О супружестве и похоти. 420 от р.Х. (Августин Блаженный)

АВРЕЛИЙ АВГУСТИН. 

О СУПРУЖЕСТВЕ И ПОХОТИ.*420г. 

Глава IV 

Естественное благо супружества. Всякий союз по природе своей избегает
обманывающего участника. Какая супружеская целомудренность является
истинной. Девственность и целомудренность не истинны, если они не
основаны на истинной вере 

Соединение мужчины и женщины для рождения детей - это естественное благо
супружества. Но этим благом дурно пользуется тот, кто использует его
животным образом, так, что стремление его направлено на удовлетворение
жажды телесных наслаждений, а не желании продолжения рода. 

У некоторых животных, не имеющих разума, а также у многих птиц
наблюдается нечто похожее на супружеский союз: и брачное искусство
гнездования, и поочередное сидение на яйцах, и поиск пищи; при этом
очевидно, что когда они спариваются, они, скорее всего, занимаются делом
продолжения рода, а не удовлетворяют свою похоть. 

Из этих двух дел подобным человеческому в животном является то, которое
в человеке подобно животному, то есть дело продолжения рода. 

Я уже сказал, что к природе супружества относится то, что мужчина и
женщина соединяются в союз ради рождения потомства, при этом они не
обманывают друг друга, так как любой союз по определению не имеет целью
обман союзников. Этим очевиднейшим благом супружества обладают даже
люди, которые не являются приверженцами Христовой веры; однако пользуясь
этим благом не на основе истинной веры, они устремляются ко злу и греху.


Следовательно, только супружеский союз и причем союз только приверженцев
Христовой веры обращает на пользу благочестия ту низменную похоть,
посредством которой плоть страстно желает противного духу (Галат., V,
17). 

Ибо только приверженцы Христовой веры имеют изначальное намерение таким
образом воспроизвести себя в потомстве, дабы рождающиеся в их роду
сыновья возродились бы сыновьями Бога. 

Вот почему те, которые рожают сыновей не с тем стремлением, той волей,
той целью, чтобы они из плоти первого человека превратились в плоть
Христову, а именно родители, не придерживающиеся истинной веры и
кичащиеся своим неверующим в Христа потомством, лишены подлинной
супружеской целомудренности, даже если они состоят в брачном союзе и
совокупляются с целью рождения детей. 

Ибо коль скоро целомудренность есть добродетель, по отношению к которой
противоположностью, то есть пороком, является распутство, и все
добродетели, даже те, которые осуществляются посредством тела, пребывают
в душе; то каким образом истинный разум может признать целомудренным
тело, если и самый дух, заключенный в нем, хотя и происходит от
истинного Бога, предается разврату, отрицая своего Творца! Этот разврат
порицается в священном псалме, где сказано: "Ибо вот удаляющие себя от
Тебя гибнут; Ты истребляешь всякого отступающего от Тебя" (Псалм. XXII,
27). 

Следовательно, целомудренность, супружеская ли, вдовья ли, девичья ли,
может быть названа истинной только тогда, когда она происходит от
истинной веры. 

Ибо, коль скоро, согласно правильному рассуждению, священная
девственность предшествует супружеству, то разве найдется какой-нибудь
христианин, который, будучи в трезвом уме, не отдаст предпочтение
правоверным христианским девушкам, готовящимся вступить в брак, не
только перед весталками, но также и перед девственницами-еретичками? Вот
до какой степени сильна вера, о которой Апостол говорит: "Все, что не по
вере, грех" (Рим., XIV, 23), и о которой также в послании к Евреям
имеются такие слова: "Без веры угодить Богу невозможно" (Евр., XI, 6). 

Глава V. 

Порицание жажды наслаждений не то же самое, что осуждение супружества.
Отчего возник стыд в отношении человеческого тела. Адам и Ева не были
сотворены слепыми. Что такое открытие глаз в первых родителях 

Поскольку это так, действительно заблуждаются те, которые полагают, что
коль скоро осуждается плотское влечение, то следует порицать и
супружество, как будто это болезненное влечение плоти происходит от
брака, а не от греха. 

