I. ОБ ОСНОВНЫХ ЭТАПАХ РАЗВИТИЯ ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА Предыстория Греки — народ с замечательной по своему значению для мира судьбой — берут начало от древней этнической общности, которую принято называть индогерманской (по крайним точкам современного расселения её потомков) или индоевропейской. О месте первоначального обитания индогерманцев нет единого мнения; вероятно, это были степи Южной России или Армянское нагорье. Масштабы распространения индогерманских языков в древнем мире свидетельствуют о том, что народности эти обладали высокой, влиятельной культурой. В V — IV тыс. до Р.Х. единство их начинает распадаться. Индогерманские племена движутся на Восток (Индия), Юг (Иран), Запад (Малая Азия, Центральная и Западная Европа — в последние два региона эти народности попали, обойдя Черное море с северо-запада). Будучи пахарями и скотоводами, продвигались они очень медленно, смешиваясь по пути со встречными народами, утрачивая единую племенную внешность и культуру. Пройдут времена, и они забудут свое единство. Греки выделяются из греко-армянско-арийской группы племен около III тыс. до Р.Х. Кстати, по?зднее самоназвание этого народа, издревле живущего на юге Балканского полуострова, — эллины. Эллин, эллинский, Эллада — этими словами пользовались и продолжают пользоваться греки и по сей день. Более же привычное для нас название заимствовано из латинского языка, от древних римлян: последние перенесли имя небольшого ионийского племени — Graeci, — жившего в известных им италийских Кумах, на весь эллинский народ. Территория расселения греков существенно менялась за весь период их существования. Расселившиеся сначала по островам Архипелага и в приморских частях Малой Азии, они расширяют свою территорию в VIII — VI вв. до Р.Х. на все берега Средиземного моря, а в эпоху завоеваний Александра Македонского — на Азию вплоть до границ Индии; известны колонии греков в Африке, Италии, Причерноморье. После распада империи Александра греки постепенно теряют свои земли. Многие исторические потрясения — особенно наступление ислама, турецкое иго и вытеснения исконного греческого населения Малой Азии турками в начале XX в. — вернули греков к древним границам, на юг Балкан и на острова ближайших морей. А появляются греки на Балканах в II тыс. до Р.Х. Долгое время они живут в соседстве с другими племенами (в том числе также индогерманскими), влияя и подвергаясь влияниям других культур. Постепенно догреческое население ассимилируется (уподобляется греческому) и в V в. до Р.Х. мы видим только остатки его существования. вставка карты Древнейший период Переходя к вопросу о возникновении греческого письма, необходимо отметить следующее. Во-первых, письменность, как правило, появляется намного позже возникновения языка. Во-вторых, существует очень мало народностей, письменность которых проходит все стадии развития, от простейших до совершеннейших: как правило, большинство народностей заимствуют письменность от немногочисленных «гениальных» в культурном отношении этносов; меньшее число этносов изобретают некую высокоразвитую форму письма, пользуясь историческим опытом соседей. Письмо же вообще проходит долгий путь к совершенству. От использования предметов в качестве знаков переходят к использованию символических рисунков, которые сначала символизируют целые сообщения, и лишь на последней стадии своего развития отдельный рисунок обозначает отдельное слово. Дальнейшее развитие письма связано с постепенным переходом от изображения понятий к изображению звуков. Сначала появляются смешанные типы письма, в которых значкам-понятиям помогают значки, уточняющие разными способами звучание подразумеваемого слова, — как правило, уточняющие очень приблизительно. Наконец появляется слоговое письмо, довольно громоздкое и сложное — ведь количество разных слогов в языке достаточно велико, использовать все обозначения для каждого слога трудно. Следующим открытием, довольно трудоемким по уровню абстракции, является открытие звука, сначала согласного. Тогда появляются типы согласного — «консонансного» — письма. Наконец они дополняются значками для гласных, и мы получаем компактную систему письма, в основном из 2-3 десятков знаков, которая позволяет со всей точностью отобразить все значимое для языка разнообразие звуков и их сочетаний. Классический древнегреческий алфавит как раз и представляет такую систему. Но появилась она у греков не сразу, спустя чуть ли не 2 тысячи лет после выделения греческих народностей и их диалектов из греко-армяно-арийской языковой общности. Уже после прихода на Балканы греки имели возможность познакомиться с довольно развитой письменностью своих высококультурных соседей — критян. Критская письменность появляется в III тыс. до Р.Х. и проходит ряд этапов, от иероглифов (значков-понятий) до звукового письма (некоторые исследователи считают его первым в истории последовательно звуковым письмом, т.е. письмом, ориентированным только на звучание, не на понятие). Так называемое критское линейное письмо А перенимается греками не позже XV века и получает в своей греческой форме наименование линейного письма В. Но это заимствованное письмо было еще слоговым, причем создавалось изначально для языка, по фонетическому и слоговому строению отличного от греческого. Приблизительность его была такова, что запись этим письмом определенного греческого слова могла быть прочитана еще десятками близких способов. Однако памятники линейного письма В («микенский греческий») важны тем, что дают представление об архаическом периоде языка; они также позволяют предполагать, что уже в то время складывается некий общий язык, объединяющий греческие племена — ведь таблички с надписями не содержат диалектных особенностей (диалект — вариант народного языка, распространенный на определенной части расселения одного народа). Возможно, письмо это было забыто после падения микенской цивилизации. В это время на востоке происходит грандиозное культурное открытие: семитскими народами — в Финикии или Ханаане — открывается консонансное письмо, т.е. система обозначения согласных. Еврейский алфавит — алфавит оригиналов Ветхого Завета также ведет свое начало от этого открытия в семитском регионе. Считается, что греки заимствуют письмо финикийцев не позже X в. до Р.Х., общаясь с купцами и колонистами этого культурного и довольно активного, подвижного народа. Древняя греческая легенда о заимствовании финикийского письма Кадмом, основателем Фив Семивратных в Беотии, была подтверждена, по своей сути, наукой. Названия греческих букв — семитские. Лишние буквы семитского алфавита греки приспособили для обозначения гласных — и в этом также заключается важнейшее культурное открытие. Древнейшие надписи, произведенные полноценным звуковым письмом, состоящим их гласных и согласных (т. е. алфавитом), найдены на о. Фера (Санторин), который, по легенде, связан с именем Кадма. Относятся они к VIII в. до Р.Х. К началу V в. до Р.Х. из многих типов письма греки вырабатывают два основных вида одного алфавита — два «извода»: восточный (ионийский) и западный. Афины — исключительный по своему значению для объединения греков город — использовали письмо, несколько отличное от общеионийского. Но в к. V в. до Р.Х. будущая столица Греции принимает восточный, ионийский алфавит, и он становится общегреческим, пребывая таким и на сегодняшний день. Именно он стал основой для изобретения славянской письменности в IX в. по Р.Х. Западный извод также имел важную судьбу: по распространенной теории, латиняне заимствовали у греков этот тип алфавита через этрусков н на основе его создали свой алфавит, которым сейчас пользуется бо?льшая часть Европы. С принятием алфавита заканчивается древнейший период развития языка, восстанавливаемый с помощью сравнительного изучения родственных латинскому языков, а также с помощью записей на чужих системах письма. Далее древнегреческий язык изучается на основе собственных ему памятников. Архаический (VIII — VI вв. до Р.Х.) и классический (V в. до Р.Х.) периоды В это время Греция была раздроблена на множество полисов (городов-государств), а греческий язык был совокупностью разных диалектов. Однако греки чувствовали свое племенное, культурное и религиозное единство и хорошо понимали друг друга. С VII в. до Р.