ЭСТЕТИКА КАНТА
«Критика
способности
суждения»
И. Канта (1724—1804) — одно из основополагающих произведений в
истории мировой эстетической мысли. Шиллер, Гете, Шеллинг и Гегель
и той или иной степени опирались на этот труд, развивали содержащиеся
в нем идеи, принимали или отвергали их, но всегда высоко их оценивали.
«Критика способности суждения» постоянно находилась в центре
внимания русских мыслителей XIX и XX веков. И сегодня она дает
богатую пищу для размышлений в области философии красоты и
искусства.
«Критика способности суждения» хотя и является единственной ра-
ботой философа по эстетике, не стоит особняком в творчестве Канта.
В этом не трудно убедиться, проследив духовное развитие философа:
оно вело к этой в известной мере обобщающей его идеи работе.
Иммануил Кант родился 22 апреля 1724 года в Кенигсберге, умер
Б том же городе 12 февраля 1804 года. Почти всю свою жизнь он
прожил в Кенигсберге, пределов Восточной Пруссии не покидал никогда.
Его отец был ремесленником среднего достатка. Философ полагал, что
его предки происходили из Шотландии, но, как недавно было установ-
лено, на самом деле его прадед был выходцем из Литвы.
Мальчик успешно кончил гимназию и шестнадцати лет поступил в
университет. Окончив его, он работал учителем в частных домах. После
защиты четырех диссертаций Кант стал в 1770 году профессором фи-
лософии и лишь за три года до смерти оставил эту должность.
За годы работы в университете Кант прочитал 268 лекционных курсов;
в том числе логику — 54 раза, метафизику — 49 раз, физическую
географию — 46, этику — 28, антропологию — 24, теоретическую
физику — 20, математику — 16, право — 12, энциклопедию философских
наук — 11, педагогику — 4, механику — 2, минералогию — 1, теологию —
1. Эстетику Кант не читал ни разу, но, как мы увидим далее, он не
был чужд художественным материям и рассуждениям на эту тему.
Жизнь Канта была бедна внешними событиями. Он никогда не
покидал пределы Восточной Пруссии (хотя, великолепно зная географию,
мог увлекательно рассказывать о любых уголках земли), не был женат
(хотя в молодости увлекался женщинами, на этот счет существуют
достоверные свидетельства). Внутренняя жизнь Канта была напряженной
и содержательной. Это находило выражение в его литературной дея-
тельности, которая началась еще в студенческие годы.
9

________А. ГУЛЫГА ________
Главный труд Канта раннего, «докритического» периода — «Всеобщая
естественная история и теория неба, или Попытка истолковать строение
и механическое происхождение всего мироздания, исходя из принципов
Ньютона» (1755).
Трактат состоит из трех частей. Первая носит вводный характер.
Здесь Кант высказывает идеи о системном устройстве мироздания. Млеч-
ный Путь следует рассматривать не как рассеянное без видимого порядка
скопление звезд, а как образование, имеющее сходство с Солнечной
системой. Галактика сплюснута, и Солнце расположено близко к ее
центру. Подобных звездных систем множество; беспредельная Вселенная
также имеет характер системы, и все ее части находятся во взаимной
связи.
Вторая часть трактата посвящена проблеме образования небесных
тел и звездных миров. Для космогенеза, по Канту, необходимы следу-
ющие условия: частицы первоматерии, отличающиеся друг от друга
плотностью, и действие двух сил — притяжения и отталкивания. Раз-
личие в плотности вызывает сгущение вещества, возникновение центров
притяжения, к которым стремятся легкие частицы. Падая на центральную
массу, частицы разогревают ее, доводя до раскаленного состояния. Так
возникло Солнце. Сила отталкивания, противодействующая притяжению,
препятствует скоплению всех частиц в одном месте. Часть их в результате
борения двух противоположных сил обретает круговое движение, образуя
вместе с тем другие центры притяжения — планеты. Аналогичным
образом возникли и спутники планет. И в других звездных мирах
действуют те же силы, те же закономерности.
Сотворение мира — дело не мгновения, а вечности. Оно однажды
началось, но никогда не прекратится. Прошли, быть может, миллионы
лет и веков, прежде чем окружающая нас природа достигла присущей
ей степени совершенства. Пройдут еще миллионы и миллионы веков,
в ходе которых будут создаваться и совершенствоваться новые миры, а
старые — гибнуть, как гибнет на наших глазах бесчисленное множество
живых организмов.
Все планеты, по мнению Канта, которое совпадало с распростра-
ненным взглядом его времени, — обитаемы. Об инопланетянах идет
речь в третьей части космогонического трактата. Кант выводит общий
закон: вещество, из которого состоят обитатели различных планет, тем
легче и тоньше, чем дальше планеты находятся от Солнца. А если
волокна тела грубы, то духовные потенции ослаблены. Кант устанавли-
вает новый закон: мыслящие существа тем совершеннее, чем дальше от
Солнца находится юс планета. Человек занимает как бы среднюю ступень
между обитателями Юпитера и Сатурна, с одной стороны, Венеры и
Меркурия — с другой.
На человека Кант пока еще смотрит, как на любое другое творение
10

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
природы, — глазами натуралиста. Затем, однако, в зрелый, «критиче-
ский» период на первое место в воззрениях Канта выйдет человек.
Главную роль в пробуждении Канта сыграл Жан-Жак Руссо. Книгам
Руссо Кант был обязан прежде всего освобождением от ряда предрас-
судков кабинетного ученого, своеобразной демократизацией мышления.
«Я испытываю огромную жажду познания... Было время, когда я думал,
что все это может сделать честь человечеству, и я презирал чернь,
ничего не знающую. Руссо исправил меня. Указанное ослепляющее
превосходство исчезает; я учусь уважать людей...». Это была коренная
ломка мировоззренческих установок.
Под влиянием Руссо и английских сенсуалистов (Шефтсбери, Хат-
чесон) Кант пишет «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышен-
ного» (1764). Этот трактат, выдержавший восемь прижизненных изданий,
принес Канту славу модного писателя. Философ выступает в необычном
для себя жанре — как эссеист. Исчез восторженный пафос первых
работ, появились юмор и ирония; слог обрел изящество и афористичность.
Кант пишет о мире человеческих чувств, рассматривая их через призму
двух категорий — прекрасного и возвышенного. При этом собственно
об эстетике в работе речи нет. Нет в нем никаких строгих дефиниций.
Все приблизительно, образно.
Ночь возвышенна, рассуждает Кант, день прекрасен. Возвышенное
волнует, прекрасное привлекает. Возвышенное всегда должно быть зна-
чительным, прекрасное может быть и малым. Красота поступка состоит
прежде всего в том, что его совершают легко и как бы без напряжения;
преодоленные трудности вызывают восхищение и относятся к возвышен-
ному. Ум женщины прекрасен, ум мужчины глубок, а это лишь другое
выражение для возвышенного. Здесь же Кант высказывает некоторые
соображения о различии людей по темпераментам. Он опять-таки не
стремится исчерпать тему; прекрасное и возвышенное служат для него
своего рода стержнем, на который он нанизывает свои занимательные
наблюдения.
Далее следует упомянуть «Грезы духовидца, поясненные грезами
метафизика» (1766). Перед нами опять-таки не ученый трактат, скорее,
эссе. Поводом для его написания послужила деятельность Э. Сведенборга,
человека примечательного. Известный в свое время шведский ученый и
изобретатель, знаток минералогии, избранный членом Петербургской Ака-
демии наук, Сведенборг под старость объявил себя духовидцем. Он
уверял, что состоит в близких отношениях с духами умерших, получает
от них сведения из иного мира. О нем рассказывали невероятные
истории. Так, к нему за помощью якобы обратилась вдова голландского
посланника при шведском дворе, от которой требовали уплаты за се-
ребряный сервиз, изготовленный по заказу ее мужа. Зная аккуратность
своего мужа, дама была уверена, что долг оплачен, но доказательств у
11

