(11) ХРИСТИАНСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Святой Максим Исповедник с несравненной силой и полнотой обрисовал
миссию, возложенную на человека. Последовательным «разделениям», из
которых состояло творение, соответствуют в его описании «соединения»,
или синтезы, совершаемые человеком благодаря «си-нергии» свободы и
благодати.

Основное разделение, в котором коренится вся реальность тварного бытия,
это противопоставление Бога совокупности тварного мира, разделение на
тварное и

нетварное.

Затем тварная природа разделяется на небесную и земную, на умозрительное
и чувственное. В мире чувственном небо отделяется от земли. На ее
поверхности выделен рай. Наконец, обитающий в раю человек разделяется на
два пола: мужской и женский.

Адам должен был превзойти эти разделения сознательным деланием,
соединить в себе всю совокупность тварного космоса и вместе с ним
достигнуть обожения. Прежде всего, он должен был чистой жизнью, союзом
более абсолютным, нежели внешнее соединение полов, преодолеть их
разделение в таком целомудрии, которое стало бы целостностью. На втором
этапе он должен был любовью к Богу, от всего его отрешающей и в то же
вре

мя всеобъемлющей, соединить рай с остальным земным космосом: нося рай
всегда в себе, он превратил бы в рай всю землю. В-третьих, его дух и
само его тело восторжествовали бы пад пространством, соединив всю
совокупность чувственного мира: землю с небесной ее твердью. На
следующем этапе он должен был проникнуть в небесный космос, жить жизнью
ангелов, усвоить их разумение и соединить в себе мир умозрительный с
миром чувственным. И наконец, космический Адам, безвозвратно отдав всего
себя Богу, передал бы Ему все Его творение и получил бы от Него во
взаимности любви — по благодати — все, чем Бог обладает по природе; так,
в преодолении первичного разделения на тварное и нетварное совершилось
бы обожение человека и через него — всего космоса.

В результате грехопадения человек оказался ниже своего призвания. Но
Божественный план не изменился. Миссия Адама выполняется Небесным Адамом
— Христом; при этом Он не заступает место человека — беспредельная
любовь Божия не может заменить собою согласия человеческой свободы,— но
возвращает ему возможность совершить свое дело, снова открывает ему путь
к обожепию, к тому осуществляемому через человека высочайшему синтезу
Бога и тварного мира, который является сущностью всей христианской
антропологии. Итак, чтобы после грехопадения человек мог становиться
Богом, надо было Богу стать человеком. Надо было Второму Адаму,
преодолев все разделение ветхой твари, стать Начальником твари новой.
Действительно, Своим рождением от Девы Христос превосходит разделение
полов и открывает для искупления «эроса» два пути, которые соединились
только в одной человеческой личности — Марии, Деве и Матери: это путь
христианского брака и путь монашества. На кресте Христос соединил всю
совокупность земного космоса с раем, ибо после того, как Он дал смерти
проникнуть в Себя, чтобы истребить ее соприкосновением со Своим
Божеством, даже самое мрачное место на земле становится светозарным, нет
больше места проклятого. После воскресения сама плоть Христа, преодолев
пространственные огра-пичения, соединяет в себе небо и землю в
целостности всего чувственного мира. Своим вознесением Христос соединяет
мир небесный и мир земной, ангельские сонмы с человеческим родом.
Наконец, воссев одесную Отца, вознеся человеческое естество превыше
чинов ангель-

ских, Он вводит его как первый плод космического обо-

жеиця в Самоё Троицу.

Итак, ту полноту природы, которая была дана Адаму, мы можем вновь
обрести только во Христе — Втором Адаме. Но чтобы лучше понять эту
природу, мы должны поставить две трудных и притом связанных между собой
проблемы — проблему пола и проблему

смерти.

