Девятый день по кончине отца Владимира. После длинной панихиды в храме и литии на могиле часть людей сидят за столами, стоящими в три ряда, не поместившиеся и без конца прибывающие переполняют прихожую и двор. В трапезную входит раба Божия Валентина, семидесяти восьми лет, духовная дочь отца Владимира, и матушка Ирина при ее появлении возвышает голос: "Матушка! Расскажите нам немедленно, как вы видели Государя". В ответ: "Пришла тебе рассказать свой сон про отца Владимира!" - "Нет, нет, матушка, сначала, как вам явились Государь с Государыней!"

"Три года назад я переехала в Майовку и купила себе хибару - так она холодна до невозможности, уж так соломкой затыкала, затыкала, да птицы вытаскивают солому-то. И вот у всех завалинки, как у людей (чаще всего - это земляная насыпь, обитая досками, утепляющая нижнюю часть дома), а у меня-то нету. Прохолодала одну зиму, уж другая катит в глаза, а никого не могу дозваться, чтобы опилок-то привезли. Хожу, клянчу: и этот с машиной на краю деревни, и те могли бы, но никто, день за днем, месяц за месяцем - никто... Однажды окончила свою Псалтирь... Книги-то у меня старинные, родовые - вековые, может быть еще от прабабушки перешли. У нас-то семья: все по церквам и для Церкви, Сама всю жизнь облачения шила и камилавки для священников-то. Книги - одно богатство...". Понимаю из ее рассказа, что она стоит на коленях перед своим святым углом у стола в иконах и книгах и привычно до рассвета молится.

"Окончила свое правило и душу мне перехватило, взмолилась: "Государь-батюшка, ты здесь - хозяин!" Я смотрела на ее лицо, удивляясь тому, как только что простое, оно вдруг стало значительным, сильным. Со следующими словами, казалось, душа ее сейчас вырвется навстречу святому, к которому она обращалась. В глазах полыхало что-то большее, чем слезы. "Очисти нашу землю от всякия скверны!!!..." "Вот, как молятся, чтобы быть услышанными", - поражение думала я, опуская глаза. ""Милосердный наш, прости меня, окаянную, ты так помог сербской вдове (памятная история, когда Государь на слезы матери, которая все мучалась, погиб ли ее сын, год никаких вестей, явился ей и сказал: "Он - жив") - это ты вывел ее сына из окружения!.. Снизойди к моей малости, умилосердися над опилками моими", - и в слезы. Плачу, головой уткнулась в коленки, и вдруг меня будто под руку толкнули: вскинулась, а они передо мной стоят - Царь с Царицей. У Государя белый китель в орденах - красота несказанная; Государыня в белоснежном платье, корона на голове сверкает, и прямо передо мной подол-то расшитый, в глазах эта вышивка по краю платья. Сколько, не помню, на них глядела - и исчезли...

К семи утра я в храм - без храма не могу. Возвращаюсь во второй половине дня: ну!... у меня полдвора опилками засыпано! Прослезилась: "Государь-батюшка! Дня не прошло, а ты меня уже вспомнил!" Бегу к соседке: "Нина! Твой Володька привез опилки?" - "Нет. Чего не было, того не было - не он". К другим... Наконец, нашлась одна, указала: "Вот эти привезли, завтра в семь утра у тебя будут".

Приходят. "Соколики мои, да как же вы меня вспомнили?" -"Везли на фирму-то опилки, вдруг в голову мысль, что ты полгода нам пороги обиваешь, решили к тебе заехать, да и ссыпали". Время прошло, так и стоят Государи мои - перед глазами...

Пришла-то рассказать тебе, как отца Владимира видела. Помнишь, матушка, ты мне сотню дала? На твою-то сотню я купила четыре бутылки соевого масла - больно хорошо горит, и отдала своим, чтобы жгли лампадки да читали свою Псалтирь, Серафиму и Владычице, что полагается. И обязательно ко всему приложили акафист Государю - за здравие отца Владимира. И вот они у меня, голубки, день за днем исполняют.

В ту ночь читаю, уже ближе к утру, о батюшке вообще без слез молиться не могу. К рассвету заснула, уткнулась в книжки-то. (Она рассказывает так живо, что не поняла: во сне или наяву дальнейшее происходит). Вдруг вскидываю голову, а батюшка так добро ко мне наклонился, улыбается. Всплеснула руками: "Батюшка! Я тебя не узнала". А он: "Узнаешь..." И стал удаляться, отходит лицом ко мне и кланяется: благодарит. Отступит и снова кланяется. В монашеском одеянии, так дошел до двери и исчез... Схватилась и этим же утром бегу сюда, к батюшке-то домой. А мне говорят: "Они в Москву уехали"".

Этот сон-явь Валентина увидела в первую ночь после смерти отца Владимира. Благодарной душой батюшка, во-первых, утешил тех, кто подлинно любил его, всем сердцем молился.