Х. растет количество письменных литературных памятников. Однако исследовать по ним живые диалекты трудно. Дело в том, что в Греции складывалась своеобразная ситуация, когда диалекты закреплялись не только за определенными территориями, но и за определенными жанрами. За эпосом, например, закреплялся ионийский диалект, за хоровыми частями трагедий — дорийский, за философской и исторической прозой — аттический. Представитель одного диалекта, приступая к определенному жанру, должен был писать его на чужом диалекте — поэтому в литературе диалекты смешивались, их чистота нарушалась. Восстанавливают же чистый вид диалектов по надписям нелитературного характера. В рассматриваемые периоды выделяют следующие основные группы диалектов. Ахейско-кипрская группа (Аркадия, центр Пелопоннеса). Культура представителей этой группы, потомков древних ахеян, вытесненных в свое время более грубыми дорийцами и эолийцами, не оставила нам литературных памятников. Их диалект вскоре был вытеснен более развитыми диалектами. Дорийские диалекты. Дорийцы — греческое племя, пришедшее в Элладу последним. Потомки легендарного Дора, сына Эллина, пришли с севера и продвинулись, осваивая территории до Малой Азии, островов Эгейского моря и до Пелопоннеса, вытесняя ранее осевших там греков (эти территории будут названы потом Великой Грецией). Говоры были распространены на южных Кикладах и Споридах, на Крите, в африканкой колонии Кирене; на Южном Пелопоннесе (Спарта с колониями, Мессения); на севере Пелопоннеса (Коринф с колониями, Арголида, Мегара, о. Эгина). Эта часть дорийских говоров именуется собственно дорийскими, или южными говорами. На дорийском диалекте частично говорили также потомки другого сына Эллина — Эола, а именно проживавшие в Пелопоннесе (Элида, Ахаия с колониями), в средней Греции (Фокида, Локриды, Этолия и Акарнания). Эта группа диалектов называется западной. На дорийском, наиболее архаическом диалекте писали до Р.Х. древнегреческие поэты Алкман (VII — VI в.), Стесихор (VII в.), Ивик (VI в.), Вакхилид (505 — 450 гг.), Пиндар (522 — 442 гг.), Феокрит (первая половина III в.), математик и инженер Архимед (287 — 212 гг.); на дорийском диалекте писал свои оды Пиндар, на нем написаны хоровые часть древнегреческих трагедий и хоровая лирика; используют его и позднейшие писатели (ученый Эвклид). Эолийское наречие сохранили потомки Эола, проживавшие в Беотии, Фессалии, на о. Лесбосе и в Эолиде. Эолийский диалект, на котором писали поэты Алкей и Сапфо, повлиял на древнегреческую лирическую поэзию вообще; он также был составляющей языка, на котором созданы поэмы Гомера. Ионийские диалекты принадлежали потомкам Иона, внука Эллина и были распространены на о. Эвбее и его колониях в Италии и Сицилии; собственно в Ионии (острова Архипелага, побережье Малой Азии) и в Аттике, части центральной, так называемой «Малой» Греции. Все эти очень удобно расположенные земли имели большое значение для греческой науки, литературы, философии. Однако исключительное значение в истории Греции принадлежит Аттике. История ионийского диалекта разделяется обычно на 3 периода. Древнеионийский, или эпический диалект. Известен по древнейшим памятникам греческой литературы: по поэмам Гомера (дошли в поздних списках VI в. до Р.Х.; Гомер описывает те времена, когда греки еще не разделялись на эолийцев, дорийцев, ионийцев; когда греческие племена даже не имели общего постоянного названия — Гомер именует их то ахейцами, то аргивянами, то данайцами) и Гесиода. Создавались эти поэмы в VIII — VII вв. до Р.Х. Новоионийский диалект. Использовался историком Геродотом (484 — 424 гг.), основателем научной медицины Гиппократом (460 — 370 гг.) и его последователями; ионийскими натурфилософами Фалесом (624 —546 гг.), Гераклитом (554 —483 гг.) и другими; поэтами Каллином (VII в.), Архилохом (VII в.), Мимнермом (VI в.), Анакреонтом (VI в.). Наибольшего совершенства достигает ионийский диалект (при помощи элементов диалекта дорийского) к V в. до Р.Х., в Аттике — местный диалект этого периода получил название аттического. В это время устанавливается политическая и культурная гегемония Афин. Под эгидой Афин проходит сплочение греческих народностей, образовывается общая культура и общий литературный язык, который по своему лексическому богатству и грамматической разветвленности становится совершеннейшим орудием выражения мысли и чувства — от глубинных абстракций философии до тончайших интонаций лирики. Аттический диалект становится образцом для подражания не только до падения Константинополя в 1453 г. по Р.Х., но и позже. Литература на нем труднообозрима. В период его формирования на нем пишут трагики Эсхил (525 — 456 гг.), Софокл (494 — 406 гг.), Эврипид (484 — 406 гг.), комедиограф Аристофан (445 — 386 гг.), историки Фукидид (460 — 396 гг.), Ксенофант (434 — 354 гг.), философ Платон (427 —347 гг.), ораторы Демосфен (383 — 322 гг.), Исократ (436 — 338 гг.); его используют просвещенные классы Греции. Позднее аттический диалект будет играть особенную роль в Православной Церкви. Исходя из столь исключительного значения, аттический диалект, как правило, избирается основой при изучении древнегреческого языка — все прочие диалекты изучаются в сравнении с ним. Эллинистический период. Окончательное формирование общегреческого языка Общий язык греков — ?????????????????, «койне» — начинает формироваться ко времени вышеупомянутого принятия Афинами ионийского алфавита (403 г.); образование его происходит на основе аттического и других диалектов. Завоевания Александра Македонского открывают новую эпоху в истории Греции и ее языка — эпоху эллинизма. После распада империи Александра, греческий язык остается языком политически и культурно господствовавших слоев не только в тех новых государствах, где значение имела греко-македонскоя элита, но и в землях, освободившихся от греческого влияния: в Индии, Средиземноморье, Парфии, Армении, Нумидии. Городская речь утрачивает диалектные особенности аттического диалекта, упрощается грамматика и словообразование. Не уничтожая диалекты, койне вырастает над ними и становится языком общения и письменной культуры всех греков, а также других, подпавших под их влияние народов. Параллельно растут и усложняются сферы применения языка — развивается образование, наука и литературе — величайшим их центром становится Александрия. В это время встает вопрос литературной нормы, сознательного унифицирования (приведения к единообразию) всего языка. В границах койне рождаются два противоборствующих стиля: «азианский», испытывавший существенное негреческое (варварское) влияние — в III в. до Р.Х.; и стиль аттицизма — возникший ко II в. до Р.Х. как реакция на утрату греческим языком своей чистоты и утверждавший в качестве примера высокой литературной нормы аттический диалект. Эта проблема противопоставления двух стилей — высокого, языка культурной и духовной элиты, и простого, народного — просуществовала, как увидим, в греческой культуре до сегодняшнего дня. Постепенно койне вытесняет другие диалекты и становится общим разговорным языком и языком делопроизводства, а также той литературы, которая стремится противопоставить, выделить себя в потоке господствующей культуры: на койне осуществляется перевод Семидесяти, в то время как ученый иудей, философ Филон Александрийский, подобно аттикистам, подражает аттическому диалекту Платона. К началу нашей эры койне занимает на своем уровне господствующее положение, растворив в себе диалекты. Языком переходного периода от аттического диалекта к койне писал Аристотель (384—322 гг. до Р.Х.). На койне писали поэты Каллимах (300—240 гг. до Р.Х.), Аполлоний Родосский (III в. до Р.Х.), историки Полибий (200—120 гг. до Р.Х.), Диодор Сицилийский (ок. 190—120 гг. до Р.Х.), Плутарх (46—120 гг. по Р.Х.), Павсаний (II в. по Р.Х.), Арриан (95—175 гг. по Р.Х.), Аппиан (100—170 гг. по Р.Х.), географы Страбон (I в. по Р.Х.), Птолемей (83—161 гг. по Р.Х.), сатирик Лукиан (ок. 120—190 гг. по Р.Х.). На койне будет написан Новый Завет; большое значение будет иметь этот диалект и для дальнейшей литературы Христианской Церкви. Период римского владычества Известно, что Греция, попав под политическое владычество Рима, покорила своего победителя культурно. Хотя языком Римской империи становится латынь, но восточная часть государства пользуется двумя официальными языками — латынью и греческим. Западная элита постепенно также становится двуязычной. Римская литература развивается путем подражаний литературе греческой; римские культурные деятели пишут по-гречески (Марк Аврелий, император-философ; ритор Клавдий Элиан). Греческий язык этого периода характеризуется все большим расхождением письменного и разговорного стилей; сам разговорный язык разделился на высокий и простой. Простонародный язык все более упрощается в грамматике, меняется фонетически. Классический язык становится достоянием в основном лишь образованных слоев общества. Диалекты исчезают окончательно даже на отдаленных от центра территориях. Койне распространяется по всему обширному ареалу, на котором значима греческая культура. Поэтому этот язык и выбирается языком апостольской проповеди язычникам и языком Нового Завета. Византийский период После разделения империи и падения Западной ее части во времена варварских нашествий, греческий язык вытесняет латынь и к VI веку полностью возвращает себе статус общегосударственного. На фоне западной культурной ночи и разрыва традиций, Восток кажется культурно процветающим, но разнообразные исторические