О видении бога. 1452. Николай Кузанский. Сочинения в 2-х т. Т.2: - М. :Мысль, 1980. - 471 с. - (Филос. наследие). - С.33-94. О ВИДЕНИИ БОГА Возлюбленные братья! Покажу вам наконец, как обещал раньше, легкий путь 1 к таинственному богословию. Зная, что вас ведет ревность божия, я считаю вас достойными его драгоценных и изобильных сокровищ и прошу Всемогущего ниспослать мне дар слова свыше, потому что только он сам может показать себя; тогда я смогу понятно для вас рассказать о чудесах, открывающихся превыше всякого чувственного, рассудочного и интеллектуального видения. Но попытаюсь ввести вас в священную темноту с помощью простейшего и общеизвестнейшего примера. Потом, когда вы проникнете туда и ощутите среди мрака присутствие неприступного света, пусть каждый по-своему способом, какой ему пошлет бог, неустанно пытается приблизиться к нему и здесь на земле сладостно предвкусить тот пир вечного счастья, на который мы званы Словом жизни через Евангелие вечно благословенного Христа. Предисловие Если я, человек, собрался вести вас к божественному, то это можно сделать только посредством уподоблений. Но среди человеческих произведений я не нашел более удачного для нашей цели образа Всевидящего, чем лик, тонким живописным искусством нарисованный так, что он будто бы смотрит сразу на все вокруг. Таких есть много, и прекрасных, - лучник на площади в Нюрнберге, картина превосходного живописца Рогира в брюссельской ратуше, другая в Кобленце в моей капелле св. Вероники, в бриксенском замке изображение ангела с оружием церкви и многие 35 другие в разных местах. Но вам нужно для практического руководства такое изображение, которое можно было бы всегда видеть, и поэтому посылаю вам картину, какую смог достать, со всевидящим ликом. Назову ее иконой (iconam) бога. Укрепите ее где-нибудь, скажем на северной стене, встаньте все на равном расстоянии от нее, вглядитесь - и каждый из вас убедится, что, с какого места на нее ни смотреть, она глядит как бы только на одного тебя, и брату, стоящему на востоке, лик кажется глядящим на восток, стоящему на юге - на юг, на западе - на запад. Прежде всего вас должно будет удивить, как это может быть, что взгляд обращен на всех и на каждого: воображение стоящего на востоке никак не постигает, чтобы взгляд иконы был обращен еще и в другую сторону, восточную или южную. Потом пусть брат, стоявший на востоке, встанет на западе и увидит, что взор устремлен на него на западе так же, как раньше на востоке; зная, что сама икона неподвижна и неизменна, он удивится этому изменению неизменного взора. Даже если он будет переходить с востока на запад, не сводя глаз с иконы, он все равно увидит, что взгляд иконы переходит вместе с ним; перейдет ли он обратно с запада на восток, взор его тоже не покинет. И будет удивительно, что взор движется, не двигаясь, и воображение опять не сможет постичь, что взор движется и вместе с идущим тебе в противоположном направлении навстречу. Только когда, желая убедиться в этом, брат попросит другого брата, глядя на икону, перейти от востока к западу, пока сам переходит с запада на восток, и спросит его, идущего навстречу, переходит ли взор иконы вместе с ним, и услышит, что совершенно так же взор движется и в противоположном направлении, он поверит; а если не поверит, не поймет, что такое возможно. Так, веря сообщениям, он узнает, что взгляд иконы не оставляет никого, даже движущихся в противоположных направлениях, и убедится, что неподвижный взор движется к востоку так, что вместе движется и к западу, и к югу так, что вместе и к северу, и в направлении какого-то одного места так, что вместе и ко всем сразу, и следит за одним движением так, что и за всеми одновременно. А подумав о том, что этот взор никого не оставляет, он поймет, что за каждым икона так же пристально смотрит, как за ним 36 одним, не способным и представить кого-то другого предметом такой же точно пристальной заботы; и поймет тогда, что тщательнейшая забота [бога] о малейшем творении ничуть не меньше, чем о величайшем и о Вселенной в целом. Через такую вот чувственную кажимость (apparentia), любезные братья, словно через некое упражнение в благочестии, я предполагаю подвести вас к таинственному богословию. Начну с трех полезных для дела замечаний. 1. О том, что эта кажимость во всесовершенном боге есть совершенная истина Прежде всего, считаю необходимым заранее предполагать, что любая кажимость, какую мы можем наблюдать на нашей иконе бога, будет истиннее в истинном взоре бога. В самом деле, бог, вершина всякого совершенства и величие, превосходящее всякий помысел, потому и именуется JeoV 2 что все видит. Если нарисованные глаза могут казаться глядящими на все и на каждое, то, поскольку такое приличествует совершенству зрения, истина должна в не меньшей мере обладать таким свойством на самом деле, чем наша икона с ее кажимостью - кажущимся образом. Зная, что у одного из нас зрение острее, чем у другого, что один едва различает близкое, другой видит далекое и один высматривает цель медленно, другой быстрее, мы никак не можем сомневаться, что абсолютное зрение, от которого всякое зрение у всех видящих, превосходит всякую остроту, всякую быстроту и силу всех как действительно что бы то ни было видящих, так и могущих увидеть. Задумавшись об абсолютном зрении, которое я отделяю умом от всех и всяческих органов зрения, и сообразив, что это абсолютное зрение в своем конкретном бытии, как оно присуще разным видящим, привязано к времени и сторонам света, к условиям отдельных предметов и так далее, тогда как, наоборот, в своей абсолютности это зрение от всех таких обстоятельств отрешено и освобождено, я начинаю прекрасно понимать, что сущности зрения вовсе не обязательно принадлежит поочередность и неодинаковость видения, пускай в своей конкретной ограниченности каждое зрение и неспособно, обратившись к одному, ==37 видеть другое или абсолютно все. А бог - он поистине безграничное зрение, и мы в своем интеллекте должны представлять его ничуть не меньшим, чем абсолютное зрение, а наоборот, чем-то безмерно большим! Поэтому кажущееся всевидение нашей иконы далеко еще не достигает высоты всепревосходящего божественного зрения. Во всяком случае, нечего сомневаться, что кажимость, какую являет изображение, недостижимо поднимается и становится бытием в абсолютном зрении. 2. О том, что абсолютное видение охватывает все способы видения Вспомни потом, как колеблется зрение у видящих от разнообразия их ограниченной конкретности. Наше зрение зависит от состояний и органа зрения, и души; человек смотрит то любовно и радостно, то скорбно я гневно, то по-детски, то мужественно, то со старческой важностью. Но зрение, свободное от всякой ограниченности, как точнейшая мера и истиннейший прообраз всевозможных зрений вместе и сразу вбирает в себя все способы видения и каждый в отдельности, ведь без абсолютного зрения не может быть конкретно ограниченного. Абсолютное зрение свернуто заключает в себе все способы видения, причем все так, что и каждый в отдельности, но от всякого разнообразия остается совершенно свободным: в абсолютном зрении все способы его конкретизации существуют без ограничения и всякое ограничение зрения коренится в абсолютном, потому что абсолютное - это ограничение ограничений, неограниченное ограничение, где простейшее ограничение совпадает с абсолютным. А без такого ограничения нет ничего конкретного, так что абсолютное видение присутствует во всяком зрении, поскольку всякое зрение им конкретизуется и без него совершенно не может существовать. 3. Все, что ни говорится о боге, реально не различно Заметь себе, соответственно, что все говоримое о боге реально из-за высшей простоты бога различаться не может, хотя мы все на новых и новых основаниях даем богу все новые и новые наименования. Как абсо- ==38 лютное основание бог свертывает в себе все основания любых мыслимых оснований. Поэтому хотя мы приписываем богу зрение, слух, вкус, обоняние, осязание, чувство, рассудок, интеллект и подобное на основании разных значений именующих его слов, однако зрение не отличается в нем от слуха, вкушения, обоняния, осязания, чувства и понимания. Из-за этого говорится, что вся теология сводится к кругу3 поскольку один атрибут оказывается истинным предикатом всякого другого: и обладание у бога есть бытие, и его движение есть постоянство, и бег - покой, и так далее в отношении всех атрибутов. Мы, правда, на разных основаниях приписываем ему движение и постоянство, однако он - то абсолютное основание, в котором всякое различие есть единство и всякое разнообразие есть тождество, так что различие оснований, которое в нашем понимании различия отлично от тождества, в боге существовать не может. 4. О том, что видение бога именуется промыслом, благодатью и вечной жизнью Теперь подойди, монах и созерцатель, к нашей иконе бога и сперва встань на восток от нее, потом на юг и, наконец, на запад. Взгляд иконы одинаково следит за тобой отовсюду, не оставляя тебя, куда бы ты ни пошел, и в тебе пробуждается раздумье, приходят нежданные мысли, и ты говоришь: господи, здесь, в этом твоем изображении, я вижу и осязаемо переживаю твой промысел; ведь если ты не оставляешь меня, ничтожнейшего из всех, то ты никогда не оставишь никого! Ты так же присутствуешь во всем и в каждом, как во всем и в каждом присутствует бытие, без которого ничего не может быть, причем ты, абсолютное бытие всего, присутствуешь в каждом так, словно ни о ком другом у тебя и заботы нет. Из-за этого и выходит, что нет вещи, которая не предпочитала бы своего бытия другим и свой образ существования - образам существования всех других, настолько опекая это свое бытие, что скорее даст пойти в погибель всякому другому бытию, чем собственному: это ты, господи, так смотришь за каждым существованием, что ни по чему в своем бытии оно и представить не может, чтобы у тебя была еще какая-то забота, кроме одного лишь его ==39 наибольшего благополучия, будучи уверено, что все существующее только для того и существует, чтобы служить наивысшему благу его, единственного, раз ты за ним смотришь. И никак, никаким воображением ты, господи, не даешь мне представить, что ты любишь что-то другое больше, чем меня, потому что ведь одного лишь меня никогда не оставляет твой взор, а поскольку где глаз, там и любовь, то я и убеждаюсь в твоей любви ко мне, раз глаза твои всегда пристально смотрят на меня, твоего малого раба. Твое видение есть любовь, господи, и, как твой взгляд внимательнейше следит за мной, никогда от меня не отвращаясь, так и твоя любовь; а раз твоя любовь всегда со мной, причем любовь твоя - не иная, чем ты сам, любящий меня, то, значит, и ты, господи, всегда со мной. Ты не оставляешь меня, господи, ты повсюду хранишь меня, тщательнейше заботясь обо мне. Твое бытие, господи, не покидает моего бытия; я постольку есть, поскольку ты со мной. Но твое бытие есть твой взгляд, и поэтому я существую, поскольку ты на меня смотришь, а если отвернешься от меня, мое существование сразу прекратится. Впрочем, я знаю, что твой взор есть та высшая благость, которая не может не сообщать себя всякому способному вместить, и поэтому ты никогда не сможешь меня оставить, пока я способен тебя принимать. Мое дело поэтому всегда стараться вместить тебя больше и больше, а я знаю, что способность вместить, дающая единение с тобой, есть подобие тебе; неспособность вместить бывает от неподобия, так что, если в меру всей моей возможности я сделаю себя подобным твоей благости, соразмерно степени подобия я буду способен вместить твою истину 4 .Ты, господи, дал мне бытие, и такое, что оно само может постоянно делать себя все более способным вместить твою благодать и благость. Эта сила, которая у меня от тебя и в которой я имею живой образ твоей всемогущей силы, есть свободная воля (libera voluntas). Ею я могу или расширять, или ограничивать способность вместить твою благодать -расширять через верность твоему образу, пытаясь быть добрым, потому что ты добр, пытаясь быть праведным, потому что ты праведен, пытаясь быть милостивым, потому что ты милостив, обращая все свои порывы только к тебе, потому что весь твой порыв обращен К оглавлению ==40 только ко мне, неотрывно глядя только на тебя и никогда не отвращая от тебя очи ума, потому что ты обнимаешь меня своим неотступным видением, посвящая одному тебе свою любовь, потому что ты, сама любовь, одному мне посвящен. И что такое жизнь моя, господи, если не те объятия, которыми любовно охватила меня сладость твоего избрания? Я бесконечно люблю свою жизнь, потому что ты сладость моей жизни. И вот, словно в зеркале и символе 5 я созерцаю в иконе вечную жизнь: она то блаженное видение, которым ты неустанно вглядываешься в глубины моей души, и это твое видение есть по что иное как животворчество, не что иное как постоянный дар твоей сладостной любви, постоянное воспламенение моей любви к тебе, разожженной этим даром, и питание этим пламенем, и разгорание желаний от этой пищи, и упоение росой блаженства среди пламени, и приникание в этом питье к источнику жизни, и возрастание в нем, и обретение вечности, и приобщение к твоему бессмертию, и получение в дар недостижимой славы вышнего и величайшего царства, и участие в том наследии, которое принадлежит только сыну, и вступление в обладание вечным счастьем. Здесь источник всех наслаждений, каких только можно желать. Ничего лучшего не только человек или ангел не могут помыслить; ничего лучшего и не может быть никаким способом бытия: ведь это сама абсолютная максимальность всякого разумного желания, больше которой не может быть. 5. О том, как видение есть вкушение, искание, милосердие и действие Как велико изобилие твоей сладости, которую ты хранишь для боящихся тебя! В тебе сокровище неисчерпаемой, возвышающей радость; ведь вкушать твою сладость значит на деле, осязаемо познавать блаженство всего желанного в его источнике, значит прикасаться к основанию всего, чего только можно хотеть, постигая твою премудрость. И видеть абсолютное основание, основание всего, есть то же самое, что вкушать тебя всем существом, потому что ты сама сладость бытия, жизни и ума. ==41 Что такое твое видение, господи, когда ты смотришь на меня любящим взором, как не видение тебя мною? Глядя на меня, ты, бог сокрытый, даешь мне видеть тебя. Человек может тебя видеть лишь настолько, насколько ты дашь ему тебя видеть, и видение тебя есть не что иное, как видение тобой видящего тебя. На этом твоем образе я вижу, как готов ты, господи, показать свое лицо всем ищущим тебя: никогда не закрываешь глаз, никогда не отворачиваешься, и, хоть я отворачиваюсь от тебя, когда полностью поглощен чем-то другим, ты все равно не меняешься в своем взоре. Если ты не смотришь на меня очами благодати, причина тому я сам, потому что сам проложил между нами разделение, отвернувшись от тебя и обратившись к чему-то другому, что тебе предпочел. Но даже и здесь ты ничуть не отвращаешься от меня; твое милосердие следует за мной, ожидая, не захочу ли я когда-нибудь снова обратиться к тебе и снова вместить твою благодать: если ты па меня не смотришь, это потому, что я не смотрю на тебя, но отвергаю тебя и пренебрегаю тобой. О бесконечная милость, как несчастен всякий грешник, оставляющий тебя, источник жизни, и ищущий тебя не в тебе, а в том, что само по себе ничто и осталось бы ничем, если бы ты не вызвал его из ничто! Как безнадежен тот, кто ищет тебя, - ведь ты и есть всякое благо, - но в своем искании отступает от тебя и отворачивает глаза! В самом деле, всякий ищущий ищет только благо, и всякий, кто ищет благо, но отступает от тебя, отступает от того, что ищет. Всякий грешник блуждает вдали от тебя. Но стоит ему обратиться к тебе, ты без промедления предстаешь ему, и он еще не взглянет на тебя, как ты уже с отцовской любовью устремляешь на него очи твоего милосердия. И твое милосердие есть не что иное, как твое видение. Поэтому милосердие твое следует за каждым человеком всю его жизнь, куда бы он ни пошел, как взор твой никого не оставляет; пока человек жив, ты не перестанешь следовать за ним и мягким внутренним советом побуждать его, чтобы он оставлю свои блуждания и обратился к тебе для счастливой жизни. Ты, господи, спутник в моих странствиях; куда я ни направлюсь, твой взор неотрывно следует за мной. ==42 Но ведь твое видение есть твое движение. Значит, ты движешься вместе со мной и никогда не перестаешь двигаться, пока движусь я. Если я недвижим, и ты со мной, если поднимаюсь, ты поднимаешься, если нисхожу, ты нисходишь. Куда я ни обращусь, ты при мне, и во время скорби ты не оставляешь меня. Когда бы я ни призвал тебя, ты рядом, потому что мой зов есть мое обращение к тебе; ты не можешь покинуть того, кто обращается к тебе, да и никто не может к тебе обратиться без того, чтобы ты еще раньше уже не был рядом: ты со мной еще раньше, чем я к тебе обращусь; ведь не будь ты рядом и не напоминай мне о себе, как бы я мог обратиться к тебе, неведомому, раз я совершенно ничего сам о тебе знать не могу? Ты мой всевидящий бог, но твое видение есть действие; значит, ты же все и делаешь! Так что не нам, господи, не нам, но твоему великому имени, JeoV, я пою вечную славу; все, что у меня есть, даешь ты, да и удержать данное тобой я не смог бы, если бы ты сам меня не хранил. Ты подаешь мне все; ты господь могучий и милостивый, потому что все даришь; ты служитель, потому что все предлагаешь; ты попечитель, ты заботливый хранитель и защитник. И все это ты делаешь одним своим простейшим взглядом, вовеки благословенный. 