Многообразие философских систем

как сущностная черта философского знания

Многообразие философских систем всегда ощущалась всеми – в том числе и
самими философами – как серьезный недостаток философии. Проблема
очевидна – если философы высказывают разные, и даже противоположные
положения, то, следовательно, их нельзя считать истинными, ведь истина
одна, значит и истинное учение, в том числе и философское, должно быть
одно. Этот «скандал в философии» ощущался еще в античности. Очень
отчетливо эту ситуацию выразили скептики-пирроники. По словам Секста
Эмпирика, «мы познаем существование неразрешимого спора об обсуждаемой
вещи… у философов, вследствие чего мы не можем выбрать или отвергнуть
что-либо и приходим к воздержанию от суждения». Однако далеко не все
философы соглашались со скептическими выводами и были убеждены, что
разногласия в философии происходят вследствие какой-либо ошибки, и
искали поэтому метод построения одной-единственной истинной философии.
Эти поиски усилились особенно в Новое время, когда успехи естественных
наук еще раз показали эту уязвимость философии. Начиная с 17 века,
многие философы полагали, что создание единственной философии возможно,
надо лишь следовать научной методологии (как полагали Декарт, Спиноза,
Гоббс и мн. др.).

Но к началу 18 века стало ясно, что эти попытки вновь привели лишь к
созданию еще нескольких оригинальных философских систем, совершенно
отличающихся во многих положениях друг от друга.

Тогда Кант, чтобы спасти ситуацию, предположил, что прежде всего надо
исследовать само мышление на предмет его способности создавать научные
высказывания, и уже затем изучить, может ли существовать научная
философия. Вывод Канта, как известно, был отрицательным, - философия как
наука невозможно. Но его последователи (особенно Гегель), не
согласившись в ряде положений с Кантом, тем не менее вновь пошли по пути
создания единственно верной философии. Правда, позиция Гегеля в вопросе
о многообразии философских учений серьезно отличалась от мнений
предшествующих философов. «Мы должны дать понять, что это многообразие
философских систем не только не наносит ущерба самой философии —
возможности философии, — а что, наоборот, такое многообразие было и есть
безусловно необходимо для существования самой науки философии, что это
является ее существенной чертой», - писал он в начале своих «Лекций по
истории философии». Но на словах провозгласив этот тезис, Гегель на деле
продемонстрировал свое отношение к предыдущим философиям как
ограниченным метафизическим способом рассуждения. По Гегелю,
единственная истинная философия невозможна как метафизика, но возможна
как диалектика. Но при этом Гегелю пришлось пожертвовать основным
законом мышления – законом непротиворечия, что, разумеется, оттолкнуло
от него (а можно сказать и вообще от философии как способа познания
мира) ученых и вообще всех людей, ориентирующихся на науку.

Начало 19 века, таким образом, охарактеризовалось серьезным кризисом в
философии. Создание позитивизма, марксизма и психоанализа явилось
очевидной попыткой вытеснить философию с тех областей, где она всегда
ощущала свой приоритет: познания истины, общества и человеческой души.
Казалось бы, философия не смогла бы выдержать такого удара. Но, как
показали в конце 19 века Кьеркегор, Ницше и другие представители
«философии жизни», этот кризис был обусловлен тем, что философия
перепутала себя с наукой и стала пользоваться ее методом – рациональным
постижением действительности. На самом же деле, философия сугубо
иррациональна, и поэтому она сущностно отличается от науки, рациональной
системы познания. В этом случае методом философского познания становится
не дискурс, а переживание. «…Почти всегда философия жизни есть восстание
против формализма и позитивизма. Основное требование: возврат от
расчленения к целокупности, от абстрактного знания к бытию, от описания
к погруженности в. Отсюда же преобладание интуиции над рассудком,
символичности и художественности над строгостью. Для Бергсона философия
есть не восходящее знание, а - по аналогии с искусством - сумма духовных
содержаний и их история». Не случайно «философия жизни» оказала огромное
влияние на искусство 20 века, а многие философы-иррационалисты
(например, экзистенциалисты Сартр, Камю, Симона де Бовуар и др.) были
писателями. Но возможен и обратный вывод: не только философ жизни
становится поэтом, но и великие поэты – это прежде всего великие
философы жизни, ведь фундамент философии жизни – это жизненный опыт,
самопознание, психология личности. Например, один из историков философии
жизни, Дильтей, считал первым мэтром этой философии Гёте .