катаклизмы (в том числе миграции народов) оказали свое негативное влияние и на восточную империю — Византию. Население уменьшилось и смешалось частично с пришлыми варварами. Города и образование в них приходят в упадок. Обиходный язык быстро лишался своей чистоты и расходился с литературным. Но древний язык и культура заботливо хранятся Церковью. Святые отцы периода Вселенских Соборов, воспитанные на классических образцах, писали, ориентируясь на чистый аттический диалект — и народ прекрасно понимал проповеди святителя Иоанна Златоуста, произнесенные на языке древних ораторов Аттики. Появляется, однако, церковная литература и на близком к просторечному языке — в основном житийная и поучительная. Ее благодатное богатство обеспечивает ей высокое значение в Церкви — и в последующее время многие такие сочинения переводятся на высокий стиль. В средние века в Византии система стилей еще более разветвляется. После эпохи иконоборчества и до времени Палеологов (XIII — XV вв.) мы наблюдаем четыре основных стиля: классический письменный (подражание аттическому, а нередко и другим диалектам), классический устный (язык Двора, например), народный письменный (с него в образованных кругах переводят сочинения на высокий стиль) и народный устный (последний так или иначе касается всех). Такое многообразие — продукт высокой культуры; оно позволяют максимально использовать разные средства языка в зависимости от задач. Данный период особенно интересен для нас, так как на него приходится время создания славянской азбуки и развития церковнославянского языка по образу греческого. Изменения словаря и грамматики народного языка становятся в это время столь велики, что можно говорить о последнем уже как о новогреческом языке. Далее, в эпоху Палеологов, начала стираться противопоставленность стилей, ориентированных на древний и новый периоды языка. Влияние языков Европы становится все ощутимее. Время турецкого владычества В этот тяжелый для греческого народа период преподавание классического языка преследовалось. Образованность по возможности сохранялась в монастырях, а также в Константинополе, в среде греков-фанариотов (от квартала Фанар (??????), где возле резиденции Константинопольского Патриарха жили образованные греки, используемые Турцией для государственной службы). Большинство греков могло говорить лишь на одном из простонародных диалектов. Только в богослужении сохранялась связь с древней традицией. Значительных литературных памятников — как духовного характера (на чистом языке), так и светского (на смешанном) — в самой Греции появляется в это время относительно немного. Но западная культура (ренессансная и не только) все больше уделяет внимания своему классическому прошлому. И классическая филология достигает здесь своего расцвета. Греческий язык в Новое время В 20-х годах XIX века часть греческих земель была освобождена от турецкого ига. Образовалось Королевство Эллинов, языком которого стала т.н. кафаревуса ?????????????— очищенная) — язык Церкви и образованных слоев, близкий к койне, но упрощенный несколько в грамматике. Однако и подражание чистому аттическому диалекту также имело место в определенных кругах, особенно среди ученых. Противостоявший кафаревусе «народный язык» (димотика — ??????????состоял из множества столь отличных друг от друга диалектов, что представители каждого с трудом могли понимать другой диалект. Говоры эти изобиловали заимствованиями из романских, тюркских, славянских языков. Из письменных жанров активно пользовалась языком, близким к народному, только поэзия, продолжавшая традиции собственно народной поэзии предыдущей эпохи. При всех преимуществах кафаревусы, ее традиционная направленность и требующая изучения совершенная норма были не по вкусу кругам, проникнутым духом века — духом прогресса и упрощенно понимаемого «демократизма». Эти круги — в значительной мере эмигранты в Западную Европу — развернули теоретическую борьбу против кафаревусы, часто переходившую в политические столкновения в самой Греции. И вот как рисует последний этап развития греческого языка современный исследователь: «Господство кафаревусы сочеталось с сохранением и развитием поэзии, преимущественно лирической, на языке, приближающемся к народному, которая продолжала традиции народной поэзии времен вековой борьбы за независимость. Преимущества очищенного языка в областях государственного управления, просвещения и подобных были очевидны, но само существование языка, обращенного в прошлое, требующего некоторых усилий для изучения и, так сказать, недемократичного, противоречило духу века, и в Греции началась великая борьба с чистым греческим языком, лишь недавно увенчавшаяся временной, как хочется думать, победой. Голоса сторонников «народного языка» раздавались преимущественно из Западной Европы, где они и разрабатывали этот язык (наиболее яростный димотикист XIX в. Янис Психарис — профессор Сорбонны). Теоретические рассуждения о «народном языке» в самой Греции оборачивались уличными беспорядками с убитыми и ранеными. Речь шла о насильственном упразднении такого благотворного, обогащающего речь и мысль состояния, когда человек в зависимости от общественного положения, ситуации и желания мог или должен был владеть и пользоваться языком сразу в двух его разновидностях — высокой и просторечной. Нам, благодаря не вполне забытому церковнославянскому наследию, гораздо легче представить себе огромные выгоды и вполне преодолимые трудности такого положения, чем, например, западному европейцу. Сторонники кафаревусы писали не в Париже или Лейпциге, а в Афинах, имели неосторожность мечтать о возвращении эллинских земель и вообще были реакционерами, но тем не менее смогли уберечь чистый язык вплоть до послевоенных лет. В наши дни греческий язык находится примерно в таком же положении, как в века турецкого ига. После падения последнего консервативного правительства (т.н. «диктатура черных полковников») и упразднения монархии усилия победивших либералов сосредоточились на прерывании культурной преемственности. Кафаревуса «отменена», то есть практически запрещена в 1976 г.; тогда же на долгие годы уничтожены классические гимназии; таким образом выращено было два беспамятных поколения. Гонение на высокую культуру сочетается с гонениями на Церковь (в православном по конституции государстве), насаждением западной массовой культуры и пр. В 1983 г. проведена внешне бессмысленная реформа орфографии, знаковый смысл и цель которой сходны с целью введения временным проавительством и большевиками русского кривописания в 1917-1918 гг. Художественная литература новой Эллады не успела за сто с небольшим лет свободного развития, предшествовавшего всеевропейскому кризису в искусствах, создать незыблемые ценности, которые могли бы способствовать сохранению языка, и почти единственной его хранительницей, как в прежние века, оказывается Церковь». II. О месте классических языков в духовной школе Начиная изучение древнегреческого языка, и особенно делая это не по своему желанию, а по велению учебной программы, необходимо представлять себе – хотя бы в общих чертах, - в чем смысл предстоящего обучения. На этом пути учащиеся духовных школ могут столкнуться с двумя существенными трудностями. Первая – это несомненная сложность самого древнегреческого языка. Эта сложность обусловлена как большой древностью, так и исключительным богатством языка, к которому мы приступаем. Вторая же, более глубокая проблема – в извечном вопросе: на изучение чего мы можем со спокойной совестью посвятить часть времени, отпущенного нам на подготовку к вечности. Ни для кого не секрет, что занятие, к которому хоть в малой степени «лежит сердце», всегда производится с бо?льшим терпением. Сердце же наше расположено к тому, что так или иначе связано с нашими идеалами. Вспомним, к примеру: если мы хоть немного понимаем смысл церковного догмата, понимаем, как этот догмат связан с нашим спасением, нам легче смирять свой ум перед верой в непостижимое – непостижимое вообще или до времени. Мы не должны при этом требовать полного понимания как условия для веры. Но, понимая отчасти, нам легче, все же, терпеть, пока вера не просветит нас по возможности полнее и не откроет духовного видения того, что простым очам и простому уму недоступно. Точно так же, когда мы понимаем смысл предмета, нам легче смирять свое неопытное рассуждение и свои слабости перед требованиями духовной школы; требованиями, испытанными в веках церковной истории. И тут мы не должны требовать совершенного, полного понимания всех смыслов – часто это невозможно, пока предмет не изучен. Смирение перед школой, перед учителем – это тоже путь отречения от себя, путь креста. Однако понимая возможное, учащийся с большей легкостью может проходить своеобразную филологическую пустыню – ведь ему будет светить надежда встретиться с чем-то большим, чем язык: встретиться с Жизнью; встретиться со Словом, Которое стало Плотью; встретиться с Сыном Божиим и Словом Божиим, Которое стало Сыном Человеческим и – Словом Человеческим. Даже если мы будем принимать во внимание только наиболее характерную (или привычную) задачу духовной школы – задачу подготовки хороших священнослужителей, мы должны понимать, что последние должны быть хорошими во всех необходимых отношениях. Лишь при таком понимании мы можем увидеть всю существенную необходимость нашего предмета. Да, Церковь призвана освятить все сферы нашей жизни. То, что не воцерковлено, чего не коснулась благодать, становиться опорным пунктом недремлющего врага нашего спасения, пунктом, с которого он постоянно будет стараться отвоевать все остальное. Пренебрегши клочком земли, мы можем потерять слишком многое. Для пастыря в его «тактике и стратегии» очень важно осознавать это и не сводить все богатство своих задач к какой-либо одной сфере своего жертвенного служения. Помня об этом, мы, как кажется, можем увидеть как минимум три момента в пастырской жизни, которые делают знание классических языков существенно полезным для священнослужителя. Попробуем увидеть их вместе, начиная с самого главного. 