Мы носим в себе малый пламень, общий с вечным Божественным пламенем.
Ибо "создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лице его
дыхание жизни, и стал человек душею живою".
И хотя телом мы ползаем по земле с насекомыми,
этим пламенем мы связаны с Небом и вечностью.

Святитель Николай Сербский (Велимирович) [1]

Воспоминания матушки Ирины: "С раннего возраста сына удивлялась тяге Арсения к службе и игре во все "иконное". Когда я пошла учиться в Лавру, ездила полгода на курсы, изучала устав церковный, историю Церкви, приходилось отсутствовать целый день: рано утром уезжала, вечером поздно возвращалась. Дети часто оставались одни в закрытом доме. Мы жили в Подмосковье, у нас было полдомика. Возвращаюсь вечером, подхожу к дому и думаю: "Чем занимаются мои дети?" Иду к окошку. И вижу: двухлетняя Лидочка облачена в мою шерстяную черную кофту до пола, Арсюша поставил ее повыше. На нем так же - типа мантии, другая черная кофта. Лида держит в руках самодельное кадило, и Арсюша говорит: "Отец Леонид, благослови". Чаще он был иереем, а она дьяконом. Службы были безконечными и доставляли массу удовольствий. То они кукол крестили, то отпевали, одна треба переходила в другую. Сохранилась "мантия", сшитая Арсением из кусков черной материи - с крестом на спине. Наверное, прочел, как прежние монахи сами шили себе одежду. Принес мне ножницы: "Сделай мне, пожалуйста, крест". Я вырезала крест из красного бархата, и он его старательно пришил.

Однажды отправила его в деревню к бабушке Лиде, и она, когда я к ним приехала: "Да что ж вы сделали с ребенком? Все дети на улице бегают, а у этого безконечные службы! Как с утра "бу-бу-бу" - зарядит, и без конца он служит: кадит, читает, бубнит, книжки листает..." Это буквально с пяти-шести лет. Между детьми четыре года разницы. Как только Лида начала ходить, она уже была посвящена в такие высоты... Столь высокого ранга удостоилась как "дьякон". И почему-то называлась "отец Леонид". И были у них постоянные службы, службы, хотя отец Владимир еще не был батюшкой, и мы просто ходили в храм.

В Рижском монастыре Арсений очень стойко выдерживал все службы монастырские длинные, там и спал на коврике. Недавно вспоминала знакомая монахиня: "Не забуду, как вы к нам приезжали, и Арсений стоял-стоял, потом уже от недостатка сил глазки слипались, и он прикорнет где-то у иконочки, потом коврик принесут, и он поспит маленечко..." Так что к монастырским службам был привычен лет с четырех-пяти.

Помню, приехала по благословению духовного отца петь на освящение храма Николая Чудотворца. Его восстанавливали духовные чада батюшки. Не было регента, и отец Петр благословил меня провести службу... Я была в растерянности: никогда не реген-товала, чисто теоретические у меня знания, а тут практика... Очень волновалась, все время ходили в храм смотреть, насколько дело подвигается к освящению. Сын был со мной, и первый, кто начал там ектеньи произносить, был Арсений. Он пошел в алтарь, еще не освященный, и оттуда раздалось: "Миром Господу помолимся..." Все говорили: "Вот наш первый батюшка!" Шестилетний "батюшка" все ектений знал наизусть: "о свышнем мире...", "о спасении душ наших…", "о благорастворении воздухов…" и так далее, все это он шпарил с самым серьезным видом  [2].

Потом начался период нашего пребывания на дивеевской земле и реставрация храма в Череватово. И Арсюша, конечно с папой, принимал самое активное во всем участие. В восстановлении алтаря - тоже. Помню, будущий отец Владимир рисовал, как все это будет: очертания иконостаса, расположение дверей... Потом все выпиливали, резали резьбу, и Арсюша помогал.

Недавно мне Лидочка рассказала эпизод из своего раннего детства: "Мы жили в Череватово, Арсюша учился в первом или втором классе, а меня ты, уходя по делам, оставляла у одной бабушки. Арсюша пришел из школы, забрал меня домой, и мы тебя ждали, выглядывали в окно. Долго играли, покушали, что ты нам оставила. Все позже и позже становится. Уже к полуночи, а тебя нет. И вдруг Арсюша начал так рыдать. Он больше не мог сдерживаться. Он плакал, кричал: "Что-то случилось. С мамой что-то случилось! Где мама?" - плакал невозможно. А я маленькая, смотрю на него и вслед за ним - в слезы. Сама плачу вовсю: "Арсюша, не плачь!" А он места себе не находит. Потом вскрикивает: "Лида, где у нас акафисты?" Папины книжки мы все повытаскивали, нашли гору акафистов. Арсюша мне: "Ищи спички, свечку!" Зажгли ее в папином молитвенном углу, у аналоя. Обложились акафистами и - подряд читать. Он: "Давай сначала Господу, потом Матери Божией, батюшке Серафиму..." И так молились". Я пришла, застала их за этим занятием. Совсем маленьким Арсюша уже обрел опыт: в любых напастях единственное лекарство - молитва.

Среди бумаг Арсения нашла маленькую тетрадочку восьмидевятилетнего сына, 5x5 см, которая разрисована цветами и деревьями. Текст и рисунки - разноцветными фломастерами. На обложке надпись "Стихи и размышления". На внутренней стороне обложки: "Все здесь написанное посвящается р.Б. Елене (моя знакомая, которая очень любила Арсюшу) от грешного и недостойнаго Арсения". На пятнадцатой странице:

Размышления о животных: И попугайчики, и волчата, и медвежата, и даже грызуны мышки - все для меня одинаковы, и всех я люблю одинаково. Потому что они все вместе - добрые, беззащитные существа. Например, попугайчика обидит кошечка, а ее обидит собачка, всех кто-то обижает. Поэтому мы ведь цари над животными и должны защищать их. Я вот, например, не могу пройти, не погладив собачку или кошечку. Я не позволю кому-нибудь обижать своих пернатых или пушистых друзей. У меня слезы навертываются на глаза при виде этого. И всегда у меня в мыслях, что и я создан царем над животными. Я напишу тебе, что я очень люблю животный мир!

Размышления о природе: Моя любимая природа. Леса, поля, луга, все, что меня окружает, даже незнакомые - все это мне кажется родным. Мое достоинство в том, чтобы охранять природу. Если вглядеться в нее, то увидишь множество красивых, непередаваемых оттенков, красок, в которых содержится хоть маленькая, но все равно горячая капелька любви. Любви к цветку, солнышку, всему, что нас окружает. В следующий твой приезд я покажу тебе любимую мною вазочку с засушенными цветами. А может даже и подарю ее тебе.

О дереве береза. Какое прекрасное дерево береза! Да и звучит это слово удивительно. Ведь это дерево украшает нашу землю. Недаром на Руси ее очень любили. Ая это дерево прозвал "голубым глазом земли". Не раз мне снились удивительные сны про березу. Прошу всех, кто будет читать эту запись, при первой же возможности помочь этому дереву! Если вдруг вы увидите мальчиков, которые режут березу, пытаясь добыть себе сока, или из березы течет сок, то забинтуйте ее, чем можете. Или тряпочкой или, по крайней мере, платочком. Так усердно прошу вас, потому что очень люблю это деревце!

Пчелки. В этой записи я хочу сказать о трудолюбии этих насекомых. Эти замечательные насекомые очень полезны для нас. Если бы не было пчелок, то мы бы не ели мед. Если хорошо знать жизнь пчел, то можно понять, как устают они за весь день. Ведь они в летние дни трудятся с утра до вечера. Пчелки вырабатывают из вощины мед, а из воска делают так называемые амбарчи-ки, в которых хранят для нас свой мед. Но некоторые злые люди разоряют их сооружения. Как жалко этих старательных пчелок! Жалко потому, что они строят, а у них все-все разоряют. Они столько хорошего делают человеку!

Много чего можно узнать о жизни пчелок. Плохого редко когда узнаешь, а хорошего очень-очень много! А я хочу написать, что пчелки это самые умные и трудолюбивые насекомые на нашей земле! Их можно назвать и животными от слова "жизнь", но мы называем их по городскому: насекомыми. Всегда охраняйте жизнь пчел,

Весь текст снабжен твердыми знаками.

Из Арсюшиных тетрадей чуть более старшего возраста:

В деревне летом.

Какое блаженство быть летом в нашей деревне у бабушки! Сколько зелени, фруктов и овощей! Идешь, бывало, по саду и боишься ступить - какое-нибудь растеньице сломать. Плывут облака. Беспечные пташки летают под небом. На лугу, завидев человека, мычат телята. Где - то далеко раздается шум приближающейся телеги...

На Ш моя фамилия,

На А меня зовут,

На Л сестричка милая,

На Ф мой лучший друг.

Зима

Зима, снежки, салазки, Глубокие сугробы.

Лежу, читаю сказки,

Смотрю я на дорогу.

Снежинки кружатся, играя

И ветер, громко завывая,

Трясет деревья...

А снег тихонько падает на землю...

Русь (воспоминания о древней Руси)

Как на нашей Руси славной.

Православный люд кишит.

Вот и Князь наш, самый главный,

В церковь Божию спешит.

Колокольный звон чудесный

Всех зовет на день воскресный!

Родной природы дикий лес

Родной природы дикий лес,

Люблю его шуршанье,

Его красоты до небес,

Очей очарованье!

Люблю вороны крик пустой,

И шорох каждого зверька,

И вижу часто над собой

Синичку или королька.

И все прекрасно в этом лесе -

Зимой и летом он чудесен.

Наталья Григорьевна, учительница музыки детей отца Владимира: "Первое знакомство с этой семьей - встреча с Арсюшенькой. Благодаря ему мне захотелось познакомиться с матушкой Ириной и батюшкой Владимиром. Давно это было, восемь лет назад. Я только приехала в Большое Череватово, устроилась в музыкальную череватовскую школу и проводила первые уроки. Привезла свое фортепиано. Детям играла, если верно помню, кусочек седьмого вальса Шопена, часть полонеза Огинского, вот такую музыку. Они слушали со вниманием. И говорю: "Детки, а теперь поделимся друг с другом: какие образы, какие мысли на вас навевает эта музыка?" Все глазки на меня смотрят и молчат. "Ну что, деточки, никто ничего не скажет?" И мальчик один, я ему: "Ну, скажи". Такой вот худенький, глаза живые, яркие горят. У кого-то из бардов есть: "на лице живут глаза". Бывает, заходишь в класс: "Ну нет, нет тут живых глаз". А иногда только одна пара глаз. Но это очень редко, поверьте мне как учителю. Казалось бы, детству должна быть свойственна радость бытия, но сейчас это тоже нечасто. Даже от детей нет ощущения жизни. Вот у этого мальчика оно было. Я обратила на него внимание: "Ну, скажи". Тогда меня поразило его тонкое, поэтическое восприятие музыки. Он говорил: "За окном сильный ветер гнет ветви, летят листья и одна птица. Она сопротивляется, борется с ветром..." Живая картина: он дома в тепле, а за окном ветер, непогода, и эта одинокая птица. Как будто вся природа восстает против крохотного создания. Но она слабыми крылышками пытается прорваться к свету. Семилетний мальчик сидит за партой. Ему грустно, печально, он участвует в боли другой души. Неужели она может быть понятна, близка ему? Сопереживание. Это вообще ему было свойственно - все-участие. Музыкален был необыкновенно. Так он сразу запомнился. "Кто это? Вроде бы не местный, что же это за ребенок?" - "Да, вот приехали, Володя, журналист, и Ирина, скрипачка, консерваторию закончила". Думаю: "Скрипачка!" Как музыкант, я, конечно, заинтересовалась. Тогда было очень сложно прижиться. Мы только приехали с мамой, всем новые, чужие. Быть может в профессиональном смысле какой-то диалог? Мы познакомились. Изредка гуляли вместе с матушкой Ириной и детьми. Арсений был необыкновенно восприимчив, тонко, чутко чувствовал природу. Всегда открытый, непосредственный.

Удивительно, он изучал греческий язык. Мама моя все хотела в Иерусалим - в паломничество, помолиться. Арсюша: "Наталья Григорьевна, давайте я вам записку на греческом напишу". Вся наша обыденная жизнь и - греческий язык. Его всегда отличало стремление к знаниям. Любил русскую историю, старину, все дореволюционное. Рубашки-косоворотки, узорные пояски - народное творчество, рукоделье, самобытную русскую речь [3]. Литературу, книги по истории Отечества. И в то же время он был не то что какой-то засушенный. Живой, как бьющий родничок - весь в движении. Бывают детки осторожные. Он весь - открытость, стремительность. Всегда думала: это непростой мальчик".

Матушка Ирина: "Недавно кровельщик, который крыл храмовую кровлю в Череватово, рассказал. Они с напарником сидели наверху купола, крыша была полностью вскрыта... "Вдруг, - говорит, - изумлению нашему нет предела: снизу появляется - как уж он туда проник! - головка шестилетнего Арсения, который идет по краю купола. Мы просто онемели, вцепились в свои железки и оцепенели: идет к нам по самому краешку, балансируя. "О, Боже, мы сейчас костей не соберем!" Он спокойненько доходит до нас, мы его хватаем в охапку: "Да ты что! Да ты знаешь, что ты мог упасть?!" И потом мы с огромными предосторожностями в течение часа его спускали. Памятный случай... Он пробалансировал на такой огромной высотище, как-то туда пробрался... Безстрашный был мальчишка. И Бог его хранил".

Духовный сын отца Владимира Николай: "Однажды Арсюша, ему было лет десять, подбегает ко мне: "Там мальчик потерял два рубля и страшно плачет. Никак не может найти. Я не знаю, как ему помочь. Господи, что бы придумать?! Он ищет и так плачет..." - "Лучше всего взять два рубля, незаметно положить куда-нибудь в траву. Сделать вид, что ищешь вместе с ним и как будто - найти: "Смотри скорей, вот твои деньги!"" Лицо Арсюши загорелось благодарным восторгом. Принимая у меня два рубля, он говорил: "Как это замечательно. Мы так все и сделаем!" Операция удалась блестяще. Не знаю, кто больше был рад: хозяин обретенной пропажи или Арсений".

Матушка Ирина: "Когда мы переехали в Дивеево, наверное, класса с пятого, он начал ездить в Гороховец. Там мальчики стали послушничать, и он ежедневно писал мне дневник: "Мама ты, конечно, не можешь видеть, как тут подвизаюсь, а я тебе тоже не могу писать каждый день, поэтому буду вести дневник". И тщательно записывал каждое событие своей жизни, все, что он делал.

Отрывки из дневника Арсения

Весна. Мои воспоминания о поездке в Свято-Гороховецкий монастырь.

30.03.97. Воскресенье. Мамулик! Спешу сообщить тебе радостную вещь! В монастыре, оказывается, тоже поют знаменным!

Сегодня я, с Божией помощью, причастился. Все очень хорошо! Сплю в Фединой и Бовиной келье, звоню на колокольне, слежу за подсвечником. Это пока мои первые послушания. Сегодня собирались пойти с Вовой на скит, через реку, не знаю, как Бог даст.

А еще я познакомился с послушником Колей, который собирается ехать в Иерусалим, Никак не могу прочесть за тебя 19-ю кафизму, прямо искушение какое-то! Ведь ложусь поздно, а тут еще часы перевели! После вечерни сразу в храм на правило, вроде недолго, а там глянешь на часы, уже 10-й час, куда там молиться! Но пяточисленные без изменения читаю! Хоть ты там умри, но прочту!!! Встаю рано, полседьмого, до полунощницы нужно еще успеть зажечь лампады, да ко всем иконам приложиться. Первый день пока благополучен, не знаю, как дальше будет. Все, что ты сказала, я выполняю, ем сухарики, пью водичку, переодеваюсь, покупаю свечки, читаю книжечки, молюсь, смотрю на фотографию, где ты с папой!

Правда, деньги у меня быстро кончились, купил всего 3 свечки за 1.500, еще оставалось 500 руб., но когда я выходил их храма, там сидел нищий и я отдал то, что у меня было. Так и нужно делать. "Блаженни миротворцы, яко тии сынови Божии нарекутся". А я хочу быть сыном Божиим, поэтому я и подал.

31.03.97. Понедельник. Мамочка! Сегодня Господь Бог наш проявил Свое милосердие ко мне грешному! Цело в том, что о. Илия поставил меня на клирос, и я читал там кафизмы! А вдобавок я подружился с инок. Пантелеймоном. Он такой хороший!

Звонила Наталья Владимировна, думаю, она уже тебе все рассказала. По телефону она меня спросила, не голодный ли я? Ответил, что нет, но на самом деле все мои запасы, которые ты мне оставляла - кончились, осталась только одна головка чеснока, и тот скоро съем. Не знаю чего делать. Может из трапезной сушку стащить?...

А вообще мне тут очень нравится! Тут такие красоты, а на скиту! - просто благодать!!! Бог даст, еще приедем. Я с удовольствием, а ты?!

1.04.97. Вторник. Мамуличка! Сегодня у меня первое послушание на улице! Правда очень грязное, но ничего, Господь потом это вменит.

*Мама, прости меня, пожалуйста. Когда я катался с горки, точнее спускался с нее, там было место, где растаял снег, я упал и проехал курткой по этому месту, а там торчали ветки (сухая трава), и я зацепился за них и порвал куртку, а потом матушка Нина зашила мне дырки.

