Христианство и культура на пороге третьего тысячелетия

(Исторический вестник № 9-10 2000)

Митрополит Минский и Слуцкий Филарет

Митрополит Минский и Слуцкий Филарет, Патриарший Экзарх всея Беларуси,
Председатель Синодальной Богословской комиссии 

Ваше Святейшество!

Многоуважаемый Юрий Сергеевич!

Мы собрались сегодня, чтобы еще раз в течение этого юбилейного периода
обсудить то, что можно назвать христианским присутствием в мире и в
истории, и подвести некоторые итоги, размышляя о прошлом, настоящем и
будущем христианства.

Празднование 2000-летия христианства приобрело всемирный размах. Во
многих странах христианской традиции его воспринимают как важнейшее
событие. Вместе с Церквами в этом праздновании принимают участие
государственные власти, ученые, деятели культуры и искусства, люди,
переживающие свою причастность к той культурной традиции, которая
сформировалась благодаря провозвестию Евангелия Христова. 2000 лет —
немалый срок. Если уместно говорить о христианской цивилизации, надо
признать, что это одна из самых продолжительных земных цивилизаций.

Христианское понимание Великого Юбилея

Сегодня перед нами стоит важный вопрос: какова суть христианского
присутствия в мире, т.е. в обществе, культуре, человеческой истории?
Празднование 2000-летия христианства обязывает нас ответить на него.

Многими людьми нынешний юбилей прежде всего воспринимается как рубеж
тысячелетий. Сама смена календарных эпох возбуждает в душе некоторый
«мистический» трепет и переживается как нечто судьбоносное. Сегодня
часто употребляется таинственное для многих слово «миллениум», а ссылка
на христианство оказывается лишь формальной.

Для христиан же сущность и основание бытия мира — во Христе, а сущность
самого христианства — в Его Церкви. Христос есть Спаситель мира, а также
его исток и цель, Альфа и Омега. Этот мир обретает свой смысл в свете
Христовом.

Поэтому, несмотря на широкое осознание в обществе важности нынешнего
празднования, что можно только приветствовать, с церковной точки зрения
следует говорить не о «миллениуме», а о 2000-летии со дня Рождества
Иисуса Христа. «Христос раждается — славите, Христос с небесе —
срящите», — поет Церковь, в которой продолжается и возобновляется
Таинство Богоявления. Поэтому юбилейный 2000-й год есть напоминание о
непрекращающемся Спасении, которое Бог совершает в этом мире.

Христианская вера — парадоксальна. Бог Творец, превосходящий все в этом
мире, всесовершенный и абсолютный — Сам становится одним из Своих
творений, входит в мир, вольно приемля на Себя все законы земного бытия.
Во Христе Бог становится человеком, рожденным в определенное время — две
тысячи лет назад — и в конкретной культуре. Но, как говорит апостол
Павел, в этом Человеке Иисусе Христе «обитает вся полнота Божества
телесно» (Кол. 2, 9). Этот парадокс Евангельской Вести заставляет нас
всерьез отнестись к историческим срокам, а значит, и к настоящему
празднованию.

Соотношение Церкви и культуры

В Боговоплощении открывается подлинная «человечность» Бога, Который Сам
нисходит в этот мир, принимает на Себя «формы» этого мира и переживает
ограниченную, единичную человеческую судьбу — вплоть до вольной смерти и
смерти крестной (Флп. 2, 6-8). Воплощение Бога в истории есть не просто
соучастие в ограниченности человеческого бытия, но призыв к свободе, вне
которой невозможен человек, достойный Бога.

Христос — Глава Церкви, а Церковь — богочеловеческий организм. Образ
взаимодействия Божественного и человеческого дан в церковном догмате о
Христе Богочеловеке: в Нем Божественное и человеческое «неслиянно и
нераздельно».

Именно в этой перспективе рассматривает Церковь взаимоотношение Церкви и
культуры. Культура есть продукт свободной человеческой деятельности и
творчества. С христианской точки зрения она предполагает взаимодействие
человека с Богом. Это такое взаимодействие, которое не приводит к
слиянию Церкви и культуры, но и не терпит разделения человеческой
деятельности и церковной веры.

Христианство — исторично, и это позволяет рассматривать Церковь как одно
из исторических и культурных явлений. В таком случае культура
оказывается «больше» Церкви, которая вписывается в культуру в качестве
одной из ее составляющих.

Однако такой подход делает христианскую Церковь относительной, ведь
мировая человеческая культура знает и другие религиозные традиции. И
тогда о Церкви говорят как о религиозной «субкультуре», существующей в
рамках всеобщей культуры.