6. О видении лица Когда я, боже мой, подолгу вглядываюсь в твой лик, мне кажется, что и ты начинаешь пристальнее устремлять на меня острие твоего взора. И под действием твоего взгляда во мне складывается убеждение, что этот образ твоего лица потому изображен здесь таким вот чувственным образом, что нельзя нарисовать лицо без красок, а красок нет без количественности; но не телесными глазами, глядящими на твою икону, а духовными и умными я вижу невидимую истину твоего лица, присутствующую здесь в ограниченном смутном знаке. Это твое истинное лицо свободно от любых ограничений, оно не такое-то по количеству и по качеству, оно вне времени и пространства: оно - абсолютная форма, лицо всех лиц. Но стоит мне задуматься о том, что твое лицо есть истина и точнейшая мера всех лиц, как изумление охватывает ==43 меня. В самом деле, твое лицо, в котором истина всех лиц, не количественно; значит, оно не больше и но меньше любого лица, но и не подобно никакому лицу, потому что не количественно, а абсолютно и всепревознесено! В нем истина, которая есть равенство, отрешенное от всякого количества. Так я начинаю понимать, что твой лик, господи, предшествует любому и каждому лицу как прообраз и истина всех лиц, и все лица - изображения твоего неопределимого и неприобщимого лица, так что всякое лицо, способное вглядеться в твое лицо, ничего не видит иного или отличного от себя, потому что видит свою истину; а истина прообраза не может быть другой или разной, ведь инаковость и различие привходят в изображение только потому, что оно не есть сам по себе прообраз. Когда я смотрю на нарисованный лик с востока, кажется, что и его взор обращен на восток; когда смотрю с запада - то же самое, и как я ни изменяю положение своего лица, он все равно обращен ко мне. Точно так же и твое лицо обращено ко всем глядящим на тебя лицам. Взор твой есть твое лицо, господи, и кто глядит на тебя с любовью в лице, найдет, что и твое лицо неизменно обращено к нему с любовью. Чем любовное будет он стремиться глядеть на тебя, тем больше найдет любви в твоем лице. Кто смотрит на тебя гневно, найдет и твое лицо таким же. Кто смотрит на тебя с весельем, и твое лицо найдет таким же веселым, как лицо глядящего. Как наш телесный глаз, глядя на все через красное стекло, считает красным все, что видит, а если через зеленое, то зеленым, так всякое око ума, замутненное ограниченностью и страстью, судит о тебе сообразно свойствам своей ограниченности и страстной одержимости. Человек может судить только по-человечески. Когда человек приписывает тебе лицо, он поэтому не ищет его вне пределов человеческого вида, потому что его суждение ограничено рамками человеческой природы и не выходит за пределы его конкретного состояния. Так, если бы лев приписал тебе лицо, то считал бы его лицом льва, бык - лицом быка, орел - лицом орла. Как дивно твое лицо, господи! Юноша захочет его вообразить - представит юношеским, муж - мужским, старец - старческим. Кто в силах осмыслить единый истиннейший и точнейший ==44 прообраз всех лиц - так всех, что и каждого, и с таким совершенством каждого, что как бы уже и никакого другого? Придется вырваться за пределы всех мыслимых форм лица и всех образов, а как представить лицо, выйдя за пределы всех лиц, всех подобий любых лиц, всех образов и всех представлений, какие можно составить себе о лицах, за пределы всякого благолепия и всякой красоты каких угодно лиц? До тех пор пока желающий видеть твое лицо держится каких-то представлений о нем, он далек от твоего лица: любое представление о лице не достигает твоего лица, господи, и любая красота, какую только можно помыслить, меньше красоты твоего лица. Во всех лицах есть красота, но они не суть сама красота, твое же лицо, господи, прекрасно, и это свойство есть вместе и само его бытие: оно - сама абсолютная красота, форма, дающая бытие всякой прекрасной форме. О великолепное лицо, восхищаться которым не устанут все, кому дано его созерцать! Во всех лицах лицо лиц является прикровенно и загадочно, открыто же его не увидеть, пока мы не войдем, поднявшись выше всех лиц, в некое потаенное и заповедное молчание, где ничего не остается от знания и понятия лица. Этот мрак, это облако, этот сумрак, или это незнание, в которые вступает ищущий твое лицо, вырвавшись за пределы всякого знания и представления, есть предел, ниже которого твое лицо можно видеть лишь прикровенно. Сам же мрак открывает, что в нем твое лицо возвышается над всеми покровами. Так, когда наш глаз ищет увидеть солнечный свет, это лицо солнца, он рассматривает его сперва как бы под покровами в планетах, в красках и во всем, что причастно его свету, но когда хочет видеть его без покровов, то старается выйти за пределы всякого видимого света, потому что всякий такой свет меньше того который он ищет. Он ищет увидеть свет, смотреть на который не в силах и поэтому знает, что, пока видит что-то, все это не то, что он ищет, и ему надо поэтому подняться над всяким видимым светом. Но если подняться над всяким светом, то придется войти в нечто такое, что лишено всякого видимого света и есть поэтому для глаза как бы мрак! И когда глаз - в этом ослепляющем мраке, он, зная, что он во мраке, знает, что подступил к лицу солнца, ведь этот мрак окуты- ==45 вает зрение из-за чрезмерности солнечного света, и зрению становится тем яснее, что во мраке сияет невидимый свет, чем больше этот мрак. Вижу, господи, что только так, а не иначе можно приступить к неприступному свету, красоте и блеску твоего лица, когда оно открывается мне. 7. Каков плод видения лица и как его иметь Так велика сладость, которой ты, господи, питаешь мою душу, что она всеми силами стремится помочь себе опытом здешнего мира и внушаемыми тобой прекрасными уподоблениями. И вот, зная, что ты - сила, или начало, откуда все, и твое лицо - та сила и начало, откуда все лица берут все, что они суть, я гляжу на стоящее передо мной большое и высокое ореховое дерево и пытаюсь увидеть его начало. Я вижу телесными глазами, какое оно огромное, раскидистое, зеленое, отягощенное ветвями, листвой и орехами. Потом умным оком я вижу, что то же дерево пребывало в своем семени не так, как я сейчас его разглядываю, а виртуально; я обращаю внимание на дивную силу того семени, в котором было заключено целиком и это дерево, и все его орехи, и вся сила орехового семени, и в силе семян все ореховые деревья. И я понимаю, что эта сила не может развернуться целиком ни за какое время, отмеренное небесным движением, но что все равно она ограниченна, потому что имеет область своего действия только внутри вида ореховых деревьев, то есть хотя в семени я вижу дерево, однако это начало дерева все еще ограничено по своей силе. Потом я начинаю рассматривать семенную силу всех деревьев различных видов, не ограниченную никаким отдельным видом, и в этих семенах тоже вижу виртуальное присутствие всех мыслимых деревьев. Однако если я захочу увидеть абсолютную силу всех сил, силу-начало, дающую силу всем семенам, то я должен буду выйти за пределы всякой известной и мыслимой семенной силы и проникнуть в то незнание, где не остается уже никаких признаков ни силы, ни крепости семени; там, во мраке, я найду невероятную силу, с которой даже близко не сравнится никакая мыслимая [представимая] сила. В ней начало, дающее бытие всякой силе, и семенной, и не семенной. Эта абсо- ==46 лютная и всепревосходящая сила дает всякой семенной силе способность виртуально свертывать в себе дерево вместе со всем, что требуется для бытия чувственного дерева и что вытекает из бытия дерева; то есть в ней начало и причина, несущая в себе свернуто и абсолютно как причина все, что она дает своему следствию. Таким путем я вижу, что абсолютная сила - лицо, или прообраз, всякого лица всех деревьев и любого дерева; в ней ореховое дерево пребывает не как в своей ограниченной семенной силе, а как в причине и создательнице этой семенной силы. Дерево, вижу я, есть некое развертывание семенной силы, а семя - некое развертывание той всемогущей силы. Я вижу еще, что, как дерево в семени не дерево, а сила семени и сила семени есть то, откуда развертывается дерево, так что в дереве не найти ничего, не происходящего из силы семени, так сила семени в своей причине, силе сил, есть не семенная, а абсолютная сила. Стало быть, дерево в тебе, боге моем, есть сам ты, бог мой, и в тебе истина и прообраз его бытия; равным образом и семя дерева в тебе есть истина и прообраз самого себя, то есть прообраз и дерева, и семени. Ты истина и прообраз. Ограниченная сила семени есть сила видовой природы, ограниченная пределами вида и пребывающая в семени как конкретное начало. Но ты, мой боже, абсолютная сила и потому природа всех природ. Куда ты привел меня, господи? Я вижу теперь, что твое абсолютное лицо есть природное лицо всякой природы, лицо, в котором абсолютная бытийность всякого бытия, искусство и знание всего, что можно познать. Кто удостоится видеть твое лицо, тому поэтому все открыто и ничто для него не остается тайной - он все знает. Все есть у того, у кого есть ты; все есть у того, кто тебя видит: ведь всякий видящий тебя имеет тебя; никто не может приступить к тебе, потому что ты неприступен, и никто не вместит тебя, если ты не даруешь себя. Как же я владею тобой, господи, если я недостоин даже появиться перед твоим лицом? Как до тебя, совершенно неприступного, доходит моя молитва? Как мне молить тебя? Ведь нет ничего нелепее, чем просить у тебя в дар тебя самого, когда тобой полно все во всем. И как ты подаришь мне себя, не подарив мне вместе небо, землю и все, что в них? Да ==47 что я говорю - как ты подаришь мне себя, не подарив мне заодно и меня самого? И когда я умолкаю так в созерцательном молчании, ты, господи, в глубине моего сердца отвечаешь и говоришь: <Принадлежи себе, и я буду принадлежать тебе>. О господи, сладость всего желанного, ты дал мне свободу принадлежать самому себе, если я захочу. Ты будешь моим, лишь когда я стану самим собой. Ты требуешь моей свободы, раз не можешь быть моим, пока я сам не буду принадлежать себе; и, предоставив это моей свободе, ты не понуждаешь меня, а ждешь, когда я решусь быть самим собой. Так что за мной дело стало, не за тобой, господи, не ограничивающий свою беспредельную благость, а щедро изливающий ее всем, способным вместить; и твоя благость есть ты сам. Но как мне стать самим собой, если ты, господи, не научишь меня? Впрочем, ты учишь меня подчинять чувства главенству разума: когда чувство служит разуму, я принадлежу сам себе; а разумом правишь только ты, господи, Слово и разум всякого разума. Стало быть, если я буду слушать твое слово, не перестающее говорить во мне и постоянно сияющее в моем разуме, то буду свободно владеть собой и перестану служить греху; ты будешь принадлежать мне и дашь видеть свое лицо мне во спасение. Благословен ты, боже, в дарах твоих! Ты один способен утешить и возвысить мою душу, дав ей надежду достичь тебя и обладать тобой как твоим же собственным даром, бесконечным сокровищем всего, о чем можно мечтать. 8. О том, что видеть для бога значит любить, основывать, читать и хранить в себе все Не успокаивается мое сердце, господи, потому что любовь к тебе зажгла его таким желанием, что теперь оно может успокоиться только в тебе. Я начал говорить молитву господню, и ты вдохнул в меня желание понять, почему ты Отец наш. Твое видение есть твоя любовь; твой взор есть твое отцовство, которое по-отечески обнимает нас всех. Мы говорим: <Отче наш>; ты - Отец всех и каждого, потому что каждый говорит, что ты Отец наш; твоя отцовская любовь включает всех сыновей и каждого сына. Отец любит всех ==48 так, что вместо и каждого, ведь он их общий отец потому, что отец каждого; он так любит каждого из сыновей, что каждый считает себя любимым сыном. Если ты Отец, и наш Отец, то мы твои сыны. Но отцовская любовь опережает сыновнюю. Пока мы, твои сыны сыновне смотрим на тебя, ты не сводишь с нас своего отеческого взора. Ты как отец обеспечиваешь нас, окружая нас отеческой заботой. Твое видение есть заботливый промысел. Если же мы, твои сыны, отрекаемся от тебя как от Отца, то перестаем быть сынами. Мы тогда уже не свободные сыны в своей власти, а уходим в отдаленную область, разлучаясь с тобой, и там терпим тяжкое рабство под противным тебе, богу нашему, князем. И все равно ты наш Отец, и хотя в силу дарованной нам свободы - ведь мы твои сыны, а это и есть свобода - ты допускаешь нас блуждать и расточать нашу свободу, наше лучшее достояние, следуя извращенным чувственным страстям, все равно ты ни на шаг не отходишь от нас, с неустанной заботой нам сопутствуя. Ты говоришь с нами в нашей глубине и зовешь нас вернуться к тебе, неизменно готовый, как прежде, смотреть на нас отеческим взором, если, возвратившись к тебе, мы обратимся. Милостивый боже, посмотри на меня! Уязвленный, из несчастного рабства, где среди мерзостной грязи прислуживал свиньям и истомился голодом, я возвращаюсь теперь, чтобы довольствоваться любой пищей в твоем доме. Питай меня своим взором, господи, и учи. Дай мне уразуметь, что твой взор видит всякий видящий взор и все видимое, всякое действие видения, всякую силу видения, всякую видимую силу и всякое возникающее из них видение так, что твое видение есть вместе и причинное основание всего этого. Ты все видишь - и этим даешь всему основание. Учи меня, господи, чтобы я уразумел, как единым взглядом ты различаешь все и каждое в отдельности. Открыв книгу для чтения, я слитно вижу целый лист, а если хочу различить отдельные буквы, слоги и речения, то должен по отдельности рассматривать всё строку за строкой и могу только последовательно читать одну букву за другой, одно речение за другим, один период за другим. Но ты, господи, сразу видишь весь ==49 лист и прочитываешь его без мига промедления. И еще. Если двое из нас читают одно и то же, один быстрее, другой медленнее, ты читаешь с каждым, и кажется, что ты читаешь во времени, раз читаешь с читающими; но ты над временем все видишь и читаешь вместе, ведь твое видение есть и чтение. Все книги, сколько их написано и сколько можно написать, ты вместе и сразу, без временного промедления, от века увидел и тем самым прочел, при том что вместе с каждым читающим читаешь эти же книги строку за строкой! И не так, что одно ты читаешь в вечности, а другое во времени вместе с читающими; нет, ты читаешь одно и то же, пребывая все тем же, потому что ты неизменен в своей неподвижной вечности. Сама же вечность, не покидая времени, кажется движущейся вместе с временем, хотя всякое движение в вечности есть покой. Господи, ты видишь и имеешь око. Значит, ты - око, ведь иметь и быть в тебе - одно и то же. Тем самым ты созерцаешь все в себе самом; ведь если бы во мне зрение было глазами, как в тебе, моем боге, то я видел бы в себе все. Поскольку глаз зеркален (specularis), а любое самое малое зеркало вбирает своим изображением огромную гору и все, что есть на поверхности горы, виды всех вещей вмещаются зеркальностью глаза. Наш взор через зеркальность глаза видит только те частности, к которым он обращен, потому что его способность видеть всегда частным образом определяется своим объектом, и он видит не все, что вмещает зеркало глаза. Но твой взор, живое око, или зеркало, видит в себе все, тем более что ты - основание всего видимого: в основании и причине всего, то есть в самом себе, твой взор охватывает и видит все. Твое око улавливает все, оставаясь неподвижным. То, что мы водим глазами в поисках объекта зрения, получается из-за неизбежности для нас видеть все под тем или иным углом. Но угол твоего зрения не количествен: он бесконечен, то есть он же есть и круг, и, больше того, бесконечная сфера 6 .