(*Трагическое событие).

+Твое благословение я исполнил! Подал записки о упокоении! (о здравии только в субботу). Так приятно слышать, как поминают наших родных!

(+Радостные события).

В этот же день я подумал и ужаснулся, сколько грехов мы творим в день, а главное, Господь же дает время на покаяние, а я даже и не задумывался об этом!… Как страшно! Ведь всего один грех добавить на весы - как ты уже в аду!!! Поэтому мне надо обязательно помнить об этом. Ибо наступит время, когда ... по звуку труб Ангелов, тела умерших воскреснут на Суд. Земля и море будут отдавать своих мертвецов... и... от Престола Божьего с шумом великим потечет река огненная, все сжигающая, и сольется на западе в огненное озеро, куда будут ввержены грешники и сатана с аггелами своими. И там будет мука вечная... Да будем всегда держать в уме эти фразы.

У Арсения, несмотря на его невероятный темперамент, было большое тяготение к переписыванию святых текстов. Очень любил свяоотеческие книги, высказывания пустынников и другие духовные изречения. Одна его толстая общая тетрадь подписана: "Первый том". Он начал и второй, где семьдесят пять цитат. А в первом - около семисот. Каждая выписка под номером, имя святого отца. Он очень ценил это занятие. Я ему говорила: "Ты у меня Нестор Летописец, что ли, будешь? Просто писец у нас в доме завелся. И не надоедает тебе переписывать?!"

Из записей Арсения

Преподобный Антоний Великий: "Бог благ и безстрастен и неизменен… Когда мы бываем добры, то вступаем в общение с Богом - по сходству с Н им, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога - по несходству с Ним. Живя добродетельно - мы бываем Божиими, а делаясь злыми - становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями -соединяю т.

Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость". (Добротолюбие, т.1, наставление 150).

Н.И. Пирогов (врач): "Смело и несмотря ни на какие преследования, всякий христианин должен утверждать, что никому из смертных невозможно было додуматься и еще менее дойти до той высоты и чистоты нравственного чувства и жизни, которые содержатся в учении Христа. Нельзя не почувствовать, что они - не от мира сего. Веруем, что основной идеал учения Христа по своей недосягаемости остается вечным, и вечно будет влиять на души, ищущие мира через внутреннюю связь с Божеством. Мы ни минуты не можем сомневаться в том, что этому учению суждено быть неугасимым маяком на извилистом пути нашего прогресса".

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа -

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.>

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя.

Ф.И. Тютчев

Вся келья у него была в маленьких бумажках с цитатами, и он любил во время молитвенного правила периодически смотреть на эти изречения. Например: "Смех на молитве - признак помрачения ума". Ведь его мог одолевать иногда и смех, и ему сразу нужно было вспомнить, признаком чего он является. Перечитывал и вразумлялся.

А с пятого класса началось увлечение греческим. Не помню, что было началом... По-моему, ему подарили кассеты с греческим богослужением. И он стал слушать и быстро выучил все эти "кириэ элейсон", все ектеньи, повторял их прямо в унисон службе. Потом пошли книги. Ему подарили служебник, параллельный: на русском и греческом. Затем учебник по грамматике, потом древнегреческий. После нашей поездки в Иерусалим он твердо решил, что будет учить новогреческий: хочет общаться. Был у него период пристального внимания к Сербии, когда началась война. Папа наш очень молился за сербов. Как-то оттуда приехал знакомый. Арсюша: "А мне бы иконы сербских святых!" Тут же подарили ему царя Лазаря, еще одного святого... Большие такие иконы, он поместил их в свою келью, хотя там, кажется, места уже не было. И привезли ему сербский разговорник.

Недавно нашла у него блокнотик с надписью: "Мой грешненький блокнотик, в котором я записывал слова из некоей части моей жизни". Это были попытки приучить себя к малословию. Неделя по дням: понедельник, вторник... Все свои слова он скрупулезно фиксировал. В первый день произнес девятнадцать слов с припиской "Справился!". Потому что хотел, чтобы у него было не больше двадцати слов в день. Там фразы типа: "хочу кушать", "мамулик", "ой", "не надо", "пойду спать", все под номерами. Во вторник он сказал побольше. И до субботы все тщательно записывал. Самое большое число, по-моему, шестьдесят слов.

Арсению было лет 10, это период после перенесенного батюшкой дифтерита. Мы поехали в Киево-Печерскую Лавру, где Арсюша остался под огромным впечатлением от пещер. Он говорил: "Зачем вообще выходить наверх, мама? Зачем выходить наверх? Тут же все есть, тут алтарчик, где можно служить. Там наверху так плохо, вот бы здесь прямо и жить". Его посетили такие духовные переживания, что ему не хотелось возвращаться на поверхность, была жажда в этой святыне остаться. Его умилили эти маленькие алтари, пещерные церкви, все такое миниатюрное, кельи преподобных, которые не намного больше, чем раки с их святыми мощами. Силу этой благодати он почувствовал, и столь она была притягательна для его сердца. Пещеры произвели на него самое сильное впечатление. (Один послушник, узнав об этом после смерти Арсения, сказал: "Сколь серьезные молитвы были излиты за эту душу! Как отец, бывший по существу монахом, хотел, чтобы монахом стал его сын".)

После этой памятной поездки мы были в Лавре преподобного Сергия и в Переделкино, где каялись архимандриту Кириллу. Арсюша ликовал: "Мама, какой же батюшка Кирилл! Как он меня исповедовал! Я ему все открыл. Что никому не мог! Все сказал батюшке, все!" Оказывается, дети подговорили его курить. Он тайком покупал сигареты и боялся нам сознаться. А перед старцем так душенька открылась, что он весь сиял, крылышки выросли. Был самый счастливый: "Какой батюшка!" И еще "Богозданные печоры", эти пещеры... Вернулся обновленный. После этого он пережил большой молитвенный подъем. Писал в письмах: "...еще пыла не потерял, еще хочется мне молиться, еще держусь..." - отчитывался после монастыря. Это 1995 год, Арсению 10 лет. Он приходил из школы, бросал портфель: "Сколько читать! Еще мне сколько читать: и Псалтирь и Акафист Божией Матери, батюшке Серафиму и Николаю Чудотворцу, столько дел..." И начинал молиться.

А я была еще неофитом, не всегда понимала, что все надо делать с рассуждением. Помню, приехал в Дивеево бизнесмен и поведал о своей трагедии: к нему всегда присоединялась жена, а теперь отделилась от него, другой дом... Всегда они здесь вместе исповедовались. Отец Владимир сказал: "Обязательно нужно, чтобы она приехала". - "Разве только вы помолитесь, батюшка". Он так нас расположил к себе. Говорю: "Арсюша, ты должен помолиться за эту тетю, чтобы она сюда приехала". И он, очень хорошо помню, стал усердно класть поклоны. Ребенок полагал настоящий труд за неведомую тетю. Когда она появилась, то выяснилось, что у ее мужа страшная мать-колдунья, которая уже навела порчу на их старшую дочь. Муж у матери под пятой, из-за нее она должна была уйти из дома. Арсюша подошел ко мне с особенными глазами: "Мама, дядя Володя вернулся со своей женой. Господь услышал мою молитву". Он читал Псалтирь за этих тетю и дядю. А потом на него были бесовские нападения.

Он молился. Однажды сказал: "Мамочка, а Матерь Божия помогла мне выучить Ее акафист наизусть". Сохранилась его записная книжечка этих времен, и в ней: "...но пяточисленные, мама, я неопустителъно. Хоть умру, но пяточисленные я буду читать, потому что, ты же знаешь, какие обетования нам дает Господь на прочтения этих молитв". В своем дневнике он говорит о Страшном Суде. Страх Божий его содержал".

Диакон Алексий: "Несколько лет назад (Арсению 11-12 лет) мы с другом, оба алтарники московского храма, приехали к отцу Владимиру в Дивеево. Он оставил нас ночевать в своей келье. Не помню, чем провинился сын, только батюшка был внешне строг к нему. И послал Арсюшу в святой угол, в качестве наказания и вразумления сделать, кажется, тридцать земных поклонов с Иисусовой молитвой. Чтобы ему было более стыдно, он должен был совершать их при нас, посторонних людях. На следующий день разговаривали с провожающим нас Арсением. Меня поразило, что в нем не было никакой обиды и ропота, что так естественно для детей. С простотой и серьезностью он обвинил себя за бывшее и, прощаясь с нами, произнес: "Прошу вас, помолитесь обо мне"".

Матушка Ирина: "Мы посетили перед последней батюшкиной болезнью Оптину Пустынь. Побывали и в Клыкове, где подвизалась схимонахиня Сепфора в последние годы своей жизни. Она всех нас одарила духовно. Книг о ней мы не читали, они появились позднее.

Незадолго до этого приехала из Самары в Дивеево мама одной инокини, обе духовные чада батюшки, часто его посещавшие. После исповеди делится: "А мы только что из Оптиной, с похорон матушки Сепфоры, высокой духовной жизни старица. Вот фотография". Я буквально вцепилась взглядом в ее лицо и ничтоже сумняшеся: "А вы можете мне подарить?" - из самой души. Мало ли о каких умерших матушках при мне упоминают. А тут: "Подарите мне, пожалуйста". Получаю портрет, не прячу его в альбом, а сразу несу в Арсюшин уголок и прикрепляю. "Великая матушка, надо нам ее поминать, только что умерла. Дивная старица", - как будто что-нибудь о ней знаю. И начали ей молиться.

А через год нас Господь приводит в Оптину и там: "Не хотите ли поехать в Клыково, к матушке Сепфоре на могилку?" - "Конечно!" Незнакомый иеромонах, отложив множество своих дел, ведет нас в келью схимницы и рассказывает о всей ее жизни. Так милостиво нас приняла матушка.

У нее в келье лежала палочка особая, она ею постукивала, кого слабее, кого покрепче - бесов выгоняла из людей. Иеромонах пояснил: "Матушка Сепфора говорила: "Кто по моей палочке пройдет, тот монахом будет". Тут один толстяк прошел, ее поломал. Осталась одна половинка". Показал нам ее и куда-то отлучился. Арсюша оглянулся, его нет, быстро положил палочку на пол и прошел по ней. Говорит: "Все, я прошел, теперь матушка Сепфора поможет мне стать монахом!" Арсюша иногда очень быстро реагировал. Напоминал мне этим батюшку, такая же черта - стремительность реакций в духовные моменты".

Как-то Арсюша, желая поддержать друга, рассказал ему: "Когда на меня было жестокое нападение, папа открыл мне страницу книги о матушке Сепфоре и прочел: "Однажды ночью, когда матушка молилась, вдруг кто-то сильно постучал в окно. Потом раздался громкий крик и угрозы, сопровождаемые бранными словами. Но матушка продолжала молиться, не обращая на происходящее никакого внимания. Рядом, в соседней комнате, спала келейница. Она проснулась от ужасных криков и испуганная пришла в келию старицы. "Молись, радость моя, молись, ~ спокойным голосом сказала ей матушка, - они скоро уйдут, это все, на что они способны. Господь не попустит более. Молись, деточка, молись".

Из писем отца Владимира детям

Многолюбезной дочке Лидии!

Милая дочка Лидушенъка, хорошо, что мама в последнюю минуту перед отъездом положила мне в сумку фотографии, где вы все. А в альбоме на первой же странице ты и Арсюша в Москве у монастырской стены, возле работы дяди Пети. Я смотрю на вас, и так хочется, чтобы вы и во взрослой жизни могли сохранить радость детских лет.

Что-то дает Бог много раз, а что-то один раз. Никогда не приходит дважды юность, только один раз дается детство со всеми его возможностями. Тебе, дорогая моя дочка, во всех обстоятельствах жизни нужно сохранить в чистоте святой свою душу, чтобы, когда братику твоему будет трудно бороться с искушениями, тогда перед его взором возникло видение божественной чистоты и святости его сестры, ионе отвращением и негодованием убежит от грязи и порока. А сияние твоей доброй и чистой души будет подобно ангельским крылышкам, защищающим душу твоего родненького братика. Знаю, что сердечко твое любящее и доброе, как и у нашей дорогой мамулечки; она ведь тоже в чистоте своей души Не дает соблазнам и искушениям завладеть нами.

Папа.

Сочинение девятилетнего Арсения:

Как я живу.

Я с детства подражаю во всем Императору Николаю II. У меня есть книга про него. Как он рос, как учился... (Он никогда не ел конфеты, не поделившись с братом. Старался дорожить каждой минутой. И на "Отче наш" в церкви всегда становился на колени). Я хотел бы быть таким же, "как он.

Я привык всегда вставать в гимназию в определенное время. Встаю, заправляю постель и читаю утренние молитвы. Потом, умываюсь по пояс прохладной водой и сажусь завтракать. Позавтракав, я надеваю форму, и перед тем, как уйти из дома, проверяю ранец. В гимназии я внимательно выслушиваю каждое словечко учителя, чтобы не ошибиться в письме или задаче. Я стараюсь учиться на одни пятерки. После 2 урока мы идем в столовую. Прежде чем сесть за стол, и в гимназии и дома, я всегда тщательно мою руки с мылом. После еды убираю за собой посуду и опять мою руки. В гимназии у нас уроки длятся до часу, потом мы расходимся. Дома я обедаю и ложусь отдыхать. Сплю один час. Потом делаю домашние уроки. В свободное время я могу кататься на велосипеде, читать книги, играть. Потом я молюсь или помогаю маме. Я привык со всеми здороваться и всех называть на "Вы".

Ответ отца Владимира: Дорогому сыночку Арсению!

Милый сынок, дни уединения, подобные теперешним моим, располагают к осмыслению прожитого. Вдруг, именно здесь в деревне обнаружил, что мои детки, и ты, и Лида (в особенности ты) быстро, неимоверно быстро взрослеют. И я пережил удивительный восторг от понимания того, что ты развиваешься в правильном направлении: глубоко чувствуешь историю отечества, с любовью относишься к предкам и учишься правильно, православно жить у них. Прочитал в тетрадях твой рассказ о стремлении быть похожим в повседневной жизни на Императора Николая Александровича.

Для тебя нашлась небольшая книжица "Наставления и советы святых отцов", которые ты так любишь, и я оттуда выписал о посте: "Пост Господу приятен такой, который соединен с любовью к ближнему". Не забывай, пожалуйста, что мы, православные, призваны Своим Господом хранить веру в чистоте, с тем, чтобы передать ее другим неповрежденной..

Арсюша, дорогой мой мальчик и брат! Помни, что ты в отсутствии папы единственный мужчина в доме, и обязан охранять и оберегать покой и тишину и быть первым помощником мамочки и Лидочки, так на тебя надеюсь.

Твой папа, ленивый богомолец, иер. Владимир.

Боголюбивый и любимый нами сынок!

Тебе исполнилось двенадцать лет - апостольское число, значимое в жизни каждого человека. И потому хочется предостеречь тебя, мой дорогой, от ошибок, которые совершает человек молодой и еще неискушенный. Будь мудрым, учись жалеть маму, сестрицу, бабушку, товарищей; особенно не открывай себя и своего, дабы не отщеславитъся [4]. "Вся слава дщери Царевы внутрь".

Не трать впустую время в школе и дома, а прежде всего в церкви. Не скоро сближайся с товарищами. Не льсти учителям, старшим и тем, кто сильнее тебя. Впечатления о ком или о чем-либо проверь.

Господь одарил тебя желанием молитвы, благодари же Господа также молитвой. Используй время для внутренней молитвы. Рассеиваешься - сокрушайся перед Господом в своем безсилии. Помни, что Господь дает молитву молящемуся. Ты любишь трудиться в молитве, поэтому тебе легко и отрадно пребывать в церкви. Не даром, без молитвы человек устает больше, чем при самом сильном напряжении в борьбе с ленью и рассеянностью.

Не поддавайся духу времени. Изучи его так, чтобы избегать его влияния. "Убойся лицемерства, прежде всего, в себе самом, потом - в других" (свят. Тихон Задонский). Люди немощны и самолюбивы, посему надо щадить их.

Заметишь неправильность или ошибку у учителя, не говори о ней другим. Если это важно, спроси об этой теме наедине как учащийся, а не спорщик. Если учитель обидится, не спрашивай более никогда, а спроси у папы, мамы или поищи ответ в книгах. Будь откровенен и искренен с самыми близкими тебе людьми; отцом, мамой, сестрой, другом. Не осуждай никого никогда. Это заповедал Сам Бог.

Я тебя и Лидочку очень люблю и сильно молюсь за всех вас, родненькие мои. Ты уже взрослый человек и теперь учись рассуждению во всяком деле и словах.

Подаркам радуйся, однако, ...

Благословение Батюшки Серафима со всеми нами.

Письмо отца Владимира дочери из больницы в Нижнем Новгороде - после неудачной раковой операции.

Дорогая Лидочка!

Письмо твое коротенькое, поэтому прочитал его десять раз подряд, чтобы удлинить его. Из чего ты должна понять, как мы - я и мама, соскучились по тебе, по бабушке, по Дивееву!

Дорога твоя до школы увеличилась, поэтому, милая дочка, читай Иисусову молитву, так твой путь будет легким и Богу угодным! И не только до школы, тайна пути спасения нашего!

- Как ты учишься? ~ Хорошо!

