К.Е.Скурат 

СВЯТЫЕ ОТЦЫ 

И ЦЕРКОВНЫЕ ПИСАТЕЛИ 

(I — V вв.) 

Учебное пособие по патрологии 

В основу учебного пособия положен принцип изучения церковной
письменности в соответствии 

с историческими периодами в жизни Церкви. В первой части книги
рассматриваются творения 

святых отцов и церковных писателей доникейского периода (I-III вв.), во
второй части — 

посленикейского (IV — первая половина V вв.). 

Учебное пособие предназначено для студентов духовных академий и
семинарий, а также может 

быть рекомендовано всем интересующимся вопросами патрологии. 

ОГЛАВЛЕНИЕ 

Об авторе 

Предисловие 

Введение 

Понятие о патрологии; предмет ее, задачи, метод и значение 

Отношение патрологии к другим богословским наукам 

Понятие о св. отцах Церкви и авторитете их творений 

История изучения святоотеческих творений 

Издания и переводы на русский язык творений св. отцов 

Курсы патрологии. Периоды 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЕРИОД ДОНИКЕЙСКИЙ 

РАЗДЕЛ I. МУЖИ АПОСТОЛЬСКИЕ 

Св. Климент, епископ Римский 

Св. Игнатий Богоносец, еп. Антиохийский 

Св. Поликарп, еп. Смирнский 

Учение двенадцати Апостолов («Дидахи») 

Послание Варнавы 

«Пастырь» Ерма 

Общие замечания о памятниках послеапостольского периода 

РАЗДЕЛ II. АПОЛОГЕТЫ 

Аристид 

Афинагор 

Мелитон, еп. Сардийский 

Св. мученик Иустин-Философ 

Татиан 

Св. Феофил, еп. Антиохийский 

Ермий Философ 

Минуций Феликс 

Общие замечания о рассмотренных сочинениях 

РАЗДЕЛ III. БОРЬБА ЦЕРКВИ С ГНОСТИЦИЗМОМ 

Св. Ириней, еп. Лионский 

Св. Ипполит, еп. Римский 

РАЗДЕЛ IV. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУЧНОГО БОГОСЛОВИЯ 

А. СЕВЕРО-АФРИКАНСКАЯ ШКОЛА 

Тертуллиан 

Св. Киприан, еп. Карфагенский 

Христианская наука (III в.). Александрийская и Антиохийская школы 

богословия 

Б. АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА 

Пантен 

Климент Александрийский 

Ориген 

Св. Дионисий Александрийский 

Св. Григорий Чудотворец (Неокесарийский) 

Св. Мефодий Патарский 

Развитие святоотеческой мысли в первые три века 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Период посленикейский — “золотой” век (IV-- первая
половина V вв.) 

РАЗДЕЛ I. ВОСТОЧНЫЕ СВЯТЫЕ ОТЦЫ 

Св. Афанасий Великий 

Св. Василий Великий 

Св. Григорий Богослов 

Св. Григорий Нисский 

Св. Кирилл Иерусалимский 

Св. Иоанн Златоуст 

РАЗДЕЛ II. ЗАПАДНЫЕ СВЯТЫЕ ОТЦЫ 

Св. Амвросий Медиоланский 

Блж. Иероним Стридонский 

Блж. Августин Иппонский 

Преп. Иоанн Кассиан Римлянин — отец Востока и Запада 

“Золотой” век святоотеческих творений 

ЛИТЕРАТУРА 

ОБ АВТОРЕ 

“Тружеником и подвижником нашей богословской науки” назвал Патриарх
Московский и всея 

Руси АЛЕКСИЙ II профессора К.Е.Скурата в связи с 40-летием его
педагогической деятельности. 

“Ваши ученики, — пишет Его Святейшества, обращаясь к юбиляру, — несут
архипастырское, 

пастырское, педагогическое служение Матери Церкви — от края до края
Руси, ближнего и дальнего 

зарубежья. 

Спасибо Вам за Ваш ... педагогический, богословский подвиг, который дал
поколения 

тружеников нашей Святой Церкви, которым Вы передавали свои богатые
знания и воспитывали 

примером своей жизни”. Имя доктора церковной истории Константина
Ефимовича Скурата, одного 

из старейших и заслуженнейших профессоров Московской духовной академии,
его alma mater, 

вошло первым в серию жизнеописаний “Труженики и подвижники ХХ века”. 

В научном наследии К.Е. Скурата — огромное число работ, которое
продолжает пополняться. 

Он автор книг “История Поместных Православных Церквей” (учебное пособие
в 2-х томах, М., 1994) 

и “Православное вероучение и нравоучение в церковной литературе Святой
Руси XI—XVII веков” 

(Минск, 1995), многих статей в таких ведущих изданиях Русской
Православной Церкви, как 

“Богословские труды”, “Журнал Московской Патриархии”, “Православный
вiсник”, “Вестник 

Белорусского Экзархата”, “Stimme der Orhodoxie”, “Богословский вестник”,
а также “Даниловский 

благовестник”, “Троицкое слово”, “Юбилейные сборники...”, и в изданиях
других Православных 

Церквей — Болгарской, Польской, Македонской, и инославных — Лютеранской
Церкви Германии и 

Лютеранской Церкви Финляндии. Его перу принадлежит также собрание
сочинений в 30 томах в 

машинописи: диссертации и стипендиатский отчет, статьи и доклады,
проповеди и слова, материалы 

учебного характера, замечания, комментарии и др. (хранится в библиотеке
МДА). 

Труды профессора К.Е.Скурата отличают чистота православной позиции
автора, прочное 

стояние на камне веры, преданность богословской школе и научным
традициям Московской 

духовной академии. Этим определяются и другие особенности его
произведений. Они не только 

содержат в себе сумму знаний, но и учат правильно верить, приподнимают
человека в духовно-

нравственном отношении. Кроме того, они являются хорошей школой для
начинающих писать. В 

этой школе ценно все: и ревностное отношение в православным богословским
знаниям, каждая 

крупица которых бережно сохраняется и оберегается от искажений, и
обстоятельность и строгая 

методичность в работе над материалом, и доскональность исследования, и
масштабность разработки 

масштабных тем, и подача материала крупным планом, в главных чертах, и
та простота и ясность 

изложения, которые делают каждую работу доступной не для избранных, а
для самого широкого 

круга читателей, а значит, и способствующей достижению главной цели
богословия — спасению 

людей. 

Константин Ефимович Скурат состоит членом Комиссий Священного Синода
Русской 

Православной Церкви — Богословской и По изучению материалов для
реабилитации 

репрессированного духовенства и мирян Русской Православной Церкви в
советские годы. Входит в 

состав редколлегии сборника “Богословские труды”. Награжден орденами и
медалями 

Александрийской, Иерусалимской, Русской, Румынской и Болгарской
Православных Церквей. 

“Не останавливаться на достигнутом уровне, — пишет он, — не стоять в
стороне... 

совершенствовать свои лекции, работать над диссертациями, писать статьи,
доклады, активно 

участвовать в разрешении научных и церковных проблем... учить и учиться,
воспитывать и 

воспитываться — вот долг каждого труженика духовных школ”. И собственное
кредо автора. 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

Данное учебное пособие написано на основе курса лекций, читаемых автором
на протяжении 

ряда лет в Московской духовной академии. В нем систематизирован и
обобщен большой материал, 

содержащийся в трудах выдающихся представителей русской патрологической
науки. Для студентов 

эти труды малодоступны: часть из них разбросана в отдельных печатных
изданиях, часть в 

машинописном виде находится в библиотеке МДА. Между тем ценность их
велика. Сведение в 

единое целое этого огромного объема знаний — с сохранением традиций
православной 

патрологической науки и объяснением материала в понятной для человека XX
столетия форме — 

открывает перед студентами возможность доступа к ним и успешного
усвоения данной дисциплины, 

что должно способствовать духовному обогащению будущих служителей
Церкви. 

В основу учебного пособия положен принцип изучения церковной
письменности в 

соответствии с историческими периодами в жизни Церкви. Первая часть
книги содержит 

характеристику и оценку творений святых отцов и церковных писателей
доникейского периода (I — 

III вв.); автор предназначает ее для студентов II курса МДА, вторая
часть охватывает посленикейский 

период (IV — первая половина V вв.) и предназначена автором для
студентов III курса. Этим 

пособием, конечно же, могут пользоваться и студенты других духовных
академий и семинарий — тех 

курсов, на которых изучение патрологии предусмотрено программой. 

Изложение системы богословских взглядов святых отцов и церковных
писателей дается в 

неразрывной связи с подробным анализом их произведений, при этом
приводятся наиболее 

характерные отрывки из них, иллюстрирующие существенные стороны того или
иного богословского 

учения. 

В первой части учебного пособия использованы конспекты лекций
профессоров П.В.Гнедича, 

С.Л.Епифановича, И.В.Попова, протопресв. Иоанна Мейендорфа и др., во
второй части — 

профессоров М.А.Старокадомского, И.В.Попова, Н.И.Сагарды, прот. Георгия
Флоровского, 

протопресв. Иоанна Мейендорфа и др. 

Автор 

выражает 

глубокую 

признательность 

и 

сердечную 

благодарность 

Его 

Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему МЕФОДИЮ, Митрополиту
Воронежскому и 

Липецкому за помощь и духовную поддержку, без которых выход книги в свет
был бы невозможен. 

В В Е Д Е Н И Е 

Понятие о патрологии; предмет ее, 

задачи, метод и значение 

Патрология есть наука, имеющая своей задачей историческое изучение
развития церковной 

письменности и постепенного раскрытия в ней церковного сознания
(христианского вероучения, 

нравоучения и церковной практики). 

Предмет изучения патрологии — церковная письменность: творения св. отцов
Церкви и 

церковных писателей. В этих творениях, как и в жизни их авторов,
раскрывается церковное учение о 

вере и жизни. 

Задачи науки. 

Церковная письменность является предметом научного изучения с двух
сторон: со стороны ее 

содержания и литературной формы. Важнейшая сторона церковной
письменности — это ее 

содержание. Оно ценно для нас как в историческом отношении, поскольку
отражает состояние 

церковного сознания в области христианского вероучения, нравоучения и
церковной практики в 

определенный период, так и в догматическом, поскольку сохраняет в себе
Священное Предание. В 

последнем отношении ценность церковной письменности особенно велика. Для
догматических 

определений она является, с одной стороны, источником содержания, а с
другой — критерием, 

устанавливающим непрерывную нить Предания между каждым отдельным Собором
и апостольским 

временем; для церковных установлений она своими упоминаниями о них
служит основанием их 

точной хронологической датировки. 

Таким образом, церковная письменность преимущественно поставляет
материал, относящийся к 

Священному Преданию, хранимому в кафолическом вселенском церковном
сознании. Поэтому 

задача патрологии заключается в оценке содержания церковной письменности
по степени верности и 

точности выражения в нем Священного Предания. 

Со стороны формы церковная письменность изучается как всякий
литературный памятник, на 

основе обычных принципов историко-литературного исследования:
определяется объем 

рассматриваемой литературы, время ее возникновения, устанавливается
подлинность отдельных 

сочинений и правильность дошедшего до нас текста. 

Для верного понимания произведений церковной литературы нужно изучить
условия и 

обстановку, в которых они возникли, в частности. ознакомиться с
личностью авторов, их жизнью, 

характером, духовной атмосферой, в которой они жили, и влияниями, под
которыми они находились. 

Это задача церковно-историческая. В связи с этим при изучении каждого
писателя выделяются три 

главных момента: 1) 

биографический (жизнь его), 2) 

библиографический (творения) и 

3) систематический (воззрения). 

Метод патрологии — историко-критический: каждый литературный факт должен
быть точно 

установлен, с указанием степени его достоверности и исторической
ценности. 

Значение науки обусловливается важностью ее предмета — церковной
письменности. Для 

св. отцов Церкви и церковных писателей христианство не было чем-то
повседневным, обычным; они 

живо чувствовали и сознавали всю его благодатность, а потому их творения
помогают лучше понять 

силу и величие христианства и проникнуться его духом; чтение их творений
вселяет дух церковный, 

развивает привычку жить и мыслить в согласии с Истиной. 

Огромное значение церковная письменность имеет и для богословских
дисциплин — она 

является их источником. В ней, прежде всего, можно найти богатый
материал для экзегетики, 

истолкования Священного Писания как в смысле буквально-грамматическом,
так и в 

духовно-аллегорическом. Важна, далее, церковная письменность для
систематического богословия 

(догматического и нравственного), в частности, на ней зиждется история
догматов, которая знакомит 

нас с выражением церковного учения; в ней сохраняется Священное
Предание. Важно также 

изучение церковной письменности для церковной истории, ибо церковная
письменность проливает 

свет на внутреннюю духовную жизнь Церкви. 

Наконец, и практическое богословие во всех своих разветвлениях
(церковное право, пастырское 

богословие, гомилетика, литургика) пользуется также произведениями
церковной письменности 

Отношение патрологии 

к другим богословским наукам 

Из всех богословских наук наибольшее родство патрология имеет с
догматикой и церковной 

историей. Однако ее нельзя смешивать с упомянутыми науками. Догматика
излагает христианское 

вероучение в систематическом порядке, осуществляя свою задачу главным
образом теоретически. 

Патрология в своей догматико-исторической части показывает, как
постепенно раскрывалось 

христианское вероучение, как воспринималось и в какой степени
усваивалось оно церковным 

сознанием. Далее, в патрологии отводится место не только общепринятой
кафолической догме и 

постепенному закреплению ее в церковном сознании в виде определенных
формул, как это делается в 

догматике, но и вообще богословию церковных писателей с его характерными
особенностями, 

частными мнениями и философскими воззрениями. Наконец, в патрологии
святоотеческие творения 

не подбираются отдельными отрывками к каждому определенному догмату, как
в догматике, а 

рассматриваются в целостном единстве и органической связи с богословием
того или другого 

писателя. 

Что касается церковной истории, то она рассматривает главным образом
внешнюю сторону 

жизни Церкви (эпоха гонений, Вселенских Соборов, догматические споры,
богослужение). 

Патрология же изучает внутреннюю религиозно-нравственную жизнь Церкви,
ее сознание. 

Понятие о св. отцах Церкви 

и авторитете их творений 

«Отцами Церкви, — говорит Патриарх Московский и всея Руси Сергий, —
признаются не те из 

писателей церковных, которые были наиболее учены, наиболее начитаны в
церковной литературе, но 

писатели святые, т.е. воплотившие в себе ту жизнь Христову, хранить и
распространять которую 

Церковь получила себе в удел». 

Таким образом, первым признаком, который позволяет считать того или
иного церковного 

писателя святым отцом, является святость его жизни. Почему круг
церковных писателей, относимых 

к категории отцов, не может быть ограничен каким-либо хронологическим
порядком (также и курс 

патрологии). Жизнь Церкви едина во все периоды ее истории, и потому
всегда возможно достижение 

состояния святости ее членами, сочинения которых будут иметь особый
авторитет и могут быть 

предметом соответствующего исследования и изучения. 

Второй признак — чистота догматического и нравственного учения,
определяющая достоинство 

творений св. отцов. 

Третий признак — свидетельство Церкви. Оно является той необходимой
проверкой чистоты 

жизни и учения отдельного писателя, после которой его творения получают
высокий авторитет для 

православного богословия. 

Часто эти признаки называются латинскими терминами: sanctitas vitae,
Sanctitas doctrinae, 

declaratio Ecclesiae. 

Следует заметить, что против православного понимания достоинства
святоотеческих творений 

имеется со стороны инославных писателей ряд возражений, что в
православном богословии 

святоотеческие творения как бы подменяют или противополагают Свящ.
Писанию, что в творениях 

отцов имеются разногласия, противоречия и т.д. 

Прежде всего необходимо категорически отвергнуть первое возраждение.
Утверждать о 

каком-либо противоположении в Православии святоотеческих творений
Священному Писанию 

можно лишь по недоразумению или незнанию православного богословия. Отцы
никогда не 

противополагали своих творений слову Божию, но указывали, что источник
их учения и путь к 

«мысленному просвещению» заключен в Священном Писании, что оно «свет для
души», «возводит 

ум к чудесам» и т.п. Значительную часть святоотеческих творений
составляет истолкование 

Священного Писания. Признавая за этими истолкованиями преимущественное
значение по 

сравнению с истолкованиями других писателей, Церковь лишь
свидетельствует о пребывании в отцах 

того благодатного «помазания», о котором говорил св. ап. Иоанн Богослов
(I Ин., 2,27). И, при всем 

уважении к святоотеческим творениям, Церковь никогда — ни в своей
литургической жизни, ни в 

жизни отдельного христианина — не заменяет ими чтения и
непосредственного изучения Слова 

Божия. 

Более обоснованным представляется, на первый взгляд, утверждение, что в
творениях отцов 

имеются известные разногласия и т.д. Наличие частных мнений у отдельных
отцов никогда не 

отрицалось православным богословием, но эти частные мнения, в которых
расходились отдельные 

отцы, не могут уменьшить достоинства их творений. Нетрудно установить, в
чем проявляется 

единство и какого рода разногласия имеются в святоотеческих творениях.
Отцы были едины по 

отношению к догматам и в своем нравственном учении, т.е. в самом
главном. Что же касается самих 

разногласий, то они, действительно, имели место в отношении богословской
терминологии, особенно 

в ранний период, когда эта терминология еще не была разработана.
Известно также, что отцы 

допускали неодинаковое истолкование отдельных мест Священного Писания.
Но это никогда не 

приводило к противоречию в отношении к догматам или к извращению
нравственного учения. 

Различное истолкование объясняется, в основном, неодинаковым
использованием аллегорического 

метода. Кроме того, в творениях отцов имеется известное количество
сведений исторических и 

представлений естественно-научных, в которых отцы оставались людьми
своего времени. 

Наконец, нужно еще иметь в виду, что отцы далеко не сразу достигли той
святости, с которой 

бывает соединено состояние «мысленного просвещения», придающего
авторитет их творениям. 

Часть содержания святоотеческих творений составляют сведения, даже и в
области богословия, 

полученные путем рационального изучения, логических умозаключений и т.д.


В этом случае может возникнуть еще один вопрос: как же отличить в
творениях отцов ту часть, 

которая имеет действительный авторитет, от частных мнений и отдельных
высказываний, которые 

такого авторитета не имеют? Ответом на этот вопрос может быть понятие,
имеющее большое 

значение в православном богословии, — согласие отцов — сonsensus patrum.


Творения отцов известный русский мыслитель прошлого века Ив. Киреевский
назвал «известием 

очевидцев» о той стране духовной истины, которую не всякий может изучить
непосредственно. Даже 

путем простого сравнения этих «известий» — высказываний отцов — нетрудно
отличить их согласие 

в главном, показывающее единство восприятия и понимания духовной истины,
от высказываний, 

неправильно понимаемых или недостаточно ясно выраженных самим писателем.
«Отец не 

противоборствует отцам, ибо все они были общниками Единого Духа» (св. И.
Дамаскин). 

«Согласие отцов» по какому-либо богословскому вопросу всегда есть
положение, с которым 

богослов должен считаться, если остается верным традициям Православной
Церкви. Ибо, по словам 

блаж. Августина, «кто отступает от единодушного согласия отцов, тот
отступает от всей Церкви». 

Определяя богословские критерии для выделения круга писателей, творения
которых подлежат 

изучению в курсе патрологии, следует заметить: в настоящий курс включено
изучение отдельных 

писателей, не признанных Церковью отцами, например Тертуллиана, Оригена
и др. Это допущено по 

причине большого влияния их, особенно Оригена, на развитие
святоотеческого богословия. 

История изучения святоотеческих творений 

Патрология как специальная богословская дисциплина возникла в конце 30-х
годов XIX в. вместе 

с разделением богословских знаний на отдельные дисциплины с более узким
содержанием. Но 

изучение святоотеческих творений и их использование для богословской
науки имело место еще в 

Древней Церкви. 

Начиная с IV в., сохранились особые сборники расположенных по
определенным темам 

выдержек из творений отцов (катены). Наиболее известен из них сборник,
составленный св. Иоанном 

Дамаскиным, — «Священные Параллели» (Sacra Рarallela), послуживший
материалом для 

составления его книги «Точное изложение православной веры». 