________А. ГУЛЫГА ________
нее не было. Сведенборг будто бы побеседовал с духом покойного и
вскоре сообщил вдове, где хранится расписка. Этот рассказ Кант передает
иронически, видя в нем, как и в других подобных историях, причудливую
игру воображения.
Мы не должны, следовательно, смотреть на «докритического» Канта
как на кабинетного ученого, погруженного только в метафизические
абстракции, далекие от жизни. Это был темпераментный литератор,
прекрасно владевший пером. Последнее обстоятельство сыграло не по-
следнюю роль в том, что ему удалось глубоко проникнуть в суть ху-
дожественного творчества.
Переломным для Канта был 1781 год, когда вышло в свет его главное
произведение «Критика чистого разума». Начался новый — основной,
«критический» период его творчества, отмеченный великими открытиями
в основных разделах философского знания.
В гносеологии Кант преодолел ограниченность существовавших до
него концепций. Вся предшествующая Канту философия (как материа-
листическая, так и идеалистическая) отличалась одной особенностью.
Процесс познания рассматривался как простая фиксация поступающих
извне сигналов, источником которых могли быть материальные предметы
или импульсы духовных сил. Кант впервые поставил вопрос об актив-
ности человека как познающего субъекта, о вторжении его в объект.
Наше знание возникает в процессе синтеза опытных данных и присущих
субъекту доопытных (априорных) форм чувственности (Кант считал, что
таковыми являются пространство и время) и таких же форм рассудка
(это логические категории — количество, качество, отношение и др.).
Синтез осуществляется с помощью продуктивного воображения. Именно
эта замечательная способность укладывает кирпичики опытных данных
в ячейки трансцендентальных конструкций (присущих человеку позна-
вательных форм). Так возникают научные понятия.
Кант считал, что опытные данные, поступающие извне, не дают
адекватного знания об окружающем нас мире, и априорные формы,
обеспечивая всеобщность знаний, не делают его, однако, копией, слепком,
отражением вещей. То, чем вещь является для нас (феномен), реши-
тельным образом отличается от того, что она представляет сама по себе
(ноумен). Сколько бы мы ни проникали вглубь явлений, наше знание
все же не будет знанием вещей, которые существуют сами по себе. В
таком противопоставлении — опасная тенденция агностицизма, учения
о непознаваемости мира. Но в то же время — предостережение против
претензий науки на абсолютное знание. Познание не знает предела,
утверждал Кант, верить в науку нужно, но переоценивать ее нельзя.
Есть области деятельности человека, где наука бессильна (например,
личная жизнь человека).
Кроме чувственности и рассудка Кант называет еще одну сферу
12

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
интеллектуальной деятельности, высшую ее ступень — разум, как кон-
трольную и направляющую инстанцию. Разум очищает и систематизи-
рует рассудок, регулируя не только наше знание, но и поведение.
Стремясь проникнуть в суть вещей, разум неизбежно наталкивается на
противоречия — антиномии. Одна из них — проблема свободы, имеющая
для Канта принципиальное значение. Свобода есть, но где она? Ответ
противоречив: в мире явлений человек зависит от обстоятельств, то есть
несвободен, свобода обнаруживается только в мире вещей самих по себе,
то есть там, где человек не думает ни о чем привходящем, способен
следовать идеалу, где его свободное волеизъявление направлено на осоз-
нание и выполнение нравственного долга.
Аналогичным образом Кант пытается решить проблему бытия Бога.
В мире явлений, где все детерминировано, обусловлено природными
закономерностями, для высшего существа места нет, место для Бога —
ноуменальный мир. Но о последнем мы ничего не можем знать. Канту
не нужен Бог, чтобы объяснять явления природы, но, когда речь заходит
о поведении человека, тут, по его мнению, идея высшего существа
может быть весьма и весьма полезной. Знать что-либо о Боге, по Канту,
невозможно, в него остается только верить.
Главное для Канта — поведение человека, его. поступки. Кант говорит
о первенстве практического разума перед теоретическим: знание только
тогда имеет ценность, если оно помогает человеку стать человечнее,
реализовать идею добра. Новое слово о поведении человека, сказанное
Кантом, — доказательство самостоятельности и самоценности нравствен-
ных принципов, невыводимости морали из каких-то внешних по отно-
шению к ней принципов (прагматических или религиозных), то есть
полной ее автономии. Моральный поступок человека определяется не-
которым внутренним повелением — категорическим императивом, зача-
стую идущим вразрез с принципами окружающего общества и с сию-
минутными, эгоистическими интересами самого человека. Только долг,
а не какой-то иной мотив придает поступку моральный характер.
При этом долг не противостоит свободе. Кант подчеркивает, что
морален только тот поступок, в котором человек свободно выбирает
следование долгу. Для того чтобы такой выбор мог совершиться, человек
наделен совестью — удивительным органом самоконтроля. Механизм
совести устраняет раздвоенность человека: нельзя все правильно пони-
мать, по неправедно поступать; знать одно, а делать другое. Никакие
сделки с совестью невозможны.
Основные идеи своего учения о нравственности Кант изложил в
«Критике практического разума» (1788). Третья «критика» — «Критика
способности суждения» (1790) — была задумана как связующее звено
между теоретической и нравственной частями философии, как цент-
ральное звено философской системы.
13

________А. ГУЛЫГА ________
В философии Кант ценил прежде всего систематичность и сам был
великим систематиком. «Иные полагают, — читаем в черновиках, —
что система относится только к изложению, но она принадлежит к
объекту познания и мышлению... Иные полагают, что создают системы,
но у них возникают лишь агрегаты. Для последних нужна лишь манера;
система требует метода... Исторические знания можно приобрести без
системы, до известной степени также и математические, но философские
без системы никогда. Контур целого должен предшествовать частям»*.
Общие контуры учения сложились у него давно. Но системы пока
еще не было. Конечно, обе первые «Критики» связаны определенным
образом, в них развита одна и та же концепция. Но достигнутое единство
между теоретическим и практическим разумом представлялось ему не-
достаточным. Не хватало какого-то важного опосредующего звена.
Система философии возникла у Канта лишь после того, как он
обнаружил между природой и свободой своеобразный «третий мир» —
мир красоты.
Этому «миру» посвящена «Критика способности суждения». Термин
«способность суждения» нуждается в уточнении. Суждение, как извест-
но, — связь между понятиями, «утвердительное или отрицательное по-
вествовательное предложение». Но причем тут эстетика? «Философская
энциклопедия» не помогает ответить на этот вопрос. Приведенное в
кавычках определение заимствовано оттуда, и ничего другого из нее не
почерпнешь. «Логический словарь» Н. И. Кондакова также не выходит
за пределы такой трактовки. Но уже «Философский энциклопедический
словарь» расширяет наши представления о суждении. Второй смысл
термина — «умственный акт, выражающий отношение говорящего к
чему-либо*... Суждение «в этом смысле, и отличие от высказывания,
всегда модально и носит оценочный характер». Например, выражение:
«Судите сами» — или в «Горе от ума»:
«...не должно сметь
свое суждение иметь».
Слово Urteil имеет в немецком языке три значения: первоначальное —
«приговор»; со времени Лейбница — член силлогизма, высказывание;
со времени Канта — позиция личности. Теперь не вызовут у нас
удивления такие термины, как встречающийся у Канта Sinnсurteil —
чувственная оценка, Urteilsgefuhle — оценочные чувства и даже
Urteilsurteil — оценочное суждение. Таким образом, у Канта в его
третьей «Критике» в первую очередь речь идет о способности (или даже,
точнее, о силе) оценки, приговора, который прямо или косвенно человек
выносит окружающей действительности и самому себе.
* Kant I. Gesammelte Schriften. Bd XVI, S. 278.
14

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
Для самого Канта «способность суждения» не всегда означала одно
и то же. В «Критике чистого разума» этим термином он обозначает
одну из познавательных способностей человека наряду с рассудком к
разумом. Если рассудок означает способность устанавливать правила, то
способность суждения дает умение этими правилами пользоваться; фак-
тически это ум, «природная смекалка», ее отсутствие нельзя восполнить
никакой школой. «Отсутствие способности суждения есть, собственно,
то, что называют глупостью, и против этого недостатка нет лекарства»*.
В дальнейшем этот смысл термина не исчезнет, но появится и новый,
вышеупомянутый оценочный.
В «Критике способности суждения» Кант даст следующую дефини-
цию: «Способность суждения вообще есть способность мыслить особенное,
как подчиненное общему. Если общее (правило, принцип, закон) дано,
то способность суждения, которая подводит под него особенное... есть
определяющая способность суждения; если же дано только особенное,
для которого способность суждения должна найти общее, то эта спо-
собность есть рефлектирующая способность суждения» (с. 50)**.
В «Критике способности суждения» Кант ограничится рассмотрением
рефлектирующей способности, причем при ее анализе он обнаружит,
что еще есть «особая (курсив мой. — А. Г.) способность судить о вещах
по правилу, но не по понятиям» (65), которую назовет эстетической.
Когда Кант писал «Критику чистого разума», он считал, что эсте-
тические проблемы невозможно осмыслить с общезначимых позиций.
Принципы красоты носят эмпирический характер и, следовательно, ни-
когда не могут служить для установления всеобщих (для Канта —
априорных) законов. Но вот в 1787 году в воззрениях философа наступает
перелом. В письме к Рейнгольду он сообщает об открытии «нового рода
принципов априори», а именно «чувства удовольствия и неудовольст-
вия»***. Теперь философская система Канта обретает законченные кон-
туры. Она делится на три части в соответствии с тремя способностями
человеческой психики: познавательной, оценочной («чувство удовольст-
вия») и волевой («способности желания»). К этому времени уже напи-
саны «Критика чистого разума» и «Критика практическою разума», где
изложены первая и третья составные части философской системы —
теоретическая и практическая. Вторую, центральную Кант пока называет
телеологией. Затем телеологии придется потесниться: рядом с ней, точнее,
впереди нее расположится эстетика, вместе они составят «Критику спо-
собности суждения».
Телеология для Канта — не онтологический принцип реализации
* Кант И. Соч., т. 3, с. 218.
** Здесь и далее цифра в скобках означает страницу настоящего
издания.
*** Кант И. Трактаты и письма. М., 1980, с. 560—561.
15