Твой взор есть око, чья сферичность и совершенство бесконечны, поэтому он видит сразу все вокруг, и вверху, и внизу. Как дивен всем, кто вглядится в него, этот твой взор, в котором ты сам, JeoV! Как прекрасен и желанен он для всех любящих тебя! Как страшен для всех К оглавлению ==50 оставляющих тебя, господи боже мой! Своим взором ты животворишь всякий дух, радуешь каждого блаженного и гонишь любую печаль. Посмотри на меня с милосердием - и моя душа спасена. 9. О том, что видение бога всеобще и вместе частно, и каков путь к видению бога Ты, господи, смотришь сразу на всех и на каждого, как показывает и этот твой нарисованный образ, и дивно мне понимать, что в твоей видящей силе всеобщее совпадает с частным. Но я замечаю, что мое воображение не вмещает возможности этого только потому, что я пытаюсь познать твое видение, судя по своей видящей силе: твоя не привязана к чувственному органу, как моя, и мои суждения оказываются ошибочными. Твой взор, господи, есть твоя сущность. Думая о человечности, которая проста и едина во всех людях, я нахожу ее и во всех, и в каждом человеке. Хотя в самой по себе в ней нет ни восточности, ни западности, ни южности, ни северности, однако в восточных людях она на востоке, в западных - на западе 7; и точно так же хотя к сущности человека не принадлежит ни движение, ни покой, однако она движется вместе с движущимися людьми, покоится с покоящимися и стоит со стоящими вместе и сразу в один и тот же миг, ведь человечность не оставляет человека, все равно, движется ли он, не движется, спит или покоится. Если природа человечности, конкретно ограниченная и не существующая вне людей, такова, что присутствует в одном человеке не меньше, чем в другом, и в каждом присутствует в такой полноте, как если бы ни в ком другом ее уже не было, то намного выше сама человечность, не ограниченная пределами вида 8 прообраз и идея этой конкретно ограниченной человеческой природы, форма и истина ее конкретной формы. Как форма, дающая бытие самой природе формы, она всегда присутствует в человечности индивидов; без нее не может быть формы [человеческого] вида, раз она сама по себе бытия не имеет: она - от той, которая существует сама по себе и раньше которой уже нет никакой другой. Но эта форма, дающая бытие видам, есть абсолютная форма; и ты, боже, есть эта форма, потому что ты образовал небо, и землю, и ==51 Вселенную. Когда я гляжу на конкретную человечность, а через нее - на абсолютную, то есть в конкретном вижу абсолютное как причину в следствии, истину и прообраз в изображении, ты, боже мой, предстаешь мне прообразом всех людей и самим по себе, то есть абсолютным, человеком. Опять же, когда я сходным образом обращаюсь к форме форм, пребывающей во всех видах, ты снова предстаешь мне как их идея и прообраз; причем, будучи абсолютным и простейшим прообразом, ты не составлен из многих прообразов, а остаешься единым простейшим прообразом, в своей бесконечности образующим все и каждое, что только может быть образовано истиннейшим и простейшим прообразом всего. Ты - сущность сущностей, дающая конкретным сущностям быть тем, что они суть. Вне тебя, господи, не может быть ничего. И если твоя сущность пронизывает все, то, значит, твой взор - тоже, поскольку он тождествен твоей сущности. Как ничто из существующего не может уйти от своего собственного бытия, так ничто не может уйти от твоей сущности, дающей сущностное бытие всему, и от твоего взора; ты, господи, сразу видишь и все вместе, и каждое в отдельности, и со всем движущимся движешься, и со стоящим стоишь, а поскольку бывает, что движение одного происходит при покое другого, то ты вместе и стоишь и движешься, и идешь и покоишься - ведь даже в ограниченных вещах движение иногда бывает одновременно с покоем. И ничего не может быть вне тебя, ни движения нет вне тебя, ни покоя. Во всем и в каждом ты присутствуешь всецело, вместе и сразу, но все равно ты и не движешься, и не покоишься, потому что в своей абсолютной свободе возвышаешься над всем, что можно помыслить и назвать. Поэтому ты и стоишь, и идешь и ни стоишь, ни идешь, все вместе 9. Это мне показывает нарисованное лицо: я движусь - его взгляд кажется движущимся, не оставляя меня; я движусь, а кто-то другой, глядя на него, стоит - все равно взгляд не оставляет и его, останавливаясь вместе со стоящим. Разве что, правда, абсолютному лицу, свободному от всех подобных соотношений, нельзя в собственном смысле приписывать стояние и движение, потому что в своей простейшей и абсолютнейшей бесконечности оно поднимается над ==52 всяким стоянием и движением. Лишь по ею сторону бесконечности есть движение и покой, их противоположность и вообще все, что можно выразить или представить. Снова я убеждаюсь, что надо вступить в область мрака, признать не вмещаемое никаким рассудком совпадение противоположностей и искать истину там, где встает перед глазами невозможность. Над этим, над всякой высотой интеллектуального восхождения, в конце пути, ведущего к тому, что никакому разуму неведомо и что всякий разум сочтет максимально далеким от истины, - там ты, бог мой. Ты - абсолютная необходимость, и чем более темной и невозможной я вижу ту непроглядную невозможность, тем истиннее сияет необходимость, тем откровеннее и ближе ее присутствие. Тогда я благодарю тебя, бога моего, за ясность, с какой вижу, что к тебе нельзя подняться никаким другим путем, кроме того, который всем людям, даже ученейшим философам, кажется совершенно непроходимым и невозможным: ты показал мне, что тебя можно увидеть только там, где на пути встает преградой невозможность. И ты, господи, питание зрелых 10, дал мне мужество усилием преодолеть самого себя, поскольку невозможность совпадает в тебе с необходимостью. Так я увидел, что место, где ты обретаешься без покровов, опоясано совпадением противоположностей. Это стена рая, в котором ты обитаешь; дверь туда стережет высочайший дух разума, который не даст войти, пока не одолеешь его. Тебя можно видеть только по ту сторону совпадения противоположностей, ни в коем случае не здесь. Но если в твоем взоре, господи, невозможность есть необходимость, то нет ничего, что твой взор не мог бы видеть! 10. О том, что бог видим по ту сторону совпадения противоположностей и его видение есть бытие Стою перед изображением твоего лица, боже мой, смотрю на него чувственным взором и пытаюсь внутренними очами увидеть истину, чьим знаком служит картина. И вот я- догадываюсь, что твой взор говорит; ведь говорить в тебе есть то же самое, что видеть, ==53 поскольку в тебе, абсолютной простоте, реального различия между тем и другим нет. Я еще яснее убеждаюсь, что ты делаешь это в отношении всего и вместе каждого в отдельности, когда вспоминаю, что сам во время проповеди сразу и вместе обращаюсь и ко всей собравшейся церкви, и к каждому находящемуся в церкви: произношу одно и то же слово, но с ним, единым, обращаюсь к каждому. Что для меня церковь, то для тебя, господи, весь этот мир и каждое отдельное творение, какое есть и может быть; ты обращаешься к каждому в отдельности и видишь все, с чем говоришь. Господи, высшее утешение надеющихся на тебя, вдохнови меня восхвалить тебя на своем собственном примере. Ты дал мне, как пожелал, одно лицо, которое видят все, кому я обращаюсь, и каждый из них в отдельности. Мое единственное лицо видит каждый в отдельности, и мою простую речь целиком слышит тоже каждый. Я со своей стороны способен слышать с различением не всех говорящих вместе, а только каждого по очереди, и видеть с различением не всех вместе, а только каждого по очереди. Но если бы во мне была такая сила, чтобы слышание меня совпало со слышанием мною, видение меня - с видением мною, говорение - со слышанием, как в тебе, господи, в котором высшая сила, то я- слышал и видел бы вместе всех и каждого в отдельности, и как говорил бы, сразу обращаясь к каждому в отдельности, так в один момент с говорением видел бы и слышал ответы всех и каждого. У дверей совпадения противоположностей, которые стережет ангел, встав у входа в твой рай, я начинаю теперь видеть тебя, бога моего: ты там, где говорить, слышать, вкушать, осязать, рассуждать, знать и понимать - одно и то же, где совпадает видеть и быть видимым, слышать и быть услышанным, вкушать и быть вкушаемым, осязать и быть осязаемым, говорить и слышать, творить и говорить. Если бы я видел так, как меня видят, я не был бы тварью, а если бы ты не видел так, как тебя видят, ты не был бы всемогущим богом. Всеми творениями ты видим и все их видишь: тем самым, что видишь их все, ты видим ими всеми; иначе творения не могли бы существовать, ведь они твоим видением существуют, и если бы не видели тебя ==54 видящим их, то по получили бы от тебя бытия, - творение существует тем, что ты его видишь и оно тебя видит. Ты обращаешься своим Словом ко всему, что есть, и зовешь к бытию то, чего нет. Зовешь, чтобы тебя услышали; и пока тебя слышат, существуют. Когда ты говоришь, то говоришь сразу всем, и тебя слышит всё чему ты говоришь. Ты говоришь земле и зовешь ее стать человеческой природой; земля слышит тебя, и это ее слышание есть возникновение человека. Ты обращаешься к ничто, как если бы оно было чем-то, призывая ничто стать чем-то; ничто слышит тебя, и чем-то становится то, что было ничем. О бесконечна сила! Твой замысел есть твоя речь. Ты задумываешь небо - и оно уже есть вместе с твоей мыслью. Задумываешь землю- и она есть вместе с твоей мыслью. Замышляя, ты видишь, говоришь, действуешь и так далее все, что только можно назвать. Но дивен ты, боже мой! Ты сразу говоришь, сразу замышляешь, почему же тогда не все сразу существует, а многое - одно за другим? Почему столько различия из единого замысла? Вставшего на пороге двери, ты просвещаешь меня. Твой замысел есть сама простейшая вечность, а после простейшей вечности не может быть ничего 11 , так что бесконечная длительность, или вечность, охватывает собой всякую последовательность. Все, что кажется нам последовательным, никак не может быть после твоего замысла, который есть единая вечность: твой единый замысел, твое Слово, свертывает в себе и все вместе, и каждую вещь в отдельности; твое вечное Слово не может быть ни многосложным, ни разнообразным, ни переменчивым, ни подвижным, поскольку оно есть простая вечность. Итак, я вижу, господи, что после твоего замысла нет ничего, - все существует тем самым, что ты это замыслил, а замышляешь ты в вечности, и последовательность в вечности есть сама вечность без всякого последования, само твое Слово; любую вещь, предстающую нам во времени, ты замыслил не раньше, чем она стала существовать, и в вечности твоего замысла всякая временная последовательность совпадает в одном и том же теперь вечности. Нет ничего прошедшего и будущего там, где будущее и прошедшее совпадают с настоящим. Если вещи в этом мире существуют то ==55 прежде, то после, причиной - твой замысел: в нем такие-то вещи не должны были существовать прежде. Если бы ты замыслил их для прежде, они существовали бы прежде. Не всемогущ тот, чьему замыслу прежде и после присущи только так, что он прежде мыслит одно, а потом другое; но твое всемогущество, боже, оградило тебя стеной в твоем раю, и стена есть то совпадение, где последующее совпадает с прежним, где конец совпадает с началом, где альфа и омега суть одно и то же. Вещи существуют всегда, поскольку ты велишь им быть; а прежде их нет потому, что ты не велишь им этого прежде. Когда я читаю, что Адам жил много лет назад, а сегодня родился такой-то, кажется невозможным, что Адам был тогда, потому что ты его хотел тогда, и сегодня человек родился потому, что ты его хотел сейчас, при том что ты не прежде желал быть Адаму, чем сегодняшнему новорожденному. Однако эта кажущаяся невозможность есть сама необходимость; ведь сейчас и тогда - после твоего Слова. Поэтому приступающие к тебе наталкиваются на стену, окружающую то место, где ты обитаешь в этом совпадении: сейчас и тогда совпадают за стеной рая, но ты, боже мой, своей абсолютной вечностью возвышаешься и говоришь за пределами сейчас и тогда. 11. Как увидеть в боге последовательность без последования Явственно ощущаю твою благость, боже мой. Она не только не презирает меня, несчастного грешника, но сладостно питает неким стремлением. Ты подсказал мне влекущее меня уподобление, касающееся единства твоего умного Слова, или замысла, и его разнообразия в последовательно являющихся вещах: простое понятие совершенных часов ведет меня к сладостному и восторженному созерцанию твоего замысла и Слова. В самом деле, простое понятие часов свертывает в себе всю временную последовательность. Пусть часы будут замыслом. Тогда, хоть мы сначала слышим звон шестого, а не седьмого часа, седьмой мы слышим все равно не позже, чем предписывает [единовременный] замысел. Причем в замысле шестой час не прежде, чем седьмой или восьмой: в едином замысле часов ==56 никакой час по прежде и не после другого, хотя часы звонят только в предписанной замыслом последовательности; и не будет ошибкой сказать, когда мы слышим звон шестого часа, что часы звонят шесть потому что так хочет замысел их мастера. Часы в замысле бога есть этот его замысел. Так мы начинаем немножко понимать, что последовательность в часах существует без последования в его Слове, или замысле, и что тот простейший замысел свертывает в себе все движения, звоны и вообще все последовательно наблюдаемое нами, причем все последовательно происходящее никоим образом не выходит за пределы замысла но развертывает его: замысел дает быть всему, и ничего не было раньше, чем произошло, потому что не было замыслено происходящим раньше. Пусть замысел часов будет как бы вечностью. Тогда движение часов будет последовательностью. Вечность свертывает в себе последовательность и развертывает ее: замысел часов, то есть вечность, свертывает и вместе развертывает все. Благословен ты, господи боже мой, что кормишь и питаешь меня молоком уподоблений, пока не предпишешь мне более твердую пищу 12. Веди меня, господи, через эти тропы к себе, потому что, если ты не будешь меня вести, я не смогу устоять на своем пути из-за хрупкости моей тленной природы и скудельного сосуда, который я повсюду ношу с собой 13. Укрепленный твоей помощью, господи, я снова возвращаюсь к тебе и хочу найти тебя за стеной совпадения свертывания и развертывания. Когда я вхожу и вместе выхожу через эти двери твоего Слова и замысла, то сладостной пищей становится для меня, входя, видеть тебя все свертывающей силой, выходя, видеть тебя все развертывающей силой, а входя и вместе выходя, видеть тебя все свертывающей и вместе все развертывающей силой. Вхожу от творений к творцу, от следствий к причине; выхожу от тебя, творца, к творениям, от причины к следствиям. Вхожу и вместе выхожу, убеждаясь, что выходить значит входить и входить значит вместе и выходить, подобно тому как исчисляющий одновременно и свертывает число, и развертывает его 14, развертывает силу единицы и свертывает число в единицу: выхождение творений от тебя есть вхождение творений в тебя, развертывание есть свер- ==57 тывание. Но когда я вижу тебя, бога моего, в твоем раю, опоясанном стеной совпадения противоположностей, то понимаю, что ты и не развертываешь, и не свертываешь, ни делаешь либо одно, либо другое, ни делаешь то и другое вместе. И разделительное, и соединительное [суждение о тебе - это всего лишь] стона совпадения [противоположностей], а ты высишься за ней, абсолютно отрешенный от всего, что можно сказать или помыслить. 