- А постелька твоя заправлена? - ?!

- А с бабушкой и тетей Таней ласкова и послушлива? - Конечно!

Вот такой разговор мысленный я воспроизвел сейчас. Помолись, чтобы поскорее свидеться нам. И, надеюсь, что в конце недели мы, наконец, увидимся!

Целую!

Матушка Ирина: "Что касается дружбы с Филиппом, Арсений считал: "Он поддерживает меня духовно, а я его - физически". (Мальчик жил в Рязани, прежде чем переехал в Дивеево). И у них была переписка... Сначала приветствие, а потом: "Как ты рассматриваешь такое-то изречение из Ветхого Завета?" Или: "Как ты относишься вот к этому посланию апостола Петра?" или к постановлению, скажем, Пятого Вселенского Собора? Оказывается они ночью, тайком, уходили молиться. В три часа ночи. Однажды я их застукала. И Арсюша: "Мам, ну это наши тайные подвиги! Не волнуйся. Ничего с нами не будет!" И вот они до пяти часов молятся, потом приходят. У них было место на дереве, столпническое, и второе - пещерное, под храмом Рождества Богородицы. Там была разрушена часть фундамента, и получалось, что под храм можно залезть, пещерка такая. Они посмотрят - никого нет. И туда - нырк... Арсений говорил: "Мама, ты знаешь, здесь вся земля такая святая, Богородица даже цветочки не разрешила выбрасывать с этой земли. А я тут под храмом молюсь, как ты думаешь, Она ведь меня, наверное, знает?" И Она вот даже благословила гробик его поставить на втором этаже Своего храма - в храме Рождества Христова, что удивительно... Такие замыслы были юношеские.

А еще одна келья была рядом с царь - деревом. Прежде здесь стоял сарайчик, в нем - склад досок, и он в него проникал, свечечку ставил. Иду по канавке, смотрю - огонек мелькает, значит, там Арсюша. И он: "Знаешь, мам, я вот всех вижу, а меня никто!" И я радовалась: "Арсюша, ведь тебе это на всю жизнь, тут, рядом с царь - деревом, у Цесаревича! Ни у кого из детей нет здесь кельи, а ты сделал свой домик и молишься! Это же - дар Божий! Неизвестно, сколько простоит этот сарайчик!" И его действительно вскоре снесли, года два-три назад. До тринадцати лет он в нем тайно молился. Милость Божья, рядом с царской лиственницей, посаженной сестрами монастыря в день рождения Цесаревича, он устроил себе келью... Наследник это все видел, знал... Он и призвал его.

Перед папиной смертью мы Арсения уговаривали остаться в Москве. Но он поехал в Дивеево. Быть может по чувству долга, контрольные нужно было написать за четверть. Он оказался оторванным ото всех. 23 марта, минуя нас, ему по телефону бездумно сообщили, что папа умер... У него выпала из рук трубка, падая, он ударился головой о косяк, потерял сознание и было сотрясение, потому что у него весь день болела голова, была рвота. Позже рассказал: "Когда я очнулся, трубка висит, короткие гудки..." Он поднялся, пошел в келью, достал все письма отца, и у него была истерика, он кричал: "Я не могу! Не могу! Не могу!.." Сама еще и теперь не в состоянии читать эти письма. А он достал их, чтобы папу приблизить к себе, и это было ему смертельно больно... И он рыдал и кричал, а потом пошел на канавку. Так и без лапы, и без мамы он оказался совершенно один в Дивеево. Произошел огромнейший перелом... Все, и учителя, говорят, что после этого они видели другого Арсения...

Когда мы привезли гроб с телом батюшки, он вышел нам навстречу, смотрел огромными глазами, полными ужаса. И я: "Арсюша, иди немедленно облачать папочку. Вместе с батюшками". Так произошла его первая встреча с мертвым отцом. Лидуша уже видела, теперь я позвала сына вместе со священством к батюшке. Остальные были не допущены.

Арсений вышел из кельи совершенно другим: "Папочка - как живой! У него ручки гнутся, ничего не закостенело!" Он знал, все волнуются, что невозможно будет одежды надеть, много времени прошло после смерти. "Мама, он, как афонский святой: одни косточки, как святые мощи. Все усохшее, чистенькое и даже ручки будто сам подавал, ничего не надо было разрезать". И у Арсения было то же самое. Тело, руки, все было мягкое. Не пришлось резать одежду.

Весь ужас с него спал. Отец дал ему почувствовать примирение, благодать христианской кончины. Это нарушает обыденный подход - мирским разумом этого не понять. И благодарность Богу ублажила его, помогла ему в тот час примириться со смертью... Он стал на какое-то время спокойным.

Недавно разговаривала с духовным сыном отца Владимира А., который осознал: такого, как батюшка, больше нет. Редкого человека он может впустить в свою душу, но батюшке абсолютно доверял, мог ему все раскрыть... И таким единственным, постигающим тайники конкретной души, отец Владимир был для каждого человека. Он не стриг под общую гребенку никого.

Например, моего знакомого С. благословил проползти на коленях вокруг храма. Е.И. негодовал: "Как это можно, вообще! Какое право ему дано заставлять человека ползти на коленях!..." Но дело в том, что у С. экзальтированная натура. Он малоцерковный и в то же время очень эмоциональный, повышенной чувствительности человек, и к нему нужен был необычный подход, чтобы все в нем перевернулось... Малоэффективны общепринятые мерки к тому, кто не знает, что такое исповедь, словесное покаяние. И батюшка очень мудро предложил ему особенный вид покаяния за грехи. И С. запомнил этот день, эти минуты его полностью изменили. Было положено начало благое. По отношению к другому отец Владимир не допускал ничего подобного. Он очень тонко видел, разграничивал, различал, что способно помочь каждой отдельной личности.

И если батюшка для нас всех был человеком столь уникальным, неповторимым и невосполнимым, то какой потерей его смерть была для его сына? И кто мог вообще заменить сыну отца? Никто! Духовника нет, дядя - далеко, дедушка умер. Нет родственника - мужчины, который в такой важный период, в пятнадцать лет, мог дать стержень и направить развитие Арсения... Я тоже в тяжелых рамках: очень много людей, очень много... И он все повторял: "Мама, ты так редко с нами разговариваешь, так мало со мной бываешь!" Сейчас все время чувствую свою вину, это были заслуженные и постоянные укоры... И наступил период, когда он стал уходить от меня... Духовно. Готовила себя к этому, взросление - неминуемо: "Что ты хочешь? Твой Арсюшечка, любимый сыночек, становится взрослым", И он готовил себя стать нашим защитником, как ему все говорили: "Ты теперь должен маму беречь!" Начались занятия спортом: "Лида, я хочу быть сильным, чтобы тебя защищать! Вот посмотри, какие у меня мускулы!" Мужание, накопление телесной силы, этим он стал увлекаться. Молитва перестала занимать главное место в его жизни, стало проблемой исполнение правила. Но он по-прежнему алтарничал по праздникам и воскресеньям. Очень серьезно относился к моим отъездам в Москву. "Ну что, как там у тебя? Все получилось?" - "Да нет, что-то неудачно".- "А-а, ну конечно, я кафизму только обещал тебе..." В другой раз: "Все что задумала, просто замечательно!" - "Так я же две кафизмы прочел за тебя!" - "Арсюша, не сомневаюсь, если ты молишься, у меня все нормально". И он знал, помнил: нужно молиться, и у мамы все будет хорошо... И он старался. После последнего отъезда: "Да я же за тебя и "о путешествующих" прочел и кафизму прочел".

Он очень верил в силу креста. И крест был сорван с него. Веревочка цела, а крест сорван и лежал в траве на месте его смерти. Его же лошадь тащила. Ну как может быть сорван крест? Я понимаю, если бы вниз головой... Но как в горизонтальном положении? Крест лежал рядом с ним, мертвым. Ботинки нашли на поле в разных местах. Крест лежал там, где он окончательно затих. Упал. Не в процессе его полетов... Непонятно. Волей Божией, крестик свой драгоценный мальчик мой мне передал. Монашеский. Он недавно подобрал его на грядке, где картошку копали: "Мам, я нашел старинный крестик! Ты мне никак не купишь старинный, я буду носить этот!" Именно монастырский крестик - с изображением Голгофы, орудий пыток Христа. Неизвестно, какой смертью умер носивший его.

А до этого у сына был огромный крест, который совершенно истончился от ношения. Медный крест стал тоненьким. И в середине начал переламываться. Всю жизнь он с ним не расставался. И на море зажмет его, чтобы не бился, и бежит купаться. Они с папой купили его в каком-то антикварном магазине. Старый крест. Очень серьезно относился к крестному знамению. Став взрослее, он, конечно, не допускал, чтобы кто-нибудь его святыню видел. И отец Владимир носил подобный, позеленевший, медный, который ему все майки пачкал. У них была фамильная любовь ко всяческой старине. Арсюша полезет на чердак, достанет истрепанное "Русское слово". Осталась фотография: довольный, весь перемазанный в пыли, только что с чердака - с восторгом держит "Русское слово". - "Зачем тебе эта рухлядь, эти газеты?" - "Мам, ну это же - старинное, ты что! Это - дореволюционное!" И батюшка тоже дорожил всем, что хранилось у нас наверху, журналами... И ружье у Арсения было старинное, штык ему подарили. Он собирал коллекцию медалей Царской России.

В одном стиле человек жил и умер: Господь не дал ему изменить своей любви. Он читал Шмелева и страдал: "Ну, мама, я не хочу сейчас жить! Я хочу жить в той и Руси! Ну почему она уже никогда не вернется?! Когда был Царь! Та Русь уже никогда не восстановится!" - вопль из глубины души, ему было лет одиннадцать. "Я не хочу сейчас жить, когда уже нет той веры, нет прежней Руси, нет лошадей, нет всего настоящего уклада, быта". Это после Шмелева, который так передает вкус, аромат того времени. И духовный аромат.

Год или два назад мы были у мамы в Крыму, и он читал Фенимора Купера, Майн Рида, одну книжку за другой. Запоем. Возвращаемся в Дивеево, и он впился в очередной том. А я читаю Шмелева и дохожу до места, где юные автор с женой прибыли на Валаам, входят в храм полутемный. Вечер, монах читает Псалтирь. И обращается к нему: давай-ка, почитай! Удивительно все описано, этот валаамский вечер, призывающая тишина храма. Невыразимая благодать: мерцание лампад, эта русская старина, тихий голос... И думаю: какая же красота, какое это чудо! И захотелось, чтобы Арсений прочитал: "Отвлекись, пожалуйста, я тебя умоляю, только кусочек прочти из Шмелева, оторвись от своего Фенимора Купера! Ты всегда раньше читал только такие книги, святых отцов, а сейчас поглощаешь эти романы! Пожалуйста!" И он берет книгу, читает, читает... Думала, скажет: " Ну здорово, мам! Замечательно!" - и уткнется снова в свой том. А он онемел, сидит... И потом: "Мам! Ну ты что? Думаешь, это серьезно? Что Фенимор Купер - это серьезно? Я же никогда не изменю, мам! Не изменю никогда Господ у! Я же, как хотел монахом, я и стану! Эти книги - так просто, ты же тоже это читала..." Удивительно! Так раскрыть свою душу! Это два года назад. Вновь Шмелев его коснулся! В ответ - та же нота... В десять лет он читал его в первый раз и всей душой отозвался: "Эта Россия никогда не вернется!" И в тринадцать опять приоткрывается: "Я никогда не изменю бывшему!" И Господь все эти слова собрал...

Арсюша очень верил в силу Креста: "Мама! Со мной ничего не может случиться, потому что со мной мой крестик, я его везде освящал". Он прикладывал его ко святым мощам, всем святыням, где бы мы ни были. Помню поездку в Петербург и Кронштадт. Мы не знали, что не существует Андреевского собора. Ездили, искали его повсюду, спрашивали. Думаю: местные жители не знают, где Андреевский собор! Караул, все безбожники! Вдруг какая-то часовенка. Заходим с тем же вопросом. Служительница объясняет: "К сожалению, он взорван. Вы видели площадь, где Ленин стоит? Вот там!" Интересуемся, где можно посетить святые места, связанные с Иоанном Кронштадтским. "Недалеко улица и квартира, где жил батюшка Иоанн, балкончик, с которого он проповеди произносил". Пришли и с ясностью понимаем: вот оно - это место. Арсюша сразу начал карабкаться вверх по водосточному желобу. Достиг второго этажа, приложился очень благоговейно к балкончику, поцеловал эту конструкцию и спустился совершенно счастливый. С нами был В.Л., который сказал; "Я толстый, не долезу, и поэтому приложусь к тебе!" Настолько он благоговел: это - святыня, нужно добраться, приложиться...

Мог горевать: "Курицу не перекрестил, вот она и умерла. Все надо крестить!" Однажды, закрывая лошадь, кричит: "Мам, гляди, как я делаю!" Запер конюшню, перекрестил огромным крестом: "Все, Гусар! Спать!" Потом к курятнику, там крест. На двери его кельи подпись: "Кто аз есмь?" Когда был поменьше, он стучался ко мне в комнату со словами; "Я стою у двери и стучу!" Часто повторял поразившие его места из Евангелия. Нередко произносил: "Червь аз есмь". Много читал Псалтирь и постоянно ее цитировал. У него запечатлевались куски. Многие псалмы знал наизусть. Двадцать шестой, девяностый, пятидесятый, конечно. Приходил домой: "О! Столько читать, столько нужно успеть". Зажигал свечку и начинал молиться. Акафист Божией Матери знал наизусть. Сложнейший акафист, Благовещенский. И преподобному, эта книжечка затерта до дыр.

Остался в наследство его блокнотик, где переписаны главные молитвы: "на двадцать четыре часа", "на освящение всякой вещи", молитвы задержания... Такой вот прожиточный минимум, джентльменский набор православного. У Лидочки сохранилась тетрадочка - пяточисленные молитвы с подписью брата: "Сии молитвы нужно читать, чтобы не умереть без покаяния. Сии молитвы предназначены Лидочке Шикиной", - текст, написанный невзрослым Арсюшиным почерком. Много лет он читал его наизусть".

Впервые я увидела Арсюшу, провожая отца Владимира, матушку Ирину и их сына с Казанского вокзала в Дивеево. Не помню слов батюшки и что сказал после раздумья показавшийся мне шестилетним мальчик (Арсению было восемь.) Но удивило углубленное внимание, с которым батюшка склонился к сыну, как будто его ответ мог быть по-настоящему существен. Осталось ощущение редкой серьезности отношений между отцом и сыном. Поняла, что для отца Владимира этот ребенок был личностью.

Какое-то время спустя двое маленьких детей в Москве у меня в гостях. Они показались мне младше, хрупкие, с яркими глазами, лет четырех и восьми. (Арсению уже 10 лет.) Придумывая, чем их развлечь, предложила пушистого медведя. Поразила ответная реакция мальчика. Очень вежливо возвращая игрушку и внутренне удивляясь моему непониманию: "Простите, пожалуйста, только мне это совсем неинтересно. Будьте добры, достаньте с верхней полки ту толстую книгу с Государем Николаем II на обложке". После этого не менее часа - он как будто отсутствовал, настолько был погружен в рассматривание безчисленных фотографий. И в последующие годы для него не было дороже подарка, чем святые лики Царской Семьи, великой княгини Елисаветы. Для дорогих изображений был заведен особый альбом, не современный, а какой-то потертый, старого издания. Помню, Арсюша его перелистывает, показывает, что-то поясняет и весь светится. Особенное впечатление на него производили Государь и Цесаревич. Однажды, желая меня развеселить, дети поделились: приехавшая в гости из далекой периферии знакомая укорила Арсения: "Ай-яй-яй, как нехорошо, что же ты, детка, свою фотографию в святой уголок повесил!" Вспоминая эпизод, дети дружно смеялись: "Что вы, это же портрет Цесаревича Алексия!" В то время Арсюша ходил в казацкой темно-синей куртке с двумя рядами блестящих пуговиц, совсем как на памятной фотографии Наследника и занимался "организацией казаков".

У Арсения был абсолютный слух. Любили петь втроем: мама и он с сестрой - стихиры служб, тропари, "Святую ночь" Шуберта. Поражала гармоничность исполнения, осмысленность текста, тонкое звучание, будто не три, а один голос: все в унисон.

Пели тропари: Цесаревичу Алексию (глас 1): Благословенное чадо лозы добродетелъныя,/ с младенчества страданиями на Крест возшедый,/ душу яко чистое Небо имевый/ и сердце - пламень к Богу горящий,/ святый благоверный Царевиче Алексие,/ с родителями мужески пострадавый/ во искупление греха народа российскаго,/ ныне же Небесною трапезой наслаждешися/ выну Богу вопия,/ Господи, помилуй землю русскую.

Святой мученице Царице Александре (глас 1): Призва Тя Господь от чуждыя земли,/святая благоверная мученице Александро./ Православную веру всем сердцем возлюбила еси,/ с ангельскою кротостию горькую чашу страданий с Россией испила еси./ Темже у Престола Вседержителева/ предстоиши с преподобномученицею сестрою, Государем и чадами./С ними же моли о нас,/ чтущих святую память Твою.

