[Windows Write file. Some garbage expected]
Эссе

Разрушеие дома

Разрушеие дома

*

Разрушеие дома

Если мы хотим преображать жизь, а е обезображивать ее, адо соблюдать
простой и поятый прицип, который, возможо, азовут парадоксом. В таких
делах всегда существует екое устаовлеие или зако; простоты ради скажем є
забор или ворота а дороге. Наиболее совремеый преобразователь бодро
подходит к забору и говорит: №Не вижу в ем пользы. Долой его!¤. На это
более разумый преобразователь долже бы ответить: №Раз вы е видите в ем
пользы, я е позволю вам его ломать. Ступайте, подумайте. Когда вы
веретесь и скажете, что видите пользу, я, возможо, позволю вам его
уичтожить¤.

ые преобразователи преодолевают это препятствие, сообщая, что все их
предки глупы; что ж, глупость оказалась аследствеым едугом. На самом
деле икто е вправе уичтожать обществеое устаовлеие, пока е поймет, что
это є устаовлеие историческое. Если о зает, как и для каких целей оо
возикло, о может сказать, что то были дурые цели, или ои с тех пор стали
дурыми, или же устарели. Если о попросту уставится а его, слово а елепое
чудище, везапо преградившее путь, зачит о, а отюдь е защитик традиций
страдает расстройством воображеия. Можо даже сказать, что о видит
страшый со. Наш прицип примеим к тысяче вещей, к пустякам и важым
убеждеиям, к условостям и устаовлеиям. Только такой человек, как Жаа
д'Арк, которая зала, почему жещиы осят юбки, вправе е осить их, и для
св. Фрациска, любившего праздики и домаший уют, высокий подвиг є стать
бродягой и ищим. Когда, поддавшись совремеому духу, герцогия икак е
поймет, почему ей ельзя играть в чехарду, а епископ заявляет, что ему
еизвесты серьезые каоические резоы, запрещающие ему стоять а голове, мы
можем увещевать их терпеливо и ежо: №Отложите задумаое до той поры, пока
по зрелом размышлеии е осозаете, против какого приципа или предрассудка
вы восстаете. Тогда играйте в чехарду, стойте а голове, Господь с вами¤.

бсеа, силього драматурга, о очеь слабого философа. Ме кажется, Нора в
№Кукольом доме¤ задумаа епоследовательой; и епоследовательее всего
последий ее поступок. Оа жалуется, что еще е умеет воспитывать детей, и
уходит от их є вероято, чтоб изучать их а расстояии.

м е приходит в голову поитересоваться, что стается с противоположой
обязаостью. Если ребеок изачальо вправе аплевать а родителей, почему же
ои е вправе аплевать а его? Если Джос-старший и Джос-младший є только
двое свободых и равых гражда, почему оди граждаи долже сидеть у другого
а шее первые пятадцать лет своей жизи? Почему старший Джос долже за свой
счет кормить, одевать и предоставлять жилье человеку, свободому от
всяких обязательств перед им? Если блестящая молодая особа е обязаа
терпеть аскучившую бабку, почему бабушка или мать терпели блестящую
молодую особу в тот период ее жизи, когда оа вовсе е была блестящей?
Почему ои заботливо ухаживали за ей, когда ее вклад в разговор редко
бывал остроуме и зачастую был евяте? Почему Джос-старший долже
обеспечивать пищей и питьем столь епривлекателього человека, как
Джос-младший, особео а раих стадиях его существоваия? Почему о е выкиет
младеца в око или хотя бы е выставит мальчишку из дома? Очевидо, здесь
подлиые отошеия, в которых возможо равество, о икак е уподоблеие.

Некоторые преобразователи общества пытаются обойти эту трудость с
помощью тумаых представлеий о государстве или абстракции, имеуемой
образоваием. Как могие представлеия серьезых учеых, это просто бред. О
порожде страым суеверием є верой в бескоечые возможости Оргаизации,
слово чиовики растут, как трава, или плодятся, как кролики. Создайте
еисчерпаемый запас оплачиваемых лиц и платы для их є и ои займутся всем
тем, что ормальые люди всегда делали для себя сами; в том числе, будут
воспитывать детей. Но люди е могут зарабатывать, стирая друг для друга
пелеки. Нельзя сабдить всех воспитателями є кто будет воспитывать
воспитателей? Машиы е могут учить людей; возможе робот-камещик или
мусорщик, о е робот-учитель или боа. Действительый результат этой
теории є измочалеый учитель, присматривающий за сотей детишек, вместо
того чтобы ормальый человек присматривал за ормальым числом детей.
Нормальо, чтобы ормальым человеком двигала естествеая сила, которая
ичего е стоит и е требует оплаты, сила естествеой привязаости к
детеышам, которая свойствеа и животым. Отимая эту силу, подмеяя ее
платыми учреждеиями, вы поступаете как тот дурак, что платил аемым
рабочим, вращавшим жерова его мельицы, хотя ветер и вода служили бы ему
даром. Вы подобы сумасшедшему, который заботливо поливает свой садик из
лейки, прикрыв его зотиком от дождя.

Приходится повторять эти самоочевидые истиы є только так мы хоть смуто
увидим, почему существует семья. Это зали аши предки, ои верили в
родствеые связи и в логические тоже. Сегодя аша логика состоит в осовом
из едостающих звеьев, а аши семьи є из отсутствующих члеов. Как бы то и
было, исследоваие адо ачиать имео с этого коца, а е с семейой ссоры,
из-за которой Дик разобиделся или Сьюза ушла из дома. Если Дик и Сьюза
хотят уичтожить семью потому, что ои е видят в ей пользы, я повторяю то,
что сказал в ачале: что ж, тогда им следует ее сохраить. Ои е вправе и
помышлять об ее уичтожеии, пока е увидят, в чем ее польза.

Очевидо, что в семье обществео еобходимая работа делается из любви, а е
за деьги (и є осмелюсь амекуть є имео с тем, чтобы за ее отплачивали
любовью, ибо ее ельзя оплатить деьгами). Но в семье есть и иой смысл.
Эту стороу положеия описать легко. Существующая система общества,
страдающая в аш век идустриальой культуры от жестоких ападок и горьких
проблем, все же остается ормальой. В осове ее лежит идея, что общество
состоит из можества малых королевств, где мужчиа и жещиа стаовятся
королем и королевой и осуществляют разумую власть, подчияясь здравому
смыслу, до тех пор, пока их поддаые е вырастут в таких же королей с
такой же властью. Так уж устроео человечество, и это древее, чем все
летописи, уиверсальее, чем все религии, амого мудрее, чем все попытки
его измеить.

Другое преимущество малой группы ые е только забывают, о даже е осозают.
Здесь мы сова имеем дело со страыми заблуждеиями, распростраившимися во
всей ашей литературе и журалистике. Заблуждеия эти укореились астолько,
что часто мы вправе сказать: если что-ибудь тысячу раз объявили очевидой
истиой, это почти аверое очевидая ложь. Одо такое утверждеие адо
отметить особо. Несомео, можо могое сказать против домашей жизи и в
пользу тяги к гостиицам, клубам, общежитиям, коммуам и тому подобое. Но
совершео елепо привычое утверждеие, будто уход из дома є это выход а
волю, обретеие свободы.

Всякий, способый думать, видит как раз обратое. Разделеие человечества а
семьи есовершео, как все человечество. Оо е дает полой свободы є ее
трудо дать, трудо даже определить ее. Но простая арифметика показывает,
что семья дает власть ад чем-то, право формулировать что-то по своему
усмотреию большему числу людей, чем крупейшие оргаизации, правящие
обществом саружи, будь то правительствеые, коммерческие или обществеые.
Даже если учитывать только родителей, очевидо, что их а свете больше,
чем бизесмеов, полисмеов, политиков или владельцев отеля. Я даже
предположу, что этот довод, апрямую примеимый к отцам, косвео примеим к
детям. Мир ве дома ые подчие жестокой дисциплие и строгому режиму,
только дома осталось место личости и свободе. Выйдя из дому, каждый
долже влиться в толпу людей, идущих в одом и том же аправлеии и выуждеых
одеваться до известой степеи одиаково. Бизес, особео большой бизес,
оргаизова, как армия. Некоторые азывают это бескровым или мирым
воиством, я же азову воиством без воиских доблестей. Как бы то и было,
очевидо, что сотя клерков в баке или официаток в ресторае подчиеы более
строгому распорядку, чем каждый из их у себя, в домике или квартире,
увешаой любимыми картиами или продымлеой любимыми сигаретами. Столь
очевидое в бизесе е меее веро в обществе. Погоя за удовольствиями є это
попросту погоя за модой, а мода є погоя за условостями, только теперь є
за овыми. Джаз, автомобили, пикики, кутежи в большом ресторае
способствуют подлио езависимому вкусу е больше, чем любые моды прошлого.
Если богатая молодая леди хочет делать все то, что делают прочие богатые
молодые леди, оа славо позабавится, ведь молодость є забава, да и
общество тоже. Оа будет аслаждаться своей совремеостью, точь-в-точь как
ее викториаская бабушка аслаждалась своим викториаством; о аслаждается
оа условостями, а е свободой.

 если епископ решил стоять а голове, ему проще делать это в тишие своей
резидеции, чем прерывать филатропическое мероприятие.

Если таков безликий шабло в бизесе и обществеых делах, то уж безуслово о
существует в политике и суде. К примеру, уголовые аказаия поеволе
обобщают. Только домашие аказаия могут примеряться к личости, потому что
только тут судья зает что-то о подсудимом. Если Томми взял серебряый
аперсток из шкатулки с рукоделием, его мама поступит по-разому в
зависимости от того, сделал о это ради шутки, или азло, или чтобы
продать, или чтобы вовлечь кого-то в беду. Но если Томкис украл
серебряый аперсток из магазиа, зако е только может, о и долже аказать
его по определеой статье, как всех, кто грабит магазиы или ворует
серебро. Только домашее правосудие может посочувствовать, тем более є
посмеяться. Я е утверждаю, что семья всегда так делает, о утверждаю, что
государство е вправе и думать об этом. Даже если мы только азовем
родителей езависимыми владыками, а детей всего-авсего поддаыми,
отосительая свобода семьи может дать поддаым определеые привилегии є и
часто дает. Пока дети остаются детьми, ои должы быть чьими-то поддаыми.
Вопрос в том, адо ли разделить их между природыми властелиами, которые
связаы с ими естествеым чувством, как е связа икто другой. Ме кажется,
ясо, что это ормальое разделеие дает аибольшую свободу аибольшему числу
людей.

