Из книги протоиерея Владислава Свешникова "Очерки христианской этики", страницы 138-150. Общее знание о грехе, в свете христианского нравственного учения, кроме теоретического, "учебного" значения имеет и практическое. Но, конечно, лишь для тех, кто сознательно, в практике своей жизни, поставил цель - бороться с грехом, противостать врагу. Врага надо знать в лицо. Но чтобы знать, да еще врага тайного, каким часто является грех, нужно знать и точное его описание, и способы различения, чтобы не спутать методы борьбы и цели. В этом общем знании раскрываются греховные особенности, присущие всем, независимо от времени и места. Но каждая эпоха, несет свои, специфические греховные особенности и свои нравственные задачи. Необходимо представить на суд христианского нравственного сознания и особенности нашего времени. Наше время характеризуется ростом душевных болезней, неврозов и психопатий, в которых проявляется и нравственное содержание. И поэтому они должны быть, хотя бы в самом общем виде, представлены на суд нравственного сознания. Кроме того, наше время не случайно отмечено новым взлетом эсхатологических настроений, переживаний близости конца света. Это не случайно по многим основаниям, и может быть, более всего - по нравственному. Нравственное состояние современного человека, кажется, все больше приближается к тому виду, который Священное писание и церковное сознание в целом предлагает в своих пророчествах о конце света. Деградация личности и общества Сравнивая возможности, нормы и конкретные проявления жизни современного человека с подобными же возможностями, нормами и проявлениями жизни людей минувших эпох, многие наблюдатели делают вывод об очевидной деградации личности и общества (разумеется, в условно-статистическом смысле). Личностная и социальная деградация не может быть качественной характеристикой, но скорее количественной, и то более интуитивного и эмоционально - описательного, чем объективно-оценочного характера. Но поскольку это ощущение деградации приобрело достаточно повсеместный характер, и не только в кругах церковных, обойти его невозможно. Известно, что в кругах, склонных пессимистически оценивать состояние нравственности в современный им период, подобные оценки не всегда выставлялись верно, особенно при нравственном осознании достоинств молодого поколения. Впрочем, эти пессимистические оценки довольно точно раскрывают общую тенденцию исторического процесса, в котором наряду с ходом научно-технического прогресса можно наблюдать и нравственную реакцию - регресс. Правда эта регрессивная линия не имеет ярко выраженного линейного характера; если здесь возможен график, то он скорее имеет вид нечистой синусоиды. В чем же конкретно различается эта деградация? Во-первых, в общем ощущении расслабленности современного человека, что с особенной очевидностью можно видеть на Адамовом наследии (мужчинах). Эта общая расслабленность отчасти не очень определима, и потому трудно формулируется. Она имеет не только нравственный характер, о чем можно судить, например, по героям и творчеству даже таких, далеких от чистого христианства, авторов, как Толстой и Чехов, ярко выразивших настроения и чувства своей эпохи. Временное расстояние между ними невелико (всего меньше чем в полвека, даже можно сказать, что один - старший современник другого). Но эти несколько десятков лет оказали такое деформирующее влияние на русское общество и личность, что создается впечатление, что они пишут о существах совсем различных эпох. С тех пор и вовсе прошла эпоха. Переживание расслабленности стало еще более очевидным. Одним из главных типов эпохи стал хам. Человек хамской природы нередко производит впечатление самоуверенной мощи, хотя на деле она бессодержательна. Бессодержательность и есть главное свидетельство расслабленности. Подлинность силы заключается во внутреннем содержании. Этот общий паралич жизненных сил, становится понятным, потому что современное общество лишено контакта с источником жизненной силы. Почти неприкрытый социальный паралич больше всего виден в бессилии общества (даже христианского) противостоять безбожным и бесчеловечным идеологиям, разрушительным массовым тенденциям, преступным уголовным движениям и прочее. И в предлагаемом обычно выборе - прикладывать или не прикладывать усилия для достижения какого-либо результата люди обычно