Нам всем на земле осталось лишь покаяние
Игумен Никон (Воробьев)

Господь никогда не оставит нас, если мы не оставим Его
(Из писем отца Владимира духовным детям)

Если оторвать народ от памяти о своих святых, если лишить его связи с Сергием Радонежским и Серафимом Саровским, Амвросием Олтинским и Силуаном Афонским, Иоанном Кронштадтским и Алексием Мечевым... он воистину завянет, как скошенная трава. Одно из преимуществ духовной жизни в том, что связь эту праведники поддерживают с нами и после своего успения. Но сколько бы мы ни рвались сердцем к ощущению живого присутствия любимых святых в нашей жизни - самое действенное, способное его поддержать, - это встреча с живым продолжателем их подвига самопожертвования и любви.

Все, знавшие отца Владимира, хранят память о его исповеди. Отец Владимир и вокруг - море людей. Как всегда, это многие, долгие часы исповеди. Задумаемся над ее особенностями. Если у вас многочисленный приход, со временем в основе его будут одни и те же люди. Пользуясь сравнением Евангелия: обработанная, облагороженная трудом священника почва. Но здесь - непаханая целина, каменные завалы, и каждый день - со всех концов новые сотни, тысячи приезжих, многие из которых подойдут к священнику в первый раз в жизни. В дополнение к этой трудности - сугубо серьезное отношение батюшки к любому человеку. Воистину этот труд - был титаническим.

Кажется, к отцу Владимиру стояли самые неисчислимые очереди, рядом с ним они теряли очертания череды и становились кольцом, которое охватывало его со всех сторон. Обостренно чувствуя внутреннее состояние каждого, батюшка нередко мог взять кого-то из глубины толпы или с дальнего ее края. Существенным для него, по-видимому, было только одно - тронулся ли лед, дало ли трещину окамененное нечувствие, с которым большинство из нас хронически живет, нимало не скорбя, или вовсе того не замечая. Нередко он выхватывал из гущи людей - человека "непробиваемого", безразличного или готового сбежать. Далее можно было наблюдать настоящую битву.

Помню одну вызывающе одетую девушку, в "мини" и с прочей атрибутикой пренебрежения к храму и его устоям. Человек, на первый взгляд, случайно попавший сюда из толчеи кипящей противоположными интересами улицы. Батюшка неожиданно взял ее за руку и притянул к исповедальному аналою. Далее происходило ошеломляющее. Отец Владимир что-то произносит ей в лицо, очень серьезно, с большой силой, потом становится понятно, что он шутит, но в ответ на первое и второе - неприятие и отталкивание - скалы. Через минуту батюшка берет ее за руку и стремительно ведет сквозь толщу народа к святым мощам преподобного Серафима. Здесь он начинает класть земные поклоны, которые невольно приходится повторять его спутнице. За краткое время с девушкой произошла разительная перемена: батюшка возвращался с человеком, обливающимся ручьями слез. Далее последовала некороткая, первая в жизни исповедь. Не забуду уходящую девочку - это была новорожденная. Только что откровенно неприятное лицо превратилось в подлинно человеческое, страдающее: оно полностью лишилось скрывавшей его отталкивающей маски. Это новое выражение не могли испортить разводы от потекших ресниц и распухший нос. Оно запоминалось, оно стало притягательным. И сколько подобных ярких картин!

В другом похожем случае, помню, батюшка отечески вытирает черные потоки на юном лице своим белым платком и шутит, и тут же серьезно наставляет. Отец Владимир глубоко скорбел о юных безцерковных душах... Батюшка был проездом в Москве. В одном храме, в гуще прихожан, где он сиюсекундно общался направо и налево со множеством людей, на его пути оказалась молодая женщина с непокрытой головой. Светлый шарфик выбивался из выреза костюма, ярко накрашенные губы казались непропорционально большими. Батюшка (все это мгновенно, мимоходом) начинает с приятной улыбкой и словами изящно вытаскивать из-под подбородка прячущийся шарфик и нежно обвивает им лохматую головку. Как бы нечаянно проводит тыльной стороной ладони по клоунским губам, на его руке остается широкая бордовая полоса. Узнавший об этом с посторонних слов сказал: "Как неприлично!" Но это не было ни грубым, ни вульгарным: глаза батюшки светились неподдельной, сострадающей этому существу любовью, эти глаза почти плакали об открывшемся ему состоянии души. И туже затягивая на голове спадающий шарфик, эта, оказавшаяся миловидной, девушка (гамма чувств промелькнула в эти миги на ее лице: неловкости, стыда, но и понимания) растерянно и благодарно проводила батюшку глазами.

...Эта несчастная стояла посредине очереди и как будто ничем не обращала на себя внимание: тучная некрасивая женщина, в черной юбке, розовой застиранной шерстяной кофте, лет под шестьдесят, в несвежем ситцевом платке. Но по мере приближения к батюшке она время от времени стала издавать какие-то нечеловеческие звуки: то ли хрипы, то ли сдавленные вопли. Всем известны нередкие здесь лица. Ясно, что это - одержимая и, конечно, всем хочется от нее быть как можно дальше. Известно общепринятое отношение к подобным больным: две-три фразы и - разрешительная молитва, ведь ждущих в очереди достаточно. Заканчивалась всенощная, после которой батюшка обыкновенно задерживался на пару часов. До десяти вечера как правило, нередко и позже. А на следующий день ранняя литургия в пять утра, начало новой исповеди, а потом - поздняя... Больная неуклонно приближалась к батюшке вместе с очередью. Вот они уже разговаривают, но под какой аккомпанемент: то это рык, то взвизг, то нечеловеческое стенание. Батюшка с обострившимся лицом, пронзительными глазами - пристрастно расспрашивает больную. В какой-то момент он ударяет крестом по спине болящей, от чего она, наклоненная к батюшке, столь грузная, - внезапно подпрыгивает спиной вверх, неправдоподобно высоко, сантиметров на сорок, с жутким разноголосым воем. От батюшкиных действий, даже просто от его вопросов, женщину мотает из стороны в сторону. Исповедь продолжается уже более получаса. Больная то говорит сама, отвечая на вопросы, то повышенным голосом говорит батюшка. Из потока невнятных слов вырывается горячий шепот: "Вот оно! Получила именно за это!!! Будешь исполнять епитимию…", - дальше глухой текст и: "Все это-до конца жизни - со слезами!" Внутреннее напряжение достигает такого предела, что я не выдерживаю и просто сбегаю. Будучи не в силах видеть и слышать то, что никогда не приходилось наблюдать.

К батюшке буквально притягивались подобные люди. Помню, он дает Крест после литургии и одновременно ведет диалог с одолевающей его одержимой под цокот, хочется сказать, копыт - такая нечеловеческая походка и стук каблуков. Все столь пронзительно обострено, что не поддается описанию. Невыразима быстрота батюшкиных реакций, стремительных ответов, накал внутренней страшной борьбы. Вдруг бес истерически орет: "Выхожу!" - "Ну, и выходи!" - произносит батюшка, осеняя больную крестным знамением в очередной раз. Внешне фраза звучит легко. Больная падает, над ней склоняются люди. Все затихает. Через несколько минут - женщина спокойно выходит из храма. У батюшки резко осунувшееся лицо - пронзительный портрет, где только два цвета: карий - глаза и волосы, и белый - цвет помертвевшего на несколько минут лица. Батюшка, не переставая, дает Крест редеющей толпе. Постепенно его лицо обретает живое выражение. Вот он уже шутит, улыбается. Эта ярко одетая дама на высоких каблуках с резко подведенными глазами неоднократно до этого преследовала батюшку. С тех пор она в храме не появлялась. Позже узнала, что отец Владимир благословлен своими старцами отчитывать столь больных людей.

Одна из памятных фотографий: отец Владимир отчитывает. Батюшка обычно скрывал от безчисленного окружения свое истинное лицо. Особенно в последние годы, когда поток требующих его помощи стал неимоверным. На людях он чаще всего шутил, улыбался, поддерживая на ходу сотни унывающих, изнемогающих, льнущих к нему, будто жаждущие - к источнику воды живой. Но эта фотография сохранила один из удивительных ликов батюшки. Огромное внутреннее напряжение, резкие, врезающиеся в память черты сильного лица - в момент страшного поединка между Светом и тьмой. Справа - профиль искаженного бесовским воплем лица. Сейчас эта бывшая болящая - послушница одного из монастырей. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!

Когда батюшка происповедовал двух моих московских подруг у них дома, они взволнованно рассказали, что после этого просветлел весь их дом. Почти неделю они пребывали в умиротворенном состоянии утешенности, давно забытой. Прошло пять лет, эта исповедь для них - по-прежнему чудо. Вспоминая о ней, они начинают радоваться и светиться, как будто это было вчера.