Я протестую против разрушеия дома потому, что оо еосозао и еразумо. Люди
е ведают, что творят; е ведают, что уичтожают. Это проявляется
по-разому, и в очеь серьезом, и в мелочах, от развода до пикика. Но
каждый раз люди уходят, уклояются, прежде всего є уклояются от спора.
Надо решить а философском урове, желают ли ои сохраить традициоое
обществеое устройство и есть ли для его замеа. Сейчас к обществеой
проблеме отосятся как к мешаие частых проблем. Даже в своем противлеии
семье все рассуждают по-семейому. Каждая семья рассматривает только свой
случай и получает узкий, чисто отрицательый результат. Каждый случай
оказывается исключеием из правила, которого ет. Семью, особео в ыешем
государстве, ужо сильо исправить, как и большиство ыеших устаовлеий.
Здаие семьи адо сохраить или разрушить или перестроить, о ельзя
допустить, чтобы его растаскивали по кирпичику оттого, что икто е зает,
зачем его строили. Архитекторы должы, апример, создать широкие, легко
открывающиеся двери во имя древей доблести гостеприимства є уравивая в
благоразумых пределах частую собствеость, адо учитывать и праздики. Но
гостеприимство дома всегда должо отличаться от гостеприимства гостииц,
отличаться тем, что оо еповторимо, езависимо, заято. Пусть юые Брауы и
юые Робисоы встречаются, общаются, тацуют, дурачатся, как и задумал их
Создатель; о всегда будет екоторая разица между Робисоами у Брауов и
Брауами у Робисоов. Разица эта уможает разоообразие, идивидуальость,
изобретательость є то есть жизь, свободу и стремлеие к счастью.

*

В защиту удых людей

Все, или почти все, считают в аши ди, что удость є епростительый грех.
Это е так. Если здесь вообще примеима эта грозая термиология, правильее
сказать, что грешит тот, кому скучо. Уыие, действительо, считается
грехом; имео по его вие мы постояо едооцеиваем мир и забываем о ем. Но
грешит уыием тот, кому скучо, а совсем е тот, кто скуку агал. В сущости,
если ам скучо, это икак е зачит, что аш собеседик скуче; ведь из того,
что мы убиты, е обязательо следует, что виовик ашей смерти є убийца.
Когда посредие Флит-стрит вас поразит выстрел, у вас есть все осоваия
считать себя убитым (в общеприятом смысле слова). Но вопрос о том,
убийца ли тот, кто убил вас, є есравео сложее и легко заведет ас в дебри
юридических токостей, восходящих к Великой Хартии Вольостей и кодексу
Юстииаа 1. О, личо о, может совсем е быть убийцей. А вдруг о выстрелил,
защищаясь, потому что приял за ападеие тот изящый взмах трости, которым
вы подзывали кеб? А вдруг о выстрелил по рассеяости, прияв вас за
круглую мишеь в тире? С убитым дело просто; с тем, кто убил, є куда
сложее: о может быть дьяволом, может быть и ребеком.

Скука (а оа емогим лучше смерти, ибо тот, кому скучо, перестает ощущать
жизь) тоже вполе кокрета, если говорить о скучающем. Лицо же, агояющее
скуку, может быть кем угодо, от самого удого человека в мире до самого
заятого. Диккес, повествуя о Миистерстве Околичостей, заудил бы до
смерти судаского араба. Самый лучший клоу довел бы до страшой скуки
тибетского моаха, если бы стал тщательо имитировать перед им жарго и
повадки аглийского матроса. Очеь может быть, что человек, поведавший ам
о епревзойдеой роматике швейых маши или скотоводства, скуче только а аш,
варварский слух. Может быть, ам, дикарям, едоступы все поразительые
перипетии споров его тетушки с опекуами из-за прадедушкиого завещаия.
Если здесь возможе разговор о виовости, виовы мы. Предмет беседы ичуть е
скуче; а свете ет скучых тем. Если аш собеседик, по всем призакам умом е
блещущий, уловил тайую прелесть темы є зачит, скучой ее азвать ельзя.
Если его так волует педаль сцеплеия или отвратительые поступки Томсоов є
почему бы всему этому е взволовать и ас? Мы связаы, о є свободе, и
потому о выше ас. Счастливый человек выше уылого. Уыие и скука слушателя
говорят порою об его образоваости и уме; о ои икак е могут быть столь
хороши, как увлечеость, детская серьезость, ебесая радость скучого
рассказчика.

Правильый взгляд а удых людей спасет ас почти от всего совремеого
пессимизма. Пессимизм едва ли е всегда є порождеие богатых и праздых
сословий. Праздый е может поять, как вещи, е волующие его, волуют
других. Если ему скучы секреты дубильщика или радости фотолюбителя, о
решит, что ои скучы и тем, кто их расписывает. Для его скучо все, что
поглощает человека с головой. Может быть, в социальом смысле это и так,
о с психологической точки зреия все обстоит как раз аоборот. Если кто-то
чем-то поглоще, зачит є это очеь итересо. Но когда человек е хочет уйти
из рая, пессимисты делают вывод, что о є в тюрьме.

Прекрасый тому пример є математика. Все считают, что это є страшая
скука; о если вы хоть раз видели математиков, вы должы призать, что ет в
мире ичего итересей этой ауки. Оа отвлечеая, коечо; о ведь и
богословие є отвлечеая аука, а люди кидались а пики и сгорали а медлеом
оге во имя богословских исти. Вы имеете полое право считать такие
проблемы елепыми. Но то, что делали люди во имя абстракций богословия,
ои сделали бы є я увере є ради абстракций математики. Если история учит
ас хоть чему-ибудь, мы должы поверить, что есть а свете люди, которые
падут в битве или погибут е костре за математическую истиу.

експир є передать акал их страстей, и только Бог є рассудить их.

Не льстите себя мыслью, что вы оставляете семью, потому что вас влечет
искусство или позаие. Вы просто бежите от епосилього позаия людей и от
емыслимого искусства жизи. Может быть, вы правы. Но е говорите, что вы
ушли потому, что миссис Брау преса, дядя Джо є зауда, а тетя Мэри е
поимает вас. Скажите, что вы, вполе простительо, е уловили токой
прелести миссис Брау, или прошли мимо смутых, о захватывающих глуби
дядиой души, или е пояли тетю. Уыие є грех; люди удые е согрешили.
Сисходя к слабости человеческой, оправдаем бут и мятеж и разрываие пут.
Но сильый человек, совсем хороший, айдет радость там, куда его забросит
судьба. Великому герою хорошо дома. Лучший из лучших сидит у ог своей
бабушки.

*

Томми и традиции

Не так даво я пытался убедить сотрудиков и читателей свободолюбивой
газеты, что демократия, в сущости, е так уж плоха. Это ме е удалось.
Сотрудики ее и читатели є очеь милые, даже веселые люди; о ои е могут
переварить парадоксальое утверждеие, что бедые действительо правы, а
богатые є виоваты. С тех пор стало приято связывать мое имя с джиом,
которого я терпеть е могу, и семейыми драками, для которых у мея е
хватает прыти. Я часто думал, стоит ли ме объясять еще раз, почему бедые
правы; и вот сегодя утром я, очертя голову, сова риулся в бой. Почему,
спросите вы? Потому, что какая-то жещиа сказала мальчишке: №Ну, Томми,
теперь иди поиграй¤, є е грубо, а с тем здоровым етерпеием, которое так
свойствео ее полу.

мео этого ои и е думают. Самое трудое є убедить бедых, как ои правы.

А хочу я сказать вот что: подобо тому, как была истиа в продажом
парламете вигов и в проповедях еверующих свящеиков, є есть истиы,
которыми владеют бедые в своей темоте и ищете, и е владеем мы. Дело е в
том, что ои абсолюто правы, є ои  правы  отосительо;  о  мы  абсолюто
еправы.

лиады¤.

грают ои среде, а работать исхитряются как можо меьше, что и я бы делал
в их шкуре. Но ои правы теоретически, философски. Ои отличаются от ас
или аристократов (простите за это №или¤) тем, что их работа є работа, а
игра є игра. Работать зачит для их №делать то, что е хочешь¤; играть є
№делать то, что хочешь¤. Суть работы є зако, суть игры є благодать.

гра є это отдых, как и со.

ди поиграй, Томми¤, є усталый страж бессмертого разума. Может быть,
Томми иогда приходится есладко; может быть, оа заставляет его работать.
Но оа е заставляет его играть. Оа отпускает его играть, дает зарядиться
одиочеством и свободой, и в этот час е Фребель и е Томас Арольд 5
заимаются Томми, а сам о заимается собой. Не заю, удалось ли ме
объясить, что бедые храят епрезетабельую истиу, а мы є прекрасо
отполироваую ложь. На сегодя я поработал достаточо. Пойду поиграю. 

*

Нелепая фраза

Не так уж часто встречается кига, аписаая имео тем человеком, который
долже был ее аписать. Аббат Диме 1, известый фрацузский мыслитель,
вовремя и точо заговорил об Умеии Мыслить, без которого совремеый мир
вот-вот сойдет с ума. О полагает є и я с им совершео согласе, є что аша
культура состоит из можества трескучих фраз, е только елепых, о и вовсе
бессмыслеых. Беда е в том, что люди просто думать е умеют, беда в том,
что могие даже е догадываются, как это естествео и человечо є думать. По
словам аббата, №у каждого человека бывает миг озареия, когда о говорит
себе: °я запутался, о одо малеькое усилие, одо движеие, обещаие є я е
буду больше городить вздор є и ме удастся вырваться из тьмы
бездумостиў... Любой пустяк є стук двери, гудеие мухи є сбивает человека
с толку, и о вовь отдается расхожим мыслям, о в иые миуты лишь теь
отделяет ас от высшей духовой жизи, и ебольшого усилия достаточо, чтобы
слиться с ей. Словом, все мы от рождеия верим в Умеие Думать, одим людям
оо дао, а другим ет, о эти последие должы виить только себя¤.

Рядом с ясой и своевремеой кигой фрацузского мыслителя а моем столе
лежит брошюра, призывающая присоедииться ко Всемирому движеию за Мир и
Прогресс. Насколько я поимаю, могие выдающиеся люди присоедиились к
этому движеию. Читая подобые брошюры, я всегда думаю є еужели эти
выдающиеся люди и их друзья е застывают от ужаса и изумлеия и е говорят
себе: №Я запутался, о одо малеькое усилие...¤? Несчастье совремеого
мира, есчастье выдающихся людей и их друзей состоит в том, что умы их
забиты хламом старых ошибок и устаревших мыслей, сегодя уже е годых.
Поло слов, которые все произосят и икто е слышит. Еще больше таких слов,
которые что-то зачили, когда были произесеы впервые, о сегодя их
произосят в тысячый раз, потому что ои уже ичего е зачат. Я приведу
только оди пример из этого обращеия идеалистов. Ои зовут в свой союз
№людей любой расы и веры¤.

Совремеый человек обрече, если, произеся такие слова, о е содрогулся и е
воскликул: №Господи! Да что же я говорю?¤. О е зает, что о говорит. О
соедияет два поятия, слово ои заведомо приадлежат к одому виду, а ои
икогда е приадлежали даже к одому роду. Коечо, человек может братски
любить людей любой расы и религии, любящих любого господа и любые
галстуки, с каким угодо исповедаием или исподим, а также готовых к
самопожертвоваию и курящих трубку. Эти вещи икак друг с другом е связаы,
и ет икаких причи их соедиять, а выражеие №любой расы и веры¤
предполагает, что ои всецело зависят друг от друга. Раса и религия
соедияются в повседевом языке, слово котелки и кастрюли, сео и солома,
башмаки и ботики, и другие группы одородых вещей. Но раса и религия
одороды, как адеоиды и алгебра.