То биологическое состояние, в котором мы находимся ныне, было ли для
человека таким же до его грехопадения? Связанное с трагической
диалектикой любви и смерти, коренится ли оно в райском состоянии? Здесь
мысль отцов, именно потому, что она не может вообразить земли райской
иначе, чем сквозь призму земли проклятой, подвергалась опасности
утратить свою целостную полноту и в результате этого подпасть под
влияние мышления нехристианского, которое сделало бы ее

пристрастной.

Так возникает дилемма: если в раю существовал какой-то биологический
пол, как это следует полагать на основании данного Богом повеления
плодиться и размножаться, то не был ли оп в этих первозданных условиях
как бы ослаблением в человеке образа Божия вследствие наличия животного
начала, предполагающего размножение и смерть? Если же райскому состоянию
было чуждо всякое животное начало, то грех заключается в самом факте
биологической жизни: и здесь мы впадаем в своего рода манихейство.

Безусловно, отцы, отвергнув учение Оригена, отвергли и это второе
разрешение дилеммы. Но им стоило большого труда разъяснить первое
положение. Исходя из наличия в падшем мире неопровержимой связи между
полом и смертью, между началом животным и началом смертным, отцы задают
себе вопрос: не явилось ли уже в раю сотворение женщины, вызвавшее то
биологическое условие, которое неразрывно связано с конечностью бытия,
угрозой для потенциального бессмертия человека? Эта негативная сторона
разделения на два пола привносит как бы некую погрешимость, и потому
человеческая природа становится с этого момента уязвимой и падение —
неизбежным.

Святой Григорий Нисский, которому следует в этом вопросе святой Максим
Исповедник, отвергает якобы неизбежную связь между разделением на два
пола и грехопадением. Святой Григорий говорит, что Бог соз

дал пол в предвидении возможности — но именно только возможности —
греха, чтобы сохранить человечество после грехопадения. Половая
поляризация давала человеческой природе известную защиту, не налагая на
нее никакого принуждения; так дают спасательный круг путешествующему по
водам, отчего он вовсе не обязан бросаться за борт. Эта возможность
становится актуальной лишь с того момента, когда в результате греха,
который сам по себе не имеет ничего общего с полом, человеческая природа
пала и закрылась для благодати. Только в этом падшем состоянии, когда
расплатой за грех становится смерть, возможное становится необходимым.
Здесь вступает в силу идущее от Филона толкование «кожаных риз»,
которыми Бог одел человека после грехопадения: «ризы»—это нынешняя наша
природа, name грубое биологическое состояние, столь отличное от
прозрачной райской телесности. Образуется некий новый космос, который
защищается от конечности полом, и так устанавливается закон рождений и
смертей. В этом контексте пол есть не причина смертности, но как бы
относительное ее противоядие.

Однако мы не можем согласиться с Григорием Нисским, когда он,
основываясь на этом «охраняющем» аспекте пола, утверждает, что
разделение на «мужеское» в «женское» есть некое «добавление» к образу.
Действительно, не только разделение полов, по и все разделение тварного
мира приняли после грехопадения характер разлуки и смерти. И
человеческая любовь, .Страстное стремление любящих к абсолютному, в
самой 'фатальности своего поражения никогда не перестает таить щемящую
тоску по раю, из которой и рождаются Героизм и искусство. Райская
сексуальность, всецело Внутренне ёдиносущностная, с ее чудесным
«размножением», которое должно было все заполнить и которое, "конечно,
не требовало ни множественности, ни смерти, нам почти что совершенно не
известна: ибо грех, объективировав тела («они увидели, что наги»),
превра-|. тил две первые человеческие личности в две раздельные ^
природы, в Двух индивидуумов, между которыми су-ществуют внешние
отношения. Но новая тварь во Христе, Втором Адаме, приоткрывает перед
нами глубинный смысл того разделения, в котором несомненно не было
ничего «добавленного»: мариология, любовь Хри-Б' ста и Церкви и таинство
брака проливают свет на полноту, возникающую с сотворением женщины. Но
пол-

ноту эту мы видим лишь отчасти, разве только в единственной личности
Пресвятой Девы, потому что мы продолжаем пребывать в падшем состоянии, и
для исполнения нашего человеческого призвания от нас требуется не только
восставляющее человека целомудрие брака, но также — а может быть и
прежде всего — возвышающее его целомудрие монашества.