Сведения о жизни отцов включались в церковные истории и составляли
содержание ряда 

специальных сочинений, напр., «De viris illustribus» блаж. Иеронима. 

Издания и переводы на русский язык 

творений св. отцов 

Св. отцы Церкви писали в основном на языках греческом, латинском или
сирийском. Но еще в 

древний период большое количество их творений было переведено на языки
грузинский, коптский, 

армянский, эфиопский и др. В раннехристианскую эпоху и в средние века
распространялись они в 

рукописной форме и сохранялись в различных собраниях, библиотеках и
архивах при монастырях, 

крупных архиерейских кафедрах, средневековых учебных заведениях. Но
далеко не все творения 

дошли до настоящего времени. Часть их была по разным причинам утрачена,
и сведения о них 

получены по упоминаниям о них или цитатам из них в сочинениях других
авторов. Это относится 

особенно к произведениям авторов более раннего периода. Но в то же время
не так давно был открыт 

ряд сочинений, считавшихся утерянными («Дидахи», греч. текст апологии
Аристида и др.). 

Издание отдельных произведений отцов в подлиннике и переводах началось
сразу после 

изобретения книгопечатания. На Западе большинство рукописей издали
мавриниане (бенедиктинские 

монахи, ученики св. Бенедикта, жившие в пригороде Парижа в монастыре св.
Мавра), получившие 

материальную поддержку от французского короля Людовика XIV (1643 –
1715). Король, стоявший за 

независимость от папы («галликанство»), покровительствовал изданию тех
творений св. отцов, 

которые появились до возникновения папского абсолютизма. Мавриниане
собрали и издали (хотя и 

без критики) творения свв. Афанасия Великого, Кирилла Иерусалимского,
Григория Назианзина, 

Иоанна Златоуста, блаж. Августина и др. В XVII – XVIII вв. появились
издания и на Востоке. В 

1675 г. в Яссах (здесь жили греки) было опубликовано собрание
святоотеческих творений (главным 

образом антикатолического характера), составленное Иерусалимским
патриархом Досифеем. В 

1782 г. в Венеции, где также находилась греческая колония, было выпущено
«Добротолюбие» — 

составленное св. Никодимом Святогорцем собрание духовных сочинений. 

Из изданий XIX – XX вв. Отметим следующие. 

1). Издание французского аббата Миня (Migne) — «Patrologiae Сursus
completus», Paris, 1844 –

1866, две серии: “Series Graeca” — 161 том (доведено до 1439 г.) и 2
тома указателей, и “sеries 

latina” — 217 томов (доведено до 1216 г.) и 4 тома указателей. Этим
изданием пользуются и в 

настоящее время. При этом применяют следующие сокращения в ссылках: П.Г.
или П.Л., т., кол. 

(P.G., P.L., t., col.), обозначающие название издания, серию, том и
колонку (страница состоит из двух 

колонок). 

2). Издание Венской академии наук — “Corpus scriptorum ecclesiasticorum
latinorum”. 

3). Издание Берлинской академии наук — “Die Griechischen Сhristlichen
Schriftsteller der ersten drei 

Jahrhunderte”, удовлетворяющее всем научным требованиям. 

4). С 1941 г. католики издают во Франции серию «Христианские источники»
(Sources 

Chretiennes). Это издание святоотеческих творений на французском языке
(параллельно дается 

оригинальный текст) с обширными комментариями. Кроме святоотеческих
текстов сюда входят и 

произведения более поздних католических духовных авторов и др. (напр.
Филона Александрийского, 

гностиков). Комментарии, как правило, даются католиками, но иногда и
богословами других 

исповеданий (напр. «Слова» св. Симеона Нового Богослова изданы при
участии архиепископа 

Василия (Кривошеина). Для издания выбираются более характерные тексты,
чтобы таким образом 

познакомить со святоотеческими сокровищами самые широкие круги. 

5) С 1955 г. Апостольская Диакония Элладской Православной Церкви
выпускает на греческом 

языке серию: «Библиотека греческих отцов и церковных писателей». Изданы
творения мужей 

апостольских, апологетов, Климента Александрийского, Оригена, св.
Дионисия Александрийского, 

св. Григория Неокесарийского, св. Мефодия Олимпского, св. Афанасия
Великого, св. Кирилла 

Иерусалимского, св. Василия Великого, св. Антония Великого, св. Пахомия
Великого, св. Макария 

Египетского, Дидима Александрийского, Евсевия Кесарийского и др. 

Кроме того, имеются издания творений отдельных отцов, выходящие при
научных центрах в 

разных государствах. 

В Париже выходит с начала настоящего столетия сборник “Patrologia
Оrientalis”, содержащий 

публикации и переводы отдельных произведений и памятников церковной
литературы Греческой и 

других Восточных Церквей (Коптской, Армянской и др.). 

В России перевод произведений отдельных отцов на славянский язык начался
непосредственно со 

времени принятия христианства, а на современный русский язык, в основном
при духовных 

академиях, — с середины прошлого века. 

Московской духовной академией были переведены и изданы творения ряда
греческих отцов, 

Киевской — сочинения латинских отцов, Петербургской — творения свв.
Иоанна Златоуста, Феодора 

Студита и Иоанна Дамаскина (только один том), Казанской — труды Оригена
(не полностью). 

Переводы святоотеческих творений аскетического содержания издавались
Оптиной пустынью, 

Пантелеимоновым монастырем и в меньшей мере — Киево-Печерской Лаврой. 

Сочинения 

древнейших 

христианских 

писателей 

были 

переведены 

свящ. Петром 

Преображенским и опубликованы частным издательством. 

Следует заметить, что не все святоотеческие творения имеются в русском
переводе (см. 

Библиографию, доникейский период). 

КУРСЫ ПАТРОЛОГИИ. ПЕРИОДЫ 

Курсы патрологии, исторические обзоры и монографии, посвященные изучению
отдельных 

отцов, начиная с прошлого века, издаются при всех богословских академиях
и факультетах на Западе. 

В России такие издания и курсы имели место при духовных академиях. Из
курсов на русском 

языке можно указать следующие. 

«Историческое учение об отцах Церкви» архиепископа Филарета
(Гумилевского), 3 тома. 

Издание вышло в середине XIX века и во многом устарело. Но
принципиальные установки автора 

сохраняют свое значение. Автора с полным основанием можно считать первым
русским патрологом. 

«Конспект лекций по патрологии» проф. Московской духовной академии И.В.
Попова. Лекции 

охватывают творения отцов первых четырех веков. В основном сохраняют
свое достоинство. 

«Восточные отцы IV 

века» и «Византийские отцы V – VIII веков» — два тома лекций, 

прочитанных в 30–е гг. в Парижском богословском институте прот. Г.В.
Флоровским. 

Для удобства изучения святоотеческих творений необходимо выделить
следующие периоды, 

стоящие в связи с историческими условиями жизни Церкви, во многом по
влиявшими на содержание 

этих творений: 

1) доникейский период (до I–го Вселенского Собора), т.е. первые три века
христианства; 

2) период Вселенских Соборов, с IV по VIII в.; 

3) период после Вселенских Соборов, начиная с IX в. 

Каждый из этих периодов можно по отдельным признакам подразделить еще на
отдельные 

периоды, к которым относятся творения определенных групп отцов. Так, в
доникейском периоде, к 

изучению которого мы приступаем, рассматриваются: 

а) творения мужей апостольских, 

б) сочинения апологетов, 

в) произведения противогностические, 

г) творения представителей Северо-Африканской и Александрийской школ. 

Ч А С Т Ь П Е Р В А Я 

ПЕРИОД ДОНИКЕЙСКИЙ (I — III вв.) 

РАЗДЕЛ I 

МУЖИ АПОСТОЛЬСКИЕ 

Мужами или отцами апостольскими (Патрес Апостолици — Patres Apostolici)
принято называть 

авторов древнейших (после священных книг Нового Завета) произведений
церковной литературы, 

хотя не все они были непосредственными учениками апостолов. 

До настоящего времени сохранились только немногие из таких произведений.
Значительная часть 

их утеряна. 

Но и из сохранившихся памятников в нашем курсе рассматриваются далеко не
все. Не подлежат 

изучению в курсе патрологии апокрифические книги Ветхого и Нового
Заветов, другие апокрифы, 

произведения гностические и такие, как «Дидаскалиа» (Didascalia) И
«Конституционэс Апостолёрум» 

(Constitutiones Apostolorum), имеющие большое значение для курсов
истории Церкви и каноники. 

В настоящем разделе будут рассмотрены только следующие произведения: 

1. Послания к Коринфянам св. Климента Римского. 

2. Послания св. Игнатия Богоносца. 

3. Послание св. Поликарпа Смирнского. 

4. “Учение двенадцати апостолов” (кратко: “Дидахи”). 

5. Послание Варнавы. 

6. «Пастырь» Ерма. 

Между всеми этими памятниками имеется много общего: содержание и форма
их определяются 

одинаковыми условиями жизни Церкви того периода. 

Бывает довольно трудно установить точно время составления того или иного
памятника. В таких 

случаях большое значение имеют данные, содержащиеся в его тексте: они
позволяют определить 

хронологические границы периода, в который могло быть написано
произведение: «терминус а кво» 

(terminus a quo), т.е. время, раньше которого памятник не мог быть
составлен, и «терминус ад квэм» 

(terminus ad quem), т.е. время, после которого составление его не могло
иметь места. 

Издание этих памятников началось с XVII в. На русском языке имеется их
издание в переводе 

свящ. Петра Преображенского. 

Святой Климент, еп. Римский 

Святой Климент, по более-менее установленным данным, — третий после
апостолов епископ 

Римский, занимал кафедру с 92 по 101 г. Он проповедовал Евангелие не
только в Италии, но и на юге 

Галлии. По приказанию императора Траяна был схвачен и отправлен на
тяжелые работы в 

каменоломнях Крыма, где продолжал апостольские труды — строил храмы,
крестил ссыльных, за что 

был брошен с камнем на шее в Черное море. Мощи его были обретены и
положены в храме 

свв. Двенадцати апостолов в Херсонесе. Просветитель славян св. Кирилл
перенес часть их в Рим, а 

другую часть св. митроп. Михаил и св. кн. Владимир положили в Десятинной
церкви в Киеве. Во 

время татарского нашествия 1240 г. мощи св. Климента погибли в пожаре. 

Подробности, имеющиеся в житии св. Климента, носят апокрифический
характер. 

Первое послание к Коринфянам. 

Нет оснований сомневаться в принадлежности этого произведения
св.Клименту. Об авторстве 

св. Климента свидетельствуют такие писатели, как св. Ириней Лионский,
Климент Александрийский, 

Ориген, Евсевий Кесарийский и др. С именем св. Климента это послание
встречается в некоторых 

древних кодексах Нового Завета, так как в Древней Церкви оно включалось
в списки новозаветных 

священных книг и наряду с ними читалось на воскресных церковных
собраниях. Епископ 

Коринфский Дионисий (ок. 170 г.) сообщал, что в его время оно читалось
на богослужениях. А 

Евсевий пишет: «Под именем Климента известно одно признанное всеми
послание, великое и 

удивительное... Нам известно, что оно было читаемо всенародно — как
прежде в весьма многих 

церквах, так и ныне у нас» (Церк. Ист. III, 16). Это говорит о высоком
авторитете послания. 

Написано Первое послание св. Климента, по-видимому, в царствование Нервы
(96 – 98 гг.). 

Поводом для него явились беспорядки в Коринфской Церкви, может быть,
подобные тем, о которых 

писал св. ап. Павел. Отдельные члены общины перестали повиноваться
законным пресвитерам и 

удалялись от общения с ними. 

Содержание. Послание св. Климента состоит из 63 глав. Разделить его
можно на две части. 

Первая часть — нравоучительная (гл. 4–36) — представляет собой ряд общих
нравственных 

увещаний, клонящихся к осуждению коринфской распри и восхвалению
добродетелей (смирения и 

послушания), необходимых для сохранения церковного мира и единства. Во
второй части (гл. 37–59, 

§1) — догматико-исторической — решается вопрос о необходимости
определенного церковного 

устройства, в частности, иерархии, и с этой точки зрения рассматривается
и осуждается коринфский 

мятежи, увещаются коринфяне к покаянию и восстановлению прежнего
порядка. В главах 59 (§§2–

4) — 61 содержится молитва Творцу о том, чтобы Он сохранил нерушимо
«число избранных Своих 

во всем мире чрез возлюбленного Отрока Своего, Господа нашего Иисуса
Христа, чрез Которого 

призвал нас «из тьмы в свет, из неведения в познание славы Имени Его…
научил, освятил, почтил». 

«Ты бо, Владыко Пренебесный, Царю веков, даяй сыновом человеческим славу
и честь и власть над 

сущими на земле, — завершается молитва, — исправи совет их ко благому и
угодному пред Тобою, 

яко да совершающе в мире и кротости благочестно данную им Тобою власть,
обретут Тя милостива… 

Тебе исповедуемся чрез Первосвященника и Предстателя душ наших Иисуса
Христа, чрез Него же 

Тебе слава и величие и ныне и в род родов и во веки веков. Аминь». Главы
62–63 составляют 

заключение, в котором св. Климент подводит итог сказанному: «Итак, о
делах приличных 

богопочтению нашему и полезнейших для жизни добродетельной, желающим
вести ее благочестно и 

праведно, мы достаточно написали вам, мужи братия… Вы доставите нам
радость и веселие, если 

послушаетесь написанного нами чрез Святого Духа». 

С точки зрения церковно-исторической, особенно интересна 5 гл. В ней
говорится о семикратном 

заключении св. ап. Павла («был в узах семь раз») и о его миссионерском
путешествии «до границы 

Запада» (под сим разумеют Испанию. См.: Рим. 15, 24). 

Стиль Послания во многом приближается к библейскому; здесь большое
количество цитат и 

примеров из книг Ветхого Завета и сравнительно малое цитирование Нового
Завета. Это может быть 

объяснено тем, что ко времени составления послания св. Климента кодекс
Нового Завета еще не был 

точно определен. 

Учение св. Климента 

Так как Первое послание св. Климента написано по поводу церковных
беспорядков в Коринфе, в 

нем преобладают нравственные увещания и рассуждения о церковном
устройстве. Однако 

св. Климент затрагивает и догматические вопросы. 

Св. Климент ясно учит о богодухновенности Священного Писания: «Загляните
в Писания, эти 

истинные глаголы Духа Святаго; заметьте, что в них ничего
несправедливого и превратного не 

написано» (гл. 45). 

В учении о Боге св. Климент особенно оттеняет понятие воли Божией. Воля
Божия царит над 

всем мирозданием и выражается в единстве и гармонии природы. Св. Климент
дает в гл. 20 

художественное описание этой гармонии. Воля Божия, создавая гармонию во
внешней природе, 

требует в мире нравственном послушания себе. При исполнении этого
требования достигается и здесь 

та же гармония, что и в мире материальном. В христианском обществе эта
воля требует подчинения 

определенному устройству и чину. В личной жизни христианина это
подчинение воле Божией 

рождает смирение, которое должно быть преобладающим настроением
христианина всю жизнь. 

Святость воли Божией, наконец, обеспечивает будущее воздаяние и
блаженство праведных. 

Тринитарная формула у св. Климента выдерживается твердо в виде клятвы:
«Жив Бог и 

Господь Иисус Христос и Святой Дух» (гл. 57, примечание) и в виде
вопроса: «Не одного ли Бога и 

одного Христа имеем мы? Не один ли Дух благодати излит на нас?» (гл.
46). 

Христология св. Климента мало развита. Сыном Божиим св. Климент называет
Христа только 

один раз (гл. 36), и то приводя слова псалма 2,7: «Сын Мой еси Ты, Аз
днесь родих Тя» (Евр. I, 5). 

При всем том мысль о предсуществовании Христа и, следовательно, о Его
Божественном достоинстве 

выражена у св. Климента довольно ясно. «Жезл величия Божия, — говорит
св. Климент, — Господь 

наш Иисус Христос не пришел в блеске великолепия и надменности, хотя и
мог бы, но смиренно» 

(гл. 16). Христос говорил уже в Ветхом Завете чрез Духа Святого. Он есть
сияние величия Божия и 

потому превосходнее ангелов. Ярче оттенено человечество Христа. Он
происходит от Авраама по 

плоти и есть отрок Божий; дело Христа — наше спасение. Из любви к нам,
по воле Бога, Он дал 

Кровь Свою за нас, Свою Плоть за плоть нашу, Свою Душу за душу нашу, и,
таким образом, 

совершил искупление всех, уповающих на Бога (гл. 12), и всему миру
даровал благодать покаяния. 

Христос — наше спасение, Первосвященник наших приношений, Помощник в
немощах наших. 

Более развита у св. Климента эсхатология. Царь будущего суда и воздаяний
часто возникает 

пред его умственным взором. Касается св. Климент и загробной жизни.
Праведные (апп. Петр и 

Павел) по кончине идут в «святое место» (гл. 5) и оттуда явятся при
открытии Царства Божия (гл. 50). 

Но особенно раскрывает св. Климент истину воскресения плоти (гл. 24–26)
и в доказательство 

указывает не только на воскресение Христа и свидетельства Священного
Писания, но и на явления 

природы, каковы смена дня и ночи, произрастания растение из согнивающих
семян и, наконец, 

приводит сказание о птице Феникс, живущей («только одна») в Аравии 500
лет. По смерти птицы из 

согнивающего тела рождается червь, который оперяется и затем относит
гнездо с костями предка в 

Илиополь египетский на жертвенник Солнца (гл. 25). Св. Климент учит о
близости пришествия 

Христа в полном согласии с оживленными ожиданиями первого века. Хилиазма
у него нет. 

В особенности развито у св. Климента учение о церковном устройстве. У
него имеется ясный 

взгляд на богоучрежденность иерархии в связи с идеей непрерывного
иерархического преемства. 

«Христос, — по словам св. Климента, — был послан от Бога, а апостолы —
от Христа. Апостолы, 

принявши повеление, пошли благовествовать наступающее Царство Божие.
Проповедуя по 

различным странам и городам, они первенцев из верующих по духовном
испытании поставляли в 

епископы и диаконы для будущих верующих» (гл. 42). Ясно выражена и идея
преемства. Апостолы, 

по свидетельству св. Климента, поставив «вышеозначенных служителей,
потом присовокупили закон, 

чтобы, когда они почиют, другие испытанные мужи принимали на себя их
служение» (гл. 44). В 

словах «они почиют» разумеются не апостолы, а иерархические лица, ибо из
контекста видно, что 

автор говорит о непрерывности иерархического служения и представляет
иерархические лица 

преемниками не только апостолов, но и друг друга: они поставляются, по
его словам, «апостолами 

или после них другими достоуважаемыми мужами, с согласия всей Церкви»
(гл. 44). 

Протестанты утверждают, что св. Климент впервые выдвинул учение о
богоучрежденности и 

апостольском происхождении иерархии по аналогии с ветхозаветным
священством. Но св. муж 

говорит об этом как об апостольском Предании. Он писал всего лишь через
30 лет по смерти 

свв. апп. Петра и Павла, когда многие из современников апостолов были
еще живы, а потому не мог 

выдавать собственного измышления за апостольское установление и еще
менее мог бы об этом 

писать коринфянам, обличать их и опираться на этот факт в своих
увещаниях, ибо в Коринфе многие 

знали и помнили апостолов и их установления и могли бы уличить его во
лжи и лишить всякой силы 

его слова. Но ничего подобного не было, напротив, как мы знаем, Послание
св. Климента 

пользовалось большим уважением в древней Церкви (44). 

Однако хотя у св. Климента определенно говорится о богоучрежденности
иерархии, у него нет 

ясного разграничения степеней иерархии. Смешение это не составляет
исключительной особенности 

св. Климента. Оно встречается и в новозаветных Писаниях, и в другой
древней письменности. 

Объясняют его различно, и каждое вероисповедание в своем духе  
HYPERLINK "http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "12"
 1 . 

Говоря о церковном устройстве, св. Климент не только оттеняет идею
иерархического преемства, 

но и идею священства. Сохраняя древнехристианское представление о
«пресвитерах» как пастырях 

(Деян. 20,17) и религиозно-нравственных руководителях верующих (57), св.
Климент особенно 

выдвигает их священнический характер, их исключительное право приносить
бескровную жертву, и 

резко выделяет их из ряда других верующих, мирян. Служение их, по св.
Клименту, носит 

литургический характер: они приносят «дары» (гл. 44), и это является
существенной стороной их 

служения. 

