Их страданиями очистится Русь.  Жизнеописания новомучеников Российских.

Претерпевший до конца - спасется

Священник Димитрий Овечкин

25 мая 1877 года в деревне Малые Подберезы под Свияжском, Казанской губернии, в семье крестьянина Киприана Васильевича Овечкина родился сын Димитрий. Семья была малограмотная, но детям стремились привить любовь к знаниям и веру. Не случайно Димитрий Киприанович, уже в девятнадцатилетнем возрасте окончивший Казанскую учительскую семинарию, определил свою судьбу - нести свет знаний своему народу, плоть от плоти и кровь от крови которого он был.

В Казани молодой учитель встретил свою будущую жену, купеческую дочь Ольгу Григорьевну Китаеву. Несколько лет они вместе учительствовали на Урале. На оборотной стороне своего фотопортрета, сделанного в 1901 году в Кунгуре, Димитрий написал будущей жене Ольге наивные, но трогательные стихи, в которых были такие строки:

"Тебя ждут испытания, Но счастье - впереди, И ты, моя красавица, Смелей вперед иди!"

Ольга Григорьевна всю жизнь хранила эту фотографию и передала ее детям.

Перед свадьбой Димитрий и Ольга переехали на родину Ольги Григорьевны, в город Осу под Пермью, где жили ее родители - уважаемые в городе купцы Китаевы. Оса, ранее называемый Осинским Острогом, стоял на высокой горе на берегу реки Камы. С первых лет существования города его украшал благолепный каменный храм Успения Пресвятой Богородицы. Вор и богоотступник Емельян Пугачев, окружив Осинский Острог, яростно штурмовал город, но долго не мог его взять - он больно жалил, как оса, за что и получил, говорят, свое имя. С этим городом и с этим храмом была связана вся дальнейшая жизнь Димитрия Киприановича, ее самые радостные и горестные страницы.

Свадьбу сыграли в селе Буткеево под Осой, где Димитрий Киприанович преподавал математику, а Ольга Григорьевна - русский язык. Один за другим родились семеро детей: Елена, Геннадий, Валентин, Августа, Лидия, Алексей и младшая, "последыш", как называла ее Ольга Григорьевна, Ангелина, Аля.

За несколько лет до революции Димитрий Киприанович принял решение поступить в духовную семинарию и стать священником. Это произошло во многом под влиянием родителей жены - глубоко верующих людей. Нелегко было отцу большого семейства на четвертом десятке лет так круто изменить свою жизнь, да и время было тяжелое, военное. Но решение было твердым.

Окончив семинарию, отец Димитрий стал служить в Успенском храме города Осы. Дети с малых лет помогали отцу в храме: Геннадий - чтецом, Елена, Августа и Лидия пели в хоре, а при архиерейской службе втроем исполняли Ис полла эти, дэспота. Ангелина в это время стояла со всеми на хорах и смотрела вниз на сестер. "Вырастешь, и ты у меня исполатчицей будешь", - говаривал регент Сперанский. Вся семья отличалась музыкальностью и красивыми голосами, были и альт, и дискант, и меццо-сопрано, и баритон, и тенор. Семья часто собиралась вместе, и тогда звучал домашний хор в сопровождении гитары, балалайки. Люди останавливались под окнами, особенно летом, когда окна были открыты, и подолгу слушали.

Отец Димитрий служил и в огромном летнем Троицком соборе. В 1917 году его строительство было закончено - купцы и жители города и окрестных сел не жалели средств на храм. Архиерейские службы в Троицком соборе были торжественны и благолепны.

Овечкиных в городе уважали и любили, да и было за что - семья была небогатая, но благочестивая и дружная. Отношения между родителями и детьми всегда были самые добрые. Даже в тяжелые времена в семье никогда не кричали и не ссорились. Дети помогали родителям не только в храме, но и по хозяйству - смотрели за коровой, козой, кроликами. Животных в доме всегда было много: кошки, собаки, даже домашний скворец, который сопровождал хозяев во всех прогулках, перелетая с плеча на плечо.

