "Что-то не так, ведь батюшка не пожилой. Откуда он все знает? Все к старцам едут, а тут такой молодой и все насквозь видит". Сидим за столом, он смотрит на меня и произносит: "Вот даже Анна думает: черная магия, черная магия". Как я просила у батюшки прощения!..

Приехала к отцу Владимиру семья с двумя детьми. Батюшка спрашивает: "А девочка где у вас?" А я думаю: какая девочка, я с ними двадцать лет вместе живу, никакой девочки не видела. Оказалось, соседка месяц назад сделала аборт и никому об этом не сказала, даже близким. А батюшка уже все знал. В один их приезд отец Владимир стал ломиком отколачивать лед: "Ну, Андрей, так лодку свою обивали?" Он работал первым помощником капитана, и накануне, готовясь к навигации, корабль освобождали ото льда.

Однажды приехали в батюшке мои родственники. Я очень любила свою сестру. Но батюшка предчувствовал, что бывают у меня скорби от нее. Хотел ее образумить или предостеречь: "Сейчас даже мультфильмы стали ужасные. Вы ребенка не приобщайте к телевизору. Вот моя матушка нечаянно видела детский фильм: в луже сидит лягушонок, а на горке - ежонок. Он берет палочки, кидает в друга. Лягушонок обливается кровью, а ежонок радуется". А накануне я сестренку свою назвала "ежонком"... Оказывается, батюшка предвидел подобную близкую скорбь.

Отец Владимир постоянно, без лишних слов отвечал на мои мысли. Однажды я очень устала. Думаю: "Как хорошо жить одной, ни о ком не безпокоиться, не заботиться". А батюшка идет мимо, потрепал меня по плечу: "Крепись, Анна, это твой крест". Однажды дальних знакомых позвала в Дивеево. И думаю: зачем я их привезла? И толку никакого не будет. А батюшка мне: "Хорошо, что их привезла, молодец. Будет толк".

В один наш приезд батюшку ждали накануне. Уже сутки его нет, матушка волнуется. Я зашла в его келью: "Как же так, люди ждут. Батюшка, родной, возвращайся скорей, мы ведь не зря здесь и на короткое время". Через полчаса - хлопает дверь машины, батюшка на пороге. И говорит: "Хорошо зовешь".

Сидим за ужином и говорим: "Как будто у нас дома скрытая кинокамера. Только приеду, а батюшка мне все сообщает, как будто о нас видео просмотрел".

Великим постом мы ездили в Дивеево несколько раз, а батюшка вдруг: "Вот наступит Пасха, а Анны нету!" А я: "Если были постом, то уж на Пасху как не быть?" И думаю дорогой: "Вот и неправда, тут уж он обмишурится". Но обстоятельства сложились так, что всю Пасху, до самой Троицы, меня в Дивеево не было.

Так хотелось все время к преподобному и к батюшке приехать, а машины нет. Батюшка потом меня утешил: "Вот у Анны машины нет, а она все время в Дивееве". Постоянно с народом ездила, увеличивала батюшке нагрузку. Однажды он идет, его будто ветром качает. Подходит и говорит: "Анна, я ведь трое суток не спал, хоть бы часок заснуть". А мы втроем только с автобуса. Говорим: "Ну, мы тогда пойдем". А он помолчал: "Нет, люди приехали, надо принять".

Однажды батюшка благословил всем иконочки. Мне пророка Божия Илии. Думаю, наверное, чтобы молитва была горячая. Батюшка в этот момент обходил людей, обернулся и произнес: "Сейчас я тебе скажу, зачем я дал тебе эту иконку". Вернулся: "Дал ее тебе, чтобы молилась пророку Илии и не осталась в свой час без куска хлеба". И точно, в свое время, молитвами батюшки, пророк Илия мне очень помог.

В другой раз вслух сказала: "Батюшка, я устала с народом ездить. Легче бы одной". "Нет, Анна, это воля Божия и твой крест",

Батюшка говорил: "Все время не забывай брать у меня на дорогу благословение". Однажды взять не получилось, мы не созвонились. А поехали в гололед, дорога - как стекло. Я каялась и все говорила: "Батюшка, прости!" Приехала, просила прощения: никогда больше не буду ездить без благословения. А он: "Я всю дорогу за вас переживал".

Батюшка очень любил своих детей. Они отвечали ему взаимностью. При страшной занятости он находил для них время. Но нередко я видела, как батюшка отдавал на общий стол какие-то дорогие подарки, лишая собственных детей вкусненького.

Однажды мне батюшка сказал; "Анна, я тебе скажу по секрету: мы с матушкой живем, как брат с сестрой". И поняла, что он был монахом уже очень много лет.

Говорил: "Вот только оставлю поклоны, устаю - что-то не то на душе. Подвига своего оставлять нельзя ни в коем случае".

Одни знакомые "налечились" у колдуна до такой степени, что в их одежде везде были иголки натыканы и всякая гадость. Я взяла все это - на пригорке закопала с молитвой "Отче наш". Появилась у батюшки. Он мне показывает, как я закапываю: "Все правильно сделала".

У моей соседки колдуны отняли память. В комнате всего натыкано было. По моему совету она съездила к батюшке. После чего Память у нее вернулась, все колдовские штуки она осознала, все разыскала и уничтожила. И стали они ездить к батюшке всей семьей.

Т.С. - наш облпрокурор, помогала монастырю. Приехала с дочкой, которая вышла замуж и была уже итальянская подданная, о чем батюшке не сказали. Прощаясь с ними, он говорит: "Благословляю на рождение четырех русско-итальянских детей". Я езжу к батюшке Кириллу более 20 лет, про себя думаю: "Наш отец Кирилл - святой". Но отцу Владимиру сказать не решалась. Однажды батюшка сам при мне произнес: "Батюшка Кирилл - святой".

Батюшка очень много претерпел при жизни клеветы, недоразумений среди сестер. Но он все переносил очень терпеливо. Поднимаемся на крыльцо, он говорит: "Вот и соседи тоже думают, что я колдун". Но мы знали, какой батюшка жизни, какой молитвенник. Тяжело было это, но он ни на кого не обижался. Наоборот, сам всех мирил, старался утешить, накормить, найти общий язык...

Мы с мамой зимой шли по канавке, проходили мимо батюшкиного дома и увидели: от конька крыши - огромный светящийся столб, как будто мощный луч прожектора. Был поздний вечер, и мы к батюшке не зашли. А утром у матушки спрашиваем: нет ли у них какого прожектора? Оказалось, что нет. И это мы видели несколько раз..."

"Поезжайте к отцу Владимиру в Дивеево"

Рассказ матушки Ирины: "Будучи в Санаксарском монастыре, раб Божий Николай почувствовал, что в него вошло темное облако. Наступило что-то типа столбняка, жуткое онемение. До этого был обыкновенный человек - журналист, благоговейный христианин, поехал в монастырь, и такое с ним произошло. Обратились к отцу Иерониму, чтобы он помог. А он: "Поезжайте в Дивеево к отцу Владимиру. Купайте в источниках".

Мне сообщают, что с Николаем случилось несчастье, он в полном столбняке, не владеет речью, никого не узнает. И жена хочет сдать его в сумасшедший дом. Наша знакомая Александра Яковлевна приходила к ним, читала все время Псалтирь. Поддерживала жену, объясняла, что это действие злых духов - не какое-то фи апологическое повреждение. Это такое обстояние, нашествие нечистой силы. Она рассказала, что когда читала Псалтирь, а перед этим начала произносить: "Да воскреснет Бог..." больной вдруг закричал: "А ты думаешь, она воскреснет? (про жену) Не воскреснет она!" То есть он прочел мысли Александры Яковлевны, она про себя молилась. Враг в его устах заговорил. И она: "Вот видишь, это свидетельство того, что в нем вражья сила".

Приехали к батюшке моему: "Отец Владимир, помогите Николаю, Вы должны его отчитать". Я стала возмущаться: "Вы знаете, ему владыка запретил отчитывать"  [11]. И начала отца Владимира всячески отговаривать: "Батюшка, я против этой поездки, у тебя дети, прошу тебя не читать заклинательных молитв, ведь сколько у тебя из-за этого напастей". "Ну хорошо, ничего не буду... Просто поеду, я должен на него посмотреть". Уехал. Что он там делал, не знаю, но Александра Яковлевна говорила, что он только беседовал и вразумил их как-то серьезно. Предложила: "Батюшка, подумай, ты эту семью знаешь, может у них неблагополучно с женой, может им какие-то взять обеты серьезные, подумать, почему такое наказание попущено. Всегда в православных семьях, когда что-то случалось, пересматривалась вся семейная жизнь и какие-то серьезные обеты приносились Богу, чтобы Он дал исцеление". - "Поговорю".

Вернулся: "Благословил, они приедут в Дивеево только в источнике искупаться". Говорю: "Прошу сюда не приводить..." Но все-таки они его к нам привезли. Батюшка собрался и уехал с ними на источник матушки Александры. Там отец Владимир Николая сам окунал. Был страшный мороз, середина зимы. Батюшка прибежал весь замерзший, рассказывал: "Он в таком столбняке, что даже сначала холодной воды не ощущал, но потом, на третий раз, чувствую, дошла холодная водица до его столбнячного состояния, все-таки его проняла. Начал наконец оживать. Наокунал его, как следует, и отправил обратно домой, в Выксу".

Через несколько дней звонит нам Александра Яковлевна и веселым голосом докладывает: "Николай-то исцелился после Дивеево. Полностью все прошло, совершенно нормальный человек после батюшкиного вмешательства". Сомневаюсь, что отец Владимир меня слушал. Он никому не мог отказать в помощи. Столь тяжело болящий человек, и батюшка помог ему излечиться... в тяжелейшем состоянии, в духовном одержании человек находился".

Раба Божия Александра: "Господи, благослови. И отец Владимир, благослови рассказать то, что я помню об исцелении раба Божиего Николая. Все видела своими глазами.

Поехала в Санаксарский монастырь семья: Николай с женой Ириной. Приехали туда, помолились, Николай, раб Божий, причастился, и было на него нападение. Он так вверился одной темной женщине. Сначала она выманила у него деньги. И он ей дал триста рублей и еще раз на дрова, хотя у самого было трое детей, жил в нужде. А потом хотел подарить икону Божьей Матери. И вот когда он протягивал ей икону, у него все поплыло. Явное колдовство.

Когда вернулись, через два дня жена приходит ко мне: "У Николая поехала крыша". Я: "Давай возвращаться назад к отцу Иерониму". Она берет машину, едем. С трудом, только со святой водой смогли его довезти. Он у нас вырывался, убегал. Постоянно водой с источника кропили, едва добрались. Отец Иероним сказал: "Необходима отчитка".

Караулить его было некому, жена отказалась, и старец благословил меня остаться с больным в келье. Всю ночь он бесновался, пальцами шевелил: "Чебурашки, чебурашки". Всякое вытворял. Всю ночь около него просидела. Кидался на меня: "Я тебя съем!" Чего только за эту ночь не пережила. Но сижу, улыбаюсь, осеняю его крестом: "Да воскреснет Бог..." - читаю молитву. У него рот закрывается, и руки опускаются. Так он ничего не мог со мной сделать, хотя множество имел диких намерений.

Отец Иероним велел быть в пять утра. Пришли в храм, оставила его с паломниками и отошла. Вернулась, а он ползет на четвереньках, как младенцы ползают, и другие несуразности творит. Ездили мы два раза к старцу. Наконец отец Иероним сказал: "Езжайте к отцу Владимиру в Дивеево". Говорю: "Его нет, он в отпуске". Улыбается: "Да не всегда же в отпуске". Сидела без конца на телефоне, названивала в Дивеево. Вдруг матушка Иринушка говорит: "Приехал батюшка". Жена Николая, хотя уже совершенно разводиться собралась, дает машину, и я еду за отцом Владимиром.

Батюшка в этот день наложил на себя пост и пребывал в глубокой молитве. Приехали. Николай - худющий, с ложки уже дочь кормила, стал совсем невменяемый, не мог уже пищу есть. Врачи лечили по-своему, а потом удивлялись, как Господь Бог помог ему. Отец Владимир облачился и начал читать над Николаем Евангелие. Когда читал, у батюшки в горле ком стоял, он плакал. Потом говорит: "У нас имеется два вида Причастия. Таких больных крещенской водой причащают". Он его приобщил крещенской водой. Все это было при нас, все мы видели своими глазами.