Характерную черту учения св. Климента об иерархии составляет еще то, что
он оттеняет идею 

власти и порядка, подкрепляя свои слова указаниями на дисциплину римских
войск (гл. 37). Это 

1 Следует признать неоспоримым тот факт, что в древности пресвитерами
назывались не только епископы (таково 

словоупотребление Дееписателя, напр., 20, 17), но и сами апостолы (I
Пет., 5,1; 2 Ин. 1,1; Папий у Евс. III, 39), очевидно, в 

силу сродства их пастырских функций. Равным образом многие писатели
II–го века, во времена которых, несомненно, 

существовал уже епископат, продолжают тем не менее называть епископов
пресвитерами. Так, св. Ириней говорит то о 

преемстве епископов, то пресвитеров; и св. Поликарп римских епископов
называет пресвитерами (III, 3, 1–2 и III, 2, 2). 

Св. Киприан, еп. Карфагенский, называет себя пресвитером. Это было время
неустановившейся терминологии в 

определении иерархических степеней. 

способствовало развитию папских требований повиновения Римскому престолу
ради послушания 

воле Божией. 

Западный патролог Барденхевер видит догматико-историческое значение
Послания св. Климента 

в том, что оно является фактическим свидетельством папского главенства.
Св. Климент говорит 

авторитетно, как наместник Бога (гл. 59), и со своими увещаниями
обращается к Коринфской Церкви, 

якобы даже без всяких просьб с ее стороны, как бы признавая своим правом
наблюдение за порядком 

в других Церквах. Но вероятнее предположить, что такое «вмешательство»
свидетельствует о тесных 

братских отношениях двух крупных центров — Коринфа и Рима. 

Каковы права мирян, по Посланию св. Климента? Это: 1) право одобрения
(«с согласия всей 

Церкви» (гл. 44)) кандидата на священство и 2) право дисциплинарного
суда над членами общины и 

удаления их из своей среды (гл. 54). 

«Второе» климентово послание к Коринфянам 

Именем св. Климента Римского подписано и другое произведение, называемое
вторым его 

посланием к Коринфянам. Евсевий Кесарийский и блаж. Иероним сомневались
в его принадлежности 

св. Клименту. Современная научная критика единогласно отрицает авторство
св. Климента. Анализ 

содержания “послания” позволил отнести его происхождение к более
позднему периоду — около 

130 – 145 гг. 

Это сочинение представляет собой не послание, но, вероятно, отрывок из
какой-нибудь 

проповеди, произнесенной в Коринфе, и содержит ряд моральных увещаний. В
нем можно найти 

общие мысли с «Пастырем» Ерма, некоторые заимствования из
апокрифического евангелия Египтян, 

т. е. из памятников более поздних, чем Послание первое. 

В догматическом отношении здесь важно прямое свидетельство о
Божественности Спасителя: 

«Братья, об Иисусе Христе вы должны помышлять, как о Боге и Судье живых
и мертвых» (гл. I). 

Заслуживает внимания учение о своеобразном предсуществовании Церкви
(общее с Ермом): «Для 

нее сотворен мир» (Ерм. Вид. II, 4). 

Св. Клименту Римскому приписывают собрание, может быть редактирование,
так называемых 

Апостольских правил, принятых Церковью, составление «Постановлений
Апостольских» 

(Конституционэс апостолёрум — Constitutiones Apostolorum), составление
текста одной из древних 

литургий и некоторые сочинения, имеющие уже явно апокрифический
характер. 

2. Св. Игнатий Богоносец, еп. Антиохийский 

Св. Игнатий Богоносец, третий после апостола Петра епископ Антиохийский,
пострадал при 

императоре Траяне. Кроме его осуждения и мученической кончины,
достоверных сведений о нем 

почти не сохранилось. Осужденный на мучение св. Игнатий был отвезен в
Рим, где в 107 г. на арене 

цирка был растерзан зверями. Останки его собрали верующие и отвезли в
Антиохию, где они 

хранились до нашествия персов, когда их увезли в Рим. Ныне они хранятся
в церкви св. Климента. 

Путешествие св. Игнатия «в узах» — «связанного за Христа» (Рим. I) — в
Рим продолжалось 

довольно долго. В пути делались продолжительные остановки, во время
которых к св. Игнатию 

допускались посланники от христиан разных малоазийских городов. В это
время св. Игнатий написал 

семь сохранившихся посланий: четыре из Смирны (к Римлянам, Ефесянам,
Магнезийцам и 

Траллийцам) и три из Троады (к Филадельфийцам, Смирнянам и Поликарпу,
еп. Смирнскому). 

Послания св. Игнатия сохранились в двух, а отдельные даже в трех
рецензиях. В настоящее время 

подлинной считается «средняя» (по величине текста) рецензия. Св. Игнатию
приписывалось и 

несколько других посланий, в том числе послания к св. Иоанну Богослову и
Пресвятой Деве Марии. 

Поскольку послания св. Игнатия не датированы и против подлинности его
мученических актов 

имеются возражения, время составления его посланий и год смерти
определяют приблизительно (от 

100 г. и далее). 

Отдельные подробности о жизни св. Игнатия имеются у Оригена, Евсевия
Кесарийского, 

блаж. Иеронима, св. Иоанна Златоуста и в более поздних житиях и
исторических хрониках. 

Послание св. Игнатия 

Содержание. Все послания св. Игнатия имеют подробные надписания. Все
оканчиваются 

обычными приветствиями, причем, в посланиях, написанных из Смирны, св.
Игнатий просит молитв 

за себя и Церковь Сирийскую, а в посланиях, написанных из Троады, по
получении известия о 

прекращении гонений в Антиохии, просит отправить вестника в Антиохию,
чтобы сорадоваться 

наступлению мира, а также благодарит за оказанный ему и антиохийским
вестникам прием. 

Так как послания св. Игнатия написаны при одинаковых обстоятельствах, то
и содержание их в 

общем сходно, за исключением посланий к Римлянам и св. Поликарпу.
Исходным пунктом обычно 

является похвала Церкви и ее епископу. После этих похвал св. Игнатий со
смирением заявляет, что 

пишет не из притязаний на авторитетное учительство, а по любви и ради
предостережения верующих. 

Далее следуют увещания. Они трех родов. Прежде всего, св. Игнатий
увещает верующих заботиться о 

единении и согласии с епископом, повиноваться ему, как Господу, и ничего
не делать без него. При 

этом он указывает, что только в таком церковном единении возможно
соединение с Богом и что 

отделение от епископа есть признак пагубной гордости. Второе увещание —
бегать еретиков, не 

иудействовать, ибо Евангелие выше Ветхого Завета, и признавать истинное
рождение, смерть и 

воскресение Христа, в каковом только случае и имеют смысл страдания св.
Игнатия. Ефесяне при 

этом восхваляются за решительное удаление от еретиков. Третье увещание —
общего нравственного 

характера, а именно: хранить веру и любовь, являя себя христианами не на
словах только, но и в 

делах, подражая делам Господа. 

Послание к Ефесянам — самое большое из посланий св. Игнатия — содержит
еще ряд мыслей, 

помимо указанных. Здесь, после увещания бегать еретиков, решается вопрос
об отношении к 

внешнему языческому миру, причем рекомендуется молиться за язычников,
быть смиренномудрыми 

и кроткими по отношении к ним и ввиду близости кончины мира полагать всю
жизнь свою в Господе. 

Далее христиане приглашаются чаще собираться для богослужения. В конце
Послания, после общих 

нравственных увещаний, св Игнатий, указав на то, что еретики, растлившие
веру Божию, пойдут в 

неугасимый огонь, и поэтому не нужно следовать за ними, увещает ефесян
твердо держаться 

основных истин христианских, непостижимых для князя века сего
(приснодевства Марии, рождения и 

смерти Господа), и обещает подробнее написать им о домостроительстве
нашего спасения. 

В послании к св. Поликарпу дается ряд кратких наставлений относительно
обязанностей и 

пастырской деятельности епископа, рекомендуется молитва, кротость и
терпение, а также 

предлагаются советы относительно вдов и рабов и наставления о браке. В
конце кратко изображаются 

обязанности христианской паствы. 

Особенно характерно послание к Римлянам. Оно служит памятником
энтузиазма христианского 

мученичества. Боясь, чтобы римские христиане не подали за него
апелляции, св. Игнатий просит их 

не препятствовать его мученическому подвигу, который так хорошо начался
и которого он так давно 

желает, а напротив, молиться о даровании ему сил для совершения этого
подвига. «Умоляю вас, — 

пишет св. Игнатий, — не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте
меня быть пищею 

зверей и посредством их достигнуть Бога… О, если бы не лишиться мне
приготовленных для меня 

зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня… Лучше мне
умереть за Иисуса Христа, 

нежели царствовать над всею землею… Хочу быть Божиим… Моя любовь
распялась и нет во мне 

огня, любящего вещество, но вода живая, говорящая во мне, взывает мне
изнутри: «Иди к Отцу» 

(гл 4–7). 

Личность автора, как она выступает в посланиях, принадлежит к числу
необычайно сильных 

характеров. 

Стиль св. Игнатия. Как видно из послания к Римлянам, св. Игнатий писал
свои послания в 

состоянии необыкновенного возбуждения. Он горел духом в ожидании
мученического венца и 

бесконечно рад был подражать «страданиям Бога своего» в надежде
воскресения. При таком 

душевном настроении ему особенно больно было слышать о распространении
лжеучения, которое 

отрицало и плоть, и страдания Христовы, и воскресение мертвых, и
святейшую Евхаристию — это 

необходимое условие вечной жизни. Здесь он видел великую опасность для
Церкви. Это еще больше 

увеличивало возбуждение его духа. Отсюда и стиль его отличается
необыкновенной энергией и 

напряженностью. 

БОГОСЛОВИЕ СВ. ИГНАТИЯ 

В посланиях св. Игнатия Богоносца раскрываются, главным образом, два
догмата: 1. Учение об 

истинном Божестве и истинном человечестве Господа нашего Иисуса Христа и
2. Учение о Церкви и 

церковной иерархии. Раскрытие этих догматов вызвано было современными
св. Игнатию 

заблуждениями: а) евионитов и гностика Керинфа и б) докетов. 

I. Богословие св. Игнатия христоцентрично: Христос занимает центральное
место в мыслях и 

чувствах св. мученика. «Его ищу, за нас умершего, Его желаю, за нас
воскресшего». «Ни видимое, ни 

невидимое, ничто не удержит меня придти к Иисусу Христу» (Рим. 6,5).
Ветхий Завет в посланиях 

св. Игнатия (в противоположность взгляду св. Климента) решительно
отступает на задний план. На 

слова иудаистов: «Если не найду в древних писаниях, то не верю
написанному в Евангелии», — у 

него был дан ответ: «А для меня древнее Иисус Христос, непреложно
древнее крест Его, Его смерть и 

воскресение, производимая Им вера, Христос — наша жизнь» (Филад. 8–9;
Смир. 4). 

Христология св. Игнатия четкая. Вопреки евионитам и последователям
Керинфа он весьма ясно 

учит о Божестве Сына Божия, называя Его Богом нашим, Богом Святым. В
возвышенном воззрении 

на Сына Божия св. Игнатий примыкает к христологии ап. Иоанна Богослова.
Он называет Его 

«Словом, произшедшим не из молчания» (Магн. 8), и этим, можно сказать,
показывает, как древние 

христиане понимали таинственное наименование Сына Божия Словом: Он есть
вечное Слово Божие, 

Которое рождается не из молчания, подобно слову человеческому, не
следует по времени после 

молчания, но вечно. О вечности Христа св. Игнатий учит: Иисус Христос
был прежде веков у Отца и, 

наконец, явился видимо. Невидимый ради нас стал видимым. Вполне
естественно поэтому выступает 

у св. Игнатия традиционная троичная формула: «Вы истинные камни храма
Отчего, уготованные в 

здание Бога Отца; вы возноситесь на высоту орудием Иисуса Христа, т.е.
крестом, посредством верви 

Святого Духа» (Еф. 9). 

Учение о воплощении Сына Божия, вопреки заблуждениям докетов,
развивается у св. Игнатия 

весьма подробно. Воплощение — это осуществление божественного
домостроительства, и 

выразилось оно в том, что Иисус Христос «соделался человеком
совершенным» (Смир. 4). Как это 

произошло? Св. Игнатий кратко отвечает: Бог наш Иисус Христос зачат был
Марией (из племени 

Давидова), но от Духа Святого. Св. Игнатий решительно настаивает на
истинности плоти Христовой, 

понимая под ней совершенное человечество. Он произошел по плоти из рода
Давидова. Он «истинно 

родился от Девы», хотя и сохранил ее девство в зачатии и рождении. Он
истинно крестился от 

св. Иоанна, истинно распят был за нас плотию при Понтии Пилате и Ироде
тетрархе и пострадал 

истинно, как истинно и воскресил Себя, а не так, как говорят некоторые,
«призрачно». «Он и по 

воскресении Своем был и есть во плоти. И когда пришел к бывшим с Петром,
то сказал им: Возьмите, 

осяжите Меня и посмотрите, что Я не дух бестелесный… По воскресении Он
ел и пил, как имеющий 

плоть». Он и теперь укрепляет христиан (Смир. 1–4). 

Ясно указывая на Божество и человечество Спасителя, св. Игнатий не менее
ясно утверждает 

неразрывное единство во Христе этих двух природ и усвояет потому
предикаты человеческие Богу. 

Он говорит о «крови Бога», о страданиях Бога и исповедует обожествление
человечества Христа, 

называя Его «Новым Человеком». Обличая еретиков в неисцельном недуге
докетизма, св. Игнатий 

характерно соединяет во Христе предикаты человеческие и божеские. «Для
них, — пишет он, — есть 

только один Врач, телесный и духовный, рожденный и нерожденный, Бог во
плоти, в смерти 

истинная Жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный, а потом
неподверженный страданию, 

Господь наш Иисус Христос» (Еф. 7). 

Христология св. Игнатия замечательная: ясно говорится о двойстве природы
Богочеловека и 

единстве Его Лица. 

Развито у св. Игнатия и учение о домостроительстве нашего спасения. В
этом учении для 

св. Игнатия характерно то, что он понимает искупление, главным образом,
как разрушение смерти и 

обновление вечной жизни. «Евангелие есть совершение нетления» (Филад.
9). Начало этому 

нетлению положено явлением Бога во плоти. В Нем наша жизнь воссияла —
чрез Него и чрез Его 

смерть, воскресение, — так что Христос облагоухал нетлением Церковь, и,
как Его воскресил Отец, 

подобным же образом воскресит и нас, «ибо без Него мы не имеем истинной
жизни» (Трал. 9). Это 

нетление и способность воскресения сообщает верующим таинство
Евхаристии, которое есть 

«врачевство бессмертия, не только предохраняющее от смерти, но и
дарующее вечную жизнь во 

Иисусе Христе» (Еф. 20). Почему же оно имеет такую силу? А потому, что
Евхаристия есть плоть 

Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи. Таким
образом, по св. Игнатию, 

целью спасения являются воскресение и жизнь нетленная. Средством к тому
— Евхаристия, 

основой — страдания Христа. Потому он так решительно и вооружается
против докетов, что они по 

существу отрицали страдания, Евхаристию, будущее воскресение, тогда как
для самого св. Игнатия 

надежда на воскресение составляла все, и если нет этой надежды, то не
имеют смысла ни его 

мученичество, ни страдания апостолов. Поэтому-то он докетов считает
«дикими зверями», 

«бешеными псами» (Еф. 7). Особенно возмущает его уклонение от Евхаристии
и церковного общения 

с епископом. Св. Игнатий увещает верующих избегать еретиков и даже не
говорить о них, а особенно 

настаивает на необходимости церковного единения, причем почву для него
указывает в повиновении 

епископам и в участии в Евхаристии. И та настойчивость, с которой он
выдвигает последнее, является 

плодом именно сознания опасности докетической ереси, а вовсе не
обусловливается новостью 

епископального института, будто нуждавшегося в защите, как думают
протестанты. 

2. Ввиду таких задач св. Игнатий раскрывает учение о Церкви только с тех
сторон, какие прямо 

касались его цели — показать в церковном единении, в частности, в
Евхаристии оплот против ереси 

докетов. Прежде всего он выдвигает учение о кафолической Церкви. Далее,
он первый ясно учит о 

единоличном епископате, как представителе церковного единства. Наконец,
он первый ясно 

различает три степени иерархии — епископскую, пресвитерскую и диаконскую
— и никогда не 

смешивает их, как другие авторы. Св. Игнатий называет Церковь
кафолической: «Где Иисус Христос, 

там и кафолическая Церковь» (Смир. 8). В этих словах впервые в истории
христианства встречается 

выражение «кафолическая Церковь» (кафолики экклисиа). Следует здесь же
заметить, что в ранней 

христианской литературе это выражение не обозначало географическую
универсальность, а 

определяло «полноту» Церкви (от греч. «каф олон» — «согласно целому»).
Кафоличность Церкви 

может реализоваться даже в такой общине, которая состоит всего из двух
человек. Все зависит от 

того, с какой целью они собрались. Для того, чтобы собрание стало
Церковью, необходимо 

присутствие Христа, наличие епископа — залога этого присутствия. 

В посланиях св. Игнатия определенно выступает единоличный епископат,
наряду с пресвитерием 

и диаконами. «Без них нет Церкви» (Трал. 3). Без них ничего не надо
делать в Церкви. Довольно 

часто св. Игнатий рассматривает эти три степени как правящую часть
Церкви и увещает подчиняться 

епископам, пресвитерам и диаконам, но еще чаще выдвигает две первых
степени, или одну — 

епископскую, с которой должен согласиться пресвитерий. «Надлежит (вам)
согласоваться с мыслию 

епископа… и ваше знаменитое достойное Бога пресвитерство так согласно с
епископом, как струны в 

цитре» (Еф. 4). В собственном смысле верховным епископом является Сам
Бог: епископы 

поставляются по Его воле и являются Его служителями на земле; им нужно
поэтому повиноваться, 

как Богу, как домоправителям, посланным Домовладыкой. В повиновении
епископам — признак 

истинных христиан. «Которые Иисус Христовы, те с епископом» (Филад. 3);
все должны следовать 

епископам, как Иисус Христос — Отцу. (Смир. 8). Кто обманывает епископа,
обманывает Самого 

Бога. Отсюда, «прекрасное дело — знать Бога и епископа. Почитающий
епископа почтен Богом; 

делающий что-нибудь без ведома епископа служит диаволу» (Смир. 9). Где
епископ, там и Церковь. 

«Без епископа никто не делай ничего, относящегося до Церкви…
Непозволительно без епископа ни 

крестить, ни совершать вечерю любви, напротив, что одобрит он, то и Богу
приятно» (Смир. 8). 

Каковы функции епископа? — Это: 1) пастырское душепопечение; ничего не
должно быть без воли 

епископа (Трал. 2); он должен наставлять верующих, заботиться о вдовах,
рабах, устраивать собрания 

и наблюдать за тем, чтобы на них являлись все; 2) учительство; епископ
должен охранять верующих 

от ложных учений; 3) совершение таинств; лишь епископу принадлежит право
совершать Крещение и 

Евхаристию, и тому, кому он предоставит это. Рядом с епископами св.
Игнатий часто ставит 

пресвитерий, но говорит об их правах неопределенно. Им наравне с
епископами должно повиноваться 

и без них ничего не делать (Трал. 2), но сами они должны быть в согласии
с епископом и уважать его 

(Еф. 4). Пресвитеры составляют коллегию, окружающую епископа, как
апостолы Господа, и его 

совет, решающий церковные дела. На богослужебных собраниях они занимают
почетные места 

вокруг епископа. Им принадлежат судебные и дисциплинарные функции, они
вместе с епископами 

принимают и кающихся. Несомненно, что они ниже епископа и Евхаристию
могут совершать с его 

разрешения, но каковы их права, в точности сказать нельзя. Еще менее
определенно св. Игнатий 

говорит о правах диаконов. Он относится к ним с особенной теплотой;
называет постоянно 

«сослужителями своими», «сладчайшими», однако, ставит ниже пресвитеров;
если в отношении к 

епископу и пресвитерам св. Игнатий требует повиновения, то в отношении к
диаконам — только 

почтения; диаконы должны удовлетворять всем и повиноваться пресвитерам.
Диаконы являются 

«служителями таинств Иисуса Христа», а не только агап — «яств и питий»,
словом, они являются 

ближайшими помощниками епископа при совершении таинств и в делах
управления, почему 

св. Игнатий и выражается о них с такой теплотой (Трал. 2). 