________А. ГУЛЫГА ________
разумного, божественного миропорядка. Телеология для Канта — всего
лишь принцип рассмотрения предмета, в первую очередь живого орга-
низма, где все целесообразно, то есть каждая часть необходимым образом
связана с другой, как будто некий интеллект устроил все это, задавшись
определенной целью. Уже в 1788 году Кант обнаружил в деятельности
человека сферу, где результаты также представляют собой нечто орга-
ническое. Это — искусство*.
Единый подход к живой природе и художественному творчеству на
основе принципа целесообразности — одна из основных идей «Критики
способности суждения». Это было новое слово в эстетике. До Канта
сопоставляли природу с искусством, но каковы были результаты подо-
бного сопоставления? Робине, увлеченный идеей живого организма как
особой системы, иронизировал по поводу искусства: произведения ис-
кусства «не растут, их создают по частям, каждая часть уже готова,
когда ее присоединяют к другим частям... Произведения искусства не
производят себе подобных; еще никогда не приходилось наблюдать, чтобы
какой-нибудь дом произвел другой дом»**.
Все это, конечно, верно, но Кант подметил и нечто другое: «Восп-
ринимая произведения прекрасного искусства, следует сознавать, что это
искусство, а не природа; однако целесообразность его формы все-таки
должна представляться столь свободной от всякого принуждения произ-
вольных правил, будто оно есть продукт природы» (179).
Открытие Канта поразило умы современников. Гете, не оценивший
«Критики чистого разума», был в восторге от «Критики способности
суждения». «В мои руки попала «Критика способности суждения», и ей
я обязан в высшей степени радостной эпохой моей жизни. Здесь я
увидел самые разнообразные мои интересы, поставленные рядом: про-
изведения искусства и природы трактовались сходным образом, эстети-
ческая и телеологическая способность суждения взаимно освещали друг
друга»***.
В кантовской «Критике способности суждения» Гете нашел ряд идей,
которые, как он отметил, совпадали с его «прежним творчеством, дея-
тельностью и мышлением». Это была в первую очередь критика при-
митивной вольфианской телеологии, которая всегда внушала Гете анти-
патию. Это было стремление найти единые принципы для анализа
природы и искусства. Это была, наконец, четкая постановка основной
для Гете философской проблемы — познания органического целого. Кант
показал, что средства обычного рассудочного мышления здесь недоста-
точны. Гегель в своем учении о конкретном понятии будет искать
* Кант И. О применении телеологических принципов в филосо-
фии. — Соч., т. 5, с. 94.
**Робине Ж. О природе. М., 1936, с. 422.
*** Гете И.-В. Избр. философские произв. М., 1964, с. 213—214.
16

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
решение средствами диалектической логики. Перед Гете открылась иная
возможность. Согласно его учению о «первичном феномене», человек в
единичном может увидеть всеобщее, в явлении раскрыть сущность. Это
узрение представляет собой нечто большее, чем простое восприятие, но
оно носит все же чувственный характер. Гете назвал его «созерцательной
способностью суждения». Термин — явная реминисценция Канта.
Открытие Канта сыграло двоякую роль в истории культуры. Прежде
всего здесь была поставлена проблема художественного творчества. Робине
безусловно был прав, утверждая, что организм появляется на свет сразу
как нечто целое, а произведение искусства рождается по частям — одна
часть уже готова, другие существуют только в замысле художника. Но
окончательный результат живет как организм. Тут недопустимо никакое
произвольное вмешательство. Феномен красоты гибнет от неумелой руки,
нарушающей созданную художником гармонию, «целесообразность».
Во времена Канта трудно было оценить другую сторону дела —
эстетически осмысленный подход к природе, которому философ придавал
огромное значение. «...Я утверждаю, что непосредственный интерес к
красоте природы (не только наличие вкуса, чтобы судить о ней) всегда
служит признаком доброй души...» (171). Этот интерес к красоте природы
интеллектуален, нас радует не только форма предмета природы, а сам
факт его существования. Причем Кант предупреждал: грядущие века
все больше будут удаляться от природы. В те времена было еще совер-
шенно неясно, что это значит. Лишь в наши дни, поставившие под
угрозу само существование природы (а заодно и человечества), взгляд
Канта на окружающую среду как на гармоническое, художественное
целое приобрел мировоззренческое значение. Природа — своего рода
произведение искусства. Как нельзя вторгаться в жизнь художественного
организма, так нельзя нарушать гармонию природы, сложившееся в ней
целесообразное равновесие.
Телеология Канта — это не теология, но и не естествознание; с ее
помощью философ не отыскивает бога в природе, но и не открывает
законов, ею управляющих; в центре его рассмотрения по-прежнему че-
ловек. Только человек может ставить перед собой сознательные цели, в
результате возникает мир культуры. Телеология Канта перерастает в
теорию культуры. Культуру Кант отличает от цивилизации и этим вносит
ясность в проблему, сложности которой не заметили его предшественники.
Под культурой понимали все созданное человеком в противовес природе.
Так ставил вопрос Гердер в своем грандиозном очерке теории культурного
развития общества («Идеи к философии истории человечества»). Между
тем было ясно, что человек многое делает из рук вон плохо, не «пре-
восходит природу», а уступает ей. Впоследствии возникнут социологиче-
ские теории культуры, которые приравняют ее к идеальному функцио-
нированию системы, к профессиональному умению. В такой постановке
2-176
17

________А. ГУЛЫГА ________
вопроса тоже есть слабое место: вполне профессионально можно, напри-
мер, убивать людей. Кант поэтому ставит вопрос строже: культурой
он называет только то, что служит благу человека, или, в современной
терминологии, систему гуманистических ценностей.
«Культуру умения» Кант противопоставляет «культуре воспитания».
Внешний, «технический» тип культуры он называет цивилизацией. Кант
видит бурное развитие цивилизации и с тревогой отмечает ее отрыв от
культуры.
Последняя тоже идет вперед, но гораздо медленнее. Эта диспро-
порция является причиной многих бед человека. Культура противостоит
«натуре», но есть между ними глубинное сходство — органическое
строение.
Где в обществе помимо искусства Кант находит органическую струк-
туру? В государстве! Нормально функционирующее государство пред-
ставляет собой органическое целое. «...Каждое звено в таком целом
должно, конечно, быть не только средством, но в то же время и целью
и, содействуя возможности целого, в свою очередь должно быть опре-
делено идеей целого в соответствии со своим местом и своей функцией».
Это был новый взгляд на государство. Просветители (Лессинг, Гердер)
видели в государстве лишь механизм, машину, враждебную человеку,
а потому обреченную на слом. Кант разглядел в нем культурное начало,
без которого невозможно человеческое общежитие.
I
И еще один культурный организм называет Кант — нацию. Все
подданные государства составляют народ, который, однако, распадается
на две части. Только та его часть, которая представляет собой граж-
данское целое, объединенное общностью происхождения, общностью
культурных традиций, есть нации. Кант различает прирожденный, ес-
тественный характер народа и те дурные привычки, которые навязаны
нации в результате постороннего вмешательства в ее жизнь. Нацию
можно испортить. Человечеству вообще мало пользы, а культуре большой
вред от любой попытки насильственно изменить сложившуюся органи-
ческую структуру и естественное развитие общества.
Культура по своей структуре органична, человек в ней выступает
не только как средство, но и как цель. Здесь проявляет себя принцип
«субъективной целесообразности», индикатором которого служит «чувство
удовольствия и неудовольствия». Этот кантовский термин сегодня пред-
ставляется неудачным: перед глазами современного читателя маячит
фрейдистский «принцип удовольствия», олицетворяющий животную жаж-
ду наслаждения.
Некоторые авторы именно так представляют дело: «Желание доставить
себе удовольствие, не размышляя о принятых нормах морали, направ-
ленной на осуществление практических целей и сохранение вида, — вот
в чем всегда проявляется эстетическое действие. Это показал Кант, а
18

