А.И. ОСИПОВ Лекции в Московской Духовной Академии Сергиев Посад 2006 СОДЕРЖАНИЕ Лекция № 2………………………………………………………………….....3 Лекция № 3……………………………………………………..………….….16 Лекция № 5………………………………………………..…………………..28 Лекция № 6……………………………………………………………………39 Лекция № 9……………………………………………………………………50 Лекция № 10…………………………………………………………………..62 Лекция № 11…………………………………………………………………..73 Лекция № 12…………………………………………….…………………….81 Лекция № 13……………………………………………..……………………91 Лекция № 14……………………………………………..…………………..103 Лекция № 15…………………………………………………………………116 Лекция № 16……………………………………………..…………………..126 Лекция № 17……………………………………………..…………………..138 Лекция № 18…………………………………………………………………150 Лекция № 19…………………………………………………………………161 Лекция № 2 Теперь мы можем приступить к основному курсу, поскольку я вам все рассказал о курсе, о том, чем мы с вами будем заниматься, правда не рассказал только об одном, чем не будем заниматься, но это уже очень долго перечислять, но сегодня начнем. У меня был неудачный, я бы сказал, опыт, что я решил быть логичным, представьте, что это было очень большое достоинство, и начал читать курс с происхождения христианства. Тема эта оказалась настолько большой, но правда интересной. Там много интересных есть вещей, что я значит говорил, потом смотрю, а полгода окончились. Но на самом деле не полгода, а больше. Первое полугодие оно всегда больше, и нечего не осталось на самое главное. А вот в этом году я хочу быть умным, я хочу начать не сначала, а с конца. Может быть, нам тогда что-нибудь удастся. Конечно, нужно сначала пройти, может быть, такие важные вопросы, а затем уже, если останется время, поговорим с вами и о других. Так вот, по этой причине я сегодня думаю с вами рассмотреть такой вопрос, который конечно никогда нельзя рассмотреть, но все-таки попытаемся. О том, что такое христианство? Вопрос, который вы все так хорошо знаете, уже до того вам, наверное надоел и вдруг опять тоже самое. А вот вы знаете, действительно, мы изучаем так много дисциплин, так много различных вопросов, связанных с христианством, а когда спросят, ну а не могли бы вы изложить самую суть. Все-таки, что составляет существо вашей веры? Здесь может возникнуть наверное затруднение. Сейчас в наше время, особенно важно рассказать о том, чем же интересна наша вера? Что составляет ее ядро? Что следует из этой веры? Почему наша Церковь именно такова, исходя из этой веры? Так вот, сегодня я попытаюсь говорить о самом главном. Потом мы с вами поговорим о других вещах. А сейчас пока скажу об этом: итак сегодняшняя наша тема – это «Сущность христианства». Еще правда одно замечание, не сказал, - сущность православия. Если удастся и мы с вами поговорим об этом, как эта тема отличается от сущности христианства. Совсем не потому, что это разные вещи изначально. Это совсем не разные вещи. Одно и тоже. Однако теперь, спустя две тысячи лет православие стало рассматриваться, как одно из направлений христианства. Одной из ветвей на ряду с многими другими и именно в этом ракурсе. Приходится уже говорить о специфических чертах православия, но об этом, естественно, – в другой раз. А теперь попытаемся говорить о сущности христианства. О чем говорят все религии? к чему они призывают? И что утверждают вообще все мировоззрения? Чтобы ответить на этот вопрос, мне кажется, немножко просто нужно посмотреть на самого себя. На других посмотреть с такой точки зрения, а что ищет человек, к чему он стремится, что он хочет? Я говорю не о наших хотениях сиюминутных, которых у нас бесчисленное множество. Совсем речь идет не об этом. А если мы подумаем все-таки о самом главном, что вот эти наши ежеминутные хотения и желания, из чего они исходят? И к чему они направляются? Куда устремлена вся наша душа сама по себе? Мне кажется, есть слово, с помощью которого можно выразить это. Вот с самого начала и до самого конца его, т.е., человечества и человека. Он всегда ищет и стремится к тому, что именуется, если взять философский термин, то можно сказать, он стремится к благу. Если взять термин, так сказать, ну мирской что ли, он всегда стремится к счастью. Вот это благо, счастье, блаженство в религиозном лексиконе часто именуется Царствием Божием. А запомните, кстати, Царствие Божие – не рай. А Царствие Божие, где оно есть? По Евангелию – внутрь вас есть. В философии различным образом выражалась эта идея – благо. Я сейчас не хочу об этом говорить, только просто упомяну. Философы всегда говорят о поисках истины, но что такое истина? Я надеюсь, вы знаете, что Пилат не знал, ну где же ему знать. Истина – это, знаете, такое, что на самом деле есть, это и истина, что есть, а чего нет, то какая же это истина если нет. Это надувательство, а не истина. Истина – это то, что есть. А вот, что такое есть? Вы обратите внимание, что когда мы подходим к какой-то машине сложной там, то нам хочется знать, как же она работает. И что тут нужно делать и как поступить правильно, чтобы она работала в нужном направлении, а не против меня. А то еще что-нибудь нажму не то, и она на меня поедет, да еще задавит. Вот истина, что это есть, это знание правильного, ну направления жизни, правильного функционирования. Когда мы касаемся действия какой-то машины, правильного, т.е., верного знания законов, как они есть, чтобы не ошибиться. Ибо, поступая по закону, т.е., следуя законам нашего бытия, я, видимо, буду не только чувствовать себя хорошо, но могу получить в результате этой правильной жизни многое полезное для себя. Если же я вдруг неожиданно, не зная, начну поступать вопреки законам, совершенно ясно, какие последствия могут иметь место. Посмотрите вот, например: все кризисы, которые существуют, например, самый такой яркий и доступный для напоминания, экологический кризис! Чем он обусловлен? Человеком. Неверным путем развития, того, что мы именуем прогрессом, мы наверно относится к природе, неверно ее используем, неверно развиваем свою цивилизацию, мы наверно, что-то делаем, мы отравляем атмосферу, воду, ресурсы вынашиваем, себе вредим, нарушаем озонный слой, и т.д... Оказывается, когда мы поступаем неверно, мы можем ожидать – и это обязательно будет – самых отрицательных последствий! О, как велико знание истины! Знание того, что есть на самом деле, и как оно есть, когда мы это знаем. Представьте себе, если мы действительно все будем хорошо знать, каково бытие? Что соответствует нашей природе? Какова наша природа? То по-видимому на этом пути мы только можем достичь блага, ибо удовлетворение, правильное удовлетворение человеческих потребностей приносит ему благо. Я так долго говорю об этих вещах по очень простой причине: мне хочется показать, что философское искание истины, человеческое стремление к правде и справедливости, стремление каждого живого существа и наслаждению и в конечном счете все то, что именуется этими понятиями. Оно одно и тоже. Все оно заключается в идее или понятии благо, блаженство, счастье. Если хотите, вот тот центр, та основная точка, на что направлены все, если хотите, силы души человека. И так каждое человеческое мировоззрение. Возьмите историю философии. Каждая религия именно это имеет своим центром, средоточием, стержнем, я думаю, что против этого возражать вообще-то никто не будет. Это просто свойство, если хотите, человеческой природы таково, но зато исхода из этого. А это очень важно. Исходя из этого, мы можем с вами порассуждать, как решает этот вопрос и т.е., как понимает это христианство, это счастье, это благо, к которому стремится человек своею душою. Что особенного здесь говорит христианство, чем оно отличается от других воззрений? Есть вещи в христианстве, которые мы нигде не найдем, причем вещи не какие-нибудь, знаете, элементы, винтики – нет-нет, принципиальные вещи, настолько серьезные, что переоценить их невозможно. Первое, с чем это связано, совсем даже не с идеей Бога. Нет-нет! Идея Бога присутствует во многих религиях, даже не с идеей вечной жизни, присутствует в разных формах и эта мысль. Есть и другие вещи, и первое, о чем мне хотелось бы сказать, это понимание человека. Вот только что мне в Дубне какая-то там, видимо, последовательница синхов подарила вот такой вот сборник с большим портретом одного из святых синхов современности. Сейчас он в Москве и очень хотел бы встретится здесь и у нас, я говорю ну что же, можно было бы, но посмотрим. Некий баба Синх и еще третье слово, ну в общем баба джи, так проще говоря. Я посмотрел: так, кое что, кое-какие статьи, его воззвание к народам России, ко всему миру, это довольно интересно. Представляете, человек по всему миру обращается, к народам России в частности, что он там пишет? Собственно, ничего удивительного для меня нет. Но обращаю ваше внимание, что является основополагающей, что ли доктриной, из которой проистекают все последующие выводы. Это утверждение, что по своей природе человек, вот тот человек, реальный человек – он здоров, но целый ряд факторов различного порядка, мешают осуществлению этой здравости. Более того, нарушают эту здравость и делают ее несчастной в этом мире. Я почему об этом говорю? Христианство предполагает беспрецедентное человека, в истории всерелигиозного сознания, если это баба Синх говорит, о том, что религия одна, а все прочие религии, т.е., вся совокупность религий, это есть ни что иное, как только дисциплины, отдельные дисциплины в какой-то школе, что руководители, организаторы, родоначальники религий – все они едины, а это вывод, то я скажу вам, глубоко ошибочен! Знаете, интересно было его читать. Это же есть то, что мы называем естественным Богопониманием. Естественные религии, они, не имеющие откровения, как они мыслят, что они чувствуют, в общем мы хороши, но не умеем жить, нам нужно знать, как жить и он нам говорит как, для того, чтобы мы стали все хорошими. Христианство утверждает другое, кстати, очень неприятную вещь, и я вполне понимаю, почему христианство не так часто принимают искренно. Большей частью принимают так, по обычаю, а искренно, с полным пониманием принимают очень не часто. Вот одна из причин. Христианство утверждает, что человек создан Богом. Многие религии это признают с удовольствием и говорят, что он создан прекрасным, великолепно! Но дальше, они утверждают, что в силу грехопадения природа человека глубоко изменилась, если сказать мягко, природа человека поражена в корне. Ее жизнь поражена в корне, она стала смертной, и то, что мы видим проявление смерти в обычной жизни, на самом деле это есть ни что иное, как только видимое выражение той пораженности человеческой природы, которое произошло в целом в человеке. Называется это поражение, это повреждение, это искажение различными терминами. Ну вот в богословии усвоился термин как первородный грех. Значит, речь идет в данном случае не о грехе, как акте совершенным прародителями, а как о том состоянии, в которое впала наша человеческая природа, в результате отпадения от Бога. Для более такого, ну что ли яркого восприятия этого момента я привожу такой пример, что произойдет с человеком, с водолазом, который погрузился в волны прекрасного моря и которого связывает шланг, с кораблем, чтобы он мог дышать и питаться кислородом? Что произойдет с ним, если он, возмутившись тем, что ему там с верху требуют подняться или делать то и другое. Возьмет нож и перережет шланг, чтобы стать свободным. Дайте мне свободу! Именно это произошло, утверждает христианство, - произошел разрыв живой связи человека с Богом, связи какой? Духовной! Чтобы понять, что это такое – духовной? Вы знаете, как иногда разрыв с человеком происходит, мы знаем, все кажется ничего, разрыв вдруг, он чуждым становится. Это, к сожалению, случается иногда вот в браке, когда люди вдруг ощущают, что они совершенно чужие, были родные и вдруг произошло, ну не важно, о причинах мы не говорим, становятся вдруг совершенно чужими людьми. Это ощущение внутреннее, оно не может быть передано какими-то словами, но это факт и говорят, что этот факт – страшный. Так вот здесь произошло нарушение внутренней связи между человеком и Богом. Вот этот шланг, соединяющий человека с источником жизни, оказался нарушенным. Что за этим следует? Мы можем себе представить, происходят необратимые процессы в организме, необратимые подчеркиваю, за какой-то гранью они не обратимы. И тогда уже беда. Христианское вероучение описывает, что произошло с человеком, оно говорит, что произошло расщепление свойств души. Но если хотите самостоятельно функционирующие части, в частности, говорят о трех главнейших свойствах: ум, сердце и тело. Почему-то вот Григорий Богослов, Симеон Новый Богослов, целый ряд отцов указывают более всего на это, что человечество оказалось, человеческая природа, раздробленной на тысячи частей. Это верно – все раздроблено. Но основные компоненты, будем говорить, вот эти три, иногда их разделяют на две, как духовное, или душа и тело. Сам факт в общем таков, что это учение отцов происходит не из каких-то философских, я бы сказал, спекуляций, нет – сама жизнь наша, реальная жизнь, свидетельствует о том, что в нашей природе человеческой присутствует какой-то коренной и странный изъян, об этом свидетельствуют великолепно как история человечества, так и жизнь каждого отдельного человека. О чем говорит история человечества? Я попытаюсь сейчас показать, что учение отцов о расщеплении человеческой природы – это не просто какая-то идея, а это, если хотите, есть факт, подтверждаемый всей историей существования человека на земле, на сколько мы ее знаем. К чему, повторяю, стремится всегда человечество? Ну конечно, к счастью! Естественно, в чем видит оно счастье? В обеспеченности, в мире, в согласии, в справедливости, всегда несправедливость вызывает возмущение, правда же, совершенно очевидно, что происходит с человечеством всю историю, точно наоборот уже брат убивает брата, Каин убивает уже Авеля, почему? В чем дело? Зависть, вот это да, зависть, а что это такое? Мало земли, полно, только это же рай, еще был земной, зависть – жуткая вещь, о которой Василий Великий спустя сколько тысячелетий пишет: «И не зарождалось в душах человеческих более пагубной страсти, нежели зависть». Убивает родного брата, дальше больше… Достаточно почитать нам историю древнего мира, чтобы увидеть непрекращающиеся войны, страшную эксплуатацию, насилие, рабство, убийства. Боже мой, цивилизация сменяет цивилизацию, каким путем, путем насилия и войн. Человечество, где же разум? Оказывается, все ищут счастья, каким путем? Жутким! А если возьмем жизнь отдельного человека, по-моему здесь лучшего даже и говорить нечего! Каждый знает, когда вот эти страсти и страстишки полностью омрачают нашу жизнь, полностью ее губят. Чего только нет у человека! Нет! Завидует и страдает, тщеславится, его не хвалят и страдает, уж ну ешь ты на здоровье, нет, надо объесться так, что он бедный не знает что делать. Его выносят на носилках, скажите, простите, это что, умный человек так поступает? Да… Где же ум, где же разум? Уж чего, чего, а ума никак нет, самым безумным оказывается самое умное существо. Вы прекрасно понимаете, что здесь иллюстраций можно привести бесчисленное множество. Все они свидетельствуют об одном, поразительном безумии человеческого ума. О поразительной бессердечности человеческого сердца, об удивительной издевке нашего тела над нашим умом, над нашей совестью. Действительно, как щука, рак и лебедь оказались наши ум, сердце и воля. Человеческое существо оказалось действительно раздробленным, больным. Христианство утверждает страшную вещь. Тот, о ком говорят «Человек – это звучит гордо», оказывается не только не гордо, а стыдно говорить об этом существе, он наг, и нищ, и убог. И самое печальное, это хуже уже даже того, что сказано, самое печальное, что человек не видит этого, он видит себя хорошим, он видит себя здоровым, и это доказывает на каждом шагу всем своим поведением, всеми своими реакциями на любые замечания, на любое замечание, которое будет ему сделано. Христианство и говорит, что вот это вот состояние пораженности человека, человеческой природы, а носителем это природы является же каждый из нас. Ведь речь идет здесь не о личности даже греха, а о пораженности природы. И вот христианство говорит, что каждый из нас – раб этой пораженности. Человек оказывается в таком состоянии, что он не способен изменить ее. Можно попридержать, можно что-то украсить, что-то на время, на долгое может быть время, но все это живет во мне, если я сейчас не раздражаюсь, это не значит, что через мгновение я не окажусь совсем другим человеком. Так, что даже никто и узнать не может, вот что говорит христианство. Вот что оно утверждает. Можно сказать так, что вот это повреждение, которое произошло в результате грехопадения человека, носит уже характер наследственный. Христианство и говорит – да, это вот жало смерти, это образное выражение, а лучше сказать – вот та дурная природа, которая возникла в Адаме и Еве, в первых людях, после грехопадения, она уже стала нормой каждого из последующего их потомков. Это факт. Факт, с одной стороны, вероучения христианского, с другой стороны – подтверждаемый всей жизнью мира. Вот о чем говорит христианство. Этим оно выделяется из всех религий. И из всех систем мысли, вот эта идея первородного греха совершенно отсутствует, в других религиях ее нет, она совершенно не приемлема сознанием нерелигиозным, этой мысли нет, а вы подумайте, только представьте себе, человек уже поражен смертельной болезнью, а он не верит в это, строит грандиозные планы, что из этого всего получится? Со стороны смотрит философ и скажет: «Да, бедный ты человек. Тебе осталось жития всего ничего, а ты что делаешь?» а представьте если психика поражена, и он там этот больной бредит и Бог знает что говорит, а здоровый человек что скажет? «Боже мой, что ж ты делаешь?» Наш прогресс, которым так гордится человечество, в конце концов привел нас к тому состоянию, о котором сейчас говорят с большим напряжением, говорят как о чем-то страшном. Если человечество сейчас не сможет перейти на другие рельсы жизни, то мы оказываемся перед неминуемой гибелью, по очень многим параметрам жизни. Вот такова ситуация. Изменить ни один человек не сможет себя, переделать – нет, исцелить невозможно. Вот почему христианство утверждает, что для изменения этой ситуации требуются уже силы не человеческие, а сверхчеловеческие. Если Божество не придет и не поможет нам избавиться от этой наследственной болезни, то человечество ожидает гибель, причем, речь идет не просто о телесной гибели, а о гибели духовной. Кто может избавить меня от страстей? Ну что сделать, чтобы не завидовать? Легко сказать: не завидуй, а как я могу не завидовать, ну как я могу не завидовать, если его наградили, вон смотрите как, а меня нет. Ну как тут не будешь завидовать, позеленеешь, правда же, легко это все сказать, а трудно сделать. Так вот: первое, из чего исходит христианство – это понимание человека, настоящего его состояния, как существа поврежденного. И отсюда проистекает главнейший христианский догмат, который, если, хотите выражает все существо христианства и на котором христианство стоит и без которого христианства просто нет. Христианство утверждает, что Христос – Богочеловек есть никто иной, как Бог. Бог – Слова, или Сын Божий, Который воплощается, т.е. принимает на себя, слышите, вот эту вот человеческую природу, больную, смертную. И через страдания, через смерть, восстанавливает эту природу. Человеческую в самом себе, это восстановление в самом себе имеет колоссальные последствия для всей для всей последующей жизни, ибо открывается возможность, которой не было в человечестве, до того времени. Он дает возможность духовного развития каждому человеку, понимающему Кто Он, принимающему Его, дает возможность получить семя новой жизни в самом себе. Если наше настоящее состояние глубоко болезненное и смертное явилось, так сказать, ну естественным следствием грехопадения первых людей и мы рождаемся в нем без всякого на то согласия и нашей воли и нашего произволения. То уже рождение, новое духовное рождение сопряжено с сознанием и волей человека, т.е. сопряжено с его личностью, с его личным обращением и тому, что он признает как истину и только если он признает во Христе истину, если только он увидит в нем Спасителя, тогда может совершиться это духовное рождение. Тогда начинается в этом человеке процесс возрождения, процесс духовного восстановления, процесс той жизни, которая дает возможность приобщения человека к истинному благу. Ведь то благо или то счастье, которое ищет человечество, оно же оказывается просто поразительно безумным. Вот вам еще одно из доказательств, что ли глубокой поврежденности человека. Поразительно безумным, посмотрите какие силы душевные и телесные, психические и духовные тратили люди, на достижение так называемого счастья, сколько совершает часто преступлений, чтобы достичь счастья. Неужели не понимают такой простой вещи? Человек, ты же не знаешь, в какой момент ты покинешь эту землю, этот мир. Кто знает? Назовите его? Никто не знает! Так где же твой ум? Когда ты точно знаешь, что ты умрешь? Ты отдаешь все силы, нарушая законы и человеческие и Божеские часто, на приобретение того, что лопается в мгновение ока, как мыльный пузырь! Где же твой разум? Каждый день ты хоронишь людей. Нельзя же назвать состояние человека перед смертной казнью, когда кто-нибудь даст ему конфетку, ух какое блаженство, невероятнейшее. Не этим ли занимается человечество, когда перед смертью желает приобрести то, другое, третье, желает насладиться тем, другим, четвертым, перед смертью. Где же разум? Ясно, что есть только два принципиальных мировоззрения есть: Бог и вечная жизнь. Но если в первом случае открывается смысл, то в другом – все закрывается, и остается одна мрачная бессмысленница. Помните, мы с вами говорили, кредо атеизма «Верь, человек, тебя ожидает вечная смерть» и не знаешь, в какой момент. Так вот, христианство, в отличие от этого безумия, поистине безумия вот начинаешь понимать, почему апостолы пишут, что «мудрость мира сего, есть безумие перед Богом», действительно безумие. Христианство говорит совершенно о другом, говорит да, есть благо, есть это счастье, жизнь и смысл жизни может быть только в жизни, и эта жизнь открывается вот здесь, когда есть возможность победить смерть. Мы сейчас с вами не касаемся тех моментов, как, что и почему сейчас мы говорим о сути. Христианство возвещает о том, что Христос побеждает смерть в Самом Себе, Своим воскресением Он свидетельствует об этом и дает возможность каждому человеку приобщиться через Себя, именно уже и вечной жизни. Если есть перспектива вечной жизни, тогда, я верю, есть счастье. Есть вечная жизнь – это счастье! Если же мне дали подержать кусок золота подержать, а через минуту уже отнимают, кто назовет это счастьем? Я скажу, извините, что Вы за садист такой, который издевается надо мной. Одели на тебя корону царскую, ну как хорош, да? Ну, хватит, голубчик, а теперь голову давай вмести с короной! Христианство, говоря о вечной жизни и говоря о Христе, как источнике этого бессмертия открывает человеку дорогу, к источнику благу, к источнику счастью и оно заключается, оказывается, не в этих вещах, этого мира, ибо все это пройдет, оно заключается в глубине человеческой души. Царство Божие внутрь вас есть. Вот как оно достигается, приобретается это счастье, это благо, какие для этого требуются средства, что дано Христом, что требуется, это вопрос уже другой. Об этом, я надеюсь, мы с вами поговорим, но сейчас мне бы хотелось именно о том вам сказать, что христианство уникально в том смысле, что оно говорит совершенно о другом характере понимания и самого счастья и средств его достижения. Христианство предупреждает и каждого человека: смотри на себя, знай, что твоя природа больна, знай, не доверяйся своим мыслям, всем единственное правило, которое ты должен иметь, относись к другому человеку, так как говорит Евангелие, этим самым ты поступишь правильно, этим самым ты взрыхлишь почву в душе своей, на которой могут произрасти плоды того блага и к которому стремится каждый человек. Вот в чем вся суть христианства, а знаете, как много неверных трактовок. О, я думаю, что нам с вами будет не безинтересно поговорить о них. Зачастую положительное раскрытия вопроса оказывается психологи-чески не достаточным и потом оно не может подчас указать на все те стороны, которые просто необходимо видеть для лучшего понимания его. Вот я и хочу вам сейчас назвать и немножечко поговорить о некоторых вещах, которые связаны с неверным пониманием существа христианства. Я бы назвал вам несколько таких вещей, каждая из которых заслуживает, мне кажется внимания. Первое, исторически первое и которое по сей день остается важным, в смысле его значения, глубоким заблуждением в отношении христианства как некоего продолжения ветхозаветной религии, иудейства даже. Вы помните, христианство называли сектой иудейской, римские историки именно так и понимали христианство. И в начале, действительно трудно было, поскольку все проповедники, оказались в большинстве своем евреями, иудеями. На самых первых порах, многие из них, в том числе апостолы, посещали даже Иерусалимский храм, приносили жертвы, еще шел процесс, Церковь только зарождалась. Еще не было ясного понимания и отчетливо выраженного представления о том, что произошло, и многие видели в христианстве нечто иное, как продолжение и развитие ветхозаветной религии. Однако дальше история показала очень интересные вещи, во первых, и самое такое может быть неприятное: иудейство восстало на христианство, восстало всеми средствами, которыми только оно располагало. Не только там в Палестине, но послы из Палестины почили во все народы, всюду, где были иудеи рассеянные. У Иустина Философа очень интересные вещи: в его «Разговоре с Трифоном Иудеем» сообщается, как раввинистическое иудейство посылает гонцов всюду, и эти гонцы доходят не только до евреев рассеяния – они идут дальше, к правителям, что влечет за собой жестокое уничтожение христианства. Это то, кстати, о чем, теперь почему-то не говорят, не принято, видите ли! Говорят только о другом – об утеснении евреев Христианской Церковью. Были жуткие гонения на христианство! Возник конфликт, Иустин Философ говорит о тот, что, тем не менее, мы вас не ненавидим, у нас нет и к вам ненависти, и мы молимся за вас, чтобы Бог открыл вам тем не менее истину, но факт остается фактом. В настоящее время ситуация остается очень странной. Когда началась Реформация, то иудейство подняло свою голову. Вы знаете, что протестантизм одним из первых своих лозунгов провозгласил борьбу с иконами, с изображениями. Если вы зайдете в кальвинистские (реформатские) храмы сейчас, я вот заходил – они ничем не отличаются от синагоги, просто ничем. Обращение к Ветхому Завету усиливается, и сейчас уже можно констатировать, что западное христианство находится целиком и полностью под влиянием Ветхого Завета, все христианские истины интерпретируются через Ветхий Завет, особенно нравственные истины. Вы не найдете на западе «ирине», вы найдете только «шалом», т.е. «мир». И то и другое: и «шалом», и «ирине» означает «мир». Христианские организации под названием «шалом» – не «ирине», а эти вещи – совершенно разные понятия, ветхозаветный мир – это благоденствие земное, «шалом». Какое же благоденствие, если война, никакого благоденствия. «Ирине» говорит о мире духовном, благодаря которому только и возможно истинное и земное благоденствие, не языческое, а истинное. Это совершенно разные вещи»! В настоящее время идет очень сильная иудоизация христианства на Западе. В этом отношении Папа Римский особенно усердствует, впечатление такое, что он идет во главе всех. Его некоторые заявления просто поражают даже, что он говорит: или человек не хочет думать, или преклоняется перед той финансовой силой, но просто жалко и не приятно. При Ватикане существуют папские советы, один – по христианскому единству, другой – по диалогу с другими религиями. Два папских совета занимаются этими вопросами, диалог с иудейством ведется, в папском совете по-христианскому единству, т.е. опять она называется: христианство и иудейство, оказывается одно и тоже. Возвращаемся к первому веку, но вопрос возникает, а почему? Ответ: у нас – одна Библия! Так, простите, разве дело только в Библии? Сущность христианства – Христос. Для иудейства Христос кто такой? Лжемиссия, слышите? При одной Библии! Так как же тогда мы можем рассуждать, это совершенно другая религия. Баба-джи говорит, что Иисус – пророк, понятно, это другие религии, они не говорят, что он лжемессия, здесь даже говорится – лжемессия. Или из выступления Иоанна Павла II: в Ватикане в октябре 1997 года был симпозиум «Корни антииудаизма в христианской сфере». Он там сказал, что этот народ призван и ведом Богом, Творцом неба и земли. Поэтому его существование не принадлежит и одной только сфере природных или культурных явлений, в том смысле, в котором человек при помощи культуры развивает свои природные ресурсы. То есть значит, как все, все другие народы, не принадлежат и одной только сфере природных или культурных явлений, существование этого народа. Этот факт сверхъестественный, это народ завета и таковым он остается всегда, и не смотря ни на что, даже когда люди не верны, это что такое? Бедный Христос, когда говорит, придут с востока и запада, с севера и юга и возлягу с Авраамом и Исааком, а сыны царствия будут изгнаны вон. Ничего Он не понимал, видно, или говорил: вот отец ваш дьявол и вы похоти отца вашего творите, как Он заблуждался. Или притча о виноградарях, которые поняли о чем идет речь, что, папа Римский не знает этого, да? Не читал Священного Писания никогда? Когда жуткие такие вещи, даже если народ не верен, значит распинатели Христа, оказывается все равно остаются? Иуда, значит, предавший Христа, все равно ему, Бог ему верен? Что он говорит? Так вот, это одно из глубоких заблуждений! Я не знаю, уж действительно это заблуждение у него или сознательный акт. Бог ему судья, но мы говорим об одном из глубоких заблуждений, состоящих в понимании христианства как продолжении Ветхого Завета. Ветхий завет был только тенью, слышите, образом будущих благ, образом несовершенным. Поэтому Иоанн Златоуст говорит: Ветхий Завет отстает от Нового, как земля от неба. Но факт остается фактом: в XX веке, вновь после двух тысяч лет существования христианства, оно вновь на Западе по крайней мере (у нас пока этого еще нет, но это будет!) рассматривается как секта иудейская, с чем вас и поздравляю. Второе понимание христианства, наверное, связанно с философским его восприятием. Христианство рассматривают просто как новую доктрину, новое учение, которое сообщило человечеству массу новых идей, которых оно просто не знало. Мы об этом поговорим потом. Действительно, это учение – беспрецедентный факт, в отношении очень многих истин, им возвещенных. Одно только понимание Бога как единого в Троице уже говорит о том, что христианство есть то новое учение, которое должно преобразить мир. Почему наверно такое восприятие христианства? По очень простой причине, самый большой факт каков? Что большинство христиан просто ничего не знают об этом учении. Знают об Христе Иисусе, знают Крест, знают кое, что, самое немногое, никаких богословских тонкостей они не знают, да и не видят даже особого, какого-то глубокого смысла. Восхищаются философы и мыслители, народ просто верит. Сколько мучеников, которых мы знаем, стали святыми, совсем не зная никаких этих тонкостей учения. Дело совсем не в учении, а дело в факте вот этого сверхестественного явления в мир Самого Бога. За явлением Бога–Слова воплощенного произошло другое такое же колосальное явление Бога–Духа Святого, действие которого поразительно было и остается. Вы же помните, что произошло после сошествия Святого Духа, какие дары Святого Духа получали люди? До самых удивительных, говорили на иностранных языках, но это вопрос другой. Я хочу сказать, что конечно существо христианства не в учении. Если бы это было так, Христос ничем не отличался бы от того же Будды, Конфуция, Заратустры, Пифагора, Сократта или Моисея, все учения мог бы преподнести Иоанн Креститель. Суть христианства – в жертве Христовой, почему крест и остается символом христианства. Крест его – символ жертвы, совсем не учение. Учение – это то, что необходимо для принятия этой жертвы крестной, что сочетается с пониманием этой жертвы крестной. Мы бы не могли понять этой жертвы крестной, если бы не было открыто от Бога Троице, мы бы не могли просто понять это. Т.е. учение является вторичным, и Христос в первую очередь совсем не учитель. Учитель Он, да, но не в первую очередь! В первую очередь Он – Спаситель, а учитель – во вторую очередь, поэтому любого другого учителя и основателя религии можно заменить и не важно, кто явился основателем. Мухамед или Будда или другой, какой-то ученик, Моисей или там Иисус Навин, и в конце-концов, какая разница – никакой разницы. Бог может говорить через каждого. В христианстве все иначе: если бы Иисуса Христа не было, все рассыпалось моментально, ибо дело не в учении. Сказали бы: Христа не было, а учение преподнес Павел; все – христианства нет, потому что, повторяю еще раз: жертва Христова составляет суть христианства, а не учение людей, научить мог бы любой из пророков. Сколь же не верным является и восприятие христианства как нового закона, вот это вот обрядово–законническое восприятие христианства. Оно является ничем иным, как инерцией, идущей действительно с Ветхого Завета и не только с Ветхого Завета, от иудейства, но и языческих религий. Вы знаеете, вот человеку очень импонирует что? Хочется спастись? Хочется, а как это сделать? Христианство говорит, что нужно измениться человеку по образу Христа. Это очень трудно, как мы уже говорили. Я не могу победить зависть там или тщеславие, а есть другой способ. Церковью, для помощи человека, очень много дается средств, помогающих ему. Открываются храмы, устраиваются богослужения, традиции различных богослужений, там молебны, панихиды, акафисты, всякие тропари, чины и так далее. Устанавливаются посты, правила индивидуальные и так далее. Все это средства, которые должны были бы помочь человеку, в чем? В изменении себя! Так вот и возникает такая тенденция, эти средства, средства помощи спасения воспринимать как необходимые и достаточные условия для спасения человека, т.е. если я крещен, хожу в церковь, и там исповедаюсь и причащаюсь, когда надо, подаю записки, получаю просфоры, служу молебны, сохраняю посты, все, а если еще читаю утренние и вечерние молитвы, да все как положено. И тогда уже ко мне не подступитесь, почему? Потому что я правильный человек – не то, что другие. У Феофана Затворника есть хорошая такая фраза, мне так она нравилась, не могу: «Сам дрянь–дрянью, а все твердит нестьми якоже прочие человецы», замечательно. Вот это обрядово законническое восприятие христианства, сведение его существа к исполнению вот этого набора всех средств, забывая о том, что это Церковью установлено в качестве вспомогательных средств к исполнению заповедей, а заповеди-то в другом состоят. Антоний, ты мало ешь, а я совсем не ем! Ты мало спишь, а я совсем не сплю, говорит дьявол Антонию. Не этим ты меня победил, да и Христос сказал совсем другое: «Блаженны чистые сердцем», сердцем чистые. Вот это обрядово–законническое восприятие христианства – жуткая вещь, которая особенно сильно поражает, вот такое примитивное народное сказание, оно убивает буквально человека. Легко здесь стать праведником. Но когда наступает беда, такие праведники – это жуткая вещь, с ними главное ничего не сделаешь! Это не даром говорят: святой сатана! Точно, точно, все делает, все как положено и не подойди к нему. Я вам скажу, это одна из страшных угроз христианскому сознанию, одна из страшных болезней, которая, к сожалению, существует в каждой церкви, более того, в каждой религии, даже нужно бороться с этим всеми силами души. Всегда нужно знать заповеди Христовы. Вот, что мы должны исполнять! А все церковные установления являются лишь вспомоществующими средствами, которые оказываются полезными только тогда, когда мы их именно как средства к исполнению заповедей рассматриваем. А что проку, если я пощусь, ем пискарика, а загрызаю человека. Что это такое? Еще одно неверное восприятие христианства, а у вас кроткий вид или еще не кроткий? Кротость так и сияет от лиц ваших, ну ладно тогда уже до следующего раза. Лекция № 3 Прежде чем продолжать, я напомню, о чем мы с Вами говорили в прошлый раз, чтобы продолжение было естественным. Итак, я провожу итог теме «Сущность христианства». В отличие от других религий, хрис-тианство утверждает нечто такое, чего не было в истории религиозного создания и в истории религиозной жизни всего мира до этого момента. Христианство утверждает следующее: никакая святая жизнь человека, никакое самое возвышенное учение, никакой самый оптимальный путь жизни, неспособны привести человека в то состояние, при котором бы он мог иметь полноценное единение с Богом, ибо спасение – это и есть единение с Богом. Как Вы помните, мы говорили, причиной такого кажется, странного вывода является то обстоятельство, что по христианскому учению, человек глубоко исказился в своей природе, в силу отпадения от источника жизни – Бога. Христианство утверждает, что самым главным, что имеет место в истории человечества и что является спасительным для него, это есть та жертва, которую принес Христос, воплотившись, пострадав, умереть и затем воскреснуть. Вот эта жертва Христова, которая охватывает все этапы Его жизни, является самим существом христианства без этой жертвы, фактически христианство превращается в одну из прочих религий. Эта жертва отличает и Миссию Христа от миссии всех других основателей других религий. Поэтому мы говорим, что во-первых Христос – Спаситель, во-вторых, Он – Учитель. Даже ветхозаветные праведники, которые достигали, кажется, очень больших вершин святости по христианскому учению, не могли получить того, к чему предназначен человек, т.е. того полноценного бытия, ради которого создан человек. Только жертвою Христа восстанавливается человеческая природа в своей целостности и своей полноте. Отсюда проясняется и другой момент, который так же имеет немаловажное значение. Иногда, естественно, возникает вопрос: ну хорошо, ну если бы пострадал другой, из основателей других религий, так же вот, принес себя в жертву за своих последователей, его жертва какой бы имела смысл? Ответ совершенно однозначен. Это был человек и просто человек, и его жертва могла бы иметь тот же смысл, какой имеет любая жертва человека за свою семью, за свой народ, за свое отечество. Помните, какое например впечатление произвела жертва Муция Сцеволы, когда Рим был окружен врагами, когда там уже голод, полный крах грозил ему, он идет в стан врага с миссией мира, его пропускают в вождю, перед тем костер, сковорода, там что-то такое, решетка. Он кладет свою руку на эту горячую железную решетку и начинает переговоры в этим вождем и говорит: «Вы напрасно сюда пришли, мы, римляне, – не те люди, которых можно покорить, у нас всего достаточно на долгое-долгое время: и пищи и воды». Доносится запах жаренного мяса. Вождь этот смотрит на него, кругом смотрят в ужасе, а Муция Стевол продолжает говорить: «Вам советуем уйти отсюда, мы никогда не сдадимся, но и для вас могут быть не очень хорошие последствия». Рука сгорает, Муция Сцевола увозят в Рим, буквально через какие- то час-два осада города снимается и Рим больше не видит врагов. Сильное впечатление? Конечно! Это такой героический поступок, который редко можно найти в истории, это поразительно, что он перенес!!! Он действительно спас свой народ, спас римлян от разгрома, но какое значение имеет эта жертва для данного народа, какую силу? Имеет силу и значение как психологическое, а мы же говорим о природе человека как такового, и ясно, что ничья жертва, никакого человека в истории не могла иметь никакого значения для изменения человеческой природы по существу. Христос воспринимает природу человеческую. Христос не вселяется в человека–Иисуса, как это говорил Несторий, Он соединяется с человеческой природой как таковой, полноценной, ее исцеляет, изменяет через Свой кэносис (греч.), свое уничижение. Он, Христос становится вторым Адамом. Что значит вторым Адамом? То есть тем, от кого может пойти новый род людей. Этот новый род людей назван христианами. Вот в чем существо христианства. Потому Христос не есть просто Учитель, или Великий Учитель, т.е. Он есть, но это вторичное, первичное: Он – Спаситель. Вот в этом суть христианства. Далее мы начали говорить о неверных трактовках христианства. Одна из этих трактовок говорит, что христианство есть ничто иное, как продолжение и развитие ветхозаветной религии. Но эта точка зрения не выдерживает критики хотя бы потому, что вся история свидетельствует о решительном антагонизме, который тут же возник с появлением христианства, как в отношении Самого Христа со стороны иудеев, так и Его учеников и продолжателей Его дела. Хотя нужно сказать, что история показывает нам, что эта мысль оказалась очень соблазнительной у нас на Руси, например она принесла в известный Вам исторический период очень большое настроение, страдания и смуты, связанно это было с известным явлением – ересью жидовствующих. Сейчас фактически Западное христианство все находится под влиянием, очень сильным влиянием Ветхого Завета, ветхозаветных ценностей. Все основные ценности, именно ценности, которые являются критериями в оценке человеческой деятельности, берутся из Ветхого Завета. Сами заповеди, какие в основу полагаются жизни – десятисловие, а не заповеди блаженства. Апостол Павел пишет, что между нами, христианами, стыдно и говорить даже о таких вещах как не убей, не укради, не прелюбодействуй, что мы – язычники что ли? Стыдно и говорить, как старый и малый равно что, знаете ли, в благородном каком-то обществе сказать это: «А вы не вор?». Стыдно говорить и в обществе христианском. Это одно из таких заблуждений или превратных представлений о христианстве, которые имеют место. Затем мы с Вами говорили о другом непонимании христианства. Действительно, сплошь и рядом мы находим в истории, особенно в кругах людей мысли, в кругах философских, когда христианство воспринимается как некая новая доктрина, новая система видения, новые понимания Бога. Не в ученье суть его, а в жертве. Христианство, как Новый Закон, был закон Ветхозаветный. Это что такое? Система, совокупность правил и тре-бований в верующему человеку, необходимо для его религиозной жизни. Вот это понимание, оно хотя и не звучит нигде как утверждение, я сомневаюсь, чтобы мы нашли вот в такой категорической форме заявление о том, что все христианство заручается в том, что мы исполняем все правила и проявления сами по себе, по-моему, так никто не скажет, все скажут: необходимо верование в Христа. Необходимо исполнение заповедей, но практически подсознательно, без слов, мы видим прямо противоположное. Мы находим широчайший слой, направление, имеющее огромную силу, когда все существо христианства сводится к определенной совокупности церковных, обрядовых, канонических, богослужебных и прочих требований, т.е. то, что раньше именовалось законником, законничеством – законники в ветхозаветный период были самыми почитаемыми людьми. Возникала целая партия направлений – фарисеи, которые стремились исполнить все до последней мелочи. Мы видим, что в связи с этим произошло. Вот эти исполнения чисто внешних вещей при забвении цели, ради которой были установлены эти вещи, оказывается, приводят человека к глупейшей, безумнейшей гордыни, к мнению о себе как о праведнике. Как крестился, интересно, преподобный Сергий, двумя перстами или тремя? Скорее наверное – двумя, а Серафим Саровский – тремя, что же теперь делать? А равноапостол – может двумя или одним, а может пятью, и такое было. Какое имеет значение, до какого убожества можно дойти, когда мы великую веру подменяем. Чем? Игрушками. Блаженны чистые сердцем, а не тем, в какую сторону вы ходите с крестным ходом: по солнцу или против него! Эти вещи нужны? Да, дисциплина нужна, в Церкви все благообразно и по чину добывает. Да, но это есть вещи чисто церковного порядка, которые не имеют существенного значения, они нужны для нормальной церковной жизни, и все. Но они не спасают человека, но и не губят. Если человек по внешним обстоятельствам должен отступить от каких-то этих правил, не в этом суть христианства. Но вы прекрасно знаете, что для народного создания это главное. Съест живьем свою соседку, зато скажет: «Я молочка не съела в Великом Посту». Все – праведница, молитесь на нее. Вот это беда, друзья мои. Это очень серьезное заблуждение, которое не где-то не зафиксировано в виде определенных жестких указаний, но которые проходят красной нитью через широкий слой верующих людей, и часто губит их. Вы нигде не найдете «фурий» злейших, более озлобленных, чем в некоторых наших храмах, которые когда зайдет молодой человек или девчонка, которые ничего не знают. Она может одета «выше крыши», и он «руки назад», или что-то такое, ну откуда они знают. Подлетит («фурия»), съест буквально, но с какой ненавистью обращается, т.е. показывает – христианство это религия чего? Любви? «Я вам покажу любовь, вы больше в храм после этого не зайдете». И эти бедные молодые люди когда попадутся в руки этой «фурии»? Тут искажение христианства, это жуткая вещь, с этим надо бороться. Если Вы будете священниками, конечно будете, будете настоятелями храмов, смотрите за этим! Не занимайтесь только алтарем, посмотрите, что делается в Вашем храме. И таких «фурий» гнать нужно из храма, ставить на поклоны публично, отлучать буквально на какое-то время, чтоб неповадно было. Они разрушают Церковь! Есть еще несколько ложных пониманий, которые нужно иметь в виду. Я Вам ради чего говорю, чтобы Вы просто имели представление о них. И когда это потребуется, принимали соответствующие шаги для их удаления. Есть очень сильное течение, оно в свое время возникало на Западе, так называемое адогматическое христианство, которое сводит всю суть христианства к моральным требованиям. Понимая под христианством одну нагорную проповедь, все сводит к ней, все сводит к нравственным принципам, нормам, которые заключены в Евангелии. Это, конечно, убогая точка зрения, как правило, не считается с истинами христианскими и называется часто адогматическими. «А» – это чисто греческое, значит «не» – т.е. недогматическим христианством. Эта точка зрения имела много сторонников, и до сих пор есть целое течение, которое вообще не считается просто с догматами, ни коим образом, главное, чтобы человек был порядочным, а во что и как он верит – не имеет никакого значения, называется христианином – и все в порядке. В чем опасность этой вещи? Может, в первую очередь нужно сказать вот о чем, здесь есть несколько очень важных моментов: первое – мы должны понимать и различать между собой это нравственное и духовное. Эти вещи совсем разные – нравственность и духовность, да, что они взаимосвязаны между собой, да, конечно. Что они, да, часто определяют друг друга, но это просто разные вещи. В чем же различие между ними? Нравственность – это верное наше отношение к окружающему миру, в первую очередь к окружающему миру природы, ценностям, ко всему творчеству, творению Божию, к правильному отношению, т.е. не делай другому того, чего не желаешь себе. Нравственность связана с определенными действиями человека. Ведь меня же никто не назовет безнравственным оттого, что у меня бывают кое-какие мысли, ну не совсем нравственные. А кто знает? Никто не знает. Я вот только скажу о нравственных мыслях, а о безнравственных не скажу, т.е. понимаете, когда мы пытаемся оценить ту или иную деятельность человека, т.е. его мысль, характер, поведение, мы оцениваем по каким признакам – по его действиям, словам, делам творческим. И мы называем нравственным какого человека? Который не обманывает, не прелюбодействует, никого не убивает и т.д. Как видите, мы таким образом оцениваем деятельность поведения творчества человека с точки зрения тех норм, которые очевидны. Запомните, очевидны. Которые можем увидеть, услышать, заметить, и в зависимости от этого мы называем человека нравственным или безнравственным. Например, находят у него соответствующие открытки, говорят, ну понятно, какая нравственность у человека, или какие фильмы он смотрит, какие книги читает, т.е. происходит оценка его нравственности. Мы можем судить и по тому, чем он занимается, интересуется. Это вот то, что относится к нравственности. Но Вы уже поняли, что относится к духовности. Я могу внешне быть человеком очень нищелюбивым, человеколюбивым, я могу подавать деньги нищим, когда просят, я могу делать благотворительные акции или переводить деньги через банк и т.д. и т.п. Вопрос: что же я делаю – добро или зло? С точки зрения морали – бесспорное добро. Вот тут-то мы и увидим, что такое духовность. Никто не знает, зачем я это делаю, а мне нужно это для того, чтобы в душу пройти. Я направо и налево перечисляю деньги, надо создать вес, глядишь – по телевизору покажут. По тщеславию, по расчету, по гордыне, никто не знает, что во мне и руководит мною. Мною могут руководить мотивы совсем не человеколюбия, совсем не исполнения заповедей Божиих, о любви к ближнему, совсем не милосердие, а вещи не только противоположные, а вещи подчас безобразные, отвратительные, но никто об этом не знает. Это во мне, в моем духе. Ведь внешне я могу просто быть святым человеком, внутри же я могу быть исполнен гордыней, исполнен тщеславием, презрением к людям. Более чем достаточно фактов, которые встречаются у нас очень часто. Когда мы с удивлением говорим: «Такой человек, такой человек! Как он мог это сделать?» Оказывается, прорывается, прорывается иногда, когда этот «святой сатана» вдруг показывает свой рог. Троньте Вы этого «нравственного» человека, и он Вам покажет, «где раки зимуют!» Духовность – это то, что открыто для внешнего взора, что находится в самом духе человека, и что может внешне почти не выражается, или выражается почти незаметно, что для взора неопытного быть невидимым совсем. Поэтому, духовные ценности, каковые есть в Евангелии, это, например, любовь, милосердие. Но совсем не означает, что тот, кто исполнен любви и милосердия, обязательно будет внешне выражать так, что всем это будет очевидно. Напротив, что чем больше ценность духовная присутствует в человеке, тем больше он ее скрывает. Вы обратите внимание на поразительный факт, совокупность фактов, которые мы находим в Евангелии. Вы обращали когда-нибудь внимание, что Христос, когда часто совершает чудо, приказывает никому об этом не говорить, не рассказывать. Это же поразительная вещь! В чем дело? Это, думаете идет от ума? Или от чего-нибудь? Да нет, каждая духовная ценность, она целомудренна, целомудренна! Не ущербно мудрена, а целость, т.е. по существу целомудренна, а мы знаем, что такое целомудрие. Есть стыдливые особы, а есть бесстыдные особы. Правда, я уж в данном случае говорю о женщинах, мы понимаем, что такое целомудрие, мы знаем, оно прячется, оно скрывает себя. Истинная добродетель, истинная духовная ценность всегда себя скрывает. Случайно ли Христос сказал: «Если хочешь помолиться – затворись, затворись». Кстати, мне это не нравится, очень не нравится. Я предпочел, чтобы меня сфотографировали, когда я молюсь. Так вот, духовность и нравственность. Мы начинаем понимать это все различие. Можно быть очень нравственным поэтом, но совершенно бездуховным, т.е. иметь противоположную духовность. Дух то всегда есть. Тот или иной, другой, положительный или отрицательный, темный или светлый. Почему я говорю – бездуховный, значит нравственность сама по себе не определяет духовное содержание. Нравственность тогда начинает определять, положительно определять духовность, когда она находится в определенном ключе, т.е. когда человек стремится к исполнению от Евангелия своей жизни. Вот тогда его нравственные поступки могут иметь эту направленность, т.е. положительную направленность, и могут постепенно приводить человека к тем духовным ценностям, без которых вся нравственность сама по себе ничего не стоит. Например, если я раздам все имение мое, я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, - нет мне в этом никакой пользы. Помните замечательные слова апостола Павла в его знаменитом гимне о любви? Так оно и есть. Поэтому, когда христианство представляют как какую-то знаете, моральную систему, я не могу выразить это уродство, эту карикатуру на христианство, когда в христианстве ничего большего не видят, кроме вот этих некоторых моральных правил, да там в основном почти все правила они все те же. Правило «не делай другим такого, чего не желаешь себе» в истории религии повторялось и раньше. Это знали Конфуций, Будда, все философы до Христа, это естественная вещь. Не в этом суть и величие христианской нравственности, а в том, что она дает соответствующий ключ, в котором эта нравственность порождает истинную духовность! Нет этого ключа, есть другой ключ эта нравственность кого порождает? Безумство, гордыню, лжеправедность, которые затем ненавидят Христа и распинают Его. Я встречался с таким явлением. Я жил в Гжатске, теперь город Гагарин. Там был хирург, замечательный хирург. Человек, который никому ни в чем не отказывал. Просят его, он бросает обед и тут же идет и т.д. Вот он скончался. Пришла его жена в священнику, и вдруг священник стал ей говорить такие странные вещи, что она не смогла вынести. Она пришла к священнику с тем, чтобы он прославил ее мужа одним словом. А он стал ей говорить в вопросно-ответной форме, стал задавать ей кое-какие вопросы, в результате показал ей вот это его поведение, которое вызывало у всех восторг, славу. Оказывается, вот это его поведение было сопряжено с удивительно, естественно высоким превысоким мнением о себе с гордостью, безупречная нравственность. Он доволен самим собой, он всегда себя ставит в пример. И.В. Киреевский пишет о таких вещах: «Западный человек всегда доволен собой, он всегда ставит себя в пример. Естественно, чем он недоволен, это теми обстоятельствами, которые не дают ему проявить себя. Поэтому он всегда ставит себя в пример», - дальше пишет Кирееевский: «русский человек, напротив, всегда чувствует свою недостаточность, свое несовершенство». Поэтому западный молодой человек, он легко выступает, ему ничего не стоит говорить, хотя несет ахинею, но как смело: «Слушайте весь мир!» Наш человек стесняется. Один из митрополитов возглавлял делегацию и одному из наших молодых делегатов сказал: «Ты выступаешь сейчас, я посмотрел. Бедный, что с ним было, весь в краску ударился, потом уж спросил, как он выступал, у него память у бедного всю отшибло, он не знал что говорить. А они совершенно запросто все выступают». И.В. Кириевский хорошо все это показал. Вот это добродетельность, о которой говорят эти люди и безупречность, она без вот этого христианского ключа, но правила безупречны, самое страшное дело, я бы мог Вам сказать золотые слова, без которых мы не поймем, что такое духовная жизнь? Цитирую точно: «Святые оплакивали свои добродетели, как грехи». Всем понятно? Что такое духовность и что такое нравственность? Этого совершенно не знают мирские люди. Они совершенно этого не знают. Ладно мирские, этого, увы, к величайшему сожалению, не знает Западный христианский мир. Католицизм весь построен на чем? Заслуги, заслуги. Вот дал я кому-то проходя в воротах, Слава Тебе Господи, есть – в банк счетчик прибавился. Весь каталицизм откуда исходит – из ветхого человека. Из этого непонимания того, что сами добродетели наши осквернены, бывает, тщеславием, гордыней, расчетом, самомнением, человекоугодием. Сколько мы человекоугодничаем, и совершаем добродетель нашу почему не ради добра, а ради человекоугодия, особенно перед начальством. Вы знаете, какое добро готовы сделать еще как, только держись! Вот так друзья мои. Кант вообще сводил существо, даже религии, вообще и христианство в частности к чему, к морали. Он же немец, это люди орг. ман. Все по полочкам, все по порядочку, какая там духовность вам? Мораль – нравственность вот и вся духовность, что же вы хотите еще? Я надеюсь, теперь всем понятно, какое различие между духовностью и нравственностью, христианство все именно своим имеет центром. Все нацелено и все существует в ключе именно духовности. Сами нравственные принципы подчинены духовности, более того, христианство впервые в истории беспрецендентного кощунства. Знаете, что оно сделало? За одно это христианство нужно стереть в порошок с лица земли отца Матфея, как например я стираю. Знаете, кто вошел в рай? Разбойник, негодяй, попросту говоря за что? За какие нравственные поступки? За какие заслуги? Никаких, никаких, вот Вам и нравственность и духовность. Вы подумайте, это же акт потрясающий, найдите в какой религии чтобы святым считать негодяя, только за то, что он сказал: «Ах, верно правильно меня осудили»! Ничего себе, есть за что во святые возводить, т.е. ну во святые уж ладно, но за что спасение получить, за то, что согласился. Так что тут соглашаться нечего, так сколько людей убил, да ограбил. Соглашаться, собственно, нечего. Этим самым христианство показало, в чем существо религиозной всей проблемы. В исправлении духа, духа человеческого, в приобретении правильной духовности, слышите, правильной духовности. Им же является нравственность в таком случае. Нравственность является одним из необходимых, но недостаточных из средств для духовного совершенства человека. Исполнение заповеди, вот что является средством приобретения правильного духа, святого духа в человеке. Вот только при каком условии человек приобретает истинное состояние духа, которое делает его способным к восприятию Бога. Не Бог нас принимает или не принимает, а мы сами становимся способными к принятию Бога. Пока мы поступаем так, как говорится, греховно, мы не способны принять Бога. Запомните, Бог есть любовь. И Он готов в каждый момент нашей жизни дать нам все, что может только дать. Почему не дает? Нельзя, нельзя. Надень на меня митру сейчас, я потом никого не подпущу к себе – вы не достойны. Дай мне дар чудотворения – сейчас такие чудеса наделаю, что весь мир перевернется. Понимаете, нельзя. Я весь испорчен внутри, хотя этого не вижу, до времени. Недаром говорят, хотите узнать человека, дайте ему власть. Точно, нельзя ничего дать, пока я испорчен, пока я не очистился, или лучше сказать пока я не увидел своей испорченности, вот в чем дело, поэтому от нас зависит, от нас самих зависит, Бог будет в нас действовать или нет, ибо Бог есть любовь. И Он делал все, что можно было сделать, слышите, все уже сделано, все, осталось последнее, слышите, Он стоит и стучит, помните Апокалипсис? «Вот стою при дверех, и стучу, кто откроет Мне, помните, к тому мы войдем, и сотворим у него пир». От нас зависит. Этим ключом, которым мы можем открыть дверь Богу, является вот то состояние, на которое Господь указал в Евангелии, состояние разбойника, сказавшего: «Достойное по делам нашим». Состояние того мытаря, о котором Господь сказал, что он вышел оправданным, а не фарисей. Все толкователи и святые отцы говорили, что эта форма более оправдана, является не в том смысле, что фарисей, оказывается, тоже был в общем-то ничего, но похуже немножко. Да, нет, нет, тут ситуация другая, Христос сказал более оправданным, чем показал фарисей насколько выше мытаря так, тут более оправданным, т.