Взаимное отношение всех трех степеней св. Игнатий изображает, приглашая
верующих взирать 

на епископов, как на представителя Самого Бога, на пресвитеров — как на
представителей апостолов, 

а на диаконов — как на слуг Церкви Божией (Трал. 2; Смир. 8). 

В 6–й главе послания к св. Поликарпу излагаются обязанности христианской
паствы (прочитать). 

Интересно, что в посланиях св. Игнатия при обозначении христианской
общины применяется 

глагол «парикэо», откуда происходит слово «парикиа», в переводе
означающее жительство в чужой 

стороне, временное пребывание. Впоследствии этим словом стали называть
приход, церковную 

общину, вкладывая тот смысл, что истинным домом, постоянным местом
жительства для христиан 

является небесный Иерусалим. 

Эсхатология св. Игнатия определенна. Лжеучители, если не покаются,
пойдут в вечный огонь, 

мученики же пойдут к Богу, и вообще верующие получат тем большую
награду, чем больше понесли 

трудов, и достигнут уготованной им вечной жизни и нетления. 

Источники посланий св. Игнатия — писания апостолов. Особенное сродство у
него в учении со 

св. Иоанном Богословом. 

Богословие св. Игнатия имело большое значение в последующем развитии
христианского 

вероучения. Его христология и сотериологическое освещение христианства
оказали влияние на 

св. Иринея, на великих отцов IV–го века; его учение способствовало
ясному выражению догмата о 

Божестве Иисуса Христа. Воззрения его на Церковь нашли себе отзвуки у
св. Киприана. 

Проф. И. Попов считает послания св. Игнатия «выше других произведений
Мужей 

апостольских» (с. 27). 

СВ. ПОЛИКАРП, ЕП. СМИРНСКИЙ 

Св. Поликарп, по выражению Барденхевера, — «последний свидетель века
апостольского», друг 

св. Игнатия Богоносца, учитель св. Иринея Лионского, может быть, ученик
ап. Иоанна Богослова. Об 

этом говорят Тертуллиан, св. Ириней и мученические акты. Св. Ириней
рассказывает о нем: «Я мог 

бы описать даже место, где сидел блаж. Поликарп; могу изобразить его
походку, образ его жизни и 

внешний вид, его беседы к народу, как он рассказывал о своем обращении с
Иоанном и с прочими 

самовидцами Господа…» (Соч., с. 529–530). Он же сообщает, что на
Смирнскую кафедру 

св. Поликарп был поставлен самими апостолами. 

О жизни св. Поликарпа сведений мало. Известно, что в 155–м г. он посетил
Рим при папе 

Аниките с целью обличения гностических лжеучений и обсуждения с папой
некоторых вопросов, в 

частности, дня празднования Пасхи. Некоторых гностиков он воссоединил с
Церковью, но 

относительно времени празднования Пасхи согласие не было достигнуто. Тем
не менее молитвенное 

общение не нарушилось — св. Поликарп совершил там Евхаристию. 

Пострадал за Христа (был сожжен) в возрасте 86 лет в период между 155–м
и 166–м годами. 

ПОСЛАНИЕ К ФИЛИППИЙЦАМ 

Из многих посланий св. Поликарпа, о чем говорит св. Ириней Лионский,
сохранилось только 

одно — к Филиппийцам, написанное вскоре после кончины св. Игнатия, о чем
есть упоминание в 

тексте. 

Повод к написанию был такой. Исполняя просьбу св. Игнатия —
приветствовать Антиохийскую 

Церковь в связи с прекращением гонений, филиппийцы послали письмо в
Смирну для передачи его в 

Антиохию. Вместе с этим они особо просили св. Поликарпа выслать им
послания св. Игнатия и 

сообщили о состоянии своей Церкви, в частности, о любостяжательности
пресвитера Валента и его 

жены, которые, вероятно, утаили деньги, собранные для бедных. В ответ на
их письмо св. Поликарп и 

отправил свое Послание. 

Содержание. Послание св. Поликарпа (состоит из 14 глав) начинается
похвалой филиппийцам за 

оказанный ими прием св. Игнатию и его спутникам и за твердость их веры.
Далее св. Муж предлагает 

краткое увещание к вере во Христа и исполнению Его заповедей о любви,
всепрощении и милосердии 

в духе Нагорной беседы Спасителя; для более же полного научения советует
вспомнить наставления 

ап. Павла, которые он им давал устно и письменно. После этого он
переходит к частным 

наставлениям по положению каждого и говорит об обязанностях мужей, жен,
детей, вдов (диаконисс) 

и диаконов, юношей и дев, и, наконец, пресвитеров. В этих увещаниях
характерно то, что он весьма 

настойчиво увещает избегать сребролюбия; кроме того, вдов и диаконисс он
просит воздержаться от 

злоречия и клевет, а пресвитеров — не доверять всяким наговорам. Эти
частные наставления 

переходят в общие увещания избегать еретиков — докетов и пребывать в
молитве и посте, подражая 

терпению Христа и блаженных мучеников, в том числе Игнатию, и вообще
творить добрые дела и 

вести себя безукоризненно. По поводу поступка Валента св. Поликарп
глубоко скорбит; просит 

филиппийцев не быть по отношению к нему жестокими, простить его во имя
христианского незлобия. 

В заключение св. Поликарп предлагает молиться за всех: за царей, за
язычников — преследователей, 

обещает переслать их письмо в Антиохию и отправляет к ним послания св.
Игнатия через Кресцента. 

Особенность Послания. Послание св. Поликарпа написано простым слогом,
без определенного 

плана. Большей частью он говорит словами апостольских посланий, особенно
I–го Петра, и часто 

пользуется Климентовым посланием к Коринфянам. 

Св. Поликарп ценен для нас, как в древности для св. Иринея, в качестве
верного свидетеля 

апостольского предания. 

УЧЕНИЕ СВ. ПОЛИКАРПА СМИРНСКОГО 

Послание св. Поликарпа имеет, главным образом, нравственно-увещательный
характер, а в 

догматическом отношении дает мало материала. В 7–ой главе он имеет в
виду тех же лжеучителей — 

докетов, против которых боролся св. Игнатий: он решительно объявляет
«первенцами сатаны» тех, 

кто не признает плоти Христа, Его страданий и будущего воскресения и
суда; их лжеучению 

противопоставляет «преданное изначала слово» (7). Сущность этого «слова»
он кратко излагает во 2–

ой главе («Увещание к добродетели»), где показывает, в чем должна
заключаться вера во Христа — 

речь его напоминает христологическую часть Символа веры и Нагорную
проповедь. В других местах 

он называет Христа Сыном Божиим и вечным Первосвященником и часто
повторяет, что Он будет 

судить всех людей в день суда. 

В нравственном учении св. Поликарп сводит всю жизнь христианскую к трем
добродетелям: вере, 

надежде и любви; говорит и о необходимости аскетических упражнений —
молитвы и поста. 

Характерны советы о милостыне («Когда можете благотворить, не
откладывайте этого» (10) и 

христианском незлобии (12), в силу которого христиане обязываются
молиться за «врагов креста», 

врагов своих, за язычников и царей (12). 

Примечательно, что в своем Послании св. Поликарп, хотя и ясно отличает
себя от пресвитеров (в 

надписании), однако, нигде не говорит в нем о епископе, и увещает
«покоряться (только — К.С.) 

пресвитерам и диаконам, как Богу и Христу» (5). Объясняют этот факт
различно. Одни думают, что 

епископа в это время в Филиппах не было, и местной Церковью управлял
оставленный пресвитер 

Валент; другие полагают, что епископы были тождественны с пресвитерами,
и что Филиппийская 

Церковь управлялась коллегиально. Однако для такого отождествления
пресвитеров с епископами у 

св. Поликарпа нет оснований: хотя (в 6–й гл.) св. Поликарп усвояет
пресвитерам функции, 

напоминающие обязанности епископа, но они общего пастырского характера.
Понять это можно так: 

св. Поликарп воспользовался известной в то время терминологией, особенно
распространенной на 

Западе, по которой и епископ также называется пресвитером и не
выделяется резко из коллегии 

пресвитеров, хотя среди них только он один имел епископские права. 

Послание св. Поликарпа весьма важно в историческом отношении как
свидетельство 

существования в начале II–го в. многих новозаветных Писаний, которые в
нем процитированы. 

УЧЕНИЕ ДВЕНАДЦАТИ АПОСТОЛОВ («ДИДАХИ») 

«Дидахи» — один из древнейших памятников литературы послеапостольского
периода — 

упоминается у ряда церковных писателей. Климент Александрийский (в
«Строматах») цитирует его 

как «Писание», св. Афанасий Великий уравнивает его по значению с
неканоническими книгами 

Свящ. Писания. 

Поскольку этот памятник не вошел в Кодекс Новозаветных книг, рукописи
его не хранились 

бережно, и текст памятника был утерян. Только в 1883 г. этот текст был
вновь открыт митрополитом 

Филофеем Вриеннием в рукописи XI в., хранившейся в библиотеке
Иерусалимского Святогробского 

подворья в Константинополе. Тогда же этот текст был опубликован и
подвергся всестороннему 

изучению. Имеется несколько русских переводов (текст их отличается). 

Барденхевер считает его наиболее древним после книг Нового Завета и
полагает, что в нем 

«находится ключ для решения многих загадок в истории первохристианства».


О времени и месте происхождения памятника высказывались различные
предположения. Ряд 

исследователей (Барденхевер, проф. Попов, проф. Писарев и др.) считали,
что он появился в конце 

первого века в Египте. Это предположение высказывалось на основании
того, что его цитируют ранее 

других писатели Александрийской Церкви (Климент и св. Афанасий Вел.). В
настоящее время 

специалисты полагают, что «Дидахи» написан в первой половине второго
века в Сирии. Автором его 

является, видимо, христианин иудейского происхождения. 

Полное заглавие памятника — «Учение Господа, переданное народам чрез
двенадцать 

Апостолов» — сближает содержание памятника с повелением Господа учить и
крестить все народы 

(Мф. 28, 19–20). 

Текст памятника разделен первым издателем на 16 глав. 

СОДЕРЖАНИЕ И УЧЕНИЕ «ДИДАХИ» 

В главах 1–6 излагается учение о двух путях — пути жизни и смерти —
более подробно, чем в 

Послании Варнавы. Путь жизни излагается весьма подробно. Сперва делается
общее указание, что 

путь жизни состоит: 1) в любви к Богу, 2) в любви к ближнему, как к
самому себе (ср. Мф. 22, 37–39) 

и 3) в так называемом «золотом правиле» — чего не желаешь себе, того не
делай и другому. Затем 

начинаются подробные наставления автора, причем наставления 1–ой главы
носят специфически 

христианский характер и заимствованы из Нагорной беседы (Мф. 5), а
наставления 2–ой главы 

представляют собою запрещения грехов и пороков на основе десятословия
(«не убивай…, не кради»). 

В наставлениях 1–ой главы говорится о любви к врагам, о непротивлении
злу и милосердной 

щедродательности; последняя, впрочем, ограничивается угрозой тому, кто
будет просить без нужды. 

Запрещения 2–ой главы направляются против убийства (в частности,
вытравления плода), 

прелюбодеяния и блуда, воровства, волхвований, клятвопреступления. С 3–й
главы начинаются 

увещания, предваряемые словами «чадо мое», причем внушается избегать
более тонких, чем 

упомянутые выше, грехов, ибо они по существу приводят к ним; таковы:
гнев (приводит к убийству), 

похотливость и наглость (к блуду и прелюбодеянию), виды волхвования —
гадание по птицам, 

занятие астрологией («не будь математиком») и чародейством (ибо, по
существу, это 

идолослужение), — ложь и сребролюбие (ибо ведет к воровству),
богохульный ропот 

(ср. клятвопреступление во 2–ой гл.). В дальнейшей речи путь жизни
описывается, главным образом, 

положительно, и изображаются обязанности по отношению к самому себе —
кротость и смирение (3), 

затем по отношению к Церкви (почитать проповедников слова Божия и
хранить постоянное общение 

с верующими), к бедным (милостыня и общение имуществ), к детям и рабам.
Здесь же говорится: «Не 

колеблись давать и, отдавая, не ропщи» (ср. из 1–ой гл.: «Пусть
милостыня твоя преет в твоих руках, 

пока ты не узнаешь, кому ты должен дать ее»). В конце предлагается
увещание соблюдать заповеди 

Божии и исповедывать в церкви грехи свои (4). 5–ая гл. посвящается
изображению пути смерти, или 

перечислению грехов приблизительно в том же порядке, как и в запрещениях
2–ой главы. Заключение 

увещаний составляет 6–ая глава, содержащая три наставления: 1)
остерегаться лжеучителей, 

совращающих с описанного пути жизни, 2) нести иго Господне, если и не «в
целости», то сколько 

возможно, и 3) воздерживаться от идоложертвенного. 

По начальным словам следующей части текста можно заключить, что вся
первая часть 

представляет собой поучение оглашенному прежде крещения: «Сообщив прежде
всего 

вышесказанное учение, крестите во имя Отца и Сына и Святого Духа». 

В главе 7–ой дается указание о совершении крещения, приводится самая
формула крещения и 

дается разрешение совершать крещение по нужде в воде теплой и даже чрез
обливание. 

В главе 8–ой заключаются указания о постах и о молитве три раза в день.
Здесь приводится 

полностью молитва Господня. 

В главах 9–ой, 10–ой и 14–ой описывается совершение Евхаристии,
приводится (вероятно, 

сокращенно) древнейший текст Евхаристической молитвы, из которой
интересно следующее место, 

выражающее внутреннюю связь Церкви с Евхаристией: «Как сей преломляемый
хлеб был рассеян (в 

зернах) на холмах и соединен воедино, так и да будет соединена Твоя
Церковь от концов земли в Твое 

царство». Участие в Евхаристии запрещается некрещенным и всем, «имеющим
спор с другом своим», 

«пока они не примирятся» (14). Прежде преломления хлеба рекомендуется
исповедывать грехи. 

В главах 11–ой и 12–ой говорится о служениях апостолов, под которыми,
как можно заключить, 

понимаются посланные от Церквей для миссионерского служения или для
выполнения других 

поручений, — и о пророках, — под которыми нужно понимать харизматиков. —
Здесь даются 

указания о различении истинных апостолов и пророков по их «нравам» или
по их поведению. Имеет 

большое значение заповедь об обязательном труде для всех. «Если он
(странник — К.С.), будучи 

ремесленником, желает поселиться у вас, то пусть работает и ест. Если же
он не знает ремесла, то 

позаботьтесь о нем по вашему усмотрению, так чтобы христианин не жил
среди вас праздным. А если 

он не желает так поступать, то он христопродавец. Удаляйтесь от
таковых.». 

В главе 13–ой говорится о содержании общиной служащих и бедных. 

В главе 15–й — о поставлении постоянных служителей Церкви — епископов и
диаконов, в 

отличие от странствующих апостолов, и об уважении к ним. «Поставляйте
себе епископов и 

диаконов, достойных Господа, мужей кротких, и несребролюбивых, и
истинных, и испытанных… не 

пренебрегайте ими, ибо они должны почитаться вами вместе с пророками и
учителями». 

В последней главе, 16–й, содержится увещание к бдительности словами,
близкими к 

евангельскому тексту, и говорится об ожидании Второго Пришествия
Христова. 

В памятнике заключается свидетельство древней традиции о совершении
Крещения и 

Евхаристии, об иерархическом устройстве каждой общины. (В последнем
случае следует иметь в 

виду недостаточно выработанную терминологию. В древнехристианских
памятниках, как и в 

священных книгах Нового Завета, термины: апостол, епископ, пресвитер и
диакон — употребляются 

иногда в иерархическом смысле, а иногда в буквальном: апостол —
посланник, епископ — 

блюститель, пресвитер — старец, диакон — служитель. 

ПОСЛАНИЕ ВАРНАВЫ 

Послание, известное под этим именем, имело большой авторитет в древней
Церкви. Ряд древних 

писателей (Климент Александрийский, Ориген и др.) автором его считали
спутника ап. Павла, 

апостола из семидесяти — Варнаву. Евсевий Кесарийский, блаж. Иероним,
патриарх Фотий — 

сомневались в этом. 

Изучая содержание Послания, а также суммируя результаты исследований
позднейших 

патрологов, проф. Попов, проф. Епифанович и Барденхевер отказываются
признать апостола Варнаву 

за автора этого творения. Крайний аллегоризм Послания в понимании
Ветхого Завета и враждебное 

отношение к иудейству неестественны для ап. Варнавы — спутника ап.
Павла, левита и т. д. Надо 

помнить, что это Послание Церковь не включила в состав священных
новозаветных книг, что, 

несомненно, было бы при подлинности авторства Варнавы —апостола. 

Проф. Попов считает, что Послание было написано в Александрии в период
между 70–м и 131–

м гг. 

В это время Церковь занимали вопросы взаимоотношений христианства и
иудейства. 

Ответ на них дается в Послании. 

СОДЕРЖАНИЕ. Послание Варнавы, представляющее собой апологию против
иудейства, 

состоит из двух частей (всего 21 гл.). 

В первой части (гл. 1–17), апологетической, содержится предупреждение от
заблуждений 

иудаистов в буквальном понимании Ветхого Завета. По утверждению автора,
все образы, символы, 

пророчества Ветхого Завета относятся ко Христу, раскрываются и находят в
Нем свое исполнение. 

Христианство есть откровение Бога Слова и потому имеет всеобщее,
универсальное значение. Автор 

Послания отрицает буквальное понимание всех ветхозаветных предписаний и
заповедей (напр. об 

обрезании, о различении родов пищи и т. п.). — Последнее не может быть
принято. 

Во второй части Послания (18–21 гл.) излагается учение о двух путях
жизни — пути света и 

тьмы, подробно развитое в «Дидахи». «Сходство в этом отношении между
этими двумя 

памятниками, — говорит проф. прот. П. Гнедич, — позволяет заключать об
одном и том же месте их 

происхождения. Хотя такое заключение и не может быть бесспорным». 

УЧЕНИЕ 

Христология. Автор Послания ясно учит о вечности Христа Спасителя,
Который «есть Господь 

всей вселенной и Которому прежде устроения века Отец говорил: «Сотворим
человека по образу и по 

подобию Нашему» (5). От Него пророки получали в Ветхом Завете благодать.
Автор неоднократно 

называет Христа Сыном Божиим. Напротив, наименование Его Сыном
человеческим, Сыном 

Давидовым считается еретическим. Автор утверждает, что «не Сын
человеческий, а Сын Божий 

явился в прообразе и во плоти» (12). Он пришел во плоти потому, что люди
не могли бы «остаться 

живыми, взирая на Него» (15). 

Учение о спасении. Цель пришествия Христова во плоти двоякая — искупить
нас и исполнить 

меру грехов иудеев. Это Он совершил через Свои страдания и смерть.
Христос пострадал только за 

нас. Он принес в жертву сосуд Духа Своего и «для того предал тело Свое
на смерть, чтобы мы 

получили отпущение грехов и освятились… через окропление кровию Его»
(5). Так Он упразднил 

смерть и показал воскресение из мертвых, приготовил Себе новый народ и
дал нам право быть 

народом наследия, пострадав за нас и искупив нас. Таково величие тайны
креста. Автор Послания 

тщательно исследует указания на нее в Ветхом Завете (12). 

Другой тайной, на которой автор сосредотачивает внимание, является
крещение. Чрез него мы 

усвояем плоды искупления Христова, тогда как иудеи, не принимающие
крещения («крещение 

доставляет отпущение грехов»), лишены славы (11). «Мы сходим в воду
полные грехов и нечистые, а 

восходим из нее с приобретением — со страхом в сердце и надежой на
Иисуса в духе» (11 — 

свидетельство о погружении). После этого начинается новая жизнь духовно
воссозданного человека, 

становящегося обиталищем Бога. «Получив отпущение грехов и надежду на
имя Господне, мы 

соделались новыми, совершенно вновь созданными». Поэтому Бог поистине
обитает в нас (16). Эта 

духовная жизнь должна сопровождаться и добрыми делами. 