А потом велел жене налить три тазика воды. Она: "Теплой?" - "Нет, холодной". Капнул крещенской воды в эти тазики и искупал его: "Во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И Святаго Духа. Аминь". После этого все пошли за трапезу. Батюшка сидел около них. То Иринину руку возьмет и обнимет мужа, то рукой Николая обнимет жену. Сразу после этой процедуры Николай стал вкушать пищу сам, без всякой помощи.

Потом батюшка их взял в Дивеево, искупал у матушки Александры в источнике. Через два дня прихожу, Люда открывает дверь. Я: "Как здоровье?" Кричит: "Папа, папа, иди скорей, кто к нам пришел!" И выходит - здоровый человек! Мы обнимаемся, плачем, целуемся. Такой вот был случай.

Помню, как первый раз увидела отца Владимира. Только начал восстанавливаться в Дивеево монастырь, но уже служили. Приехали мы с группой паломников. Священников исповедывало много. И раб Божий Виктор меня спрашивает; "К какому пойдешь батюшке?" - "Вот к этому". - "Да ну, какой-то патлатый, неприглядный". Но все-таки пошел к нему. Отходит: "Вот так патлатый! Ты знаешь, что он сказал: "Ну как, помирился с соседом-то?" Глаза вытаращил: "Батюшка, из-за межи поругались"". Такой был батюшка провидец. Они после этого, наконец, примирились.

Я тогда вроде и верующая была, но оставались неотвязные грехи. Одна продавщица магазина меня постоянно зазывала. Гости да гости, и пристрастилась я с ними выпивать. Однажды совсем худая была история, рассказывать не буду. После Виктора пошла на исповедь к батюшке. Не знаю как, только про этот случай ему рассказала. До этого - никому не могу и все. Он: "А стыдно-то было?" - "Было, даже на иконы смотреть не могла". На самом деле я всегда переживала. Когда выпьешь, молиться не можешь, ничего путного на ум нейдет. Батюшка: "Чувствуешь, что виновата перед Господом Богом?… Повторяй за мной (на аналое была икона Божией Матери "Успение"): "Перед Пресвятой Богородицей, Крестом и Евангелием даю обет, что больше не буду выпивать вино"". Я повторила. Он меня благословляет. "Батюшка, она такая добрая, продавщица-то. Все говорит: "Александра Яковлевна, помолись, только твоими святыми молитвами..."" - "Добрая, добрая, но только вино заставляет пить!" По голове моей легонько, но ощутительно так - настучал-настучал. Все! Приехала домой: "Вы теперь выпивайте, а меня не заставляйте". - "Ну, это пост". Дело было Великим постом. Отвечаю: "И постом и не постом я больше не буду". И с этого дня - все. И все! Батюшкиными молитвами. Вот это чудо, чудо самое настоящее.

Как-то говорю: "Батюшка, у меня хозяин ведь курит и никак не может отстать, четыре раза бросал". - "Привози его ко мне". Привела, и он его только два раза благословил: когда пришли и когда уходили. И муж все бросил, а ведь сызмала навык. На Страстной неделе: "Закурю, не могу". - "Подожди, не кури, отцу Владимиру скажу". И скорей в Дивеево: "Батюшка, хозяин-то у меня хочет закурить". - "Ни в коем разе, ни в коем разе. До Светлого Христова Воскресения!" Он вытерпел и больше не взял папиросу в руки. Порой забудется, вытащит сигарету, но я ее выбрасывала, а он не просил и больше не курил. По святым молитвам. Царствие Небесное нашему отцу. Спал батюшка по два часа всего, я тому свидетель. Сколько раз у них была, домой далеко, ночевать оставляли. Вечером всех примет и в келью на свои правила. Легкий был поклоны класть.

Еще случай был. Сидим в трапезной. Вдруг звонок. "Посмотри, кто там пришел". Подхожу к дверям. Стоит молодой человек в кирзовых сапогах: "Кто ты?" А он: "Мы вот с мамкой, все денежки у нас забрали. Пошел в монастырь, а мне говорят: "Иди к отцу Владимиру, он тебе поможет"". Возвращаюсь: "Батюшка, их обобрали, а в монастыре к вам послали: только батюшка Владимир поможет". Он этого парня взял в свою келью, потом привел на пианино поиграть, накормил, дал ему в дорогу деньги и велел искупаться у матушки Александры в источнике три раза. Такой был батюшка. (Деньги они собирали на лечение, батюшка его исповедовал).

Потом мой сын, Мишенька, покойник, Царствие Небесное, жил у отца Владимира, помогал. У батюшки кто бы ни работал, он всем платил денежки. Сын обивал второй этаж рейкой. Мне говорил: "Мам, сколько раз я замечал, что отец Владимир читает мои мысли. И прямо мне отвечает - словами и делами".

А это со мной было. Батюшка был уже больной. Собиралась в Санаксарский монастырь и к отцу приехала. Он ищет, что бы мне подарить, все ищет глазами своими у себя в келье-то. А я думаю: "Где достать пятьдесят рублей, так на дорогу надо". Он берет свой подрясник, вытаскивает именно пятьдесят рублей и дает мне. Знаю, ему завтра в Москву, и ведь еле живой, может на врачей, лекарства понадобятся. Ведь зарплата нищая. Руки назад положила: 'Батюшка, ни за что, ни за что!" А он: "То просят, а то не берут". Так-то у него не сумеешь отказаться.

Вот я живой человек, каждый может меня спросить, хочется, чтобы все знали, какой силы Духа был отец Владимир и какой доброты. И я больше не найду такого батюшку никогда. В моих бедах он так помогал, сколько раз деньгами и словом. Слава Тебе, Боже, за него. У нас в Выксе люди помнят, какой он был провидец. Все об этом знали. Сколько народу обратилось к вере, когда он пришел к нам служить. А сколько ненавистников было! Сколько было зависти! А он молиться велел за всех. За всех только велел молиться. Слава Тебе, Боже наш! Слава Тебе!"

"Только сейчас выясняется, сколько грязи все годы его служения лили на батюшку, сколько клеветали. И нести это, никому, и самым близким не рассказывая и никогда вида не подавая, было настоящим подвигом, дополнительным мученичеством, - с грустью говорили родные батюшки. - К чести отца Владимира, несмотря ни на что, он неизменно хорошо ко всем относился!"

"На могилке, - рассказывает матушка Ирина, - я сказала одному человеку: "Вы так любите отца Владимира, он мне говорил и так светло о Вас рассказывал". Он изменился в лице: "Ну, какая там любовь, какая любовь..." - и почувствовала, что ему стало очень стыдно. И только теперь узнаю, сколько доносов писалось, и митрополиту в том числе. И все из-за зависти. Но Богу навеки слава - за все!"

"Не избегать искушений, не бежать от несправедливости и вражды, а во всех испытаниях, даже когда зло захлестывает нас, как поток, сохранять в сердцах чистоту, тепло, искренность и любовь. Есть люди, которые как будто призваны постоянно переносить недоброе к себе отношение... И только пока они хранят в сердцах Любовь, до тех пор они неуязвимы",- завещала Государыня Александра Феодоровна, терпевшая всю свою жизнь изощренную клевету.

Всех нас поражала редкая черта отца Владимира: он никогда никого не осуждал. Для современного мира это очень необыкновенно. Мне пришлось познакомиться со взглядами батюшки на эту тему при чтении его подборки к проповеди.

"Не судите, да не судимы будете..."

"Кто похищает власть Царскую, тот самозванец; кто присваивает власть, Богу принадлежащую, тот богопротивник".

Преподобный Дорофей: "Одному Богу принадлежит власть оправдывать и осуждать, поелику Он знает: душевное устроение каждого, силу, и образ воспитания, и дарования, и телосложения, и способности - и сообразно с этим судит каждого, как Он Сам один знает". Не судите. Суд - дело Божие. Да не судимы будете. Кто покроет грехи ближнего, не осудит его, того и Бог помилует на Суде Своем праведном.

"Пролог": "Умирал инок, по мнению всех, безпечный к своему Опасению, - с улыбкой спокойствия на устах. "Отчего ты в грозный гас так безпечален?" - спросили его братия. "Я жил нерадиво. С сокрушением признался я в своих делах, ожидая всей строгости Суда Господня. Но вдруг Ангелы сказали: "При всем небрежении ты был незлобив и никого не осуждал". И с этим словом раздрали рукописания грехов моих. Вот почему я так радуюсь". И, сказав это, предал дух свой Богу. Ибо каким судом вы судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою же и вам будут мерить. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен; ибо силен Бог восставить его. (Рим. 14, 4). Не порицай, не поноси, но вразумляй; не обвиняй, но советуй; не с гордостью нападай, но с любовью исправляй".

Блаженный Августин: "Будем строго судить, но начнем с самих себя. Ты расположен осудить ближнего? Но ведь ты к самому себе ближе всех". Один закон: люби, и любовь научит тебя, когда нужно и полезно покрыть грех ближнего, и когда следует с любовью обличить его. Преподобный Моисей говорил: "Безумно оставлять своего мертвеца и идти плакать над чужим мертвецом". "Кто чувствует тяжесть своих грехов, тот не смотрит на чужие грехи". Святого старца пригласили обсудить как наказать согрешившего. Он отказался. Но потом пошел, повесив на плечо дырявую корзинку с песком. "Что это такое?" - спросили его. "Это грехи мои сыплются позади меня, - отвечал старец, - я не смотрю на них, а иду судить чужие грехи". Услышав это, братия простили согрешившему.

Святитель Филарет: "Кто знает чужую совесть? Ты осуждаешь брата за вчерашний грех, а он, может быть, уже омыл этот грех слезами покаяния; ты его осуждаешь, а Бог уже простил его - и ты осуждаешь невинного, Богом уже оправданного, будущего святого…" Подражай тому, кто увидел согрешившего и вздохнул: "Горе мне! Как он согрешил сегодня, так согрешу и я завтра. И он, покается, а я, может быть, не успею, не в силах буду покаяться".

Святитель Димитрий Ростовский: "Не утешайся согрешением ближнего, чтобы и о твоем грехе не порадовались бесы и люди".

Преподобный Дорофей: "Рассказывая чужие грехи, вносим в чье-то сердце грех осуждения. Если бы мы имели любовь, то с соболезнованием смотрели бы на недостатки ближнего, как сказа но: любовь покрывает множество грехов (1 Пет.4,8)."

Преподобный Иоанн Лествичник: "За какие грехи осудим ближнего, в те впадем сами, и иначе не бывает!" Но когда отец видит пороки детей или начальник - пороки подчиненных, они не должны молчать. Ветхозаветный первосвященний Илий, по мягкосердию своему, не обличал и не наказывал своих порочных детей, и за это понес строгое наказание от Бога.

Запрещая осуждать ближнего, Господь не запрещает зло называть злом и отличать добро от зла.

Если вы будете прощать людям согрешения их, их проступки против вас, то простит и вам Отец ваш Небесный.

Святитель Иоанн Златоуст: "Господь как бы говорит:…Если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние. Ты прощаешь другому, ибо сам имеешь нужду в этом, а Бог прощает, ни в чем не нуждаясь; ты прощаешь брату, а Бог - рабу; ты виновен в безчисленных грехах, а Бог безгрешен".

Святой Киприан: "Бог заповедует, чтобы в дому Его жили только мирные, согласные, единодушные. Кто не имеет мира с людьми, тот, хотя бы претерпел смерть за Христа, останется виновен во вражде братской. Ибо сказано: Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца (1 Ин. 3,15)."

Как-то я в запальчивости рассказала батюшке одну ситуацию, ожидая обязательной негативной реакции. Мне казалось, что обойтись без "праведного осуждения" здесь невозможно. Отец Владимир остался спокоен: "Однажды от старца Силуана требовали произнести слово о тяжко согрешившем. Он ответил: "Сколько лет ты меня знаешь?" - "Сорок", - был ответ. "Слышал ли ты хоть однажды за эти годы, чтобы я кого-нибудь осудил?" - "Нет"".

