Иоанн Дунс Скот 

Оксфордский комментарий на Четвертую книгу Мастера сентенций.

Книга I, Раздел III, Вопрос IV. 

Вопрос. - Наконец, относительного этого предмета -- познаваемости я
спрашиваю: Может ли несомненная чистая истина быть естественно познана
разумом обычного человека без духовного озарения несотворенным светом? 

Основные аргументы. - И я доказываю, что это невозможно. Августин в
работе "О Троице, кн. IX, гл. 6 говорит: "Но мы постигаем ненарушимой
истины, исходя из которой мы получаем возможность совершенно определять
и устанавливать, насколько мы способны, не в силу разума отдельного
человека, а как этому надлежит быть в вечной рациональной основе мира".
И продолжает там же: "Когда мы одобряем или опровергаем что-либо
правильно, мы в душе убеждены в своем одобрении или опровержении,
оставляя все другие критерии неизменно за пределами рассмотрения". И там
же: "Постижение неизъяснимо прекрасного искусства таких образов
сверхрационального восприятия простым умом". А в гл. 7 той же книги: 

"Следовательно, в той вечной истине, из которой делаются все преходящие
вещи, мы воспринимаем глазами разума именно ту форму, в соответствии с
которой мы есть и в соответствии с которой мы что-то совершаем с
истинным или правильным основанием, в самих себе или с телами, и отсюда
мы имеем истинное знание вещей, представляемое нами как если бы слово
было внутри нас". И в кн. XII, гл. 2: "Но есть более возвышенная причина
судить относительно этих телесных вещей в соответствии с бестелесными и
вечными началами". А в гл. 14: "Однако не только умопостигаемые и
бестелесные причины чувственно воспринимаемых вещей, занимающих
определенное место в пространстве, категорически не имеют
месторасположения, но и причины движений, протяженных во времени,
существуют одновременно без преходящей временной длительности как
умопостигаемые и не воспринимаемые чувственно начала". И что Августин
говорит здесь о вечных причинах истинно в Боге, а не о первых причинах,
видно из того факта, что в том же месте он утверждает, что привилегия
немногих - доходить до них; но если бы он говорил о первых принципах, то
не было бы привилегией немногих доходить до них, но это было бы уделом
многих, так как они известны всем. И снова, в кн. XIV, гл. 15, говоря о
несправедливом человеке, который правильно хвалит и осуждает многое в
людских обычаях, он спрашивает: "По каким правилам они судят о таких
вещах, если не по тем, в которых они усматривают определенным образом
как каждому надлежит жить?" И в конце он добавляет: "И где они записаны,
если не в той книге света, которая зовется истиной?" Эта книга света
суть божественное разумение. Следовательно, он имеет в виду, что в этом
свете несправедливый человек видит, какие именно действия следует
предпринять. И это видно благодаря чему-то, что запечатлено или
впечатано этим светом, о чем Августин говорит там же: "Откуда любой
справедливый закон исходит и переходит в сердце человека, который
поступает по справедливости, не перемещаясь, а как бы будучи
запечатленным, как образ переходит с печатки перстня на воск и при этом
не покидает перстня". Следовательно, мы видим в том свете, благодаря
которому справедливость запечатляется в сердце человека; но то свет
несотворенный. И снова, в кн. XII, ч. 25 "Конфессий": "Если мы оба видим
истину, Ты не видишь ее во мне, а я не вижу ее в Тебе, но мы оба - в
том, что выше разума в неизменной истине". 

Августин в доказательство этого заключения во многих местах приводит
высказывания других авторитетных авторов. 

Контраргумент. Апостол Павел в Послании к Римлянам (1: 20) говорит: "Ибо
невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез
рассматривание творений видимы"; но эти причины - невидимое Его;
следовательно, они известны из творений; следовательно, истинное знание
творений предшествует их зрительному восприятию. Подробное изложение
суждения, согласно которому несомненная чистая истина не может быть
естественно познана нами без духовного озарения несотворенным светом. По
этому вопросу есть одно мнение1, что существует некий естественный
самодостаточный (per se) среди основных понятий.. Мы говорим о двух
понятиях, которые относятся к рассматриваемому вопросу, а именно:
понятие того, что есть [ens] и понятие истины.

а) Первое понятие - то, что есть. В качестве доказательства служит
утверждение в книге "О причинах", приводимые в четвертом суждении:
"первое из творений суть бытие" и в комментарии к первому суждению:
"бытие - сильнейшая привязанность". 

b) Это доказывается также основательно; потому что реальное
существование абсолютно, в то время как истина указывает на отношение к
образу. Отсюда следует, что то, что существует, может быть узнано как
имеющее отношение к существованию, но не как имеющее отношение к истине.


с) Это заключение, далее, доказывается со стороны интеллекта; потому что
наличие того, что существует, может быть установлено путем простого
понимания, но и то, что есть истина, установлено; но то, что касается
истины, устанавливается только путем понимания соединяющего и
разделяющего. Если таким образом исследовано относительно вопроса,
касающегося знания того, что есть, или касающегося того, что есть
истина, в том, что есть, то вывод таков: разум может познать истину в
силу чисто естественных причин. -Это доказывается, потому что внутренне
противоречиво утверждение о том, что природа неумела в своих собственных
действиях, согласно Дамаскину; и еще более противоречиво, когда речь
идет о более совершенной и превосходной природе, согласно Аристотелю,
как он пишет о звездах во второй книге "О Небесах и о Мире", потому что
было бы вопиющим противоречием, если бы звезды имели поступательную
силу, не имея естественных инструментов для движения вперед:
следовательно, поскольку свойственная интеллекту деятельность - познание
истины, - представляется несоответственным, чтобы природа не даровала
интеллекту того, что бы обеспечивало такую деятельность. 

d) Но если мы говорим о познании истины, следует сказать, что, поскольку
существует двойной стандарт (a double exemplat), сотворенный и
несотворенный, согласно Платону (первая часть "Тимея"), то есть,
созданный и несозданный или тварный и нетварный образец: сотворенный
образец - это универсальные идеи (виды), производимые от вещи,
несотворенный - идея в божественном разуме; таким образом, существует
двойное соответствие образцу и двойная истина: одна - соответствие
сотворенному примеру, и в этом духе Аристотель утверждает, что истины
вещей познаются через их соответствие умопостигаемым идеям; и Августин,
кажется, говорит о том же в кн. IX, гл. 7 "О Троице", полагая, что мы
имеем специальное и общее знание вещей, каждое из которых выводится из
чувственно постигаемых объектов, в соответствии с чем мы судим, что то,
что является, есть истина, и что вещь сама есть такая-то или такая-то. 

Но что нам присуще абсолютно правильное и непогрешимое знание истины
вещей через обретенный образец, находящийся в нас, - это говорят,
совершенно невозможно. - И это доказывается трояко, если следовать мысли
тех, кто придерживается такой точки зрения: первый аргумент по причине
вещи, из которой поставляется образец (идея); второй - со стороны
субъекта, в котором данный образец (идея) присутствует; и третий - со
стороны образца (идеи) самого по себе. 

e) Первый аргумент таков: объект, из которого абстрагируется образец
(идея), - изменчив, следовательно, он не может служить причиной
чего-либо неизменного; но правильное знание любой истины относительно
чего-либо - следствие того, что это что-либо имеет с чем-то неизменную
связь, значит, его нельзя получить с помощью этого образца (идеи). 

