Наука и/или нравственность. 

(Размышления о статье А.Эйнштейна «Почему социализм?»)

Вопросы, касающиеся взаимоотношения науки и религии, затрагиваются в
философской и богословской литературе довольно часто. Менее часто, но
все же поднимаются и вопросы о взаимоотношении религии и политики. Мне
кажется, что не менее важным представляется исследование взаимодействия
всех этих трех сфер человеческой деятельности. Отдавая себе отчет о
неимоверной сложности поставленного вопроса, я хочу предложить в
качестве повода для анализа не совсем известную статью А.Эйнштейна.

В мае 1949 года в американском журнале «Ежемесячное обозрение» (Monthly
Review, май 1949), была опубликована статья Эйнштейна «Почему
социализм?», которая ставят ряд острых вопросов. Анализируя современную
ситуацию в обществе, великий физик приходит к неутешительным для
современного капитализма выводам. «Неограниченная конкуренция, - пишет
он, - ведет к чудовищным растратам труда и к … изувечиванию социального
сознания отдельной личности... Это изувечивание личности я считаю самым
большим злом капитализма. Вся наша система образования страдает от этого
зла. Нашим учащимся прививается стремление к конкуренции; в качестве
подготовки к карьере, их учат поклоняться успеху в приобретательстве. Я
убежден, что есть только один способ избавиться от этих ужасных зол, а
именно путем создания социалистической экономики с соответствующей ей
системой образования, которая была бы направлена на достижение
общественных целей. В такой экономике средства производства принадлежат
всему обществу и используются по плану. Плановая экономика, которая
регулирует производство в соответствии с потребностями общества,
распределяла бы необходимый труд между всеми его членами способными
трудиться и гарантировала бы право на жизнь каждому мужчине, женщине и
ребенку».

Поскольку речь в статье идет о социализме, то и начинать следует с
определения того, что такое социализм. Эйнштейн следует
распространенному марксистскому определению, согласно которому
«социализм есть общество с плановой экономикой». Однако мы позволим себе
не согласиться с известным определением,: это не определение, а, скорее,
теорема, т.е. мнение, что социализм можно построить именно при таких
условиях – в бесклассовом обществе и при планировании экономических
процессов. Многовековые споры о социализме позволяют сделать вывод, что
социализм есть не что иное как некий смутно представляемый идеал
справедливого общества, в котором не будет насилия одной личности над
другой. Можно ли его достичь и как это сделать – это уже другой вопрос.
Первые попытки построения такого общества были предприняты еще Платоном,
но до середины XIX века все концепции построения социализма сводились к
благой воле руководителей государств. В конце XIX века Марксом была
предложена такая теория, в которой роль исторического субъекта сводилась
к минимуму, а сама история представлялась как объективный процесс, не
зависящий от воли конкретных людей и поэтому похожая на научную. В этой
марксистской классовой теории считалось, что социализм можно построить,
если ликвидировать классы, т.е. ликвидировать частную собственность,
введя плановую экономику при общественной собственности на средства
производства. Разумеется, в век преклонения перед наукой эти мысли
Маркса тотчас же овладели умами европейских интеллектуалов. 

$

H

ђ

ў

Ь

ш

2 известной статье "Наука и религия" (1930 г.) Эйнштейн писал: «Для
того, кто всецело убежден в универсальности действия закона причинности,
идея о существе, способном вмешиваться в ход мировых событий, абсолютно
невозможна». Л.Инфельд, ближайший ученик великого ученого, писал, что,
«когда Эйнштейн говорит о боге, он всегда имеет в виду внутреннюю связь
и логическую простоту законов природы. Я назвал бы это
"материалистическим подходом к богу"». Логическим завершением подобных
взглядов Эйнштейна явилась его «космическая религия», где место личного
Бога занял безличный мировой разум. Сопоставляя вышеприведенные
высказывания, недоумеваешь: как можно ставить вопрос о нравственности,
одновременно отрицая наличие в человеке свободной причинности. Ведь если
человек не обладает свободой воли, а его поступки определяются лишь
«внешней и внутренней необходимостью», то он не может быть нравственным
субъектом: его нельзя ни осуждать, ни хвалить. Налицо явное внутреннее
противоречие в мировоззрении Эйнштейна: сердцем ощущая важность и даже
первостепенность нравственных принципов, разумом он их же и отвергает.
Эту ситуацию предвидел и объяснил еще Б.Паскаль, писавший о
существовании в человеке такой способности познания, как сердце. Сердце
не зависит от разума, оно не доказывает, а видит, ощущает истину
непосредственно. В терминах своей философии эту же проблему пытался
понять и И.Кант. В его философии разум имеет дело лишь с явлениями и
оперирует пространственно-временными категориями, нравственность же
возможна лишь при наличии у человека свободы воли, которая есть
вещь-в-себе и поэтому не зависит ни от пространства, ни от времени.
Поэтому чистый (т.е. научный) и практический (т.е. нравственный) разум
есть две стороны одной разумной способности человека, в конечном счете
не зависящие друг от друга.