"Бог не запрещает нам называть грех своим именем, - добавил батюшка. - Но просит не осуждать грешника. То есть, не иметь к нему никакого зла, тем паче - ненависти. Даже когда Евангелие говорит лучше было бы (виновному), чтобы ему повесили жернов на шею..., имеется в виду, что всегда лучше быть наказанным в этой жизни, чем в будущей. Ибо здешнее наказание более легкое. Нигде Бог не предлагает нам ненавидеть согрешающего. Самые резкие слова Он произносит - с болью о падшем человеке. Мы действительно не можем судить ни о ком, так как не знаем, во-первых, всех особенностей жизни человека. Один родился в верующей семье, имел православное окружение, добрых друзей… У другого был отец-алкоголик, мать воровка и ни одной благомыслящей души рядом... Неужели вы думаете, Бог будет судить этих людей одинаково строго?

К тому же мы не знаем степени благочестия или нечестия его усопших родных, череда которых уходит в безконечность. (Существует понятие грехов, перешедших от прадедов на младшие поколения). Для души, серьезно утяжеленной нераскаянными загробными грехами, иногда и малое духовное усилие может оказаться великим в очах Божиих. Он один знает степень противодействия темных сил благому намерению каждого человека.

Нередко приходится видеть здесь одержимых или душевнобольных. Не правда ли, их жалко? Но вокруг человека злого - не меньшее количество бесов. Хотя, с общепринятой точки зрения, эти люди здоровы... Бывает, родители - коммунисты, атеисты, а прабабушка - в Царствии Небесном. И она молится за внуков. И те встают вопреки семейным влияниям - на церковный путь. И в этом нет большой заслуги. Порой кто-то сделает несколько искренних шагов к Богу, один раз причастится, но всем сердцем, - и будет помилован. А другой живет интенсивной церковной жизнью, храмы восстанавливает, воздвигает из своих трудов - постамент. Благочестие - налицо. Но Бог может за всю его жизнь так и не дождаться от его души того, чего ждет...

Старец Силуан многократно напоминает, исходя из своего опыта: от человека, который осуждает, отходит благодать Божия. Мы ведь хотим попасть в Царствие Небесное, в котором наш Царь, Елисавета Феодоровна... Но всем известно письмо, написанное великой княжной Ольгой: "Отец просит передать всем, чтобы не мстили за него, потому что он простил всех и за всех молится. И что зло, которое сейчас в мире, будет еще больше. Но не зло победит зло - а только любовь".

Памятны строки Сергея Бехтеева царственным узникам в ссылку. Воистину это "Молитва":

….Дай крепость нам, о Боже правый,

Злодейство ближнего прощать

И крест тяжелый и кровавый

С Твоею кротостью встречать…

И у преддверия могилы

Вдохни в уста Твоих рабов

Нечеловеческие силы -

Молиться кротко за врагов.

Преподобномученица великая княгиня Елисавета перед тем, как ее живую сбросили в шахту, произнесла слова, которые написала на памятнике мужу, убитому Каляевым: "Господи, прости им, не ведают бо, что творят". И у Пушкина понятие христианской кончины отождествлялось с прощением собственному убийце.

По сравнению с соседом, который пьет и бьет, легко увидеть себя на высоте, Но Бог предлагает ежедневно сравнивать себя со святыми, Матерью Божией, с Ним Самим. Простая логика: сосед, который тебе несимпатичен, как не имеющий ни соответствующего воспитания, ни духовной помощи - имеет основание для снисхождения Божия. Мы же, получившие то и другое, в глазах Господа можем оказаться ниже этого грешника. Одарив Своими милостями, Бог ждет от нас не формального благочестия, настоящей жизни во Христе. Чему мы не соответствуем.

Почему-то редко приводим себе на память: если Господь отнимет Свою благодать, неизвестно, на что мы сами станем способны.

Например, вот этот грешник кажется нам неисправимым. Но известно, Бог силен любое "прокаженное житие убелити". Не станет ли завтра этот лютый злодей - вторым Апостолом Павлом?!"

Батюшка закончил: "Если мы оставляем за собой право осуждать, наше главное исповедание перед принятием Святых Христовых Тайн: "Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистинну Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмъ аз" - становится лицемерием. Святые называли себя первыми грешниками - не для красного слова. Потому что соприкоснулись - со Святостью Бога. Перед Нею - чья "праведность" устоит?"

Раб Божий Владимир: "Как хочется сохранить духовные наставления отца Владимира, жить, им не изменяя. После одной исповеди он поразил меня замечанием: "Имей в виду, и богохульные, и всякие нечистые помыслы имеют своим источником - гордость. Главное, не останавливайся на себе, не говори: как я мог это допустить, как до этого дошел? Это вопль гордостного самомнения. Смирись, восчувствуй и скажи: "Иного и ожидать от меня, Господи, не приходится, никуда негодного, всескверного и немощного". тут же возблагодари: "Если бы не Твоя безмерная благость, Господи, не остановился бы я на этом, а впал бы еще в худшее"".

Утешая меня, батюшка сказал: "Первое в искушениях: никогда не падать духом, не унывать - не отчаиваться. В момент самого серьезного нападения скверных помыслов, когда кажется, что враг одержал победу, тебя уложили на лопатки, и дьявол торжествует, если ты с дьявольским предложением не согласен, не принимаешь, отвергаешь наваждение всем существом - ты не побежден! Ты, в очах Божиих, - мужественный воин, во всеоружии, с копьем и в латах. Терпишь раны, наносимые врагом, но на самом деле являешься неуязвимым по существу. Пока ты не согласился с дьяволом - ты победитель".

Отец Владимир предупредил меня, что в битве с нечистью, одно из главных мест занимает борьба с воображением. "Прочти у Никодима Святогорца в "Невидимой брани" 26 главу "Как исправлять воображение и память". Считаю эту книгу полезнейшей для каждого. Всем бы не мешало ее почитать".

"а) Знай, что как Бог есть вне всех чувств и всего чувственного, вне всякаго вида, цвета, меры и места, есть совершенно безубразен и безвиден, и хотя везде есть, но есть превыше всего; то Он есть и вне всякого воображения. Отсюда само собою следует, что воображение есть такая сила души, которая по природе своей не имеет способности пребывать в области единения с Богом.

б) Знай, что и люцифер, первый из ангелов, будучи прежде выше всякого неразумного воображения и вне всякого вида, цвета и чувства, как ум мысленный, невещественный, безвидный и безтелесный, когда потом возмечтал и наполнил ум свой образами равенства Богу, ниспал от оного безвидного, безубразного, безстрастного и простого безвеществия ума в это многовидное, многосоставное и дебелое воображение, как учат святые отцы, и таким образом, из Ангела безвидного, безвещественного и безстрастного сделался диаволом, некако вещественным, многовидным и страстным. Но каким стал он, таким же сделались и слуги его, все демоны. Подобно людям, потеряв ангельскую сладость, они лишились Божественного наслаждения и осуждены в перстном находить услаждение, как и мы, сделавшись вещественными чрез навыкновение вещественным страстям" (Добротолюбие). По сей причине диавол у святых отцов называется живописцем, змием многовидным, питающимся землей страстей, фантазером и другими подобными именами. Из сего уразумей, возлюбленный, что как многовидная фантазия есть изобретение и порождение диавола, то она для него премноговожделенна и пригодна к погублению нас. Святые отцы справедливо называют ее мостом, чрез который душеубийственные демоны проходят в душу, смешиваются с ней и делают ее пчельником трутней, жилищем срамных, злых и богопротивных помыслов, и всяких нечистых страстей, душевных и телесных.

в) Человекоубийца диавол, как сам пал от мечтания о богоравенстве, так довел и Адама до того, что он стал мечтать умом своим о равенстве Богу, и пал от такого своего мечтания; и за то из мысленной оной, равноангелъской, чистой, разумной и безубразной жизни низринут был в эту чувственную, многосоставную, многовпдную, в образы и мечтания погруженную жизнь, в состояние неразумных животных. Ибо быть погружену в образы или жить в них и под влиянием их, есть свойство неразумных животных, а не существ разумных.

В какие страсти, в какое злонравие и в какие заблуждения введен он был своим воображателъным мечтанием? Нравоучение наполнил разными обольщениями, физику - многими лжеучениями, богословие - непотребными и нелепыми догмами и баснями. И не древние только, но и новейшие мыслители, желая любомудрствоватъ и говорить о Боге и о Божественных, простых и недоступных воображению и фантазии таинствах (ибо в этом тру де должна работать высшая сила души - ум), и приступив к сему делу прежде очищения своего ума от страстных видов и воображательных образов чувственных вещей, - вместо истины нашли ложь"".

Семинарист Д.: "Страшное дело - формальная молитва, - говорил отец Владимир, прозревая мои грехи. - С этим навыком придется расстаться. Нередко за службой читают - от зубов отскакивает. Останови человека, он тебе не скажет, что сейчас произнес. Чтец не знает, что читает, и люди усиливаются разобрать хоть фразу Апостола, Канона - не могут. Такая гипнотическая власть беса. Получается, у народа отнимаем смысл - своей безсмыслицей. Ответственность алтарника - велика. Потому недопустим грех формализма. Для служащего Богу - это грех номер один. Душепагубно произносить святые слова бездумно: зачем тогда становиться священником, монахом? Помнишь, к т о у преподобного именуется "черными головешками?" Да, молиться всерьез нелегко, но остальное - не молитва. Представь, я сделаю вид, что разговариваю с тобой, а сам буду смотреть в потолок и вспоминать ерунду. Подчас только делаем вид, что встали на молитву. Для кого - вид делаем? Для себя! Не для - Всевидящего.

Все ждут от Бога - утешения. А ты сначала потребуй от себя - правдивости. Не открывай молитвослов - не осознав себя первым грешником. Трудно - отложи правило, вспомни собственные грехи. Вспомни, кто ты на самом деле... Без сокрушения сердечного, без покаяния за свои и чужие грехи Иисусова молитва лишается двух третей своей силы. И он процитировал мне: "Две тысячи лет Христос обращается к нам с одним требованием. Оно превосходит все другие. Он просит: "Сыне, даждь Мне сердце"".

"Иногда и простое повторение имеет смысл, - улыбнулся батюшка, заметив растерянность, которую я старался скрыть. - "У одного подвижника жил говорящий попугай, который научился произносить Иисусову молитву. Однажды его похитил коршун. Попугай от страха как закричит: "Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!" От неожиданности коршун разжал когти... И тот спасся". Батюшка рассмеялся и с любовью прижал к себе мою голову, поцеловал и сказал прямо в душу: "Начинай, начинай относиться - серьезно к себе и - к Богу... Время коротко"".

Духовная дочь батюшки, послушница М: "Бог послал мне отца Владимира в самое тяжелое для меня время, когда были большие искушения с сестрой, старшей по игуменскому корпусу. Она так сильно смиряла меня, что я не выдерживала. Было мукой находиться с ней вдвоем в келье, поэтому я часто молилась в коридоре или на улице и приходила только спать. Враг посеял такую вражду. Отец Владимир посоветовал не разговаривать с ней, не выяснять отношений, а общаться письменно по самым необходимым вопросам. Мы писали друг другу записки на предмет послушаний. Я очень унывала, так как все время осуждала ее и злилась. И вот когда в таком помраченном состоянии я приходила в храм, батюшка сразу все понимал и начинал меня всячески веселить. Подхожу под елеопомазание, и он вдруг произносит: "Вот посланница "Всех скорбящих Радости" идет" (а ведь я родилась в день Ее праздника!) называл меня первым монархистом XXI века (я глубоко чтила Царя). Все уныние, батюшкиными молитвами, сразу же проходило. Во время исповеди читал стихи, сочиненные им экспромтом, в которых подсказывал мои нераскаянные грехи. Неоднократно он даже предсказывал мне в стихах будущие искушения, что-то сбылось через пару лет и позже (я не признавалась, что очень люблю поэзию...).

Кроме гостиничного, было у меня еще одно очень тяжелое по слушание: ухаживать за парализованной больной, которая умирала от рака. Она не давала покоя ни днем, ни ночью. Все время мы дежурили подле нее вдвоем с медсестрой. И вот однажды она прибегает ко мне и сообщает, что Людмила умерла: пульс не прослушивается, дыхания нет. Я бегу за батюшкой, чтобы он прочитал отходную. Отец Владимир взял Святые Дары и говорит: "А теперь бежим причащать ее!" Я ему: "Она же умерла..." - "Ничего, Бог ее воскресит. Только не забудь крещенской воды захватить, и побыстрее". Он побежал, я за ним еле-еле успеваю, задохнулась. Приехал сын, не застал ее в живых, убивается, плачет подле матери.