предпочитают не прикла-дывать усилий, кроме тех ситуаций, когда ценность желаемого результата слишком объективно высока, а усилия требуются не слишком большие. Прежде всего, в этом отношении нельзя не видеть чрезвычайную немощь, паралич волевых усилий. Волевые действия обычно не только не начинаются, но даже нет установки их начинать, когда ожидаемый результат имеет идеальный, тем более общественно-идеальный, тем более нравственный характер и содержание. Типичным для общества массового паралича является постоянное стремление к маскарадной, театрализованной подмене, когда суть де-ла заменяется мишурой, декорацией, маской, клоунадой. (Так, например, сейчас, когда дворянского служения нет, оно заменяется собраниями, поисками гербов и проч.). То же можно сказать и о личностной нравственно-волевой расслабленности, которая особенно отмечается при необходимости самоотверженности. Вообще безволие становится какой-то социально-душевной болезнью; как ни странно, она преимущественно свойственна молодым людям, которые, кажется, по природе, наоборот, должны быть, в основном энергичны. Увы, нет: современное общество - это общество безвольных молодых людей. Этому виду расслабленности парадоксально присущ, кроме того, повышенный уровень требовательности и притязательности. Большей частью современными, особенно городскими родителями как раз и воспитывается, и поощряется одновременно расслабленность и притязательность детей. Это является источником и следствием развития общества с патерналистским уклоном. Общество и народ такого типа, безусловно, имеет деградирующий характер и, если не произойдет решительных событий, обречено на вымирание. Этому соответствует характер умственной деятельности, присущей социуму и личности деградирующего типа. Главное свойство деградирующего ума - неумение работать целенаправленно и продуктивно. Современные люди с трудом умеют точно и живо формулировать свои мысли, объединить их в единую связную целенаправленную речь - главное свидетельство расслабленной работы ума. В этом отношении любой вид письма ХIX века - канцелярского, разговорного, эпистолярного, мемуарного, дипломатического, проповеднического, беллетристического - несравненно превосходит соответствующий вид ХХ века. Безусловно, в Х1Х веке была разработана классически изощренная формализация, но и в самой форме письма видна была содержательная работа мысли. Только в научной области в ХХ веке можно видеть не только количественный прогрессе, но отчасти и качественные достижения мыслительной деятельности; как правило, это связано с небольшим количеством острых и продуктивных умов, разрыв которых по отношению к массовому умственному развитию приобрел огромные размеры. Общее умственное развитие понижается резче всего в более развитых странах. И это лучше всего видно в формах и содержании современной массовой культуры, которая в целом носит если не дегенеративный, то расслабленный характер. Особенно это относится к рок- "творчеству" и кинематографу (ТВ можно не рассматривать отдельно от кинематографа, хотя есть нечто, выделяющее в этом смысле ТВ даже в худшую сторону). Эта культура имеет демонстративно выраженный молодежный, если не инфантильный характер - что показательно, учитывая преимущественно возрастающую дегенерацию молодежи - и несет самое примитивное содержание. Порою она почти совсем бессодержательна. Главным и почти единственным мотивом ее содержания является плотские влечения, порою лишь слегка окрашенные дешевыми романтическими элементами. Слащавая чувствительность женского пола и примитивная эротичность мужского пола пронизывают жизненные установки молодого поколения. Эти же признаки являются определяющими и в культуре, обслуживающей настроения этого поколения. Именно настроения - потому что даже слово "переживание" может оказаться слишком высоким для этого слоя, не говоря уже о таких как "сознание", "идеология", "менталитет". Такому "содержанию" соответствует и крайне усредненная и незначительная по своим возможностям и находкам и "форма" выражения такой культуры, например - однообразные ритмы с почти полным отсутствием мелодии - в музыкальном творчестве. Внешние, шумовые эффекты, неестественные карикатурные животные кривлянья - в исполнительстве. Вообще, этому "творчеству" свойственно стремление к массовому гипнозу, психические эффекты. И даже не страсти, а изображения страсти в аффектных и надуманных проявлениях, - вот что обычно для роковой масс - культуры. Она вся направлена на потребительство, что и не удивительно, потому что она обслуживает общество потребления. Общество потребления - деградирующее общество. Для общества такого типа характерна потребительская, т.