12. 0 видении невидимого, несотворенного творца Иногда, господи, ты представлялся мне невидимым для творений бесконечным сокрытым богом, ведь бесконечность не постижима никаким способом постижения. В другие времена ты представлялся мне для всех видимым, потому что вещь существует постольку, поскольку ты ее видишь, а сама она не существовала бы актуально, если бы не видела тебя: твое видение дает ей существовать, потому что оно есть твоя бытийность. Ты невидим, боже мой, и вместе видим: невидим в своем бытии, видим в бытии творения, которое настолько существует, насколько тебя видит. Итак, ты, мой невидимый бог, видим всеми и видим во всяком видении, видим всяким видящим во всем видимом и в каждом акте видения, будучи невидимым, абсолютно свободным от всего подобного видению и бесконечно вознесшимся над всем. Мне надо поэтому перескочить через стену невидимого видения, за которой я смогу найти тебя, господи. Но стена эта есть все и вместе ничто: ты, который предстаешь как бы всем и вместе ничем из всего, живешь внутри этой высокой стены. Никакой ум своей силой не может совершить скачок через нее. Иногда мне думается, что ты видишь в себе все, словно живое зеркало, в котором все отражается; но поскольку твое видение есть знание, мне приходит на ум, что ты видишь в себе все не наподобие живого зеркала, потому что тогда твое знание оказалось бы идущим от вещей. В другие времена я думаю, что ты видишь все в себе как созерцающая себя сила [абсолютного видения], подобно тому, как если бы сила древесного семени вгляделась в себя, она увидела бы в своей силе дерево, поскольку сила семени есть виртуальным образом дерево; но потом я начинаю пони- ==58 мать, что ты видишь себя и в себе все не как такая сила ведь видеть дерево потенциально в силе семенит не то же самое, что видеть дерево актуально. И тогда я убеждаюсь, что твоя бесконечная сила - за пределами зеркальной и семенной силы, за пределами совпадения излучений и возвращений, причины и следствия; что эта абсолютная сила есть абсолютное видение, полнота всего, превосходящая все способы радения; все эти способы, развертывающие полноту видения, вне всякого модуса суть твое видение, твоя сущность, боже мой. Но позволь, милостивый боже, чтобы твое ничтожное создание снова обратилось к тебе. Если видеть у тебя значит творить, а видишь ты не что-то иное, потому что ты сам объект самого себя, - ты и видящий, и видимое, и видение, - то каким же образом ты творишь вещи, отличные от тебя? Ты должен тогда и творить себя самого, как видишь себя самого! Но ты, жизнь моего духа, утешаешь меня, потому что хотя передо мной и встает стена абсурда, то есть совпадения творчества с сотворенностью, - невозможно, чтобы творчество совпадало с сотворенностью, ведь допустить это значит признать существование вещи до ее возникновения, раз она и есть, потому что творит, и ее нет, потому что она творится, - однако путь не преграждает. Твое творчество есть твое бытие. Творить и вместе быть творимым для тебя - не что иное как сообщать твое бытие всему, будучи всем во всем и в то же время оставаясь абсолютно отрешенным от всего. Призывать к бытию несуществующее значит сообщать бытие ничему; таким образом призывание есть творение, сообщение - сотворяемость. И за этим совпадением творения и сотворяемости стоишь ты, абсолютный и бесконечный бог, и не творящий, и не творимый, хотя все вещи суть то, что они суть, потому что есть ты. О бездна богатства, как ты непостижим! Пока я думаю о творящем творце, я еще остаюсь по ею сторону стены рая. Точно так же, пока я думаю о творимом творце, я еще не вошел в него, а стою у стены. И только когда я вижу в тебе абсолютную бесконечность, которой не подходит ни имя творящего творца, ни имя творимого творца, я начинаю видеть тебя без покровов и вступать в блаженный сад. Поистине ты ничто из того, что можно сказать или помыс- ==59 лить; в своей свободе ты бесконечно вознесся над всем подобным, поэтому ты не творец, а бесконечно больше, чем творец, хотя без тебя ничего нет и не может быть. Слава тебе и хвала в бесконечные веки. 13. О том, что бог предстает абсолютной бесконечностью Господи боже, помощник ищущих тебя, я вижу тебя в райском саду и не знаю, что вижу, потому что не вижу ничего видимого, и только это одно знаю: знаю, что не знаю, что вижу, и никогда не смогу узнать. Не могу и назвать тебя, не зная, кто ты; и если кто скажет мне, что ты зовешься таким-то или другим именем, уже тем, что он называет это имя, он убеждает меня, что это не твое имя: у стены, за которой я тебя вижу, кончается всякий способ обозначения и именования. Если кто выразит какую-либо мысль, которой якобы можно тебя помыслить, я тоже знаю, что эта мысль - не мысль о тебе: любая мысль кончается у стены твоего рая. Если кто предложит какое-либо уподобление и скажет, что тебя надо представлять таким-то образом, я опять понимаю, что не твое это уподобление. И точно так же, если кто выскажет понятие о тебе, предлагая способ, каким тебя будто бы надо понимать, этому понятию далеко до тебя. От всего подобного тебя отделяет непреодолимая стена: все, что можно сказать или помыслить, стена отгораживает от тебя, абсолютно превосходящего все, что может кому бы то ни было прийти на ум. Поднимаясь высоко, насколько могу, я вижу тебя бесконечностью, неприступной, непостижимой, несказанной, неразмножимой и невидимой. Приступающий к тебе должен поэтому возвыситься над всяким пределом и концом, над всем конечным. Но как же он придет к тебе, желанному пределу, если ему надо оставить позади всякий предел? Разве выходящий за пределы предела не вступает в сплошную неопределенность, а тем самым в интеллектуальную неразличенность, неизвестность и темноту? Поистине разум должен стать незнающим и погрузиться во мрак, если хочет видеть тебя. А что такое, боже мой, разумение с незнанием, если не знающее незнание? Нельзя приблизиться к тебе, богу и бесконечно- К оглавлению ==60 сти, не погрузившись разумом в незнание, то есть без знания того, что мы тебя не знаем. Как разуму охватить тебя, бесконечного? Разум познает себя незнающим и неспособным тебя охватить из-за этой твоей бесконечности. Понимать бесконечность - значит постигать непостижимое. Разум знает, что не знает тебя: знает, что нельзя тебя знать, не познав твою непознаваемость, не увидев твою невидимость и не подступив к твоей неприступности! Ты, боже мой, сама абсолютная бесконечность, которую я вижу бесконечным пределом, но охватить не могу, поскольку в твоем пределе нет предела. Ты предел самого себя, потому что твое обладание есть твое бытие; обладая пределом, ты сам предел, а тем самым беспредельный предел, раз свой предел: твой предел - твое бытие, бытие предела определяется, или ограничивается, не чем иным как пределом, а именно самим тобой, и этот предел, который только сам себе предел, беспределен и определяет собой все; что не предел самого себя, то определенный предел. Ты, господи, как всеопределяющий предел есть предел, которому нет предела, и тем самым предел бесконечный и беспредельный! Никакому рассудку этого не охватить: он наталкивается на противоречие; ведь, утверждая, что определенное пределом есть предел, я допускаю, что тьма есть свет, незнание есть знание и невозможное есть необходимое. Или еще: допуская, что есть предел конечного и определенного, мы с необходимостью допускаем бесконечное, то есть последний предел, то есть бесконечный предел; но не допустить конечность сущего мы не можем, тем самым не можем не допустить бесконечного и, значит, допускаем совпадение противоречивых [положений], выше которых располагается бесконечное. Впрочем, такое совпадение есть противоречие без противоречия, как и предел не имеет предела: ты, господи, говоришь мне, что, как инаковость пребывает в единстве, раз это единство, без инаковости, так противоречие в бесконечности пребывает без противоречивости, раз это бесконечность. Бесконечность есть сама простота всего, что можно назвать. Противоречия без различения нет, а различение в простоте единства существует без различенности, раз это простота: все, что говорится об абсолютной простоте, совпадает с ней, поскольку обладание там есть бытие, противоположе- ==61 ние противоположных - противоположение без противоположенности, а предел всех определенных вещей - беспредельный предел. Так что ты, боже мой, противоположность противоположного 15, поскольку ты бесконечен и, бесконечный, есть сама бесконечность; и бесконечности противоположность противоположного существует без противоположения. Я вижу, что ты, господь бог мой и крепость немощных, есть сама бесконечность, и, значит, ничто рядом с тобой не иное, не разное и не противоположное: бесконечность несовместима с инаковостью, потому что рядом с ней как с бесконечностью ничего нет; все включает и все охватывает абсолютная бесконечность, и, если бы была бесконечность и что-то другое вне ее, не было бы ни бесконечности, ни другого. Бесконечность ведь не может быть ни больше, ни меньше, и, значит, вне ее - ничего; не включай она в себя все бытие, она не была бы бесконечностью. А не будь она бесконечностью, не было бы ни конца и предела, ни другого, ни разного, - чего без инаковости концов и пределов нет 16. С отнятием Бесконечного ничего поэтому не остается. Он - бесконечность, он свертывает в себе все, и ничего не может быть вне его; тем самым для него нет ничего иного или разного. При этом бесконечность есть все так, что и ничто из всего! Бесконечности не подходит никакое имя: у всякого имени может быть противоположное, а у бесконечности, неименуемой, ничего противоположного быть не может. Бесконечность даже не целое, ведь целому противополагается часть; не может она быть и частью; бесконечность и не велика, и не мала, и вообще она не есть ничто из всего, что можно назвать на небе или на земле: бесконечность над всем этим. Бесконечность ни для чего не больше, т для чего не меньше, ничему не равна. Но когда я рассматриваю ее так - ни для чего не большей и не меньшей, - я говорю тем самым, что она мера всего, раз не больше и не меньше ничего, и, значит, понимаю ее как равенство бытия. Такое равенство тоже бесконечность, то есть оно не так равенство, что ему как равному противоположно неравное, а так, что неравенство в нем есть равенство: неравенство в бесконечности пребывает без неравенства, раз это бесконечность. И равенство в бесконечности есть бесконечность. Бесконеч- ==62 ное равенство есть беспредельный предел. Хотя оно не больше и не меньше, оно не такое, каким надо понимать конкретное равенство: оно - бесконечное равенство, не допускающее своего увеличения или уменьшения, и тем самым оно равно одному никогда не больше, чем любому другому, будучи равно одному так что и всем вместе, и всем так, что ничем из всего. Ведь бесконечное неограничимо, оно остается абсолютным; если бы [равенство] было ограничимо от бесконечности, оно не было бы бесконечным. Поэтому оно нестяжимо в равенство чему-то конечному, хоть и нет ничего такого, чему оно было бы неравно: какое неравенство в бесконечном, далеком от больше и меньше? Словом, бесконечное для любой данной вещи не больше, не меньше и не неравно, и все-таки оно из-за этого еще не равно конечному, будучи выше всего конечного; само по себе оно бесконечно, совершенно абсолютно и неограничимо. О, как велик ты, господи, и возвышающийся над всем, и смиренный, ибо пребывающий во всем! Если бы бесконечность могла быть стяжена во что-то именуемое - скажем, в линию, или поверхность, или вид, - она привлекла бы (attraheret) к себе то, чьей определенностью стягивалась бы (contraheretur). Стяжение бесконечности в определенные границы влечет за собой [противоречие], поскольку она не стягивалась бы границами определенного, а привлекала бы ограниченное к себе: если скажу, что бесконечное стягивается в определенность линии, какова бывает конечная линия, то ведь его бесконечность привлечет к себе эту линию, и линия перестанет быть линией, раз не будет иметь количества и предела; бесконечная линия не линия, поскольку линия в бесконечности есть бесконечность, и, как бесконечное нельзя ничем дополнить, так нельзя и ввести его в определенные границы, чтобы оно стало иным, чем бесконечное. Бесконечная благость не благость, а бесконечность: бесконечное количество не количество, а бесконечность, и так далее обо всем. Ты великий бог, твоему величию нет предела, и поэтому я вижу в тебе, неизмеримом, меру всего и, беспредельном, предел всего. Как бесконечный ты, господи, безначален и беспределен; ты начало без начала в конец без конца, ты начало без конца и конец без начала; ты начало так, что и предел, и предел так, что ==63 и начало, и ты ни начало, ни предел, а высишься над началом и пределом своей абсолютной, вечно благословенной бесконечностью. 14. О том, что бог свертывает в себе все без инаковости По бесконечности твоего милосердия вижу, господи, что ты всеохватывающая бесконечность и вне тебя нет ничего. Но все в тебе - не иное для тебя! Ты учишь меня, господи, что инаковость, которой нет в тебе, сама по себе тоже не существует и не может существовать и что никакая инаковость, раз ее нет в тебе, не делает одно творение иным для другого, хотя одно творение не есть другое - небо не есть земля, при том что небо есть поистине небо и земля есть земля. Если буду искать инаковость, которой нет ни в тебе, ни вне тебя, где я ее найду? А если ее не существует, то почему земля - иное творение, чем небо? Без инаковости это невозможно понять! Но ты говоришь во мне, господи, и подсказываешь, что нет положительного начала инаковости, а тем самым ее вообще нет; ведь как бы инаковость существовала, не имея начала? Разве что сама она есть начало и бесконечность. Однако инаковость не начало бытия, ее название идет от небытия: поскольку одно не есть другое, оно зовется иным; и тем самым инаковость, определяясь небытием, не может быть началом бытия. У нее нет и начала бытия, поскольку она от небытия; словом, инаковость не есть нечто. А что небо не земля, получается потому, что небо не есть сама по себе всеохватывающая бесконечность: из-за того, что бесконечность есть абсолютная бесконечность, получается, что одно не может быть другим. Так сущность Сократа охватывает все Сократово бытие, и в этом простом Сократовом бытии нет никакой инаковости, никакого различия: Сократово бытие есть индивидуально определившееся единство всего, что есть в Сократе, так что в этом едином бытии, в его индивидуальной простоте, где нет места инаковости и различию, свернуто бытие всего, что есть у Сократа; только в этом едином бытии существует и находит свое единство все, что входит в Сократово бытие, а вне ничего нет и не может быть, хотя при всем том в этом простейшем бытии глаз не есть ухо, голова не есть сердце, зрение ==64 не есть слух и чувство не есть рассудок, и причиной тому не какое-то начало инаковости, но именно с полаганием простейшего Сократова бытия получается, что голова не есть ноги, коль скоро голова не есть само по себе простейшее Сократово бытие и бытие головы не охватывает всего Сократова бытия. Итак, я вижу, пока ты, господи, показываешь мне, что именно из-за совершенной несообщимости простого Сократова бытия и его нестяжимости в бытие какого бы то ни было отдельного члена бытие одного члена не есть бытие другого, но простое Сократово бытие есть бытие всех членов Сократа, где всякое присущее членам разнообразие и инаковость бытия есть простое единство, как множественность форм отдельных частей есть единство в форме целого. Примерно так же твое бесконечное ее бытие, господи, абсолютным образом относится ко всему, что есть. Абсолютным образом, говорю я, то есть как абсолютная бытийная форма всех конкретных форм. В самом деле, хотя отделенная от Сократа рука Сократа после своего отсечения перестает быть рукой Сократа, она все-таки продолжает существовать неким бытием трупа, и это потому, что дающая бытие Сократу форма Сократа дает не бытие просто, а конкретное Сократово бытие, от которого бытие руки можно отделить, и она все равно будет существовать в другой форме; но если эта рука когда-то отделится от совершенно нестяженного, бесконечного и абсолютного бытия, то она полностью перестанет быть, так как отделится от всякого бытия вообще. Благодарю тебя, господи боже мой, что ты щедро показываешь мне в меру моей способности вместить, как в тебе сама бесконечность свертывает все вещи своей простейшей силой, которая не была бы бесконечной, не будь она бесконечно единой. Чем единее сила, тем она крепче, и сила, которая едина так, что более единой не может быть, и бесконечна, и всемогуща. Ты бог всемогущий, ибо ты абсолютная простота, в которой абсолютная бесконечность. 