Раба Божия Валентина: "К батюшке попасть очень трудно, его со всех сторон окружает море голов. Моя мама говорит: "Ты встань в стороночку и смотри". Вижу, батюшка исповедует, а сам -внимательно взором переходит с одного на другого. Казалось, он начал серьезно знакомиться и общаться со мною еще издали. Вдруг непривычно отчетливо стала вспоминать грехи - моя исповедь уже началась. Батюшка занимался людьми дольше всех священников, все давно разошлись по домам. Уже храм закрывают, всех просят выйти, пришлось спуститься вниз. Отец Владимир тоже пошел к выходу, и народу еще больше набежало. Поняла, что ничего не получится, а был большой праздник, я с дочерью хотела причаститься. Тут отец Владимир взмолился: "Матушки, отпустите, Христа ради", - был двенадцатый час ночи. Я расстроилась, довели батюшку: он молится, чтобы ему дали уйти. Значит, останусь без Причастия. И тут моя дочь Даша ему вслед: "Отец Владимир, возьмите мою маму!" - "Где твоя мама?" И тут же меня исповедал. Когда он возложил епитрахиль на мою голову, почувствовала - освобождение. Легкость была необыкновенная! Узнав батюшку больше, всегда повторяла: "Он живет с Божьей и Царской помощью и на небесных скоростях!""

Раба Божия Любовь: "Отец Владимир все чужие грехи, как свои, чувствовал, все пропускал - через себя. И душа это редкое к себе отношение ощущала и благодарила. Как правило, он не обличал, не стыдил. Но так о тебе скорбел: посмотрит внимательно - и делается так стыдно! Стоишь и, кажется, горишь: Божий Суд! Почему я прилепилась к батюшке Серафиму, когда о нем прочитала: он такой кроткий, незлобивый был, вот к нему в Дивеево и потянулась. Отец Владимир был такой же! Не люблю грубость. Многим необходим душевный такт. Паузу сделает, помолчит, мне уже понятно. А если кричат, ругают, я теряю равновесие. Отец Владимир был необыкновенно чуток. К каждому с тонкостью подходил. Может быть, на кого-то и он голос возвышал, но он знал, кому это на пользу.

Батюшка помог мне серьезно осознать и принести покаяние в грехе цареубийства. Кстати, он один говорил на эту тему в храме. Поняла, как он любит Царя и его семью. Я родом с Урала, мне это особенно близко. Ходила ко Кресту на месте их расстрела, и к часовенке у шахты, где убили Елизавету Феодоровну, ездила. Рядом с этими святынями я прочувствовала все. Но не знала, что надо каяться в собственной конкретной вине перед Государем. Понимала, это тяжкое преступление, но как покаяться - не знала. И вот он мне на первой же исповеди сказал несколько ясных, веских фраз на эту тему и спросил: "Осознаешь это, понимаешь?!" И снял с меня грех, за что я ему очень благодарна. Сын приехал из Москвы, я его с этим - к батюшке, потом дочь меня навестила, и ее - к нему. Как важно для России, что батюшка говорил с народом - о русской Голгофе постоянно. Он дал мне живое чувство: "Кровь Его на нас и на детях наших" - доколе не придет к покаянию весь наш народ".

Отец Владимир раздавал на своих исповедях среди прочих эту покаянную молитву:

Господи, смилуйся над нами, над народом нашим тяготеет страшный нераскаянный грех цареубийства; даруй нам слезное сердечное покаяние в нем от всей души. Каемся за отцов, дедов и прадедов наших.

Мы все повинны в том, что при господствовавшем в стране безбожии утратили ревность соблюдения евангельских заповедей и строгость православного поведения.

Мы не препятствовали осквернению святынь наших, разорению храмов и монастырей. Мы боялись перед людьми явно, смело исповедовать свою веру в Господа нашего Иисуса Христа.

Мы трусливо молчали и не протестовали, слыша и зная о миллионах гонимых, заточенных в тюрьмы и лагеря, истязаемых голодом, холодом, тяжкими работами и расстреливаемых за правду жизни христианской.

Мы раболепно приветствовали, рукоплескали богохульникам, нечестивым властителям и убийцам. Грехи наши и народа нашего свидетельствуют пред Богом против всех нас. "Горе нам, что мы согрешили!" (Плач. 5,16).

Ныне у нас повсюду обман и нечестие, обида вдов и сирот, словоблудие и растление молодежи, пьянство и разврат, душегубительство нерожденных младенцев, убийства и явное, уже узаконенное, служение сатане. Мы в ужасе от того, что видим и слышим. "Ужас отовсюду!" (Иер. 49,29).

Господи! Вышли делателей Своих на жатву Твою в страну нашу, дабы они просветили народы России светом Евангелия Христова, укрепили их в вере, привели к покаянию и наставили на спасительный путь христианской жизни.

В руке Твоей, Господи, власть над землею. Ты владычествуешь над царством человеческим, и кому хочешь, даешь его. И, зная это, мы смиренно умоляем Тебя, Господи, воздвигни в правители страны нашей человека потребного - мужа по сердцу Твоему, православного христианина, дабы он равно относился ко всем народам нашим, исполнял благую волю Твою, направлял народы России к вере, покаянию и спасительной жизни в Церкви Православной.

Господи! Зная, что за тяжкие грехи отцов наших и за нашу греховную жизнь гнев Твой обрушился на Россию и на народы, ее населяющие, мы ныне умоляем Тебя: Господи, возбуди в нас сокрушение сердечное о грехах отступничества от учения Христова и побуди всех нас к всенародному покаянию, дабы Ты, Господи, презревши на скорбь и сердечное раскаяние наше о содеянных нами и отцами нашими грехах, помиловал и простил всех нас.

Господи! Отврати гнев Твой, праведно движимый на нас и на страну нашу. Помилуй нас и направь нас на спасительный путь жизни по заповедям Твоим, по воле Твоей святой.

Господи! Прости грехи наши тяжкие, содеянные нами словом, делом, помышлением и всеми нашими чувствами. Укрепи нас Своею святою благодатию, чтобы нам впредь жить по воле Твоей, призывая Твое всесвятое имя в помощь и спасение, все делая во славу Твою. Аминь".

Одно всенародное покаяние умилостивит Господа, любящего миловать, и Он помилует нас, кающихся, простит грехи наши и отвратит Свой праведный гнев от нас и страны нашей.

Услыши ны, Боже, услыши ны, Владыко, услыши ны, Святый!

Сестра монастыря в Чебоксарах, будучи проездом в Дивееве, очень переживала, что не успеет исповедаться до того, как вынесут Чашу. Около отца Владимира было большое скопление народа. Мысленно просила Господа о помощи и перечисляла свои грехи. А потом взмолилась святому праведному Иоанну Кронштадтскому, вспомнив, как он исповедовал и читал разрешительную молитву над людьми на общей исповеди, прозорливо зная грехи каждого и сердечное в них раскаяние. Прошло время, когда такое было возможно... Вдруг отец Владимир отрывается от исповедников, входит в толпу, приближается именно к ней. Накрывает епитрахилью, читает разрешительную молитву и благословляет причащаться. Она была поражена и одновременно обрадована: батюшка узнал ее помыслы и благословил ко принятию Святых Тайн. Иначе она не сумела бы причаститься, так как в этот день уезжала сразу после литургии и должна была торопиться на монастырский автобус.

Неоднократно люди, вспоминая о батюшке, признавались, что в середине исповеди он напоминал им забытые или сознательно скрываемые серьезные грехи. Одна сказала с навернувшимися на глаза слезами: "Он мне всю жизнь мою рассказал". Могу подтвердить, что отец Владимир неоднократно подсказывал мне во время исповеди недоговоренное или не вполне понятое о себе. Раз за разом провожала глазами уходящих от батюшки в слезах. С волнением переживала исповеди близких. Многие видели себя воочию, как бы впервые, хотя имели стаж воцерковленности.

В письме своей духовной дочери, монахине, в ответ на ее письменную исповедь, отец Владимир советовал расстаться с пристальным вниманием к себе, своей деятельности. На свои добрые дела надежд не возлагать. Великая княгиня Елисавета оставила в дневнике главное предупреждение старцев: не придавать никакого значения своим трудам и подвигам, не присваивать их себе, а только - одной милости Божией. "За этим должно быть тщательное слежение, - писал батюшка, - чтобы не вкрались в нас помыслы тщеславия, тонкого самолюбования, невольного превозношения. Елисавета Феодоровна, если слышала о себе похвалы, искренно огорчалась: "Я не лучше, а хуже других". Себе и нам она оставила завет: "Мы должны устремиться к нашей настоящей Родине, насколько это возможно нашим слабым душам". Из-за того, что смиренно почитала себя слабой - Бог даровал ей великую силу Духа". И еще один совет отца Владимира. Один подвижник встретил после смерти то, чего вовсе не ожидал. И, страдая от бесов, чтобы ободрить себя, стал приводить на память собственные труды и добродетели. За это он был дополнительно задержан на мытарствах. "Нам чуждо католическое восприятие спасения, - напоминал батюшка. - Это они уповают на свою благотворительность".

Раба Божия София: "Помню, как батюшка в трудную минуту меня поддержал: "Плохо? Благодари Бога за "плохо" и беги каяться!" И такую я следом помощь с Неба получила, что действительно возблагодарила Бога за свое тяжелое.

Батюшка говорил: "Мы столь успешные борцы за справедливость... Найдите "справедливость" в том, что Бог послал Сына Своего Единородного, Единого безгрешного - умирать за наши грехи! Когда мы грешим, мы снова влачим Христа на смертную муку".

Раба Божия Наталья Т.: "Моих знакомых батюшка благословил до брака соблюдать чистоту. Но они благословения не выполнили. Когда они приехали, он не захотел их принимать. Я подошла, а он: "Ручки делают - ком катают... Все у них будет комком, кувырком". Так и оказалось".