В жизни людей, по учению Послания, принимают участие ангелы, которые
ведут на путь света; 

злые демоны ведут на путь тьмы. Злым демонам приписывает автор и
внушение буквального 

понимания закона. 

Эсхатология. Одним из главных мотивов к доброй жизни автор считает
указание на будущее 

воздаяние. «Исполняющий (заповеди Господни) прославится в Царстве
Божием, а избирающий 

другое погибнет вместе со своими делами» (21). Особенное побуждение к
чистоте жизни автор видит 

в близости кончины мира и часто говорит о ней. Он даже делает попытку
вычисления времени 

кончины мира, решая вопрос о таинственном значении субботы (15). Шесть
дней творения означают 

6000 лет существования мира, ибо для Господа день равняется 1000 лет
(ср. Пс. 89,5; 2 Пет. 3,8). 

Покой седьмого дня (субботы) означает, что при наступлении 7–й тысячи
лет придет Сын Божий и 

уничтожит беззаконного. В эту седьмую тысячу лет праведники будут только
блаженствовать со 

Христом. Эсхатология автора проникнута хилиазмом. 

«ПАСТЫРЬ» ЕРМА 

«Пастырь» Ерма, книга откровений, данных автору, имела большой авторитет
в древней Церкви. 

Она содержится в числе канонических книг в Синайском кодексе. Ее
цитируют св. Ириней Лионский, 

Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген. Св. Афанасий Великий
относит ее, как и «Дидахи», 

к неканоническим книгам. 

Написана на греческом языке, но имеется ранний перевод ее на латинский. 

Сведения об авторе можно извлечь из содержания книги: жил он в Риме, был


вольноотпущенником, имел семью, занимался торговлей, потерял почти все
имущество во время 

одного из гонений, когда его предали родные дети. В последовавший период
спокойствия получил 

откровения, содержащие призыв к покаянию, и повеление передать это. 

Автором этой книги долгое время считали Ерма, упомянутого ап. Павлом в
послании к Римлянам 

(16, 14). Это признавали св. Ириней, Климент Александрийский, Ориген и
др. Но в XVIII–м в. был 

открыт памятник, так называемый Мураториев фрагмент, содержащий список
книг Нового Завета, 

где о книге «Пастырь» было замечено следующее: «Книгу «Пастырь» очень
недавно, в наши дни, 

составил в Риме Ерм в то время, когда кафедру Римской Церкви занимал его
брат Пий» 

(приблизительно между 140 и 150 гг.). 

Таким образом, на основании этого свидетельства, происхождение «Пастыря»
следует отнести к 

первой половине II–го века. Этому соответствует ряд данных, имеющихся в
самом тексте. 

Содержание книги разделяется на три части: Видения (Визионэс —
Visiones), Заповеди 

(Мандата — Mandata) и Подобия (Симилиа — Similia). 

Откровения даются Ерму Церковью, являющейся в образе старицы, и ангелом,
являющемся в 

образе пастыря, откуда происходит название книги. 

В книге описано состояние Римской Церкви, современной автору, показаны
нравственные 

недостатки ее членов: гордость пресвитеров и диаконов своим служением,
корыстолюбие (в чем был 

повинен и сам Ерм), отречение во время бывшего гонения, и другое. Автор,
угрожая близким 

пришествием Христовым, призывает всех к покаянию, пока еще есть время —
«пока еще строится 

башня» (Под. IX, 32). 

НРАВСТВЕННОЕ И ДОГМАТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ ЕРМА 

Содержание «Пастыря» носит преимущественно этический характер. Автор
преследует цели 

религиозно-нравственного обновления христиан, освобождения их от того
духовного одряхления, в 

которое они впали по причине слабости веры в близость пришествия
Господня. В противоположность 

этому нравственному одряхлению и омертвению Ерм выставляет строгие
нравственные требования и 

сильно вооружается против богатства и привязанности к мирским благам,
причем опирается на 

полученные им откровения от Бога, возвещающие близость пришествия
Господа. 

Нравственная идея Ерма отличается строго-аскетическим характером.
Особенно выставляются 

требования чистоты плоти — запрещаются всякие похотливые влечения.
Христианин ни в коем 

случае не должен осквернять плоти своей, ибо, осквернив плоть, он
оскверняет тем живущего в ней 

Духа Святого, а вместе с тем лишает себя подаваемой Им вечной жизни. Сам
Ерм должен по 

получении откровения жить с женой своей, как с сестрой. 

Высокое значение Ерм придает посту и молитве, рассматривая их как дела,
заслуживающие 

особенной награды. Наряду с воздержанием, постом, отречением от мира
общей чертой, отличающей 

поведение христианина в мире, является простота и невинность; кто
обладает ими, тот подобен 

плодородной горе и стоит даже выше мучеников. Но, проповедуя строгий
аскетизм, Ерм все-таки 

чужд того ригоризма, который был свойственен монтанистам. Строгий
поборник чистоты плоти, Ерм 

допускает второй брак и не отвергает его как грех. Пост, по учению Ерма,
следует понимать не 

столько в телесном, сколько в духовном смысле, как удаление от зла;
притом телесный пост 

(совершенное воздержание от пищи) должен быть совершаем в целях
милостыни, на которую должны 

идти все сбережения, полученные путем поста. Отречение от мира не
доходит у Ерма до признания 

греховности богатства самого по себе. При всем нерасположении к
богатству, мешающему 

вступлению в Церковь Христову («круглые камни»), на богатство он
смотрит, как на средство 

благотворения. Уважение к мученичеству и исповедничеству у Ерма велико:
он исповедников ставит 

выше пророков, в полном согласии с тем значением, которое в то время
стал приобретать этот 

институт. Но Ерм не считает, как монтанисты, мученичество подвигом, к
которому должны 

стремиться христиане, и невинность, простоту сердца ставит даже выше
его. 

Заслуживает большого внимания учение Ерма о жизни Церкви, показанное ему
в 3–м видении в 

образе строения башни. Он видел, что «на водах» строилась башня из
блестящих квадратных камней 

шестью юношами (ангелами). Им помогали тысячи мужей (низшие ангелы),
доставляя камни для 

постройки из воды или земли. Камни, доставаемые из воды, так хорошо
приходились один к другому, 

что башня казалась построенной как бы из одного камня. Из камней,
доставаемых из земли, одни 

употреблялись для постройки, другие складывались около башни, а
некоторые далеко отбрасывались 

в сторону. 

Ерму было объяснено, что башня — это Церковь, которая строится на водах
крещения. Камни 

квадратные и белые — апостолы, епископы, учители и диаконы, достойно
проходящие свое 

служение. Камни, доставаемые из воды, — мученики. Камни, доставаемые из
земли, — 

новообращенные верные. Камни, оставляемые около башни, — грешники,
готовые покаяться, а 

отбрасываемые в стороны, — грешники, не желающие раскаяться. Камни с
недостатками 

(шероховатые, с трещинами и др.) означают членов Церкви, имеющих
нравственные недостатки. 

Круглые камни, которые прежде употребления в постройку следует обтесать,
означают христиан, 

имеющих богатство, и т. д. 

Книга заканчивается призывом: «Не медлите, чтобы не окончилось строение
башни, ибо ради вас 

приостановлено дело ее строения. Если не поспешите исправиться,
окончится башня, — и вы не 

попадете в нее» (Под. X, 4). 

Вопросы вероучения в книге непосредственно не излагаются. Но в ней
встречаются глубокие 

мысли и выражения, прежде всего о Боге. «Един есть Бог, все сотворивший
и совершивший, 

приведший все из ничего в бытие. Он все объемлет, Сам будучи необъятен,
и не может быть ни 

словом определен, ни умом постигнут» (Зап. I). 

Бог всемогущей силой Своей создал Свою святую Церковь и все сотворил из
ничего ради святой 

Церкви Своей (Вид. 2,4). 

Учение о Троичности выражено недостаточно ясно: Ерм Иисуса Христа всегда
называет Сыном 

Божиим, Господом, но имя Сына прилагает и Святому Духу. 

Эта неясность объясняется, в основном, тем, что подобные замечания
высказывались попутно, не 

составляя главной цели книги. 

Заслуживает внимания и указание на значение крещения для вхождения в
Церковь, а также 

ясное понимание особого служения пресвитеров и диаконов. Наименования
«епископ» в книге нет, но 

следует предположить, что епископа (одного для Римской Церкви) автор
имел в виду, когда указал, 

что ему было предложено отдать эту книгу Клименту, которому
«предоставлено» сноситься с 

другими Церквами, — отослать книгу «во внешние города» (Вид. II, 4). 

Большие разногласия породило учение Ерма о покаянии. И это потому, что в
4–й «заповеди» 

(4,3) упоминается о мнении «некоторых учителей», утверждавших, «что нет
иного покаяния, кроме 

того, когда сходим в воду (для крещения — К.С.) и получаем отпущения
прежних грехов наших». 

Хотя пастырь и согласился с этим мнением, но добавил: «…милосердный
Господь сжалился над 

Своим созданием и положил покаяние» после крещения. Однако нельзя
злоупотреблять милосердием 

Божиим: «Если же часто будет грешить и творить покаяние, — не послужит
это в пользу человеку, 

так делающему, ибо с трудом он будет жить по Боге». Значит автор не
отрицал возможности 

покаяния после крещения, но увещал христиан жить в чистоте. Если же кто
согрешит, — должен 

немедленно покаяться, — прежде чем завершится «строение башни». В
результате покаяния в 

человеке должен совершиться нравственный переворот и проявиться
готовность очищать себя 

молитвой и постом, на что указывает слово «мэтания» — перемена. 

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ПАМЯТНИКАХ ПОСЛЕАПОСТОЛЬСКОГО ПЕРИОДА 

Рассмотренными памятниками не исчерпывается вся церковная литература
послеапостольского 

периода, — большая часть произведений не сохранилась. Хотя, конечно,
возможны еще новые 

открытия считавшихся утерянными памятников. 

Почти все рассмотренные сочинения были написаны по определенным поводам,
и в них потому 

невозможно найти полное изображение всего церковного вероучения. Но все
же в рассмотренных 

памятниках проявляется: 

1. Учение о Едином Боге, Отце и Сыне и Святом Духе. 

2. Ясное представление о спасении через искупительный подвиг Сына Божия
(воплощение, 

страдания, смерть и воскресение). 

3. Понятие о единой Церкви, истине церковного учения и иерархическом
устройстве Церкви. 

4. Неизменная забота о сохранении церковного единства, проявляющаяся в
борьбе с 

лжеучителями (иудействущими и докетами). 

5. Православное, церковное понимание таинств, в частности, Крещения и
Евхаристии. 

6. Чистое нравственное учение. 

ОТДЕЛ II 

АПОЛОГЕТЫ 

Со II–го в. появляется новая церковная письменность — апология. Жизнь
Церкви протекала в это 

время в сложных условиях. Христианство считалось религией недозволенной
(религио иллицита — 

religio illicita) и постоянно подвергалась гонениям, осмеянию и разным
обвинениям со стороны 

язычников. Но в то же время продолжалась и миссионерская деятельность
Церкви. 

К этому периоду язычество, или многобожие, как религия древних мифов,
уже потеряло свое 

значение в образованном обществе Римской империи. Большое
распространение получили различные 

восточные религии и философские течения. Философией увлекались многие;
были распространены 

различные философские школы и направления, часто противоречивые. Это
порождало скептицизм и 

равнодушие к вопросам религии. Нередко образованные язычники, не
признававшие взглядов 

древней религии, равнодушно исполняли требуемые ею обряды и искренно
удивлялись, что 

находятся люди (христиане), отказывающиеся от исполнения таких обрядов,
рискующие и часто 

жертвующие жизнью, не соглашаясь поступить против своих убеждений. Для
них это было 

непонятно. Наконец, были люди, изверившиеся во всем и находившие смысл
жизни в разнообразных 

удовольствиях. 

«Все состояния в мире языческом были больны, — говорит об этом периоде
архиеп. Филарет 

Гумилевский, — и каждое состояние еще имело свою болезнь, и все больные
восстали на тех, кого 

послал Господь врачевать больной мир» (Истор. учение об Отцах Церкви. Т.
I, с. 51). 

Конечно, самым сильным доказательством истинности христианства было
мученичество. Но в то 

же время важной задачей Церкви была апология или защита христианства,
понимаемая в широком 

смысле, т.е. включающая в себя как прямую защиту христиан от
преследований, обвинений в 

безбожии и суеверии, так и изложение учения христианства в формах,
доступных восприятию 

образованных язычников и иудеев того времени. Эту задачу выполнили
церковные писатели — 

апологеты, условно так называемые по направлению их литературной
деятельности. 

В числе рассматриваемых дошедших до нашего времени сочинений имеются
специальные 

(судебные) апологии, обращенные к императорам; произведения более
пространные, 

предназначавшиеся для всего общества; отдельные трактаты, в которых
авторы переходили от 

защиты к нападению (осмеивали языческую философию и многобожие) и
произведения иной формы 

(напр., диалоги). Все они направлены к одной цели — изложить истины
христианства и опровергнуть 

клевету, возводимую на христиан иудеями и язычниками. Вполне
естественно, что в таких 

произведениях излагались не все, но только отдельные истины. Апологеты
не выражали полностью 

веры Церкви, а показывали лишь свое понимание ее. 

Следует еще заметить, что церковные писатели этого времени, хотя и были
людьми с широким 

образованием, но по-разному относились к отдельным сторонам
греко-римской культуры. Языческая 

религия, ее культы, мистерии, естественно, отрицались полностью. В
отношении же наук, искусств, 

философии у апологетов не было единодушия. Апологеты восточного и
африканского 

происхождения были более непримиримы ко всей греко-римской культуре, чем
коренные греки и 

римляне. Татиан, св. Феофил Антиохийский, Ермий и Тертуллиан критически
и резко отзывались об 

античной философии, науках и искусстве. Они утверждали, что христианам
нечему учиться у 

язычников. Напротив, св. Иустин, Климент Александрийский и Ориген
говорили, что греческая 

философия и науки содержат много ценных сведений, необходимых для
достижения высшего знания. 

Христианам необходимо их изучать, ибо все имеющееся в них истинное
заимствовано у восточных 

мудрецов, знавших открытые Богом истины. 

Первая из известных апологий, о которой упоминает Евсевий Кесарийский и
которую ок. 126 г. 

Кодрат, епископ Афинский, представил императору Адриану, не дошла до
нас. Замечательно, что 

историк Евсевий не просто упоминает об этой апологии, но и приводит из
нее интереснейший 

отрывок: «Дела Спасителя нашего всегда были очевидны, потому что были
истинны. Исцеленные Им 

и воскрешенные из мертвых были видимы, не только когда исцелились и
воскресли, но и всегда; они 

жили не только в пребывание Спасителя на земле, но довольно долго
оставались в живых и по Его 

отшествии, некоторые же дожили и до нашего времени» (Ц.И.Ф 4,3). 

Из дошедших до нас апологий имеются различные виды, упомянутые выше. 

АПОЛОГИЯ АРИСТИДА 

Текст этой апологии был обнаружен в последней четверти прошлого
столетия. Сначала были 

найдены ее переводы на армянский и сирийский языки, а потом был открыт
греческий текст в 

«Повести о Варлааме и Иоасафе», как речь одного из действующих лиц этого
произведения. 

Новейший русский перевод имеется в диссертации Крестникова И. (1904 г.).


Об авторе ничего неизвестно, кроме наименования его афинским философом,
подавшим 

апологию императору Адриану или, как считает проф. Попов, Антонину Пию
около 140–го г. 

СОДЕРЖАНИЕ АПОЛОГИИ 

Апология (17 глав) написана по простому и ясному плану. Аристид начинает
свою речь 

указанием на истину бытия Бога, Творца всего, познание о Котором
приобретается чрез 

рассматривание творений (космологическое доказательство бытия Божия), и
затем предлагает 

философское определение понятия о Боге как Высочайшем Существе, к
Которому неприложимы ни 

тленность, ни изменяемость стихий, ни человеческие страсти и лишения, но
Который представляет 

Собой полноту совершенств, не требует жертв и ни в чем не нуждается.
Далее, с точки зрения этого 

понятия о Боге (абсолютность, нравственное совершенство), подвергаются
критике религиозные 

верования разных народов. Всех людей Аристид сводит к 4-м родам, каковы:
варвары и греки 

(политеисты), иудеи и христиане (монотеисты), и излагает их генеалогию.
Суетность религии 

варваров видна, по Аристиду, в том, что они обожают вместо Творца
тленные и изменчивые стихии 

(землю, воду, огонь, ветер, солнце) и древних людей, забывая о слабости
и порочности человека. Еще 

более нелепы воззрения греков, которые выдумали многих рожденных богов,
вполне похожих на 

человека, с его пороками и недостатками. 

Верха безумия религия греков достигает в египетском культе, предметом
которого служат самые 

ничтожные животные и растения. Что касается иудеев, то они знают
Единого, Истинного Бога, но 

почитают Его неподобающим образом — путем внешних обрядов и жертв, так
что служат они, 

собственно, не Богу, а ангелам. Только христиане и знают истинного Бога
и правильно почитают Его, 

соблюдая Его заповеди. Они ведут чистую жизнь, во всем помогают друг
другу, иногда постятся, 

чтобы творить милостыню, всегда хвалят Бога и, принимая пищу, всякий раз
благодарят Его. В то 

время как одни из греков осквернили себя всякими пороками, другие,
обратившиеся ко Христу, и 

живут честно и стыдятся прежних своих дел; напрасно поэтому язычники
клевещут на христиан; 

пусть лучше примут их учение и познают истину. 

Полнее об образе жизни христиан Аристид предлагает прочесть самому
императору в их книгах, 

чтобы убедиться, что он ничего не измыслил от себя. 

УЧЕНИЕ АРИСТИДА 

Центральный пункт в догматическом воззрении Аристида составляет учение о
Боге. Аристид 

первый пытается выразить это учение в философской форме. Истину бытия
Божия он выводит из 

факта существования и прекрасного устройства мира. Удивление пред
красотой мироздания приводит 

Аристида к признанию «непреодолимой силы», управляющей миром, т. е.
Бога, «Который во всем 

присутствует и от всего сокрыт» (1,2). При таком рассмотрении истины
бытия Божия понятие о Боге 

принимает у Аристида космический характер: Он — «Двигатель всего»; Бог
«в своем существе 

непостижим и рассуждать о крепости Его правления… бесполезно» (1,2); о
Нем можно сказать, что 

«Он Бог над всем, Который все создал ради человека» (1,3). Отсюда в
содержание понятия Бога 

входят преимущественно признаки, так называемые, отрицательные,
указывающие на Его 

абсолютность. Бог не сотворен, не рожден, неизменяем, без начала и
конца, без всякого недостатка; у 

Него нет ни цвета, ни образа, ни членов, ни мужского пола, ни женского;
Он безграничен — небо не 

ограничивает Его, а напротив, обнимается Им. Все эти признаки
отрицательного характера говорят о 

том, что «не есть Бог», но они не определяют существа Божия. Отсюда Бог
непостижим и не имеет 

имени. Но в то же время Бог есть Существо нравственно-совершенное: в
«Боге нет ни гнева, ни 

ярости… Заблуждение и забвение не в Его природе, ибо Он — совершенная
мудрость и ведение, и 

через Него все существует» (1, 6). 