Считают, что это послужило аргументом для Августина в "LXXXIII
вопросах", вопрос 9, где он утверждает, что "чистая истина не видна без
чувственных вещей", потому что чувственные вещи изменяются беспрерывно.

f) Второй аргумент таков: душа сама по себе изменчива и склонна к
ошибкам, следовательно, она не может быть исправлена чем-то, что еще
более изменчиво, чем она сама, чтобы она не ошибалась, но образец (идея)
в ней еще более изменчив, чем душа сама по себе, следовательно, идея не
управляет душой так, чтобы она не совершала ошибок. Считают, что это
послужило аргументом для Августина в книге "Об истинной религии":
"Поскольку закон всех знаний и ремесел абсолютно неизменен, и поскольку
человеческому разуму, которому даровано постигать этот закон,
свойственно ошибаться из-за переменчивости, то совершенно очевидно, что
закон, который зовется истиной, - выше нашего разума". 

g) Третий аргумент: никто не имеет правильного и непогрешимого знания
истины, кроме случая, когда он имеет то, с помощью чего он может
отличать истину от правдоподобия; ибо если он и может отличать истину от
лжи или правдоподобия, он может сомневаться, не обманывается ли он; но
истина не может быть распознана посредством вышеупомянутого сотворенного
образца и отличена от правдоподобия, следовательно и т.д. -
Доказательство меньшей посылки: такая идея может представлять себя как
самое себя или другим образом она может представлять себя как объект, -
это ложь, если как самое себя - это истина, следовательно, с помощью
такой идеи нельзя узнать достаточно четко, когда она представляет себя
как самое себя, а когда она представляет себя как объект, и поэтому она
не подходит для достаточного разграничения истины и лжи.

h) Из этих рассуждений следует, что если случается, что человеку ведомо
правильное знание и непогрешимая истина, это не происходит с ним в
результате созерцания образца, извлеченного из вещи в процессе
чувственного опыта, как бы ни был он (образец, идея) очищен и
универсализирован, но необходимо, чтобы он взирал на несотворенный
образец. 

И следовательно, этот подход утверждает: Бог, не как то, что познано,
имеет значение образца, в отслеживании которого и наличествует чистая
истина, ибо знание суть всеобщее свойство, но Он - причина знания как
явный образец, и соответствующая причина сотворенной сущности. Тем не
менее способ, по которому он может быть причиной знания и не знания,
ясно виден на примере: ибо это именно так, как когда луч солнца иногда
простирается из своего источника в виде косой линии, а иногда - в виде
прямой линии, и хотя солнце - причина видения того, что видно в луче,
простирающемся в первом случае, тем не менее оно не видно, как оно
существует само по себе; но солнце - причина знания того, что видно в
луче во втором случае, и таким образом того, что тоже известно; итак,
следовательно, несотворенный свет озаряет ангельский разум, как в прямом
виде, так затем и как видимый, что является причиной видения других
вещей в нем самом; но он освящает и наше познание, несмотря на то, что
наши пути подобны зрению косого; и следовательно, это - причина видения
для нашего разума и не видения.

i) Считают, более того, что несотворенный образец имеет тройное
отношение к акту видения, а именно: как зажигающий свет, как изменяющий
мыслимый объект и как оформляющий характер или эталон. 

И из этого заключается, наконец, что требуется особое внимание, потому
что именно так, как то, что сущность не видна нами естественно сама по
себе, так же соответственно, как и то, что сущность есть образец (идея)
в отношении любого творения, и она не видна естественным путем; согласно
Августину, когда он пишет о видение Бога: "ибо это в Его власти быть
видимым: если Он хочет, Он видим, если Он не хочет, Он не видим". 

j) В конце добавим, что совершенное знание истины имеет место тогда,
когда две эталонных идеи содействуют в разуме (одна -врожденная, и
другая - проникшая извне, т.е. не престижная), в освещении ею. Разум
представляет себе слово истины в совершенстве, когда без этих двух идей
вещи он вывел одну причину или критерий для постижения вещи. 

Разделение вопроса. - Против этого мнения я показываю, во-первых, что
эти аргументы не являются фундаментальными основаниями для всякого
истинного суждения, они не являются таковыми, если следовать Августину,
но восходя к мнению сторонников Платона. Во-вторых, я показываю, что
мнение сторонников Платона, которое, кажется, следует из этих аргументов
- ложное. В-третьих, я отвечаю на эти аргументы, в том смысле, что
показываю их несостоятельность. В-четвертых, я аргументировано выступаю
против вывода из данной позиции. В-пятых, я решаю поставленный вопрос.
В-шестых, я показываю, как эти аргументы (настолько, насколько они
принадлежат Августину), приводят к упомянутому понятию Августина, но не
к той цели, с которой они здесь приводились. 

Статья 1. Показывающая, что предлагаемые аргументы не являются
фундаментальными основаниями для любого истинного мнения, не являются
они таковыми и в соответствии с намерением Августина, но ведут к мнению
сторонников Платона. Демонстрируется, что вышеуказанные аргументы ведут
ко всякой неуверенности. Во-первых, эти аргументы, кажется, ведут к
невозможности правильного естественного познания. 

a) Во-первых, это так, потому что, если объект меняется постоянно, нет
не уверенности в том, что он может соответствовать неизменной причине,
ни, конечно, уверенности, что он озарен каким -нибудь светом, потому что
нет уверенности, когда объект познается не сам по себе, а другим путем;
следовательно, нет уверенности в познании изменчивой вещи как
неизменной. Очевидно также и то, что предшествующее такому выводу, а
именно: что чувственные вещи изменяются постоянно, - ложь; это, конечно,
мнение, приписываемое Гераклиту в кн. IV "Метафизики".

b) Аналогично, если не может быть уверенности из-за изменчивости
образца, который есть в нашей душе, так как что бы ни было в душе
субъективно, оно изменчиво, так и сам акт познания будет изменчивым; и
поэтому следует, что душа очищается с помощью ничто в душе, которое не
ошибается. Это бы следовало также, что сам акт познания, так как он
более изменчив, чем душа, в которой он происходит, никогда не будет
истинным и не будет содержать истину; что является ложью. 

c) Аналогично, согласно этому мнению, причинная врожденная идея
соответствует с проникающей идеей, но когда что-либо несовместимое с
уверенностью содействует, никакой уверенности быть не может; именно как
из необходимости и случайного предложения только случайное заключение
может быть выведено, так из несомненного факта и его отражения,
соединенных для какого-то пункта познания, не следует верного
заключения. 

d) То же заключение подобно вытекающему из третьего аргумента , потому
то если идея, абстрагированная из вещи, содействует всякому познанию. И
если невозможно оценивать отчетливо, потому что иногда она представляет
себя как таковую, а иногда- как объект, следовательно, что бы еще там ни
содействовало, нет никакой уверенности, с помощью которой можно было бы
отличить истину от правдоподобия.

e) Следовательно, эти аргументы, видимо, ведут к любой неуверенности, и
таким образом - к мнению сторонников Платона. 

Доказано, что вышеизложенное заключение не соответствует духу Августина.
Я доказываю, однако, что это заключение не соответствует духу Августина:
a) Августин в кн. II "Монологов" говорит: "Каждый допускает без
колебания, что научные доказательства очень верны". И Боэций в кн. "О
седалищах" (De Hebdomadibus):Общее понятие разума есть то, что будучи
услышанным, удостоверяется каждым". И Аристотель в кн. II "Метафизики":
"Первые принципы известны всем, как дверь в доме", потому что дверь ни
от кого не скрыта, хотя вещи в доме могут быть скрыты. Исходя из мнения
этих трех авторитетов, доказываем следующее: то, что подходит всем
членам любого рода, следует из особой природы, следовательно, так как
каждый обладает непогрешимой уверенностью относительно первых принципов,
и далее так как форма совершенного силлогизма естественно очевидна для
каждого, согласно кн. I "Первых Аналитик", но знание заключения зависит
только от очевидности принципов и от очевидности силлогистического
вывода, таким образом любое заключение, которое можно
продемонстрировать, может быть познано естественно каждым из посылок,
известных через самих себя. 

