Глава XII
Высочайший завтрак
В небольшом приемном зале губернаторского дома,
примыкавшем с одной стороны к кабинету Государя, а с другой – к столовой,
собрались уже все приглашенные к завтраку, в числе не более 15 человек.
Здесь были министр Двора, граф В.Б. Фредерикс, генералы Алексеев, Воейков,
князь Долгорукий, Пустовойтенко, один генерал с польской фамилией, о котором
в Петербурге говорили, как об изменнике и предателе, флигель-адъютант полковник
Мордвинов, Могилевский губернатор Пильц, вице-губернатор князь Друцкой-Сокольнинский
и еще несколько неизвестных мне лиц...
Все были в походной форме, при орденах, и
только один англичанин, которого называли то репортером какой-то английской
газеты, то агентом английской миссии при Ставке, был одет более чем запросто,
в мягкой серой рубахе, с огромнейшим цветным галстуком, покрывавшим даже
ремневый пояс, коим он был сильно перетянут... Так одеваются обыкновенно
играющие в футбол или теннис.
Все стояли полукругом, против дверей кабинета
Государя, причем левое крыло полукруга примыкало к дверям столовой, а правое
касалось противоположной стены и упиралось почти в самую дверь кабинета
Его Величества. Я стоял в конце правого крыла... В зале царило гробовое
молчание. Переговаривались шепотом, и только один протопресвитер Шавельский,
точно умышленно желая подчеркнуть свои исключительные привилегии, старался
держать себя не только свободно, но и развязно, переходя от одного сановника
к другому и заводя громкий разговор, какой, однако, ни с кем не завязывался...
С напряженным вниманием все смотрели на дверь Царского кабинета, какая
должна была ежеминутно раскрыться...
Томительное ожидание длилось недолго. В дверях
показались Государь и Наследник. Подойдя к моему соседу, Государь молча
протянул ему руку, затем приблизился ко мне...
По выражению глаз Государя я угадал, что Государь
узнал меня...
Приветливо протянув Свою руку, Государь пристально
посмотрел на меня и так же молча подошел к следующему. За Государем шел
Наследник, повторяя каждое движение Отца, и, очаровательно улыбаясь, протянул
мне свою маленькую руку.
Я не знал, на кого смотреть: на Государя ли
и Его характерные движения, в коих сказывалось столько породы и царственного
благородства, или на Наследника, Который был в праздничном настроении и
с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться, и Который Своим появлением
как-то сразу изменил атмосферу сдержанности, царившую в зале, после чего
все почувствовали себя увереннее и свободнее.
Молча обойдя всех стоявших в зале, Его Величество
проследовал в столовую. Это была небольшая, продолговатая комната; за столом
могло поместиться не более 20 человек. Здесь уже находились великие князья
Георгий Михайлович и Дмитрий Павлович. Государь подошел к закусочному столику,
где на первом месте красовалась мать всех закусок – селедка, и где, кроме
нее кажется, ничего не было больше.
Вслед за Государем, стали занимать места и
остальные. По правую руку Государя сидел генерал Алексеев; за ним великий
князь Дмитрий Павлович, архиепископ Константин, какой-то неизвестный мне
генерал и протопресвитер Шавельский.
По левую руку – Наследник Цесаревич, затем
великий князь Георгий Михайлович, рядом с ним незнакомый мне генерал, подле
которого было мое место, а дальше – вице-адмирала Карцева и еще каких-то
военных.
Против Государя сидели министр Двора, граф
В.Б. Фредерикс, генералы Воейков, князь Долгорукий, Пустовойтенко и др...
Все сидели молча, изредка, вполголоса переговариваясь
с соседями. Только Государь оживленно беседовал с генералом Алексеевым,
причем от моего взора не укрылось то исключительное расположение, какое
Государь питал к Своему Начальнику Штаба, и которым генерал Алексеев впоследствии
так бессовестно злоупотребил.
Я увидел генерала Алексеева впервые только
в Ставке, а раньше не знал его: на меня он произвел вполне отрицательное
впечатление. Его блуждающие, маленькие глаза, смотревшие исподлобья, бегали
по сторонам и всегда чего-то искали, точно высматривали что-либо. Я не
понимал, почему он был окружен таким всеобщим поклонением... Может быть,
он и был ценным для Ставки человеком; но его внешность, так же как и внешность
генерала Рузского, не располагала к нему и не вызывала доверия, тем больше
симпатии. Оба эти генерала казались мне людьми себе на уме, и в движениях
их не замечалось благородства, того неуловимого нечто, что отличает искренних
и простосердечных людей...
Внимательно следя за беседою Государя с генералом
Алексеевым, я сопоставлял мягкие, полные изысканной учтивости, движения
Государя с резкими, угловатыми движениями Алексеева, возмущаясь тем, как
мог генерал Алексеев, сделавшийся генерал-адъютантом Государя, не усвоить
себе обычных требований воспитанности и не знать того, что отвечать собеседнику,
имея во рту непережеванную еще пищу, считается, при всяких условиях, неприличным...
Свободнее всех держал Себя за столом Наследник.
Он искренне, по-детски веселился и шалил, и Государь не раз останавливал
Его. Сидевший же рядом с Наследником великий князь Георгий Михайлович только
и делал, что укрощал безудержную веселость Цесаревича...
Завтрак был очень скромный и короткий... Под
конец подали шампанское. Тостов не было, но Наследник, перемигиваясь с
сидевшими за столом, приглашал выпить за Его здоровье и делал это так уморительно,
все время оглядываясь на Государя, что мы все любовались Им.
Что за прелестный ребенок был Он! Сколько
непосредственности и искренности, сколько безграничной ласковости и приветливости
сказывалось в каждом Его движении... Не было в Нем ничего деланного, ничего
привитого приемами этикета...
Я разговаривал все время со своим соседом,
вице-адмиралом Карцевым, с которым, менее чем через полтора года, встретился
при исключительно трагической обстановке, в министерском павильоне Государственной
Думы, куда в первый же день революции 1917 года были заключены, арестованные
Временным Правительством, министры и другие сановники...
В припадке острого помешательства, вице-адмирал
Карцов пронзил себя тогда насквозь штыком, выхваченным им у караульного
солдата, и ответным выстрелом часового едва не был убит...
Вскоре был подан кофе, каждому на отдельном
изящном серебряном приборе. Государь закурил папиросу, после чего стали
курить и другие. Завтрак кончился.
Встав из-за стола, Государь перекрестился
и затем вышел в зал.
За Государем вышли все остальные и в прежнем
порядке выстроились полукругом против двери кабинета Его Величества.
Мое место оказалось на этот раз в середине
полукруга, против Государя, стоявшего в центре, у стены...
Глаза Государя и мои встретились, и Его Величество,
с приветливой улыбкой, подходил ко мне...
Я сделал несколько шагов навстречу...
Глаза всех стоявших в зале устремились на
меня...
Я чувствовал на себе взор протопресвитера
Шавельского, следившего за каждым моим движением.