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
затем Шопенгауэр...»*. В другую крайность впадает Т. Адорно. Намекая
на аскетический образ жизни философа, он утверждает, будто эстетика
Канта — «кастрированный гедонизм, удовольствие без удовольствия»**.
Между тем, недвусмысленно поясняя, что он имеет в виду, Кант
различает патологическое и моральное удовольствие. Последнее для него
равнозначно понятию культуры. Другими словами, чувство «удовольствия
и неудовольствия» означает, выражаясь современным языком, ценностную
эмоцию. На этом чувстве, на этой эмоции основана эстетическая спо-
собность суждения (художественная интуиция), создающая искусство в
качестве среднего члена между свободой и природой.
«Субъективная целесообразность» — принцип эстетики, а не теле-
ологии, последняя (даже в кантовском понимании) опирается на объ-
ективную целесообразность, совершенство предмета. Объективная целе-
сообразность связана с удовольствием лишь косвенным образом. Конечно,
приятно увидеть осуществление любого разумного намерения. Но одно
дело чужое, «объективное» намерение (неизвестной нам силы, создавшей
природу), а другое наше, «субъективное», человеческое намерение, ко-
торое лежит в основе творчества культуры.
В ходе работы над «Критикой способности суждения» Кант все более
сужал сферу телеологии, лишал ее самостоятельной роли, ее функции
как центрального звена системы переходили к эстетике. Телеология у
Канта фиксирует специфику предмета и границы его познания: объек-
тивная целесообразность налицо, но суть ее непостижима, незачем стро-
ить здесь иллюзорные гипотезы. Телеология в этом плане аналогична
теоретическому разуму, который с неизбежностью наталкивается на про-
тиворечия, пытаясь проникнуть в сущность вещей самих по себе. И
телеология, и теоретический разум несут регулятивную функцию. Кон-
ститутивную (то есть конструктивную) роль разум играет в области
поведения человека, нравственности. В области познания конститутивную
функцию осуществляет рассудок. В сфере «способности суждения» кон-
ституитивна эстетическая оценка, родственная телеологической и в то
же время противоположна» ей.
Кант пришел к постановке эстетических проблем, отправляясь не от
размышлений над природой искусства, а от стремления довести до
полноты свою философскую систему. Роль эстетики как опосредствую-
щего звена в философии Канта удачно подчеркнута П. Хайнтелем: «В
основе взаимосвязи теории и практики лежит изначальное синтетическое
единство, которое выражает как тотальность действительности, так и
опосредованную тотальность системы. В конце системы должно быть
достигнуто то, что для Гегеля является основной целью философии:
* Althaus H. Okonomie und Gesellschaft. Bern, 1971, S. 309.
** Adorno Th. Аsthetlshe Theorie. Frankfurt/M., 1973, S. 25.
2*
19

________А. ГУЛЫГА ________
последняя определяет себя не как более или менее произвольная теория
действительности, а как движение самой действительности, выраженное
в понятиях. Синтетическая тотальность действительности есть одновре-
менно синтетическое единство философской системы»*.
В философской системе Канта способности суждения отведено про-
межуточное место между рассудком и разумом. И сам Кант недвусмыс-
ленно говорит о критике способности суждения как средстве, «связыва-
ющем две части философии в единое целое» (46). Так озаглавлен
соответствующий раздел введения к третьей «Критике». Кант пришел к
своеобразному преодолению дуализма науки и нравственности путем
апелляции к художественным потенциям человека. Формула философ-
ской системы Канта — истина, добро и красота, взятые в их единстве,
замкнутые на человеке, его культурном творчестве, которое направляет
художественная интуиция. Не напоминает ли трехчленное деление фи-
лософии Канта известную идею Маркса о трех видах освоения мира —
теоретическом, практическом и практически-духовном? Ответ напраши-
вается сам собой. Ни один из основных видов освоения мира не «снимает»
другой, они рядоположены, как в системе Канта.
В эстетике Кант видит «пропедевтику всякой философии» (66). Это
значит, что систематическое изучение философии следует начинать с
теории красоты, тогда полнее раскроется добро и истина; знакомство с
третьей «Критикой» должно предшествовать чтению первых двух. Кант
обратится к эстетике, отталкиваясь не от проблем искусства, а от по-
требностей философии. Но означает ли это, что его теоретические по-
строения в этой области не базировались на собственном художественном
опыте? Что он вообще был чужд искусству и не оставил в нем никакого
следа? А окружавшая его среда ничего не могла дать для развития и
удовлетворения эстетического чувства?
Конечно, Восточная Пруссия — не Саксония, Кенигсберг — не
Дрезден, где била ключом художественная жизнь, не Веймар, где обитали
Гете и Шиллер, не Йена, где обосновались романтики, и даже не
Берлин — центр Просвещения. Окраинный город в завоеванных землях,
он был предназначен для того, чтобы служить торговым центром и
военным бастионом, а не храмом муз. В отношении зодчества Кенигсберг
не представлял особого интереса. «В целом город не отличается красивой
архитектурой», — отмечал путешественник в конце XVIII столетия.
Королевский замок поражал скорее своими размерами, чем красотой
пропорций. То же самое можно было сказать и о городском соборе. К
тому же во времена Канта готика не была в почете. Это был век
* Heintel P. Die Bedeutung der Kritik der asthetischen Urteilskraft
fur die transzendentale Systematik. Bonn, 1970, S. 10. См. также: Krdbling
G.
Die Systembildende Rolle von Asthetik und Kulturphilosophie bei Kant.
Minchen, 1986.
20

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
классицизма и рококо, средневековое зодчество слыло варварским. Кант
разделял господствовавшие вкусы.
С архитектурой он был знаком главным образом по иллюстрациям
и описаниям. Впрочем, знакомство не оказалось поверхностным: некий
англичанин, услышавший из его уст описание Вестминстерского моста,
был убежден, что философ прожил в Лондоне несколько лет и что
архитектура — его специальность.
Подобное не скажешь о живописи. Хотя Кант, по его собственным
словам, отдавал ей предпочтение перед другими изобразительными ис-
кусствами, что-то существенное ускользнуло от его внимания. Он называл
живопись искусством рисунка. В Кенигсберге он мог (в частных собра-
ниях) видеть только Рембрандта, Ван Дейка, Дюрера, Кранаха, Рейсдаля.
Великих итальянцев здесь не было. В одной из своих работ он спутал
Рафаэля с Корреджо.
В середине 50-х годов XVIII века в Кенигсберге возник собственный
театр, магистр Кант был в числе завсегдатаев. Кант любил музыку, хотя
сам не играл. Посещал концерты, предпочитая при этом (особенно в
пожилые годы) слушать какой-либо один инструмент, чем оркестр.
Выше всего Кант ставил искусство поэзии. Его вкусы формировались
в латинской школе, немудрено, что римскую литературу он ставил выше
греческой. По его убеждению, «у Вергилия больше вкуса, чем у Гомера».
Последнего он ставил на одну доску с рассудочным Виландом, что
вполне соответствовало его определению поэзии: «игра чувств, упорядо-
ченная рассудком». Впрочем, известны и его восторженные оценки Шек-
спира. Сам он пробовал писать стихи, но только по одному поводу —
на смерть коллег по университету; сохранилось несколько подобных
опытов. В свое время ему предлагали кафедру поэзии.
Гете уверял, что Кант не обратил ни малейшего внимания на его
творчество. Есть, правда, и другие свидетельства, согласно которым
философ любил и Гете, и Шиллера (хотя ставил их ниже ныне никому
не известного Галлера). Боготворивший Канта Шиллер писал ему дваж-
ды: один раз, приглашая участвовать в задуманном им журнале «Оры»,
другой — посылая первые номера этого журнала с собственной работой
«Письма об эстетическом воспитании». Философ учтиво ответил Шил-
леру, похвалил «Письма...», назвал их автора «ученым и талантливым
человеком», но было не ясно, читал ли он что-либо, кроме его работ
по эстетике.
Историю эстетики Кант знал великолепно. В том числе своих не-
посредственных предшественников — англичан Берка, Шефтсбери, Хат-
чесона, которые подчеркивали специфичность эстетического, его отличие
от знания и морали.
Новое, внесенное Кантом в эстетику, — дух диалектики. Даже там,
где нет непосредственно речи об антиномиях, они присутствуют в тексте.
21

________А. ГУЛЫГА________
Выдвинув некое положение, Кант видит его границы, их условность,
чувствует потребность перейти их. Рядом с положением вырастает контр-
положение, своеобразный антитезис, без которого тезис неполон, непо-
нятен, ошибочен. Сам Кант не поднимается до синтеза, но проблема
поставлена. Противоречивость кантовских дефиниций определена проти-
воречивостью предмета рассмотрения. Гердер мог еще упрекать Канта
в непоследовательности, но уже Гете уловил в построениях философа
нечто более значительное — «плутовскую иронию», с которой автор то
убеждает читателя в чем-либо, то призывает подвергнуть сомнению свои
положения.
В «Критике способности суждения» упорно и обстоятельно доказы-
вается специфичность эстетического, его несводимость ни к знанию, ни
к морали. Но рядом существует антитеза: именно эстетическое есть
средний член между истиной и добром, именно здесь встречаются и
сливаются воедино теория и практика. Само эстетическое — не монолит.
У него две ипостаси, два лица. Одно обращено преимущественно к
знанию — прекрасное, другое преимущественно к морали — возвышен-
ное. Кантовский анализ основных эстетических категорий ограничивается
рассмотрением прекрасного и возвышенного (о комическом он рассуждает
вскользь, трагического вообще не касается). И это тоже показательно:
Канта интересует не столько эстетика как таковая, сколько ее опосре-
дующая роль; прекрасного и возвышенного ему вполне достаточно для
решения вставшей перед ним задачи. Кант дает четыре «пояснения» к
своему пониманию прекрасного. Первое из них звучит односторонне:
прекрасно то, что нравится, не вызывая интереса. Благожелательная
оценка приятного возникает в ощущении и связана с интересом. Доброе
мы оцениваем с помощью понятий, благоволение к нему также связано
с интересом. Оценка красоты свободна от интереса чувств и разума.
Канту надо развеять рационалистические и утилитаристские построения,
поэтому он столь категоричен в формулировках. Взятые в их односто-
ронности, они лежат в основе многих формалистических теорий искус-
ства. На них преимущественно обращают свое внимание и критики
Канта.
Но уже второе пояснение прекрасного намечает более широкий
подход к проблеме. Речь идет о количественной характеристике эсте-
тического суждения. Здесь выдвигается требование всеобщности суждения
вкуса. Прекрасно то, что всем нравится без посредства понятия. Но
если нет понятия, то откуда берется всеобщность? Ведь чувство инди-
видуально, оно лежит в основе наслаждения и на всеобщность не
претендует. Несколько лет назад грузинский философ А. Бочоришвили
обратил внимание на то, что в опубликованном ранее русском переводе
«Критики способности суждения» имеется ошибка, сбивающая с толку.
В прежнем русском тексте стоит: «Вкус есть способность судить... на
22