Детей в семье учили не только читать Евангелие, но и жить по-евангельски. "Когда я была маленькой, - вспоминала Ангелина Дмитриевна Овечкина,- нашла однажды около дома беленькую блестящую денежку и, радостная, прибежала домой сообщить об этом маме с папой. Сказав, увидела по папиному лицу, что сделала что-то нехорошее. Отец никогда не поднимал руку, не повышал голоса, ему достаточно было только посмотреть - и мы понимали. Он сказал: "Ты, Аличка, пойди и положи ее там, где нашла, потому что не ты ее потеряла и она не твоя. Тот, кто потерял, придет и возьмет". Я все сделала так, как он сказал. Позже, когда подросла, я поняла, что никто за теми деньгами не пришел, но для меня, четырехлетней девочки, это был, наверное, первый нравственный урок, и я на всю жизнь запомнила: чужое брать нельзя.

Потом, когда немного подросла, помню, любила сидеть с подружками на лавочке, а мимо, по дороге, ходили барышни и дамы с детьми, хорошо одетые. Время было тяжелое, иногда и надеть было нечего, почти весь город в лаптях ходил, а тут - первые сандалии у богатых девочек появились. Увидела я их однажды, пришла домой и говорю маме: "Девочки ходят в таких красивых сандалиях - как бы мне такие!" Папа услышал и сказал: "Аличка, это называется зависть. Завидовать никогда никому не надо. Довольствуйся тем, что у тебя есть. Придет время, будет и у тебя что-нибудь хорошее".

Много таких уроков дал мне отец. Когда я пошла учиться в школу, со мной вместе учились дети из разных семей, в том числе и других национальностей. Коля Бабынин, с которым я занималась как с отстающим, дразнил одну мою подружку "еврейкой", другую - "татаркой", и это меня очень огорчало. Увидев это, отец однажды сказал: "Аличка, скажи Коле и сама знай, что каждый человек Богом создан, еврей ли он, татарин, русский - все люди одинаковые". Если бы каждый в детстве получил такие уроки и впитал их в себя, может быть, не было бы в России ни революции, ни войны, ни разрухи".

В 1922 году храмы уральского города Осы, как и тысячи других российских храмов, подверглись ограблению, именуемому советской властью "изъятием церковных ценностей". Отец Димитрий отказался работать в "Комиссии по передаче церковных ценностей" и, согласно решению местного ГПУ, был осужден на шесть месяцев условно. Несмотря на это решение, он был заключен в острог почти на год, а после освобождения работал бухгалтером в одном из советских учреждений.

В 1923 году, когда революционные бури немного утихли, отцу Димитрию было разрешено вернуться к обязанностям священнослужителя. Храмы были уже разграблены и почти пусты, но богослужения отца Димитрия были все так же ревностны и проникновенны. Он ходил безотказно на все требы днем и ночью, в зной и в стужу. Его неоднократно вызывали в Осинский ОГПУ и предлагали сотрудничество с властью. Однажды, это было в 1925 году, отец Димитрий, придя домой, выложил на стол что-то завернутое в материю и сказал Ольге Григорьевне: "Вот, панагия". Это было предложение стать "красным архиереем". Отец Димитрий его не принял. Всю жизнь учивший вере и верности Церкви, он не мог допустить и мысли о предательстве того, что было для него святым, хотя и понимал, что отказ от сотрудничества с властью может обернуться бедой не только для него, но и для всей семьи.

В доме у отца Димитрия, в то время уже настоятеля храма и благочинного, начались обыски. Вскоре Овечкиных выселили из дома церковного причта, и началось их скитание по чужим квартирам, которые приходилось снимать, выкраивая деньги из небогатого семейного бюджета. Батюшку, обладавшего большой физической и духовной силой, эти трудности сломить не могли. Гораздо больше страданий ему, как пастырю, причиняли разнузданная атеистическая пропаганда и отход народа от веры отцов. В конце 20-х годов в моду вошли так называемые научные диспуты между представителями советской науки и священнослужителями. В столице блистали своим остроумием обновленец Введенский и нарком А.В.Луначарский. В то время как слово истинных поборников веры не могло просочиться сквозь советскую цензуру, диспут обновленца и атеиста был напечатан большим тиражом как образец "научного спора". Отец Димитрий, единственный из местных священников, участвовал в трех диспутах (больше не допустили), организованных в Перми. Ольга Григорьевна увещевала: "Митя, зачем ты участвуешь в этих диспутах, тебя опять посадят! Что мы делать-то будем?" "Ученые" из Перми и Свердловска защищали атеистические лозунги, а отец Димитрий стоял за веру крепко, один. И посадили его одного.