Не правда ли, те первые супруги, бракосочетание которых прославил Бог,
сказав: "Плодитесь и размножайтесь" (Бытие, I, 28), были нагими, и не
стыдились этого? Итак, на вопрос: почему после грехопадения люди стали
стыдиться своих нагих тел, следует ответить: потому, что возникло то
непристойное движение, коего не было бы в супружестве, если бы
прародители не согрешили. 

Или быть может, как некоторые считают (так как они недостаточно обращают
внимание на то, что читают), сначала люди были созданы слепыми, как
собаки, и, что еще более нелепо, обрели зрение не как собаки в
результате роста, но вследствие совершения греха? Не дай Бог этому
верить! Но что побуждает тех, которые так думают? Вероятно, те известные
слова Писания: "И взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и
они ели; И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги" (Бытие
III, 6 и 7). 

Исходя из этого, малопонимающие люди считали, что сначала глаза первых
людей были закрыты и что они открылись после, о чем, по их мнению,
свидетельствует божественное Писание. 

Но неужели же Агарь, служанка Сары, которая, когда сын испытывал жажду и
горько плакал, открыла глаза свои и увидела колодец (там же, XXI, 19),
прежде имела закрытые глаза? Или те два ученика, которые после
воскресения Господа шли по дороге и о которых Евангелие повествует, что
"открылись глаза их, и в преломлении хлеба они узнали его" (Луки XXIV,
31, З5), разве глаза их до того были закрыты? Итак, то, что написано о
первых людях: "Открылись глаза обоих", - мы должны понимать так, что их
глаза сосредоточились на наблюдении и познании того нового, что стало
происходить в их теле: в особенности потому, что открытое их глазам
обнаженное тело возбуждало их похоть. 

В противном случае, то есть если бы глаза первого человека до
грехопадения были закрыты, каким образом Адам всем к нему приведенным
животным, как живущим на земле, так и летающим над землей, смог бы дать
имена, кроме как только сделав это путем распознавания, распознать же их
Адам не смог бы, если бы не обладал зрением? Наконец, каким образом ему
была показана и сама женщина, то есть Ева, когда он сказал: "Вот, это
кость от костей моих и плоть от плоти моей" (Бытие II, 23)? В конце
концов, если кто-нибудь был бы упрямым до такой степени, что говорил бы:
"Адам мог распознавать не через зрение, но путем прикосновения", то что
он может сказать относительно написанного там, то есть в Священном
Писании, о дереве, от которого женщина намеревалась взять пищу и которое
весьма приятно для глаз (там же, III, 6)? Итак, "были наги, и не
стыдились" (там же, III, 25) ; не потому что не видели, но потому что в
телах, которые видели, не воспринимали ничего такого, чего можно было бы
стыдиться. Ведь не сказано: "Были оба нагими, и пребывали в неведении",
но сказано: "не стыдились". Ибо потому, что ранее они не делали ничего
недозволенного, то и стыдиться им было нечего. 

Глава VI 

Человеку по справедливости воздается за то, что плоть его ему не
повинуется. Из-за неповиновения плоти возникает стыдливость 

После того, как человек переступил изначальный закон Бога, ему был дан
другой закон, предписывающий иное отношение к плоти, закон,
противоречащий ее низменным желаниям. И совершенно заслуженным
воздаянием за непослушание плоти являются муки человека, страдающего
из-за своего неповиновения закону. 

Ведь очевидно, что когда змей, совращая прародителей, сулил им раскрытие
глаз их, то открыть им он желал нечто такое, чего лучше бы им и не знать
вовсе. И конечно же человеку при этом ясно было, что он сделал: он
отделил тогда зло от блага; но произошло это не таким образом, что
отказался он от зла, а таким - что, напротив, поддался ему. 