Когда мы говорим о чужой вере, мы подразумеваем систему убеждеий, как-то
соотесеую с ашими воззреиями. Чужие убеждеия подтверждают аши или им
противоречат, соглашаются или спорят. Пусть у ас едостает рвеия, чтобы
обратить мормоа или почитателя Мумбо-Юмбо, о мы верим, что его можо
обратить, и заем, в какую веру ам хотелось бы обратить его. Мы заем, что
религия аходится в разуме человека, и разум способе меяться. Но мы е
адеемся, что эфиоп смеит кожу, а китаец утратит могольский разрез глаз
вместе с кофуциаством. Похоже, что, отказавшись от всех предрассудков
отосительо цвета, мы все-таки аходим большое сходство между красокожим и
красым большевиком, радосто приветствуем желтую угрозу и желтую прессу.
Это просто путаица, о таких путаиц миллио, и ои стаовятся все запутаее.
Я привел этот пример, потому что без примеров совремеый ум уже е может
разобраться, как обстоят дела.

мео убеждеия определят отошеия такого арода с ами, а е цвет его кожи.
№Религия¤ и №раса¤ соедиились в ашем представлеии только в силу
аллитерации, ои связаы друг с другом е больше, чем ум и усы. Если бы
китаец и я спорили (боже сохраи) о пропорциоальом представительстве,
была бы все-таки слабая адежда, что оди из ас в коце коцов переубедит
другого. Но икто е ждет, что я пожелтею, а китаец побелеет.

Возьмите газету, откройте любую страицу совремеого ромаа є и вы увидите
все тот же абор бессмыслеых фраз. Я рекомедую поискать эти фразы, прежде
чем перейти к более сложым усилиям разума под руководством фрацузского
мыслителя. Модые словечки, затертые фразы всегда служат ложой теории.
Убеждеие, что вера епоправима и еизбежа, как черая кожа или как скулы
эскимоса, уизительо. Если следовать этой теории, придется примириться со
всеми различиями в вере, потому что думать вообще е стоит. Трусость
порождает бездумость, бессмыслеые фразы безмозглой философии. Но
безмозглая философия, а тем более философия, враждующая с мыслью,
состоит только из противоречий. К счастью, мы все є красые, черые,
белые є вправе думать, и это едиствеый залог мира и прогресса.

*

Все аоборот

стиа же о жещие а службе и о жещие в доме очеь важа, рассказ о ей є очеь
уже.

експиром или Леоардо. Несомео, в толках о воспитаии есть истиа. Одако
отосится оа к воспитаию домашему. Оо и впрямь охватывает все. Обществеое
воспитаие может быть узким. Мы преувеличим, если скажем, что, ставя
почерк, учитель ставит и характер. Мы ошибемся, если предположим, что
тихий чужеземец, обучающий детей фрацузскому и емецкому, говорит языками
человеческими и агельскими. Но мать, воспитывающая дочерей, ставит им
характер, ибо имеет дело со всеми граями их души. Быть может, оа е
говорит языками агельскими и человеческими 3, о ей решать, что узают ои
об агелах, что є о человеке.

Словом, если воспитаие еизмеримо важо, еизмеримо важа и домашяя жизь; оа
важее, чем жизь деловая, служебая. Вспомим арифметику: отимите от суток
столько-то часов, и сутки стаут меьше. Если мать проводит время а
службе, оа меьше времеи дома. Будь воспитаие (равствеое ли, культурое
ли) делом простым и мехаическим, мать могла бы с им справиться прежде,
чем заяться делом поважее, то есть є служить хозяиу за деьги. Сводись оо
к урокам, оа могла бы аскоро аучить детей счету прежде, чем уйти в
высшие, лучшие сферы молочого или аптечого треста. Одако ам говорят, что
воспитаие є е образоваие, е мехаические упражеия; оо должо
осуществляться всегда; оо должо касаться всего. Что ж, тогда оо должо
осуществляться и дем, когда люди служат. А если ребеок вправе спросить о
чем угодо, мать должа ему ответить.

Мысль о том, что мать легко замеить, є иллюзия обеспечеых. Стороики ее
имеют в виду богатого ребека, и такую свободу лучше бы азвать роскошью.
Да, модая дама может препоручить свою дочь фрацузской, или чешской, или
сакритской гувератке и, е тревожась об одой сторое ее развития,
безмятежо предаваться достойой деятельости, скажем є давать деьги в
рост. Но бедые е могут аять одому ребеку пять учителей. Обычо у их оди
учитель а пятьдесят детей. Невозможо разрезать учителя а кусочки и
раздать каждому. Но и с ребеком из богатой семьи все е так просто, ибо
мы е вправе утверждать, что специалисты замеят духовый авторитет. Даже
миллиоер е может быть увере, что в шествии гувераток, проходящих под
мраморым портиком, ет зияия. А вдруг о кого-то упустил, и это так же
опасо, как е пригласить в крестые фею Карабос 4? Дочь его, огляувшись а
свою есчастую жизь, скажет: №О, если бы у мея была литовская яька!
Насколько иаче жилось бы ме в Восточой Европе с моим мужем, послом...¤.
Одако амого вероятей, что едоставать ей будет е тех или иых позаий, а
простого равствеого кодекса или целього взгляда а жизь. Коечо, миллиоер
может аять махатму или ясовидящего, чтобы дать своему дитяти екое
мировоззреие; о я е увере, что оо сгодится даже богатому ребеку, о бедом
же е будем и говорить. Когда люди сравительо беды (таких а свете больше
всего), сова встает вопрос об ответствеости родителей, согласый со
здравым смыслом. Воспитаием должы заиматься ои. Если вы ставите высоко
воспитаие, ставьте высоко и родительскую власть. Если преувеличиваете
цеость воспитаия, преувеличьте и ее цеость; если вы ее презираете,
презрите и воспитаие. Вы скажете, что молодые всегда правы и вольы
делать что им хочется. Прекрасо; скием же с себя всякую ответствеость.
Но е приставайте тогда с воспитаием. Где ет власти, его ет. Решите, что
вам ужо є еограичеая свобода или еограичеое воспитаие, о поумейте и е
пытайтесь их сочетать.

ейлы Кэй-Смит. Теперь уже е так увереы в том, что свобода дает жещие
ключ без дома; е совсем убеждеы, что домоводство скучо и прозаичо, тогда
как счетоводство поэтичо и радосто. Среди людей умых сомеия эти
усилились из-за ыешего увлечеия психологией и гигиеой. Нельзя считать,
что каждое движеие ервов достаточо важо, чтобы заиматься им в библиотеке
и лаборатории, и едостаточо важо, чтобы заиматься им дома. Нельзя
полагать, что первые годы жизи беспредельо зачимы, и отказывать в зачеии
матери. Нельзя утверждать, что материство є серьезейшая тема для учеых
мужчи, о е для обычых жещи. Каждое слово о еизмеримой важости детских
впечатлеий работает а пользу детской. Все ведет к той простой истие, что
домашяя работа є огрома, обществеая є мелка. Человеческий дом є страая
штука: саружи о меьше, чем изутри.

Одако в проблеме этой таится еще ода забытая истиа, касающаяся и
мужских, и жеских заятий. Поборики жеских прав впадают в ту же ошибку,
что и поклоики империи. Я хочу сказать, что большой масштаб создает
иллюзию успеха. Как это и страо, простое количество успокаивает,
повтореие скрывает еудачу. Попросите кого-ибудь адеть особый головой
убор и яркий костюм, а потом приимать в своем садике страые позы; авряд
ли о или вы ощутите воодушевлеие и высокий пыл. Закажите четыреста
уборов и четыреста костюмов, и ои стаут формой. Заставьте четыреста
человек приимать позы а Солсбери-Плей, и вы ощутите дух полка. Прикажите
им маршировать, и если вы выше животых, которые погибают 5, вам
покажется, что произошло или произойдет что-то прекрасое. Должо быть,
это чувство ужо душе; имео оо породило образ архистратига Михаила. Но я
поимаю, что а практике оо смешао с иллюзией. Невозможо зать четыре соти
человек так, как мы заем одого. Даже если каждый из их икуда е годе, ам
покажется, что все ои вместе красивы и сильы. Если же мы заем, что икуда
е годится оди, ошибки е будет.

Вот почему лакей довольо смешо, солдат серьезе. Нет, е только поэтому;
о, как бы то и было, лакеи обретают достоиство, лишь уподобляясь
солдатам. Ои впечатляют, когда их мого, слово средевековые слуги, верые
господиу. Тогда ливрея была достойой, как форма, ибо человек говорил,
что служит Нэвилам или Дугласам так, как скажем мы, что служим Фрации
или Аглии. Воиская честь є общиое чувство, и оо благородо, как все
чувства сообщества. Гордиться одим лакеем так же глупо, как обедать одой
горошиой или прикрывать лысиу одим волосом. Слово №лакей¤ должо
употребляться только во можествеом числе, как №штаы¤ или №ожицы¤. Строго
говоря, можо сказать №штаиа¤, о уж №ожица¤ икак ельзя. Каждый из ас
ощущает, что соти рабов хотя бы величавы, тогда как оди раб являет всю
изость рабства. Оди лакей є человек в маскарадом костюме. Надеюсь, вы
заметили, что, проезжая по улицам среди своих верых вассалов, вы как бы
сливаетесь с ими. Вы е помите их име, е заете их числа, о их мого є и ои
близки вам. Это и чувствовали великие люди во главе армии;          это
и давало Наполеоу или Фошу 6 право сказать №Mes enfants¤ 7. Для
полководца солдаты є его часть, слово у его тысячи рук и ог. Но если вы
видите лакеев по одиочке или (что тоже случается) если у вас оди слуга,
все будет иаче. Взирая а его, вы е ощутите, что слились с им. Едиеие с
изшим покиет вас; такая близость возможа лишь в толпе. Глядя в глаза
лакею, вы поймете, что душа его є е с вами.

меть дело с одим гораздо трудее, чем с тысячами. Вот от этого и бегут,
когда бросают дом ради службы. Жещиы хотят скрыть от себя еудачу, то
есть правду. Жещиы хотят обрести иллюзию форума. Ради ее ои измеяют
дому, где живет реальость. Видит Бог, я их е осуждаю; и это є часть
жизи, вполе допустимая в свою меру, как всякое удовольствие. Но я хочу
апомить фемиистам, что так е приблизишься к правде. В самом лучшем
случае роматика эта безвреда, в худшем є очеь вреда. Уход от частой жизи
к обществеой может быть честым и ечестым, ужым и еужым, полезым и
гибельым, о это всегда и епремео переход от трудой работы є к более
легкой, от великой є к более мелкой. Потому и хочет столько жещи уйти от
епосильых домаших дел к так азываемому делу. Легче обеспечить ливреями
сто слуг, чем разобраться в сердечых делах одого. Легче выписать
квитации или выдать письма соте людей, чем обеспечить одого едой,
беседой и поддержкой. Легче преподавать историю или географию соте
детей, править сто работ по алгебре и тригоометрии, чем бороться с равом
одого. Всякий, кто взял а себя ответствеость за ребека, скоро увидит,
что о вступил в общеие с огромыми агелами и бесами.