1. Священник есть хранитель и преподатель Церковного Предания. В большинстве случаев именно со встречи с ним, а не от чтения книг и не от служения епископского зависит участь человека – христианин этот человек или еще не христианин. Предание же, т.е. то, что в Церкви передается из века в век от поколения верных поколению, - это, конечно, прежде всего не книги, не слова, даже не учение. Это – благодать Святого Духа, нетварные Божественные энергии, которые делают смиренного и любящего сына Церкви сыном Божиим по благодати. Однако мы знаем, что Церковь – Богочеловеческий Организм. Благодать в Церкви преподается таким образом, как человек может ее приять. Как существо из духа, души и тела, человек приемлет духовное через ощутимые для тела и души образы. В числе последних ведущее место занимает слово. Осознавая слово, мы начинаем путь от видимого и слышимого, от доступного ощущениям. Далее мы движемся к мысли и чувству – к предметам ума и сердца. И уже за этими явлениями душевного мира мы учимся созерцать духовное, возвышенное. Святые отцы называли Священное Писание как бы продолжением Воплощения Бога – Слова. По халкидонскому определению, человеческая природа была воспринята Христом в полноте и существенной неизменности. Эти полнота и неизменность были сохранены во Христе и после высочайшего прославления в Нем человеческой природы. Так и язык Священного Писания, язык свидетельств Святых Отцов о преданной им Жизни остается языком человеческим, хоть и преображается благодатью. А язык человеческий имеет свои правила, свои законы. И они не должны быть безызвестными тому, кто обязан хранить и передавать всю полноту Предания, воплощенного в слове. Ведь как можно сохранить и передать в полноте и чистоте то, что не понимаешь сам, не понимаешь полно и со всей ясностью? Поэтому, если есть возможность приблизиться к тем способам, какими именно передавали ближним живое дыхание благодати люди, особо близкие Богу, особо наполненные Духом Святым – святые апостолы, отцы и учители Церкви, творцы христианской аскетики – священник, казалось бы, должен чувствовать стремление приблизиться к этим способам. Можно уподобить это паломничеству во Святую Землю, трепетному прикосновению к тем дорогам, которыми ходили Спаситель и апостолы. Но думается даже, что плоды прикосновения к языкам Предания, на которых говорила Древняя Неразделенная Церковь, могут быть более долговременны, незабвенны, более глубоки и полны. И даже если бы все письменные свидетельства были переведены – все равно оригинал заключает в себе неповторимую гармонию духа. мысли и слова. Писать на том языке, на котором думаешь, пусть и мучаясь от немощи выразить духовное даже на своем родном языке, - это, все же, не то, что зачерпнутое мною из источника, ограниченное моим, читателя, опытом передавать на языке, неродном мысли автора. Естественно, что и между чтением первого и второго также всегда будет существенная разница. Кстати, когда мы читаем наши молитвы, которые суть церковнославянские кальки с древнегреческого, читаем с привычной к русскому языку, не зная древнегреческого – это часто только мешает нам понять смысл того, о чем мы молимся. Итак, первая проблема, которая встает перед пастырем и требует у него соответствующих знаний – это проблема понимания нами слова, в котором воплощено, сохранено и передается Предание. Легкомысленное игнорирование «плоти» Предания свидетельствует о своеобразной монофизитской настроенности пренебрегающих; Христос историчен и в то же время вечен — и церковное Предание, будучи надмирно, воплощается в ткани человеческой истории. Однако этим важным аспектом все не исчерпывается. 2. Христианину, конечно, достаточно понять и исполнить. Но священнослужитель должен уметь преподать так, чтобы поняли, приняли и исполнили другие. Да, апостолы, может быть, сами и не потеряли бы от того, что не написали бы Евангелий. Учители Церкви не стали бы верить неправо, если бы не создали Символ Веры. Отцы – подвижники могли бы молиться и не описывая свой опыт (больше того: чтобы писать, им часто приходилось нисходить с завоеванных смиренными трудами высот). Все они не потеряли бы. Но ближние их потеряли бы – и, может быть, все. Главнейшая заповедь – любовь – обращает нас к миру и заставляет нас свидетельствовать перед ним о преданной нам Жизни на понятном миру языке. Она же подвигает более совершенных преподавать свой опыт начинающим, уже в самой Церкви. И чтобы не только услышать все оттенки этого голоса любви, но и передать все его богатство, во всей его приспособленности (чистой, впрочем, и бескомпромиссной) к слышанию мира, - нужно быть к этому голосу ближе по возможности во всем – не только в духе, но и в преображенной духом букве. Конечно, прежде всего Бог дает силу слова и силу слышания. Но благодать – не повод к нерадению во всем и к дерзновенным ожиданиям особых, сверхъестественных даров. Сегодня католический и протестантский мир все чаще с тоской оглядываются в вечно живое прошлое Церкви; случается, что сейчас даже начинающий проповедник очередной новой секты, обученный по незамысловатому протестантскому учебнику греческого языка Нового Завета, может показать вам оригинальный текст Евангелия (созданного в Церкви!) и сказать, что у нас, православных (любой национальности), вот тут вот все переведено неправильно. Что же мы ответим братьям, об уходе которых из Единственной Живой Церкви мы скорбим? Но не так маловажно и то, что классические языки – это те языки, которые сыграли величайшую роль в формировании того внецерковного мира, к которому обращалась и сейчас обращена проповедь Церкви. Ко всему лучшему, что человечество обрело в естественном Откровении Логоса – Откровении искренне ищущим Истину язычникам – ко всему этому имеют причастность классические языки. Мы имеем Христа в себе – и нам, возможно, ни к чему проходить теми запутанными путями, которыми шли ко Христу нехристиане. Но апостол Павел звал нас быть всем для всех. Миссионеры учили языки народов, среди которых собирались проповедовать. Неужели пастырь словесных овец вознерадит выучить те языки, при помощи которых формировался культурный фундамент региона, исторически наиболее восприимчивого к христианству? Тем более, что сегодня наш пастырь в нем – миссионер уже как бы поневоле: в исконно христианских обществах существует множество христиан (!), нуждающихся в элементарном оглашении. Неужели пастырь вознерадит выучить языки, которые наложили неизгладимую печать на менталитет народов, среди которых начиналась проповедь Евангелия и которые до сих пор сохраняют призвание быть закваской миру, быть солью земли? И это тем актуальнее, чем под большей угрозой это призвание сейчас. Не секрет, что интерес к классической филологии падает ныне даже в «Старом Свете». Объяснения этому лежат глубже проблем в секулярной культуре. Человек или падает, или устремляется в полете вверх. Низойдя из Церкви в мир гуманизма, в мир самого себя, человек не может уже удержаться (в силу инерции предпринятого вниз рывка) даже на уровне всего того лучшего, что он получил от Христа до Воплощения Христа. На уровне того, что вело его к совершенному общению со Христом и что привыкли называть «общечеловеческими ценностями». Но ведь и путь наверх может иметь такой же порядок? Апеллируя к классике, возрождая интерес к ней, мы возрождаем время ожидания Спасителя – время, в которое человеки ощущали нужду в Том, Кто выше человека. Человека, осознавшего в историческом опыте своих поражений – нравственных, философских, религиозных, социальных и так далее – осознавшего в них бессилие лучших своих стремлений. Кажется, понять это и осуществить это первое возвращение может сейчас уже только Церковь. Ћ ¦ ?)?????z?)?????!?)?????????i?)