Глава XVI
В Государственной Канцелярии
Отношение протопресвитера Шавельского к святыне
вызвало осуждение со стороны и тех моих сослуживцев, миросозерцание которых
даже не соприкасалось с областью мистического.
“Печальное, но, к сожалению, обычное явление,
– сказал один из них. – Психология духовных сановников всегда казалась
мне странной. По мере движения вверх по ступеням иерархической лестницы,
они старались все глубже проникать в доныне чуждую им среду, приноравливаться
и приспособляться к ней и все более заражались мирскими настроениями, удалялись
от веры, а затем и перестали даже выносить верующих мирян. Они забывали,
при этом, что, стремясь к одной цели, достигали как раз противоположную...
Разве “духовный сановник” не есть нечто взаимно друг друга исключающее!..
И неужели ленты и звезды на рясе могут кому-нибудь импонировать!.. Они
только унижают рясу... И насколько простенький, смиренный батюшка, если
он, к тому же, сельский, в заброшенном каком-нибудь селе, притягательнее
пышных Владык”...
“А митрополит Макарий?” – спросил я.
“Святые в счет не идут, – ответил он, – и,
притом, разве к нему идут потому, что он митрополит Московский... К нему
идут, потому что он – Макарий”...
“Это верно, – ответил я, – митрополит Макарий
великий праведник, и, глядя на него, я не знаю, чему удивляться, безмерному
ли милосердию Божию, являющему в наши дни таких людей, или безмерной гордыне
и слепоте человека, не замечающего их... Верно и то, что Вы говорите о
духовных сановниках, между которыми люди, подобные митрополиту Макарию,
всегда составляли исключение... Но мне кажется, что к этим сановникам и
нельзя подходить с общими мерками: они воплощают собой церковно-государственную
власть, какая налагает на них массу разнородных внешних обязанностей, заставляет
против воли соприкасаться с миром и заражаться мирским настроением... Там
же, где они, по высоте своей настроенности, не соприкасаются с внешностью,
там, говорят, упущения в делах, там жалобы... Посмотрите, как преследуют
митрополита Макария, как его гонят, как насильно стаскивают его с высоты,
на которой он стоит... И это делают даже те, кто не отрицает его святости,
делают в искреннем убеждении, что митрополит Макарий глубокий старец и,
не разбираясь в делах, впадает в ошибки... И никому из этих гонителей не
придет мысль, что точки зрения святого не могут совпадать с обычными точками
зрения, что здесь не старость, а мудрость, до которой еще нужно дорасти,
чтобы понять ее; что люди до того далеко ушли от этой мудрости, что перестали
ее узнавать, перестали понимать... Нет, вопрос гораздо глубже...
Великое несчастие в том, что не все пастыри
могут быть Макариями; однако центр, все же, не в этом месте, не в том,
что пастыри плохи, а в том, что миросозерцание всего человечества оторвалось
от своей религиозной основы, что разорвалась нить, связывающая небо и землю,
и нет потребности связать се; что дух времени побеждает духа вечности,
что утрачена вера в бессмертие и загробную жизнь... Отсюда все беды и несчастья
каждого в отдельности и всех вместе... Отсюда это “некогда заниматься пустяками”,
иначе – молиться Богу, глумление над явлениями высшего порядка, пренебрежение
к голосу Божьему... Нужно вернуться и повернуть жизнь к ее религиозному
центру, к ее источнику – Богу. Тогда все станет ясным и понятным; тогда
не будут называть сумасшедшими тех, кого называют сейчас за то, что они
порвали с этим центром; тогда другими станут и наши идеалы, одухотвориться
жизнь, люди перестанут говорить на разных языках... Обратите внимание на
те слагаемые, из которых теперь составляется человеческая мысль,
требующая общего признания. Там не только трафареты, но и трафареты преступные:
там теории, черпающие свои корни в талмуде и ведущие к одной цели – уничтожению
христианства. И эти теории добросовестно изучаются и проводятся в жизнь
близорукими христианами; на этих теориях зиждятся наука и литература; эти
теории заложены в основу государственных преобразований, составляют фундамент
прессы, руководящей общественным мнением и направляющей ее в заранее намеченное
русло. Это называется “прогрессом”; в порабощении христианского мира юдаизмом
сказывается движение вперед, к которому так лихорадочно стремятся все,
кто боится прослыть отсталым; а попытки охранить вековые начала христианской
культуры осуждаются как невежество, как возвращение к “старому”, к предрассудкам,
якобы созданным темнотою и суеверием, какое из корыстных целей поддерживается
“попами”... Разве Вы не замечаете, что теперь христианину стало даже стыдно
признаваться в том, что он христианин, что он еще верен Богу и считает
себя обязанным выполнять заповеди Божии!.. Нет, дело не только в недостатках
пастырей, а в самом духе времени, отравленном гонителями христианства.
Здесь уже не единичные грехи и преступления, а массовая хула на Духа Святого,
что не простится”...