Отец Владимир стремительно вошел в келью, окропил усопшую водой. С молитвой окропил все вокруг, осеняя стены крестом. Перекрестил ее и произнес: "Людмила, вставай! Я тебя причащать пришел!" Мне стало почему-то очень смешно, я даже немного хихикнула. И что вы думаете?! Она вдруг открыла глаза: взгляд мутный... Батюшка ее еще раз окропил, благословил, и она зашевелилась, ожила. Я была в ужасе. Осталось трое свидетелей этого события: медсестра, сын Людмилы и я.

То, что больная не умерла в этот раз, было немаловажным для ее судьбы: после этого она отписала свой дом на канавке монастырю, приняла монашеский постриг. Батюшка заходил к ней почти каждый день, отдавал уйму времени, много с ней возился. Парализованную, полностью неподвижную, поднимал на ноги и заставлял ходить. Для нее это было очень тяжело, так как были сильные боли, и она очень на него роптала. Но он шутил: "Надо. Надо тебе ходить. Как говорят врачи: органы мертвое тело не обслуживают". Конечно, она стала его духовной дочерью, батюшка отдал ей огромное количество сил. Она даже скончалась сразу вслед за батюшкой.

Через краткое время на меня было тяжелейшее бесовское нападение. Я не могла выйти из страшного состояния, ничего мне не помогало. Когда в часы отчаяния, я, вся мрачная, приходила в храм, батюшка предлагал: "Пойдем панихиду попоем", - отец Владимир при тяжелых душевных состояниях советовал почаще служить панихиду в качестве духовного лечения. Потом посмотрел на меня: "Нет, пожалуй, сейчас ты и петь не сможешь. Пойдем-ка на паперть". Выходим. Он неожиданно резко: "Сними очки". Сдергивает свою скуфейку и начинает хлестать меня ею по лицу. Вся черная туча от меня отлетает. Отец Владимир радуется: "Неужели помогло?!" - хлопает в ладоши, ликует как ребенок (батюшка нередко, чтобы переключить наше внимание от совершенного им, начинал вести себя как бы несерьезно). Потом идем петь. Я - полностью исцелена...

Называла его исповеди, когда батюшка в храме ставил людей на колени, призывал всех каяться, и народ обливался слезами - "проповедью всемирного покаяния". Не забуду, как начала ходить к нему исповедоваться. Мы привыкли, что монашествующих берут без очереди; подойду, он глянет на меня и зовет других, третьих. Уже изнемогаю, мне надо на послушание. А он посмотрит сбоку: готова или нет, и опять - не берет. И вот так несколько раз, пока я не зарыдаю, буквально обольюсь слезами. Тогда сам подойдет, возьмет ласково за руку, примет листочек с грехами, так как говорить я уже не в состоянии, только плачу. И уж тогда начинает утешать: вот ты и созрела...

На одной из таких исповедей народ давно на коленях, заждались батюшку, а его все нет. И вдруг я замечаю страшную черную старуху, которая явно колдует на свечах: многократно переворачивает то вверх, то вниз, и что-то бормочет, творит заклинания, как будто гипноз. И тут батюшку вывели из алтаря под руки, на нем нет лица, бледный и говорит тихим голосом: "Простите, мои дорогие... помочь вам уже не могу... мне что-то очень плохо". После этого батюшка мучительно, на грани смерти - болел дифтерией. За него молились многие сестры. Собирались в храме Рождества Христова, читали канон о болящих. Он восстанавливался необыкновенно тяжело и долго.

Меня посылали на Север. Я не обретала в себе сил на это послушание. Со многими тяжелыми искушениями, которые без помощи отца Владимира я бы ни за что не одолела, поехала выполнять благословение. Была все еще в глубоком унынии. Но батюшка светло напутствовал меня: "Не думай, что это по воле людей. Тебя зовет к себе Царь. Едешь выполнять его послушание". Приходилось общаться со многими священниками. Некоторые поручали мне проводить после богослужения воскресную школу с прихожанами сел. Молитвами отца Владимира через меня, недостойную, продолжалась батюшкина проповедь о покаянии перед Царем, Люди начинали плакать и каяться. Были случаи, когда целые деревни крестились, впервые исповедовали Господа. Естественно, это было полностью невозможно для моих немощных сил. Эта необыкновенная реакция была результатом святых молитв и благословений батюшки.

Отец Владимир особенно помогал мне при жизни, неустанно поддерживает меня и после смерти. Никогда не отблагодарю Господа за его святые молитвы".

Как-то ехала в автобусе с человеком, который поделился: "Еду к батюшке, которому исповедал свою страсть к курению, а он поднял крест, и меня им - по лбу! Потом благословил. Признаться, удивился, но самое поразительное - я с тех пор ни одной сигареты не выкурил. Два года прошло. А до этого "бросал" двадцать раз, и разве что на неделю меня хватало…" Сколько их было, исцелений недугов, явных и тайных - Бог весть.

Эти два рассказа записаны со слов духовной дочери отца Владимира, Маргариты, у могилы батюшки в день святого равноапостольного великого князя Владимира: "У меня хронический остеохондроз в тяжелой форме. Делали даже операцию. Регулярные сезонные обострения, осенью, весной. В этот вечер батюшка служил парастас по моему покойному мужу. А мне настолько плохо, что не знаю, куда деться: ни встать, ни сесть... Служба после всенощной и исповеди, едва сижу и думаю, как в таком состоянии дойду до своей деревни: семь километров пешком, последний автобус ушел в шесть тридцать вечера. Батюшка отслужил панихиду, подходит: "Ну, что, болеешь?" ~ "Да, вот спина... Не знаю, как до дома дойду". Он снял с моей головы шерстяной шарф, меня им опоясал. Концы держит одной рукой прямо перед собой, а правой эти концы молча сосредоточенно крестит. Потом передал их мне в руки, благословил. Сняла шарф, покрыла голову и сразу чувствую - спине легче, легче... Как будто темная хватка меня отпустила. Так никогда в жизни не шла домой - как будто кто по воздуху отнес, просто пролетела семь километров. Казалось, минут пятнадцать потратила на дорогу.

В другой раз горло основательно заболело: ангина. Неделя, другая... Домашними средствами лечилась - не помогает. Третья неделя прошла, глотать по-прежнему очень больно, И говорю батюшке после исповеди: "Что-то у меня горло болит. Не знаю уже чем лечиться: ничего не помогает". Он правой рукой вдруг сжал мне горло, несколько секунд помял, отпустил: "Теперь сходи на источник матушки Александры и девять раз окунись с головой". - Пошла, сделала, как велел: пью ледяную воду, а глотать - не больно! Так все и прошло".

"Только глубоко страдающий человек поймет, что сделал отец Владимир для его души, какие мы его должники. И другие многие обязательно это поймут, хоть на том свете", - сказала мне одна страдалица из батюшкиных духовных чад. Все время от разных людей слышу повторяющуюся удивительную фразу: "Он взял мою боль - на себя". Это же страшно. Разве это посильно человеку? На днях прочла о преподобном Нектарии Оптинском: "Всегда он был весел, смеялся, шутил и делал счастливыми всех, кто входил нему и проводил с ним хотя бы, несколько минут. Он брал на себя грехи, тяжести и страдания других. Это - чувствовали все, соприкасающиеся с ним…" Да, оказывается, такое возможно. Ибо сказал Господь: Еда (разве) забудет жена отроча свое, еже не по-миловати исчадия чрева своего? Аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе - глаголет Господь (Ис. 49,15). Молитвой отца Владимира Господь отирал "всяку слезу" от наших очей. Спаситель по сей день находит тех, через кого действует на земле такая любовь. Императрица Александра Феодоровна писала в своем дневнике: "Бог утешает. Он всегда полон нежности и сочувствия к человеческой боли и страданиям. На каждой странице Священного Писания Бог дает понять людям, что Он их любит, что Он их Друг, и что Он хочет им добра. Вот что делает Библию такой драгоценной книгой для тех, кто пал духом, оскорблен, разочарован, одинок, изнемогает в борьбе. "Я коже аще кого мати утешает, тако и Аз утешу вы, и ...утешитеся", - глаголет Господь (пророк Исайя)".

Любовь Николаевна М., Московская область: "В 1994 году мы приехали в Дивеево в первый раз. С 1973 года я стремилась побывать у Серафима Саровского. И вот Господь сподобил. Мы в Дивеево! Пришли в храм. Сразу обратила внимание на отца Владимира с его необыкновенным отношением к людям. Подошла к нему и попросила о своей внучке. Он спросил, где девочка. Ответила, что она дома. После краткой паузы он сказал: "Привозите, я посмотрю". - "Она ведь в тяжелом состоянии, батюшка, как мы с ней справимся?" Он сказал: "Довезете".

Мы вернулись в свой поселок. Женечка не могла ходить, не говорила. Ручки все время в неуправляемых движениях: избивала себя, царапала в кровь лицо, и хотя мы ее связывали, она разрывала повязки и была постоянно в синяках. Если бы дать ей свободу, могла бы навредить себе очень сильно. Когда мы носили ее к Причастию, двое держали ручки, двое - ножки, и один нес. После моего возвращения из Дивеева мы причащали Женечку в воскресенье. И я показала ей книжки в церковной лавке. Прошли вдоль витрины, и она выбрала "Четвертый удел Божией Матери". Это было в феврале 1994 года. Девочке в то время было восемь лет, но она, конечно, у нас не читала.

Мы привезли ее в Дивеево на машине, пригласили батюшку в дом, где мы остановились. Он молился над внучкой, занимался с ней и сказал, что случай очень тяжелый. Мы приезжали в Дивеево каждый год два раза. Брали по одной розочке от святых мощей Серафима Саровского, по благословению отца Владимира. Батюшка говорил: "Грехи пятого-шестого поколения еще можно отмолить, а двенадцатого - невозможно". Но, молитвами батюшки, Женечка стала ходить с нами за руку гулять. И вот чудо: после возвращения из Дивеева она сама сняла завязки и сказала: "Не надо!" И с тех пор мы ее больше не связывали. Зимой она научилась кататься с горки, стала постепенно разговаривать, хоть и коверкая слова. Стала сама кушать, играть игрушками. Делила конфеты между всеми четырьмя детьми. Мы причащали ее регулярно - каждое воскресенье. Только, Слава Тебе, Боже, держать ее было уже не нужно.

Когда мы собирались в Дивеево, батюшка знал, что мы приедем, хотя мы об этом не писали и приезжали в разное время. Отец Владимир заранее приносил нашей хозяйке мешок картошки, лук, капусту, морковь и другие продукты. Говорил ей: "У тебя скоро гости будут".

Мне кто-то сказал, что у батюшки трое детей. Приготовила ему три шоколадки, в одну сунула незаметно деньги. Он принял шоколадки, тут же открыл ту самую и, возвращая деньги, сказал: "Только у меня не трое, а двое детей. За шоколадки спасибо, а остальное оставь себе".

Однажды, по вражескому наущению, мы поссорились с хозяйкой, и я пошла к батюшке: как быть? Он дал мне дельный совет: "Напиши ей письмо, все слова благодарности, проси прощения, хоть как будто ты и не очень виновата. И вложи деньги". (На тот момент она их у меня еще не просила). Я все сделала по батюшкиному совету. Когда я вернулась, хозяйка заявила, что я должна ей 75 рублей. Батюшка еще добавил: "Придет время, она сама будет просить у тебя прощения и помощи". Женщина эта такая деловая, все - сама, ни в ком не нуждается, и думаю: как это возможно? Но прошло семь лет, и она обратилась именно к нам: "Помоги мне найти в Московской области дом". Нашли ей в нашем же поселке. Купила, переехала. И все время к нам приходит: печку сделать, свет провести, воду - просьбы без числа. Так исполнились батюшкины предсказания. Пока дом не устроила, жила у нас месяцами.

При первой же встрече сказала батюшке: у меня муж неверующий. Николая Чудотворца иконочку десятки лет проносила на груди - прятала святыню. Муж не разрешал иконы дома держать, был партийный работник. Отец Владимир за него молился. Через два года дивеевских поездок, не веря себе, надела на него крест. Сказала: "А Серафим Саровский велел, чтобы ты носил крест и не снимал". И с тех пор не снимает. Стал гораздо благожелательнее, а ведь прежде не мог в храм зайти. Теперь сам водит внучку Женечку к Причастию.