е. мытарь и вышел оправданным, а фарисей – осужденным, за эту хвалебную песню себе тем более перед лицом Бога. Друзья мои, я остановился на этом понимании особенно подробно, потому что, надеюсь, Вы видите, насколько это важно для нас. Очень многие не видят различия между нравственность и духовностью, многие сводят все порядочность человека и святость его, к одной морали, увы, это беда, совсем не о морали говорит христианство, оно говорит о духовности. И мы должны об этом говорить. Не стесняйтесь, если Вас будут поносить, вот мол, грешные такие, еще смеете говорить о духовности. Не стесняйтесь, по одной простой причине: у кого что болит, тот о том и говорит. И когда у человека болит зуб, он же не стесняется говорить об этом, правда? Тот, кто чувствует себя больным, тот естественно будет говорить о здоровье. Но тот, кто чувствует себя здоровым, тому нечего разговаривать о болезнях. Поэтому, когда человек чувствует себя больным, он будет говорить о духовности, т.е. это здравность. Тот, кто не чувствует себя больным, тому духовность конечно не нужна. А.С. Пушкин хорошо сказал, лучше не придумаешь: «Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой». И еще об одном неверном понимании христианства я хотел бы сказать. Понимание, которое в общем-то присутствовало может быть не всегда, но уже давно стало обозначаться, но которое уже в наше время приобрело широкий размах. Речь идет о необычном понимании христианства, но которое вылилось, тем не менее, уже в целое богословское направление, доктрину. Речь идет о социально- политическом понимании христианства. Конкретнее. Речь идет о том, что христианство явилось той религией, в задачу которой входит такое преобразование человеческого общества, в котором оно действительно станет обществом, благодействующим на земле. И все те основания нравственные принципы, которые возвещены Христом, они и догматические истины, все они направлены именно к этому. Бог же – любовь есть ясно, конечно. Вот христианство, как раз и является такой доктриной, если хотите, системой мысли, учения, которая направлена на решение этой задачи. В последнее время, сейчас уже как-то немножечко замолчали, а вот в 60-е, 70-е годы даже в 80-е, особенно громко о себе заговорило богословие революции, затем богословие освобождения, так и называется – богословие освобождения. Богословие революции, под освобождением разумеется такое освобождение людей от рабства, от эксплуатации, от несправедливости, вот в этих земных условиях человеческого существования. Богословие революции прямо утверждает, что христианство прямо призывает человека бороться с несправедливостью. Призывает? Кто скажет, что не призывает? А вот какими такими средствами, ну это извините, какими средствами, вплоть до революции. Христос изгнал бичом из Храма, применил насилие, следовательно, возможная революция, т.е. борьба за социальную справедливость и материальные блага допускает все средства, если целью является справедливость и блага человека. Правда же, доктрина достаточно оригинальная, она оформилась в такое вот время и в таком виде, сравнительно недавно, как я вам говорил. На самом деле подспудно эти идеи, они очень давно уже возникли, да и неудивительно, удивляться нечего, поскольку мы постоянно пытаемся все заповеди Божьи, само христианство, приспособить к чему? К жизни нашего ветхого человека. Посмотрите, как протестанты великолепно приспособились. Верующему в грех – не вменяется грех. Что лучше можно придумать, найдите что лучше, я и верующий, христианин и Библию читаю. Грешу, ну и что, а верующим в грех не вменяется грех. Потому что я верю, что Христос пострадал за всех нас 2000 лет назад и принес полное удовлетворение за все грехи каждого верующего человека. Великолепно! Собственно само богословие революции, если хотите, своими корнями, своей базой имеет вот этот протестантский тезис, хотя нужно сказать, это богословие революции явилось даже по-моему первоначально в лоне, кажется, Католической церкви. Я, по крайней мере, знаю о том, что Ватикан очень неодобрительно отнесся к этому, да, и какие-то там были санкции, я не помню, это было в Латинской Америке, они плюнули на Ватикан и все. Через океан тем более, не так страшно, океан большой, Папа – далеко, ну хорошо. А вот действительно, вопрос-то по существу поставлен. Действительно ли христианство связано с этим? Действительно, насколько христианство может оправдать подобного рода идеи? Друзья мои, первое, на что мы не можем не обратить внимание, ни в Евангелии, ни во всем Новом Завете, мы нигде не найдем, к величайшему удивлению, ни слова, ни мысли, осуждающих тот строй, рабовладель-ческий строй, в эпоху которого возникло христианство. Но не только не находим осуждение, находим большее и с этой точки зрения, которую я только что представил, худшее, ужасное. «Рабы – повинуйтесь своим господам. Нет власти, которая не от Бога, поэтому каждый, противящийся власти, Богу противится. Рабы, слушайтесь господ! Не за страх, а за совесть», т.е. нет не только какого-нибудь призыва к социальным переворотам, нет даже осуждения той социальной несправедливости, которая была вопиющим фактом того времени. Ну вы сами понимаете, что такое рабовладельческий строй, и кто такой раб. Подчас раб рассматривался как вещь, даже ниже этого. Гибель обычного раба – это ничто. А гибель какой-нибудь вещи, о! За это могли казнить много рабов! Вот это первый из моментов, который сразу вызывает недоумение, удивление и по крайней мере, удивление по сопоставлению с данной точкой зрения. Еще больше, пожалуй недоумение с социальной, политической точки зрения, вызывает другой момент. Христос очень решительно заявил, помните, совершенно решительно: «Не ищите, что есть, что пить и во что одеться, не ищите, посмотрите на птиц небесных, посмотрите на лилии полевые». На первый взгляд может показаться, уж не к тунеядству ли Он призывает? Оказывается нет, там стоит греческий глагол – меримнао, означающий терзаться. Не терзайтесь душой, не отдавайте всю душу на это. А к чему же он призывает? Ищите прежде всего Царство Божие и правду Его. Апостол пишет: «Мы имеем зде пребывающего града, но грядущего взыскуем». Вы подумайте, он решительно отмежевывается о том, чтобы заниматься этими вещами, не с этой целью создана Церковь, не с этой целью, оказывается, цель совершенно другая. Вот эти вопросы, я помню, когда мы встречались здесь с идеологами, с самыми виднейшими идеологами, приезжали они к нам из Бразилии или Аргентины, я не помню, в Академию. Несколько человек, эти представители богословия освобождения, я помню, мы эти вопросы задали, и правда, они себя не очень-то хорошо чувствовали, перед лицом таких проблем. Правда есть один вопрос, на который нам с вами надо бы ответить. Это вопрос связанный с чем? Если христианство центральным пунктом своего учения, нравственного учения называет – любовь, то как же все таки понять возможности осуществления любви без ниспровержения социальной несправедливости. Вопрос, конечно, заслуживающий внимания. И как вообще понять тогда, что же христианство проповедует? Что оно полностью отрекается от этого мира? Оказывается, христианство осуждает тех, кто, вы наверное помните из Посланий апостольских, которые забросили все свои дела, так называемые мирские, и уже ждали только Второго пришествия и отложили все дела. Апостол, помните как строго сказал, я вот долго никак не мог вспомнить, кто же первый это сказал, Ленин или апостол все таки: «Кто не работает, тот да не ест». Апостол сказал такие слова: «Если кто не работает, пусть не ест». Постоянно призывает к тому, что «Если кто не заботится о своих, - пишет он, - а тем более о своих ближних, хуже неверного, и отрекся от веры», повторяю еще раз вам там в словах Христа, когда не заботитесь, речь идет – не терзайтесь душой, душу не отдавайте. Это все, что нужно, «отче наш, хлеб наш насущный дашь нам днесь», дай не с неба конечно, а помоги нам, в наших делах. Почему христианство не боролось с этой вот социальной несправедливостью? С рабовладельческим строем? В чем дело? Это вопрос серьезный, друзья мои, Вам придется на него ответить. А дело вот в чем. Христианство обращает свой взор на источник человеческой несправедливости, это самое главное. Что является этим источником? Отсутствие любви в человеке. На этот источник отсутствие любви в человеке порождает все несправедливости, как в плане личном, так в плане социальном. Отсутствие именно этого. Вот на это христианство и направило все острие своего учения. Помните, что пишет апостол Павел Филимону: «Прими Анисима – беглого раба, как брата возлюбленного», вы слышите? Христос говорит ученикам: «Не называю вас рабами, называю вас друзьями». Христианство утверждает удивительные вещи, «Кто хочет быть первым, да будет всем слугой, да будет последним, кто будет господином, да будет всем слугой». То есть, оно устанавливает принцип вот этого удивительного нравственного равенства. Это не касается дисциплины жизни, это касается нравственных отношений. И подумайте теперь, если рабовладелец и раб, помещик и крестьянин простой, капиталист и рабочий, если они действительно по существу являются братьями, не все ли равно, какой будет строй? Рабовладельческий строй будет не рабовладельческий, хотя бы назывался таковым, хотя этот раб был рабом, на каком он будет положении? На положении брата возлюбленного. Вы, наверное, знаете, что христианство без всякой революции, рабовладельческий строй отпал, т.е. отпал, понимаете незаметно, он развалился. И потом в связи с деградацией христианства вновь возник какой, тоже рабовладельческий, только назвали – феодальный. Христианство смотрит на сердце человека, и воспитывает сердце, и это именно проповедует. Без любви нет христианства. И если ты христианин, ты должен в каждом человеке видеть равного себе, брата своего, а не раба. Этим самым подсекается основа, база фундамента, от всякой социальной несправедливости, не по дисциплине жизни, когда есть начальник – подчиненный, а по социальной несправедливости. И это подсекается настолько, что уже апостол Павел, помните, обращается к рабам и говорит им, чтобы они не превозносились, над кем? Над своими господами. Господа, приняв христианство, так уже относились к рабам, что рабы, которые похуже приняли христианство, чисто формально, начали уже господствовать над своими хозяевами. Ну, часто ведь из хама не сделаешь пана, вы знаете. Пан-то ведь принял по существу, а хам принял только внешне, и тут же становится паном. Вот даже какие вещи. Вот почему христианство имеет совершенно другую функцию, я бы сказал Церковь в воспитании человека, человеческого сердца, а не социальные перевороты и политические пертоворации. Поэтому попытка сведения христианства к какой-то социальной доктрине или политической, как видите, не выдерживает никакой критики. Лекция № 5 Добрый день. Я сегодня все-таки думаю открыть вам одну тайну. Я не хотел этого делать сразу, поскольку вы в состоянии эйфории можете ее выдать кому не следует. Но сегодня я вам о ней расскажу. Вы думаете почему мы говорим сейчас с вами по вопросу о Боге, кто такой Бог, какие существуют точки зрения и как понимать Его. Вы знаете? Мы с вами располагаем тем, чем не располагает ни одна религия в Мире. Я не хочу совсем произносить красивых слов и делать эмоциональных всплесков. Я говорю самым серьезным образом. Христианство имей такие объективные признаки своей истинности, которые не имеет ни одна религия. Я хочу вам показать эти признаки, я хочу доказать этот тезис и начинаю с того, с самого первого, с чего начинается каждая религия – с идеи или признания бытия Божия. Между прочим, очень советую вам в ваших встречах, естественно, которые всегда должны носить самый дружеский характер. Предупреждаю, с кем бы то ни было, с представителем какой бы то ни было религии и мировоззрение, самый дружеский характер. Но не забывать, если возникнет вопрос о сопоставлении религий, критериях истинности, не забывать один вопрос, который всегда вам очень и очень пригодится. Вопрос этот следующего порядка. «А какие основания считать, что ваша вера истинная? Что ваша религия истинная? Есть ли у вас какие-нибудь основания, кроме субъективного убеждения. Кроме убеждения вас, ваших друзей, вашей общины, представителей вообще вашей религии. Какие вы можете предложить объективные доказательства истинности вашей религии?» Я полагаю так, что вы встретите ответный вопрос. «А вы что можете?» Вот в связи с этим, я хочу вам сказать, что только христианство имеет доказательство своей истинности. И вот я полагаю, что начиная с этого урока, мы с вами, пожалуй, этим и займемся. Этим мы будем заниматься несколько лекций. Можно сказать и в двух словах, но эти слова потребуют разъяснения. Вот эти-то разъяснения мы с вами попытаемся положить на стол перед теми, кто нас спрашивает. Итак, первое, о чем я хочу сказать – это о том, что христианское учение о Боге носит такой характер, возникновение которого, в чисто естественно-религиозном и философском плане, и которому мы никоим образом не можем найти объяснение. Вот мы с вами прошлый раз рассуждали о Боге. Понимание Бога – кто Он есть, ну так прогулялись по методам: апофатическому, катофатическому. Повторили о том, как возникает идея Бога, точнее, как она оформляется в сознании человека. Что есть путь естественного ее оформления, что есть сверхъестественный путь. А вопрос-то – это только преамбула, а сам центр, само зернышко-то лежит дальше. Мне очень хочется показать, я надеюсь, мы с вами все-таки сумеем убедиться и показать другим. О том, что христианское учение о Боге не обусловлено было никакими предпосылками той эпохи, в которой она возникла. Не было ни одной религиозной системы до христианства, которая предлагала подобное учение о Боге. Ни одной философской доктрины, которая хотя бы как-то приближалась к христианскому учению о Боге. Это с одной стороны. Подумайте только, ничего не было подобного. Не только ничего ни приближалось, а и не было почвой для подобного рода учения, о котором говорит христианство. С другой стороны, обращаю ваше внимание тоже на чрезвычайно интересный факт. Кто возвестил это учение? От Иисуса Христа, как известно, ничего не осталось, Он ничего не писал. Единственный случай был, когда Он на земле писал перстом. Помните? Других известий у нас о том, чтобы Он что-то писал, нет, и есть все основания говорить о том, что Он ничего не писал. Записали уже Его ученики, записали, как они помнили и как их охранял Дух Божий, о котором Он, Христос, говорил им. Записали Его учение, Его слова. Кто ученики? Кто такие ученики? Рыбаки. Нужно что-нибудь еще пояснять или нет? Что это, книжники? Нет, ну что вы. Не книжные люди. Помните, когда вызвали Иоанна и Петра, привели в синедрион. Приметили, что они люди не книжные, т.е. самые простые люди. А писать умели, грамоту знали. Вот и все. И вдруг, такие беспрецедентные в истории человечества. Вы слышите? Человечества. Всей человеческой религиозной, философской религиозной мысли учения. Какое же учение? В прошлый раз мы с вами закончили на том, что я сказал, что христианство говорит о Боге, что это существо духовное, т.е. это есть Дух, это существо разумное, это существо благое, более того не просто даже благое, об этом мы отдельно будем еще говорить, а даже именуется любовью. Но в частности сказали об одной очень интересной, я бы сказал, исключительной характеристике. О том, что Бог единый в своем существе, в то время имеет три ипостаси. Интересная была реакция на это учение. Начиная с первого же, по крайней мере, с конца первого века. Второй век уже более, чем достаточно, и дальше и до настоящего времени пытались подсказать, может быть вы так понимаете, что Бог-то один, но Он являлся в различных образах, то являлся миру как Отец, то как Сын, то как Дух Святой? Христианство говорит: «Нет. Это ересь». Но может быть, это просто тогда силы различные единого Бога? Сила, которая воспринимается нами, то как Отца, то как Сына, то как Духа Святого? Христианство говорит – нет. Ересь. Может, это просто три Бога? Но три Бога, не очень близкие, ну всего три Бога. Христианство говорит: «Нет. Ересь». Так простите, что вы тогда проповедуете? О чем вы говорите тогда? Это – ересь, то – ересь, третье – ересь. А мы говорим вот так. Совершенно непонятно, что за ерунду вы говорите? Я вам скажу, это очень интересно, что вплоть, пожалуй до двадцатого века, вот такой характер христианского учения о Троице вызывал следующий психологический протест. Это непонятно абсолютно, что вы говорите? Кстати, насчет абсурдности, т.е. по логической не воспринимаемости этого учения сказано было очень-очень давно. Причем, сказано даже не врагами христианства, а это заявил открыто, честно, прямо. Была заявлена с самого начало о юродстве во Христе, о безумии Христа ради, о том, что мы проповедуем безумие для мира «Христа распята иудеям соблазн, еллинам безумие». Об этом сказал апостол Павел. А один из известнейших учителей Церкви, Тертуллиан, прямо заявил: «Кредо, квио, абсурдом эст» (верю, потому что это абсурдно, т.е. логически непонятно). Абсурд ни вообще абра-кадабра, т.е. чепуха, а абсурдно, в смысле логически непонятно. Остается только одно: верить факту. Вплоть до XX века это учение о Троице подвергалось насмешкам именно с должной стороны, что если это абсурдно, значит это неверно. Если это логически не может быть осмыслено, следовательно, это ошибка. XX век в этом отношении дал нам очень много примеров, которые показывают, что не все то, что вот в этом смысле абсурдно, является неверным. Более того, XX век, как пожалуй никакой другой век, показал, что как только мы выходим в своем научном познании за границу этого мира (наш мир называется макромир – большой мир, есть мега мир – космический, есть микромир), мы сразу же вступаем в область абсурда. В качестве примера я вам зачитаю одно из интересных высказываний. На уровне атома материя имеет двойственный аспект. Она проявляется как частицы и как волны, причем тот или иной аспект зависит от конкретной ситуации. Иногда проявляются свойства частицы, иногда свойства волны. Нильс Бор, как известно, назвал это принципом дополнительности. Англоязычные ученые называют это странное явление, в котором нет никакого порядка, «вейвик» - волночастицы. Вы сами понимаете, что одно дело – частица, камень, другое дело – волна, которая на воде образуется, когда бросишь камень. Вещи просто не сопоставимые. На самом деле, ощущается явно какая-то недоработка. Еще нет той теории более видимо общей, более широкой, которая могла открыть эту тайну «вейвиков», ее еще просто нет. Ясно, что тут что-то не то. Почему же принимается? А просто факт. А то, что не можете объяснить, тем хуже для вас. Вы не смогли построить соответствующей теории, трудитесь. Может быть, сделаете. Я приведу вам еще более интересный факт. Так описывает поведение электрона известный создатель атомной бомбы Опеннгеймер. Если мы спросим, постоянно ли нахождение электрона, нужно сказать «нет». Если мы спросим, изменяется ли местонахождение электрона с течением времени, нужно сказать «нет». Если мы спросим, неподвижен ли электрон, нужно сказать «нет». Если мы спросим, движется ли он, нужно сказать «нет». Так простите, большего абсурда, пожалуй, не придумаешь. В этом отношении данные науки очень помогают сознанию современного человека понять одну простую вещь, что не все то, что не вмещается в рамки нашего логического мышления, исходящего из реальностей этого мира – макромира, является ошибочным, неверным, фантастическим или абсурдным. Оказывается, могут быть абсурды, которые на самом деле выражают ни что иное, как саму реальность этого реального мира. Я думаю, что примеров таких можно привести сколько угодно много из современного научного знания, сколько угодно много, вся суть в том, что важно для современного человека. Важно показать, что вот эта логическая, так сказать, абсурдность совсем не означает отрицание того факта, который является таким образом, что христианское учение о Троице воспринимался в логическом плане как что-то непонятное, логически не завершенное, одним словом не вмещающееся в обычные рамки человеческой логики. Это есть факт. И больше ничего. Почему факт, а ни фантазия? Вот вопрос. Да может это грезы чьи-то, выдумки? А вот почему. Опять возвращаюсь к тому же. Нет никаких предпосылок в сознании того религиозного и философского мира, в эпоху которого возникло христианство. Нет никаких предпосылок подобного рода учения. Сейчас я вам покажу это на фактах. Второе, кто создал, кто предложил нам учение о Боге, учение о Христе, который называет его Отцом, ведь в Евангелии мы находим все три ипостаси. Вы слышите откуда это возникло-то? Об Отце есть указания? Да. О Христе, что Он Сын Божий? Да. О Духе Святом? Да. Евангелисты совсем там не богословствовали особенно. Они не создали в такой вот системе, уже конкретной, которая сейчас предлагается в наших догматических учебниках. Нет. Они назвали эти три религии, что они едино суть. Они суть едины, будучи три. Вот факт. Сколько интерпретаций этого факта – бесчисленное множество. Но я сейчас вам хочу показать, вот что такое учение о Святой Троице, т.е. о Боге, которое предлагает христианство действительно не имеет прецедентов в истории. В связи с этим я приведу вам те представления о Боге, которые, кажется, являются ближайшими аналогами, приближающимися к учению о Святой Троице. Их несколько таковых мы находим. И обычно при самом поверхностном и самом отдаленном приближении люди ничего не знающие говорят: «А вот Троицы были такие-то». При достаточно далеком и темном взгляде, может кто-то и сумеет найти что-то общее между христианским учением о Боге и тех Троицах, которые были в языческом мире или возникли. На самом деле, давайте просто на них посмотрим и увидим, в какой степени эти аналоги соответствуют христианскому пониманию Бога Троицы. Несколько мы встречаем этих аналогов в истории религиозного и отчасти философского сознания. Первый из них, наиболее распространенный аналог, это так называемая семейная Троица. Их мы находим бесчисленное множество в древнем языческом мире. Что это за семейные триады. Помните, мы с вами говорили о естественном пути богопознания и естественном представлении Бога. Когда богов мыслили и представляли их жизнь по образу и подобию человеческому. Семья является самой такой первоначальной структурой общественной человеческой жизни. Поэтому мы находим сплошь и рядом семьи богов. Бог, богиня, боженек. Находим в Греции, находим в Риме, находим в Египте, находим в Индии. Бесконечное множество. Вот давайте и посмотрим, не отсюда ли действительно и возникло христианское учение о Троице, уж очень похоже. Здесь три и там три. Здесь Отец и там Отец. Там Сын и здесь Сын. Уже все, осталось последнюю точку поставить и тут вдруг христианство дает сбой. Богини нет (вот искушение). Причем, если в семейных триадах богиня-то стоит на втором месте, то здесь на втором стоит Сын. Если дальше там стоят чада, то здесь вообще что-то неопределенное – Дух Святой. Дух. Причем какая странность-то еще одна, какая недоработка в христианстве, да разве сам Бог не Дух? Ясно что Дух Святой? Дух Он? Дух. Святой? Святой, Сын тоже. А тут-то что? Нет, тут что-то другое, говорят. Верно, что Бог – Дух и верно, что и Отец и Сын тоже они и Сын до воплощения Логос тоже Дух. Здесь что-то другое. Здесь указано на нечто то, что является специфически именно только им, вот этой третьей ипостаси, а не вообще Бог – Дух. Нет богини. Вообще. Во всех этих триодах нет вообще третьей ипостаси Духа Святого, нет даже аналогов никаких во всех семейных триадах. И все перевернуто, в христианстве на второе место Сын попал. Нет, только подумайте, самого главного и нет, без чего семьи и быть не может. Уж если бы действительно апостолы отсюда взяли, все было кажется, вот все, больше ничего не нужно делать. Совсем не то, руки опускаются, когда сравнить семейную триаду с христианской Троицей. Но тенденция к извращению христианского учения есть. И в частности, она проявляется в двух направлениях. Мне однажды пришлось вести почти отчаянную дискуссию с одним митрополитом из Индии. Митрополитом Алапарской Церкви, который на экуменической конференции заявил, причем решительно и настойчиво: «Я, как и мой учитель Мальтман (или Тиллих, не помню кого он назвал, по-моему, Мальтман. Это протестантские богословы, германские) считаю, что Дух Святой это есть то женское начало в Троице, без которого Троицы и быть не может». Основание. Еврейское слово «Руах» – женского рода. После долгих дискуссий, причем публичных, в присутствии очень значительного числа людей, аргументы основные истории были представлены, были таковы. Во-первых, если бы действительно это было женское начало, то наверное Дух Святой был бы всегда на втором месте. Отец, Дух Святой и Сын. Мы этого не знаем. Во-вторых, в истории Церкви нет нигде ни малейшей мысли о том, чтобы Дух Святой был порождающим Сына началом. Нигде никаких даже проблесков нет. Нигде. Ни в Евангелии, ни в одном из творений святых отцов. Дух Святой таковым просто не является. Откуда такая мысль, но если у Мольтмана, то было особое откровение? Ну тогда пусть будет вместо христианства Мольтаманизм какой-нибудь. Но христианство-то этого не знает. Это вот первое такое направление. В отношении же термина «Руах» просто и говорить неудобно. Но мало ли в каком языке какое слово какого рода. Во что мы тогда превратим представление о вещах и особом Боге, если мы начнем такими категориями мыслить. В немецком языке, например, «Гайст» – мужского рода, как быть теперь? В русском – тоже. А в греческом, я забыл, «пневматос», по-моему, тоже мужского рода. Может является основанием это явление? Ну конечно же, нет. Вот это одно из направлений оказывается присутствует в современном богословии, будем говорить, мировом христианском богословии, которое, к моей очень большой неожиданности, было обнаружено в категорической и достаточно сильной и активной форме. Другое направление, в котором так же есть тенденция «наделения» божественного начала вот этим женским началом, идет с другой стороны, со стороны религиозно-философской мысли. У нас в России эта мысль впервые была обнаружена и высказана Владимиром Сергеевичем Соловьевым, затем она была подхвачена и всерьез даже была высказана протоиереем Сергеем Булгаковым. Это о женском начале Божества, о вечной женственности, как они говорят. И вот эта игра на этой мысли, мысли, которая своими истоками носит чисто языческий характер, вызывает просто недоумение. Почему? Вот по какой причине. Если мы хотим остаться на почве христианской мысли и христианского богословия, мы не имеем права подвергать сомнению основные принципы и начала христианства. Христианство нигде не говорит об этом. София. О Софии говорит апостол Павел: «Кто есть Божья сила и Божья премудрость, София – кто? Христос». И вот здесь, вопреки прямому указанию Священного Писания, такого авторитета, как апостол Павел, вдруг прививается совершенно иное, но зато мозгощипательное представление о Боге. И, наконец, еще одна из тенденций, которая может присуща только католицизму и которая носит странный характер. Католицизм – это религия, вся окрашенная в некие человеческо-романтические тона. Богоматерь постепенно и более всего – в римокатолицизме становится богиней. Вам это нужно знать, поскольку, я думаю, что наступит период, когда мы окажемся перед еще одним догматом Римо-католической Церкви. Учитывая характер развития жизни католической церкви и характер деятельности римских пап последнего времени, особенно Иоанна Павла II. От него можно ожидать в этом плане что угодно. Речь идет вот о чем. Однажды в одной из встреч вдруг нынешний кардинал Этгегирай в своем выступлении, как бы между прочим назвал Деву Марию Соискупительницей. Постепенно культ Богоматери в Римо-католической Церкви приобретает несуразные формы. Вы же знаете, что каждой вещи – своя мера и каждому человеку – своя мера. Она – человек. В римо-католицизме она превращается в богиню, классическую богиню, правда, древнего мира. Помню, однажды сидим мы заседаем. Картина. Вы знаете, что с XIII века в римо-католицизме фактически икона прекратилась, икона сползла к картине. Там начались картины, а не иконы. Так вот, что же это была за картина. Бог Отец – в центре. Впереди Него, обращаясь к зрителям, сидят Иисус Христос и Дева Мария. Сидят на одинаковых престолах, на одинаковой высоте, над ними несколько возвышается Бог Отец, ветхий денми и одинаковые над ними держит короны, одевая на них. Полное уравнение. Искупитель и Соискупительница. Вот эта тенденция идет и очень ярко выражается во всем, в очень многих вещах, в самом культе, в богослужении, в учении, как видите, в живописи. Откуда идет это начало? Совершенно непонятно. Если вы спросите какого-то римского богослова: «Что у вас появилась Богоматерь уже четвертой ипостаси?» Скажет: «Ничего подобного, мы исповедуем Святую Троицу». Практически интуитивно, будем говорить, как естественный порыв выражается в том, что Богоматерь превращается вот в эту богиню, входящую если хотите, в лоно Святой Троицы. Эта тенденция совершенно очевидна, ясна. Хотя повторяю вам, что на ваше недоумение вам дается классический православный ответ. Вот эти тенденции присутствуют. Их истоки – семейная триада. Это прямой и грубый антропоморфизм, когда мы хотим представить себе Бога Троицу по образу и подобию семьи человеческой. Сейчас приведу еще другие аналогии, чтобы вы имели представление о том, в какой атмосфере возникло христианское учение о Троице. Могло ли оно возникнуть. Ведь видите, семейная триада никак не могла быть тем стимулятором, тем источником, из которого возникло христианское учение о Боге Троице – не могло, совсем не то. Самое распространенное и даже, пожалуй, единственное, с которым соприкасались может быть авторы Евангелий. Все прочее, что я вам скажу дальше, совершенно второстепенно. Но для полноты картины назову еще некоторые из них. Вторая интересная идея, возникшая гораздо позднее, где-то в середине I тысячелетия нашей эры. Так что и к вопросу нашему не имеет практически почти никакого отношения. Речь идет об известной индуистской тримурти. Что это такое? Я бы сказал так, что после буддийский брахманизм (возник примерно в V, в середине I тысячелетия до нашей эры) выступает в виде двух течений основных, которые сейчас являются главенствующими в наше время. Это шиваизм и вишнуизм. Так они называются по именам своих главных богов Шива и Вишну. Так вот попытки слить эти два течения фактически имели место на протяжении всей после буддийской истории. В брахманизме они делились. Непонятно, ведь такой религиозный раскол всегда приводил и к расколу же человеческому. Все это поражает разделение. Поэтому всегда и все государи стремились создать единую религию в империи. Способов к этому множество. Так же делались попытки и здесь слить их, но они ни к чему не привели. И до сих пор в Индии единой религии нет. Хотя эти два течения являются главенствующими. Многие новобрахманизские течения теоретически исповедуют некий синтез этих двух течений. Синтез, который наиболее ярко выражается в учении о трех богах, которые составляют некое единство. Если в Вишнуизме и шиваиизме там совершенно четко, кто является Богом и кому поклоняться, то в этих, назовем «сектах», есть нечто другое. Там, если хотите, исповедуется Бог Троица через черточку Брахма – Вишну – Шива. Именно они трое выражают полноту Божественной сущности. Что подразумевается под каждым из них. Брахма рассматривается как созидатель, если хотите, творец. Вишну – как промыслитель. Шива, как разрушитель. Но что при этом конкретное мы находим. Первое – это Троица, явилась продуктом чисто человеческих, далеко не религиозных тенденций. Т.е. Тримутри – это не есть какой-то акт откровения, нет-нет, это попытки соединить религиозные течения, это известно каждому, ну и, следовательно, индуизма. Второе, что обращает на себя внимание, очень некий важный факт, что сами эти секты или направления, которые исповедуют эту тримутри, тем не менее, и это очень любопытно, не имеют единства. В чем? А вот в чем. Что во всех этих «сектах» главой или началом Троицы считается или Вишну, который порождает Брахму и Шиву, или Шива, который порождает Брахму и Вишну. Кстати нет ни одной секты, говорят, которая бы исповедовала именно Брахму, как начальника и источника Вишну и Шивы. Я помню, когда там был, спрашивал об этом мульти Брахму, мне сказали, что его почти нет, и он сохраняется только в некоторых очень небольших числом деревеньках. В основном же только Вишну и Шива. Вот два главных Божества. Как я вам сказал, объединение их произошло где-то в середине первого тысячелетия наше уже эры. И кстати, уж не знаю, правда или неправда, но не без влияния христианства, учения о христианской Троице. Но я бы хотел указать еще не один аспект этого объединения. Вокруг чего объединились эти божества. Все-таки, что является средоточием этого объединения? Я вам сказал предпосылки, какой характер носят. Сказал, что это понятие объединить религиозные течения. Сказал о том, что христианство тут, возможно, т.е. есть все основания считать, что имело влияние. Но самое интересное другое, я сказал бы. Все они исполняют, эти три бога, разные функции по отношению к миру. Кто по христианскому учению является создателем нашего мира. Не знаете? Бог и все. Разве? Вот так. Я тоже думал, что Бог-Отец творит, Иисус Христос промышляет, а Дух Святой разрушает. Нет? Вот искушение. Но невежество всегда подводит. Вы знаете. Да. Вы видете, посмотрите ну, что уж тут общего со Святой Троицей в этом тримутри то. Еще указывает. Я вам еще прибавлю сейчас и вы увидите совсем интересные вещи. Ведь кроме главного Бога там Вишну или Шива у них, как и положено, есть не только множество других богов. Это раз. Но, во-вторых, самое интересное, у них есть и жены! Ведь откуда боги-то прочие появляются? Совершенно очевидно, у них жены есть. И вот сейчас я вам назову их. Супруга Вишну – это богиня Лакшми или Шри. Является богиней, ну вам подлинней или покороче имя? Ну, два назову. Лакшми и Шри. Лакшми, конечно поблагозвучней звучит. Тем более, что она богиня красоты, богатства и счастья. А вот супругой Шивы то, является богиня Дурса или Порвати. Ну, вы все это по истории религии лучше меня все знаете. Ее так называют? Кали. Богиня Кали. Это у храма Кали, кстати, жил Рама Кришна знаменитый. Мы как-нибудь упомянем его по другому случаю. Так вот, авторы пишут, что эта богиня Кали – самый жуткий образ из всех, созданных индуистским воображением. Ее изображают осклабившейся, в зловещей гримасе, с массой рук, с ожерельем из человеческих черепов. Ей приносились человеческие жертвоприношения. Я не знаю, неужели у кого-либо хватит легкости сравнивать тримутри с христианской Троицей. Еще две мысли. Обращаю ваше внимание на эллинскую Екату. Была такая богиня. Еката. Почему она привлекает наше внимание? Потому что Еката – трехликая богиня. Это необычная совсем богиня, которая отличает-ся от всех других. Она имеет, если хотите, три маски три лица. У них три функции. Это богиня неба, земли и исподней или моря. Разные варианты. Она богиня трех сфер жизни. Отсюда три лица у нее. Трехликая богиня. Но она одна. Только является в различных образах. В зависимости от того, какую сферу в данном случае, она представляет. Неужели это подобие христианской Троицы. Странно предположить даже. Правда, богиня Еката, как раз современница происхождения христианства, т.е. ее культ был в то время. Он незначительный совсем, но был. И в этом отношении, она представляет для него интерес. Но, как видите, этот интерес, увы, не достигает искомой цели. Ну и, наконец, еще один образ, о котором можно сказать. Хотя, опять таки, он выступает за рамки, по крайней мере, временные и рамки, которые позволяли бы включить этот образ в контекст нашего вопроса. Речь идет о так называемой неплатонической триаде. Сам неоплатонизм уже возник в третьем столетии. Во втором столетии, извините, когда христианство уже было и проповедовалось и учение Святой Троицы дошло уже до ушей даже и эллинских философов. Ведь правда. Они пригласили апостола Павла послушать. И хотя сказали: «Послушаем тебя в другой раз». Тем не менее то, кто в другой раз, а кто и в этот раз. Ну одним словом идея христианского понимания Бога достигала их. Но там уж, для формы, скажу вам, что неоплатоническое понимание Бога носит совсем другой характер, нежели тот, о котором говорит христианство. Там другая идея. Там идея, если хотите, эманации определяет понимание божества, высшее начало, которое даже и назвать нельзя. Поэтому неоплатоники назвали его Единым. Единое. Неоплатонизм, если бы мы пытались определить его в терминах вот тех трех богословий, о которых мы говорим, то можно назвать как опозатическое учение о Боге. Так вот, божество непостижимо и невыразимо, говорят они, и чтобы как-то все-таки назвать это невыразимое, называют его Единым. Вот это Единое, о котором мы ничего сказать не можем, эмонирует. Ну, как вот сказать эманация? Это проистечение, естественное такое исхождение, проистечение. Они часто сравнивают это со своего рода каскадом или чашей. Чашей, в которой непрерывный подходит поток воды и она преизливается эта чаша. Разные у них есть образы. Так вот, это Единое, преизливаясь, эмонирует Ум или Нус. Так любопытно, что Нус. Любопытно в чем? В каком отношении? Что христианство говорит Логос. Логос тоже можно перевести как ум. Христианство говорит – Логос. Неопратоники говорят – Нус. В свою очередь этот Нус эмонирует душу мира. Эта душа мира является собранием всех идей этого нашего мира. Все идеи почему называются неоплатонизм? Потому что многие идеи известного греческого мыслителя Платона здесь сохраняются, трансформируются и, таким образом, создают некую новую картину мира. Душа мира содержит в себе идеи всего мира. Мир возникает в результате нисхождения этих душ, присутствующих в душе мира. Человек есть не что иное, как некая уже деградация, ниспадение души в хаос вот этой материи, в меон. Меон – это значит безсущностный. Ме – это отрицание «не». Материя это нечто безсущностное. Более того оно в силу своей без сущности, является отрицательным явлением. Ниспадение души в этот мир является только следствием греха. Так вот этот сам мир во всем своем проявлении – это есть уже некая деградация. Тот мир, который открывается человеческому взору, человеческой душе. Таким образом дается вот эта мысль о божестве, которая постепенно нисходит до доступных человеческому восприятию форм существования. Ну а теперь посмотрите, хотя не имеет правда никакого значения, подобна эта неплатоническая триада или неподобна, поскольку христианство возникло не двести, не полтораста лет, по крайней мере, раньше. Но, тем не менее, даже сопоставление неплатонической триады с христианской Троицей показывает первое. В христианской Троице нет никакой идеи эманации, причем эманации какого рода: в неоплатонизме каждая последующая ступень ниже предыдущей, т.е. указана прямая субординация, нисхождения именно. Христианство утверждает и христианское богословие о равенстве всех трех лиц. Единосущие, они одной сущности, единой сущности. Не деградации, не излияния этой сущности ступенчатое, в которой идет постепенное умаление этой сущности. Нет. А это единосущностное, без всякой субординации. Я не говорю уж о других сторонах, которые так же очень важны. Нет речи в неоплатонизме о том, что бы Ум, Нус мог воплотиться. Это совершенно невозможно. Материя, я сказал вам, что такое, воплощение ума немыслимо в принципе, христианство настаивает и это является центральным догматом христианства. Воплощение Сына Божия, воплощения Логоса. Для неоплатонизма, выразимся религиозным языком, это просто богохульство. Вот я вам назвал несколько этих вариантов с одной целью, чтобы на этих примерах, на этих картинках, имеющих для нас очень важное, в данном случае значение, показать, что то учение о Святой Троице или о Боге, которое присутствует в христианстве, не имеет аналогов в религиозном и философском представлении той эпохи. Да не только той эпохи, а вообще всех предшествующих эпох. Нет этих представлений. Отсюда мы и не понимаем, почему были такие энергичные попытки всю историю, происходящую до настоящего времени, попытки исправить христианское учение о Боге. До сих пор его исправляют. Не вмещается оно в рамки обычных наших логических схем, которыми жило человечество. Я обращаю ваше внимание, что все естественные религии и все учения этих религий логически понятны. Они оправданы, поскольку они все проистекают из реалий этой жизни. Из реалий самого человека, из реалий его логики, его мышления. Они все понятны. Христианство как раз дает нам представление о Боге, которое выходит за границы. Оно не противоречиво, но оно и не вмещает, одновременно, этой логики, обычной логики. Может быть, когда-нибудь кто-нибудь что-нибудь поймет, до чего-то человеческая мысль достигнет. Я не знаю этого. Вот у академика Раушенбаха есть статья о понимании Святой Троицы, в общем, много было разных статей. У Владимира Соловьева есть целый трактат по пониманию Святой Троицы. Многие писали. Мы говорили о тех аналогиях, которые приводят святые отцы. Но это аналогии – солнце, свет, тепло. Аналогий много. Наиболее удачная аналогия, конечно, соединена с человеком, поскольку человек есть в преимущественной степени образ и подобие Божие, через него мы можем что-то понять, хотя прекрасно осознаем, что это понимание будет неким намеком, а не раскрытием самого существования божественного, как нам открыто это в Евангелии. Лекция № 6 Добрый день. Подводя итог рассмотрению первого вопроса, который входит в нашу довольно длительную, марафонскую систему проблем, можно сказать, если мы обратимся к тем аналогам нехристианской религии, которые были до нее, т.е. предшествовали ей, которые возникли в результате от части христианских идей, конечно, соединяя их с другими идеями и фактами, то мы видим те модели понимания Бога, как Троицы, оказывается, носит на себе печать принципиальных отличий от учения христианства. Это, во-первых, семейная триада, как кажется на первый взгляд наиболее близкая, дальше известная трехликая Геката, известная и всюду проходящая идея тримурти, которая на первый взгляд очень привлекает взор исследователей, но как мы убедились с вами, фактически не имеющая ничего общего с идеей христианской Троицы. Наконец, некоторые неоплатонические идеи, которые носят конечно же больше философский характер, чем религиозный. Вы знаете, вообще неоплатонизм есть не что иное, как некое удивительное сочетание религии и философии, в конечном счете неоплатонизм – это выражение того же платонизма и последующих идей, связанных с философией Платона, в конце концов в религию. Сегодня мне бы хотелось обратить ваше внимание еще на одну сторону христианского учения, которая до сих пор с очень большим трудом понимается человеческим сознанием, я бы даже сказал больше, с очень малым успехом принимается человеческим сознанием, даже не просто человеческим сознанием, а христианским сознанием, хотя христианство во всеуслышание постоянно только и говорит об этом. Кажется, нет ничего другого, о чем говорит так христианство, как об этом, ни в нас разум, ни даже в нашу душу. Речь идет, кажется, об очень простом, речь идет о том, что Бог есть Любовь. Мы настолько привыкли к этому словосочетанию, что на первый взгляд собственно, здесь никакой нет и проблемы. Однако я вам скажу. Первое: в истории религиозного сознания мы практически не найдем ни одной религии, где столь бы ярко и столь сильно была выражена идея того, что Бог есть Любовь. Можно было бы сказать даже еще сильнее – такой идеи вообще не было. Была идея о Боге Милостивом, вернее, о Боге, который может осиять любовью человека, о Боге справедливом, который покарает зло и наградит праведного, было все это, было. Но вы понимаете, какая разница в христианском учении о Боге Любви и даже о том справедливом, любвеобильном, милующем Боге, идея которого действительно была в дохристианских, подчас некоторых религиях, которые затем выразились и в пост христианских сознаниях, например, в мусульманстве, где Аллах рассматривается, как справедливый и всемилостивый. В чем различие? А различие здесь вот в чем. Во-первых, во всех этих религиях Бог стоит над миром, над человеком. Он всемогущий, и Он, если хочет, Он может помиловать. Более того, Он, будучи справедливым, Он может установить правду на земле. Вы слышите? Он стоит над всеми и Он, если хочет, то Он и делает. И Он хочет этого. Христианство же утверждает совершенно другу мысль. Оно говорит о том, что Бог не только, если хочет помилует, а само его существо, если хотите Бога, насколько это доступно нашему человеческому восприятию и сознанию, само существо Его есть Любовь. Более того, если хотите, хотя меня осудят за некорректность слов, но я бы сказал даже так: Бог не может не помиловать, не любить человека, именно само Его существо и есть любовь. Это выражено в прекрасных словах Евангельских: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Это выражено с потрясающей силой, какой-нибудь писатель сказал бы, с потрясающим драматизмом. Это выражено в Боговоплощении и в крестной жертве. Это настолько не соответствует человеческому сознанию, что апостол Павел выразил это с полным основанием, когда сказал: «Мы проповедуем Христа распятого, иудеям соблазн, эллинам безумие». Почему иудеям соблазн, собственно говоря? Те же учили о Боге Едином? Да! О Боге Милующем? Конечно! Справедливом? Бесспорно! Почему же соблазн? Соблазн причина не только в том, и апостол Павел об этом в данном случае даже не говорит, что соблазн был в Боговоплощении, об этом мы с вами будем говорить отдельно, это отдельная тема, в данном случае апостол Павел говорит о Христе распятом. Невозможно себе представить, чтобы Бог мог снизойти до такой глубины смирения ради любви к человеку. Это противоестественно было. Такая же противоестественность выражена и в несколько, может быть иной форме, но присутствует в каждом человеческом сознании, почему апостол Павел и продолжает: «А эллинам – безумие». Да. Чтоб Божество таким способом спасало мир, чтобы оно могло так возлюбить человека, чтобы унизиться до подобного рода смерти – это безумие. И до сих пор, вы знаете, ведь до сих пор так и остается это. Невозможно себе представить, чтобы Бог мог так любить мир. Вы теперь поняли разницу? Одно дело, когда я от избытка своего богатства могу сейчас дать одному нищему, другому, третьему – это все понятно. А вот чтобы я сам вместо этого нищего пошел под суд, за то, что от чего-то этот нищий сделал, пошел потом в эту тюрьму, и прочие вещи да претерпел за него казнь – ну-ка, вы чувствуете разницу? Так во всех нехристианских религиях. Бог, когда воспевался как любовь, т.е. как милостивый – это была милость кого? Вот этого богатого, всесильного, всемогущего, которому ничего не стоит оказать в любой форме милость, т.е. дать что-то совершенно иной тип, иной характер. И вот это удивительное учение христианства, оно с трудом воспринимается, с очень большим трудом. Постоянные попытки в истории объяснить иначе. К чему они привели? К вещам совершенно естественным, хотя и печальным. Запад, Рим пошел по пути ветхозаветному. Постепенно вот это неприятие, внутреннее неприятие идеи Бога Любви, как об этом говорит христианство, привело к тому, что сами отношения между Богом и человеком стали там рассматриваться на чисто правовой базе, на правовой основе, основе закона, основе какой? Человек совершает преступление и, естественно он наказывается; совершает добро – награждается. В римском богословии, римокатолическом, которое остается сейчас в этом вопросе точно таким же, вот эта система наград и наказаний является основополагающей. И она то лучше всего и свидетельствует о Римском, я бы сказал, Западном понимании Бога. Какое это понимание Бога? Насквозь ветхозаветное, которое очень недалеко от языческого понимания. Поэтому мы видим в системе римо-католицизма такие странные идеи, как идеи удовлетворения, идеи заслуг, идеи сверх должных даже заслуг, которые будто бы может человека приобрести в этом мире. Не случайно, один из наших славянофилов Юрий Федорович Самарин так и сказал, что католицизм – это настоящий иудаизм в христианстве. Верно. Та же законническая база, то же законническое правовое понимание отношений между Богом и человеком. В чем тут еще один есть очень интересный момент? Момент, который, я бы сказал, является важным насущным для нашего времени. Он связан вот с чем. Если мы возьмем Библию, особенно Ветхий Завет, но даже и Новый Завет, если бы обратимся к творению Святых отцов, т.е. если хотите, учению Церкви, то мы прямо увидим, что и Христос в Своих проповедях очень часто, многократно в самых различных вариантах говорят о наказании и наградах, которые исходят от Бога в соответствии с жизнью людей, т.е. это как раз то, что мы сейчас только что осуждали. То, что мы называли не должным, недостаточным, несовершенным, неправильным. Мы это же находим. Как понять? Сами же эти святые отцы великолепно объясняют, что это значит. Я специально выбрал несколько таких очень сильных высказываний святых отцов, которые показывают с одной стороны, как они видят христианского своего Бога, как они понимают Бога, с другой стороны, как они объясняют вот употребление этих терминов, такие как наказание, как месть Бога и т.д., как они это понимают. Почему же они употребляют эти слова? Целый ряд, я бы сказал, блестящих просто высказываний. Я сейчас вам зачитаю вот некоторые из них, и вы сами убедитесь, как святые отцы смотрели на этот очень важный вопрос. Еще есть некоторые моменты, о чем я расскажу позднее. Вначале я бы привел вам слова человека – подвижника, святость которого, ну я бы сказал, занимает особое место. Это человек глубочайшего духовного ведения. Кто его когда-либо читал, я думаю, это сразу почувствует. Очень бы советовал почитать. Это никто иной как преподобный Антоний, названный в церкви Великим. Немного из Великих, он один из них. Это человек, который определил собственно все настроение, дух, я думаю, во многом и сами идеи Афанасия Великого. Афанасий Великий, еще будучи дьяконом, на I Вселенском Соборе явился самым выдающимся обличителем ереси Ария. Что значит обличителем? Не в том смысле, что он ругался так очень хорошо. А в том, что он показал всю несостоятельность этой ереси, объяснил. Так вот, он был учеником Антония Великого, этого Великого действительно подвижника. И вот что пишет этот подвижник о нашем христианском понимании Бога. Я вам зачитаю: «Бог благ и бесстрастен, и неизменен». Если кто, признавая благословным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает, однако же, как Он, будучи таков, о добрых радуется, от злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостивым к ним, то на это надобно сказать, что Бог не радуется и не гневается, ибо радость и гнев – суть страсти. Нелепо думать, что Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит. Вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым. А мы, когда бываем добры, то вступаем с общение с Богом по сходству с Ним. А когда становимся злыми, то отделяемся от Бога по несходству с Ним. Живя добродельно, мы бываем Божьими, а, делаясь злыми, становимся отверженными от Него. А это не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, слышите? Но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, сделанными же мучителями соединяют. Если потом молитвами и боготворениями снискиваем мы разрешение во грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили. Вы слышите, какие интересные вещи? Но что посредством таких действий и обращение нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божью благость. Так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенного зрения. Это из 1-го тома Добротолюбия (параграф 150). Смотрите, как он хорошо подчеркивает вот эти важные моменты, которые в нашем сознании присутствуют совершенно в другом свете. На грешников как раз Бог не гневается и праведника Он милует не больше, чем грешника. А что же происходит? Он показывает, тот процесс или, лучше сказать, те процессы, которые происходят в нашей душе в связи с тем, когда человек грешит и когда он кается. Оказывается, что происходит, когда человек грешит? Солнце закрывает он от себя, лучше сказать: глаза свои закрывает от солнца. Грех закрывает от человека Бога. Закрывает. Солнце продолжает по-прежнему светить, но человек закрывается от Бога. Оказывается, что происходит с человеком в связи с его покаянием? Оказывается, сердце человеческое становится доступным для Бога, как бы, вот знаете, промывается окно и вновь солнечные лучи начинают проходить в человеческую душу. Как в Апокалипсисе очень хорошо сказано: «Вот Я стою при дверях и стучу, кто откроет Мне, к тому Я войду и мы будем вечерять», т.е. праздновать с ним. Оказывается, Бог есть всегдашний, как солнце всегда светит, так Бог есть всегда Любовь, ко всем и ко всему, однако, мы то все по-разному воспринимаем это действие Божие, в зависимости от состояния нашей души. Вот тогда и получается так, впечатление со стороны, что оказывается, одних Бог кажется – наказывает, а других – награждает. Представьте себе вот тот образ, который я привожу часто. Инопланетянин какой-либо побывал бы на приеме у врача. И вот представьте себе, например, он видит: одному человеку, врач говорит – на курорт, другому говорит – немедленно на стол под нож. Инопланетянин бы подумал: «Да! Видно первый очень здорово угодил врачу, а второй – насолил ему, врачу этому. На самом деле причина очень простая: первому – действительно требуется курорт, ну ослаб, требуется укрепить здоровье, отдохнуть, а у второго – острый аппендицит, если немедленно не сделать операцию, то он может погибнуть. Одна и та же любовь, но в зависимости от состояния человека выражается в различных действиях. Вы слышите? Причем, в каких действиях! От самых, кажется, благоприятных, когда человека посылают на роскошный курорт, до самых кажется, ужасных – когда человека кладут под скальпель. Так, к сожалению, большей частью мы воспринимаем действие Божие в отношении людей, в отношении нас самих, а отсюда рождаются очень многие, я бы сказал, опаснейшие последствия. Подумайте, если мы действительно примем, что Бог награждает праведников, а наказывает грешников, что отсюда следует? Если я вижу, с кем-то случилось несчастье, что я думаю? Ясно кто, так ему и надо. А со мной не случилось, значит, вы теперь поймете, поймете эту психологию, поймете тогда существо вопроса, который был задан учениками Христу, когда Христос сказал: «Как трудно войти богатому в Царство Божие». Помните реакцию учеников? Это же поразительная реакция: кто же тогда может спастись? Слушайте, а в чем дело, что за вопрос? Почему такая странная реакция? Кто же тогда может спастись? Реакция вполне понятная. Богатый – это что значит – возлюбленный Богом, а если возлюбленный Богом – значит праведник. Богатство есть что такое – милость Бога к человеку, награда. Ну как же, если награжденный, т.е. добродетельный. И Христос вдруг говорит, что ему трудно войти в Царство Божие. Что же тогда говорить о других? Вот такое примитивное понимание, посмотрите, насколько оно пронизывало психологию иудеев того времени. Апостолы, которые, кажется, с Христом постоянно, и вдруг такой вопрос: кто же тогда спасется? не понимали, не знали этого, что Бог есть Любовь и только Любовь. Как сказал и Сам Господь, что Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и не праведных, на всех. Самый хороший образ. Действительно, Бог есть солнце, которое всегда светит, но один человек выходит на солнце, другой человек прячется от солнца. В зависимости от чего это происходит? От нашего внутреннего, в данном случае духовного строения. Вот еще я вам приведу высказывание святителя Григория Нисского. Посмотрите, что он говорит, посмотрите, какие слова-то употребляет: «Ибо что неблагочестиво почитать естество Божие подверженным какой – либо страсти, удовольствия или милости, или гнева, этого никто не будет отрицать, даже из мало внимательного познания истинно сущего». Даже из мало внимательного. Но, хотя и говорится, что Бог веселится о рабах своих и гневается яростью на падший народ, о том, что Он милует, так же щедрит, но каждый, думаю, из таковых изречений общепризнанное слово громогласно учит нас, что посредством наших свойств провидение Божие приспособляется к нашей немощи. Чтобы наклонные ко греху по страху наказания удерживали себя от зла. Уличенные прежде грехом не отчаивались в возращении через покаяние взирая на милость Божию. Григорий Нисский утверждает, что все наши мысли, термины, которыми мы выражаем, действия Божии в отношении нас, такие как удовольствие, милость, гнев, наказание, что это есть? Он говорит: это вовсе не выражает сам характер действия Божия, а говорит совсем о другом. А почему же тогда употребляется слово наказание? Объясняет: люди находятся на разном уровне не только духовного, но и интеллектуального развития. И для многих людей даже необходимо говорить о наказании, другого не поймут. Как только вы скажете им, что Бог никого не наказывает, а всех любит: ура! Значит можно все делать. Вы спросите, что всё можно делать? Биться головой о стену? Нет. Пить кислоту? Нет. Резать себя и колоть? Нет. Не понимают. Вы знаете, вот примитивное сознание не понимает, что грехом мы вредим себе, режем, колем свою душу, терзаем ее. Не понимают. Понимают только одно: Бог наказывает или не наказывает. Если не наказывает – все можно делать. Вот это беда. Почему Григорий Нисский и пишет: «Чтобы наклонные ко греху по страху наказания удерживали себя от зла». Вот почему употребляются эти слова, по этой причине, т.