Глава XLV
Лояльность Синодальных чиновников
Разного рода Синодальных комиссий, где я или
председательствовал, или состоял членом, было так много, что я не буду
на них останавливаться; однако не могу не вспомнить еще об одной, также
перешедшей ко мне по наследству и созванной для выработки условий, на которых
бы могла состояться продажа Ея Императорскому Величеству участка земли
в Царском Селе, примыкавшего к Царским владениям и принадлежавшего Синодальному
Ведомству. Этот участок земли понадобился Ея Величеству для постройки какого-то
просветительного или благотворительного учреждения – не вспомню сейчас
какого, – и Государыня обратилась к Обер-Прокурору с просьбой доложить
Синоду о желании Ея Величества приобрести означенный участок, в результате
чего и была созвана помянутая комиссия.
Не могу без краски стыда за Синодальных чиновников,
и особенно за Осецкого, вспомнить об этой комиссии.
Открывая заседание, я обратился к комиссии
с вступительной речью, в которой проводил ту мысль, что самая идея созыва
этой комиссии кажется мне не только неудачной, но и обидной для сознания
верных поданных Царя... Царю принадлежит не только мое имущество, но и
моя жизнь; отдавая их по требованию Царя, мы не вправе предъявлять Монарху
никаких условий. Я находил бы, поэтому, целесообразным, не вырабатывая
никаких условий, повергнуть к стонам Ея Величества намеченный Государынею
участок земли, удовлетворившись той суммой, какую Ея Величеству угодно
будет предложить Синодальному Ведомству. Лично же, как председатель комиссии,
я не считаю себя даже вправе принимать в выработке условий продажи никакого
участия.
Я убежден, что условия Ея Величества ни в
каком случае не явятся неприемлемыми для Синода; но, даже допуская обратное,
я находил бы, что Синод, сочувствуя идейным побуждениям Императрицы, должен
был бы выразить свое сочувствие не только на словах.
Моя речь была громом среди ясной погоды...
Первым заволновался Осецкий, а за ним и его ставленники, мелкие чиновники
Хозяйственного Управления... Один только представитель Дворцового ведомства,
благородный князь Михаил Сергеевич Путятин, поддержал меня, исходя из одинаковых
со мной точек зрения.
Что выражали собой протесты Осецкого и «иже
с ним»?!
Хамское опасение, что при этих условиях сделка
окажется невыгодной Синоду и что Дворцовое ведомство использует деликатный
жест Синода в ущерб интересам последнего?!
Нисколько! Комиссия знала, для Кого Дворцовое
Ведомство приобретало этот участок, и таких опасений не могло быть.
Здесь отражалась принципиальная оппозиция
Престолу со стороны тех людей, которые шли рука об руку с врагами России
и династии и делали общее с ними дело... И когда это дело завершалось революцией
1917 года, то первыми завизжали от радости еврейчики и их главные пособники
– семинаристы, те люди, которые прежде всего восстали против своих родных
отцов, смиренных сельских пастырей, а потом примкнули к делателям революции
и с непостижимой злобой, ожесточением и азартом подрывали устои государства...
Главный контингент Синодальных чиновников состоял, за редкими исключениями,
из таких сынков; на общем фоне их, Осецкий являл наиболее типичную фигуру.
При всех своих несомненных достоинствах, бывший
Обер-Прокурор Св.Синода В.К.Саблер был чрезвычайно падок к внешнему преклонению
и это было известно каждому Синодальному чиновнику, знавшему, что его карьера
теснейшим образом связана с холопством перед В.К.Саблером. Осецкий и в
этой области побил рекорд и из чиновников особых поручений 6 класса, в
каковой пребывал безнадежно долгие годы, умудрился в течение около двух
лет сделаться директором Хозяйственного Управления и получить генеральский
чин, что уже узаконило, в его глазах, и ту оппозицию Престолу, какой он
был насквозь пропитан и какая обеспечивала ему почетное место в Государственной
Думе.
Насколько, однако, государственный организм
был уже расшатан, показывает ответ одного из премудрых государственных
деятелей, с которым я делился своими предположениями о необходимости немедленно
же уволить Осецкого от службы...
«Но, ведь, у нас армия почти уже вся распропагандирована,
и верными Престолу остались только 200 человек Михайловского артиллерийского
училища», – сказал он.
«Причем же армия?» – удивленно спросил я.
«Как причем?! Теперь увольняемые чиновники
апеллируют к общественному мнению и его средоточию – Думе. Возникнет конфликт
между Думой и Советом министров, а, при настоящих условиях, еще неизвестно,
чья возьмет, и спор пришлось бы решить оружием»...
Как ни картинно было такое объяснение, но
в нем было много правды, в каждом департаменте каждого министерства было
едва ли не 90% революционеров, и для борьбы с этим засильем требовались
уже чрезвычайные меры...