Глава XIX
Правда
Такова правда, впоследствии так преступно взращенная,
создавшая легенды о посредничестве Распутина в дальнейших событиях, приведших
к моему назначению Товарищем Обер-Прокурора Св.Синода.
Странно не то, что такие легенды сопровождали
каждое назначение – такова уже была тактика революционеров – а странным
был тот массовый гипноз, благодаря которому этим легендам верили даже те
люди, которые должны были бороться с ними и пресекать вздорные слухи, рассчитанные
на специальные цели унизить престиж династии и подорвать доверие к верным
слугам Царя и России. И этот гипноз был до того велик, что никакие опровержения
клеветы и гнусной лжи не достигли бы цели. Впрочем, они были и фактически
невозможны, ибо печать находилась в руках врагов России и династии. И потребовались
ужасы революции и моря крови, гибель России, кража частной переписки Их
Величеств, для того, чтобы гипноз рассеялся, и стало возможным оценивать
факты прошедшего вне связи с той окраскою, какую им придавали революционеры
и их вольные и невольные пособники. Теперь и имя Распутина перестало вызывать
панику, и те, кто видел в нем источник зла, создававшего угрозу самому
бытию России, недоумевают, не находя среди его “ставленников” ни одного
из тех роковых людей, которые опрокинули Престол Божьего Помазанника и
погубили Россию.
Совершенно несомненно, что Распутин, вращавшийся
в самой толще народной, не мог не слышать об именах, выплывавших на поверхность,
прославляемых или осуждаемых народною молвою, как не мог не слышать и отголосков
закулисных интриг против Царя и династии, и, будучи фанатически преданным
Царю, естественно делился с Государем и Императрицею своими впечатлениями,
указывая на людей, преданность которых Царю не вызывала сомнений.
Но ведь это делал не только один Распутин,
но и все окружавшие Царя люди, выдвигавшие своих кандидатов, и опубликованная
частная переписка Ея Величества к Государю Императору не дает никаких указаний
на то, что рекомендации Распутина всегда и во всех случаях предпочитались
рекомендациям прочих людей... Напротив, на ответственные посты назначались
часто люди, не только никогда не видавшие Распутина, но и определенно враждебно
к нему настроенные. Нужно удивляться не тому, что Распутин рекомендовал
Царю преданных Престолу людей, если даже считать такой факт бесспорным,
а тому, что характеристики этого малограмотного крестьянина были часто
очень меткими; но сделать отсюда вывод, что он выдвигал своих кандидатов
из корыстных побуждений, или что эти последние входили с Распутиным в предварительные
сделки, как утверждали в предреволюционное время те, кто делал революцию,
и как, с не меньшим азартом, кричат теперь, могут только гг.Гольденвейзеры
и К.
Вот, что пишет А.А.Гольденвейзер в своей статье
“Последняя Царица” (Руль, Февраль 1923, N 680, 691).
“... Техника назначений, которая выработалась
у нас в последние годы монархии, обозначается в письмах (Письма Императрицы
Александры Федоровны к Государю Императору) с большою рельефностью. Аспирант
на ту или иную должность заручался содействием Распутина; тот прямо, или
через Вырубову, сообщал имя кандидата государыне; эта же последняя упорно
воздействовала на Царя, пока не добивалась желательного назначения. Таким
путем получили должности: Белецкий, Волжин, Хвостов, Штюрмер, Питирим,
кн.Жевахов, Раев, Протопопов, Добровольский. Нужно отметить, что сама Императрица
играла во всем этом механизме совершенно пассивную роль передатчицы. Она
была слепым орудием в руках афериста. Сам Распутин правильно учитывал своей
мужицкой смекалкой, что главное для него – сохранить свое влияние, а остальное
приложится. Этим одним он и руководствовался в своих рекомендациях: он
указывал только на тех людей, на которых рассчитывал, что они “не подведут”.
Весьма показательно для морального уровня придворных и бюрократических
сфер, что не было недостатка в людях – подчас с весьма громкими именами
– которые охотно шли на такого рода сделки с Распутиным. Так как Царица
была совершенно в его власти, за нее он был спокоен, то заботы Распутина
были направлены главным образом на то, как бы сохранить свое влияние на
Царя. Для этой цели он пускает в ход испытанный прием всех царедворцев
– потакание слабостям и лесть. Разгадав тщеславную натуру Царя, он берет
курс на самодержавие, советует принять высшее командование, поощряет всякого
рода личные выступления.
И посредством этого нехитрого, прозрачного
приема ему удается сохранить свою власть, несмотря на сильнейшее противодействие
не только всей общественности и Государственной Думы, но и большинства
великих князей и многих достаточно верноподданных министров и генералов”...
Вот как пишется история!.. Это значит, что
министерские портфели были открыты для любого проходимца. Стоило ему только
заручиться расположением Распутина – а войти в доверие к малограмотному
мужику, действовавшему притом, из корыстных целей, было легко – чтобы сделаться
министром... Зачем же тогда понадобилось Циноркисам, Бронштейнам, Нахамкесам
и пр. убивать Распутина и делать революцию, чтобы заполучить в свои руки
ту власть, какую они так легко могли бы воспринять через посредство Распутина?..
