Глава XX
У сестры
Придворная карета остановилась у подъезда сестры,
и она была очень удивлена, увидев меня в полном параде. Сестра не знала
об аудиенции: я не успел предуведомить ее.
Рассказав об оказанном мне Ея Величеством
приеме, я добавил:
“С высоты царского трона все министры кажутся
лишь маленькими чиновниками, и неудивительно, что в глазах Императрицы
я могу являться кандидатом на министерский пост. До 1905 года известный
уровень познаний и личные качества были достаточны... Но теперь положение
резко изменилось. Теперь играют роль не знания и служебный опыт, а умение
ладить с Думой; теперь прогрессивная общественность уже не ограничивается
советами и наставлениями, а предъявляет уже требования бессмысленные и
преступные и опирается на Думу, где меня никто не знает и где сейчас же
заклюют, когда узнают... Сейчас ведь каждого монархиста называют “распутинцем”,
и меня очень смущает, что пожелание Императрицы перейти на службу в Синод
было высказано чуть ли не в форме повеления”...
“Царь есть посредник между Богом и людьми,
и что Тебе прикажет Государь, то и делай, – сказала сестра. – Трудно служить
Царю; но Богу еще труднее; а святых и теперь много... Значит, дело не только
в наших силах, а и в помощи Божией. Теперь служение Царю больше, чем когда-либо,
стало испытанием нравственных сил; а при этих условиях разве можно оглядываться
на то, кто что скажет или подумает... Кому же Ты должен служить, Богу,
Царю и России, или же Думе?.. Что означают эти крики о Распутине, как не
желание понравиться Думе; о том же, чтобы понравиться Богу и Царю, мало
кто думает. Иди смело вперед и благодари Бога и Святителя Иоасафа, приближающих
Тебя к этому святому Семейству”.
“Как злы люди! Не знаю даже, чего больше,
злобы или слепоты, – ответил я сестре, – чего только не говорят об Императрице,
а, право, я еще не видел большей искренности, простоты, более горячей любви
к России, более сознательного служения ей... Кто мне поверит, если я скажу,
что и Царь, и Царица даже не похожи на наших современных аристократов,
что, если бы Они не были Царями, то наше великосветское общество даже не
приняло бы Их в свою среду. Они слишком хороши, слишком просты и естественны,
слишком искренни, и в гостиной Императрицы нет ничего, что бы напоминало
специфический запах салонов, где, под личиною светскости и “такта”, кроется
так много лжи, лукавства, зависти, интриг и всякого рода нечисти”...
Простившись с сестрою, я уехал в Петербург,
где меня, с великим нетерпением, ожидал протоиерей А.И.Маляревский.
“Спаси Ее Господи”, – беспрестанно повторял
о.Александр, слушая мой рассказ.
“А на каком языке говорила с вами Императрица?”
– спросил он.
“На превосходном русском языке, без малейшего
даже акцента иностранки, – ответил я. – Вы знаете, как неохотно я отзывался
на всякого рода приглашения светских дам и уклонялся от посещения разных
салонов... Это потому, что я всегда был чужим среди знати, чувствовал эту
фальшь и неискренность, какие прикрывались такою нарядною внешностью, и
задыхался в этой атмосфере лжи... Как ни высоко стоял человек, а ему хотелось
казаться в моих глазах еще выше, и он старался задавить меня своим величием...
И вот сегодня, в первый раз, я увидел коронованную Царицу... Там – одно
смирение, одна чистота, какая-то святость даже... Ни малейшего намека на
высоту положения, ничего деланного, искусственного... Всегда я защищал
Императрицу от нападок, не зная, чувствовал Ее... А теперь буду громко
говорить всем, что, если бы слушались Императрицу, то не было бы и того,
что случилось... У Нее не только большой ум, но и ум облагодатствованный”...
“Сохрани и спаси Ее, страдалицу, Матерь Божья!
– сказал протоиерей А.И.Маляревский, – привел-таки Святитель Иоасаф Вас
и к Царице. Поведет и дальше: только не упирайтесь... Не будут Вас смущать
больше мысли о поездке в Ставку?!. Теперь и сами увидели, что ехать туда
нужно было Вам, а не полковнику, и что не даром Святитель посылал Вас туда”...
Так кончился день 10 октября 1915 года.