Но было бы несправедливо, если бы раба, то есть плоть, повиновалась
тому, кто сам не повинуется своему Господу! Ну что же это такое, что
глаза, губы, язык, руки, ноги, изгибы спины, шеи и груди находятся в
нашей власти, когда надо привести их в движение для совершения действий
соответственно предназначению каждого из них, при том условии, что мы
имеем тело, свободное от препятствий и здоровое; когда же дело доходит
до совокупления, то созданные для деторождения члены не повинуются воле,
а ожидают, пока похоть своей властью их к этому подвигнет? Она же иногда
этого не делает, хотя дух того желает, а иногда - делает, хотя дух не
желает. 

Неужели не постыдно для свободы человеческой воли, что из-за
пренебрежения к Богу повелевающему она потеряла власть над своими
членами? На чем же еще можно было бы показать, что человеческая природа
испорчена вследствие непослушания, как ни на этих неповинующихся членах,
посредством которых, через деторождение, продолжается человеческий род?
Именно по этой причине указанные части тела называются детородными. 

Итак, это движение совокупляющихся органов является непристойным именно
потому, что оно не повинуется человеческой воле; когда первые люди
познали это непристойное движение плоти и устыдились наготы своей, то
они прикрыли свои тела фиговыми листьями (Бытие III, 7). Обуреваемые
стыдом люди пожелали спрятать срамные места, кои против воли их
возбуждены были; и так как первым людям было стыдно за свое непристойное
желание, то, покрывшись, они совершили подобающее. 

Глава VII 

Зло сладострастия не уничтожает благо супружества 

Поскольку совершенно невозможно, чтобы супружество перестало быть благом
из-за присущего ему зла сладострастия, то, исходя из этого, несведущие
люди полагают, что сладострастие тоже не является чем-то дурным, но
относится к упомянутому благу. И не только утонченным разумом, но и
обычнейшим здравым смыслом признается, что вожделение было и у
прародителей, и что в настоящее время оно сохраняется у людей, состоящих
в браке. 

То, что они в супружестве совершают с целью продолжения рода, является
благом брака; однако то же самое до бракосочетания скрывается, так как
является постыдным пороком похоти, который везде, где бы то ни было,
избегает быть увиденным, и, стыдясь, стремится уединиться в укромном
месте. 

Поэтому супружество следует прославлять, ибо оно делает из порока похоти
некое благо; но в то же время супружество испытывает чувство стыда,
поскольку не может существовать без вышеупомянутого акта. 

Как, например, если бы кто-нибудь с обезображенной ногой, хромая, тем не
менее дошел бы до чего-либо хорошего, то это прибытие не может считаться
злом из-за недуга хромоты и хромота не может быть объявлена благом
вследствие пользы этого прибытия; также мы не должны ни осуждать
супружество за порок сладострастия, ни прославлять сладострастие из-за
благой природы супружества. 

Глава VIII 

Болезненная страсть вожделения в супружестве присуща не любви, но
необходимости. В браке должна присутствовать любовь приверженцевистинной
веры. О ком следует сказать, что он, вступая в плотскую связь, не
побежден пороком вожделення. Каким образом некогда встарь Святые Отцы
имели плотское общение со своими супругами 

Конечно, это вожделение является болезненным влеченнем, о котором
Апостол говорит даже истинно верующим супругам: "Ибо воля Божия есть
освещение ваше, чтобы вы воздерживались от блуда. Чтобы каждый из вас
умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, А не в страсти похотения,
как и язычники, не знающие Бога" (I Фес. V, 3-5). 

Итак, истинно верующий супруг не только не стал бы пользоваться чужим
сосудом, как это делают те, кто домогается чужих жен, но и знал бы, что
даже и себе принадлежащим не следует обладать, пребывая во власти недуга
телесного вожделения. 

Это следует понимать не так, будто Апостол запрещал супружескую, то есть
дозволенную и достойную уважения любовную связь, но так, что он
требовал, дабы это было сожительством, которое никоим образом не имело
бы характера болезненной страсти. Однако это было бы возможно, если бы
из-за первородного греха не потеряла силу свобода воли; и теперь
сожительство с неизбежностью имеет характер болезни, присущей не любви,
но необходимости; в то же время без данной необходимости в имеющих
родиться сыновьях не может быть достигнута и сама любовь. 