Но Церковь не только исторична. Под Церковью нельзя понимать только
церковную организацию и религиозную традицию, одну только историческую
данность. Церковь — это прежде всего метаисторическое задание, ибо, по
откровению Иоаннову, она есть образ Небесного Иерусалима, который
нисходит свыше (Откр. 21, 10). Нисходит в саму историю — как Царство
Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1).

Неверно рассматривать человека как только творение культуры, которая его
формирует. Человек прежде всего есть творение Бога, ибо создан по Его
образу. И поэтому человеческая деятельность, т.е. культура, немыслима
вне связи с Богом. С этой точки зрения Церковь неизмеримо больше любой
культуры.

В то же время Церковь не противопоставляет себя культуре, но, напротив,
является особым измерением человеческой жизни и деятельности. Духовная
глубина, которую человек обретает в Церкви, освобождает его от тирании
мира, от претензий культуры полностью определять человека и обладать им.
Для тех, кто приобщен к Церкви, культура, как и мир, является жизненной
средой и тем «тестом», которое должна «поднять» евангельская закваска
(Мф. 13, 33).

Важно, однако, обратить внимание на то, что церковно-богословский подход
не отменяет культурологический, но корректирует его. В «этом мире»
Церковь действительно может быть субкультурой. Но Церковь Христова, вне
зависимости от ее количественного состава и степени влияния на
современную ей культуру, является богочеловеческим Телом Христовым и
Храмом Святого Духа. «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил
дать вам Царство» (Лк. 12, 32), — говорит Господь Своим ученикам и
последователям. Поэтому Церковь, в какой бы культуре и в какую бы эпоху
она ни жила, не отказывается и не может отказаться от притязаний на то,
чтобы быть Домом Божиим и восприемницей Откровения Божия. Так называемые
«грехи исторической Церкви» — это грехи людей, и они нисколько не
умаляют тех плодов святости, духовного ведения и мудрости, которые она,
историческая Церковь, принесла, будучи Церковью Божией.

Церковь участвует в культуре, взаимодействует с ней. Церковь не является
ни внекультурной, ни надкультурной, а тем более контркультурной именно в
силу своего призвания — быть мостом между человеком и Богом, между
человеческой культурой и Царством Божиим, которое «внутрь вас есть»
(Лк. 17, 21).

Однако в реальной жизни соотношение Церкви и культуры остается сложным и
противоречивым. Есть две опасности ложного истолкования этого
соотношения.

Со времен ранней Церкви для христиан существовало искушение занять
контркультурную позицию. Это искушение наиболее сильно, когда
господствующая культура не принимает или отторгает Церковь, как это было
в первые века христианской истории. Поддающиеся этому искушению верующие
люди иногда и сегодня воспринимают Церковь как некий замкнутый мир,
альтернативный внецерковной культуре. В этом подходе присутствует
манихейский дуализм, который разделяет мир и культуру на черное и белое,
на область света и область тьмы. Вместо того чтобы различать в самой
культуре позитивное и негативное, отсеивая пшеницу от плевел,
предлагается некая абсолютно позитивная культура, отождествляемая с
исторической Церковью. Подобная позиция не соответствует церковному
Преданию.

Другая опасность подстерегает, наоборот, людей нецерковных, когда они
пытаются «спасти» христианство через отождествление его с высокой,
подлинной культурой, но вне связи с церковным опытом. В качестве
характерного примера можно привести высказывания поэта Осипа
Мандельштама, который в 1921 г., на переломе эпох, писал: «Культура
стала Церковью. Произошло отделение Церкви-культуры от государства...
Теперь всякий культурный человек — христианин». Он предлагал
«европеизировать и гуманизировать двадцатое столетие, согреть его
теологическим теплом»1.

Действительно, в XX в. мы стали свидетелями окончательного разрушения
традиций старой христианской культуры. Перед лицом воинствующего атеизма
и псевдокультуры многие начали ставить знак равенства между
христианством и культурой. Люди, понимающие, что культура есть прежде
всего качество, а далеко не количество, вспомнили о той духовной
глубине, которую в свое время придала человеческой культуре христианская
Церковь.

Вера и мировоззрение

Согласно церковному пониманию, Церковь и культура взаимодействуют,
пронизывают друг друга, в то же время оставаясь различными по существу.
Отождествить Церковь и культуру невозможно. Попытка такого
отождествления со стороны культуры имеет своей причиной тот процесс
обмирщения, секуляризации, который начался с наступления Нового времени.