Матушка сидела рядом за поминальным столом, и мы вполголоса разговаривали. "Таких на наш век мало пришлось, да вряд ли и будет, больно милостив... не мог терпеть чужой боли. У меня без конца давление, голова-то раскалывается. И никогда мимо не пройдет. Застопорится на бегу, без вопроса обхватит правой рукой голову. Отпустит, улыбнется, кивнет - побежал. Стою, не сразу опомнюсь: а голова - отошла. Теперь некому-то слова сказать... И головушка гудит... Какой батюшка! Любил Пасху, и 40 дней - на Пасху, на второй день. На первый-то не каждый от прихода уедет, много детей - священники и других, при церкви работают. Любил Царя, сам Царь на день Ангела его посетил. Любил мучеников, особенно новым сугубо молился; сам стал мучеником..." - светлые глаза матушки увлажнились и сияли благодарной памятью. Изможденное лицо напоминало о России, которой уже нет с нами -и которая все-таки есть... "Пойду к матушке В. Она мне сухари преподобного да крошки от них дает, водой развести, лучшего не надо. Меня тут без конца грабят, на днях последние полтора мешка картошки унесли. Поплакала, да уж что делать. Что картошка-то: книги святые воруют! Все одно, дома сиднем не сидеть, коли жива, надо в церковь... Теперь уж стала Библию с собой носить да главные святыни", - она отвернула край белоснежного ситцевого платка и показала тяжелый том своего сокровища. "На, приложись", - и я поцеловала стопочку Почаевской Божией Матери на атласных узорах плата, отделанного золотой тесьмой. Святыня тут же пошла по рядам, сидящих за столами. "Да, батюшка, - помолчала она, возвращая свою святую ношу в черную заношенную котомку, - человека не пропускал: пожалеть. Все отдал для "малых сих". Потому и Господь - все ему даст. Скажет: как ты для Моих-то детей себя не щадил, а Я тебе дам больше..." Глядя в это простое, дышащее детским доверием лицо, думала: сколько их у нас, неведомых подвижников, безыскусной молитвой которых держимся? Помяни, Господи, во Царствии Твоем рабу Твою и подай ей утешение, не только то будущее, всещедрое, но сейчас, здесь - утеши, поддержи. Мы похристосовались с матушкой на прощанье, по обычаю отца Владимира, хотя длилось время поста: ведь у батюшки пасхальное приветствие не сходило с уст круглый год.

Прихожанка московского храма раба Божия Ольга все время болезни отца Владимира переживала о нем и едва ли не каждый день с сердечной болью спрашивала: "Как состояние батюшки? Нет ли новых вестей?", рассказала свой неожиданный сон: "Приоткрываю дверь, за ней ослепительная комната. Столько света! В белоснежном священническом одеянии сидит батюшка, светлый, живой, такие яркие глаза и что-то говорит, говорит. С изумлением думаю: "Батюшку ведь постригли, почему же он в белых ризах, а не в черных, монашеских". Он улыбается, отвечает мне, и чувствую: это все для моей души, очень мне нужно. Но ничего не запомнила. Прикрываю дверь, ухожу... смотрю, а я вся в черненьком, до пят. (Так она никогда здесь не ходит). Думаю: удивительно! В каком белоснежном батюшка!" Мы ей говорим: "Отец Владимир умер вчера в восемь утра".

Послушница Дивеевского монастыря Галина: "В ночь перед батюшкиной смертью дежурила в Троицком соборе. Устала после всех дел, прилегла. И снится мне отец Владимир. Как будто идет служба. Батюшка служит, а потом начинает говорить вдохновенную проповедь. С возвышенной солеи, значительно выше обычного - на уровне человеческих плеч. Батюшка высоко над нами, лицо не изможденное болезнью, а - светлое, прекрасное и дивная проповедь. Проснулась, так жалко, ни слова не помню. Глаза открыла, думаю: "Что бы это значило? Еще минутку подремлю". И во сне вдруг отчетливый голос: "Он уже не ваш!" Очнулась, утро. Неужели батюшка умер?! Отгоняю помысел, вспоминаю, с каким светлым лицом батюшка проповедовал. С утра все же стала спрашивать: нет ли вестей об отце Владимире? Никто ничего не отвечает. Люди не знали, что матушка с батюшкой в Москву уехали. И только днем распространилась весть: батюшка ушел от нас в лучшие места".

После похорон отца сын батюшки Арсений видит во сне: "Выкапывают из земли гроб, поднимают, а он весь чистенький, золотой, никаких следов грязи. Несут его торжественно в Троицкий собор. А я забегаю по крутой лестнице выше и заглядываю, чтобы увидеть папу. Крышки на гробе уже нет. И вижу, он начинает шевелиться. Он - живой! Я всех толкаю, .чтобы другие заметили: он совсем не мертвый! Но никто не обращает на это внимания. Никто. И я просыпаюсь".

В другом сне отец Владимир просит сына принести альбом с фотографиями. Рассматривает страницу за страницей, так светло улыбается: "Какая красота!" На свое отпевание смотрит, похороны, как несут его гроб к выкопанной могиле, и радуется: "Какая красота!"

Две насельницы Серафимо-Дивеевского монастыря сразу же после смерти отца Владимира видели сны похожего содержания. Один из них:

"Стою в храме, смотрю на гроб. Как полагается монаху и священнику, лицо отца Владимира закрыто. И больно, что не могу глянуть в этот лик в последний раз. Так хочется увидеть батюшку, проститься. Иду просить на это благословение. С трепетом подхожу ко гробу. Перекрестилась, поклонилась, осторожно поднимаю покров: отец Владимир с закрытыми глазами... открывает их, яркие, живые и произносит: "Передай всем: пусть обо мне никто не плачет: мне очень хорошо"".