Другие пункты христианского вероучения выступают у Аристида в генеалогии
христиан и по 

форме напоминают символ. Христиане, говорит Аристид, ведут свой род от
Иисуса Христа. Он 

исповедуется Сыном Всевышнего Бога, «и о Нем говорится, что Бог сошел с
неба (в Святом Духе) и 

от еврейской Девы принял и облекся плотью» (2,6). «Он имел 12 учеников
для довершения Своего 

домостроительства. Он был пронзен иудеями и умер, и погребен, и, как
передают они (апостолы), 

через три дня воскрес и вознесся на небо» (2,8). В такой же символьной
(а не философской) форме 

Аристид излагает и учение о Боге, когда предлагает его как учение
христиан: «Они — говорит он, — 

признают и веруют в Бога, Творца неба и земли…, Который подле Себя не
имеет никакого иного 

бога» (15,2). В конце апологии автор указывает на страшный суд, «который
через Иисуса, Мессию, 

придет на весь род человеческий» (17,8), неоднократно он говорит в
апологии и о чаянии будущей 

жизни по воскресении (15,3; 16,3). Соединяя все эти члены веры, получаем
довольно полную 

формулу Символа веры, более полную, чем та, которую мы видели у св.
Поликарпа. Аристид — 

второй после св. Поликарпа свидетель существования в древней Церкви
символа веры (нет еще 

членов о Святом Духе, Церкви и таинстве Крещения). Он же, наконец,
является важным свидетелем 

значения у христиан Свящ. Писания, на которое он неоднократно ссылался,
как на источник их веро- 

и нравоучения. (15,1; 16,5 17,1). 

Стиль апологии Аристида 

По внешней своей форме апология отличается от последующих (напр., св.
Иустина Муч.) 

апологий: 1) 

планомерностью и упорядоченностью изложения, которой нет у большинства 

апологетов. Некоторые ее страницы, напр., описание святой жизни первых
христиан, производят 

художественное впечатление; 2) 

для апологии характерно отсутствие дословных цитат из 

Свящ. Писания, что так обильно у св. Иустина Мученика. 

АФИНАГОР 

Из творений Афинагора сохранились: апология «Афинагора Афинянина,
философа 

христианского, прошение о христианах» и сочинение «О воскресении
мертвых». 

Об Афинагоре известно только (из его апологии), что он сначала был
противником христианства, 

потом обратился. Возможно, что он был учителем Климента
Александрийского. Его апология была 

написана для представления императорам Марку Аврелию Антонину и его
соправителю Коммоду 

около 176 года. 

СОДЕРЖАНИЕ. Апология (37 глав) распадается на три части, в которых
разбираются три 

обвинения против христиан: в безбожии (4–30), кровосмешении (31–34) и
ядении человеческого мяса 

(45–36). 

Обращаясь к государям, Афинагор просит их обратить внимание на то, что в
то время как в их 

государстве и под их мудрым правлением все народы пользуются свободой
поклонения своим богам 

и находятся под защитой законов, одни только христиане за одно имя
подвергаются гонениям без 

всякого расследования их виновности (1 гл.), без необходимой во всяком
суде проверки тех 

обвинений, которые на них возводятся, так что христиане лишены самого
элементарного права, в 

котором не отказывают и тяжким преступникам. Во имя справедливости
апологет просит 

императоров издать закон, по которому христиан судили бы обычным
порядком за их дела, а не за их 

имя (2 гл.). Сам Афинагор сознает, что если бы были справедливы три
ужасных обвинения, обычно 

направляемые против христиан, то нужно было бы не только наказывать, а и
совершенно истребить 

«с женами и детьми». Но они ложны, и это намерен он показать в своей
апологии (3). 

I. Несправедливость обвинения христиан в безбожии Афинагор опровергает
особенно подробно. 

Христиане не безбожники, прежде всего потому, что они признают Единого
Бога; а монотеизм вовсе 

не признак безбожия, ибо его держались философы, которых никто не
считает безбожниками. А то, 

что Бог один, предполагается и человеческим разумом и удостоверяется
свидетельствами пророков. 

Христиане почитают также и Сына Божия, и Духа Святого, и множество
ангелов. Поэтому их ни в 

коем случае нельзя упрекать в безбожии. То же самое следует и из
рассмотрения их нравственной 

жизни: христиане учат о любви к врагам, о незлобии, а многие из них
(«необразованные, 

ремесленники, старицы»), хотя словом не могут доказать правоту своего
учения, однако, делами, 

святой жизнью своей осязательно оправдывают его; а такую жизнь они ведут
потому, что признают, 

что Бог бодрствует над родом человеческим и в будущем воздаст за
человеколюбивую и скромную 

жизнь несказанными благами. 

Доказав, что христиане не безбожники, Афинагор переходит к критике
язычества. 

II. Защищая христиан от обвинений в безнравственности, Афинагор
показывает, что христиане 

верят в будущее воздаяние и, следовательно, не допустят ничего
безнравственного. В частности, 

против обвинения в кровосмешениях говорит высоконравственная жизнь
христиан: они считают 

грехом даже смотреть на женщину с вожделением и не позволяют себе
повторить братское 

целование, когда оно понравится; жену каждый имеет только для
деторождения, которое служит и 

мерой воздержания; многие же и вовсе ведут безбрачную жизнь, надеясь так
теснее соединиться с 

Богом. Ввиду этого к самим язычникам, скорее, нужно применить пословицу:
«Блудница укоряет 

целомудренную» (34). 

III. Что касается обвинения в людоедстве, то оно тем более
несправедливо, что христиане не 

хотят даже смотреть на человекоубийство (напр., на гладиаторских играх),
а не то, чтобы убивать и 

есть людей; они запрещают вытравлять младенца в утробе матери, тем более
не станут убивать 

ребенка уже вскормленного; никто не допустит этого и ввиду наказаний по
воскресении. В 

заключении повторяется просьба о справедливости: христиане, молящиеся за
власть царскую, 

заслуживают этого. 

Сочинение «О ВОСКРЕСЕНИИ МЕРТВЫХ» состоит из 25 глав; в нем Афинагор
сначала (1–10) 

опровергает возражения против воскресения мертвых, а затем (11–25)
подтверждает эту истину 

положительными доводами. Рассуждение ведется по преимуществу философским
путем. 

Разбирая возражения против воскресения, Афинагор в основу своих
рассуждений полагает 

бесспорный догмат о Боге. Бог может и хочет воскресить мертвых. Бог
может сделать это, ибо Он: 

а) знает весь состав человека, знает, куда поступает каждая его частица,
и как восстановить тело по 

его разрушении, и б) имеет силу для этого: раз Он из небытия создал тела
человеческие, то может и 

по разрушении воскресить их. 

Богу угодно воскресить мертвых. Это было бы Ему неугодно, если бы было
несправедливо или 

недостойно Его. Но воскресение тела не делает несправедливости ни
духовным существам, которым 

оно нисколько не мешает; ни животным, которые и не будут существовать по
воскресении; ни душе 

воскрешаемого человека, ибо нет для нее обиды получить нетленное тело,
если и при жизни она была 

связана с ним и не видела в этом несправедливости. Нельзя считать
воскресение и недостойным Бога, 

ибо, если угодно Богу было создать тело тленное, то тем более — тело
нетленное. 

Доказав возможность воскресения, Афинагор переходит к изложению прямых
доказательств в его 

пользу. Истина воскресения следует уже из цели творения людей. Человек
создан не случайно, а для 

вечности, поэтому и украшен Богом духовными благами. Подтверждается эта
истина и путем 

рассмотрения природы человека, состоящей из души и тела, тесно связанных
между собой. Эта связь 

нарушается смертью только временно. Человек должен пройти многочисленные
изменения — от 

бесформенного семени до воскресения тела нетления. 

БОГОСЛОВИЕ 

Учение о единстве Божием и о Троичности. В апологии Афинагора это учение
излагается 

полнее и отчетливее, чем у других. «Веруем, что Бог един. Поэты и
философы догадочно касались 

этого предмета, как и других, по сродству духа своего с божественным,
движимые каждый своей 

душой испытать, не удастся ли ему найти и познать истину» (гл. 7).
Правильное познание о Боге 

можно получить только через Его откровение, и автор говорит далее о Духе
Божием, «Который 

двигал устами пророков, как инструментами» (7). Афинагор впервые дает
рациональное 

доказательство единства Божия. Если бы было два безначальных, то они, по
его рассуждению, были 

бы или в одном месте или каждый в своем. Ни первое, ни второе
невозможно. «В одном и том же 

месте быть они не могли. Ибо если они боги, то не подобны друг другу; но
они не подобны, потому 

что безначальны: все существа, имеющие начало, подобны своим образцам; а
безначальные существа 

не подобны, потому что не произошли от кого другого или по какому-нибудь
образцу… Если же 

каждый из них существует отдельно, а Бог Творец мира находится выше
сотворенного и окрест всего, 

что Он сотворил и устроил, то где будет другой бог, где прочие?» (8). 

У Единого Высочайшего Бога есть Сын — Слово Отца, Его идея и энергия (т.
е. действительная 

сила, реализующая идеи), так что «по Нему и чрез Него все сотворено»
(10). Сын составляет одно с 

Отцом «по единству и силе Духа» (т. е. божеской природы, 10). 

Кроме Сына, от Бога исходит «Дух Святой, действующий в пророках, исходит
подобно лучу 

солнечному, истекая из Него и возвращаясь к Нему» (10). В последних
словах Афинагор не особенно 

ясно отмечает личное и самостоятельное бытие Святого Духа. 

Учение о Святой Троице Афинагор излагает яснее всех апологетов. «Кто не
удивится, услышав, 

что называют безбожниками тех, которые исповедают Бога Отца и Бога Сына
и Духа Святого и 

признают Их единство в силе и различие в порядке» (10). Бог «все
сотворил Словом и все содержит 

Духом Своим» (гл. 6). «Мы признаем Бога и Сына Его — Слово, и Духа
Святого, именно 

составляющих одно по силе Своей — Отца, Сына и Духа; ибо Сын есть ум,
Слово, мудрость Отца, а 

Дух есть истечение Его, как свет от огня» (24). 

Таким образом, при наклонности к субординационизму Афинагор недалеко
стоит от Никейской 

формулы единосущия. 

Учение об ангелах замечательно по своей ясности. Ангелам приписывается
участие в 

божественном Промысле, именно: управление стихиями и небесами и
владычество над веществом, 

так что им принадлежит частный промысел, а Богу — общий. Некоторые из
этих тварных ангелов 

злоупотребили предоставленной им властью и стали враждебными Богу. 

Характеристика Афинагора как писателя. По своим воззрениям Афинагор не
является 

оригинальным писателем. Но он превосходит других апологетов
литературными достоинствами 

своих произведений; язык его ясен, чист и изящен, изложение строго
последовательно, планомерно. 

Афинагор выделяется из ряда апологетов и заметной светскостью своих
мнений. Библии (В.З.) он 

почти не цитирует. Христианское учение он излагает исключительно в
философской форме, 

обосновывая его рационально. 

МЕЛИТОН, ЕПИСКОП САРДИЙСКИЙ 

Мелитон, о котором как о писателе имеются упоминания у Евсевия,
Тертуллиана, 

блаж. Иеронима, был епископом Сарды в Малой Азии во второй половине 2–го
века, путешествовал 

по Палестине для изучения мест, где происходили события свящ. истории, и
для исследования книг 

Ветхого Завета (выяснял их подлинность), участвовал в споре о
праздновании Пасхи, пользовался 

большим уважением. 

Епископ Сардийский написал ряд сочинений на темы библейские (о пророках,
об Откровении 

св. Иоанна), догматические (о Церкви, о крещении, о телесности Бога),
церковно-практические (о 

Пасхе, об образе жизни, о страннолюбии) и др. (см. Евсевия. Ц.И. IV,26).
До нас дошли лишь 

следующие: 

1. Фрагменты из апологии в защиту христиан, поданной ок. 170 г.
императору Марку Аврелию 

(сохранены у Евсевия. Ц.И. IV,26). Апологет повествует о гонениях на
«людей богобоязненных» и 

просит императора справедливо решить, достойны ли эти люди «смерти и
наказания, или 

освобождения и спокойствия». В данной апологии впервые в христианской
литературе проводится 

мысль, осуществленная затем в Византии, о так называемой симфонии между
Церковью и 

государством. Мелитон прямо заявляет императору, что появление
христианства стало «добрым 

предзнаменованием, потому что с тех пор Римская держава возвеличилась и
прославилась». 

2. В 1940 г. Боннер открыл греческий кодекс IV века, содержащий почти
полный текст проповеди 

Мелитона «О страстях Христовых» (в 1940 г. издан в Лондоне, в 1966 — в
Париже). Боннер назвал 

это сочинение «Проповедь в Страстную Пятницу». «Слушайте все народы и
внимайте, — призывает 

апологет. — Повесивший землю (на водах), был повешен (на древе),
Распростерший небеса, был 

распростерт (на кресте), вся Утвердивший, был утвержден на древе». 

3. В 1972 г. бельгийский иезуит Ван Есбрук обнаружил в библиотеке
Тбилиси рукопись, 

содержащую перевод на грузинский язык проповеди Мелитона «О душе и теле
и страстях 

Господних». Содержание ее представляет особый интерес для литургистов.
Сравнение проповеди с 

антифонами утрени Великой Пятницы дает основание полагать, что проповеди
Мелитона 

использовались при составлении служб Страстной Седмицы. 

4. «Речь Мелитона Философа, которую держал он пред императором
Антонином, чтобы 

научить его познанию Бога и показать ему путь истины». Это самое большое
сохранившееся в 

сирском переводе творение Мелитона, открытое и изданное в середине
прошлого века. 

Трудно предположить, чтобы вся эта «Речь» была действительно произнесена
перед 

императором. Возможно, что это последующее воспроизведение более краткой
и не такой резкой 

речи. 

Здесь излагается высокое философское, богословское учение о Едином Боге,
которое могло 

встретить сочувствие у просвещенного императора. «Бог поистине есть, и
все существует через Его 

силу. Он не есть сотворенное существо, не получил начала во времени; но
Он от вечности существует 

во веки веков. Он не изменяется, тогда как все изменяется. Никакое
зрение не может видеть Его, 

никакой разум понять Его, никакое слово объяснить Его. Любящие же Его
называют Его Отцом и 

Богом истины» (с. 211–212). 

Это учение сравнивается с мифическими сказаниями о различных богах, и
императору 

предоставляется сделать выбор. «Бог, вечно живущий, входит в душу твою,
ибо душа твоя есть Его 

образ, т.к. и она невидима, неосязаема, не имеет вида и своею волею
движет все тело… Знай, что 

венец твоих добрых дел есть познание Бога и служение Ему. И знай, что Он
от тебя ничего не 

требует, ни в чем не нуждается. Кто же Этот Бог? Тот, Кто Сам есть
истина. Слово Которого есть 

истина. Но что есть истина? То, что не создано, не сотворено, не
образовано, т.е. бытие, которое не 

имеет начала и называется истиною» (с. 215–216). 

Бог дал человеку разум и свободу и предоставил ему выбор. А правильный
выбор человек сможет 

сделать тогда, когда размыслит о порядке космоса и познает самого себя,
свою душу, которая есть 

подобие Божие. «Посему, — говорит Мелитон, — я советую тебе познать
самого себя, и ты познаешь 

Бога. Познай, как в тебе есть то, что называется душой, как через нее
око видит, ухо слышит, уста 

говорят, движется все тело. И когда Богу угодно отделить душу твою от
тела, то оно падает и 

разрушается. Итак, из того, что в тебе есть, но невидимо, познай, каким
образом Бог по собственной 

воле управляет всем миром как бы телом, так что если Ему угодно будет
отнять Свою силу, то мир, 

как тело, упадет и разрушится» (с. 217). 

Затем Мелитон опровергает другие основания, которыми язычники
оправдывали свою 

привязанность к религии отцов. Он показывает, что царь не обязан
следовать мнению толпы, а 

должен исправлять заблуждение подданных. Не важен здесь и обычай
предков. 

Речь заканчивается увещанием к императору вместе с его детьми познать
Бога Истинного, чтобы 

стяжать вечные блага, обещанные верующим. «Если ты, цезарь Антонин,
научишься сему, и если 

узнают это с тобою и дети твои, то приобретешь им наследие вечности,
которое не преходит, и 

спасешь душу свою и души сынов своих от участи, которая ожидает всю
землю на суде истины и 

правды. Если ты познаешь Бога здесь, то Он познает тебя там; и если
здесь ты Его презришь, то Он не 

поставит тебя между теми, которые знают и прославляют Его. Этого
довольно для твоего величества; 

а, может быть, и слишком довольно, если угодно» (с. 220). 

Речь Мелитона, несомненно, производила огромное впечатление на его
современников — 

образованных язычников. 

СВ. МУЧЕНИК ИУСТИН ФИЛОСОФ 

Среди сочинений других апологетов выделяются сочинения св. Иустина
Философа. Они имели 

большое влияние на развитие святоотеческого богословия. 

«Учитель Церкви с ревностью и духом апостольским, по страдальческой
кончине мученик 

Христов, философ по имени и образованию», — так характеризует св.
Иустина архиеп. Филарет 

Гумилевский (Историч. уч., т. I, с. 62). А Барденхевер называет его
«образцом христианского 

апологета». 

Сведения о его жизни можно извлечь из его сочинений. 

Св. Иустин родился около 110 г. в Палестине, в самарийском городе Сихеме
(нынешнем 

Наблусе), в языческой семье. Еще в ранние годы проявилось в нем особое
стремление к познанию 

истины, и он много учился у философов разных направлений и как будто
нашел удовлетворение в 

философии Платона. К философии св. Иустин питал глубокое уважение и
после принятия 

христианства. До конца жизни он сохранил имя философа, продолжая носить
особый плащ — 

отличие учителей философии того времени. 

Иустин был обращен в христианство после встречи и разговора на берегу
моря с одним 

старцем-христианином, как это он сам описал в своем «Разговоре с
Трифоном». Св. Мефодий 

Патарский и Евсевий считали, что старец, обративший Иустина, был «Муж
апостольский», может 

быть св. Поликарп Смирнский (хронологически это возможно). 

В ответ на попытки Иустина доказать старцу абсолютное значение философии
старец указал на 

единственный источник абсолютной истины. «Были, — сказал он, — некогда
люди, которые гораздо 

древнее из почитаемых философов, — люди блаженные, праведные и угодные
Богу, которые 

говорили Духом Святым и предсказали будущее, которое и сбывается ныне:
их называют пророками. 

Они одни и знали, и возвестили людям истину, не смотря ни на кого, не
боясь, не увлекаясь славой, 

но говорили только то, что слышали и видели, когда были исполнены
Святого Духа. Писания их 

существуют еще и ныне, и кто читает их с верой, — получит много
вразумления относительно начала 

и конца вещей, равно как и того, что должен знать философ. Они в своих
речах не пускались в 

доказательства, будучи достоверными свидетелями истины; самые события,
которые уже 

совершились и которые еще совершаются, вынуждают принимать их
свидетельство. Также ради 

чудес, которые совершили, они заслуживают веры, потому что прославляли
Творца всего, Бога и 

Отца, и возвещали о посланном от Него Христе Сыне Его… Но ты, — заключил
старец, — прежде 

всего молись, чтобы открылись тебе двери света, ибо этих вещей никому
нельзя видеть или понять, 

если Бог и Христос Его не дадут разумения» (Диал. 7). 

После своего обращения св. Иустин, считая себя христианским философом,
вел жизнь 

странствующего учителя, но излагал не платоновскую философию, а
христианское учение, называя 

его единственной истинной философией. 

В такой проповеди он видел задачу своей жизни: «Всякий, кто может
возвещать истину и не 

возвещает, — говорит он, — будет осужден Богом» (Диал. 82). 

Известно, что он учил в Риме, и его учеником был другой апологет —
Татиан. В Риме же он имел 

состязание с языческим философом Кресцентом, который затем донес на
него. Во время допроса 

св. Иустин выказал большое мужество и твердость веры. После бичевания он
был обезглавлен при 

префекте Юнии Рустике между 165–м и 167- м гг. Мощи его находятся в
одной из церквей Рима 

(память 1 июня). 

СОЧИНЕНИЯ СВ. ИУСТИНА 

Св. Иустину приписывалось много сочинений, но из дошедших до настоящего
времени 

подлинными признаются только 1–я и 2–я Апологии и «Разговор (диалог) с
Трифоном иудеем»  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "31"  1 . 