Святым мученицам великим княжнам Ольге, Татиане, Марии и Анастасии (глас 4): Небесные голубицы,/ святые отроковицы: Ольго, Татиано, Марие, Анастасие,/ сестрами милосердия в час испытаний России послужившии,/ поношения, заточение и смерть от народа своего с кротостию приемшии,/ темже души ваша Христу уневестившии./ Ныне страждущей стране нашей Сестры Милосердия явилися есте,/ исцеляяй всякий недуг и всяку язю в людех своих,/ с Государем, Государыней и Царевичем, святым спасительным Крестом землю нашу осеняете./ Мы же со слезами и любовию молим вас:/ спасайте нас молитвами вашими, невесты Христовы непорочнии.

Всем бы русским людям и детям это петь. По сей день в доме отца Владимира звучит кант:
Легенда о Царе-мученике

Есть легенда у нас, что наш Царь и сейчас

В нищем виде Россию проходит...

Он котомку несет, к покаянью зовет,

К сердцу каждого двери находит.

Кто на царственный зов с сердца сдвинет засов,

Проливает слезу покаянья, -

Царь слезу ту берет и в котомку кладет,

Лучше нет для него подаянья.

Знай, народ дорогой, что с последней слезой,

Как наполнится эта котомка,

На Руси будет Царь, и мы будем как встарь,

Бога славить свободно и громко.

Плачь, народ на Руси! И прощенья проси

За иудино страшное дело: Там, где дремлет Урал,

Царской кровью подвал

Обагрило кровавое тело!

И за это народ вместо мнимых "свобод"

В тяжком рабстве безмерно страдает,

А в выси голубой венценосец святой

О прощенье Творца умоляет.

Слушала и вспоминала "Видение матроса Силаева" из второй книги "Чудес Царственных мучеников": слезы Цесаревича, поднимающего ко Господу чашу со своей мученической кровью - в молитве о русских детях. Есть еще на земле те, за кого имеет смысл молиться.

У Арсюши была необыкновенная келья. По его просьбе родители отгородили ему метров пять от десятиметровой комнаты дощатой перегородкой. Одно окошко, детская кровать, полка с книгами, столик, на котором святыни и книги, коврик для земных поклонов. У дверей текст, на котором написано совсем детским почерком:

Молитвы при надевании, монашеской одежды

Положить три поклона с молитвой:

Боже, очисти мя грешнаго и помилуй мя.

(Затем со страхом Божиим возлагай на себя одежду).

Подрясник: Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим.

Ремень: Препоясуя чресла своя силою истины во умерщвление тела и обновление духа, во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Аминь.(...)

Четки: Сподоби мя имя Твое святое, Христе мой, всегда иметь в мыслях, в сердце и во устнах моих, присно глаголя: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго".(...)

На столике маленький походный молитвослов. На первой странице Арсюшина надпись: "Тело христианина должно быть престолом Бога, Которого он должен святить в своем сердце ( Да святится имя Твое...)" Записка отца сыну: "Тем не смущайся, что к тебе подступали и подступают, и будут подступать разные помыслы. Ты их только отражай своим несогласием, и по мере отражения, они, с помощью Божией, совершенно исчезнут... Главное в борьбе с помыслами - несогласие с ними и всецелая преданность Божественной воле (митрополит Иоанн С. - Петербургский и Ладожский)".

"Когда авва Агафон видел совершающего грех и помысл побуждал его к осуждению, он говорил самому себе: "Агафон, не делай сам того же", - и помысл его успокаивался. Так будем с тобой поступать всегда, и Господь избавит нас от вечного осуждения".

На листке, вложенном в Евангелие: "Если бы не привычка видеть оживление природы весной - оно показалось бы нам невероятным чудом. Гляжу на обнаженные ветви, и они таинственно говорят мне: "Мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами". Неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны святой? Богу все возможно, для Него нет чудес. Дела Божии, на которые постоянно и у же равнодушно смотрим, - дела дивные, чудные, великие, - непостижимы" (свят. Игнатий Брянчанинов)".

Все четыре стены в иконах сверху донизу. Есть редкие изображения, которые и у монахов не встретишь. У изголовья постели - Распятие старинного письма, правее - необыкновенной красоты большой Ангел-хранитель, слева - глубокое лицо Цесаревича, незадолго до мученической кончины. Рядом лампа: "Как мне хорошо, мама, - говорил Арсений, - я здесь всех перецелую - щелк лампу и спать". Много греческих бумажных икон. Горящие лампадки в основном святом углу и перед Серафимом Саровским. Образ подписан: "Старец Серафим" - прижизненный портрет, источающий ощутительную духовную силу, уникальная реликвия.

Преподобный здесь всегда ошеломляюще живой. Но все, и бумажные наивные изображения, - никогда не оставляли впечатления картинок. Они жили здесь самой серьезной жизнью, что бывает только тогда, когда перед иконами усердно молятся. Благодаря Арсению я познакомилась с некоторыми сербскими святыми. Когда, начиная писать о батюшке, помянула о мироточении около сорока икон за полтора года до его смерти, не уточнила: несосчитанные бумажные иконы, в основном греческие, мироточили в этой маленькой келье.

Как-то маме было необходимо срочно сменить сыну свитер, и я оказалась случайным свидетелем того, что на груди десятилетнего хрупкого ребенка - большое медное распятие XVII века. Он тщательно его хранил и не допускал ситуации, в которой оно могло быть замечено посторонними. Мы встретились глазами. Краткий миг был очень содержателен. Мальчик смотрел на меня пронзительно испытующе: понимаю ли я что-нибудь в серьезной жизни? Ощутила, что для Арсения это сокровенное крестоношение имело недетский смысл. За ним стояло по-настоящему большое, и я ответила на этот взгляд молчаливым глубоким почтением.

Вообще он как будто жил прошлым, что необыкновенно для столь юной души. Порой его можно было застать в минуты общения со сверстниками на какой-нибудь фразе, которую он тут же обрывал, лишь только появлялся непосвященный. Однажды зашла в комнату и услышала: "... ответил князь Шаховской". Ощутив чужую заинтересованность, он отвел в сторону глаза. Поняла, что это не сказка, не игра, а что-то действительно серьезное для него. Разговор был немедленно переведен на обыденную тему.

Однажды застала Арсения в сокровенную минуту. Уже после смерти отца нечаянно увидела сквозь полуоткрытую дверь, как он стоит перед Государем в своей келье. (Цветной календарный портрет: Царь во весь рост со всеми регалиями на белом кителе, - под стеклом, в красивой раме темного дерева). Стоит молча, необыкновенно повзрослевший, почти юноша, с такой глубиной восприятия, столь искренней, невнешней преданностью, - наверное так, как можно было бы стоять перед живым Императором. Происходило живое, обжигающее душу общение. Это была молитва, которой внимали! Я была поражена. Он вздрогнул, заметив постороннее присутствие, отвернулся от образа и заговорил со мной о пустяках, уже с обыкновенным лицом. Причем мне этот портрет не нравился, я находила в нем художественные недостатки. Подумала: какая-нибудь искренняя душа так вот молится перед дешевой иконой, и та может замироточить. Бог способен совершить для любящего Его - чудо, даже если образ, которому он предстоит, недостаточно художественен. И еще одну важную вещь для себя приоткрыла: все глубинные труды и подвиги отца Владимира - были втайне. Он дорожил внутренней жизнью и сумел привить это своему сыну. Отец учил мальчика скрывать от внешних глаз то, что имеет ценность перед Богом. Никогда не видела, чтобы Арсений делал что-то напоказ, тем более, если это касалось вещей духовных. Уходила, понимая: вот юный верноподданный своего Царя.

В последний год своей жизни Арсений получил в день рождения среди прочих подарков это стихотворение:

Цесаревичу Алексию

Священный символ русского ребенка,

который нетерпим, невыносим

для всех бесовских преисподних крил,

который жжет хрустальной Чистотой,

улыбкою - не блудной, а святой...

Как нечестивым святость выносить?!

им надо растерзать ее - убить!

Священный символ русскости былой.

Отзывчивостью, сердца простотой

Христу принадлежавшая душой,

Русь неподкупная, спасеньем ты была

для мира падшего продажности и зла.

И аду невозможно рядом жить...

И надо ко Кресту нас пригвоздить - и - умертвить!

Какой бы милостивый умный Государь

у нас был с вами - Православный Царь,

с святою целью - к Раю Русь вести.

Мы на коленях пред тобой: прости!

Раскаянье - народу испроси,

молитвами всей Царственной Семьи,

Без покаянья

Русь не воскресить.

Ему было всего одиннадцать лет, когда они с мамой уезжали из Москвы, мы прощались у ворот храма. Арсюшина последняя фраза после обычных, с улыбками, вдруг очень серьезная: "Когда я стану монахом, я буду очень за вас молиться". Мало ли что говорят дети, как правило, и не запомнишь. Но этот миг, неожиданную недетскую глубину глаз - как будто сама душа на меня посмотрела и значительное сейчас произошло, словно он обет произнес - не сумею забыть никогда. Он не предварил своих слов замечанием, которое было бы естественным: "Когда я вырасту..." Всей душой ему отвечала: "Пожалуйста, молись обо мне уже сейчас".

Дорого было видеть, как дети у родителей и родители у детей просили прощения с земными поклонами, отнюдь не только в вечер Прощеного воскресения.

Однажды пришла и застала Арсения в необыкновенном душевном подъеме. Еще не был болен батюшка. С пылающими глазами он рассказал мне, что несколько дней назад у них в гостях была блаженная матушка Мария из Самары. Мне показали фотографии юродствовавшей старицы. Грузная, лишенная какой бы то ни было внешней приятности, пожилая женщина в инвалидной коляске. Расцветший Арсюша с упоением вспоминал: "Она попросила почитать Псалтирь". Он с радостью выполнил ряд просьб, возил ее на коляске... С удивлением подумала: мальчик полностью не настроен на внешнюю человеческую привлекательность. Имеет не просто психологическую чуткость, но внутренний твердый духовный ориентир. Немногие из моих верующих московских знакомых были бы способны глубоко воспринять тайную схимонахиню. Месяц назад посмотрела фильм об этой большой подвижнице, тщательно скрывавшей свой духовный подвиг. В этом году о ней вышла книга (14.01.2000 г) [5].

Смерть отца была для Арсения великой утратой. Посмела бы сказать - надломом. Нередко и более зрелые люди не в силах понести такие потери на должной высоте. Он знал, конечно, что папа в Царстве Небесном. Батюшка многократно ему снился. Однажды, он преподал Арсению наставление о духовном лице, которое причинило семье много горя. "Не осуждай его - молись за него",- было сказано отроку в нелегкий час. Но нужно иметь серьезный духовный опыт, чтобы испытание смертью не ослабило, а укрепило великую духовную связь, которая соединяла сына с отцом. И, конечно, этого опыта у Арсюши еще не могло быть. Нередко он повторял маме с глубоким горем: "У всех людей - отцы. Ну почему он ушел? Но это же только во время войны дети остаются без отца!"

С великим сочувствием я видела, что после ухода батюшки в его жизни стали происходить резкие и тяжелые перемены. Думала, сколько бесов, которым досадил здесь отец Владимир, спасая грешных и одержимых, мстят сегодня Арсюше, лишенному в лице отца нерушимой охранительной стены. Он стал очень нервным, раздражительным. Все чаще заставала его ссорящимся с мамой и сестрой. С большой внутренней горечью слышала резкие слова и даже дерзости, грубости. Понимала: он так ведет себя, потому что ему трудно, он не справляется с собой. А реальной действенной помощи - нет. Некому заменить отца. В это обостренно тяжелое время некому просто по-мужски подать руку: "Держись! Это духовный искус. Господь обязательно поможет. Не сдавайся!" Мальчик, с его тонкой организацией, был напряжен, как натянутая струна. Могла только сочувствовать ему: "Арсюша, ты знаешь, Царские дети подписывали свои письма к Государю словами: "собственная дочь..." Желаю, чтобы ты был настоящий "собственный сын" своего отца". И он понимал, что я имею в виду. Ибо неординарным было мужество, с которым отец Владимир совершал битву за свою и вверенные ему души.

Но нетипичной была и восприимчивость Арсения. Повышенным было его восприятие благодати. Трагическим - переживание демонических нападений, воздействий сил зла. Какой обостренной чувствительностью к свету Божию нужно обладать, чтобы говорить после посещения пещер Киево-Печерской Лавры: "Вот бы отсюда и не выходить, мама... Наверху так плохо!.." (Как правило, толпы взрослых и детей с облегчением покидали пещеры, где одни лампады у святых мощей освещали подземные низкие своды, все с радостью выходили на поверхность - к свету этого мира.) Период после потери отца был для Арсения временем непомерных битв, тяжелых срывов. Но, Один Бог знает, когда душа наиболее приобретает, побеждая или терпя поражения. Не зря обещано: "Любящему Бога все споспешествует во благо".

Иногда происходившие здесь "трагедии" могли иметь невинную основу, что стало понятнее после смерти Арсюши. Например, мама была необыкновенно расстроена одним ярким непослушанием. На последнюю в своей жизни Пасху сын пошел не как все - в наглаженной белоснежной рубашке, а в черной. Мама гневно разыскивала его в переполненном ночном храме, требовала покаяния, он от нее убегал. Огорчилась неуправляемостью и "нелепым" поведением Арсюши до слез. Но теперь понятно, что душа знала о предстоящей ему кончине. И в такой форме неведомое знание себя проявило. Инокиня Л. поняла это еще глубже: "Арсений встретил Пасху уже по-монашески. Только монахи в Светлое Христово Воскресение - не меняют своих одежд".

Однажды Арсюша вошел к маме взволнованный: "Какое совпадение. Мы тут говорим: "смарт - карта". Сегодня я обратил внимание: по-сербски, "смарт" - "смерть". Получается - смерть-карта". Впечатляющее совпадение.

Матушка Ирина: "За несколько месяцев до смерти подошел ко мне:

- Мам, хорошие стихи люди пишут, - и прочел:

Мироточит множество икон,

Плачет Богородица; "Я с вами,

Не ходите к зверю на поклон,

Русским не бывать его рабами!"

- Это раба Божия Алла, а это - Николай:

...По волнам смут невиданных плывем,

По воле зол неслыханных предательств,

Так, будто душу в поднаем сдаем антихристу,

ему поем акафист.

- Спаси Господи этих людей, - сказал Арсений. - Это написала Ксения. И как хорошо называется:

Умираю, но не сдаюсь

Тем, кто руки омыли с Пилатом,

Отпустили Варавву домой,

И склонились над идолом-златом

Горделивой своей головой:

- Убирайтесь, пока не погнали

Вас мечами от наших ворот.

Ведь не раз ваше грязное знамя

Русь Святая бросала на лед.

А над ним поднимались хоругви.

Шла на помощь Небесная Русь!

И над полюшком слышалось: Други!

Умираю, но не сдаюсь!"

Вспоминаю одним зимним вечером страшное волнение матушки: пропал Арсений, три-четыре часа подряд нет дома. На дворе темнота, холод. Ушел налегке с велосипедом. Когда он появился, на него немедленно обрушился шквал обвинений. Он начал что-то говорить, и я испуганно ждала, что сейчас польется поток грубости. Но он объясняет, что был на дальнем источнике Архистратига Божия Михаила, подставляет маме под руку для удостоверения свою мокрую после купания голову. И вдруг (все это стоит в глазах) - падает перед ней на колени и с глубоким покаянием, касаясь лбом пола: "Мама, прости меня! Ты волновалась!" Когда он поднял голову, лицо его было кротким, как у Ангела. Не представляла, что подобные движения души возможны у этого, уже заметно возмужавшего, мальчика, который на людях вел себя подчеркнуто независимо, а среди сверстников, быстрый, ловкий, удачливый - душа мальчишеского общества. Казалось, он уже ничем от них не отличается, может дать сдачи словом и делом - в общем, такой, как все. Происходящее было столь сильным духовным проявлением, что присутствующим хотелось заплакать.

В этот вечер узнала от матушки, что Арсений практически каждый день окунается в каком-нибудь дивеевском или окрестном источнике. Сын настолько приучил себя к холоду, что ходил зимой в ветровке: "Мама, какие мы все изнеженные. Надо всем готовиться к последним временам". Глядя на стремительно летящий за ночным окном снег, на миг с ужасом представила купание в такой мороз и с большим уважением подумала: это не простая закалка, это заповеданные ему отцом формы - борьбы с собой, бесами.

Вспомнилось, как прежде, при случавшихся ссорах, внутренних тяжелых искушениях - Арсений самостоятельно вставал на истовую молитву, земные поклоны. И втайне ото всех рассказывал маме о приходящей Небесной помощи. Возможно теперь, когда благодать отступила, нужны были активные попытки ее взыскания. Как никогда требовались - защита и помощь.

Нас всех заставил глубоко расстроиться случай, происшедший за несколько месяцев до конца. Арсений вернулся с лошадью, не имея, как говорится, на себе лица. "Ну, мама, теперь мне известно, что такое "бешеный галоп". Ты знаешь, что было? Предательница Пулька залаяла на Гусара, и лошадь сорвалась, как сумасшедшая. Несется вокруг канавки, люди шарахаются во все стороны. Одна старушка, прости, прости, Господи, ведро в один сугроб, сама - в другой. Несколько раз думал: мне конец. Вцепился в гриву, сползаю то в одну, то в другую стороны. И только кричу: "Тпру..." И слышу над собой - папину молитву. Сам молиться нисколько не мог... Мама, тебе не сознавались, мы с папой в деревне брали напрокат лошадь. Но с папой было не страшно скакать и бешеным галопом. Он всегда управлял лошадью. Мог ее замедлить и остановить в любую минуту". После этого случая было решено купить сбрую. И до времени подобное не повторялось.