“Конечно, – ответил мой сослуживец, – главное
в этом; но, все же, на общем фоне безверия нет более уродливого явления,
как безверие духовенства и, особенно, его высших представителей... Я почти
не встречал верующих архиереев”...
Я невольно рассмеялся и сказал: “Это уже Вы
перехватили; все же, слава Богу, пастыри, подобные о.Шавельскому, составляют
исключение”... Однако, сказав это, я вспомнил свою беседу с митрополитом
Киевским Флавианом и заключительные слова этой беседы: “Чем ближе узнаете
наших Владык, тем дальше от них будете”...
Я стал прощаться...
“Куда же Вы так скоро?..”
“Завтра нужно быть у Обер-Прокурора, и я спешу
написать “краткую докладную записку”, – ответил я.
“Разве и А.Н.Волжину нужен отчет о Вашей поездке,
зачем?” – удивился мой сослуживец.
“Нет, не отчет, а наброски по некоторым ведомственным
мероприятиям, он просил меня помочь ему”...
“О, простота и наивность! – воскликнул мой
товарищ, – неужели Вы и в самом деле ему верите?!.”
“Почему же не верить? – спросил я удивленно.
– Почему я должен везде и всегда видеть лицемерие и коварство? Я всегда
всем верю... Ведь Вы не станете бросаться с кулаками на первого встречного,
которого Вы не знаете, и который ничем Вас не обидел... Вы не сделаете
этого, может быть, и при встрече с Вашим врагом... Не то же ли самое и
здесь?.. Ведь, не доверяя другому, относясь к его словам как к звукам,
не имеющим значения, питая подозрение, я ведь первым оскорбляю его, наношу
ему обиду... Для чего же я буду это делать?!.”
“Для того, чтобы не попадаться впросак и,
в лучшем случае, не очутится в смешном положении... Этого требует житейская
мудрость и ничего больше. – ответил мне простодушно мой сослуживец. – Разве
Вас мало обманывали? Нельзя же всех считать своими преданными друзьями”...
“А я всегда всех считал и буду считать друзьями,
доколе они не докажут противного, ибо лучше всем верить, чем никому не
верить”, – ответил я.
“Напрасно... Знаете ли Вы, какой помощи ожидает
А.Н.Волжин от Вас?..”
“Какой?” – спросил я.
“Ему просто хочется узнать от Вас биографии
Синодальных чиновников; а о ведомственных реформах он даже не вспомнит
в разговоре с Вами, тем более, что Вы скоро будете его заместителем, и
он это чувствует”.
Я остолбенел... Это был первый слух о моем
назначении, неизвестно откуда вышедший, кем и с какими целями распространяемый.
Я, с удивлением, посмотрел на своего собеседника и сказал ему:
“Вот до чего велик гипноз, рождаемый “слухами”...
Вы верно даже не подметили того, какое противоречие заключается в Ваших
словах... Если новый Обер-Прокурор действительно собирается покидать свой
пост, через месяц после своего назначения, то зачем же ему наводить справки
о своих подчиненных, да еще у того, кого он считает своим будущим заместителем...
Если же он интересуется такими справками, значит и не думает об отставке...
Вы повторяете такие нелепости, какие будут иметь только тот результат,
что вызовут недовольство моего начальства и осложнят мое положение среди
моих сослуживцев... Разве помощники Статс-Секретаря Государственного Совета,
да еще сверхштатные, назначались когда-либо министрами?..”
“А вот увидите... Вывезет редакция церковных
законов Российской Империи”, – ответил мой сослуживец.
“Такой редакции даже не существует, – сказал
я, – кодификацией церковных законов я занимаюсь лишь между делом... Мое
же дело – редакция Полного Собрания Законов той же Империи, тот тупик,
из которого нет выхода, куда никто не шел, и где мои предшественники сидели
по 40 лет на одном месте... Знаете ли Вы, что когда мне предложили заведование
этой заколдованной редакцией, то мои друзья отговаривали меня, говоря,
что я испорчу свою служебную репутацию, ибо туда шли наименее способные
люди?.. Но я принял назначение, ибо эта редакция, освобождая меня от всякого
рода совещаний и заседаний, давала мне больше свободного времени, нужного
мне для совершенно других дел... Одно Бари требует поездок за границу два
раза в год, а, кроме Бари, у меня и много других внеслужебных занятий...
Разве мое начальство не знает об этом и разве будет поддерживать мое продвижение
вперед?! Потому то я и занимаю “сверхштатную” должность... Нет, с моего
места далеко не уедешь: где сядешь, там и слезешь”...
“Сесть-то Вы сели в яму; но слезете в Синоде”,
– ответил он.
“Откуда эти слухи, кто распускает их?” – думал
я, прощаясь со своим сослуживцем... В 3 часа я уже был дома и с увлечением
принялся за докладную записку Обер-Прокурору. Работа интересовала меня;
закончив ее, я остался ею доволен, что не всегда случалось со мною... Словам
своего сослуживца о лицемерии и коварстве А.Н.Волжина я не придал никакого
значения.