15. О том, что актуальная бесконечность есть единство, в котором изображение есть истина Потерпи еще немного своего ничтожного раба, поднимающегося из бездны невежества только тогда, когда ты позволяешь ему говорить с тобой, его богом. На ==65 этом нарисованном лице я вижу изображение вечности, поскольку его взор не ограничен предметом или местом и потому бесконечен: он обращен к одному из глядящих на него не больше, чем к другому. И вот, хотя его взор сам по себе бесконечен, все-таки кажется, будто любой глядящий на него неким образом ограничивает его, поскольку на каждого зрителя взор смотрит с такой определенностью, словно смотрит только на него и ни на что другое. Ты, господи, тоже предстаешь мне абсолютной и бесконечной возможностью быть (posse esse), которая как бы формируется и определяется через каждую форму. Мы в этом смысле говорим, что формоприемлющая потенция материи бесконечна, поскольку никогда не определится вполне. Но ты, бесконечный свет, отвечаешь во мне, что абсолютная потенция есть сама же бесконечность, встающая за стеной совпадения, где возможность стать (posse fieri) совпадает с возможностью создать (posse facere), где потенция совпадает с актуальностью. Хотя первая материя потенциально готова к бесконечным формам, она не может иметь их все: потенция определяется одной формой, с ее отнятием определяется другой. Если материальная возможность быть совпадет с действительностью, она будет настолько же потенцией, насколько и актом, и как в потенции была готова к бесконечным формам, так в акте будет бесконечно оформлена, а в актуальной бесконечности нет различий, и она может быть бесконечностью только так, что вместе и единством, почему не может быть бесконечности актуальных форм: актуальная бесконечность есть единство. Ты, бесконечный бог - единый бог, в котором я вижу актуальное бытие всякой возможности быть: твое абсолютное бытие есть абсолютное могу (posse), свободное от всякого отношения к первоматерии или какой другой пассивной потенции. Но все, что есть в бесконечном бытии, есть само простейшее абсолютное бытие, и возможность быть всем в бесконечном бытии есть само бесконечное бытие; сходным образом и действительное бытие всем в бесконечном бытии тоже есть само это бесконечное бытие. Словом, абсолютная возможность быть и абсолютное актуальное бытие в тебе, боге моем, есть не что иное как ты сам, мой бесконечный бог. Вся возможность быть - ты, боже мой. Возможность быть, присущая ==66 материи, материальна и тем самым конкретно ограничена то есть не абсолютна; возможность чувственного или рационального бытия тоже конкретно ограниченна; только твое совершенно неограниченное могу совпадает с простым, то есть бесконечным, абсолютом. Поэтому хотя ты боже мой, и кажешься мне как бы формоприемлющей первоматерией, поскольку принимаешь форму всякого глядящего на тебя, ты поднимаешь меня, и я вижу, что глядящий на тебя не придает тебе форму, а в тебе начинает созерцать себя, поскольку получает от тебя все, чем является. То, что, казалось бы, ты получаешь от глядящего на тебя, ты даруешь ему! Ты словно живое зеркало вечности, форма форм. Когда кто-то смотрит в это зеркало, он видит свою форму в форме форм, какою является зеркало, и думает, что видимая им в зеркале форма есть изображение его формы, как это бывает в отполированном материальном зеркале, однако истинно противоположное: то, что он видит в зеркале вечности, есть не изображение, а истина, изображением которой является видящий. В тебе, боге моем, изображение есть истина и прообраз всего и каждого, что есть или может быть. О боже, удивление всякого ума! Ты иногда кажешься тенью, будучи светом. Когда я вижу, что с переменой во мне взгляд твоей иконы будто бы изменяется и твое лицо тоже кажется переменившимся, ты чудишься мне тенью, следующей за движениями идущего человека. Но только потому, что сам я живая тень, а ты истина, истина может показаться мне изменившейся от изменения тени. Ты такая тень, боже мой, что истина, такое изображение и меня, и всего в мире, что прообраз всего. Господи боже, озаритель сердец! Мое лицо истинно, поскольку ты, истина, дал мне его. Но это же самое мое лицо - изображение, поскольку оно не истина, а образ абсолютной истины. Свертываю в своем понятии истину и изображение моего лица воедино - и вижу, что изображение совпадает в нем с истиной лица так, что, насколько оно изображение, настолько истинно. И тогда ты показываешь мне, господи, что с изменением моего лица твое лицо вместе меняется и неизменно: меняется, поскольку не перестает быть истиной моего лица; неизменно, поскольку не следует за изменением изображения. Твое лицо не отступает от истины моего лица, но и не следует за изменением ==67 изменчивого изображения. Абсолютная истина неизменна. Истина моего лица изменчива, она так истина, что изображение; а твоя истина неизменна, она так изображение, что истина. Перестать быть истиной моего лица абсолютная истина не может: если бы перестала, не осталось бы самого моего лица, изменчивой истины, которая существует от той абсолютной истины. Так что по бесконечной благости своей ты, боже, кажешься изменчивым, поскольку не оставляешь изменчивых тварей; но как абсолютная благость ты неизменен, поскольку не можешь следовать за изменчивостью. О бездонная глубина, боже мой, и не оставляющий творений, и не следующий за ними! О неизъяснимая милость! Ты отдаешь себя глядящему на тебя, словно принимаешь от него бытие, и сообразуешься с ним, чтобы он тем больше тебя любил, чем больше ты кажешься подобным ему: мы не можем возненавидеть самих себя, поэтому любим то, что участвует в нашем бытии, сопутствует ему, и открываем свои объятия нашему подобию, поскольку представляем себя в этом образе, в котором любим самих себя. По своей бесконечной благости и смирению ты, боже, являешь себя нам как бы нашим творением, чтобы так привлечь нас к себе; ты влечешь нас к себе всеми мыслимыми способами привлечения, какими можно привлечь свободное разумное творение. Сотворяемость совпадает в тебе с творчеством: мое подобие, которое, кажется, творимо мною, есть истина, творящая меня. Пусть хоть так я пойму, насколько я должен быть привязан к тебе. Быть любимым совпадает в тебе с любовью. Если я должен любить себя в тебе, своем подобии, и с высшей обязательностью меня побуждает к этому понимание, что ты тоже меня любишь как свое творение и изображение, то разве отец 17 может не любить сына, который так сын, что отец? И если достоин большой любви тот, кто кажется сыном, а оказывается отцом, то не высшей ли любви достоин ты, который кажешься больше, чем сыном, и оказываешься больше, чем отцом? Ты, господи, пожелал, чтобы вначале к тебе привязывались словно к сыну, и ты хочешь казаться более похожим на нас, чем сын, оказываясь более близким, чем отец, ибо ты есть любовь, обнимающая и сыновнюю, и отцовскую привязанность. Будь вовеки благословен, сладостная любовь моя, боже мой. ==68 16. О том, что, если бы бог не был беспредельным, он не был бы пределом желания Не кончается жар огня, не угасает порыв любви, влекущей к тебе, боже, прообразу всего желанного и истине всего, что желается во всяком желании. Вкусив благодаря твоему медоносному дару твою непостижимую сладость, которая для меня тем радостнее, чем более предстает бесконечной, я убеждаюсь, что для всех творений твоя непознаваемость делается причиной блаженнейшего успокоения среди священного незнания, словно среди неисчислимого и неисчерпаемого сокровища; ведь большая радость охватит того, кто обнаружит заведомо бесчисленное и бесконечное сокровище, чем того, кто найдет возможным перечесть его до конца. Так святое незнание твоего величия становится желаннейшей пищей моего ума, особенно когда я нахожу такое сокровище на своем поле и сокровище может быть моим 18. О источник богатств! Ты хочешь, чтобы я имел тебя в собственном обладании, но остаешься непостижимым и бесконечным сокровищем блаженств, конца которым никто не может желать, - ведь как желанию желать своего небытия? Хочет ли воля быть, хочет ли она не быть, само по себе желание не может успокоиться, оно стремится к бесконечности. Ты нисходишь и делаешься постижимым, господи, но остаешься необъятным и бесконечным, и если бы ты не оставался бесконечным, то не был бы конечным пределом желания; именно благодаря своей бесконечности ты оказываешься пределом желания: интеллектуальное желание стремится не к тому, что может быть больше и желаннее, но ведь по ею сторону бесконечности все может стать больше и желаннее, так что предел желания бесконечен. Ты, боже, та бесконечность, которая только и желанна мне во всяком моем желании. Для меня не может быть более точного познания этой твоей бесконечности, чем знание, что она бесконечна. Чем больше я постигаю твою непостижимость, боже мой, тем больше я поэтому постигаю тебя, полнее достигая предела своего желания. Все, что предстает мне будто бы способным открыть твою постижимость, я отбрасываю как сбивающее меня с пути. Мое желание, в ==69 котором отражаешься ты, ведет меня к тебе, поскольку отвергает все конечное и постижимое: в конечном ему нет покоя, пока ты ведешь его к себе. Но ты безначальное начало и бесконечный конец, и твое вечное начало, от которого желание имеет все, что делает его желанием, ведет его к этому бесконечному концу, беспредельному пределу; и причиной тому, что я, жалкий человек, не удовлетворился бы тобой, богом моим, если бы знал тебя постижимым, - ты сам, ведущий меня к себе, непостижимому и бесконечному. Я вижу тебя, господи боже мой, в восторге ума, потому что, если взор не насыщается глядением, а слух слышанием, тем менее ум насытится пониманием. Ничто постигаемое умом не может его насытить, помимо его цели и предела. Причем его насытит не то, чего он совершенно не понимает, а только то, что он понимает, не понимая: его не насытит ни такое умопостигаемое, которое он познаёт, ни такое умопостигаемое, которого он совершенно не познаёт; его способно насытить только такое умопостигаемое, которое он познает, познавая, что никогда нельзя постичь его вполне. Так человека, у которого ненасытимый голод, не насытит ни кратковременный хлеб, который можно поглотить, ни хлеб, который недоступен ему, а только такой хлеб, который, будучи доступен ему, хотя бы всегда поглощался, не может быть поглощен полностью, имея свойство при поглощении не уменьшаться, а оставаться бесконечным. 17. О том, что в совершенстве бога можно видеть только триединым Ты показал мне себя таким желанным, господи, что более желанным быть не можешь: ты бесконечно желанен, боже мой. Никто поэтому никогда не сможет любить тебя, как ты заслуживаешь, кроме любящего тебя бесконечно. Не будь ты сам бесконечно любящим, ты не был бы бесконечно желанным; твоя желанность, или возможность быть бесконечно любимым, такова потому, что она есть и возможность бесконечно любить. От возможности бесконечно любить и возможности быть бесконечно любимым рождается бесконечная любовная связь бесконечно любящего и бесконечно желанного. Опять-таки бесконечное неумно- К оглавлению ==70 жаемо. Ты, боже мой, бог-любовь, есть и любящая любовь и желанная любовь, и связь любящей и желанной любви, то есть я вижу в тебе, боге моем, и любящую любовь, и желанную любовь, а видя любящую любовь и желанную любовь, вижу любовную связь обеих, - точно так, как в твоем абсолютном единстве я вижу единящее единство, соединяемое единство и связь обоих, -но все, что я вижу в тебе, есть только ты сам, боже мой. Ты есть одна бесконечная любовь, но ее природность и совершенство я могу видеть, только видя в тебе любящего, желанного и связь того и другого. В самом деле, как представить совершеннейшую и естественнейшую любовь без любящего, желанного и связи того и другого? На опыте нашей ограниченной любви я знаю, что ее сущность требует для своей совершенной полноты любящего, желанного и связи обоих; а того, что принадлежит к сущности ограниченной любви, не может быть лишена абсолютная любовь, от которой наша ограниченная любовь имеет все то, что в ней есть совершенного. Но чем любовь совершеннее, тем она проще, а ты, боже мой, любовь высшего совершенства и простоты; ты -сама совершеннейшая, простейшая и естественнейшая сущность любви. Поэтому в тебе, боге - любви, любящий, желанный и связь обоих не разные вещи, а одно и то же, сам ты, боже мой; поскольку желанное совпадает в тебе с любящим, желанность с любовью, связь, совпадения [того и другого] есть тоже сущностная связь: в тебе нет ничего, что не было бы твоей сущностью. Словом, то, что предстает мне тремя [разными вещами], - любящий, желанный и связь - есть сама твоя простейшая абсолютная сущность; стало быть, здесь не три, а одно. Эта твоя сущность, боже мой, открывающая мне свою высшую простоту и единство, требует, для высшей естественности и совершенства вышеназванной троицы, то есть твоя сущность троична, и все-таки в ней нет трех частей в силу ее максимальной простоты. Множественность вышеназванной троицы - такая множественность, что она и единство, а единство - такое единство, что и множественность. Множественность всей тройки есть множество без множественного числа; ведь множественное число не может быть простым единством, будучи множественным числом. Различение внутри троицы не числовое, поскольку числовое сущностно: число ==71 отличается от числа сущностью. В свою очередь это единство, поскольку троично, не есть единство единственного числа: единство единственного числа не троично. О предивный боже, именуемый и не в единственном, и не во множественном числе, но единотроичный и триединый превыше всякой множественности и единственности! Вижу, что у стены твоего рая, внутри которой ты, множественность совпадает с единственностью, а твое жительство далеко за этой стеной. Научи меня, господи, как мне представить возможным то, что я вижу необходимым? Поистине мне постоянно бросается в глаза только невозможность того, чтобы троица, без которой я не могу представить тебя совершенной и сущностной любовью, была множественностью без числа. Это как если бы кто-то сказал одно, одно, одно : он говорит трижды одно; не говорит три, но одно, и это одно - трижды, а сказать одно трижды без трех он не может, хоть и не говорит три 19. Говоря одно трижды, он развертывает (replicat) одно и то же, а не исчисляет: исчислять - значит переходить от одного к другому, а трижды развернуть одно и то же - значит создать множественность без числа. Точно так же множественность, которую я вижу в тебе, боге моем, есть инаковость без иного - инаковость, тождественная тождеству. Если я вижу, что любящий [в божественной троице] отличается от желанного и их связь отличается и от того, и от другого, то отличие любящего от желанного при этом не таково, что любящий - это одно, а желанный - другое: нет, я вижу, что различение любящего, желанного [и связи] остается внутри стен совпадения единства и инаковости, а такое различение, остающееся внутри стен совпадения, где различение совпадает с неразличенностью, опережает всякую инаковость и всякое разнообразие, какие можно представить. Поистине стена замыкает собой потенцию всякого ума; правда, его око всматривается в лежащий за ее пределами рай, но не может ни высказать, ни понять то, что видит: любовь есть его тайное и сокровенное богатство, которое, даже когда найдено, остается сокрытым, потому что лежит за стеной