Рассказывает раба Божия Светлана: "Всегда после исповеди у отца Владимира было отчетливое чувство облегчения, просветления. Оно было способно изменить человека коренным образом. Один из примеров его неусыпного труда, попечения о душе, раз за разом, месяц за месяцем я исповедовала батюшке среди прочих один грех, вернее, духовный изъян, который был связан с тонким проявлением гордости. Серьезно воспринимая это "жало в плоть", я, десятилетиями исповедуясь у других священников, не могла от него избавиться, продолжая молча страдать.

Удивительно, что отец Владимир очень чутко выделил его, хотя называла этот грех двумя словами, а исповедь писала на двух листах. Благодаря врожденному такту, отец Владимир ни разу не заговорил со мной вслух об этой проблеме. Но шестым чувством ощущала его озабоченность именно этим фактом моей духовной жизни. Понимала, он молится Богу об избавлении от моей беды. С великой благодарностью наблюдала за тем, как батюшка буквально выкорчевывал из меня этот грех святыми молитвами И когда я в очередной раз называла его на исповеди, то слышала как он досадует и, сострадая мне, воинствует на бесовское приложение к моей жизни.

Прошло время - и он освободил меня от моего "жала": бы; изъят один из главных сердечных врагов (по псаломскому слову Серафима Саровского: "Сердце - море пространное и великое, тамо гади, их же несть числа"). Безшумно был совершен один из батюшкиных подвигов по изгнанию общепринятых бесов, которые столь привиты к сегодняшнему так называемому образованному слою общества, что их никто силами зла не считает. А просто за приятную, на мирской взгляд, черту индивидуальности. Тем труднее от подобных тайных наших врагов избавиться. Верю, Христос увенчал тебя, батюшка, за ведомые Ему труды. Благодарение Господу".

Узнав о том, что на отца Владимира льются потоки клеветы, я невольно вспомнила, как все это сопровождало жизнь другого замечательного пастыря нашего времени архимандрита Тихона (Агрикова). "Исполняя послушание духовника народного, священник всецело вооружился против грехов и пороков людских. Он с горечью видел, как родной и милый ему народ утопает в греховном невежестве и житейской суете. Он видел, как они горько плачут о своих беззакониях и не могут от них избавиться своими силами. Духовник вместе с ними плакал, вместе молился и каялся в грехах. Народные грехи он почитал как бы своими грехами и словно считал себя виновным в них, как будто делал их сам. Совсем редко ему приходилось служить у престола Божия, а вот плакать в Церкви, при совершении исповеди, приходилось часто. Ему было так жаль людей, что он готов был всех простить и взять всю тяжесть грехов их на свои плечи. Эта всецелая жертвенность изводила его иногда до полного изнеможения.

Видя ревность пастыря Божия о словесных овцах, диавол вооружился против него всеми видами новейшего оружия. Духовному начальству стали писать десятки клеветнических писем на духовника, будто он собирает на исповеди деньги, любезничает с близкими своими духовными, содержит безработных девиц и другие небылицы. Отец наместник вызвал священника и в беседе с ним убедился в его невиновности. На прощание он сказал: "Смотри, отче, враг спасения сильно невзлюбил тебя". - "И я его не очень люблю", - просто ответил батюшка". Эти слова, написанные архимандрите Тихоне, живо напоминают то, что довелось претерпеть и отцу Владимиру...

Однажды я присутствовала при соборовании одного человека, предсмертном состоянии. Родные ждали каждый день конца, но он все не мог умереть. Пригласили отца Владимира. Батюшка начал исповедовать больного, который к его приходу был уже без сознания и, казалось, почти переступил черту, за которой нет возврата. Ощутила, страшно выговорить - явное присутствие Бога при всем происходящем. Невероятна была отзывчивость батюшки, особенно к страждущим. Позже родные больного поделились: измученное болью лицо страдальца полностью изменилось после Причастия, стало мирным, спокойным: "Батюшку дожидался". Он тихо отошел ко Господу через короткое время.

Отец Владимир был человеком необыкновенной доброты, но, если считал нужным, мог назначить епитимию, и весьма впечатляющую. Пять лет назад за несколько дней до Рождества, помню, несколько паломниц в одних чулочках бегут по замерзшей земле вокруг Троицкого собора. Год спустя одна женщина делилась с другой: "Насколько отец Владимир был нелицеприятен: жену одного начальника за множественные аборты пустил по снегу вокруг собора. Многие наши интеллигенты были возмущены". - "А сама-то она?" - поинтересовалась слушательница. Улыбка женщины выразила раздумье: "Представьте, благодарит батюшку: "Иначе меня, каменюку, было не пробить. Он повторяет мне в третий раз и с такой болью: "Ты поняла-то, что делала?!" А я плечиком пожимаю; "Другие и не столько делали..." Вот, спаси его Господи, пустил меня - босой по снегу... Разве мы, грешные, разумеем, что живых людей покромсали?! И что еще за нераскаянность нашу нам предстоит иметь на том свете? Да и на этом".

Раба Божия Валентина: "Мы приехали на нескольких машинах. Утром пришли к батюшке. Он выходит из дома и говорит мне: "Причащать-то сегодня некого". Я: "Как так некого?" Он: "Этот уже воды напился, тот покурил, эта тоже - после чая". Подхожу к ребятам, они отнекиваются. Говорю: "Обманывать - грех". Они: "Откуда же он знает?" - "Я давным-давно уже покурил и зубы почистил". А другой: "А разве воды попить нельзя?" Третья: "Чай попить - ведь не еда..."

Другая знакомая приехала с женихом. Батюшка два часа исповедовал. Выходит из кельи: "Нет, этот человек правды никогда не скажет, серьезного у вас ничего не будет". И у них все расстроилось".

Раба Божия Зоя: "Однажды солидный мужчина по батюшкиному благословению вокруг храма босиком бегал. И потом исповедовался у батюшки. Оказалось, это был начальник тюрьмы...

Как-то к батюшке приехала семья: муж, жена, сын, теща. Последняя чуть не попала в секту к баптистам. Они разучивали песни и пели у подъезда. Батюшка на исповеди спрашивает: "Ну что, певунья, какие ты там у подъезда песни пела?" Та была поражена".

Раба Божия Клавдия: "Меня на исповедь к отцу Владимиру подруга притащила, можно сказать, насильно. Стоя в толпе я собиралась как-нибудь незаметно схлынуть. А батюшка вдруг поймал мой взгляд и начал говорить, как будто специально для меня: "Один больной постоянно откладывал свою исповедь "на потом". Христианин-врач советовал ему о ней не забывать. Оставил после очередного визита лекарство на столе и приготовился уходить. "Доктор, когда мне начинать принимать лекарство?" - "Можно и через месяц", - прозвучал ответ. "Как! Ведь без лечения можно запустить болезнь". - "Ну, тогда начните со следующей недели". "Доктор, - запротестовал больной, - я ведь могу и не выжить". - "Если очень плохо себя почувствуете, примите завтра". - "А можно, - взмолился пациент, - я приму лекарство сегодня?" - "Вот теперь-то ты понял, что нужно торопиться с исповедью", - с улыбкой произнес врач". В этот день отец Владимир совершил для меня чудо. Если бы мне заранее рассказали, я бы никогда не поверила, что способна со слезами называть свои грехи".

Батюшка широко распространял во время исповеди ряд текстов, которые ему в большом количестве регулярно привозили духовные дети из Москвы, Петербурга. Среди них были известные и редко употребляемые перечни грехов: "Мытарства Феодоры", исповедь Оптиной Пустыни, покаяние Ефрема Сирина... Несколько молитв о неприятии печати антихриста. Во-первых, Оптинских старцев: "Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, сохрани нас от обольщения близгрядущаго богомерзкаго антихриста...и укрой от коварных сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения..." Эту молитву батюшка благословлял нас читать каждый день, хотя, как нам казалось, до упомянутых событий еще далеко. Но отец Владимир, по-видимому, думал иначе. Люди увозили из Дивеева во все концы: прошение о спасении Державы Российской святого патриарха Тихона, молитву от отчаяния преподобного Серафима Саровского, молитву святым Небесным Силам Безплотным и другие.

Молитва святым Небесным Силам Безплотным

Вси святии Небесные Безплотные Силы, удостойте меня вашей силы сокрушать все зло и страсти под ноги моя.

Святии Безплотные Серафимы, удостойте меня иметь пламенеющее сердце к Богу.

Святии Безплотные Херувимы, удостойте меня иметь премудрость во Славу Божию.

Святии Безплотные Престолы, удостойте различать Истину от неправды.

Святии Безплотные Господства, удостойте меня господствовать над страстями, чтобы дух порабощал плоть.

Святии Безплотные Силы, удостойте иметь мужество в исполнении Воли Божией.

Святии Безплотные Власти, удостойте меня иметь силу победы над злом.

Отец Владимир предупреждал, что серьезное припадание к Небесным Силам поддержит нас в годы грядущих испытаний, когда обольщения слуг антихриста будут столь изощренными, что могут быть прельщены избранные.

Многие духовные дети получили от батюшки молитву, написанную им самим:

Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою. Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

Пресвятая Богородице, защити нас перед последней кончиной нашей.

Богородице Дево, радуйся...