Тот, у кого такое стремление сердца, соблюдает свой сосуд, то есть свою
супругу, в святости и чести, также как и приверженцы истинной веры,
уповающие на Бога; но, без сомнения, не соблюдает свой сосуд тот, кто
пребывает в состоянии болезненного желания, также как и язычники,
которые не знают Бога. 

Конечно, человек, вступая в плотскую связь, не побежден пороком похоти
лишь тогда, когда пылающее вожделение, сопровождающееся беспорядочными и
непристойными движениями, он обуздывает и смиряет; и заботясь о
продолжении рода это вожделение смягчает и употребляет только для того,
чтобы плотским образом произвести на свет тех, кто должен духовно
возродиться, а не для того, чтобы обрекать дух на рабское служение телу.


Так, никому из христиан не следует сомневаться, что святые Отцы от
Авраама и до Авраама, которым Бог дал угодный ему завет, обладали
женами; а что касается того, что некоторым из них было даже дозволено,
чтобы один муж имел многих жен, то это было разрешено не из-за
стремления к разнообразию наслаждений, а из-за стремления к умножению
потомства. 

Глава IX 

Почему разрешено мужу иметь много жен, в то время как женщине никогда не
позволено иметь много мужей. 

Природа стремится к единству первоначал 

Если бы Богу, который является нашим отцом, нравилось бы такое большое
количество жен у наших праотцов только потому, что последних мучило
более обильное желание, тогда даже и святые женщины, притом каждая из
них, принадлежали бы многим мужчинам. Если какая-нибудь из них делала бы
это, то что, кроме разнузданности похоти, побуждало бы ее к тому, чтобы
иметь много мужчин, ведь из-за этой своей распутности она не имеет
большего числа сыновей? Однако, то самое, первое, по божественной воле
созданное брачное соединение супругов в достаточной мере
свидетельствует, что к благу супружества больше относится связь не
одного мужчины и многих женщин, но одного и одной, дабы супружество
проистекало оттуда, где можно опереться на наиболее благоприятный
пример. По мере же продолжения человеческого рода, благие женщины
вступают в интимную близость с благими мужчинами, причем много женщин с
одним мужчиной. Но, очевидно, что в первом случае, то есть когда
соединяются один мужчина и одна женщина, их союз может достичь высокой
степени достоинства, если в нем воцарится умеренность, во втором же
случае, то есть когда один мужчина обладает многими женщинами, природа
допускает это лишь ради обильного деторождения. 

К тому же более естественным представляется господство одного над
многими, нежели многих над одним. И невозможно сомневаться, что согласно
естественному порядку мужчины лучше господствуют над женщинами, чем
женщины над мужчинами. Апостол, соблюдая это, говорит: "Глава жене -
муж" (I Кор. 11:3); и "Жены, повинуйтесь мужьям вашим" (Колос. 3:18) ; и
апостол Петр: "Так, Сара,- говорит, повиновалась Аврааму, называя его
господином" (I Петр. 3:6). 

Это позволено, так как природа любит единственность повелителей,
множественность же мы скорее увидим в подчиненных: однако много женщин
никогда не сочетались бы законно браком с одним мужем, если бы от этого
не рождалось много сыновей. Если же одна женщина ложится со многими
мужчинами, то она не может быть названа супругой, но только - блудницей,
потому что от этого ей не будет умножения потомства, а будет лишь
увеличение сладострастия. 

Глава X 

Таинство брака. Нерасторжимые супружеские узы. Мирской закон о разводе
отличается от закона евангельского 

Так как поистине супруги, приверженцы Христовой веры, наделяются не
только плодородием, коего результат наличествует в потомстве, и не
только целомудренностью, скрепой которой является вера, но и неким
таинством брака, о чем Апостол говорит: "Мужья, любите своих жен, как
Христос возлюбил Церковь" (Эфес. V, 25); то, несомненно, сущность этого
таинства состоит в том, чтобы мужчина и женщина, связанные супружескими
узами, продолжали жить нераздельно до самой смерти; и не разрешается
расторгать брак, иначе как по причине прелюбодеяния (Матф. V, 32). 

