Глава XXII
Отъезд в Ставку
В средних числах декабря, кажется 15-го числа,
я был уже в Могилеве. Предуведомленный о моем приезде, священник А.Яковлев
ожидал меня. Так же, как и в предыдущий раз, я прежде всего отправился
к протопресвитеру Шавельскому, а затем к дворцовому коменданту, генералу
В.Н.Воейкову. Опускаю свою беседу с протопресвитером, ибо не помню ее.
Помню лишь, что, в ответ на мое ходатайство доложить Государю о моем приезде,
протопресвитер заявил, что Его Величество никого не принимает, так как
собирается уезжать на фронт. Так же категорически отклонил мою просьбу
об аудиенции и генерал В.Н.Воейков. Мои указания на то, что Государь Император
лично повелел мне приехать в Ставку за иконами и что мне неудобно уезжать
обратно, не откланявшись Его Величеству, не достигли цели. Других путей
к Государю у меня не было, и я на другой день утром уехал из Могилева,
пробыв в Ставке лишь несколько часов, вечером, в день своего приезда...
Настроение в Ставке было еще бодрее, чем раньше:
все рассказывали о победах и огромной массе пленных, взятых в последних
боях; но каждый объяснял эти победы по-своему и никто не связывал их с
пребыванием величайших святынь в Ставке... Священник Яковлев и я, с большим
вниманием, прислушивались к этим восторженным рассказам и делали одинаковые
выводы... Было очевидно, что чудотворная Песчанская икона Божией Матери
простояла в храме никем не замеченная... Наша просьба отслужить хотя бы
прощальный молебен была также отклонена...
С помощью того же Е.И.Марахоблидзе, священник
Яковлев и я вынесли святыню из храма, установили икону на автомобиль и,
никем не провожаемые, отвезли ее на вокзал... С величайшим трудом я мог
добиться только того, что мне дали отдельное купе II-го класса в обыкновенном
классном вагоне... О салон-вагоне не могло быть и речи: никто и слышать
не хотел об этом... Святыни были увезены; но Ставка не простилась с ними,
а меня не допустили проститься с Государем...
Не успели мы отъехать несколько верст от Могилева,
как наше купе переполнилось посторонними людьми, и мы, с величайшим трудом,
доехали до Харькова, где была пересадка... Поезда ходили нерегулярно...
Нужно было долго ожидать поезда, идущего в Изюм... Мы прибыли туда, вместо
10 часов утра, лишь в два часа ночи...
«Что-то будет, как Вы думаете, батюшка?» –
спросил я.
«О, как же велико долготерпение Божие! – воскликнул
о.Александр. – Как неизреченна милость Царицы Небесной... С того часа,
как святыня наша прибыла в Ставку, я каждый день следил за телеграммами
с фронта... Дивился и плакал, и молился народ... За все время, ведь, не
было ни одного поражения, ни одного отступления... А пленных-то сколько
было!.. По десяткам тысяч зараз брали. На фронте, верно, даже не знали,
что наша святыня в Ставке; а в Ставке, известное дело, объясняли все иначе...
А мы, простые, неученые люди, видели, что не под силу сатане сокрушить
благодать Божию; боялся нечистый Пресветлого Лика Матери Божией и не посмел,
значит, посягать... Хотя и с превеликим небрежением отнеслись ученые да
образованные, по научному манеру, люди к святыне, а не подобало Матери
Божией наказывать за их слепоту всю Россию, и Царица Небесная всех невидимо
покрывала и, ради Помазанника Божия, всем помогала... А если бы поверили
гласу Угодника Иоасафа, да послушались Его, да встретили бы святыню подобающим
образом, то и война бы уже кончилась... А как будет теперь, то Одному Милосердному
Господу ведомо... Как не прогневается Господь, то все пойдет по-хорошему;
а как прогневается за упорство и гордость и маловерие, тогда будет страшно»...
«А Вы не рассказывали о том, как встретили
святыню в Ставке?» – спросил я.