совпадения тайного и явного. Не могу оторваться от сладостного созерцания, еще каким-нибудь способом не прояснив самому себе раз- ==72 личенность любящего, желанного и их связи. Кажется, что можно как-то ощутить эту сладость в предвкушении взяв уподобительный образ. В самом деле, ты даешь мне, господи, увидеть в самом себе любовь, поскольку я вижу себя любящим. Видя, что я люблю и самого себя, я вижу себя желанным. И я вижу в самом себе сущностную связь того и другого. Я любящий, я желанный, я связь. Едина любовь, без которой не может быть ничего из этих трех: один и тот же я - и любящий, и желанный, и связь, возникающая от любви, которой я люблю себя. Я один, а не три. Пусть моя любовь будет моей сущностью, как в боге моем. Тогда в единстве моей сущности осуществится единство вышеназванной троицы, а в троичности этой троицы - единство сущности, то есть в моей сущности ограниченным моей конкретностью образом будет то же самое, что я в тебе вижу истинным и абсолютным. Но и тогда моя любящая любовь не будет ни желанной любовью, ни связью. Я знаю это вот на каком опыте. Через любящую любовь, которую я простираю к какой-то другой вещи вне меня,- как бы к желанному в моей собственной сущности, которое оказалось вне меня, - рождается связь, благодаря которой я привязываюсь к той вещи, насколько от меня зависит: та вещь не привязывается ко мне этой связью, если меня не любит. Хоть я люблю ее так, что моя любящая любовь распространяется на нее, однако моя любящая любовь не несет с собой мою любовь как желанную: я не становлюсь желанным той вещи, ей до меня нет дела, пусть моя любовь к ней и велика; так сыну иногда нет дела до матери, которая к нему нежно привязана. На подобном опыте я убеждаюсь, что любящая любовь не есть ни желанная любовь, ни связь: любящий отличен от желанного и от связи; и это отличие никоим образом не принадлежит к сущности любви, потому что я не могу любить ни себя, ни вещь вне меня без любви, так что любовь составляет сущность всей троицы. Таким путем я вижу, что у названной троицы простейшая сущность, хотя внутри себя троица различается. В этом подобии, господи, я выразил какое-то предвкушение твоей природы. Прости мне, милосердный, что я пытаюсь изобразить неизобразимый вкус твоей сладости. Если сладость неведомого плода неизобразима никакой картиной и изображением, невыразима ==73 никаким словом, то кто я такой, несчастный грешник, что силюсь открыть тебя, сокровенного, намереваюсь изобразить видимым образом тебя, невидимого, и дать ощутить совершенно невыразимый вкус твоей сладости, которую сам пока еще ни разу не удостоился вкусить? Да всеми своими выражениями я скорее принижаю ее, чем возвеличиваю! Но такова благость твоя, боже мой, что даже слепым ты даешь говорить о свете и возвещать хвалу тому, о чем они ничего не знают и не могут знать, пока им не будет открыто. Впрочем, откровение этого вкуса тоже не достигает. Ухо веры не постигает всю сладость, какую можно вкусить. Ты сам, боже, открыл мне, что ни ухо не слышало, ни на сердце человеку не приходило то, что ты приготовил любящим тебя, бесконечность твоего блаженства 20. Нам это открыл Павел, твой великий апостол, который был восхищен в рай за пределы стены совпадения, где только и можно открыто видеть тебя, Источник блаженств. В доверии к твоей бесконечной благости я стремился испытать такое же восхищение, чтобы увидеть тебя, невидимого, и твой сокровенный облик отрытым. Чего я достиг, ты знаешь, а я не знаю, и мне достаточно твоей благодати, дающей мне достоверное знание твоей непостижимости и укрепляющей меня в твердой надежде, что под твоим водительством я приду к обладанию тобой. 18. О том, что без триединства бога не было бы счастья О господи, если бы открылись очи ума у всех, кто получил их в дар от тебя, и они увидели бы вместе со мной, что ты -бог ревнитель 20, ибо ты, любящая любовь, ничего не можешь ненавидеть! Заключая в себе, желанном боге, все желанное, ты полон любви ко всему желанному. О, если бы они увидели вместе со мной, какой союз, или какая связь, соединяет тебя со всем! Ты, любящий боже, так любишь все, что любишь и каждое в отдельности, распространяешь любовь свою на всех. Но многие тебя не любят, предпочитая тебе другое. А если бы желанная любовь не отличалась от любящей любви, ты был бы всем настолько желанен, что они ничего не могли бы любить помимо тебя и все разумные души необходимо полнились бы любовью к тебе. Нет, ==74 ты так великодушен, боже мой, что хочешь предоставить свободе разумных душ любить тебя или нет, поэтому из твоей любви не следует, что и ты любим. Связью любви ты соединен со всеми, боже мой, потому что распространяешь свою любовь на все твое творение, но разумный дух не соединяется с тобой, когда направляет свою любовь не на тебя, желанного, а на другое, с чем соединяет и связывает себя. Своей любящей любовью ты вступаешь в супружество с каждой разумной душой, но не всякая невеста любит тебя, своего жениха; очень часто она любит другого, к которому прилепляется. Впрочем, как могла бы достичь своей цели твоя невеста, человеческая душа, боже мой, если бы ты не был желанен ей? Только так, любя тебя, желанного, она может достичь счастливейшей связи и соединения. Кто же тогда может отрицать твое триединство, видя, что ни ты не был бы великодушным, сущим и совершенным богом, ни духа свободного решения не существовало бы, ни сам человек не мог бы достичь обладания тобой и счастья, не будь ты троичным и единым? Скажем, поскольку ты постигающий интеллект, умопостигаемый интеллект и связь тогой другого, постольку сотворенный интеллект может достичь в тебе, своем умопостигаемом боге, соединения с тобой и счастья. Точно так же, поскольку ты - желанная любовь, постольку сотворенная воля, любя, может достичь в тебе, своем желанном боге, соединения и счастья: кто принимает тебя, боже, всепроникающий (receptibile) разумный свет, тот может подняться к нему вплоть до слияния с тобой, соединяясь с тобой, как сын с Отцом. Ты озаряешь меня, господи, и я вижу, что разумная природа может достичь соединения с тобой лишь постольку, поскольку ты желанен и постижим умом. Человеческая природа не соединяется с тобой как с любящим богом - такого тебя она не в силах полюбить как свою цель, - но она соединяется с тобой как со своим желанным богом, поскольку желанное есть цель любящего. Сходным образом умопостигаемое есть цель интеллекта. Эту цель мы называем истиной. Соответственно, поскольку в тебе, боже мой, истина интеллекта, сотворенный интеллект может соединиться с тобой. Я вижу так, что человеческая разумная природа может соединиться с твоей божественной природой ==75 только в ее качестве умопостигаемой и желанной. Воспринимая тебя, бога, насколько тебя можно принять, человек вступает с тобой в связь, которая так тесна, что ее можно назвать сыновством: мы не знаем более тесной связи, чем сыновство. Причем если эта связь максимальна, теснее которой не может быть, необходимой причиной чему должна быть максимальная возможная любовь человека к тебе, желанному богу, то связь поднимается до совершенного сыновства, и такое сыновство есть полнота, охватывающая собой всякое возможное сыновство. Через него все сыны достигают высшего счастья и совершенства. Во всевышнем Сыне сыновство пребывает как искусство в учителе или как свет в солнце. А в других - как искусство в учениках или как свет в планетах. 19. О том, что Иисус есть соединение бога и человека Я несказанно благодарен тебе, боже, жизнь и свет души моей. Теперь я понимаю веру, которой через откровение апостолов держится католическая церковь, - веру в то, что ты, любящий бог, порождаешь из себя желанного бога и что ты, рожденный желанный бог, есть абсолютный посредник, то есть через твое посредство есть все, что есть и может быть. Ты, бог водящий, или любящий, в себе же, боге желанном, свертываешь все; все, что ты, боже, хочешь или замышляешь, свернуто в тебе как желанном боге: ты можешь быть лишь тем, чем хочешь быть, и значит, все имеет причину, или основание, своего бытия в желанном тебе замысле, причем нет другой причины всех вещей, кроме той, что тебе так нравится; любящему как таковому нравится только то, что желанно. Ты, желанный бог, - Сын любящего Отца, в тебе все, что может нравиться Отцу; тем самым в тебе, желанном боге, свернуто все могущее быть сотворенным бытие. Ты - любящий бог, поскольку от тебя [рождается] желанный бог, как Сын от Отца; в силу того что ты любящий бог, Отец бога, твоего желанного Сына, ты Отец всего, что есть, ведь твой замысел есть Сын, а в нем все. Соединение тебя и твоего замысла есть акт и возникающее из него действие, в котором действительное осуществление и развертывание всего. Как от тебя, любящего бога, ==76 рождается желанный бог и это порождение есть твой замысел, так из тебя - любящего и из рожденного тобой желанного тебе замысла исходит действительность тебя и твоего замысла, связующая связь, - тоже бог, соединяющий тебя с твоим замыслом, как любовь соединяет любящего с любимым в любви. И связь эта именуется Духом, поскольку дух есть как бы движение, исходящее от движущего и движимого. Движение есть развертывание движущего замысла; поэтому в тебе, боге-Духе святом, все развертывается, подобно тому как в боге-Сыне, твоем замысле, все свернуто. Я вижу - насколько ты, боже, мне показываешь, - что все вещи в тебе, боге-Сыне бога-Отца, пребывают как в разумном основании, замысле, причине, или прообразе, и что Сын в качестве такого замысла и основания есть всеобщее посредство (medium): через посредство своего разумного основания и премудрости ты, бог-Отец, делаешь все. А Дух, или движение, выводит замысел разумного основания в действительность, подобно тому как присущая рукам движущая сила выводит в Действительность ларь, задуманный в уме мастера. Я вижу потом, боже мой, что твой Сын есть посредство соединения всего и все успокаивается в тебе через посредство твоего Сына. И я вижу, что Иисус благословенный, сын человеческий, глубочайше соединен с Сыном твоим и что сын человеческий мог соединиться с тобой, богом-Отцом, только через посредство твоего Сына, абсолютного посредника. Кто не придет в восторг, сколько-нибудь внимательно рассмотрев это? Ты, боже мой, открываешь мне, нищему, такие тайны, убеждая меня, что человек не может понять тебя, Отца, иначе как только через Сына твоего 22, умопостигаемого бога и посредника, и что понимать тебя значит соединяться с тобой. Итак, человек может соединиться с тобой через твоего Сына, посредника в соединении! Причем глубочайше соединенная с тобой человеческая природа, в каком бы человеке это ни произошло, не может соединиться с посредником больше, чем соединена, - а без посредника не может соединиться с тобой - и соединяется с посредником максимально, но не становится посредником. Не будучи в состоянии сама стать посредником, тогда как без посредника не может соединиться с тобой, она, однако, так связана с абсолютным посредником, что между ней и твоим Сыном, ==77 абсолютным посредником, уже не может быть никакого посредства; если бы могло быть еще какое-то посредство между человеческой природой и абсолютным посредником, глубочайшего соединения с тобой не было бы. О добрый Иисус! Я вижу, что в тебе человеческая природа глубочайше связана с богом-Отцом через глубочайшее единение, связывающее ее с богом-Сыном, абсолютным посредником. Человеческое сыновство - поскольку ты сын человеческий - глубочайше соединено в тебе, Иисусе, с божественным сыновством, и справедливо именуют тебя Сыном божиим и человеческим, раз в тебе уже нет никакого посредства между сыном человеческим и Сыном божиим. В абсолютном сыновстве Сына божия свернуто всякое сыновство, а твое человеческое сыновство, Иисус, глубочайше соединено с абсолютным. Твое человеческое сыновство коренится поэтому в божественном не только как в своем свертывающем начале, но и как привлекаемое в привлекающем 23, единимое в единящем и укорененное - в своей основе. Поэтому отделение сына человеческого от Сына божия в тебе, Иисусе, невозможно: отделимость возникает от того, что единение может быть большим, а где единение не может быть большим, там не может быть никакого опосредования и, значит, отделение там не будет иметь места, раз между соединенными не может быть никакого посредства. Наоборот, где присоединенное не покоится в единящем, там еще нет глубочайшего единения: единение, где присоединенное покоится в единящем, больше, чем то, где присоединенное существует отдельно, ведь отделение есть отдаление от максимального единства. Так в тебе, мой Иисус, я вижу человеческое сыновство, в силу которого ты сын человеческий, покоющимся в божественном сыновстве, в силу которого ты Сын божий: в максимальном единении присоединенное существует в единящем. Тебе, боже, слава во веки. 20. Как понять в Иисусе сочетание божественной и человеческой природ О неиссякающий свет! Ты показываешь мне, что максимальное соединение, каким человеческая природа в моем Иисусе соединена с твоей божественной природой, никак не подобно бесконечному единению. Еди- ==78 нение, каким ты, бог-Отец, соединен с богом-Сыном твоим, есть бог-Дух святой, и это бесконечное единение; оно сливается с абсолютным и сущностным тождеством. Не так человеческая природа соединяется с божественной. В самом деле, человеческая природа не может перейти в сущностное единение с божественной, как конечное не может вступить в бесконечное единение с бесконечным: оно перейдет тогда в тождество с бесконечным и сразу перестанет быть конечным, раз его истинным предикатом станет бесконечное. Соединение, каким человеческая природа соединяется с божественной, есть не что иное, как высшая ступень привлечения человеческой природы в божественную, когда сама по себе человеческая природа с большей глубиной привлечена быть уже не может. Соединение человеческой природы как таковой с божественной максимально, потому что яе может быть больше, но оно не абсолютно максимально и не бесконечно, как божественное единство. По твоей всемилостивой благодати я вижу в тебе, Иисусе, сыне человеческом, Сына божия, и в тебе, Сыне, бога-Отца. В тебе, сыне человеческом, я вижу Сына божия потому, что ты сын человеческий так, что вместе и Сын божий, и через твою привлеченную к богу конечную природу я вижу привлекающую бесконечную божественную природу. А в абсолютности Сына я вижу абсолютность Отца, ведь в Сыне нельзя видеть Сына, не видя в нем Отца. Я вижу в тебе, Иисусе, божественное сыновство, истину всякого сыновства - и вместе высшее человеческое сыновство, точнейшее изображение абсолютного сыновства. Как изображение, не отделенное от прообраза никаким более совершенным последующим изображением, неотторжимо коренится в истине, изображением которой является, так твоя человеческая природа коренится в божественной природе. В твоей человеческой природе я тем самым вижу все, что вижу и в божественной, только все, что в божественной природе есть сама божественная истина, в человеческой я вижу существующим по-человечески. Все человеческое в тебе, Иисусе, - подобие божественной природы, но это подобие без посредства связано с прообразом так, что большего подобия ни быть не может, ни представить нельзя. В твоей человеческой, или разумной, природе человеческий ==79 разумный дух теснейше связан с божественным духом, абсолютным разумным основанием; и точно так же твой человеческий интеллект и все в твоем интеллекте, Иисус, [связано] с божественным интеллектом. Ты понимаешь все как бог - и это понимание есть бытие всего; ты понимаешь все как человек - и это понимание есть бытие подобия всего, поскольку человеком вещь понимается только через свое подобие: камень пребывает в человеческом интеллекте не как в своей причине или в своем основании, а как в своем виде и подобии. И вот в тебе, Иисусе, человеческое понимание соединено с божественным пониманием, как совершеннейшее изображение с истиной прообраза. Это как если бы мы рассматривали идеальную форму ларя в уме мастера, а потом вид совершеннейшего ларя, сделанного тем же мастером согласно своей идее; идеальная форма будет тогда истиной вида, соединенной с ним в едином художнике как истина с изображением. Так в тебе, Иисусе, художнике художников, я вижу глубочайшее соединение идеи всех вещей с их уподобительным видом. Твой интеллект, Иисус, есть вместе и истина, и изображение! Я вижу тебя поэтому внутри стен рая; ты бог и вместе творение, бесконечный и вместе конечный, и невозможно, чтобы ты оказался по ею сторону стены. Ты - соединение божественной творящей природы и человеческой сотворенной природы. Разница между твоим человеческим интеллектом и интеллектом любого другого человека в том, что ни один человек не знает всего, что дано знать человеку, поскольку ни один человеческий интеллект не связан в качестве подобия истины с прообразом всех вещей так, чтобы для него не могло быть более тесной связи и более действительного осуществления, - тем самым он никогда не понимает столько, чтобы не мог понять больше, приблизившись к прообразу вещей, от которого имеет свою действительность все актуально существующее; наоборот, твой интеллект актуально понимает все, что может быть понято человеком, поскольку в тебе человеческая природа достигает совершенства и высшей связи со своим прообразом, -благодаря этому соединению твой человеческий интеллект совершенством своего понимания превосходит всякий сотворенный интеллект. Все разумные духи поэтому намного уступают ==80 тебе; ты, Иисус, всем им учитель и свет. Ты и совершенство, и полнота всего, и через тебя как посредника все восходит к абсолютной истине: ты путь к истине и вместе сама истина; ты путь к жизни интеллекта и вместе сама его жизнь; ты запах хлеба радости и вместе его веселящий вкус. Будь же, Иисус сладчайший, вовеки благословен. 