е. в соображениях каких? Воспитательных, пасторских. А не потому что будто бы это присуще Самому Богу. Иоанн Златоуст об этом очень хорошо говорит: «Когда ты слышишь слова – ярость и гнев, по отношению к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого». Это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного. Вы слышите? Говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых. Вот откуда это исходит. Самое любопытное, что у того же святителя Иоанна Златоуста очень много слов, когда он говорит о наказании, о гневе Божьем, очень много найдем слов, сколько угодно. Вывод: именно потому, что Он смотрел на тех, кто перед ним, Он на том, на должном уровне и говорит им, этим людям. На уровне, на котором они могли правильно воспринять. К сожалению, я повторяю еще раз: вот эту идею о том, что Бог есть Любовь и только Любовь, с трудом воспринимает человеческое сознание. Или люди сразу начинают полагать, что уже все, можно делать все, что угодно или вообще начинают не соглашаться с этой идеей и утверждают ветхозаветное языческое понимание Бога, как Бога Судьи и Правды. А ведь помните, что апостол Павел пишет: «Праведник пострадал за не праведников», - говоря об Иисусе Христе. Кто-то из святых отцов, я сейчас не помню, пишет: «Разве можно называть Бога праведным? Какой же Он праведный? Ибо если б Он был праведный, справедливый, то уже должно бы человечеству и быть то на земле невозможно было бы». Ведь столько творится в мире зла, он должен быть уничтожен, давно уничтожен. Нет, Он не праведный, Он любвеобильный. И эту любовь Он доказал своим Боговоплощением, страданием, крестом и смертью. Вот каково святоотеческое понимание этого вопроса. Собственно, оно все исходит из того, о чем уже так хорошо написано в Евангелие. Вот апостол Иаков по этому вопросу смотрите как пишет: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает. Потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого. Но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью». Уж, кажется, прямо говорит точно, прямо указывает на причину того, так называемых искушений. Под искушениями разумеются вот эти всякие скорби, неприятности, болезни, страдания, которые совершаются в нашей жизни, можно сказать с каждым человеком. Без этого не проходит жизнь человеческая. Вот исходя из такого понимания Бога, мне кажется, мы может сделать соответствующие выводы в отношении того, что именуется наказанием Божьим. Что это есть? Что есть наказание Божие, о котором мы читаем, о котором слышим, о котором часто говорим? Мы здесь сталкиваемся с вами с пониманием очень важного вопроса, еще одного вопроса, который решительно выделяет христианство из многих прочих религий. Речь идет о промысле Божьем. Я вот привел пример, как врач двух различных больных посылает в совершенно разные места, т.е. прописывает совершенно разные методы лечения, в зависимости от того, какая болезнь у человека, чем он поражен. Перенося это в духовный план, мы бы сказали так: в зависимости от того, какие страсти более действуют в человеке. Тем более надо учесть, что иногда даже в природном плане, в плане просто по рождению, в наследственном даже отношении мы будем потом говорить позднее об этом. Уже в наследственном даже отношении многие люди рождаются с более выраженными страстями. Разные могут быть страсти, но это факт, который мы наблюдаем в окружающей нас жизни. Итак, разные наклонности у человека, у каждого человека свои наклонности разные, преобладают у разных людей. В чем состоит действие промысла Божьего? Оно состоит в том, чтобы поставить человека со стороны внешних условий его существования в наилучшее место, в наилучшую ситуацию, с точки зрения просто сказать его спасения. Но это надо расшифровать. Вот так просто сказать, мне кажется, это просто ничего не сказать. Совсем не понятно. Что значит – с точки зрения его спасения. С точки зрения, если сказать, спасения, то можно было подумать так. Тогда нужно было бы Иуде умереть в детстве и все в порядке. Правда? И он бы не совершил тогда этого тягчайшего преступления. Что ж тогда наилучшим является? Наилучшим, оказывается, ведущим к спасению, является познание всех, будем говорить, страстей или немощей, которые живут в каждом из нас. Каким образом мы можем узнать? Ведь как узнать: есть у человека внутри какая-нибудь болезнь или нет? Надо, знаете, иногда толкнуть его и он сразу подскочит, «Ах!» скажет. Знаете, у врача начинается: больно? Нет. А вот здесь? Оть. Внешние жизненные обстоятельства дают возможность каждому человеку увидеть свои вот эти страсти. Обратите внимание, почему в уединение очень редко кого посылали и если разрешали, то только в том случае, когда уже здесь, здесь он в условиях общежития достаточно узнавал себя. Вот это познание себя, т.е. кто я есть на самом деле, а не тот, кем я себе кажусь. Т.е. познание своих страстей и познание своих реальных сил в борьбе с этими страстями открывает человеку самое важное, что ему необходимо – дорогу к покаянию. К покаянию, потому что душа тогда начинает болеть. Ведь вы знаете, можно ведь грех видеть, видеть, ну и ладно, ну я грешен, ну и что? Вот я бегаю по академии и говорю: я грешный, так, мне все можно, значит мне все можно, правда? Ведь святым же нельзя, а я грешный – мне все можно. Видите как хорошо – ха-ха, пожалуйста, ха-ха. А я бы не запрыгал, если бы наступил бы на гвоздь, и не бегал бы, крича: ха-ха, у меня гвоздь сквозь ногу. Правда, трудно себе предположить такое. Почему? Больно! Ах, вот оно что! Когда больно, ха-ха нет, когда не больно… Так вот в том то и дело: Господь ставит каждого человека в такие жизненные условия внешне, при которых дается ему возможность увидеть, что те страсти, которые присутствуют в тебе – они есть страсти, т.е. болезни, страдания. Помните страсти Христовы, страдания Христовы. Слово «страсть» происходит от «страдания». Так вот, страсти греховные, которые в нас есть, они, оказывается, являются источником страданий, они мучают человека. И если сейчас еще в этих условиях иногда от нас то – одно, то – другое отступает или они действуют только по временам, то что будет, если они обнаружат себя во всей силе? Какие же страдания они тогда принесут человеку? Так вот, существом промысла Божия и является поставление человека в такие жизненные условия, при которых он мог бы, наконец, обратить на себя внимание. Познать себя, увидеть, что в нем живет. Это очень трудно, я вам скажу, очень трудно по простой причине, вы знаете какой. Это все знают. Какая причина? Я никогда не виноват, всегда виноват кто-нибудь другой, но не я. Самооправдание. Вот эта лжеправедность настолько глубоко живет в нас, что она выражается даже тогда, ну когда уже ясно, что человек виновен. Нет, он не виновен! Недаром, как китайцы говорят, загони змею в бамбуковую палку – она там и будет извиваться. Это трудный процесс, но без этого, без познания себя, невозможно спасение человека. Поэтому, когда мы говорим, что Господь ставит в наилучшее человеку условие спасения, то под этим подразумевается не что иное, как те условия, которые дают возможность человеку познать себя, свои страсти, увидеть их, их болезненный, убийственный характер, мучающий душу. Вот у этого состояния познания только и возможно обращение ко Христу как Спасителю. Теперь мы тогда поймем, что значит так называемое наказание Божие по отношению к человеку. Первое и важнейшее. Бог никому, никому не мстит. Ни за какой грех, слышите? Нет греха, за который мог бы Он мстить человеку – ах ты такой, сякой. Вот тебе за это. Бог – любовь и только любовь. Где совершается это наказание? В самом грехе. Сам грех мучает человека. Посмотрите, как великолепно Достоевский в образе Раскольникова в своем романе «Преступление и наказание» показал, что делает грех с человеком. Если кто еще помнит это произведение, те, наверно, сразу поймут: он не находит себе покоя. За что? За что? Убил эту старушонку, ну и ее сестру. Что такое это вошь, а не человек. Старушонка – ничего не стоит. А на старухины деньги сколько можно сделать добра! Сделал Наполеоновский шаг, переступил этот порог. И как хорошо Достоевский показал, что началось с ним. Вся его философия оказалась карточным домиком, который – фу, дунули, и все полетело вверх тормашками. Совесть не дает покоя человеку. Вот, оказывается, что происходит: познание человеком, что такое грех. Какое это мучение, какое это страдание, какая боль и любой грех это делает. Только по нашей толстокожести мы не все видим, не все замечаем. На самом деле нет ничего такого, что Христос называет грехом, что действительно бы не уязвляло душу человеческую, не ранило. Я говорю: душу. Верно, душу. Потому что, если душа страдает, будет страдать и тело. Это едино. Множество, и можно сказать, все болезни души, конечно, все болезни души обязательно отражаются и на теле. Т.е. это вред всякому человеку. И почему Бог дает свои заповеди: только по одной причине, предупреждает: не делайте так, ибо вам будет плохо. Предупреждает. Посмотрите, какая любовь! С чем она сочетается? С удивительным: Бог не касается наше свободы. Вы подумайте, ведь Он мог бы что сделать? Сделать и все, чтобы не грешили. Правда же, отнять эту свободу, заковать в цепи. В какие угодно там: телесные, духовные, не знаю в какие. Бог! Нет, нет. Опять потрясающая любовь! Ни йоты Господь не касается нашей свободы. Самое большое – что Он по своей любви, по любви, вот как отец, мать создает только лучшие условия для того, чтобы человек сам опомнился, сам понял и сам обратился к Тому, кто более всего любит человека. Потому Бог не наказывает, в смысле, не мстит никому, но создает нам лучшие условия для обращения человека. Он не только не наказывает, я вам скажу и другое – и не награждает. Вот эти все наказания и награды – это все человеческие вещи. Они откуда произошли? Произошли от потери, от потери нами нравственного чувства, нравственной жизни. Вот откуда все наказания и награды. И не награждает Бог никого, а что он делает? Бог всегда в любой момент времени источает всю силу своей любви на каждого человека. Но только мы в разное время, в разной степени открываем себя для действия этой любви. И об этом бы стоило задуматься. Ведь это очень важный вопрос. Ведь если Бог есть совершенная любовь, который готов нам в любой момент дать все, все, почему же тогда Он нам не дает? Ответ более чем простой. Я думаю, каждый поймет. Правда, каждый? Дай нам только сейчас дар чудотворения, дай – мы натворим чудес! Нам ничего дать нельзя. Чуть-чуть только, на одну ступеньку подняли человека и тут же собратья, друзья говоря: ну вот – был человек, стал скотина. Хотите узнать человека – дайте ему власть. Слыхали такое? Верно. С каким трудом мы переносим малейшую человеческую славу. Как ее надо беречься, как огня – этой человеческой славы. Почему она уязвляет нас, убивает нас. Не случайно Иоанн Лествичник сказал: что только равноангельный может вынести без труда для себя похвалу человеческую. Бог не награждает нас. Он дает всю преизобильную благость свою по мере нашей духовной способности принять эти милости Божии без вреда для себя. Поток лучей требует защиты. Знаете, сейчас больше всего боятся. Не дай Бог, разрушится озонный слой, что тогда будет? Эти лучи начнут тогда нас жечь. Вон как в Апокалипсисе и написано: «и покроются они гнойными, отвратительными ранами». Помните, в Апокалипсисе: покроются, и все равно будут хулить Бога Всевышнего. Так вот, оказывается, что Бог и не награждает, в смысле не дает каких-то особых, специальных даров за какие-то наши особые добродетели. Вообще-то добродетелей у нас никаких и нет. А Бог только дарует свою милость тем, кто способен принять эту милость без вреда для себя. Вот поэтому отсюда открывается еще одна важная черта христианского учения, о которой ну, конечно же, не знают другие. Что, почему это Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Что значит дает? Смиренный способен ее принять для себя. Вот это оказывается почвой, на которой человек может принять ту преизобильную благость Божию, которая как от солнца излучается от Него, эта способность называется смирением. Она рождается из чего: из реального познания себя, своей греховности, своей поврежденности, своей неспособностью самому стать тем, кем я должен быть и к чему я призван. Вот, друзья мои, святые отцы в этом отношении очень хорошо объясняют вот эту идею, только что высказанную. Посмотрите, что пишет Марк Подвижник, например, я приведу его слова: «Вина, т.е. причина, всякого скорбного случая, встречаемого с ними – суть помыслы каждого из нас». И объясняет дальше: «Все злое и скорбное»… - вот это стоит запомнить всем нам, стоит запомнить – великий закон высказывается: «все злое и скорбное приключается нам за возношение наше». За возношение наше! Вот, оказывается, главная причина, которую Макарий Великий называет медной стеной, стоящей между человеком и Богом. Это возношение наше или гордость. Вот это абсолютно закрывает человека от Бога. И что тогда начинается? Попробуйте закрыться от солнца. Нет солнца! Что будет? Без солнца нет жизни на земле! Так и здесь. Оказывается, все скорбное, что случается с нами, в конечном счете происходит за возношение наше. Отсюда и практический вывод: если мы не хотим наказаний, я уже говорю в переносном смысле, т.е. не хотим скорбей, нужно всячески бороться с возношением своим, с мнением о себе. Это один из важнейших рецептов, который люди мира совершенно не знают. Основная причина всех наших скорбей – это гордыня, самомнение, возношение наше. Вот оказывается в результате чего происходит с нами скорбное. Если бы человек только начал жить под началом Евангелия, если бы он увидел себя, если бы он смирился, начали бы рассеиваться все эти тучи скорбей и зла, которые в таком изобилии обрушиваются на нас. Мы должны об этом говорить, это объяснять. Ибо если Бог есть любовь, то и существом христианской религии, существом православия является так же любовь, которая не может быть бездейственной, она должна выражаться хотя бы в том, чтобы объяснить правильно тот путь жизни и направление, при котором человек может получить благо внутри самого себя. Лекция № 9 Добрый день. Я полагаю, что знакомство с вопросом о Логосе, как он был представлен в древнегреческой мысли и, в частности, в таких наиболее известных системах как у стоики, учение Филона, достаточно показывает, насколько христианское понимание логоса и учение о нем отлично от них. По крайней мере, я не слышал еще таких вопросов, которые возникали и выражали недоумение по поводу возможного принципиального сходства. Действительно, его нет. У стоиков логос скорее закон, безличностный закон, у Филона, это не что иное как илитварно-личностный посредник или безсамостная энергия божества, по крайней мере, нечто принципиально низшее по сравнению с божеством. Но то, что особенно здесь обращает на себя внимание, это взгляд Филона на материю и в связи с этим на возможность воплощение логоса. Как мы уже видели это принципиально невозможно с точки зрения учения Филона, это богохульство для Филона. Так что вот это рассмотрение, оно достаточно беглое, но по существу отвечающее тем философским воззрениям, в атмосфере которых развивалось христианство, показывает о том, что ни о каком заимствовании христианскими богословами учения этих философов не имело место и невозможно даже говорить. Поэтому точка зрения Энгельса о том, что Филон является настоящим отцом христианства, звучит несколько странно. Сегодня я хочу вам показать еще одно. Обратить ваше внимание на, я бы сказал, основополагающее истину христианства, которое связано с фактом Боговоплощения. Атеистическая критика прямо говорит и указывает, что уж здесь-то как раз христианство ничего нового не сказало. Вся история языческих религий наполнена воплощениями богов. Ничего здесь поэтому какого-то необычного, чрезвычайного тем более, как утверждают христианские богословы, сверхъестественного, мы здесь не видим. А вот давайте посмотрим, так ли это. Ведь для того, чтобы увидеть, нужно сравнить, я напоминаю вам французскую пословицу: ночью все кошки серы. Так давайте попытаемся сравнить, что из себя представляли языческие воззрения, по данному вопросу и что говорит христианство. Картина, я вам скажу, открывается не менее интересная, чем и в предыдущем вопросе. Чем характеризуется язычество в этом отношении. Первое и очень, так сказать, важное, в тоже время любопытное, но это факт, что воплощение языческих богов, о которых нам говорит как мифология средиземноморского региона всех народов и религий, так и мифология индусская, вся она связана с одной очень интересной мыслью. Мысль эта заключается в том, что боги воплощаются не на самом деле, а они только принимают вид, т.е. если хотите это как своего рода артисты, которые снимают и одевают маски. Это можно было бы проиллюстрировать очень многими примерами. Я вам может кое-что даже назову. Юпитер, например, превращался в дракона, Юпитер – это главное божество Римского пантеона. Зевс превращался в быка, сатира, золотой дождь, вообще, это не важно во что, он мог во что угодно превратиться, на то он и представляет собою бога, коли божество все может. Второй, очень интересный момент, связанный опять-таки с данным вопросом, заключается в том, как происходит это воплощение. Если мы обратимся к языческой мифологии, то оказывается, этих божеств или полубогов рождают. Ну вот, несколько примеров: Геракла, известного героя, кто рождает, Венера – богиня красоты, чувственной любви и выражаясь, если христианским языком, даже разврата. Другая мать, Артемида, отличается жестокостью невероятной. Амирис, например, или Адонис хотя бы был сыном, по одним сказаниям девы Мирры, по другим сыном Сирийского царя от кровосмешения. Вот эта неопределенность очень поражает. Богиня Гера, которая, кажется уже была супругой Зевса, тем не менее, называется то вдовой, то девой. Аполлон рождается то от девы, то от Зевса и Леты. Вообще, это довольно любопытная картина, что когда древняя греческая мифология, как и мифология других народов, не имеет никакой определенности в решении, в рассмотрении, в констатации вот этого очень важного факта, как явление бога человеку. К тому же, как вы знаете, все эти религии носили политеистический характер, богов было множество, отсюда и воплощений было также множество. Эта картина всем хорошо известна и здесь мы вобщем-то не встретим никаких возражений, ни недоумеваний. Но любопытно еще одно, я сначала процитирую вам. Эпикур, известный древнегреческий философ, прямо говорит: «Боги не пойдут на то, чтобы сделаться людьми действительными». Я вам сказал уже, принимают маски, т.е. они принимают вид, они являются людьми, я бы сказал в том образе, который они хотят представить им, не на самом деле воплощаются. А почему Эпикур так говорит, что за странная фраза, что боги не пойдут на то, чтобы сделаться людьми действительными? Причина совершенно очевидная: если они делаются людьми действительными, значит, они окажутся подверженными всему, что может произойти с человеком, т.е. разным неприятностям, страданиям, рокам, смерти. Именно поэтому боги и не могли стать людьми действительными. Как говорят ведийские тексты, Вишну, и это имя нам теперь с вами хорошо известно, воплощаясь, уподобляется актеру, который меняет костюм, одевает маску, играет разные роли. Так что вот эти аватары, т.е. разные воплощения, верховные божества индуизме, оказываются ничем иным, как просто сменой декораций и больше ничего. При этом мы в индуизме видим также, что Вишну, например, воплощается очень много раз и имеет достаточно много аватар. Например, последняя аватара, двадцатая, под именем Кришна имеет, в тоже время и все предыдущие аватары, ну например девятнадцатую аватару, бога Раму. Вот этот Кришна и Рама – это, своего рода, ко-аватары, совместно сосуществующее, более того, соперничающие между собой. В то же время, оказывается, мы замечаем, что эти ко- аватары имеют последовательность и сосуществование не только во времени, когда они одновременно существуют друг с другом, но любопытно и другое, что они непрерывно как бы, нисходят, начиная от высших до низших, т.е. эти аватары божества в индуизме, например, начинается с какого-нибудь Кришны (20-е воплощение Вишна) и доходят до Вепря, до рыбы. Все это есть воплощения Вишны. Вот отсюда профессор нашей академии дореволюционной А.И.Введенский писал: «Ясно, что такое учение о боговоплощениях по существу не имеет ничего общего с христианским учением о воплощении Бога-Слова». А что же говорит христианство по этому вопросу? Я думаю, что здесь надо расставить все точки над «и», каково христианское учение? Если мы обратимся к Евангелию, то мы видим здесь просто констатацию факта и больше ничего. Бог-Слово, с Которого начинается Евангелие от Иоанна, Он – Логос, мы затем видим, что Он есть такой же истинный человек, и в течении всей Своей жизни Он одинаково являет Себя и как Бога, и как человека. Вот этот вот факт является одним из трудно воспринимаемых. Попытки последующего истолкования этого факта приводили к самым разным, иногда печальным последствиям. Трудно было понять, как он может быть и Богом, и человеком одновременно. Причем, каким человеком? Истинным, настоящим человеком, не кажущимся, а настоящим. Вот в чем была проблема, кстати, это уже первая и важная характеристика, которая прямо показывает отличие христианства от язычества, что здесь Богочеловек был истинным, настоящим человеком, не теряя ничего в Своем Божестве. И вы из истории Церкви, конечно, знаете, какие были попытки объяснения этого удивительного и непонятного, с точки зрения науки, не тривиального совершенно факта в истории человечества. Как понять? И вот мы видим крайнее суждение, одно из них – несторианское, которое рассматривает этот вопрос следующим образом, что Бог Слово вселяется в человека Иисуса, т.е. пребывает в этом человеке, кажется, здесь сохраняются основные характеристики факта. Бог – да, человек настоящий – да, интересно, христианская церковь решительно не приняла этого. Вы помните историю III Вселенского собора и дискуссии, которые были связаны с ним, не приняла этого, осудила это как ересь. При этом вы помните, что в качестве крайнего противоположного мнения возникает монофизитство, в котором фактически утверждается, тут очень много различных есть нюансов, но если взять монофизитство как что-то уже конкретное и в наиболее ярко выраженной форме, то предполагается фактическое снижение человеческой природы до такой степени, когда она поглощается Божеством, это очень соответствовало языческому воззрению. Если Божество прикоснется к человечеству, это кажется естественно соответствует нашему сознанию, то оно, человечество, должно фактически исчезнуть. Это монофизитство, которое затем привело к монофелитству, т.е. к единоволию, как и здесь едина природность, опять-таки церковью были отвергнуты, обратите внимание, что и та и другая теория были логичны и очень правильны в своей мысли с точки зрения чистой логики. Не противоречило это, кажется, факту богочеловечества и в то же время устраивала человеческую мысль и несторианская точка зрения, и монофизитская. Кажется, все было решено, нет, это не соответствовало тому образу Иисуса Христа, который мы находим в Евангелии. Невозможно там увидеть, что Бог Слово жил в человеке Иисусе всегда, Он от Своего лица говорит, Иисус Христос говорит как о Своей человечности: «Отец более Меня есть», так и о Своем Божестве: «Я и Отец одно есть и видевший Меня видел Отца», т.е. здесь какое-то другое совсем единение. Ни какого умаления человеческой природы мы не видим. Какое умаление, какое поглощение, когда Он страдает на самом деле! И вот, на IV Вселенском соборе была предложена формулировка, которая поражает, по-человечески выражаясь, я вам скажу, это потрясающе гениальная формулировка, по истине богооткровенная формулировка, только Духом Святым могли сказать это, речь идет об известной, всем хорошо знакомой формулировке, что Божество и человечество соединилось в единстве богочеловеческой ипостаси неслитно, т.е. не образовав чего-то среднего, как переплавляются два материала, неизменно: никакая из природ не изменилась, и не превратилась во что-то другое, они остались теми же: и Божество и человечество нераздельно, т.е. в единстве, в богочеловеческой ипостаси они нераздельны, их нельзя отделить друг от друга. Это соединение имеет характер не для данного момента, а вечностный, т.е., выражаясь философским языком, можно было бы сказать, онтологический характер, т.е. это соединение по существу. Вот этой формулировкой, полностью перечеркивается все, что мы знаем о языческих боговоплощениях в дохристианскую и в христианскую эпоху, полностью не соответствует тому, что нам известно из истории религиозной и религиозно-философской мысли той эпохи. Посмотрите, сколько потрясающих отличий, одно за другим, я вот специально взял и составил по пунктам, запомнить их, конечно, все будет трудно, но я просто перечислю и возможно первое, о чем говорит христианство, о том, что воплощается не Бог, не Божество само по себе, а вторая ипостась Божества. Сразу мы ставимся перед реальностью понимания Бога, как триипостасного существа, а мы с вами уже говорили, какое отличие христианской Троицы от не христианских триад, вторая ипостась воплощается, т.е. если хотите для философов, например, это был бы клад. Есть над чем подумать, есть о чем поговорить, вторая ипостась воплощается. В язычестве воплощаются сами боги: Зевс, Юпитер, кто угодно, Афина, Вишна. Здесь нет. Поэтому мы сталкиваемся с такой тайной потрясающей, подумайте только, Нераздельная, Единосущная Троица и вдруг вторая ипостась соединяется нераздельно с человечеством. Куда возводится человечество! Подумайте, для чего воплощались боги, посмотрите мифологию, не хочу даже перечислять, для всяких земных и очень часто постыдных дел. Здесь происходит воплощение человеческой природы для возведения ее на такую ступень, о которой никто никогда не говорил, если хотите, то через вот это соединение логоса с человеческой природой человеческая природа вводится в триипостасное Божество. В Евангелие сказано: «Воссел по вознесении Иисуса Христа, воссел одесную Бога Отца». Вы понимаете, кто такой с права сидящий, Он из Библии, хотя бы помните, как Иосиф был одесную фараона». Это второй фараон, который фактически правит, фараон только наблюдает, он фактически возглавляет. Вообще, из истории языка и древних культур вам известно, что тот, кто одесную, это Альтер – эго, второе «я» того, около которого сидит человеческая природа, возводится на предельную высоту бытия. Интересно поискать среди языческих учений что-то подобное, если у Вишну иудейского божества мы находим множество аватор и эти аваторы являются все воплощением высшего божества, то Христос, оказывается, не является воплощением какого-нибудь другого Божества, высшего, ни Святой Троицы, ни Бога Отца. Он не является воплощением другого божества, Он – Сам Логос, Сам и есть воплощенный логос, здесь нет идеи вот этих аватар. Кстати, историки прямо утверждают, что трудно, практически невозможно представить себе, чтобы в эту эпоху, I век индийская мысль могла оказать хотя бы какое-то влияние на христианское учение. Это почти невероятно. Ни те были связи, ни тот характер был отношений, да и мало было просто известно что-либо о той философской атмосфере, которая имела место в Индии. Далее, Христос родился безмужно, в отличие от всех мифологических богов, за редким исключениями, конечно. Его рождение, Его воплощение совершенно не связано с какими-либо интимными человеческими отношениями, Он стоит вне этого. Евангелие прямо говорит: «Дух Святый найдет на Тя и сила Всевышняго осенит Тебя». Сам Иосиф был только хранителем девства Марии. Нет тут никакой романтики, каких-то семейных отношений, сообщается простой ясный факт, факт, перед которым все удивляются, поражается сам Иосиф. Нет никакой наигранности, никакой рекламности, никакого эффекта, все просто. Максим Исповедник пишет: «Рождается Христос Бог, ставший человеком через присоединение плоти, обладающий разумной душой». Оказывается, что такое Боговоплощение, это не просто принятие плоти, т.е. тела, не тело принимает логос, речь идет о полной человеческой природе, которая обладает разумной душой, т.е. здесь в человечестве разумная душа, разумная воля, сердце, все есть, не биологическую только оболочку принимает логос, а полностью природу, со всеми компонентами, и мы видим, как это выражается, разумная душа во Христе, как Он говорит о Себе, о человечестве, как говорит Он о Себе: «Отец больше Меня есть», «Иду к Отцу Моему и Отцу вашему, иду к Богу Моему и Богу вашему». Он называет такие вещи, которые удивляют, в ним все присутствует. На суде у первосвященника, обращается к ударившему Его: «Если Я сказал плохо, скажи что плохо, если же хорошо, за что ты бьешь Меня?», с креста молится за распинателей. Всюду – поразительная человечность, причем такая, которая вызывает чувство величайшего благоговения перед этим именно мужественным человеком. Далее, Он воплотился однажды и действительно, а не как языческие боги. Языческие боги могут воплощаться сколько угодно, и мы видим десятки аватар у того же Вишну, мы видим, как принимает различные виды тот же Зевс греческий или Юпитер. Собственно, зависит от иссекания божества, поскольку оно воплощается, т.е. принимает вид, а не на самом деле становится тем, во что воплощается. Христос же воплотился единожды, утверждает Евангелие, утверждает Церковь, причем настаивает на этом, как на бесспорной истине. Странно, кругом учения, что боги могут воплощаться, как угодно, здесь настойчивое утверждение этой истины. Откуда? Что за странность? Я уже сказал, что Бог-Слово, став человеком, действительно родился, действительно жил, страдал, умер, на самом деле, т.е. не вид был сделан, а на самом деле. Вот против этого Эпикура возражал, что боги наши не пойдут на то, чтобы действительно стать человеком. Он как человек, Христос, перенес все, в том числе и смерть. Мы к этому привыкли, учимся в духовной школе и привыкли к различным словам, что страдал, умер, воскрес. На самом деле, попробуйте задуматься, и в этом отношении я думаю, для людей внешних это звучит неизмеримо, гораздо более сильно и впечатляюще тот факт, что Церковь настаивает, Евангелие прямо говорит, что на самом деле жил, страдал и умер, на самом деле. Кто Он? Бог-Слово, воплотившийся в Своей человеческой природе, страдал и умер, не удивляйтесь. Поэтому-то апостол Павел пишет, что: «Мы проповедуем Христа распята иудеям соблазна елинам безумия». Далее очень интересный факт, который отметит вам любой исследователь религии, который пройти нельзя мимо, это то, что Христос принимает страдания и смерть добровольно, т.е. зная, на что пришел, прекрасно это понимая, даже страдая об этом. Вспомните молитву Гефсиманскую, в Гефсиманском саду, как Он переживал, «пот был как кровавые капли». Он уже знал, на что Он идет, ведь на подвиг не так просто пойти. Мы знаем: в истории сколько было случаев, люди совершали подвиги, но представьте себе, как трудно пойти человеку на заведомую смерть. Только тот, кто переживал это, может отчасти понять, почему Христос молился до кровавого пота. Вся человеческая природа против этого кричала «Не хочу!» Это естественно: «Отче, если возможно, да минует Меня чаша сия». Но для того родился и для того пришел. Подумайте, какая идет борьба между разумной целью и криком плоти. Вот эта добровольность Его воплощения, добровольность принятия страдания, как принципиально она отличается, например, от смертей так называемых умирающих и воскресающих богов. В истории мифологии мы находим несколько примеров такого рода, когда боги представляются в мифологической форме умирающими, которых или вепрь разрывает или злой брат убивает, как с Асирисом было, в общем, по разным причинам эти боги одним словом погибают, миф говорит, и затем вновь воскресают, но как сами смерти носят бессмысленный характер, случайно, их смерть вовсе не добровольна, совсем не для этого они пришли и живут, они ничего об этом не знают, вдруг случается, злой брат Сет замаливает и убивает Асириса, египетское божество, ни о какой добровольности речи не может быть. Но есть и другой момент, который присутствует здесь, их смерть и воскресение являются ни чем иным, как мифами, выражающими ту смену природной жизни, которая повторяется каждый год. Если взять нашу полосу, то осенью, зимой все умирает, весной все оживает. Вот это воскресение и умирание ежегодно, оно и выражено в этих мифах, но выражено как? Не могли они понять, с чем же это связано, каким образом, почему так происходит? И вот этот факт природной жизни выражен в мифологической форме. Погибает божество и воскресает, и это происходит каждый год, каждую весну, каждую осень. Миф, т.е. образ. Слово «миф» обозначает образное выражение идеи. Это не просто сочинение, выдумка или сказка, а это образное выражение идеи, в данном случае, сюжетное. Когда с помощью вот такого рассказа, может быть достаточно элементарного и простого, в то же время высказывается определенная идея. В данном случае божества рождаются, страдают, их убивают и вновь воскресают, в данном случае являются ни чем иным как выражением ежегодно происходящих процессов. Почему воплощаются божества, почему воплощается Бог-Слово в христианстве, какие начала, какие стимулы? Если обратимся к язычеству, причин может быть сколько угодно, вплоть до самых постыдных. В христианстве мы читаем: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного». По любви, оказывается, происходит Боговоплощение, по любви. Цель только одна, любовь к Богу, человеку вынуждает Его воспринять человеческую природу для исцеления ее. Это один из принципиальнейших моментов, который показывает все различие между христианством и язычеством, очень важно отметить и то, к чему призван человек. Вот Максим Исповедник пишет: «Бог Слово, Сын Бога и Отца, для того и стал человеком и Сыном человеческим, чтобы соделать человеков богами и сынами Божьими». Или в другом месте: «Чтобы человека сделать Богом, через соединение с собой». Вот какова цель Боговоплощения – соделать человеков богами, Богом сделать человека. Найдите эту идею хоть где-нибудь, нигде ее нет. А возьмите образ Христа, Он же чист от всякой страсти, сравните только с языческими богами, когда они воплощались, тот же Кришна имел, по одному из сказаний, восемь жен законных, 16 тысяч незаконных и всего только 180 тысяч сыновей! Не дурственно, масштабы хороши, божественны… Эта мифология пронизана эротикой, пронизано уродострастями, т.е. отображает ни что иное, как этот страстный мир и больше ничего. В нем все естественно до предела. Во Христе мы ничего не видим. Вы обращали внимание на эпизод, когда в Евангелии от Иоанна Христос разговаривает с самарянкой, и когда пришли ученики, они удивились что Он разговаривает с женщиной. Кажется странно, Он ведь всегда общается с людьми постоянно, в толпе постоянно выступает перед всеми, а здесь Он один на один разговаривает с женщиной. Ученики удивились даже, представляете какой Его образ. Вот это даже маленькое такое замечание прямо свидетельствует о том, кем Он был. И это не знает ни одна мифология. Ну и конечно, нужно отметить то, что дало это Боговоплощение для человека. Я уже сказал вам, что человечество было возведено на высочайшую ступень бытия. Что значит человечество? Речь идет о человеческой природе как таковой, о ее возможностях, о раскрытии данных, которые присутствуют в ней. Но речь идет о человеческой природе, а она же является достоянием каждой личности. Следовательно, через этот шаг открываются врата для каждого индивидуума, для каждой личности. Открывается обожение человека, возведение его на высочайшую ступень существования или бытия, возведение его на уровень Божества. Преподобный Максим Исповедник говорит, что через воплощение Бога-Слово падший человек приобрел надежду воскресения и вечной жизни. Через Христа человек приобрел надежду на воскресение и вечную жизнь, что связано оказывается с Боговоплощением, какая величайшая идея, вера. Так вот, он пишет, что человек приобрел надежду на воскресение, вечной жизни, унаследовать которую он призван приобщению к Иисусу Христу, который послушанием расторг осуждение прародительского греха и смертью упразднил державу смерти. Чтоб как в Адаме все умирает, так в Нем все ожили. Мне кажется, что для любого человека, который бы сопоставил языческие учения о Боговоплощении, языческие мифы и христианское, совершенно станет очевидно, что ничего общего, кроме слова Боговоплощение, здесь нет. Вы подумайте, до чего интересно. А ведь, не касаясь этого вопроса, можно решить, что одно и то же. Там боги воплощаются, и здесь воплотился, на самом деле чуть-чуть подошли поближе и видим, ничего общего, совершенно разные учения. Опять я повторяю свой вопрос. Откуда оно могло возникнуть? Если везде кругом этого не было. Откуда этот образ Христа. В Евангелие ответ только один. Евангелисты констатируют факт, исторический факт, они даже не объясняют, они просто констатируют. Только уже дальше святоотеческая мысль, и то – в борьбе с заблуждениями и искажениями христианства, объясняет кое-что, а в частности, этот замечательный догмат IV Халкидонского Вселенского собора отвечает на один из важнейших вопросов, каким образом произошло единение Бога с человеком. Это то, что касается нашего вопроса, о Боговоплощении. Но в связи с ним мне хочется сейчас коснуться другого вопроса. Вопроса, имеющего отношение и к нашей действительности и к истории мысли и тем исканиям, которые имеют место в настоящий момент. Речь идет вот о чем. С языческими учениями о перевоплощении богов очень близко связана идея о так называемых перевоплощениях личности. То, что по-гречески называется «метомсихоз» – это означает переодушевление. Речь идет о идеи перевоплощения. Надо вам сказать, что эта идея перевоплощения часто встречается у древнегреческих мыслителей, причем в достаточно яркой и сильной форме. Например, Пифагор утверждал то, что он помнит свои четыре предшествующие перевоплощения. Довольно интересно. Или, например, Николай Рерих, который еще в начале нашего века утверждал, что он есть никто иной как перевоплощение Сергия Радонежского. Так вот, эта идея о перевоплощениях сейчас всюду бродит, особенно с развитием теософского сознания в современном обществе. И я думаю, что мы должны быть готовы к восприятию этой идеи и я бы предложил вам несколько соображений, которые могут быть, как мне кажется, надлежащим ответом на эту мысль, на эту идею. В частности, первое, на что мне хотелось бы ответить, это на факты «воспоминаний». Эти факты описываются, когда тот или иной человек вдруг вспоминает свое предшествующее воплощение. Вдруг он знакомится или называет какого-нибудь человека, которого он ни как не мог знать, но которого он мог узнать только в результате того, что он до этого был другим. Вот эти факты в определенной литературе приводятся, я еще раз повторяю, что это факты в кавычках, вот почему я сейчас объясню. Я совсем не хочу обвинять во лжи, когда это тоже может быть, я попытаюсь ответить не на ложь, а то, что связано с искренним утверждением человека, что вот он помнит свое перевоплощение, предыдущее перевоплощение и т.д. Какие бы соображения можно было бы в связи с этим привести. Первое, на что бы я обратил внимание, то если бы имело место перевоплощение, то не отдельные личности в мире, о которых можно сказать никто не знает, а все бы мы должны иметь какую-то память о своих предыдущих воплощениях. Пусть в разной степени, разной смутности и ясности, но все бы мы должны иметь. Если же такового нет, то я бы сказал в противном случае обессмысливался бы, кстати, основной аргумент теософов, о том, что последующие перевоплощения являются средством очищения человека от предшествующих грехов. Ну как же я могу очиститься от предшествующих грехов, когда я не помню эти грехи. Только память о них дает мне возможность очищения. Если этой памяти нет? Отчего же я могу очищаться. Или вот интересное замечание известного английского философа XVII века Локка. Локк заметил следующее, если нет памяти о прежнем воплощении, то нет и тождества личности, нет, следовательно, и перевоплощения, а есть просто рождение нового я. Ну, действительно, о каком можно говорить перевоплощении, если ни какой связи, осуществляемой эту память, не существует. Фактически, это утверждение о перевоплощениях базируется именно на утверждении, а не на доказательстве. Единственное доказательство – свидетельство некоторых, вроде Пифагора, о том, что они помнят свои перевоплощения. Так вот, этот факт я попытаюсь вам объяснить следующим образом. Ну, вы знаете этот факт, который преподносится, как доказательство, на самом деле может быть объяснен многими и с моей точки зрения, очень разумными доводами. 1.Внушениями. Когда люди находятся в атмосфере этих идей перевоплощения, то для некоторых не трудно отдаться этому внушению. Особенно легко поддаются этому люди так называемого медиумического склада. Чаще всего это женщины и дети. И вот эта идея, когда она присутствует, когда об этом говорят, когда об этом читают и т.д. То у людей такого склада легко могут возникнуть определенные ориентации. Причем с такой силой, что человек поверит в них. Кстати, таких фактов в психологии вы найдете сколько угодно, когда человек начинает верить своим мечтам, идеям, своим фантазиям. Здесь может иметь место? Конечно, может. 2. Непроизвольное самовнушение, т.е. не со стороны, а человек сам внушает себе это, если он глубоко в это поверит, то очень легко оказаться под гипнозом себя самого. Дальше, психические заболевания есть на свете или нет? Есть. Возьмите дом, где содержатся психически больные, кого вы там только не найдете: и Наполеонов, и Екатерин, и Пушкиных. Правда, там это очень в яркой степени выражено, но идея «фикс», она часто поражает и без ярких, сильных поражений психики. Псих – это такая реальность, от которой никуда не уйдешь и здесь при обсуждении такого рода фактов это может быть очень и очень реальной причиной объяснения их. Затем, те же тиесеоры, те же индуисты, да и представители всех религиозных течений, все верят в существование духов. А если это так, то мы должны понять, что их действие прямо возможно на человеческую психику. Уже этого отрицать мы ни как не можем. У Антония Великого, приводили мы мысль о том, что мы своими делами соединяемся или с духами злобы, или напротив, отходим от них и тогда соединяемся с Богом. Соответствующее духовное состояние привлекает к себе этих духов и бесовское воздействие, конечно, может иметь место, отрицать этот факт просто не возможно. Ну и, наконец, последнее, на что я обратил бы внимание – это то, что чаще всего встречается в современной литературе, в современной, кстати, научной литературе. Речь идет о так называемой генетической памяти. Особенно об этом часто говорят, когда педагоги связанны с детьми и они говорят, насколько легче детей приучить к нормальному восприятию музыки, например, они прямо утверждают, генетическая память у них самая здоровая, в отличие от тех наслоений, которые происходят сейчас с этой современной музыкой. Генетическая память – это факт. Мы не знаем, как лучше взять информацию. Но и на самом деле, о чем говорит психология, об очень интересных вещах. Ни одно наше впечатление, ни что, прошедшее через чувства внешнее или внутреннее, не исчезает из нашей души. Каждый человек – это потрясающий компьютер, который записывает все «до последней йоты». Вот я провел рукой, все это записано. Любая мыслишка, которая у меня возникает, все записано. Почему предупреждают опытные люди: смотри, не допускай дурных мыслей; это – падаль, которую вы закладываете в свое подполье, смотрите, чтобы потом она не отравила ваше сознание, вашу душу, вашу жизнь. У человека все хорошо, кажется, а он от тоски не знает куда деться, все фиксируется. Так вот, это происходит не только видимо фиксация в каждом человеке, а вот эта скрытая информация, она очень не исключено, по крайней мере, я говорю сейчас, есть, эта мысль реальная, она передается из поколения в поколение, т.е. идет непрерывный вал информации. В каждом рождающемся, там все есть где-то, весь предшествующий опыт человечества. Благо, что мы не можем его вскрыть. Там закрыто так основательно, на такие замки… Но иногда у человека вдруг что-то «просыпается», и он сам «диву дается», откуда это! Например, это бывает в форме сновидения. Удивительные вещи. Так вот, если генетическая память является фактом, а пока наука об этом говорит, но сильных опровержимых доказательств нет, возможна ли генетическая память, т.е. связанная с моими предками? Если это факт, то тогда вообще удивляться нечему. Мы не знаем, почему вдруг у человека открывается «форточка», и он вдруг воспринимает познание, или чувства, или переживание какого-то далекого предка, как свои собственные, причем переживает, как в том далеком прошлом. Тут очень тогда бывает легко соединить себя с предыдущим поколением, и теперь еще аргументы в связи метопсихозом. Об этом перевоплощении ни слова не говорит Библия. Это очень интересно, признаваемые за откровения и всеми теософами, ни слова нигде не говорит, более того, апостол Павел пишет: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд», т.е. Библия говорит противоположное. Следующее. Молчат все без исключения, величайшие отцы и как они говорят, теософы, мистики Христианской Церкви, об идее перевоплощения. Никто 2000 лет, ни один мистик, ни один святой никогда ни говорит об этом. Что это значит? А Исаак Сирин пишет: «Кто не старается здесь стяжать эту жизнь духовную в душе своей, да не обольщает себя тщетною надеждою». На V Вселенском соборе учение о метомпсихозе было осуждено. И вообще я вам скажу, что учение о перевоплощении вносит лукавую мысль, что искупление возможно потом. Сейчас я поживу, а потом, когда стану крокодилом, очищусь от своих грехов. Мысль эта вполне соответствует нашей психологии. Это действительно психологически реальный факт. Ну и последнее. Каково происхождение этой идеи, о перевоплощениях и прочее. Можно назвать несколько источников, но на один я хочу обратить ваше внимание. Вы видели девочку, которая играет в куклы, она что-нибудь понимает? Она ничего еще не знает о рождении ребенка и прочих вещах, но вы ее от этой куклы не оттяните. Заложено в природе. Так и в природе человеческой заложена интуиция что Бог Он есть, Он должен явиться, мы должны Его увидеть, мы должны с ним общаться. Вот это чувство, эта интуиция выражается в многоразличных, бесчисленных мифах. Как это возможно? И рисует картинки язычества эта девочка, играющая в куклу. Христианство говорит о факте пришествия Бога, о факте Боговоплощения так принципиально отлично от всех языческих представлений. Лекция № 10 Итак, друзья, начиная с этой встречи мы с вами приступаем к центральной теме и основной теме нашего курса для 4-го класса. Вам всем ясно, что существо каждой религии заключается в ее учении о спасении. Именно в этом основном вопросе мы видим различия между ними. Этот вопрос является основным и для христианства. Сегодня мне бы хотелось поговорить с вами в качестве какого-то определенного, что ли, вступления к этой теме и коснуться некоторых общих соображений, касающихся различий между христианским и не христианским сознанием. Говоря о спасении, что сразу, в первую очередь мы затрагиваем? Мы затрагиваем огромный важности вопрос. А отчего спасение? Все вам единогласно ответят, все религии, все мировоззрения – от зла. Что подразумевается под злом? И вот здесь начинается. Вот здесь, как раз в этом вопросе, из которого исходит вся последующая мысль и религиозная и не религиозная. Этот вопрос является тем фонариком, той исходной точкой, которая объясняет, если хотите, концентрирует на себе всю суть религиозной мысли, религиозных истин, если хотите, религиозного даже откровения в каждой религии. Каково понимание зла? Мы встречаемся с целым рядом различных точек зрения. Я сначала вам хотя бы назову те различные, если хотите, классификации, ну дам одну из классификаций, пониманий различных уровней что ли зла. Есть зло метафизическое. Когда говорят о зле метафизическом, то подразумевают следующее: само слово – метафизика, я надеюсь понятно, за физика, т.е. за пределами этого мира, т.е. что имеет место в этом, в том мире, о котором нам очень мало известно, почти ничего не известно. Так что же понимается под метафизическим злом. Здесь, по-видимому, требуется иллюстрация. Если мы возьмем не христианское сознание, пожалуйста, в этом отношении может быть более яркой такой иллюстрацией может служить религия персов – зороастризм. Там очень четко выражена ситуация, которая творится в том мире. Это религия дуалистическая. Она признает одновременное существование двух начал: доброго и злого, ведущих между собой непрерывную войну, т.е. здесь зло изначально оказывается присуще этому бытию. Правда, эта религия предлагает, что в конечном счете добро победит зло, но это уже вопрос другой. Сама природа зла оказывается не возникшая, не является следствием чего-то, а изначально существует. Есть другое понимание метафизического зла, то, которое мы находим в Библии. Понимание, которое присуще было ветхозаветной религии, и которое остается одной из истин христианской веры. Что здесь понимается под метафизическим злом? Разумеется, вот что. Что хотя по Библии означало мир сотворенный, т.е. и материальный, и не материальный был (есть хорошее славянское выражение) «добра зело», т.е. все было прекрасно и совершенно в соответствии со своим Творцом. Хотя это имело место, тем не менее, в результате свободного акта твари произошло отступление от этого добра, если хотите, разрушение этого добра. Произошло где? Еще там, в метафизической сфере. Поэтому зло начало быть уже там, но видите, по какой причине, по другой. Зло явилось искажением добра, нарушением добра, отступлением от добра. Я не хочу вам приводить из индийских эпосов сказание, я думаю, что с этим вопросом вы хорошо знакомитесь на уроках истории религии, наверное. Какова там природа зла? Возьмем ближе, просто к нам. Вот недавно мы только с вами рассматривали стоиков, того же Филона. Вы помните там, чем является материя. Этим пассивным началом, началом хаоса, но подчинение которому является злом для человека, т.е. по существу как раз оно есть, оно влечет к себе человека и более того, само наше бытие в этом мире является ни чем иным, как заключением в этой материи и потому оно уже есть зло. Но я увидел, что вы так насчет Индии как-то немножко в недоумении, но я вам скажу одну из главных идей, присущих индийскому сознанию в этом плане, эта идея незнания или одития. Вот это незнание, неведение, которая присуща не человеку, нет-нет, оно существует само по себе. Оно является, если хотите, даже источником последующего развития бытия и даже его становления в тех разумных и совершенных формах, которые мы наблюдаем в нашем мире. Ведь собственно сам Вишну есть никто иной, или если хотите, ничто иное, как порождение этого одите. Если мы обратимся к христианству, то здесь мы сталкиваемся с очень большой проблемой, проблемой осмысления. Заметьте, иногда факт может быть очень простым. Осмысление, т.е. понимание факта, может быть невероятно трудным. Большей частью мы так до конца и не можем сказать, поняли мы или не поняли. В современном научном мире я бы сказал, самый такой правильный подход, которого придерживаются все современные ученые, заключается в чем – в том, что мы не столько познаем этот мир, не столько имеем о нем адекватно-тождественные представления, сколько создаем более удобные и совершенные модели этого мира, картины этого мира. Но если мы спросим, а каков же мир на самом деле? Ответ ученых будет очень простой. Не знаю. Прошла та пора, когда была надежда на то, что с помощью научного знания мы достигнем адекватного постижения окружающего мира. Нет, нет, нет. Об этом никто не говорит теперь. Это псевдо вопрос даже. А каков же мир на самом деле – смешно спрашивать. Это просто недоразумение. Мы создаем модели этого мира и та из них лучшая модель, которая наиболее логичным способом, не противоречивым, описывает всю совокупность фактов, которые дает нам наука на данный момент. Но при этом, ехидно добавляет некто, любая совокупность фактов может быть объяснена сколь угодно многочисленными способами, все они будут не противоречивы и все однозначно логически правильны. Какой из них верный? Оставьте это, какой верный? Не спрашивайте, истина то, что полезно; то, что дает возможность работать дальше. Слышите, то, что дает толчок, импульс для мысли, а что на самом деле, оставим это. Так вот, я говорю это к тому, что даже касаясь видения этого материального мира, который можно послушать, понюхать, пощупать, потрогать, посмотреть, что хотите с ним сделать и то, оказывается, мы находимся перед лицом некой тайны, то, о чем Иммануил Кант, помните, говорил, как вещь в себе, которая в принципе не постижима для человека. То тем более мы оказываемся перед той проблемой, когда касается уже тайн духовного мира. Я это вам говорю не без причины. А дело вот в чем. Говоря о спасении, необходимо выявить причину или, лучше сказать, существо погибели. Ведь когда говорят о спасении? Когда кто-то гибнет. В чем же эта погибель состоит, как она могла возникнуть? Вы все прекрасно понимаете, с чем мы сталкиваемся, если мы возьмем библейскую картину грехопадения человека, данную в очень простой форме, то она уже все эти два тысячелетия ставит человеческую мысль перед проблемой человеческой свободы. Единогласно все христианские духовные писатели говорят, что происхождение зла в этом мире, от которого и пришел Сын Божий, Он же и Сын человеческий, спасти мир, вся проблема этого заключается в свободе человеческой, а что это такое? Что случилось? Как возможно это было, чтобы человек из состояния Богоподобного, совершенного и блаженного мог ниспасть до состояния скотского или даже ниже? Проблема свободы. Есть ли какое определение свободы? Бесчисленное множество. Если попытаться все-таки свести эту массу различных определений и интерпритаций свободы, то можно было бы придти к такому следующему выводу. Не удивляйтесь, если со мной кто-то не согласиться, я это приму без всяких огорчений. Но я просто попытаюсь вот сделать такой экскурс. Мне кажется, что свобода – это способность человека начинать ряд действий, ну волевых действий, от самого себя, а не по какой-либо причине. Это, наверное, очень трудно понять, но другого определения трудно представить, другого по существу. Дело вот в чем. Что как только мы ставим вопрос – почему, то мы уже перечеркиваем свободу. Свобода в том и заключается, что она есть свобода, т.е. независимость не от чего. Вот это-то и утверждается, вот каким пониманием. Что свобода – это есть способность человека, возможность человека начинать ряд действий не по какой-либо причине, обуславливающей эти действия, а от самого себя, потому что он так делает. Только приняв это, мы можем иметь какое-то словесное определение свободы. На самом деле, если говорить по существу, то понимание свободы невыразимо в понятиях, поскольку свобода относится к одной из первичных категорий, помните Платона, не забывайте. Первоначала определение не имеют, не поддаются. Свобода относится как раз к этим первичным категориям и поэтому постижение свободы возможно только через непосредственное переживание ее, этой свободы, в самом себе, в своем личном опыте. И я думаю, что внимательный человек сможет это сделать. У нас в жизни бывают иногда такие светлые моменты. Иногда, это может быть после хорошей исповеди, причащения, когда человек ощущает полный мир своих душевных сил, чувствует свободу от влечений, увлечений и т.д. И вот, я думаю, многие из вас переживали, что совершенно незначительные, начинается с самых незначительных вещей, может, хотя может, правда, всякое быть. Человек знает, что вот это может быть не делать, это не нужно. Но дай нажму кнопку телевизора, или приемника, или еще что-нибудь, все спокойно, но, чувствую, что это и не то, я свободен, у меня нет увлечения такого, что я не в состоянии, знаете ли, страстно досмотреть там какую-то серию, нет, нет, я абсолютно чувствую, свободен. Дальше опыт говорит однозначно. Достаточно, действительно достаточно, сломать вот этот маленький чуть-чуть кажется сделать и поехала тачанка. Нажал, тут тебе начинается кружится дальше и дальше, и в конце концов видишь уже моя душа вся в хаосе. И я уже самим собой не могу часто справиться. Но ощущение свободы я узнал, я знаю, что это такое. Так вот, свобода переживается, а не описывается словами. Вот теперь можно бы сказать о том, что же произошло в нашем мире, человеческом. Как произошло, что Адам из существа богоподобного стал подобен всем тварям земным. Вы знаете, что вопрос решается видимо только психологически, духовно-психологически и можно себе представить вот примерно такую картину. Опять-таки, лучше было бы осознать это через собственный опыт. Эту попытку может сделать каждый. Очевидно для нас, по крайней мере, одно. Вы, наверное, все знакомы с тем, например, фактом, что как толкуется факт наречения Адамом имен всем тварям. В этом отношении толкователи единогласны. Они говорят, что это есть знак того, что Адам видел существо каждой твари, и нарекаемое имя было не какой-то случайностью, а выражало существо данной твари, т.е. каждое слово имело смысл, т.е. понятия давались не просто так, а выражали существо. И они говорят, это мог сделать только тот, кто видел существо этой твари. То есть Адам обладал поразительным ведением существа окружающего мира. Более того, само наименование это о чем еще свидетельствует. Если обратимся к истории, к той эпохе, в которую создавались библейские книги, то вам наверное, известно, кто имел право давать имя. Кто давал имя? Или отец, который был полным властелином в семье; или царь, который был полным властелином в народе; рабовладелец, который был полным властелином над рабами и т.