Наступала "пора пылкой юности", и происходили действительные срывы. После одного из них мы с матушкой пришли ко кресту отца Владимира. Она опустилась на колени в изголовье могилы и просила, приникнув к ней головой: "Ты видишь, что он творит. Ты мне его дал, ты его и управь! Я с ним не справляюсь!" Да, батюшка все знал и молитвы эти слышал.

В Рождественские дни последней в жизни Арсения зимы в дом принесли видеозапись об Афоне. Большинство изображений, по понятным причинам, было статичным, и лента нисколько не напоминала яркие, подвижные фильмы, например, об Иерусалиме. На чей-то взгляд она могла показаться скучной, но никогда, ни до того, ни после, я не видела Арсения в таком восторге. Он кинулся к маме, обнимал и целовал ее в неописуемом детском ликовании: "Мама! Афон! Афон! "Ставро-Никита - Крест побеждает!"" - он переводил все греческие наименования, делал пояснения к каждому новому кадру. Глаза сияли, брызгали светом... Это было то, чем он жил, как будто его душа там обитала. Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Лк. 12, 34). За несколько дней до смерти Арсения в келье отца Владимира замироточила икона Царицы Небесной ~ Игумений Афонской Горы. Сорок первый день мальчика выпал на день памяти всех Афонских святых.

Предстоя кончине Арсения, я думаю о том, как велико в очах Божиих намерение человека. Отец Владимир повторял слова последней монахини Марфо - Мариинской обители милосердия матушки Надежды: "Главное, сохранить чистоту намерения. Все равно ничего не сможешь сделать так, как хотел. Враг всеусиленно будет мешать. На это есть покаяние. Но хоть что-то надо принести Господу - непорочным. Бог будет судить нас по нашим намерениям. Главное - блюди чистоту намерения".

В сороковой день Арсения раба Божия Татьяна (они с мужем - университетские друзья отца Владимира) рассказала: "Уезжали из Дивеева с годовщины батюшки, мальчик нас провожал. Заговорили об одном, другом: "Арсюша, а кем же ты хочешь стать?" Он помолчал и, сменив только что звучавшую веселую интонацию на серьезную, ответил: "Думаю, я, как пала, буду монахом". Признаться, и не догадывалась о таком его настрое. Для нас это было неожиданностью. Мы тут в Москве, в суете". Эти слова прозвучали 23 марта, до кончины Арсения оставалось полтора месяца.

Наталья Григорьевна: "Мне сообщили о смерти Арсюши, и сразу подумала: "Боже мой, как его матушка любит". Просто по-человечески кажется: сколько бы он мог при его темпераменте сделать, изучить. Да, это лишние размышления... Его особенностью было то, что он спешил. Старался объять необъятное. Попробовать там и там. Постоянный поиск. И в то же время, мне кажется, он знал какие-то тайны. Был со-причастным тайне. Всей жизни 15 лет. Я боюсь смерти, но знаю - это же будет. Неизбежно. Но не знаю, как. Просто прошу: "Господи, даруй, чтоб достойно, собой никого не нагрузить, не возроптать, а чтобы - смиренно". Этого же просишь. Близкие люди, мы все там встретимся. В это верит душа.

Простите вольное размышление: вот я кем-то так дорожу - не могу без него жить. Мне кажется, родной отец и Господь очень хотели этой встречи. Арсюша, быть может, выполнил какое-то предназначение. Не то, чтобы он заслужил вечность или что-то большое понял. Мы не знаем всех тайн. Для чего мы призваны на эту землю. Быть может готов понять, и уже там - понял. А так как по немощи нам все равно болезненно расставаться... Кто-то поболеет или так уходит. Мне кажется, все это - предначертано.

Помню часы в Преображенском соборе под чтение Евангелия на второй день после смерти отца Владимира. И Арсений... Арсений упал возле гроба навзничь, распластавшись, так вот он горевал. С матушкой Ириной глазами встретились, поклонились, какие тут слова.

И когда мальчик от нас ушел, я на следующий день примчалась в Дивеево. Но матушку вокруг обступили, постояла и уехала: "Матушка, я тебя люблю, сочувствую", - что тут? Любовь и горе - вне советов, тут молитва...Помню, как он горевал... Арсюшенька от батюшки".

Матушка Ирина: "После смерти Арсения говорила с Филиппом: "Ты же ближайший друг. Неужели у тебя не было никакого предчувствия?" А он: "В ту самую ночь, перед его смертью, вижу во сне: Вы стоите, матушка, у могилы отца Владимира, а рядом - могила Арсения. Понимаю: это его могила. Так смутился этим сном. Утром пришел в школу, а Арсения не было на первых двух уроках. Сразу начал думать, не случилось ли чего-нибудь, но он появился, и я успокоился. А вечером это произошло..."

После Пасхи мы встретились с рясофорной послушницей В., медсестрой, в районе богадельни. И она: "Матушка, я во сне видела отца Владимира, да так необыкновенно. Наверное, он предупреждал, что мой брат умрет. Вижу, батюшка копает землю лопатой. А за его спиной отрок, лет пятнадцати, лица не вижу. Подхожу: "Батюшка, вы что копаете?" Он поворачивается ко мне через плечо: "Да, вот ему - могилу", - кивает в сторону мальчика. Это, наверное, мне предсказано, брат у меня сильно болен. Он крестился лет пятнадцать назад. Наверное, это его духовный возраст". А я подумала: "Батюшка же мой!" И сразу сердце защемило. И отроку моему пятнадцать лет. Но это ведь не ко мне относится. И отстранила безпокойство.

И Арсений видел сон. Отец говорил ему: "Ложись рядом со мной, с моей могилкой". Утром он пришел: "Мне папа приснился. И из могилы мне говорит: "Ну, хочешь, ложись рядом со мной"". Этот сон меня очень пронзил. Я почувствовала нечто, как будто отец под защиту его хочет взять. Батюшка знал его очень большую ранимость, уязвимость духовную, потому что Арсюша перенес в своем возрасте очень много внутренних испытаний, немало нелегкого и даже страшного. Всего не расскажешь.

Когда он баловался, я говорила: "Вот будешь за меня молиться - стоять у гроба, как стоят дети и вспоминают, что они обижали мать. Будет стыдно тебе за неуважение ко мне, почувствуешь, наконец, свою вину". А он: "Нет, не буду за тебя молиться! Не представляю, что тебя не будет. Я не смогу жить, если тебя не будет. Ты первая будешь за меня молиться". Часто он это повторял, чуть ли не каждый день в последнее время. Говорила: "Мечтаю, что ты вырастешь, будешь в алтаре меня поминать". -"Нет, нет! Я уйду гораздо раньше тебя". И такая уверенность, невероятная уверенность. Одному своему приятелю сказал: "Наша дружба, жаль - ненадолго". Все чаще это у него вырывалось: "Я ведь скоро умру..." Недоумевала, не принимала всерьез. Только в последнее время эта интонация у него с такой силой проявилась.

Мы прочли книгу о убиенном архимандрите Петре. Младенцем он умирал в больнице, должны были делать операцию на кишечнике. И мама его, совершенно неверующая, впервые в жизни упала на колени, здесь в больничной палате: "Господи, Ты его исцели! Он будет служить Тебе, он всегда будет служить Тебе, только Ты его исцели". И утром в тапочках и халате забрала месячного сына и убежала от операции. Решила, как будет, так и будет. Он выздоровел. Школьником начал ходить в храм. И когда после выпускного вечера сказал: "Мама, ты знаешь, меня учительница спросила, куда я собираюсь поступать, ответил, что пойду в семинарию", - негодованию и возмущению ее не было конца, уснула в слезах. Ночью открывается балкон, появляется Спаситель и произносит: "Смотри и помни!" И она видит палату, себя, стоящую на коленях, крошечного своего младенца и вспоминает все.

Когда я с месячным Арсюшей угодила в больницу, он у меня тоже умирал от подобного кишечного заболевания. Дизентерия не подтвердилась, у него был кровяной понос, он истощался и умирал, и я просила: "Господи, я Тебя умоляю, он будет монахом, я его отдам в монахи, он будет Тебе служить, и он пойдет в монастырь". Дала такие обеты. Когда мы прочли это житие, я поразилась: "Арсюша, я за тебя подобные обеты Богу дала и так же о них забыла". А он: "Да ну, мам". Вспомнила этот факт из собственной жизни, когда прочла об архимандрите Петре.

Арсений был особенный ребенок. Когда я его пеленала, он поднимал головку, вглядывался во что-то невидимое и незабываемо улыбался. Он видел Ангелов, не сомневаюсь в этом. Однажды сказал: "Я помню, помню, что видел Ангелочков". Очень смеялась: "Как ты можешь помнить, тебе был месяц?" Но он уверял меня, что прекрасно помнит, и даже то, как он улыбался. Может быть, он это помнил о себе в более позднем возрасте.

Помню, однажды я задумалась о том, что будет в 2000 году. Какая дата ошеломляющая, значимая. Что-то обязательно должно произойти, быть может даже конец света... Думаю, Арсюше будет пятнадцать лет, ну и достаточно. Сама ему возраст определила. На пятнадцать лет Господь дал мне ребенка, который хотел быть монахом. В наше время и монахом страшно стать... Господь решил забрать его в монахи туда, то есть мое желание и обет были исполнены. Мать отца Петра пообещала столь важное Богу и забыла об этом. Без всякого ее вмешательства сын сам пошел по намеченному Богом пути. По материнскому благословению, которое она дала младенцу и тут же запамятовала о нем. Господь все доделал за нее.

А тут ребенок рос, у нас с ним было единодушие с его трех лет. Привезли трехлетнего в монастырь, он стал рисовать матушку Иоанну. Сказал, что она похожа на королеву, и нарисовал ее в монашеском облачении с короной на голове. Мальчик жил в одном русле все свои годы. После батюшкиной кончины - резкие нападения врага, бесы толпой на него кинулись. Потому что глава семьи спасся, и нужно было всю злобу выместить на наследнике и продолжателе его дела.

Женщина, которая живет на канавке, рассказала, что ее Тиме, он чуть постарше Арсения, приснился сон: "Пришел отец Владимир и поселился на канавке с сыном. Мы так и чувствуем, что душой они здесь, с нами. Арсюша с другом, бывало, в снежки играли. Тима пришел однажды весь засыпанный снегом, и мама: "Что такое?" - "Это Арсюша". - "Он же меньше тебя". - "Ты знаешь, мама, он всех нас побеждает". Периодически слышала: Арсюша хулиган, драчун, безшабашный. Но я никому этого не передавала и не придавала этому значения. Сколько бы мне на него не наговаривали, думаю: "Отца похоронил, трудно ему. Я-то знаю, он пойдет по стопам отца Владимира, поедет на Афон, будет подвизаться, быть может, станет старцем". Такие у меня были мысли".

Когда сказала сыну: "Пойдешь в семинарию учиться", - он ответил: "Ты хочешь, чтобы я веру потерял? Я буду простым монахом. Не надо мне никакой семинарии - есть яркие примеры. Там я все потеряю".

Всегда чувствовала, и это было большим утешением для меня, что Арсений имеет стержень и знает, чем и как защищаться в моменты тяжелых искушений. Ему было одиннадцать лет, мы временно жили в Подмосковье. Лидочка пошла в первый класс, и Арсений был в пятом. Часто отлучалась в Москву по делам. Дети после школы оставались одни. У нас шел ремонт. Раб Божий Сергей, молодой человек, прихожанин Андронникова монастыря, помогал нам в строительстве и иногда за детьми присматривал. Однажды возвращаюсь домой, Сергей сидит подавленный. "Матушка, я побил Арсения. Он приставал, вывел меня из терпения, и я его побил. Подрались всерьез, пришлось его по-взрослому поколотить. Я такую вину чувствую". - "А что он?" - "Знаете, он меня удивил. После этого жуткого столкновения ушел в свой угол за ширму, зажег свечу и начал подряд читать кафизмы, одну за другой с поклонами". Открыл Псалтирь после такого стресса - тебя избили. Никуда не скрылся, не обиделся. Он понял, что силы зла восстали на них. Не побежал к электричке ждать маму, чтобы ей пожаловаться, не пошел плакать. Понял, случилось серьезное - двое православных подрались. Где искать защиту? Сережа воцерковленный, не первый год ходит в храм, и сел унывать. А ребенок открыл Псалтирь и начал срочно читать. Человек понимает, где искать лекарство, берется за самое действенное. Сын не пропадет, он знает, как лечиться. Это меня очень порадовало. А нападки врага были постоянными. Он мне говорил: "Я чувствую в себе две половины, меня раздирают на части - я в свою сторону, а они - в свою. Я хочу быть хорошим, очень хочу быть хорошим, но мне тяжело, мама". Бедные наши дети! Думаю о том, какая сегодня идет битва за каждую душу. При папе ему было, конечно, гораздо легче. И стало почти непосильно без него.

За три или четыре дня до смерти Арсений готовился к экзаменам по фортепиано. Мы занимались несколько часов, и он переутомился. Упал на кушетку рядом с инструментом. Сижу на стуле и прошу: "Вставай, еще это надо повторить. Давай-ка поднимайся". Протягиваю ему руку, он якобы старается до моих пальцев дотянуться, не меняя положения, кряхтит - такая игра. Наконец приподнимается, хватается за мои пальцы, начинает тянуть к себе. Отрываю его, он садится и произносит: "Вот так ты меня будешь из ада вытягивать, вымаливать". - "Что за чушь!" Посмотрел на меня каким-то неожиданным взором из глубины, духовным взглядом. Только что мы занимались, ни о чем серьезном не вспоминали. Так он на самом деле переживал в сердце грехи, свои духовные срывы, падения. И страдал. Осознавал их серьезность".

Иеромонах Серафим из Гороховецкого монастыря: "Арсений часто приезжал в Гороховец. Вспоминаю один разговор, свидетелем которого я оказался. С нашим игуменом отцом Петром мы были в Дивеево и потом вместе с Арсением возвращались в монастырь. Это 2000 год, после дня Ангела батюшки Владимира. Арсений ехал со своим другом Филиппом. Они сидели на заднем сидении и решали, как им лучше подвижничать, как успешнее себя побеждать. Филипп говорит: "Ведь как сурово прежние подвижники жили, умерщвляли свою плоть. И нам нужно им подражать. А как это лучше делать?" Далее они рассуждали, что не годиться насыпать на свою постель мелких стекол и на них спать, так как стекла будут колоться и оставаться в теле, от этого могут происходить разные болезни. "Это не пойдет". Филипп: "А вот если на свою постель положить доску, и в нее вбить гвозди?" - "А вдруг гвозди ржавые окажутся, и получится заражение крови. Это тоже не пойдет". - "Ну, ладно, на чем же остановимся?" Арсений: "А если вместо гвоздей положить колючки какого-нибудь растения, типа крыжовника, или других сорняков колючих?" - "Да, это самое лучшее". Таким образом, они нашли разрешение своей проблемы.

Когда приехали в монастырь, их поселили вместе. Братия, желая подшутить, сказали Арсению, что видели, что его друг курит на улице. Он с такой наивностью принял все это к сердцу, и когда Филипп вернулся с прогулки, тот ему не открыл. Филипп произносил Иисусову молитву, стучался-стучался. Арсений выходит к нему: "Я тебя не пущу: ты куришь, я не могу открыть тебе дверь, пока ты не бросишь курить". Братия признались Арсению, что пошутили. Только после этого он успокоился, извинился и пустил друга в келью.

Памятный случай. В один из приездов в монастырь Арсений подошел к отцу Петру и спросил, где ему разместиться на ночлег. Отец игумен: "Иди в будку к собаке, там и ночуй". Сказал ради шутки, и об этом все забыли. Поздно вечером матушка Ирина заволновалась: нигде нет сына. Начали искать по кельям. Прибегают: "У вас не было Арсения?" - "Не было". - "Куда же он делся?". В другую гостиницу - тоже нет. "Что-то непонятное. Давайте искать вместе". Проходили случайно мимо собачьей конуры и, ко всеобщему удивлению, заметили, что из нее ноги торчат. Арсений ничтоже сумняшеся залез в будку к собаке и думал там переночевать. Ему объяснили, что отец Петр пошутил, он не хотел размещать его в собачьих условиях. Арсений с такой простотой воспринял распоряжение настоятеля, не возмутился, но собирался провести в холодной конуре всю оставшуюся ночь, преподав образец смирения всем гороховецким монахам, которые запомнили этот уникальный случай послушания.

Арсений, конечно, читал, как будущий Арсений Великий в первый раз пришел к авве Иоанну Колову и тот, испытывая его, бросил в угол трапезной кусок хлеба. Вся братия сидела за столом. Преподобный Арсений подумал: "Раз господин поступает так, значит, Бог напоминает мне, что я: - ниже собаки и должен вести себя соответственно". Он стал на четвереньки, пошел, как пес, взял хлеб и начал есть. Повернувшись к братии, преподобный Иоанн произнес: "Это будущий великий подвижник".

