пить, при моих грыжах и сердечной слабости будет много тяже
лее. Но, может быть, до этого времени отсюда и отправят, по боль
шей части отправляют вчистую. Все утверждают, что вопрос в не
скольких днях, но они уже растянулись на месяцы. Конечно (по
своему хотению), я желал бы освобождения; если оно сейчас для
меня необходимо, то, конечно, Провидение мне его предоставит.
Хотя я избегаю мечтаний, но мысли разные приходят, что я буду
делать после освобождения? Чего я желал бы для себя? А ответ
постоянно у меня всегда готов: хочу покоя, хочу отдохнуть, в себя
прийти, собой заняться... Хочется уединения и молчания, того,
что с ними может быть связано для верующего человека. Теперь у
меня нет постоянных забот, ум мой и сердце ими не обременены,
но некоторое беспокойство есть. Это постоянно оберегать от
воров и учреждение, при котором я состою, и свое имущество; на
этой почве, может быть в силу своего вообще заботливого или
беспокойного характера, я и недосыпаю, и имею лишние волне
ния, но в общем мне по прежнему хорошо... Многое увидел я,
многому научился, во внешнем я уже не такой беспомощный, как
ранее, многое сам научился делать. А вам всем хотел бы сказать,
хотя и ранее писал об этом, как важно, живя на свободе, приучать
себя к жестокому житию и всяким лишениям, чтобы, когда при
дут тяжелые обстоятельства, все переносить с мужеством и пол
ным самообладанием. Чувства, чувства как они разоряют нас,
если не находятся в полном подчинении разуму! Когда догорают
силы, видишь, как много их истрачено напрасно... Чувства
огонь души, надо хранить [их] только для Первостепенного, а ко
всему прочему надо научиться относиться спокойно, почти без
различно (покупающе, яко не приобретающе, пользующеся ми
ром сим, яко не пользующеся). Эту мораль прописываю прежде
всего себе и требую, чтобы у меня было именно такое отношение
к моим внешним обстоятельствам, и в частности к моему заклю
чению... Всем желаю всего доброго. Не взыщите, что сравнитель
но редко пишу, по инвалидству я уже не ударник и не могу иметь