д. Одним словом, образно говоря, это давал царь. Отсюда, толкования делают второй вывод: Адам обладал полнотою власти, власть ему была дана над всем тварным миром, он был венцом, царем всего творения. Вот эти два вывода, которые очень логичны, ничему не противоречат абсолютно, выводы, в которых очень трудно усомниться, дают нам возможность говорить о том, что Адам первозданный – это было поистине существо, преисполненное величия. О том, что добра зело говорить нечего. Он был исполнен красоты, всякого познания, всякой власти, всякого ведения. Он же был такой же человек, в то же время, он был человек – а не Бог. И вот это осознание и ведение себя таковым, оно явилось почвой, совсем не причиной. Совсем не причиной, а почвой, на которой могло нечто произойти. Что это нечто такое? Прежде, чем ответить на этот вопрос, я бы хотел ответить на другой. Есть вопрос очень серьезный, вопрос важный. Имел ли Адам все, что нужно иметь? Ну да, всё, что нужно, наверно, а всё, что можно иметь, ну конечно, нет, он же был призван к совершенству. Это же не было существо статическое, завершенное, окончательное. Нет. Поскольку он был назван образом Божиим, то, следовательно, этим же указывалось на что – на бесконечную перспективу его возможного совершенствования. Что не было у Адама? Одного очень важного, очень важного одного у него не было, и не могло быть и Сам Господь Бог не мог ему это дать. Это одно – отсутствие опытного знания себя. Кто он есть сам по себе, а не силою благодатию Божию. Понимаете, когда человек растет в прекрасных материальных условиях, он даже не представляет, как можно чего-то не иметь, как это можно считать последние копейки. Как это можно рассчитывать, что можно будет сегодня покушать, как бы разделить, чтобы этого хватило. Ему даже в голову не придет никогда, он даже представить не может. Так же как очень часто молодые совершенно не могут представить, хотя видят. Смотрят, старый человек едва-едва, что называется сейчас рассыпится, а молодым это смешно. Ковыляет там, они даже не могут себе представить, кажется, что понимают, смотрят, видят и не видят. Вот Адам, конечно, теоретически он знал, т.е. что значит теоретически? Он видел, он созерцал в той мере, в какой это доступно человеку Бога, конечно, он общался с Богом, соприкасался с ним, понимал, что все это от Бога и в то же время не имел вот этого духовного зерна опыта, опыта знания того, что без Бога он ничто. Этого Адам не имел и иметь не мог. Вот это отсутствие, вы слышите, опытного познания при той почве величия, в котором он находился, и поставило его свободу, оставила его свобода, если хотите, вот перед реальностью какой, увидеть себя Божеством. Таким же Божеством, он такой же, как Бог, я такой же как Бог, все мне подчинено, я все знаю, я исполнен величия и красоты. Ведь собственно, посмотрите на первое искушение – «вы будете как Бог», не обращайте внимания на множественное число, мы сейчас не касаемся этого, речь идет «как Бог». Вот что в психологии первого человека могло возникнуть, это нисколько не удивительно, что оно могло возникнуть, притом, что он увидел. Другое, как отнесся к этому человек. Вот здесь он был свободен, слышите, он свободен был. У него еще не было страсти тщеславия, не было страсти гордыни, он не был связан страстью. Не свобода наступает тогда, когда человек связан страстью уже. Помните, как я говорил, после причастия он свободен, а потом уже проходит маленькое время и опять он не свободен. А Адам был свободен. И вот, тут произошел вот тот акт, который мы назовем актом свободы, т.е. возможностью начать ряд действий под самого себя. Он начал этот ряд действий, он дал свободу этой идеи, этой мысли, этому самопониманию того, что он подобен Божеству, что он Бог, если хотите. Вот один из вариантов, который я просто могу вам представить, я вам никогда не представляю окончательных картин, забудьте вообще об окончательных ответах. Дважды два – четыре, опять это только в десятеричной системе. В двоичной там вообще четырех нет. Так и здесь. Я вам предлагаю один из вариантов, которые как мне кажется, очень соответствуют психологии человека, соответствуют той реальности, в которой находился первый человек. Можно понять причину совершившегося, причину этого акта, как могло произойти то, что мы читаем в Библии. Произошло именно свободное, не по насилию страсти, нет-нет, а свободное осуществление человеком этой вот мысли. Что произошло? Совершенно ясно, что произошло. Осознание себя Богом, есть ничто иное сразу как противопоставление себя Богу. Акт противостояния, акт отсечения, акт разделения с Богом. Вот что произошло. Вот какова природа зла. Интересно, что святоотеческая мысль прямо утверждает одну идею, она проводится всюду. Зло не имеет сущности, если хотите, христианство этим прямо отвергает вот то метафизическое понимание зла, которое присутствовало в языческом сознании, когда зло рассматривали как нечто само сущее, самобытейное, существующее так же, как и добро. Христианство решительно отвергает это и утверждает – зло не имеет сущности. Приводят примеры очень простые, доступные примеры, которые показывают, что это означает. Болезнь, например, сама по себе не существует. Нет болезни самой по себе. Она существует только в человеке и проявляется в расстройстве человека. Когда у него начинаются отсюда потоки, мы говорим: «Ай простудился, ай грипп». Когда он начинает кашлять непрерывно: «Ай» и т.д. болезнь – это есть что такое? Расстройство нормального состояния. Вот что мы называем болезнью. С христианской точки зрения, зло не является субстанцией, сосуществующей с добром, а есть не что иное, как нарушение добра, искажение и извращение его. Отсюда очень интересная мысль – чем же являются наши страсти? Чем они являются? Искаженными добродетелями. Мы смотрим на страсти, как на что-то такое чужеродное, которое откуда-то пришло и привилось. Нет-нет. Страсти – это искаженные добродетели. Какую ни возьмите страсть. Это, оказывается, искажение того доброго, какого-то свойства человеческого, первозданного, доброго зело и приобретшего карикатурный вид. У Исаака Сирина есть замечательный пример о гневе, когда он говорит: «Гнев – это же то неотъемлемое, необходимое, прекрасное свойство человеческой природы, благодаря которому человек может отсекать всякое зло, как пес на страже дома». Вот что такое гнев. Как пес верный не пускает никого чужого, ничего чуждого, ничего враждебного в дом, защищает его, так и гнев. Это сильное чувство, которое стоит на страже всякого зла и не пускает его в душу. Почему отцы призывали к ненависти ко греху. Не такому хладнокровному, как мы с вами стоически относимся ко греху. Мы стоики великие, когда дело касается отношения ко греху. Тут нам любой стоик бы позавидовал. Они призывают к ненависти ко греху, более того отвечают, пока человек не возненавидел грех, он никогда не сможет освободится от него. Итак, то зло, которое мы видим в человеческой природе, это не есть что-то извне вошедшее в него как бацилла зла – это искажение всех свойств человеческих. Они приобрели этот болезненный вид, болезненное состояние, все пришло в расстройство тогда, когда человек рассек живую связь свою с Богом. Пример с водолазом вы прекрасно все помните, я повторять не буду. Вот оказывается, что произошло, что, кроется вот в этом библейском сказании, таком красивом, кратком, кажется, доступном даже для детского сознания, и в тоже время заключающем в себе бездну мысли, да какой еще, о которой только философам думать. Итак, христианство отвергает наличие какого-то самосущего зла. Оно говорит, что зло есть следствие свободы. Если касаемся человеческого мира – человеческой свободы, ангельского мира – свободы того мира. Но свободы. Я вам просто назову три разных типа свобод. Они принципиально различные, отличны друг от друга, хотя, естественно, все взаимосвязаны. Есть свобода воли. Вот ею-то обладал первозданный человек, ею обладаем и мы – свободой воли. Что это означает? Это свойство человека, благодаря которому он может определять себя по отношению к добру и злу, насколько он видит их. Вот это свойство самоопределения, внутреннего самоопределения. Вот эта свобода – она присуща человеку по природе, и над нею никто не властен, и ничто не властно, это свойство человека. Сам Господь не может коснуться этого, ибо тогда это будет не человек. Если отнять это свойство, «Сам Бог не может спасти нас без нас», - говорят отцы. Оказывается, это настолько священное, настолько сердцевинное, что Сам Бог не может даже коснуться этого, и Бог спасает нас не без нас. Не без нашего произволения. Это первое. Есть другой аспект свободы. Этот аспект выражается в следующем: одно дело, что я ориентируюсь перед лицом видимого мною добра и зла, определяю свое отношение, делаю выбор, и совершенно другое дело, когда я этот выбор хочу осуществить в практической жизни. Я же связан с другими людьми, с окружающим миром, даже со своим собственным состоянием тела, души и т.д., я многое бы чего хотел, да сделать не могу по разным причинам. Как только касается вопрос моих действий, т.е. моих действий во внешнем мире, особенно в мире человеческом, так мы здесь сразу сталкиваемся с вопросом социальных прав и, если хотите, прав человека, вот то, о чем вы постоянно слышите. Это свобода печати, слова и информации и т.д., свобода действий, религиозная свобода и т.д. Что это такое? О чем идет речь? Речь идет об очень простых вещах. О возможности, о праве, лучше сказать, осуществления своих убеждений, своего понимания жизни, своего отношения к внешнему миру, осуществление в практической внешней жизни, в обществе, в государстве, где угодно. Вот эти два вида свободы более менее понятны для внешнего мира. Есть третий вид, о котором внешний мир, не христианский мир, просто ничего не знает ровным счетом. В этом приходится убеждаться, к сожалению, довольно часто. Речь идет о духовной свободе. Под духовной свободой христианства разумеется, власть человека над самим собой. Причем не просто власть над самим собой, это не просто сила воли, это совсем не то стоическое бесстрастие, о котором мы с вами говорили, нет. Блаженный Августин говорит: «Велика свобода быть способным не грешить», т.е. уметь удерживаться от греха. Но величайшая свобода – не быть способным грешить. Вот что такое духовная свобода. Оказывается, человек может достичь такой чистоты, такой святости души, такой силы духа, когда, если хотите, как выражается блаженный Августин, он становится не способным даже грешить. Я надеюсь, это понятно. Я думаю, что любой порядочный человек не способен красть. Понятно это. Понятно. Так оказывается, человек может стать не способным злобствовать, ненавидеть, обсуждать, завидовать и т.д. Если это духовная свобода. Эта вот свобода наиболее и привлекает христианское сознание, но об этом я сейчас говорить ничего не буду, поскольку это вопрос уже специальный. Итак, когда мы говорим о спасении, о христианском понимании спасения, то вот что мы подразумеваем. Спасение от того расстройства, от того искажения нашей природы, от того искажения всех свойств наших, от той смерти, которая вошла в нашу природу, вот от чего. Что все вместе именуется злом, или если хотите, грехом; или если хотите, первородным грехом. Ибо эта поврежденность нашей природы является источником, благодаря которому, хотя слово благодаря очень не подходит, в людях происходит движение всевозможных болезненных чувств, желаний, идей, мыслей. То есть возникает все то, что, действуя на нас, приводит нас к личным грехам. Но об этом мы потом поговорим отдельно. Итак, когда мы говорили о спасении в христианстве, то разумеем, оказывается, вот что, спасение от чего? От греха, если хотите, с большой буквы, от поврежденности, смертности, или, выражаясь языком некоторых отцов, тленности, особенно Максим Исповедник часто употребляет это слово, тление, проникшего в наше чувство. Вот от чего пришел спасать Христос человечество. А как язычество мыслит по этому вопросу? Совсем иначе. Для дуалистических систем типа заростризма, где зло носит метафизический характер и выражено в образе злого божества Ремана, там процесс имеет другое направление, другой характер. Борьба идет в метафизических сферах, правда, человек своей деятельностью здесь может оказывать помощь той или другой стороне. Человек влияет, в конечном счете, на решение, исход этой борьбы, но она идет вся там. Тут создаются различные мифы, как происходит эта борьба. Бог Митра, например, малазийский, что он делает, он, например, побеждает быка, созданного самим Армуздой (Армузда – это бог добра), воздает ему свои пальцы в нос и убивает его. Но это, конечно, мифологический образ, и нельзя придавать ему такое значение, прямое что ли. Это, конечно, образы, мифы, с помощью которых языческое сознание выражает идею борьбы. Но если немножко попытаться сойти с метафизических высот, то языческое сознание поражает нас другой стороной. Как правило, зло в язычестве не касается самой природы человечества. Оно вне человека. Язычество признает демонов, очень часто, они именно воздействуют на человека. Они могут увлечь человека. Человек остается игрушкой своего рода. Игрушкой добрых и злых сил. Только на какую сторону он перейдет. Сам человек, как таковой, практически не рассматривается. Поэтому и спасение понимается в язычестве как попытка оторваться от сил темных и соединится со светлыми. И тогда человек таков, он достигает блаженства. Какого? Понимаемого вполне по-земному. Не случайно же стала притчей во языцех – мусульманский рай. Я не знаю, все забываю спросить, как они действительно понимают рай, как их богословы понимают рай, это было бы действительно интересно, но, по крайней мере то, что широко распространено и что обычно говорят, порожает своей элементарностью, я бы сказал. Действительно рай представляет как изобилие всех благ, которое может представить нам наше человеческое воображение. Вот поэтому языческое сознание не выходит за границы, я бы сказал, вот той данности, в которой мы живем. Есть другая категория язычества, которая рассматривает, правда несколько иначе. Мы уже касались стоиков. В чем спасение состоит? В том, чтобы победить в себе все движения чувств, страстей. Достигнуть состояния апатии. Знакомились чуть-чуть с Филоном. В чем спасение состоит? В достижении экстаза. Через аскетическую жизнь, ибо в экстазе (экстаз– выход), ибо в этом выходе душа может вновь выйдя из тела, соединиться с логосом и таким образом достичь первозданного блаженства. Состояние саматхи, нирваны. Термины, которые мы находим в индийской, религиозной, философской мысли. Что они означают? К чему стремится здесь языческое сознание? Как понимается спасение, опять-таки не иначе, как возвращение в первозданный или лучше сказать в первичный бесконечный океан божества. Как соляная кукла. Она входит в океан и полностью там растворяется. Если хотите, в Саматхи и происходит это растворение. Растворение личности. А буддизм вообще отрицает существование души. И говорят то, что мы называем душой, это совсем не есть некая сущность субстанция, нет, нет, это не субстанция. Это просто совокупность всех наших чувств, желаний, мыслей, идей, переживаний и т. д. Вот что такое душа. Это естественно, все рассыпается в конечном счете, все рассыпается и человек вновь возвращается вот в то состояние нирваны. Самое такое, кажется загадочное состояние в буддизме, которое интерпретируется массой самых различных способов, но сама этимология слова уже говорит о многом. Затухание, потухание, угасание, угасание всего, личности-то нет, души-то нет. Это все угасает, все распадается. Религиозное язычество, видите, к чему стремится. А если мы возьмем древнегреческие сказания, возьмите Гомеровскую «Одиссею», «Илиаду», посмотрите как там завидует Ахил, Аякс, вообще герои, сошедшие туда в аид. «Лучше был бы я последним поденщиком в мире, нежили здесь мне властвовать над этими тенями и призраками», - говорит кто-то из них. Та будущая жизнь представляется какой? Ужасным существованием призраков, какой-то тени, смерти. Вы подумайте – «Лучше быть поденщиком», - говорит царь. Поэтому спасение в чем состоит? Даже в языческом мировоззрении здесь максимально, здесь на земле все, что можно здесь получить и величайшем благом для человека является именно иметь счастье здесь. А если мы возьмем язычество не религиозное, что подразумевается под спасением здесь? Ну, совершенно ясная вещь. Материальное благополучие, правда же. Как оно может быть достигнуто? В плане общем, через создание идеального государства, идеального общества, с идеальными законами. Государство, построенное на началах справедливости и всегда материального изобилия. При материальном изобилии возможно и культурное развитие и эстетическое развитие и т.д. Вот как рисуется спасение. От чего? От того, в чем находится человек и всегда живет. Самое поразительное, что в каких бы условиях люди не находились, они мечутся. Вот у нас, смотрите, какая тяжелая обстановка. Экономическая и прочая, так. Вы думаете: «эх, если бы, вот бы правительство сделало, вновь что бы было все хорошо. На Западе в этом проблемы нет. Там изобилие материальных благ. Статистика что говорит – более половины населения потеряло смысл жизни, страдают от этого. Ведь буквально не знают, что делать, обращаются и к психиатрам, больше гораздо, чем к терапевтам и прочим врачам. Мало к психиатрам, во Франции, например, на астрологию тратятся гораздо больше средств, чем на медицину. Люди не знают, бросаются во все стороны, потеряли смысл жизни. Материальное благополучие есть, что дальше, кажется, всего уже достигли. О, боже мой, возникает то, о чем даже и не предполагали. Это только голодный думает: «Эх, вот бы наесться». А когда наелся: «Что-то еще хочется». И поехала тачанка. И нет конца этой бездонной бочке. Поэтому, когда мы говорим о понимании спасения в язычестве материалистическом, не религиозном, то все сводится, кажется, к получению вот этих благ земных, материальных, социальных, культурных и т.д. хотя опыт истории говорит: «Ну, достигают, достигают отдельные народы и что, что дальше, начинаются другие болезни. А главное, что не побеждается, самое главное – смерть. Вот над этим-то все бьются, как бы победить смерть, как бы найти эту бациллу смерти. И что будет тогда? Давайте представим себе, если найдется инструмент, с помощью которого можно будет достичь бессмертия, что тогда произойдет? Самое ужасное, вы знаете, самое жуткое произойдет, потому что этим смогут воспользоваться только те, которые обладают властью. Слышите? Идет же концентрация власти во всем мире. Вы же видите, прямо идет концентрация власти. Круг властителей все время сужается и ясно, какими способами достигается это и что за люди, в конечном счете, выходят на верх, и к чему это приведет. Не случайно, христианское откровение прямо говорит – к чему это приведет. Это приведет ко всеобщей апостасии от Бога, т.е. от чего, от изначальных, естественных норм человеческой жизни. Ведь нравственные нормы, о которых говорит Евангелие – это естественные, а все, что является отступлением от естественных норм, это есть что такое? Это есть преступление, это есть нарушение, грех и анемия, грех беззакония. А мы знаем, что такое нарушение закона в физическом мире. Мы знаем, что это такое. Апостасия – это есть уже такое отступление от естественного, т.е. богозданного порядка существования человека, которое приведет к окончательной гибели. Антихрист – это будет явление окончательного поражения мира, окончательного беззакония, окончательного его разрушения. Поэтому христианское откровение и говорит, что именно с ним и при нем произойдет эта гибель человечества. Лекция № 11 В прошлый раз мы начали центральную тему нашего курса, без понимания которой все прочие вопросы окажутся висящими в воздухе. Речь идет о существе в каждой религии, в данном случае о существе христианства, о спасении. Логика нашей основной мысли ясна, как только мы сказали о спасении, вопрос: от чего спасает? Ответ очевиден, даже в какой-то степени трафаретен, спасает от греха. Что это значит? От какого греха спасает Христос? Что значит, Он спасает? Что же произошло с нами? Вот тот центральный вопрос, рассмотрением которого мы занимаемся. Повторим основные мысли прошлой лекции, чтоб перейти к следующему вопросу. Речь шла о различном понимании греха. Мы установили, что для лучшего понимания вопроса, мы должны различать между собою три типа греха: личный грех, т.е. тот, который совершает каждый человек, нарушая голос совести, голос разума, голос и букву закона; родовой грех – это понятие достаточно новое, как оказалось, но которое имеет очень большое значение и для понимания вопроса спасения, и для оценки нашей жизни в целом. Родовой грех – это не тот грех, за который мы несем ответственность, это не грех, в котором человек повинен. Нет, это та болезнь нравственного порядка, которая приобретается человеком или, лучше сказать, с которой рождается человек, но источником которой является не он сам, а его родители, его предки. Что же конкретно является источником этой болезни? Как правило, а может это только так и есть, являются какие-то серьезные нравственные преступления. Оказывается, тяжелые грехи, которые у нас в богословии называются смертными, производят очень сильное действие на душу и тело человека. Запомним, человек – это одно существо, это мы разделяет часто душа и тело. На самом деле, человек это единое существо, и поэтому смертный грех, производя очень сильное действие на совесть человека, на душу, (вспомните переживания Раскольникова у Достоевского) оказывается, налагают печать на все существо человека, в том числе на его наследственность. Таким образом, мы получаем страшный результат. Преступление родоначальника, оказывается, наносит такую рану, которая передается в течение нескольких поколений. Когда Библия говорит о том, что грех отца сказывается до 3-4 рода, можно полагать, что особо сильное действие этой раны, которую производит человек своим преступлением и которое передается из поколения в поколение, имеет значение в первых этих 3-х, 4-х поколениях. Особенно сильно ощущается, как рана не заживает у нас в течение какого-то времени, так и здесь, особенно сильно эта рана сказывается в этом промежутке времени. Это и есть родовой грех. В том, что это не богословская абстракция, а реальность нашей жизни, каждый может убедиться. Мы во многих детях прямо замечаем ярко выраженные страсти, болезни, он еще ничего не знает этот ребенок, уже у него выпячивает во всю, над ним смеются его собратья, дети, он еще не понимает, а у него уже это говорит. Он за это не несет ответственность, мы называем это грехом в том смысле, как, например, в плотницком искусстве или в столярном нужно сделать гладкую доску, выстрогать ее, и вдруг строгальщик говорит, что вылетел сучек – ах, какой грех, изъян. Так вот, родовой грех, хотя мы и именуем его грехом, на самом деле – это болезнь, это не личный акт человека, а болезнь, наследуемая им, но эта болезнь не вечная, т.е. она особенно действует на 3-4 рода, она может быть излечена правильной жизнью. Если в течении этих поколений найдутся люди, которые противостоят этой болезни, борются с собой и в конце концов побеждают ее, то прекращается этот родовой грех. Но из этого следует очень важная вещь, о чем следует знать всем людям, о чем нужно буквально проповедовать: родители, бойтесь греха, если вы действительно любите своих детей! Не думайте о том, что ваша жизнь не имеет никакого значения для ваших детей. Не думайте об этом и не мечтайте. Все ваши преступления и ваши грехи отпечатываются на ваших детях. Поэтому когда сейчас сплошь и рядом задают вопрос: что нам делать с нашими детьми? Ответ всегда приходиться давать однозначный. Подумайте сначала, что делать с отцами и матерями, т.е. с самими собой, тогда узнаете, что делать с детьми. Итак, это то, что мы назвали родовым грехом. В некоторых родах и даже племенах определенные страсти сказываются с особенно большой силой, поэтому так и остался в истории род каинитов, разбойнические роды, воровские династии и т.д., там с особой силой действует нравственная болезнь. Поэтому этим людям нужно посочувствовать, мы их осуждаем, говорим: вот негодяи, преступники… Подождите осуждать. Вы подумайте сначала, от кого они произошли, в какой среде они воспитались, жалеть нужно больных людей, а не осуждать, если можно помочь. И третья категория, так называемый первородный грех. Этот вопрос для нас имеет особенно большое значение, поскольку он связан напрямую с пониманием того, что совершил Христос для человечества. В этом вопросе существуют различные взгляды, и они для нас представляют очень большую значимость, неверное понимание вопроса приведет нас к неверному пониманию существа дела Христова. Что такое первородный грех? Различают два понятия: есть грех прародительский, т.е. тот личный грех, который совершили родоначальники человечества, это их личный грех. Первородный же грех есть то следствие, которое проистекло из их личного греха. Их грех имел совершенно особое значение по сравнению со всеми нашими грехами. Потому что они находились еще в первозданном чистом абсолютно виде, и здесь произошло впервые в истории рассечение союза, связи между человеком и Богом. В результате разрушения этой связи и возникло то, что в богословии стало именоваться так называемым первородным грехом. Это повреждение нашей человеческой природы, искажение свойств. Наши добрые по своей природе свойства оказались глубоко искаженными, гнев на зло превратился в гнев на человека. Зависть, т.е. как стремление к святыни, зависть как доброе чувство стремления к идеалу, превратилось в злое чувство по отношению к тому, у кого лучше, чем у меня. Это искажение наших добрых свойств расщепило единое человеческое существо на противоборствующие друг другу ум, сердце как орган чувств и тело (щука, рак и лебедь) привело человека и человечество к тому состоянию, о котором мы все ахаем, охаем и вздыхаем и кричим, как бы нам получше устроить, чтоб человечество жило лучше. И все смотрим друг на друга, забывая посмотреть на себя. История человечества и личная жизнь каждого человека свидетельствует о том, что действительно мы постоянно погрешаем против своего ума, своей разумности и против всей своей жизни. История ведет мы видим куда. Чем дальше живем, тем хуже становится. Итак, первородный грех – это тот грех, который не является грехом, в котором виновен каждый человек, никто в нем не виноват, кроме Адама и Евы, конечно, но это не очень утешительно. От того, что человек, предположим, родился горбатым или слепым и невиновен, это его не очень обрадует, он все-таки предпочел бы быть здоровым и зрячим. Так вот и то, что мы находимся в том состоянии, когда ум говорит: нужно поступить вот так, сердце влечет к совершенно противоположному, а тело вообще не хочет считаться ни с умом, ни с сердцем, то от этого радости никакой нет, и от этого человек весь раздроблен. И отсюда начинается хаос всей его жизни, и личной, и семейной, и общественной, и государственной и т.д. Вот что такое первородный грех, повреждение природы. Это очень важно иметь в виду. Преподобный Максим исповедник пишет: «Два греха возникли в праотце нашем, в следствие преступления божественной заповеди, один достойный порицания личный грех, а второй имевший свои причины первый не могущий вызвать порицания. Первый личный от произволения, а второй от естества, от природы вслед за произволением невольно отказавшегося от бессмертия». Афанасий Великий так и говорит, что «Грехом личным человек произвел совращение естества», т.е. повреждение его, вот что такое первородный грех. Заболели мы искажением свойств, смертью, как отцы называют, тлением, отныне нет бессмертия, каждый человек рождается смертным. А теперь отсюда понятно, чем отличается христианское понимание спасения от нехристианского. Христианство призывает человека к тому, к той ценности, которая является вечной и неотъемлемой у человека, если есть такая ценность, это действительно ценность, то, что нельзя отнять. А если человеку дать подержать, к примеру, кусок золота или бриллиантов мешок, подержал, хватит, т.е. все что мы имеем, это мыльный пузырь, который мы изо всей силы пока живем, раздуваем, как бы приобрести одно, другое, третье и которое по мгновению ока лопается от прикосновения смерти, вот безумие язычества вне христианского сознания. В чем? Пузырь мыльный раздуваем, неужели не видим, что он лопается каждый день у всех, что ж тогда делаем? После этого может кто-либо возражать, что наш ум поврежден, трудно возражать. Христианство и пытается отвлечь от этого миража, так называемого блага земного, пытается показать, что благо земное может явиться ступенькой к приобретению блага вечного при правильном к нему отношении. Вот какой вывод делает один из наших богословов Кремлевский (можете посмотреть «Православно-богословскую энциклопедию», статью «Грех»). Он пишет: «Ясно, что грех Адамов не отожествляется церковью в первородным грехом, а считается лишь причиной последнего». Итак, есть грех Адама и есть следствие греха Адама, первородный грех, есть следствие личного греха Адама. Мы подошли к очень важному вопросу, не разрешив которого мы опять не сможем правильно понять жертвы Христовой. Речь идет вот о чем. Совершение жертвы произошло благодаря воплощению, т.е. Боговоплощению. Божество бесстрастно само по природе. Произошло восприятие Богом человеческой природы, для того чтобы через нее и в ней можно было принести и совершить то, что явилось бы источником исцеления, т.е. спасения человечества. Только в человеческой природе, только в ней и через нее могла совершиться жертва. Вопрос. Итак, воспринял какую же природу – поврежденную, которая возникла в следствие грехопадения человечества или не поврежденную, т.е. ту первозданную природу. В зависимости ответа на этот вопрос радикальным образом меняется понимание жертвы Христовой. Если Бог-Слово воспринял не поврежденную природу, что следует вопрос, что тогда совершено в этой человеческой природе и в чем же тогда заключалась жертва Христова, если природа свята, чиста и непорочна абсолютно и не повреждена, что же тогда совершилось, что сделано? Исцелять нечего, потому что природа святая, непорочная, что же тогда остается? Католическое богословие пошло по этому пути, это очень интересно. По пути, кстати, который был осужден Церковью, давным-давно во время монофизических споров. Монофизиты именно это утверждали, например, папа Гонорий (VII век), который был осужден Церковью, и восточной и западной, писал: «Мы исповедуем в Господе Иисусе Христе и одну волю ибо ясно, что наше естество принято Божеством не греховное, не то, которое повреждено после падения, а естество созданное прежде грехопадения». (Деяния Вселенских Соборов). Эти слова отлученного от церкви папы Гонория-монофелита. А вот слова ересиарха-афтартодокета Юлиана Галикарнасского: «При воплощении Христос принял душу и тело в том виде, в каком они были у Адама до грехопадения», понимая, что отсюда возникает вопрос, если до грехопадения, то, следовательно Он же не мог умереть. Ему не нужно было ни есть, ни пить и Он не мог страдать. Юлиан сразу отвечает на этот вопрос: если же Христос уставал, алкал, плакал и т.д. то делал это только потому, что хотел, а не по необходимости. Захотел и заплакал, захотел и устал. Вспомните, к смоковнице подошел, это что Он, специально так захотел есть, что даже смоковницу эту проклял. Это что же, игра? А Юлиана это нисколько не смущало. А вопрос-то в высшей степени серьезный. Действительно, если он принял эту природу неповрежденной, что же Он тогда вообще сделал-то? Отвечают: оказывается, грех прародителей вызвал законный гнев Божий, и этот гнев Божий распространяется на всех потомков Адама. Можно начать шуметь и говорить, что это несправедливо и т.д. Не сметь. Это так и все. Отец согрешил, расстреливать его потомков, на вечные времена. Такова точка зрения, увы, именно это объявляется. Виновность лежит на всех потомках Адама. Отсюда следует, что Бог-Слово воспринимает неповрежденную, непорочную природу, чтобы по желанию Своему не потому что природа эта была сама смертной и могла страдать, а просто Он захотел и страдает. Пострадав в этом, Он мог принести удовлетворение правосудию Божию. Вот оказывается, что совершено. В этом суть жертвы Христовой. Эта точка зрения вызывает неприятие полное, вызывает недоумение, недоверие и неприятие. Мы же не говорим о том, что получается правосудие Божие как четвертая ипостась, вместо Святой Троицы. Замечательные слова Григория Богослова, который очень хорошо ответил на вопрос: «Спрашиваю, - говорит он, - кому и по какой причине принесена такая цена, жертва Христова, если лукавому, то как это оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, а если Отцу, то, во-первых, каким образом, не у Него ли мы были в плену, а во-вторых, по какой причине Кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого Отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы дав овна (овцу). Из сего видно, что приемлет Отец не потому что требовал и имел нужду, но по домостроительству, т.е. в силу необходимости спасения и потому что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам избавил нас». У Иллариона Троицкого, инспектора нашей академии до революции, который в последствии стал архиепископом, и причислен к лику святых, замечательный человек, замечательный богослов, помещена статья в «Богословском вестнике» за 1915 год, которая называется «Богословие и свобода церкви». Там, в частности, он предпринимает очень интересную своего рода попытку, параллельно приводит учение того же Григория Богослова и тексты из «Догматики» митрополита Макария Булгакова, создается картина очень сильная. Макарий Булгаков, следуя тому, чему следовала наша духовная школа все столетия, начиная с ее основания, т.е. западному, католическому, схоластическому богословию, говорит о том, что Бог-Слово принес удовлетворение Отцу, он приводит цитату отцов, которая прямо исключает все то, т.е. в учебниках написано совсем не то, что говорят отцы. Кстати, это началось только со второй половины прошлого столетия, когда у нас начали переводить святых отцов богословов: Афанасия Великого, Кирилла Александрийского, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Когда отцов начали переводить, посмотрели, а они же совсем не то пишут. Итак, есть такая точка зрения: Бог-Слово воспринимает неповрежденное естество, и вся суть отсюда искупления или подвига Его заключается в том, что Он приносит полное удовлетворение Своему Отцу за грех Адама. Оказывается, до этого, всю свою историю человечества Бог-Отец находился в страданиях и гневе. Есть другая точка зрения, которая более нравится. Бесконечный ряд святых отцов, которые начали переводиться, к сожалению, с прошлого только столетия, говорят совсем о другом, о том, о чем даже наши переводчики Нового Завета испугались когда, переводили Послание к евреям. Они написали такое слово, что даже сразу не поймешь, что же они говорят-то. А речь вот о чем, эти выдержки будут интересны. Во-первых, поражает то, что пишет апостол Павел во Втором послании к Коринфянам (5,21): «Ибо не знавшего греха Он сделал за нас грехом». Вот попробуй что-нибудь такое сейчас сказать, что Иисуса Христа Он сделал грехом, за это мало сжечь. Странную вещь говорит: Тот, Который является идеалом для нас святости, нормой человечности, этим, выражаясь ужасным языком мирским гордимся, что у нас есть этот эталон человечности – Христос, и вдруг Он оказывается не кем, иным как грехом. Оказывается, другая точка зрения состоит вот в чем: Бог-Слово в результате Своего воплощения воспринимает поврежденную нашу природу, и то, что Церковь говорит все время, что Он взял на себя наши грехи, означает не что иное, как то, что Он воспринял вот эту нашу природу поврежденную, которую мы называем первородным грехом, вот в каком смысле Он взял это. Он, Всесвятой соединился с этой нашей поврежденностью, воспринял на Себя. Как, например, здоровый человек берет на себя того, у кого отнялись ноги, вот примерно такая картина происходит. Взял эту природу и... вот тут открывается совершенно новый смысл жертвы Христовой, через страдания, крест, смерть, воскрешает эту природу, исцеляет ее. Вот в чем Его подвиг. Он взял нашу именно эту поврежденность со всеми ее немощами, Он именно на самом деле уставал, а не захотел устать, хотел есть на самом деле, плакал не потому, что играл, действительно страдал, на самом деле, а не как-нибудь. Он Единосущен нам по Своей человеческой природе. Это является основополагающей христианской мыслью, христианской истиной. Отсюда тогда, совершенно понятно, в чем существо Жертвы Христовой. Он исцеляет природу, которую никто не мог исцелить. Мы знаем, что наследственные болезни, если они в самой генетической наследственной природе, не поддаются никаким обычным методам лечения. Способ только один – изменить наследственность, пока еще до настоящего времени люди могли это сделать, так и здесь происходит то же самое, наследственные болезни не исцелимы. Та же мысль Афанасия Великого: «Покаяние очищает грехи, но не исцеляет природы, природа остается той же, расщепленной, раздробленной, не способной еще к полноценному единению с Божеством». Итак, вопрос в том, есть ли какие основания говорить о том, что Христос взял именно эту поврежденную природу, не является ли это страшным кощунством, что Всесвятой Бог соединяется с поврежденной, т.е. греховной природой? Теперь понятно, почему для нас важно было понять, в чем различие между грехом личным, родовым и первородным. Только личный грех есть грех, который оскверняет человека, лукавство оскверняет, а то, что человек родился с предрасположенностью особой к чему либо, это само по себе не оскверняет, оскверняет только то, когда человек с этой предрасположенностью соглашается и начинает действовать в соответствии с ней, но сама по себе предрасположенность эта не оскверняет. Так вот, очень важно, что первородный грех как поврежденность это не есть то, что оскверняет человека, это конститутивное расстройство, только личный грех есть грех, в полном смысле этого слова. Все прочее есть повреждение. Теперь понятно, почему апостол Павел мог сказать так смело: «Не знавшего греха, Он сделал за нас грехом». Не поняв, о каком грехе идет речь, можно Бог знает что подумать. И действительно, не знаешь, к каким еретикам отнести апостола Павла. Речь идет о разных вещах, так вот Христос взял на Себя наше повреждение, тогда понятно то, что Он сделал. Максим Исповедник так и пишет: «Господь не ведал моего греха личного, т.е. изменения моего произволения, моей воли, Он не воспринял моего греха», (не зная различия, мы сразу же запутались бы), что значит «Он не воспринял моего греха», т.е. «Он не согрешил и не стал им, но ради меня Он стал грехом, т.е. стал тлением естества, возникшим через изменение моего произволения, взяв его на себя». Здесь такие вот вещи надо читать очень внимательно и сразу расставлять по полочкам, чтобы не перепутать, о каком грехе говорит он. Иначе будет такая путаница, что ничего не поймешь. Вот тот же Максим Исповедник пишет: «Господь же взяв на себя это осуждение за мой добровольный грех, я имею в виду взяв страстность, тленность и смертность человеческого естества, стал ради меня грехом, по страстности, тленности и смертности, добровольно облачившись в мое осуждение по природе. Он по собственной воле, Бог Слово, воспринял худшее, падшее естество, дабы спасти Образ Свой». Святитель Афанасий Великий, «столп православия», как его именует Церковь, пишет: «Итак, Тело, поскольку имело общую со всеми телами сущность, т.е. с нашими телами, и было телом человеческим, хотя по необычайному чуду образовалось из Единой Девы, однако же будучи смертным по закону подобных тел, подверглось смерти». Не потому что захотел – не захотел, а взял смертное тело, будучи смертным. Афанасий пишет дальше: «Не могло оно не умереть, как смертное, вопреки Гонорию и всем ересям монофизитским, изо всех приносимых на смерть, на что и уготовал его Спаситель, по сему то, хотя и умерло тело как смертное, однако ожило по причине сущей в нем жизни». Не правда ли, он отчетливо говорит о том, какое тело взять. Возьмите то, что пишет Феодорит Кирский: «Бог-Слово соединив с Собою побежденное сие естество вводит его в борьбу», побежденное естество, а не первозданное. Ефрем Сирин: «Он был Сыном того Адама, над которым, - как говорит апостол, - царствовала смерть». Вот какого Адама Он был Сыном, а не первозданного, над которым не царствовала смерть. Кирилл Александрийский: «Бог-Слово воспринял согрешившее естество». Лев I Великий, величайший авторитет православия, на IV Вселенском Соборе пишет: «Таким образом при сохранении свойств того и другого естества и при сочетании их в одно лицо воспринято величием – уничижение, могуществом – немощь, вечностью – смертность. Бессмертный Бог не возмущался сделаться человеком, могущим страдать и бессмертным подвергнуться смерти». Иоанн Дамаскин: «Бог, потому что уделил нам лучшее, и мы не сохранили, принимает худшее, разумея наше естество, для того чтобы чрез себя и в Себе восстановить бывшее по образу и по подобию». Григорий Богослов: «Христос воспринял худшее, чтоб дать лучшее». Григорий Палама: «...И, о какое чудо, не только Своим рождением облекается в поверженное естество, сущий одного естества с высочайшим Отцом, и не только приемлет эту крайнюю нищету, родившись в пещере, но сразу же еще будучи во чреве матери, воспринимает крайний приговор бывший от начала нашему естеству, которое, наше повинное естество соделал новым Себе». Выражением церковного понимания этого вопроса, для того чтобы можно было видеть, что не просто бесконечное высказывание отцов об этом свидетельствуют, но как сама церковь свидетельствует через свое литургическое творчество. В связи с этим хочется привести замечательный текст из амвонной молитвы преждеосвященных даров «Великий понедельник в Иерусалиме». Это цитата из Дмитриевского, Богослужение страстной и пасхальной седмицы во Святом Иерусалиме в IX-X веках: «Царю веков Христе Боже наш, бедную нашу восприемый природу, не причастен бо еси страсти по Божеству природы, аще бо не облекался еси страстное наше и смертное естество вольно». Есть десятка полтора этих высказываний. Что еще после этого можно говорить? Совершенно единогласное, однозначное учение отцов и при таком учении становится понятным, почему и что сделал Христос. Для нас это очень важно, какую природу воспринял Бог-Слово в Своем воплощении. Непорочное – тогда и исцелять нечего! Если поврежденное, тогда можно говорить о спасении. Например, когда человек смертельно болен и его исцеляют, тогда можно говорить о спасении, а когда он жив-здоров и ему еще при этом дают всякие курорты или еще что-нибудь, тут ясно, что не о спасении идет речь, а о чем то другом. Лекция № 12 В прошлый раз мы занимались обсуждением вопроса, который кажется, сам по себе не имеет существенного значения, но приобретает таковое, когда мы обращаемся к пониманию существа жертвы Христовой. Речь идет о том, какую природу принял Бог-Слово, воплощалась здесь на земле. Есть две точки зрения, одна настаивает на принятие неповрежденной человеческой природы, объясняя это тем, что Бог не может соединиться с чем-то несовершенным, с чем-то поврежденным. Тем более, когда мы употребляем такое страшное слово, как грех, Бог не может соединиться с чем-то греховным. Этот страх проистекает из того, что подчас мы не понимаем, насколько разные смыслы влагаются в одно и тоже понятие слово – грех. Единственным грехом, оскверняющим человека, т.е. делающим его нечистым и перед самим собой и перед Богом, это грех личный, т.е. тот, который совершается с пониманием, с сознанием, с свободным произволением человека, с сочувствием тому, что противно и совести, и закону Божию, и законам человеческим. Т.е. грехом в собственном смысле слова является только личный грех. Следующие же понятия, такие как родовой и первородный грех, имеют совершенно другой смысл, это не то, что мы назовем нравственным преступлением или духовным падением, а это повреждение самой природы человеческой, которая в результате этого не оскверняется, не становится нечистой нравственно или духовной, а является поврежденной. Подавляющее большинство святых отцов говорят одно и тоже, что Бог воспринял поврежденную нашу человеческую природу. Афанасий Великий, один из немногих в Церкви, суждения кого принимаются во всей полноте и во всем объеме, у него не находим мы того, что находим мы подчас у других отцов, так называемые свои точки зрения, или те вещи, которые в последствии были не приняты Церковью. Афанасий Великий, ученик Антония Великого писал: «Какой долженствовал быть конец тела, после сшествия в него Слова, не могло оно не умереть, как смертное, изо всех приносимых на смерть, на что и уготовал его Спаситель. По сему то, хотя умерло тело как смертное, однако же ожило по присущей в нем жизни». Вот что пишет Афанасий Великий – один из самых авторитетных отцов Церкви. Рассмотрим главный вопрос, который уже решен, на основании предшествующих исследований, о Жертве Христовой, о понимании ее смысла, о том, почему она была необходима и кому была принесена, и почему Бог не мог Своею властью совершить спасение без этой жертвы. Это центральные вопросы для понимания всего христианского вероучения. Во-первых, речь идет о том, что Бог-Слово добровольно принял эту нашу поврежденную природу, т.е. с первородным грехом. Никто не мог Бога заставить. Бог воспринял поврежденную природу для того, чтоб это повреждение, этот первородный грех был исцелен, был уничтожен. Чтоб человек через это исцеление, восстановление мог войти в полное единение с Божеством, то единение, к которому человек и призван, от начала своего творения. Мы знаем, что существует параллельная точка зрения, которая связана с так называемой идеей выкупа или удовлетворения. В трех основных конфессиях современного христианского мира употребляется три разные термина, которые хорошо выражают существо их понимания Жертвы Христовой. В католическом богословии – искупление, т.е. выкуп, в протестантском богословии – оправдание, термин связан с юридической практикой, и православном богословии – спасение. В католическом богословии Христос воспринял неповрежденную природу. То отсюда становится очевидным, что же Он сделал? Только одно – принес удовлетворение Отцу за то преступление, которое совершил первый человек. Этим преступлением, по католическому богословию, человек подпал под власть дьявола, оскорбил правосудие Божие и совершил выкуп, принеся удовлетворение правосудию Божьему. Мы понимаем, католические богословы стоят перед весьма деликатной реальностью, что же, Бог-Слово должен принести выкуп дьяволу? И вот эта деликатность, эта недоговоренность остается по настоящее время. Если взять в руки современное издание католического котихийства, тем не менее, во всем огромном объеме информации, которая содержится там, мы не найдем, к сожалению, прямого ответа на этот вопрос. Потому что утверждение о том, что Бог- Слово, восприняв человеческую природу, принес выкуп, звучит абсурдно. В то же время согласиться на ту трактовку, которая традиционно всегда имела место в истории Церкви трудно. Огромная инерция богословской мысли, которую остановить не так просто. Но сейчас идет редактирование этого издания, и это не окончательная редакция и еще будут соответствующие дополнения. Итак, здесь идея выкупа. Если взять точку зрения протестантскую, то там настаивается на идеи оправдания. Она проистекает вот откуда. По католическому богословию, Христос принес удовлетворение за первородный грех и всякий, кто принимает эту веру и крестится, освобождается от этого первородного греха, т.е. этот первородный грех у него исчезает, прощается. Лютер, Меланхтон и другие творцы Реформации XVI столетия поставили очень законный вопрос, который заключается в следующем. Неужели у Христа хватило заслуг лишь настолько, чтобы освободить от первородного греха? Конечно же, их больше, и они объявили – каждый верующий освобождается не только от греха первородного, но и от всех личных грехов, т.е. оправдывается в них. Не очищается, а оправдывается. Основная идея сводится к тому, что верующему грех уже не вменяется в грех. По этому поводу патриарх Сергий Страгородский, когда был архимандритом, написал свою знаменитую книгу «Православное учение о спасении», горестно восклицая: «Какой ужас! Что предлагается нам в качестве идеала, в качестве будущности человека, что предлагается? Оказывается, оставаться во грехе всю вечность и быть с Богом. Что за абсурд? Для чего же Он пришел? Оправдание – это же не исцеление, причем оправдание каким образом, не потому что человек не винен, а потому что Христос, оказывается, приносит Свое всемогущее оправдание человеку и заменяет так сказать человеческий грех Своими сверх заслугами. Такова протестантская концепция. Это, пожалуй, нечто более страшное, более сильное и тяжелое, чем католицизм. Там хотя бы выкуп, но какой, который хотя бы оставляет человеку лично трудиться и лично над своими грехами работать, выкупать свои личные грехи самому, здесь даже этого не остается. Христос, оказывается, все делает за него. Достаточно только человеку поверить во Христа как во Спасителя и вопрос закрыт. Такой феномен социальной, хозяйственной, государственной жизни в Западной Европе поразительный, кстати, на который с величайшим недоумением смотрел Рим, когда вдруг после Реформации в протестантских странах, особенно в кальвинистких, произошла мощная вспышка экономического развития. До сих пор по этому поводу говорят, пишут и пытаются осмыслить это явление. Ведь для религиозной жизни требуются огромные душевные силы, ясно, что вера требует сил. Вера требует внимания к своей жизни, причем постоянного внимания, даже ежеминутного. А протестантизмом был решен самый главный вопрос, вопрос о спасении. Оказывается, если человек поверит, то всё. У него отпадают все заботы о каком-либо труде, о каком-либо подвиге, о борьбе какой-либо практической, внутренней и духовной жизни. Освобождаются колосальные силы души, те, которые были направлены на религию, теперь куда же они устремляются? Спасение обеспечено, теперь чем заняться? Земным благоустройством, именно так. Наверно, в этом был секрет, который никак не могли разгадать, секрет взрыва экономического бума, который произошел в Западной Европе в XVI столетии. Оказывается, Христос совершил оправдание, Лютер так и пишет: «Если до Христа люди были в страхе и трепете, не осудит ли Бог нас, не погубит ли, не погибнем ли мы, то, отныне узнав, что мы спасаемся только верою, мы становимся ликующими чадами Божьими. По этому поводу есть одна священная фраза, которую все должны запомнить и повторить на уроке: прямо в рай, прямо в рай, только ножки поднимай. Это священный текст от самого основного богословия. Итак, теперь каков же православный взгляд на существо Жертвы Христовой. Основной термин, в котором выражается существо этого вопроса – это спасение. Это понятно, что когда человек глубоко поврежден, изломан тяжелой болезнью и он исцеляется, т.е. происходит изменение с ним с самим, ни его выкупают, каким он был таким остался, ни его оправдывают без его изменения, а человек сам изменяется. Историки нам хорошо характеризуют каким было человечество в то время: рабство, эксплуатация, насилие, войны, кровь, казнь, пытки. Человечество не изменилось даже через 2000 лет, оно остается тем же самим. Тогда о каком же исцелении идет речь? Вот тут давайте обратимся к человеческой природе Иисуса Христа. Он же воспринял наше повреждение, Он стал грехом за нас, т.е. воспринял нашу поврежденность и вот тут, святые отцы однозначно говорят, что же Он сделал, в чем существо Его Жертвы. Но сначала выясним, почему она была необходима. Ведь исцеление имело место во всю историю человечества, когда человек кается. Не могло быть такое, что раньше человек кается, и Бог его не слышал, не прощал ему грехи. Бог всегда слышит человека, и всегда он кается в грехах, Бог его прощает, и всегда это имело место. Зачем же тогда Жертва Христова? Здесь тонкий момент, который хорошо нужно понимать. Афанасий Великий пишет так: «Покаяние не выводит из естественного состояния, а прекращает только грехи». Т.е. покаяние очищает от личного греха, помогает человеку бороться с этим грехом, помогает ему жить более верно, но само состояние человека, его природы как таковой остается прежним. Он может меняться нравственно, быть лучшим, худшим, может даже достигать большой высоты святости, но природа же его остается той же поврежденной, способной в любой момент подставить ножку человеку. Вот почему требовалось не очищение от греха, оно происходило. Жертва Христа была не на то нацелена, не на очищение от личных грехов – это, безусловно, имело место, а на более фундаментальное, на то, из чего проистекают наши грехи, на исцеление самой природы человеческой, вот на что, на то, что сказал Афанасий Великий: «Покаяние не выводит из естественного состояния». Именно по этой причине была необходима Жертва Христова. Второй вопрос: кому была принесена Жертва Христова? Надо напомнить, что Константинопольский Собор, Поместный Собор XII века 1156 года осудил то мнение, по которому считалось, что Жертва была принесена только Отцу. И в своем Соборном решении было объявлено и подтверждено то, о чем учил святой Григорий Богослов, именно: «Что Он Бог Слово – Христос, был Жертва, но и Архиерей, Жрец и Бог». То, что до сих пор священники повторяют на литургии: «Ты еси приносяй и приносимый». Он и жрец и жертва одновременно. Или тот же Семеон Новый Богослов тоже говорил: «Христос принес Себе плотию, Жертву Божеству, Отца и Самого Сына и Духа Святого». Вот эта мысль о том, что Жертва Христова принесена не одной ипостасью другой ипостаси, а принесена всей Святой Троице, т.е. тому, Кто по Священному Писанию назван любовью. Бог есть любовь – вот эта идея чрезвычайно интересная, она звучит парадоксально, ибо как Самому Себе можно принести жертву, что это значит? Это только понимается в свете той замечательной мысли, о которой говорит Григорий Богослов: «Что жертва была принесена не лукавому, ибо как это было бы оскорбительно, не Отцу, у Которого мы не были в плену и Который любит нас не меньше чем и Сын, а человеку нужно было освятиться, человечеством Бога». Так, как говорит Максим Исповедник: «Он, Бог Христос, преподнося как благий все достигнутое Им тем, ради кого Он стал человеком», т.е. Жертва совершена во имя любви Бога к человеку. Почему и говорится, что это – жертва любви. Теперь относительно Жертвы Христа Спасителя. Профессор Казанской Духовной Академии В.И. Несмелов, который написал довольно объемистый труд «Наука о человеке», пишет по поводу понимания юридической жертвы: «Ведь не один здравомыслящий человек никогда не допустит, что будто бы ради справедливого прощения своего обидчика он сам должен перенести то наказание, какое по закону следовало бы было перенести его обидчику, и что будто бы после этого наказания, он может с правдою и любовью простить своего обидчика». Какая же критика после этой католической точки зрения искупления! Оказывается, для того чтоб простить обидчика в правдою и любовью, нужно самому перенести то наказание, которое сам обидчик должен перенести, только после этого человек сможет простить своего обидчика, только после того как сам это перенесет. В таком вот немножко ядовитом духе, оказывается бессмысленность этой теории удовлетворения Западно-христианского понимания жертвы. Это смешно! Чтоб простить обидчика сам должен претерпеть наказания от него, а потом только простить. Так именно и толкуется Жертва Христова в Западно-христианском понимании. Интересно еще и другое. Слово «искупитель», на котором так настаивает католическое богословие, в Новом Завете совсем отсутствует. В Ветхом Завете есть, в Евангелии только два раза встречается слово искупление. И лишь неоднократно оно употребляется в посланиях апостольских. Причина вполне очевидная, к кому обращается ап. Павел, у которого встречается это слово – к тем людям как иудеям, так и язычникам, вся психология, образ мышления и само понимание отношений между людьми, между человеком и государством, между государством и Богом, все было пронизано юридизмом, законничеством. Обращается внимание не на настроение души, а на правильность поступков. Ведь есть разница между тем и другим, можно правильно поступать, в душе будучи совершенно противоположном настроении. Апостол обращается именно к этим людям, ведь евреи были воспитаны на законе. Все даже взбудоражились, возмутились, что даже в Субботу Он исцеляет. Вот есть мол, шесть дней и исцеляйтесь, а что же вы пришли исцеляться в Субботу? Исцеление, это что же значит – работа? Даже после этого – диву даешься, до чего может дойти безумие человеческое, ослепленное завистью и злобой. Так вот, поэтому ап. Павел с целью чтоб как-то сделать доступным хотя бы восприятие того, что совершил Христос, употребляет термин – искупление. Но, употребляя этот термин, он тут же, если посмотреть его послание, употребляет другие термины, которые великолепно описывает, показывает, что здесь речь идет о чем-то более глубоком, ведь кроме термина искупление, он говорит и спасение, оправдание, избавление, усыновление, освящение, примирение, освобождение. Если бы он все время говорил только бы об искуплении, тогда были бы основания действительно говорить о каком-то акте, соответствующем этому понятию. Массу говорит конкретных терминов, а сколько еще других оборотов языковых, в которых он выражает существо этой жертвы, что становиться ясно, что хотя он иногда и употребляет этот термин, то только с той целью, чтобы как-то ввести в сознание евреев, язычников в понимание существа жертвы Христовой. В начале хочется процитировать послание к евреям, т.е. Священное Писание. Вот что там говориться во 2-ой главе, 10-ом стихе: «…ибо надлежало, чтобы Тот, для Которого все и от Которого все, приводящего многих сынов в славу вождя спасения их, совершил телиосе (греч.) через страдания». Это высказывание является ключевым, в понимании существа Жертвы Христовой. Второе подобное же ему так же в Послании к евреям, только из 5-ой главы, 8-9-ый стих, следующее: «Хотя Он и Сын, однако страданиями навык к послушанию и совершившись телиофис (греч.) сделала для всех послушных Ему виновником, т.е. причиной спасения вечного». Но здесь не ясно, о чем идет речь. «Совешившись» по-русски – совершить, значит сделать, тогда вопрос: что? Переводчики не перевели того, что есть «телиосе» или «телиофис». Апостол употребляет слово «тели» (греч.), которое означает ничто иное как доводить до конца, до совершенства. Отсюда «телиос» значит законченный, полный, окончательный, совершенный. Тут много можно было привести аналогий. В том же Послании к евреям, например, мы читаем: твердая пища свойственна совершенным (глагол телион), т.е. этот глагол означает совершил. Говоря «совершил, совершившись», апостол прямо утверждает, что страдания совершили Христа-человека, т.е. довели до какого-то совершенства, сделали совершенным. Теперь понятно, чего испугались переводчики. Написать «сделал совершенным» на первый взгляд звучит безумно, абсурдно. Христос – идеал, и вдруг оказывается, что только через страдания Он сделался совершенным, переводчики поэтому и написали это странное слово. hЏ hЏ 2 T V l „ ў Є ѕ Ц ш ь ( ` x ° І ґ И К М ? ? ? ћ ? - ® ° ? ? ? ? ? ? ? ? * , Ю а ? ? ? hЏ Ђ ‚ ‚ „ ? 6 8 ш ъ ? ? ? ? ? ? ? Ћ ђ ? ? ? _Значит, во-первых, апостол этим утверждает, что страдания совершили Христа-человека, т.