Когда мы бывали в Дивеево, батюшка приходил к нам три - четыре дня подряд. Во вторую поездку меня серьезным образом исповедал. Подолгу с девочкой занимался. В последний раз уходит, хозяйка мне: "У него такие слезы по лицу". Я побежала за ним прошу благословения - взять билеты на обратную дорогу. А он, не оборачиваясь: "Что билеты? Так доедешь!" (И представьте, в кассе не было билетов. Уж я не знала, как молиться, преподобного Серафима призывала и отца Владимира. Два билета откуда-то нашлись. Невиданное дело: нас четверых, двое взрослых, двое детей, провезли по двум билетам). И я опять: "Батюшка, благословите, чувствует сердце, мне и младшую сноха отдаст" (Вику, 4 года). Батюшка повернулся ко мне, лицо залито слезами, благословляет и говорит: "Приедешь, все четверо - твои будут!" Вечером позвонила по телефону домой и узнала, что сноха накануне выпила стакан спирта "Рояль" и утром не проснулась... С тех пор я - бабушка-опекун четырех детей, документально.

Когда мы приезжали, отец Владимир, хоть занят, внимательно выслушает, пошутит. Говорил всегда с наставлением и убеждением. Как мы любили батюшку! Для его детей я шила мягкие игрушки. Иногда он приходил с сыном. Арсений был любознательный, подвижный, шустрый мальчик. Со святыми упокой, Господи, отца Владимира и Арсения. Вечная им память. В нашем поселковом храме всегда поминают о упокоении иеромонаха Владимира и отрока Арсения".

Одна и та же черта повторяется в безчисленных рассказах: все дела, за которые брался батюшка (а наша внутренняя жизнь идет с вечными затруднениями, запинаниями), все, во что он включался, тут же, если можно так выразиться, становилось на колеса.

Характерный рассказ: "У меня родилась внучка с родовой травмой и такая слабенькая, что даже не решались ее крестить: не дай Бог, простудится. Уже у моей дочери требуют, чтобы ребенка на первую прививку привезли, а девочка наша - чуть жива. И дочь, хотя едва верующая, говорит: "Нет, пока не крестим, врачам не дам". И мы все "на нервах", не знаем, что делать. Приехала в Дивеево (мы от него на значительном расстоянии), рассказываю ситуацию батюшке. А он: "Привози ее ко мне". - "Батюшка, да мне бы и в голову это не пришло, ведь далеко, ребенок столь болезненный, и подумать страшно о такой дороге". - "Ну, я тебе сказал, а ты как хочешь". С огромным сомнением вернулась домой. Рассказываю своим, а у меня полон дом неверующих. Дочь только-только порог храма переступила. И тут, представить невозможно: зять не возражает, мой муж - также, на работе всех отпускают, машина тут же появляется. И все это, как одним небесным мановением... В двенадцать часов ночи мы приходим к коллективному семейному решению - и готовы привезти ребенка к батюшке.

К трем часам ночи прозваниваемся в Дивеево, договариваемся с батюшкой, и утром мы уже здесь. Совершая эти крестины, отец Владимир сказал: "Когда я погрузил в купель твою внучку в первый раз, она посмотрела на меня так, что я чуть не заплакал…""

Слушая эти слова, вспоминаю фотографии, где батюшка за три недели до смерти крестит младенца. Он не выглядит ни больным, ни умирающим. Редкой силой духа обладал батюшка, и этот пламень не угасал до конца, все больше разрастаясь. Столько души проливается на крошечное существо, будто это родственник батюшки, родной ему ребенок. Навсегда останется перед глазами, как умирающий священник крестит новорожденное дитя. "Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко..." - произнес святой праведный Симеон, принимая на руки Божественного Младенца, и воздал хвалу Творцу. Внутреннее благоговение, преклонение перед тайной жизни, перед Самим Христом, сокровенно пребывающим и в этом Новорожденном, созерцание света души непорочной, радость неизреченная - все это читается и в облике крещающего батюшки.

Из письма р.Б.Галины из Рязани.

Батюшку в первый раз я увидела в ночь на 15 января 1994 года. Мы двумя автобусами приехали в Дивеево. После вечерней службы несколько священников вышли на исповедь. Я никого не знала, но слышала, что к отцу Владимиру лучше всего идти, а на роду у него было не сосчитать. Думаю, ладно, куда спешить: заняла очередь и пошла за сумкой, которую оставила в автобусе. В ней мои лекарства, такое заболевание, что без них не обойтись, услышала, что автобус уехал и не вернется. Впала в панику, но делать нечего, вернулась в храм. Очередь мало продвинулась, люди исповедовались отцу подолгу. А он стоял в правой части храма, ни на что не опираясь, не присаживаясь час за часом. И я жалела его, жалела себя, что моя очередь раньше четырех-пяти утра не подойдет, а я не доживу до этого без лекарств. В третьем часу ночи мне стало совсем плохо. Не хотела упасть в храме, боялась быть принятой за бесноватую. Вышла на воздух с намерением сесть под розовый куст, замерзнуть и умереть. Небо черное, звезды яркие, и вот смерть рядом. Спустилась со ступеней и вижу: из предвратного здания вышла монахиня и быстро идет мне навстречу. Я ей робко: у вас медпункта нет? А она мне: я все знаю, идемте со мной. Это оказалась монахиня, ведающая лекарствами. В три часа ночи одна - оденешенька вышла ко мне! Все мне дала, и я спасена.

Вернулась в храм, голова кружится от перенесенного стресса, очередь приблизилась. Многие просят пропустить вперед, так как плохо себя чувствуют, и я не возражаю. Отец Владимир принимает исповедь шестой час бессменно. Хотя бы кто стул принес. И вот моя очередь. Батюшка говорит: "Я за тобой наблюдаю, ты сама падаешь с ног, а других пропускаешь - настоящая христианка". Отвечаю: "Вы так устали!" ~ "Правда, очень устал". - "Отдохните на мне, я жаловаться не буду". Он смеется, и я тоже. Он что-нибудь скажет, отвечу и снова смеемся. Батюшка: "Ну что, будем смеяться или исповедоваться? Иди к иконе Божией Матери, помолись". Пошла. Помолилась, подхожу снова. Батюшка: "Ну, рассказывай, какие у тебя грехи". - "Да все житейские, как у всех". Батюшка опять улыбнулся и говорит: "Первый раз смеюсь на исповеди, обычно плачем", - и вдруг очень серьезно: "Ну, давай разберемся". И начал меня расспрашивать, вразумлять, советовать. Все было так легко: спаслась (Батюшка Серафим не позволил умереть), отец Владимир исповедовал. Вместо слез было просто счастье.

Раннюю литургию служили в нижнем храме, где теперь Матушка Александра с сестрами. А потом был крестный ход. Народу - море. Я роста небольшого, стою, зажатая у стенки. Священников идет много-много. Вижу отца Владимира справа по ходу. Он повернул в мою сторону голову, и мы встретились взглядом. Батюшка отделился от колонны, выхватил меня из толпы, и вот я иду с крестным ходом в неописуемой радости. Это первая наша встреча.

Стала ездить в Дивеево по нескольку раз в год. Около батюшки всегда плотная толпа, и мне пробраться невозможно. Я отходила подальше и начинала молча взывать: батюшка, батюшка, а я-то! Через некоторое время он смотрел на меня и звал. Я уже серьезно исповедовалась. Однажды в трудную минуту он прижал мою голову к себе и всю тягость черную с меня снял. Подобного в моей жизни не было.

Помню, как-то он сидел у колонны храма и исповедовал. Был полумрак. Глаза его казались огромными. Подошла моя очередь, я встала на колени перед ним и впервые стала жаловаться на свои болезни, и он мне назвал такую мою тайну, которую я, по гордыне своей, никогда бы не открыла. Я плакала, уткнувшись в его колени, а он меня утешал, жалел, объяснял. Пишу и вновь все это переживаю. В Рязани, дома, я всегда чувствовала, что он есть и радовалась. Не смела вообразить, что можно просить его взять меня в духовные дочери. Кто я такая! И он! Я благодарна судьбе, что видела отца Владимира, что он со мной разговаривал. А теперь так жалко и плачу: овеяла Благодать Божия на краткое время, а теперь - будто птица счастья улетела. Такая убогая, ничего не умею сделать для своего спасения. Я жалела отца Владимира, чувствовала, какой он бесконечно уставший, обремененный просителями, хотя вида никогда не подавал. Думала - ну вот, и я свой воз на него повешу.

О смерти батюшки узнала не сразу. Он умер в день моего Ангела, я ведь Галина. Последний раз ездила в Дивеево на Успение Божией Матери в 2001 году. У меня были там трудные минуты. И я взывала: отец, знаю, что я тебе не духовное чадо, но помоги, устрой все. Правда, я еще и Царицу Небесную просила. И помощь пришла удивительным образом. В этот раз священник на исповеди мне сказал: "Оторвись от земного, думай о горнем. Недолго осталось мучиться на этом свете". Будто от самого отца Владимира услыхала. Он нередко говорил: "Время наше короткое". Быть может умереть благословил - главное дело жизни. А я утонула в серой суете и своих липких серых грехах.

Матушка Ирина! Не выразить боль утраты батюшки и сожаления, что я не духовная дочь ему... Какой удивительный светлый человек отец Владимир! Вы, наверное, в обыденности, когда батюшка был рядом, не чувствовали так остро - как он велик, как угоден Богу. Потому что нужно расстояние и время, чтобы это постичь умом и сердцем. Раньше Вы легко глядели в глаза батюшке, а теперь смотрите на него вверх, подняв глаза, а со временем будете поднимать голову все выше и выше, отыскивая в Небе какую-нибудь весточку.

С благодарной памятью, р. Б. Галина.

Дорогая Галина и все те, сердца которых коснулся отец Владимир своей Христовой добротой, - не скорбите напрасно. Ради того, чтобы Вы радовались - написаны эти страницы. Сколь отзывчив был батюшка на человеческое горе при жизни, еще более он слышит нас - сегодня. Рассказывайте ему все свои печали. Звание духовного чада мы имеем, теряем или приобретаем - своей преданностью отцу, хранением в нашей жизни заповеданного и м. Будем постоянно сверять свои слова, мысли, чувства и дела - с его жизнью. Будем просить у него нелицемерного покаяния, искренних слез, - видя свое полное несоответствие оставленному им образу служения Творцу и человеку. Ибо мы не способны ни жалеть других, ни любить, ни жертвовать собой так как делал это он - ежеминутно. Отличие детей в том, чтобы походить на отца. Будем умолять батюшку испросить для нас сил хотя бы немного на него стать похожими. Верю, отец Владимир не оставит, не бросит ни одного из любящих его - ни в этой жизни, ни в будущей.

"Покаянной молитвой помолиться"

Рассказ духовной дочери отца Владимира инокини Н. "Был праздник святителя Николая. К нам на скит в первый раз приехал отец Владимир. Его только рукоположили (31 октября), едва сорок дней прошло. На первой моей исповеди постаралась все тщательно рассказать, открыть батюшке все мучающие меня проблемы. Его ответы меня поразили. Он все мои неверные помышления отсек и сказал, как надо идти. Удивительная вескость слов, ощутила, что это - именно для меня. В душу дохнуло духовной силой, как будто это был уже опытный пастырь.

Отец Владимир всегда спрашивал про маму. Она очень переживала, что дочь ушла в монастырь. Для нее это было потрясением. Она крещеная, но не воцерковленная. Говорила: "Батюшка, я не знаю, как мама. У нас одни проблемы. Пишу ей об одном, а она все о другом: приезжай обратно, возвращайся". А батюшка снова: "Как мама? Когда она приедет?" - "Мне советуют обратиться к старцам, попросить молитв". - "Зачем вам старцы?" И вдруг осознала: "Действительно, для чего старец, когда у меня есть батюшка?!" С этого дня старалась каждое благословение выполнять. Поняла, все его замечания, любая фраза - неслучайны и значат очень много. Часто батюшкины советы противоречили моим мыслям, желаниям, их трудно было осуществить. Но когда я их выполняла, убеждалась, что иным способом выйти из этого положения нельзя. Несколько раз убедившись в этом, стала старалась следовать его словам постоянно. И тут он сказал: "Если вы хотите, чтобы я стал вашим духовником, вы должны подготовить генеральную исповедь". И отец Владимир написал наставление об исповеди:

1) Должна появиться потребность подробной, так называемой, генеральной исповеди. Должно родиться покаянное чувство вины перед Господом за прожитые годы. Нет ничего тайного, что не сделается явным (Мк. 22, 4).