Вспоминает сторож московского храма: "На третий день батюшкиной смерти было мое первое дежурство. И напал на меня необыкновенный страх. А кто-то сказал, что отпевать отца Владимира будут у нас. Начала разговаривать с ним, хотя первый раз в жизни видела батюшку на молебне перед Царской иконой несколько дней назад: "Отец Владимир, если бы сюда на ночь Вас привезли, было бы не так страшно..." И не заметила, как уже отчаянно молюсь: "Батюшка, защити меня от этого ужаса!" Вдруг все отступило. Тишина, покой, будто и не было ничего.

На девятый день отца Владимира опять выпало мое дежурство. Провожаю последних прихожан. Уже трое осталось, двое... И снова приближается ко мне этот безотчетный, неуправляемый страх. Последняя прихожанка вдруг поворачивается ко мне, улыбается и протягивает просфору: "Это вам из Дивеева, от отца Владимира". Я была поражена. Взяла просфору. Заперла за незнакомой женщиной дверь. А от страха - никакого следа. Исцелил меня батюшка от наваждения, надеюсь, на всю жизнь".

Сон послушницы Дивеевского монастыря М.: "Вижу наш храм Троицкий, но такой прекрасный, уходящий ввысь, наверное, Небесный Троицкий собор. Раскрыты Царские врата. Отец Владимир стоит на солее перед ними - я сбоку, издали на него гляжу - и вдохновенным гласом читает акафист Серафиму Саровскому".

Сороковой день по кончине батюшки пришелся на второй день Пасхи 2000 года.

Не забуду, как мы приехали на сорок дней к отцу Владимиру первого мая. В Москве перед этим было необыкновенно тепло, температура доходила до 30°С, в Дивеево сразу же резко холодно. Мы по-летнему, налегке, а холод такой, что снег хлопьями, и тяжелая ночная дорога.

Проспали, и только к одиннадцати утра торопимся на могилку. Там никого нет, панихида кончилась. С батюшкой похристосовались, постояли, быстро продрогли и побежали к мощам преподобного Серафима. Из храма выходим, а навстречу - вьюга, ветер. Бежим мимо могилочки, зуб на зуб не попадает, не в силах у дорогой святыни задержаться, и кричу издали: "Батюшка, родненький, помолись за Л., чтобы он не простудился". Не праздная просьба, потому что последний раз он приезжал в Дивеево и без серьезной причины сразу же заболел гриппом и подолгу лежал с температурой 39°, а тут реальный повод для простуды. Буквально через три шага после этих слов чувствую, что освобождаюсь от мучительного оцепенения, непроизвольно расслабляюсь и начинаю согреваться. Еще через два шага говорю Л.: "Тебе не кажется, что потеплело?" Он с недоумением: "Да, что-то такое происходит". Еще минута: хлопья перестают падать, ветер утихает, все успокаивается. Нежданная блаженная перемена. Идем, светло недоумевая, нас ведь только что трясло от холода. И так спокойно, утешительно дошли до дома батюшки, присоединились к поминавшим. После трапезы матушка нас вещественно утеплила. Так отец Владимир встретил нас столь свойственным ему вниманием сердечным.

Перед отъездом мы любовались фотографиями батюшки, облаченного то в скуфью, поручи и епитрахиль, то в мантию или пальто преподобного Серафима. И дерзновенно просила: "Батюшка, помоги, так хочется приложиться к этим святыням!" А они недоступны, лежат на втором этаже Троицкого собора, куда можно пройти только по особому разрешению. На второй день по приезде, после всенощной, к нам неожиданно обращается благочинная: "Приглашаю вас через час в храм Рождества Божией Матери, приложиться к вещам преподобного". Мы были поражены: "Батюшка, это твоими молитвами. Никто никогда нас здесь не останавливал и такими милостями не одаривал!"

На могиле отца Владимира лежали стихи, которые нам очень понравились. Тетрадь, на ней камешек и надпись: "Не уносить!" Прочли и думаем: "Как хочется иметь, а переписывать очень длинно". Еще через день стоим у батюшкиного креста. Уезжала из Москвы, многие просили: "Ты от меня поклонись отцу Владимиру, это передай, этого не забудь..." - но понимала, что еду с просьбами еще большего количества людей. И вот стою, кланяюсь, "Христос Воскресе" отцу Владимиру пою и про всех ему рассказываю. Какая-то женщина, стоявшая поодаль, смотрит на нас и неожиданно спрашивает: "А у вас есть стихи, которые лежат на могиле?" - "Да, - говорю, - очень хочется иметь. У нас их нет!" - "А я вам сейчас подарю". И по сей день батюшка все нужные встречи стремительно совершает, связывает нужных друг другу людей.