Есть и другая иллюзорость, я бы даже сказал є другая безответствеость в
чисто обществеых делах, особео є в учительстве. Учитель обычо имеет дело
с одой долькой души и всегда є с одой долькой жизи. Матери приходится
иметь дело е только со всей душой, о и со всей жизью своего ребека.
Учитель сеет семя, мать є е только сеет, о и жет. Учитель видит больше
детей, о е больше детства, и уж во всяком случае меьше юости и зрелости.
Очеь мало девочек травятся ядом, да и мальчиков, повесившихся после
порочой, преступой жизи, совсем емого. Но родители видят все, а е только
школьые годы. Навряд ли ои ждут, что будущее детей завершит яд или
веревка; о если беда случится, ои о ей услышат, и зают это зараее. А
учитель, по-видимому, е услышит ичего. Всем известо, как тяжел, а порой
и героиче труд учителей, о я е обижу их, если замечу, что в этом смысле
им повезло. Циик уточит, что учитель счастлив, ибо е видит  плодов своей
работы. Я ограичусь тем, что скажу: о хотя бы лише тяжкой обязаости
смотреть и с другого коца. Учитель редко видит, как умер его учеик.
Скажем помягче є о редко видит час беды. Но все это є ода из могих граей
той же истиы. Обществеая жизь е шире, а уже частой. То, что мы зовем
обществеой жизью,  сложео из кусочков є из встреч, впечатлеий, дел;  и
только частая жизь  берет  ас целиком. 

*

Заговор для всех 1

Уэллс утверждает, что мир ые стремится ко всеобщему миру и жаждет его
больше всего а свете. Что ж, люди всегда мечтали о всеобщем мире и порой
страсто стремились к ему, о є прошу заметить є ои икогда е ставили мир
выше всего. К сожалеию, а мою оговорку Уэллс вимаия е обращает.
Потребость в едистве была так велика, что Европа мого раз пыталась
достичь его, и иогда ей это удавалось. Но эти достижеия е кажутся Уэллсу
достойыми вимаия. Языческий Рим добился материалього едиства, а Уэллс
терпеть е может империю. Христиаский Рим добился едиства духового, о
Уэллс его поосит. Карл Великий создал овую империю, о, боюсь, Уэллс
презирает Карла. Наполео вовь попытался создать империю, и Уэллс
закипает от ярости, когда слышит его имя. Уэллс в сложых отошеиях с
историей: о все время твердит о еобходимости всемирого союза и все время
ругает тех, кто такой союз создавал. Августи сказал в шутку:
№Провалиться бы тем, кто до мея сказал мое слово¤. Уэллс всерьез
говорит: №Провалиться бы тем, кто до мея сделал мое дело¤. Коечо, ои е
завершили свой труд є тот, который Уэллс и е ачал. Одако ему
потребовалось изгать их идеи, чтобы выдвиуть свою. Уэллс предлагает овый
путь к едиству є Заговор для Всех.

Не могу сказать, чтобы эта идея казалась ме убедительой є убедительой
для всего человечества. Если у ас ет едиого закоа, как в империи
Августа, то должа быть едиая этика, как в империи Григория Великого. Мы
должы либо приять общую цивилизацию, либо призать общую веру є только
так мы обретем власть и авторитет, которые смогут судить разумо и чей
суд будет приза всеми. Даже и тогда ссора возможа, о возможе и спор.
Спорить и рассуждать можо только тогда, когда есть едиая система
цеостей, иаче будет ссора, а спора е будет. Представьте себе пруссака,
который дорожит только Пруссией, и большевика, которого итересует только
большевизм. Бессмыслео призывать их к мирому спору, а е борьбе. О чем ои
стаут спорить, какие доводы обрушат друг а друга? Вы скажете юкеру, что
его заосчивость подрывает дружбу аций, є а о плевать хотел а эту дружбу.
Вы объясите коммуисту, что его итерациоализм разрушает патриотизм, є о о
как раз и хочет уичтожить патриотизм. Где ет согласия, е может быть и
спора, и е может быть едиого авторитета у тех, чьи осовые цеости
совершео различы. Я говорю об узком патриотизме, который азывают
пруссачеством, об узком коллективизме, который азывают большевизмом, є
это ведь самые обособлеые и самодовлеющие из совремеых течеий. Стоит
заметить, что учеия эти приадлежат двум великим державам, которые икогда
е подчиялись вполе и языческому, и христиаскому Риму.

з одой оты е рождается гармоия, где уравовешео всеобщее и особеое.
Коветри Патмор 2 веро сказал: №Бог е бескоечость; О є едиство
бескоечости и предела¤.

, как могие древие сосуды, ои є произведеие искусства.

*

Надоевшие перемеы

 прошлое, и астоящее о презирает: мы, а его взгляд, лишь едоразвитые,
едопечеые варвары. Кое-кого из ас, пожалуй, можо было бы азвать
едопечеым философом є так, и оди из философов этой школы е ответил а мой
вопрос: если все, в том числе и душа человека, измечиво, кто разберет,
какая перемеа ведет к добру?

оу, создает овую высокую этику, отказываясь употреблять в пищу
животых, є при этом о руководствуется искоым идеалом милосердия. Другой
эволюциоист создаст овую широкую этику, призвав людей к полой свободе є
свободе питаться человечиой. (Правда, и ему поадобится древий идеал є
идеал свободы). О сможет легко и еприуждео рассуждать, что ужас перед
каибализмом є просто варварский предрассудок, пережиток табу, елепое
ограичеие личости. Предсказаие профессора, акоец, сбудется є о дождется
счастливого дя, когда ас и вправду превратят во вполе печеых є или, по
вкусу, жареых є варваров.

Но кто решит, какое из этих ововведеий лучше, если у ас е остается
еизмеой меры? Чтобы предпочесть высокую этику или этику широкую, адо
сохраить екий еизмеый идеал свободы или милосердия. Профессор верит в
прогресс, потому что еще триста лет азад жещи сжигали а костре. А что,
если я скажу, что через триста лет жещиы стаут жертвами вивисекции? Я
ведь тоже могу предсказывать е хуже, чем о, я тоже могу задрапироваться
в матию, усесться а треожик и изречь свое пророчество. Я так же
осведомле о будущем, как и Профессор, є я ичего о ем е заю. Но, быть
может, мое предсказаие истио. Могие учеые в самом деле хотели бы
распростраить свои опыты и операции а людей, точо так же, как овые
каибалы хотели бы распростраить а людей свое мею. Научый жарго вполе
приспособле для оправдаия вивисекции, как и любой другой жестокости. Как
и во все века можо твердить, что меьшиство должо страдать ради блага
всех, что это мучеичество во имя человечества, є и я хотел бы зать, как
аш эволюциоист сможет одобрить или осудить вивисекцию, если его мораль
тоже измечива. Стороики вивисекции скажут, что истиый прогресс уждается
в жертвах во имя ауки, их противики скажут, что истиый прогресс є а
путях милосердия и отказа от асилия. Но как ам придти к истиому поимаию
истиого прогресса? Для этого ужо сохраить какую-то еизмеую истиу. Но
суть учеия об эволюции в том, что и ода истиа е уцелеет, и душа, и тело
еустойчивы, текучи. Все, что мы можем сказать о будущем, это №грядут
перемеы!¤. Но мы е заем, будет ли будущее лучше: чтобы судить об этом,
ужо иметь что-то общее с ашими потомками є общую цель, общий идеал.
Почему же это №что-то¤ е меяется? Неужто оо е подчияется закоам
эволюции? Неужто оо создао по особым закоам? Неужто оо є чудо, еужели
зако этики и совести сотворе Богом? Какой ужас!

Мало что можо сказать о кокретых прорицаиях Профессора. Ои в осовом
повторяют є и пародируют є ромаы Жюля Вера и Уэллса. Только ои слишком
елепы для ромаа и даже для пародии. Коечо же, профессор поло радужых
адежд и прямо-таки лопается от оптимизма. Мир прекрасе, и с каждым дем о
стаовится все лучше. Люди обадеживающе быстро теряют зубы, волосы, зреие
и слух. Когда мы избавимся от всех этих атавизмов и замеим их
высокоаучыми протезами, мы достигем идеала є у ас будут фальшивые
волосы, фальшивые зубы, фальшивые глаза и фальшивые уши. Правда,
профессор е упомяул о том, когда ам удастся создать оду е столь важую
часть будущего аппарата, которую до сих пор е удалось постичь самым
любозательым учеым, є я имею в виду ту е заслуживающую вимаия мелочь,
которая видит, слышит, обояет, думает и говорит ашими устами. Как и
страо, без этой мелочи, которую икто е сумел обаружить, телескопы е
видят, телефоы е слышат, и даже киги е пишут и е читают сами себя. Даже
человек е может говорить, совсем е думая, хотя о искрее к этому
стремится.

*

Почему проваливаются реформы

Все епрестао говорят, что каждое поколеие восстает против предыдущего; о
икто е замечает, что восстает оо против последего мятежа. Возьмем такой
пример: теперь очеь хвалят оду разовидость ромаов. Нет, ои вполе
приличы, е спешите их читать. Более того: ои приличей и строже, чем
хотелось бы авторам. Собствео, это возврат к старомодой морали и уход от
модой. Это е столько мятеж дочерей, сколько возвращеие бабушек.

Такой рома аписала, к примеру, Мэй Сиклер є рома о старой деве, чью жизь
безвозврато погубило чувствительое, ежое воспитаие, осоваое а том, что
№адо вести себя красиво¤. Миссис Делафилд тоже аписала кигу, где
говорится, что детей учат лжи и самообмау, взывая к их лучшим чувствам и
повторяя: №Ты ведь е хочешь огорчить папу!¤. Надо сказать, старомодые
воспитатели этого е говорили, предпочитая фразу: №Папа тебе покажет!¤.
Одако я и в малой мере е защищаю отца с розгой. Я просто указываю, что а
деле его защищают мисс Сиклер и миссис Делафилд. Что же до мея, я
прекрасо помю время, когда самые модые писатели и педагоги воспевали тот
самый метод, который разоблачают теперь. Мы узавали от их, что истиый
воспитатель долже взывать к лучшим чувствам; что дети под его
руководством должы №жить красиво¤; что лучший довод є слова: №Ты е
хочешь огорчить папу¤. Во времеа моей юости а этих осовах и стояло
воспитаие. Все адежды возлагали а тот благодушый оптимизм, который
миссис Делафилд азывает ложью, а мисс Сиклер яросто еавидит. Словом,
писательицы страшо страдают е от ошибок своих дедов, а от реформ отцов.
Страдаия эти є первый плод этических обществ и обществеого
прекрасодушия. Повторяю, речь идет е о моих, а о чужих меиях. Я е
защищаю и розгу, и сладостое увещеваие; я просто хочу показать, что
протест против №токостей¤ еизбежо аводит а мысль о розге. Цель у мея
ода: описать получше, как поколеия прогрессистов тщательо затягивают
овые узлы, а потом кричат и рыдают, е в силах их распутать.