Но достоверность переживания субъективна, а истина – объективна. Отсюда
несогласие философов, тяготеющих к науке, с выводами экзистенциалистов.
Ведь в этом случае философия перестает быть философией, любовью к
мудрости, и становится лишь искусством. Как писал Н.Бердяев, «философия
есть искусство, а не наука. Философия – особое искусство, принципиально
отличное от поэзии, музыки или живописи, – искусство познания. Философия
– искусство, потому что она – творчество. Философия – искусство, потому
что она предполагает особый дар свыше и призвание, потому что на ней
запечатлевается личность творца не менее чем на поэзии и живописи». Но
если философия есть искусство, то понятие истинности к ней неприменимо.
Конечно, ответ Бердяева дает некоторое решение проблемы многообразия
философских систем, но лишь ценой утраты философией своей сущности, коей
во все века было любомудрие, т.е. истина, а не красота.

Этот неопределенный статус философии породил в конце 20 века в русской
философии ряд публикаций на эту тему многообразия систем (см. статьи
Ахутина А.В., Зотова А.Ф., Ойзермана Т.И., Никифорова А.Л.). Причина
появления этих размышлений понятна: отход от уверенности в существование
единственно-научной философии, коей является марксизм. Несмотря на то,
что эти авторы приходят к разным выводам, общая тональность одна: авторы
признают плюрализм философий как нечто данное, как некий факт, с которым
приходится смириться. Так, например, А.Л.Никифоров пишет: «Растущее
разнообразие философских систем и концепций - решающий аргумент в пользу
тезиса о том, что понятие истины к философии неприменимо. Мы можем
говорить о приемлемости, о полезности, об убедительности философских
утверждений, но не об их истинности! …мы получаем достаточно серьезное
основание для нашего главного вывода: философия принципиально отлична от
науки.

Множественность философских систем, идей, взглядов - не признак кризиса
или разложения, как мы привыкли считать, а, напротив, свидетельство
того, что философы хорошо делают свое профессиональное дело - создают
системы мировоззрения, выражающие умонастроение и мировосприятие все
большего числа различных социальных групп. Для нас же разнообразие идей
и мнений особенно важно сейчас, когда общество нуждается в широком
спектре разнообразных моделей и целей последующего развития, чтобы иметь
возможность выбрать наилучшую и наиболее подходящую для нашей страны.

Вместе с тем отсюда следует, что нельзя ставить человеку в вину его
философское мировоззрение. Оно определяется многими факторами, главными
из которых являются индивидуальные особенности человека, его воспитание,
место в обществе и т.п. Все это часто не зависит от человека, как не
зависит от него его рост или цвет волос.

И как бессмысленно преследовать человека за то, что он брюнет, скажем, а
не блондин, точно так же бессмысленно обвинять его в том, что он
идеалист, а не материалист, позитивист, а не экзистенциалист,
христианин, а не мусульманин. Это кажется вполне тривиальным, но как
часто свое отвращение к каким-то идеям и взглядам мы переносим на
сторонников этих взглядов! Понимание того, что философские системы дают
не разные описания действительности, из которых лишь одно может быть
истинным, а все остальные - ложны, но выражают разные отношения к миру
разных людей, служит основой терпимости - той терпимости, которую мы так
привыкли презирать и поносить».