е. они оказались необходимыми, именно совершили страдания, но не просто так произошло то совершение. Оказывается, страдания необходимы. Во-вторых, теперь становится ясным, что через страдания Он сделал совершенной воспринятую Им человеческую природу. Теперь, когда мы понимаем, что значит «Он совершил», вот что Он совершил, не в том смысле, что Он имел какие-то личные грехи. А речь идет о том, что та природа, которую Он воспринял, была поврежденной, и через страдания Он восстановил ее, исцелил ее, совершил ее. Становится понятным то главное, что имеет место в христианстве. Вот Он оказывается, что сделал Он, то, что не мог сделать никто, никогда, даже в отношении себя лично. В этом центральный смысл, т.е. единственный догматический смысл жертвы Христовой. В этом ее абсолютная уникальность, т.е. единственная в своем роде в истории мира. Вот почему апостол говорит, что единый ходатай Бога и человека, человек Христос Иисус, только Он единственный, Кто мог это сделать, и таким образом произошло то полноценное единение человечности с Божеством, которое может сделать каждого человека способным к вечному единению с Богом. В отношении такого понимания, само слово «совершил» мы находим у святых отцов достаточно много. Мысль Григория Богослова: «Главное одно, Мое совершение, воссоздание и возвращение к первому Адаму». Григорий Палама пишет: «…но естество которое ради нас приняв Он новосоделал, соединившись с ним по ипостаси, Он Сам совершил». Возникает не менее сложный вопрос. Но мы же этого не видим. Если Он совершил человеческую природу, если каждый из нас обладает этой человеческой природой, то где же это совершенство? В ком? В ком из нас? Поэтому давайте посмотрим, что значит – «Он совершил». Вот мысли святых отцов, пойдем исторически. Ириней Лионский: «…И человека восстановляя в Себе Самом». Афанасий Великий: «Поскольку естество человеческое претерпев изменения оставило правдой и возлюбило беззаконие, Единородный сделался человеком, чтобы в Себе Самом исправить сие, внушить естеству человеческому любить правду и ненавидеть беззаконие. Кирилл Александрийский: «…А кроме того, - пишет он, -благополезно возбуждались во Христе человеческие состояния, чтобы побежденного силою слова прекращались в преобразованием природы в первом Христе, в некое лучшее состояние, таким именно образе, а не иначе, образ исцеления мог перейти и на нас, ибо во Христе, как в начатке, природа человека возводилась в обновлении жизни, почему и вторым Адамом назван в Божественных Писаниях». Он так же говорит: «Первый в ком произошло преобразование природы это Христос». Далее ставит вопрос, который уже возникает: а что нам от этого? Что нам от того, что во Христе произошло преобразование природы, что в Себе Самом Он исцелил. Вот оказывается что. Таким именно образом, а не иначе образ исцеления мог перейти и на нас, ибо во Христе как начатке, природа человека возводилась в обновление жизни. Иоанн Дамаскин пишет: «Он потому что уделил нам лучшее, и мы не сохранили (речь идет о творении), принимает худшее, разумее наше естество для того, чтобы чрез Себя и в Себе восстановить бывшее по образу и по подобию». Максим Исповедник: «Чтобы совершенно истощив в Себе пагубный яд их злобы, как то истощает огонь, полностью уничтожить его в естестве человеческом и совлечь с Себя во время крестной смерти начало и власти». Под началом и властью разумеются духи злобы, о которых пишет ап. Павел. Опять подчеркивает, Себя, т.е. в Нем произошло, во-вторых, во время Крестной Смерти, опять указывает на страдания апостол в Послании к евреям. Максим Исповедник пишет: «Он был не просто человек, а Бог вочеловечившийся для того, чтобы чрез Себя и в Себе обновить естество человека». Мы дошли уже до XI века. Никита Стефан, ученик Семена Нового Богослова: «Слово Божие быв совершенным человеком кроме греха как совершенный Бог сие (человеческое естество) воссоздав Обожило». Итак, возобновив в Себе, сего человека соделал его новым из ветхого. Таким образом, слово священнодействовало в себе наше воссоздание. Григорий Палама, XIV век: «Так ныне, при воссоздании нашего естества во Христе». Более того, он пишет дальше: «Облекаясь же во Христа, нового Адама, который нарушил повинное естество, соделал новым в Себе, восприняв его от действенных кровей, как соблаговолил и Собою оправдал его». Вот мысль, которая пронизывает все священные предания Церкви. Для этого приводятся примеры не только одного святого отца, который может высказать свою только точку зрения и которая может подчас не отвечать всецерковному созданию, а десяток высказываний святых отцов, чтобы мы видели, что это учение свидетельствует о том, что Христос в Себе Самом воссоздал наше падшее естество, исцелил его, свидетельствует о том, что во-первых, Он соединился с поврежденным первородным грехом естеством, во-вторых, что Он в Самом Себе исцелил, воссоздал его. Существует целый ряд сочинений, которые приводят именно эту точку зрения, но все эти сочинения, к сожалению, поздние. Они могли появи-ться только тогда, когда начались переводы святых отцов на русский язык. Алексей Бургов «Православное догматическое учение о первородном грехе» (1904); Илларион Троицкий, архиепископ, инспектор нашей академии, интересная статья «Богословие и свобода церкви» (1905); Катанский «Догматическое учение церкви о таинствах. Первые три века христианства» (1876); Кремлевский «Первородный грех по учению блаженного Августина японского» (1902) Очень интересна статья «Грех», как раз касающаяся этой проблематики, содержится в «Православно-богословской энциклопедии» (1903); Павел Светлов, известный профессор Киевский «О недостатке Западного богословия в учении об искуплении» (1893); Сергий Страгородский, будущий патриарх «Православное учение о спасении» (1898); Тарасий (Кругоновский), иеромонах «Перелом в древнерусском богословии», издание начала нашего века. Это те работы, которые стали появляться. В результате этого многое открылось тем, кто не знал до этого греческого, латинского языков. Они, наконец, увидели, это в переводах и смогли уже осмыслить этот центральный вопрос христианского вероучения. Еще о том, почему Бог не мог Своей властью спасти человека? Этот вопрос часто задается. Спасение – это свободный акт, единения человека с Богом, и как только мы сказали, свободный акт, вопрос сразу приобретает другой характер. Афанасий Великий говорит: «Бог спасает нас не без нас». Без нашего произволения, человеческой свободы не возможно спасение. Но мы ставим немного другой вопрос. Почему Бог не мог исцелить человеческую природу, просто Своею властью, Своим Всемогуществом? На этот вопрос можно дать такой ответ, можно дать такой ответ, а не сказать: вот ответ учения Церкви, таким-то Собором принятый и т.д. Кстати, может даже, мы не очень и найдем этот ответ. Нужно учесть, что все то, что существует, весь тварный мир, является ничем-то чуждым Богу, а является ничем иным как образом Божественных свойств. Например, как мы о художнике, о писателе судим по его творениям, по его сочинениям, и говорим: тут человек себя выразил, в этой музыке, лирики, этих картинах, так мы говорим, что и Бог выразил Себя в Своем творении. Не случайно ап. Павел пишет, что на основании рассмотрения творения Божьего, мы можем говорить о Его Премудрости Божией. Так оказывается, все тварное есть выражение от свойств Божиих, все законы нашего тварного мира, опять таки, обладая тем же самым характером и свойством. И вот один из этих законов, который присутствует при нашем мире и свидетелями которого мы всегда и постоянно являемся, заключается в том, что любое разрушение чего-то требует для своего восстановления усилий, часто подвига, часто страданий, иногда смерти. Все зависит от того, о чем идет речь, о каких явлениях, закон некий, восстановление, возвращение к добру требует понуждения, этот принцип хорошо выражен в Евангелии «Царство Божие нудится, и нуждится и восхощается». Царство Божие приобретается усилием, Царство Божие это благо, вечное благо. Любое благо приобретается усилием, спасение требует подвига, это закон, являющийся отражением Божественных свойств. А отсюда можно заключить, ведь мы знаем, что Бог – не Всемогущий, (проходили по катехизису), что Он не может перестать быть Богом, не может создать другого Бога, не может согрешить, Он менее свободен, чем мы с вами. В данном случае еще одна иллюстрация: Он не может изменить этого закона, нарушить его, не может перестать быть Богом, этот закон проистекает из Него, и по этому закону такое, как восстановление человеческой поврежденной природы не могло совершиться без подвига, осуществленного в той человечности, которая была повреждена. Вот этот подвиг для нас выразился в Боговоплощении в кэнозисе (с греч. – истощание Себя Божеством), наконец в кресте, в страданиях и смерти. Вот почему требовался подвиг, а не простой акт всемогущества, оно и понятно. Если бы Бог мог Своим Всемогущим Словом это сделать, тогда Он мог не допустить и первого греха, и тут же сразу возвратить все на свет. Нет, нет, то, что даром дается, способно развращать, вот этот подвиг исцеления человеческой природы с одной стороны является осуществлением незыблемого закона бытия, с другой стороны является прямым указанием всем людям на то, как и мы можем исцеляться таким же путем, путем именно понуждения, подвига, ибо Царствие Божие нудится. Лекция № 13 Итак, друзья мои! Значит, мы с вами рассмотрели центральный вопрос христианской религии: чем Христос отличается от всех других спасителей и спасателей человечества, и что же Он сделал такого, по сравнению с ними, что христиане именуют Его единственным, в отличие от всех прочих? Еще раз напоминаю суть дела: дело не в том, что Христос своей жертвой исправил нравственность людей, исправил их духовное состояние, - нет, это дело, оказывается личное. Он сделал другое – Он восстановил в Самом Себе ту человеческую поврежденную природу, которую воспринял в Боговоплощении. Этим самым Он стал начатком нового человечества, как пишет апостол Павел, Он стал вторым Адамом, ибо от первого Адама мы все рождаемся стихийно, по законам, присущим живой твари, это от второго Адама-Христа так же имеется возможность рождения, но другого рождения и другим способом. Это рождение носит характер уже внутренний или духовный. И рождение осуществляется не в силу каких-то строгих законов, которые господствуют над человеческой природой, а это обращение, это исцеление совершается лишь при условии личностного человеческого усилия, без которого ничего быть не может. Оказывается, само рождение человека в данном случае, происходит, но без человека в данном случае, происходит, но без человека. Об этом сказал Господь, когда прямо указал: «Кто веру имеет и крестится – спасен будет». Рождение нового человека, человека во Христе, происходит в таинстве крещения, но само это таинство является ни чем иным, как жертвой и начальной функции Церкви, в которой как в организме происходит рождение, становление и усовершение человека. Так вот, мы с вами закончили рассмотрение этого вопроса на такой проблеме: почему Бог не мог своей властью спасти человека? Напоминаю, не мог по той причине, что без человека нельзя спасти человека. Спасение это не есть акт насилия. Это не есть внешний акт по отношению к самому человеку, а спасение – это есть свободное восприятие человеком того дара, который совершил и принес Христос. Напоминаю вам, что само спасение, которое предлагается христианством, отлично от того состояния, которое имел человек в творении. Чем оно отлично? Тем, что первое состояние оказалось таковым, при котором он мог отпасть от Бога. Второе состояние человека, к которому призван человек, и которое Исаак Сирин называет «вышеестественным состоянием», т.е. то состояние, в которое человек при правильном духовном развитии может придти и уже никогда не опасть от Того, Кто именуется Богом, Спасителем и Любовью. Вот почему Бог не мог просто спасти человека, требуется от человека усилие, напряжение, свободное его произволение. Вот это очень важный момент, на котором настаивает христианство и которым, если хотите, вновь христианство подчеркивает богоподобное величие человека. Человек не игрушка в руках Божьих, слышите, заброшенная, не песчинка в этом мире, нет, человек – богоподобное существо и как таковое само спасение может быть им воспринято только свободно. Поэтому, отсюда исходя, мы понимаем, что конец бытия будет такой неоднозначный: «пойдут если в муку вечную, а проповедники просветятся, как солнце». Свобода, оказывается, человеческая, оказывается решающим фактором даже в Его вечном бытии. Теперь для нас с вами следующий и логически связанный с предыдущим вопрос о том, что следует из жертвы Христовой? Хотя мы с вами говорим, что жертва Христова является вершиной того кеносиса, т.е. самоуничижения Божества, которое оно восприняло на Себя добровольно в воплощении, тем не менее, мы должны сказать, что это жертва, сами эти, лучше сказать, страдания Христовы, оказались бы нереализованными, неосуществленными, если бы не произошло того уникального в истории факта, который мы называем Воскресением Христовым. Не было такого факта в истории. Я говорю не о воскресении мертвых, а о Воскресении Христа. В чем тут дело? Что тут особенного? Здесь мы касаемся с вами очень тонкого вопроса, который требует, нужно это прямо сказать, не только рассуждения, но и веры. В чем причина? Ведь, кажется, мы уже читали «Послание к евреям», что Бог вождя спасения нашего совершил через страдание. Если совершил, то сделал совершенным. Что же еще нужно? Вот здесь мы начинаем видеть то, что изначала было совершенно и то, что должно было претерпеть изменения в последующем развитии человеческой истории и человеческого сознания. Грехопадение внесло в человеческую природу смерть. Не было в человеческом естестве смерти. Оно внесло смерть. И вот здесь мы видим, что страданиями Христос не просто только восстановил в Самом Себе человеческую природу, это восстановление не осталось мертвым, последовало Воскресение, т.е. смертию своею Он уничтожил смерть. Смертью ветхого человека, лучше сказать, смертию поврежденного естества человеческого оказалось возможным возрождение нового человека. Старый убит, все старое уничтожено. Воскресает новая, восстановленная исцеленная человеческая природа, и мы видим ее в воскресении Христа. Воскресение является завершающим и свидетельствующим о той славе фактом, к которому призвана человеческая природа как таковая. И, следовательно, каждый ее носитель, который свою свободу осуществляет в этом направлении. Поэтому Воскресение Христово является, можно сказать, всем существом христианства. Без Воскресения Христа нет христианства. «Если Христос не воскрес, тщетна вера ваша», - вот, что прямо пишет апостол Павел. «Тогда мы несчастнее всех человеков, - говорит он, - если нет Воскресения Христова». Тогда мы ничем не отличаемся от всех прочих людей, тогда, действительно, - ешь, пей, веселись – завтра умрем. Пир во время чумы. Нет воскресения – нет смысла. Жизнь теряет всякий смысл. Что проку тогда от страданий Христовых было? От всего нравственного учения? От всех возвышенных идей? – если нет Воскресения? Воскресение Христа – это начало вечной жизни для каждого индивидуума, для каждого человека. Вот почему и изначала и в православии сейчас именно, когда произошло разделение христианства, Воскресение Христово стало величайшим праздником, воспоминанием величайшим, в отличие от всех других. Много величайших праздников, но это – величайший, уникальный, единственный в своем роде, праздников праздник и торжество торжеств. Отсюда становится понятным и другое, что, начиная сразу же, с самого факта Воскресения Христова и по сей день непрерывно выдвигались и выдвигаются различные версии, пытающиеся показать, что Воскресение Христово – это есть или миф, т.е. его не было, или это есть не что иное, как фантазия или ошибка, или галлюцинация. Целый ряд предлагается различных объяснений, лишь бы достичь одного: уничтожить сам факт Воскресения Христова. Это удивительно просто, вы подумайте только: психологически – откуда такое идет: нежелание, чтобы Христос воскрес? Это же какое-то, прямо, не только богоборчество – это понятно – это человекоборчество, повторяю, ведь только благодаря Воскресению Христа мы имеем надежду вечной жизни. Нет Его воскресения – ничего нет, обессмысливается жизнь, и, вдруг такая борьба против этого, страстная борьба ожесточенная, началась с подкупа стражи, которая стояла у гроба. Ведь, знаете, по римским законам, стража, при которой отвален был камень от гроба, не зависимо, по какой причине, что произошло, они подвергались смертной казни, без всяких разговоров, как, помните, Ирод приказал казнить четыре четверицы воинов, которые стерегли Петра, - все, смерть; здесь все произошло, видимо, гладко, сумели подкупить. Идет поразительное богоборчество, вы слышите, это богоборчество! Ладно, т.е., что значит «ладно»? Это ужасно, когда убить и Лазаря, уже ясно, на какой путь вступили. Так, когда воскрес – подкупить стражу: украли. А дальше теорий было очень много, самых различных, от глупейших, собственно, они все неразумные. То, оказывается, Его не хоронили, Христа, а выбросили в какой-то ров, поэтому, естественно, а гроб – это только так сказали, поэтому там никого и не было, то украли Его, то это были галлюцинации у этих учеников, особенно, у женщин, которые не могли поверить, что он погиб. Как-то в академии я принимал одного профессора из Англии, англиканина, доктора богословия, новозаветчик, т.е. специалист в значении Нового Завета, который начал меня убеждать, что Христос не воскрес. Сейчас мы стоим перед фактом, от которого можно просто содрогнуться, когда среди христиан, западных христиан огромнейший процент людей, христиан не верит в воскресение Христово. Поразительное заблуждение, что же происходит с сознанием? Происходит то, о чем мы с вами много раз говорили: полное обмирщение религиозного сознания. Церковь превращается в институт этого мира, сама религия есть ничто иное, как какой-то довесок к нашей жизни – и больше ничего, некое эстетическое развлечение, некая традиция, забыли самое главное, о чем говорит религия, человек, о смысле твоей жизни, зачем ты живешь? Если ты живешь для того, чтобы завтра умереть, тогда какой смысл от всего этого? И вокруг, даже среди христиан, во Франции, по крайней мере, треть христиан не верят в воскресение Христа. То есть идет процесс полного извращения христианства в самом его существе. Есть и другая, лучше сказать, другой вариант борьбы с воскресением Христовым, когда указывает на целый ряд мифических божеств древности, которые так же, оказывается, умирали и воскресали. Вот, пожалуйста, ничего нового нет, это еще один новый вариант тех мифов, которые были известны в истории древнего мира, древнего религиозного мира. Я хочу вам показать немножко, что это за мифы, с тем, чтоб мы имели, ну, собственное, что ли представление об этом. Еще раз вам говорю, когда о чем-то рассказывается в общей форме, то здесь можно представить себе что угодно, как только подойдешь поближе, тогда убеждаешься в том, что есть на самом деле. Так вот, эти мифы, они в этом отношении очень показательные, или жила атеистическая мысль и живет до сих пор, всюду, во всем мире, и у нас, естественно, когда все переписывалось с запада. Называют имена нескольких богов древности, которые умирали и воскресали. Ну, сначала, я вам представлю их фабулу сказаний об этих умираниях и воскресении. Вот вам, пожалуйста, сирийский бог Адонис – наслаждается супружеством с богиней Астартой, и, вдруг, происходит странное – налетает вепрь, страшное животное. Конечно, дикий кабан, хватает его, уж не знаю, каким образом? И растерзывает на части. Ну, что растерзать может, в этом сомнений конечно нет. Правда, кровь, которую проливает он, оказывается очень благотворной, на месте этого вырастает фиалка даже. И потом, каждый год этот Адонис возвращается на время к своей Астаре, к этой богине, которая естественно, много плачет и просит богов вернуть и так далее. На короткое время вновь возвращается он к ней с тем, чтобы затем вновь уйти. И так происходит каждый год. Египетский бог Осирис тоже относится к этой же категории. Здесь немножко история другая: его возненавидел его родной брат Сет. Обманом заманил его в ящик драгоценный и бросил в Нил. Его жена, Изида, предается слезам и отчаянию, но, наконец, нашла она его и спрятала, но Сет все равно нашел Осириса, разрубил его на части и разбросал его по всему Египту. Осирис возвращается в каждое половодье Нила. Ну, если перейти на наши времена года, то Осирис опять таки возвращается каждую весну и умирает каждую осень. Так происходит постоянно и ежегодно. Подобная история происходит и с другими богами. Например, Дионис, известный греческий бог, которого преследует завистливая Гера. Ну, естественно, он пытается избежать ее, но посланные ею великаны Питоны разрывают его на части, пожирают его, оставив только сердце. Подобная история происходит с Аттисом, фригийским богом. У этого случилась, так сказать история другого порядка: он изменил жестокой своей любовнице богине Кибеле, а она наслала на него безумие. Он оскопляет себя и умирает под сосной от истечения крови. Вот, собственно к чему сводится внешняя сторона вот этих смертей и воскресений. Все они, эти боги, ежегодно весной возвращаются к жизни, и ежегодно осенью вновь умирают. Этот цикл бесконечен. Такова внешняя сторона этих историй. Что стоит за ними? Эти вопросы тщательно исследовались очень многими учеными и, поскольку их фабула по своему существу, по крайней мере, по самой идее совершенно ясно и очевидно совпадает, то все приходят к одному и тому же выводу: все эти сказания об умирающих и воскресающих богах являются ни чем иным, как мифическим выражением естественных процессов, которые происходят в природе. Весна – это же воскресение всего, оживление, особенно это было у нас, вообще сильно после мороза, зимы когда вся природа стоит мертвая, и вдруг, весна, все воскресает, благоухает и цветет. Нам особенно это легко представить. Так, вот, все сходится, - как атеистические писатели, религиозные писатели, принадлежащие к разным религиям. Все сходятся в одном, что это мифы, эти мифы являются ни чем иным, как изображением процессов, происходящих в природе. Кстати, напоминаю вам, что такое миф. Миф – это не есть выдумка или сказка какая–то, нет, нет, миф – это образное, часто исторически образное, сюжетно образное выражение какой-то определенной идеи. В этом смысле, если хотите, вот в Библии – о грехопадении, можно сказать, миф о грехопадении. Не в том смысле миф, что это выдумка, что это небылица, сказка, нет, нет. Миф – это еще раз говорю, способ, метод выражения идеи, т.е. в данном случае сама, вот это само описание того, что есть, оно не означает в действительности того, что это происходило, а через это изображается какая-то идея, глубокая идея. Это нужно очень хорошо понимать – выражена идея, и вот здесь эта идея совершенно очевидна, об этом пишут все исследователи. Ну вот, например Фрезер, известный такой английский исследователь пишет: «Под именем Осириса, Томуза, Адониса, Аттиса народы Египта и Западной Азии олицетворяли увядание и возрождение жизни, особенно жизни растительной, происходящей каждый год». Я просто не хочу вам зачитывать различия вот этих высказываний. Поэтому, немного, кое-кого только: вот, например, эти современные так говорят, а вот что говорили древние, в то время, в те времена. Вот, например, греческий философ Ксенофан, современник Сократа, пишет: «правда смешно даже, что они, египтяне, и сетуют, и вместе с тем, молятся, чтобы опять уродился и созрел хлеб, чтобы снова его сжать и оплакивать. Так он описывает, вы знаете, процессии посвященные египетскому богу Осирису. Плутарх свидетельствует: «они, египтяне, говорят, что Осирис погребен, когда хоронят зерно в землю, что он возвращается к жизни и появляется на свет, когда ростки начинают выходить. В нашу эпоху неоплатоник Порфирий говорил: Адонис является символом срезаемых зрелых плодов. То есть, как видите, и древние авторы и все последующие исследователи, касающиеся этого вопроса, все единогласно говорят об одном и том же. Но главное, что сохранить стоит эти мифы с тем описанием, которые мы находим в Евангелиях о воскресении Христовом. Во-первых, сами мифы, что они говорят об этих богах, откуда они эти боги – вам никто ничего не скажет, когда они родились, где, в какое царство, в какую историческую эпоху. Естественно, ничего этого нет – это же мифы, здесь нет никакой исторической связи, ни с какими конкретными эпохами, лицами, событиями, это же выражена только идея и больше ничего. Когда же мы касаемся истории, жизни, страданий и воскресения Христова, то видим совершенно конкретные, прямо привязанные к конкретному времени, лицам и событиям. Само описание, когда читаешь, ну прямо реалистическое описание того, что происходило, без всяких, причем, прикрас. То есть, когда мы говорили о воскресении Христа, как оно дано в Евангелии, то мы видим историю, настоящую историю, настоящие события. Когда мы касаемся мифов древних, то мы не видим никакой истории, никаких конкретных событий. Так что, вот это сравнение древних мифов со Христом, попытка показать, что воскресение Христово является ничем иным, как еще одним мифом древности, который касается этого вопроса, никак не подходит под эту категорию, не соответствует своей реальности. Если бы это было так, апостола Павла не встретили бы с таким скепсисом в Афинском ареопаге. Стоило ему только заговорить о воскресении, - вы помните: «послушаем тебя в другой раз». А, кажется, чего бы особенного, они же все это слышали, приняли бы, и все. В том то и дело, что апостол Павел говорит о реальном событии. Не о философии, а о реальных событиях. Поэтому, по свидетельству одного из наших апологетов, Татиана, именно за верования в воскресение язычники считали христиан болтунами и пустословами. А Афинагор, другой уже наш апологет, говорит о том, что язычники учения христианские о воскресении прямо называли вздором. Действительно, трудно себе представить, для людей совершенно не верующих, которые привыкли жить только в атмосфере вот, этой жизни, боюсь заглянуть вперед, трудно себе представить веру в реальность воскресения. Хотя были некоторые идеи в древности о воскресении, были, но, правда, нужно вам сказать так, что даже не о воскресении. Идея была у Платона, древнегреческого философа, но он говорит не о воскресении, по-гречески «анастасис», а говорит о некоем оживлении. И дело тут не в том только, что, ну более мягкое, что ли слово, нет, дело о другом. Употребляя слово «оживление», «анаосис», Платон говорит о том оживлении души, которое происходит с ней, когда она освобождается от чувственной плоти. Вот о чем он говорил, не о воскресении тела, а об оживлении души, освободившийся из темницы тела. А в других отношениях, то есть большего чего-либо мы не находим в языческой философии. О воскресении плоти мы ничего не находим. Единственное где мы находим – это в Ветхом Завете. Но и там, вы помните, как там иногда очень прескверно только у пророков уже мы находим свидетельство о воскресении, у пророков, а до этого, все это, вы же помните прекрасно, то ли душа умирает с телом, то ли она засыпает, предается сну до определенного всеобщего воскресения. Одним словом, там довольно много неопределенности. С христианской точки зрения воскресение Христово увенчивает тот процесс кэносиса, лучше сказать, тот процесс подвига, который Бог-Слово воспринял на Себя. Воскресением побеждена в принципе, в самой основе, в той человеческой природе, которую воспринял Христос. Смерть – вот то страшное и ужасное, что поразило человечество. Может быть, два слова стоит сказать о том, что это воскресение означало, и что в результате совершилось. Мы видим, что произошло вознесение человеческой природы на высочайшую степень близости к Богу. В Евангелии написано о сидении одесную Отца. Вы слышите, сидении одесную Отца. Этот термин «одесную», специфический термин, который означает во всем мышлении древних народов не что иное, как высочайшую близость к тому, кто есть Царь. Если хотите, это второй царь. Это фактически тот, кто управляет всем царством. Если царь возглавляет, то одесную всем управляет. Это второй фараон, помните, Иосиф был, он все совершал. О чем свидетельствует вознесение Христово? Только христианство показало, как высоко оно учит о человеке. Сказав, что Бог-Слово воплотившееся седело одесную Бога-Отца, христианство заявило тем самым, что человек по своей природе является высочайшим существом и предназначен к высочайшему благу по сравнению со всеми творениями Божьими. Вот о чем говорит христианство. Подумайте теперь и сравните это христианское учение с любым учением и с любой религией. Что делали спасители разного рода до Христа? Самое большое, освобождали от рабства, побеждали врагов, давали нравственное учение, показывали пример мужества, храбрости, а нередко, точно наоборот – показывали пример безнравственности и развращенности. Все это носило исключительно плоскостной характер, относящийся только к этой жизни и больше ничего. А что следовало из этих учений в понимании человека, что это давало? Ничего. Человек оставался тем же самым, никакой перспективы мы не видим большего в учении о спасении в других религиях и философских по сравнению с христианством. Христианство же возводит человечество на высочайшую ступень бытия. Более того, оно говорит о Богочеловеческом существовании человечества. Таким образом, мы с вами рассмотрели важнейший, я бы сказал, раздел христианства, касающийся понимания спасения, того спасения, которое совершил Сам Бог-Слово. Но должны вам сказать, что понимание всего этого будет односторонним, не полным и совершенно недостаточным, если мы не рассмотрим с вами еще несколько вопросов, связанных с тем, а что же конкретно жертва Христова дает каждому человеку. Мы сейчас с вами сказали, что в целом благодаря воскресению человечество достигло состояния богочеловечества. А как же этого состояния достигает каждый человек? Что в этом отношении дает жертва Христа? Какой инструмент, и какие средства дал он для достижения этого высочайшего состояния. Здесь мы с вами подходим к очень, я бы сказал, непростому вопросу, который требует осмысления и рассуждения, вопросу о Церкви. Апостол Павел дает удивительнейшее определение Церкви. Он называет Церковь Телом Христовым. Церковь, говорят, есть Тело Христово. Это удивительное определение, мы нигде не найдем никогда ничего подобного. Вообще, я вам скажу, как только мы касаемся христианства, мы только и сталкиваемся с вами с чем? С вещами, которых никогда и нигде не было. И после этого нам еще предлагают – да ничего здесь особенного, все это мол, естественное развитие религиозного сознания. Какое там естественное развитие? Когда, что ни шагнешь, то в изумлении останавливаешься. Так и здесь, что такое «эклесия»? ну подумаешь, что это собрание лиц, созванных, призванных. Ну, мало ли, собирались собрания всюду, всюду они имели место, во всех городах, во всех полисах, во всех государствах древнего мира. Ну и что же, называли по-гречески «эклесия», да. И вдруг здесь дается совершенно неслыханное объяснение, то есть определение – это Тело Христово. В чем тут дело, что такое, с чем мы имеем дело? Что за странное, удивительное тут тайное определение? Эта идея приводит нас к вещам совершенно иного порядка. И вот какого. Всегда были собрания. Иногда они проходили в полном единогласии, и это единогласие было признаком единодушия и какого-то единства собравшихся. Единство, которое, правда, легко могло рассыпаться и которое носило, в конечном счете, достаточно поверхностный, внешний характер. Апостол Павел утверждает, что то единство, которое принес Христос, носит совершенно иной характер. Выражаясь философским языком – онтологический характер. Он утверждает, что все христиане являются членами Тела Христова. Не просто люди, объединенные единством веры и мысли. Нет, речь идет не об этом, не об умственном и сердечном настроении людей, нет. Он дает образы поразительные. Все они являются членами одного и того же организма Тела Христова. Вы понимаете, о каком единстве идет речь? Об органическом единстве. Он утверждает, что, оказывается, может иметь место, и оно есть вот это органическое единство. Оно создано кем? Христом. Оно есть его Тело. И в это Тело можно войти. Что, значит, войти в это Тело? Кажется, звучит довольно странно. Как в Тело можно войти? Ясно, что речь идет о чем, когда говорит он «Тело Христово», видимо, он говорит не просто о человеческом теле, в котором и так полнота всех органов, и не могут тут появится новые органы, новые члены, ясно, что речь идет, видимо не об этом. О чем же? О чем тогда идет речь? Для того, что бы понять это, нам придется с вами поговорить о таинствах Крещения и Евхаристии. Это немножко позднее. А сейчас представим себе, что мы поговорили об этом. Я хочу сказать пока о Церкви самой по себе. История христианства и состояние христианства свидетельствуют о двух весьма, различных пониманиях Церкви, которые могут быть и объединены, но большую часть остаются разными вариантами. Что они из себя представляют? И в какой степени они соответствуют апостольскому определению и раскрывают его? Одно из определений, очень хорошо нам известное. Церковь – это есть общество людей, объединенных единством веры, организации, т.е. управления, священноначалия, единством принимающих таинство, дисциплины церковной жизни, канонов. Это общество людей, единомысленных людей. Кажется, очень хорошее определение и хорошее понимание. Но вы чувствуете, что уже очень оно похоже на понимание эклесии – церкви с маленькой буквы, то, которое имело место всегда в истории человечества. И сейчас сколько угодно существует или обществ, в которых мы можем найти все эти элементы с другим, правда содержанием, но элементы все те же. Неужели Церковь отличается только содержанием этих элементов? Действительно ли только это общество людей? По крайней мере, апостол Павел явно с этим не согласен, когда, сказав, что Церковь есть Тело Христово, он сказал, что она уже есть, она не возникает в результате собрания людей, слышите? Это не есть функция, результат объединения людей, а он говорит, оно есть уже, это Тело Христово есть. И в это Тело можно только войти, не создать путем объединения в полном согласии, а только войти каждый может в качестве члена, только в это Тело. То есть, вот это вот понимание Церкви как собрания, общества людей, объединенных тем-то и тем-то, оно носит какой-то внешний характер. Что-то не то. Но вы сами как хорошо знаете, конечно, что именно большая часть именно так и определяет Церковь. Странно. Кто в этой Церкви самый значимый человек? И вообще, кто является членами этой церкви? Каждый крещенный и не отлученный от нее. Независимо от того, в какой степени, даже, он является праведником, лжеправедником, негодяем, я не знаю кем. Не отлучен – он член Церкви. Прочна его жизнь, свята его жизнь – это, оказывается, совершенно стоит на втором плане. Слышите, значимыми кто является? Кто занимает наиболее видные административные, управленческие точки, или ученые, т.е. которые обладают званиями, степенями, рангами и санами. Вот, оказывается, опять-таки, слышите, независимо от святости или порочности их жизни. Вы не чувствуете ущербности такого понимания Церкви? Что-то не то, неправда ли? Особенно, если обратится к позднейшему определению, которое дается в Некео-Цареградском символе веры, когда Церковь называется Единой, Святой, Соборной и Апостольской, то что-то здесь не по себе. Здесь человек в центре. Это антропоцентрическое понимание Церкви. И как многие думают, что Церковь именно это и есть, соблазняются отсюда, когда видят недостойных людей в Церкви. И кто виноват? Виноваты те, которые дают такое определение. Это ли разве Церковь? Это оболочка только Церкви, одежонка. Сейчас я в костюме, потом одену подрясник, и что? А каким был, таким и остался. Оболочка нужна? Верно, нужна. Но суть не в этом. А есть другое понимание Церкви. Я бы назвал его теоцентрическим. От слова теос, феос, Бог. Где Бог в центре. Мы же говорим, что Церковь есть Тело Христово, а Христос – т.е. Богочеловек, вы слышите, на первом месте Богочеловек, не человекобог, а Богочеловек. Что же это такое за понимание Церкви, как тут можно понять, что это такое? Здесь можно дать такое определение, что Церковь есть единство Духа Божьего, пребывающего в тех членах видимой Церкви, которые в своей жизни стремятся осуществлять Евангелие в возможной чистоте и полноте. Это есть единство Духа Божия, единство, т.е. один Дух Божий во всех их. Почему Он единый и почему объединяет? Потому, что все те, кто тщательно пытается исполнить в своей жизни Евангелие, те, оказывается, входят в Тело Христово. Дело не просто в формальном акте крещения, оказывается. Дело не просто в формальной принадлежности к Церкви, а членами ее являются, которые в своей жизни следуют Евангелию, осуществляют его. Церковь есть, мы не создаем, собравшись вместе, а есть. Блаженный Феофилакт Болгарский пишет: «Не говори, что Церковь люди собрали, она есть дело Бога, Бога Живаго и Страшного». Или святой Экумений, это десятый век: «она Богом устрояется, Богу посвящается и Бога имеет живущим в себе». На первом месте Бог. Вот, оказывается, кто объединяет людей. И это объединение каким образом происходит? Не автоматически, не механически, а исключительно в силу степени человеческой активности в исполнении того Евангелия, которое должно стать законом жизни для каждого верующего человека. Если мы примем такое определение, то тогда мы поймем, кто первый в Церкви, кто в ней принадлежит к Церкви. Тот, который, конечно следует Евангелию. Если он попирает его, он отторгается от Церкви. Степень этого отторжения может быть весьма различной. Но каждый, кто исповедовался в своей жизни хотя бы раз, мог обратить внимание, какая молитва читается над ним. «Примири и соедини Святой Твоей Церкви». Оказывается, грехами своими мы отпадаем от Церкви, отторгаемся от нее, и это отторжение может иметь разную степень. Можно быть самым, кажется, видным членом Церкви, самым активным внешней Церкви, Церкви – организации и оказываться совсем вне Церкви, вне Тела Христова, если нет соответствующей жизни. Кто первый член Церкви? В организации Церкви, антропоцентрическом понимании, там, естественно папа Римский там, Патриарх там, архиепископ там, ну в зависимости от того, кто возглавляет Церковь. Так? А когда мы говорим о Церкви по существу, кто первый? Не знаю, кто. Может быть, последний нищий, на которого никто не обращает внимания. По крайней мере, в истории Церкви таких случаев было не мало. Итак, Церковь – это Тело Христово, в которое входит человек в зависимости от степени святости своей, от степени активности, степени понуждения себя в деятельной жизни по Евангелию. Вот, оказывается, чем входит человек в Церковь. Вот теперь, я думаю, что при таком понимании существа Церкви мы поймем значение организации Церкви. Да, Церковь в то же время есть община. Для того, чтобы стать членом Церкви по существу, необходимо войти, необходимо же знание веры. Ну, как быть христианином, не зная, что такое христианство!? Вера от слышания, где эта вера от слышания, где она проповедуется? В Церкви – организации. Где дано Евангелие? Где указывается дисциплина жизни? Где дается правило жизни, вспомосуществующие средства, где преподаются таинства? В Церкви – организации. Таким образом, перед чем мы оказываемся? Перед очень интересным явлением. Оказывается, в Церкви организации присутствуют Церковь – Тело Христово. Мы никогда не знаем, кто, в какой мере приобщен Церкви – Телу Христову. Никогда не знаем. Но знаем другое, что она существует именно в Церкви – организации. Задачи каждой Церкви, отсюда Церкви как организации в чем заключаются? В стремлении, в идее, если хотите, стать Телом Христовом во всей своей полноте. Церковь – организация является тем внешним человеческим выражением, без которого внутренняя Церковь не могла бы иметь, ну, своего исторического существования, если хотите. Она просто необходима. Необходима ее дисциплина, ее правила, она, эта Церковь – организация хранит, если хотите, имеет или дает вероучительные истины, нравственные принципы жизни и так далее. Без Церкви – организации не может существовать Церковь – Тело Христово. Поэтому, глубоко ошибаются те, которые считают, что можно и просто так веровать, а Церкви не принадлежать. А что это такое, просто так веровать? А как узнать, правильно живет человек, или не правильно? Правильно верит человек, или не правильно? Где узнает? Затем, что значит просто так верить? Только человек, который никогда не принимал христианских таинств, может сказать такую вещь. Христианские таинства – это великий дар Божий, и каждый, кто принимал от всей души, что называется «раскаявшись», чувствовал в своей душе, что это значит и какое это великое благо для человека. Все это возможно где получить? Вот в этой Церкви – организации. Итак, я бы хотел вам сказать, что вот эти вот два понимания, оказывается, при формальном подходе к ним, очень различаются между собою, очень различны. Чего они требуют? Единого восприятия Церкви. И вот в том определение, которое я вам даю, оно по моему отвечает этому единству. Если Церковь – это единство Духа Божия в тех членах видимой Церкви, подчеркиваю, видимой Церкви, которая в своей жизни осуществляет Евангелие, так и таким образом, входят в единство Тела Христова, Богочеловеческого организма. Если мы примем такое определение Церкви, то, наверное, этим самым мы охватим и внутреннюю организационную сторону, также деятельности церковной. И таким образом, в нашем представлении, в нашем, так сказать понимании, вырисовывается реальный образ того, что есть Церковь. В связи с таким пониманием возникает, я вам скажу, очень много вопросов, особенно для нашего времени. Очень много вопросов. Существует много церквей, конфессий. Как понимать их? Кроме православия существует католическая церковь, протестантские церкви. Вы знаете, сейчас на современном языке все это называется церковь. Как понимать эти церкви? Второе. Спасение возможно где? Только в православии? Или оно возможно и в других христианских церквах? Третье. Так, что спасаются только христиане, допустим? Ну не касаемся их юрисдикции и конфессии. А все прочие люди, человечество, которые находятся вне христианской церкви, погибают? Или нет? Еще один вопрос, и очень важный. Но я вам ни за что не скажу, не отвечу ни на один вопрос. Пусть это будет тайной моей души. Так, что я вижу, что у вас кроткие лица и слышу стук под креслами. Ну, хорошо друзья, ну помолимся. Лекция № 14 Итак, друзья, мы с вами сейчас пытаемся рассмотреть то, что следует из совершенного Господом Иисусом Христом, каковы плоды его жертвы для человека, что она дала Ему, что Он дал нам для спасения. Правда, не забывайте той основной темы, в контексте которой мы рассматриваем все эти вопросы, боюсь, что уже забыли. Наша тема звучит так: «Истинность христианства». Мы попытаемся с вами на примере или лучше сказать на рассмотрении многих серьезнейших вопросов христианской веры показать, что христианство действительно имеет объективные аргументы, подтверждающие его истинность. Объективные, я еще раз настаиваю на этом. Вот последняя тема, которой мы с вами занимались, темой Воскресения Христова. Еще раз очень наглядно и убедительно свидетельствуют об этом те представления о воскресении, которые имели место в дохристианском мире. Мифологические представления ни в какой степени не могут быть сопоставимы с тем фактом, о котором сообщает Евангелие. Здесь мы видим факт именно свидетельства очевидцев, причем часто свидетельства самые простые, самые непосредственные, и что особенно замечательно, и на что я думаю, все и всегда должны обращать внимание, это то, что эти свидетельства о воскресении нисколько не подогнаны у разных евангелистов. Вы же помните, что канон Священного Писания постепенно начал оформляться уже во II веке. Во II веке он уже был оформлен фактически. И вот в Евангелии видно, как различно каждый из евангелистов сообщает факт Воскресения Христова, очень различно. Уже богословам в XIX веке, ну может быть немножко ранее некоторым пришлось показывать, как можно соединить различные свидетельства в одно целое, что эти свидетельства оказывается, не противоречат друг другу, а как раз дополняют. И обращаю ваше внимание на факт, который особенно известен в юридической практике, особенно в уголовной практике. Только тогда свидетельства являются истинными, то есть не вызывающими сомнений, когда видят, что они часто даже иногда в чем-то противоречат друг другу. «Сколько было человек?», - отвечают: «Трое», другой – «Четверо», следующий - «Пятеро». «Так сколько же было человек? Ну, вспомни получше». И, в конечном счете, свидетели оказываются где-то вокруг этой цифры, какой-нибудь там 4-5, говорят даже не точно, один из показателей: не сговорились. Когда сговорились, все отвечают тютелька в тютельку. И здесь, если мы возьмем евангельскую историю, то поражает факт: ведь могли же бы, во II веке, как только соединили все вместе, как только увидели все Евангелия, посмотрите, что же такое – не поймешь, кто же первый увидел воскресшего Христа, кто первый? Какая последовательность? Никто не дерзнул прикоснуться, это показания свидетелей, как они есть, так и остались. Не смотря на то, что затем у многих скептиков вызывали недоумение, как же это понять, да кто же первый увидел. Здесь сообщение одно, здесь кажется другое. Повторяю еще раз вам, никто не дерзнул. Почему? Никто не сомневался, что разные свидетели действительно по-разному и сообщают, только и всего. И только теперь мы понимаем, что этот факт, имеющий огромное, если хотите юридическое значение, подтверждающий истинность Воскресения Христова, при этом Воскресение Христово свершилось в конкретную историческую эпоху, конкретных пространственно-временных рамках, в отличие от мифов, неизвестно где они происходили, когда? При ком? Почему? Как? Там именно миф, там выражена идея, а здесь исторический факт. Не случайно поэтому Воскресение Христова является центральным фактом христианства. Он есть Христос, начаток, т.е. первенец из умерших, Который восстал, что дает это человеку? Беспрецедентность этого факта была засвидетельствована сразу: все те, кто соприкасались с этим фактом или насмехались, издевались, иронизировали, или просто не верили: «Послушаем тебя в другой раз», т.е. я обращаю на это внимание, почему, откуда же могло христианство сочинить такой факт, да еще как сочинить, не стесняясь тех, ну таких, я бы сказал в деталях, так называемых противоречий, ну может быть или несовместимостей, о которых сообщается там. Не сочинение, а факт, не идея, не миф, а факт. Вот о чем сообщает христианство. Я вам скажу так: беспристрастный анализ психологический и юридический показывает, что такое сообщение в истории, в истории всего мира – единственное!!! Нет нигде ни одного факта, ни одного события, которое мы бы могли поставить рядом. Беспрецедентный факт, что говорит христианство по этому поводу, христианство вовсе не занимается исследованием достоверности, оно верит в это, оно на этом все стоит, на факте Воскресения. Но что оно говорит? Оно говорит, что именно благодаря этому факту Воскресения был, если хотите, осуществлен тот процесс спасения, или лучше сказать процесс исцеления, тут слова разные, сами понимаете, могут быть употреблены. Тот процесс исцеления, спасения человека, ради которого и пришел Бог Слово на землю. Природа человеческая в Нем была совершенна, т.е. сделалась совершенной, исцеленной. Что это дает нам? Первое, о чем мы с вами говорили, в прошлый раз, что оказывается Христос таким образом стал родоначальником нового человечества. Только в отличие от первого человечества, которое исходило из Адама, второе человечество, которое во Христе, входит в Адама. Там шел процесс стихийный, природный развития человечества, рождения человечества, распространения его. Здесь идет процесс противоположного хода. Люди возвращаются, вступают во Христа, становятся Ему причастными, соединяются с Ним, почему апостол Павел сказал, что «мы Церковь Тела Христова», церковь есть Тело Христово. Оказывается, каждый из уверовавших во Христа, принявший Его как истину, как спасение, как идеал человечности, как норму жизни, оказывается, может приобщиться Ему настолько, придти с Ним в такое соединение, единение, что он становится членом, как членом тела, подумайте, как любой член нашего тела, какое это соединение с нами, все большего, не может быть, т.е. он становится целостным в едином теле, оказывается, вот к такому единению призван каждый христианин, в такое единение он входит. Где? Во Христе. Понятно теперь, что значит Тело Христова? Речь идет не о Теле же Его, как теле человеческом, не об этом идет речь, речь идет об этом организме Христовом. Мы теперь можем стать Его членами, этого организма, т.е. прийти в теснейшее единение. Какое? Целостное единение, почему и Церковь определяется: «Верую во Единую Святую Соборную Церковь». Что значит Соборную? Слово «кафоликэ» по-гречески составлено из двух частей: «каф» - предлог и «олос» - весь, целый, т.е. целостный. Она есть единый, целостный организм и в этот организм мы может входить, становиться членами, клеточками этого организма. Каким образом входит человек в это? Каким образом может человек войти в это тело? Мы знаем только один образ рождения. Но рождение от ветхого Адама имело процесс другого порядка – выхождение. Здесь – зарождение, рождение имеет другой порядок: вхождение, вы слышите, вхождение, то что при таинстве исповеди читается «примири и соедини», вы слышите как? «Святей Твоей Церкви». Поразительный факт, я бы сказал, что оказывается рождение в Церковь происходит не путем исхождения, а путем вхождения. Любопытное рождение, не правда ли? Прямо противоположного, если хотите, кажется характера. Итак, Церковь собирается, но куда собирается: в то тело, в тот организм, который уже дан Христом. Видите: Церковь не люди создали, а люди входят уже в эту Церковь. Поэтому мы с вами вот и говорили, что Церковь есть, конечно, единство Духа Божьего. В ком? В тех членах видимой Церкви, которые в своей жизни осуществляют Евангелие. Вот, оказывается, кто из видимой Церкви входит в этот духовный организм. Почему приходится так говорить о Церкви? По понятным причинам. Иуда был там? Был и нет. Это был дан образ, если хотите пример показан. Не случайно Христос взял его в число учеников. Здесь он уже в зародыше показал, что будет иметь место последующей истории христианства, истории Церкви. «Будут те, которые вышли от нас, но не были с нами», - это слова Иоанна Богослова. Поэтому и к Церкви принадлежит кто? Кто рождается в ней, кто следует в своей жизни заветам Христа, образу Его жизни, Его учению. Внешняя же организация, Церковь как организация, которую мы можем наблюдать, которая имеет свою дисциплину, свою структуру, она крайне необходима по той простой причине, что именно в ней, в организации мы можем получить что? Значение христианства, получить Евангелие, знать, что это именно Евангелие Священное Писание, получить знание пути вхождения в ту истинную Церковь, которая есть организм Христов. Это все содержится где? Здесь. Где мы еще может получить? Поэтому когда мы говорит о двух определениях Церкви: о теоцентрическом и антропоцентрическом, здесь нет противопоставления, а здесь есть нечто другое. Теоцентрическое понимание включает в себя и антропоцентрическое, которое меньше по объему и не отвечает всей полноте понимания Церкви. Итак, видимая Церковь – это организация по подобию всех других организаций, по подобию, если хотите, других даже религий. Но она является необходимым маточным раствором, если хотите, в котором только человек, вступив в нее, может стать и членом организма Христова. Это очень, я бы сказал, важный момент, который следует иметь в виду, но с понятием Церкви связано очень много вопросов. Мы с вами просто не может ими заниматься. Я полагаю, что многими вопросами вы занимаетесь по другим предметам. В частности, например, вопрос об отношении Православия и других конфессий: католицизма, протестантизма. Вопрос, сами понимаете, очень важный, который обычно становится так: о благодатности неправославных церквей. Очень интересный вопрос. Второй вопрос – о границах Церкви как таковой вообще т.е. Христианской Церкви и других религиях. Вопрос о том – возможно ли спасение вне христианской Церкви, под которой подразумевается то видимое общество, в которое входит человек определенным путем. Видите, какие вопросы. Их много. Не называю я другие вопросы – их множество: «Церковь и общество», «Отношение Церкви к политике», «отношение Церкви к культуре», «Церковь и культура», кстати, очень актуальный, сами понимаете, вопрос. Церковь и, например, экономическая жизнь. У Булгакова целая книга «Философия хозяйства» написана; «Церковь и наука», «Церковь и искусство», «Церковь и политика». Одним словом, тут множество аспектов, которые выходят из этого центрального положения. Я бы сказал так, что все они, в конечном счете, имеют в своем понимании определенный ключ, который дает нам правильное понимание Церкви и правильное понимание того, ради чего утверждена Церковь. Я хотел бы обратить ваше внимание и подчеркнуть особенно, учитывая именно современную ситуацию, что Церковь создана с одной и единственно целью, не с тем, чтобы решать политические или экономические задачи, проблемы искусства, культуры и науки. Нет. Она создана совсем с другой целью. Хотя все эти стороны она освящает, когда соприкасается с ними, т.е. что значит освящает: дает им правильное рассмотрение, принцип правильного отношения к ним, ко всем этим сторонам человеческой деятельности. Вот этот критерий для нас очень важен. Лучше сказать – ключ. Я под ключом в данном случае подразумеваю музыкальный ключ. Все зависит от того, какой ключ поставить. Сразу нотки приобретают другой характер. Басовый там, например, или скрипичный. В зависимости от того, какой ключ мы поставим. Так вот и здесь очень важно, какой ключ предлагает Православная Церковь к рассмотрению и оценке всего многообразия явлений, с которыми соприкасается человек в своей жизни. Каков же этот ключ? Ведь мы не имеем с вами возможности рассматривать всю совокупность этой проблематики, хотя, признаюсь, это было бы очень интересно, и полезно. Мы просто не располагаем временем. Какой же ключ дает Церковь для решения совокупности тех вопросов, которые встают перед современным человеком? Этот ключ заключается в следующем. Как ни удивительно, но только именно Церковь настойчиво, не взирая на то презрение, которое она часто ощущает со стороны многих, настойчиво утверждает: человек, помни, не забудь, время идет, и ты идешь к последней точке и никуда ты от этого не денешься, голубчик, никуда. Ни слава, ни богатство, ни знание, ни сила ничто тебя не спасет. Время идет только в одном направлении, и если уже вопрос решен о том, что человек по природе своей существо, вечное. И предназначен ты к вечной жизни, следовательно, вся твоя деятельность, на какую бы сторону она не распространялась, вся она должна проходить под знаком того, что по латыни очень хорошо звучит: «субспезис этарнитатис» - «с точки зрения вечности». Вот как предполагает Церковь смотреть на любую область человеческой жизни. Мы должны на все смотреть с точки зрения подготовки к вечной жизни. Что это означает? Это означает правильный взгляд на саму эту вечную жизнь, на то, что делает человека обидчиком, причастником этой вечной жизни. Что же его делает? Его делает приобщение тому, кто есть любовь. Бог есть любовь. Вот это основное положение христианства. Он есть любовь. Поэтому, оказывается, вся человеческая деятельность, вся, вы слышите, подчеркиваю – вся, не зависимо от ее направления, не зависимо от ее страны должна проходить с точки зрения того, чтобы осуществлять любовь своей жизнью. Я надеюсь, сейчас не требуется особой интерпретации, что значит христианская любовь? Ну, я думаю более менее нам понятна. Ну, допустим, что мы знаем, что есть христианская любовь. Вот оказывается, тот ключ, которым должна осуществляться вся наша деятельность, все наше отношение к человеку, к обществу, к политике, к искусству, к экономике, к науке, ко всему, к чему бы мы не прикоснулись. Оказывается, вот этот стержень, этот ключ, в котором должна направляться вся человеческая деятельность, осуществление любви. Я помню, как вот в Дубне, кто бывал на наших конференциях, то мог обратить внимание. Когда мы рассуждали об оценке научной деятельности, нас спрашивали: «Как вы оцениваете?» Мы отвечали, как мы оцениваем научную деятельность. Мы не восторгаемся и не презираем. Мы ее рассматриваем как ту сторону жизни, которая конечно необходима для нашей жизни, для нашей деятельности в условиях этого нашего временного существования. Но оценивая таким образом, мы прямо заявляем, что она должна в своих исследованиях, в своей практической деятельности, в своих выводах следовать принципу любви к человеку. Кажется, это звучит немножко идеалистично и не совсем понятно. Объясню. Оказывается, это имеет колоссальное значение, ведь одно дело, когда я решаю проблему научного, технического порядка ради того, ради мысли, понимаете, мой психологический настрой, ради того, чтобы помочь таким же людям как я в решении их необходимых задач жизненных, насущных задач. Другое дело, когда я занимаюсь наукой ради науки. Помните, искусство ради искусства. Ради развлечения. Наука тогда ничем не отличается от шахматной игры. Знаете, в шахматы как интересно играть. Я помню, одно время так увлекался, не мог, не мог, всего захватило. То же самое, увлечься можно чем угодно, какая там любовь к человеку, отстаньте вы со своей любовью. Я люблю шахматы, мне нужно найти, с кем бы сразиться – и больше ничего, ничего мне больше на свете не надо. Мне нужна проблематика науки, как бы решить эту задачу. Я и забыл думать о том, что из этого может быть. Мне нужно испытать. Я все время приводил в связи с этим пример, да, этот жуткий пример, который, Слава Богу, что все кончилось благополучно. Это первое испытание атомной бомбы. Не знали же ведь, не знали, что будет? Были очень сильные возражения, что нельзя испытывать, может начаться процесс, ядерный процесс, цепная реакция. Наша земля может превратиться в огненный шарик, в солнышко, мы же не знаем. Пошли все равно на испытание. Сколько таких фактов в истории уже было? Перед чем мы стоим непрерывно? Масса изобретений, о последствии которых мы не хотим думать. А если бы человек занимался научно-технической деятельностью, только с одной точки зрения, только в одном ключе, как бы не повредить человеку, а принести пользу. Клятва Гиппократа, которую дает каждый окончивший мед. институт. Какое имеет огромное значение здесь – «не навреди», а принеси своей деятельностью любовь. И вот здесь как раз Церковь устанавливает именно этот ключ. Понимание добра в христианстве есть. Мы знаем, что такое добро и что такое зло. При чем оцениваем это добро не с точки зрения сиюминутных интересов, а с точки зрения вечности, то, что полезно для человека. От скольких многих изобретений отказались бы люди, сколько многих изобретений не было бы, если бы ученые были люди глубоких христианских убеждений. Есть факты, мне говорят, когда ученые буквально разрывали в клочья то, что сделали. Почему? Знали, не дай Бог попадет к кому-нибудь эта моя мысль, в руки негодяя. Все человечество получит то, что убьет его само, это человечество. Вот что делало бы христианское сознание, если бы оно руководило нашей мыслью и нашей деятельностью. И это относится ко всем формам человеческой деятельности. Возьмите искусство, культуру. Ведь мы дошли до чего с понятием «культура» сосуществует «антикультура». Подумайте, до чего докатились. И это признается как некое законное явление. Во что же мы превращаем человека? Так давайте прямо скажем: «Есть жизнь и есть антижизнь». И нужно позволить так же убийство человека, как и рождение его. За что ж наказывать? Это же просто антижизнь и больше ничего. Страшно сказать, это уже кожи нашей касается. А очень не логично, если возможна антикультура, если возможен антиморализм (аморализм), то тогда возможно и это. Действительно, наш прогресс, который не знает этих критериев добра и зла, подобен гигантскому змию, который все разрастается и все более поглощает сам себя, заглатывает свой хвост. Вот Церковь-то и предлагает вот этот ключ в деятельности человеческой и таким образом дает возможность правильного отношения ко всем ее сторонам. Думаю, что нам с вами необходимо коснуться вопроса о Церкви и других религиях. Вопрос такого рода: «А вне Церкви есть спасение или нет?» «Вне Церкви нет спасения» - это известная формула Киприана Карфагенского. Христианство все время говорит о том, что спасение только в Церкви Христовой. Кажется, и вопроса никакого даже нет. Ответ, кажется, ясен и все равно вопрос, а как понять, что значит вне Церкви нет спасения? Значит ли это, что в течение той первой тысячи лет, во время которой христианства на Руси не было, все наши предки погибли? В течение полутора тысячи лет, пока Колумб не открыл Америку, все жители американского континента погибли? Значит ли это, что сейчас еще есть племена, ну где-нибудь в Бразилии, в джунглях, которые не знают совершенно никакого христианства, что они все погибли? Значит это или не значит? С одной стороны кажется совершенно однозначное утверждение о возможности спасения только в лоне Церкви Христовой, с другой стороны, ставятся вот эти вопросы. И как мы ответим? Как можно ответить на этот вопрос? Однозначно сказать, так как мы обычно говорим, потребуется объяснение. Почему? Как и что? Тем более, что здесь присутствуют очень серьезные моменты. А момент какой? Очень серьезный. Какого рода? Так что же, значит если до пришествия Христа даже вера израильского народа являлась с точки зрения даже христианства спасительной и пришествием Христа праведники этого народа спаслись, то неужели с пришествием Христа Он Своей жертвой поставил большие препятствия, не удалил, а привнес еще большие преграды на пути спасения? И теперь если таковые праведники где-то нашлись вне христианства – они погибнут? Жертва Христова убрала ли что-то, какие-то препятствия, которые были до него даже или напротив создала новые? Едва ли конечно кто-то дерзнет сказать, что Христос придя и пострадав, привнес новые трудности в спасении. Но в то же время и вопрос остается. Вопрос какого рода? Спасение только Церкви? Ну, давайте поговорим об этом. На этот вопрос существует, по крайней мере, три основных точки зрения, которые наиболее известны и которые можно проиллюстрировать рядом высказываний и которые стоит разобрать. Первую из этих точек зрения я назвал формально-канонической. Объясню, почему. Ведь не случайно мы с вами предварительно говорили о том, что такое Церковь. И договорились с вами, что есть два понимания Церкви. Два, а не одно. Теоцентрическое, т.