????¤?¤?$??????н Хайдеггер, перечисляя основные явления Нового времени,
указывает и на такое, которое он называет «обезбожением». Он поясняет:
«Это выражение не означает... грубого атеизма. Обезбожение — двоякий
процесс, когда, с одной стороны, картина мира расхристианизируется... а
с другой — христиане перетолковывают свое христианство в мировоззрение и
таким образом сообразуются с Новым временем»2, а мы бы сказали, с веком
сим.

Но Церковь по существу своей веры и своего понимания мира и человека не
может согласиться с перетолковыванием христианства в мировоззрение — по
типу всех иных мировоззрений, возникших в Новое время и в Новейшее
время, многие из которых уже исчезли.

Церковность не является ни мировоззрением, ни идеологией, ни
общественной моралью, ни политической позицией, ни образом жизни,
отождествляемым с определенным типом цивилизации. Церковь — это
хранительница духовного опыта, который включает в себя как понимание
духовного призвания человека, так и умение осуществлять это призвание в
тех координатах, которые задает мир. По мысли преподобного Максима
Исповедника, Церковь направляет человека от бытия как природной
необходимости к благобытию, которое есть бытие в соответствии с
Божественным замыслом о мире. Его достижение требует свободного
творческого усилия человека.

Другими словами, христианство в его церковном понимании говорит не об
убеждениях или верованиях, а об изменении и преображении человека в его
целостности. Церковь указывает путь — не просто к мудрости и не только к
нравственному совершенствованию, но к целомудрию, включающему в себя и
то и другое в нераздельном единстве.

Согласно опыту Церкви, достижение такого христианского целомудрия
возможно только в результате синергии, т.е. соработничества человека и
Бога (1 Кор. 3, 9), только при благодатном Божием содействии. Только в
этой перспективе можно правильно ставить вопрос о соотношении Церкви и
культуры.

Задача Церкви в ее отношении к культуре

Представление о том, что можно сопоставлять Церковь и культуру в одной
плоскости, неверно. Церковь делает возможным духовное преодоление
самодовольной, «приземленной» человеческой культуры — однако без разрыва
с культурой как таковой. Церковь сообщает человеческому существованию в
мире и в культуре «вертикальное измерение» и, соответственно,
способность увидеть и пережить тварный мир в его связи с Богом.

Хотя историческая Церковь действительно соткана из элементов культуры, а
потому является ее частью, в то же время она, в силу своей причастности
Богу — Творцу и Промыслителю, всегда воздействует на культуру, указывая
на ее границы и на сверхвременной смысл человеческого бытия. Церковный
опыт не только позволяет видеть ошибочность претензий культуры на
самодостаточность. Он дает возможность производить различения в
культуре, судить и оценивать ее феномены, соотнося их с высшим
призванием человека.

Задача Церкви — вносить в культуру свое знание о Боге, мире и человеке.
Поэтому участие в культурном делании, творчество в различных областях
культуры — это дело и людей Церкви. Критика существующей культуры с
точки зрения церковного опыта должна сопровождаться участием в культуре,
поддержкой тех путей мысли и жизни, которые не противоречат церковному
пониманию призвания человека или согласуются с ним по существу. Поэтому
неверно утверждение, что Церковь стремится создать какую-то особую,
замкнутую «религиозную культуру» как альтернативу современной светской
культуре.

Современная, так называемая постхристианская европейская культура
содержит множество следов и элементов христианской традиции. Но в той же
самой современности присутствует и Церковь — та Святая, Соборная и
Апостольская Церковь, которая ныне отмечает 2000-летний юбилей своего
Основателя. Хотя сегодня Церковь очевидным образом «неслиянна» с
культурой, в то же время она и «нераздельна» с ней. Церковь не обладает
мирской властью и не определяет общественно-культурные процессы, однако
христианство существенным образом продолжает присутствовать в мире.
Свидетельством этого присутствия является тот живой интерес к церковной
традиции, который явно обнаружился в год 2000-летия от Рождества
Христова.

Поэтому соотношение Церкви и общества следует мыслить в категориях ее
динамического взаимодействия с культурой, которое происходит — и должно
происходить — в человеке, в его сознании, нравственном и духовном опыте.

Сфера культуры распространяется на все аспекты человеческой
жизнедеятельности. Она включает в себя нормы и образцы, цели и ценности,
идеи и представления, верования, нравы и обычаи, различные языки.
Культура определяет политическую жизнь, экономическую и трудовую
деятельность, социальные и правовые отношения, общественную мораль и
личную нравственность, научное и художественное творчество, характер
коммуникации и образ жизни. В каждой из этих сфер Церковь в лице своих
членов может и должна заявлять о своей позиции, опирающейся на
Откровение и церковное Предание.