21. О том, что без Иисуса невозможно счастье Иисус, цель и предел Вселенной, в котором успокаивается как в своем последнем совершенстве всякое творение! Ты совершенно неведом мудрецам мира сего, потому что мы истиннейше утверждаем о тебе противоречивые вещи - что ты творец и вместе творение, привлекающий и вместе привлекаемый, конечный и вместе бесконечный, - а они веру в возможность этого считают глупостью, тем самым бегут от имени твоего и не вмещают твой свет, которым ты озарил нас. Но, считая себя мудрецами, они остаются невеждами и слепцами. Если бы они поверили, что ты, Христос, - бог и человек, если бы приняли и осмыслили слова Евангелия, в которых говоришь ты, великий учитель, они несомненнейше увидели бы, что в сравнении с таящимся в простоте твоих слов светом все погружено в густую тьму и невежество. Только малые и верующие удостаиваются этого благодатнейшего и животворного откровения. Поистине в твоем святом Евангелии, небесном хлебе, словно в манне, таится всякая желанная сладость, но ее может отведать только верующий и принимающий ее себе в пищу; верующий и принимающий убеждается на неложном опыте, что ты сошел с небес и что один ты есть учитель истины. О добрый Иисус, ты дерево жизни в раю блаженств. Никто не сможет питаться желанной жизнью иначе как от твоего плода. Ты, Иисус, - питание, запретное для всех сыновей Адама, которые изгнаны из рая и ищут на возделываемой ими земле источник пропитания. Поэтому всякий человек, надеющийся вкушать хлеб жизни в раю блаженств, должен сбросить с себя старого самонадеянного человека и одеться в нового смиренного человека, подобного тебе. Едина природа ==81 нового и старого человека, но в старом плотский Адам, в тебе, новом, духовный Адам, потому что в тебе, Иисусе, человеческая природа соединена с богом, который есть дух. Всякий человек должен поэтому соединиться с тобой, Иисусом, как через общую у него с тобой человеческую природу, так и через единство духа, чтобы в своей природе, общей у него с тобой, Иисусом, приблизиться к богу-Отцу, который по ту сторону стены рая. Видеть бога-Отца и тебя, Иисуса, его Сына, значит быть в раю и в вечной славе. Стоящий вне рая не может иметь этого видения, потому что ни бога-Отца, ни тебя вне стен рая не найти. Счастья достиг всякий человек, соединившийся с тобой, Иисус, как член тела с головой. Никто не может прийти к Отцу, если не будет привлечен им. Отец через своего Сына привлек к себе твою человечность, Иисус, а через тебя привлек и всех людей. Если твоя человечность соединена с Сыном бога-Отца как с тем посредством, через которое ее привлек Отец, то человечность каждого человека соединена с тобой, Иисус, как с единственным посредством, через которое отец привлекает всех людей; поэтому без тебя невозможно достичь никакого счастья. Ты откровение Отца; отец всех людей невидим, он видим только тебе, а после тебя тому, кто удостоится увидеть его через тебя и твое откровение. Ты единишь в себе всех удостоившихся счастья, и всякий счастливый пребывает в тебе как соединенное в единящем. Никакой мудрец мира сего не может вместить истинного счастья, пока не знает тебя; никто не может быть счастлив и видеть Отца, кроме как внутри рая вместе с тобой, Иисус. О счастливом справедливы противоположные суждения, как и о тебе, Иисусе, поскольку он соединен с тобой и в своей разумной природе, и в единстве духа: всякий счастливый дух коренится в твоем, как животворимое в животворящем; всякий счастливый дух видит невидимого бога и единится в тебе, Иисусе, с неприступным и бессмертным богом; конечное в тебе единится с бесконечным и несоединимым; и непостижимый постигается в вечном обладании, в котором блаженное, вовеки неисчерпаемое счастье. Смилуйся, Иисус, смилуйся; дай мне открыто видеть тебя, и спасется моя душа. ==82 22. Как Иисус видит и действует Око ума не может насытиться твоим видением, Иисус, потому что в тебе полнота всей умной красоты. По этой иконе я строю предположение о том, как дивен и изумителен твой взор, преблагословенный Иисус. Когда ты ходил в нашем чувственном мире, ты смотрел подобными нам плотскими глазами и, как мы, видел вещи раздельно одну за другой. В твоем зрении действовал видящий дух, форма этого органа, как бы чувствующая душа в живом теле; в [зрительном] духе была благородная различительная сила, с помощью которой ты и видел раздельно и различно одну цветную вещь такой, другую другой. Больше того: по человеческому облику и глазам, как ты их видел, ты истинно судил о страстях души, о гневе, радости и печали. Больше того: по немногим знакам ты понимал все, что таится в человеческой душе, поскольку нет сердечной мысли, которая не отражалась бы каким-нибудь знаком на лице и особенно в глазах, зеркале души. По всем этим признакам ты вернее разгадывал тайники души, чем любой другой сотворенный дух; по какому-то одному самому маленькому знаку ты видел все расположение человека, как понятливые люди с нескольких первых слов угадывают замысел длинной речи, а опытные и образованные, едва взглянув на книгу, излагают намерение писателя так, словно читали ее. В этом роде видения ты, Иисус, далеко превосходил быстроту и остроту всех бывших, теперешних и будущих людей. Это было человеческое видение, которое не могло осуществиться без телесных глаз, но оно было изумительно и дивно. Если есть люди, которые путем долгого и тщательного размышления разгадывают мысль пишущего за особыми новоизобретенными начертаниями и зрительными знаками, то ты видел все за всяким знаком и изображением. Если мы читаем 24, что был человек, узнававший мысли собеседников по каким-то едва заметным знакам, даже если они пели при этом про себя какой-нибудь стих, то ты, Иисус, лучше всех по любому движению глаз улавливал весь строй ума. Я видел глухую женщину, которая по движению губ своей дочери, на которую смотрела, понимала все так, словно слышала. Если такое благодаря долгой привычке возможно у глухих, ==83 немых и у тех монахов, которые разговаривают между собой знаками, то совершеннее всех это умел ты, Иисус, учитель учителей; ты знал все, что можно знать, по малейшим и нам невидимым переменам и знакам истинно судя о сердце и его движениях. Но с этим твоим совершеннейшим, хотя и конечным, ограниченным конкретностью органа видением было соединено еще абсолютное и бесконечное видение, силой которого ты видел как бог все и каждое в отдельности, как отсутствующее, так и присутствующее, как прошедшее, так и будущее. Человеческими глазами ты видел зримые акциденции, но абсолютным божественным взором - субстанции вещей. Никто из существовавших в теле, кроме тебя, Иисус, не видел субстанцию, или чтойность, вещей. Ты один истиннейше видел душу и дух и все, что в человеке. Как в человеке понимающая сила соединена со зрительной телесной силой и человек не только видит, подобно животному, но различает и судит, как подобает человеку, так в тебе, Иисусе, абсолютное зрение соединено с человеческой разумной силой, осуществляющей различение в телесном зрении. Животная зрительная сила существует в человеке не сама по себе, а в разумной душе как в форме целого. Так в тебе, Иисусе, сила интеллектуального видения коренится не сама в себе, а в силе абсолютного видения. О сладчайший Иисус, дивно твое видение! С нами бывает, что, воспринимая глазами прохожего, но не напрягая внимания, чтобы его разглядеть, на вопрос об имени прохожего мы ничего не можем ответить, хоть знаем, что кто-то действительно прошел мимо нас: мы смотрели на него, как смотрят животные, и не видели, как видят люди, потому что не ввели в действие различительную силу. Отсюда ясно, что, хотя все силы и способности объединены в единой человеческой форме, их природы остаются различными и их действия тоже различны. В тебе, едином Иисусе, я вижу что-то подобное, рассматривая характер соединения человеческой интеллектуальной природы с божественной природой; ты сходным образом и действовал как человек, и совершил много дивных дел сверх человеческой силы. Но хотя интеллектуальная природа по отношению к чувственной абсолютна и никоим образом не ограничена наподобие чувственной, не будучи ==84 привязана к телесному органу, как чувственная сила зрения привязана к глазу, то божественная сила еще несоразмерно абсолютнее и выше интеллектуальной: человеческий интеллект для своей деятельности нуждается в образах воображения, но ни этих образов помимо ощущений не бывает, ни ощущений без тела нет, так что сила человеческого интеллекта ограниченна, невелика и нуждается в вышеперечисленном, а божественный интеллект есть сама необходимость, ни от чего не зависящая, ни в чем не нуждающаяся. Наоборот, все в нем нуждается и без него не может быть. При большем внимании я замечаю, что есть дискурсивная сила и способность - рассуждающая, движущаяся и ищущая - и есть судящая и понимающая. Скажем, собака движется, ищет своего господина, распознает его, слышит его зов; это дискурсия в животной природе на ступени присущего виду собак совершенства. Есть и другие живые существа с более яркой дискурсивной способностью, смотря по совершенству вида. А в человеке эта дискурсия вплотную приближается к интеллектуальной силе, будучи высшей ступенью чувственного совершенства. Бесчисленное множество ступеней совершенства раскрывается перед нами ниже интеллекта, смотря по видам животных: нет вида, который не имел бы присущей собственно ему ступени совершенства; в каждом виде, кроме того, есть диапазон ступеней, внутри которого разнообразно приобщаются к своему виду индивиды. В свою очередь интеллектуальная природа имеет свои бесчисленные ступени ниже божественной. Соответственно, в интеллектуальной свернуты все ступени чувственного совершенства, а в божественной - все ступени и интеллектуального совершенства, и чувственного, и всякого другого. Так в тебе, Иисус, я вижу все совершенство: как в совершеннейшем человеке я вижу в тебе соединение интеллекта с рассудочной, или дискурсивной, силой, в которой вершина ощущающей силы, причем интеллект находится в рассудке, как нечто размещенное в своем вместилище, словно свеча в комнате, освещающая и комнату, и все стены, и все здание, только больше и меньше, смотря по расстоянию; потом я вижу, что с твоим интеллектом в его вершине соединено божественное Слово, причем интеллект есть место, вме- ==85 щающее это Слово, - как у самих себя мы видим интеллект местом, вмещающим слово учителя, - все равно как если бы солнечный свет слился со светом вышеупомянутой свечи: Слово божие озаряет твой интеллект, как солнечный свет - этот мир. Итак, в тебе, Иисусе моем, я вижу чувственную жизнь в озарении интеллектуального света, интеллектуальную жизнь, озаряющую и вместе озаряемую, и божественную жизнь, только озаряющую. Источник озарения - в интеллектуальном свете, Слове божием, истине, озаряющей всякий интеллект. Ты один поэтому высший во всем творении, потому что ты есть творение так, что и благословенный творец. 23. О том, что после смерти Иисуса его единение с жизнью сохранилось О Иисус, сладостное питание ума! Видя тебя внутри стен рая, я бесконечно дивлюсь тебе. Ты вочеловечившееся Слово бога, и ты обоженный человек, но ты не состав из бога и человека: для состава необходима соразмерность, без которой нет состава, а между конечным и бесконечным нет никакой соразмерности. Ты и не совпадение творения и творца тем способом, каким при совпадении одно становится другим, ведь ни человеческая природа не есть божественная, ни наоборот: божественная природа не колеблется и не переменяется в другую природу, будучи самой вечностью, и никакая природа от соединения с божественной тоже не переходит в другую природу, как при соединении изображения с истиной нельзя сказать, что изображение изменилось, а просто оно оставило свою инаковость, воссоединившись со своей подлинной истиной, которая есть сама неизменность. Нельзя, Иисус мой сладчайший, назвать тебя и серединой между божественной и человеческой природой, потому что между ними не может встать никакая срединная природа, причастная обеим: божественная природа неприобщима по своей совершенной абсолютной простоте. Да кроме того, ты не был бы тогда ни богом, ни человеком. Нет, я вижу тебя, господь мой Иисус, превышающим всякое понимание единым основанием (suppositurn), единым Христом, -примерно таким же образом, каким я вижу единой твою человеческую душу, в ко- ==86 торой, как в душе любого человека, была тленная чувственная природа, и она коренилась в интеллектуальной нетленной природе, причем ни душа не была составом из тленного и нетленного, ни чувственная[природа] не совпадала с интеллектуальной. Разумная(intellectualem) душа, мы знаем, соединяется с телом через животворящую тело чувственную силу. И вот, если бы разумная (intellectiva) душа прекратила животворение тела без того, чтобы отделиться от тела, человек оказался бы мертвым, поскольку жизнь прекратилась бы, но тело не отделилось бы от жизни, поскольку его жизнь в интеллекте. Это как у человека, который с напряжением внимания стремился опознать с помощью зрения встречного путника, а потом, отвлеченный другими мыслями, перестал сосредоточивать на нем внимание, хотя глаз с него не свел. Зрение от души тогда еще не отделяется, хотя оно оказывается отделенным от различающего внимания души. Если бы отвлекшийся [интеллект] прекратил подавать зрению не только различительную, но и ощущающую жизненную силу, глаз оказался бы умершим, потому что его ничто не животворило бы, однако он все-таки еще не был бы отделен от интеллектуальной формы как формы, дающей ему бытие; так отсохшая рука все еще соединена с формой, единящей все тело. Есть люди, умеющие вбирать в себя животворящий дух; они кажутся мертвыми и бесчувственными, как рассказывает блаженный Августин 25. В этом случае интеллектуальная природа остается соединена с телом, у которого ведь не появляется другой бытийной формы, чем раньше: оно имеет все ту же форму и остается все тем же телом. Не прекращает свое бытие и животворящая сила; она остается в единении с интеллектуальной природой, хотя и не распространяет себя действительным образом на тело. Я вижу такого человека действительно мертвым, поскольку лишенным животворящей силы, ведь смерть и есть лишение животворящей силы; и все-таки его тело не будет умершим, если помнить о той жизни, какой является его отделенная душа. Таким образом, Иисус милосердный, я начинаю понимать нераздельное единение абсолютной жизни, то есть бога, с твоим человеческим интеллектом, а через него с телом. Это единение