b) Во-вторых, также ясно, что Августин признает несомненность тех вещей,
которые известны из чувственного опыта, по этой причине он говорит в кн.
XV. ч. 12 "О Троице": "Можем ли мы быть избавлены от сочинения на счет
того, что те вещи, которые мы познаем с помощью телесных ощущений,
истинны, ибо с их помощью мы познаем небеса, землю и вещи, которые нам
известны в них, настолько, насколько Тот, кто создал нас и их, хочет,
чтобы мы знали". Если, следовательно, мы не сомневаемся в их истине и мы
не обманываемся, что ясно, тогда мы уверены в вещах, известных путем
чувственного восприятия, ибо уверенность имеется, когда сомнение и обман
исключены. 

c) В-третьих, очевидно, что Августин признает там же несомненность
относительно наших действий: "Он живет, спит ли он или бодрствует, ибо
спать и видеть сны - тоже часть жизни". 

d) Но если вы скажете: жить - не вторичное действие, а первичное; то,
как Августин говорит там же: "Если бы кто сказал: Я знаю, что я знаю, он
бы не ошибся", даже повторяя сколько угодно раз первое утверждение
знания. И там же: "Если бы кто сказал: я хочу быть счастливым, как в
этом случае ответить без фанаберии, а вдруг вы ошибаетесь? И если он
говорит: я знаю, что я хочу этого, и я знаю, что я знаю это; затем он
может добавить третье к этим двум, что он знает эти два, и так он может
продолжать до бесконечности". И в той же работе: "Если бы кто сказал: я
не хочу ошибаться, будет ли это неверно, ошибается он или не ошибается,
что он, несмотря на это, не хочет ошибаться? Имеются и другие аргументы.
Которые выдерживают натиск сторонников Платона, утверждающих, что ничто
не может быть познано человеком." И далее в той же работе: "Затем здесь
есть наши три книги, написанные в первый период нашего обращения;
множество аргументов, которые были измыслены сторонниками Платона против
познания истины. Ничуть не будут убеждать того, кто имел возможность и
желание читать о них, а прочитав, их понял". И там же, в гл. 15: "Так же
и те вещи, которые известны таким образом, что они не могут исчезнуть из
разума, так как они в нем присутствуют и имеют отношение к природе
разума самого по себе; так, мы знаем, что мы живем, - и это (знание)
остается столько же сколько существует сам разум, а поскольку разум
остается всегда, то также и это знание остается всегда". Итак, первая
статья ясно показывает, что аргументы, высказываемые сторонниками
приведенной точки зрения, неубедительны, а сама эта точка зрения ложна и
направлена против Августина. 

Статья II. 

Показывающая, в чем мнение сторонников Платона является ложным.

Разделение статьи. - Касательно второй статьи, что заблуждение
сторонников Платона несовместимо с тем фактом, что вещи познаваемы,
должно быть понято, как непогрешимая уверенность может достигаться
естественным путем через возможности познания трех видов, указанных
выше, а именно: во-первых через принципы, известные через самих себя и
заключения; во-вторых, через вещи, известные из опыта; и в-третьих,
через наши действия. 

Демонстрация несомненности первых принципов. - Относительно
несомненности принципов я говорю так: понятия принципов, известных через
самих себя, имеют такую тождественность, что одно очевидно известное
понятие включает с необходимостью другое; и следовательно, ум,
совмещающий эти понятия, при условии, что он усваивает их, имеет в самом
необходимую причину соответствия этого акта совмещения самим термином,
из которых и создается композиция, и также очевидная причина такого
соответствия; и следовательно, что соответствие ей очевидно необходимо.
Необходимую и очевидную причину такого соответствия ум усваивает в
терминах; следовательно усвоение терминов и их композиция не могут
находиться в уме, в нем находится только соответствие этой композиции
понятиям, так, одна белизна и другая белизна не могут в нем находиться,
но только представлении об их подобии. Но это соответствии композиции
понятиям есть истина композиции, следовательно, композиция таких понятий
не может иметь место, кроме случая, когда это является истиной, и таким
образом, восприятие такой композиции и восприятие понятий не могут иметь
место (в разуме), но восприятие соответствия композиции понятиям имеет
место, а значит, и восприятие истины, ибо первые перцепты очевидно
включают восприятие такой истины. 

Аристотель подтверждает, что умозаключение насчет подобия в кн. IV
"Метафизики" , где он настаивает, что противоположность первому
принципу, который выражается в том, что невозможно, чтобы одна и та же
вещ одновременно существовала бы и не существовала, не может возникнуть
ни в чьем уме, потому что в нем следом были бы одновременно
противоположные мнения. Для противоположных мнений несомненной истиной
является то, что является таковой для формально противоположных
суждений; ибо суждение, атрибутирующее существование чего-либо по
отношению к чему-либо, и суждение, атрибутирующее не-существование той
же самой вещи, - формально противоположные. Таким образом, я могу
утверждать относительно рассматриваемого вопроса, что в уме имеет место
некое противоречие относительно форм познания, находящихся за пределами
человеческих возможностей, хотя не формальное противоречие; ибо если в
уме существует понимание целого и части, а также композиции частей, так
как оно включает как необходимую причину - соответствие композиции
понятиям, и если в уме существует такое мнение, что эта композиция
ложна, то будут наличествовать противоположные идеи - не формально; но
одно представление будет соседствовать с другим, и тем не менее одно
будет необходимой причиной идеи, противоположной другой, что невозможно.
И как невозможно для белого и черного (в качестве определения одного и
того же) существовать одновременно, потому что они формально
противоположны, также невозможно, чтобы белое и то, что является точной
причиной черноты, отождествлялись бы, так как необходимо, чтобы одно не
могло бы быть без другого без противоречия. 

Показывается убедительность выводов. - Когда очевидность или
несомненность первых принципов получена, очевидно, как несомненность
заключений, выведенных из них, может быть получена из-за очевидности
современной формы силлогирия, так как несомненность заключения зависит
только от несомненности принципов и от очевидности вывода. 

Разум не ошибается, даже если чувства ошибаются. - Но не ошибается ли
разум в этом познании принципов и заключений, если чувства обманчивы
относительно всех понятий? Я отвечаю, что относительного этого познания
разум не использует чувства в качестве источника. Но только при случае,
ибо разум может иметь знание о простых вещах, только получая его из
чувств; однако, получив его, разум может соединять простые элементы друг
с другом с помощью своей собственной силы; и если в результате
соотношения таких простых элементов получается комбинация, которая
очевидно истинна, разум приходит к такой комбинации с помощью своей
собственной силы и силы понятий, но не с помощью силы чувств, через
которую он получает понятия извне. Например: если причина целого и
причина большего получены из чувств, то разум соединяет их следующим
образом: любое целое больше, чем его часть; разум с помощью своей
собственной силы и силы понятий приходит несомненно к этому соединению,
и не только потому, что он видит, как понятия сочетаются в вещи, как это
происходит в таком случае: Сократ белый, потому что разум видел, что
понятия соединены в вещи. Более того, я говорю, что если все чувства
были ложны, а из них получены такие понятия, или, что привело бы даже
еще больше к заблуждению, если некоторые чувства были ложны, а некоторые
истинны, разум не ошибся бы относительно таких принципов, потому что он
всегда имел бы в себе самом понятия, которые послужили бы причиной
истины; именно так, как если бы виды белизны и черноты были запечатлены
волшебным образом в снах незрячего с рождения, и если бы они остались
потом в бодрствовании; разум, абстрагируясь от них, составил бы
следующее суждение: белое не есть черное; и разум не заблуждался бы
относительно этого, даже если допустить, что понятия были получены из
обманчивых чувств; ибо формальное соотношение понятий, к которому разум
и стремился, есть необходимая причина этой истины отрицания.