Пресвятая Богородице, защити нас, когда поведут по мытарствам.

Богородице Дево, радуйся...

Пресвятая Богородице, защити нас на Страшном судищи. Аминь.

Господу помолимся, Господи помилуй.

Господи, помяни о здравии и спасении рабов Твоих (имена) и избави нас от злохитрого антихриста и печати его. Аминь.

Батюшка мог говорить на исповеди очень простые и ясные вещи: "Известно, что Бог, создавая материальный мир, дал ему физические, химические и прочие законы существования. Все знают: нельзя протянуть руку в костер и не получить ожога, нельзя выпить цианистый калий без последствий... Столь же неоспоримые законы существуют в жизни духовной. Нельзя прелюбодействовать и не попасть после этого в озеро огненное, нельзя приучить себя к жестокости - и миновать тартар. Но разве для ада нас с вами создал Бог?!

Почему мы плохо видим свою греховность? Потому что далеко отстоим от Бога. Если человек близок к источнику света, и он в светлых ризах, то каждая капля грязи, попавшая на его одежду, начинает зиять. Если человек находится далеко от источника света, он будто живет в комнате без окон. В темноте или полутьме он не видит, в какой грязи, заросший паутиной, он обитает.

Сегодня множество людей чувствуют себя одинокими. Вспомним известный образ: если центр круга условно назвать Богом, а радиусы от края круга к центру - путями, ведущими к Нему, значит, чем ближе люди к Богу, тем ближе они и друг к другу".

Раба Божия Вероника (Москва): "Пришла к батюшке в состоянии хронической придавленности, похоронив одного за другим двух близких. Я была в столь тяжелом угнетении духа, что, глядя на людей, которые улыбались, смеялись, совершенно искренно думала: "Ч ему можно радоваться в этой жизни?" Исповеди батюшки вернули меня к Богу. После первой же мне стало значительно легче. Батюшка открыл мне серьезную вещь: если мы ищем общения с людьми ради самих себя - мы всегда будем неудовлетворены и несчастны, себялюбиво ожидая, что будут потворствовать нашему эгоизму, и не получая этого. Если же будем общаться с людьми ради любви о Господе - мы узнаем истинную радость, любовь Христову. На такую любовь отвечают всей душой. Нет на земле ничего прекраснее Божественной души человеческой, великое богатство - общение православных душ. И тогда исчезает чувство одиночества. И можно приобщиться тому счастью, которого все ищут, но просто не знают, в чем оно".

Раба Божия Александра: "Никогда не забуду об одной общей исповеди отца Владимира: "Однажды Паисий Великий молился о павшем брате своей обители. Он отказался исповедовать Христа, женился на иноверной, принял иудаизм, впал и в другие тяжкие грехи. Преподобный месяц за месяцем просил о нем Бога. Он молился так, что ему явился Христос и сказал: "О чем ты Меня просишь?! Этот человек отрекся от Меня, предал Меня!" Авва Паисий упал перед Спасителем на колени: "Господи, помилуй его!" Христос посмотрел на Своего ученика и произнес: "О Паисие, ты Мне уподобился в любви". Понимаем ли мы, - сказал батюшка с чувством, которое пронзало насквозь, - что Господь хочет спасти каждого человека?! Самого последнего прокаженного грешника Он жаждет - простить, пощадить, помиловать... Чем мы отвечаем Богу на Его любовь?""

Раб Божий Григорий: "Соседям моим после исповеди батюшка вручил большой пакет шоколадных конфет: "Принимай, Николай, чтобы жизнь у тебя стала сладкая". И точно, у них все проблемы ушли.

Были на исповеди у отца Владимира жена и муж в гражданском браке. Последний был из бандитов. Батюшка ему: "Брось ты это свое дело, уезжай куда-нибудь, ведь тебя убьют". А он подумал и отвечает: "Да у меня и врагов-то нету..." И ровно через месяц, было это 9 апреля, а 9 мая его застрелили.

Матери одной семьи он сказал: "Не надо брать на себя лишнего греха. Господь может наказать". Но она не послушалась, давала ключи от квартиры сомнительным людям. Когда ее сын женился, у них родился очень больной ребенок. И жизнь сложилась очень тяжелая. Батюшка все провидел, накануне звал: "Приезжайте скорее", - желая предупредить все это. Но они откладывали, месяц за месяцем. А когда приехали, было уже поздно".

Раба Божия Анна: "Постоянно получала от батюшки огромную духовную помощь на исповеди. Он раскрывал глаза на многое мне неизвестное. Например, что богохульные и блудные помыслы могут быть наказанием от Бога - за осуждение. Он пояснил это примером: к одному старцу пришла восьмидесятилетняя духовная дочь и с переживанием созналась: "Батюшка, какая на меня напасть! Таких блудных помыслов в молодости не имела". "Наверное, блудницу осудила?" - спросил схимник. "Да как вы знаете? У меня-то соседка впала во все тяжкие, что с ней творится. И уж я-то ее костерю..." - "Духовный закон таков: что осудила, то и получила!" - сказал старец.

"Когда очень хочется осудить, - советовал отец Владимир, - полезно, например, подумать: "Все хорошие, кроме меня" или любую другую мысль, приводящую к реальному взгляду на себя. Ведь осуждение - от гордости. Исцеление от превозношения - смиренный помысел.

Страсть гордости - хуже сребролюбия и блудной страсти: из-за нее Божии Ангелы стали демонами. Но, как правило, мы волнуемся нашествием откровенно грязных помыслов и хронически не боремся с самолюбием, тщеславием, обидчивостью... Не замечаем, что и начала не положили привычке не на словах, а на деле считать себя хуже других. Как облегчается жизнь человека, который начал прививать себе эту благую память".

Батюшка любил цитировать нам слова преподобного Нектария Оптинского: "Смотрите, какая красота: солнце, небо, звезды, деревья, цветы... А ведь прежде ничего не было! Ни-че-го! - медленно говорил старец, протягивая рукою слева направо. - И Бог из "ничего" сотворил такую красоту. Так и человек: когда он искренно придет в сознание, что он - ничто, тогда Бог начнет творить из него великое".

Раба Божия Марина: "Одной приехавшей женщине отец Владимир вдруг говорит: "А это соловей-разбойник с большой дороги". Оказывается, она работала начальником и потихоньку из своей организации... тащила домой.

Накануне приезда к батюшке, одна моя знакомая справляла памятный день, выпила лишнего и пела задорные песни. Через несколько дней сидят у батюшки, пьют чай. Отец Владимир сел напротив, смотрит: "Ну что, Ольга, запевай свою любимую песню". Она вспыхнула, из-за стола пошла каяться батюшке.

Однажды приехала женщина из нашего поселка, батюшка вскрыл ей тайное. Она вышла после исповеди, слезы градом: "Опомниться не могу, что он мне сказал. Даже имя назвал - откуда он знает?""

Раб Божий Евгений: "Батюшка всегда учил не падать духом, сколь бы ни тяжелой была борьба с грехом. Вспоминал "Отечник": когда послушник исповедал старцу свое падение, тот ответил: "Вставай". На следующий день он принес отцу тот же грех. Старец снова прочел над ним разрешительную молитву. На третий раз ученик услышал то же слово: "Вставай". И, утешая брата, сказал: "Сколько бы не грешить, должно немедленно подниматься покаянием". Батюшка добавил: "Один человек во всю жизнь не мог отстать он непростого греха. Но прибегал к церковному покаянию постоянно. Когда он умер, дьявол встретил его с радостью: "Он - мой, потому что так и не отстал от греха". "Нет! Он - Мой! - возразил Господь. - Потому что он до конца - каялся"".

Батюшка утешал тех, кто не верил, что можно сдвинуть с мертвой точки их неверующих близких: "Проявление любви к человеку способно спасти и великого грешника. Не забывайте Евангельского слова. Когда ко Христу друзья принесли расслабленного, Он, видя веру их,- поднял его с одра. Любовь покрывает все. Воспользовавшись нашей немощною любовью, Господь творит Свою великую любовь, для которой нет невозможного"".

Духовная дочь отца Владимира Надежда: "Наша первая встреча с батюшкой произошла в Задонске. Здесь у нас мужской монастырь, мощи святителя Тихона Задонского и женский скит. В те годы в нем служил отец Петр - духовный отец матушки Ирины, сыгравший немалую роль в жизни отца Владимира. Батюшка приезжал к отцу Петру в монастырь. На всю жизнь Бог даровал мне радость этой встречи. Мы попали в скит, как казалось, совершенно случайно; я из Липецка, поездка сопровождалась рядом искушений. Был день Иоанна Крестителя, 7 июля. Небесный покровитель батюшки и над нами простер свой покров. Хотели только искупаться в источнике. Но заехали в скит, и нас не благословили пропустить службу: "Побудьте на литургии, потом источник". Раз уж так получилось, решила причаститься. Исповедовал священник, которого я видела впервые. Господь послал мне эту удивительную встречу, чтобы понять еще раз, как Бог любит нас, грешных, и что мы еще на земле можем соприкоснуться с Царствием Небесным.

