Еще в глубокой древности буддийские монахи практиковали созерцание убитых и умерших людей, обращая особое внимание на тех, кто был в самом расцвете сил. Целью подобных медитативных упражнений являлось приобретение “чувства отвращения ко всем формам становления”, “освобождение от страстной жажды жизни”. Совсем другую роль играет необходимость “памяти смертной” (ср. “Memento mori”) в христианстве: не воспитание отвращения к этой жизни, а постижение ее смысла как подготовки к иной, вечной жизни. И Христос родился не для того, чтобы дать моральные законы, а для того, чтобы победить смерть Своим Воскресением. Вообще вопрос о смерти всегда был и остается стержневым для любого религиозного сознания.
      Одним из главных он является и для медицины. Но если роль религии – преодоление смерти, то роль медицины – облегчение страданий и продление жизни. По сути дела, сопротивление смерти является нравственной сверхзадачей медицины.
      Постоянное и верное стремление решить эту сверхзадачу, несмотря на ее неразрешимость, всегда вызывало уважение к профессии врача. Но нельзя не считаться и с деструктивными факторами медицинской практики: постоянной средой человеческой боли, страдания, смерти, изнуряющей тиранией ответственности и “бездны бессилия”, пределом и беспределом возможностей профессионального воздействия на человеческую жизнь. Из этой профессиональной и опасной обреченности “смотреть на смерть в упор” вытекает особая необходимость в нравственном самосовершенствовании.
      В основу “Межкафедральной программы по медицинской этике и деонтологии для студентов высших медицинских и фармацевтических учебных заведений”, принятой в 1976 и переработанной в 1983 году, был заложен принцип отрицания общетеоретического курса по медицинской этике. Здесь присутствует ориентация на преподавание нравственно-деонтологического знания по частям, на всех кафедрах, без выделения дополнительных часов в учебных планах, в виде конкретных рекомендаций по конкретным примерам.
      Должны ли удивлять после этого данные социологического исследования, проведенного в Московском стоматологическом институте им. Н.А.Семашко, согласно которым 40% аспирантов-клиницистов набора 1993 г. за годы обучения в вузе не получали никакой специальной подготовки по медицинской этике. Опрос студентов 3 курса лечебного факультета РГМУ выявил полную непросвещенность будущих врачей в области таких понятий, как “права пациента”, и таких этически-юридических норм, как право на отказ от лечения, основы донации органов и т.п. На занятиях с аспирантами Российского государственного медицинского университета набора 1994 г. была обнаружена “информационная стерильность” относительно проблемы смерти и умирания, смысловая сфера которой сегодня включает в себя и навыки психотерапевтического снятия страха смерти, и решение вопросов: “Где должен умирать человек?”, “Кто должен принимать решение о Вашей смерти?”, и распознание грани между поддержанием жизни и продлением умирания. Многозначимость проблемы смерти и умирания нынешней системой медицинского образования сводится к “изучению” механических процедур – таких как “отделение умирающего ширмой”, “нанесение номера на тело”, “оформление документов”.
      Очевидно, что российская высшая медицинская школа все еще находится в плену “господствующей идеологии” с ее вульгарно понятым социоцентризмом, который меньше всего предполагает понимание умирания как “стадии жизни” человека, как “значимого личностного события”, отношение к которому требует особого внимания и исследования.
      Однако достичь этого мешают не только “родимые пятна” социалистического прошлого, но и активно приобретемая наследственность капиталистического рынка, жестокость законов которого на уровне нравственных отношений имеет свойство оборачиваться жестокостью.
      Заведующий реанимационным отделением провинциальной детской больницы в одной из бесед рассказал, что среди молодых врачей его отделения сегодня нет практически ни одного, кто бы задержался сверх рабочего времени у постели умирающего ребенка без гарантированной оплаты. Происходящее перемещение медицины в пространство “рынка услуг” становится реальным фактором риска обесценивания “цены” жизни вообще. Особенно когда реальная “цена” борьбы за жизнь является не могуществом нравственного закона в лице государственной политики, а кредитоспособностью “клиента”.
      Глубинный технократический характер современного медицинского образования превращает медицину в расформированный по специальностям набор методик, приемов, правил, средств, навыков, среди которых этическое знание оказывается “факультетом ненужных вещей”.
      Действительно, “отношение к смерти” нельзя втиснуть ни в какие жесткие правила, стандарты. Отношение и понимение смерти – это область “человекоощущения”, “человеколюбия”, область собственно нравственного отношения “врач – больной”. То, как врач ведет себя у постели умирающего – это в чистом виде нравственное поведение – один из критериев врачебного профессионализма. Но как и любой профессионализм, нравственная культура врача – это не только проявление психологической склонности, но и результат кропотливого изучения истории морали и медицины, логики современных этических и правовых теорий, это индивидуально-личностный, рационально-эмоциональный выбор ценностно-нормативных, духовных опор как для своей жизни, так и для своей профессии. Освоение современной биомедицинской этики как самостоятельной дисциплины – один из способов этого выбора.
      Предметом биомедицинской этики (или биоэтики) являются морально-этические проблемы, связанные как с традиционными принципами лечебной деятельности, так и с новыми биомедицинскими технологиями (реанимационные методики, трансплантология, искуственное оплодотворение и т.п.) и с новым правовым сознанием (“права пациента”, “право на достойную смерть” и т.п.).
      С нашей точки зрения, изучение биоэтики важно не только с чисто профессиональной точки зрения. Нравственно-мировоззренческий вакуум, как следствие происходящих в России процессов, особенно пагубен для нынешнего поколения студентов-медиков.