’

hҐ

=личие от точки зрения классиков. Классики философии, стремившиеся
превратить философию в систему научного знания, осуждали плюрализм
философских учений как нечто принципиально несовместимое с императивом
истинной философии, с принципом научности. И действительно, в этом
плюрализме особенно отчетливо, наглядно выявляется качественное отличие
философии от частных наук, ее вненаучная характеристика. Однако
классики философии не видели того, что в этом плюрализме философских
учений получает свое выражение многообразие, богатство философских идей,
непрерывный творческий процесс. В истории философии одновременно даны
все стадии предшествующего философского развития. Здесь мы имеем
единственную интеллектуальную плоскость, в которой мыслители разных эпох
встречаются подобно современникам. Мы можем задавать вопросы нашим
предшественникам, и хотя отвечать на эти вопросы приходится нам самим,
философия прошлого помогает нам отвечать на эти, современные вопросы. С
точки зрения современности, негативное отношение к плюрализму
философских учений следует считать уже преодоленной, устаревшей
концепцией. Было бы поэтому большой ошибкой представлять плюрализм
философских учений как исторически преходящую характеристику развития
философии, т.е. определенность, которая лишь постольку существует,
поскольку развитие философии еще не увенчалось последней, окончательной
системой, абсолютной истиной в последней инстанции». Объясняется этот
плюрализм, по мнению А.А.Радугина, зависимостью философии от
исторического процесса: «…на многообразие философских систем накладывает
свой отпечаток историческая эпоха, место и время деятельности мыслителя,
его национальная и вероисповедальная принадлежность и другие моменты,
которые характеризуются определенными материальными и духовными
параметрами: развитием производства, характером общественных отношений,
состоянием науки, культуры, искусства, тенденциями в их развитии и т. д.
Вероятно, определенное влияние может оказывать и социальное положение
мыслителя».

Но вопрос тем не менее остается. В чем смысл и причина этого
философского плюрализма? Есть ли какое-либо сущностное отличие философии
от искусства и науки? И, возвращаясь к кантовскому вопросу, может ли
философия быть наукой? Чтобы ответить на эти вопросы, надо вернуться к
определению предмета философии. Правда, и здесь царит неясность:
предметом философии называют бытие, истину, благо, красоту, наиболее
общие законы бытия, общества и мышления и т.п. Тем более что, если
согласиться с таким пониманием предмета философии, мы вынуждены будем
вновь считать необходимым существование только одного учения, дающего
ответ на эти вопросы. Ведь бытие одно, истина одна, законы вечны и т.д.,
значит и учение о них должно быть единственным и неизменным. Смысл в
существовании различных философских учений и их последовательной смене
друг друга в истории, таким образом, отсутствует. Да и признание полной
зависимости философии от истории не делает ей чести: выходит, что учение
об истине зависит от исторических обстоятельств? Математик или физик в
очередной раз снисходительно улыбнутся.

Следовательно, предмет философии, по всей видимости, несколько иной.
Никто не сомневается, что перечисленные выше понятия изучаются
философией, но многообразие вариантов учений о них показывает, что
простого их перечня для понимания предмета философии недостаточно. И
здесь мы вновь должны обратиться к самому началу – к Сократу,
определившему задачу философии как самопознание. Предмет философии при
таком ее понимании есть внутренний мир человека, его душа, а задача
философии – это познание души. Как указывает А.Л.Доброхотов, «проблема
человека (а точнее, проблема души, добавим мы. – В.Л.), по сути,
является центром, к которому, как к городской площади, сходятся
многообразные пути других философских размышлений». При таком
исследовании основными моментами философского поиска становятся истина,
добро и красота, ведь, по практически единогласному признанию всех
философов, именно к этим трем составляющим сводится вся человеческая
деятельность, результатом которой является создание науки, практическая
(прежде всего нравственная) и эстетическая (искусство) деятельность.
Наука, нравственность и искусство, в свою очередь, есть плод духовной
деятельности человека, есть отражение вовне его внутреннего мира, мира
души. Отличие науки от философии состоит в том, что наука опирается на
внешний опыт и на законы разума, одинаковые для всех людей (отсюда и
«научность» науки), философия же опирается на опыт внутренний.