Церковь, наука, творчество

Одной из важнейших тем является отношение Церкви к современной науке.
Многим новоевропейская наука представлялась феноменом антицерковным. С
этим нельзя вполне согласиться. Конечно, она лишила теологию статуса
«царицы наук», но вместе с тем она направляется мотивом, который имеет
христианское происхождение. Это хорошо показал, например, Карл Ясперс,
говоря о «христианской моральности как источнике той безусловной воли к
истине, на которой держится... универсальная наука и современный научный
образ мыслей». Он писал: «Отличительная особенность христианского мира
... — всеохватность жажды знания, непреклонная настойчивость в поисках
истины, которая воплотилась в нашей науке. То, что такая наука с ее
универсальностью, не признающей никаких границ, и с ее внутренним
единством возникла... на христианской почве, есть бесспорный факт... Все
познанное и познаваемое мировое бытие есть бытие тварное ... Это значит,
что мир как таковой бездонен, ибо дном ему служит нечто иное, а именно
Творец; это значит, что мир как таковой не замкнут и потому не может
выступать как нечто завершенное в познании»3. 

Конечно, отношения Церкви и науки остаются сложными, и тому есть как
минимум две причины. Со стороны научного сообщества, это сциентизм, т.е.
претензия некоторых представителей конкретных наук на выработку особого
«научного» мировоззрения, которое может выступать оппонентом и
конкурентом мировоззрения религиозного. Со стороны же сообщества
религиозного, это свойственное некоторым его представителям мнение, что
всякая наука безбожна, а поэтому не может претендовать на достоверное
познание Истины.

Оба эти препятствия могут быть преодолены, если Церковь и наука не будут
рассматриваться как конкуренты и враги. Это дело прежде всего тех
ученых-христиан, которые могут свидетельствовать о том, что между верой,
согласной с церковным Преданием, и критической работой ума, следующего
научной методологии, не существует принципиального противоречия. Церковь
утверждает, что познание мира и научное творчество есть одно из высших
проявлений человеческого духа, или, говоря богословски, есть проявление
со-оґбразности человека своему Творцу, как учит святой Григорий Нисский
(De hom. Оp. 9. PG 44, 149).

Если говорить о культуре в более узком смысле, т.е. о ценностях и
эстетических стандартах, о философских поисках, художественном
творчестве, литературе и искусстве, то современная ситуация
представляется гораздо более сложной и противоречивой. Сегодня мы имеем
дело с таким плюрализмом смыслов и форм, который явно вступает в
противоречие с церковной традицией. Церковь не может согласиться с
характерным для современного общества поверхностным, утилитарным
отношением к жизни. При этом важно помнить, что Церковь имеет дело не с
«культурными тенденциями», а с живыми людьми. И поэтому, на мой взгляд,
в нынешней культурной ситуации главная задача Церкви заключается не в
том, чтобы критиковать культурные процессы, но чтобы помочь современному
человеку осознать и пережить глубину жизни, ее духовное измерение.
Помочь понять, что отношения человека с другими людьми и с миром в целом
должны быть серьезны и ответственны. Именно такое понимание дает
христианский религиозный опыт, для которого источником смысла и духовной
силы является Бог.

В данном случае важным является разъяснение христианского понимания
свободы. Церковь часто пытались представить врагом личной свободы и
культурного творчества. Разумеется, это не соответствует существу
христианства. Дело в том, что свободу часто путают с произволом, который
является формой безответственности. В противовес формальному пониманию
свободы Церковь говорит о том, что свобода человека есть неотъемлемый
элемент его Богоподобия. Она становится негативной, если отравлена
грехом, т.е. противоречит тому, к чему Бог призвал человека. С другой
стороны, всякое культурное творчество, которое обращено к духовному
существу человека, к вечному в нем, достойно внимания Церкви.

Церковь и сегодня предлагает миру свой особый опыт творчества, которое
направлено на уподобление человека Богу, на его духовное преображение.

Не выходя из мира, не разрывая свои жизненные связи с человеческой
культурой, Церковь на протяжении своей истории осознает свою миссию как
свидетельство о Христе, который «вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр.
13, 8).

1 Мандельштам О. Собр. соч. М., 1991. Т. 2. С. 223, 283.

2 Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М., 1993. С. 42.

3 Ясперс К. Ницше и христианство. М., 1994. С. 59, 63