2) Исповедуйте, что вспомните, с целью, чтобы в душе не осталось и пятнышка греха. Это, конечно, сделать чрезвычайно трудно.

3) Не надо говорить о разрешенных грехах. Смертные и тяжелые грехи, которые до сих пор грызут совесть (хоть и исповеданные) - о них сказать стоит.

4) Повествование недопустимо, потому что при этом трудно избежать элемента соблазна самооправдания и невольного приукрашивания, а сие на исповеди не надо допускать.

5) Нужно избегать подробностей, которые могут оживить помыслы, связанные с некоторыми грехами прошлых лет.

6) Необходимо помолиться, чтобы Господь дал образ покаяния. Покаянной молитвой помолиться.

Подробная исповедь нужна, чтобы изгладить любое темное пятно, всякое недостойное движение души. Если его не уничтожить осуждением на исповеди, оно будет влиять на всю жизнь, внося в нее некие помехи, препятствуя духовному преуспеянию. Наконец, к исповеди я обязан приступать в искренней уверенности, что нет греха, который я не совершил, хотя бы мысленно. Посему, по мере осознания своей жизни, как глубоко греховной, надо исповедать все грехи, чтобы они не ушли с тобой в вечность. Другой гарантии, кроме таинства исповеди - нет. Гарантии, что ты не унесешь с собой в вечность камень, который повлечет тебя ко дну. Храни вас Господь и да подаст Он вам силы исполнить подвиг, о котором вы так хорошо сказали.

Перед этим призналась батюшке: "Исповедь никогда не бывает одной и той же. Всегда так страшно, как будто идешь окунаться в источник. Хоть и с радостью, но всегда возникает особенный страх, порой и ужас. Когда я иду к исповеди, как в источник иду: и страшно, и понимаю, что это очищение. И не знаешь, окунешься или нет. А когда выйдешь из обновляющей воды - наслаждаешься благодатью". И батюшка мне это подтверждал: "Исповедь должна быть неким подвигом".

С тех пор Господь посылал возможность все время исповедоваться у отца Владимира. Было отмерено краткое время, и это общение с батюшкой было Его Милостью.

В первые месяцы священства при случившейся невольной ошибке в богослужении - батюшка падал перед Престолом на колени и умолял Господа о прощении, просил со слезами... И появлялся из алтаря просветленный, радостный, готовый всех простить.

К таинству покаяния батюшка относился сугубо. На каждой проповеди он напоминал, что нам необходимо углублять покаяние. Увидев мое твердое намерение готовиться к иночеству, он сказал: "Не подходите к исповеди, не прочитав все каноны, Апостол, Евангелие и все, что полагается…"

В начале моего монастырского пути искушения случались на каждом шагу: и платок не так завязала, и то, и это... со всех сторон сыпались мелкие напасти. В этот период батюшка меня необыкновенно наставил: "Знаете, матушка, монаху надо быть слегка юродивым. Ни в коем случае, конечно, не дурачиться. Но, когда хочется обидеться (вроде бы оно обидно кажется), надо просто повести себя немножко несерьезно, показать себя таким "простачком"". И следуя этому, убедилась, насколько это был глубокий совет. И многие ситуации по сей день оказываются не такими страшными и сложными.

Батюшка не мог видеть человека, теряющего образ Божий. Чужое падение становилось его личной трагедией. По-разному можно скорбеть. Батюшка необыкновенно горевал о всех неблагополучных, погибающих. Его участие могло переворачивать людям жизнь.

Как-то в разговоре с одним рабочим допустила язвительность. На исповеди батюшка конкретно спросил о сказанном мной. Повторила. Он так огорчился. Это не было большим грубиянством, но он огорчился за меня, за мою бестактность. Сказал несколько слов, от которых мне стало стыдно. И стыдно - очень. С тех пор подобного не позволяла.

Остались в памяти многие примеры батюшкиной воспитанности и деликатности. У одной послушницы были проблемы в общении с одним человеком. Он был с ней чрезмерно строг. Она пожаловалась отцу Владимиру. А он: "Вы не обижайтесь, у него такой характер". Хотя я прекрасно знала, что батюшка сам от этого человека очень много претерпевал.

Незабываемый на скиту случай. Отец Владимир уже закончил причащать, и вдруг к нему подошла женщина с яркой косметикой. "Я бы хотела причастить младенца". Батюшка вернулся в алтарь, поставил Чашу на Престол. Вернулся к ней: "Что же ты делаешь? Понимаешь ли, что пришла в храм? Посмотри на свои ногти! И этими руками ты держишь ребенка?! Прежде чем взять младенца на руки, нужно очиститься самой. Он же святой. У тебя на руках - святыня. Чтобы причастить его, ты должна - исповедаться сама". Он обличал ее одновременно - с властью, болью за нее и любовью. Она была поражена, растеряна. Батюшка говорил с ней, словно видел ее насквозь. Стал шепотом называть ее грехи - прямо тут, на амвоне. Она начала плакать навзрыд. Батюшка прочел разрешительную молитву: "Чтобы причаститься, тебе нужна еще одна исповедь". И причастил младенца.

Служение батюшки во время литургии было необыкновенно благоговейным. Поражала искренность, с которой он стоял перед Престолом. Предельная правдивость, с которой он служил, ощущая себя в присутствии Христа. Иеромонах Рафаил из К-го монастыря рассказывал своим чадам о литургии отца Владимира, как, совершая ее, он плачет, скрывая это от сослужащих. Помню, насколько он был строг во всех богослужебных контекстах, службах; старался всегда служить по полной мерке, по дореволюционным добрым образцам.

Потом Бог посетил меня серьезной болезнью. Самое страшное, стали нетрудоспособными руки. Была в полном отчаянии. Батюшка очень переживал, помогал с первого дня болезни и очень меня поддержал. Они с матушкой все какие-то витаминчики подсовывали. Батюшка молился, но исцеление не наступало. Отсоборовалась, пробовала многие средства, но ничего не помогало. В эти месяцы батюшка подарил мне несколько икон, и среди них - Песчанскую Божию Матерь. Что-нибудь постоянно присылал: коробки конфет и другие добрые подарки в утешение.

И однажды сказал: "Давайте попробуем лечиться по методу глубокого очищения организма протоиерея Василия (Швеца)". Он - духовное чадо схииеромонаха Серафима Вырицкого. Согласилась. Батюшка говорит: "Когда вы хотите начать?" - "С завтрашнего дня". - "Ну, благословите меня вместе с вами". Это, конечно, была улыбка для ободрения.

Подвиг трехнедельного голодания отец Владимир полностью проходил вместе со мной, не меняя напряженного ритма своей жизни. Благодарю Бога за испытание: это было время становления, покаяния. Чувствовала силу сугубых молитв отца Владимира, которые меня держали. Постепенно он меньше стал, что называется, гладить меня по головке. Наверное, решил, что я выхожу из младенчества.

После голодания спросила: "Батюшка, а когда же будет исцеление?" Он так, как-то легко, почти небрежно, говорит: "Ну, исцеление будет позже". После этих слов стала легче относиться к болезни. Принимала лекарства для подкрепления. Подумала: эта болезнь - подготовка к будущему постригу. Искушения меня не оставляли, в период поста враг еще больше нападал. Так я и готовилась. Приняла постриг - и болезнь меня оставила. Сохранилась только в малой мере. Чтобы я не забывалась. Сказала отцу: "Я исцелилась!" - "Никому не говори, об этом не обязательно всем знать. Это лично для тебя". Тем более что немного осталось. Нередко слышала от батюшки: "Надо терпеть! Что-то всегда надо терпеть. Это часть монашеского делания". И еще слова преподобного Амвросия: "Монаху не надо стремиться вылечиться, лишь подлечиваться. Есть болезни, которые ему полезны". Отец Владимир повторял: "Терпеть!" Он со мной кратко общался. Две-три фразы. Но его слово обладало властью. Произнесенное в какой-то отчаянный период болезни - оно держало меня своей силой.

Многие пытались на отца Владимира клеветать, всегда это отметала. Великим постом ко мне подошел человек и произнес хулу на батюшку. Милостью Божией, совладала с собой, не стала с ним спорить. Страшно выходить на битву при неопытности, можно ничего не доказать и самой упасть. После этого почувствовала, что мне очень больно, как будто в сердце вошла заноза. Пыталась молиться, старалась сама с этим справиться и - не могла. На исповеди рассказала батюшке, не упоминая, что это о нем. Но он сразу понял. И тут же назвал имя человека, распространявшего клевету: "Я слышал это". Стал очень углублен, сосредоточен, не перевел все в шутку: "Вы знаете, что это? Это хула на Духа Святаго". Этими словами батюшка защищал, во-первых, священный сан. Чистого человека грязь не коснется, если меня это задело, значит, и во мне была какая-то язва. Он стал еще серьезнее после этого разговора. Позже отец Владимир предупредил: "Незаслуженно обвиняющие человека в колдовстве обыкновенно сами являются скрытыми слугами темных сил".

Однажды не собиралась исповедоваться, но батюшка настоятельно мне предложил. Милостью батюшкиных молитв начала видеть свое непотребство, хлынули слезы. И немного грехов назвала, он: "Все?" - "Все". Батюшка: "Вот она - подлинная монашеская радость, монашеские слезы". И прочел "разрешение".

Несколько раз отец Владимир меня исцелял. Однажды была сильная головная боль. После исповеди пожаловалась: "Батюшка, у меня очень болит голова. Просто изнемогаю - а надо идти на послушание, требующее большой отдачи сил. Так тяжко". Он наклонил мне голову, начал "мять" шейные позвонки, несколько раз сжал голову руками. Прочитал разрешительную молитву. Отошла - полная ясность и свежесть, никакого намека на бывшее. Подобная боль могла укладывать меня в постель на неделю.

Каждый год с отцом Владимиром происходили какие-то большие личные несчастья, выводившие его из строя. Недаром он постоянно носил чужие "бремена неудобоносимые". Один во всем Дивееве заболел дифтерией - чуть не умер. Предрекали потерю голоса. Тяжело возвращался к жизни... Это все за наши грехи. Через год - фурункулез. Не обращая внимания на высокую температуру и боль, поехал служить на скит. Мы собирали землянику. В страшный ливень возвращались по чистому полю - под молниями. В ужасе молились всем святым. Но я просила отца Владимира: "Молитесь о нас!" Молния, если едешь полем, - бьет по любой возвышенной точке. Мы были обречены. Чудом уцелели. Приехали и узнали, что батюшка здесь и - очень болен. После богослужения он лег в машину. Состояние было ужасное - крайнее... На следующий день батюшку оперировали - смертельный фурункулез. При таких болезнях священника, понимаешь всю тяжесть своих грехов.

Проблемы с мамой продолжались. Отец Владимир благословил ее приехать. Она то появлялась, то уезжала и, наконец, через два года: "Все, я остаюсь". Начались мытарства: никто не соглашался ее приютить. Поселится и через краткое время уходит. Батюшка помогал не только молитвами. Убедил одних людей принять ее, у них она и осталась жить.

В святом месте бесы сугубо воюют, это каждый испытал. Приехала сюда в первый раз - приложилась ко кресту матушки Александры и ощутила, что мое сердце - окаменело. Было так обидно. Почему я не могу радоваться? Мечтала о Дивееве, читала "Летопись" - плакала. Так стремилась сюда - приезжаю и испытываю эту смертельную холодность. Все это, оказывается, по грехам. Предстояло принести невнешнее покаяние. Прошло время, прежде чем сердце растопилось. А потом мама перестала общаться с батюшкой. Когда его видела, становилась каменная. Прошу: "Пойдем к отцу Владимиру, исповедуешься. Хоть под благословение..." Она, если и подходила к нему, то становилась, как железная. Грехи доверяла только мне. Но батюшка и в этой ситуации сочувствовал, во-первых, ей: "Если она только вам может все рассказывать, значит, вы должны ее выслушивать. Ради нее. Иного выхода нет. Молитесь, за нее нужно очень серьезно молиться". Полная перемена маминой жизни произошла - вслед за кончиной батюшки.