А все-таки ме жаль поздевикториаских идеалистов, которых так яросто
браят лишь за то, что ои добры к детям. Есть что-то елепое и смешое в
сетоваиях ыеших авторов: №Я икогда е прощу матери ее ежость ко ме!¤ или
№Душа моя жаждет отмщеия, как только я вспомю, что папа был деликате, а
дядя Уильям е бил мея по голове¤. Несправедливо браить людей,
идеализировавших человека, тем более если ои често слушались мыслителей.
Но можо выступить в защиту рае-викториаских побориков строгости. Вправе
ли мы ругать прадедушку, если о возражал против тех самых методов,
против которых возражаем и мы? Вправе ли вмеять ему в виу то, что о е
доверял столь опорочеой ые сетиметальости?

Ныешим прогрессистам приходится особео плохо, когда ои пытаются отыскать
свой, третий метод, противопоставлеый и асилию, и увещеваию. С большим
трудом им удается пробормотать что-то о том, что адо выявлять у ребека
истиое №я¤ и поощрять свободое развитие личости. Насколько я поимаю,
смысла здесь ет. Может ли зать семилетий ребеок, где его истиая личость?
Может ли зать это взрослый, чтобы ему помочь? Может ли это зать кто бы
то и было а свете? В высшем смысле это зает только Бог, и говорить об
№истиой личости¤ вправе лишь те, кто верит в Божий замысел. Для тех, кто
е верит, это полейшая чушь. Если же рассуждать, миуя мистику,
человеческая личость возикает от сочетаия вутреих и веших сил. Ребеок е
может вырасти в вакууме. Обстоятельства так или иаче повлияют а его,
будь то розга, или деликатость, или столь популярый ые умый разговор.

Да и что такое №истиое я¤? Наши прогрессисты рассуждают так, слово это є
взрослый и сложый зверек, сверувшийся вутри ребека. На самом же деле все
мы заем, что токую и достойую личость евозможо отделить от выесеых ею
тягот и обретеых ею исти. Кроме того, совремеые мыслители е дают икаких
опозавательых заков, и всякий может азвать любое свойство №истиым я¤.
Когда я читаю ромаы, дикие и беззакоые персоажи икак е кажутся ме
совершео естествеыми; е казались бы и в жизи, если бы я их встретил. В
любом случае ои осили бы отпечаток обстоятельств. Никто е мог бы
определить, какими были бы ои №в естествеом виде¤, о каждый, кому екуда
тратить время, мог бы выслушивать их №истиое я¤.

Никак е астаивая и а одом из прежих методов воспитаия, я все же считаю,
что в их был здравый смысл, которого ет в ыешей теории. Убеждая или
аказывая ребека, родители зали емудреую истиу. Ои зали, что лишь Богу
известо, каков даый ребеок, а мы, люди, можем сделать с им одо: так или
иаче привить ему те правила, в которые верим сами. У ас должа быть
равствеая система, которую мы хотим вушить любым детям. Если №истиое я¤
вашего ребека склояет его к жестокости или воровству, мы должы сказать
ему, что икакое №я¤ е имеет права а воровство и жестокость. Другими
словами, мы должы так твердо верить во что-ибудь, чтобы взять а себя
ответствеость за мягкую или суровую передачу своих взглядов. Скажу сова:
только Бог зает, что адо выявить в ребеке; мы же отвечаем за то, что в
его вложим.

*

Сыр

Мой пятитомый труд №Небрежеие сыром в европейской литературе¤ столь ов и
сложе, что я авряд ли допишу его при жизи; поэтому позволю себе
поделиться сведеиями в статье. Почему о сыре е пишут, я объясить е могу.
Поэты молчат. Вергилий, если я е спутал, упомиает сыр, о очеь сдержао.
Кроме его, я заю лишь безвестого автора, сочиившего детский стишок:
№Когда б весь мир был хлеб и сыр¤, милый истиому обжоре. Если бы мечта
его сбылась, я быстро бы управился с местами, где живу. Леса и долы
таяли бы передо мой. Кроме этих двух стихотворцев я е помю икого. А ведь
сыр как ельзя лучше подходит поэзии. Слово это короткое, решительое; оо
рифмуется с №пир¤ и №кумир¤; у его есть хороший омоим. Что же до самой
субстации, оа прекраса, стариа, проста. Делают ее из молока, древего
апитка, который е так уж легко испортить пузырьками. Наверое, четыре
райских реки текли молоком, водой, виом и пивом (это сейчас пришло ме в
голову). Газироваые апитки появились после грехопадеия.

деец купит мыло Смита, далай-лама є мыло Брауа, вот и вся разица; ичего
идейского, ичего тибетского в ем ет. Наверое, далай-лама е любит сыра
(куда ему!), о если там у его есть сыр, сыр этот местый, тесо связаый с
его миром и миросозерцаием. Спички, косервы, таблетки рассылают по всей
земле, о е производят повсюду. Тем самым ои мертвео одиаковы и лишеы
ежой игры различий, свойствеой всему тому, что рождается в каждой
дереве є молоку от коровы, фруктам из сада. Виски с содовой можо выпить
везде, о вы е ощутите духа местости, который даст вам сидр Девошира или
вио Рейа. Вы е приблизитесь и к одому из бесчислеых астроеий природы,
как приближаетесь, когда совершаете таиство є едите сыр.

 я решил обличить е его, а общество; что и делаю.

*

Доисторический вокзал

Вокзал прекрасе, хотя Рески 1 его и е любил. Рески считал его слишком
совремеым, потому что сам о еще совремеей є суетлив, раздражителе,
сердит, как пыхтящий паровоз. Не ему оцеить древее спокойствие вокзала.

стиый философ торопится к поезду разве что шутки ради или а пари.

акова; вот мост, чье имя апомиает о древем аббатстве; вот символ
христиаства; вот храм; вот средевековая мечта о братстве 2.

Да, чтобы айти древости, идите за толпой. В худшем случае окажется, что
оа их просто изосила, протерла огами. Но собы отшвырули их огой.

Я глубоко чувствую все это, когда брожу по пустому вокзалу и делать ме
ечего. Автоматы уже вручили ме можество шоколадок, сигарет, кофет,
жвачек и других еужых вещей; я взвесился и сова удивился, а все ощущаю,
что радости бедых е только чисты, о и стариы, может быть є вечы. Я
подхожу к киоску, и вера моя преодолевает даже дикое зрелище ыеших газет
и журалов. Одако и в грубом мире газеты я предпочту простое гордому.
Пошлость, о которой говорят пошловато, е так ужаса, как подлость, о
которой говорят торжествео. Люди покупают №Дейли Мэйл¤ и е верят ей. Ои
верят №Таймс¤ и, кажется, ее е покупают. Но чем больше изучаешь
теперешие кипы бумаги, тем больше аходишь древего и здравого, как имеа
стаций. Постойте, как я, часа два-три у вокзалього киоска, и о обретет
величие Ватикаской библиотеки. Новиза поверхоста, традиция є глубока. В
№Дейли Мэйл¤ ет овых мыслей. Кроме старой доброй любви к алтарю и
отечеству там есть только старые добрые сплети. Теперь смеются ад
летописями, где мого диковиок и чудес є молия ударила в колоколью,
родился телеок о шести огах; и е замечают, что все это есть в совремеой
массовой прессе. Летопись е исчезла; просто оа появляется каждый деь.

 здесь, подумал я, бывают беззакоие и подлость; и в горькой ярости купил
кигу, предполагая обаружить там мерзости и кощуства, почти евозможые в
тишие и святости столь почтеого места.

 тут я увидел оди зако, который можо поясить примером из биологии.
Благородые люди є позвоочые: мягкость у их сверху, твердость є глубоко
вутри. А ыешие трусы є моллюски; твердость у их саружи, вутри мягко. От
мягкости им е уйти є да что там, от слякоти. В обширом ыешем мире ее так
мого! 

*

Уэллс и великаы

 Надо бы вглядеться в лицемера так, чтобы увидеть его искреость. Надо бы
викуть в самую сумрачую и самую истиую часть человеческой души, где
таятся е грехи, которых о открыть е хочет, а добродетели, которых о
открыть е может. Чем больше прозорливой милости проявим мы, изучая
историю, тем меьше места остается лицемерию. Лицемеры ас е обмаут, мы е
сочтем их святыми, е сочтем и лицемерами. Все чаще в поле зреия будут
попадать люди столь искреие, что кажутся глупыми, и столь глупые, что
кажутся еискреими.

Приведу поразительый пример. Христиа старой поры вечо упрекают в
епоследовательости и двуличии, ибо ои сочетали почти юродское смиреие с
борьбою за мирской успех, мало того є добивались успеха. Как е счесть
обмащиком того, кто астойчиво азывает себя жалким грешиком и столь же
астойчиво апомиает, что о є король Фрации? На самом же деле смиреие и
дерзовеие христиаиа е больше противоречат друг другу, чем смиреие и
дерзовеие влюблеого. На самом деле человек с особым упорством добивается
того, чего заведомо едостои. Все влюблеые говорят, что готовы ради
возлюблеой а любые жертвы; все влюблеые говорят, что ои ее е стоят.

Христиаство потому и преуспело, что оо хоть емого, да смирео. Когда
отпадает сама мысль о праве или заслуге, душа обретает крылья. Если
спросить ормалього человека, чего о в действительости заслужил, о
растеряется. Сомительо, заслужил ли о шесть футов земли. Вот если
спросить, чего о может добиться, ответ иой є добиться о может звезд. Так
возикает роматика, истиый плод христиаства. Нельзя заслужить приключеий,
как ельзя заслужить дракоов и едиорогов. Средевековая Европа, утверждая
смиреие, обрела роматику и тем самым получила все обитаемые земли.
Насколько иаче ощущали язычики, прекрасо выражео в словах,  вложеых 
Аддисоом в уста  великого стоика 1:

 Нам, смертым, е дао успехом править,

 Но мы, Семпроий, є мы его заслужим 2.

Дух роматики, дух христиаства, обитающий в каждом влюблеом и аселивший
мир европейскими приключеиями, скажет иаче: №Семпроий, ам е заслужить
успеха, о мы его с тобою завоюем¤.

Это радостое смиреие, легкое отошеие к себе є и готовость к езаслужеым
победам так просты, что всякий видит в их мрачость и таиствеость.
Смиреие так полезо, что его считают пороком. Оо так полезо, что его
считают гордыей. Считают тем более, что оо обычо идет рука об руку с
простодушой любовью к блеску, похожей а тщеславие. Смиреие всегда
предпочтет золото и пурпур, гордыя презрит их. Словом, еуспех этой
добродетели объясяется ее успехом. Оа приосит слишком мого, чтобы счесть
ее благой. Оа е просто слишком хороша для этого мира, оа для его слишком
плодооса, я чуть е сказал є слишком практича.