«Боже меня сохрани, как можно! даже своим
не говорил... Да и о проводах умолчу, чтобы не было соблазна», – ответил
о.Александр.
«И мне страшно, – сказал я. – Господь вес
сделал для того, чтобы пробудить слепых, а люди не узнали Руки Божьей и
отвергли Ее»...
Подъезжая к г. Изюму, мы из конца вагона увидели,
что не только станция, но и огромная площадь перед вокзалом, стоявшим среди
поля, на расстоянии нескольких верст от города, была переполнена народом,
ожидавшим прибытия святыни.
«Посмотрите, – сказал мне о.Александр, – целый
день стоит народ на морозе, с хоругвями и свечами в руках... И простоял
бы так всю ночь»...
«Узнаю Вашу паству», – ответил я. Я выглянул
из окна и заметил, как народ, при виде приближавшегося поезда, засуетился
и стал зажигать свечи... Было 2 часа ночи... Холодно и темно... И на фоне
беспросветного мрака, где виднелись одни силуэты, вспыхивали в толпе яркие
звездочки...
Прошло еще одно мгновение, и процессия медленно
двинулась к окаменелому, скованному морозом, шоссе, направляясь в село
Пески...
Впереди и по сторонам ехали верховые, с факелами
в руках, освещая путь...
Никогда еще эти люди, эти женщины и дети,
закутанные в платках, одетые в полушубки, с огромными рукавицами на руках,
не были мне ближе и роднее, чем в этот момент... Никто не был и к Богу
ближе, чем этот серый народ, такой верующий, такой смиренный, довольный
своей долей и невзыскательный... И я вспомнил деревню, три года службы
в ней, свое общение с народом, все радости и горе, какие делились с ним.
И на фоне этого прошедшего мое настоящее, все эти верхи служебной лестницы,
эти перспективы сделаться Товарищем Обер-Прокурора Св. Синода, все это
показалось мне не только не нужным, но и греховным, удалявшим от «настоящей»
жизни, от здоровых корней, победою дьявола, вырвавшего меня из народа и
бросившего в пучину мирского водоворота...
Прошло уже два часа, а село только виднелось
на горизонте...
Никто не жаловался ни на холод, ни на утомление:
все шли без шапок; стройный хор певчих по-прежнему оглашал воздух в ночной
тишине... Никто не спешил домой... Подле своей святыни, все чувствовали
себя дома... Только к 6 часам утра крестный ход подошел к храму, который,
как свеча перед Богом, горел сотнями огней среди села, погруженного во
мрак... Святыня была установлена посреди храма, и начались беспрерывные
молебны. О.Александр не успевал принимать записочек, подаваемых ему со
всех сторон, и вычитывал, с большой любовью, все имена, начиная с имени
Государя и Царской Семьи, за которыми следовал перечень крестьянских, простонародных
имен... Никто не спал в эту ночь... До самого утра длилась молитва в храме,
и только к 9-ти часам, усталый, в полном изнеможении, достойнейший сельский
пастырь, установив святыню на ее прежнее место, покинул храм.
В это же день я уехал в Белгород, куда отвез
Владимирский образ Божией Матери, а затем в Киев, к родным, где и провел
Рождественские праздники. Слухи о моем назначении Товарищем Обер-Прокурора
достигли и Киева. Меня расспрашивали о них; но я не знал, что отвечать...
Мои мысли витали в другой сфере, откуда я
боялся спускаться на землю.
Я чувствовал одновременно и близость Бога,
и страх Божий...
Пусть люди называют мою веру мистикою, фантазией,
или
большим воображением; но тот факт, что во время пребывания святыни в Ставке
не было не только поражений на фронте, а, наоборот, были только победы,
в чем может убедиться каждый, кто проверит этот факт по телеграммам с фронта
за время с 4-го октября по 15-ое декабря 1915-го года, не вызывал во мне
никаких сомнений, и, сквозь призму этого факта, я расценивал и все то,
что меня окружало и что приобретало в моих глазах другую окраску...
Так кончился 1915-й год.