Показывается несомненность относительно вещей, известных из опыта.
Относительно второго вида возможностей познания, а именно относительно
вещей, известных из опыта я говорю, что, несмотря на то, что опыт не
охватывает все отдельные вещи, а только их большое число, и что,
несмотря на то, что он не всегда имеет мест, а лишь во многих случая,
тем не менее тот, кто знает из опыта, знает верно, что дело обстоит
именно так, и что это всегда так, и так во всем, и он знает это
благодаря следующему положению, укорененному в его душе: чтобы не
появлялось во множестве вещей по некой причине, которая не является
свободной, - это есть естественное следствие такой причины. Это суждение
известно разуму, даже если допустить, что он воспринял понятия ( с
помощью которых оно сформулировано) из обманчивых чувств; ибо причина,
не являющаяся свободной, не может произвести во множестве вещей
следствие, противоположное тому, что предписано, или тому, что не
предписано его формой; но случайная причина предназначена к
продуцированию противоположности - случайного следствия или к
не-продуцированию его; следовательно, ничто не является случайной
причиной относительно следствия, отлично продуцируемого ею, и если она
не свободна, то это - естественная причина. То, что, однако, это
следствие имеет место по такой причине, которая проявляется во множестве
случаев, должно быть узнано из опыта; ибо раскрыть такой механизм
однажды случайно, в другой раз опять случайно - значит, что, как бы
велико ни было разнообразие таких случайностей, такое следствие всегда
вытекает из этой природы; следовательно, такое следствие следует не по
случайности случайно из этой природы, но именно в силу самой этой
природы.

Но следует заметить далее, что иногда опыт вытекает из суждения, как
например, что часто бывают лунные затмения; и затем предполагавшееся
суждение подтверждается, причина такого суждения исследуется методом
разделения, и иногда исследователь исходит из опытного суждения, а
переходит к принципам, известным из понятий, а затем благодаря такому
принципу, известному из понятий, суждение, до того известное только из
опыта, может быть познано более точно, а именно, с помощью первого рода
знания, ибо оно может быть познано как выведенное из принципа,
известного из самого себя; именно так следующее умозаключение известно
из самого себя. Непрозрачный предмет, помещенный между светящимся и
прозрачным предметами, мешает такому прозрачному предмету распространять
свет. И если было обнаружено через разделение, что земля является таким
телом, помещенным между Солнцем и Луной, это будет известно наиболее
точно благодаря демонстрации, опирающейся на суть [proter quid], и с
помощью причин, а не только из опыта, как то суждение, которое было
известно до раскрытия принципа. 

Иногда, однако, случается таким образом, что невозможно дальнейшее
раскрытие путем разделения принципа, известного через понятия, но
исследователь должен остановиться на некой истине (суждении), которая
работает во многих случаях и чьи крайние члены часто на практике
соединены, как например, то растение такого-то вида горячее; нет другого
среднего понятия, раскрытого прежде, посредством которого состояние
подвергаемого воздействию внешних сил субъекта демонстрируется, кроме
его природы [a priori], но исследователь должен остановиться на этом,
как на первой вещи, известной из опыта. Далее, хотя сомнительным и
ошибочным может быть следование такому суждению: следствие, имеющее
место во множестве случаев, проистекающее от некой причины, которая не
свободна, есть естественно ее следствие, тем не менее оно является
последним словом научного знания; хотя, может быть, логические требуемое
знание не достигается здесь актуальным соединением крайних членов, но
только подходящим соединением; ибо если состояние подвергаемого
воздействию внешних сил субъекта есть нечто другое, будь оно отделено от
субъекта, оно могло бы быть отделено от субъекта без противоречия, а
человек, который познает из опыта, не получил бы знания о том, что есть,
но о том, чему придана форма, близкая к тому, что есть. 

Показывается несомненность относительно наших действий. Относительно
третьего вида возможностей познания, а именно относительного наших
действий, я говорю, что относительно многих из них существует
уверенность, это касается принципов, известных через самих себя, как
очевидно из кн. IV "Метафизики", где Аристотель говорит о причинах,
которыми руководствуются те, кто говорят, что все видимое истинно, что
эти причины исследуют даже для выяснения. Все эти сомнения, однако,
доходят до одного и того же, ибо они все думают, что имеется причина для
всех вещей". И он добавляет: "Они ищут причину для вещей, которые
причины не имеют, так как здесь нет доказательства принципа
доказательства". Следовательно, согласно Аристотелю там же, то, что мы
бодрствуем, известно само по себе, как являющееся принципом
доказательства. 

Не имеет значения, что это случайно, ибо, как было сказано в другом
месте, есть порядок в случайных вещах, потому что что-либо является
первым и непосредственным; в противном случае был бы возврат в
бесконечность в случайных вещах, или также что-либо случайное следовало
бы из логически требуемой причины: и то, и другое невозможно. 

И, поскольку есть уверенность относительно бодрствования, как
относительно чего-либо, известного из самого себя, подобным же образом
обстоит дело со многими другими действиями, которые в нашей власти, как
когда я понимаю, когда я слышу, и также с теми, которые являются
совершенными актами; ибо хотя нет уверенности, что я вижу белое, которое
не локализовано в таком-то предмете или на таком-то расстоянии, потому
что иллюзия может происходить из-за среды или из-за органа или по многим
другим причинам, несмотря на то, что есть уверенность, что я вижу, даже
если допустить, что причина иллюзии в органе, а именно иллюзия в органе,
кажется. Является величайшей из иллюзий, как например, когда действие
вызывается самим органом, а не присутствующим предметом, но так как если
бы было вызвано естественно этим присутствующим предметом. И таким
образом способность имела бы свое действие, если в качестве такового
полагать иллюзию или страсть, и это бы было именно тем, что называют
видение, будь то действие, или страсть, или то и другое вместе. Но если
иллюзия не вызывается самим органом, по чем-то близким к нему, что
кажется органом, как если иллюзия не была вызвана состоянием нервной
системы, но если впечатление от вида такое, как когда естественно
произведено предметом, на самом деле было вызвано в самом глазу, однако,
зрение бы было нормальным; потому что такой вид или что естественно
видно в нем, был бы виден, так как для него было бы достаточное
расстояние относительно органа зрения, который находится в сплетении тех
нервов, как это очевидно из кн. VI, гл. 2 "О Троице" Августина, потому
что следы от виденных вещей, оставшихся в глазе, видны, когда глаза
закрыты; и согласно Аристотелю ("О чувстве и чувственном"), потому что
огонь, который производится очень сильным поднятием глаза и
увеличивается, пока не опускается веко - виден; это - настоящее видение,
потому что здесь есть достаточное расстояние, нужное для главного органа
зрения. 

О несомненности результатов действия органов чувств. Но как быть
уверенным в тех результатах, которые получаются по воздействием чувств,
как например, что что-либо вовне белое или горячее, каким оно кажется? Я
отвечаю: появляются ли противоположные впечатления, чтобы увести
чувства, о которых известно, что такое с ними может случиться, обладают
одинаковым механизмом распознавания этого? 