Теперь ередко толкуют о смиреии учеых. Людям очеь трудо поверить, что
человек, сдвигающий горы и разделяющий моря, є просто тихий старичок,
которому только и ужо, чтобы ему е мешали предаваться любимой причуде.
Когда кто-ибудь расщепит песчику, заодо переверув Вселеую, елегко поять,
что важа для его е Вселеая, а песчика. Нелегко влезть в шкуру человека,
для которого овое ебо и овая земля є просто отходы производства. Но имео
эта евесомая аивость дала такую силу и славу великим мужам великих веков
ауки, которым, кажется, приходит коец. Если бы ои обрушили ебеса, слово
карточый домик, ои бы сказали, что это ечаяо; что тут ответишь? Если в
их появлялась хоть капля гордыи, победить их было легко; пока ои
оставались смиреыми, ои были епобедимы. Гексли, аверое, можо возразить,
Дарвиу є ельзя. Убеждала сама его бессозательость, я бы даже сказал є
заудость. Этот детский, простой склад ума из ауки исчезает. Учеые, как
говорится, уже умеют а себя взгляуть, а взгляув є возгордиться своим
смиреием. Ои стали красоваться, как все в этом мире, стали писать слово
№истиа¤ с большой буквы. Как могие в ыешей Аглии, ои умилились своей
стойкостью. Ои осозали свою силу є то есть обрели слабость.

мео смиреый видит евидимое, и по трем причиам: во-первых, о больше
прочих апрягает зреие; во-вторых, чудеса больше поражают и радуют его;
в-третьих, о помит их точее, ибо ои е противоречат его обычой, будичой
жизи. Приключеия приходят к тем, кто их е ждет. Ои приходят к робким;
приходят к тем, кто икак е похож а героя приключеий.

Это смиреие ума елегко поясить примером, как елегко поясить можество
важых, асущых вещей, о если бы мея попросили, я бы оди пример ашел.
Самое итересое в Уэллсе є то, что только о из всех своих блестящих
совремеиков все еще растет. Когда лежишь без са, можо это услышать.
Самый явый зак его роста є то, что о меяет меия постепео, о е просто. О
е скачет от меия к меию, как Джордж Мур; о упоро движется по прямой
дороге, в определеую стороу. А лучше всего докажет, что все это є е
суета, то, что движется о от меий поразительых к меиям вполе привычым;
от меий еобычых є к меиям обыдеым. Это и показывает, что о честе, что о
е позирует. Когда-то о считал, что высшие классы и изшие будут так
отличаться друг от друга, что смогут друг друга есть. Ни оди шарлата, и
оди забавик е бросил бы таких воззреий, если бы е ашел чего-ибудь еще
похлеще. Уэллс смеил их а безобидую веру в то, что и высшие, и изшие
подчиятся когда-ибудь №средим¤, кому-то вроде ижееров, или просто с ими
сольются. Сесациоую свою теорию о покиул так же достойо, серьезо и
просто, как и выдумал. Раьше о думал, что оа вера; теперь считает ее
еверой. Что может быть страшее для писателя, чем призать, что обычые
люди правы? Только самый смелый решится встать перед десятитысячой
толпой и сказать, что дважды два є четыре.

Уэллс продвигается по веселой, заятой дороге косерватизма. О сова и сова
узает, что условости, хотя и тихи, о живы. Приведем, к примеру, его овые
взгляды а ауку и а брак. Когда-то о, кажется, думал, как могие думают
теперь, что людей адо спаривать, слово лошадей, выводя лучшие породы.
Сейчас о так е думает. О е только измеил меие, о осмеял прежий взгляд
столь ловко и толково, что я и представить е могу, как может кто-ибудь
его придерживаться. Правда, главый его довод є что этого просто е
удастся сделать. По-моему, есть более веские и важые доводы. Собствео,
против спариваия можо сказать одо: примут его только рабы и трусы. Не
заю, правы учеые или Уэллс є действительо ли под врачебым адзором
рождались бы здоровые и сильые люди. Заю только, что если и так, сильый
здоровый человек сразу бы пристукул врачей.

Все эти медициские толки осоваы а том, что здоровье связывают с
осторожостью. Что в их общего? Здоровье связао с беспечостью. Коечо, в
особых, тяжких случаях осторожость ужа. Когда вы больы, будьте осторожы,
чтобы выздороветь; о здоровье ужо вам для беспечости. Если мы врачи, мы
говорим с больыми и советуем им беречься. Но если мы социологи, мы
говорим со здоровыми, мы просто говорим с людьми, а людям адо
советовать, чтобы ои о себе е пеклись. Все, что делает здоровый человек,
адо делать с радостью и для радости, а е с осторожостью и для
осторожости. Надо есть, потому что хочется есть, а е потому что мы должы
питаться. Надо двигаться, потому что любишь лошадей, или горы, или
дороги, а е ради обмеа веществ. Надо жеиться, потому что влюбился, а
икак е потому, что адо увеличить аселеие. Пища обовит ткаи, если о их е
думать. Движеие поможет обмеу, если думать о другом. Брак, быть может,
даст хорошее потомство, если сам о порожде естествеым, благородым
чувством. Первый зако здоровья гласит, что ужды аши должы восприиматься
е как ужды, а как аслаждеия. Будем осторожы в малом є в легких болезях,
во всем, что требует осторожости и заботы. Но во имя здравомыслия будем
беспечы в вещах серьезых є скажем, в браке, иаче иссякет самый источик
ашей жизи.

Уэллс, одако, е астолько свободе от более узкого, аучого взгляда, чтобы
увидеть, что екоторых вещей аука вообще е касается. О поддался главой
ошибке учеых, которые ачиают е с души человеческой, о которой мы узаем
раьше всего, а, апример, с протоплазмы, о которой мы можем вообще е
узать. Едиствеый едостаток его блистателього разума в том, что о придает
слишком мало зачеия самому материалу, веществу души. В овой своей утопии
о призывает е верить в первородый грех. Если бы о ачал с души (другими
словами, с себя), о обаружил бы, что грех этот є едва ли е первое, во
что ужо верить. О обаружил бы, кратко говоря, что постояая тяга к
себялюбию порождеа аследием Адама, а е случайостями воспитаия или
образоваия. В том-то и слабость всех утопий, что ои отбрасывают главую
трудость, а потом подробо объясяют, как избавиться от других, малеьких.
Ои приимают без сомеий, что человек е захочет больше, чем ему положео, а
потом растолковывают, как имео доставят ему его долю є в автомобиле или
а воздушом шаре. Безразличие Уэллса к человеческой душе проявляется є
едва ли е лучше є и в том, что утопия его е ведает и стра, и граиц.
Утопия должа быть всемирой, иаче с ей будут воевать. Ему и в голову е
приходит, что имео тогда могих из ас особео потяет воевать с ей. Ведь
если мы приимаем различия вкусов или меий, когда речь идет об искусстве,
почему е приять их, когда речь идет о видах правлеия? Дело очеь просто.
Нельзя предотвратить спор цивилизаций, ибо ельзя примирить все идеалы.
Если е будут драться государства, будут драться утопии.

*

Мифы учеых

 В тех людях, которых могие азывают учеыми, а я азываю попросту
материалистами, мея е устраивает только одо: их мифология. Часть их
высказываий истиа є это баальости, другая половиа лжива асквозь. Но и
пошлую истиу, и претедующую а оригиальость ложь ои разукрашивают показой
пышостью аллегорий и мифических образов. В овейшей киге, аписаой
каким-то случайо уцелевшим дарвиистом, я прочел: №Мальтус поимал, что
среди особей каждого вида происходит состязаие, борьба за выживаие, и
Природа отбирает тех, которым присуща аиболее перспективая измечивость¤.
Так вот, когда привержецы древей религии утверждали, что Бог избрал их
арод или возвысил пророка, ои хотя бы имели в виду ечто определеое, и
хотели сказать имео то, что говорили. Ои верили, что екое существо,
аделеое разумом и волей, сделало свой выбор. Но кто такой є или такая є
Природа, чтобы избирать или отбирать? Наш автор всего-авсего хочет
сказать, что оди особи преуспевают, а другие гибут. Слава Богу, это мы
зали и без Дарвиа. Но Природа выбирает тех, кто развивается особео
удачо, є преуспевающие преуспевают є вот и все, только баальость и
бессмыслеость окутаы облаками мифа. На сцеу выступает мистическое
существо є сам автор считает его мифом. Читателя должо убедить и обмауть
торжествеое видеие: камеая богия, восседающая а трое-скале и указывающая
пальцем а ту или иую зверюшку. Грохочут раскаты громоподобого голоса:
№Вот эта тварь будет жить!¤. Мы-то заем только одо: пока что этой твари
удалось выжить, и пыжимся, повторяя а сто ладов простую мысль, что этой
твари повезло, изобретаем красивые звучые фразы: у твари есть особая
природая цеость, и оа была предазачеа для выживаия, и выживает оа
потому, что для этого приспособлеа, и, акоец, оа выжила согласо Великому
Закоу Природы. Люди, ападающие а религию, азывают ее таиства
шарлатаством, о астоящее шарлатаство є эти заклиаия. Совремеые жрецы
рассказывают доверчивым прихожаам заведомую ложь, ложь, в которую ои
сами е верят. Нет доказательств, что прежие жрецы е верили в своего бога
или в истиу оракула. Но мы заем є и материалисты зают, є что ет е свете
привередливой леди по имеи Природа.

Коечо, та проблема, которая вызвала к жизи этот миф, требует особого
рассмотреия. Эта проблема породила большую часть материалистической
мифологии, и, чтобы поять ее, пришлось бы веруться к самому ачалу споров
о Дарвие є а ме этого вовсе е хочется. Но долже заметить, что миф об
избирающей Природе противоречит аиболее разумым соображеиям самих
материалистов, и слова №естествеый отбор¤ звучат а редкость еестествео.
Ведь смысл дарвиистской догмы в том, что все происходит случайо. (Я бы
предпочел азывать случайость совпадеием). Могим это совпадеие кажется
епостижимым и евероятым, о, как бы то и было, все дело в том, что одому
животому случайо досталась длиая шея и как раз в те времеа, когда всем
приходилось тяуться к высоким веткам. Если эта случайость случайо
повторится сто раз подряд, из овцы или козы выйдет жираф. Неважо,
асколько все это правдоподобо, є важо, что в теории Дарвиа природе так
же ечего делать, как и Богу: все происходит само по себе и случайо. Мы,
христиае, вполе способы говорить о деревьях и жирафах, е упомиая Бога.
Но могут ли материалисты укротить свою риторику и роматическое
воображеие и е помиать все время Природу? Ну, давайте: мы а миутку
оставим в покое свою теологию є забудут ли ои хоть а миг о своей
мифологии?

з бескорыстой любви к метафоре человек уичтожает свою собствеую мысль.
Быть может, время ельзя поверуть вспять, о перевести азад стрелки часов
может каждый. Если бы аш собеседик рассуждал о екоей абстракции,
имеуемой времеем, его возражеие оказалось бы гораздо сильее. Но
всепожирающая любовь к метафорам выуждает его рассуждать о часах. Коечо,
сама проблема е имеет ичего общего и с часами, и даже со времеем, ведь
мысль была в том, что определеые приципы, соблюдавшиеся в прошлом,
стоило бы соблюдать и в будущем. Но беда е в том, что аш собеседик е
хочет повторять прошлое, є о е сможет повторить свою собствеую мысль,
если запретить ему пользоваться метафорами. Без мифов и метафор ему
коец.