??????i? бессильно бьется его культура сегодня — может быть, нам пригодится все это, как в свое время апостолу Павлу пригодились в Ареопаге впечатления от прогулки по языческим Афинам (Деян. 17,16-34); в современной культуре существует множество памятников Неведомому Богу — или, точнее, Богу Забытому. Итак, вторая проблема, которая встает перед пастырем и придает смысл знанию классических языков – это проблема передачи Предания в слове, наиболее близком как самому духу и букве Предания, так и той культурной атмосфере, в которой происходит наша проповедь. И будет ли то проповедь верным, или поиск общего истинного начала в живом прошлом – поиск, который мы поведем вместе с братьями, более или менее далеко отошедшими от оград Церкви-Матери, или то будет голос, обращенный к страждущему миру сему, неведущему Христа – в любом случае мы вправе надеяться, что знание классических языков сделает наш голос более спокойным и уверенным, более сильным и полнозвучным, более родным и знакомым и неожиданно узнаваемым, несмотря на то, что он будет полон для многих совсем новым, неведомым ранее содержанием. И будет ли то первое слово о Христе, или слово о том, чего не видело око, не слышал слух и что не всходило еще на сердце верным – проникнутое родными интонациями, впитанными с молоком матери, спрятанными в почти недосягаемых уже глубинах исторической памяти, слово это будет встречено более доброжелательно, более тепло. И, может, придет время, когда вспомнивший о своей забытой земной прародине вспомнит после этого и о родине небесной. Мы не имеем тут в виду только те нации, языки которых родственны классическим по происхождению. По отношению ко многим народам Запада и Востока трудно сейчас точно определить, сколько латинских или древнегреческих нот звучат в тех «колыбельных», которые поет каждая национальная культура, приступая к воспитанию каждого из своих малолетних чад. Но и этой проблемой все не исчерпывается. 3. Остается сказать о моменте немаловажном, хоть и не нуждающемся в долгих объяснениях. По общепринятому давно мнению, классические языки существенно развивают душу. Их стройность и богатство воспитывают, расширяют способности ума и сердца. Знание классических языков позволяет на новом, существенно более глубоком и полном уровне владеть родным языком. Ценность всего этого для пастыря не нужно объяснять. Ведь живое, осмысленное, удачно выбранное слово для него – это и оружие в войне за человека, и орудие лечения человека, человека несчастного, израненного грехом. Подытоживая, можно сказать вкратце, что классические языки в духовных школах необходимы по следующим причинам: 1. Это языки источников, в которых сохранено предание. А источники потому и называются источниками, что всегда рождают новое, приснотекущее, живое, вечное и тем самым настоящее. Они не иссякают ни для какого времени и ни для какого жаждущего человека. Переводы же и пересказы – это, обычно, в разной степени ограниченные сосуды с водой. Нечастые исключения составляют лишь те случаи, когда переводчик или автор пересказа равняется по душевному богатству и духовной, благодатной одаренности тому, что создавал оригинал. Впрочем, это означает уже то, что он создает новый источник. Немаловажно и то, что это языки, помогающие нам глубже узнать язык нашей молитвы, язык, посвященный нами Богу. 2. Это путь сознания основ культуры и ментальности тех народов, которым нужно – к сожалению, часто с азов – и сейчас проповедовать Христианство. Это путь познания также и современной культуры этих народов, опять утративших понимание истинных причин своего духовного голода, страдания и бессилия. Далее, это путь поиска общего языка не только с миром вне Христа, но и с теми, что ушел искать Христа вне Церкви, путь совместного рассмотрения общего живого, благодатного прошлого. И, наконец, это путь более совершенного (верного духу и оживленной духом букве нашего Нового Завета с Богом) способа передачи Предания уже внутри Церкви, уже самим верным – столь часто ныне оторванным от корней Предания. 3. И последнее. Это не только помощь в познании Предания и опыта передачи его, но и способ образования собственных душевных способностей, умственных и сердечных сил к полноценной передаче Предания. Мы уже не мыслим нашего богословия без столь значимых, важных и уже почти две тысячи лет живых слов – Ипостась, Природа, Сущность, Единосущие, Энергия. Теперь трудно представить, каким было бы это богословие, если бы в свое время Отцы Церкви не учили древнегреческую философию и не старались осознать и использовать ее столь содержательные термины. Богатства и стройность классических языков формируют исключительную культуру мысли и слова. А тем, кто хочет возрождать сегодня тертуллиановское «Что общего у Афин с Иерусалимом», следует напомнить: после того как Иерусалим спас Афины от лжеименного знания, Афины помогли Иерусалиму преодолеть «иудейскую нищету» и явить пред кичащимся разумом силу разума смиренного: явить Божественное достоинство Логоса и Духа Святого. С тех пор у них есть Общее – Премирная и Пребогатая, Единица в Троице и Троица во Единице. Итак, знать Предание в наибольшей полноте, уметь правильно и по необходимости многообразно передавать его, исходя из широты и богатства своих душевных способностей соразмерять эту передачу состоянию внимающих – внимающих охотно, равнодушно или даже враждебно – вот, как это ни громко звучит, та земля обетованная, ради которой мы должны терпеливо пройти пустыню изучения языка. Впрочем, и пустыня эта не лишена своих оазисов. На каждом этапе пути они поддерживают нас некоторым предощущением будущей полноты жизни, которая будет все ближе. Дорогу осилит идущий. Идущий с верою в Помощь Божию, с надеждой на высокий смысл пути, с Любовью к Цели – к встрече с Жизнью и к возможности привести к этой встрече другого. ІІІ. ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ИЗУЧЕНИЯ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА 1. Специфика цели обучения Каждый язык является сложной системой знаков, предназначенной для двух основных задач. Первая задача – совершенное образование мысли. Мышление неотделимо от языка, мы мыслим на определенном языке. Часто мы сами ощущаем, что наши же мысли нам до конца не понятны, пока мы не воплотим их в слове. Глубочайшие интуиции получают свое значение в культуре, лишь кристаллизовавшись в слове. Вторая задача – задача общения – будь-то общения современников при встрече или общение поколений через века. Общение же всегда предполагает двоякий процесс: образование сообщения и восприятие, понимание его. Изучение древних языков специфически связано с обеими задачами. Если основную роль в формировании мышления играет родной язык, то знание древних языков, как уже было сказано, позволяет знать свой язык на совершенном уровне, а также через опыт знакомства с грамматическим и словарным богатством древности развивает мышление. Однако основной задачей изучения становится способность к общению, но общению своеобразному: в отличие от новых языков, знание древних языков направлено почти исключительно на восприятие и понимание готовых текстов; формированию сообщений, как правило, не учатся. Это, с одной стороны, суживает методику изучения – привычные нам по новым языкам тематические беседы, пересказы, изложения, диктанты, отработка разговорных моделей не имеют места, поскольку нет надобности формировать твердые навыки к образованию новых сообщений на мертвом языке. Однако, мы должны понимать, что любой письменный язык с другой стороны, намного сложнее устного, в нем все становится значимым, порой каждая мелочь – особенно это видно в памятниках науки, искусства, философии и богословия. Автор отражает тончайшие обороты мыслей и чувств, он как бы останавливает для нас сложное движение своей мысли – и он вправе надеяться, что мы заботливо присмотримся к каждому элементу текста. Это требует от нас более подробного и точного знания правил языка. Следует, однако, заметить, что переводы с русского на древнегреческий так же имеют в процессе обучения свое незаменимое место. Только переводя с родного языка на иностранный, мы можем в совершенстве проверить полноту и глубину усвоения теоретического материала. 