А во втором случае и уверенность соответствует истине относительно такой
вещи, которая известна из чувственного опыта и с помощью предшествующего
суждения, а именно то, что появляется во множестве случаев из чего-то,
есть естественное его следствие, если это что-то - не свободная причина;
следовательно, так как то же самое изложение [или неизменность]
чувствует, то это чувственное изменение или произведенный вид [т.е.
впечатление] является естественным результатом такой причины, и таким
образом такая вещь вовне будет белой или горячей или такой, какой она
естественно представлена в силу вида, произведенного ею, как и во
множестве случаев. Если, однако, разные чувства имеют разные механизмы
распознавания относительно чего-то, видимого вовне, как, например, когда
зрение говорит, что палка сломана, если часть ее находится в воде, а
часть - в воздухе, а прикосновение может обнаружить совсем другое;
скажем, зрение всегда говорит, что солнце в размерах значительно меньше,
чем оно есть на самом деле, то (здесь присутствуют механизмы
распознавания, позволяющие с уверенностью различать, что есть истина и
где чувства обманываются; это распознавание осуществляется с помощью
суждения, укорененного в душе и более точного, чем какие-то механизмы
толкования чувств, и с помощью совместных действий многих органов
чувств, так что некое суждение всегда очищает понимание действий органов
чувств, показывая. Какие истинны и какие ложны, и в таком суждении разум
не зависит от чувства как от причины, но как от случайности. Пример:
разум имеет в себе это укорененное суждение: ничто более тяжелое не
сломается при соприкосновении с чем-то мягко уклоняющимся от него; итак,
это столь известно само по себе из своих понятий, что даже если оно было
получено от обманчивых чувств разум все равно мог бы не сомневаться в
верности этого суждения, ибо противоположное утверждение приводит к
противоречию; но что палка тяжелее воды, и что вода вытесняется ею, оба
чувства подтверждают: и зрение, и осязание. Поэтому следует, что палка
не сломана, когда зрение говорит, что была сломана; и таким образом
разум судит, опираясь на что-то более точное, чем любое проявление
чувств, какое чувство ошибочно, а какое нет, относительного того,
сломана ли палка. Аналогичным образом и насчет другого: то же
количество, добавленное к количеству, - абсолютно равно самому себе -
это известно разуму как бы много знаний понятий не могло быть получено
от обманчивых чувств, но что одинаковое количество может быть добавлено
к объекту наблюдения поблизости или на расстоянии, это зрение и осязание
удостоверяют; следовательно, видимое количество, поблизости или на
расстоянии, является равным; следовательно, когда зрение
свидетельствует, что оно меньше, оно ошибается. Это суждение выводится
из принципов, известных через самих себя, и из проявлений двух чувств,
известных как верные во множестве случаев; итак где бы ум ни судил, что
чувство ошибается, он делает это не в силу какого-то знания,
приобретенного эмпирически с помощью чувств, как его причины, но в силу
некого знания, случайно проявившегося через чувство; в этом знании разум
не обманывается, даже если все чувства обманывают, и в силу некоторого
другого знания, приобретенного из чувства или из чувств, когда их
результаты были верными во множестве случаев; это знание известно как
истинное из часто цитируемого суждения, а именно: то, что появляется во
множестве случаев, и т.д.). 

Статья III.

Дается ответ по поводу несостоятельности рассматриваемых аргументов.

Первый аргумент противоположной позиции рассмотрен и продемонстрировано,
что внутренняя изменчивость объекта не является препятствием для
несомненности познания. 

Применительно к третьей статье ответы по поводу трех аргументов,
изложенные выше, должны быть соответственно разделены. Первое, то, что
касается возражения относительно изменения объекта, сказанное - ложь;
ибо чувствительные вещи не находятся в постоянном движении, а остаются
теми же самыми какое-то время. И это не мнение Августина, а мнение
Гераклита и его ученика Кратила, который не желал говорить, а только
шевелил своим пальцем, как сказано в IV кн. "Метафизики". Аналогично
следствие не выдерживает критики, даже если согласиться, что высказанное
вначале - верно, потому что, согласно Аристотелю , верное знание могло
бы по-прежнему придерживаться той истины, что все вещи движутся
постоянно. Отсюда не следует: если объект изменчив, то, что порождено
им, не представляется чет-то в аспекте [ratio] неизменности, потому что
изменчивость в объекте не является причиной для производства чего-то, но
только сама природа объекта, который изменчив, является такой причиной;
то, что произведено в силу этой причины, следовательно, представляет
природу объекта по сути, потому что эта природа есть по сути причина для
производства чего-либо; итак, если это природа, то откуда она получает
некое неизменное отношение к чему-либо еще таким образом, что что-то еще
и эта природа, каждое через свой собственный образец, представляются как
неизменно соединенные? Итак, знание об их неизменном союзе может быть
получено через два эталона, произведено от двух изменчивых вещей, не
поскольку они изменчивы, а поскольку они являются сущностями. Очевидно
также, что, что-либо может быть представлено в аспекте неизменности
через представительство которое само изменчиво; ибо суть Господа
представляется разуму в аспекте неизменности с помощью чего-то
совершенно изменчивого, будь то вид или действие. Это видно из схожего
примера, так как что-либо в аспекте бесконечности может быт представлено
конечной вещью. Разрешение проблемы, связанной со вторым аргументом. 

По поводу второго я говорю, что два вида изменчивости могут быть поняты
в другие. Один от утверждения к отрицанию, и наоборот, как например, от
невежества к знанию или от непонимания к пониманию. Другой - от одной
противоположности к другой противоположности, как например, от
нравственности к обману, и наоборот. Душа, однако, подвержена
изменчивости первого вида относительно любого объекта, и такая
изменчивость проявляется в его видоизменении, ничем формально в нем
существующим не вызванном; но душа не изменчива по второму виду
изменчивости, исключение составляют те сложные комбинации, которые не
очевидны из их понятий, она не может быть изменена в соответствии со
вторым видом изменчивости, потому что постижимые понятия сами являются
логически требуемой причиной соответствия композиций тем понятием.
Следовательно, если душа изменяется от нравственности к заблуждению
абсолютно, то не значит, что она не может быть очищена ничем другим
кроме самой себя, ибо она может по крайней мере быть очищена с помощью
тех объектов, относительно которых разум может не ошибаться, однажды
усвоив понятия. 

Разрешение проблемы, связанной с третьим аргументом.

По поводу третьего я говорю: если бы он имел какую-то убедительность, он
бы скорее устоял против того мнения, которое отрицает умопостигаемые
виды, ибо такой вид, который может представлять самого себя как объект в
мечтах или снах - это не умопостигаемый вид, а фантазм; следовательно,
если разум использует только фантазм, через который объект присутствует
для него, и никакой другой умопостигаемый вид не использует, это
кажется, он не может отличать (через что-то, в чем объект высвечивается
сам) истину от правдоподобия, Но этот аргумент не выдерживает критики,
когда у умопостигаемый вид кладется в основу разума, ибо разум не может
использовать его как объект в самом себя, так как невозможно
использовать умопостигаемый вид в мечтах или в снах. 

Разрешение сомнений и возражений.

a) Если вы возражаете, что фактазм может представлять себя или объект;
что, следовательно, разум может ошибаться из-за такой ошибки способности
к фантазии или он может быть настолько связанным, что он не может
действовать, как это очевидно в снах и в безумствах; можно сказать, что
если разум связан, когда имеет место такая ошибка способности к
фантазии, он тем не менее не ошибается, потому что он и не действует. 

b) Но как разум будет знать или как он будет уверен, когда способность к
фантазии не ошибается, которая, однако, должна не ошибаться, согласно
регламенту, что разум может не ошибаться? Я отвечаю: следующая истина
укоренение в разуме: сила [т.е. способность] не ошибается относительно
объекта, соответствующего и соразмерного ей, если она не является
неспособной; и это ведомо разуму, что способность к фантазии не является
неспособной в состоянии бодрствования в силу такого нерасположения,
которое заставляет фантазм представлять себя как объект; ибо
самоочевидно [т.е. через самое себя] известно разуму, что когда он
понимает, он бодрствует, и таким образом способность к фантазии не
связана в состоянии бодрствования, как это имеет место в снах, 

c) Но добавочный аргумент против установленной несомненности
относительно действий следующий: мне кажется, что я вижу или я слышу,
когда я тем не менее не вижу или не слышу; следовательно, нет
уверенности относительно этого. Я отвечаю, что следует подчеркнуть одну
мысль, выступающую против той, которая отрицает данное суждение, - что
это является истиной. Например, в кн. IV "Метафизики", где Аристотель не
выставляет против тех, кто отрицает первый принцип следующей
несообразности, что противоположные мнения якобы находятся в душе в оно
и то же время, [так как] они бы признали это за посылку; но он
показывает им другие несообразности, очевидные для них, хотя не
очевидные сами по себе. 

Но, тем, кто принимает первый принцип, он показывает, каким образом
первый принцип узнается, ибо он известен так, что его противоположность
не может оказаться в сознании; он доказывает это, потому что в противном
случае противоположные мнения могли бы присутствовать одновременно, а
также заключение более внутренне не последовательно, чем оспариваемое
предположение. 