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
основании удовольствия. Предмет такого удовольствия называется пре-
красным»*. На самом деле у Канта здесь речь идет не об «удовольствии»
(Lust), а о благожелательной оценке, симпатии, благорасположении
(Wohlgefallen)**. Для Канта различие этих терминов имеет принципи-
альное значение. Что предшествует чему, так ставится им вопрос: удо-
вольствие оценке или наоборот. Решение этой задачи, по его словам, —
«ключ к критике вкуса».
Если первично удовольствие, то проблема всеобщности снимается:
удовольствие нельзя передать другому. «Ничто не может быть сообщено
всем, кроме познания». Понятий в нашем распоряжении здесь нет. Зато
мы располагаем неким «душевным состоянием», которое можно соотнести
с «познанием вообще». Это состояние «свободной игры познавательных
способностей». В результате «без наличия определенного понятия» бла-
годаря свободной игре воображения и рассудка возникает благожела-
тельная оценка, которая предшествует чувству удовольствия, порождает
его и придает эстетическому суждению всеобщий характер.
Здесь перед нами действительно суть проблемы, одно из замечательных
открытий Канта. Он открыл опосредованный характер восприятия пре-
красного. До него считалось (а многие продолжают думать так и теперь),
что красота дается человеку непосредственно при помощи чувств. Доста-
точно просто быть чутким к красоте, обладать эстетическим чувством.
Между тем само «эстетическое чувство» — сложная интеллектуальная
способность. Еще древние заметили, что возможна сверхчувственная кра-
сота. Чтобы насладиться красотой предмета, надо уметь оценить его
достоинства. Иногда это происходит «сразу», а иногда требует времени и
интеллектуальных усилий. Чем сложнее предмет, тем сложнее, тем спе-
цифичнее его эстетическая оценка. Научная красота — только для спе-
циалиста. Чтобы понять красоту математической формулы, нужно обладать
художественной культурой, но прежде всего — знать математику. Все-
общность эстетического суждения состоит не в непосредственной обще-
доступности, а в «сообщаемости», в том, что, затратив силы и время,
любой человек может до него добраться. Кстати, и сама художественная
культура не всегда дается от рождения, чаще — воспитывается.
Достойно внимания и понятие «свободная игра», которое Кант ре-
шительнее, чем кто-либо другой до него, ввел в эстетику и которому
суждено было занять в ней одно из центральных мест. Любая игра
* Кант И. Соч., т. 5, с. 212.
** Статья А. Бочоришвили «По поводу одной неточности русского
перевода «Критики способности суждения» И. Канта» вышла в свет на
грузинском языке (см.: «Мацнэ», 1972, № 4). Независимо от Бочориш-
вили на неправильный перевод кантовского термина обратил внимание
Е. Фейнберг См.: Фейнберг. Е. П. Кибернетика. Логика. Искусство. М.,
1981, с. 65.
23

________А. ГУЛЫГА________
поощряет чувство здоровья, повышает «всю жизнедеятельность», освежает
«душевную организацию». Игра непринужденна. Игра развивает общи-
тельность и воображение, без которых невозможно познание. Человек,
по Канту, — дитя двух миров, чувственного и интеллигибельного, он
как бы постоянно пребывает в двух сферах. Игра содержит подобную
же раздвоенность. Играющий придерживается определенных правил, но
никогда не забывает об их условности. Умение играть заключается в
овладении двуплановостью поведения. Для этого требуется воображение,
и игра развивает его. Кроме того, игра — школа общительности, со-
циальности. Вот любопытные мысли Канта на этот счет из черновиков
80-х годов: «Человек не играет в одиночку. Не будет он один гонять
бильярдные шары, сбивать кегли, играть в бильбоке или солитер. Все
это он делает для того только, чтобы показать свою ловкость. Наедине
с самим собой он серьезен. Точно так же он не затратит ни малейшего
усилия на красоту, это произойдет лишь в ожидании того, что ее увидят
другие и будут поражены. То же самое с игрой... Игру без зрителей
можно счесть безумием. Следовательно, все это имеет прямое отношение
к общительности»*.
На проблему игры Кант обратил внимание задолго до «Критики
способности суждения». Л. Столович (Тарту), обнаруживший считав-
шийся утерянным оригинал выступления Канта в качестве оппонента в
феврале 1777 года, отметил, что уже здесь, задолго до «Критики спо-
собности суждения», философ аналогичным образом ставил вопрос: «Су-
ществует такая видимость, с которой дух играет и не бывает ею разыгран.
Через эту видимость создатель ее не вводит в обман легковерных, а
выражает истину»**.
Современная эстетика все больше и больше уделяет внимания проблеме
игры. Бодрствующий живой организм не может находиться в пассивном
состоянии. Когда его активность не направлена на воспроизводство жизни,
она обращена на самое себя. Это и есть игра, — деятельность как таковая,
без постороннего результата, но по определенным правилам. Игра содержит
в себе противоречие: играющий все время как бы пребывает в двух
сферах — условной и действительной. Умение играть заключается в
овладении двуплановостью поведения. В искусстве — та же двуплановость.
При самой правдоподобной картине действительности зритель (или чи-
татель) ни на секунду не забывает, что перед ним все же условный мир.
Когда человек теряет из виду один из планов искусства, он оказывается
вне сферы его действия. Наслаждение искусством — соучастие в игре.
Кант проник в саму суть проблемы.
Идеи Канта подхватил и развил Фридрих Шиллер. Ему принадлежит
* Kant I. Gesammelte Schriften. Bd XV, S. 43.
** «Лит. газ.», 1984, 3 авг.
24

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
афоризм: «Человек играет только тогда, когда он в полном значении
слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет»*.
Разумеется, речь идет не об азартной игре, где материальный интерес,
где кипят низменные страсти. Подлинная игра — самоцель. Таковы
были Олимпийские игры Древней Греции, их противоположность —
римские бои гладиаторов.
Вернемся, однако, к кантовским определениям прекрасного. Третье
«пояснение» гласит: красота — это форма целесообразности предмета,
поскольку она воспринимается в нем без представления о цели. Здесь
особенно важны сопровождающие это определение оговорки. Кант наряду
с «чистой» красотой вводит понятие красоты «сопутствующей». Пример
первой — цветы, пример второй — красота человека, здания и т. д.
Сопутствующая красота предполагает понятие цели, которое определяет,
чем должна быть вещь. Это уже антитезис. Может быть, «сопутствующая»
красота представляет собой нечто менее ценное, низшую ступень пре-
красного? Скорее, наоборот. Оказывается, только в сфере «сопутствую-
щей» красоты реализуется эстетический идеал. Нельзя представить себе
идеал красивых цветов. Идеал красоты, по Канту, состоит в «выражении
нравственного». Л один из заключительных выводов эстетики Канта
гласит: «Прекрасное есть символ нравственно доброго» (228). Так мы
оказываемся в сфере поведения человека.
Далее Кант вовлекает нас в сферу знания. Причем речь идет о
самом низшем — эмпирическом знании. Помимо идеала красоты Кант
устанавливает идею нормы — своего рода идеальное воплощение внеш-
него облика. Норма красоты — средняя величина для данного класса
явления. Вы хотите увидеть силуэт красивого мужчины, возьмите тысячу
изображений, наложите их друг на друга, наиболее затемненная часть
может служить эталоном. Его можно и просто вычислить, найдя средние
показатели размеров тех или иных частей тела. И хотя Кант оговари-
вается, что нет необходимости прибегать к реальным обмерам, что можно
вполне положиться на динамическую силу воображения, он все же
остается в пределах механистического понимания проблемы. За что
неоднократно и справедливо подвергался критике. (Он учел ее и в одной
из поздних работ внес уточнение: средней меры недостаточно, для кра-
соты требуется нечто характерное.) Нас в данном контексте интересует
другое: логика рассуждений Канта через проблему человека привела его
эстетику в еще более тесное соприкосновение с познанием.
Что касается четвертого пояснения прекрасного — прекрасно то, что
без «посредства понятия признается предметом необходимого благорас-
положения», — то здесь мы не узнаем ничего принципиально нового.
Суждение вкуса обязательно для всех. Почему? Условие необходимости,
* Шиллер Ф. Соч., т. 6. М., 1957, с. 302.
25