2. Специфика предмета изучения Язык как сложная, иерархическая знаковая система предстает пред нами с двух сторон. С одной стороны – это набор каких-то элементов. Элементы эти разной сложности; самые простые входят в состав более сложных, те, в свою очередь, - в состав элементов следующего уровня. С другой стороны, язык – это правила сочетания и взаимосвязи этих элементов. Каждый элемент в языке (кроме самых первичных –элементарных звуков) имеет свою форму и свое значение. Изучение языка на первом этапе сводится к тому, чтоб изучить элементы каждого уровня, их взаимосвязь и правила их сочетания. Знание каждого элемента состоит из знания его формы и его значения (или, иногда можно говорить, его формы и его функции, задачи в языке). Если рассматривать все уровни языка, их окажется достаточно много – и каждый имеет свой раздел в науке о языке – лингвистике. Нам необходимо иметь общее представление о самых основных уровнях и их специфике в древнегреческом языке. А. Уровень Фонетический (гр. ???? – звук). Человек, как существо духовно-телесное, для своего общения нуждается в материальных пособиях. Одним из самых совершенных являются звуки, которые человек может произносить. В каждом языке есть ограниченное число звуков, с помощью которых человек общается. Каждый звук имеет ряд характеристик, которыми он противопоставляется другим звуком (глухой – звонкий, губной – зубной и т.д.). Не все характеристики звука значимы с точки зрения системы языка (так, громкий или тихий, правильный или картавый звуки будут представлять один и тот же образец звука). Звук не имеет еще значения, а только служит строительным материалом для языка и входит в более сложные элементы языка. К фонетическому уровню относится также слог (сочетания звуков, произносимое одним непрерывным выдохом голоса), а равно ударение с интонацией. Изучение звуков, их значимых для языка характеристик и других элементов фонетики, а также усвоение правил их сочетания (а при сочетании звуки могут меняться – речевой аппарат человека ищет наиболее удобные для выговора сочетания) составляют изучение фонетики. Специфика фонетики древних языков в том, что эта сторона языка обычно реконструируется здесь наукой – ведь живая речь недоступна для изучения. Зато и трудностей с произношением здесь не бывает. Б. Уровень морфологический. Центральным и наиболее привычным для нас элементом языка является слово. Однако между звуком и словом есть важный промежуточный уровень. Для чего он? Слово имеет свою форму и значение. Общее значение слова складывается с двух значений – лексического и грамматического. Лексическое значение – это соотношение слова с каким-либо конкретным предметом или явлением в действительности. Например, слово «рука» соотносится с конкретной частью тела человека. Грамматическое значение – явление более абстрактное. Оно выражает самые общие характеристики предметов и явлений, самые общие их связи. Ведь в мире все пребывает во взаимосвязи. Элемент мира имеет общее и отличное по сравнению с другими элементами, каждый взаимодействует с другими; язык призван не просто называть отдельные вещи, но и отображать всю систему элементов мира, все их взаимодействия в совокупности. Опять таки, форма слова «рукою» имеет не только свое конкретное значение части тела; оно выражает и общие черты данного элемента в мире: говорит о том, что это предмет, что находится он в единственном числе и является нашим инструментом, с помощью которого что-то делают. Комплексное значение слова возникает в силу сочетания определенных частей слова, каждая из которых может быть связана со своим лексическим или грамматическим значением. Главным носителем лексического значения является корень. В рассмотренном примере это будет корень «-рук-». Есть части слова, которые уточняют, конкретизируют лексическое значение корня; это многочисленные приставки и суффиксы. В словах «учение», «учить», «учитель» общий корень «-уч-» уточняется с помощью суффиксов и в первом слове суффикс выражает процесс, во втором – действие, в третьем – деятеля. Наконец, есть части слова, которые ничего не добавляют к лексическому значению и лишь выражают изменения грамматического значения, изменения характеристик, которые не влияют на сущность предмета. Это, например, окончания. В ряде слов «книга», «книгой», «книгами» предстает пред нами один предмет и одно лексическое значение; однако меняется то число предмета, то его роль (роль субъекта или роль инструмента действия). Значение числа и роли выражают изменяющиеся окончания. Способами формирования новых слов, при которых изменяется лексическое значение слова с одним корнем («учить, учеба, ученик, учитель, учение, выучка, научиться» и т.д.) занимается раздел лингвистики, именуемый словообразованием. Способы же изменения слов, при которых их лексическое значение остается неизменным (спряжение, склонение и т.д.) изучает морфология; она исследует также особенности грамматических значений, существующих в данном языке. Итак, слово состоит не только из звуков. Оно имеет более крупные части (они могут, впрочем состоять из одного звука, но его роль уже будет не просто «строительная», он будет иметь значение), каждая из которых связана с определенным значением, лексическим или грамматическим. Эти части слова получили наименование морфем (гр.??????– вид, образ, форма). Добротное изучение этого уровня в древнем языке особенно важно; оно должно приводить к твердому знанию всех форм слова в языке (их нельзя путать, поскольку каждая форма имеет свое специфическое значение) и к твердому пониманию их значений, в первую очередь, чисто грамматических, как самых общих, необходимых, фундаментальных. Дело в том, что язык постоянно стремится к выравниванию, унификации своей морфологической системы и подчинению всех случаев единому правилу. Чем дольше существует язык как живой, тем выше его морфологическая «однородность», тем меньше в нем исключений. Древние языки останавливаются на определенном уровне развития – в этом особенность изучения их морфологии: часто она разнородна, полна исключений, многообразия способов выражать одно значение. В. Уровень лексический. Язык обычно делят на словарь и грамматику. Это имеет свой смысл. В мире все элементы имеют и общее, и частное, конкретное. Общее относится к большим совокупностям элементов. В языковых знаках также есть общее и частное. Общее представлено в общих правилах, моделях, отображающих общее в мире. Выучив правило, модель, мы учимся видеть это общее в десятках и сотнях элементов. Например, выучив, что окончание «-а» может выражать предмет в единственном числе, мы можем узнавать сотни слов как выражающих, обозначающих предметы в единственном числе. Однако язык призван выражать не только общее, но и конкретное. Слово, во всем взаимоотношении его частей и значений, соотноситься уже с чем-то завершенным, конкретным в мире. Изучение слов отличается от изучения грамматики. Правил и моделей грамматики – ограниченное число, ведь они выражают только общее; изучив это определенное число, мы можем понимать бесчисленное количество похожих форм, сочетаний. Слов же в языке потенциально неограниченное число, оно может постоянно пополняться. Поэтому изучение их требует бо?льшего времени и усилий. Учитывая то, что мы не говорим на древних языках, не обновляем и не активизируем свое знание слов в речи, нам необходим регулярный повтор слов; особенно полезно повторять их не сами по себе, а в текстах, где они предстают во всем комплексе своих отношений и особенностей; при таком способе повтора лучше и правильнее учится все богатство значений многозначных слов, зависящее от контекста. Изучающему древний язык необходимо по возможности каждый день читать хоть несколько строк на изучаемом языке. Исследованием словаря занимается лексикология (гр.???(??? – слово, выражение). Г. Уровень синтаксиса. Однако слово – не окончательная единица языка. Ведь язык призван не только отразить все многообразие элементов в мире и все их неизменные отношения. Мир динамичен, он постоянно изменяется – изменяются и отношения между его элементами. Разнообразные изменения элементов и их отношений, изменчивые ситуации, события – все это требует каждый раз нового сочетания слов. Поэтому язык вырабатывает не только правила соединения морфем в слова, не только правила изменения оного и того же слова, отображающие изменения одного элемента в мире. Вдобавок к этому язык имеет еще правила и модели сочетания слов в границах предложений. Если слово обозначает предмет, то предложения – некую ситуацию, событие, отношение предмета к другим предметам, или к действительности. Бывает, что предложение может равняться слову – как и морфема может равняться одному звуку. Но как, ставши морфемой, звук перестает быть только «строительным материалом» языка и обретает некое значение (грамматическое или лексическое), так и слово, получив роль предложения, перерастает в свое значение. Приведем пример. Когда мы встретим в словаре слово «лето», для нас оно – не более чем название какого-либо явления. Нам не важно, где и когда это явление происходит и существует ли оно вообще. Но когда мы встретим в тексте предложение – «Лето» - мы видим здесь уже некое утверждение о том, что в какое-то место и в какое-то время пришло, присутствует в действительности определенное время года. Как правило, предложение состоит из нескольких слов, обрисовывающих ситуацию. Роль, которую слово играет в предложении и которая отображает роль, которую играет какой-то элемент действительности в какой-либо ситуации, выражают через термин «член предложения». На самом деле все сложные взаимосвязи между элементами в мире и словами в предложении можно свести к пяти основным членам предложения. Два из них – главные: это подлежащее и сказуемое. Подлежащее выражает самый главный предмет в ситуации – производителя, субъект какого-либо действия или состояния – и отвечает на вопрос «кто?» или «что?». Сказуемое называет это действие или состояние, отвечает на вопрос «что делает?», «что испытывает?», «каков?». Например: «ученик читает» (субъект действия – и само действие); «человек спит» (субъект состояния –и само состояние). Часто в предложении присутствует один главный член, при этом второй как бы подразумевается (как в выше приведенном случае: «Лето [пришло, наступило, стояло – и т.