Об этих стихах мне рассказали необыкновенную историю. Монахиня С. из Боголюбовского монастыря, человек нам давно известный и достопочтенный, приближенный к архимандриту Петру, прислала письмо алтарнику московского храма, где рассказывала, как ездила на девять дней отца Владимира в Дивеево. Батюшку она очень любит, помню ее в толпе вокруг дорогой могилы на этот девятый день. Оказывается, перед тем как уезжать, она подходила сюда в последний раз. Вдруг ее внимание привлек ворон, который, совершая плавные "круги почета", приближался к земле. Он держал что-то белое. К вящему недоумению матушки, он сел на свежий холмик и, выпустив из клюва белый лист, взмыл в небо. Перекрестясь, она осенила машинописный текст крестным знамением, прежде чем взять в руки. Перед ней были строки, посвященные памяти отца Владимира. Единственное понятное объяснение: кто-то унес понравившееся стихотворение домой, не взирая на просьбу; видимо, исполняя Божие послушание, птица его вернула на место. Вспомнила другие примеры подобного служения пернатых: в ХХ-ом веке - преподобному Кукше Одесскому, в период его заключения в концлагере.

Памяти духовного отца иеромонаха Владимира (23.03.2000)

Как быстро скрылось солнце красное,

Родник живой воды иссяк,

Но сердце доброе, прекрасное

Жизнь обрело на Небесах.

Весной природа оживится

С уходом матушки - зимы,

Все вновь на круги возвратится,

И не вернешься только ты.o

С земли последние уходят,

Добро способные творить...

Как в этом мире лжи и злобы

Нам без тебя на свете жить?

В чужих чертах тебя впустую

Мы взглядом жаждем отыскать,

Походку быструю, живую,

И милый голос услыхать.

В печали боли безутешной

Осталось сердцу лишь мечтать:

В нужде и горе ты поспешно,

Как прежде, выйдешь нас встречать.

Кому-то путь укажешь к Богу,

Слезу отчаянья сотрешь,

Развеешь скорбь, беду, тревогу

И на себя болезнь возьмешь...

Теперь другой стоит священник

Там, где часами ты стоял,

Где ты, наш мученик плачевник,

Себя для ближних распинал.

При жизни должным и привычным

Казался пастырский надлом,

Труд титанический - обычным

Служебным делом, ремеслом.

А ты грехи больных и темных

Чрез сердце пропускал свое,

И этой ношей неподъемной

Здоровье подкосил свое...

Ты ради нас сгорел, истаял,

Для Бога жертвою ты стал,

Пример живой любви оставил,

Жить по-евангельски позвал:

Переносить клеветы, злобу

И образ Божий не терять,

И в Царство Вышнее дорогу

На суету не променять.

Тебя завистники чернили

Все экстрасенсом, колдуном.

Теперь пусть совесть до могилы

Изобличает бедных в том.

А мы тебя как изводили

Своею ревностью пустой...

Как мало мы тебя любили,

Прости нас, батюшка родной.

За Сербию болел душою -

Тебя снедали боль и грусть.

Всю жизнь Царя с его Семьею

Молил спасти Святую Русь.

Твоя любовь не знала меры,

Границ не знала и конца.

Подай твои - любовь и веру,

Чтоб вместе прославлять Творца.

Отца духовного другого

Себе искать не будем мы.

И светлой памяти до гроба,

Навек останемся верны.

Ты на могилку, как к живому,

К себе ходить благослови.

И все вопросы и сомненья

Мольбой небесной разреши.

Нам, чадам, всех грехов прощенье

Ты каждодневно посылай,

Крестом могильным исцеленъя

Душе и телу подавай.

Как стаю птиц, Бог неразлучно

С тобою вместе нас связал,

Чтоб к Небу путь в ненастных тучах

Ты нам управить помогал.

Твой Ангел возвестил спасенье:

В пречистый мир восходишь ты,

И отразили восхищенье

Твои смиренные черты.

Смерть, хоть хотела, не коснулась

Чела и теплых рук в гробу.

Душа в родимый дом вернулась,

Послушна Богу одному.

В мороз и сумрак хоронили,

Но день вдруг солнцем просиял,

Прекрасный голубь до могилы

Твой светлый путь сопровождал.

И потому печаль и радость

Всегда соседствуют в сердцах:

Ведь дни разлуки бренной - малость:

Нас встреча ждет на Небесах!

Ты там в лучах Любви и Света,

В теченье радостных минут...

Но есть печальная планета,

Где люди - любят, помнят, ждут.

Рожден ползти - летать не может,

Нам недоступна благодать.

Мы так слепы, грешны, и все же

Тобой дерзаем Небо звать.

В покой Твой, Боже милосердный,

Введи отца, чтоб вечно жил.

Он дар Любви стяжал безценный,

За ближних душу положил.

От духовных чад на девятый день - батюшке

Один из примечательных снов: матушка иерея Б., ставшего священником по благословению отца Владимира, увидела во сне недавно ушедшего батюшку. Он был в красном пасхальном облачении, необыкновенной красоты митра или корона сияла рубинами. "Я по-детски, и всегда рядом с ним чувствовала себя как перед отцом, потянулась рукой, почти коснулась этой митры: "Батюшка, а почему такой цвет? Это мученичество означает, да?" Отец Владимир едва заметно улыбнулся и ответил: "Да, это означает мученичество"".