Итак, в этом пункте, если вы спорите со мной, что ни одно суждение не
известно само по себе, я не желаю вступать с вами в дискуссию, ибо это
показывает, что вы бесстыдны, потому что вы не имеете убеждений, как
явствует из ваших поступков, как доказывает Аристотель в IV кн.
"Метафизики", ибо, увидев во сне, что вот-вот что-то возьмет, позже, по
пробуждении, человек уже не продолжает своего действия, как он бы делал
и достиг этого обладания, будь он а таком положении не во сне, а в
состоянии бодрствования, если бы предмет был так близко. Но если вы
допускаете, что некое суждение известно само по себе, необходимо, чтобы
оно могло быть известно; и относительно чего-то неспособная сила [т.е.
способность] может ошибаться, как это видно в снах, следовательно, из
того факта, что некоторые вещи известны как известные сами по себе,
может бы с необходимостью известно, когда сила неспособна и когда нет; и
следовательно, знание может быть получено из наших действий, потому что
сила расположена так, что те вещи известны сами про себе, которые
являются ей известными сами по себе. 

d) Я говорю затем о форме той малой части софистики, что именно как это
кажется видящему сон, что он видит, также и противоположное
какому-нибудь разумному принципу известному самому по себе, может
кому-то явиться; и однако, отсюда не следует, что тот принцип известен
сам по себе. Итак, для кого-то не следует, что то, о чем он слышит, как
об известном само по себе, является для него таковым; ибо неспособная
сила может ошибаться относительно чего угодно, но не относительно
расположенной силы. И когда она расположена и когда нет - это известно
само по себе; напротив, не могло бы быть известно, что что-то еще
известно само по себе, ибо не могло бы быть неизвестно, что было
известно само по себе разуму, было ли это именно то, м бы разум, так или
так расположенный, согласился. 

Cтатья IV.

Доказательство против вывода, следующего из вышеуказанного мнения .

Вышеуказанное заключение опровергается с помощью аргументов.
Относительно четвертой статьи против вывода из рассматриваемой точки
зрения, я доказываю так: 

a) Я спрашиваю, что понимается под несомненной и чистой истиной?. Та или
другая непогрешимая истина, которая есть истина без сомнения или обмана,
и это было доказано выше и это было высказано во второй и третьей
статьях, что такая истина может быть получена из совершенно естественных
вещей, Или еще есть вопрос понимания истины, которая есть состояние
чувств, подвергаемых действию того, что является внешним или чуждым их
естественной природе, того, что есть; и далее, так как то, что есть,
может быть понято естественным образом, то оно также - истина, так как
это - состояние чувств и т.д. И если это истина, то также и истина,
через абстрагирование, потому что какая бы форма ни могла быть понята
через предмет, она может также быть понята как в абстракции через себя и
в абстракции из предмета. Или, в-третьих, через истину понимать
соответствие образцу; и если образцу сотворенному, то суждение доказано,
но если и несотворенному образцу, то соответствие ему не может быть
понято, кроме случая, когда образец известен; ибо такое отношение
непознаваемо, только крайние члены его известны; следовательно, то, что
предполагается в рамках рассматриваемого мнения - ложь, а именно, что
вечный образец, являющийся причиной познания, не известен. 

b) Более того, во-вторых: простой разум может знать окончательно, что он
понимает беспорядочно с помощью поисков методом разделения определения
того, что известно. Это окончательное знание кажется самым совершенным
знанием, имеющим отношение к простому разуму. Из такого предварительного
знания понятий разум может знать принцип наиболее совершенно, и из
принципа заключение: и в этом интеллектуальное знание кажется
завершенным, так что логически требуемое знание истины не кажется
полученным вне вышеуказанных истин. 

c) И в-третьих: вызывает ли вечный свет что-нибудь, естественно
предшествующее, в реальности или нет? Если да. То вызывает ли он это в
предмете или в разуме? - не в предмете, ибо предмет, настолько,
насколько он представлен в разуме, не имеет реального бытия, но только
понятийное (умственное) бытие, следовательно, он неспособен обладать
реальным качеством. Если же в разуме, то несотворенный свет неизменен
для понимания чистой истины, за исключением тех случаев, когда он
действует посредством своих появлений; и так, общественное мнение,
кажется, кладется в основу знание в несотворенном свете как совершенное,
именно как постулируется этим мнение, что данное соотношение видно в
способности света - более совершенного, чем случайный, производный свет.


Если, однако, он (вечный свет) не производит ничего действительно
предшествующего, вызывает ли этот свет сама реальность или он действует
в одиночестве, то способность активного мышления не проявляет себя в
познании чистой истины, что кажется нелогичным, так как именно в это
суть самая благородная деятельность нашего ума, следовательно,
способность активного мышления, которая составляет самую благородную
способность души, содействует определенным образом этому процессу. 

d) Аналогичное высказывание находим у Аристотеля в кн. III "О душе".
Способность активного мышления соответствует активному разуму,
способность к восприятия - пассивному разуму, следовательно, способность
активного мышления имеет определенное действенное отношение ко всему,
что усваивается благодаря способности разума к восприятию.

e) Следующее противоречие подобно тому, которое было получено по другому
поводу при рассмотрении вышеизложенного мнения в соответствии с точкой
зрения разделяющих это мнение: активная причина, использующая
инструмент, не может обладать никаким другим действием, кроме действия
инструмента, следовательно, поскольку сила способности активного
мышления не имеет применения в познании чистой истины, то вечный свет,
использующий способность активного мышления, не будет иметь применения в
познании или в осуществлении процесса такого познания чистой истины,
именно потому, что способность активного мышления выступает здесь в
качестве инструмента.

f) Если вы говорите, что несотворенный свет совместно с разумом и
предметами производит эту чистую истину, - это общее мнение, по которому
вечный свет, как определенная причина производит всякое верное познание
и истину. Либо, следовательно, это мнение [которое исследуется] будет
противоречивым, либо оно не должно расходиться с общим мнением.

Статья V.

Решение вопроса.

Четвероякий путь, каким логически требуемые истины могут быть видимы в
вечных правилах. 

Итак, я говорю в ответе на вопрос, что это логически требуется
признавать, следуя утверждению Августина, что непогрешимые истины видны,
или понимаемы, или известны в вечных правилах. Заметим здесь, во-первых,
что в может пониматься объективно, и это может быть сделано в четырех
смыслах: в ближайшем объекте, или в том, что содержит ближайший объект,
или в том, в силу чего ближайший объект движется, или в отдельном
объекте. 

Рассмотрение первого пути, каким логически требуемые истины видны. Для
понимания первого пути я говорю, что все в божественном разуме,
действительно умопостигаемое имеет понятное бытие, и в нем
(умопостигаемом)) все истины, его касающиеся, сияют вовне так, что
разум, понимающий их и в силу их понимающий логически требуемые истины,
их касающиеся, видит в них, как в объектах, те самые логически требуемые
истины. Последние, однако, в той степени, в какой они являются
вторичными объектами священного разума, - есть истины (потому что они
находятся в соответствии со своим образцом, а именно со священным
разумом) и сущности; они светлы, потому что они явны; и они неизменны и
логически требуемы; но они вечны в каком-то одном отношении [secundum
quid], потому что вечность является условием существования вещи, и они
не существуют вне этого единственного отношения. Итак, следовательно, мы
можем, во-первых, сказать, что видим в вечном свете, то есть в со
вторичном объекте священного разума, который суть истина или вечный свет
в том смысле, о котором речь шла выше.