________А. ГУЛЫГА________
которую предполагает суждение вкуса, есть идея «общего чувства», ба-
зирующегося на известной уже нам «свободной игре познавательных
сил».
Все рассмотренные четыре «пояснения» красоты суммируются в од-
ном. «Красотой вообще (будь то красота природы или красота искусства)
можно назвать выражение эстетических идей...» (194). Что такое идея?
Идея разума — это такое понятие, которому не может быть адекватным
никакое созерцание, представление. Эстетическая идея есть представле-
ние, которое «дает повод много думать», но которому не может быть
адекватным никакое понятие. Красота у Канта немыслима без истины,
но это различные вещи.
Более отчетливо, чем в аналитике прекрасного, опосредующая роль
эстетики видна в аналитике возвышенного. Начать с того, что, по Канту,
красота «сама по себе составляет предмет удовольствия», а удовольствие
от возвышенного без «умствования» вообще невозможно. «Возвышенное
в собственном смысле слова не может содержаться ни в одной чувст-
венной форме и относится лишь к идеям разума» (115).
Сопоставляя возвышенное с прекрасным, Кант отмечает, что послед-
нее всегда связано с четкой формой, первое же можно обнаружить и
в бесформенном предмете. Удовольствие от возвышенного носит косвен-
ный характер, здесь уже не «игра», а серьезное занятие воображения,
прекрасное привлекает, возвышенное и привлекает, и отталкивает. Ос-
нование для прекрасного мы должны искать вне нас, для возвышенного
— только в нас и в образе мыслей. Что же такое возвышенное?
Сначала Кант дает чисто формальное определение: возвышенно то,
в сравнении с чем все другое мало, — но тут же подкрепляет его
содержательным антитезисом: чувство возвышенного связано с настроен-
ностью души, которая близка настроенности к моральному (139). Ход
рассуждений следующий: восприятие возвышенного всегда связано с
определенного рода волнением, которое возникает при созерцании пред-
метов, размеры или сила которых превосходят привычные нам масштабы.
Возвышенное — нарушение привычной меры, вместе с тем в нем
есть своя мера. Кант приводит рассказ французского генерала Савари,
побывавшего с Бонапартом в Египте, о том, что пирамиды следует
рассматривать с вполне определенного расстояния. Издалека они не
производят впечатления, которое пропадает и в том случае, если вы
подошли слишком близко и ваш глаз не в состоянии охватить их как
целое.
Возвышенное — это возвышающее, бесстрашное отношение к страш-
ному, преодоление страха и моральное удовлетворение по этому поводу.
Шиллер, комментируя Канта, строит здесь четкую триаду: «В представ-
лении возвышенного мы различаем три составные части. Во-первых,
явление природы как силу; во-вторых, отношение этой силы к нашей
26

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
физической способности сопротивления; в-третьих, отношение ее к нашей
моральной личности. Таким образом, возвышенное есть действие трех
последовательных представлений: 1) объективной физической силы; 2)
нашего объективного физического бессилия; 3) нашего субъективного
морального превосходства»*.
Так возвышенное оказывается мерилом нравственности. Прежде всего
в чувствах человека, в их крайнем напряжении — аффектах. В сое-
динении с идеей доброго аффект — это энтузиазм, без которого «не
может быть достигнуто ничего великого». (Эту фразу потом повторит
Гегель.) Но отсутствие аффектов тоже может быть возвышенным, притом
в превосходной степени, потому что «имеет на своей стороне и благо-
расположение чистого разума» (143). Суждение о возвышенном требует
культуры, притом в большей степени, чем суждение о прекрасном. И
развитого воображения. (Если прекрасное соотносит воображение с рас-
судком, то в восприятии возвышенного воображение соотнесено с разу-
мом — законодателем поведения.)
Вот почему не следует опасаться, что чувство возвышенного умень-
шится от соприкосновения с отвлеченным предметом. Воображение может
восполнить недостаток наглядности. И даже превзойти любую нагляд-
ность. Нет более возвышенного места в Библии, чем заповедь: не сотвори
себе кумира. Фетиш парализует силы, принижает. «Поэтому-то власти
охотно разрешали щедро снабжать религии подобными атрибутами, пы-
таясь таким образом избавить своих подданных от усилий, но вместе с
тем и лишить их способности распространять свои душевные силы за
пределы произвольно отведенных им границ, чтобы, придав им пассив-
ность, легче управлять ими» (146).
Возвышенное, первоначально рассматриваемое Кантом в узких, чисто
количественных рамках, пройдя через купель нравственности, обретает
для человека безграничные духовные потенции. Наличие морального
закона в каждом из нас создает условия общего для людей наслаждения
возвышенным.
Кант расчленил эстетическое на две составные части — прекрасное
и возвышенное, он показал связь каждой из этих частей с сопредельными
способностями психики. В заключение он снова говорит об эстетическом
суждении как о целом. И еще раз сталкивает два противоположных
определения. На этот раз в виде открытой антиномии — двух взаимо-
исключающих высказываний. Тезис: суждение вкуса не основывается на
понятиях, иначе можно было бы о нем дискутировать. Антитезис: суждение
вкуса основывается на понятиях, иначе о нем нельзя было бы спорить.
На синтез, как всегда, Кант сразу отважиться не может. Столкнув
лбами две бесспорные истины, он не пытается найти формулу, их
* Шиллер Ф. Соч., т. 6., с. 187.
27

________А. ГУЛЫГА________
объединяющую, а тут же разводит их по сторонам. Оказывается, термин
«понятие» употреблен здесь не в одинаковом смысле. В первом случае
понятие берется как продукт рассудка, во втором — как продукт разума.
Противоречие Кант выдает за мнимое, но определенный результат им
все же достигнут: эстетическая способность суждения теперь уже прямо
и непосредственно связана с разумом — законодателем нравственности.
Что касается связи эстетической способности с рассудком — законода-
телем знания, то, отвергая ее в непосредственном виде. Кант утверждает
ее косвенным путем. Эстетическая идея «оживляет» познавательные спо-
собности. В применении к познанию воображение подчинено рассудку
и ограничено необходимостью соответствовать его понятиям, а в эсте-
тическом отношении, наоборот, оно свободно давать помимо указанной
согласованности с понятиями «богатый содержанием, хотя и неразвитый
материал для рассудка» (190). Формула синтеза найдена.
Теперь все расставлено по своим местам. Каждая сфера духовной
деятельности человека обрисована, ограждена в своей специфичности,
но вместе с тем прорыты каналы, идущие от одной из них к другой
и сливающиеся в некоем центре. Истина, добро и красота поняты в их
своеобразии и сведены воедино. За хитросплетением дефиниций скры-
валась реальная диалектика.
Единство истины, добра и красоты находит дополнительное обосно-
вание в учении об искусстве. В эстетике Канта, развернутой в сторону
общефилософских проблем, искусству отведено сравнительно небольшое,
хотя и достаточно важное место. Все отмеченные выше особенности
эстетического проявляют себя здесь в полной мере.
Искусство, по Канту, может быть механическим (если оно реализует
познание) и эстетическим. Последнее в свою очередь делится на приятное
и изящное (прекрасное). Приятные искусства предназначены для на-
слаждения, развлечения и времяпрепровождения (например, искусство
«молоть всякий вздор», сюда же относится сервировка стола). Изящные
(прекрасные) искусства содействуют «культуре способностей души», они
дают особое «удовольствие рефлексии», приближая сферу эстетического
к сфере познания.
Искусство — это творчество, следовательно, при делении его на
роды и виды исходить надо не из «онтологического», объективно-бытий-
ственного, а из эстетического, субъективно-созидательного принципа. В
этом Кант и Гегель едины (при всем различии в сходных установках).
Приходится слышать, что подход Канта к проблеме классификации
искусств был «мало продуктивен», поскольку страдал субъективизмом.
Полагаю, что это не так. Различные виды искусства для Канта —
различные виды красоты, создаваемые художником. «Если, следователь-
но, мы хотим дать деление прекрасных искусств, то в качестве наиболее
удобного принципа для этого нам надлежит, по крайней мере в виде
28