За поминальным столом многие люди не могли сдержать слез, благодарили батюшку за Божьи милостыни, которыми Господь одарил их его руками. Одна раба Божия обратилась к матушке отца Владимира: "Вы об этом не знаете, я вам не рассказывала при жизни батюшки. Знают об этом только Господь Бог, отец Владимир и мы с дочерью. Сейчас, на сороковой день после его смерти, не могу об этом умолчать.

Батюшка приснился мне в первый раз, когда я еще в Дивееве ни разу не была, отца Владимира не знала и ничего о нем не слышала. У меня случилось страшное несчастье: шестнадцатилетняя дочь перестала ходить. Мы всех врачей, огонь и воду прошли, никто ничего не обещает, посылают от одного врача к другому. Это было настолько страшно, это была трагедия, я слез не осушала. И вдруг снится мне неизвестный священник, еще и распатланный такой (батюшка был очень быстрый, почти все делал на бегу, и волосы нередко развевались во все стороны), который, как мне кажется, буквально нападает на дочь, хватает ее за голову, начинает трясти, кулачком бьет по позвоночнику. Я кричу: "Что вы делаете?! Вы же ее убьете!" Он на меня строго посмотрел: "Отойдите от меня, не мешайте", - и продолжает. Проснулась под неприятным впечатлением, ничего не поняла.

Едва ли не на другой день какие-то знакомые говорят: "Поезжай в Дивеево, место цельбоносное, там преподобный Серафим, источники". Потом от других почти то же самое. В жизни о Дивееве не думала, и вдруг - просто зазывают. А про отца Владимира, повторяю, никто, ниоткуда. И вот мы решились, приезжаем. Обращаюсь к одному священнику, другому: может быть, можно молебен о здравии отслужить, на источник пойти, как-то помочь моей дочери?.. Отвечают: молитесь преподобному Серафиму - и все. (Девочка сидит рядом с матерью с кроткими светлыми глазами, какие можно встретить только в православных монастырях). Мы и на источники ездили, окунали ее - ничего не помогает. Собираемся домой. И уже в день отъезда поделилась своим горем с одной монастырской служащей. Она: "Сейчас я подведу тебя к батюшке, который, может быть, тебе и поможет".

Подходим к толпе, священника за нею не видно. Мы держим дочь, чтобы она хотя бы вертикально стояла. И только от батюшки отошел очередной исповедник, сторож храма ему говорит: "Здесь девочка, которая перестала ходить, посмотрите, пожалуйста". Отец Владимир повернулся к нам стремительно. И дальше происходит невероятное. Люди перед ним расступаются, он быстро подходит к моей дочери. И повторяется все, что я видела во сне. Он начинает ее бить кулачком по позвоночнику, сжимает голову, трясет за плечики. Как тогда во сне, кричу: "Вы что делаете? Вы же ее убьете!" Батюшка поворачивается ко мне и так строго: "Не мешайте мне. Отойдите от меня". Потом положил руки дочери на плечи и говорит мне: "Отпусти ее". Отвечаю, что не могу ее выпустить, она сейчас упадет, она не может стоять самостоятельно. "Я сказал - отпусти!" И дочери: "Сейчас мы пойдем с тобой к святым мощам батюшки Серафима". Он, кажется, даже опирается на нее, руки держит на плечах, но на самом деле он ее ведет. Толпа смотрит, все понимают, что она не ходит сама. Так они доковыляли до святых мощей. И оказывается, она не может приложиться к святыне, отец Владимир борется с неведомой силой - и таки прижимает ее голову к стеклу раки. И они обратно идут!

А кончилось это тем, что батюшка заставлял ее бегать в Троицком соборе с первого этажа на верхний, множество пролетов, здоровый утомится. Он за ручку ее держит, за пальчики, и они бегут вместе. Мне улыбается: "Ну, что это ты, мамочка, говорила, что твоя дочь не ходит? Посмотри, как она у тебя бегает". Так отец Владимир на моих глазах исцелил мою дочь". А эта девочка сидит тут же, безмолвная, с глазами, которые невозможно забыть. Мы все слушали этот рассказ, но повторить его невозможно. Люди плакали. И мать прерывала свои слова слезами, которые сдерживала, как могла. Все ощущали живое присутствие отца Владимира - здесь - и сейчас с нами.

Дар глубоко милующего сердца был дан батюшке при жизни, еще в большей степени он обладает им теперь. Десятилетняя батюшкина дочь перед экзаменом в музыкальную школу по скрипке приступила к маме в самых расстроенных чувствах: "Папа, при всей своей занятости, находил время и всегда помогал мне делать уроки. Ты, мама, совсем со мною не занимаешься, совсем меня забросила". А бедная мама едва на ногах после всех несметных толп сорокового дня, когда за столы, поставленные в большой трапезной в три ряда, садились в несколько этапов. "Вот у меня, мама, завтра экзамен по сольфеджио, и я получу двойку, вот увидишь!" - и в слезы. У бедной матушки, блестящего музыканта, времени на дочь в этот вечер так и не нашлось.