Произошло это в 1929 году. Тюрьма находилась на горе, рядом с бульваром, где прогуливались горожане. Сюда, на бульвар, приходили Ольга Григорьевна с младшей дочерью Ангелиной. По записке жены батюшка в условленный час стоял на четвертом или пятом этаже у окна с решеткой. Имущество их конфисковали, ничего из ценных вещей Ольга Григорьевна спрятать не успела, и на жизнь у семьи не осталось никаких средств. "Ничего мне из вещей не жалко, - говорила матушка, - только корову жалко".

В марте 1930 года полномочными представителями ОГПУ Урала священник Димитрий Овечкин был приговорен по статье 58-10-11 УК РСФСР к трем годам лишения свободы без конфискации имущества (все конфисковано было сразу после ареста).

Матушка отца Димитрия, Аля и инвалид Алексей (в детстве повредил ногу и с тех пор ходил на костылях) переселились в маленькую избушку в три окна. Остальные дети повзрослели и разъехались. "В этот домик к нам приезжали по разнарядке "кантарить" картошку по Каме, - вспоминала Ангелина Дмитриевна. - Они ночевали у нас на полу, утром шли на пристань, где ожидала их изнурительная работа на весь день, а вечером, приходя с работы, рассказывали, у кого посадили, у кого угнали на работы родных и близких".

Кругом разруха, голод, да еще клеймо членов семьи "врага народа" - много горя хлебнула семья. Аля заканчивала четвертый класс первой ученицей, но дальше ей учиться было нельзя как дочери "лишенца", разве что только отрекшись от родителей. Многие в те годы писали такие заявления об отречении, публиковавшиеся в местных газетах, но Аля этого не сделала. Она уехала к сестре Августе в Бигбарду и там доучивалась.

Отбыв срок в Соликамске на соляных шахтах и став инвалидом, отец Димитрий должен был жить на поселении в Кудымкаре. Туда приехали и Ольга Григорьевна с сыном Алексеем. В 1936 году они втроем перебрались в Майкоп, к старшей дочери Елене. Ольга Григорьевна скучала по родине, говорила: "Митя, поедем умирать в Осу". Он сначала не решался, но осенью 1937 года согласился на уговоры жены.

Весть о возвращении Овечкиных сразу разлетелась по городу, но встретиться с отцом Димитрием многие так и не успели. Его, инвалида с больными ногами и поврежденным позвоночником, арестовали по обвинению в участии в якобы существовавшей в Осинском районе контрреволюционной повстанческой организации, проводившей антисоветскую пропаганду и агитацию. На основании этого обвинения УНКВД по Свердловской области приговорил отца Димитрия к высшей мере наказания - расстрелу. Решение было приведено в исполнение 14 ноября 1937 года. В архивных материалах нет сведений о месте расстрела и захоронения. Как правило, подобные приговоры исполнялись по месту их вынесения...

Семья не знала ни о приговоре, ни о расстреле. Ольга Григорьевна ждала, что муж вернется, как уже не раз возвращался: "Пока у меня нет официального извещения, я буду ждать..." Она отправила запрос на Лубянку и получила ответ: "Овечкин Д.К. умер в 1942 году". Пермская епархия назначила Ольге Григорьевне пенсию - дети, сами в то время живущие бедно, мало чем могли ей помочь. Умерла Ольга Григорьевна в 1961 году. Похоронили ее за кладбищенским Казанским храмом, за алтарем справа, там, где хоронили священников.

Когда Ангелина Дмитриевна пятьдесят лет спустя приехала в родной город Осу (а уехала она двенадцатилетней девочкой), город она не узнала: нет бульвара, театра, острога, к которому она бегала посмотреть на отца... Нет даже могилы матери на кладбище - одна ямка на том месте осталась. А где могила отца Димитрия - наверное никто никогда не узнает. Да и мало ли их на Российской земле - безвестных могил мучеников, погибших за веру в тюрьмах, лагерях, от болезней, от пули "идейных" убийц? Претерпевшие за веру до конца спаслись (ср.: Мф. 10, 22; 24, 13; Мк. 13, 13). Подумаем же о себе, забывших отеческие могилы, осквернивших святыни, но имеющих еще возможность раскаяться в содеянном и вернуться в Отчий Дом.