е. понимание Церкви как организма, духовного организма, в который человек может входить только праведной жизнью. И другое – Церковь как внешняя организация, в которую он может вступить. И мы даже не знаем, является ли он в это время членом действительно Церкви или не является. Член Церкви? Да. Какое-нибудь звание или сан и прочее. А на самом деле? Не знаю. Одним словом, знаем только другое. Пока его не отлучили от Церкви, независимо от его добродетельной или даже порочной жизни, он остается членом Церкви, организации. Что значит организации, т.е. тем членом Церкви, который канонически, т.е. по правилам церковным остается в ней, не извержен из нее. Так вот, точка зрения формально-каноническая что из себя представляет? Она гласит не больше не меньше как следующее, что оказывается, вот эта формула, что «вне Церкви нет спасения» относится исключительно вот к этой стороне, к пониманию Церкви как общества определенного, как определенной организации, которая имеет как поместные границы, так и вселенские границы, т.е. обнимающие собою всю совокупность поместных Церквей. Эта точка зрения утверждает, что спасение возможно только при условии канонической принадлежности человека к Церкви. Правда, этим совсем не утверждается, что каждый спасется, кто принадлежит к этой Церкви. Но утверждается, что без причастности человека к Церкви, без вхождения в нее спасение невозможно. Однако, здесь есть некоторые вопросы. И вопросы серьезные. Один из них я уже затронул. А как? Погибают, значит, все те, кто в нее не входил? Как только была создана Церковь Христова, она сразу же возникла. Как только Христос воскрес, всё – Церковь существует. Ну, сошествие Святого Духа. Всё! Т.е. в это время кто же был в Церкви? Маленькая горсточка людей, ничтожная, несколько десятков человек. Ну, фактически 12 апостолов и еще там сколько-то. Фактически, несколько десятков человек. Что, мы должны сделать вывод, значит все человечество, за исключением этих нескольких десятков погибло, не успев принять христианство? Это первый вопрос, который сразу возникает, серьезный вопрос. Если до установления Церкви праведники могли все-таки спастись жертвою Христовою, то теперь, установив Церковь даже и праведники так, вне уже не могут спастись, да? Верно ли это? Можно ли так сказать? Это первый и очень серьезный вопрос. Второй вопрос. Ну, хорошо, если мы говорим, что вне Церкви нет спасения, а кто принадлежит Церкви, даже как организации, как обществу? Принадлежит тот, кто принимает крещение. Правда же? Крещением входит человек в Церковь. Так это? Если отвечают «так», то тогда вопрос еще более серьезный. Так простите, все ветхозаветные люди не могли принять крещение, как же они? Ведь многие уже из новозаветной эпохи точно так же не могут принять крещение только потому, что ничего не знали о христианстве, оно до них не дошло даже, христианство. Еще не было даже проповеди. Как же ветхозаветное человечество, ветхозаветные праведники спасались, не приняв крещения? Я об этом говорю и подчеркиваю потому, что формально-канони-ческая точка зрения обычно ссылается на слова Христа «кто веру имеет и крестится – спасен будет, а кто не имеет веры осужден будет». Часто употребляют эти слова и забывают об одной простой причине, т.е. простом смысле этих слов, о ком идет речь. О ком? Когда говорится: «Кто веру имеет», апостол отвечает: «Вера от слышания», речь идет о ком? Кому проповедано, но ожесточился и не принял человек. Как Христос воскрешает и Лазаря четверодневного, а говорят: «убить и Лазаря». Вот о ком идет речь. Речь идет о тех, кто слышал и противился той истине, которой он убеждается, что это же так и есть. Вот о ком идет речь. Ведь когда кто если не имеет веры-то. А не о тех, кто даже и не слышал. Ну и, наконец, еще один вопрос, тоже не маловажный с формальной точки зрения. А мы с вами разбираем формально-каноническую точку зрения. Что Церковь с самого начала почитала и до сих пор почитает довольно значительное число тех, кто не принял крещения, но принял страдания за Христа. Речь идет о мучениках. Вы знаете эти истории. Когда пораженные мужеством христиан и пораженные теми чудесами, которые творились при этом, многие из них объявляли себя христианами, вот эти мучители, вот эти палачи объявляли себя христианами, и подвергались той же каре. Интересно, что первые христиане рассматривали их в качестве святых мучеников и до сих пор они в наших святцах, крещения не приняли, причащения – тем более. «А кто не ест плоти Моей и не пьет крови Моей не имеет жизни вечной». Я специально поставил эти вопросы, чтобы показать вам, что формально-каноническая точка зрения, на первый взгляд, имеющая такое неопровержимое звучание, что вне Церкви нет спасения, на самом деле требует более углубленного анализа. При формальном подходе к ней она не выдерживает критики против нее. Апостол Петр даже пишет, что Христос, сойдя, проповедовал тем, которые во дни потопа, во дни Ноя вели беззаконную жизнь. Христос даже и там проповедовал, оказывается. Это об очень многом говорит. Я хотел бы вам зачитать: «Христос находящимся в темнице, сойдя проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению». Видите, кому даже проповедовал. Вот этим, непокорным. Хочу представить вам другую точку зрения, которую можно назвать теософской. Эта точка зрения очень распространена, в отличие от первой, в так называемой интеллигентской среде. Среде в общем-то, можно сказать, практически совершенно незнакомой со святоотеческими творениями, т.е. с теми творениями в которых как раз и дается правильное понимание христианства, правильное понимание Евангелия, т.е. та среда, которая обычно удовлетворяется собственным пониманием Евангелия, и не считается с тем, что мы именуем Священным Преданием Церкви. Вот эта точка зрения пользуется постоянным вниманием, уважением, популярностью. Ее очень активно защищают весьма многие. Поэтому эта точка зрения для нас с вами так же представляет значительный интерес. Суть ее в чем? Она утверждает, что спасение одинаково возможно во всех религиях. Что жертва Христова вовсе не является чем-то таким обязательным и необходимым, что она имеет значение для христиан и для христианства, но не для всего человечества в целом. В общем-то, все религии ведут к одной и той же цели, но лишь различными путями. Эта точка зрения привлекательна и формулируется даже, она очень увлекает. Вот посмотрите, сейчас я вам прочитаю. Рама Кришна, например, это известный йог конца второй половины XIX столетия, знаменитый йог. Осталась его довольно интересная книжка «Провозвестие Рама Кришны», который имел не менее интересного ученика Вивекананду – провозвестника индуизма в Европе и в Америке. Рама Кришна известен тем, что он поставил своей целью исследовать пути всех религий, проверить их. И как он говорил, он на это затратил, если не ошибаюсь сейчас, 12 лет и пришел к выводу, что все религии приводят к одному и тому же. К чему? К экстазу. Это звучит очень здорово. Хочу вам только сказать одно, что Рама Кришна не мог пройти христианский путь духовной жизни. Вот то, что он говорит «прошел» - звучит фантастично. Было бы очень интересно узнать, что стоит за этими его словами. Если мы начнем читать сочинение его ближайшего ученика Вивекананды, то мы тогда поймем, что никакого христианского пути жизни он даже не мог пройти. Если для христианства центральным, основополагающим моментом психологии человека является познание себя, под которым подразумевается познание того, насколько я сам действительно имею силы для борьбы со своими страстями. Могу ли я их победить? В какой степени я еще могу победить страсти, а в какой степени я еще могу стать таким человеком, которым был Христос? Т.е. идеальным человеком могу я быть таким или нет? Без познания себя и без покаяния, которое для христианства составляет сердцевину духовной жизни, невозможно человеку стать вот тем человеком с большой буквы, подобным Христу. Христианство утверждает: невозможно, ибо обязательно он или падет, будет рабом страстей или рабом начальницы страстей – гордыни. Одно из двух непременно поразит его. Это следует даже из самой элементарной логики, понимания того, кого мы именуем Богом. Если в Нем и все из Него и все Им, то если само наше бытие обусловлено бытием Божьим, если Он присутствует всюду, то наше благо, конечно же, только тогда может иметь место, когда мы прибываем в Боге, т.е. живем согласно Богу, т.е. являемся теми людьми, которые осуществляют нормы человеческой жизни, соответствующие Божественным свойствам. «Будьте совершенны как Отец ваш Небесный совершен есть». И христианство утверждает, что на этом пути необходимейшим средством является покаяние. Потому что мы постоянно ошибаемся, постоянно мы спотыкаемся, падаем, загрязняемся. Покаяние – необходимейшая вещь, которая проистекает из познания себя. Для Вивекананды это немыслимая вещь. Он с гневом отрицает это. Я бы вам мог зачитать целый ряд его высказываний, которые просто поражают. Я почему об этом сейчас говорю. Вивекананду заявляет, что «для меня Бог и авторитет ни какие-то там священные книги, ни какая-то там Библия и Коран или Веды, Бог для меня – это человек, это человеческое тело. Человек, по-моему, буквально атеист. Вы просто не знакомы с индуизмом достаточно. И не знакомы со многими проявлениями его». Просто поражаешься, когда читаешь высказывания Вивекананды. Просто диву даешься. И что я хочу сказать, Рама Кришна не мог пройти христианский путь духовной жизни, чтобы сказать о себе, что он знает, к чему он приводит. Христианский путь духовной жизни невозможен без принятия Христа. А что значит – принятие Христа? Значит, принять, что нужна была Его жертва, что Он действительно Спаситель, а чтобы признать, что Он – Спаситель, я должен видеть, что я погибаю. Для Рама Кришны это было исключено. Уж себя-то погибающим он никогда не видел. О каком же тогда духовном пути можем мы говорить? Мне кажется, нужно было прокомментировать вам вот эти слова Рама Кришны, кто же есть Бог, кто же есть истина? Он очень просто говорит, «тот кто есть Кришна, в то же время и Шива, и божественная мать (эта страшная богиня Кали у храма в котором он жил) и Христос и Аллах, все вместе. Какая красота. Ну, если хотите, ему в определенной мере следует Флоренский отец Павел, но я зачитаю, чтобы вы сами могли послушать: «Надо говорить, пишет он – не о подобии, указываемых там, в язычестве представлений христианских, а дерзну сказать, о тождестве их. Сами ясно не сознавая языческие пророки говорили ни о чем ином, как именно об этом самом Воскресении этого самого родившегося Спасителя мира. Поразительно конечно. Языческие пророки говорили о том же самом. Очень сильно сказано. Невольное сомнение. Его интерпретирует, не специально эти слова, отец Александр Мень. Послушайте, что он пишет: «Быть может, разница в богопознании религиозных гениев таких как Франциск, Тереза это католические святые, Экхарт, святой Серафим, вы подумайте на одном уровне, но из них трое не православных и людей обыкновенного уровня заключается в том, что для последних встреча с Богом была подобна мгновенной вспышке молнии, за которой нередко вновь наступает мрак. А первые всем своим существом приобщились к общественной жизни, и сами становились ее носителями. Следуя по пути, проложенному созерцанием, пишет он, индейские брахманы приходят к тому же, к чему приходили все мистики в какое бы время и в каком бы народе они не жили. Яджнявалкья и Будда, Латин и Ариапагит, Мейстер Экхард и Григорий Палама, Каббалисты, ох как рядом хорошо звучат. И Николай Кузанский, Яков Беме, Рейсбрук и множество других ясновидцев с востока и с запада. Все они как один свидетельствуют, что там нет ни добра ни зла, ни света, ни тьмы. В священном мраке скрывающим основу основ они ощутили реальность сущего абсолюта. Страшная непереносимая тайна. Эту Бездну трудно даже назвать Богом. Великий германский мистик Экхарт именует абсолютное начало божеством. За пределами всего тварного и ограниченного мистическому оку открылась реальность, которую Лао-цзы называл Дао, Будда – нирваной, каббалисты – энсофом, христиане – божественной сущностью – усиа – Божеством». Потрясающие высказывания. Оказывается, все мистики проникали туда, где нет ни добра ни зла, ни света ни тьмы. Интересно, из какого откровения это. В христианском откровении этого нет. Второе. Поразительная вещь, что оказывается, христиане, для которых Христос – лжемиссия. Даосисты, для которых дао – это что-то непостижимое и буддисты, для которых нет Бога – это атеистическая религия. Оказывается, все они постигают одно и то же, одного и того же Бога. Классически теософский взгляд. Оказывается, не нужен Христос для постижения Бога. Оказывается, без Него, более того, против Него можно постичь высшую реальность. Даже не веря вообще в Бога, мы постигаем, оказывается, высшую реальность. Только называем лишь по-разному. Я просто поражаюсь, что он пишет. Ведь нирвана – это даже не существо, ну ладно, для каббалистов – энсофо, даосистов – дао. Нирвана – это состояние человека. Это классический теософский вызов христианству. Не Бог – а бездна. Этим взглядом полностью, как вы видите, упраздняется необходимость Христа для человечества. Полностью упраздняется необходимость Жертвы Христовой как таковой. Ведь спасение что такое? Богопознание. Ибо знание что такое? Соединение человека с Богом. На религиозном языке означает ни что иное, как единение человека с Богом. И если это единение возможно вне Христа, следовательно, Христос не нужен. Оказывается, мистики всех времен и народов приходили в это единство с Божеством, с чем-то таким определенно не ясным. Одним словом – с Ничто. Вот видите, теософский взгляд буквально страшен, ужасен. Он подрывает основу под очень важным принципом человечности. Ибо этот основной принцип в чем состоит? Что есть добро и есть зло. Христианство очень точно определило, что есть добро и что есть зло. Расставило по местам. Отныне я знаю, что есть добро и что есть зло. Это крошка сын не знал. А мы теперь знаем, что такое хорошо и что такое плохо, христианство дало возможность. Здесь все смешивается. Нет, оказывается, истины как таковой. Истина выше всех религий. Что такое тогда истина? Не ясно, что такое. Вот этот теософский взгляд не оставляет никакой почвы для религиозного сознания, для религиозной жизни человека. Он ее подрывает всю, под корень рубит древо жизни. Все спасаются. По какому принципу? Трудно сказать. Ибо сказать, что все религии ведут к одной цели, забывая о том, что есть целый ряд самых фундаментальных положений, в которых эти религии противоречат друг другу, это значит просто ничего не видеть. Для христианства Христос – это все. Для буддизма, для иудаизма, для ислама, для индуизма – Христос или никто или просто человек, или пророк и все. Ну, уж конечно, не тот Спаситель, о котором говорит христианство. Лекция № 15 Мы с вами затронули очень серьезную тему, которая волнует весьма многих. Речь идет о возможности спасения человека вне Церкви, и которая, нужно сказать, прямо так уж окончательного и полного разрешения, которое можно было бы преподнести от имени и авторитета Церкви, как таковая не имеет решения. Поэтому то, что мы с вами сейчас обсуждаем, это фактически мы обсуждаем наиболее вероятную точку зрения и наиболее вероятное, лучше сказать, понимание этого вопроса. Мы с вами рассмотрели две точки зрения. Почему такой вопрос возник, помните: в связи понимания Жертвы Христовой. Что принесла Жертва Христова человечеству? Созданная им Церковь чем является для человечества? Как она понимается – Церковь? Как действительно человеческое общество, имеющее определенное единство убеждений, дисциплины, иерархии, таинств и так далее. Или это есть реальность, которая выше этого, реальность, находящая внутри этого сосуда, внутри этой формы, реальность, которая именуется апостолом Павлом телом Христовым, организмом Христовым, реальность, приобщение к которой возможно только через исполнение тех начал жизни, которые оставлены нам во Христе. Ну конечно естественно, мы все понимаем, что членом Церкви является не тот только, кто канонически к ней приобщился через таинство крещения, а тот, кто осуществляет в жизни те принципы нравственные и духовные, которые делают человека подобным Христу и, таким образом, соединяют его с ним. Так вот, исходя из этого, возникает вопрос: в какой степени приобщенности находятся те люди, которые, по разного рода объективным причинам не могут или не могли вступить канонически в границы Церкви, в Церковь. То есть в Церковь, понимающую как общество человеческое. Вот то, что мы назвали с вами антропоцентрическим пониманием Церкви. Что их ожидает? Какое значение имеет для них Жертва Христова? Погибают ли все те, кто не вошел в Церковь вот этим путем? Или не погибают? Мы с вами рассмотрели две точки зрения на этот очень животрепещущий вопрос. Одна из них формально каноническая, которая прямо утверждает: все те, не зависимо по каким причинам, которые не приняли крещения в этой жизни, не имеют надежды на спасение. Такая точка зрения, вы знаете, существует. То есть утверждается фактически, что, начиная с самых первых шагов жизни Церкви, когда она заключалась всего в маленьком кружке людей, буквально несколько десятков человек, все прочие, не успевшие принять христианство, то есть не успевшие вступить в каноническую ограду Церкви, погибали. Все первые тысячи лет Русь погибала, и о прочих народах та же самая речь. Это конечно, не богословский аргумент, но это очень сильный, психологический вопрос, который невольно вызывает, сами понимаете, какую реакцию: что-то в этой точки зрения не то. И потом в чисто формальном плане она не верна. Множество мучеников, которые не успели принять Крещение Церковью, рассматриваются как святые. Все ветхозаветное человечество даже не могло принять Крещение. Масса праведников принята ими. Поэтому мы разобрали другую точку зрения, которая, кажется, снимает все эти противоречия, все до единого так называемую теософскую, которое как раз открывает не только двери, а снимает вообще все стены, вообще Церковь не нужна, она даже бессмысленна: все религии ведут к одной цели, все. «Нет религии выше Истины». Этот девиз Блаватской, кажется, настолько звучит радужно и солнечно, что уже больше ничего не придумаешь. Это теософская точка зрения имеет широкое распространение, у нее очень много защитников, но она, оказывается, со своей стороны имеет серьезные аргументы, которые заставляют усомниться в ней не меньше, чем и в первой. Первое и главное, исходя из этой точки зрения – Жертва Христа теряет всякий смысл. Она просто уже не нужна. Второе. Значение Церкви: совершенно не нужно, никакого. Она имеет значение только может для христиан? Да! А сама по себе Церковь не имеет никакого значения. И спасение-то оказывается – это не вхождение в Церковь, то есть что значит в Церковь. То есть то приобщение Христу, которое необходимо для этого. То есть приобщение телу Христову. Почему речь идет о теле Христовом, еще раз. Потому что это такая важная аналогия, важный символ, который приводит апостол Павел и лишний раз обратить внимание не мешает, почему речь идет о теле Христовом. Христос был Богочеловек и именно человеческая природа во Христе пришла в то максимальное, полное, полноценное, максимально возможное единение человека с Богом, которое требуется для спасения. Во Христе осуществилось вот это единство человечества с Божеством, во Христе. То есть человечество во Христе соединилось с Божеством во Христе. Как? Вот тем идеальным образом, который именуется спасением человека. Почему и далее Церковь называется телом Христовым, то есть вот этой человечностью Христа. Каждый, таким образом, входя в Церковь, приобщается тому же единению с Богом, которое во Христе имело человечество. Мы его называем одним словом. Почему апостол называет: мы члены этого тела. Церковь – тело Христово. Речь идет не просто о телесной, физической стороне. Сами понимаете, речь идет о чем: о человечности Христа. Вот, оказывается, о каком единении идет речь. Только через вхождение в это тело, в этот организм, в эту человечность возможно то же самое – халкидонское единение нас, каждого с Богом Словом. Вот где полнота этого единства, вот где спасение. Это теософская точка зрения игнорирует совершенно, эти принципиальные вещи, полностью игнорирует. Поэтому, оказывается, и эта точка зрения не устраивает. Есть еще одна, ну как ее назвать? В литературе нет названия, высказываются идеи. Я предложу точку зрения. Давайте назовем ее сотерилогической, от слова сотерио – спасение. Эта точка зрения указывает действительно ну, что ли верные параметры возможности спасения каждого человека. Что эта точка зрения утверждает, на чем она основывается? Она действительно объявляет эти две указанные точки зрения крайностями, пагубными одинаково и одинаково не верными. И пытается найти вот то срединное понимание, вот тот узкий путь и тесные врата, о которых говорил Христос, или та золотая середина, именно золотая. Золото – ценнейший металл. Насколько ей это удается, давайте мы с вами посмотрим. Итак, мы с вами пытаемся сказать о правильном взгляде на этот вопрос. Естественно, у нас с вами должны быть вопросы в связи с этим. Давайте разберем. Итак, на чем основывается эта точка зрения. Первое и очень интересное, важное, я бы даже сказал, фундаментальное высказывание следующего порядка: Христос говорит, говорит на вечные времена: «Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам. Если кто, скажет слово на Сына человеческого (то есть на Него, на Христа), простится ему. Если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему не в сем веке, не в будущем». В чисто формальном плане эта фраза, конечно, вызывает удивление. Кто такой Сын человеческий? Это Христос, то есть Богочеловек, если хотите, это вторая ипостась. Почему здесь возможна хула и простится, а на Духа Святого, третью ипостась, не простится? А о первой ипостаси вообще ни слова. В чисто формальном плане просто даже странно звучит. Совершенно очевидно, что речь идет не о формальном понимании этих слов. Речь идет о чем-то другом. И под Святым Духом разумеется не третья ипостась, что-то иное. Действительно, так оно и есть. По единогласному если хотите, толкованию или лучше сказать, объяснению святых отцов под Духом Святым здесь разумеется совершенно другое. Ну, я вам приведу хотя бы две цитаты из святых отцов, на самом деле они все идентичны. Иоанн Златоуст пишет: «грех против Духа Святого заключается в противлении той истине, которую сами удерживают тем, что делают и говорят каждый день». Святитель Феофан (Говоров) говорит: «В сем состоит хула на Духа Святого – когда кто делает неправое в то самое время, когда ум и совесть претят ему и не велят того делать». Я просто привел вам два высказывания. На самом деле все святые отцы говорят об одном и том же. Именно о чем же. В каждом человеке есть голос истины, голос совести, чувство осознания и понимания правды. Как мы возмущаемся на неправду, особенно в других людях. Мы знаем, что такое совестность и что такое бессовестность. У всех есть вот это чувство. Это живое, это реальность. У каждого есть определенное познание истины, когда он видит: вот где верность, вот где истина, а это ложь и неправда. Так вот, под хулой на Духа Святого разумеется сознательное противление той истине, в которой я вижу, убедился, что она именно есть – истина. Я убежден, я знаю, что это верно, и я сознательно иду против этой истины. Пример классический, когда Синедрион решил убить и Лазаря, того, которого Христос воскресил на четвертый день, «четверодневного» Лазаря, который уже смердит, уже было все ясно, когда Христос его воскресил, все, уже сомнений не было, кто это есть. Мы помним и причины, почему именно так отнеслись ко Христу. Помните причины? Очень интересные мотивы, не потерявшие ни в коем случае своей актуальности до настоящего дня и никогда, увы, не потеряют. Мотивы были какие? Чисто земные, материальные мотивы. В частности, на тот момент они выразились в чем: «придут римляне и поработят наш народ». Подумайте. Ну, причина понятна: «если Он будет Царь Израилев, т.е. незаконный царь, с точки зрения римского императора, римской власти, следовательно, тут будут соответствующие кары. Итак, чему мы отдадим предпочтение. Вы слышите? Ясно, кто Он! И ясны наши земные интересы. Сознательное противление истине, воочию открывшейся истине. Вот что есть хула на Духа Святого. Вот это нераскаянное противление, когда человек знает, что есть истина и не только не следует ей, но и противится ей. Вот эта вам нераскаянность человека, если хотите, противление, ожесточение и нет никакой возможности мыслить, что в данном состоянии человек раскается в нем. Вот это состояние, которое не позволит человеку измениться, раскаяться, вот оно и есть хула на Духа Святого. В этом состоянии человек не знает, что он делает и не думает раскаиваться. Вот оказывается, что есть хула на Духа Святого. Ну, я привел пример, я бы сказал так: самый яркий, самый полный, но мы же все прекрасно понимаем, что в определенной мере, когда мы сознательно творим зло, творим грех, мы вступили на путь противления Духа Святого. Одно дело, когда человек уже не может с собой справиться, и он это делает – одна мера греха. Другая – когда он может справиться, но все таки поддается – другая ступень, более глубокая ступень падения. Третья – когда уже у него противление истинное и сознательное дело зла становиться его натурой, делом его жизни, стержнем его духа – последняя глубина. Интересно, что даже хула на Сына Человеческого, под которой подразумевается что: непринятие его как Христа, неприятие его как Бога и Спасителя, вот что такое хула на Сына Человеческого. Речь-то идет не о том, что кто-то просто обругает. Хула – неприятие Его как Спасителя Мира. Даже эта хула простится, если нет хулы на Духа Святого. И мы видим примеров сколько угодно в истории Христианской Церкви, когда действительно хула на Сына Человеческого прощалась людям. Петр отвергся и покаялся, Савл гнал Церковь Божию и стал Павлом. Петр по слабости отрекся, совершенно ясно, Савл гнал из искреннего убеждения, что он борется с врагами Божьими, т.е. его заблуждение было таким: он не против истины выступал, слышите, он как раз боролся за истину, как он только видел эту истину. Это объективно, это потом ему открылось, что он ошибался, но в то время он совсем этого не знал, он как раз боролся за истину, он не хулил Духа Святого. Вот что очень важно, вы видите. Т.е. в духовном состоянии он не был тем человеком, который противится истине, в то же время хулил откровенно Сыны Человеческого – Христа. Итак, Сам Господь вот что нам предлагает. Оказывается, может быть прощено все, что не связано с этим противлением голосу совести, голосу истины, голосу искреннего искания этой истины. Все это, может быть, оказывается, прощено, если не будет хулы. Вот то условие, которое назвал сам Господь Иисус Христос. Возникает вопрос: но то, что он сказал, относится к кому? Только ли к членам Церкви или относительно к любому человеку? Есть все основания утверждать, что это относится к каждому человеку. Мы находим целый ряд очень интересных высказываний авторитетных людей. Находим высказывания как в Священном Писании, так у святых, высказывания, свидетельствующие, что это относится именно ко всем людям. Я приведу примеры, начиная со Священного Писания. Апостол Петр пишет: «Христос находящимся в темнице, сойдя, проповедовал». Кому же, кому же, послушайте дальше: «Некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению». Вы слышите, кому проповедал? Непокорным Божию долготерпению. Речь идет о допотопном человечестве. Кому проповедал-то? Которые противились, кажется. Им проповедал. Ясно, что он не стал бы проповедовать тем, от кого уже нечего ожидать. А вот в связи с этим, прежде чем приводить целый ряд высказываний в дальнейшем, я бы хотел обратить ваше внимание вот на что. В связи с этим высказывание св. ап. Петра: «Христос сошел во ад». Что это означает? Означает ли это, что в данный именно момент, когда в Субботу, естественно по нашей Пасхалии, а не по католической, правда же сошел во ад и вывел всех праведников оттуда, так ведь? Когда вывел? Когда воскрес, как раз до Воскресения и представьте себе, вот он только вывел, а в это время в другом месте скончался праведник, который еще Его не знал – Христа, который жил еще Ветхим Заветом, а Христос уже всех праведников вывел. Как думаете, как дальше быть можно ли так понимать сошествие во ад? Ясно, что что-то не в порядке. Древняя иконография Воскресения Христова что нам показывает? Разрушение ада. Разрушил вериги, связывающие путы ада, разрушил стены. Была тюрьма и вдруг разрушена эта тюрьма отныне. Вот что, оказывается. Каждый могущий может теперь выйти оттуда. Каждый, кто сходит туда, куда сходит, в тюрьму? Да нет, она разрушена, эта тюрьма. Вы понимаете, что случилось-то? Т.е. акт схождения Христа во ад не был актом моментальным, вот сиюминутным, только в это время, нет. Отныне каждый сходящий, кажется туда, оказывается перед лицом того же Бога, который раньше был закрыт для узников темницы, теперь открыт. Сходит в то место, на место то, бывшая тюрьма огражденная, теперь разрушена, открыта. Это об очень же многом говорит, об очень важном моменте: что оказывается, тот праведник, который умер в Воскресенье уже в день Воскресения Христа и который умер на следующий день, который умер через неделю и через год и через 1000 лет, и через 3000 лет: он оказывается точно в том же положении, в котором оказались ветхозаветные праведники во время схождения Христа в ад. А в каком же положении находились эти праведники? Вот вопрос. Почему именно праведники были изведены из ада? И кто это такие – праведники? Кто они есть? Это очень важно. Если мы обратимся к праведникам ветхозаветным и знаем мы кто они по именам, то подчас мы будем очень здорово чесать затылок. В том смысле: «Да, праведник, да, ну и, и, и… и ничего не скажем. В общем, есть там целый ряд весьма серьезных подчас моментов, которые заставят немножечко с некоторым недоумением, а может быть даже и скепсисом отнестись к праведности этих праведников. Кто ж такой этот праведник? Интересно. Опять возвращаемся к тому же. Всякий грех и хула простятся человекам, хула на Духа Святого не простится человекам. Праведник оказывается тот перед лицом Божиим, кто искренне стремиться к этой истине. Старается осуществить в своей жизни правду, истину, совесть, а не хулит, не противится Духу Святому. Не противится той истине и правде, которая открывается в его душе. Вот кто праведник. Если же говорить об абсолютной праведности, то Писание прямо утверждает «само небо не чисто перед Богом». Не праведник тот, кто лукавит «сейчас поживем, а потом покаемся». Вот в своем лукавстве и будут уловлены лукавые, потому что это уже есть хула на Духа Святого. Праведником является человек, который искренне старается, насколько он может, исполнить, в не исполненном каяться, исполнить те заповеди Божии и тот закон совести, который открыт ему как истина, как правда. Вот кто праведник. О чем нам это говорит. Оказывается, что эти ветхозаветные праведники приобщаются Телу Христову. Входят, становятся членами этого организма Христова. Потому что спасение только в Церкви. Правильно говорил Киприан Карфагенский: «Вне Церкви нет спасения». Да, только в какой? Речь идет не о канонических внешних границах, а о Церкви как организме Христовом, к которому приобщается каждый из людей, стремящийся по всей своей силе осуществить Евангелие в своей жизни. Осуществить заповеди Божии и закон совести в своей жизни, если он не знает Евангелия. В Церковь вошли ветхозаветные праведники. Не вне Церкви они спаслись, а в Церкви, ибо они стали членами Церкви. Оказывается, учение Церкви, исходящее из Священного Писания, открывает нам поразительную вещь. Мы полагали, что вхождение в Церковь возможно только здесь. И кто не успел, не мог, все, врата закрыты. Вдруг Священное Писание и Церковь открывает нам нечто удивительное: праведники, не знавшие Христа по объективным причинам, но стремящиеся к нему, т.е. к этой истине, оказывается, там вошли в Церковь, там стали членами этой Церкви, вошли в этот организм Христов. Оказывается, есть еще иной способ вхождения в Церковь. Но этот способ для кого открыт? Ох, какой важный вопрос. Не для тех, кто по небрежности, по лукавству, по лицемерию, по развратности и по всяким прочим вещам не захотел иметь никакого отношения к Церкви, а кто по действительно объективным причинам не знал христианства и Церкви, но не похулил Духа Святого. Этот человек там живет еще в каком Завете? В Ветхом, конечно. До него еще не дошла проповедь Христа. Новый Завет начинается для человека только тогда, когда, наконец он слышит Евангелие, слышит о Христе. Ветхий Завет, оказывается, продолжается для многих и до настоящего времени. В том числе не только для народов среди которых не было проповедано Евангелие, но, увы, и среди народов, которые, кажется, уже давно знают христианство. Во многих странах Европы прямо говорили, что у нас требуются заново апостолы или миссионеры, которые бы возвестили нам Евангелие. Я помню, когда нас повели в Королевский театр в Лондоне на эту рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда», я возмутился страшно и говорю, что вы делаете? Так один католик мне в качестве аргумента ответил: «Хоть, может быть, таким образом мы заинтересуем людей и они хоть услышат, кто есть такой Христос. Может быть, заинтересуются, почитают». Правда я говорю: «Извините. Карикатурой вы к Христу не приведете». Но это вопрос другой нашей дискуссии. Но что я хочу сказать. Прямо утверждают, Европа дехристианизирована в очень своей значительной части. Старый свет и новый свет. Идет как не удивительно дехристианизация нашего мира, т.е. люди буквально по условиям рождения, воспитания и жизни возвращаются в Ветхий Завет, живут в Ветхом Завете, не в Новом, а в Ветхом. Вы чувствуете, насколько у нас в религии, в Церкви другое понимание времени. Для гражданской истории всё – Иисус Христос родился в нулевом году. Всё, и началась христианская эра. Для Церкви совсем другое время. Христианство начинается только с того момента, когда человек слышит, узнает о Христе, тогда начинается Новый Завет. Отсюда становится понятным и другое. Что же? Известные слова Христовы: «Кто веру имеет и крестится – спасен будет. Кто не имеет веры – осужден будет». Некоторые толкуют это удивительным образом. Значит, все, кто не веруют – все погибнут. Да нет же. Речь идет совсем о другом. Речь идет о том, кто мог услышать, услышал о христианстве и о Христе и не принял. Вот здесь да. Вера от слышания, от слышания вера. Это очень важный, друзья мои, момент. Оказывается сейчас, когда 2000 лет уже прошли с того времени, как родился Господь Иисус Христос, оказывается, мы живем в двух мирах. Идет Новый Завет и остается еще Ветхий Завет для очень многих. И эти многие могут быть оценены с точки зрения спасения именно по критериям Ветхого Завета, а не Нового Завета, это само собой разумеется, не мог Христос Своей Жертвою привнести сложности, новые трудности. Поэтому представляется странным, т.е. не столько странным сколько совершенно ясно неверным утверждение того же блаженного Августина, который говорил, что все дети некрещеные, люди некрещеные будут мучатся в том же огне, в котором будет и сам сатана. Это, конечно, страшно звучит, но к счастью, это мнение единичное. И святоотеческий наш голос нигде не утверждает подобного. Язычники могли угодить Богу или нет? Как говорит Священное Писание об этом? Читаем: «Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою. Ибо что можно знать о Боге явно для них, потому что Бог явил им, ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество от создания мира, через рассматривание творений видимы, так что они безответны. Но как они, познав Бога, не прославили Его, как Бога и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих и омрачилось несмысленное их сердце», это Послание к Римлянам, 1-я глава. Даже уже в Деяниях есть такое высказывание: «но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Богу» (10 глава, 35 стих). Апостол Павел пишет, что Христос за всех умер. Это 2-ое Послание к Коринфянам. В 1-ом Послании к Тимофею (4 глава 10 стих) апостол Павел пишет: «Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живого, который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных». Кто верный, вот, правда, я не знаю, не в курсе. Ту же самую мысль он проводит и в послании к Титу, когда говорит: «Ибо явилась благодать Божия, спасительная для всех человеков». О благодати Божией он говорит, т.е. с пришествием Христа пришло то, что открывает спасение всем человекам. Еще целый ряд высказываний апостола Павла в том же духе. Еще вот несколько высказываний из «Отцов». В основном это древние отцы, главным образом Иустин Философ мученик. У него интересные есть высказывания: «Он (Христос) есть Слово, коему причастен весь род человеческий», вот как интересно – весь род человеческий. Те, которые жили согласно со Словом, суть Христиане, хотя бы и считались за безбожников. Таковы между эллинами Сократ и Гераклит и им подобные, а из варваров – Авраам, Анания, Азария, и Мисаил и Илья и многие другие. Видите, даже из эллинов есть и из варваров. Я думаю, что иудеи тут возмущались бы конечно. Таким образом, те, прежде бывшие, которые жили противно Слову, были бесчестными, враждебными Христу, а те, которые жили и ныне живут согласно с ним, суть христиане. Ни один святой отец не подвергал сомнению это высказывание Иустина мученика. Вот еще одно его высказывание: «И все, что когда-либо открыто хорошее философами и законодателями, все это сделано ими соответственно мере нахождения ими и созерцания Слова, которое есть Христос (Апология 2-10). Климент Александрийский писал: «Философия была таким же детоводателем эллинов ко Христу, каким Закон был для Иудеев». Обычно это понимается, все согласны с этой формулой, с этими словами, никто никогда не опротестовывал этого, и часто это цитируют, но понимают обычно это только в плане историческом, что вообще философия, как таковая, она в лучших своих представителях постепенно формулировала вот ту основную линию, которая дала возможность в пришествии Христа принять его. Мне кажется, это даже вторичное понимание, первичное как раз совсем другое. Философия была таким же путеводителем эллинов ко Христу, каким Закон был для Иудеев. А закон для Иудеев что делал? Порождал вот тех праведников, которые с пришествием Христа вошли в Его Церковь. Оказывается, вот речь идет о ком. Оказывается, философия была таким же детоводителем ко Христу для эллинов, значит так же открывала им путь вхождения в Церковь, вот тех, ветхозаветных. Не те эллины, которые услышали уже проповедав Христа, речь идет не о них только, а речь идет о всех тех эллинах, для которых она всегда, эта философия была детоводителем. Вот оказывается, какой смысл здесь предполагается. А вот святой Ириней Лионский: «Христос пришел не ради тех только, которые уверовали в него, но для всех вообще людей, которые желали видеть Христа и слышать его голос». А кто о Христе знал, простите? Ну Иудеи, допустим знали, у них пророки там говорили, слышали, а прочие? Речь идет, конечно же, не о Христе как конкретной личности, предвозвещенном даже пророками. Речь идет о ком? Вот о ком, о ком пишет Иустин Философ: «О Христе, как о той истине, том Спасителе, который должен прийти в Мир». Поэтому он говорит: «Не только ради тех пришел Христос, которые уверовали в Него, но для всех вообще людей, которые желали видеть Христа и слышать его. Более того, посмотрите, как он продолжает: «Посему всех таковых Он во Втором Пришествии Своем прежде воздвигнет, воскресит и поставит в Свое Царство». Может, речь идет о хронологической что ли последовательности и он так считает, может быть другие какие причины, о которых трудно судить, но во всяком случае он решительно утверждает именно это. Что этих именно он воздвигнет, воскресит и поставит в Свое Царство. А вот что пишет Григорий Богослов о тех, кто не принял Крещение. Правда, речь там идет о детях, если не ошибаюсь, но в любом случае это интересно: «Не принявшие Крещение не будут у праведного Судьи не прославлены, не наказаны, потому что хотя и не запечатлены, однако же и не худы». Что значит: не прославлены, не наказаны? Потому что хотя и не запечатлены, однако же и не худы. Он там не объясняет, что он подразумевает под этим вот состоянием: не прославлены и не наказаны. Поскольку совершенно очевидно, что состояний принципиальных два: или быть с Богом или во тьме кромешной, быть кроме Бога, видимо, речь идет о том, что и в самом Царстве Божием будет инослава солнцу, инолуне, инозвездам. И вот здесь, может быть, будет какая-нибудь ступень низшая или ступень, которая для Царства Божия без такого прославления, в котором будут находиться люди, достигшие высоких ступеней духовного совершенства. Очень возможно, что речь идет об этом. Но он сам не объясняет. Но, по крайней мере, для нас важен факт, что оказывается, их вовсе не ожидает вечная мука, как говорит блаженный Августин, их совсем не ожидает погибель. А святитель Иоанн Златоуст говорит, например, что язычники виновны в том, что не хотели слушаться собственных философов. И осудили Сократа, Анаксагора, Пифагорейцев там и других (том 5. Санкт-Петербург, 1899. С. 773). Ну даже у Серафима Саровского мы находим высказывания такого рода: «Как и в еврейском народе, и в язычниках, не ведущих Господа, все-таки сохранилось ведение Божие». В данном случае под ведением Божиим, как вообще в религиозной терминологии, подразумевается то, о чем апостол Павел пишет в послании к римлянам, т.е. то ведение, которое делает людей причастными Богу, т.е. имеющих соответствующую жизнь. Тот кто ведает Бога, тот и ведет себя соответственно. Т.е. те, которые могут и способны наследовать спасение. Вот святитель Феофан (Говоров) например, прямо пишет: «Бог нелицемерен и будет судить всякого по тому закону, который он сознавал для себя обязательным». Прямо пишет, черным по белому. Это в толковании на апостола Павла к Римлянам. Есть известное высказывание старца Нектария Оптинского, который является местнопрославленным: «Простой индус, верящий во Всевышнего и исполняющий как умеет волю его, спасется, а тот кто зная о христианстве, идет индусским мистическим путем, нет». Зная о христианстве, предпочесть ему индусский путь – это знаете, уже прямое отступление, которое нельзя объяснить его неведением. Уж слишком разительное отличие одного от другого. Я приведу высказывание профессора Гусева, почему? Вы сейчас увидите, цитирую: «Согласно с мнением святителя Иоанна Златоуста я не допускаю вечных осуждений и гибели даже для язычников, коль только скоро они не имели средств к познанию истины, но поступали в своей жизни по требованиям своей совести, тем более я должен сказать это относительно инославных христиан». Это некоторые высказывания, которые, как мне кажется, дают обоснование для принятия той точки зрения, которую мы с вами назвали сотериологической точкой зрения. Лекция № 16 Сегодня мы с вами попытаемся говорить о христианских таинствах, как о тех дарах, которые получило человечество только исключительно благодаря Жертве Христовой. Никаких таинств в дохристианскую эпоху не было. Были так называемые мистерии, языческие мистерии, которые, кажется, происходят от того же слова и в переводе означает «тайно» или «таинство» или «сокровенное», «спрятанное» и т.д. Однако разница между тем и другим очень существенная. И я полагаю, что для нас очень важно рассмотреть, в чем заключается это различие, с одной стороны, и с другой, показать, что означают сами христианские таинства, и в чем специфика некоторых основных из них. Во-первых, я хотел ответить на вопрос, который связан именно с соотношением или сравнением христианских таинств и языческих мистерий и магии и т.д. Чем же отличается одно от другого? Во-первых, я должен буду сказать, что очень любопытный такой факт, о том, что в основном о мистериях, их содержании и их направленности мы имеем свидетельства достаточно поздние. В основном мы их получаем от писателей III, IV столетия нашей эры. О них говорят как наши христианские писатели, например, Тертулиан или Климент Александрийский, так и языческие писатели Апулей, Котерн и др. Христианство уже широко распространилось по пределам Римской империи, значительная часть людей слышала о христианстве, слышала проповедь его. Было знакомо хотя бы отчасти с тем, что христиане называют таинствами. И отсюда, сами понимаете, очень легко могли просто чем-то воспользоваться. Вопрос: чем объяснить некоторое сходство некоторых христианских таинств и языческих мистерий, которые наблюдаются. Например, взгляд на воду, как на очищение. Вы знаете, что в крещение христианском употребляется всегда вода. Мы это находим и в языческих различных ритуалах, когда вода рассматривалась как средство даже в мистерии и в различных магических действах, как средство очищения. Не физического очищения, речь идет не о мытье конечно, а именно очищения сакрального. Вот такие внешние вещи вызывали у людей мысль о том, что христианство не заимствовало ли у язычников сами и свои таинства. Я уже сказал: то, что мы знаем о мистериях – это достаточно поздние известия, т.е. и относятся к характеру и содержанию мистерий уже III, IV века. И здесь заимствования обратного порядка очень могли быть, т.е. воздействие христианства на языческую мысль. В то же время мы знаем, что христианские таинства существуют с I столетия, а не III и IV. При чем как они существуют, т.е. как они проводились и каково содержание учения, связанного с таинствами, мы узнаем уже в I столетии. Оказывается, христианские таинства на два, три столетия старше, чем языческие мистерии, о которых сообщает нам историческая научная литература. Должно отметить и другое, что наиболее распространенным культом в первые века существования христианства был культ Митры. И большую часть христианские таинства сближает именно с мистериями, связанными с культом Митры, митроистскими, т.е. мистериями или таинствами. Но вот по авторитетному утверждению очень видного, популярного на Западе историка Гарнака, в течение первых двух столетий митроизм был совершенно неизвестен во всей передней Азии, культурным народам Европы. Он писал так: «Вся область эллинизма была закрыта для культа митры. Греция, Македония, Фракция, Вифиния, Сирия, Палестины, Египет, совершенно не знали культа митры. Это очень серьезный существенный факт. Поэтому попытки сопоставления христианских таинств с мистериями митры здесь просто приобретают совершенно обратный характер, т.е. что не христиане заимствовали у митроистов, а напротив, митроисты заимствовали у христиан очень многие вещи. Об этом говорят и другие факты. В частности известный факт из истории, связанный с императором Юлианом отступником, который пытался возродить язычество. Язычество падало. Ну еще бы, уже IV столетие. Он видит, как разрушается все то, о чем он мечтал и чего он хотел. И он предпринял попытку воскресить язычество именно таким путем, чтобы противопоставить христианским основным таинствам – Крещению и Евхаристии так называемые митроистские тавроболии. Это существеннейшая часть мистерии митры, связанная с жертвоприношением быков. Вы знаете и помните, чем закончилась его акция. Сам он погиб и все что он замышлял – все разрушилось. Блаженный Августин приводит очень любопытные высказывания одного фригийского жреца. Он говорит так, что в переводе с латинского означает: «И сам митрохристианин». Как говорит профессор Страхов: «В этом возгласе звучит последняя отчаянная надежда на соглашение с тогда уже почти господствующим христианством». Это то, что касается возможных и очень несущественных совпадений. Но при этом надо обратить внимание на другое и действительно важное. Христианские таинства по существу отличались от тех мистерий, которые были известны древнему миру. Что из себя представляли мистерии по существу? Это были определенные ритуалы, совершение которых само по себе должно было дать человеку определенные мистические силы и сделать его, если хотите, даже господином и владыкой тех духов, которые окружают человека. Почему кстати, и называется и до сих пор этот термин есть – магия. Не только по характеру того, что делалось, но и по самой идее. Все магические действия рассчитаны на то, что вслед за этими действиями человеку самому как таковому даются определенные силы, не зависимо от состояния человека. Речь идет не о степени его религиозности или не религиозности. Даже если хотите, очень часто не всегда, но часто нравственное состояние человека даже не имело существенного значения. Главное было правильно совершить эти мистериальные, культовые действия. В христианстве по существу другой взгляд. Христианство смотрит на таинства не как на действия, которые сами по себе дают человеку какие-то силы или даже благодать. Нет-нет. Христианство рассматривает таинства как определенные действия Бога на человека посредством вот этих действий. Такое действие Бога на человека, которое прямо зависит от духовного состояния человека. Таинство может быть бесплодным, если человек не имеет соответствующего духовного устроения, более того, может быть даже вредным. Апостол Павел прямо пишет: «Ежели кто ест или пьет недостойно (говоря о Евхаристии), тот суд себе ест или пьет». Т.е. не только никаких сил, никакого приобщения к благодати, не только единения с Богом не получает человек, а напротив, подлежит осуждению, более того, апостол продолжает: «От того многие из вас болеют и умирают». Это 1-е Послание к Коринфянам. Кстати, отцы диаконы, имейте в виду, что надо читать умирают, а не «спят довольни». А то вот будет Великий Четверг и опять прочтете: «спят довольни». Ну что это такое? Умирают. Так вот, это очень серьезный факт. Потом нужно вспомнить о другой стороне. Как сами христиане первых веков относились к языческим мистериям? Отношение было резко отрицательное. Резкое неприятие всех этих мистерий. Рассматривали эти мистерии как нечто мистически грязное. Даже один из наших апологетов Климент Александрийский само слово мистерия производит не от мистерион (греч.), а от мисос (с греч. – гнусность). Ясно, что филологически, будем говорить, тут некоторая натяжка, но совершенно понятен импульс, откуда это идет. Это характеризует отношение христиан к этим языческим явлениям. И еще один момент, который связан с этим, это относительно самого слова «тайны». Действительно, языческие мистерии были сопряжены с Великой тайной. Туда допускались только люди особо посвященные, профаны не только не допускались, они не могли даже знать, что там происходит. Резкое деление на посвященных и профанов. Они не просто не могли участвовать, они не могли и знать. В христианстве же мы видим другое. Напротив, объясняются людям не только основы веры христианской, не только, что людям нужно креститься, что это значит «принять Крещение». А зачем уже объяснялось все, что следует за этим: «что значит причащение», т.е. наши таинства называются так не потому, что они совершаются таинственно и закрыто от всех, напротив, пожалуйста, смотрите. Таинствами они называются по другой совсем причине, т.е. то, что не видимо здесь для нашего грубого взора, для этих глаз, для этих ушей и т.д. для наших органов чувств. Невидимо подается человеку, имеющему правильное духовное устроение, таинственно подается дар Божий, благодать Божья, которая помогает ему в его жизни – духовной и телесной. Так что видите, само понимание тайны имеет совершенно разный смысл там и здесь. Теперь нужно сказать, что таинства действительно есть дары Божьи человеку. Не те дары, которые подаются не просто так, не в силу совершенного действия, как об этом, увы, стала учить католическая Церковь в очень поздние времена, чего древняя Церковь совершенно не знала. Когда была провозглашена странная формула: «экс опере операто», т.е. «таинства действительны и действенны в силу совершенного действия», т.е. правильно совершенного действия. Нет-нет! Совсем нет! Святые отцы учат совершенно другому. Я могу зачитать, например, что говорит Серафим Саровский: «Бывает иногда и так: здесь на земле приобщаются, а у Господа остаются не приобщенными». Или убедительные вещи произносит святой Кирилл Иерусалимский, когда говорит: «Если лицемеришь, то люди крестят тебя теперь, а Дух не будет тебя крестить». Что же является условием для принятия действительно дара Крещения? Оказывается, не простое погружение, не простое совершение внешних действий, а что-то еще. Это еще вы сами знаете что. Господь сказал: «Кто Веру имеет и креститься, спасен будет». Вот эти Его слова относятся ко всем таинствам без исключения. Тот, кто не имеет веру? А что значит – вера? Это доверие, как мы относимся к другому человеку с верою, к такому человеку, к которому мы действительно имеем полное доверие с верою, т.е. мы принимаем, что он говорит. В данном случае под верою разумеется не только полное доверие, но предполагается еще благоговение. Мы же приступаем к самому Богу. Благоговение, которое у человека обязательно сопряжено с чувством покаяния, сокрушения, осознание своего даже недостоинства, если хотите, приступить к тому, кто именуется Богом. Вот оказывается, какие условия требуются для принятия любого Церковного Таинства. Я в связи с этим хотел сказать о числе таинств. Это уже не наша с вами область, ну просто напомнить вам, что число таинств никогда в Церкви не определялось и не было этого. То число 7, которое мы слышим, это есть очень позднейшее явление. Если хотите, таинств в Церкви столько, сколько она считает нужным и перечислить их невозможно. Ибо под таинством разумеется таинственное ниспослание человеку определенного дара Божьего, в каждом таинстве конкретного. Вот, что такое таинство. Оно всегда сопряжено с определенным Церковным священнодействием. Это священнодействие совершается руками священника. Дар же Божий посылается Богом, который смотрит на сердце человеческое. Бог совершает таинство, вернее сказать Христос, как очень хорошо говорится в евхаристических молитвах: «Ты еси приносяй и приносимый», т.