Рассмотрение второго пути. Второй путь совершенно подобен первому, ибо
священный разум содержит эти истины как книга. Такой авторитет как
Августин утверждает в гл. 151 кн. XIV "О Троице", что эти правила
записаны в книге вечного света, то есть в священном разуме, в той
степени, в какой он содержит эти истины. И хотя эта книга не видна, все
же те сущности и истины, которые записаны в той книге видны. И в этом
аспекте можно сказать, что наш разум видит истины в вечном свете, то
есть в той книге, как в том, что содержит объект, и это делается в
соответствии со вторым путем; или даже в тех истинах, которые являются
вечным светом только в каком-то одном отношении, так как мы видим в
объектах, и это делается в соответствии с первым путем. И один из этих
двух путей, кажется, находится в зависимости от разума, ибо Августин в
гл. 14 кн. XII "О Троице" говорит, что отношение или причины правильного
тела остаются неповрежденными и неизменными, и т.д., но они не остаются
таковыми за исключением того случая, когда они являются вторичным
объектом священного разума. 

Разрешение сомнения относительно первого пути и рассмотрение третьего
пути. 

a) Есть, однако, сомнение, направленное против первого пути: ибо, если
мы не видим этих истин, как они существуют в священном разуме, потому
что мы не видим священного разума, как, говорят, мы видим в
несотворенном свете, исходя из факта, что мы видим в таком свете вечное
только в каком-то одном отношении, которое имеет бытие в несотворенном
свете, как в разуме, который знает? 

b) Третий путь дает на это ответ. Те вещи, являясь вторичным объектом
священного разума не имеют бытия вне какого-то отношения только; однако,
истинно реальное действие в силу своей собственной природы не
принадлежит абсолютно чему-то существующему, в каком-то одном отношении;
но оно принадлежит ему определенным образом, это должно быть в силу
чего-то, чему существующее абсолютно [esse simpliciter] принадлежит.
Следовательно, это не свойство этих вторичных объектов - управлять
разумом абсолютно, но только в силу божественного разума, который
существует абсолютно и через который эти объекты имеют бытие в каком-то
одном отношении. Итак, следовательно, мы видим в свете, который вечен в
каком-то одном отношении, как в ближайшем объекте; но мы видим в
несотворенном свете, в соответствии с третьим способом, а именно, как в
ближайшей причину, в силу которой ближайший объект движется.

c) В отношении этого, аналогично, можно сказать касательно третьего
пути, что мы видим в несотворенном свете как в ближайшей причине объекта
самого по себе; ибо божественный разум производит объекты благодаря его
собственной реальности он дает этому объекту такое бытие, а другому
объекту - такое, и следовательно он дает им такую причину объекта,
благодаря которой они первыми подвигают разум к такому истинному знанию.
И что можно соответственно сказать, так это то, что наш разум видит в
несотворенном свете, потому что вечный свет - суть причина объекта, что
явствует из сравнения, ибо говорят соответственно, что мы понимаем в
свете способности активного мышления, хотя ничто иное как этот свет
является единственной действенной причиной того, что объект реализуется
в бытии или что объект движется, либо и того, и другого. 

d) Эта двойная обусловленность божественного разума, следовательно, есть
истинный несотворенный свет, именно он производит вторичные объекты в
умопостигаемом бытии, и именно он - тот, посредством чего вторичные
объекты всегда действительно сообщают движение разуму; а также могут,
как бывало, выступать в качестве третьего греха, являющегося причиной,
посредством которой, как верно говорят, мы видим в вечном свете.

Рассмотрение возражения. 

И если вы возражаете против этих двух видов привлечения третьего члена в
качестве причины, потому что тогда кажется следовало бы сказать и что мы
видим в божественной воле, или даже скорее в Боге, поскольку Он волящий,
чем в Боге, поскольку Он - свет, ибо божественная воля есть
непосредственный принцип любого действия, направленного вовне. Я
отвечаю: божественный разум, поскольку он предшествует любым образом
акту божественной воли, производит эти объекты в умопостигаемом бытии, и
так, относительно их, кажется, что они чисто естественная причина, ибо
Господь не есть свободная причина относительно чего угодно, кроме того,
что Он предполагает перед Самим актом воли; и так как разум как
предварение акта воли продуцирует объекты в умопостигаемом бытии, то как
предваряющая причина он, кажется, содействует с теми умопостигаемыми
сущностями в целях их естественного проявления, так именно, что,
понятные и соединенные, они могут послужить причиной соответствия
понимания им самим.. Кажется, что здесь вкралось противоречие, что любой
рассудок формирует такую композицию и она не согласовывается с
понятиями, хотя, возможно, что она может не иметь представления о тех
понятиях; ибо, хотя Бог сознательно принуждает следовать цели,
независимо от того, соединяет разум понятия или нет; когда же он
соединил их, то кажется, что композиция, будучи в согласии с понятиями,
следует с необходимостью из самой взаимосвязи понятий, которая
проистекает из разума Бога, производя те самые понятия естественно в
умопостигаемом бытии. 

Заключение. 

Из этого очевидно, почему нет нужды в особом освещении для видения в
вечных правилах, так Августин не считал, что в них видно что-либо кроме
истин, которые являются логически требуемыми силой понятий, и касательно
последствий, есть величайшая необходимость в таких вещах, как отдаленная
причина, также как и ближайшая причина; например,[необходимо наличие]
как божественного разума в соотнесении с истиной их комбинации. И хотя
нет такой большой необходимости в восприятии той истины, что
противоположно приводит к противоречию, тем не менее необходимость -
часть ближайшей причины, а отдаленная причина содействует ей, ибо
понятия, понятые и соединенные надлежащим образом, естественно
образованы, чтобы служить доказательством соответствия композиции
понятиям, даже если допустить, что Бог принуждает понятия к их
последствиям, посредством всеобщего влияния, но не посредством
естественной необходимости. Но будь это всеобщее влияние или, что еще
большая естественная необходимость, побуждающая понятия к их
последствиям, ясно, что никакого особого освещения не требуется. 

Изложение точки зрения Святого Августина.

О том, что приписывалось Августину, можно сказать его же словами из гл.
15 кн. IV "О Троице", о неверующих философах: "Некоторые из них были
способны устремлять свое духовное зрение выше любого творения и
достигать света неизменной истины, однако, лишь в малой степени, но даже
еще не достигнув ее, они насмехаются над христианами, которые живут тем
временем одной верой". Следовательно, он считает, что христиане не видят
тех вещей, в которые они верят по вечным правилам; по философии видят
многие логические требуемые истины в них. В гл.6, кн. IX "О Троице"
Августин говорит: " Не так, как существует уже у каждого человека, но
как это должно быть в вечных причинах", или можно сказать, что случайные
вещи не видны здесь, но именно необходимые вещи. И в той же работе, гл.
16, кн. IV, он выступает против тех же философов, потому что они спорят
совершенно искренне и потому что они убеждают с помощью самых точных
доказательств, что все преходящие вещи созданы в силу вечных причин,
были ли они, следовательно, способны воспринимать в духе этих причин
самих себя, или узнавать от них сколько существует видов животных,
каковы любые семена вначале, каковы они в период роста, сколько
существует идей, рождений, поколений, смертей, что указывает на желание
тех вещей, которые находятся в согласии с природой и избегают
противоречий? Не нашли ли они все эти вещи, не посредство той неизменной
мудрости, но посредством истории мест и времен, и не верят ли они в
вещи, открытые и написанные другими? 

Следовательно, он понимает, что те случайные вещи, которые известны
только благодаря чувствам, или в них верят благодаря рассказам, не
известны по вечным правилам; и еще особое освещение требуется больше для
того, чтобы верить случайным вещам, чем в вещи, известные с
необходимостью; конечно, особое освещение устраняется категорически в
необходимых истинах и однако общего освещения достаточно. 

Рассмотрение возражения против вышеизложенного рассуждения. 