е. паразитическая и безответственная направленность личности. Общество деградирует потому, что в своей паразитической сущности каждый хочет жить за "чужой" счет. Но поскольку "своего" этического счета ни у кого нет, и никто не хочет приобретать его собственными усилиями, нравственное состояние общества и составляющих его личностей приходит в полное истощение и довольно быстро - наподобие известной игры, где каждый должен найти некоторое число участников, обеспечивающих ему вхождение в игру. Личность, паразитирующая на других, и не имеющая собственного живого начала - личность нетворческая; общество, состоящее из нетворческих личностей, способно только к потреблению. Самые идеалы такого общества - потребительские идеалы: получить с минимумом затрат и ответственности качественный (нередко в очень специфическом понимании качества) готовый продукт потребительской корзины (пища, одежда, бытовые товары, культура), причем в очень яркой упаковке; для общества потребления нередко упаковка значит больше, чем сам товар. В творческом обществе личности развиваются более напряженно, имея стремление раскрыть творческий потенциал, а в обществе потребления личности, даже имеющие творческие дарования, имеют установку на ненапряженное существование. Имеется в виду тот тип жизни, когда, по возможности, - значительных - и личностно и социально - задач не ставится вообще никаких или, в лучшем случае - это задачи потребительского содержания и уровня. Творческие установки при этом отметаются принципиально. То есть, если сама жизнь и ставит какие-нибудь задачи, делаются попытки найти для них стандартные, тривиальные решения. При постановке любых задач имеется заданность во что бы то ни стало избежать нравственных мотивов, которые всегда осложняют жизнь и затрудняют бытовую "чистоту" решения. Куда проще поступать только из эгоистических интересов. Искаженность установок на грех и добродетель Но даже, когда нравственные задачи в жизни личности в современном мире и ставятся, и даже, когда жизнь этой личности отчасти окрашена нравственными мотивами, реализация этих задач крайне затрудняется тем, что в современном обществе установки на грех и добродетель представляются принципиально искаженными. Когда по центральным понятиям нравственной жизни знание извращено, сама жизнь не может раскрываться в ее объективно значимом и радостно переживаемом содержании. Эта искаженность установок, прежде всего, проявляется в непонимании греха и добродетели в онтологическом плане. Такое онтологическое понимание и соответствующее переживание - это свойство исключительно развитого нравственного религиозного сознания, которое исходит из сердечно усвоенного божественного откровения. Онтологическое, бытийное осознание нравственного откровения принимает добродетель как Божественную заданность человеку, имеющую характер непреложного закона, неисполнение которого вызывает катастрофические последствия. Это катастрофическое последствие по своей сути и есть грех. Лишь понимание греха, как катастрофического прорыва в идеальной Божественной сфере нравственного бытия не только представляется объективно значимым и теоретически чистым; такое переживание греха выводит его из плоскости случайных и мелких явлений. Искаженное (неонтологическое) восприятие греха делает борьбу с ним делом второстепенным, не очень значащим, не эффективным - и проводимым по случайным эмпирическим параметрам происходящих явлений. Такое восприятие у людей церковных приводит к тому, что они нередко ограничиваются более или менее часто совершаемой исповедью. Непонимание добродетели, с одной стороны, как Божественной заданности, а с другой, как выражения неискаженного строя личностной жизни; непонимание греха, как катастрофы, разрушающей связь с подлинным источником жизни, - вводят в душу ложное понимание основ объективного нравственного учения и оказываются небезобидными по конкретной практике нравственной жизни. Ложные установки вызываются к жизни нечистыми нравственными мотивами, и в свою очередь, усиливают и развивают эти мотивы. В наше время, когда жизнь общества не определяется откровенным (т.