Глава XLIII
Междуведомственная комиссия по выработке
устава о пенсиях духовенству
Нужно ли говорить о том, как неблагоприятно
отзывалась на ведомственных делах частая смена должностных лиц, стоявших
во главе ведомства!.. Менялись первоначальные точки зрения и принципы;
работа получала иное направление и надолго задерживалась... Междуведомственная
комиссия по выработке устава о пенсиях духовенству работала, с большими
перерывами, около двух лет, а между тем успела рассмотреть за это время
только меньшую половину устава. Председателем этой комиссии был Товарищ
Обер-Прокурора. Вскоре после своего назначения, я заступил место своего
предшественника Н.Ч.Заиончковского и поторопился созвать заседание, на
которое прибыли представители прочих ведомств, в том числе и один из моих
бывших сослуживцев по Государственной Канцелярии. С какой болью сердца
я вспоминаю теперь об этих заседаниях! Какими неразумными казались мне
приемы, коими выражалось отношение всех этих представителей ведомств, всех
участников комиссии, к разрабатывавшемуся вопросу! Каждый из них подходил
к вопросу с точки зрения интересов своего ведомства; но никто не возвышался
до интересов самого вопроса, подлежавшего рассмотрению. Я очень рискую
встретиться с упреком в нескромности; однако же должен сказать, что я был
едва ли не единственным человеком в комиссии, для которого вопрос о пенсиях
духовенству являлся живым вопросом... В то время как члены моей комиссии
видели перед собой только законопроект, плод кабинетной работы, и рассматривали
его с редакционных и кодификационных точек зрения, я видел перед своими
глазами картины деревни, со всеми ее ужасами...
Я вспомнил несчастного священника села Яблоновки,
Нирятинского уезда, Полтавской губернии, о.Евгения Дарагана, приехавшего
ко мне, в бытность мою Земским Начальником, с просьбой защитить его от
преследования со стороны одного из его прихожан, богатого местного кулака,
нанесшего батюшке тяжкое оскорбление в храме, во время богослужения...
О. Евгений был до того истерзан, так запуган
и измучен, до такой степени боялся своего врага, что не решался даже жаловаться
на него.
«Но и помимо этого, как же я, пастырь Церкви,
могу судиться со своими прихожанами», – с отчаянием проговорил о.Евгений
и, склонившись, в полном изнеможении, на столе, горько заплакал.
Жалко мне было несчастного священника, а узнав
подробности, я дрожал от негодования, возмущаясь дерзновением негодяя,
осмелившегося так тяжко оскорбить пастыря Церкви в самом храме Божием.
«Этот человек затравил меня: я не знаю за
что, но я знаю, что не снесу больше обиды... Куда мне деваться... В Яблоновке
у меня свой домик, грунт, семья, куча детей... Ну, куда же пойду!.. Да
и не подобает пастырю Церкви проситься на другой приход... А оставаться
невмоготу... Жаловаться и некому, и нельзя... И что же мне делать, где
искать помощи, кому я нужен и где те добрые люди, которые заступятся за
меня»...
«Правду вы сказали, батюшка, – ответил я,
– что не подобает Вам судиться с Вашими прихожанами... Я знаю, как обуздать
этого негодяя... Если он богач, значит – скряга... Будьте уверены, что
он Вас более не тронет».
О.Евгений уехал, а я привлек кулака к ответственности
и, после очень жаркого разноса, оштрафовал его в 100 рублей, штраф для
деревни небывалый... Результаты сказались мгновенно. Негодяй струсил, стал
целовать руки о.Евгения, старался всячески войти в доверие к своей бывшей
жертве и до того успел в этом, что добрый священник вторично приехал ко
мне, за 30 верст, и, отмечая разительную перемену поведения кулака, просил
меня о сложении штрафа... Каково же было удивление батюшки, когда он узнал
от меня, что хитрый мужик подал на мое решение апелляционную жалобу и переменил
свое отношение к о.Евгению только потому, что не знает еще и хода решения
Уездного Съезда. В большом унынии уехал от меня о.Евгений и я больше его
не видел... Либеральный Уездный Съезд, этот рассадник деревенской безнаказанности,
не имея оснований отменить мое решение, изменил его, понизив штраф со 100
рублей до... 2 рублей.
Торжеству негодяя не было границ, и он захлебнулся
в этом торжестве... В тот же день полсела было пьяно, бесшабашный разгул
и... зверская месть батюшке... О.Евгений не выдержал травли и... сошел
с ума... Его поместили в больницу душевнобольных в Полтаве, а несчастная
и ни в чем не повинная семья осталась нищей, сделавшись жертвой жалостливого
отношения либеральных глупцов к «мужичку»...
Вот какие картины стояли перед моими глазами,
когда я впервые открыл заседание комиссии, под своим председательством,
и вот почему я так искренно и глубоко возмущался, когда встречал со стороны
членов комиссии, знавших деревню только понаслышке и совершенно незнакомых
с ее бытом, возражения на свои предложения и замечания, отражавшие суровую,
ничем неприкрашенную деревенскую действительность.
Впрочем, среди членов комиссии был один выходец
из деревни, представитель министерства финансов, сын сельского священника,
вице-директор финансового департамента. Упитанный и выхоленный, с мясистыми
руками и бриллиантовыми кольцами на пальцах, с жирной золотой цепью возле
часов, этот вице-директор, точно умышленно, поставил своей целью опрокидывать
всякое мое предложение, клонившееся к улучшению быта сельского духовенства.
В оправдание своих тезисов он ссылался на
свое происхождение, давшее ему возможность изучить быт сельского пастыря
и... вынести самое отрицательное впечатление. Так как у меня, после изучения
этого быта, получилось как раз обратное впечатление, а препирательство
с этим Ракитиным было бесцельным, то я, тотчас после заседания, просил
министра финансов не присылать более в мою комиссию этого господина, а
заменить его другим лицом, что министр и сделал. После этого, заседания
комиссии пошли ровнее, и мне удалось, в течение одного месяца, окончательно
рассмотреть законопроект и довести работу комиссии, длившуюся около двух
лет, до благополучного конца... Однако, выработанному законопроекту не
суждено было заручиться законодательной санкцией...
Революция все разрушила.