* * *

Можно ли сказать что Адам в своем райском состоянии был истинно
бессмертен? «Бог не создавал смерти».— говорит книга Премудрости. В
древнем богословии, например, в понимании святого Иринея, Адам не был ни
необходимо смертным, ни необходимо бессмертным; его восприимчивая,
богатая возможностями природа могла непрестанно питаться благодатью и
настолько преображаться ею, чтобы оказаться в состоянии преодолеть все
опасности старости и смерти. Возможности смертности существовали, но
существовали для того, чтобы человек мог сделать их невозможными. Таково
было испытание свободы Адама.

Итак, древо жизни, растущее посреди рая, и его плоды бессмертия давали
некую возможность: такова в нашей христианской церковной
действительности Евхаристия, которая духовно и телесно нас врачует,
питает и укрепляет. Надо питаться Богом, чтобы в свободе достигнуть
обожепия. И именно этого личного усилия не сумел совершить Адам.

В чем же смысл Божественного запрета? Он ставит двоякую проблему:
проблему познания добра и зла и проблему запрета как такового.

Ни знание вообще, ни познание добра и зла в частности сами по себе не
являются злом. Но само это различение предполагает более низкий
экзистенциальный уровень, состояние грехопадения. В нашем состоянии
греховности нам, конечно, необходимо распознавать добро и зло, чтобы
творить первое и избегать второго. Но Адаму в раю знание это не было
полезно. Само существование зла предполагает сознательное удаление от
Бога, отказ от Бога. Пока Адам пребывал в единении с Богом и исполнял
Его волю, пока питался Его присутствием, такое различение было
ненолезным.

Вот почему Божественный запрет относится не столько к познанию добра и
зла (поскольку зла не существовало, или оно существовало только как риск
—

248

риск нарушения запрета Адамом), сколько к добровольному испытанию,
предназначенному для того, чтобы сделать свободу первого человека
сознательной. Адам должен был выйти из детской бессознательности,
согласившись по любви на послушание Богу. Запрет не был произволом, ибо
любовь к Богу, если бы человек свободно на нее согласился, должна была
объять его всего и через него сделать всю вселенную проницаемой для
действия благодати. Мог ли бы тогда человек пожелать чего-то иного,
выделить из этой прозрачной вселенной один какой-то аспект, один
какой-то плод, чтобы прилепиться к нему в эгоцентрическом вожделении и
тем самым сделать ее непроницаемой и одновременно самому стать
непроницаемым для Божественного всенрисутст-вия? «Не вкушай...», «не
прикасайся...» — в этом заключается возможность действительно
сознательной любви, любви постоянно возрастающей, которая отрешила бы
человека от самоличного наслаждения не одним древом, но всеми деревьями,
не одним плодом, но всем вещественно-чувственным миром, чтобы
воспламенить его, и с ним всю вселенную, одной только радостью о Боге.

III (12) ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ

Проблема зла — проблема по существу своему христианская. Для атеиста
зрячего зло — только один из аспектов абсурда, для атеиста слепого оно
есть временный результат еще несовершенной организации общества и мира.
В монистической метафизике зло является неотъемлемым определением
тварного, как разлученного с Богом; но тогда оно не что иное, как
иллюзия. В метафизике дуалистической оно есть «другое», та злая материя
или злое начало, которые, однако, совеч-ны Богу. Таким образом проблема
собственно зла сама , ,по себе проистекает из христианского учения.
Действи-

•ельпо, как объяснить наличие его в мире, сотворенном Нрогом, в том
видении, в котором сотворенное по суще-

•Цгву своему есть добро? И даже учитывая дарованную

•Йеловеку свободу противиться Божественному плану, fbi не можем не
задавать себе вопрос: что такое зло?

• Однако вопрос этот ставится неправильно, так как 1км предполагается,
что зло есть «нечто». При такой