е. данным в Божественном Откровении) нравоучении, понимание доброделания принимает исключительно природный характер: "по плоти и крови ". Доброделание перестает принимать характер собственно доброделания, т.е. исполнения заповеди, искания и исполнения воли Божией вообще. Это значит, что по мотивам добродетель перестает быть добродетелью. В доброделании исчезает его характер самоотвержения; делание добра совершается без усилия, помимо напряжения. Отношение к добру становится дряблым, душевно-сентиментальным; тщеславие неизбежно сопутствует такому доброделанию, отчего оно теряет внутренний смысл. Не раскрывающееся как творение объективного задания - такое добро неизбежно становится субъективным. Сама нравственная жизнь приобретает неориентированно случайный характер: если соответствует что-либо душевным, природным склонностям - делается; не соответствует - не делается. Нравственный субъективизм неизбежен там, где жизнь лишена объективных религиозных основ, как это и есть в современной действительности. Но нравственный субъективизм неизбежно провоцирует жизнь греховную. Во-первых, это неизбежно по самому принципу, ибо нравственность по природе, "по плоти и крови", безрелигиозная, лишена тех нравственных корней, которые питают неискаженную внешнюю и внутреннюю деятельность. Во-вторых, целый ряд несомненных нравственных норм, на которые не распространяется природное нравственное переживание, остается вне поля внимания личности, и тогда ни о каком исполнении нравственного закона в его неискаженном виде говорить не приходится. В-третьих, если даже какая-либо объективная нравственная норма и входит в личный нравственный комплекс, она выполняется лишь в том случае, когда для этого не требуется никакого труда (или труд самый минимальный). Между тем, это по самой сути своей искаженно и ненормально, потому что добро в конкретности своей есть всегда делание, доброделание же требует труда внутреннего; как минимум - труда преодоления своей лени. В труде требуется усердие, внимание, упорство, терпение - качества, не свойственные современному расслабленному человеку. Особенно же нравственный труд нежелателен современному человеку, если он не приносит очевидных тщеславных результатов. И уж тем более он нежелателен, когда он требует нравственной борьбы. Подлинное нравственное дело всегда имеет, прежде всего, внутреннее содержание, имеющее характер борьбы. Причины этого понятны любому нравственному "практику", они понятны и теоретически: посредством мира, плоти и дьявола к каждому человеку, поскольку он имеет склонность ко греху, грех и подступает, и если не противостоять ему - он овладевает личностью. Это противостояние и есть нравственная борьба. Но вести ее современному человеку нежелательно, потому что современный человек имеет в основном установку гедонистического плана (установку на удовольствие). Нравственная борьба же напротив, перекрывает дороги к удовольствию. Удовольствие противоположно по содержанию понятию блаженства, к которому может приблизиться личность, преодолевающая стремление к получению удовольствия. Само слово - удовольствие из арсенала греховной душевной жизни. При этом "удовольствия" содержательно могут иметь довольно тонкий, и совершенно не плотский характер: удовольствие от прогулки по осеннему лесу, от красивой мелодии на флейте, от решения изящной математической задачи. В таком случае греховен не "материал удовольствия", но сам характер установки, не обязательно потребительский, но неизбежно индивидуалистический по своей природе. Эта установка направлена не на делание добра самого по себе, а прежде всего на получение от этого приятного ощущения. При такой установке неприятно и противно даже само слово "грех", смущающее "эстетическое чувство". Поэтому для современного человека свойственно вполне примирительное отношение к греху, при этом необязательно только к собственному, хотя, конечно, к собственному в первую очередь. Такие люди могут производить очень симпатичное впечатление, хотя бы по их склонности к неосуждению. Но это неосуждение - не нравственный принцип, тем более не христианский нравственный принцип, а просто нежелание включать в свою внутреннюю жизнь понимание греха. Такой конформизм по отношению к греховной жизни находит и теоретическое