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
попытки, избрать аналогию искусства с тем способом выражения, ко-
торым люди пользуются в разговоре, чтобы как можно более полно
сообщить о себе друг другу, то есть не только свои понятия, но и
ощущения. Этот способ выражения состоит в слове, жесте и звуке
(артикуляции, жестикуляции и модуляции)» (194). Отсюда искусства
словесные, изобразительные и прекрасной игры ощущений (музыка).
Аналогичным образом двигалась и к аналогичному результату пришла
мысль Гегеля. Философ, которого не обвинишь в субъективизме, исходил
при анализе внутреннего строения мира искусств из возможности субъекта.
Ибо искусство — плод человеческой деятельности. Человек обладает пятью
видами чувств (ощущений) — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус.
Только первые два «теоретичны», дают материал для обобщений; только
они социальны, являются средством межличностного общения. Осязание,
обоняние, вкус (речь идет не о художественном, а об обычном вкусе)
индивидуальны и не могут служить целям коммуникации. К зрению и
слуху Гегель добавлял еще одно — внутреннее чувство, способность
порождать представления, образы предметов без чувственного контакта с
ними за счет воспоминания или воображения. Это чувство связано с
членораздельной речью.
«Этот троякий способ восприятия дает для искусства известное под-
разделение на изобразительные искусства, которые обрабатывают свое
содержание так, чтобы оно сделалось видимым, uo-первых, во внешне-
объективных формах и цвете, во-вторых, создают звуковое искусство,
музыку и, в-третьих, — поэзию; последнее как словесное искусство
употребляет звук только как знак, чтобы обратиться посредством нею
к внутренней стороне, к духовному созерцанию, чувству и представле-
нию»*. Нет никаких оснований для отождествления прямо противопо-
ложных позиций Гегеля и Лессинга (в «Лаокооне»), как это сделано в
недавно изданном «Кратком словаре по эстетике»: «Объективную основу
деления искусств признавали представитель материализма в эстетике
Лессинг и идеалист Гегель...»**.
Кантонские и гегелевские принципы классификации искусства ни-
сколько не устарели и могут быть приняты за основу современной
эстетикой. Если к трем основным видам искусства — пластическому,
музыкальному и словесному — добавить «синтетические», те, которые
возникают вследствие взаимодействия между ними, — танец, театр,
кинематограф, — то картина будет полной.
Словесные искусства — это красноречие и поэзия. Последнюю Кант
считает высшей формой художественного творчества. «Поэзия расширяет
душу тем, что дает воображению свободу и в пределах данного понятия
* Гегель Г.-В.-Ф. Соч., т. 13, с. 191—192.
** Краткий словарь по эстетике. М., 1983, с. 15.
29

________А. ГУЛЫГА________
избирает из безграничного многообразия возможных согласующихся с
ним форм ту, которая связывает изображение понятия с таким богатством
мыслей, адекватным которому не может быть ни одно выражение в
языке, и, следовательно, эстетически возвышается до идей. Поэзия ук-
репляет душу, позволяя ей почувствовать свою свободную, самодеятель-
ную и независимую от природного назначения способность рассматривать
природу как явление и судить о ней по воззрениям, которые сама
природа не дает в опыте ни чувству, ни рассудку, и таким образом
использовать природу для сверхчувственного» (200—201). Сказано не-
сколько мудрено, но мысль простая: значение поэзии состоит в том,
что она совершенствует наши и интеллектуальные, и моральные потен-
ции, играя мыслями, она выходит за пределы понятийных средств вы-
ражения и тренирует тем самым ум; она возвышает, показывая, что
человек — не просто часть природы, но созидатель мира свободы.
«Поэзия играет видимостью, создаваемой по своему усмотрению, не
прибегая к обману, ибо она сама объявляет свое занятие лишь игрой,
которая может быть целесообразно использована рассудком для его дела»
(201). Кто после того решится утверждать, что Кант отрывает искусство
от познания? Единственное, чего он не делает, — не ставит знака
равенства между искусством и познанием.
Изобразительные искусства включают в себя искусство чувственной
истины (пластику) и искусство чувственной видимости (живопись). К
пластике относится ваяние и зодчество. Первое телесно воспроизводит
понятия о вещах, как они могли бы существовать в природе, второе
имеет определяющим основанием не природу, а произвольную цель. В
зодчестве главное — использование предмета, порожденного искусством,
и это ограничивает действие эстетических идей. К зодчеству Кант относит
и прикладное искусство. Хотя Кант определил скульптуру как искусство
чувственной истины, он все же предостерегает от нарушения условности:
чувственная истина не должна доходить до того, чтобы произведение
перестало казаться искусством. Живопись Кант делит на искусство пре-
красного изображения природы и искусство изящной компоновки про-
дуктов природы — собственно живопись и декоративное садоводство.
Графику Кант не выделяет в самостоятельный вид искусства, для него
это составная (и притом главная) часть живописи, в основе картины
лежит рисунок.
Искусство прекрасной игры ощущений опирается на слух и зрение.
Это игра звуков и игра красок. (Принципиальная разница между тем
и другим Канту известна.) По силе возбуждения и душевного волнения
музыку Кант ставит на второе место после поэзии. Но, в отличие от
поэзии, впечатление от музыки мимолетно; для размышлений музыка
не оставляет места.
По твердому убеждению Канта, искусство может (и обязано) пре-
30

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
красно изображать вещи, которые в природе безобразны; речь, разуме-
ется, не идет ни о любовании безобразным, ни о чисто формальном
мастерстве. «Ужасы, болезни, опустошения, войны и т. п. могут быть
прекрасно описаны как вредные явления» (185). Главным оказывается
позиция художника, его приговор над жизнью.
Для суждения о произведении искусства нужен вкус, для их создания
требуется гений. Способности души, сочетание которых образуют гений, —
воображение и рассудок. Здесь нет ничего сверхъестественного, мистиче-
ского, есть лишь уникальность силы и своеобразия. Четыре признака
характеризуют гений: 1) это способность создавать то, для чего не может
быть дано никакого правила; 2) созданное произведение должно быть
образцовым; 3) автор не может объяснить другим, как возникает его
произведение; 4) «сфера гения» — не наука, а искусство. В научной
области, утверждает Кант, величайший изобретатель отличается от тонкого
подражателя и ученика только по степени, тогда как от того, кого природа
наделила способностью к изящным искусствам, он отличается специфи-
чески. Вполне возможно изучить все, что Ньютон изложил в своем
бессмертном труде о началах натуральной философии, но нельзя научиться
вдохновенно сочинять стихи. Никакой Гомер не сможет показать, как
появляются и соединяются в его голове идеи, полные фантазии и вместе
с тем богатые мыслями, потому что он сам не знает этого.
Вскоре после завершения «Критики способности суждения» Канту
пришлось вернуться к проблеме гения и расширить его сферу, отнеся к
ней все творчество. Поводом для размышления было письмо Канта к
русскому посланнику в Дрездене Л. М. Белосельскому, который прислал
философу свой трактат «Дианиология» (от греч. dianoia — ум), посвя-
щенный структуре познавательных способностей человека. Комментируя
мысли Белосельского, Кант предельно сжато суммирует свои идеи*. «Чтобы
изобразить по школьным канонам Ваше замысловатое разделение позна-
вательных способностей и усвоить с пользой Ваши понятия, я представляю
себе две отделенные друг от друга страны или области врожденной нам
способности представления (наша природная метафизика). Страна рас-
судка в широком значении этого слова есть способность мыслить, страна
созерцания есть простая способность чувствовать, воспринимать.
Первая из этих стран состоит из трех сфер. Первая сфера — сфера
рассудка, или способности понимать, создавать понятия, объединять со-
зерцания. Вторая представляет собой сферу суждения, или способности
применять понятия к частным случаям, то есть приводить в соответствие
* Приведенный ниже текст представляет собой реконструкцию, осу-
ществленную автором на основании неудобочитаемого русского перевода
письма Канта (оригинал утерян), сохранившегося среди подготовительных
материалов к неосуществленному русскому изданию трактата А. М. Бе-
31

________А. ГУЛЫГА________
с правилами рассудка, и это составляет собственно ум, le bon sens.
Третья есть сфера разума, или способности выводить частное из всеоб-
щего, то есть мыслить согласно основоположениям.
Если эти три умственные способности первой страны будут упот-
реблены по аналогии с высшим законодательством разума, направленным
на достижение истинного совершенства человека, и создадут систему,
целью которой является мудрость, то они составят сферу философии.
А если приведут себя в соответствие с низшей способностью (простым
созерцанием), а именно с самой существенной ее частью, которая пред-
ставляет собой творчество и состоит в воображении (не порабощая себя
при этом законами, а отдаваясь стремлению черпать из самих себя, как
это имеет место в изящных искусствах), то они составят особую сферу
гения, что равнозначно слову «дар творить».
Таким образом, я могу обнаружить пять сфер.
Если, наконец, воображение уничтожает себя своим произвольным
действием, оно вырождается в обычное помрачение, или расстройство
ума; когда оно не повинуется больше разуму, да еще силится поработить
его, человек выпадает из сословия (сферы) человечества, низвергаясь в
сферу безрассудства или безумия».
Письмо Канта Белосельскому крайне интересно: перед нами сжатая
итоговая характеристика философского учения Канта, данная самим
автором. В этой характеристике объединены трехчленная схема из вве-
дения к «Критике способности суждения» и деление познавательных
способностей из «Критики чистого разума». И добавлено нечто новое:
предельно широкая, сводящая все воедино сфера творческого гения,
опирающегося на активное духовное начало — воображение, которое
Кант считает самой существенной частью созерцания.
В одном из заключительных разделов «Критики чистого разума»
Кант сформулировал три знаменитых вопроса, исчерпывающих, по его
мнению, все духовные проблемы человека: что я могу знать? что я
должен делать? на что смею надеяться? На первый вопрос, полагал он,
дает ответ его теоретическая философия, на второй — практическая.
Ответ на третий вопрос, который затрагивает проблему веры, сразу не
получился. «Критика способности суждения» с ее выходом в проблемы
телеологии и культуры указывала «дорогу надежды», по которой следует
идти индивиду. Культура — последняя цель природы, человек призван
создать ее. Можно ли при этом рассчитывать на какие-нибудь внешние
силы, кроме собственных потенций? Оставляет ли такого рода надежду
лосельского «Дианиология», который вышел на французском языке в
1790 г. Хранящийся в ЦГАЛИ текст русского перевода письма и обратный
перевод на немецкий воспроизведены в кн.: Кант И. Трактаты и письма,
с. 633.
32