Батюшка оказывал тайную милостыню. Многим людям и нашей семье. Он просто снабжал нас деньгами. Как-то предложил: "Позвоните отцу, пригласите сюда приехать". Передала батюшке отказ отца. Отец Владимир задумался и с тех пор нам все время помогал. Этого не знал никто. Только, может быть, в последние месяцы матушка узнала, когда он через нее посылал свою регулярную помощь. Причем все делал невидимо: проходит мимо, даст в руку сумму и идет дальше. Однажды мы с ним заходили в храм, к нему бросилась женщина, прося о помощи. Он прошел, чтобы я осталась за дверью, и вернулся. Но видела, как он дал ей в руку немелкие деньги и быстро отошел. Все хорошее делал незаметно. Многое существенное в батюшке открывалось только внимательному взгляду.

Был очень строг к себе, к выполнению своих обязанностей. И снисходителен к другим. Один период я была старшей по келий. И как-то обратилась к батюшке в кризисной ситуации. Две сестры не могли поделить, кому из них убирать. Он мне просто сказал: "Значит, вам надо убрать самой, вы же старшая". Это было его кредо. Он постоянно чужие ноши брал на себя. С ним всегда всем было легко".

Слуга Господень

"Господь оставил нам простые понятные слова, которые почти никто из нас, грешных, не в силах исполнить. Он умывал ноги Своим ученикам и называл Себя Слугой всех людей. Он призывал к подражанию Себе всех, кто готов последовать Его пути. Отец Владимир был воистину слуга Господень - воин Христов, отдавший себя Богу и нам - без остатка.

Узнала отца Владимира благодаря прозорливцу из Сергиева Посада Борису, за которым ухаживала, по милости Божией. Благословляя меня в Дивеево, он вручил мне записку с просьбой святых молитв о себе: "Отдашь первому встречному священнику". Вот я в дивеевском соборе, поклонилась Пресвятой Троице, Владычице, Серафиму. И вижу, ко мне стремительно приближается батюшка. Только взяла благословение: "Доставай, что ты там привезла..." Быстро прочел, пристально посмотрел на меня и поцеловал в грешный лоб.

Меня поразили его ясные, очень живые глаза, необычные манеры: простота и близость, которые и в отношениях родственников не всегда встретишь. Таким теплом обогрел, казалось, была с ним знакома всю жизнь. Эти неведомые миру тепло и ласка давно чужды отпавшему от Бога человечеству. В этой жизни культивируются недоверие, отчужденность, подозрительность, агрессия даже между родными по крови. Но Христос нам заповедал - только любовь по отношению друг к другу. Бог создал всех как единую семью. Мы все Его действительные (недостойные) дети, каждый час забываем, что мы - братья и сестры. Отец Владимир нам об этом всей жизнью своей напоминал.

Вот он уже с другими. За ним - толпа народа, все теснятся, спешат быть поближе. Внимает всем: благословляет, дает крест, кого погладит, другого легко стукнет - все делает быстро, с необыкновенно доброй улыбкой. Всех видит сразу: кого-то достает, протягивая руку через головы, не забывает толпящихся сзади и самых ненавязчивых. Прикладывает крест к устам, ко лбу или хлопнет по плечу. Знал, кого хлопнуть, кому по голове постучать: выгонял, вытряхивал нечисть - тряс нас, как трясут запыленные мешки. Все склоняли свои головы, чувствуя немедленное облегчение.

За всю эту, подаренную тысячам душ, - легкость, сам стал легок от голода и страданий, довершая наше очищение. Утонченную свою плоть утончил до былинки. До конца исповедовал людей и причащал, брал на себя чужие скорби. Глядя на батюшку, думала: "Такими должны быть истинные последователи Евангелия. Вот она - преданность, живая вера, отдающая себя без остатка, Христа ради". Утонченная его душа до конца одухотворила плоть - и ушла ко Христу. Не забудь нас, грешных, не оставь до конца, любимый батюшка. Ты видишь наши слезы.

Моим иночеством в 68 лет (сейчас мне 73) я обязана отцу Владимиру. Постоянно все эти годы он задаривал меня; раздавала дары его другим - в помощь спасению душ. Сколько он делал для нас! Его молитвы и благословения переменили мою жизнь. Откуда ни возьмись, в моем немалом возрасте появились силы, неутомимость делах. Несла тяжелое послушание санитаркой и сестрой милосердия в интернате престарелых №7. Трудилась в доме о. Бориса, Сергиевом Посаде, собирала деньги на храм в Бужаниново - по 12 часов стояла с ящиком в жестокие морозы. Постоянно обращалась мысленно к батюшке за помощью. Духовные его очи видели опасности, которым я подвергалась. Ко мне подходили бесноватые, экстрасенсы... Не говорила, не писала отцу Владимиру о своих трудностях. Он сам все слышал. И по нескольку раз в месяц через своих чад подкреплял святыней: присылал кусочки плата от святых мощей преподобного Серафима, масло, просфоры. И частицы святых мощей. Со святой защитой на груди я обретала такую смелость, что ограждала крестом себя и внутренне всех имевших недорые мысли. Они менялись в лице и подходили ко мне уже нестрашные, иногда расслабленные, с поддельно доброй улыбкой. Батюшкина сила умягчала злые сердца. Нередко после целодневных трудов приходилось, уже ночью, ехать в Сергиев Посад. На дороге, в электричке кого только не встретишь. Но стоило обратиться мысленно к Господу: "Защити, молитвами отца духовного", - как устранялись все опасности и путь становился легким, светлым.

Перечень моих дел, которые привозила на благословение батюшки, он быстро читал и всегда часть вычеркивал: "Перегрузка, нельзя, оставь на потом". Любил мои короткие письма и всегда отвечал на них. Никогда не говорила ему о сыне и как о нем переживаю. Очень удивилась, услышав: "Сына твоего знаю, видел". Было ясно, что он молится о нем. Однажды, не ведая даты, приехала в день батюшкиного праздника и оказалась за столом рядом с другом моего сына, художником. Отец Владимир из пьяницы превратил его в иконописца. Позже, к моему удивлению, выяснила, что многие батюшкины чада - знакомые мои и сына. Как будто круг людей совершался по заказу. При очередной встрече только поражались: "И ты батюшку знаешь? Но это же чудо!"

Во второй раз я привезла в Дивеево двух подруг. Они исповедались, а я продолжала ждать батюшку. Кто-то сказал: отца Владимира завтра не будет. Окончательно расстроилась и вдруг его вижу: "Батюшка, исповедуйте меня, завтра вас на исповеди не будет, а мы сегодня уезжаем". Улыбнулся: "Будет, будет... оставайся".

Позже поняла, он задержал меня, чтобы побыла здесь одна, без суеты. Как дорого было не торопясь помолиться, очистить душу в святых водах источника, спокойно подготовиться к Причастию. Если бы уехала в тот день, ничего бы не получила. Вот так батюшка без лишних слов помогал всем на каждом шагу.

Большую часть своей жизни, благодаря работе, я вращалась "в больших кругах": исполкомах, центральном аппарате министерства, одном посольстве; все это - надутый театр лицемерия, фальшь, пустота. Какой разительный контраст являет жизнь этого мира - с жизнью одного настоящего священника.

Смысл бытия, Истину Христову познать мне помог отец Владимир. Редко встречалась с ним, кратко общалась. Но мне, как и многим другим, достаточно было его видеть, наблюдать за ним, чтобы учиться Православию. Была свидетельницей эпизодов, способных привести в трепет и страх живую человеческую душу.

...После литургии в храме внезапно возникло смятение, тревога, послышались громкие голоса. Все оборачивались на этот шум. Человек шесть мужчин с большим усилием вели бесноватого - здорового детину, который был вне себя. Неожиданными резкими движениями он вырывался из рук сопровождавших с желанием опрометью убежать, они едва с ним справлялись. Все испытывали невольный страх, многим хотелось куда-нибудь скрыться или отойти подальше. Разные бывают одержимые, этот был крайне опасен. Таких на улице не встретишь, они содержатся за решетками, в буйных отделениях психушек. Лицо больного непрестанно меняло выражение: отчаяния, негодования, откровенного безумия...

Забегали в поисках священника, который мог бы помочь. А навстречу уже идет наш батюшка - спокойно, с доброй улыбкой. Одержимый обернулся ему навстречу, лицо его мгновенно преобразилось. Трудно описать это изменение. Как будто больной увидел самого близкого друга или отца. Он стал улыбаться с необыкновенным умилением еще до того, как батюшка приблизился к нему. Отец Владимир дал знак, и несчастный пошел за ним. Батюшка встал у раки преподобного Серафима и начал служить акафист. Одержимый стал за ним, опустился на колени и так пребывал во все время молебна. Батюшка время от времени оборачивался, обращая на него взор, клал руку ему на голову или плечо, после чего больной склонял голову до пола. Его давно никто не держал, он смиренно подчинялся одному только взгляду, молитве батюшки. Вернее - силе Христовой, действующей через него. Большая толпа людей теснилась за загородкой, внимая чуду. В конце молебна больной встал, вытирая слезы. Державшие его прежде и близкие со слезами подошли к нему. Плакала вся толпа людей. Такое излияние благодати произошло в этот час. Батюшка стал благословлять. Люди толпились вокруг него, протягивали головы, руки, детей. Каждый получал Божию милостыню.

За самое краткое время отец Владимир всем послужил. Молниеносный в раздаянии даров, незримой силой всех обогрел, очистил, облегчил. Присутствовать при этом было большой радостью. Люди шли к батюшке доверчиво, с детской искренностью и простотой. Думала: еще жив русский человек, еще способен на духовное восприятие. Еще не полностью исказили душу народа западные сквернители. Такого нигде не встречала. Приблизиться к батюшке, получить его благословение - значило вдохнуть силу небесной жизни, почувствовать легкость и обновление.

Моя подруга Галина долго страдала непонятной болезнью руки. Были периодические боли и онемения. Она переживала, что в паломничествах не может нести сумки. Предлагала раз за разом: "Обратись к отцу Владимиру..." Она и слушать не хотела: "Я пойду к своему батюшке, он доктором был в миру". Когда, уже будучи в монастыре, я не могла бывать у отца Владимира, Галина, наконец, приехала в Дивеево. Подошла к отцу, передала от меня низкий поклон. Он вдруг легко ударил ее по руке: "Что же ты не слушаешься Софию?" Она ощутила немедленное облегчение и со слезами стала благодарить его и просить прощения.

Чада отца Владимира регулярно посещали меня в Москве. Получала нетронутый артос, по 50 и более просфор, хлебцев, сухарики преподобного. Частицы мощей святых. Много всего раздавала и в подворье Шубино. Однажды я оказалась в батюшкиной квартире (домашней церкви) и услышала молитву послушницы о здравии инокини Софии. Поминание звучало при зажжении каждой лампадки. Спросила: "Кто та София, о которой ты молишься?" - "Отец Владимир велел мне зажигать лампадки с этой молитвой, так как это масло от нее". Вспомнила, что уже давно послала батюшке несколько баков лучшего масла из Ново-Спасского монастыря. Но воздавать такой сторицей... Сколько же молитв таилось в трех баках масла? Не вмещаю в своем бедном уме столь великую благодарность. Милость и любовь поистине Христовы. Родимый батюшка, в этой многосложной жизни один ты поддерживал меня, только твои молитвы. Не оставь и там, в вечности.

Однажды, уже тяжко больным, отец Владимир посетил меня в мастерской под алтарем. Посмотрел мои работы и сказал: "Детей своих привезу, чтобы они увидели". Сердце мое билось, не находила слов, все разом вспомнилось. Понимала: эта встреча - последняя. Боль и страх сжимали сердце. Хваталась за батюшкину руку, как будто пыталась не допустить совершиться - неизбежному. Но батюшкин взгляд вкладывал в меня главные слова: "Да будет воля Твоя, Господи". Отец Владимир передал мне однажды список близких имен. Все имена поминаю и буду поминать перед алтарем, пока я есть. Вскоре получила от батюшки короткое письмо, которое берегу как самое ценное сокровище: последние наставления, благословения. Батюшка - светильник моей судьбы, и таковым был для многих других людей.