оправдание. У людей конформистского склада, если они религиозны, обычно очень слабое покаяние. Даже смертные грехи они склонны оправдывать. Поэтому у таких людей очень сложные отношения с собственной совестью. Они (даже при природной совестливости) склонны вступать с нею в сделки. Путь сделок приводит порою к прямой борьбе - и в этой борьбе совесть чрезвычайно редко оказывается победительницей. Примирительность к греху, наконец, делает ей укол - не смертельный, но с сильной дозой снотворного, в результате чего совесть лишь изредка, в крайних случаях, приподнимает отяжелевшие веки - но ненадолго. Но не только при конфликтах с совестью "права" бывает грехолюбивая душа современного человека. Конфликтные ситуации в мире, к сожалению, вещь довольно частая. И во всех таких конфликтных ситуациях - семейного ли (главным образом), служебного ли, любого другого характера современный человек склонен видеть почти всегда свою правоту, кроме совсем очевидных случаев. И хотя это не новость, но все же, в прежние времена, судя по художественной и психологической литературе, покаянный строй был нормой жизни гораздо чаще, чем теперь; сознание своей неправоты было гораздо обычней, и потому просьбы о прощении и примирении были естественнее. Слишком очевидно было для религиозного сознания, более свойственного минувшей эпохе, что не прав может быть любой человек, в то числе и "я". Впрочем, непонимание очевидности, наряду с деградацией и искаженностью установок на грех и добродетель, есть следующая особенность нравственной жизни современного человека. Непонимание очевидностей На непонимание очевидностей, как на характерную особенность современного человека обратил внимание русский философ Иван Ильин. Эта странная нравственно-психологическая особенность очевидным образом раскрывается на очевидностях самого общего порядка, относящихся к области общественного сознания. Многое здесь - почти трюизмы. Но видимо, пришло время излагать, едва аргументируя, а вернее - только указывая, реестры таких трюизмов, иначе они мгновенно забываются или игнорируются. Можно привести пример, относящийся к самой заурядной злободневной очевидности. В последней четверти ХХ века окончательно раскрылось безобразие идеологии и практики коммунизма в нашей стране. И, несмотря на это, до сих пор находятся так ничего и не понявшие тысячи людей, уныло бродящих по площадям с красными флагами и ищущих его призрак, и желающих вновь воцарить этот драконообразный призрак. С другой стороны - кажется вполне очевидным, что главное содержание современной политической жизни - грязная закулисная возня. Однако многие верят лозунгам, декларируемым властными структурами: о благах народа, о правах личности и проч. Ничуть не меньше непонимаемых очевидностей в области религиозной и духовной вообще, как исторического, так и внеисторического характера. Из исторических можно отметить следующие, наиболее распространенные банальности. О религиозной жизни России до революции одни говорят: "Святая Русь", - и приводят свои факты. Другие говорят: "Один мрак", - и приводят свои факты. Между тем, для беспристрастного взгляда так несомненна очевидность: действительность была бесконечно сложнее, и включала в себя и то, и другое. Из наиболее общих очевидностей не исторического ряда можно привести непонимание реальности духовной жизни - как положительной, связанной с Богом, так и отрицательной, связанной с бесами. Факты, удостоверяющие эту очевидность - бесконечны. Между тем, во все времена, находились люди, которых иначе как слепыми не назовешь, - не различавшие этой очевидности за туманом своей предвзятости. Вообще предвзятости, живущие в человеке - это один из главных факторов, вызывающих невидение очевидностей. Еще больше невидимых и непонимаемых очевидностей - в нравственной жизни. Можно представить примерный, очень краткий перечень: 1.Нравственный строй личной жизни может быть основан только на объективных принципах, которые даются лишь Божественным откровением. - Не понимают ни одного слова. 2.Общечеловеческие принципы нравственности - мираж. - Согласны на мираж. 3.Существуют объективные понятия греха и добродетели. - Осознают - если вообще осознают - только субъективные. 4.Грех разрушает человеческую личность. - Не видят. 5.Смирение объективно прекрасно, а гордость - безобразна. - Принципиально не согласны. 6.