Ибо Христом и Церковью охраняется то, чтобы человек живущий, покуда он
жив, никогда никаким разводом не мог бы быть отделен от своей супруги. 

Во граде Бога нашего, на святой горе Его (Псалтирь X VII, 2), то есть в
Церкви Христовой, всем истинно верующим супругам, которые, несомненно,
суть от тела Христова, дано такое правило этого таинства, что, хотя и
женщины выходят замуж, и мужчины женятся ради рождения на свет детей, но
высший закон не позволяет оставить бездетную супругу и взять в жены
другую женщину - плодовитую. 

Если бы кто-нибудь совершил такое, то есть оставил бездетную супругу и
женился на другой женщине, то он, так же как и женщина, если бы она
вышла замуж за другого мужчину, был бы виновен в прелюбодеянии по закону
Евангелия, но не был бы виновен по мирскому закону; ибо мирской закон
заключается в том, что после расторжения брака (даже если не было
совершено преступное прелюбодеяние) любому супругу позволяется
сочетаться браком с другим супругом; и даже, как сказано в Писании,
Господь заявлял, что святой Моисей разрешил Израильтянам, вследствие
жестокосердия их, разводиться с женами (Матф. XIX, 8, 9). 

Среди людей, хоть однажды заключавших брачный союз, он сохраняет такую
силу, что скорее супругами будут считаться те, которые уже не живут
вместе, чем те, которые сожительствуют без бракосочетания. 

Конечно, если бы христианский брак не имел такой силы, то сожительство с
другими не называлось бы прелюбодеянием. 

Только в том случае, если умер муж, с которым было истинное супружество,
возможно истинное супружество с тем, с кем прежде было прелюбодеяние. 

Итак, между живыми супругами сохраняются брачные узы, которые не могут
быть уничтожены ни разлукой супругов, ни связью одного из супругов с
кем-либо другим. 

Брачные узы остаются законными при совершении преступного прелюбодеяния
одним из супругов, если формально брак будет сохранен; так же как душа
вероотступника, отказавшись от брака с Христом, даже потеряв веру, не
лишается Таинства веры, то есть не перестает быть христианской, потому
что через обряд крещения она раз и навсегда получила возможность
возвращения к вере. 

Ибо если бы вероотступник лишился этого Таинства (что, однако,
невозможно), то, без сомнения, вернувшемуся к вере оно было бы
возвращено. Тот же, кто отступился от истинной веры, получает наказание,
а не награду, которую нужно заслужить. 

Глава XI 

Обет взаимного воздержания не расторгает супружества. Между Марией и
Иосифом истинный брак. 

Каким образом Иосиф является отцом Христа. В браке Марии и Иосифа
наличествовали все блага супружества 

Если же какие-нибудь супруги по обоюдному согласию пожелают совсем
воздерживаться от плотских сношений, то это еще не значит, что между
ними разорвется брачная связь: напротив, она будет более прочной, если
они заключат между собой договоры, которые должны будут соблюдать не на
основе низменных наслаждений, доставляемых плотским совокуплением, а
благодаря самопроизвольным стремлениям душ. 

Ведь, не лукавя, сказал Ангел Иосифу: "Не бойся принять Марию, жену
твою" (Матф. I, 20). 

Супругой она называлась по обручению, но Иосиф с ней не сожительствовал
и не собирался делать этого; однако Мария не лишилась звания супруги, и
это название не было ложным, хотя между ней и Иосифом и не было, и не
предполагалось никакой плотской связи. 

И вот эта девственница тем более свято и чудесно радовала своего мужа,
что даже зачав без него и будучи неравной с ним в отношении ребенка, она
тем не менее была равна с ним по вере. 

Поэтому родители Христа, и не только мать, но и отец его, поскольку он
супруг его матери, оба заслужили, чтобы их брак назывался прочным;
причем оба они суть супруги по душе, а не по плоти. 

И Иосиф, являющийся отцом Христа по душе, и Мария, мать его по душе и по
плоти, несмотря на это родительство, пребывали в состоянии смиренности,
но не величия, слабости, но не божественности. 