Можество метафор связао с утром и тем простым фактом, что Солце по утрам
восходит (то есть є прошу прощеия у учеых мужей є делает вид, будто оо
восходит). Эта метафора вполе уместа в устах поэта, да и в устах любого
человека, ведь каждый человек є мистик. В самых простых событиях природы
есть тайа, которую способо постичь лишь воображеие, о е разум, и я рад
такой мифологии. Но если ам важо, чего хочет тот или иой человек, если
мы пытаемся постичь желаия и думы вольодумца, право же, утомительо и
еитересо каждый раз слышать в ответ, что о дожидается восхода Солца или
поет Песи перед Рассветом 1.  Рассвет е всегда радосте, даже для тех,
кто оттачивает свое вольодумство в борьбе против традиций и обычаев
своего общества, є бывает ведь и расстрел а рассвете.

дей, и в этот деь говорить лишь а языке абстрактых поятий. Давайте по
пятицам воздерживаться е только от мяса, о и от метафор, чтобы ичто е
мешало ам смаковать мысли.

*

Розовый куст

В детстве я читал сказку, теперь ее забыл, помю только одо: у кого-то
посреди коматы вырос розовый куст. Возьмем для удобства этот образ и
попробуем себе представить, что подумал хозяи коматы. Вероятей всего, о
подумал, что ему померещилось. Все а месте, все закомо и прочо, все в
порядке, кроме страого видеия, зелео-алой оптической иллюзии. Примеро
так восприимали образоваые люди мистическую розу палестиской вести,
когда еверие века Разума как будто бы подтвердила аука. Нельзя сказать,
что роза им е равилась, є их умилял ее запах, хотя и есколько тревожили
слухи о шипах. Но что толку юхать цветы или бояться шипов, если доподлио
известо, что розового куста просто е может быть? А быть его е могло
потому, что о икак е увязывался со всем остальым. О был елепым
исключеием из епреложых правил. Наука е говорила, что чудеса случаются
редко, є оа зала точо, что чудес ет; с какой же стати им бывать в
Палестие I века? Только эти есколько лет выделялись из приличого,
прибраого мира. Все сходилось, мебель стояла прочо, в комате стаовилось
все уютее. На бюро красовался портрет; пузырьки лекарств были под рукой,
а столике. А аука все прибирала, все аводила порядок: вымеряла стеы,
пол, потолок; слово стулья, расставляла животых; рассовывала по местам
пузырьки элеметов. С середиы XVIII века до середиы XIX все открытия лили
воду а оду мельицу. Открытия есть и сейчас; а вот мельица рухула.

Когда человек сова взгляул а свою комату, ему стало е по себе. Теперь
уже е только куст показался ему страым. Стеы как будто покосились, более
того є ои меялись, слово в кошмаре. От обоев рябило в глазах є вместо
чиых точек а их резвились спиральки. Стол двигался сам собой; пузырьки
разбились; телефо исчез; зеркало отражало е то, что ему положео. А с
портрета глядело чужое лицо.

 узор а обоях е тот є измеился узор мира, адежые шарики атомов смеились
еверыми клубочками. Крупейшие учеые видели, как движется стол; еважо,
духи ли его двигали, є важо другое: учеые больше е считают, что его
двигают шарлатаы. Могие выбрасывают лекарства, предпочитая им методы,
которые прежде, бесспоро, сочли бы чудесым исцелеием. Я е хочу сказать,
что мы заем разгадки, є в том-то и дело, что е заем; что мы вступили в
область явлеий, о которых ведаем мало. А еще важей другое є аука
расшатывает все то, что мы как будто бы ведали. Почти все №последие
слова ауки¤ опровергают е древюю веру, а сравительо овые догмы разума.

дите туда, куда вас ведет разумый эгоизм¤, а вы бы ответили: №Простите,
какое ego вы имеете в виду є созательое, подсозательое, подавлеое,
преступое? У ас их теперь мого¤, о был бы есколько удивле. Когда в аши
ди человек глядится в зеркало, о видит смутые черты езакомца или гусые
черты врага. 

 стеы, и мебель стали зыбкими, как воспомиаие или со. Вдруг до его
доосится запах роз, и о обращает взор к еуместому кусту. Куст, как и
страо, здесь; человек протягивает руку; а пальце кровь є о укололся о
шип.

*

Псевдоаучые киги

х авторы лишь подтверждают аучую достоверость досужих меий, модых а
сегодяший деь среди завсегдатаев так азываемых ителлектуальых клубов,
выдавая их за последее слово в аучых изыскаиях. Впрочем, мимолетые
увлечеия твердолобых резоеров стоят мимолетых увлечеий высоколобых
собов. Собы уверяют, что только а их головах астоящие шляпы; резоеры
уверяют, что только под их шляпами астоящие головы. К сожалеию, и те и
другие любят щеголять собствеыми теориями, о е любят приводить
доказательства. Предположим, я аписал бы о совремеой моде примеро
следующее: №Наши евежествеые и суеверые предки осили шляпы с прямыми
полями, одако с развитием просвещеия и демократии мы приучились осить
шляпы с изогутыми полями; варвары осили широкие брюки, одако просвещеым
и гумаым ародам пристало осить узкие брюки¤, и так далее в том же роде.
Очеь сомеваюсь, чтобы вас устроила подобая аргуметация. Вы бы,
естествео, возразили: №Да будет вам! Приведите лучше факты. Докажите,
что совремеая мода более гумаа. Докажите, что в овых шляпах люди лучше
соображают, а в овых брюках є быстрей бегают¤.

 все это говорится с полейшим преебрежеием к двум обстоятельствам: что,
во-первых, аука ичего подобого е считает, ибо могие великие учеые
придерживаются а этот счет рово противоположого меия, и что, во-вторых,
если все-таки аука так считает, то читатель, открывший кигу, вправе
задать вопрос є а почему? Впрочем, очеь может быть, что профессор Форель
собрал горы доказательств, которые о е приводит лишь за отсутствием
места. Предположим, что так оо и есть, и перейдем к собствео теориям
профессора, предоставив судить о их всякому здравомыслящему читателю.

Личость учеого-мыслителя раскрывается во всем блеске, когда о приимается
абстракто рассуждать о природе равствеости. Здесь о великолепе; о
одовремео и прост и страше є слово кит. В своих тумаых рассуждеиях о
постояо руководствуется загадочой целью доказать, что в человеческой
морали ет ичего глубокого, ичего свящеого. Свое дремучее суеверие
профессор искусо скрывает за приличествующим тоом и благопристойыми
выражеиями. В его аучом арсеале имеется всего три аргумета, а которых о
торжествео выезжает, слово а трех престарелых слоах с перебитыми огами.
Все три езамысловатых аргумета сводятся, собствео, к тому, чтобы
доказать: в мире ет такого поятия, как совесть. Но ведь с тем же успехом
о мог бы пытаться доказать, что в мире ет таких поятий, как крылья или
крысы, как зубы или зубры, как сапоги и сапфиры є и как швейцарский
профессор.

Первый аргумет состоит в том, что у человека ет совести, потому что
среди ормальых людей встречаются сумасшедшие, которые е слишком
совестливы. Второй аргумет состоит в том, что у человека ет совести,
потому что оди люди более совестливы, чем другие. А третий аргумет
состоит в том, что у человека ет совести, потому что совестливые люди в
разых страах и в разых обстоятельствах ведут себя совершео по-разому.
Аргуметы, которые профессор Форель столь красоречиво приводит для
доказательства того, что у человека ет совести, могут с таким же успехом
привести для доказательства того, что у человека ет оса. В самом деле, у
человека ет оса, потому что оди осы длиее других или обладают лучшим
обояием, чем другие. У человека ет оса, потому что осы бывают е только
самой разой формы, о и (какая злая ироия!) разого свойства: оди, вдыхая
фимиам, блажествуют, другие є морщатся.  Таким образом, можо считать
аучо доказаым,  что у ормалього человека ос, как правило, отсутствует, 
а потому все без исключеия осы, известые в истории человечества, следует
рассматривать как  плод  затейливой  фатазии  легковерых  эпох.

Я так подробо остаавливаюсь а этих елепых взглядах вовсе е оттого, что
ои оригиальы, а оттого, что ои совершео еоригиальы. В киге профессора
Фореля ои звучат столь устрашающе имео потому, что их можо отыскать в
тысяче подобых киг ашего времеи. Наш учеый муж торжествео заявляет, что
категорический императив Ката є бред, поскольку магометае считают
епристойым пить вио, а аглийские офицеры считают епристойым пить воду. О
мог бы с тем же успехом заявить, что в природе е существует истикта
самосохраеия, потому что оди е пьют бреди, чтобы долго жить, а другие
пьют бреди, чтобы спасти себе жизь. Неужели профессор Форель полагает,
что Кат или любой другой философ считал, будто совесть дается человеку,
чтобы о мог придерживаться той или иой диеты или соблюдать ту или иую
форму обществеого поведеия? Неужели Кат полагал, что во время обеда екий
голос свыше шепет ам а ухо: №Спаржа¤ или что союз мидаля с изюмом
совершается а ебесах? Совершео очевидо, что бытовые авыки выводятся из
равствеых устоев, причем выводятся е всегда веро. Совесть безразлича к
рыбе или шерри, зато совесть чтит всякий евиый ритуал, родящий людей
между собой. Совесть є это е №спаржа¤, это благожелательость, имео
поэтому иые сочтут за благо отведать спаржи, когда ею угощают. Совесть е
запрещает вам пить рейвей после портвейа, зато совесть велит вам е
совершать самоубийства є истикт подскажет вам, что второй поступок может
явиться епосредствеым следствием первого.

так, мы вовь верулись к азбучым истиам. Одако профессору Форелю до их
еще далеко. О еустао повторяет, что морали, едиой для всех, быть е
может, так как оди пьют вио, а другие є ет. Поразительо, как о забыл
упомяуть, что у фрацузов и аглича е может быть едиой морали хотя бы
потому, что у фрацузов приято правостороее движеие, а у аглича є
левостороее.

*

Уизительая ересь

дж 1 в сумрачой радости поведал ам, что аследствеость еизлечима и
воспитаие делу е поможет. Арольд Беет 2 сожалеет, что его друзья слишком
мого пьют, о тут уж ичего е попишешь, это е в их воле. Смею сказать, я е
хажа, и в юости выпивал лишее, о и пьяый, и трезвый я бы е стерпел, если
бы ме сказали, что я пришел в это состояие е по своей воле. Пожалуй, я
тресул бы по голове сострадателього фаталиста. Но теперь почему-то икто
фаталистов е бьет. Самые чувствительые люди е чувствуют прямого
оскорблеия, аесеого их достоиству. Вообще-то совремеые люди обижаются а
что хотите. Попробуйте сказать им: №Вы є е джетльмеы¤, и вас разорвут а
куски, хотя исторических прав а это зваие у их е больше, чем а титул
маркиза. Ои себя е помят, если им скажешь: №Вы є е христиае¤, хотя
считают себя вправе отвергать в христиастве все, что им угодо, даже веру
в Христа. Политики и журалисты ославят убийцей и извергом того, кто
скажет: №Вы є е демократы¤, хотя спят и видят аристократию и тираию.
Подлиых демократов у ас так мало, что мы в праве азвать их избраым
меьшиством. Люди почему-то болезео щепетильы в этих делах. Никого ельзя
азвать язычиком, плебеем, ретроградом, просто человеком. А вот рабом є
можо, обезьяой є можо, если угодо є машиой. Казалось бы, что обидее для
достоиства, чем мысль о том, что аша жизь е зависит от ашей воли?
Оказывается, ет. Обидо, если вас е призают джетльмеом, а прочее є чего
уж там! Пожалуйста, говорите, что жизь аша тема, как рост растеий, и
бездума, как вращеие шестереки.

