венный, общественный, семейный, церковный. Об этом послед
нем у меня и была речь. Всякий, я уверен, мою речь так и понял.
Думается, что и сообщивший о ней понять иначе не мог, а если
доносит иначе, то явно со злостной целью. А раз моя речь носила
характер чисто церковный и касалась вопроса спорного между
нами, церковниками, pro sua domo*, то ни обновленцы в силу
13 й статьи конституции не имеют права указывать, что говорить
и что не говорить, чтобы этим не вмешаться в дела другой рели
гиозной общины, ни советская власть не станет вопреки декрету
от 20.01.1918 года входить во взаимоотношения группы верую
щих. Ибо, если бы последняя это допустила, то сие было бы нару
шением инструкций НКЮ и НКВД от 19.06.1923 года, запреща
ющих административным вмешательством поддерживать ка
кой либо культ в ущерб другому. Посему вышеуказанная моя
проповедь, из которой кто то сделал перефразированное извле
чение, обвинением для меня быть не может, и в произнесении та
ковой проповеди я не считаю себя виновным.
на служить мне обвинением. Проповедь была вероучительная. А
вероучительные проповеди постановлением ВЦИК 13.04.1921
года не запрещаются, а, наоборот, по циркуляру НКЮ 3.01.1919
года было бы незаконно преследовать за них, так как циркуляром
НКЮ 19.06.1923 года бороться с религиозной пропагандой надо
не репрессиями, а другими указанными мерами. Перед крестным
ходом 8 марта я говорил проповедь об историческом происхожде
нии крестных ходов, об их значении, а закончил приблизительно
так: Говорят, христианство отжило, умерло, а я вижу вас в таком
количестве собравшихся и мужчин и женщин, и старых и моло
дых, и образованных и простецов и радуюсь пастырским серд
цем. Возьмем же священные хоругви, эти наши знамена, изнесем
их на стогны града. Крестный ход есть смотр религиозным силам.
Пусть неверующие видят силу, мощь христианства, которое не