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
вера во всемогущее существо? На помощь сверхъестественных сил, по
Канту, надеяться непозволительно. Нет ни чудес, выходящих за пределы
объективных законов опыта, ни божественной тайны, превышающей
возможности нашего духа, ни благодати, силой божественного авторитета
просветляющей нашу нравственность. Вера в Бога — это прежде всего
надежда на собственную нравственную силу. Причем Кант не устраняет
надежды и на посмертное воздаяние: без веры в будущую жизнь не-
возможна никакая религия. Речь об этом идет в трактате «Религия в
пределах только разума» (1793). Трактат важен для понимания этической
теории Канта. Кантовское учение о религии существует только в пределах
последней. Второй и третий вопросы слились воедино.
В том же 1793 году, когда появился трактат о религии, Кант
заговорил о необходимости дополнить три основных философских вопроса
четвертым. «Давно задуманный план относительно того, как нужно об-
работать поле чистой философии, состоял в решении трех задач: 1) что
я могу знать? (метафизика); 2) что я должен делать? (мораль); 3) на
что я смею надеяться? (религия); наконец, за этим должна была по-
следовать четвертая задача — что такое человек? (антропология, лекции
по которой я читаю в течение более чем двадцати лет)». В другом
месте Кант уточнял: *...в сущности все это можно было бы свести к
антропологии, ибо три первых вопроса относятся к последнему». Первое
и последнее слово зрелого Канта — о человеке. Кантовский критицизм
в значительной мере порожден интересом к жизни личности.
«Человек есть конечная цель творения» (310). Творчества природы
или творения Божьего? В кантовской системе философии нет места для
Бога, но зачислять Канта в атеисты преждевременно. В труде «Религия
в пределах только разума» он дал свое понимание веры. В общих чертах
мы находим его и в последних параграфах «Критики способности суж-
дения».
Знать о Боге, по Канту, ничего нельзя, в него остается только
верить. В «Критике способности суждения» он выдвинул свое — мо-
ральное — доказательство бытия Бога. В Боге он увидел «моральную
причину мира» (325). При том, что и это доказательство не дает нам
знания о Боге, а лишь служит постулатом поведения. Последнее обсто-
ятельство вызвало недовольство булгаковского Воланда, уверявшего, что
он заявил Канту: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное при-
думали. Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться
будут». Потешаться — не потешаться, а спорить с Кантом стала вся
теистическая философия от Якоби до русских идеалистов XX века.
Устами Воланда говорил Михаил Булгаков, широко эрудированный в
трудах Н. Бердяева, П. Флоренского и своего однофамильца С. Булга-
кова.
Русские спорили с Кантом: для них мало было рационалистического
3—176
33

________А. ГУЛЫГА________
отношения к религии. Они не могли видеть в ней лишь руководство к
добру; человек, соотнесенный с космосом, выступал для них не как
последняя цель, а лишь как ступенька к чему-то более высокому. Взгляд
на Бога как на вседержителя был для них аксиомой. Отсюда неприятие
Канта, бесконечная полемика с ним. Но почему без Канта нельзя было
обойтись? Почему С. Булгаков, начиная свой главный философский
труд, вспоминает прежде всего «Критику способности суждения»?*
Да потому (мы уже говорили об этом), что третья кантонская
«Критика» дает богатейшую пищу для диалектического ума. Особенно
важен § 77, который вообще считается истоком для всех последующих
построений в области неформального мышления.
В знаменитом 77-м параграфе «Критики способности суждения» речь
идет о том, что средства формальной логики бессильны в познании
органического целого. В обычном рассудочном мышлении особенное от-
личается от всеобщего случайными признаками. Между тем в любом
организме связь между общим и особенным носит необходимый характер.
Поэтому можно и нужно представить себе «другой рассудок», который,
поскольку он не дискурсивен, подобно нашему, а интуитивен, идет от
синтетически общего (созерцания целого как такового) к особенному,
то есть от целого к частям; следовательно, такой рассудок, представление
которого о целом не заключает в себе случайной связи частей.
Это была давняя идея Канта. Еще в 1772 году в письме к М. Герцу
он противопоставил наш обычный дискурсивный интеллект интуитивно-
му, божественному интеллекту-архетипу, порождающему вещи. «Наш
рассудок через посредство своих представлений не есть причина пред-
мета», — констатировал Кант. Но далее следовала оговорка: «...кроме
тех случаев, когда в области морали речь идет о добрых...»**. Очень
важная оговорка! В царстве целесообразности, в сфере морали человек
принимает на себя божественную функцию творца. Он создает культуру
как живой организм и созерцает дело рук своих, опираясь на «другой
рассудок» — интуитивную способность. Такие выводы вытекали из по-
сылок Канта. Фихте развил эти выводы. «Учение о науке», говорил он,
опирается не на понятийное мышление, а на интуицию, созерцание. И
постигает оно не бытие, а собственное действие. Интеллектуальное со-
зерцание, по Фихте, «есть непосредственное сознание того, что я дей-
ствую, и того, что за действие я совершаю; оно есть то, чем я нечто
познаю, ибо это нечто произвожу»***. Важнейшая для Фихте мысль
была подхвачена и развита Шеллингом... Гегель в своем учении о
конкретном понятии искал пути решения проблемы средствами диалек-
* См.: Булгаков С. Свет невечерний. М., 1917, с. 9.
** Кант И. Трактаты и письма, с. 577.
*** Фихте И.-Г. Избр. соч. Т. 1. М., 1916, с. 452.
34

________ЭСТЕТИКА КАНТА________
тической
логики.
Система
логических
категорий,
подвижных,
переходя-
щих
в
свою
противоположность,
по
его
мнению,
дает
возможность
познать
развивающееся
органическое
целое.
Возникающее
при
этом
конкретное
понятие
представляет
собой,
по
Гегелю,
нечто
всеобщее,
воплощающее
необходимым
образом
в
себе
все
богатство
особенного
и
единичного.
Многим
эта
идея
казалась
абсурдной.
Но
русская
религиозная
философия,
переведя разговор в область этики, показала ее истинность.
Л.
Хомяков
ввел
в
русскую
философию
понятие
«соборности».
Ни
и
какой
другой
философии
такого
понятия
нет.
Соборность — совпадение,
слияние
индивидуального
и
социального.
В
собор
приходят
все
вместе,
следуют
общему
ритуалу,
но
каждый
остается
самим
собой,
возносит
к
всевышнему
свою
персональную
молитву,
держит
ответ
перед
ним
за
свои поступки, ожидая кары или воздаяния.
Павел
Флоренский,
поясняя
идею
соборности,
берет
пример
из
ху-
дожественной
жизни — русскую
песню.
Она
гетерофонична,
то
есть
допускает
полную
свободу
голосов
при
сохранении
гармонического
един-
ства. «В
ней
нет
раз
навсегда
неизменных
партий,
при
каждом
из
повторений
напева
появляются
новые
варианты
как
у
запевалы,
так
и
у
хора.
Последний
нередко
вступает
не
в
том
месте,
как
ранее,
а
то
и
вовсе
не
умолкает
во
время
напева.
Единство
достигается
внутренним
взаимопониманием.
Каждый
более-менее
импровизирует,
но
тем
не
менее
не
разлагает
целого — напротив,
связывает
прочней,
ибо
общее
дело
вяжется каждым исполнителем, — многократно и многообразно»*.
В 1922 году,
суммируя
некоторые
идеи
своего
труда
«У
водоразделов
мысли» (который
до
сих
пор
не
опубликован
полностью),
Флоренский
писал: «Живя,
мы
соборуемся
сами
с
собой — в
пространстве
и
во
времени,
как
целостный
организм,
собираемся
воедино
из
отдельных
взаимоисключающих — по
закону
тождества — элементов,
частиц,
клеток,
душевных
состояний
и
пр.,
и
пр.
Подобно
мы
собираемся
и
семью
и
род,
и
народ
и
т.
д.,
соборуясь
до
человечества
и
включая
в
единство человечности весь мир»**.
Почему
я
задерживаю
внимание
читателя
на
проблеме
соборности?
Да
потому,
чтобы
нагляднее
показать
общность
судьбы
и
истории
идей.
Даже
такая,
казалось
бы,
исконно
русская
категория
в
теоретическом
плане
имеет
немецкий
аналог,
ведущий
свое
происхождение
от
Канта.
«Критика
способности
суждения»
убедительно
это
иллюстрирует.
Также
живут
и
другие
идеи
великой
кантовской
работы,
интерес
к
ней
велик.
«Критика
способности
суждения»
входит
в
золотой
фонд
философской
классики.
Л. Гулыга
* Пит. по: «Звезда», 1989, № 2, с. 176.
** Там же.
3*
35