е. «Ты совершаешь таинство», а не священник как таковой. Священник совершает только священнодействие. При этом священнодействии человек может приобщиться определенному дару Божьему. При наличии соответствующего духовного устроения. Сколько же таинств? Не знаю. Правда, есть те 7, которые выделены, особые 7, верно. Но если мы попытаемся посмотреть в древность, то мы всегда находим гораздо больше таинств, чем предполагается ну нашими учебниками, что ли. Мы сами это прекрасно знаем. Разве монашество не таинство? Ну, кто же это скажет? Если это не таинство, то я сегодня постригся, завтра женился, да? Кому это в голову придет? Разве великое освящение воды – не таинство? Вода десятилетиями стоит. Вы же знаете, сколько исписано в атеистических журналах и литературе для объяснения этого факта. Боже мой, серебряные кресты погружаются в бак, поэтому там вода может стоять десятилетиями. Атеистические авторы признают факт нетления воды в течение десятилетий, но пытаются объяснить его такими абсурдами, что диву даешься. В реке освящают воду, так, и берут оттуда. Да, действительно, там серебра очень много осталось, в текущей воде. Или на этот гиганский чан, серебро. Ну серебро хорошо в каких-нибудь там, ну где Епископ там, я не знаю, а во многих Храмах медные кресты. То есть с точностью до наоборот. Медь! Отравлять должна. Или деревянные вообще кресты. Ну что вы, это же такая чепуха. Вон в Греции на Родосе я был. Там вообще освящают море, епископ бросает крест туда в воду и человек 15-20 там ух, прыгают и кто найдет этот крест. Соревнование. Кто найдет, тот герой этого года. Факт! Признают факт, что вода действительно не тленна в течение многих, многих лет, десятилетий, а объяснений? Больше фантастизма, это я не знаю, где придумаешь? Разве это не таинство? Еще раз повторяю: таинство всегда там, где таинственно подается благодать Божия, и в Церкви нет пустых священнодействий. Иначе это что было бы? Вот так, хорошо! Что же мы предполагаем, что совершается в таинстве Крещения? Начнем с этого главного, лучше сказать первого таинства. Таинство, вводящего в Церковь. Что здесь происходит? Это очень важно для нас с вами. Мы с вами говорили о страдании Христа, о человеческой его природе, о смысле жертвы Христовой, о Его Воскресении, плодами которого являются и в частности таинства Христовы. Что же происходит в Крещении, в отличие от всех этих мистерий языческих. Конечно же, начну с отрицания. Конечно же, не прощение так называемого первородного греха. Помните, мы говорили. Первородный грех – это не грех личный, это повреждение природы человеческой. Поэтому нельзя говорить о прощении. В лучшем случае можно говорить об исцелении человеческой природы в таинстве Крещения, о восстановлении ее. Однако и здесь мы это не можем говорить не просто, не прямо так. Ибо если бы здесь имело место действительно полное исцеление человеческой природы, то человек становился бы подобным по образу и подобию первому Адаму, т.е. бессмертным, в первую очередь, безболезненным, которого не могло бы коснуться ничто, никакая из стихий этого мира. Этого, конечно, не происходит. Что же происходит тогда в таинстве Крещения. Я попытаюсь сейчас процитировать вам мысли отцов. Но прежде еще раз хочу обратиться к этому утверждению, которое, увы, проникло в наши учебники и которое приводит нас к вещам затруднительным, из которых мы выйти не можем: отец и мать крещены. Если первородный грех у них все, отсутствует, откуда у ребенка тогда первородный грех? Неоткуда. И давным-давно не надо было бы крестить на Руси никого. Откуда у них может быть первородный грех? Для прощения личных грехов существует таинство покаяния. Для исцеления от первородного греха – таинство, кажется Крещения. Правда же? Правда. Так если первородный грех исчезает, откуда он берется у детей? Тем более надо учесть, что брак – таинство. Церковь венчает людей, благословляет на брак. Может ли Церковь благословлять на то, чтобы дети тех, у кого первородного греха нет, оказались зараженными этим грехом? Одним словом вот при таком, идущем с Запада, вы слышите? Эти идеи идут с Запада, католического Запада и мы никак этого не можем понять. И вот, в наши учебники это проникло, беда какая-то просто. Значит, в Крещении этого нет. Происходит что-то другое в Крещении. Не прощение первородного греха, не исцеление даже от него. Что-то другое происходит. В беседе с Никодимом говорит Господь: «Если кто не родится водою и Духом, не может войти в Царство Божие». Здесь впервые мы находим слова о таинстве Крещения и они сопряжены с чем? С Рождением! С каким-то особым рождением, которое не мог понять Никодим и которое, как видите, и дальше оказалось не всегда понятно всем. А после Иоанн Богослов пишет: «Всякий рожденный от Бога не делает греха, потому что семя его пребывает в нем. Я вам приведу сейчас целый ряд высказываний, которое нам поможет увидеть святоотеческое учение, не богослов, а святых отцов учение о таинстве крещения. Я сначала назову его, а потом вам зачитаю соответствующие мысли. В таинстве крещения происходит всевание, будем говорить или зарождение семени, того нового человека. Нового, т.е., исцеленного человека, святого, чистого и совершенного, которое человечество получило благодаря жертве Христовой. Новый человек – это Христос воскресший. И то духовное семя, которое получает человек в таинстве крещения – есть его духовное семя, семя нового человека. Но что это – семя? Куда всевается? В нашего ветхого человека всевается это благодатное семя. В ветхого человека всевается семя нового человека, рождается новый человек. Происходит ли прощение грехов при этом? Конечно! Как при любом таинстве, принимаемом с верой, покаянием и благоговением. И в крещении, конечно, происходит отпущение всех личных грехов. Но суть таинства не в этом. Это в любом таинстве происходит. Суть таинства крещения в рождении нового человека. Но какого человека рождение, вы слышите? В семечке еще только, в зерне. Это не яблоня, от которой можем уже вкушать плоды и быть живыми, а только семечко дается, из которого есть надежда, что будет древо жизни, дающее плоды жизни. При каких условиях? Вот мы, оказывается, о чем ставим вопрос. Оказывается, дается семя, которое нужно обработать, нужна соответствующая почва, нужно удобрение, поливание, уход, чтобы это семя нового человека стало древом жизни. Есть иная притча, иной образ, когда Господь говорит, что Царство Божие этот новый человек, подобный закваске, которая положена в три меры муки, вы слышите в три. Человек же образ Божий. Как Бог три ипостаси, так и человек представляет три меры муки, пока все не вскисло. Вы слышите? Какие прекрасные образы. Как там семя может быть посеяно, как? При дороге, на каменистой почве, в тернии, в добрую может почву и соответственно может быть и заглушено, и уничтожено, и принести плод, так и крещение, как семя нового человека засевается в душу крещаемого. Но это семя может попасть и в тернии и на камни, а может попасть и на добрую почву. И поэтому мы видим среди крещенных как людей святых и совершенных, так и отъявленных негодяев, которые превосходят язычников. Всех видим, ибо крещение не исцеляет человека само по себе от греха первородного, от этой порчи. Нет-нет! А только дает семя новой жизни. А от человека зависит, будет ли это семя прорастать и возрастет ли оно или нет? Вот это очень важный момент. Для того, чтобы вы увидели, что эта мысль, эта идея не есть какие-нибудь богословские догадки, а это есть учение святых отцов, я вам зачитаю несколько таких, как мне кажется, прекрасных высказываний, подтверждающих данную мысль. Преподобный Ефрем Сирин пишет: «Крещение есть только предначатие Воскресения из ада». Обращаю ваше внимание на «предначатие». Не исцеление уже, а только предначатие Воскресения из ада. Святой Иоанн Златоуст пишет: «Будем в таинствах обращать внимание не на внешность только, когда Христос говорит: Сие есть Тело Мое (это нам пригодится еще для Евхаристии), то убедимся, будем верить и смотреть на это духовными очами. Христос не передал нам ничего чувственного, но и все духовное только в чувственных вещах. Так и в Крещении через чувственную вещь – воду, сообщается дар, а духовное действие состоит в рождении и обновлении». Особенно прямо говорят слова Симеона Нового Богослова по данному вопросу: «Уверовавший в Сына Божия кается в прежних своих грехах и очищается от них в таинстве крещения. Тогда Бог Слово входит в крещенного, как в утробу Приснодевы и пребывает в нем как семя». Как точно. Тихон Задонский Святитель пишет: «Вера живая есть Дар Божий и есть аки семя (язык 18 столетия) некое божественное, которое на крещении всякому крещаемому всевается». Опять говорит о крещении как о семени. Крещение это есть только семя нового человека, это Дар Божий, который автоматически не исцеляет человека от первородной порчи, не превращает его в Адама первозданного. Епископ Игнатий (Брянчанинов) пишет: «В падшем естестве нашем не уничтожено святым Крещением свойство рождать из себя смешанное зло с добром». Он кое-что знал, наверное, все-таки. В другом месте он пишет: «Святой Исаак Сирин согласно с прочими отцами научает, что Христос насаждается в сердца наши таинством святого крещения как семя в землю». Опять у отцов это семя проходит красной чертой. «Дар этот сам собою совершенен, но мы его или развиваем, или заглушаем, судя по тому, какое проводим жительство». Вот оказывается как. Дар дан, а развивается он или заглушается, зависит от нашей жизни. «По этой причине дар сияет во всем изяществе своем только в тех, которые возделали себя евангельскими заповедями и по мере этого возделания». И указывает – смотри преподобного Марка Подвижника «Слово о Крещении». Ксанф Апулов «Добролюбие» гл. 4, 5, 6. Это из его «Слово о человеке». Замечательную мысль приводит Святитель Феофан (Говоров), я цитирую: «Но надо при этом иметь в мысли, что всем умертвий грехов через крещение ничего не бывает механически, а все совершается с участием нравственно свободной решимости самого человека». Видите как. У нас все время мысль какая? Крестить бы и все. И забываем о важнейшей стороне, которую подчеркивает святитель Феофан: «Ничего не бывает механически». А все совершается с нравственно свободной решимостью, участием самого человека. И объявляет Св. Феофан дальше: «Господь приступающего к нему с покаянием и верою приемлет, прощает ему все прежние грехи и, освящая таинствами, снабжает силою препобеждать живущий в нем грех, самого же греха не изгоняем, возлагая на самого человека изгнать его с помощью даруемой ему для того благодати». Вы слышите, какие сильные мысли. Автоматически Бог не изгоняет. Совершили действие и все в порядке, и греха нет. Нет-нет! Без нравственно свободной решимости, т.е. без воли самого человека, его напряжения духовного ничего не произойдет. Даже греха Бог сам не изгоняет, а предоставляет человеку изгонять его. Чем? Как? Праведной жизнью и дарованием той благодати, которая подается в Крещении. В каком качестве? В качестве помощи человеку. Ведь нам что хочется? Хочется что-нибудь такое сделать. Чтобы без меня я оказался спасенным. «Господи спаси меня, а я буду сидеть сложив ручки». Вот что нам хочется. Крестить человека и все в порядке, больше ничего не надо. Я освобожден от всего. Все время мы стремимся к магизму, а Святые отцы настаивают на необходимости сознательного, волевого, добровольного участия человека, настаивают на необходимости подвига для очищения человека. Ничего без человека не происходит. Афанасий Великий произнес великую истину: «Бог спасает нас не без нас и ни одно таинство не может иметь в нас действие без нас». Если, т.е. с нашей стороны не будет соответствующего духовного устроения, которое называется: Вера, Благоговение и Покаяние. Нет этого – ничего не будет. Бог спасает нас не без нас. И это прямо относится ко всем таинствам Церкви, нет магии в христианстве. Христианские таинства не магические действия. Это помощь Божия человеку. Помощь, Великий Дар Божий, который дается только тому, кто способен принять этот дар. Кто способен принять этот дар? Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Поэтому задача не в том: крестить бы, а уже стол накрыт, готов. «А верите во Христа-то? – Угу. – А креститься-то умеете? – Угу. – А «отче наш» знаете? – Угу». Это называется, принесли крестить младенца, у которого ничего еще нет, ни сознания, ничего, т.е. расчет на что? На какую-то магию. Разве вы не понимаете, что разум младенца еще ваш разум и вера младенца это ваша вера. Вы за него свой разум, свою веру и свою волю даете. Вот вы. Если у вас ничего нет, значит, у младенца ничего нет. Вы опошляете таинство, профанируете его. Ибо взрослые берут на себя миссию разума, воли и свободы того младенца, который еще ничего этого не имеет. Ибо славы Христовы неприкасаемые: «Кто веру имеет и крестится». У ребенка этого нет. Так, что тогда делать? Понимаете откуда институт воспреемников? Крестных. Они говорят: «Мы выступаем за него». Вот в той степени, в которой вы за него выступаете, в той степени она и действует. И если вы ни в какого Бога не верите, соответственно ребенок и приобщается. Почему мы и знаем в истории сколько случаев, когда Иоанн Кронштадтский говорил: «Уберите этих змеенышей». И не причащал. Кого? Детей. А ведь эта беда страшная, когда превратили Крещение в какое-то магическое действо. Лишь бы окрестить. Как будто это без веры имеет какое-то значение. Мы не может забывать этих великих слов Святителя Иерусалимского, который сам совершал эти Крещения, который оставил нам больше, чем какой-либо святой отец, нам слов о Крещении, и который пишет, еще раз повторяю вам: «Если лицемеришь, то люди крестят тебя теперь, (люди – это он сам, сам крестит). Люди крестят, а Дух не будет тебя крестить». Это нужно нам знать, это нужно людям говорить, чтобы не превращали святые таинства в языческие, магические действия. Был такой автор Кремлевский, который написал работу: «Первородный грех по учению блаженного Августина». Он делает такой вывод: «Вообще у отцов и учителей Церкви первых веков христианства мы не найдем мысли, что детям при крещении прощается грех Адамов. Нет такой мысли». Наверное, стоило бы задуматься. Кстати, о том, что Крещение это действительно есть семя, всеваемое в человека, и зависит от человека, очень хорошо пишет и Патриарх Сергий в своей работе: «Православное учение о спасении». Я вам прочту эти слова: «Дальнейшая жизнь человека состоит в развитии того семени вечной жизни, которое положено в Крещении. Человек постепенно совершенствуется и укрепляется в добре и восходит до возраста мужа совершенна». Видите, как христианство смотрит на таинства? Без человека ничего не может быть. Действительно, не спасает Бог человека без человека. Поэтому, если хотите, самые принципиальные отличия христианского учения о таинствах от языческого: «Человек, дай мне сердце твое, Сыне». Где нет сердца, души и ничего не может быть и никакие таинства не спасут, по толкованию отдельных отцов. Толкования в данном случае разные бывают, но по толкованию некоторых отцов в Иуду вселился сатана, вы помните когда? Некоторые утверждают, что после того, как он причастился. С этим куском вошел в него сатана. Вот оказывается, таинство какое имеет действие. Это сильное лекарство, сильное. Оно требует соответствующих условий в человеке. Врачи знают, что некоторые лекарства можно применять только при соблюдении очень строгих условий. И оно может быть очень полезным, нарушаете эти условия – виновны сами, жестоко пострадаете. Это относится к любому таинству. Учтите, таинство действует соответственно мере нашего духовного устроения. Это от нас зависит, в какой мере мы подготовимся. Я под подготовкой разумею не вычитывание. Например, стоит в Церкви бубнит: «Я еще не вычитал все правило». Идет литургия, а тут бубнит, потому что задача вычитать же, вот беда-то. Подготовка наша состоит в том, чтобы хоть немножко осознать себя, кто я есть, вспомнить о своих грехах, раскаяться в них, еще и еще раз пред Богом и с великим благоговением приступить. Тогда это таинство будет действовать. Слышите, как действует. В зависимости от нашего духовного устроения. Причем прямая зависимость, полная. Ибо Бог не может насильно войти в душу человека. Бог только говорит одно, помните Апокалипсис: «Се стою при дверях сердца и стучу. Кто откроет мне, к тому я войду и буду вечерять». Т.е. торжествовать, пировать с ним. Стучит только Бог, насильно не входит. И никаким священнодействием вы не заставите Бога войти в ту душу, которая не способна принять Бога. Нет такого священнодействия, которое может заставить Бога войти в душу неподготовленную. В этом глубочайший порок языческого воззрения на отношения человека с Богом. Там только понимается: «Главное правильно сделать все и тогда мы все получим. И сам Бог подчинится нам. Заставим Бога средствами священнодействия войти в человека». Нет, этого быть не может. В связи с этим хочу сказать вам по теме, которая сейчас приобретает все большую значимость, к великому сожалению: об экзорцизме, т.е. об изгнании духов, отчитываниях. Эта беда сейчас распространяется у нас все шире и шире. Тысячу лет не знала наша Русская Церковь этого. Ни один священник никогда этим не занимался. Все знали, что только святой человек может повелеть бесу выйти из человека. И силою Божией, а не ритуалом, не священнодействием. Сей род изгоняется только молитвою и постом, т.е. правильной духовной жизнью, которая приводит к искоренению страстей в самом человеке, к победе над духами зла в себе самом. Только тот, кто в себе победил, может изгнать его из другого человека. Если же этого нет, то происходит та беда, что произошла с семью сыновьями Первосвященника, которые изгоняли помните, духов и которым бесноватый ответил: «Знаю Павла и Христа знаю, а вы кто такие? Избил их, разорвал на них одежды и они голяком дули по улице от него. Правильно, опыт исторический свидетельствует, что те, кто занимается эксорцизмом, как правило, приходят в очень печальное духовное устроение. Не может бес подчиниться человеку, который не победил его в себе. В результате начинается обратное действие, и эти люди могут повреждаться умом, могут повреждаться душой. Но, по крайней мере, все это сопряжено с негативными и печальными последствиями для данного человека. Если человек свят и достиг он этого, то ему не надо никаких чинов. Чин отмывания. Ему не надо отчитывания. Он совершает это силою Божию. Если не свят, неужели ты думаешь заменить святость вычитыванием каких-то там молитв и определенными действиями это невозможно. Святые отцы по этому поводу говорят очень решительно: именно отцы, а не богословы. Из Лавсаика зачитываю вам: «об Авве Петерионе говорили: он много беседовал с нами и с особенной силою рассуждал о различении духов говоря, что некоторые бесы, наблюдают за нашими страстями и часто обращают их ко злу. – Итак чада, - говорит он нам. – Кто хочет изгонять бесов, тот должен сперва поработить страсти. Мало-помалу должно вам поработить страсти, чтобы изгнать демонов этих страстей». Варсонофий Великий, например, утверждает даже такое: «Нехорошо с усилием молиться о том, чтобы получить исцеление, не зная, что тебе полезно. «Противоречить дьяволу прилично не всем, но только сильным о Боге (т.е. Святым), которым повинуются бесы. Если же кто из несильных будет противоречить, бесы ругаются над ними, что, находясь в их власти, он им же противоречит». Ой, какие страшные слова: «также и запрещать им, бесам, дело мужей великих, имеющих над ними власть». Многие ли из святых запрещали бесу подобно Михаилу Архангелу, который сделал это, потому что имел власть. Нам же немощным остается только прибегать к имени Иисусову». Ох, какие слова. Как бы надо их знать всем и помнить. Это говорит ни кто-нибудь, ни какой-нибудь новоиспеченный младостарец. Варсонофий Великий говорит это. Иоанн Пророк на просьбу помолиться о бесноватом говорил: «Пусть он и сам постится и молится, сколько может. Тогда и молящиеся за него будут услышаны, ибо много может молитва праведного споспешествуема. И Господь сказал: род сей не исходит, только молитвою и постом». Преподобный Исаак Сирин о прекословии дьяволу прямо пишет: «Ибо ты выходишь учить тех, кому уже 6000 лет. А это твое дерзкое прекословие (представляете, он эти молитвы заклинательные называет дерзким прекословием) служит для них оружием, которым возмогут они поразить «тебя, не смотря на всю твою мудрость и на все твое благоразумие». Какие страшные угрозы. (Слово тридцатое, слово о подвижничестве, а Варсонофия Великого это вопрос 301). Иоанн Дамаскин пишет: «Подчас бесы творят чудеса, чтобы возвести в надменность человека, который верит, что обладает чудесным даром. Чтобы подготовить его к еще более чудесному падению. Они делают вид, что горят и бегут из тел тех, где они пребывали благодаря якобы святости людей, про нечистоту которых они знают». Феофилакт Болгарский говорит: «Освободившись от бесов, еще хуже становится впоследствии, если не исправится». Игнатий (Брянчанинов): «Никаких заклинательных молитв не нужно. Они прочитаны над каждым из вас при святом крещении. Нужно предаться воле Божьей и признать себя достойным всякого человеческого и бесовского наведения». Слышите, что говорят вопреки тем, которым во что бы то ни стало надо изгнать беса, любыми заклинательными молитвами: «Поминайте в молитвах ваших болящую такую-то, которая предана судьбами Божьими сатане, да Дух ее спасется. В духовном отношении такое наказание Божье отнюдь не служит худым свидетельством о человеке. Такому преданию сатане подвергались многие угодники Божьи Великие. Гораздо маловажнее беснование, нежели приятие какого-либо вражеского помысла, могущего на веки погубить душу. Климент Римский в послании о девстве указывает на одно из служений подвижников: «Посещать одержимых злыми духами, творить над ними молитвы. Постом и молитвою пусть заклинают. Не словами красными, отборными и изысканными». Правда, как здорово, интересно. Ну и историческую справочку кратко: Лаодикийский собор ограничил деятельность экзорцистов: «непроизведенным от епископов не должно заклинать ни в Церквях, ни в домах». А постановления апостольские вообще запрещают поставлять экзорцистов, мотивирую это тем, что «славный подвиг заклинания есть дело добровольного благорасположения и благодати Божией через Христа наитием Святого Духа, потому что получивший дарование исцелений помазуется через откровение от Бога и благодать, которая в нем, явна бывает всем». В V веке, кстати, экзорцисты уже не упоминаются вообще. Так пишет профессор Успенский в своем труде: «Византийская Литургия в богословских трудах» сборник 21. Лекция № 17 В прошлый раз мы занимались рассмотрением христианского понимания таинств и отличие его от языческого, и коснулись вопроса, связанного с таинством крещения. И обратили внимание, что таинство крещения по своей внешней стороне и по существу внешней стороны не очень отличается от омовений или «баптизо», которых мы находим в других религиях, в частности у кумранитов, где обряд омовения, с которым была связана мысль об очищении человека душевно-телесного, прослеживается достаточно очевидно и высказывается в их вероучительных документах, текстах. Тем не менее, существенная разница между нашими таинствами и языческими очевидна. Главное заключается в том, что в языческих мистериях и различных таинственных сакраментальных церемониях сам этот акт, само это действие носило магический характер, т.е. оно действовало независимо от того, в каком состоянии, нравственном, духовном находится данный человек. Именно магическое понимание всех этих сакральных таинств окрашивает всю религиозную тематику, связанную с этим моментом в различных религиозных системах. В частности, касаясь таинства крещения, мы обратим внимание на то, что в христианстве первичным смыслом таинства крещения является именно идея рождения, нового рождения человека, может быть даже более важного, чем само рождение, телесное рождение человека. Это рождение заключается в том, что таинственно человеку, принимающего это таинство с верой и благоговением, всевается некое новое семя Христова, духовное семя нового человека. Я вам приводил целый ряд святоотеческих высказываний, которые красноречиво говорят об этом, т.е. происходит рождение нового человека. Чем оно обусловлено? Обусловлено не просто совершением, внешним совершением священнодействия, нет-нет, помните, что говорил святой Великий патриарх Иерусалимский Кирилл: «Если ты лицемеришь, то люди тебя крестят, а Дух Святой крестить не будет». Т.е. само священнодействие обессмысливается для человека. Если мы коснемся других таинств, то еще более сильным оказывается утверждение откровений. Апостол Павел пишет о том, что таинство даже можно принять во вред себе, кто ест или пьет не достойно, не просто суть – едят и пьют, а многие потому и болеют и даже умирают. В таинстве человек соприкасается с самим Богом. С каким же чувством, с каким душевным настроением должен приступать человек к каждому таинству, не к священнодействию просто мы приступаем, а к Самому Богу, присутствующему здесь и действующему в нас через это священнодействие, т.е. никакие священнодействия, которые мы называем таинствами, не совершаются сами собой, что католическое учение «операто» – это неверное учение, не в силу совершенного действия Господь посылает определенный дар Святого Духа, а лишь тогда, когда есть соответствующий духовный отклик человека. Епископ Феофан затворник писал: «Надо при этом иметь мысли, что в сем умертии греху через крещение, ничего не бывает механическим, а все совершается с участием нравственно-свободных решимостей самого человека. Господь приступающего к Нему с покаянием и верою приемлет, прощает ему все прежние грехи, и, освящая таинствами, снабжает силою препобеждать живущий в нем грех, самого же греха не изгоняет, возлагая на самого человека изгнать его с помощью даруемой ему для того благодати». Вот оказывается, что происходит в таинствах. Нет никакого автоматизма, никакого магизма, здесь человек становится другой стороной. Это таинство Богочеловечно, двустороннее это таинство и не может быть совершенно без человека. А вы знаете, как глубоко вкоренился этот взгляд на то, что можно совершить таинство не зависимо от человека. Вспомните нашу историю России. Как часто мы видим случаи, возьмите того же Ивана Грозного, когда жена не угодна, куда ее? В монастырь. Не важно, хочет или не хочет. Постригли ее, всё, никуда не денешься. Неужели вот так и в Царствие Божье можно завести, раз – и захлопнуть двери, не выскочишь оттуда, прям красота… Ну хорошо, теперь, я думаю, нам стоит немножко поговорить и о другом таинстве, аналогии которого, внешне естественно, мы находим у язычников, речь идет ни каком-нибудь величайшем таинстве, а о таинстве евхаристии. Оказывается, вкушение хлеба, употребление вина, в сакральном именно смысле имело место в древних языческих религиях, в частности на ближнем востоке, и у американских различных индейских племен (этот хлеб назывался санку), неудивительно, что это всегда имело место. Хлеб и вино всегда были символами жизни и радости. Эти символы Христос не отрицает, Он берет именно тот же хлеб и вино, но, посмотрите, какая разница между таинствами евхаристии, и тем, что мы находим в тех же языческих церемониях. Там это было знаком приобщения к жизни, знаком приобщения к радости, знаком, если хотите, единства человеческого общения людей между собой. В христианстве мы находим совершенно другое. Но прежде, чем сказать, как христианство понимает это таинство, необходимо напомнить, как смотрит на это таинство традиция католическая и традиция протестантская. Начиная с XIII века католичество уже сформировало ту концепцию понимания этого таинства, которой в Церкви не было. Я дерзаю это утверждать, а потом попытаюсь это утвердить. В XVI веке уже эта традиция находит не только подтверждение, а утверждение на соборе, причем такого высокого ранга как Тридентский собор, это собор антиреформийский. В это время проходила эта Реформация, и собор этот был призван поставить заслон Реформации и еще раз напомнить христианам об истинах веры, как она понимается в католической церкви. В частности, Тридентский собор определял, что через благосло-вение хлеба и вина сущность хлеба целиком изменяется в сущность плоти Христовой, а сущность вина – в сущность Его Крови. Эта идея в XVI веке, как я сказал, уже не было новой, например, по Фоме Аквинскому, в католической церкви великому святому, евхаристия есть «убиение, заклание Христа, имолацио кристи». Католичество все свое внимание обратило на ту сторону, что же там происходит со святыми дарами, и пришло к выводам, которые действительно заставляют задуматься. Вы знаете термин «пресуществление». Что подразумевается под этим термином, какой смысл вкладывается? Оказывается, простой. В соответствии с теми философскими взглядами, которые были присущи данному периоду жизни католической церкви, происходящее в таинстве евхаристии было интерпретировано следующим образом. Акциденция (внешние, видимые свойства, которые доступны для наших чувств) хлеба и вина, т.е. евхаристических даров – остаются неизменными, сущность же хлеба и вина, т.е. материальная сущность хлеба и вина изменяется, превращаясь в сущность Тела и Крови Христовой. Таким образом было объяснено, как это понимать, что мы причащаемся Тело и Кровью Христовой. Оказалось так, что когда мы говорили: акциденция не меняется, а меняется существо, то это равносильно тому, что наши чувства не воспринимают того, что происходит в действительности с дарами, т.е. еще сказать точнее, у нас происходит обман чувств, вот что стоит за этим пониманием. Почему можно усомниться в этом католическом понимании? По целому ряду присутствующих здесь моментов. Первый момент, может быть, главное, заключается в том, что по своей материальной сущности хлеб и вино ничем не отличается от сущности нашего тела, как и наши тела ничем не отличаются по свой сущности от Тела Христова, лучше сказать, само Тело Христово ничем не отличается от сущности всех наших тел. Афанасий Великий по этому поводу совершенно определенно пишет: «Дух Святой отличен от единства тварного бытия», т.е. он утверждает ничто иное, как удивительную вещь, что оказывается тварное бытие, все тварное, по своему существу едино, Дух Святой отличен от единства тварного бытия, тварное бытие в своем существе едино». Но он пишет и другие вещи, гораздо более сильные, о которых сейчас я вам сообщу. Я зачитываю: «Тело, поскольку имело Оно (тело Христово) общую со всеми телами сущность и было Телом человеческим, хотя по необычайному чуду образовалось из Единой Девы, однако же, будучи смертным по закону подобных тел, подверглось смерти». Оказывается, с чем мы имеем дело, с очень интересным вопросом, о том, какой же смысл, если бы так было, чтоб хлеб и вино в своей сущности превращалось в Тело Христово, чтобы это дало? Если Оно ничем не отличалось от наших тел и ничем ни отличается от сущности всего созданного тварного мира. Это первое. Второе. Чем Тело Христово отличалось от наших тел? Своею сущностью? Нет. Чем же? Только одним, тем, что Оно было не слитно, неизменно, нераздельно, неразлучно, соединено с Божеством, Богом Слово. Вот чем Оно отличалось – единением с Богом Слово, а не какой-то отличной материальностью, какими-то другими химическими и физическими элементами, которые присущи в Нем, ничего этого не было, причастностью к Божеству, тою причастностью, которой не обладаем мы, которой мы не имеем, вот оказывается, чем отличалось тело Христово от наших, т.е. Оно не само по себе, а отличалось характером Своего единства с Божеством. Если попытаться определить католическую точку зрения, то ее можно было назвать монофизитско-докетической, поскольку она, эта точка зрения, утверждает такое превращение хлеба и вина в тело и кровь, при котором мы, люди не способны видеть, т.е. нам кажется (докео), что это остается хлеб и вино, на самом же деле нет, это не хлеб и вино, т.е. мы становимся перед той докетической точкой зрения, которая была осуждена в свое время в церкви, когда речь шла о человечестве Иисуса Христа, т.е. речь идет о чем, о каком-то не просто пресуществлении, а если хотите превеществлении, почему Хомяков Алексей Степанович и назвал евхаристию у католиков какое-то атомистическое чудо, от слова «атом». Есть и другая точка зрения, не менее крайняя, протестантская, которая считает, что Христос лишь присутствует в святых дарах, пока верующий причащается их. Как только закончил причастие, и, если там что-то осталось в чаше, всё, Христос покидает эти дары, ибо дары для причащающихся. Христос только для тех, кто причащается, не будет же Он присутствовать там, где уже эти дары никому не нужны. Поэтому они совершенно спокойно, без всякого зазрения совести, могут все это вылить в помойное ведро или выбросить. Помните несторианскую ересь, когда Бог Слово присутствует в человеке–Иисусе, но не всегда присутствует, на кресте взял и оставил Бог-Слово человека–Иисуса, может соединяться, может оставлять. Эта ересь была осуждена Церковью, именно ересь, мы говорим именно о не слитном, повторяю, неизменном, нераздельном, неразлучном единении Божества с человечеством во Христе. Как же понимать, что же происходит, почему же все святые отцы единогласно говорят, что мы причащаемся Тело и Крови Христовой, что это значит тогда? У меня были многократные случаи, когда обращались люди светские, под час с некоторым, знаете ли, стеснением, и в то же время недоумением говорили: «Что, христианство утверждает, что будто бы вы едите плоть человеческую, вы что, утверждаете антропофагию, да?» Вот такие вопросы задавали корреспонденты. Эти вопросы, которые волнуют очень многих. Уже было много случаев, когда подходят и говорят, не могу причащаться (это было с женщинами). Почему? Я же не могу кровь пить (в ужасе). Это обусловлено чем? Вот этим грубым, католическим пониманием. Это грубятина, просто невероятнейшая, которой приходиться только удивляться. Святые отцы нас учат, и что они говорят об этом. В таинстве евхаристии происходит тот же процесс, который имел место в Боговоплощении. Не случайно за литургией символически проходит вся жизнь Иисуса Христа, от воплощения до воскресения. В Боговоплощении имело место то, что наитием Святого Духа произошло халкидонское единение Бога с человеческим естеством, при этом человеческое естество было именно человеческим, в полном и окончательном смысле этого слова, во всем по своему естеству подобное нам, никаких изменений, никаких различий, подобное всем телам человеческим. Как пишет Афанасий Великий, это является одним из кардинальных догматических положений христианской веры. Отсюда вывод, что в евхаристии, как и в Боговоплощении, наитием тоже Святого Духа не слитно, неизменно, нераздельно, неразлучно воспринимаются Богом-Словом в Свою ипостась эти евхаристические дары, именно потому, а не по причине превращения этих даров в Тело и Кровь Христову, не превращение в сущность Тела Христова, трансубстанцию, вот это пресуществление, как у католиков, эти святые дары являются Его плотью, не по причине изменения, а по причине соединения. Мы называем плоть Христову Божественной, хотя это плоть и человеческая. Почему плоть человеческая Его стала спасительной? Потому что была соединена с Божеством, поэтому, когда к Нему прикасались люди или Он прикасался, то исцелял. И эти святые дары таким наитием Святого Духа, как и во время Боговоплощения, становились причастными, т.е. едиными, халкидонски едиными, с Его человеческой плотью. Как это может быть? Таким же действием Святого Духа. Не случайно ведь, когда Он жил, Он тоже ел хлеб, пил вино, и они становились Его Телом и Кровью, т.е. становились причастными к Божеству-Слову таким же халкидонским образом. Это происходит и в евхаристии, т.е. во время литургии, поэтому святые дары халкидонские, воспринимаемые Богом-Словом, в то же самое единство с Собой, как и плоть от Девы Марии изменяют не свою материальную сущность, а характер своего существования в этом мире. Хлеб не превращается невидимо, обманчиво для чувств в Тело Христово, а халкидонски соединяется с Ним, с Богом-Словом воплощенным, причащается Ему, как и при восприятии Им человеческой природы воплощения. Потому, а не в силу какого-то таинственного, магического превращения, евхаристический хлеб и является истинным телом Христовым. Потому и освященные дары во время литургии, даже после освящения называют хлебом («раздробил владыка святый хлеб»), потому священник не является истязателем, когда раздробил агнец, он не Тело Христа режет, он хлеб режет, но какой!.. физически он остался хлебом, но отныне он соединен действием Святого Духа, с Богом Слово воплощенным. Поэтому после преложения этот хлеб сохраняет все свои естественные свойства, это знает каждый причащающийся, каждый священник, особенно хорошо это знает каждый дьякон, когда ему приходится употреблять святые дары после, и особенно если это много остается, все это прекрасно знают. Поэтому православие с древнейших времен употребляет другие по сравнению с Западом термины в отношении происходящей литургии. Какие? У нас нет слова «пресуществление», а есть преложение, претворение святых даров, это некие таинственные слова, с помощью которых выражается вот то изменение, которое произошло с этим хлебом и вином, в этом заключается основная идея, изменения происходят не вещественного характера, не материального, а характера существования бытия в этом мире. Поэтому и причащающиеся, по словам отцов, мы становимся едины тела, становимся Христовыми, становимся Телом Христовым. Так что у нас тело Христово? В каком смысле Тело Христово? Что у нас изменился наш состав, и мы изменились телесно, вещественно? Нет, речь идет не о вещественном изменении, а о той причастности Духу Святому, который происходит и в причащающемся, через принятие святых даров, через их вкушение. Поэтому причащающийся не превращается невидимо в Тело Христово, а в меру своего духовного состояния вступает в непосредственное духовное, душевное, телесное единение со Христом, именно причащается Ему, т.е. соединяется с Ним, и в силу этого становится, как говорят святые отцы, единотелесным, единокровным Христу, так что вот оказывается в каком смысле. В причащении происходит со Христом, с Богом-Словом воплощенным, а не превращение во Христа. Никто из причащающихся не превращается во Христа и, по-моему, такой идеи никто никогда не высказывал. Еще раз повторяю, что в евхаристии нет никакого магизма, нет никакой мистической алхимии, нет никакой механичности, о которой так хорошо сказал Феофан Затворник, и потому христиане вовсе не являются какими-то антропофагами, теми язычниками, которые приносили человеческие жертвы и потом их поедали, ничего подобного этого у нас нет. Стоит привести несколько высказываний отцов, которые подтверждают эти мысли. Ириней Лионский пишет: «Как хлеб, взятый от земли, после призывания над ним Бога, уже не есть обыкновенный хлеб, но евхаристия, состоящая из двух вещей, из земного и небесного, так и тела наши, принимая евхаристию». Святой Иоанн Дамаскин: «…так и хлеб общения не простой хлеб, но соединенный с Божеством, очищаясь, мы соединяемся с Телом Господа и Духом Его и делаемся Телом Христовым, причащением же называется таинство потому, что через него мы причащаемся Божества Иисуса Христа, а общением и называется, и по истине есть следствие того, что через Него мы вступаем в общение со Христом и принимаем участие в Его как плоти так и Божестве, ибо так, как мы причащаемся от единого хлеба, то все делаемся единым Телом Христовым, и единою кровью и членами друг друга, будучи составляющими одно тело со Христом, поэтому достанем все из сил остерегаться, чтобы не принимать причащение от еретиков, не давать им, чтобы нам не сделаться участниками превратного учения и осуждения их». Григорий Нисский прямо пишет: «Хлеб освящен вселением слова». Иоанн Златоуст говорит: «Будем в таинствах обращать внимание не на внешность только, когда Христос говорит «сие есть Тело Мое», то убедимся, будем верить и смотреть на это духовными очами, Христос не предал нам ничего чувственного, но все духовное, только в чувственных вещах, так и в крещении через чувственную вещь, воду сообщает дар, а духовное действие состоит в рождении и обновлении». Филарет Киевский: «Назвав телом хлеб, и снова Самим Собой назвав вино, Он удостоил видимые символы наименования Тело и Крови», не прелагая (значит – не изменяя, не превращая) природу, но приложил к природе благодать. Интересный случай приводит Ириней Лионский, о многом говорящий: «Поскольку эллины, схватив рабов христиан оглашенных, употребляли потом насилие, чтобы выведать от них что-либо тайное о христианах, то эти рабы, не зная, что сказать в угоду насильствующим, кроме того, что слышали от своих господ именно, что Божественное причастие есть Тело и Кровь Христа и сами воображая, что это на самом деле есть кровь и плоть, такой ответ давали истязателям. Эллины, принимая, что это действительно совершается христианами, внушили и другим эллинам, и мучениями заставляли мучеников санкта и бландино признаться в этом». Бландино смело отвечали: «Как могут допустить это люди, которые ради благочестивого подвига не вкушают даже дозволенного мяса», т.е. они как могут они допустить вкушение крови и плоти, когда даже дозволенного мяса не вкушают. У Макария Египетского есть такое выражение: «Причащающийся видимого хлеба духовного будут вкушать плоть Господню». А св. Евсевий Кесарийский говорит так, что: «В евхаристии речь идет не о той плоти, которую Он воспринял, но о таинственном Теле и Крови». Митрополит Вениамин (Федченков) в своей работе о литургии писал: «…но Боже сохрани предаваться здесь мечтательному воображению физического воззрения на святые тайны. Здесь все духовно, все сверхъестественно, все Божественно». Суть евхаристии состоит в том, что это таинство даруется для того, чтобы мы могли действительно самым ближайшим, тесным образом придти в единство со Христом и как во Христе это ближайшее единение мы называем халкидонским единением, осуществилось наитием Святого Духа через приобщение Божества человечеству, так и здесь, через вкушение святых даров мы приобщаемся Тому же Богу Слово, вкушая хлеб соединенный с Божеством, тем же халкидонским образом. Так мы становимся причастниками Христовыми, становимся единотелесными, единодуховными Ему. Но это, повторяю, происходит не механически, не магически, а происходит лишь в той мере (наше причащение Богу Слово), в какой мы способны к восприятию Его, т.е. это зависит от нашего духовного состояния. В данном случае мы видим, что ничего общего с тем, что имело место в различных языческих религиях, мы не утверждаем, нет магизма в таинстве евхаристии, как и во всех других таинствах. Никакой не происходит алхимической реакции, кстати, видимо есть подозрение большое, что само учение о трансубстанциацио, т.е. пресуществлении, сама эта идея возникла в силу двух факторов: философии Аристотеля, которая была очень развита, которой увлекались в то время; алхимии, когда была очень популярна идея, возможного превращения одних элементов в другие. И вот здесь только алхимические процессы заменили словами писания и решили, что в мессе, во время мессы совершается тот же процесс, который совершается у алхимиков другими путями. Что касается вопроса о евхаристии, то его бы вообще не надо трогать, поскольку действительно тайна и лучше, удобней было бы молчание, но как справедливо бы сказал один отец, что мы вынуждены говорить о тех вещах, о которых бы надо бы молчать, поскольку злоба еретиков вынуждает нас делать это. Теперь поговорим о священстве. Во всех религиях всегда существовало жречество. Иногда как выделенный институт, иногда жреческие функции исполняли старшие. Но всегда этот институт, связанный с жертвоприношением и совершением определенных священнодействий, до сих пор имеет место во всех религиях. Чем же отличается христианское понимание священства от того, которое мы имеем в языческом. Оно, во-первых, связано с пониманием того, что мы называем жертвой. В язычестве все просто. Там что-то приносится Божеству в прямом смысле слова, взгляд на существо (не знаю, есть ли исключения) этого жертвоприношения – юридический. Жертва все равно будет иметь искупительный, выкупной характер, за грехи надо платить. Этими жертвами искупаются грехи и умилостивляется Божество. Вот эту функцию, принесение жертв и исполняют жрецы. Священство в христианстве отличается от жреческих функций тем, что священство связано с идеей освящения самого человека, вся история христианской церкви подтверждает, что изначально и до настоящего времени поставление во священника связано с особым молитвословием, особым богослужением, более того, утверждается что в священстве тот дар, который получает человек, он сопряжен и является единым с тем даром Духа Святого, которым уже обладали апостолы. Но здесь мы сталкиваемся, как и в других таинствах, с очень важным явлением. Что же делает священника священником? Само это совершение священнодействия, или тут присутствует что-то другое, и что происходит здесь? Какой дается дар, с какой целью дается этот дар человеку? Что за дар? Это очень важные вещи. Первое, о чем мы должны сказать, что само рукоположение священника, которое совершается во время евхаристического богослужения, является ни чем иным, как ярким свидетельством того, на что ставится человек. Характер священнодействия сопряжен не просто молитвою, а с очень важным действием, не в смысле сакральном, а важном в отношении смысла совершающегося, его обводят вокруг престола трижды, для подтверждения всей силы и значимости того, что совершается. Это ни что иное, как обручение, венчание, таинственный брак духовный священнослужителя с той общиной, которой отныне он должен быть главой и служителем, он вступает в единство с этой общиной, по образу бракосочетания. Отсюда выявляется и главнейшее назначение священника и тот дар Святого Духа, который ему дается. Это назначение заключается в пастырстве, т.е. главная функция священника – ниспосылаемый ему дар указывать, быть пастырем в этой общине. Задача пастыря известно какая, вести на пажите, т.е. там, где польза и благоденствие, т.е. указывать путь спасения и охранять от диких зверей и от воров. Вот пастырская функция, функция – пасти, учить, направлять, созидать и охранять, вот главное, вот на что дается дар Святого Духа. Дается ему в меру его веры, в меру его духовного состояния, ибо никакого автоматического дара и в любом другом таинстве, здесь быть не может. Бог не может насильно войти в душу, которая не принимает Бога и не хочет Бога, нет в ней веры, не может быть и этого дара. И степень этого дара, сила этого дара дается по мере духовного состояния человека. Какой дар? Дар пасти, спасать, т.е. помогать людям в деле спасения, вот какой дар. Почему я так подчеркиваю, потому что, увы, произошел какой-то сдвиг в понимании священства, всю функцию свели к совершению священнослужения, да это, так сказать, естественно сопряжено с этим, но главное-то, это его пастырство, он должен быть отцом, должен быть наставником, должен быть руководителем, пастырем. Священнослужение, в том числе и совершение таинств, это есть то право, которое получает священник, более того, когда уже видно очевидно, что священник лишен дара Духа Святого, когда не известно кто, еретик или распутник, завтра запретят, снимут сан, сегодня он служит… Таинства совершаются почему, потому что таинства совершает Господь, а не священник, «Ты еси принося и приносимый», а священник же только священнодействует. Это право у него отнимается, когда снимается с него сан. Дар же пастырский, который ниспосылается ему в таинстве священничества, он может и возгреваться, т.е. развиваться, (как пишет апостол Павел в послании к Тимофею), при условии чистой жизни, святой жизни, освященной, священной жизни (почему и называется священником), может гаснуть и вообще прекратиться в человеке, он будет только священнодействовать, тогда он остается одним жрецом. Святой Иоанн Златоуст потому и говорил: «Священник должен иметь душу, чище самих лучей солнечных, чтобы не отступил от него Дух Святой, чтоб никогда не оставлял его без Себя Дух Святой», вот что он пишет о священнике. Иоанн Златоуст спрашивает: «Что же скажешь, неужели Бог рукополагает всех, даже не достойных?» Всех Бог не рукополагает, но через всех Он Сам действует, хотя бы они были и не достойными для спасения народа. Обращаю ваше внимание, что когда Иоанн Златоуст говорит, что через всех Он действует, то речь идет вовсе не о том, что отныне тебя рукоположили, и ты теперь всё, что не скажешь, то твое слово истинное (как я слышу от одного: первая мысль, которая пришла в голову – это от Бога). Если бы хоть один святой отец следовал бы этой мысли, да… Это мне придет в дурную голову мысль… Нет-нет, не об этом идет речь, когда говорит Иоанн Златоуст, нет, он говорит о другом, что да, хотя ты и не достойный, но через тебя действует Бог в тех таинствах, которые ты совершаешь, вот о чем идет речь. А уже в отношении духовного назидания, наставления, они будут в той мере ценны, истинны, правильны и благодарственны, в какой мере ты сам, священник, соответствуешь этому в христианской жизни. Вот о чем говорит Иоанн Златоуст, с другой стороны он говорит: «Не думаю, чтобы в среде священников было много спасающихся, напротив гораздо более погибающих, и именно потому, что это дело требует великой души. Священники получили власть не свидетельствовать только очищение (как точно сказано), но совершенно очищать не проказу телесную, как в Ветхом Завете, но нечистоту душевную. Дары Божии не таковы, чтобы они зависели от священнической добродетели, все происходит от благодати, дело священника только отверзать уста, а все совершает Бог. Священник же исполняет только видимые действия (видите, как он пишет о совершении таинства), священник совершает крещение и приносящий жертву руками своими участвует в этом деле, а освящает и силу сообщает его действиям Святой Дух», 11 том. Потому Григорий Нисский пишет, что: «Священство есть достояние Божественное, а не человеческое». Семеон Новый Богослов, который высказывает весьма насущную мысль: «Настоятелю мало быть убрану, и краситься только телесным и душевными добродетелями, но надлежит при сем наипаче сиять духовными дарованиями». Подводя итог об этих таинствах, я хотел привести еще одну мысль Иоанна Златоуста, которая очень важна: «Ни крещение, ни отпущение грехов, ни знание, ни причастие таинств, ни священные трапезы евхаристии, ни принятие тела, ни причастие крови, ничто другое из этого не в состоянии будет нам помочь, если мы не имеем жизни правой и удивительной, свободной от всякого греха». Действительно, ничто нам не поможет, никакие таинства, если мы не будем вести соответствующей христианской жизни. Вопросы (на лекции к профессору Осипову А.И.) 1. Как объяснить слова Спасителя, которые произносятся на литургии, «если же бы забыл ……..»? Надо сказать, что не надо брать в отдельность только эти слова. За литургию произносятся не только эти слова, а вспоминается все: и Его рождение, и Его страдания, и Его смерть, и Его воскресение. Эти слова «я же забыл ……», это вопрос о Жертве Христовой, о значении Жертвы Христовой, как понимать, что евхаристия является Жертвой Христовой. В католичестве это понимается так: каждое совершение мессы есть ни что иное как принесение определенного удовлетворения правосудию Божию за грехи, т.е. получается удивительное, юридическое понимание, поэтому там в день может совершаться сколько угодно месс, и чем больше месс, тем больше удовлетворения будет принесено за грехи, тех людей, ради которых они совершаются. Каково христианское понимание евхаристии жертвы? Вот какое. В евхаристии происходит осуществление, актуализация того спасительного дела, которое совершил Господь для каждого из нас, когда мы становимся уже сейчас, на некий миг, на некоторый момент, на минуту, на часы, когда же мы достигаем того единства халкидонского с Богом, которому мы призваны, в Тело Христово, когда же мы становимся частью Его Тела, соединенным халкидонским Божеством, когда? Как? Через евхаристию. Ведь мы и призваны все стать членами Тела Христова. Какое тело? Которое соединено не слитно, неизменно, нераздельно, неразлучно с Божеством. В евхаристии и происходит достижение, т.е. актуализация, осуществление этой цели, пусть пока еще на какие-то минуты. Мы же люди-то какие? Хоть на какое-то время, но уже есть некий толчок и каждый, кто причащается с благоговением и верою чувствует этот толчок благодарный в своей душе. Поэтому и говорится: когда причащается человек «во исцеление души и тела», происходит очищение от грехов, повторяю, если с верою, благоговением и покаянием преступает человек, происходит очищение грехов, соединение с Божеством, мы становимся со телесными, единокровными Христу, т.е. достигается цель, к которой призваны все христиане – стать членами Тела Христова. Вот что происходит, вот почему евхаристия и именуется Жертвою Христовой, т.е. она достигает цели, ради которой Христос пострадал за нас. 2. Только священники имеют право священнодействовать? Я вам говорю, что с рукоположением человек получает дар, дар пастырства был одновременно с этим сопряжен и его право священнодействовать. Почему именно связано это с рукоположением? Потому что в этом таинстве происходит особое освящение человека – рукоположение, но суть, основная цель, как цель церкви это спасение человека, цель священства – спасение человека, таинство является средствами к спасению человека. Поэтому мы видим: те же великие подвижники иногда не причащались очень долго, помните, Мария Египетская сколько раз причастилась? Многие из них вон, даже на великий пост уходили. Представляете? То есть они зато как же были подготовлены к принятию этих таинств. Поэтому есть люди, которые могут достигать высоких духовных ступеней жизни и могут быть действительно руководителями в духовной жизни, могут. Священник – обязан. В этом разница, обязан. Антоний мог, или Павел Фивейский, или Мария Египетская, или кто-нибудь еще, могли. Они могли, например, а я могу и не быть, и мне ничего… А вот вы – сан приняли, обязаны быть руководителями, и должны душу свою положить теперь за тех, кому вы поставлены священником, слышите, обязаны уже. Какую на себя берет ответственность человек! Иоанн Златоуст так и пишет, со страхом пишет, вы же знаете, как он сам со страхом избегал, и многие избегали, потому что обязаны. А если обязан, то уже ты весь должен погрузиться, отдать свою душу просто в христианскую жизнь, всё! Должен быть от всего отрешен. Вы думаете, случайно католическая церковь, там вот этот целибат, идея-то хорошая, только во что она превратилась-то, во что? Священник должен быть действительно отрешен от всего, это по истине должен быть схимник. Вот почему даже запрещается до 30-ти летнего возраста ставить в священники, потому что он еще не созрел. Он не может иметь всего того, будучи чист в душе, он еще не имеет до 30-ти летнего возраста той естественной мудрости, которая необходима, должна быть сопряжена с определенным духовным опытом, вот почему, понятно, обязаны. Поэтому когда вы примете сан, то должны будете руководить людей ко спасению. Вот так. Лекция № 18 Поскольку у нас курс уже кончается, я попытаюсь вам представить в некой более менее цельной картине ту идею, с которой мы с вами начали в сентябре, т.е. речь идет об основной идее. Помните, какой? Христианство – это единственная религия, которая имеет именно объективные аргументы, свидетельствующие о его неземном происхождении, о его Божественном происхождении, следовательно, о его истинности, поскольку если оно Божественно, следовательно, истинно. И вот мне бы хотелось представить аргументы, более-менее в полном виде и в единой, цельной картине. Я говорил уже вам, что таковых аргументов как, мне кажется и, насколько, я знаю, другие религии просто не имеют. И поэтому именно акцент на данном вопросе для нас с вами имеет очень большое апо-логетическое, я бы сказал, просто проповедническое значение. Итак, аргументы, которые подтверждают предпосылку о Божественном происхождении христианства: 1 аргумент – исторический. Христианство возникло в условиях жесточайшего гонения, его родоначальник – основатель был подвергнут самой суровой казни и смерти. Какое впечатление произвело это на учеников, Евангелие достаточно хорошо описывает. Страха ради иудейского, даже собирались в отдельной комнате, чтобы не дай Бог кто-то услышал или узнал. Что дальше? Дальше была продолжена та же линия, и та же акция, которая была предпринята по отношению к Христу. Видим: Его последователей гонят, арестовывают, терзают, казнят, в конце концов, добиваются того, что император Римской центральной власти принимает самые жестокие законы по отношению к христианству. Звучит это невероятно и непонятно вот почему. Потому что Римская империя – это империя всех религий. Религии побежденных народов включались в Римскую империю. Статуи богов свозились в Рим в специальное здание, которое называлось «Пантеон», и в которое могли приходить и покланяться представители этих религий, все было позволено, самые отвратительные религии существовали там. Только по отношению к христианству были приняты эти жесткие меры. Говорят, в частности, Болотов, что меня удивляет, потому что это историк потрясающей величины, говорят, что это произошло постольку, поскольку христиане не приносили жертвы перед статуями императоров, что они не признавали религиозного культа цезарей. Странно, ведь иудеи тоже не признавали, также не приносили, также не кланялись императорам и не почитали их, и никаких репрессий за это по отношению к ним не было. Христианство ведь первоначально Римом рассматривалось сектой иудейской и больше ничего. И вдруг, тем не менее, выходит закон, по которому христианство рассматривалось как религия иллицита, т.е. религия не позволенная, не дозволенная, т.