Ибо не обманывает Евангелие, где сказано: "И отец его и мать дивились
сказанному о нем". 

И в другом месте: "Каждый год родители его ходили в Иерусалим". Там же,
немного далее: "И мать его сказала ему: Чадо, что ты сделал с нами? Вот
отец твой и я с великой скорбью искали тебя". 

И он, чтобы показать, что он сам имеет вместо них Отца, который его
породил в большей степени, чем мать, отвечает им: "Зачем было вам искать
меня? или вы не знали, что мне должно быть в том, что принадлежит Отцу
Моему?" Но, с другой стороны, чтобы никто не подумал, что эти слова
свидетельствуют о том, что Иисус отвернулся от своих родителей,
Евангелист далее добавляет: "И они не поняли сказанных им слов. И он
пошел с ними, и пришел в Назарет, и был в повиновении у них" (Луки II,
33, 41, 4851). 

Спрашивается, у кого в повиновении, как не у родителей? Кто именно
пребывал в повиновении, если не Иисус Христос, который, будучи образом
Божиим, не почитал хищением быть равным Богу? Итак, почему был он в
повиновении у тех, которые гораздо ниже образа Бога, если не потому, что
не уничижил себя самого, приняв образ раба (Филип. II, 6, 7), коему
образу были причастны и его родители? Но хотя Иисус не был зачат от
Иосифа, а только был рожден Марией, конечно, оба родители не были бы
причастны Христу-рабу, если бы не были соединены друг с другом
супружескими узами, хотя в браке их и не было плотского соединения.
Только для того и доведен ряд рождений от Давида до Иосифа - родители
Христа, согласно Писанию, замыкают цепь продолжателей рода Давида (Матф.
I, 16 и Луки III, 23), - чтобы оба супруга, Иосиф и Мария, равны были в
отношении к Сыну своему, и не было бы обиды и несправедливости полу
мужскому, более предпочтительному в супружестве, ведь предсказано было,
что произойдет Христос из семьи Давида. Предсказание же сбылось бы и без
этого, ибо Мария и сама принадлежала к роду Давидову. 

Итак, в родителях Христа супружество преисполнилось всех благ:
потомства, верности и таинства. 

Мы знаем, что потомком Марии и Иосифа является сам Господь Иисус;
верность же наличествует потому, что не было в этом браке прелюбодеяния;
таинство - ибо не было расторжения брака. 

Глава XII 

Всякий, рожденный из плотского сожительства, есть плоть греховна 

В супружестве Марии и Иосифа не было только лишь плотского сожительства,
потому что в плоти Сын не мог бы родиться без вожделения, а это
постыдное плотское вожделение невозможно без греха. Но тот, кто
намеревался быть без греха, желал быть зачатым не в плоти греховной, но
только лишь в подобии плоти греховной (Рим. VIII, 3). Здесь же сказано,
как он учил, что всякий, рожденный от плотского сожительства, есть плоть
греховная, поскольку не является плотью греховной только
одна-единственная плоть, которая рождена не из низменного сожительства. 

Тем не менее плотское сожительство в браке, имеющее целью продолжение
рода, не является грехом, потому что благая воля духа побуждает
повинующееся тело, а не сама повинуется возбуждающей похоти плоти; и в
супружестве воля человека не порабощается грехом плотского соития, так
как справедливо, что потребностью продолжения рода уменьшается урон,
наносимый грехом. 

Плотское вожделение, наносящее этот урон, господствует в мерзостях
прелюбодеяния и разврата, а также в каком угодно другом бесчестии и
мрази; это же самое вожделение в супружестве находится в полном
подчинении у необходимости продолжения рода. 

Плотское соитие является господином там, то есть в осуждаемом за
безнравственность прелюбодеянии, но оно же является слугой здесь, то
есть в стыдящемся его добродетельном браке. 

Итак, это вожделение является не благом супружества, а необходимостью
для продолжения рода, позорным пятном брака, непристойностью грешащих,
огнем распутства. 