д.]»). Остальные три члена – второстепенные, они делают картину ситуации более подробной. Дополнение выражает объект действия («Ученик читает книгу»). Определение выражает качество предмета («Уставший человек спит»). Обстоятельство выражает разнообразные сопутствующие основному действию условия, характеристики (время, место, мера действия, причина, цель, следствия и т.д.); например: "ученик читает книгу – в библиотеке (где? – место), вечером (когда – время), готовясь к экзамену (причина)». Сами предложения могут соединяться друг с другом, описывая взаимосвязи уже между ситуациями, а такие сложные предложения соединяются в связный текст, отображающий сложную и многообразную связь многих событий, предметов и т.д. Итак, правило всех этих соединений, сочетаний слов и предложений изучает синтаксис (гр.????????? – устройство, организация, порядок, связь). Изучение синтаксиса древнегреческого языка заключается в исследовании правил и моделей, по каким слова соединяются в нем для образования предложений; в исследовании ролей членов предложений и форм слов, закрепленных за этими ролями; в изучении правил соединения простых предложений в сложные, а сложных предложений в связный текст. Синтаксис древних языков, в силу того, что языки эти представлены для нас в виде текстов, причем текстов, как правило, относящихся к высокой культуре (иначе они б не хранились и не нуждались в изучении), синтаксис этот так же требует особого внимания при изучении, особого терпения и особой ясности в понимании всех его оттенков, поскольку он обслуживает высочайшую и тончайшую работу мысли человека. Нужно внимательно следить, чтобы при прохождении курса синтаксиса ничего не оставалось неясным; неясности в синтаксисе чаще всего приводят к неправильному пониманию текста и к искажениям при его переводе. Остается добавить, что обычно при изучении древнегреческого языка используется латинская грамматическая терминология: с одной стороны, она подходит для древнегреческого языка в силу подобия грамматических систем двух классических языков, с другой стороны она более проста. Если учесть, что древнегреческий язык обычно изучается после латыни (более, все же, простой по грамматическому строю) и как бы на основе ее, думается, особых проблем с этой терминологией у студентов быть не должно. 3. Специфика пособий по изучению А. Изучение теории В изучении классических языков за последний век не только не произошло каких-либо принципиальных открытий, но и наметился определенный регресс (о причинах упадка классической филологии, интереса и классической культуре и ценностям мы говорили во втором введении). Поэтому изучающему эти языки лучше всего пользоваться старыми пособиями (особенно это актуально в странах бывшего Советского союза, где классическая филология была разгромлена и так и не смогла дорасти до уровня дореволюционной научной и педагогической традиции, школы). Лучшие же русские пособия Х1Х века создавались, главным образом на основе пособий немецких – и в силу ряда причин. Немецкая филология, во-первых, достигла выдающихся успехов в исследовании классических текстов и в развитии исторического языкознания (метода изучения разных стадий развития языков, особенно актуального для языков «мертвых»). Точность, последовательность, заключающиеся в характере немецкого народа, как нельзя лучше отвечали специфике изучения классических языков, со всем их богатством и трудностями. И наконец, из всех европейских языков, на которых создавалась высокая наука, немецкий язык по своему грамматическому строю был всего ближе к русскому – а это существенно облегчало перевод или переработку иностранных учебных пособий по языкам для русского ученика. Наше пособие, поэтому, также будет строиться в основном на сочетании классического немецкого пособия Ф.Вольфа (переведено на русский и дополнено А. Любжиным: Любжин А. Книга для чтения на древнегреческом языке. 2е изд. — М., 2000) с учебниками дореволюционного гимназического курса Э.Черного, построенными на основе немецких пособий Х1Х века – разумеется, с учетом вышедших за последнее время русских учебников. Б. Опыт перевода Говоря о переводах, нужно еще раз повторить, что основой изучения древнегреческого языка является изучение аттического диалекта – об этом много говорилось в первом введении. Учебные тексты для перевода составляются в основном по образцам текстов на аттическом диалекте. По этим же соображениям грамматика обычно излагается с ориентацией на систему форм аттического диалекта. После изучения «центральной» ветви древнегреческого языка легче, последовательнее и глубже усваиваются разнообразные диалектные и стилистические «ответвления» (в том числе и язык Нового Завета – койне, отличия которого от аттических образцов нередко несли определенное культурное, духовное значение и могут быть поняты лишь на фоне «магистрального» пути развития языка. Приступая к переводам, учащийся должен осознать исключительную важность этого момента в образовательном процессе. Изученные правила и модели остаются мертвым грузом, пока мы не встречаемся с ними в тексте, не учимся применять их во всей их взаимосвязи. Во время изучения язык раскладывается искусственно на разные элементы, но все они обретают свой истинный смысл лишь взаимодействуя друг с другом в тексте. Поэтому по-настоящему понять строение и функционирование, «жизнь» языка можно лишь в практике чтения и перевода. Но при переводе, не только глубже осознается строение языка, способа того, как он «работает». В переводе вырабатывается один важный навык – умение, так сказать, правильной «перекодировки» с одного языка на другой. Следует заметить, что набор лексических и грамматических значений, функций элементов языка при всем разнообразии языков мира отражает одну действительность и поэтому в принципе, в основном подобен в разных языках. Но формы выражения этих значений очень отличаются; они-то и делают, в основном, один язык непохожим на другой. Об этом нужно помнить при понимании и переводе текста. Каждый язык, при смысловой общности с другими языками, обладает своими, только ему присущими соответственными формами выражения значений – нужно следить за естественностью этого соответствия. Осознав, какую функцию, какое значение имеет данная форма в чужом языке, нужно найти ей соответствующую форму в родном языке – это и будет перевод. «Переводить», «переносить» из языка в язык нужно именно значение, функцию, а не копировать форму. Вышеприведенные соображения принуждают нас дать ряд простых правил, определяющих порядок правильного перевода. 1. Правильное прочтение предложения. 2. Определение грамматических форм (даже если лексическое значение некоторых слов неясно, лучше определить все грамматические формы по знакомым показателям (окончание и т.д.) еще до работы со словарем). 3. Определение синтаксической структуры предложения в следующем порядке: а) поиск сказуемого (оно, как правило, всегда есть в древнегреческом предложении; поиск сказуемого сводится к поиску личной формы глагола) и подлежащего (в древнегреческом предложении часто лишь подразумевается; при наличии выражено чаще всего существительным или местоимением в именительном падеже, а также инфинитивном (с артиклем или без); б) поиск второстепенных членов предложения, начиная с прямого дополнения. 4. После того как строение предложения становится ясным (а если предложение сложное, после уяснения связи также и между его частями) идет работа с незнакомыми словами: после определения их грамматических форм и синтаксической роли (а часто первое уточняет второе и наоборот) не составит труда мысленно образовать ту начальную форму слова, по которой слово можно найти в словаре и выписать. 5. После выяснения форм и смыслов всех составляющих частей делается сначала дословный перевод – причем учащийся должен следить за тем, чтобы переводить значения, функции соответствующими средствами родного языка, а не копировать, «калькировать» формы чужого языка в свой перевод; перевод должен звучать «по-русски», не резать слух. 6. После корректного дословного (учебного) перевода, в котором отображена полнота и правильность понимания всех деталей оригинала на всех уровнях, создается литературный перевод – все части предложения, все выражения соразмеряются друг с другом, чтобы фразы звучали ясно, недвусмысленно, стройно и, по возможности, красиво. 