Но и Паскаль, и Кант были христианами; в их «объемной»,
нравственно-разумной картине мира и человека находилось место и для
нравственных принципов, и для научных теорий. Но XIX и XX века, упоенные
успехами наук, отбросив как ошибочное любое мнение о нравственной
природе мира, характерное для христианства, поспешили посчитать
этические принципы частным случаем научных законов, а свободу человека –
видимостью. Такой взгляд оказался очень удобным для многих: не надо
каяться в своих грехах или сваливать свою вину на других и потом
мучаться угрызениями совести - законы природы безличны и вытерпят любую
напраслину. Безличный мировой разум не накажет человека за его грехи.
Как сказал Эйнштейн в уже цитированной статье «Наука и религия», «такой
человек ничуть не нуждается в религии страха. Социальная, или моральная,
религия также не нужна ему. Для него Бог, вознаграждающий за заслуги и
карающий за грехи, немыслим по той простой причине, что поступки людей
определяются внешней и внутренней необходимостью, вследствие чего перед
Богом люди могут отвечать за свои деяния не более, чем неодушевленный
предмет за то движение, в которое он оказывается вовлеченным». Но,
обманывая себя, нельзя обмануть свою природу: человек что во времена
Паскаля, что во времена Эйнштейна был и остается существом не только
разумным, но свободным и нравственным. Нравственный выбор всегда стоит
перед человеком, неважно, признаёт он при этом факт существования
нравственности или не признаёт. Поэтому следует отличать объект научной
познавательной деятельности человека от его нравственной личностной
деятельности, и не подменивать одно другим. Такая подмена часто приводит
к иллюзии отсутствия нравственной ответственности каждого человека, а от
имморализма до аморализма – один шаг. К сожалению, XX век наглядно
продемонстрировал, к чему приводит такая подмена, и большая доля вины
ученых за ГУЛАГ и Хиросиму, конечно же, имеется. Глубоко ошибочно
считать, что наука может познать и описать всё, более того, не только
ошибочно, но, как мы видим, и опасно. И современный мир все больше
признаёт существование границ науки, границ, определяемых самой
сущностью научного познания. Главной тайной для науки – и для физики, и
для психологии, и даже для философии – остается личность человека. Но
именно личность является действующим субъектом исторических и
общественных процессов. Поэтому попытки научно определить методы
построения справедливого (читай социалистического) общества заведомо не
будут эффективными, а любые попытки реализовать эти теории на практике
всегда будут наталкиваться на пресловутый человеческий фактор.
Справедливое общество невозможно без справедливых, нравственных людей, а
это достигается путем долгой и кропотливой работы по совершенствованию
каждым самого себя. Для этого же необходимо осознание человеком своей
истинной природы и действительного места в мире, сотворенном Богом.

Итак, наука – это огромная сила, но она может быть как созидательной,
так и разрушительной. И то, чем она станет, зависит в том числе и от
самих ученых. Эта истина, очевидная каждому на обыденном уровне, имеет и
онтологическое обоснование в единой нравственно-научной картине мира,
свойственной христианству и принимавшейся учеными до XIX века. Не слепая
вера во всесилие науки, а понимание более глубоких, христианских
оснований нашего мира и человеческой природы – только на этом пути можно
добиться истинного  прогресса. 

Лега В.П.

  PAGE  1