е. противозаконная. И на основании этого закона, только по той причине, что человек именовался христианином или призывался таковым, он подвергался казни, смертной казни. Вот в каких условиях распространялось христианство. Этот закон, с небольшими интервалами действовал до 313 года, около трех столетий продолжалось избиение христиан. Но это гонение закончилось известно чем – торжеством христианства Византийской империи. Как это могло произойти? Тут нужно поговорить самым таким серьезным образом и бесстрастно. Удивительно, как религия могла в подобных условиях выдержать и существовать. Достаточно провести такую же мысль в условиях нашего времени, что становится понятно – это просто немыслимо. Понятно, кто-то скрывался, кто-то не назвался, кто-то тайно существовал, но скоро бы все прекратилось, ведь под страхом жестокой смертной казни принимали христианство люди. «Христиан – ко львам!», помните этот девиз. Вот что значит было принять христианство. Это сейчас: «Пожалуй, я обвенчаюсь в Елоховском соборе…». Крестится? Пожалуйста. Заплатили, вас крестят, хотя он и креститься не умеет сам. А раньше – смертная казнь грозила каждому, жуткие пытки. Возникает вопрос, что же могло обусловить распространение христианства, сохранение его и приобретение даже господствующего положения в Римской империи. Что человеческое? Пусть назовут. Ах, как бы было интересно послушать этих историков, что бы они сказали. В условиях каких гонений, подумайте, ведь мы читаем житие мучеников. Ведь не просто смертная казнь была, а жуткие пытки, которые предшествовали, и которыми всегда сопрягалась эта смертная казнь, ведь заставляли отречься от христианства. Они не отрекались. Та же история произошла уже у нас в России, в связи с революцией 1917 года. Солоухин пишет, что уже к 1922 году было уничтожено 390 тыс. духовенства, т.е. монашествующих и имеющих сан. Я повторяю, что они могли бы, могли бы заявить, что они отрекаются от Бога, Христа, и они тут же бы стали примером для всех, о них писали бы газеты, говорили бы по радио, но они не отрекались. Мы не найдем ни одной религии в мире, в которой сохранялось и распространялось подобное условие. Есть небольшие группы, секты, не более, причем эти секты существовали в условиях совсем не таких гонений. Ничего подобного даже нет. Возьмите любые секты сейчас, даже на западе, они спокойно переселяются в другие страны, где законы позволяют. И потом, чтоб была смертная казнь, тем более с пытками, с такими насилиями за подобного рода вещи, такого мы не знаем. Это надо учесть. Как писали наши древние апостолы: «За что вы нас судите? Мы самые верные граждане империи, верные не за страх, а за совесть». И действительно, еще христиане могли похвастаться что ли, тем, что это были самые порядочные люди в империи. Они служили в армии, были полководцами, были во всех сферах общества. Язычники даже говорили: «Посмотрите, как они (христиане) любят друг друга». Можем ли мы сейчас сказать тоже самое? И не только друг друга. В Александрии больных чумой выбрасывали на улицу, боясь прикоснуться к ним. И только какие-то «странные» люди, ходят по городу и собирают эти трупы, очищают улицу и отвозят их куда-то для захоронения, сами потом умирают, сами заболевают. «Кто это такие, эти «странные» люди?» «Это какие-то христиане…». Это по отношению к язычникам-то, а не только друг к другу. Чем объяснить этот феномен? Книга Деяний Апостольских сообщает о некоторых удивительных вещах, которые не укладываются в рамки обычного сознания. Там констатируется, как само собой разумеющийся факт, некоторых удивляет, поражает, но это факт. Те, которые принимали христианство, крещение – эти люди сами не знали, что с ними начинало происходить. Они исполнялись великой радости, ничего особенного кажется не происходило с ними, всего-то, их погружали, крестили во имя Иисуса Христа, ничего особенного, кажется. Более того, что всех поражало, они приобретали особые дарования, которые действительно потрясали всех. Они начинали говорить на иностранных языках, никогда их не изучая, они исцеляли больных, изгоняли бесов одним словом, одним прикосновением. Предсказывали события, становились пророками. Этим людям уже была не страшна никакая смерть и никакие пытки. «Мучения эти в радость рабам Твоим», вот лейтмотив, который звучит, проходит красной нитью через массу мученических актов. Что это такое, фанатизм? Таких масштабов, да с чего бы ему быть. Чем парализовался страх смерти, пыток? Нет естественных объяснений этому факту, слышите, нет! Остается одно объяснение, сверхъестественное. Да, то, о чем пишут Деяния Апостолов самым простым языком, безыскусным, без всяких пафосов, без восторгов, просто сообщается и больше ничего, о чем сообщает последующая история христианской Церкви, повествуя о жизни великих святых прямо свидетельствует: «Да, каждый, принимавший христианство, сознательно принимавший его, исполнялся того, что в христианстве именуется Духом Святым. Исполнялся Духом Божиим». Этот Дух Божий действовал как на самого человека, так и на окружающих. Мы же знаем массу фактов, когда палачи-истязатели бросали свои орудия и заявляли перед лицом судьи: «Я христианин». Как это происходило, они потрясены были, как слабые женщины, дети подчас – Вера, Надежда, Любовь, даже дети показывали такие потрясающие образцы мужества. Пусть объяснят это какими-нибудь естественными причинами и найдите религию, которая могла бы встать рядом с христианством в этом роде. Посмотрите другие религии, как они возникали. Это или язычество, идущее естественным потоком из далеких глубин сознания истории человечества или если новая религия, то посмотрите, как они обычно возникали, совершенно спокойно, тот же буддизм. Яркая иллюстрация: Будда – всюду был почитаемой фигурой, которую принимали с удовольствием, считали за честь пообщаться с ним. Мусульманство, которое мы знаем, каким путем распространялось? Действительно, огнем и мечом. Нет, некого рядом поставить, не только не возможно поставить, невозможно объяснить, как это в течение почти трехсот лет гонений христианство не было не только уничтожено, а стало религией большинства. Вот это один из очень таких ярких, объективных моментов, свидетельствующих о том, что христианство живет не человеческой идеей, не просто философским убеждением, что Господь Иисус Христос – Бог, Спаситель, это не мнение о том, что христианство, пожалуй, истинно. Нет. Потому что за мнение пойдут единицы на смерть, а миллионы – никогда. Это один из аргументов. Второй аргумент, которому мы с вами фактически посвятили, можно сказать, основное внимание всего курса – вероучительный, чем мы собственно занимались. Мне очень хотелось показать вам, что те догматические истины, которые христианство возвещает в качестве основополагающих своих истин, удивительным образом не сходны, причем принципиально несходны со всем тем комплексом идей, как сознание язычников, т.е. представители языческих религий, так и сознание философствующего разума, удивительным образом христианские истины отличны от них. На целом ряде примеров мы с вами убеждались в этом. Возьмите догмат Троицы, мы сравнивали с вами с теми идеями, которые были в Византии Римской империи, были, ничего общего нет. Совершенно оказывается, разные представления даже о спасении, опять совсем другое понимание, не здесь, не в этом мире, не материальное благополучие, не государственный социальный рай на земле, нет-нет, а «Царство Божие внутри вас есть». Не о Спасителе, это ни Август, ни монарх, ни император, ни завоеватель, ни добродетельный муж, который во всей своей славе и величии царствует нам миром и дает всем благоденствие, нет-нет, а это зрак раба, мы проповедуем Христа распята, иудеям соблазн, эллинам – безумие. Т.е. хуже варианта, например, если бы захотели найти хуже вариант, чтоб еще хуже придумать – ничего не придумаешь, насколько противоестественно языческому сознанию всему, и религиозному и философском сознанию фигура Христа по истине. Соблазн и безумие во всех истинах христианских именно специфических христианских Боговоплощение, помните, мы же с вами говорили, кажется, уж чего-чего, а уж воплощение богов сколько угодно. Когда начали сопоставлять, Боже мой, ничего общего. Вернее есть общее, как между куклой и ребенком. Есть что-то общее? Да… что-то есть. Но кукла только кукла и останется куклой. Вот целый ряд догматических истин, которые мы с вами рассмотрели, они очень хорошо показали, как они отличаются от идей, которыми жило человечество, современное христианство. Какими общими признаками характеризуются эти христианские истины? Есть целый ряд моментов, который очень показательный. Я бы, если хотите, назвал и немножко прокомментировал. Может быть, одним из них является невыводимость, логическая невыводимость христианских истин из иудейских и языческих, философских и религиозных представлений. Обратите внимание, что вот эти догматы, которые мы рассматривали, это же не есть логический вывод, что называется, доработка сознания, в результате которого мы приходим к следующей картине, к такой картине, которую дает христианское учение, ничего подобного. Ни догмат Троицы, ни догмат Боговоплощения, ни догмат спасения через крест и страдания об этом совершенно неизвестном миру халкидонским соединении природы человеческой и Божественной во Христе, ничего не известно. А уж когда о воскресении заговорили, то язычники отреагировали так, как и положено: «Иди Павел, послушаем тебя в другой раз, только иди подальше отсюда, не мешай нам, этих сказок мы наслушались уже достаточно». Все христианские идеи – это просто дикие идеи, они не выводимы логически из тех, повторяю философских и религиозных предпосылок, которые имели место в то время, более того, они действительно «безумны». Конечно, я в кавычках это предлагаю, эту безумность, но Тертулиан так ведь и сказал: «Кредо квио абсурдо эст», т.е. верю, потому что это абсурдно, безумно, т.е. логически не связано. Понимаете, они не противоречат логике, а они не логически не вытекают, их нельзя логически как-то оправдать, вот в чем дело-то. Кстати, ни кто-нибудь, а Энгельс сказал замечательные слова: «Христианство вступило в непримиримое противоречие со всеми окружающими его религиями». В какое противоречие, о каком непримиримом противоречии он говорит? Что, христиане взяли палки, мечи, копья и драться давай со всеми. Ничего подобного, как раз христианство отличалось удивительно мирным характером. Здесь непримиримое идейное противоречие, религиозное противоречие. Энгельс прекрасно это выразил, он специально занимался вопросами христианства, и эта фраза, я вам скажу, ой как о многом говорит. Он сказал то, что фактически говорили все атеистические пропагандисты, фактически пока не опомнились и не поняли: как же оно тогда возникло, тогда давай наоборот: нет-нет, христианство тогда от туда-то возникло. На самом деле он сказал истину. Да, все основные христианские истины действительно вступили в непримиримое противоречие со всеми идеями окружающего его мира. Я бы еще сказал, что христианские истины не только не выводимы логически, они не только принципиально отличаются от всех идейных аналогов религиозных мыслей того времени, но они и не повторяют этих идей. Христианские истины – это не есть повторение того, что имело место, ну просто, их не находят, их нет таких идей, я говорю о христианских истинах, их просто нет, но при этом есть еще один интересный момент, который, наверно, стоит отметить. У Бора, это известный физик, один из создателей квантовой механики, есть разделение на два вида суждений – тривиальные и не тривиальные суждения. Тривиальные – это те суждения, в которых утверждения противоположные являются ложными. Например, белое – черное, мужество – трусость. Можем найти сколько угодно противоположных суждений и утверждений. Это тривиальные суждения, т.е. обычные. Нетривиальные отличаются тем, что противоположные утверждения столь же истинно, как и первое. То есть мы встречаемся не с логической противоречивостью, когда 2х2=4; 2х2=5, нет-нет, а когда утверждения противоположные столь же истинно. В теории относительности это хорошо показано. Поезд движется или не движется? А это зависит от того, с какой позиции будем утверждать. Если будем говорить: движется, хорошо – мы тогда стоим на месте, скажем: не движется – мы движемся. Противоположное суждение, а оно оказывается столь же верным, правда, при условии, что мы движемся. Или возьмите в области элементарных частиц, это известный Вэйквилл, когда элементарные частицы являются частицами. Частица, а что ей противоположно – не частица, например волна. Это совершенно не совместимые между собой явления. Камень, брошенный в воду и волна, которая идет от камня. Воевикл говорит: да, для лучшего понимания этого явления, которое мы не знаем, как назвать, в одних случаях мы будем рассматривать это как частицу, в других – как волну, и это одинаково будет верно. Христианские истины обладают свойством не тривиальности. Истинные – это суждения не тривиальные, когда мы касаемся микромира, каждая современная научная идея должна быть достаточно безумной, чтоб оказаться верной, т.е. носить нетривиальный характер. Возьмите, например, христианский догмат о Боге – Троице. Вообще-то христианство верует в какого Бога, единого или не единого? «Веруй во Единого Бога». Христианство – это какая религия? Монотеистическая. Простите, ну три лица, или нет? Три. Так три – это не один. Это же отвержение единства! Верно, это противоположное суждение, христианство утверждает и то и другое. Причем, почему утверждает? Утверждать можно все, что угодно, в данном случае утверждение проистекает не из-за какого-то волюнтаризма, что я хочу вот так и утверждаю, нет. Как в области физики элементарных частиц, почему мы утверждаем: частица или волна, потому что наблюдают и то и другое, наблюдают это факт. Ни кому-то в голову стукнуло, а есть естественный факт и больше ничего, потому и утверждаем. И в христианстве мы наблюдаем абсолютно то же самое, потому что это естественный факт откровения. Христианство, с одной стороны сохраняя чистый монотеизм, утверждая о том, что Бог Един, в то же время утверждает Его Троичность. Поразительным образом из этой точки одной вдруг раскрывается картина. Да, монотеизм, какой же монотеизм, что это значит, и вдруг – триипостасность. До этого самое большее, что мы знали, монотеизм сопряжен с моноипостастностью, коли монотеизм – значит моноипостастность. Здесь открывается удивительная бездна, даже трудно себе пред-ставить – потрясающая бездна, оказывается, когда мы касаемся понятия о Боге, касаемся Бога, т.е. такой реальности, которая принципиально выходит за границы любого нашего опознания, здесь нам открыта некая тайна, что в Этом Едином Божестве – три ипостаси, и для того, чтобы не было никакого смешения, выражены соответствующими разными словами эти ипостаси: Отец, вечно рождающийся Сын, вечно исходящий Дух Святой. Причем мы никогда не знаем, а что такое вечно рождающийся, или рожденный? Не знаю. А что такое исходящий? Не знаю. А какая разница между этим? Не знаю. Знаю только одно, что тут что-то разное. Указывается различие, хотя то, что происходит, мы не знаем. Как вечно рождается, как вечно исходит, знать не можем. Это поистине не тривиальное утверждение. Это совсем не тривиальное утверждение. Я думаю, что Нильс Бор, если бы немножко вдумался бы в это, был бы просто в восторге потрясающем, а впрочем, возможно, что он говорил и об этом. Так вот, эта необычность христианских догматов, какую она вызывала реакцию у современников? Обратите внимание, мы проходим историю Церкви и часто на что мы жалуемся, что мы проходим не столько историю Церкви, сколько историю ересей, или, по крайней мере, сколько историю Церкви, столько же – историю ересей. В чем дело-то? В том-то и дело, что постоянно хочется исправить христианство. Что же оно говорит… это ни в какие ворота не лезет, исправить его надо и начинают исправлять… Как это Бог мог воплотиться на самом деле? Когда совершенно ясно, помните сказано: «Наши боги не пойдут на то, чтоб на самом деле воплощаться», и начинают придумывать… да нет, это только казалось, что Он воплотился, это только казалось, что Он страдал, – ничего подобного. На самом деле вовсе Бог не воплощался, Он не может воплотиться, что вы. Так возникает ересь докетизма. Ну, если хотите, это очень сильно. Приходит другое исправление христианства. Нет-нет. Родился человек Иисус, конечно, как положено, так и родился. Но в Него за Его добродетели, за Его святость вселился Бог – Логос, который в Нем пребывал. Иногда пребывал, а иногда уходил. Помните ересь несторианскую? Любопытно, кажется, исправляли так уж хорошо, лучше не придумаешь христианство, а эти вдруг богословы, святые, преподобные, святители принимали в штыки – нет, это ересь! Почему ересь? По очень простой причине, это не соответствовало, просто не соответствовало фактам, которые изложены в Евангелии, Евангелие так и говорит, совсем нет. Христианство решительно отвергало это, только потому, что это не соответствовало фактам, как они даны в Откровении, в Евангелии. На этом основании отвергались еретические различные точки зрения. Видите, язычество постоянно пыталось и до сих пор пытается «исправить» христианство, поместить его в прокрустово ложе нашей логики, нашего мышления, философских представлений. И так ересь за ересью. Ересь – это попытка «исправления» христианства. Обращаю ваше внимание, да кто ж это такие за мудрецы, которые могли придумать такие истины, что все философы мира с ними справиться не могут, а открываем Евангелие, Боже мой! Рыбаки, всё, этим всё сказано, больше ничего говорить не надо. Странно, рыбаки, а, с другой стороны, такие потрясающие глубины, это они могли придумать, это надо быть, простите меня, ну самому надо быть дураком, чтоб поверить в это. Не их это учение, это люди простые, не книжные, о них прямо сказано, они только передали то, что слышали. Так мы и говорим: «по Евангелие от Матфея», по-славянски: от Матфея, от Луки. Они передали, как свидетели: «то, что мы слышали, то, что мы осязали, - пишет Иоанн Богослов, - о слове, жизни повествуем вам». Передали только, никакой своей мудрости и забыли думать, да откуда она? Скажите, неужели это не объективный аргумент, чтобы задуматься. Откуда же могло возникнуть такое учение? Из уст таких простых людей, да у них один только Павел и был образованный, да он и не был в числе двенадцати. Откуда же это все? Слушайте, это же поразительный объективный аргумент, сильнейший. Одного его достаточно, чтобы сказать: да, христианство – это религия сверхъестественного происхождения, неземного. Я бы еще остановился на научно–философском аргументе. Он сводится к тому, что истинность христианства, как и другой любой религии, как и любой научной теории, теории, по крайней мере, которая хочет претендовать на научность, может быть подтверждена двумя вещами: необходимо наличие фактов, которые подтверждают ее основные установки; очень важно, принцип верифицируемости, возможность проверки этих утверждений. Вы все прекрасно знаете как я вас учу, я утверждаю, что в созвездии раков – существуют раки, а кто не верит, пусть, пожалуйста, посмотрит, и я неопровержим. А вон скептик кричит: «Алексей Ильич, а как вы проверили это? Покажите путь, как вы убедились, что там раки водятся». Принцип верифицируемости, это очень важный принцип, многие элементарные частицы были открыты за десятки лет, до того как они были признаны, в конце концов, научным фактом. Теоретически открывали, говорили: да, должна быть, вот с такими-то свойствами, всё нашли, всё, и всё равно это оставалось под вопросом, до тех пор, пока это не удостоверялось экспериментально. И когда не было показано, как можно убедиться теперь, кто говорил, что он открыл, как был проведен этот эксперимент, чтобы можно было опознать это и убедиться, что действительно это так, а не иначе. Если рассматривать христианство с точки зрения чисто формальной, чисто научной, то здесь открываем картину очень интересную. Христианство имеет огромное множество фактов, такое множество, которое не поддается и никогда не поддастся какому-нибудь исчислению, свидетельствующие о его сверхъестественности. Учитывая ту обстановку в которой мы живем и находимся, достаточно привести имена Иоанна Кронштадтского, Ксении Петербургской, Амвросия Охтинского, чтобы поставить вопрос: те огромные горы, книги фактов, о которых свидетельствует народ – очевидцы, те, которые соприкоснулись и соприкасаются до настоящего времени, которые прямо говорят о тех действительных чудесах, которые имели место с ними и которые затем подтверждены Церковью, самим фактом их канонизации, эти факты, что есть? Или, может быть, лучше их отрицать, основания? Я повторяю, фактов огромное количество. А есть ли возможность самому убедиться в том, что Бог есть, есть этот сверхъестественный мир, как самому убедиться, что Царствие Божие есть внутри нас, как убедиться в том, что Дух, тот Бог, о котором говорит христианство, преображает человека, т.е. из алчного, завистливого, тщеславного, гордого, обжоры и пьяницы делает человека чистым, милосердным, кротким, воздержанным и т.д.? Есть ли возможность самому убедиться, есть возможность или нет, пережить самому человеку в себе ту радость, о которой говорит христианство? Есть такая возможность. Христианство говорит, что есть реальный путь, путь не чисто умозрительный и не теоретический, а путь, который был проверен, апробирован огромным числом людей, многие из них святые, нам известные, оказали потрясающие факты этого преображенного действия Божия на человека в самих себе. Это преображение касалось всего: их ума, сердца, тела, даже тела, т.е. если подходить с чисто формальной точки зрения, то христианство, как научная теория, удовлетворяет двум основным предпосылкам, необходимым для признания любой теории в качестве научной. Оказывается, эти факты есть, я повторяю, есть бесспорные факты. Я обратил бы внимание и на другое, тоже относящееся к научно–философскому аргументу. Христианство представляет свое мировоззрение, которое одновременно вот с этим феноменом сверхъестественного порядка не только не уводит человека от всех жизненных проблем, не уводит в царство иллюзий и мира идеального, нет-нет. Христианство как раз открывает человеку возможности правильного подхода к этим проблемам, христианство отвечает на все самые фундаментальные и жизненно необходимые проблемы человеческого существования. Христианство дает цельное мировоззрение человеку, причем такое мировоззрение, это очень важно, друзья мои, которое не отвлекает человека от всех жизненно необходимых проблем и задач этой жизни, в то же время, дает человеку необычайное мужество, радость, силу в этой жизни. Подумайте об одной только идее «Бог есть любовь», что это значит? Это значит, что все то, что совершается со мной, я не говорю о том положительном, что совершается, это мы с удовольствием принимаем, я говорю о том отрицательном, когда нас ругают, обижают, оскорбляют и прочие вещи, которые с нами делают, все это совершается не потому, что этот человек, эти люди – такие злодеи, им Бог Судья, для меня это совершается потому, что мне это полезно. Действие же, Бог есть любовь, и все это совершается по премудрому и любвеобильному промыслу Божьему, т.е. для меня совершается какое-то благо, то, что я принимаю как очень неприятное, нехорошее, тяжелое, скорбное, страдательное, на самом деле совершается благо. Например, мы подчас не знаем, что болеем, т.е. что у нас есть какая-то болезнь, мы не знаем, но на осмотре врач говорит: «Знаете, извините, но вот тут вам надо кое-что сделать. Это совершенно необходимо вам нужно сделать, иначе могут быть последствия необратимого порядка и тяжелого». «Ну что ж, согласен. Отдаюсь в руки». И меня, знаете ли, начинают мучить; какие-то уколы, процедуры, горькие таблетки, пилюли, а то еще, глядишь, он объявляет: «Извините, но срочную операцию надо сделать». «Да я здоров, я хорош, да лучше меня нет на свете!» «Нет, срочно на операционный стол, и немедленно!» Как мы это оцениваем?.. Потом, когда узнаем, когда сделали операцию, оказалось, Боже мой! Если бы этого не сделали, всё, я бы погиб. Как благодарны мы этому врачу! Христианская вера дает нам, я бы сказал, потрясающую радость, радость во всех наших жизненных неприятностях, скорбях и страданиях. Христианство утверждает: все, что с нами совершается, совершается по любви, по той любви, которой никто из нас не имеет, по отношению даже к самому близкому человеку, ибо это не просто великая любовь, а любовь истинная, т.е. премудрая, которая не ошибается, а мы часто ошибаемся, когда думаем, что любим других. Здесь – безошибочная любовь, поэтому все, что нам посылается, это есть акт любви, премудрой любви, вы подумайте, что дает христианство человеку, подумайте, что дает. Какое иное совершенно отношение ко всем нашим скорбям-то будет, а мы живем так мало, даже в этом психологическом плане. Христианство является удивительной религией радости, оптимизма! Представьте, когда вас зубной врач лечит, или представьте: когда вас привели пытать к палачу, когда вам зуб будет сверлить, есть разница? Наверно… Когда нам хирург разрезает живот, или какой-нибудь бандит, есть разница? Наверно… Итак, все наши неприятели, враги, оскорбители и ненавистники, это только слепые орудия в руках премудрой и всеблагой, любвеобильной воли Божией. Вот это христианство! Какая радость! Подумайте, может быть стоит отметить, еще сказать, что с чисто формальной точки зрения христианство не содержит в себе никаких положений в учении, которые противоречили бы совести человеческой, или разумному отношению к жизни человеческой, напротив, христианство призывает именно к жизни по совести, более того, возводит нравственное начало в человеке на такой высокий уровень, что даже люди, очень далекие от христианства, не христиане сознаются в том, что более замечательного образа в истории, более совершенного образа, я говорю образа, они так выражаются, нежели образ Евангельского Иисуса, не встречали нигде. Это совершенный образ, совершенного человека. Вот Он какой – христианский идеал, вот на Кого мы ориентируемся. Не на какого-нибудь, который звучит гордо, нет-нет. Иисус – идеал потрясающий; и любви, и мужества, и заботы об элементарных нуждах. Вспомните, свадьба, видно у бедных людей, вина не хватило. Для них какая скорбь это, какое расстройство, какое поношение со стороны окружающих даже, что делает? Воду в вино претворяет, подумайте, какие заботы, даже о самых простых вещах. Нет-нет, христианство не отвлекает, не мешает жить. Христианские заповеди – это не помеха к вольной жизни. Совсем нет! Христос заботится даже о самых элементарных человеческих нуждах. Христианство не содержит в себе никаких положений, повторяю еще раз, которые бы противоречили разумному отношению к жизни, началам совести, началам нравственности, нет этого в христианстве. Это аргумент скорее этический, аргумент, который прямо говорит о том, что христианство – религия, против которой мы ничего не может сказать дурного. А как оно проявляло себя в истории, и как оно осуществляло и осуществляет себя в конкретных людях, это вопрос уже другой. Тут мы видим разное – от потрясающих вершин святости и любви до иуд и им подобных. Но это вопрос уже другого порядка. Само же христианство действительно удивляет каждого, кто бесстрастно начинает с ним знакомиться, своим величием и нравственным и умозрительным, даже величием как таковым. Лекция № 19 Итак, друзья мои, сегодня у нас с вами последняя лекция, последняя такая общая встреча. К сожалению, именно на эту последнюю встречу я вам хочу предложить несколько мыслей о духовной жизни. Мы с вами говорили ведь о чем угодно, только не о самом главном, вы сами понимаете. Для нас с вами ведь вопросы о духовной жизни – не главные. Мы уже духовные, поэтому можно о духовном не говорить. Даже более того, когда человек вдруг начинает говорить о духовной жизни, то его обвиняют даже, нашелся еще духовный тут. Значит, больному о здоровье говорить нельзя, имейте в виду, иначе его упрекнут в нежелательных вещах. Ну, хорошо. Так вот, просто действительно только некоторые мысли по этому очень важному вопросу. Он включает в себя несколько аспектов. Этот аспект, вернее множество их, но мы с вами коснемся естественно только немногих. Вопрос о духовности. Но что это такое – духовность? Сейчас о духовности так много говорят, что подчас создается впечатление, какого-то даже хаоса и неопределенности. В понятие духовность включают вещи часто совершенно несовместимые, вам это известно. Что это такое? Духовность – это культура, это образование, это интеллектуальное эстетическое развитие, это воспитание, умение вести себя и т.д. Христианство совершенно иначе смотрит на эти вещи, христианство и православие, у нас речь сейчас идет только о православии и ни о чем-либо другом. Православие под духовностью разумеет вещи иного порядка, понимание православия исходит из того, что Духом является Бог, и духовность – это Богоподобие. Духовность человека определяется степенью Богоподобия. Здесь возникает вопрос. В чем же главном должно иметь место это Богоподобие. Так то совершенно очевидно, если говорить в общей форме, если мы начнем перечислять Божественные свойства, нам известные, то человек должен во всем этом быть подобным. Но как раз есть вещи основополагающие, т.е. первичные, а есть, которые следуют из первичных вещей. Более того, попытка приобрести что-то вторичное, не имея первичного, как правило, приводит к духовным катастрофам. Об этом святые отцы говорят очень определенно и предупреждают: «Нельзя перепрыгивать через ступени». Поэтому вопрос о последовательности духовной жизни, и в частности, вопрос о том, какие из свойств, будем говорить, что ли души человеческой являются основополагающими, а какие вторичными, имеет очень большое значение. Так вот, в данном случае о чем мы будем вести речь, это первое и очень важное замечание, лучше сказать слово об этом заключается в том, что опыт святоотеческий говорит о том, что пожалуй самой страшной нашей болезнью является не видение своей болезни, это совсем никакой-то парадокс, а это реальный факт. Опыт свидетельствует, что чем меньше человек ведет духовной жизни, чем меньше он имеет той святыни, к которой призван человек, тем меньше он видит всю ту болезненность и страстность своей души, которая присуще ему. Напротив, чем чище становится человек, тем лучше он это видит. Поэтому первая и основная задача, которая стоит перед человеком, желающим как-то понять духовную жизнь и вести духовную жизнь и приобрести какие-то духовные плоды, заключается вот в этом: увидеть самого себя, познанием себя. Пимен Великий по этому поводу прямо говорил: «Человек тот, кто познал себя». Это очень, кажется, перекликается с древней мудростью тех же греков, когда помните, Сократ показал на фронтон Дельфильского храма, где было написано: «Гио фи се автон», т.е. «Познай самого себя». Верно, познание самого себя является изначальной установкой для каждого человека, но то, о чем говорили греки, и то, о чем говорит опыт святых, очень различные вещи. Я не буду даже останавливаться на этих различиях, лучше скажу о том, что подразумевает христианство под познанием себя – вот что. Опыт каждого человека, каждого из нас, и опыт всех говорит о том, что мы не очень-то многое замечаем в себе дурного, более того, дурного мы почти не замечаем, если что-то и замечаем, однако, то обычно всегда тут же присутствует в нашем сознании, нашей душе целый набор оправданий. Обычно, если что-то у меня худое, или я делаю что-то худое, и я уж не сомневаюсь, что это худое, обязательно тут же мы находим оправдания, миллион оправданий, когда виноваты мои друзья или мои недруги. Да, когда вынуждают меня какие-то обстоятельства, «я бы так не поступил, если бы не…». И находятся миллионы всяких оправданий, т.е. внутри человека присутствует вот это искаженное чувство святости. Само чувство святости и стремление к нему – положительное свойство. Но здесь оно искаженное тем, что вместо того, чтоб увидеть то не святое, что в человеке есть и искоренить его, в человеческой натуре происходит самооправдание, мы сами оправдываем себя в тех поступках и действиях, не соответствующих совести и заповедям Божиим. Так вот, повторяю еще раз. Первое главнейшее условие, первое важнейшее, что должен приобрести человек, на что должен направлять все свое внимание, это увидеть себя, т.е. увидеть свои страсти, свои грехи, свои наклонности. Увидеть, я бы сказал даже больше, увидеть, что наша жизнь, вот духовная наша жизнь, наши стремления, наши желания, вся наша устремленность, совершенно не совпадают с тем духом, который мы находим в Евангелии. В целом, речь идет об искаженной любви к себе, что в мирском языке называется эгоизмом, это определяет весь настрой нашей души. Вопрос: как узнать себя? Каким образом приобрести это познание себя? Здесь всегда приходиться ссылаться на святых отцов, и приведу вам золотую формулу отцов, которую классически, кратко и сильно выразил преп. Симеон Новый Богослов. Он указывает путь, на котором только человек может познать себя, указывает конкретный способ: «Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи». Научает – в данном случае открывает ему, т.е. делает видимым ему его внутреннее состояние, немощи – это общее место в нашей душе. Так вот, таким образом указывается очень серьезный и важный, и по существу, единственный, правильный способ познания себя. Он заключается в сравнивании себя, я очень грубо говорю, в сравнивании себя, своего поведения, дел, мыслей и желаний, с тем, что можно назвать нормой этих слов, поведения, мыслей; этой нормой является Евангелие Христово. И Его образ как личности, как человека и Его учение, как охватывающее всю ту норму человечности, которая дана нам во Христе. Сравнение себя с Евангелием ясно показывает человеку, кто я есть на самом деле, это важнейший момент, это начало духовной жизни, поскольку только на этом пути сравнение себя с Евангелием, я могу увидеть, кто я есть на самом деле. Духовная жизнь не возможна без понуждения себя к исполнению заповедей, потому что не возможно познание себя, а без знания своих болезней человек не может ни говорить, ни думать о каком-либо излечении. Первое и потому важное увидеть свои болезни, свои действительные страсти, не оправдывая себя ни в чем. Из этого сравнения, из этого понуждения себя к исполнению заповедей Евангелия, человек выносит великий и благой опыт, который определяет всю его последующую жизнь. Во-первых, человек видит, что в нем есть; во-вторых, человек убеждается сам, не повторяя, как попугай, слова святых отцов, а сам убеждается, что он действительно по существу, так, как следует, не может исполнить ни одной заповеди. Даже видимые знаки этого исполнения оказываются искажением заповеди, а не исполнением ее. Святые отцы выразили это видение (ударение на первый слог) в таких вещах, которым приходиться удивляться «святые отцы оплакивали свои добродетели как грехи» - нужно запомнить это, так же, как и слова Симеона Нового Богослова: «Святые оплакивали свои добродетели как грехи». Сравните психологию святоотеческую с психологией католицизма. Для католиков исполнение заповедей есть приобретение заслуг, каждое доброе дело – это заслуга. Те же, кто действительно имели духовное видение и вели духовную жизнь, оплакивали эти свои мнимые заслуги. Все это отравлено тщеславием, отравлено расчетом, отравлено мнением о себе, отравлено любопытством, искажением должного, не то, к чему предназначен человек и чего он ищет. Даже наши добродетели, оказывается, отравлены ядом, который губит нас. Более того, подчас, т.е. это очень даже часто, случается так, что эти мнимые добродетели без правильного взгляда, без понимания человеком самого себя, оказывается подчас средством еще большей даже гибели человека. Самые ужасные преступления, обратите внимание, совершили самые добродетельные, по-человечески рассуждая, люди. Кто распял Христа, кто осудил? Люди, к которым с нравственной точки зрения нельзя предъявить никаких обвинений, морально они были чисты, т.е. как положено исполняли закон. Они не воровали, не пьянствовали, не убивали, не грабили, они, кажется, были чисты, но страшная гордыня обуревала их в связи с этой их добродетельностью. Обратим внимание на то, как различается между собой духовность и нравственность, это разные вещи. Да, духовность не возможна без Евангельской нравственности. Нравственность же может быть без духовности, и тогда эта нравственность, как правило, превращает человека в «святого» сатану. Эта нравственность без духовности губительна для человека, без духовности, т.е. без прохождения этого первого шага на пути к духовной жизни, без познания себя; без видения своих грехов; без видения своих подлинных сил в борьбе с этим грехом. Ведь мы даже не представляем себе, можем ли мы бороться или нет, потому что никогда и не боролись. А если бы человек попробовал бороться, хотя бы один день, встал утром и попробовал один день прожить по-евангельски, то он бы понял, как трудно быть страшно голодным и удержаться от еды, когда перед тобой прекрасный стол, хотя бы доесть до сыта, не объедаться; или пройти по городу и не смотреть налево и направо, или как трудно не смеяться, не болтать, не осуждать и т.д. И тогда мы убедимся, что, оказывается, мы настолько больны, что не можем исполнить самых мельчайших вещей, самых, кажется, простых. Повторяю вам, вот этот путь, это средство понуждения себя к исполнению заповеди открывает нам не только грехи, но и наши подлинные, мнимые силы духовные. Даже кажется, что-то сделал человек, уже этим сделанным он начинает внутри себя тщеславиться. Это действительно как ядом каким-то поражено все, уже даже этим тщеславится. Вот какие вещи открываются человеку, который станет на путь исполнения заповедей Евангелия. Из этого познания себя и видимых своих мнимых сил, подлинных сил, рождается искреннее покаяние, не отчет на исповеди: сделал то-то, то-то, а душа молчит, как камень. А начинается искреннее покаяние. Почему? Потому что человек, увидевший и свои грехи, и свое бессилие, он начинает еще видеть одно, важное видение открывается ему, особенно важное. Какое? Он начинает видеть, что грех, это не что-то такое даже интересное, или что-то безобидное, или просто предосудительное, нет-нет. Он увидит, что каждый грех ранит и мучает душу, как заноза, которая вонзается в тело. Пока ее не вытащить, не залечить, страдает тело. Мы совершаем множество грехов и непрерывно живем не так, и не чувствуем этого. При правильной духовной жизни человек начинает чувствовать грех, начинает видеть, как он ранит душу. Например, что самое опасное, когда человек замерзает? Пока он чувствует: уши щиплет, это еще не страшно, потрет, и все в порядке, беда наступает, когда перестало ухо чувствовать, он может остаться без уха. Нечувствие – это страшная вещь, это беда, трагедия, не чувствует человек ничего. При правильной духовной жизни человек начинает чувствовать те раны, которые калечат его, и могут убить, видите, что открывается. Из этого чувства греха, не греха как чего-то юридического, как нарушение чего-то, а из чувства той болезни, которая проистекает от каждого греха, о котором святые отцы говорят как о необходимом условии, при котором только грех может смываться с души человека, это называется ненавистью ко греху. Во-первых, ненависть к тому, что может вредить человеку чисто внешне, то что, вредит мы опасаемся этого, избегаем. Есть и другая ненависть, как человек ненавидит, например, как для чистого человека может быть омерзительной, ненавистной какая-нибудь аморальная грязь, т.е. то, что для развратного человека кажется своей стихией, как, например, свинья валяется в грязи, то для чистого человека это отвратительно. Две стороны у этой священной или святой ненависти, она возникает у человека, который ведет правильную духовную жизнь. Правильная духовная жизнь, я просто очень боюсь, постоянно фразу эту повторяя, чтоб это не звучало как какая-то теория, речь-то идет о чем: не ходи по битому стеклу босиком или по колючей проволоке. Вот о чем идет речь, т.е. жизнь не верная, не праведная, она и есть не правильная, она нас же и мучает, мы же должны, в конце концов, понять, что ничего доброго мне: ни мира, ни успокоения, ни добра никакого не приносит – ни гордость, ни тщеславие, ни зависть, ни обжорство и т.д. и т.п. Духовная жизнь направлена освободить человека от страшных вещей, которые его мучают, раздражают и если с ними не бороться, притупляют его, и самое страшное, приводят к тому, что преподобный Иоанн Лествечник называл «окаменением, не чувствием». Общее бесчувствие, а человек может к этому придти, это может самое тяжелое, это бесчувствие может порождаться двумя вещами или «беспробудным» грехом или мнимой добродетельной жизнью, но и в этом и другом случае, это, в конечном счете, связано с мнением о себе. Вот попробуйте вору сказать, что он вор, он вам ответит… А с чего бы, правда? Он же вор. Да, но попробуйте, подойдите и скажите: «Ты шпана». Никому в голову не придет это сделать, потому что он знает, что будет. Знаете, какое мнение о себе… Да мы и по себе знаем, попробуй нам что-нибудь сказать о том, что мы имеем на самом деле что-то дурное, и нам об этом сказать, мы страшно разозлимся, оказывается вот это не чувствие, каким бы путем не приходил к нему человек, в конечном счете порождается вот этим мнением о себе. Вот это мнение о себе, или как его называют гордость, она лежит в корне всей нашей ветхости, нашей поврежденности, ее то человек начинает все больше видеть при верной, духовной жизни. Кстати, здесь открываются большие и важные законы для человека, ищущего Царствие Божие. Один из них открывает нам, каковы источники наших страстей. Святые отцы все говорят единогласно, что гордость лежит в основе этих страстей, но она имеет как бы «три рога», или она проявляет себя в трех основополагающих страстях, из которых рождаются все прочие страсти и эти вот три основополагающие страсти перечисляет Авва Дорофей в своих замечательных душевно полезных поучениях. Кстати, рекомендуйте это читать людям, которые вас будут спрашивать, чтобы почитать о духовной жизни, чтобы было и понятно и полезно. Вот эти душеполезные поучения Аввы Дорофея просто замечательны, они просты, любвеобильны, духовны, истинны. Он говорит, что все страсти рождаются от сих трех: славолюбие, сребролюбие, сластолюбие. Вот эти три «с». На самом деле, он ничего нового не говорит, это то, что мы находим и в Евангелии в искушениях Иисуса Христа, то, о чем говорит Иоанн Богослов о похотях: «Похоть плоти, похоть очей, и гордость житейская». Вот что человек начинает видеть, что оказывается вот они три этих важнейших канала, вот 3 этих «с», из которых исходит весь этот поток того, что именуется на святоотеческом языке грехом или страстью. В связи с этим у человека при правильной духовной жизни появляется искренняя молитва, когда он начинает видеть себя. Так вот, правильная молитва включает в себя 4 компонента. Святой Игнатий (Брянчанинов) очень точно их называет, говоря, что правильная молитва должна совершаться с вниманием, благоговением и сокрушением сердца, при этом очень и очень неспешно, с тем, чтобы ум мог присутствовать в каждом слове молитвы. Он преимущественно говорит здесь о молитве Иисусовой как самой краткой, которую человек может совершать в любом положении, где угодно и не зависит ни от места, ни от времени, ни даже от тех людей, в кругу которых он находится. Она никому не видна, даже никто не знает, и человек может заниматься ею. При этом я обращаю ваше внимание на вот этот элемент – неспешности. Понятно, что надо с вниманием, ибо я обращаюсь к Богу, понятно, что с благоговением, ибо я нахожусь перед Богом, и ясно, что с сокрушением, иначе какая же молитва, тогда о чем же молить? Но на неспешность обращаю я ваше внимание. Это кстати оказывается одним из самых таких трудных, что называется элементов. Вот я помню, в обители Саввы Освященного в Палестине спросил монаха, он сам американец, уже живет там несколько лет, спросил его, как они так занимаются. Он сказал, что им положено там 24 четки в сутки, четка – это 100, значит 2.400 молитв. Это такой обычай, идущий от самого преподобного Саввы, т.е. каждый час должен освящаться молитвой Иисусовой, ну естественно, человек же спит какое-то время, значит, в час гораздо больше он должен совершать. Ну, стал вопрос о том, сколько же времени требуется на это. Он сказал: по-моему, минут 10 что-то, на 100 молитв. Мы говорим: ну а знаете, как Игнатий (Брянчанинов) пишет? Знаю, полчаса. Знает, оказывается, это интересно. Кстати, Игнатий (Брянчанинов) переведен на греческий язык, не знаю, весь или нет, но переведен. Мы не стали ни дискутировать с ним конечно, ни чего… Но я вам хочу сказать, как человек, который, например, начинает играть на фортепиано, первое время медленно выискивает, где она, эта ре бемоль или до диез, медленно находит, постепенно, он, конечно, потом может достичь такого уровня, что все говорят: виртуоз. Так и молитва Иисусова, и не только Иисусова молитва, а любая молитва должна совершаться очень медленно. Некуда спешить, отведите время, сколько вы можете потратить, 15-20 минут, не важно, но надо совершать медленно с тем, чтобы действительно в каждом слове молитвы присутствовал мой ум. В связи с этим, я хотел бы обратить ваше внимание на эту книгу откровений, рассказа странника, вы помните, что там написано, какая там предлагается практика, которая, конечно, вызывает очень серьезное недоумение. Вы помните, как он 3 тысячи в день, потом – 6 тысяч в день, буквально через краткое время, еще дней через десять – 12 тысяч, причем, кончал он их еще до захода солнца. Если посчитать, то 12 тысяч, если исходить из 30 минут, то это 64 часа нужно в сутки, сократить пополам 15 минут – 32 часа в сутки. Даже если 15 минут на 100 молитвы Иисусовой, тогда потребуется, чтобы 12 тысяч произнести – 32 часа, с какой скоростью? Давайте тогда убавим еще в 2 раза, 7,5 минут – 100 молитв, тогда будет 16 часов. Представляете тогда, какова скорость, с которой странник произносил эти молитвы, он же кончал еще до захода солнца, т.е. он совершал это не за 16 часов, за гораздо меньшее время. Значит, он затрачивал не 7,5 минут, а еще меньше. Что же эта за молитва? Где она, эта священная неспешность, священное благоговение, с которым человек обращается к Богу. Вы только подумайте, это беда, если мы начнем следовать такого рода рекомендациям. Мы превратим тогда молитву в заклинательную формулу, в магическую формулу, как индуисты произносят «ом», так и здесь, только другие слова. На самом деле, души не будет уже тут присутствовать, и это колоссальная беда для человека, тем более, какого? Он же только начал, я не знаю, когда люди достигают высокого совершенства, что нам тут говорить о высоком совершенстве, смешно правда, это все равно что, знаете ли, человек хиленький будет говорить как бы поднимать штангу 250 кг. Что нам говорить об этом? Мы знаем свое положение, свое состояние и ясно, что такой путь, который указан в книге странника, приведет нас к чему? Приведет нашу молитву к магии, к произнесению как можно большего числа, то, что делают буддисты, на ветряную мельницу накрутят четки свои и ветряная мельница крутит, это куда более разумно, чем самому бессмысленно уже повторять эту молитву. Итак, оказывается, молитва должна быть не спешной, иначе обессмысливается наше драгоценное время жизни, мы проводим часы в храме, сколько часов, сколько дней, сколько месяцев, сколько годов… Я говорю только о том времени, которое проводим в храме, подумайте, если сложить все наше время, мы действительно, годы же, в конечном счете, проводим за молитвой и обессмысливаем это время, теряем, ничего не приобретаем, а многие при этом не только ни чего не приобретают, а еще очень много теряют. Потому что человек, который начнет таким образом совершать молитву Иисусову, например, да стремиться еще к большему числу и достигается этого обязательно, никуда он не денется, обязательно придет к мнению о себе, о своей добродетельности. Это – бесспорный факт, здесь всё, это уже прямой шаг к прелести, потому что прелесть вся и держится на мнении о себе, на тщеславии, на гордыне, поэтому нужно хорошо помнить и объяснять людям, что задача состоит не в количестве молитв, а в качестве, не стремиться прочитать всё молитвословие, допустим которое в молитвеннике, а вы лучше за то время прочтите 3 молитвы, но со вниманием, нужно молиться, а не вычитывать. Мы же тратим драгоценнейшую возможность приблизиться Богу, когда болтаем языком или мыслями, вместо молитвы. При неверном молитвенном делании человек легко впадает в прелесть. Здесь уместно привести в пример небольшой разговор Великого Сисоя преподобного с другим иноком. Некоторый инок сказал ему: «Я нахожусь в непрестанном памятовании Бога». Преподобный Сисой отвечал ему: «Это невелико, велико будет то, когда ты сочтешь себя хуже всей твари». «Высокое занятие, - говорит св. Игнатий, - непрестанное памятование Бога, но эта высота очень опасная, когда лестница к ней не основана на прочном камне смирения». Любопытно следующее, что оказывается, если вот так заставлять себя читать как можно больше молитвы Иисусовой, можно достичь того, что она станет непрестанной, но она будет безблагодатной. Есть молитвы непрестанные благодатные, а можно добиться молитвы непрестанной, но безбожной, т.е. от часа повторения она может войти в наше подсознание (знаете, как вот музыка надоедливая, какая-то мелодия, не знаешь, как от нее отвязаться, выбросить из головы) по непрестанности, но это совсем не знак благодатности. Благодатная молитва возможна только тогда, когда она происходит из того видения себя, о котором мы начали сначала говорить, из этого чувства покаяния, из искреннего обращения человека к Богу, из внимательной благоговейной неспешной молитвы. В противном случае эта непрестанная молитва станет еще одним мощным рычагом, который вводит человека в гордыню. Эта гордыня, или прелесть на святоотеческом языке, оказывается уделом всех нас, без исключения всех, но когда говорится о прелести, как особом состоянии, то подразумевается следующее. Наша прелесть в чем состоит? Мы не видим грехов своих, почти не видим и считаем себя хорошими. У подвижников же, когда о прелести говорится как о особом состоянии, порождается особенно внешним подвигом. Отцы делят подвиг на внешний и внутренний. Как можно больше молитвенных правил, посты, коленопреклонение, воздержание во сне, в пищи, помощь другим и т.д. Если священнослужитель: частом совершении Богослужений – все это они называют внешним подвигом и говорят, что внешний подвиг подобен листве на плодовом дереве и предупреждают: «беда, если на дереве будут одни только листья, какими бы густыми они не были, беда, если там не будет плодов». Плод же порождается духовным деланием, под которым разумеется не просто вот этот внешний подвиг жизни, а кропотливое постоянное понуждение себя, исполнение заповедей Божиих, борьба с собой и знамя всей духовной жизни как завет, как центр, как стержень всего – покаяние. Нет покаяния – нет духовной жизни, ничего нет у человека, обессмысливается всё, поэтому учтите, кстати, вот книги с налетом прелести или прелестного состояния будут много говорить о любви и почти ничего не будут говорить о покаянии. Покаяние смазывается там, и это верно. Человек, идущий неверным путем, весь горит любовью, весь, он любит весь мир, только странно при этом, он не видит, кто он есть. Это отцы называют мечтательной любовью, лжелюбовью, это не любовь, это разгорячение крови, говорят они, возбуждение нервов. Вот этим возбуждением страдают все, находящиеся в прелести, все, потому что она порождена внешним подвигом, без внутреннего и, конечно, отсутствием вот того видения своего греха, который и служит основой духовной жизни. Григорий Синаит (XIV век) говорит: «Прелесть говорят, в двух видах является или лучше сказать находят: в виде мечтаний; воздействий». Хотя одной гордости имеет начало свое и причину. Первый образ прелести от мечтаний. Что подразумевается под мечтаниями? Много разнообразных вещей. 1. Это мечтания своего духовного совершенства. Человек ждет уже, как у него это духовное совершенство его в нем проявиться, ожиданием даров Божиих, ожиданием переживания благодати Божией, он мечтает уже, живет этими переживаниями, сочиняет их себе. 2. Другой аспект мечтаний выражается в более даже еще грубой форме. Это представление себе разных картин. Библейских, например, картин. Представляет себе Бога, ангела, распятого Христа, матери Его, стоящей у креста плачущей и рыдающей, попыткой вжиться в эти страдания Христа, пережить их самому себе, возбуждается вот это чувство жалости, кажется, появляются слезы, человек плачет на молитве. На самом деле, он плачет о чем, о грехах? Нет. Он плачет от того, что составил себе картину, как страдает Иисус. Я почему об этом подробно говорю, потому что это практика, можно сказать, практически всех католических святых. Он воображает картину вот этих всех страданий, возбуждается от этих картин и плачет от них. Франциск Аззийский рыдал, даже дорыдался до того, что у него язвы появились, стигматы на руках, на ногах. Да, нервное возбуждение может дойти до такой степени, что открываются эти раны. Кстати, они практически никогда не заживают уже. Если внешние раны заживают легко внешне, а эти, которые вызваны нервно-психическим шоком, потрясением, или вообще не заживают или с колоссальным трудом. Но у этих людей они не могут зажить только по той простой причине, что они постоянно себя подпитывают теми же самыми образами и картинами и переживаниями. Вот это то, что связано с мечтаниями. Значит, мечтаниями о своей добродетели, своего совершенства, мечтаний благодатных даров или же многообразных, различных картин. И то и другое св. отцы категорически запрещают, поскольку через эти мечтания человек входит в общение не с Богом, а с своими фантазиями, и он кланяется не Богу, а своим фантазиям. Бедный человек. Второй образ прелести, я продолжаю Григория Синаита, начало свое имеет в сладострастии, рождающимся от естественного похотения. Это кажется странно на первый взгляд. Как же такое, подвижники, пребывающие в таком, знаете ли, аскетическом борении, и вдруг у них тут еще какое-то сладострастие. На самом деле, опыт опять тех же католических святых, ой как я вам скажу, сильно подтверждает вот эту мысль Григория Синаита, просто даже удивительно, как-то неожиданно. Вот целый ряд, будем говорить, жизнеописаний католических святых с необыкновенной силой подтверждает это. Вот та же Тереза Авильская (XVI век), эта та святая, которую папа Павел VI удостоил теперь уже, сейчас высшей ступени святости, возвел в рамку учителя церкви, помните, все эти вещи с Т. Авильской. Как она: «О Бог мой, супруг мой», как возлюбленная зовет пронзительным свистом, что душа не может услышать этого, и изнемогает от желания, это ужасные вообще вещи. С той же Анжелой Блаженной, которую распятый Христос обнимает, та же Катарина Сиенская, которая видит Христа-жениха, который привлекает ее к себе, снова привлекает (обнимает) и вынимает у нее сердце и дает ей другое сердце и т.д. Романы, настоящие романы, представляете, причем даже сопряженные с определенными телесными ощущениями и переживаниями. Об этом пишет очень сильно, например, Дмитрий Мережковский в своей книге «Испанские мистики». Вот эта такая романтичность, т.е. мечтательность, сопряженная вот с этим сладострастием, является одним из сильных и ярких проявлений для нашего времени. В высшей степени важным является вопрос о духовном наставнике. Кто такой духовный наставник православия – это тот человек, в котором я, ищущий наставника, убеждаюсь в том, что он действительно святой и наставник, т.е. этому предшествует опыт общения, как правило, этот опыт достаточно продолжительный, если нет особых обстоятельств. Это опыт общения, в результате которого я убеждаюсь, что поистине тот человек, который стяжал Духа Святого, который имеет видение души человеческой, который умеет лечить мои страсти. Наставник – это тот, кто видит душу человеческую, вот кто такой духовник. Он становится наставником тогда, когда примет послушника, когда этот человек убедился и просит у него позволения быть у него в послушании и то, как правило, совсем не так скоро, он может принять этого послушника к себе, иногда уже послушник полностью отдается в его волю, прекрасно видя и понимая, что это тот человек, который ведет его по пути спасения. Таких наставников было не так много, их всегда искали и далеко не всегда находили без труда. Может быть, уж в самое золотое время, когда еще было много отцов, позднее же это стало большой сложностью, очень большой. Игнатий (Брянчанинов), например, пишет: «Григорий Синаит (XIV век) решился сказать, что в его время вовсе нет благодатных мужей, так сделались они редки». «Тем более, - пишет свят. Игнатий, - в наше время деятелю молитвы необходимо наблюдать величайшую осторожность. Богодухновенных наставников нет у нас». Что отсюда следует, что не нужно иметь наставника? Нет. Он как раз говорит о другом, он говорит о том, что в наше время будет великим благом, если кто-то найдет человека, как он говорит и «старше братие», который может помочь ему. Он не является наставником в смысле тог, кто видит его душу, нет, но он более опытен, более благочестив, более начитан, более разумен. Одним словом, это человек, который впереди меня идет, как же нужно с ним быть, с этим руководителем, с этим наставником, как мы называем наставником, на самом деле старший брат. «С ним, - Игнатий Брянчанинов говорит, - нужно руководствоваться его советом». Это очень важное дело – совет, но это совет, а не приказ. И он очень и очень различает вот это жительство по послушанию, который возможет только там, где есть истинный наставник и истинное добровольное отдание себя в послушание отцов и жительство по совету, когда если Бог уж даст ему, найдет человека более опытного, разумного и знающего. Святые отцы завещают избирать наставника не прелестного (ударение на 1-ый слог), они предостерегают от учителей неискусных, чтоб не заразиться их же учением. И вот скромное отношение, слышите, скромное отношение советника (духовного отца, в нашем теперь понимании) к наставляемому совсем иное, нежели старца к безусловному послушнику. Совет не заключает в себе условие непременно исполнить его, он может быть исполнен и не исполнен, возразят, веропослушника может заменить недостаточество старца, неправда. Вера в истину спасает, вера в ложь и бесовскую прелесть губит, по учению апостолов. Если есть такая возможность, прочитайте книгу «Путь разума в поисках истины», здесь можно найти ряд полезных высказываний, связанных с духовным наставником. Я еще зачитаю одно высказывание. «Душепагубное актерство и печальнейшая комедия старцы, которые принимают на себя роль древних св. старцев, не имея их духовных дарований». Вот этих старцев, которые принимают на себя роль древних, не имея дарований, нужно всячески оберегаться, более того – бежать. Потому что тот, кто принимает на себя роль старца, начинает поступать как Амвросий Оптинский. Или еще что-то, направо налево давать советы, всё: женись, разводись, крестись, переезжай, продавай, покупай; во мгновение ока решает проблему, так, как будто это были великие святые, этого человека лучше остеречься. Здесь есть большая опасность, что мы имеем дело с чем-то ненормальным в духовном отношении. PAGE PAGE 106 PAGE PAGE 106