Странным кажется и признание г.Гольденвейзера, что Распутин сохранил свою
“власть”, несмотря на сильнейшее противодействие не только “всей общественности”
и Гос. Думы, но и большинства великих князей и “многих” министров и генералов.
Такое признание является, во всяком случае плюсом – а не минусом Распутина
и свидетельствует как о том, что удельный вес “всей общественности” правильно
расценивался даже полуграмотным мужиком, так и о том, что не все, значит,
министры были его “ставленниками”, коль скоро “многие” из них относились
к нему не только отрицательно, но и оказывали ему “сильнейшее противодействие”...
Нет, не в Распутине было дело; а в том, что
было очень и очень глубоко скрыто делателями революции и составляло их
тайну, какую, однако, прозревали именно те, кого не щадила их злостная
клевета, и против которых они вооружали общественное мнение всеми доступными
им способами.
Сейчас еще раздаются отдаленные и глухие раскаты
прежнего грома иудейского; но они становятся уже все реже, и реже, и скоро
наступит момент, когда, под влиянием страха взятой на себя ответственности,
вдохновители и делатели революции не только станут отрекаться от своего
участия в ней, но и искать путей к примирению с той Россией, какую они
считали своим врагом, и какая погибла именно потому, что таким врагом их
не была и не гнала их от себя... Тогда обнаружится и закулисная игра врагов
России, и будут падать одна за другой и созданные ими легенды. Сейчас мы
читаем у г.Гольденвейзера: “... Все легенды и сплетни о романических отношениях
Александры Федоровны с Распутиным теперь, после опубликования “Писем”
(курсив наш), должны быть признаны клеветою, не имеющей и тени основания.
В нераздельной преданности мужу, она поистине чувствовала себя “женою Цезаря”
– выше женских слабостей и вне всяких подозрений”...
А не вспомнит ли г.Гольденвейзер, что говорилось
и писалось всего 5 лет тому назад, как безжалостно поносилось имя Императрицы,
как ломилась одураченная публика в кинематографы, любуясь огромными плакатами
и возмутительными инсценировками этих “романических отношений”, не имевших,
однако, и тени основания; как забрасывались грязью те люди, которые с негодованием
отвергали гнусную клевету, еще до развала России, еще до опубликования
“Писем”... И кто же создавал эту клевету, и для чего это делалось?.. Такую
же цену имеют и утверждения о рекомендации Распутиным министров и о сделках
этих последних с ним. Если бы даже и было доказано, что Распутин действительно
указывал Государю на лиц, известных своею преданностью Престолу, то делал
он это во всяком случае без ведома этих лиц, а чаще всего вторил лишь отзывам
Их Величеств о намечаемых кандидатах и, именно по своей мужицкой смекалке,
не оспаривал этих отзывов. Правда, он писал записки министрам, ходатайствуя
за тех или иных просителей; но участь этих записок была хорошо известна
не только Распутину, но и всему Петербургу, и гораздо чаще такие просители
лишь прикрывались именем Распутина, ибо, подобно г.Гольденвейзеру, были
убеждены в низком моральном уровне придворных и бюрократических сфер и
рассчитывали на магическое свойство этого имени в глазах его “ставленников”,
какими казались все министры. Не принимала абсолютно никакого участия в
назначениях должностных лиц и А.А.Вырубова и, кроме А.Н.Хвостова, ставленника
Государственной Думы, никто из министров у нее не бывал и к ее посредничеству
не обращался. Гипноз был до того велик, а имена Распутина и А.А.Вырубовой
были до того скомпрометированы “общественностью”, что от них убегали даже
те, кто знал всю подоплеку клеветы, распространяемой вокруг них. Ни Государь,
ни Императрица в беседах Своих с сановниками или лицами, намечаемыми на
высокие посты, никогда даже не упоминали имени Распутина... Это была Их
частная сфера, в какую они посвящали только Своих интимных друзей.
Все это было хорошо известно клеветникам;
но какое же значение могла иметь для них правда, если их цель заключалась
именно в том, чтобы ее опорочить и добиться во что бы то ни стало развала
России?!.
Можно быть разного мнения о значении религиозной
основы миросозерцания человека: находить ее несовременною, видеть в ней
грубое суеверие, усматривать даже отражение патологического состояния,
требующего помощи врача психиатра... Но ведь к созданию и закреплению таких
точек зрения на религию и стремились враги Христа, усматривавшие в революции
лишь способ ликвидации христианства. Ея Величество была не только глубоко
религиозною женщиною, для которой религия была частной интимной сферою,
но и мудрою Императрицею, старавшейся проводить религиозные начала в сферу
государственной жизни и, потому, окружавшей Себя людьми, для которых религия
была не пустым звуком...
И в этом заключалось Ее единственное преступление
в глазах тех, кто в Ее лице и в лице Ее избранников видел для себя величайшую
опасность.