В характере Арсения была невозмутимость. Ему говорили то, перед чем не всякий мог бы смириться, но он спокойно все принимал, никогда не возражал, что не могло не удивлять, тем более при его горячем характере. Конечно, это молитвы отца Владимира. Но и собственная мудрость: начитанности для этого недостаточно, нужно еще что-то.

В этот день я отслужил Божественную литургию на Родительскую Димитровскую субботу. Пришел в келью немного отдохнуть, прилег и заснул. Да, хотел добавить несколько слов. Я испытывал хорошую зависть к Арсению: счастливый человек - за столь короткое время, пятнадцать лет, достиг Небесного Царствия, избежав переживаний, нестроений житейских. Явилась у меня мысль: хорошо бы и мне поскорее закончить эту временную жизнь...

И вижу во сне, что служу в нашем монастырском храме Иоанна Лествичника. Алтарничает Арсений. Закончилась литургия, Царские Врата затворены, и я начал разоблачаться. Арсений тоже чем-то занят, кажется, чистит кадило. Снимаю с себя священническое облачение, затем подрясник и остаюсь - в мирском платье. Вдруг Арсений отворяет Царские врата и выходит через диаконские двери в храм. "Зачем он это делает? Служба-то закончилась". Иду к алтарю и слышу, женский голос произносит: "Арсений, зачем же ты Царские врата открываешь? Разве не видишь, что батюшка еще не одет?" С этими словами я проснулся и понял, что Арсений, получив дерзновение, наверное, молится за меня. А я еще не готов: не имею брачного одеяния, остаюсь до сих пор - "не одет".

Второй сон: Арсений появился в монастырском храме, где идет соборование. Удивляюсь: "Откуда он здесь? Пойду, посмотрю, куда он пошел, батюшки справятся". Вышел из храма. Арсений идет вместе с монастырской братией. Мы очутились на поляне, а потом на огромном лугу, кругом цветы, трава сочная, зеленая. Уселись кружком, и начался разговор. Кто-то из братии спрашивает: "Ну, Арсений, расскажи, как все было-то?" Он отвечает: "Вел я лошадь, вдруг она пошла галопом... я сильно расшибся и тут увидел: спускаются несколько Ангелов. Три Ангела обняли меня и понесли к Господу". После этого он еще что-то говорил, но я забыл. Эти только слова и запомнились".

Матушка Ирина: "Захожу как-то в келью к сыну: "Какая у тебя хорошая молитва Ангелу-хранителю". А он: "Да ты мне сама ее принесла и не помнишь. Я давно ее выучил. Сейчас тебе откреплю". Снял текст, приклеенный скотчем: "Читай ее. Всем нужно знать ее наизусть". "Хранителю Ангеле мой благий, в страшный час смерти неотступен буди ми, прогоняя мрачные демоны, имущие устрашити притрепетную мою душу. Защити мя от тех ловления, егда имам преходити воздушныя мытарства, да храним тобою, святый мой Ангеле, безбедно достигну рая ми вожделенного, идеже лица святых и горних сил непрестанно восхваляют всечестное и великолепие имя в Троице славимаго Бога, Отца и Сына и Святаго Духа. Емуже подобает честь и поклонение во веки веков. Аминъ".

И еще раз имела возможность убедиться, как он почитает Ангела-хранителя. Мы были с батюшкой в больнице, дети оставались с моей мамой в Дивеево. И она мне рассказывает, что однажды чуть инфаркт не получила. Батюшка был при смерти, и враг уже поднимал на сына голову. Арсений пришел в третьем часу ночи, весь избитый, грязный, весь трясущийся и плачущий и сказал, что его чужие ребята куда-то увезли. Когда я его спрашивала: "Арсений, ты хоть молился при такой ситуации ужасной, Николая Чудотворца призывал?" - "Да я все больше, мама, Ангела-хранителя". Еще раз поняла, что он глубоко чтит своего Ангела. Любил все молитвы, обращенные к нему. В холщовой сумочке, расшитой крестами, подарок прежних времен, он хранил десяток главных своих акафистов и книжечку о вреде сквернословия. Все это брал с собой, когда ходил молиться по ночам в пещерную келью. Среди них был дорогой ему акафист Ангелу-хранителю.

Отец Серафим рассказал свой сон, говорящий о заступлении Ангелов. Думаю, что милость Божия была связана и с Арсюшиной любовью к Ангелам и с его молитвенными воздыханиями к Ангелу-хранителю. Потому что каждый, кто старался молиться всем сердцем, знает, как отзывчивы на молитву Ангелы и святые [6]. Люди нередко обращаются ко Христу, думая, что Бог все равно не слышит, и не верят, что Он хочет их услышать. Но эти мысли - всевает бес. Это ему важно, чтобы мы были в ложном устроении и молитва наша лишилась плода. Потому что: "по вере вашей, да будет вам". И жизнь Арсения подтверждает, как внимателен Бог к человеку - сокровенному человеку.

Этот сон меня очень утешил. Пришла староста и рассказывает: "Мой внук целый год с ним за партой сидел. И с тех пор, как Арсюша умер, постоянно твердил: "Бабушка! Вот бы узнать, куда он попал! Увидеть, где он сейчас. Как он там?" Ребенок нецерковный, но заглянул в календарь на Арсения Великого: "О, сегодня у Арсения день Ангела!" (У него небесный покровитель Арсений Сербский). И утром просыпается и кричит: "Бабушка, ты представляешь, какой мне сон приснился? Часа в три ночи проснулся и снова заснул. И вдруг вижу: простор - все вокруг такое блестящее, ярко белое, как от снега - такая белизна. И вдруг женщина! Думал, мамка... Спрашиваю: "Мам, что ты тут делаешь?" И вижу, что это - не она. У Нее такой плащ до полу, голубой длинный, и Она вся в лучах, я не могу на Нее смотреть, сияние такое пошло! И Она поворачивается ко мне и говорит: "Андрей! Ты хотел видеть Арсения? Ну, смотри". И Она сразу растаяла, а я вижу Арсюшку в черном подряснике, такой радостный, такой радостный, но на расстоянии, и я не могу к нему приблизиться. И мы начинаем разговаривать! И он мне что-то важное объясняет. И представляешь, бабушка! - я плакал, у меня вся подушка в слезах - и не могу вспомнить ничего! Он мне такое важное говорил, я так плакал, и я ничего не запомнил!""

Помню, мы были в Иерусалиме и пошли с Арсюшей вечером погулять. Лиду спать уложили. Город очень красивый, море рядом плещется. Говорю: "Боже мой, в Иордан мы окунались и на Голгофе причащались. Какая же милость Божия! Почему же папочка наш никогда нигде не был, не сподобился, ни в Иерусалим, никуда. Мы так хотели, чтобы он побывал на Святой Земле". Вдруг сын меня осекает: "Мама, ну что ты говоришь, у него там - Небесный Иерусалим! В тысячу раз прекраснее!" Твердо меня остановил. Ребенок, и такая вера: главная реальность - вечная жизнь.

Часто ему говорили: "Ну что, Арсений, когда вырастешь, будешь батюшкой, иереем". - "Нет, да хорошим бы простым монахом стать. Это слишком серьезно. Быть священником - это очень серьезно"".

Несколько писем Арсения

Письмо первое

8.02.99

I. Здравствуй, дорогой мой во Христе брат Филипп! От души благодарю за твои письма и подарки.

П. Прости меня грешного, что я забыл прочесть молитву о Страстях перед Св. Причастием. Дело в том, что я ее не знал. Ты мне говорил ее, а я не запомнил. Даст Бог, я ее запомню и выучу наизусть.

В храме ко мне иногда подходят чаще всего блудные (телесно); сами-то они, может, и не блудят, а вот мысли у них такие. Спаси тебя Господи за совет на эту тему. Зело рад за то, что тебя благословили на стихарь. Если Господь сподобит тебя приехать в Дивеево, то вместе послужим.

Ответ про руку я не совсем понял. Или мне просто притворяться, как будто я ее (руку) не замечаю. Или мне вообще не реагировать на это?

Не переживай, что не занимаешься греческим. У меня тоже так бывает.

Напиши, как ты "юродствовал" при мне. Твоим новым способом пользуюсь - получается.

Свой блокнот я еще перешил на что. (Скорее всего, буду записывать туда или молитвы, или душеполезные случаи из своей жизни). Сначала я сомневался, к какой из этих двух тем подойдет мой блокнот, а потом подумал, что ведь на нем нарисованы всякие зверюшки, значит, для молитвы он не подойдет.

Хорошо, что ответил на Петино письмо. Когда будешь ему писать, то если сможешь, напиши ему про беседу с душой, т. е. объясни ему, как ее проводить. (Он интересовался об этом).

Твои диаграммы жизни мне очень понравились. Хочу написать тебе диаграмму своей жизни (правда, только наполовину, т. к. все еще впереди). Вот она:

Если будет все идти по воле Божией, то я напишу продолжение моей жизни; конечно это все мои предположения. Пути Господни неисповедимы...

На этом заканчивается вся моя земная жизнь. Начинается загробная.

Здесь по улице ругаются все подряд, от мала до велика. Я, конечно, попробую назвать какого-нибудь заядлого матерщинника казаком, сказав ему: "Если не будешь ругаться матом - ты казак", - но вряд ли это поможет. Те, которые не ругаются, они и без этого слова ("казак") хорошие люди, но есть и такие, которые то ругаются, то перестают. Вот таких я и буду называть казаками, может даже и сделаю для этого необходимые вещи. (Ружье, штаны с лампасами и т. д.)

III. Ну, теперь напишу о себе и своей жизни. Недавно вернулся из Гороховецкого монастыря. Пробыл там 10 дней и остался очень доволен. Собираюсь ехать туда еще в 20-х числах февраля.

Помолись.

Проявил недавно свою фотопленку. Получилось много смешных и хороших фотографий. Очень хорошо ты вышел на том снимке, где ты стоишь в косоворотке. В начале хотел тебе их прислать, но потом подумал, что письмо будет тяжелое и может не дойти. Лучше будет передать его с кем-нибудь. Жалко только, что твоя мама не застала меня, а то бы я передал тебе небольшой подарочек и фотографии.

Появилось у нас новое животное по имени Пулька. Это собака породы спаниель. Очень умная и добрая. Приезжай, поглядишь.

Ну, вроде все.

IV. Прости меня грешного за все мои прегрешения и ошибки в письме. Ангела тебе Хранителя! Да хранит тебя Бог!

С нетерпением жду твоего ответа и молитв за меня грешного.

С любовию о Господе грешный раб Божий, твой друг и брат, убогий Арсений.

Р.S. Помолись за меня, чтобы я благополучно сдал предметы.

Христосъ посреди насъ.

письмо второе

Здравствуй, дорогой о Господе брат Филипп. Ты уехал из Дивеево, и сразу стало как-то скучно. Как ты доехал? После твоего отъезда я в келье (дальней) был только один раз.

Когда мы убирали постель, нашли твою святынъку - "книжечку" с 90 псалмом "Живый в помощи" и молитвой "Всемилостивая", завернутое в платочек. Думаю, что надежнее будет отдать тебе это через твоего папу, т. к. на почту я не надеюсь.

Духовная "подзарядка" у меня еще осталась. Помолись, чтобы она у меня не исчезла. Хотел тебя попросить, чтобы ты написал, как мне быть, когда протягивают руку (в храме) поздороватъся? В скиту ты мне про это говорил, но я, грешный, уже забыл. И еще одна просьба. Напиши про то, как мне быть, когда со мной начинают здороваться всякие блудные девочки? (блудные не телесно, а духовно).

В своей келье (дома) у меня некоторые изменения, а именно: положил на свой молитвенный столик стекло, чтобы воск со свечки капал не на стол, а на стекло; на это стекло поставил тарелку, смазал ее маслом, и теперь, если воск упадет на нее, то он не прилипнет к ней, а наоборот, будет легко отдираться.

Не знаю, за что мне Батюшка Серафим посылает такие чудеса. Вчера (14 ноября в субботу) я сподобился сам, своими грешными руками держать Батюшки Серафимины вещи (т. е. башмачки, мешочек и часть нательной рубашки). Это было просто чудо! Все прикладывались, а я был в каком-то небесном восторге! Мне кажется, что Батюшка Серафим благословил меня сподобиться прикоснуться к его св. вещам за то, что мы чаще всего стояли у него там и еще за то, что я повесил у себя в келье перед его иконой лампадку. (Теперь у меня две лампадки).

Подал записку о тебе, о Петре и о себе.

Ну, все. Все, что вспомнил, то и написал, а что забыл, то значит Богу так угодно. Прости меня грешного за все злодеяния, которые я тебе причинил. Не буду их перечислять. И, если сможешь, сугубо помолись обо мне.

Храни тебя Господь и Матерь Божия.

С любовию о Господе, грешный, убогий друг, отр. Арсений.

Р.S. Очень помогает для того, чтобы не рассеивался ум. Стал читать каждый день Пяточисленные молитвы и акафист М.Б. Про Пяточисленные, я думаю, ты знаешь, а про акафист вот что сказано: кто будет читать его каждый день, того Матушка Богородица защитит на Страшном Суде.

Р.S. Писать по-гречески молитвы не буду, т. к. письмо может быть очень тяжелое и не дойдет.

письмо третье

Филиппъ, еще хотелъ тебя попросить помолиться о томъ, чтобы я на летнихъ каникулахъ, хотя б на недельку, попалъ в монастырь. Очень соскучился по монастырской жизни. На весен-нихъ каникулахъ не смогъ туда приехать (в Гороховецъ), теперь только на летнихъ.

Тяжело учиться в школе. Кругомъ матъ, издевки и всеобщая суета. Хочется по-настоящему отдохнитъ отъ этого, да негде. Если сможешь, помолись...

Прости еще разъ за все, меня грешного.

Съ любовью о Господе, всегрешнейший отр. Арсений.

13.05.98г.

письмо четвертое

Здравствуй, дорогой во Христе брат, Филипп! Прости меня, грешного!

Пишу наскоро, т. к. нет времени. Очень прошу тебя, чтобы ты приехал в Дивеево!

Ради Христа, пожалуйста! Очень прошу тебя об этом по двум причинам: первая - очень хочу с тобой повидаться, вторая - ее я не могу объяснить в письме. Есть еще, конечно, причины; хотел позаниматься греческим языком, сходить в келью, искупаться в источнике и т. д. Но самое главное - мне нужна духовная поддержка, и немедленно, а ты как раз и можешь меня духовно поддержать. Я совсем пропаду в этом греховном мире, если никто не будет меня возставлятъ с пагубного пути. И, поэтому Господь терпит еще мои прегрешения, но я чувствую, что уже Всевышний начинает на меня гневаться, т. к, я уже (пока) немного приболел. (Помолись). Поэтому-то и прошу, чтобы ты приехал с твоим папой на этой или на следующей неделе к нам в Дивеево. Я буду очень огорчен, если ты не захочешь приехать.

Еще раз, прости за все.

С любовию и надеждой на исполнение моей, так сказать, грубой просьбы.

гр. убогий отр. Арсений.

письмо пятое

Здравствуй, дорогой во Христе, друг мой и брат! Прости, что так долго не писал тебе. Очень жалею, что со дня твоего отъезда так и не получил твоего письма. Зато твой папа передал мне от тебя мои вещи (пакет, книжку (греческую), маленький пакетик из-под ладана, две кассеты).

Еще раз, прости. С Богом!

(Далее следует текст молитвы "Царю Небесный" на греческом языке).

письмо шестое

письмо седьмое

Ну, теперь немножко о себе. Во-первых, я недавно стал изучать сербский язык. Вскоре после того, как я сказал об этом моим знакомым, которые через несколько дней должны были отправиться в Сербию, они переслали мне кучу чудесных книжек на сербском языке, сербские четки, несколько журналов и церковный календарь на этот год, да еще сербско-русский словарь из 54000 слов. Вообще Господь Бог полностью одарил меня Своими щедротами. Если хочешь, будем изучать вместе. Могу написать тебе, если захочешь, сербский алфавит. Сейчас пока напишу тебе "Отче наш" по-сербски, а потом могу и алфавит. (Далее - текст "Отче наш" на сербском языке).

Это транскрипция. Я не стал тебе писать по-сербски, потому, что ты все равно кое где не смог бы прочесть, а вот когда научишься читать, там я тебе буду писать прямо по-сербски. Он ведь простой язык и к тому же очень сходный с русским.

Ну, вот и все. Жду твоего письма. Приезжай. С любовию о Господе, твой убогий Арсений.

Недавно матушка Ирина нашла рабочие записи Арсения. "Тетрадь по сербскому языку":

Сто слов о любви (за фразой на сербском языке следует перевод Арсения)

Тело не може ни лубити ни мрзети. Тело не может ни любить, ни ненавидеть… Не может тело влюбиться в тело… Способность любить принадлежит душе… Когда душа влюбится в тело, то нет любви, но стремление, похоть… Когда душа влюбится в душу, не через Бога, то это есть - дикость или сожаление… Когда же душа полюбит душу через Бога, не обращая внимания на внешность тела (красоту, неприглядность), то это есть (настоящая) любовь…. Это есть правильная любовь, дочь моя.