Напротив: почему Августин говорит в гл. 14, кн. XII "О Троице", что
"только немногие в силах достичь умопостигаемых причин благодаря остроте
ума", а в вопросе 46 в "LXXXIII вопросов", что только чистые души
достигают их? Я отвечаю: эта чистота не должна пониматься как чистота от
пороков, ибо в гл. 15, кн. XV "О Троице" он утверждает, что
несправедливый видит в вечных правилах то, что должно быть воспринято в
них1; и в цитированной выше главе кн. IV он говорит, что философы видели
истину в вечных правилах, не имея веры; и по тому же вопросу он считает,
что никто не может быть мудрым без знания идей, в том смысле, в каком
Платон, например, признается мудрецом. Но эта чистота должна быть понята
путем возвышения разума к рассматриваемым истинам, чтобы видеть, как они
сияют в самих себе, а их только как они показываются в иллюзиях.

Здесь должно быть учтено, что чувственная вещь производит вовне
обманчивую иллюзию и это только случайно и затрагивает лишь способность
к фантазии, то есть представление о вещи со стороны количества, силуэта,
цвета и других чувственных признаков; и как иллюзия представляет только
обманчиво и случайно, так многие люди воспринимают только то, что
существует благодаря случайности. Истины, однако, являются таковыми
абсолютно в силу самой природы понятий и в той степени, в какой эти
понятия абстрагированы из всех вещей, приобщенных случайно к ним; ибо
это суждение: всякое целое больше чем его часть - истинно по сути, не
как целое относительно камня или дерева, но как целое, абстрагированное
из всех вещей, которые случайно приобщены к нему; и следовательно,
разум, который никогда не схватывает ничего целиком, за исключением
случайной идеи, как например, цельность камня или дерева, никогда не
схватывает ничего целиком, за исключением случайной идеи, как например,
цельность камня или дерева, никогда н5е схватывает чистоты истины этого
принципа, ибо он никогда не понимает абсолютной причины понятия, в силу
которого существует истина. 

Следовательно, немногим по силам достичь вечных причин, потому что
немногие обладают истинным познанием, большинство же располагает такими
случайными идеями. Говорят, что эти избранные не отличаются от прочих
каким-то особым озарением, но только лучшими естественными
способностями, ибо у них разум более расположен к абстракции и более
прозорлив, или они больше занимаются исследованиями, в результате чего
один преуспевает в познании тех сущностей, о которых другой, равно
искусный, но и исследующий, не ведает. 

И таким образом, понятно сказанное Августином в гл. 6, кн. IX "О Троице"
о человеке в горах, с опаской озирающемся вокруг, под ногами у которого
облака, а над головой - чистый свет; ибо он, который всегда схватывает
только случайные идеи в том виде, в каком иллюзии представляют объекты
как случайные образования, подобен тому, кто оказывается в долине,
окруженной туманом; но тот, кто выделяет сущности путем усваивания их
абсолютно посредством истинной идеи, чьи сущности, однако, очевидны и в
иллюзиях, где к ним присоединяется много других случайных вещей, этот
человек попирает ногами иллюзию, как облака, и он на горе в той степени,
в какой ему ведома эта истина, и он видит истину вверху - высшую истину
во всей мощи несотворенного разума, которая суть вечный свет. 

Рассмотрение четвертого пути созерцания логически требуемых истин в
вечных правилах. 

Здесь можно допустить что чистые истины известны в вечном свете как в
отдаленно известном объекте, ибо несотворенный свет является первым
принципом умозрительных потрясений и абсолютным окончанием вещей
практических; и следовательно, умозрительные построения, также как
практические вещи извлекаются из принципов самих по себе. И,
следовательно, знание всего, будь это умозрительные концепции или нечто
практическое, с помощью принципов, извлеченных из вечного света, как
известно, более совершенное и чистое, чем знание, извлеченное
посредством принципов самого этого класса вещей, как было сказано в
вопросе о предмете теологии, а ничего более значимого нет. И таким
образом знание всех вещей принадлежит теологу, ибо знать, что
треугольник имеет три стороны так, как истинное проявление Бога, и иметь
такой порядок во Вселенной, что он выражает совершенство Бога, это
знать, что треугольник имеет три стороны более благородным путем, чем
получить это знание из самого этого треугольника: итак, знать, что
кто-то должен жить умеренно, потому что за эти последует окончательное
блаженство, которое состоит в достижении сущности Господа в нем самом,
значит знать, что практическое познание более совершенно, чем получаемое
посредством любого принципа из разряда нравственных, как например, с
помощь. Того, что каждому следует жить честно.

И в таком духе Августин говорит о несотворенном свете, как известно, в
гл. 27, кн. XV "О Троице", где обращается к себе: "Конечно,
следовательно Ты видел много истинных вещей и Ты описал их в том свете,
в котором ты видел их сияющими прямо тебе; обрати свои глаза к самому
этому свету и устреми свой взор на него, если можешь; ибо так ты
увидишь, что отличает рождение Слова Божьего от процессии Дара Божьего".
И немного позже; "Этот свет показал те и эти вещи одинаково истинными
твоему внутреннему взору. В чем здесь причина того, что ты не можешь
видеть фиксированным взглядом сам этот свет и охраняешь только
слабость?" etc.

Решение относительно основных аргументов.

Из сказанного ясно насчет всех высказываний Августина, приводимых
противной стороной, и тех его высказываний, которые проясняют этот
вопрос, из него, а также, может быть составлено представление о
некоторых видах созерцания. 

Статья VI.

Показывается, как в аргументах противоположного мнения используется
намерение Августина, но это не то намерение, ради которого они были
здесь высказаны. 

В связи с шестой статьей должно быть понято, как те три аргумента,
выдвинутых в защиту первого мнения, доказывают частичную истину в той
степени, в какой они позаимствованы у Августина, однако они не
доказывают того ложного заключения, ради которого они приводились.

Другое решение относительно аргументов Генри Гентского.

a) Здесь должно быть известно, что из чувственных вещей не следует
ожидать знания чистой истины, как из первой и существенной причины, ибо
чувственное знание есть действительно что-то случайное, как уже было
сказано, хотя некоторые результаты действия органа чувств точны и
истинны, но лишь в силу способности активного мышления, которая
действует при участии несотворенного света, освещающего иллюзии, отчего
познается суть вещи, а из этого обнаруживается подлинная чистота
[истины]. И таким образом первый аргумент Генри получает свое разрешение
и больше не выступает в качестве поддерживаемого авторитетом Августина. 

b) По поводу второго аргумента Генри я говорю, что душа претерпевает
изменения, двигаясь от одного несравнимого ни с чем действия к другому,
в соответствии с разнообразием объектов, чья природа неограниченна и
нематериальна, ибо это так применительно к любой вещи; также от ее
существования к не- существованию, так как она существует не всегда; но
относительно первых принципов, истина которых известно из понятий, можно
утверждать, что здесь нет изменчивости и невозможен переход от одной
противоположности к другой или от истинного к ложному. Ибо правила
очищают вещь, понятую в свете способности активного мышления; и хотя
умопостигаемый вид самих понятий является изменчивым, но с того момента,
когда он предстает в свете способности активного мышления,
умопостигаемый вид представляется неизменным, и понятия первого принципа
известны с помощью двух умопостигаемых видов, соединение которых
истинное и очевидно точное. 

По поводу третьего следует сказать, что вывод работает против него, ибо
он считает фактически существующим только чувственно воспринимаемый вид
или иллюзии [т.е. чувственные впечатления или образы]; здесь отсутствует
вывод, касающийся умопостигаемого вида, представляющего сущность.

Следует сказать, однако, что если силам чувств ничто не препятствует,
чувственно воспринимаемый вид представляет вещь по истине; но во сне
силы внешних чувств связаны, следовательно, способность воображения,
сохраняющая чувственные образы, согласно с разнообразием течения четырех
основных видов влаги в голове, понимает их за вещи, подобиями которых
они на самом деле являются, ибо они обладают силой вещей, по Аристотелю,
"О движениях животных". Третий аргумент доказывает не более, чем это. 

Перевела Г. Ивашевская