Вследствие этого, разве не останутся супругами те, кто по взаимному
соглашению прекращает плотское сожительство; ведь являлись супругами
Иосиф и Мария, которые и не вступали в плотскую связь? 

Имя Аврелия Августина - одно из самых значительных в западноевропейской
культурной традиции как с литературной, так и с философско-теологической
точки зрения. Идеи этого Отца Церкви определяли развитие западной мысли
вплоть до XIII века, однако и впоследствии, в том числе и в XX веке, они
не потеряли своего значения. 

Августин родился в городе Тагасте, в африканской провинции Нумидия, 13
ноября 354 г. н.э. Отец его, обедневший римский патриций, был язычником;
мать, Моника, христианкой (впоследствии она была канонизирована
католической церковью). Около 365 г. Августин отправился в город
Медавра, где получил образование в области латинской литературы и
грамматики. В 370 г., когда умер его отец, Августин начал изучение
риторики в Карфагене, крупном торговом и административном центре того
времени. 

Большое впечатление на молодого Августина произвел трактат римского
оратора и писателя 1 в. н.э. Цицерона "Гортензий" (ныне утраченный),
побудивший его усомниться в значимости мирских, чувственных удовольствий
и благ и обратиться к занятиям философией. Первоначально Августина не
удовлетворили алогичные, с его точки зрения, идеи христианства и он
обратился к манихейству. Это религиозно-философское учение, возникшее в
III в.н.э. и получившее распространение от Китая до Испании,
провозгласило существование двух мировых первоначал: бытия и небытия,
добра и зла, света и тьмы, между которыми идет постоянная борьба.
Неутихающая эта борьба происходит и в человеке, ибо душа его причастна
светлому первоначалу, а тело темному. Манихейское учение оказалось
привлекательным в глазах Августина, потому что давало понятный ответ на
вопрос о происхождении зла в мире и человеке, в то время как
христианство, провозглашая благого Бога в качестве единственного Творца
всего существующего, не могло, по тогдашнему мнению Августина, логично
объяснить, что же является источником зла. 

В 374 году Августин открыл в Карфагене риторическую школу. В 383 г. он
переезжает в Рим, где продолжает преподавание риторики. Постепенно
происходит разочарование в манихействе, в рамках которого Августин не
мог разрешить ряд проблем, например, вопросы критерия достоверности
человеческого мышления, источника непрекращающейся борьбы благого и
злого первоначал и др. Углубившись в занятия философией, Августин
примыкает к скептицизму. 

В 384 г. он переезжает в Медиолан, где под влиянием известного
христианского епископа Амвросия Медиоланского, а также в результате
изучения неоплатонических сочинений, изменяет свое негативное отношение
к христианству. Он начинает снова читать Новый Завет, и особенно
впечатляют его послания апостола Павла. В 386 г. Августин обращается в
христианство, а в 387 г. принимает крещение. Через год он покинул
Италию, возвращается в своей родной город Тагаст, где основал небольшую
монашескую общину. Августин занимается как литературной, так и церковной
деятельностью, пишет сочинения против своих прежних союзников -
скептиков и манихеев. В 396 г. его избирают епископом Гиппона, и он
остается на этом посту до самой смерти в 430 г. 

Последние тридцать лет своей жизни Августин руководит борьбой против
ересей донатистов и пелагиан. Донатисты не признавали таинства,
совершаемые священниками, изменившими христианству в период гонений, и
даже образовали свою самостоятельную церковь. Пелагиане отрицали
передачу по наследству первородного греха, главным для достижения
спасения считали не благодать Бога, а нравственные усилия самого
человека, его нравственный выбор. 

Среди антипелагианских сочинений Августина - и трактат "О супружестве и
похоти", написанный в 420 году. Он посвящен вопросу о первородном грехе
и таинстве брака. Постановка и решение Августином проблем сущности
брака, условий его подлинности, возможности расторжения, многоженства и
многомужия, соотношения духовного и плотского в супружестве, - во многом
определили содержание представлений о браке и сексуальных отношениях в
западноевропейской христианской культурной традиции.