таково, что не может быть большим, а всякое разделимое единение много ниже единения, ==87 которое не может быть большим. Поэтому и никогда не было, и никогда не будет истинным, чтобы божественная природа оказалась отделена от твоей человеческой, а значит, она не будет отделена ни от души, ни от тела, без которых нет самой этой человеческой природы. Хотя несомненнейшая истина то, что твой дух прекращал животворить тело и ты действительно претерпел смерть, однако твое тело так и не отделялось от истины жизни. Если тот священник, которого вспоминает Августин, обладал какой-то способностью вбирать жизнь, отнимая ее от своего тела и привлекая ее обратно в свою душу, - так освещающая комнату свеча, будь она живой, могла бы привлекать лучи, которыми она освещала комнату, обратно к средоточию своего света, не отделяясь от комнаты, а просто переставая влиять на нее своими лучами, - то что удивительного, если ты, Иисус, свободнейший свет, имел силу влагать свою животворящую душу [в тело] и брать ее? И когда ты захотел взять ее, то претерпел смерть, а когда захотел вложить, то воскрес своей силой. Интеллектуальная природа называется человеческой душой, когда она животворит, или одушевляет, тело. Душа называется взятой, когда человеческий интеллект прекращает свое животворящее действие. Но когда интеллект прекращает свое действие одушевления и в этом смысле отделяется от тела, он еще не отделяется от него во всех смыслах. Все это ты внушаешь, Иисус, открывая себя мне, недостойнейшему, насколько я способен вместить. И я начинаю видеть, как смертная человеческая природа оделась в тебе бессмертием, так что все принадлежащие к единой человеческой природе люди могут достичь через тебя воскресения и войти в божественную жизнь. Есть ли блаженнее, есть ли радостнее познания, что в тебе, Иисусе, едином Всемогущем, дающем щедро и без промедления, мы обретаем через свою природу все? О невыразимость любви и милосердия! Тебе, боже, самой Благости, было недостаточно твоей бесконечной милости и щедрости, пока ты не подарил нам сам себя; а чтобы мы хоть как-то смогли принять этот дар, ты не мог сделать лучше, чем взять себе нашу природу, раз мы не могли приблизиться к твоей. Так ты пришел к нам и стал называться Иисусом, спасителем, вечно благословенным. ==88 24. О том, что Иисус есть слово жизни Смотрю, как ты, Иисус мой, возвещаешь слово жизни и щедро сеешь божественное семя в сердцах слушающих тебя, и силой твоего всесовершенного и величайшего дара вижу, как уходят все, не воспринимающие того, что от духа, но остаются ученики, вкусившие сладость животворящего душу учения. От имени всех их первоверховный апостол Петр исповедовал, что у тебя, Иисус, слово жизни, и удивительно, как ищущие жизнь могут уходить от тебя. Павел слышал от тебя слова жизни, будучи восхищен до третьего неба, и потом ни преследование, ни меч, ни телесный голод не могли его отделить от тебя. Никто из вкусивших слова жизни никогда не мог оставить тебя. Кто сможет разлучить с медом медведя, раз отведавшего его сладость? Но насколько выше всякой телесной сладости сладость истины, дарующей блаженную жизнь! Это - та абсолютная сладость, откуда все сладкое во всяком вкушении. Что крепче любви, от которой все желанное имеет то, за что его любят? Если связь нашей ограниченной любви иногда бывает такая, что страх смерти не может ее разорвать, то какова связь, порождаемая вкушением той любви, от которой всякая любовь? Ничуть не удивляюсь, что другие твои воины, которым ты, Иисус, подарил предвкушение себя, истинной жизни, тоже ни во что не ставили жестокие мучения. О Иисус, любовь моя, ты посеял семя жизни на поле веры и оросил его свидетельством крови; телесной смертью ты явил истину жизни разумного духа. Семя растет на хорошей почве - и приносит плод. Покажи мне, господи, что если моя душа есть дыхание жизни для моего тела, в которое она вдыхает жизнь и на которое она влияет, то по отношению к тебе, богу, она не жизнь, а как бы возможность жизни! Ты не можешь не дать просимое просящему, если просить настойчиво и с верой. И вот ты внушаешь мне: У младенца есть душа, обладающая актуальной вегетативной силой: младенец растет; она обладает и актуальной ощущающей силой: младенец ощущает; она обладает и силой воображения, хотя пока еще не актуальной; обладает и силой рассуждения, чья актуальность еще отдаленнее; обладает и интеллектуальной силой, но в еще более отдаленной возможности. Таким ==89 образом, душа раньше достигает актуальности в том, что касается низших потенций, и позже в том, что касается высших, так что сначала животный человек, потом духовный. Сходным образом мы знаем, что в недрах земли есть некая минеральная сила, которую можно назвать и духом. Этот дух пребывает в возможности стать минералом-камнем, или в возможности стать минералом-солью, другой в возможности стать минералом-металлом, и есть разные такие духи, соответствующие разнообразию камней, солей и металлов. Есть, однако, один дух, минерала-золота, который, постоянно; асе больше и больше очищаясь под влиянием солнца, в конце концов превращается в такое золото, которое не могут тронуть тлением никакие другие элементы. В нем всего больше сияет небесный нетленный свет; в нем много подобия телесному солнечному свету. Те же самое мы знаем о вегетативном и чувствующем духе. Чувствующий дух весьма сообразуется в человеке с движущей и влияющей небесной силой и под влиянием неба постепенно возрастает, пока не выходит к полной актуальности. Возникает же он из потенции тела, поэтому его совершенство не сохраняется с прекращением совершенства тела, от которого он зависит. Потом интеллектуальный дух, который в совершенстве своей актуальности, не зависит от тела; хотя и соединяется с ним через посредство ощущающей силы. Не завися от тела, этот дух не подвержен влиянию небесных тел и не зависит от чувственного духа, как не зависит и от движущей силы неба: как двигатели небесных сфер, так и этот двигатель, интеллект, подчинен перводвигателю. Правда- , поскольку он соединен с телом через посредство ощущающей силы, он совершенствуется не без участия ощущений: все, что доходит до него из чувственного мира, достигает его через посредство ощущений, поэтому ничего приходящего оттуда не может быть в интеллекте, не быв прежде в ощущении. И чем чище и совершеннее будет чувство, чем ярче воображение, чем лучше дискурсия, тем интеллект окажется неотягченнее и быстрее в своих интеллектуальных действиях. Однако питается интеллект только хлебом той жизни, под влиянием которой образуется, подобно двигателям сфер, - хотя по-разному, как и подчиняющиеся влияниям неба духи по-разному достигают совершенства, - К оглавлению ==90 и чувственный дух способствует его совершенствованию только привходящим образом. Скажем, изображение не делает его более совершенным, хотя и побуждает к исканию истины прообраза, как изображение креста не влияет на благочестие, а только пробуждает память, которая и влияет на благочестие. Поскольку интеллектуальный дух не подчиняется влиянию неба, будучи совершенно свободным, то он и совершенствоваться не может, если через веру не подчинит себя влиянию Слова божия, как свободный и полноправный ученик совершенствуется только тогда, когда через веру подчиняет себя слову учителя: сначала он должен довериться учителю и послушать его. Слово божие совершенствует интеллект, он возрастает и становится все способный вместить Слово, все сильней и подобней Слову; и это совершенство, идущее от Слова, от которого у него и бытие, - не тленное, а богоподобное совершенство, как совершенство золота солнцеподобно. Надо только, чтобы весь интеллект через веру подчинился Слову божию и внимательнейше слушал учение всевышнего учителя; прислушиваясь к тому, что в нем говорит господь, он и приходит к совершенству. Недаром ты, Иисус, единственный учитель, сказал, что вера необходима всякому приступающему к источнику жизни, и объявил, что, смотря по степени веры, возрастает приток божественной добродетели. Только двум вещам учил ты, Христос-спаситель, вере и любви: через веру интеллект приходит к Слову, через любовь соединяется с ним; насколько приходит, настолько возрастает в добродетели; насколько любит, настолько утверждается в божественном свете. А Слово божие внутри него, и ему не надо искать его вовне: он найдет его в своей глубине и сможет подойти к нему через веру. Молитвами он получит возможность подойти ближе; Слово прибавит ему веры, сообщив ему свой свет. Благодарю тебя, Иисус, что я пришел к этому твоему свету: в свете твоем, свет моей жизни, я вижу, как ты, Слово, вливаешь жизнь во всех верующих и растишь всех любящих тебя. Что короче и действеннее твоего учения? Ты убеждаешь только верить и учишь только любить. Что легче, чем верить в бога? Что сладостнее, чем любить его? Как сладостно иго твое и как легко бремя твое, мой единственный наставник! Соблюдающим это учение ты обещаешь все желанное; ты не ==91 делаешь ничего трудным для верующего и не отвергаешь ничего для любящего. Ты поручаешься ученикам за свои обетования, которые истинны, потому что ты есть истина, и обещаешь только истинное - да что! обещаешь самого себя, в ком совершенство всех совершенств. Тебе хвала, тебе слава, тебе благодарение в вечные веки. 25. О том, что Иисус полнота всего Что же, господи, ты посылаешь наполняемому тобой человеческому духу? Разве не свой благой вседействительный Дух, силу всех сил и полноту всего совершенного? Поистине это он повсюду действует. Как солнечная сила, нисходящая в растительный дух, движет его к совершенной зрелости и через посредство доброго дерева, созревая с природной легкостью, от небесного тепла возникает добрый плод, так твой Дух, боже, входит в разумный дух доброго человека и теплом божественной любви дает созреть его добродетельной силе, делая его совершенным и угодным тебе плодом. Мы знаем, господи, что твой простейший бесконечный по силе Дух принимается по-разному: одним образом его принимает тот, - в ком он вызывает дух пророчества, иным - другой, кого он делает опытным толкователем, еще иным - третий, кого он научает наукам, и так далее по-разному. Разнообразны его дары. И в них [разные] совершенства интеллектуального духа. Так одно и то же солнечное тепло у разных деревьев образует плоды разных совершенств. Я вижу, господи, что ни один дух не может быть лишен твоего Духа, ибо он Дух духов и движение движений и он наполняет собой Вселенную. Он располагает всем не имеющим разумного духа через интеллектуальную природу, которая движет небом, а через его движение всем, что под ней. Но распоряжение и властвование в интеллектуальной природе он оставил только себе: он обручился с этой природой, в которой соблаговолил покоиться как в своем жилище, в небе истины; ведь ничто не способно вместить саму по себе истину, кроме интеллектуальной природы. Делая все ради самого себя 26, ты, господи, сотворил весь этот мир ради интеллектуальной природы, словно художник, смешивающий разные краски, чтобы нарисовать в конце концов самого себя и иметь свое собственное изображение, ==92 в котором радостно успокоилось бы его искусство. Но этот единый художник неповторим, и, чтобы повторить себя хоть каким-нибудь способом, он с наибольшей точностью уподобления делает много изображений, потому что подобие его бесконечной силы сколько-нибудь полно может развернуться только во многих образах. Причем все разумные духи для каждого другого духа нужны и полезны; не будь их такое бесчисленное множество, нельзя было бы познать тебя, бесконечного бога, наилучшим возможным образом: каждый разумный дух видит в тебе, боге моем, что-то такое, что, не открой он это другим, они не познают тебя, бога своего, с наибольшим возможным совершенством. Полные любви, духи взаимно открывают свои тайны, и так возрастает познание желанного, стремление к нему, пламеннее становится сладостный восторг. И все-таки, господи боже, твои деяния еще не достигли бы совершенной полноты без Иисуса, твоего Сына, которого ты сделал помазанником как Христа перед всеми сопричастниками. В его интеллекте достигает успокоения совершенство творимой природы, потому что он высшее и совершеннейшее, неповторимое подобие бога. Такое верховное подобие может быть только одним. Все другие интеллектуальные духи становятся [совершенными] подобиями только через посредство его духа; и чем они совершеннее, тем ему подобнее. Все достигают успокоения в его духе как в пределе совершенства божественного образа, достигая подобия этому образу и какой-то ступени совершенства. Ты подарил мне в помощь, боже мой, весь этот видимый мир, все Писание, всех служебных духов, чтобы я совершенствовался в познании тебя. Все толкает меня обратиться к тебе. Все Писание только и говорит о тебе, все разумные духи только и стараются найти тебя и открыть другим все, что в тебе нашли. Сверх всего ты дал мне учителя Иисуса, путь, жизнь и истину, чтобы у меня совершенно ни в чем не было недостатка. Ты укрепляешь меня своим святым Духом; ты внушаешь через него избирать жизнь и желать святости. Ты влечешь меня предвкушением сладости твоей жизни и славы любить тебя, бесконечное добро; ты даришь мне восторг, поднимая меня над самим собой и давая заранее увидеть место славы, в которое ты меня зовешь. Ты показываешь мне множество вкусней- ==93 ших яств, привлекающих меня своим прекрасным ароматом; ты даешь мне видеть сокровище богатств жизни, радости и красоты. Ты открываешь мне ключ, из которого льется все желанное и в природе, и в искусстве; ты ничего не держишь от меня в тайне. Ты не прячешь от меня ни источник любви, ни источник мира, ни источник покоя; ты все предлагаешь мне, нищему, которого ты сотворил из ничего. Что же я медлю, что не бегу вослед благоуханию Христа моего? Если меня держало незнание тебя, господи, и пустые увлечения чувственного мира, то больше они не будут меня держать. Хочу, господи, чтобы ты дал мне желание оставить все, что от мира сего, потому что мир хочет оставить меня. Стремлюсь к цели, почти завершил свой путь. Пора распрощаться с ним, потому что я жажду венца. Привлеки меня, господи, потому что к тебе никто не может прийти, если ты не привлечешь. Пусть, привлеченный, я отрешусь от мира сего и соединюсь с тобой, абсолютным богом, в ликовании вечной жизни, аминь. О ВИДЕНИИ БОГА (DE VISIONE DEI) <Трактат о видении Бога, или Книга об иконе> (De icona)адресован <аббату (в 1452 им был Каспар Айндорфер) и братии> бенедиктинского монастыря в Тегернзее (Бавария), которых Николай посетил летом 1452 г. (об этом его письма от 22.9.1452 и 14.9.1453). Перевод по венскому изданию (см. т. I, с. 463). 1 Или: <удобный>, <всегда открытый путь. Ср. Прост, о мудр. II (т. I, с. 375- 385). - 35. 2 См. <Об искании Бога> 1, 19 и прим. 2. - 37. 3 Об уч. незн. I 21, 66. - 39. 4 Т. е. <тебя в твоей истине>. - 40. 5 См. Апол. уч. незн., прим. 21. - 41. 7 См. Об уч. незн. I 14 сл. в связи с Бер. 8, 9. - 50. 8 Ср. с типами людей в Предп. II 15, 150 слл. - 51. 9 Т. е. человечность, как она в боге есть бог. - 51. 10 Формулы этого типа - О сокр. Боге 9 слл.; О предп. I 5, 21; 6, 24. - 52. 11 Евр. 5, 12-14: <твердая пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла>. - 53. 12 Вечность всеобъемлюща - см. Об уч. незн. I 7. - 55. 13 См. выше 9, 37 и прим. 10. - 57. 14 Скудельный сосуд - 2 Кор. 4, 7. - 57. 15 Развертывает - увеличивая число каждый раз на еди- ==437 ницу, свертывает - беря его всякий раз как единство. См. Прост, об уме 6, 89 слл. - 57. 15 Т. е. снятие противоположения, ср. 9, 35 и прим. 7; Апол. уч. незн. 21 и прим. 28. - 62. 16 Разнообразие пределов возможно только на почве максимальной предельности, бесконечности. - 62. 17 Отец - здесь человек как творящий бога по своему подобию. - 68. 18 Матф. 13, 44. См. Прост, о мудр. 1, 19. - 69. 19 Одно трижды - ср. <Игра в шар> II, 84. - 72. 20 Ни ухо не слышало... - 1 Кор. 2, 9. - 74. 21 Бог ревнитель - Исх. 34, 14. - 74. 22 Только через Сына - Иоан. 14, 6. - 77. 23 Привлекающее - см. 13, 57 (по Иоан. 6, 44).- 78. 24 Августин. Против академиков I 6. - 83. 25 См. <Игра в шар> II, 95 и прим. 31. - 87. 26 Propter semet ipsum. То же в Предп. I 1, 5. - 92.