И в первый раз снится безутешному ребенку папа. И видит она его невзрослым: "Папина бородка, лицо, но он маленький". И он говорит: "Лидусик, что же ты так расстраиваешься? Ну, куда денутся от тебя твои "пять с минусом"?" И они вместе за ручку идут в храм, стоят службу и вдвоем выходят. "Понимаю, что он сейчас исчезнет, обняла его: "Папа, не уходи! Я без тебя не могу, никуда тебя не отпущу!" - и плачу. А он утешает: "Ну, Лидусик, не волнуйся, я буду тебя навещать, а если у тебя будут какие-нибудь трудности, приходи ко мне на могилку и все-все расскажи. Я передам святым, и мы тебе вместе поможем". На следующий день она действительно получила вместо ожидаемого "пять с минусом". Вспоминаю этот рассказ и еще раз осознаю: множество людей, от малого до старого, одинаково по-детски надеялись на помощь отца Владимира. Так Господь в наше черствое, убийственное время находит души, через которые Он нас утешает, согревает и поддерживает. И каждый, у кого сердце почувствует батюшку, может вот так же на могилу отца Владимира прийти, или из своего далека его попросить о самом важном, безысходном, самом трудном. Тем более что в одном сне он сказал духовной дочери: "Всех, кто обращается ко мне, в каком бы уголке ни был, - всех слышу".

В доме батюшки хранится безчисленное число благодарных писем. Пишет р.Б. Татьяна из Ступино: "Нашего отца Владимира я видела только один раз, но до гроба буду за него молиться. Я приехала в Дивеево с сыном-шизофреником, и батюшка его два часа исповедовал, несколько раз возил на источник, помогал ему окунуться, что для сына было совсем непросто, а без участия отца Владимира - полностью невозможно. Это при безконечной загруженности батюшки... Никто никогда в жизни не уделял столько внимания моему больному несчастному сыну".

Письмо из Тольятти (одно из писем матушке отца Владимира после кончины батюшки).

Здравствуйте, дорогая матушка Ирина и ваши детки!

Была сердечно рада получить ваше письмо и фотографии батюшки. Теперь его лик рядом с Царем Николаем II в моем святом углу. С самого первого дня знакомства я всегда за батюшку молилась, да вот, без его согласия - как за духовного отца.

Эта, главная в моей жизни, встреча произошла четыре года назад. В это время я вовсе не была близка к Церкви (спасибо свекрови, что детей моих, хотя уже взросленьких, покрестила). И так за свою жизнь грехами обросла, что начался везде разлад, распад всей нашей семьи. У младшей дочери - диабет, муж, хороший человек, пить стал, дальше - больше. К снохе никак не найду подхода. И на работе без конца придираются (вот ведь гордость-то). В общем, скорбь придавила меня к самой земле. И ко всему прочему тяжело заболел внук. Вот тут-то Господь внушил мне молиться на коленях и со слезами. В это время, видя мое состояние, один знакомый сказал, что группа паломников едет в Дивеево, и позвал меня присоединиться. Согласилась. Приехали мы под утро и попали на самую раннюю службу. Это благоухание в храме и хор Дивеевских сестер до сих пор в моей душе хранятся неизгладимо. Потом нас собрали на улице ехать на святой источник. Тут из Троицкого собора вышел наш паломник и говорит, что в храме появился такой благодатный батюшка, все к нему стремятся попасть под благословение. А меня в поездке опекала руководитель группы, и она быстро повела меня в храм. Если честно, я и руки-то сложить для благословения как следует не умела. Состояние мое было такое тягостное, что только в пол и смотрела. Поэтому, и подойдя к батюшке, я его не видела, а он своей благословляющей рукой оградил меня Крестом и тихонько сжал мои руки. Подняла глаза и увидела... Христову улыбку... Из глаз моих хлынули слезы, а внутри забилось: "Дух Святый". За слезами я ничего не видела.

Вечером на службе одна паломница сказала, что о. Владимир, теперь я знала его имя, будет вечером исповедывать. К нему собралось много народа. Всех исповедыватъ он не смог, потому что храм стали закрывать. Вот тут-то я и увидела Лидочку, которая за рясу его дергала и говорила: "Тебе еще Евангелие читать". Но батюшка был весь на службе у людей. К нему подходили за благословением и со своими многочисленными вопросами. Батюшка никому не отказывал, и такую от него любовь и утешение люди получали: нельзя было не видеть. У многих сразу бежали слезы из глаз. Внутри меня все говорило, что я должна исповедаться отцу Владимиру, иначе эта греховная тяжесть меня задавит. Только успела взять благословение, и он вдруг сказал, чтобы завтра я к нему подошла первой.

Рано утром мы были в храме. Народу без числа - воскресенье! Готовились исповедовать три священника. К батюшке Владимиру - просто толпа народа. Сначала была общая исповедь, сам батюшка на коленях так усердно о нас всех молился, что у меня опять слезы бежали и бежали. Потом началась исповедь индивидуальная. Пробиться к отцу Владимиру было невозможно, но он не забыл меня, сам пригласил первой... И началась моя исповедь. Не передать состояния в этот момент. Исповедываласъ любящему отцу. Батюшка мне помогал и тут же делал наставления. Поведение его совершенно необычное, он мог и пошутить, и так к месту, что полностью раскрывал душу, укреплял и вселял радость. Батюшка окончательно сразил меня, когда сам назвал мне грех, который только после этого у меня всплыл в памяти. На мою попытку возразить с юмором произнес: "Что ты, я ведь не прокурор". Тут я поняла, что отец Владимир обо мне больше меня знает. Исповедь закончилась, я уже сделала два шага от аналоя, вдруг батюшка меня за руку поймал, повернул лицом к стоящим: "Вот, братья и сестры, а сестра Наталия у нас венчается". Так он мне внушил, что это самое первое и главное. У меня опять хлынули слезы, но уже какие-то радостные, облегченные.