Есть мого видов этой уизительой ереси. Оди из самых распростраеых є
говорить о преступлеии, как о сумасшествии. Даже если оставить в сторое
грех и добродетель, я просто из самолюбия предпочту быть убийцей, а е
убийцей-маьяком. Убийца утратил евиость, благодаря которой дети так
похожи а агелов. Сумасшедший утратил больше є о лишился осовы, самой
сути, делавшей его человеком. Но послушать аши разговоры, окажется, что
безумие є вполе разумое, даже милое оправдаие безравствеости. Мы столь
сисходительы, что примеяем этот прицип и к тем лицам, которые яво хотят
остаться личостями є е только к блеклым и заурядым злодеям повседевой
жизи, о и к устойчивым, убедительым злодеям из ромаов.

експира. Речь идет е о явых и причудливых профессиоалах, порождеых
поздеелизаветиской страстью к сумрачому и еистовому гротеску. Форд и
Уэбстер и их совремеики могли вывести а сцеу балет безумцев вместо
хоровода эльфов или придворых красавиц. Нет; аш учеый полагает, что
безумы самые обычые персоажи. Макбет безуме, и Гамлет; Офелия безума от
рождеия. Но если Гамлет безуме, зачем о притворялся сумасшедшим? Если
Офелия всегда была безума, как ей удалось еще раз сойти с ума? По-моему,
здравый читатель долже призать, что Гамлет здоров. Даже печаль его
свидетельствует о здоровье є в призрачом мире и мука была бы адумаой. А
где вы айдете сумасшедшего с таким чувством юмора? Убийца-маьяк е
скажет: №Умее было бы сообщить это его врачу¤ 3, потому что о слишком
серьезо к врачам отосится. Гамлет є самый разумый человек трагедии, если
только отличать здравый ум от того, что азывают чувствительостью. О є ве
мира, и может объять весь мир, остальые же видят лишь свою стороу, свои
итересы и страсти. В коце коцов о прикиулся сумасшедшим, чтобы обмауть
глупцов; как видим, это ему до сих пор удается.

Макбет є совсем другой человек. Гамлет є убийца есовершеый, езрелый,
убийца-любитель; Макбет є астоящий, солидый, ответствеый убийца без
дураков. №Макбет¤ є христиаская трагедия в высшем смысле слова: оа
противостоит язычеству №Эдипа¤. Эдип е ведает, что творит, и в этом суть
его трагедии. Суть Макбета в том, что о поимает зачеие своих поступков.
О ведает, что творит. №Макбет¤ є трагедия е рока, о свободой воли.
Дьявол искушает Макбета, судьбе его е приудить. Если актер веро играет
эту роль, зрители чувствуют, что история может кочиться иаче, когда о
произосит: №Оставим это дело¤ 4. Совремеая мысль совсем запуталась и
уверила себя, что асилие и влияие є одо и то же. Все мы постояо
испытываем какое-ибудь влияие; каждая мелочь влияет а ас. Но от ас
зависит, дадим ли мы этому влияию власть ад собой. Да, Макбет є под
влияием екоей силы, о о сам позволил ей влиять а себя. О е был слепым
язычиком, выуждеым повиоваться. О е преклоился перед тремя ведьмами,
слово перед тремя Парками. О є христиаи, о зает Свет и грешит против
Света.

мео это сделали ведьмы. Сперва ои сказали Макбету то, что о зал и без их
(что о є Гламисский та); затем азвали его таом Кавдорским є и это вскоре
подтвердилось; акоец, ои сказали ему то, чего е было и е стало бы, если
б Макбет е сделался по своей воле убийцей. Кажется, будто такая
последовательость а что-то указывает. Первый чле ее очевиде, последий є
ложе, и все же люди ощущают какую-то власть судьбы. Такой прием а все
лады использовали материалисты, чтобы разрушить чувство ответствеости,
равствеой свободы; и о погубил далеко е только Дукаа. 

*

Об извращеии истиы

Когда едаво ме попался а глаза газетый отклик а какое-то мое едавее
сочиеие, мея вдруг осеило: я еожидао поял, что происходит с
совремеостью. Поймать эту гидру очеь епросто: оа скользка, как угорь,
еуловима, как эльф. Но в тот момет ме показалось, что оа все же попалась
ме в руки. Не так даво я писал о том, что музыка за едой мешает
застольой беседе 1. Вскоре после этого ашлись мудрецы, которые приялись
всерьез дискутировать, е мешает ли музыка за едой процессу пищевареия. В
этом казалось бы евиом искажеии моих слов я и усмотрел происки беса
совремеости.

лиады¤ или №Песи о Роладе¤ хватались за сердце или мерили температуру в
пылу боя. Музыка мешает обеду ичуть е больше, чем обед мешает музыке. В
своем очерке я позволил себе еуместое, по-видимому, замечаие о том, что
если мы хотим асладиться хорошей музыкой, мы должы слушать ее с должым
вимаием, а е разрываться между ею и обедом. Всякий серьезый музыкат с
презреием отесется к человеку, который восприимает музыку лишь как
приятое сопровождеие еды. Серьезый музыкат может убить человека, который
отосится к музыке исключительо как к средству, способствующему
пищевареию.

Впрочем, в даом случае мея больше всего итересует подмеа проблемы
человеческих взаимоотошеий, которой, собствео, посвяще мой очерк,
проблемой пищевареия, о которой у мея е сказао ровым счетом и слова. В
этой подмее таится секрет ашей социальой и духовой еполоцеости. В этом
искажеии мометальо выступили все совремеые едуги, которым в равой степеи
подвержеы аш мозг, аш характер, аша память, аши сердца и є в том числе є
аше пищевареие. Симптомы этого заболеваия столь устрашающи, что имеет
смысл разобраться в их как следует.

Формеое проклятие ашего времеи є прежде всего, затаскаые и избитые
псевдоаучые истиы. Научые факты сплошь и рядом подмеяются высокопарым и
пустопорожим псевдоаучым языком, в котором приято аходить оправдаие
самым глупым и злоамереым поступкам. Непотребые и апыщеые словеса о
физиологических фукциях оргаизма восприимаются подчас как откровеия,
достойые всяческого вимаия и поощреия. О чем только е говорит теперь
обыватель є протеиды, протеиы, витамиы и прочие дьявольские смеси е
сходят у его с языка. Любовь к подобым темам вызваа сверхсерьезым
отошеием к человеческому телу.

ероима, укрывшегося от людей в пещере, совремеый отшельик прячется от
мира в собствеом желудке; о почитает за благо отсиживаться у себя в
животе, слово в погребе, причем в пустом погребе.

ыми словами, в глубие души совремеый человек убежде, что у его души ет,
а есть лишь грубое, материальое тело с его животыми отправлеиями. Эти
рассуждеия логичо было бы заключить выводом, что соло а скрипке ублажает
тело.

В осове мироощущеия таких философов лежит ипоходрия, иыми словами,
епреодолимый страх за свое существоваие, за свое тело. Мало сказать, что
тело заимает все их помыслы є такое бывало с человеком и прежде, є оо к
тому же вселяет в их жуткую паику. В символической драме это можо было
бы выразить в образе со всех ог мчащегося по улице человека, за которым
еотступо гоится его тело. А это уже аваждеие бесовское, и е того
громогласого, веселого беса, который искушает человека мирскими
усладами, а поикшего, жалкого, который способе вселять оди страх.

мео этим и заимается абсолютое большиство совремеых философов. В
результате ои готовы пожертвовать счастьем ради прогресса, тогда как
только в счастьи и заключается смысл всякого прогресса. Точо так же ои
подчияют добро целесообразости, хотя всякое добро есть цель, а всякая
целесообразость є е более чем средство для достижеия этой цели. Прогресс
и целесообразость, по самой сути своей, є лишь средства для достижеия
блага. Напротив, добро и счастье, по самой сути своей, є осуществлеая
цель, достигутое благо. А между тем как часто мы отосимся к цели лишь
как к сетиметальой причуде, к целесообразости є как к факту. Это все
раво, как если бы умирающий от голода человек, вместо того чтобы съесть
репу, обмеял ее а лопату. Это все раво, как если бы люди решили
перестать ловить рыбу а том осоваии, что у их преизбыток удочек.
Несуразая, ичем е оправдаая девальвация цеостей проявляется и в попытке
представить музыку е только средством, стимулирующим аппетит, о и
средством, стимулирующим пищевареие.

Кажется, будто в людей вселился мрачый, вялый, еулыбчивый дух,
восприимающий грубейшее извращеие истиы как епреложую реальость. Таким
людям е дао подяться даже до циизма, облечь свои грубые аксиомы в
парадоксальую форму. Ои со всей серьезостью воспримут смехотворую фразу
о том, что джетльме, который слушает Баха, лучше усвоит едаво съедеую
бараью котлету, а слушая мессу Палестриы 4, легче справится с изжогой,
вызваой греками с сыром. Все это говорится и восприимается с самым
серьезым видом, е допускающим шуток и возражеий. Может быть, в этой
серьезости более всего проявляется глупость ашего общества, которое даво
разучилось смеяться ад собой. 

так, стоит произести заурядую фразу о музыке и пищевареии, как поеволе в
голове возикает образ екоего господиа, сидящего за столом дорогого
рестораа с выражеием мрачости и даже екоторого едовольства а лице.
Господи этот весьма состоятельый, одако все его состояие є деьги. У его
ет традиций, а потому о ровым счетом ичего е зает о давем обычае вести
долгие жаркие споры, которому мы обязаы могими литературыми пиршествами.
У его ет друзей, а потому о сосредоточе а самом себе, в осовом а своем
оргаизме. У его ет убеждеий, а потому о, как дитя, доверчив к самым
елепым теориям. У его ет философии, а потому о е зает разицы между целью
и средствами. Но главое, о е расположе выслушивать до коца доводы своего
собеседика, и потому, если вы терпеливо попытаетесь втолковать ему, что
еразумо предаваться одовремео двум удовольствиям, ибо одо удовольствие,
как и боль, имеет свойство перебивать другое, о решит, будто вы
доказываете ему, что музыка вредит пищевареию.



1

1

2

3

4

5

1

1

2

3

4

5

6

7№Дети мои¤ (фрац.)

1

2

1

2

1

2

3

1

2Пер. Д. П. Маркиша.

1

1

1Обвиеый в детстве в том, что изрубил дерево в мелкие кусочки, Дж.
Вашигто ответил, что №сделал это своим малеьким топориком¤.

2

3

1

2

3

4

1

2

3

4









  

ъ

╚

М

Г

Г

╚

╚

╚

Г

G

x

╚

Г

░╚

░╚GГ

░╚

░╚GГ

x

xГ

;\fF

GГ

░╚

GГ

░GГ

Г

Г

Г

Г

Г

O

╚

▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄
▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄
▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄
▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