Встала, как обычно, в конце толпы. Батюшка не по очереди приглашает исповедников, а, наверное, по мере готовности каждого человека, потому что, когда я уже стояла перед аналоем, передо мной всегда кто-то возникал или батюшка кого-то приглашал из гущи толпы. И я продолжала ждать своего времени. Вдруг передо мной появилась какая-то бабулечка, и я почувствовала раздражение: еще одна, отнимет драгоценные минуты, мы задерживаем нашего водителя: ему надо было торопиться на работу. Батюшка начал исповедовать бабушку, как мне показалось, очень сурово. Окончив исповедь, он осенил ее крестным знамением. Благословение батюшки особенное: он как будто печатает крест на человеке. И бабушка, как мне кажется, не выдерживая этого, начинает падать. Я в ужасе, пытаюсь ее поддержать, но отец Владимир произносит: "Не поддерживайте ее, не дотрагивайтесь..." И она со всего размаха падает на пол. Нужно добавить, это был 1995 год, когда я едва соприкоснулась с верой, Церковью, и о существовании одержимых бесами, о свойственных им особенных реакциях на святыню еще не подозревала. Испугалась я невозможно, уже моя очередь: "Сможет ли выдержать моя душа подобное благословение? Вдруг и я сейчас так же рухну со всего размаха!" Старушка лежала неподвижно на полу, батюшка пригласил следующего. Подумала: слава Богу, не меня, потому что я еще не готова, не способна ничего исповедовать и нахожусь просто в паническом состоянии.

В это время он исповедует худенькую, измученную женщину, потом ее мужа, затем их обоих. Они уходят с новыми лицами, по-видимому, батюшка примирил людей, находящихся в глубокой ссоре. Еще одна пара: мама и дочь. Дочке лет пятнадцать. Батюшка вдруг начинает повышать на нее голос: "Как ты смеешь поднимать руку на мать?" А она: "Буду бить, буду бить!" Мама рядышком стоит, плачет. Тогда батюшка требует: "Кайся! Делай поклоны!" Она сопротивляется. Он берет ее за руку и вместе с ней опускается на пол в беззвучной молитве: один раз, второй, третий... до безконечности. Она все твердит, как страшный заведенный механизм: "Буду бить!" Вдруг начинает плакать навзрыд: "Не буду бить мать!!!" Тогда батюшка, как своего ребенка, прижимает ее к сердцу, гладит по головке: "Ну, что же ты теперь плачешь?! Господь принял твое покаяние. Радуйся!" И неизвестно, кто счастлив больше: дочь с матерью или священник.

А бабушка, которая лежит на полу, вдруг начинает приподниматься, отрывает головушку свою от пола... Батюшка вновь осеняет ее сверху крестом, как бы и не глядя на нее, та снова падает. Отец Владимир приглашает из толпы молящихся мужчину, что-то шепчет ему на ухо. Тот наклоняется к старушке, пытается ее приподнять. Батюшка: "Я что тебе сказал сделать?!" Мужчина что-то произносит ей на ухо, снова попытка приподняться. Отец Владимир еще раз благословляет ее - прежний результат. Через какое-то время она начинает подниматься самостоятельно. Исповедь идет своим чередом: один за другим, батюшка продолжает сам вызывать людей из толпы исповедников. Слава Богу, не меня, потому что по-прежнему чувствую себя неготовой. Смотрю на отца Владимира - всему поражаюсь. Уйти уже не могу, потому что происходит что-то невиданное, почти нереальное. И исповедаться не могу, потому что у меня буквально язык отнялся.

Бабушка, наконец, встает потихонечку сама. Отец Владимир снова осеняет ее необыкновенным крестным знамением - опять падение со всего размаха. Теперь знаю, что за этими впечатляющими вещами стоит один бесовский эффект: больной никогда не получает в таких случаях травмы. Старушку уже не пытаются поддержать. Батюшка полностью спокоен, продолжает исповедовать. Годы спустя, насмотревшись на батюшкины труды, понимаю, чего стоит это спокойствие. Какой поток напряженнейшей внутренней молитвы сопровождает подобные явления. Через минуты больная таки поднялась, уже пытается к нему приблизиться. После крестного знамения она начинает шататься во все стороны, но с видимым усилием удерживается на ногах. В очередной раз отец Владимир поднимает Крест - к нашему удивлению, она твердо стоит на ножках. Еще одно крестное знамение... и отец Владимир дает ей приложиться к Евангелию и Кресту. В эти мгновения всех охватывает невыразимая радость и облегчение, как будто свет вспыхнул, как будто произошло что-то большое, чему я не знаю названия. В следующее мгновение батюшка приглашает меня к аналою. Исповедоваться я не в силах, но в это время литургия заканчивается, звучат первые слова проповеди. Батюшка берет меня за руку: "Пойдемте, послушаем отца Петра". Была довольно длинная проповедь об Иоанне Крестителе. У меня неожиданно все в сердце улеглось, умирилось, и я поняла, что сейчас смогу исповедать все. В момент этого осознания с последним словом проповеди слышу: "Теперь пойдемте исповедоваться". Батюшка подводит меня к аналою, и я знаю, что сейчас все-все скажу. Никогда до этого и после, никому, кроме него - я не могла так исповедоваться. Никому не умела с такой серьезностью открыть сердце. Своей неотмирной любовью он проникал в глубокие тайники души моей, помогая забыть ложный стыд. Его молитва являла мне собственные грехи с небывалой ясностью и силой, казалось: как я могла это и это делать? Перед лицом своей падшести - хотелось плакать. И я исповедовалась из самой глубины. Это было в первый раз в жизни. Исповедь длилась больше часа. Помню, как после нее он предупредил: "Ты должна сделать то и это. Если не сделаешь, произойдет это и это". По немощи своей, не смогла исполнить заповеданное. И этот год оказался очень тяжелым для меня и близких. Все предсказанное батюшкой сбылось именно от моего нерадения и непослушания. Он добавил: "Ты понимаешь, что происходящее между священником и исповедником - должно оставаться между ними и Господом". - "Конечно, батюшка, понимаю". Но мое сердце было так переполнено, я получила столько ответов на внутренние вопросы, о чем долгие годы могла только мечтать. И не успела дойти до выхода из храма, как тут же, встретив подругу, выболтала все, что только могла. Вернулась в Липецк, стала обзванивать друзей и все им рассказывать. Они тоже только вошли в Церковь, у всех - масса вопросов. Позже батюшка писал: "Запомните, то, что полезно Вам, может оказаться неполезным другому. Данный Вам совет нельзя распространять для общего пользования. Та благодать, которую Вы получаете во время исповеди, не может откуда-то взяться еще раз и излиться на другого человека. Это происходит, по милости Божией, в момент именно этой исповеди и касается только Вас. Не нужно об этом рассказывать другим. Это не просто неполезно - вредно".

И на следующий день я полностью лишилась покоя, утратила все, что получила. Поняла, что виновата и без исповедей батюшке просто не смогу жить. Хотелось вернуться в Задонск, просить его стать моим духовным отцом. Уговорила знакомого отвезти меня. Водитель дал мне пятнадцать минут. Влетела в храм, тут же увидела отца Владимира, подбежала к нему: "Батюшка, я вчера была у вас на исповеди". - "Я помню". - "Вы меня благословили никому не рассказывать: в чем каялась, что вы мне сказали, а я - все выболтала". А он: "Но это от избытка чувств. Вы ведь больше так не будете делать?" - "Нет, не буду!" Но хватило моей решимости ненадолго. Чаще всего я была столь переполнена открывшимся мне, этой несравненной исповедью, что все рассказывала друзьям. И мои близкие, хотя многие батюшку так и не видели, любят его необыкновенно.

Спросила у отца Владимира во вторую встречу: "Откуда вы?" - "Из Дивеева". Тогда засомневалась: все-таки для духовного окормления большое расстояние. Ездить часто не смогу, а как иначе? Не решилась попросить благословения стать его духовным чадом, но сказала: "Батюшка, можно я буду за вас молиться?" Он отнесся к этому неожиданно серьезно: "Молиться - большой подвиг. Это ведь - кровь свою проливать за того, о ком молишься". Но через паузу произнес: "Если вы будете поминать меня на своих утренних молитвах, я буду вам благодарен".

В следующий раз мы встретились через много месяцев. Ждала поездку целый год. Приехала с сыном и дочкой. И первого увидела в храме батюшку. Он исповедал: сначала меня, потом - дочь, сына, затем нас всех вместе. "Так вот и идите, - ручка в ручку нам вложил, соединил нас и повторил, - так вот и идите по жизни", - со свойственной ему одному улыбкой.

В этот приезд попросила у отца Владимира разрешения писать ему, если возникнут вопросы. Он, слава Богу, благословил. В жизни были нередкие ситуации, о которых я могла доверительно рассказать только ему, к нему одному обратиться глубиной души. Казалось, благословленное им обязательно исполню.

Однажды было серьезное искушение. Батюшка напутствовал сына поступать в семинарию, а я: "Ведь он еще молоденький, семнадцати нет, только школу закончил!" Не хотела отпускать его от себя. Это был ребенок, с которым мне всегда было легко, сердца наши близки, и думала: вдруг в семинарии он испортится, потеряет веру, духовно опустошится от дурного общения. Все это высказала батюшке, все сомнения. Отец Владимир отправил нас к отцу Петру. Благословение было повторено: "В Курскую духовную семинарию". Но мое материнское сердце разрывалось перед необходимостью разлуки с сыном. Еще раз написала отцу Владимиру, казалось, идеально ясно, разумно. В ответном письме: "Все доводы - от лукавого". Это было непонятно и горько. После смерти отца вспоминаю свои письма и понимаю: каждая строчка - сплошное лукавство, недоверие к промыслу Божию. Небесными молитвами батюшки, мой ум прояснел, и я поняла, что так долго понять была не в силах.