7. Каждое следующее предложение переводится с осознанием отношений его с предложениями предыдущими; древнегреческий язык обладал богатством средств выражения многообразных логических связей между частями связного текста; эти средства (союзы, частицы, разновидности местоимений, артикли и т.д.) на первых порах трудно бывает усмотреть во всей полноте, но к этому необходимо себя приучать, чтобы текст понимался как единое последовательное целое и чтоб это отображалось в переводе. 8. Последний, итоговый процесс в переводе – перечитывание текста оригинала с осмысленным выделением интонацией разных моментов значения, а затем перечитывание литературного перевода как целого; здесь осуществляется проверка полноты и последовательности в понимании оригинала, адекватности и естественности перевода (впрочем, на первых этапах изучения языка писать перевод текста не полезно: в первое время мы очень значительно пополняем свое знание языка и наши взгляды на текст каждый день могут быть разными – все правильнее и правильнее; поэтому нецелесообразно «увековечивать» свои недостатки и ошибки, лучше добиваться такого совершенства в знании слов и грамматики, чтоб не нуждаться при перечитывании и повторном переводе (для повторения себе или для контроля учителем) в русском записанном переводе – пусть даже кратком, конспективном). Эта методика перевода должна неукоснительно соблюдаться, пока мы учим язык и пока наше понимание текста похоже на решение уравнений со многими неизвестными или на развязывание ребусов. Лишь только когда мы начинаем ясно видеть смысл текста, даже не задумываясь о формах слов и синтаксических соотношениях (а так мы читаем и понимаем тексты на родном языке), некоторые промежуточные звенья описанного процесса можно пропускать. Но достигается такой уровень, как правило, лишь после достаточного времени усердных занятий грамматикой, после набора достаточного словарного минимума и после стяжания твердых правильных навыков к корректному переводу. Быстрое небрежное чтение приводит к непоправимым результатам. Когда ученик пренебрегает всеми неясностями текста, когда он старается приблизительно догадаться о смысле вместо того, чтоб сразу восполнять недостаток знаний (повторяя плохо усвоенные разделы грамматики и выучивая новые слова или повторяя забытые), область незнания все растет и изучение языка, вместо того чтобы приносить радость соприкосновения с совершеннейшим произведением человеческой культуры – языком, вместо радости понимания живых и глубокомысленных источников, лежащих в основе того, о чем мы так часто думаем, переживаем и говорим – изучение языка приносит лишь раздражение, уныние и озлобление. Если мы делаем что-либо (в том числе учим язык нашего Предания) ради спасения себя и ближних, ради послушания Любви Божией к нам, Господь обязательно нам поможет. И все затраченное на обучение время, все силы будут восполнены. Но надо знать, что любое дело ради Господа – это дело веры. И дела такие часто наветуются врагом, стремящимся вызвать у нас чувство безнадежности и безверия, отвратить от смиренного и терпеливого упования та помощь Божию. Молитвами святых подвижников и учителей Церкви, молитвами святых апостолов и всех потрудившихся на ниве христианского благовестия и просвещения да поможет нам Господь в предпринимаемом деле. Пусть Он дарует всем нам – учащим и учащимся – терпение и понимание на всем нелегком учебном пути, пройдя который, мы, надеемся, станем в чем-то ближе к Истине и Жизни, к Тому Слову, Которое было вначале. Подробнее см. Гимадеев Р. А. Краткий очерк истории греческого языка (( Черный Э. Греческая грамматика гимназического курса. Т. 1. Греческая этимология. М., 1997 г. Следует заметить, что направление письма в древнем мире (как у семитов, так и у других народов) было разнообразным: горизонтальным и вертикальным; справа налево, попеременно (т.н. «бустрофедон» — поворот быка при вспашке поля), наконец слева направо, что закрепилось в большинстве письменностей современности. Греческое письмо развивалось и в дальнейшее время: в александрийскую эпоху появляются знаки ударения, придыхания и препинания, строчные буквы восходят к позднесредневековому греческому книжному письму. Согласно легенде. Полезно будет, думаем, привести несколько строк, свидетельствующих об отношении святителя Филарета (Дроздова) к изучению древних языков в духовных школах; ведь святитель, при всей своей исключительной учености, много сказал и написал для отрезвления тех, кто отдает образованию столь много времени, что уже не успевает жить. «Вообще, выражаясь словами лиц, сведущих в деле, святитель Филарет, «лучший воспитанник старой истинно-классической духовной школы, был знаток языков древних: еврейскаго, греческаго, латинскаго, на котором и изъяснялся свободно и изящно, был в постоянной переписки с иерархами и монастырями Востока» и проч. Не удивительно, поэтому, что сам хорошо и основательно зная языки древние классические, на себе испытав благие плоды классической школы, он крепко стоял за эту школу и как основу новейшего общего образования, прямо говорил, что «языки классические имеют значительную силу образующую», по духовным училищам считал нужным «усилить обучение языкам латинскому и греческому» и когда в 1860 году студенты Московской Духовной Академии, следуя веяниям времени, вздумали было, пренебрегая прямыми и ближайшими своими обязанностями, взять на себя обязанности произвольные, — открыть воскресную школу для мещанских детей Сергиевого Посада, то митрополит Филарет изъяснил им, «что в сем нет настоятельной нужды для студентов; что это могут делать приходские священник и диакон; что студент, ревностный к своей существенной обязанности, имеет с избытком много своего дела для своего времени; что, вместо обучения детей русской азбуке, некоторые из них более имеют нужды употребить свободное время для усиления своего знания латинской и греческой словесности». Поэтому же, когда в1860 годах происходила ожесточенная борьба между классицизмом и реализмом и последний имел за себя больше сторонников и поборников, нежели первый, когда зараза, реализма стала проникать и в духовно-учебныя заведения, еще стоявшие на почве классицизма в силу действовавших тогда уставов 1814 года, редактированных также Филаретом, и когда, потому, один из ревизоров по Смоленской духовной семинарии в 1863 году доносил Св. Синоду, сначала, что «по классам языков необходимы коренные преобразования в методах преподавания», а потом, в противоречие себе, что «никакими изменениями в преподавании не может быть искоренено предубеждение о ненадобности знания языков»: то митрополит Филарет. В своем мнении на записку этого ревизора, писал: «на что же и преобразование, есть ли нм ничего нельзя достигнуть? Дело в том, чтобы сделать уроки в языках привлекательными, и убедить в пользе обучения языкам. Для сего в преподавателе нужна не одна грамматика преподаваемаго языка, но филология, археология, история, сравнительное языкознание. Надобно побуждать наставников приобретать и употреблять познания сего рода. Мудрости сей не трудно искать. Она в книгах. Прилежный наставник, не в долгое время, может сделаться хорошим и занимательным. Надобно наставнику быть изобретательну. Например, взять на преподаваемом языке занимательную и полезную для учеников книгу, раздать перевести но участкам, и в классе обсуживать и исправлять перевод. Польза возбудит охоту; охота поведет к успеху. Нужно также, чтобы начальное обучение древним языкам в низших училищах было основательно, и чтобы тем облегчалось дальнейшее в семинарии». Отсюда видно, что святитель Филарет отнюдь не придерживался рутины, не стоял упорно за старину, охуждая все новое, как многие о нем думали, и между прочим в отношении к изучение греческаго языка и словесности, которое в нынешнее столетие, благодаря открытиям в области языкознания, особенно быстрыми шагами подвинулось вперед, не только приветствовал и поощрял новые приемы изучения и преподавания его, но и предлагал обращаться к помощи сравнительнаго языкознания в видах успешности того и другаго, иначе сказать, приветствовалъ, поощрял и предлагал вниманию изучающих наш предмет последнее, можно сказать, слово науки этого предмета». (Корсунский И. К истории изучения греческого языка и его словесности в Московской Духовной Академии. Сергиев Посад, 1894 г.). Следует упомянуть также о соединительных гласных — элементах слова, не несущих грамматического или лексического значений и призванных облегчить соединение других, значимых элементов. Подробное исследование советских послереволюционных пособий по древнегреческому языку см. Гимадеев Р.А. Предисловие к новому изданию.// Черный Э. Книга упражнений в греческой этимологии. М., 1998. PAGE PAGE 26