Вспоминает матушка Людмила (ее сын Ваня, друг Арсения, стал свидетелем его кончины 10 мая 2001 года): "Иван пришел домой и в таком состоянии, что не может ничего рассказать, только поняла, что-то страшное стряслось: "Что случилось? Арсений в больницу попал?" Начала быстро собираться. Он говорит: "Умер Арсений". И начал рассказывать. Каждый день после школы они ходили на поле пасти Гусара. Ваня на велосипеде, Арсений на лошади. Доезжали до моста и соревновались: Иван по асфальту объезжал поле, а Арсений - по пашне, кто быстрее, у магазина они встречались.

И в этот раз так же поехали. Лошадь сразу же за монастырем понесла, пошла галопом, и Арсений не удержал поводья, со всего размаху лицом, грудью и животом ударился о березу. Ваня затормозил и даже глаза закрыл: "Ой, как сильно он ударился!" Арсений всегда был крепышом, очень терпеливым к боли, а тут не выдержал: "Вот это да, вот это удар!" - и начал растирать голову, грудь, живот. Уже тогда у него, конечно, было сотрясение, наверное, сильно кружилась голова. Лошадь побежала дальше, и он ее догнал. Ваня ехал на велосипеде следом.

У моста решили ее напоить. Арсений спустился к речке, стал поить коня. А тут проезжала машина - с диким шумом, рокотом. Конь вырос в скиту, на приволье, там машин нет. Обычно молодые лошади боятся резких звуков. Конь вздрогнул и побежал. Побежал сначала легко. Арсюша намотал повод на руку и сдерживал его. Ваня на дороге остался. Когда лошадь понесла, тут уже не до спора было, кто быстрее успеет. Ваня встал на дороге столбом, так и стоял, смотрел вслед. Лошадь все ускоряет и ускоряет бег, Арсений бежит за ней стремглав, а потом, как скакун - гигантскими шагами. Вдруг он запнулся. Собака Пулька, увидев, что Арсений упал, начала лаять, чтобы лошадь остановилась. Но она еще быстрее пошла, в галоп перешла. Арсений двумя руками пытался сдержать повод, но у него ничего не получалось. Лошадь начала его мотать и долго волокла по полю, Ваня пытался догнать Арсения на велосипеде, но по кочкам не смог ехать быстро. Он бросил велосипед и побежал бегом. Слышит, Арсений кричит: "Гусар, Гусар, стой! Гусар, Гусар, стой!" Ваня тоже закричал: "Стой! Тпру! Стой! Тпру!" Но лошадь начала заворачивать в кусты, куда они обычно ездили. Сын говорит: "Во мне все сжалось, и я ему кричу мысленно: "Да брось ты поводья, брось ты поводья! Что ты ее держишь?"" А сам ничего сказать не может - внутри все кричит, а выговорить не может. Видит, что лошадь мотает Арсения из стороны в сторону, приподнимает на полметра от земли, как мешок, бьет о землю. Конь скрылся за кустами.

Когда Ваня добежал, то увидел Арсюшу лежащим на земле лицом вниз. Гусар стоял рядом. Арсений уже не был связан с ней поводом, он, видимо, отвязался в полете, когда лошадь его перекидывала. Ботинки слетели. Был сорван крестик. Ребята потом ходили искать и нашли его. На теле отпечатались следы ударов копыт - на груди, плечах. Была выбита ключица. С одной стороны мякоть большого пальца, на который был намотан повод - содрана до кости. Когда Иван подошел, Арсений был еще жив. Он лежал на животе. Ваня позвал: "Арсений, Арсений!" Но он не мог ответить, только простонал с тяжким хрипом. Было понятно, что внутри у него все отбито. Ваня осторожно перевернул его. Заметил, что он смотрит в сторону, и помахал рукой перед лицом: видит или нет. У Арсения была разорвана губа, все лицо в крови. Левая сторона лица разбита: лошадь ударила копытом, и остался след. Ваня побежал искать телефон, но в магазине он не работал. Бегом обратно: "Арсений! Арсений!" В ответ опять хрип. Арсений был еще жив, слышал его.

Рядом было поле отца Анатолия. На поле были люди и в первую очередь начали ругать Ивана: "Ты что же не усмотрел, убил друга-то!" Ване сказали: "Уже позвонили, оставайся на дороге и жди "скорую"". Но он вернулся. "Скорая" приехала через десять минут. За минуту до прихода врачей Арсений на руках друга издал последний вздох".

У всех присутствующих останутся в памяти эти похороны. Духовная дочь отца Владимира Марина Д. уехала в Дивеево сразу же, как только было получено сообщение по телефону о смерти Арсения. Позже делилась: "На следующее утро мое внимание привлекла большая толпа мальчиков и девочек, которые во весь опор бежали по улице. Оказывается, они спешили к Арсюше. Целый день народ не убывал в храме Рождества Христова. Матушка Ирина провела здесь, рядом с сыном, последнюю ночь".

Все лицо Арсения было в синяках и запекшейся крови от ссадин и ударов, его прикрывал черный креп. Было невыразимое щемящее впечатление от этой сокровенности лица, как будто покров скрывал неведомую никому тайну этой недолгой жизни. Одновременно что-то высокое и торжественное касалось души. Хотелось стоять как можно ближе к гробу, который был так светел, прекрасен, так притягателен. С раннего утра в день отпевания храм был переполнен. Многим пришлось стоять на улице. Благодатная литургия, монастырское отпевание - без сокращений, множество детей, подростков, юношества, десятки из которых переступили порог церкви в первый раз. Арсюша лежал в лазоревом, своем любимом, богородичном стихаре, в котором он последнее время прислуживал в храме, посвященном Царственным страстотерпцам и новомученникам Российским под Дивеево. Тело мальчика утопало в цветах: тюльпаны белые, розовые, лиловые, желтые; всех тонов розы: светлые, красные, пурпуровые; сиреневая и белая нежная сирень. Огромные букеты роз всех цветов на полу в вазонах подле гроба. Безчисленные свечи отражали свое пламя в золотой резьбе подсвечников, иконы, казалось, жили сейчас особенной жизнью. Благоухание ладана, разноцветные ризы священников, взволнованные, особенные лица детей. Это был праздник! Многие плакали, но это был праздник: полуземное - полунебесное торжество. Да и что может быть большим праздником, чем возвращение на любимую родину - в дом Отца Всевышнего и собственного родного отца? И во мне звучали необыкновенные, столь редкие для сегодняшнего мира слова этого ребенка: "Мама, я не хочу сейчас жить! Я хочу жить в той Руси! Она уже никогда не вернется. Когда был Царь! Та Русь уже никогда не восстановится!.. Я же никогда не изменю, мам! Никогда не изменю Господу! Я же, как хотел монахом, я и стану!.. Я никогда не изменю бывшему". Так для Бога дорого изначальное намерение каждой души, даже если под натиском врага она не в силах была его до конца исполнить. Но на это есть покаяние. Молитвы, страдание и жертвы. Жертвы живущих на земле и - на Небесах.

Никогда не слышала на отпевании такого слаженного глубокого пения. Пели, облаченные в черные подрясники, юные друзья Арсения, приехавшие из Гороховецкого монастыря, на три-четыре года его постарше. Братский хор...

Опыт жизни напоминал, что дети боятся покойников, но они льнули ко гробу. Как только от него отходил дьякон после очередной ектеньи и каждения, ребята вновь брались руками за края гроба, клали на тело Арсюши свои ручки. Как только кончилось отпевание, толпа подростков плотно обступила гроб; море детских рук легло на небесный стихарь. Дети гладили сияющую голубизну атласной ткани, гладили израненные руки друга, необыкновенно мягкие и, казалось, теплые. Страшно зияла темная открытая рана на правой руке у большого пальца: многократно намотанный на руку, как струна натянутый повод перерезал ее до кости. В кровоподтеках и ссадинах, Арсюшины руки сжимали крест. Слезы непроизвольно хлынули из глаз: "Он вам ответит, - думала я, с лаской глядя на этих детей, ощущая, как каждый из них - дорог Богу, как будто Арсюша и через меня обнимал их всех новой, уже Небесной любовью. - Он вам ответит на вашу любовь - протянет вам руку из Вышнего Царствия, поможет каждому из вас в безысходную минуту". "Посмотри, - стоявший рядом мужчина наклонился к своему сыну, - у Арсюши лицо закрыто, как у монаха".

Десяткам людей хотелось нести гроб или хотя бы прикасаться к нему. Многочисленные машины заполонили пространство возле храма. Думала, поедут только они, а людские толпы разойдутся по домам - отдыхать после столь длительного богослужения. Но все было иначе. Машинам всех марок пришлось тихо ехать, приноравливаясь к скорости пешеходов: все несметное количество народа двинулось к далекому кладбищу за окраину Дивеева. (Матушка игуменья просила митрополита Николая дать разрешение похоронить Арсения рядом с отцом. На просьбу последовал отказ). Длинное пространство дороги покрыла безконечная процессия из детей и взрослых. Десятки машин из Москвы. Московские чада приехали с подростками и малышами. Удивляла отвага матерей, окруженных несколькими детьми, от мала до велика. Одна "Газель* привезла семью священника с восемью детьми. Все они знали и любили Арсюшу. Быстрый, легкий, отзывчивый - он запечатлелся в памяти и самых младших, бывших здесь наездами. Многие настояли, чтобы их взяли во что бы то ни стало. Я думала: значит, и самая юная душа способна понимать важность прощальной встречи.

Неодолимая сила светло и властно собрала здесь это множество народа. Улавливала в толпе обрывки разговоров: "Какая-то необыкновенная смерть, "старинная" - от лошади. Только в прежнее время случались подобные смерти". Кто-то добавил: "Древних христиан, помните, умерщвляли: привязывали к лошади и пускали ее в галоп... У Трифона мученика подобная кончина".

Окна домов, мимо которых ехали и проходили, были заполнены людьми всех возрастов. На подоконниках в рубашонках стояли едва ставшие на ноги малыши, трех, двух лет и ниже. Поражала глубина серьезности, отпечатленная на лицах самых маленьких. Многих младенцев несли на руках. Кого-то везли в колясках. Признаться, я не видела ничего подобного. Размеры процессии были столь нестандартны, что вызвали волнение милиции. Несколько милицейских машин обезпокоенно появились на обочинах дороги, шоссе им никто не уступил. Убедившись в непоправимости ситуации, милиция скрылась.

Дивной красоты резной крест раскрыл свою сень над Арсюшиной могилой! Его готовили для священника, которому он не понадобился. Матушка Ирина рассказала, что сын видел этот крест после окончания работы над ним. Ничего не было в жизни Арсения дороже символа креста, и он склонился и приложился к нему в мастерской духовного сына отца Владимира Д., который его резал, - за несколько месяцев до своей кончины.

Невыразимые минуты, когда дорогой гроб (вот уж воистину клад, и поэтому - кладбище) медленно опускают в свежевырытую могилу, и первые комья земли мерно ударяются о его крышку: три горсти - "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа* или совершая этой землею - там, в глубине - знамение креста. Люди просят стоящих ближе подать им землю с глиняной насыпи. Так медленно все совершается, столько людей, склоняясь над этой судьбой, - заглядывают за черту собственной жизни, жизни своих детей... Последняя лития у Арсюшиного холма из цветов. Никто не расходится, людям трудно оторваться от этого места, хотя после отпевания прошло уже более трех часов, и все на ногах с раннего утра. Мы с подругой поворачиваемся друг ко другу и говорим в унисон слова одной и той же мысли: "Отец Владимир с Арсением смотрят сейчас на нас, радуются тому, что все мы здесь - и мы слышим их радость эту Небесную". Как светло на душе. Как она утешается - слышит любимых, слышит, как молится приблизившееся Небо, как Оно касается каждой присутствующей здесь детской и взрослой души и вслушивается в ее отзыв.

Обширная монастырская трапезная была переполнена пришедшими помянуть Арсюшу. Разнообразие блюд, сладости, фрукты. После стольких часов без отдыха не очень хотелось есть, и все это казалось продолжением духовного торжества: "Христианская трапеза - продолжение Божественной литургии".

Матушка Ирина: "Сон в первую ночь после смерти Арсения приснился инокине Т. Множество людей в храме Рождества Христова. Все столпились у гроба. Вдруг Арсюша начинает шевелиться, открывает глаза, садится в гробике и такой радостный, радость его просто заливает (она даже мне передалась) и говорит: "Как я счастлив, что меня в подряснике положили! Как папу облачали, как папу", - и гладит свой подрясник и стихарь. "А я, - говорит инокиня, - озираюсь: где же матушка? Матушка Ирина где? Нужно, чтобы она слышала". Но ее нет. Арсений опять укладывается в гроб, складывает руки, смотрит на нас и произносит: "Ну, ничего, вы же ей расскажете".

Сегодня получила письмо от Ани из Твери. Она пишет: Вы меня не знаете. Прошу простить мое дерзновенное вторжение к вам. Знаю вашу печаль. Скорблю вместе с вами. Пишу, так как не могу не сказать. Перед смертью сына отец Владимир снился мне. Он весь светился. В день кончины Арсения, о которой я, конечно, не знала, батюшка приснился и был глубоко сосредоточенный и грустный. И на мою просьбу: "Останьтесь с нами", - ответил: "Нет. Я теперь домой". Вы понимаете, матушка Ирина, он не оставит вас, он пошлет вам с Небес помощь, поддержку и Небесное благословение.

Отец Владимир мой духовный отец. Он извещает меня о всем необходимом и отвечает на мои вопросы. И сейчас эта связь усилилась, наверное, потому, что я заказала по Арсению и отцу Владимиру сорокоусты. Отец Артемий Владимиров написал в ответ на мое письмо: "Отца Владимира никто вам не заменит. Он смотрит на вас с Неба и участвует в вашей жизни". Отец Артемий благословил меня остаться духовным чадом отца Владимира. Все, что происходит, так страшно и так дивно. И плод вашей семьи велик. Два праведника в вечности, покинувшие землю. И сердце ваше вмещает совершенно противоречивые чувства... Происходит переплетение границ миров, вечного и дольнего. Пережить все это можно благодаря одной Божьей помощи. Внутренняя гармония, умиротворение достигаются лишь духовной жизнью. Вот, дорогая матушка Ирина, никак не утешаю. Просто не могла умолчать. Бог не оставит вас. "Никогда не унывайте, даже если весь ад восстал бы на вас, и весь мир кипел на вас злобою, веруйте - близ Господь" (слова прп. Варсонофия Оптинского). Да укрепит, дорогая матушка, вас Господь с Лидочкой.

Земля - приют несовершенства:

Повсюду зрак неполноты.

Душе, взыскующей блаженства,

Опасны здешние сады.

Будьте хранимы святыми молитвами Вашего батюшки. Р.Б. Анна.

Второй сон видела женщина, которая живет недалеко от нас. В храм она почти не ходит. Рассказала своей воцерковленной сестре: "Представляешь, сегодня вижу сон такой странный. Этот мальчик, наш сосед погибший, лежит б гробу в храме. И я думаю: "Господи, помилуй, зачем его в длинной одежде положили, как девочку, в голубом красивом платье?" Сестра ей поясняет: "Это такая церковная одежда". И все недоумеваю: "Что это такого взрослого мальчишку положили в длинном платье?" А мне голос сверху произносит: "Эту одежду ему приготовил его отец"".

За несколько дней до смерти Арсения пятнадцатилетней Д. снится сон. Накануне мальчик подарил ей фотографию папы, и она поставила ее в шкаф. Во сне замечает, что рядом с нею появилась фотография Арсения. Она спрашивает: "Папа, ты принес второй портрет?" - "Это не я". - "Мама, ты это сделала?" - "Нет". - "Кто же поставил сюда фотографию Арсения? Ну, я не понимаю, зачем рядом: отец Владимир ведь умер, а Арсений живой".

Он приснился ей сразу после смерти и сказал: "Я всех видел, кто у меня был на отпевании. Что вы так плакали? Я ведь только два дня был мертвый, а потом - уже воскрес. У нас тут все живые". "Говорит, и такой радостный, - добавила Д. - Выразить нельзя, такая от него радость".

Девочка начала впервые в жизни читать молитвы об усопшем. И ей снится: хриплый голос ужасный ей говорит: "Хватит молиться за него. Все равно он мой будет". А я отвечаю: "Нет. Он в Раю!" - "Ты что, сомневаешься, что я его убил?" Говорю: "Да, не сомневаюсь, что его бесы убили, но он все равно у Господа". - "Если б Бог был всемогущий, Он бы его спас!" "И вот так препирался. Всю ночь препирался со мной. И я четко понимаю, что это бес - хриплый отвратительный голос с левой стороны. Как будто нечто мерзкое - поодаль от меня. Папа мне сказал: "Вот ты первый раз в жизни стала читать Псалтирь об Арсении, и тебе такое искушение. Твоя молитва сердечная - противна бесам"". Девочка больше всех переживает. С ней полный переворот. Была совсем нецерковная, а теперь все изменилось. И сразу же ей бес начал угрожать: вот как ненавистна им молитва от сердца. Сейчас вся семья исповедуется, причащается. Девочка стала читать духовные книги.

В другом сне она спрашивает: "Арсюша, ты хоть скажи, где ты?" - "Сейчас не могу. Вот 40 дней пройдет, тогда я тебе скажу". Удивительная связь.

Другая девочка: "Столько много Арсений мне во сне сказал, но я ничего не запомнила, и только последняя фраза: "Если бы вы могли представить, насколько здесь лучше, чем у вас. Как же тут хорошо!""