Каждый год мы приезжали в Дивеево к отцу Владимиру на исповедь. Это была самая большая радость года. Хотя всегда вокруг него море людей. Приходилось идти даже на ухищрения, направлять к нему ребенка. Батюшка очень деточек любил. И потом маленькая говорит: "Я с мамочкой". Таким образом, мы, слава Богу, попадали к нему. Самое драгоценное, оставшееся на всю жизнь - батюшкины письма. Понимаю, если жить, исполняя советы и благословения, которые он преподал - это верный путь ко спасению. Ничего не надо додумывать, мудрить. Все вехи расставлены: напутствие на оставшуюся жизнь.

Вот два письма отца Владимира моим детям:

Дорогая Галина!

Получил весточку от вашей семьи и рад молитвенной памяти о Дивееве!

Сейчас в самом деле время трудное, и однако, как и всегда, у человека есть возможность выбора; между тем, что хочется, и что на самом деле - нужно! Как говорит апостол Павел: "Все мне позволено, но не все полезно". Поэтому постарайтесь воспитывать в себе способность рассуждения, прежде чем сделать тот или иной шаг. Увы, в Вашем возрасте меня этому не очень учили, хотя правильные слова говорили: как поступать, общаться с кем-либо и т.п. Но вот, повторяю, самостоятельно выбирать - учусь до сих пор, ибо в юности не был научен!

Далее, Девушка просто обязана соблюдать целомудрие - в одежде (скромно, не ярко); в быту (аккуратно заправлять постель); в поведении (жесты, слова, взгляд - отличают право славных от неверующих. Вы и сами обращали на это внимание) - и такие люди, и юные и взрослые, нисколько не выглядят отсталыми, глупыми, скучными, некрасивыми. Наоборот, счастье, если Господь посылает их для встречи с нами!

И наконец, воспитывать в себе сострадание, молить Бога, чтобы Он сердце наше соделал жалостливым - к маме, родным, к бедным, убогим. Без этого ведь нет истинного православного исповедования веры! Маме Вашей отвечать добром на добро. (В отношении Вашего вопроса: отдавать лучше, чем брать). Жене надо также посоветоваться с отцом Петром - куда идти, может быть по духовной части...

Ленивый богомолец иерей Владимир.

Благословение Божие с Вами, дорогая Надежда!

Рад весточке и рад вопросам в письме - ответы на них - в Вашей жизни. Она, эта жизнь (Ваша и Ваших деток) ~ в сопротивлении мирским соблазнам и мелкому мусору культурному!

Коли уж Евгений и Галя занимаются музыкой и - шире - музыкальной культурой, пусть усваивают высокие классические образцы сей культуры, чтобы понять; основа настоящей, серьезной культуры - в культе, в религиозном переживании любой темы жизни! И это понимание должно отвести от толпы, любопытной, всеядной, поверхностной.

И тогда неминуемо им (и Жене и Гале) предстоит просить у Господа горячей, упругой веры, откликнуться на зов Бога, Который поведет их и выведет из мира зла с его соблазнами. Пока же Евгений и Галя пробавляются, так сказать, молочком веры.

По настоящему же веровать - значит не уменьшать, а увеличивать собственную ответственность за духовную бездеятельность и расслабленность. То есть Бог силен довершить любое дело человека. Однако от человека требуется активность, (см. Мк. 5, 34; 5, 36...). Человек должен откликнуться на зов Бога, повторяю, подготовленным для принятия Божественной помощи! Я второе условие следования за Господом ("Аз есмь Путь, Истина и Жизнь") - неминуемое отвержение греха, зла. Для чего нужны пост и молитва, то есть воздержание.

Так вот, дорогие, молитвенно желаю встать Вам на путь подвига! На этом пути не должно быть остановок. Господь же благословляет и ласково напутствует таких людей и никогда не оставит без помощи. Храни Вас Господь!

По поводу вопросов о старце Феодосии. Изданы 1-2 книги о нем, в них все написано. Он памятно учил: "Земными страданиями мы зарабатываем вечность. Кто Бога знает - тот все терпит". Есть и акафист преподобному Феодосию. Господь откроет Вам его.

Ленивый богомолец иерей Владимир.

Осенью прошлого года узнаем, что батюшка очень тяжело болен, смертельно. Скорбь ужасная и протест: "Господи, этого не может произойти, потому что батюшка нужен людям, он несет им столько любви с Небес. Все отогреваются, оживают подле него..." Была полная уверенность, что страшное не может случиться. Написала: "Батюшка, я знаю о Вашей болезни, но твердо верю, что Вы исцелитесь". И решаюсь, наконец, просить, чтобы он принял меня в духовные чада. Почему до сих пор этого не сделала? Потому что, наблюдая за собой, поняла, что я человек не очень послушный. То есть слушаюсь в конце концов, но все происходит через колебания, сомнения. При этом понимаю: ослушаться нельзя, а сразу все выполнить - не хватает крепости духовной. Когда прочла в батюшкином письме: "Просите Господа, чтобы он послал Вам духовника, которому бы Вы могли доверительно обо всем говорить", - подумала: "О ком мне просить, у меня есть батюшка, все, что я ему говорю, больше никогда никому не доверю". Решаюсь, и очень спокойно выговариваю все: прошу его стать моим духовным отцом, которым он на самом деле давно является. К моей радости, батюшка присылает свою фотографию, которую подписывает: "Духовному чаду Надежде в канун Прощеного воскресения". На ней алтарь, перед батюшкой Крест, он молится. Этот подарок я получила за двенадцать дней до кончины отца Владимира. Самое Ценное, дорогое до слез в этом последнем письме - его слова: "Сколько хватит сил - буду молиться о вас..." Это главный дар, неоценимый. Мы знаем: батюшка на Небесах. И нерасторжимо, незабвенно - его духовные чада - с ним, под неусыпаемым покровом его святых молитв".

Батюшкино отношение к исповеди не было стандартным. Как-то моя подруга, крестившаяся в тридцать восемь лет в Москве, созналась отцу Владимиру, что ее продолжают мучить воспоминания о грехах, совершенных до Крещения: "Считается, что они "смыты" таинством, но никак не могу обрести покоя..." - "В чем же дело? - тут же отозвался батюшка, - немедленно все пиши". Многочасовая исповедь оказалась знаменательной. Батюшка совершенно по-новому осветил ей всю жизнь. Хотя много лет прошло после Крещения, и ей казалось, что вполне понимает глубину и тяжесть всех грехов. Это было пять лет назад, но по-прежнему она не может удержаться от слез, вспоминая свое состояние в те часы.

Духовная дочь отца Владимира Лариса: "Однажды я совершила тяжелый грех и еще не вполне осознала, что натворила. Исповедовалась у батюшки в келье. Вдруг он упал на колени, залился слезами и - воплем: "Господи, прости ее!" Это было с таким видением моего преступления, что я, сама того не ожидая, - вдруг повалилась на колени, как действительно перед Богом, и плакала, как никогда раньше... Потом думала: "Мы не знаем, с какой отдачей батюшка на самом деле молится, это страшное дело...""

Духовная дочь отца Владимира инокиня София (Ново-Девичий монастырь): "Господь через батюшку на каждом шагу укреплял мою слабую веру. Это было еще до моего пострига. Приехала в Дивеево зимой. Почти всю ночь в гостинице писала исповедь батюшке. Просила благословения на очередные послушания. Простояла службу, а его нет. Исповедовалась, как могла, у другого священника и стою со слезами у иконы преподобного Серафима, изливаю ему свою скорбь. И уже смирилась, согласилась, что недостойна каяться батюшке. Милостей не заслуживаю. Едва успокоилась, вдруг чувствую, что отец Владимир стоит за моей спиной. Ощущение столь реальное, что я ужаснулась. Оборачиваюсь - это он. Посмотрела на него с испугом. Он благословил с улыбкой: "Доставай из кармана, что ты там всю ночь писала". Вынула и протянула ему свою исповедь. Он быстро-быстро прочел. Прочитал надо мной разрешительную молитву".

В письме к духовной дочери Т.П., отвечая на вопрос, как удержаться от осуждения, живя в этом страшном мире, батюшка, в частности, привел наставление преподобного Серафима Вырицкого: "Всемогущий Господь управляет миром, и все совершающееся в нем, совершается или по милости Божией, или по попущению Божию. Судьбы же Божии непостижимы для человека. Три святых отрока в пещи Вавилонской исповедовали Бога и воистину веровали, что все духовные и гражданские бедствия, попущенные на них и на израильский народ, попущены по праведному суду Божию. Только такое воззрение на сущность всего происходящего привлекает в душу мир, не попускает увлечься разгорячением. Направляет зрение ума к вечности и доставляет терпение в скорбях. Да и сами скорби представляются тогда кратковременными, становятся ничтожнее и мелочнее".