Таким образом, как нам представляется, именно в природе души человека
кроется загадка философии и ответ на ее исторические проблемы. Душа
индивидуальна, следовательно, философское учение всегда окрашено в
личностные черты. Но природа души у всех людей одинакова, значит,
философия тоже имеет объективный статус и говорит об одном и том же.
Однако вся природа души не сводится только лишь к ее разумной или
чувственной деятельности, поэтому и сведение всей философии только к
науке или искусству неправомерно, является ее ограничением. Лишь учение
о полноте души может быть тем целостным философским знанием, к которому
всегда стремились философы.

Еще Платон указывал на троический состав души, имеющей в себе три
начала: разумное, яростное (волевое) и вожделеющее (чувственное). Но
наиболее последовательно развитое учение о душе мы найдем в христианском
богословии. На троичный состав человеческой души, состоящей из волевого,
разумного и чувственного начал, указывали многие отцы Церкви (преп.
Максим Исповедник). Причем, что весьма важно, многие отцы Церкви
указывали, что троичный состав души есть отображение в себе, в своей
духовной структуре и жизни, внутритроичной жизни Бога. Так, преп. Иоанн
Дамаскин пишет: «Бытие человека по образу и подобию Божию ясно из
существования разумной и словесной души в трех ее особенностях, т.е.
ума, слова и духа, по примеру божественной сущности: Отца, Сына и
Святого Духа». Св. Кирилл Александрийский также видит проявление образа
Божия в человеке в его разумности, свободной воле и стремлению к добру и
господствованию. Но наиболее подробно развивает эту тему св. Григорий
Нисский, согласно которому душа человека имеет три способности —
вожделения, разумения и раздражения; через вожделение она соприкасается
с любовью Божией, через разумную воспринимает от Него исходящее ведение
и мудрость, а через гнев противостает против лукавых духов. «Если
кто-либо пожелает узнать, как человек создан по образу и подобию Божию,
— пишет св. Григорий Нисский, — пусть рассмотрит естественное строение
своей разумной души... изучит трехчастность ее, то, как эта душа в трех
силах созерцается и познается Единицей в Троице и Троицей во Единице, по
образу и подобию Божию» («Что значит, по образу и подобию»).

Таким образом, самопознание, т.е. познание человеком своей души во всей
ее полноте соприкасается с богопознанием. Поэтому философия по своей
сути есть не что иное как естественное, или основное, богословие,
предметом которого, как указано в любом учебнике по основному
богословию, есть истина бытия Божия и учение о душе . В таком случае
становится еще более понятно то определение философии, которое дал преп.
Иоанн Дамаскин: «…философия есть любовь к мудрости; Бог же есть истинная
мудрость. Посему истинная философия есть любовь к Богу».

Подводя итог, мы можем сказать, что многообразие философских систем есть
следствие неосознаваемой интеллектуальной любви человека к Богу, amor
Dei intellectualis (Спиноза). Но в силу того, что познание Бога
превышает возможности человеческого разума, философ создает как бы
проекции божественного бытия, истины, благости, красоты и т.п. на наш
рассудок, создавая разнообразные системы философии.

Секст Эмпирик. Сочинение. М., 1976. Т.2. С. 239.

Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии / серия «Слово о сущем».
СПб., «Наука», 1994. С.83-84.

Гарин И.И. Пробуждение разума. М., 1992. С.307.

Там же. С. 309.

Бердяев Н. Смысл творчества.

Никифоров А.Л.. Философия как личный опыт // Заблуждающийся разум? М.,
1990.

Ойзерман Т.И. Философия как единство научного и вненаучного познания.

Радугин А.А. Философия. М., 2004. С. 32.

См., напр.: Рождественский Н.П.

Иоанн Дамаскин, преп. Источник знания. М., 2000. С.

PAGE 5