Арсений приснился сестре: "Такой Арсюша светлый, чистенький - костюм беленький, рубашка белоснежная, говорит: "Передай мальчишкам (по именам всех друзей назвал), скажи им непременно, чтобы они помылись в бане. Обязательно - чтоб в бане помылись. Я уже вымылся"". Регент Гороховецкого монастыря отец Савва ездит на инвалидной коляске, он без ног. Арсений, когда пел у них, всегда после службы сопровождал его колясочку, любил его возить, ухаживал за ним, глубоким инвалидом. И отец Савва его любил, они разучивали вместе песнопения разных монастырей, всевозможные напевы: Киевский, Валаамский, Почаевский, знаменный. Отец Савва ему говорил: "Арсюша, у тебя такие дары, тебе надо учиться. А потом к нам в монастырь придешь". Он очень мальчиком дорожил, смерть его переживал. На отпевании не был. И именно его Арсюша утешил. Снится регенту, что мальчик идет на клирос к ним петь. Отец Савва: "Арсений, ты же умер?!" А он - так радостно: "Да я просто ушибся, я петь пришел". И поет с ними.

Близкий знакомый семьи, иеромонах В.: "Приехал Арсения отпевать, а сам такой измученный. Смотрю, отцы бодро служат, а я едва стою, жуткая слабость. Кто бы знал, что я еле-еле на ногах стою, так плохо себя чувствую. И внутренне помолился: "Арсюша, ты видишь меня насквозь, тебе теперь все открыто. Ну почему я так болею, все время будто на последнем издыхании?" - так мысленно с ним разговариваю. И вдруг ответная мысль: "Слишком много подвигов на себя взял"".

В одном сне про брата Лида присутствует при Арсюшиной молитве. Он поет "Богородицу" нескольким монахиням. Начинает необыкновенно красивым высоким тембром. Голос непередаваемой красоты, берет очень высокие ноты. Валаамский напев с поворотами мелодии, Лидочка уловила и греческие оттенки. Поет очень долго, но невозможно наслушаться, она даже оглядывается - не подпевает ли ему кто-нибудь. "Вот это да, никогда так не умел", - не верит сама себе. В этом же сне они бегут, взявшись за руки, уже далеко от стен прекрасного монастыря, в котором они только что были. И вдруг какие-то торговые ряды, лавки. И Лида начинает их рассматривать. Арсюша: "Ну что ты все на тряпки смотришь?" Бежим дальше. Вдруг он приостанавливается и говорит: "Я тебя очень прошу: только не будь ты шмоточницей, шмоточницей не будь". - "А ты оставайся всегда таким веселым, каким был". Просыпается и говорит маме: "Чувствую теплую руку Арсюши в своей руке". Лида добавила: "Это он всем нам, девчонкам, сказал. Может быть и кому-то из взрослых".

Еще один сон Д.: "Отец Владимир с Арсением подходят к матушке Ирине, маме, папе и ко мне, говорят: "Пойдемте с нами". Но вы все остаетесь. Только Арсений: "Ну, мы с ней вместе пойдем", - берет меня за руку, и мы направляемся к реке. На берегу лодка, необходимо переплыть на другой берег. Но добираться к лодке невероятно тяжело. Очень страшно и больно идти. Жуткие змеи, колючки, угли горящие - и все впивается. Нестерпимо, не знаешь, куда ступить. Страшно болят ноги: "Невозможно пройти, я дальше не могу!" Он пошел один. Потом вернулся, взял меня за руку, и снова пошли вместе. И как только вступили в лодку, сразу все закончилось. Боль прошла как и не было. Переплыли на другую сторону. А там неописуемая красота: звери и пальмы, настоящие павлины. И даже львы!" (Волею случая, присутствовала при этом рассказе. На худеньком красивом лице девочки при последних словах изобразился сияющий детский восторг.) Опять вижу отца Владимира, и он: "Видите, дети уже прошли. И вам всем то же предстоит". Батюшка в удивительно светлых одеждах. В монашеском, но весь сияющий".

На 40-ой день Д. видит Арсения: "Стоит в белой одежде. Весь светится: "Вот я и пришел. Я же тебе обещал, что на сороковой день все тебе скажу. Я спасся. И если будут тебя смущать, говорить, что я погиб - не верь никому. Всякое обо мне услышишь. Будут тебя искушать. Все равно не верь. (И вспомнила, как меня бес уже искушал). И вы ведь за меня как молились. И сколько людей молилось. Я - в Царстве Небесном". Говорю: "Слушай, тут один мальчик рассказал, ему обо мне приснилось, будто бы меня лошадь понесла и тоже убила". А он на меня посмотрел пристально: "Исправляйся! Исправляйся!""

На 40-й день Арсения пришли помянуть толпы подростков и взрослых. К вечеру мы зашли в его келью, человек восемь, в основном ребята. Все говорили вполголоса. Смеркалось. Тихо сияли две лампады. Было то редкое состояние, когда люди смотрят на иконы, понимая, что святые смотрят на них. Вдруг один мальчик, лет десяти, снял с полочки небольшой образ Спасителя. "Смотрите!" - и протянул его матушке Ирине. Все головы склонились над маленькой бумажной иконой Нерукотворного Спаса - сверху донизу покрытой потоками, росой мироточения. "Раньше этого не было", - сказала матушка. Все безмолвно несколько минут внимали тому, что хочет нам сказать хозяин этой кельи. Когда она опустела, я поднесла репродукцию Спаса со старинного образа - к окну Арсения, последнему сумеречному свету. Темнело на глазах. Осторожно приложилась к краю святыни, машинально заглянула на ее обратную сторону. И прочла: "Молитва Оптинских Старцев о неприятии печати антихриста" (молитва, которую постоянно распространял отец Владимир последние годы своей жизни).

Господа Иисусе Христе Сыне Божий, сохрани нас от обольщения близ грядущего богомерзкого антихриста и избави от всех козней его и укрой нас и вся православные христианы от коварных сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. И не дай нам, Господи, убояться страха диаволъского паче страха Божия и не отступить от Тебя и от Святой Церкви Твоей. Но даждь, Господи, лучше пострадать и умереть за имя Твое Святое и веру православную, но не отречься от Тебя и не принять печати проклятого антихриста и не поклониться ему. Даждь нам, Господи, день и ночь плач и слезы о грехах наших и пощади нас, Господи, в день Страшного Суда Твоего. Аминь.

Как хочу такую икону, подумала я. И на следующий день получила ее в подарок от матушки, стоящей у подсвечника Божией Матери "Умиление" в Троицком соборе. Прохожу мимо и слышу: "Что-то хочу тебе дать", - и приняла из ее рук Нерукотворного Спаса с такой же молитвой. Спасибо, Арсюша.

Как быстро летит предсказанное апостолом Иоанном последнее время. Уже минуло полгода Арсению. Все стремительнее, вскачь, сменяют друг друга события. Люди торопятся, не прикладывая труда заметить, вглядеться друг в друга. Яркий мальчик, с живыми глазами, стремительный, веселый, остроумный, не дававший спуска драчунам - любимец мальчишеского общества... Недавно приехавшие в Дивеево телевизионщики разговаривали с друзьями умершего: "Какие противоречивые свидетельства об Арсении: кто-то называет его хулиганом". Ответ заставил их задуматься: "Да разве в наше время можно быть - самим собой?! Естественно, он скрывался", - произнес Ваня, бывший свидетелем смерти Арсения. Кто-то добавил: "Каждый понимает другого в меру своей испорченности".

Думаю об этом неординарном ребенке, склоняюсь перед подвигом невзрослой жизни. Нам оставлены на память Арсюшины детские фразы: "Сильный ветер гнет деревья, летят листья и - одна птица. Она сопротивляется, борется с ветром ..." Кажется, все восстает против нее, но где-то впереди Свет. К Нему нужно прорваться... Эта недлинная жизнь вместила все: духовные взлеты и поражения. Узнала периоды, когда Небо слышит, чудесно помогает - и Богооставленность. Нелегким путем получила духовное прозрение: осознание своей падшести, неисцельности греховных ран собственными силами. Дал бы Бог каждому из нас так бороться с собой, как боролся этот мальчик, так противостоять страшному душетленному ветру русской Апостасии. Сегодня это уже вихрь, напрягающий силы, чтобы смести в преисподнюю несосчитанное число новых душ. И завтра это будет смерч, готовый погубить и избранных. Душа Арсения знала Свет, и поэтому Бог дал ей, молитвами отца Владимира, - приобщиться Ему, обрести вечность. Не смею рассуждать о том, какая часть мученической кончины Арсения была расплатой за его юношеские срывы. Кто подобное миновал?! Уверена, что эти страдания были даны для того, чтобы получить ему дерзновение в молитве. Знакомый батюшки, протоиерей Борис заметил: "Все это труды, все это - продолжение жизни отца Владимира".

Наталья Григорьевна, преподавательница музыки детей отца Владимира: "И для нас, взрослых, и для детей Арсюша явился вразумлением. Уроком, примером, светлой памятью. Эта смерть потрясла. И детей. Ведь многие подростки задумались, и, может быть, через эту жертву кто-то обретет Бога. Посмотрите, отец пожертвовал собой - для всех нас. Дальше ниточка - Арсюша. Скольких это потрясло, и может быть многие дети одумаются. Опомнятся, начнут молиться, причащаться. От этого легче, потому что это не какое-то растительное существование. Это - возвращение домой.

Нередко независимое поведение было его защитой. Тонкие души, чтобы отвлечь внимание от себя - могут быть иногда даже дерзкими. Они повышенно реагируют на этот мир, погрязший во зле. Им не надо почестей. В толпе они будут вести себя заурядно, в душе совершенно другое. Ибо сказано: "Не мечите бисер... Не упоминайте имя Божие всуе". Все настоящее - прячется. И в природе самоцветы под спудом. Он жил в этом мире. Он не поминал имя Божие напрасно. Как порой старцы, оказавшись в селении, в отсутствие другой еды ели мясо, а вернувшись в келью, усугубляли пост. Он чувствовал, где и как себя вести. Понимал время и обстановку - где, что уместно сказать. Как у апостола Павла: с эллинами я был эллином, с язычниками - язычником...

"В нашей хаотической современности один идол все неодолимее навязывает себя как единственного бога, все безжалостнее мучит своих поклонников. Это божество - дух времени. Перед ним день и ночь бьют поклоны измученные люди и приносят ему в жертву свою совесть, свои души, свои жизни и свои сердца...

В нем человечество обоготворило все болезни свои, все грехи свои, все пороки и преступления свои" [7]. Благодарим Бога за еще одну спасенную Им душу в этом "людоедском мире нынешних дней", где погибают от наркомании, пьянства, растления жертвы духовной дезориентации - безчисленные, в том числе и юные, души, безконечно драгоценные Богу.

Склоняюсь на снежный холмик Арсюшиной могилы, прикладываюсь к маленьким иконам на кресте: Господь, несущий на Голгофу Свой Крест, Цесаревич Алексий, Дивеевский монастырь, Царская Семья. "Какое редкое изображение Христа, изнемогающего под ношей Креста". - "Да, это любимый Арсюшин образ, - ответила матушка Ирина, - он с раннего возраста клал его на аналой, когда молился".

Зашла в Арсюшину келью в момент, когда Лидочка рассказывала духовным чадам отца Владимира, послушникам Зосимовой пустыни, о последней весточке от Арсения. Он приснился Д. и сказал: "Пожалуйста, отдай листик, с каплями моей крови, что ты сорвала рядом с местом моей смерти, маме. Он должен быть у нас дома". "И Д. принесла нам этот листик, - добавила Лидочка, - о котором никто, кроме нее, не знал. И мы его храним, потому что мученическая кровь - это святыня".

Матушка Ирина: "Однажды Арсюша подошел ко мне: "Послушай, как русская игумения пишет". Раскрыл православную газету "Ковчег": "Вспомним, как крестил святой князь Владимир русский народ: вначале сам уверовал, оставил разгульную жизнь и своих безчисленных наложниц, целый гарем, - стал ревнителем духовно-нравственной жизни по заповедям Божиим, а потом всему русскому народу объявил: "Кто не со мной, тот мне не друг". Ему тогда было 25 лет, и какое чудо произошло! Старцы, убеленные сединами, оставив свое идолобесие, пошли омываться от грехов в струях Днепра. Весь народ ликовал вместе с Ангелами! Возвеличил русский народ Бога!!! И Бог, полюбив его, возвеличил перед всеми другими народами...

Как хочется хорошо это вспомнить/ И не называться "арестантами" в своей стране, Православном Отечестве, на земле, которую наши предки завещали нам, обагрив ее своею мученическою кровью, освятив ее своими святыми мощами, обустроив и украсив ее храмами. Хочется молиться, думать, верить и за это умирать. Чтобы на сердце написалось: МЫ - В РОССИИ, и МЫ ~ РУССКИЕ. Оживить это в самых ярких, действительных красках - кем мы были?! Народом, который в своей вере, в своей преданности Богу, в своей любви к Его Пренепорочной Матери, в своем восхищении и следовании за святыми стоял - вперед и всех народов: НАРОД - БОГОНОСЕЦ! Мы отступили от Бога, но Он от нас не отступил... И мы хотим вернуться к своему предназначению!

Вот за что теперь предстоит борьба. За национальное Русское ПРАВОСЛАВНОЕ - самосознание! Человек - это образ и подобие Божие, и создан свободным. Бог дал эту свободу из ЛЮБВИ к нам, чтобы мы любили Его, будучи свободными, а не принужденно. Это смысл человеческой жизни. ДУХОВНЫЙ СМЫСЛ. Так думает русский человек, и всякий православный. ПРАВОСЛАВНЫЙ это одинаково - РУССКИЙ. Поэтому даже люди иных национальностей, принявшие Православную веру, говорят о себе: "Я русский": значит, свободный, свободно исповедающий свою веру, свою любовь к Творцу. Лишиться этой свободы и веры ради чего-то другого, ради временных благ, почестей или каких-то душевных удовольствий ПРАВОСЛАВНЫЙ человек никогда не согласится. Да и обман все это, то есть слова о благах. Просто этими обещаниями сатана хочет обмануть привязанных к земному людей, чтобы окончательно пленить их и потом мучить вечно".

По-новому ложатся на сердце дорогие строки Ивана Шмелева, так любимые Арсением:

"Я не собираюсь учить любви к Родине... Думаю о том, как приблизить Родину и сделать ее своей и светлой.

Что значит - найти Родину? Прежде всего: душу ее почувствовать... Не землю только, не символ, не флаг, не строй... Что же родное в ней? Все, что заставляет трепетать сердце, что переплеснулось в душу, как через один взгляд неожиданный - вдруг перельется из родных глаз бездонное, неназываемое… без чего - нельзя. Ей шепчут в ночи признания. Ее в снах видят. Она смотрится в душу родным небом, солнцем и непогодами. Она говорит нам родной речью - душею слов, своими далями и путями... Вяжет с собою могилами... Вливается в сердце образами Великих, раскидывается в летописях и храмах, в куполах... Чуется вся в свершенном, зовет-увлекает далями. В путеводных огнях-маяках видится нам Дух- водитель- Бог ее!

...Есть многие души российские, которые знают сердцем. Они Бога в душе несут, душу России хранят в себе. Они за нее боролись безотчетно, отдавали себя в порыве. Они правду России чают. Из них первые - горячая молодежь наша... Они вернут России ее имя-душу!.. Они знают и чутко верят, что нужно Величайшее положить в основу - Слово Животворящее, Слово Бога. Будить и поднимать души, звать к подвигу.

"Да отвержется себе и возьмет крест свой и по Мне грядет!"

Грядем, Господи! Мы берем Крест, и мы понесем Его! И жизнь освятим Крестом! Души свои отдадим на Крест! Умеющие слушать, да прислушаются к душе России! Она им скажет пути свои, пути Божие, пути прямые... Душу свою выковать для этих путей надо!.."

[1]  "Мир тебе и утешение от Господа". Письма к духовным чадам. 2001 г.

[2]  Монахиня В. рассказала, как была вместе с семьей отца Владимира в полуразрушенном храме в окрестностях Дивеева: "Арсений немедленно начал "служить". Такой маленький мальчик, казалось, он мог воспроизвести всю всенощную". Матушка Ирина: "Он знал наизусть и литургию, но это "служение" мы ему запретили".

[3]  Матушка Ирана: "Среди рукописей Арсения нашла текст с надписью: "Тетрадь подлинно русских слов". Каждое слово - с современным аналогом, помечено двумя-тремя буквами: редко употребляемое, простонародное, местное, устаревшее, разговорное. У него были лингвистические способности. Кто-то прочил его на филологический факультет. Всегда внимательно прислушивался, когда я разговаривала с интересными людьми. Восхищался образностью русской речи. Наследственная (от отца) чуткость к слову. Мог бы выучить несколько языков".

[4]  Все выделенное - авт.

[5]  "Блаженная схимонахиня Мария", Самарское отд. Литфонда России, 2001 г.

[6]  Записала матушкин рассказ на пленку. Молитва Ангелу-хранителю оказалась едва слышной. Не зная, что делать, начала читать принадлежащий Арсюше акафист Ангелу-хранителю (подарок матушки после смерти сына). Дошла до молитвы и узнала, что текст, которым пользовался Арсений, является окончанием молитвы из акафиста. Как скоропослушливы Ангелы за молитвы Арсюши.

[7]  "Прогресс в мельнице смерти. О духе времени". 2001 г.