Раба Божия Нина: "Помню батюшкины общие исповеди. Однажды он начал словами: "Святой Иероним молился в Рождественскую ночь в Вифлеемской пещере, там, где родился Христос. Слезы струились из глаз старца. И мысли его переносились в те времена, когда волхвы принесли Богомладенцу свои дары - злато, ладан и смирну. И вопрошал старец: "Господи, какой дар принесу Тебе я, нищий человек?" И услышал в ответ: "Принеси Мне грехи твои, Иерониме". Нередко и мы ищем, чем послужить Богу, - с волнением говорил отец Владимир. - Но первое, чего Он ждет от нас, чем мы можем Его утешить - наше собственное покаяние". А закончил исповедь словами: "Дивный батюшка, игумен Никон (Воробьев), оставил нам свой завет умирающего: "Кайтесь! Считайте себя, как мытарь, грешниками. Считайте себя негодными для Царствия Божия. Умоляйте о милости Божией. И жалейте друг друга"".

Духовная дочь отца Владимира Анна: "Однажды, совершая нехороший поступок, я совершенно забыла, что и за это придется исповедоваться. Когда приехала в Дивеево, еще издали увидела батюшку и расплакалась. Подошла к нему на исповедь и поняла, что не могу даже рта открыть. А батюшка посмотрел: "Как ты могла это сделать?" Я разрыдалась и говорю: "Я не буду исповедоваться". На что он сказал: "Дело сделано, а раз так, то каяться-то надо". Потом я раскаялась и с тех пор подобных поступков стараюсь больше не совершать.

Приезжая в Дивеево, я у батюшки Серафима просила избавления от некоторых грехов. И однажды на исповеди слышу от батюшки; "Ну что ж ты, Анна, ведь вот со слезами просишь и опять повторяешь?!" Мне стало так стыдно, ведь он не видел, что я плакала и просила преподобного Серафима избавить меня от некоторых грехов.

В нашем поселке жила семья: мать, бабушка, внучка. Они поехали на экскурсию в Дивеево. У девочки давно было желание поступить в монастырь. Мама только удивлялась и не принимала это всерьез. Когда они вошли в Троицкий собор и девочка увидела множество сестер, она напугалась и думала, что ее сюда не возьмут. Встали в очередь на исповедь. Очередь - огромная. Увидели худенького батюшку, который вдруг отошел от аналоя и этой женщине, которую видит впервые: "Татьяна, пойти сюда..." А дочери: "Ты, Люда, не расстраивайся, будешь в монастыре". И на самом деле, сейчас эта девочка уже инокиня, а мама с бабушкой переехали в Дивеево.

Когда батюшка приехал к нам домой, он вскрыл маме все прошедшее - все грехи юности. Когда она первый раз была в Дивеево, он не дал ей рта раскрыть и рассказал, под ее слезы, и то, что она давно забыла. Когда я, повторяя исповеданное, снова стояла у аналоя, батюшка всегда огорчался: "Ну вот, опять с семьюдесятью грехами приехала".

Очень многие из нашего поселка стали пользоваться помощью батюшки. Мои соседи - молодая семья. Сосед очень любил выпить, хотя совсем молодой, двое детей. Батюшка поисповедовал их, благословил искупаться в источнике. Надел на него крест со словами: "Не снимай никогда! Молись! Пусть даже смеются над тобой. А молиться бросишь - все будет плохо". Прошел год, сосед перестал пить. Семья зажила очень хорошо. На следующий год мы поехали к батюшке пособороваться. Он благословил всех вместо 9-ти раз - только 3 раза окунуться. А сосед подумал: "А зачем? Все нормально, мне уже не надо". И не стал купаться. Вернулись с источника. Батюшка его возвращает: "Вернись обратно". А тот: "Да когда-нибудь потом". Только мы отъехали от Дивеева, у нас одно за другим полетели 4 колеса на "Волге". Был вечер, и мы с такими трудностями добирались. Вернулись, и на следующий день сосед запил. Чтобы батюшкины молитвы действовали безотказно, нужно было его во всем слушаться.

Очень многие люди, которых я привозила к отцу Владимиру, думали, что я ему накануне что-то о них говорила. Но этого никогда не было. Как правило, я о них и не знала ничего. Господь батюшке все Сам открывал. Он знал дела даже очень глубокой давности. Например, маме вскрыл то, что она беременная ходила плясать в клуб, который был сделан из кладбищенской церкви. В то время храмы осквернялись, а мы только благодаря батюшке узнали, что клуб был сделан из храма".

Духовный сын отца ^Владимира Николай: "Не забуду первую исповедь у батюшки. Начал что-то говорить и неожиданно меня разобрал неправдоподобный смех. Отец Владимир сначала тоже пошутил. А потом говорит: "Иди положи 20 поклонов перед Распятием Христовым". Начал я поклоны совершать и вдруг неудержимо разрыдался. Когда в глубоком раскаянии вернулся к батюшке, он спросил: "Ты понял, почему ты смеялся?" - "Почему?" - "Потому что у тебя нет страха Божия"".

Раб Божий Д.: "После длинной жизни заблуждений, псевдопоисков (так как к искателям Истины я отнюдь не относился), повторив неоригинальный путь блудного сына, я попал на исповедь к отцу Владимиру. За считанное время он без единого обидного слова открыл мне, каким комом грязи я являюсь. Одновременно излил на меня поток такого участия, понимания и любви, что считаю этот день - днем своего духовного рождения".

Слушая эти слова, вспомнила рассказ о молодом человеке, который увлекся теософией. Настрадавшись на ложном пути, он, наконец, пришел в Церковь, хотя это было ему нелегко. Вместо слов обличения служащий иеромонах просто крепко обнял его и с состраданием произнес: "Ничего, ничего - все пройдет". И в этот момент благодать Божия хлынула в душу А.С. Без проповеди, без объяснений он понял, что Истина в Православии. Понял раз и навсегда. Думаю, что такие священники были на Руси во все времена. И невозможно им на нашей святой земле - не быть.

Послушник Федор: "Наш отец Владимир точно так же, как батюшка Алексий Мечев, - "это переживание того, что тебя когда-то искренно пожалели, приголубили, полюбили, но этого одного недостаточно. С батюшкой, чувствовалось, был Бог, и здесь человеческое уже отступает, через батюшку тогда тебя жалел, ласкал и любил Сам Бог. Можно ли выразить человеческой речью радость Богообщения? Батюшка же эту радость давал.

Когда умирает человек, который весь заключается в наших умственных воспоминаниях, такого человека, как ни трудно но все же легче заменить другим, но батюшку - как переживание и трепет нашего сердца - заменить другим невозможно.

В противоположность уму, сердце, отличается верностью, оно не в силах забыть те исключительные святые переживания, которыми Бог благословил нас через батюшку. Ум, по природе своей, холоден, и его привязанности потому непрочны. Сердце же, живущее уверенностью, горит, и жаром своим сжигает все сомнения.

Батюшка весь был в духе преподобного Серафима: та же любовь, та же ласка во взоре и радостная улыбка, та же сердечная приветливость. В присутствии батюшки также все размягчались и выходили в слезах.

Батюшкино земное поприще завершилось, но не завершились труды его ко спасению наших душ. Великая милость Божия - на своем пути встретить праведника. Это, действительно, милость, дар великий, потому что хотя мы и сами стараемся трудиться, но что мы можем, если не Господь?!"  [1]

Отец Владимир никогда не отказывался принять исповедь о раскаянных в прошлом грехах, если человек осознал их - на новой глубине. Рядом с батюшкой это систематически происходило. Его часто просили принять генеральную исповедь, потому что рядом с ним начинали свою жизнь и свои грехи воспринимать полностью по-новому. Как сказала одна раба Божия: "Будто в мой непроглядный туман направили поток света. Так еще не доводилось себя видеть. После этого на исповедь надо было бежать стремглав. Оставаться с таким видением, ничего не делая, было невозможно".

Батюшка буквально перепахивал поле нашей жизни, выворачивал канувшие в глубину камни, выкорчевывал заросшие корни грехов. Единственное необходимое условие - собственное желание человека покаяться всем сердцем, по-настоящему.

Батюшка неутомимо взывал к человеческим душам. Разными словами он повторял: "Спасение дается только через осознание грехов и сердечное покаяние, а также через терпение скорбей. Что бы ни случилось, принимайте со смирением и любовью. Ближних же своих спасайте, сколь можете - тех, кто еще слышать может. Не гнушайтесь ни старым, ни малым: даже капля святости, пролитая в душу ближнего, даст вам воздаяние" (старец иеросхимонах Феодосии Иерусалимский).

Отвечая иноку К. Н-ского монастыря, который исповедовал батюшке дьявольское наваждение богохульных и блудных помыслов, отец Владимир писал, что во-первых, надо разлюбить грех на самом деле. Понять всерьез: это мне не нужно. Из этого обрести твердую позицию: это - не мое (я ведь этого полностью не хочу!) И, значит, греху объявляется - настоящая война. Это фундамент. Если оставить хотя бы частичную привязанность ко греху, победить его - невозможно. Кроме собственных советов, он привел слова Паисия Афонского: "Попадая в трудную ситуацию, человек сдает экзамены... Даже если мы получаем раны, не нужно терять хладнокровия, но просить помощи Божией и с мужеством продолжать борьбу. Пастырь Добрый услышит и тут же поспешит на помощь, как бежит на помощь пастух, заслышав, как жалобно блеет ягненок от полученной раны, укусов волка или пса. К тем, кто (прежде) жил жизнью, которая была достойна плача и (ныне) подвизается, я питаю больше любви, постоянно имею их в своем уме и чувствую за них больше боли, чем за тех, кто не мучим страстями. Так и чабану за ягненка раненого или заморыша больно больше, чем за других. И о нем он заботится особо, пока и тот не станет здоров".