1–я Апология (69 глав) составлена в половине 2–го века и адресована
императору Антонину 

Пию и его соправителям, сенату и всему народу римскому. По самому плану
или последовательности 

мыслей эта апология имеет много общего со всеми такого рода апологиями.
В первой половине 

св. Иустин говорит о несправедливости преследования христиан за одно
исповедание или имя: «Одно 

имя не может представлять разумного основания ни для похвалы, ни для
наказания» (4). «Вникните, 

мы говорим это для вашего блага, ибо в нашей воле отречься при допросах,
только мы не хотим жить 

обманом. Мы желаем вечной и чистой жизни, мы стремимся к пребыванию с
Богом, Отцом и 

Создателем всего мира, и спешим исповедать нашу веру» (8). «Сами
признаемся, что мы христиане, 

хотя знаем, что всякому, кто признается, предстоит смертная казнь» (11).
Это показывает невинность 

христиан во всех возводимых на них преступлениях. 

Затем в апологии следует изложение нравственного учения христиан. В этой
части имеется много 

текстов из Евангелия от Матфея. 

Для того, чтобы Христа нельзя было отнести к числу других учителей,
якобы также творивших 

различные чудеса, св. Иустин приводит ряд свидетельств о Христе у
ветхозаветных пророков. Эта 

часть является одним из первых сводов мессианских пророчеств Ветхого
Завета (30–60). 

Очень важно описание христианского богослужения в последней части
апологии, показывающее, 

что христиане не совершают во время своих собраний ничего
противозаконного и преступного (61–

67). 

Также, как и в «Дидахи», здесь говорится о Крещении и Евхаристии. В
отношении к Крещению 

приводятся слова Спасителя: Если не родитесь свыше, то не войдете в
Царство Небесное (см. Ин. 3,3). 

А об Евхаристии говорится, что она совершается так, как передали
апостолы «в написанных ими 

сказаниях, которые называются Евангелиями» (интересно отметить здесь
множественное число, ибо 

это показывает, что ко времени составления апологии канонические
Евангелия были широко 

известны. Гл. 66). «Мы принимаем это (Евхаристию — К.С.) не так, как
обыкновенный хлеб или 

обыкновенное питье, но… как мы научены, — плоть и кровь Того
воплотившегося Иисуса» (гл. 66). 

Это тоже важное свидетельство правильности церковного понимания
Евхаристии. 

Апология заканчивается увещанием императоров не осуждать невинных людей
на смерть. «Мы 

наперед говорим вам, что не избежите будущего суда Божия, если пребудете
в вашей неправде, а мы 

воскликнем: пусть будет, что Богу угодно» (68). 

2-я Апология (15 глав) составлена (вскоре после 1–й) по частному случаю
осуждения в Риме 

трех христиан. Св. Иустин также говорит о недопустимости осуждения за
одно исповедание и 

рассматривает еще два вопроса: а) почему христиане осуждают
самоубийство, но не избегают 

мученичества. — Самоубийство противно воле Божией, которая вовсе не
хочет прекращения рода 

человеческого, а напротив, для людей создала мир. Если христиане на
допросах не отрицаются от 

своего имени, то это делают по любви к истине; б) Почему Бог допускает
гонения на поклоняющихся 

Ему. — Нечестивцы при конце мира будут наказаны судным огнем. Гонения
являются 

доказательством невинности христиан, ибо возбуждаются по козням демонов,
а демоны всегда 

преследовали людей добродетельных. С уверенностью в будущее воздаяние
христиане мужественной 

смертью наглядно показывают, что они вовсе не знают пороков жизни. Да
будет же стыдно поэтому 

язычникам за то, что они навязывают христианам те пороки, которыми
страдают сами. 

Эта апология, как и первая, заканчивается призывом: «О если бы вы ради
себя самих судили 

правильно, как требует того благочестие и любомудрие!» (Философия) 

1 Напр., следующие сочинения («Псевдо-Иустина») из периода доникейского:


1. «Послание к Диогнету» (12 гл.), содержащее ответ образованному
язычнику Диогнету, желавшему узнать, «что 

воодушевляет всех исповедников христианства презирать мир и не бояться
смерти». 

2. Небольшая (5 гл.) «Речь к эллинам», представляющая собой критику
язычества с нравственной точки зрения. 

3. «Увещание к эллинам» (38 гл.), имеющее целью доказать, что языческие
поэты и философы не имели истинного 

религиозного познания, а если и знали крупицы истины, то заимствовали их
у пророков. 

4. Небольшое сочинение (6 гл.) «О единовластительстве», посвященное
доказательству истины единобожия на 

основании изучения языческих поэтов с кратким заключением о нелепости
религиозных представлений. 

5. «О воскресении» (отрывок — 10 глав), направленное против отрицания
этой истины гностиками. 

Характерную особенность апологий св. Иустина составляет их
примирительный тон. Автор не 

бичует пороков языческого общества, не нападает резко на эллинскую
философию, напротив, он 

старается проводить аналогию между христианством и всем тем, что было
лучшего в язычестве. Этим 

он желает расположить язычников в пользу христиан. Объясняется такой тон
тем, что св. Иустин 

писал тогда, когда еще образованное языческое общество не отвернулось
окончательно от 

христианства. 

«Разговор с Трифоном иудеем» (142 главы) по своей форме представляет
описание 

собеседования или диспута между христианином и иудеем. Трудно сделать
заключение: представляет 

ли этот «разговор» описание действительного события, или автор
использовал только довольно 

распространенную литературную форму диалогов для выражения своих мыслей.


Здесь христианин на основании ветхозаветных Писаний доказывает иудею,
что закон Моисеев 

уже утратил свое значение, что поклонение Христу не противоречит учению
о единстве Божием, что 

Христос есть Сын Божий и что христиане являются истинным Израилем, к
которому относятся 

ветхозаветные обетования. 

«Разговор с Трифоном иудеем» написан св. Иустином после первой Апологии,
которая в нем 

цитируется, т.е. после 153 г., по-видимому, в царствование того же
императора, которому адресована 

Апология (Антоний Пий, ум. 161 г.). 

БОГОСЛОВСКИЕ ВЗГЛЯДЫ СВ. ИУСТИНА 

Св. Иустин высоко ценил античную философию. Он один из первых высказал
мысль, что 

античная философия была своеобразным приготовлением мира к принятию
христианства, подобно 

тому, как Моисеев закон подготовлял иудеев. «Философия, — говорит он, —
поистине есть 

величайшее и драгоценнейшее в очах Божиих стяжание: она приводит нас к
Богу и делает нас 

угодными Ему. Подлинно святы те, которые устремили свой ум на философию»
(Диал. 2). Здесь, 

конечно, имеется в виду не содержание отдельных направлений, но самое
философское стремление к 

познанию истины. Из отдельных направлений наиболее близким к
христианству св. Иустин считал 

платонизм. Платон, по мнению св. Иустина, был знаком с Пятикнижием
Моисея, откуда заимствовал 

учение о свободе воли. 

В философском стремлении к истине св. Иустин видит особое воздействие
«семени Логоса», 

Который может быть причастен всем людям. Отдельных философов он называет
христианами до 

Христа: «Те, которые жили согласно со Словом (Логосом — К.С.), суть
христиане, хотя бы и 

считались за безбожников» (I Ап. 46). 

Между христианством и философией не должно быть противоречия, ибо все
хорошее, кем-либо 

сказанное, принадлежит христианам — все языческие писатели могли видеть
истину, хотя и смутно, 

темно, потому что им «врождено семя Слова» (II Ап. 13). Но всего Логоса
(Христа) они не познали, и 

потому часто противоречат друг другу (II Ап. 10). Их учения несравненно
ниже учения Христа: никто 

не поверил Сократу так, чтобы умереть за него, а за Христа — Силу Божию
— умирают каждый 

день — и ученые, и простые. Св. Иустин, таким образом, посредством
метафизических рассуждений 

обосновывает наличие элементов истины у язычников. Но он прибегает и к
доводам исторического 

характера, когда утверждает, что языческие писатели заимствовали свои
мысли о бессмертии души, о 

посмертных воздаяниях и подобных предметах у пр. Моисея и других
библейских пророков, которые 

были древнее их… Полнотой истины обладают только христиане, ибо во
Христе явилась сама 

Истина. 

Библейское учение о Боге св. Иустин выражает в философских понятиях,
близких и иногда даже 

заимствованных у Филона и Платона. Бога он часто именует «Отцом всего»,
«Отцом всех вещей». 

Бог выше мира, Он неизречен, непознаваем в Своей сущности, неименуем.
Имена: Отец, Творец, 

Господь, Владыка — не являются именами Божиими по существу, но только
названия, обозначающие 

Его проявления и действия в мире (I Ап. 6). 

Бог (Отец) никогда не являлся в мире — все ветхозаветные явления Бога
(теофании) были 

явлениями Логоса. «Первая по Отце всего и Владыке Боге Сила и Сын есть
Слово» (Логос. I Ап. 32), 

прежде тварей сущее с Ним и рождаемое. Слово Божие есть также Бог — иной
по числу, а не по воле 

(Диал. 61, 62, 126, 128, 56). Здесь ясное свидетельство о божестве Сына
Божия. Но некоторые другие 

выражения св. Иустина о домирном рождении Сына можно истолковать в
смысле подчинения 

(субординации) Сына Отцу. 

Еще более неясно говорит св. Иустин о Святом Духе в смысле подчинения
Его не только Отцу, 

но и Сыну. «Мы знаем, — говорит он, — что Он (Иисус Христос) — Сын
Самого истинного Бога, и 

поставляем Его на втором месте, а Духа пророческого на третьем» (I Ап.
13). Подобное 

«поставление» можно понимать в смысле подчинения, но также можно
понимать и в смысле 

«порядка» Ипостасей в Троице, принимаемого отцами. 

В пользу последнего следует указать на всегдашнее утверждение св.
Иустином учения о единстве 

Божием и употребление при имени Бога имен всех Трех Лиц (например, в
приводимой им формуле 

Крещения). 

Особый интерес представляет учение св. Иустина о Логосе в Его отношении
к миру и 

человеку. 

Логос есть посредник между Богом Отцом и миром. Логос все творит «по
воле Отца» и потому 

называется иногда в высшем смысле Ангелом. Логос творит мир и промышляет
о мире — «Бог 

Словом Своим помыслил (о мире — К.С.) и сотворил мир» (I Ап. 64). 

В Логосе совокупность Божественных идей о мире. Поэтому Логос особенно
близок миру, 

«разумным природам» в мире. Св. Иустин утверждает, что хотя Логос во
всей полноте явился только 

во Христе, семя Логоса было посеяно во всем человечестве задолго до
пришествия Христа. В каждой 

человеческой душе живет это семя. Разум (логос) человека и есть семя
Логоса. Поэтому каждый 

человек по своей природе может в известной степени постигать истину. 

Все ветхозаветные Богоявления есть явления Логоса. Эти явления
завершаются воплощением 

Логоса от Девы Марии для спасения человека. 

Человек имеет бессмертную душу по присутствию в ней жизненного духа,
который так 

относится к душе, как душа к телу… Люди созданы свободными, им
принадлежит свобода выбора, 

которая связана с разумом, чего не имеют животные. Таким образом
отрицается понятие судьбы, 

тяготеющей над человеком. 

Спасение человека совершенно воплотившимся Сыном Божиим чрез страдания,
смерть и 

воскресение. 

Оно состоит: а) в сообщении истины, которую мог открыть людям один
Христос как Сын Божий. 

Поэтому христианство есть единая истинная философия, имеющая особое
влияние на всю жизнь 

христианина (возрождающая человека); б) в освобождении от власти темных
духов. Христос 

сокрушил демонов в самом сердце человека. Они боятся имени Иисуса,
распятого при Понтии 

Пилате, и изображения Креста; в) в победе над смертью чрез Христово
Воскресение и дарование 

нетления, которое понимается в смысле воскресения тела после Христова
пришествия. Мы 

«радуемся, — говорит св. Иустин, — когда нас убивают, веруя, что Бог
воскресит нас чрез Своего 

Христа и сделает нетленными… и бессмертными» (Диал. 46). 

Св. Иустин отмечает также и принесение Христом искупительной жертвы за
людей. Это видно из 

того, что он применяет ко Христу пророчество Исаии (53 гл.) о страждущем
Рабе 

Господнем (I Ап. 50), считает Его пасхальным Агнцем (Диал. 40, III) и
утверждает, что Христос по 

воле Отца принял на Себя проклятие рода человеческого, пострадал за
людей и их грехи, спас их 

Своим страданием (Диал. 74; I Ап. 63). 

Св. Иустин явился одним из первых христианских писателей,
противопоставившим Пресвятую 

Деву Марию и Еву и их роль в домостроительстве нашего спасения. Этим
самым он продолжил 

противопоставление Христа Спасителя Адаму, выраженному св. ап. Павлом.
По пути св. Иустина 

пошли св. Ириней и др. св. отцы, называвшие Божию Матерь «Новой Евой». 

Он же один из первых засвидетельствовал о почитании древними христианами
ангелов (I Ап. 6). 

Согласно св. Иустину, от падших ангелов произошли демоны, которые всеми
силами стремятся 

воспрепятствовать людям придти к Богу и Его Помазаннику Христу. 

Св. Иустин не делал принципиального различия между духом и материей. Дух
— это очень 

тонкое, разреженное вещество. Отсюда влечение демонов ко всякой
чувственной нечистоте. Демоны 

измыслили все зло, войны, разделения и особенно многобожие, язычество в
самых грубых его 

формах. Они даже как бы питаются испарениями языческих жертв,
возлияниями и курениями. 

Действиями демонов объясняет св. Иустин различные сверхъестественные
явления в язычестве. Их 

власть разрушена пришествием Христовым. 

В отношении эсхатологии св. Иустин придерживался хилиастических
взглядов; признавал 

первое воскресение праведников и их тысячелетнее царствование со Христом
в Иерусалиме, после 

которого наступит всеобщее воскресение для общего суда и воздаяния.
Праведные получат вечное 

блаженство, а демоны, вместе с уподобившимися им людьми, пойдут в вечный
огонь. 

Отдельные выражения и философские термины заимствованы св. Иустином у
Филона 

Александрийского — иудейского философа, стремившегося согласовать
иудейство с платонической 

философией. 

ТАТИАН 

Сочинения Татиана были хорошо известны древним христианским писателям,
но сведений о его 

жизни сохранилось немного. 

Татиан называет свою родину Ассирией, хотя другие считали его сирийцем.
Следует лишь 

заметить, что он не был ни греком, ни римлянином. К эллинам и языческой
(эллинской) культуре 

Татиан относился враждебно, всегда предпочитал эллинам «варваров» (иные
народы, в том числе 

христиане). 

Известно, что Татиан много путешествовал «в поисках истины» у учителей
различных 

философских направлений, был посвящен в мистерии. В христианство
обратился, возможно, под 

влиянием св. Иустина, учеником которого был в Риме. К «варварской
мудрости» христианства, как он 

сам говорит, привлекло его знакомство со Свящ. Писанием и нравственная
высота жизни христиан, 

согласие их веры и жизни, простирающееся даже до мученичества. 

В Риме Татиан состоял некоторое время во главе христианской школы, может
быть, после смерти 

св. Иустина. Однако впоследствии, предрасположенный к крайностям, Татиан
несколько уклонился 

от учения Церкви. Вернувшись ок. 172 г. на Восток, он основал
гностическую секту энкратитов, 

которые отвергали брак, считая его блудодеянием, не употребляли мяса и
вина вплоть до того, что 

заменили в Евхаристии вино водой (за последнее их называли «аквариями»).
Ему приписывают также 

докетический образ мысли о плоти Христа (основание сему видят в
«Диатессароне»). В этот период 

жизни Татиан трудился в Сирии (Антиохии), Киликии и Писидии. Скончался
ок. 175 г. 

СОЧИНЕНИЕ ТАТИАНА 

Из всех сочинений Татиана полностью сохранилась только одна апология —
«Речь против 

эллинов», написанная во время его пребывания в Риме до уклонения от
Церкви. 

Содержание этой апологии (42 главы) резко отличается от сочинений св.
Иустина (по отношению 

к эллинской культуре и философии). Резкий тон, частые отступления от
изложения учения христиан и 

их защиты и переходы к обличению всего эллинского, прямые насмешки
нарушают иногда 

последовательность мысли и стройность композиции и сближают его апологию
с сочинениями 

Тертуллиана и с «Осмеянием языческих философов» Ермия. 

Философия эллинов, по его мысли, противоречива, красноречие продажно,
искусство служит 

низким страстям, науки заимствованы от «варваров». Поэтому апология
начинается так: «Не будьте, 

эллины, враждебно расположены к варварам и не питайте ненависти к их
учениям». 

После обличений Татиан переходит к изложению христианского учения о
Боге. «Бог был в 

начале… Господь всего, будучи основанием всего, прежде сотворения мира
был один; поелику же Он 

есть сила и основание видимого и невидимого, то вместе с Ним было все; с
Ним существовало как 

разумная сила и Само Слово, бывшее в Нем. Волею Его простого существа
произошло Слово, и 

Слово произошло не напрасно — Оно становится перворожденным делом Отца.
Оно, как мы знаем, 

есть начало мира» (гл. 5). 

Учение Татиана о Слове (Логосе) совпадает в главных частях с учением св.
Иустина. Точно так 

же очень сходны, что вполне понятно, воззрения Татиана с воззрениями св.
Иустина о человеке, 

ангелах, демонах и их влиянии на человека. 

«Демоны изобрели судьбу, — говорит он, — т. е. учение о предопределении,
зависящем от 

расположения планет». «Но мы выше судьбы, — продолжает Татиан, — и
вместо блуждающих 

демонов знаем одного Господа неизменного и, не подчиняясь судьбе,
отвергаем и ее 

законоположителей» (9). 

С насмешкой говорит Татиан о мифических превращениях богов и отрицает
все попытки 

иносказательного истолкования таких мифов. 

Отвергающие истину готовят себе тяжелые наказания. «Душа, не знающая
истины, умирает и 

разрушается вместе с телом, а после, при конце мира, воскресает вместе с
телом и получает смерть 

чрез нескончаемые мучения». «Мы знаем два вида духов, из которых один
называется душой, а 

другой выше души и есть образ и подобие Божие» (12, 13). 

Татиан полагает, что душа сама по себе не бессмертна, но достигает
бессмертия чрез соединение 

с Божественным Духом и восходит туда, куда возводит ее Дух (13). 

Очень сильны прямые обращения и призывы Татиана: «Умри для мира,
отвергнув его безумие; 

живи же для Бога и, познав Его, отвергни древнее рождение. Мы сотворены
не для того, чтобы 

умирать, но умираем по своей вине. Свободная воля погубила нас: бывши
свободными, мы сделались 

рабами, продали себя через грех. Богом ничего худого не сотворено. Мы
сами произвели зло; а кто 

произвел зло, может снова отвергнуть его» (11). 

«Примите наши догматы», — говорит Татиан (12). Это одно из первых
употреблений данного 

термина в отношении христианского вероучения. 

Татиан утверждает, что наша философия древнее учения эллинов, ибо Моисей
древнее Гомера. В 

доказательство он приводит хронологические расчеты, сходные с расчетами
св. Феофила 

Антиохийского. 

Интересны те сведения, которые Татиан сообщает о себе и своем обращении:
«Когда я увидел все 

это (эллинские заблуждения), когда ознакомился с мистериями, исследовал
различные виды 

богопочтения… тогда я углубился в самого себя и исследовал, каким
образом могу найти истину. В 

то время, как ум мой рассматривал все лучшее, я напал на одни книги
варварские, которые древнее 

эллинских учeний и столь божественны, что не могут быть сравниваемы с их
заблуждениями, и я 

поверил этим книгам по простоте их речи, безыскусственности их
писателей, удобопонятности 

объяснений всего творения, предвидению будущего, превосходству правил и,
наконец, по учению об 

Едином Властителе над всем» (29). «Будучи просвящен познанием их, я
решился отвергнуть 

языческие заблуждения, как детские бредни» (30). «То, что мною изложено,
я узнал не от других: я 

путешествовал по многим странам, сам занимался в качестве софиста вашими
науками, изучал 

искусства и различные изобретения» (35). «Я, наконец, узнал Бога и Его
творение, и готов предстать 

пред вами для исследования учения и не изменю своим убеждениям
относительно Бога» (42). 

«Речь к эллинам» не была, конечно, «юридической» апологией, написанной
по какому-либо 

отдельному случаю. Это сочинение, написанное для убеждения всех его
читателей в истинности 

христианства. 