Самоотверженная любовь созидает действительность. - Утверждают, что это лишь поэтические слова вне всякой реальности. 7.Мудрые слова от праведной мысли, а не наоборот. - Не понимают ни что такое мудрость, ни что такое праведность. 8.Подлинное покаяние возводит к Богу. Говорят: ну и пусть кого-то возводит. 9.Современный человек - расслабленный, деградирующий, предельно искаженный и не видящий действительности. - Бешено отрицают. 10.Бешенство, как подсказывает само слово - от бесов. - Весело смеются. 11.Смех без причины - признак дурачины. - Обижаются. 12.Обидчивость - признак души, страшно разъедаемой гордостью. - Обижаются еще больше. Вся нравственная жизнь состоит из таких очевидностей, порою невидимых даже людьми религиозными; - но значит, в таких случаях нравственно слепыми и предвзятыми. Очевидностей общего характера, невидимых и не понимаемых современным человеком, бесконечно много и в природе. То, что теперь видят и понимают только специалисты, раньше знали все наблюдательные и получившие свое знание от предания люди. Потому-то это прежнее, общенародное знание отразилось даже в многочисленных пословицах и приметах народных, записанных во многих сборниках. Теперь их даже в словесном выражении знают, в основном, только специалисты по фольклору, а опытное знание почти исчезло. Не меньше очевидностей, не понимаемых современным человеком, в мире человеческих личностей, прямо окружающих каждого человека, т.е. непосредственно в мире человеческих взаимоотношений. Из взаимоотношенческих реальностей, наиболее частая очевидность и наименее видимая - это вполне тривиальная конфликтная ситуация, в которой, безусловно, видна чужая вина и так закрыта пред глазами вина собственная. Подобные очевидности наблюдаются в строе общественных отношений: в любых общественных конфликтах - от двух отделов в институте до двух народов - не может быть виноват всегда только чужой отдел, институт, регион, народ и т.д., а не твой. Не видя этой очевидности, многие, когда, например, с их народом случается беда, обычно ищут причину не в самом народе, а в иных обстоятельствах, в частности - в других народах. Не видна и непонятна также и та несомненная очевидность, что подобная позиция наименее плодотворна и конструктивна и ведет лишь к увеличению материала конфликта и беды. Из других взаимоотношенческих невидимых очевидностей полезно обратить внимание на обратную ситуацию, образующуюся в отношениях пристрастного типа, которая нередко выходит на уровень кумиротворения. Пристрастные отношения приносят обеим сторонам страшный, разрушительный вред. Еще более часто непонимание очевидностей третьего рода - очевидностей собственной личности. Прежде всего, здесь приходится говорить о невидении и непонимании своих грехов и пороков. Особенно трудно осознается, людьми, даже и довольно внимательными к себе, грех гордости. Как часто окружающие видят в человеке то, что и на самом деле очевидно, т.е. проявляется в нем внешним образом, а сам он не видит; причем не видит часто главного своего греха. Обжора не видит своего обжорства, обидчивый - своей обидчивости (конкретные свои обиды видит хорошо, но признает в них действие не обидчи-вости своей, а зла, наносимого другими), злобный - своей злобности, самолюбивый - своего самолюбия и проч. Самая обычная очевидность, не видимая современными людьми - причину своих грехов видеть не в себе самом, а во внешних обстоятельствах. Как трудно признается современным человеком очевидность его предательства. Как нежелательна для многих очевидная необходимость покаяния - даже в психологическом плане. Как удивительно многие современные люди не чувствуют благотворного действия Евангелия, молитвы и церковности на собственную душу; благотворного действия, очевидного для людей минувших эпох. И даже многие гораздо более простые вещи в их очевидности не ощущаются. Чувствует ли кто свою вину перед другим, - сказать: "прости", - и легче станет. Очевидно? Несомненно. Но так редко говорится и слышится это "прости". По нынешним временам редка и не очевидна необходимость очевидной благодарности; не очевидна очевидная необходимость поиска и обретения высшей правды; ненавистна очевидная радость смирения. Оттого так не очевидна и непонятна со временному человеку его жизнь, в плену разнообразных очевидных пристрастий, и кажется даже непонятным, как может быть иначе.