Р.Б. Виктор: "Однажды я исповедовался у отца Владимира в келье. Дело было Великим Постом, и я задал ему вопрос, как бороться с плотскими страстями в постовое время. Батюшка назвал наиболее приемлемое для меня: "Физический труд, поклоны. А если этого будет недостаточно, попробуй так", - резко упал на руки ничком, начал отжиматься и сказал: "Надо до изнеможения, пока весь мокрый не будешь, отжиматься, - и победишь блудные помыслы". Он вспомнил подвижника, который каждый день до вечера строил стену, потом разрушал. И с утра все начинал сначала. Помолчал: "Каждый находит свои способы борьбы с дьяволом". И добавил: "Молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце считается святыми отцами неполноценной"".

Раб Божий Ф.: "В этот вечер пришел исповедоваться к отцу Владимиру домой. Все подготовил заранее на нескольких страницах. Но самый тяжелый грех, промаявшись, так и не решился написать. Вхожу к батюшке в келью, принимаю благословение. И вдруг внутри мелькнуло, как обожгло: "он з н а е т!" Отогнал от себя эту мысль. А батюшка отводит мою руку с зажатой в ней перечислительной запиской и начинает исповедь совсем другую. Стремительно открывает коричневый ветхий том и после земных поклонов с покаянными молитвами, которые все во мне разбередили, начинает перечень грехов по каким-то прежним спискам. Несовременный, более старый славянский язык. Монашеское скитское покаяние. Головы от пола нельзя отнять. И вдруг слышу - звучит вслух мой стыдный тяжкий грех... После этого батюшка прочел молитву:

О всемилостивая Дево Богородице, Мати щедрот и человеколюбия, Единая Надеждо и Упование мое! О Свете помраченных души моея!

К Тебе аз многогрешный припадаю и Тебе молюся, Источник милосердия, пучину щедрот и человеколюбия рождшая: помилуй мя, вопию Ти болезненно, помилуй мя, всего уязвленнаго, в лютые разбойники впадшаго, и от одежды, в ню же облече мя Отец, увы мне, обнаженнаго. Темже возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего.

Но, Владычице моя Богородице, молю Тя смиренно, воззри на мя милостивым Своим оком и не возгнушайся мене, всего помраченнаго, всего оскверненнаго, всего в тине сластей и страстей по груженнаго, люте падшаго и возстати не могущаго: умилосердися на мя и даждъ ми руку помощи, во еже воздвигнути мя из глубины греховныя.

О Радосте моя! Избави мя от обышедших мя; просвети лице Твое на раба Твоего, спаси погибающаго, возстави падшаго люте: можеши бо вся, яко Мати Бога Всемогущаго.

Излей на мя елей милосердия Твоего, и вино умиления точити ми подаждь; Тебе бо воистину едину Надежду стяжах в житии моем.

Не отрини убо мене, к Тебе притекающаго, но виждъ скорбь мою, Дево, и души желание, и сие приими и спаси мя, Ходатаице спасения моего.

Когда батюшка читал надо мной разрешительную молитву, во мне что-то плакало внутри. Грех был вырван, внутреннее пространство освобождено и светло. Никогда я не желал себе чистоты и правды в такой мере. Совершивший без единого слова, которого я был достоин, эту духовную операцию, отец Владимир молча благословил меня. "Батюшка, чью молитву Вы последнюю читали?" - "Нила Сорского". - "Дайте, пожалуйста, переписать". - "Возьми", - протягивая мне книгу, батюшка уже открывал дверь следующему, ожидающему своей очереди в прихожей".

Еще одна исповедь. Многие часы батюшка у образа Иверской Божией Матери, справа святые мощи преподобного Серафима. Двунадесятый праздник. Начинают причащать, а желающих исповедаться - по-прежнему не счесть. Люди нервничают, толпятся, рвутся к аналою. Посещающие Дивеево легко вспомнят подобную ситуацию. Вдруг отец Владимир поворачивается к народу. Его лицо поражает своим внезапно обнажившимся страданием о наших несметных грехах: "Вы видите, я физически не могу выслушать вас, а всем так хочется причаститься... Восплачем же о своих грехах!" Слезы катятся градом по худому лицу, повернувшись лицом к алтарю, батюшка падает на колени. Минуты невыразимого напряжения и прихлынувшей к каждому сердцу - благодати. Батюшка стремительно встает и начинает накрывать епитрахилью залитых слезами людей. Плачет сам и повторяет: "Кайтесь, кайтесь...* Он читает разрешительную молитву отнюдь не над каждым, а выборочно: ему всегда известно, кается ли человек сердцем. Попав первый раз на такую исповедь, я была ошеломлена и не сразу пришла в должное состояние: полного горя перед лицом своей бездны. Батюшка стремительно пересекал в разных направлениях редеющую толпу, ко мне приблизится и, не глядя, уходит. И так несколько раз, пока, буквально, сердце у меня не заплакало. Чувствовала при каждом приближении батюшки, что мне давался импульс - благодатная помощь для действительного осознания своей беды. Как только это произошло, батюшка немедленно с радостью подошел и прочел над моей головой разрешительную молитву.

Однажды шла из храма с женщиной, которая созналась: "Где я только не исповедовалась, в каких монастырях, и коротко, и подробно, а на сердце - ледник. И вот, слава Тебе Боже, плачу - первый раз в жизни... Взрастил преподобный Серафим своего любимого послушника и подарил нам. Помните, как Царица Небесная обращалась к преподобному: "Любимче мой", так близок и отец Владимир самому батюшке Серафиму".

Не раз мне приходилось говорить об отце Владимире с серьезными людьми. Мы соединились во мнении о нем. Батюшка имел Божественный дар - жизни из глубины. Для нас отец Владимир остался - чудом подлинности. Этот уровень Доступен только людям облагодатствованным - которым открылось зрение грехов своих. Одним этим видением обретается - предстояние Богу в смирении. Главное, что Богу нужно от нас. Батюшка звал всех, способных откликнуться - к жизни неподдельной. Рядом с ним мы осознавали себя фальшивыми христианами, привычно соблюдающими видимость... Благодарим, на коленях благодарим, батюшка. Не к покаянию ли евангельской блудницы, пусть не миро - одни слезы приносить к ногам своего Спасителя, ты призывал нас, твердокаменных?! Хотя бы минуты - но настоящего горя, истинной боли о своей падшести.

Святые отцы говорят, что настоящая молитва перерастает слова. Совершенной молитвой считается поклонение волхвов; благоговейно, без слов, припавших ко Христу, лежащему в яслях. Быть может, то же самое можно сказать и о более глубокой, чем общепринятая, исповеди. Тем более, когда душа, что могла - назвала, но все чувствует свою нарастающую вину.

Отец Владимир лечил души - Христовой любовью. И ничем, никогда, никаким самым талантливым и правдивым обличением нельзя добиться такого пробуждения совести - как любовью. Заставить душу очнуться от греховной спячки можно только с ее помощью. После очередной батюшкиной исповеди я думала: "Ведь это напоминает час Последнего Суда. Как мы предстанем перед любовью Самого Христа?! Перед бездной милосердия и всезнания, и как же будет невообразимо стыдно перед этим Светом. Как позорно станет зиять мое мелкое и крупное самолюбие и всяческое зло в потоке любви Христовой, которая снисходила к тебе еще в этой жизни, ежедневно склонялась перед тобой, как склоняется мать перед своим капризным, самонадеянным младенцем. Велик дар нести людям слово о Евангельской любви. Но почти нет тех, кто несет саму любовь душе современного человека - одебелевшей от нечувствия благодати Христовой. Одичавшей от делания вещей ей несвойственных, забывшей естественное для себя: правду, простоту, чистоту, любовь, верность". Батюшка возвращал человеческой душе ее первозданное чуткое состояние. Состояние обжигающего стыда и ранящей тебя совести.

Глядя на служение отца Владимира, многим приходили на память строки о старце Алексии Мечеве. "Все, что Вас угнетало и обездоливало, все, что Вас омрачало и подавляло, все это уходило вдаль и помещалось в глубинах его любви, жалости и желания придти к Вам на помощь.

Мир представляет свои большие материальные преимущества, но ничего не дает для любви. И сколько бы он ни дарил удовольствий, утех и славы, он не в силах заглушить роковым образом развивающихся в человеческом сердце - сперва скуки, разочарованности, а потом невыносимой тоски, которая хуже смерти.

Жизнь грешника-христианина вечно колеблется между демоном и Богом, между святостью и греховностью, для исцеления ее иногда достаточно одного слова, одного ласкового взгляда. И здесь в особенном свете выступают целители душ, которые могут своим верным взглядом понять безумствующую душу и найти момент, обстоятельство и место, чтоб положить на ее сердце свою ласковую, успокаивающую и исцеляющую руку"(.

Среди таких целителей душ - и отец Владимир.

[1]  "Пастырь добрый". Воспоминания об отце Алексии Мечеве.