добно дыму рассеется страшный приговор и он останется жив.
просьбой пересмотреть дело. Документы затребовали в Москву,
но приговор отменен не был. В камере смертников, куда помес
тили отца Георгия, стоял такой холод, что замерзала вода. Мучил
голод и насекомые. Заключенным удалось из проволоки сделать
кипятильник, и так они грели воду. Вначале здесь находилось
тридцать семь узников, почти каждую ночь забирали на расстрел
пять шесть человек, пока не осталось семеро приговоренных.
Отец Георгий ждал своей очереди и готовился. Самообладание не
оставляло его, он много молился и черпал в молитве силы. Соуз
ники его отчаивались, и он старался всех ободрить; одному безу
тешному дьячку говорил: Что ты скорбишь, выйдем еще с тобой
из тюрьмы, вместе будем гурьеву кашу варить, и как жить то бу
дем хорошо! Утешал также молодого адвоката, который вел его
дело и переживал, что ничего не может сделать для батюшки;
отец Георгий просил не огорчаться о его судьбе, так как она в ру
ках Божиих. Мещовская паства поддерживала настоятеля обите
ли; так, одна старушка постоянно передавала ему с воли цветы.
я получил на всех вас список. Ночью уведут. Нужно ли гово
рить, что поднялось в душе каждого из нас? вспоминал позже
старец. Хотя мы знали, что осуждены на смерть, но она все сто
яла за порогом, а теперь собиралась его переступить... Не имея
сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и вышел в глухой, без
окон, коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда
в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь промочили
шелковую вышивку на епитрахили, она слиняла и растеклась
разноцветными потоками. Вдруг я увидел возле себя незнакомо
го человека. Он участливо смотрел на меня, а потом сказал: Не
плачьте, батюшка, вас не расстреляют. Кто вы? удивился
я. Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не за