Церковно-славянский язык ( язык Церкви и молитвы Канонических запретов на богослужение на родном языке в Православной Церкви не существует, поэтому нет ничего непозволительного в том, чтобы перевести богослужение и на русский язык. Однако «все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает» (1 Кор. 10,23). Эти апостольские слова вынуждают нас задуматься над всеми духовными последствиями такого перехода. Роль славянского языка в русской культуре такова, что благодаря славянскому языку было обеспечено единство русского языка и русской культуры: - во-первых, славянский язык замедлил процессы разделения русского языка на диалекты, которое было бы неизбежным (например, в относительно небольшой стране, как Италия, жители юга с трудом, а то и вовсе не понимают северных итальянцев, что уж говорить о наших российских просторах). Упразднение славянского языка как богослужебного приведет к тому, что вместо одного русского языка в богослужении появятся разные богослужебные языки; - во-вторых, славянский язык замедлил процессы исторического развития русского языка. Славянский язык был исторической памятью русской культуры, объединял поколения верующих в одной молитве. Есть такое понятие: намоленная икона. Перед такой иконой тысячи и тысячи верующих многих поколений возносили благодарения, каялись в грехах, изливали просьбы. Таким же намоленным является и церковнославянский язык. Славянский язык есть наша словесная икона, поэтому хранение славянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви. Догматически это можно обосновать так же, как и иконопочитание: как там мы поклоняемся не доскам и краске, а в видимом образе почитаем невидимый Первообраз, так и тут мы поклоняемся не звукам и грамматическим формам, а в слышимом образе поклоняемся неслышимому Первообразу. Осуждение трехъязычной ереси означает, строго говоря, только лишь то, что нет и не может быть ограничения на количество языков, способных выразить богооткровенную истину. Но язык, действительно ее выразивший, тем самым становится священным. И надо сказать, что такие языки всегда в большей или меньшей степени отличаются от разговорного языка народа. Язык — это не просто средство человеческого общения, язык — это среда богообщения. Уничтожение этой среды было одним из элементов общего замысла безбожной власти, включавшего в себя уничтожение икон, разрушение храмов, то есть всего того, посредством чего православный христианин привык общаться с Богом. Декретом Ленина церковно-славянский язык перестал быть предметом школьного обучения. Выросли поколения, не знающие этого языка. Отсечение славянского языка изменило языковую ситуацию в целом: исчез священный язык — и изменилась иерархия языковых ценностей, сместились все акценты и пропорции: матерная брань, всевозможные жаргоны, сальный юмор стали обычным явлением не только на улице, но и в литературе. И самое ужасное заключается в том, что все это стремится стать нормой языкового употребления. У нас постепенно образовался убогий «совковый» новояз, шедеврами которого можно наслаждаться, открыв номер «Московского комсомольца» и тому подобных изданий. v храма. Воистину, дело Ленина усилиями таких священнослужителей живет и побеждает. Рассмотрим основной и единственный аргумент сторонников такого нововведения: славянский язык непонятен! Этот аргумент является выражением требования: сделайте мне удобно! Что можно сказать на это? Непонятность эта рождена не славянским языком, а невоцерковленностью. То, что было для нашего народа дорогим, что народ почитал как святыню, в чем видел красоту, то стало сейчас непонятным, чужим, требующим изменения. Как же оживить, на первый взгляд, мертвые буквы церковно-славянского языка? Сердечным горением, искренней молитвой! Непонятность богослужебного языка по большей части мнимая, и сетования на его непонятность изобличают в христианине ленивого раба, не пожелавшего приложить и малого усилия для того, чтобы приобрести сокровище. Вековой духовный опыт наших отечественных подвижников благочестия не только освятил весь строй богослужения, но и показал, что славянский язык является совершеннейшей формой для выражения молитвенных состояний. В молитве важно вовсе не рассудочное понимание текста молитвы, не знание каждого слова и дословный перевод, а жизнь сердца в Духе Святом, который запечатлен в наших богослужебных текстах. Читая их гораздо легче избавиться от посторонних мыслей и суетных воспоминаний, гораздо удобнее заключать ум в слова молитвы и молиться нерассеяно. Это утверждение приводится не из отвлеченных рассуждений, а на основании духовного опыта тех людей, которые вели духовную жизнь и достигли вершин святости. На основании сказанного можно сделать следующие выводы: 1) славянский язык есть словесная икона. Он должен быть признан такой же святыней Русской Православной Церкви, как многие храмы и иконы. На пастырях лежит ответственность обучать детей и взрослых основам церковно-славянского языка, который является разговорным и живым языком нашего общения с Богом; 2) хранение славянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви; догматические основания для этого, в сущности, те же, что и для иконопочитания; 3) должно быть продолжено научное исследование истории славянской Библии и ее критическое издание для обоснованных предложений по усовершенствованию языка перевода; 4) необходимо расширить издание книг на славянском языке, причем издавать их нужно с лингвистическими комментариями, но без параллельного перевода (кроме учебных текстов), печатая их кириллицей, а не гражданским шрифтом (славянские тексты, набранные гражданским шрифтом, производят такое же впечатление, какое производил бы иконостас, в котором вместо икон — их черно-белые фотокопии). И тогда церковно-славянский язык, благодаря благоговейному и разумному отношению к нему, может стать не только началом более глубокого понимания богослужения, но и молитвенного участия в богослужении всех прихожан.