После Причастия мы уехали, и я вернулась домой другим человеком. Как будто расширились горизонты моей души, и в ней поселилась радость.

После его смерти я все больше осознаю, насколько батюшка не жалел себя для нас. А какие мы к нему приходили? Стопудовые горы несли и с себя на него их взваливали.

Дома я решила, что мой муж обязательно с батюшкой должен встретиться. Уговорила его дочку в Дивеево повезти. Ради нее он поехал. Искупали мы ее в источнике матушки Александры. Ей стало очень плохо: она кричала, потом слегла, два дня в гостинице лежала, плакала. Одна монахиня мне сказала: "У нас здесь есть священник Владимир, он отчитывает от злых духов". Но к батюшке тогда постеснялась обратиться. Мы увезли дочь домой, но я ему все рассказала в письме. И батюшка мне быстро ответил, объяснил, что нужно делать для дочери. Пользуясь батюшкиными наставлениями, привела я Катю в чувство, с тех пор у нее голова перестала болеть, и духовное самочувствие улучшилось. Это его трудами, хотя и заочными. Много искушений и скорбей пришлось испытать, пока, с Божьей помощью и батюшкиными молитвами, стало все вокруг нас восстанавливаться: мир духовный и даже материальное благополучие. С мужем обвенчались, квартиру освятили, муж стал иконы покупать, старается всем помочь. На все есть воля Божья, теперь это понимаю.

Последняя моя встреча с отцом Владимиром тоже была удивительной. День был будний, народу в храме немного, началась всенощная. Встала у раки батюшки Серафима. Из боковых дверей алтаря своей стремительной походкой вышел отец Владимир. С какой любовью он каждого приветствовал. Подошла под благословение, сказала, что хочу исповедаться. Он отослал меня к иконам помолиться: "Послушаю, как ты просишь Господа". Пошла, помолилась, как могла, и так мне радостно стало. Вернулась: "Сделала, как Вы сказали". - "И что?" - "Радостно стало!" Он тоже так светло заулыбался, видишь, мол, что молитва может: "Ну, Наталья, Христос Воскресе!" Потом я исповедалась, и батюшка делал мне наставления. В большой радости побежала в гостиницу, мужа разбудила, вернулись в храм, но его уже не было. Только поклон мужу от отца Владимира достался. Последний раз при жизни батюшки я была в Дивееве 9 марта 2000 года. Не знала, что он так тяжело болен, надеялась увидеть в храме. Но его нигде не было. Было грустно. Удивительно, внутренний голос настойчиво внушал, что нужно подойти к любой монахине и спросить: "А служит ли отец Владимир?" Еще удивлялась готовой фразе. Но не подошла и со своей грустью уехала. На самом деле, это моя душа предчувствовала батюшкино состояние.

Только в августе близкая духовная сестра, вернувшись с паломниками из Дивеева, сказала, что батюшка Владимир умер и похоронен рядом с блаженными. Подробностей она не знала и на могиле не была. Вот я тут ясно поняла: нельзя ничего отложить на "потом". Все нужно делать, как сердце велит. Так и не попросилась к отцу в духовные чада. Безконечно плакала, переживала: ведь уже не увижу батюшку никогда. И сколько вопросов, больных проблем накопилось: "Кроме него, кто ответит?" В эту же ночь вижу сон. В Дивеево высокая женщина ведет меня на могилку к отцу Владимиру. На кресте табличка, рассмотрела даже год рождения. И думаю: "Мне казалось, батюшка моложе". Женщина исчезла. Передо мной оградка, за ней на лавочке сидит отец Владимир. Самой могилы я так и не увидела. Мы с ним беседовали, мысленно все ему рассказывала. И батюшка мне отвечал. Сон был совершенно ясный, неразмытый. На один духовный вопрос отец Владимир, прежде чем на него ответить, кому-то помолился, спрашивая обо мне. Ответ во мне ясно запечатлелся. Поразительно: в этом разговоре батюшка решил все мои недоумения и вопросы. Не оставил ни одной неясной проблемы.

При пробуждении было грустно и в то же время радостно. Тем более, что вообще сны редко вижу, а такой особенный - в первый раз в жизни. Поехали с сестрой в Дивеево. Кстати, с ней мы тоже, благодаря батюшке, помирились. Очень долго с ней не общалась, хотя как будто зла на нее не держала. А после разговора с батюшкой на эту тему как-то незаметно и быстро стало все налаживаться. Теперь она со мной в храм и в монастыри просится. Слава Богу за все!

По приезде в Дивеево мы сразу пошли на могилку к батюшке. После чего непреодолимая сила повела меня к Вам. Спасибо Вам, на сестру эта встреча очень повлияла. Она стихотворение, посвященное батюшке, воспоминания о нем у меня просила. Для укрепления веры. Размножила и ей дала.