Склоняем свои головы и омываем слезами путь твой, твою семью, твою могилу, над которой кружился чудный голубь. Сколько людей и детей приложились к ногам твоим в гробу. Коль красны ноги благовествующих мир. В холодный час марта, когда опускали гроб твой, солнце светило необычным светом, отдавая свою теплоту. Все тепло своего сердца - отдал нам. Само Небо, природа благодарили тебя. Сырая холодная земля стала пухом от стольких слез. Как просветлели лица всех пришедших проститься. Они привели, принесли к мощам твоим своих детей. Ангельскими чистыми устами младенцы прикладывались к тебе и за всех, кто хотел и не смог здесь быть. Вереница людей с детьми длилась без конца, очень трудным было расставание с тобой. Как рыдала схимница Манефа! Прости нас всех, недостойных тебя. Ты светил нам до своего конца. А сколько нас у тебя? Продолжаю жить под твоими лучами, они не гаснут. И будут всегда согревать наши сердца и мысли. Ты повел, приблизил к Спасителю большинство порученных тебе Богом. Закатилось солнце на земном горизонте и взошло - на Небесном. Не оставь нас и там, в вечности!

Над моим столом по всей стене - иконостас. Иконы из многих святых мест. Посредине Царь-мученик Николай II, которого батюшка особенно любил, почитал и молился ему неустанно. Рядом - фотографии отца Владимира. Ты жив, батюшка, и я беседую с тобой, советуюсь каждый день. Чувствую ежедневную твою защиту. Ты заповедал мне читать молитву за спасение гибнущей Руси Православной. И исповедь покаянную за убиение и непочитание Царя. Все выполняю: слово отца для меня свято.

Прости меня, батюшка, если у меня не все так, как бы ты хотел. Помолись за меня, грешную, как и раньше, поддержи в этой многосложной жизни. Простите меня все, кто будет читать то, что слезах здесь написала.

Недостойная инокиня София,

Ново-Девичий монастырь, г. Москва, январь 2001 г."

"Мы можем уподобляться Господу - в смирении"

Отец Владимир был глубоко духовно связан с великим подвижником нашего времени Тихоном Агриковым (в схиме Пантелеймоном, 15.11.2000 г.), хотя никогда не видел его лично.

Будучи монахом Троице-Сергиевой Лавры, архимандрит Тихон изгонял бесов, исцелял неисцелимое для врачей. На его проповедях плакали все присутствующие - таким обильным было излияние Божией благодати. Господь попустил Своему избраннику величайшие скорби. Только после его смерти стало известно, как его преследовало КГБ. Всю жизнь подвижника не оставляла и прямая ненависть дьявола, его одолевали толпы одержимых. Когда он ушел в затвор и порой в два-три ночи выходил во двор Лавры, тут же, как из-под земли, появлялись бесноватые. Они кидались на монаха, рвали его одежды, кусали, валили на землю. Были случаи покушений на его жизнь. В глухом углу дальнего коридора обители безумная однажды вцепилась в горло старца железной хваткой и душила его. "По милости Божией, я оказался сильнее и сумел оторвать от себя ее руки", - писал позже батюшка. Начальство Лавры решило отпустить измученного монаха в отпуск. Глубокой ночью, завернувшись в мантию, отец Тихон покинул келью и направился к ожидавшей его машине. Об условленном часе не знал никто, кроме шофера. Но адские преследователи были тут как тут. Толпа бесноватых в ярости кинулась на батюшку. Они прыгали на машину, под колеса, рвались внутрь. Водитель чудом разорвал их кольцо. Одна одержимая, вцепившись в сиденье, так и осталась внутри. Шофер буквально вырвал ее, как кошку, и оставил в поле на выезде из Сергиева Посада.

Сколько было радости у духовных чад батюшки, не мечтавших о милости - видеть у себя в доме отца. Звенела посуда, стол украшали цветы, цвели улыбки. Только один маленький мальчик, двухлетний крестник батюшки, был невероятно серьезен. Ходил кругами вокруг него и вздыхал не по-детски. "Деточка, у тебя что-нибудь болит?" - наклонившись к Ване, спрашивал отец Тихон. Ребенок отрицательно покачал головой и снова тяжело вздохнул. Через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Ничего не подозревающие хозяева пошли ее отворять. В квартиру ворвалась группа бесноватых. Как будто их на метле принесло... Батюшка оставил своим духовным детям многие тома написанных им замечательных книг. Большинство из них посвящено судьбам монахов Лавры. Под чужим именем он рассказывает о своих земных мытарствах. Одна из глав называется "Грызлые тети".

Батюшку пытались прятать в других монастырях, в Одесском, Жировицком... Но преследователи появлялись вслед за ним. "Бог судил мне затвор", - сказал он близкому духовному лицу. Последние тридцать лет жизни отец Тихон провел в разных местах в глухом затворе, доступный немногим, отвечая на безконечные письма духовных детей, продолжая окормлять сотни монашествующих и мирян. Старец получил от Бога редкий дар любви к людям. Он безконечно страдал, не имея возможности оказать немедленную помощь своим духовным чадам. Его молитва творила чудеса, подобно молитвам древних чудотворцев. Например, при жизни он часто являлся своим "сиротам" в отчаянных ситуациях, выводил их из духовных тупиков. Батюшка ежедневно совершал не только Божественную литургию, но и весь суточный богослужебный круг. Будучи тяжело болен, архимандрит Тихон уступил настоятельным просьбам родственников и приехал в Москву. Его племянник, протоиерей Владимир, вспоминал, что последние восемь месяцев жизни отец Тихон пребывал в непрестанной молитве и слезах, которые наивозможно скрывал. Он ушел во время всенощной, после слов, начинающих Великое славословие: "Слава Тебе, показавшему нам свет!"

Своим духовным детям отец Владимир дарил этот текст:

Прощальная беседа архимандрита Тихона с духовными чадами перед уходом в затвор

Главное - просить у Господа христианской кончины живота нашего - безболезненной, непостыдной, мирной. Самое дорогое сейчас прошение. И еще просить доброго ответа на Страшном Суде Христовом...

На добрые дела не надейтесь свои. Ни на что не надейтесь. Только на милость Божию.

Первое доброе дело - это помолиться за кого-нибудь, кто вас обидит - соседка или сосед. За них горячей помолиться, это доброе дело - доброе желание.

Помоги, Господи, всем вам...

Сам Бог в Себе благ и счастлив, и непостижимо блажен. Для нашего счастья Он создал нас. Господь не нуждается ни в ком. Господь не нуждается ни в Ангелах, ни в нас - ни в ком не нуждается. Ни в славословии, ни в хвальбе. Он Сам - всеблажен. Он всеблажен, Сам в Себе. А просто ради любви нас всех создал, чтобы мы блаженствовали с Ним и радовались, и вечно ликовали. Для бесконечной любви Он нас создал.

- Трудно уподобиться Богу, батюшка.  [12]

- Невозможно даже. Это нам невозможно - Богу уподобиться. Это невозможно: "Будьте совершенны, как Отец Небесный совершенен", - это только в идеале, идеальное сказание. А мы... Как Бог Отец мы не можем быть никогда. В смирении уподобляться надо. В смирении - это возможно. Ни в чем другом. Мы можем уподобляться Господу - в смирении. Как Он отдал Себя в жертву за спасение всех людей, так вот и мы должны для других, особенно для тех, которые нас не любят, которые нас ненавидят, которые нас ломят - вот для тех мы должны отдать - все! И свой покой, и свое правило ...

- Только с помощью Божией, батюшка.

- С помощью Божией. С помощью Божией, матушка, да. В этом большое счастье, когда вы будете жить не только ради своего покоя: закрыться в келье, сидеть и не выглядывать, никому не мешать, читать правило, читать все - это еще мало. Тут такое самоличное спасение. А вот надо переживать за других. За всех людей. За всех, кто рядом, кто окружает нас. Особенно - кто нас ненавидит, вот за тех молиться. Кто нас распинает. Вот за тех сказать Отцу: "Отче, прости им и вразуми. И спаси их, обязательно спаси". Такое милосердие - выше всякого правила.

...Грузины хоть там, армяне, хоть там греки, пусть кто бы ни был - все они дети Божии. Как и мы. Все они люди, да.

По возможности в храмы ходите. Пока храмы открыты, пока еще ноги ходят. Ходите в храмы, на батюшек не смотрите, какие они, хорошие или плохие. Господь избрал, все они хорошие. И каждый ответит за себя. Вы пришли, встали в уголок, помолились, помянули своих сродников о здравии и за упокой - и домой, в свой уголочек. Никого не осуждая, никого не разбирая, никого не трогая.

И причащайтесь Святых Тайн Христовых, тоже почаще... Причащайтесь в праздники, в посты причащайтесь. Разочка два-три в пост причаститесь, пока есть еще возможность причащаться... В этом - вся наша сила и радость наша - в Святых Тайнах Христовых: "Приимите, ядите, сие есть Тело Мое и Кровь, за вас поныне проливаемая". И сейчас Господь страдает за нас. И сейчас Он мучается на Кресте. Кровь льется потоком, потоком, потоком льется, и Господь готов всякую душу очистить Своей Божественной Животворящей Кровью.

И вот чаще приступайте в простоте сердца, в незлобии - с большой-большой любовью приступайте к Господу. Пусть даже с грехами, пусть даже с забытыми какими-нибудь опущениями, невыполнением чего-то. Все равно с любовью приступайте к Святым Тайнам. А Господь придет - и все сожжет! всю нечисть греховную, все терние сожжет - пламенем любви Своей. И со светлой радостью домой идите. И не унывайте: вот, я плохо причастилась, вот, я ничего не почувствовала. Это нарастает... С радостью - причастилась - Слава Богу! Как на Небе! Это самое высокое счастье наше.

Вот так: "Друг за друга молитесь ... и так исполните закон Христов".

Помоги вам, Господи. Немножко за меня молитесь. По одному поклончику только, поясному, а земной не надо. А то тяжело подниматься. А так поясной поклончик сделаете, и хватит. Господь примет. Все по поклончику - так много наберется поклончиков, много... Господь, глядишь, меня и помилует еще.

Слава Богу! Благодарить Господа не забывайте. Благодарность сейчас выше всего. Самый высокий подвиг-благодарность, потому что наша жизнь такая крученая какая-то, такая кривая, какая-то жуткая жизнь наша: неудовлетворенность, неприятности и вечная духовная неустроенность... И вот что особенно-то трудно - когда чувствуешь себя на кресте, - благодарить Господа: Господи, славаТебе! И мало того, с этого креста еще помочь другому, найти силы помочь, сказать кому доброе слово. Как Господь, на Кресте пригвожденный, Сам страдающий, утешал Свою Мать: Жено, се сын Твой.

Люблю перечитывать этот текст, понимая, как близки заветы старца отцу Владимиру. И он делился словом отца Тихона, желая видеть нас исполнителями нетленных заповедей.

...Предстою светлому лику батюшки, вслушиваюсь в вечные слова: "Блаженны нищие духом... Блаженны плачущие... Блаженны вы, когда возненавидят вас люди... и будут поносить... за Сына Человеческого".

[1]  "Пастырь добрый", Москва, Серда-Пресс, 2000.

[2]  Р.S. ин.Елизаветы: "Но батюшка был совсем не ленивый, напротив, великий молитвенник и подвижник. Так писал он по своему смирению".

[3]  "Собеседник православных христиан", С.Петербург, 1995 г.

[4]  Этот рассказ услышала от Татьяны на батюшкиной могиле в день его годовщины. Запамятовала какие-то подробности и просила отца Владимира о повторной встрече. Один, другой день... Уже уезжаю, вхожу в Арзамасский вокзал. Какова же моя радость, вижу Татьяну, которая тоже ждет поезда. Все необходимое она повторила.

[5]  Москва, Новая книга, 2000 г.

[6]  "Православная газета для простых людей" №1 (25) 2001 год. "Память о пастыре". Алла Добросоцких.

[7]  "Не оставлю вас сиротами...", Об-во христианского просвещения, "Слово", Клайпеда, 1999г.

[8]  Апостасия - отступление, отпадение (от Бога).

[9]  "Свет Православия. Христианский собеседник" №37. Издание Макариев-Решемской обители, 1998г. Иеромонах Дамаскин "Церковь перед лицом отступления" (Архиеп. Аверкий и его учение о проникновении духа антихриста в среду Православия последних времен).

[10]  Отец Владимир родился в день преподобного Онуфрия и может просить его о помощи нам - сугубо.

[11]  Отец Владимир имел благословение трех старцев на отчитывание больных. И запрет от митрополита Николая…., которому покаялся, что нарушал его прещение.

[12]  Здесь курсивом отмечены слова духовных чад отца Тихона.