Буду Вам очень благодарна за газету и любое свидетельство о батюшке.

Побывала за это время во многих монастырях, но Дивеево особое место - моя духовная родина, а батюшка Владимир - мой духовный отец. И я буду молиться о нем и - ему! Теперь и Вас, конечно, буду поминать во всех записках. Напишите мне имена Ваших детей. Помоги Вам всем, Господи, - во всем.

До свидания. Р.Б. Наталия.

Письмо из Санкт-Петербурга матушка Ирина получила на Пасху. Сон Е. П.: "Отец Владимир лежит на металлической узкой кровати в красном одеянии. Ему кто-то закрывает глаза, так как он умер. И вдруг он живыми веселыми глазами смотрит на меня. Потом встал и пошел к дверям. Одежда стала белой-белой! И за дверью, куда он ушел, был тот же свет. Дверь закрылась. Посмотрела на кровать, а там, где он лежал, на месте сердца, на белой простыне - огромное пятно крови".

На Пасху, к сороковому дню батюшки, в его дом среди прочих пришла поздравительная открытка, на ней: венец и три розы. "Дорогой наш, любимый отец Владимир! Благодарим нашего Господа, Премилосердную Богородицу, несравненного батюшку Серафима за то, что они подарили нам такой луч света, как Вы. Недостойны и не заслуживаем этого света. Мы хотим, чтобы в день Святой Пасхи увенчал Вас Господь - венцом(!), который Вы заслужили: каждым своим вздохом и взглядом, каждым Вашим словом ~ в помощь нашему спасению. Просим Вас не забывать нас, сегодня и во веки".

В эту открытку вложено бумажное яичко, исписанное дошкольным почерком: "Дорогой мой батюшка Владимир! Поздравляю тебя со Святой Пасхой и желаю тебе, чтобы Боженька в раю показал тебе много всего хорошего! Твой Вова". Люди эти не желают батюшке выздоровления, то есть они еще не знают о его болезни и кончине. Рукой этого ребенка водил, верно, Ангел Господень, и пятилетний написал усопшему батюшке по земному адресу небесные пожелания.

Уезжая на годовщину смерти из разных концов Москвы, попечением батюшки, мы попали в один вагон с его близкой духовной дочерью Татьяной К., которая рассказала: "Когда мы отмечали последний день священнической хиротонии отца Владимира, я спросила: "Батюшка, шесть или семь лет Вашему священству?" Он посмотрел на меня пристально и как-то отстранение, будто оттуда, где мы не бывали, но это было одно мгновение, и произнес: "Сто". Далее занимался другими людьми, потом следующими, хотя уже тяжело болел. Теперь постепенно постигаю его слова.

Разве мы понимали, когда он был жив, чем оплачена ежедневная отдача этим несметным толпам? И на какой глубине она происходила? Мы плакали навзрыд на его исповедях. Но чтобы это произошло, он шел проторить нам путь к нашей душе, к Богу - путь, недоступный нашим собственным силам, забитый бесами. Обнаженным, пронзенным любовью Христовой сердцем он с невидимым плачем ходатайствовал о нас перед Создателем. Вот человек, который язвы Господа своего Иисуса Христа носил на теле своем. Это слова монашеского параманного креста, ими запечатлены схимнические одежды. Но они соответствовали его жизни, всем шести с половиной годам его священства. А теперь еще год добавился - его служение продолжается.

Сейчас нет батюшки рядом, и попробуй вернуть то покаяние, те благодатные чувства, которые, его молитвами, возникали так естественно, будто сами собой. Сколько людей осиротело без него. Истинное содержание сделанного им ведомо только Богу. Много благодарных отцу Владимиру, но настоящую стоимость пожертвованного им для нас - постигнем только на Небе. Если удостоимся туда попасть батюшкиными молитвами.

Ему это, конечно, не нужно, чтобы мы говорили о нем замечательные слова. Для этого человека ничто внешнее не существовало. Нередко после службы услышишь: "Какое красивое было на отце таком-то облачение". Мы никогда не замечали, во что одет отец Владимир, - настолько ему самому это было безразлично. Так точно для него несущественны наши словесные облачения. "Не нам, Господи, не нам, а имени Твоему, дай славу", - говорил батюшка. Ему это не важно, но это нужно нам, ибо не благодарящий ~ не приобщается благодати Христовой. Недостаточно благодарить Бога, надо благодарить каждого человека за всякое добро, ибо через него действует Тот же Бог.

Большую силу обретает человек, глубоко проникнутый знанием тщеты всех сокровищ мира, включая славу человеческую. Дай, Боже, и нам, молитвами отца Владимира, обрести такое устроение. Одно единственное батюшке было в жизни важно - спасение душ".

О победительной силе Божественной любви, этого Небесного огня, этого Креста Христова нам говорит Библия: Положи Мя яко печать на сердце твоем, яко печать на мышце твоей: зане крепка, яко смерть, любовь жестока яко яд ревность: крила ея - крила огня, углие огненно - пламя ея; вода многа не может угасити любве, и реки не потопят ея. Аще даст муж все имение свое за любовь - уничижением уничижат его (Песн. 8, 6-7).