Татиан известен еще как автор «Диатессарона» — соединения четырех
Евангелий в связное 

повествование («То диа тэссарон эвангэлион» — To dia tessarwn
euaggelion). «Диатессарон» 

значительное время употреблялся в богослужении. Ввиду последующего
уклонения Татиана от 

Церкви перевод этот был заподозрен в неточности, изъят из употребления и
утрачен. Текст 

«Диатессарона» почти полностью восстановлен по сохранившимся беседам
сирийского писателя IV–

го века Афраата и найденным переводам на языки латинский VI–го века и
арабский XI–го века. 

В основу Татиан положил свидетельство евангелиста Иоанна об общественном
служении Христа 

в течение трех Пасх и между ними расположил весь синоптический материал.
Введение в 

«Диатессарон» составляет: пролог св. Иоанна и повествования о детстве,
крещении, искушении 

Господа и призвании апостолов. Повествование о суде, крестных
страданиях, смерти, воскресении и 

вознесении Христа составляло заключение. В случае согласия Евангелистов
Татиан следовал тексту 

какого-либо одного, а остальных опускал. При отсутствии датировки
соединял рассказы в 

однородные группы. Апокрифических повествований он не вносил, но зато
опустил некоторые места 

евангельского текста в духе своих заблуждений: родословие Господа,
места, говорящие о рождении 

Господа по плоти от семени Давидова. Сделал он это под влиянием своих
докетических взглядов и 

отрицательного отношения к браку. 

В IV в. св. Ефрем Сирин написал комментарий к «Диатессарону». 

«Самый факт составления Татианом евангельской гармонии для
богослужебного употребления 

по четырем каноническим Евангелиям имеет чрезвычайно важное значение, —
замечает 

проф. Попов, — свидетельствуя о совершенно исключительном авторитете
этих последних во второй 

половине 2–го века» (с. 51). 

СВ. ФЕОФИЛ, ЕП. АНТИОХИЙСКИЙ 

По сведениям, сообщаемым Евсевием (IV, 20) и блаж. Иеронимом, св. Феофил
был шестым или 

седьмым, если ап. Петра считать первым, епископом Антиохийским и занимал
кафедру с 168 по 

187 гг. О его жизни известно только то, что он родился вблизи Евфрата, в
языческой семье, получил 

эллинское образование, в христианство обратился после знакомства со
свящ. книгами уже в зрелом 

возрасте (к Авт. I, 14). 

Евсевий и блаж. Иероним называют ряд сочинений св. Феофила, из которых
сохранились лишь 

его «Три книги к Автолику», образованному и влиятельному язычнику,
предубежденному против 

христианства. 

СОДЕРЖАНИЕ ТРЕХ КНИГ К АВТОЛИКУ 

Книги к Автолику представляют собой три разновременно написанных
сочинения (при 

Коммоде — 180–192 гг.), впоследствии объединенных в одно по общности
адресата и содержания. 

Первая книга (14 глав) является как бы ответом на возражения Автолика,
знакомого св. 

Феофилу. Св. Феофил в ней защищает христианское учение о Боге,
подвергает критике язычество и 

говорит о воскресении. 

На требование Автолика показать ему Бога св. Феофил выступает
выразителем «опытного 

богословия» — высказывает глубокий взгляд, разделяемый и другими св.
отцами, о зависимости 

познания Бога от нравственного состояния человека. Чтобы говорить на
богословские темы, по мысли 

св. Феофила, надо сначала очистить свой ум и чувства. «Покажи мне твоего
человека, — рассуждает 

он, — и я покажу тебе моего Бога. Покажи, что очи души твоей видят и уши
сердца твоего слышат… 

Бог бывает видим для тех, кто способен видеть Его, у кого именно открыты
очи душевные. Все 

имеют глаза, но у иных они покрыты мраком и не видят солнечного света. И
хотя слепые не видят, 

свет солнечный все-таки существует и светит… Человек должен иметь душу
чистую, как блестящее 

зеркало… Бог не открывается тем, кто… наперед не очистит себя от всякой
скверны» (гл. 2). 

Познание Бога возможно из созерцания Его действий и промышлений. «Как
душа человека 

невидима и незрима для людей, познается чрез движение тела, так и Бога
нельзя видеть очами 

человеческими, но Он созерцается и познается из Его провидений и
действий» (гл. 5). И дальше 

приводятся основы космологического доказательства бытия Божия,
развиваемые впоследствии 

многими богословами и мыслителями. 

Таким образом, уже в этом мире можно познать Бога, а еще яснее будет это
познание по 

достижении бессмертия в будущей жизни. 

Так как Автолик не верит ни в Бога невидимого, ни в воскресение мертвых,
то св. Феофил 

говорит о необходимости веры вообще. Вера необходима во всяком деле.
«Или не знаешь, что во всех 

делах предшествует вера? Какой земледелец может получить жатву, если
прежде не вверит земле 

семени? Кто может переплыть море, если прежде не доверится кораблю и
кормчему? Какой больной 

может излечиться, если прежде не доверится врачу? Какое искусство или
знание можно изучить, если 

прежде не отдадим себя и не доверимся учителю? Итак, земледелец верит
земле, плаватель — 

кораблю, и больной — врачу, а ты не хочешь довериться Богу, имея от Него
столько залогов?» (8). 

Слова о воскресении мертвых проникнуты большой силой убеждения. «Ты не
веруешь в 

воскресение мертвых. Когда оно совершится, — уверуешь волею-неволею, но
вера твоя вменится в 

неверие, если ныне не уверуешь» (8). Св. Феофил вполне бы удовлетворил
требование Автолика 

показать ему воскресшего мертвеца, но не делает этого потому, что он все
равно не поверит, и 

приводит другие основания. 

В этой же книге св. Феофил обличает многобожие, показывает нелепость и
безнравственность 

языческих мифов. 

Во второй книге (38 глав) св. Феофил продолжает рассуждение о ложности
многобожия (1–8) и 

затем в основном передает сказания кн. Бытия о сотворении мира и
человека, грехопадении первых 

людей и жизни патриархов (9–37). 

В самом начале третьей книги (30 глав) св. Феофил говорит о своем
намерении показать в ней 

Автолику древность Писания «в кратком изложении», чтобы Автолик «не
обременился прочитать его 

и увидел пустословие прочих сочинителей» (I). 

Здесь он раскрывает ничтожество языческой литературы, писателей,
философов. В 

противоположность описывается вера христиан во Единого Бога и их
справедливая жизнь (9–15), 

показывается древность их Писаний. 

На основании сравнения данных Библии и летоисчислений египетского,
финикийского и 

римского св. Феофил указывает год от сотворения мира 5695, что помогает
определить год написания 

книги (5695-5508=187). 

Книга заканчивается советом: «Если ты хочешь, прилежно читай эти книги
мои, чтобы тебе 

иметь советника и залог истины» (30). 

УЧЕНИЕ 

Св. Феофил находился под влиянием Филона, у которого позаимствовал и
аллегоризм. Во 

взглядах на философию и эллинскую культуру св. Феофил приближается к
Татиану: у философов он 

видит, главным образом, одни несообразности и противоречия. Но допускает
и следы истины у 

поэтов и философов и объясняет это либо зависимостью их от пророков,
либо временным их 

освобождением из-под власти демонов, дающим возможность раскрыться
естественному стремлению 

человека к познанию Бога. Главным источником вероучения считает
пророков, хотя пользуется и 

новозаветными священными книгами. 

В учении своем св. Феофил касается только общерелигиозных тем. 

Учение о Боге. Св. Феофил высказывает общее всем апологетам высокое
учение о Боге. «Вид 

Бога неописуем и неизъясним, ибо не может быть видим плотскими глазами.
Его слава бесконечна, 

величие необъятно, высота непостижима, могущество неизмеримо, мудрость
неисследима, благость 

неподражаема, благодеяния неизреченны. Ибо если назову Его светом, то я
скажу об Его творении; 

назову ли Его Словом, скажу об Его владычестве; назову ли Его умом,
скажу об Его мудрости; назову 

ли Его Духом, скажу об Его дыхании; назову ли мудростью, скажу об Его
порождении; назову ли 

крепостью, скажу об Его могуществе; назову ли силою, скажу об Его
деятельности; назову ли 

Промыслом, скажу об Его благости; назову ли царством, скажу об Его
славе; назову ли Господом, 

назову Его судьею; назову ли судьею, назову Его праведным; назову ли
Отцом, скажу об Его любви… 

Бог безначален, потому что Он не произошел; неизменяем, потому что
бессмертен. Он называется 

Богом, потому что положил все в Своей крепости» (I, 3–4). Бог есть
всемогущий Творец всего из 

ничего и Промыслитель. 

О Логосе. В учении о Логосе св. Феофил различает два образа Его бытия —
Логос эндиафэтос — 

Logos endiauetoo? — внутреннее Слово Божие в домирном бытии, и Логос
профорикос — Logos 

projoriko? —произнесенное Слово для творения мира (Филоновский термин).
В том и другом случае 

он считает Его личным существом. 

Слово рождено для творения и выступало также во всех богоявлениях. 

О Святом Духе. Называет Его часто Премудростью. Бог сотворил все Словом
и Премудростью и 

к Ним обращался за советом о создании человека (II, 18). 

О Святой Троице. Во II книге св. Феофил первый упоминает термин «Троица»
в отношении к 

Богу: «Три дня, которые были прежде создания светил, суть образы Троицы,
Бога и Его Слова и Его 

Премудрости» (II, 15). 

О Церкви. Христианские Церкви представляются св. Феофилу как обильные
животворными 

водами и плодоносные острова в житейском море, а ереси — как «каменные,
безводные, бесплодные 

утесы, о которые сокрушаются корабли и погибают к ним пристающие». «Бог
дал миру, волнуемому 

и обуреваемому грехами, собрания, называемые святыми Церквами, в
которых, как в 

благоустроенных пристанях, сохраняется учение истины, к которым
прибегают желающие спастись, 

как скоро они сделаются любителями истины и захотят избежать гнева и
суда Божия» (II, 14). 

О человеке. Бог «сотворил человека ни смертным, ни бессмертным», а
средним, «способным к 

тому и другому» (II, 27). (Ср. св. Иустин, Диал. 5, св. Ириней Лион. II.
Е. IV, 4,3). Нарушив заповеди, 

человек стал сам виновником своей смерти. Учение о первородном грехе,
как порче природы, 

выражено у св. Феофила довольно ясно: грех повлек за собой болезни и
смерть, для животных — 

одичание. Как потерял человек свое блаженство через неповиновение, так и
возвратить себе вечную 

жизнь может через повиновение воле Божией и исполнение заповедей. 

Как писатель, св. Феофил принадлежит к числу лучших апологетов: слог его
прост и не лишен 

изящества. 

ЕРМИЙ ФИЛОСОФ 

Ермий известен по сохранившемуся его сочинению «Осмеяние языческих
философов» (10 гл.). В 

рукописных кодексах его сочинений дается ему название философа. 

По главной мысли сочинения и приемам изложения Ермий близко подходит к
св. Иустину и 

особенно Татиану. В его сочинении можно видеть более подробное раскрытие
следующего замечания 

Татиана: «Ты следуешь учению Платона, и вот эпикурейский софист открыто
восстает на тебя. Опять 

ты хочешь следовать Аристотелю, и тебя ругает какой-нибудь последователь
Демокрита» и т. д. 

(«Речь против эллинов», гл. 25). 

Резко полемическое отношение Ермия к языческой философии и взгляд на ее
происхождение 

напоминают первые времена горячей борьбы христианства с язычеством.
Поэтому большинство 

ученых, издателей и исследователей творений древности относит Ермия к
писателям-апологетам 

второго или начала III–го века. 

Сочинение Ермия вполне соответствует своему заглавию. В нем он
подвергает критике 

философию, указывая противоречие философов в решении вопроса о душе
человека и о начале всех 

вещей. Критика ведется довольно поверхностно, философские тезисы берутся
вне своей связи, 

сопоставляются часто без системы, представляются в карикатурном виде, но
при всем этом Ермию 

нельзя отказать в силе иронии и одушевленности речи. Слог его простой и
непринужденный. 

Начинается сочинение указанием на слова ап. Павла: Премудрость мира сего
есть глупость в очах 

Божиих (см. I Кор. 3,19). Параллельно с этим ставится тезис, что
философия получила свое начало от 

падения ангелов. Все это доказывается на основании разногласия
философов. 

Так, душу одни признают за огонь, другие — за воздух, третьи — за ум,
четвертые — за 

движение, испарение, воду, кровь и т.д.; одни считают бессмертной,
другие — смертной, превращают 

ее из одного вещества в другое. «Признаюсь, такие превращения порождают
во мне отвращение. То я 

бессмертен, и радуюсь; то я смертен, и плачу; то разлагают меня на
атомы: я становлюсь водою, 

становлюсь воздухом, становлюсь огнем; то я не воздух и не огонь, но
меня делают зверем, или 

превращают в рыбу, и я делаюсь братом дельфинов. Смотря на себя, я
прихожу в ужас от своего тела, 

не знаю, как назвать его, человеком ли, или собакой, или волком, или
быком, или птицей, или змеем, 

или драконом, или химерою. Те любители мудрости превращают меня во
всякого рода животных: в 

земных, водяных, летающих, многовидных, диких или домашних, немых или
издающих звуки, 

бессловесных или разумных. Я плаваю, летаю, парю по воздуху,
пресмыкаюсь, бегаю, сижу. 

Является, наконец, Эмпедокл и делает из меня растение» (гл. 2). 

Еще несуразнее мнение философов о начале всех вещей. Например, является
Пифагор, измеряет 

огонь, воду, мир. Эпикур же предполагает исчислять и другие бесчисленные
миры. И так без конца 

тянется мрак невежества, заблуждение. Все это способно только вскружить
голову, но нисколько не 

ведет к истине. 

Следовательно, бесполезна и недостижима цель усилий философов, «не
оправдываемая ни 

очевидностью, ни здравым разумом». 

Сочинение Ермия — это своеобразный ответ на насмешки философов над
кажущейся простотой 

христианства. 

МИНУЦИЙ ФЕЛИКС 

Это один из первых церковных писателей, писавших на латинском языке.
Сведения о нем 

имеются у Лактанция (нач. IV–го в.) и у блаж. Иеронима. 

Марк Минуций Феликс (вторая половина II–го в. и начало III–го в.) по
образованию и 

деятельности адвокат, принял христианство в зрелом возрасте, перешел «из
тьмы неведения к свету 

мудрости и истины» (§1), жил в Риме, но сохранил тесную связь с
провинциями в Северной Африке, 

может быть, там родился. 

Из его сочинений сохранился диалог «Октавий» (41 глава) — сочинение,
написанное в память 

недавно умершего Октавия в распространенной в то время форме философских
диалогов, где 

отдельные лица высказывают свои мнения по какому-либо философскому
вопросу. Возможно, что 

участники диалога Минуция Феликса были реально существовавшие лица: сам
автор (Марк), 

Цецилий — язычник и Октавий — христианин. Вероятность такого
предположения увеличивается 

христианской традицией, считающей, что обращенный Октавием Цецилий стал
карфагенским 

священником и, в свою очередь, обратил в христианство будущего
Карфагенского епископа 

св. Киприана. 

По своему содержанию «Октавий» напоминает «Апологетик» Тертуллиана,
написанный 

примерно в те же годы (о нем ниже). Зависимость одного произведения от
другого очевидна, но 

неизвестно, какое появилось раньше. В отличие от Тертуллиана Минуций
проявляет больше 

терпимости в оценке язычества. 

Автор ставит целью убедить в истинности христианства образованных
читателей из язычников. 

Отсюда в «Октавии» нет богословского обоснования христианства,
отсутствует цитация из 

Свящ. Писания, а имеются неоднократные ссылки на Платона и произведения
многих других 

греческих и латинских авторов (Гомера, Вергилия, Горация, Овидия и др.).


В начале диалога рассказывается, что три его участника, воспользовавшись
свободным временем, 

совершили прогулку на живописный берег моря в Остию. Причем сама
прогулка эта очень живо 

описана. В то время Октавий заметил, что Цецилий по-язычески
приветствовал статую Сераписа 

(поцеловал свою руку). Свое удивление Октавий высказал своим спутникам.
Это стало причиной для 

разговора о христианстве. Цецилий высказал все обвинения против
христиан, которые были 

распространены в то время. Октавий в том же порядке возражал ему,
поэтому композиция диалога 

совсем простая. Главные мысли Цецилия — это: а) трудность богопознания,
б) необходимость 

отечественной религии, в) чудовищность нравов и учения христиан. 

Цецилий — скептик, он считает, что «необразованные» и «невежды» не
должны «рассуждать о 

сущности вещей и Божества», тем более, что везде и во всем господствует
«решительный случай», 

проявляется «таинственная природа». Поэтому удобнее держаться старины,
религии предков (5–6). 

После таких соображений Цецилий переходит к прямым обвинениям христиан —
«жалкой и 

запрещенной секты» (8) — в преступлениях и извращениях, якобы
совершающихся в христианских 

собраниях. «Ужасные святилища этого нечестивого общества умножаются и
наполняются по всему 

миру. Надо его совсем искоренить, уничтожить» (9). Особенно возмущает
Цецилия, что христиане, 

«не страшатся смерти, но боятся умереть после смерти. Так обольщает их
обманчивая надежда вновь 

ожить и заглушает в них всякий страх» (8). 

После этого начал Октавий, опровергая все шаг за шагом. Отметив
противоречие Цецилия 

(сомневается в бытии Бога и считает необходимым религию предков),
Октавий призывает к 

исследованиям себя самих и всего мира, указывая на разум, данный
человеку, чего не имеют 

животные, «наклоненные и обращенные к земле, не способные ничего другого
видеть, кроме 

пищи» (17). Затем, на основании признания разумности устройства мира,
животных и человека, 

говорит о Боге, высказывая взгляды, общие христианским писателям того
времени: «Бог — Отец всех 

вещей, не имеет ни начала, ни конца… Он несущее вызвал к бытию Своим
Словом, привел в порядок 

Своим разумом, совершил Своей силой… Он выше чувств, бесконечен,
неизмерим, и во всем Своем 

величии известен только Самому Себе» (18), и др. С таким мнением о Боге
— начале всего — 

сходятся высказывания наиболее глубоких философов. В противоположность
этому языческие 

мифы — только «басни и заблуждения, которые мы наследовали от
невежественных отцов» (22). 

Переходя к возражениям против обвинений христиан в различных
преступлениях, Октавий 

говорит: «Как несправедливо вы поступаете, когда судите о том, чего не
знаете… Столько времени не 

находилось человека, который заявил бы об этом, хотя мог бы рассчитывать
не только на прощение… 

но и награду за свое открытие. Такова невинность христиан, что они не
стыдятся и не краснеют, когда 

их… осуждают, но жалеют только о том, что раньше не были таковыми» (28).
Все подобные 

обвинения — только басни, изобретенные демонами. 

Так же, как и другие писатели-апологеты, Октавий говорит о «будущем
воскресении» и отвергает 

веру в судьбу: «Что бы ни делала судьба, у человека душа свободна и в
нем судится его действие, а не 

внешнее положение» (36). 

Воодушевляясь все более и более, Октавий доказывает, что христиане вовсе
не так несчастны, как 

думал Цецилий. «Что мы по большей части слывем бедными — это не позор
для нас, а слава, потому 

что душа как расслабляется от роскоши, так укрепляется от умеренности.
Да и как может быть беден 

тот, кто не имеет недостатка, не жаждет чужого, кто богат в Боге? Скорее
беден тот, кто, имея многое, 

домогается еще большего… Как путешественнику тем удобнее идти, чем
меньше он имеет с собою 

груза, так точно на этом жизненном пути блаженнее человек, который
облегчает себя посредством 

бедности и не задыхается от тяжести богатств. Если бы мы считали их
полезными, то просили бы их у 

Бога, и Он, без сомнения, мог бы нам дать сколько-нибудь, потому что все
принадлежит Ему… Мы 

более стремимся к невинности сердца, более желаем расточительности…
Посему не думайте, якобы 

Бог не был силен помочь нам или оставил нас, ибо Он управляет всем и
любит всех Своих; но 

подвергает каждого несчастью для испытания; Он смотрит на его
нравственное расположение в 

опасностях и следит до последнего вздоха за волей человека, зная, что у
Него ничто не может 

погибнуть. Таким образом, мы испытываемся несчастьями, как золото огнем»
(36). 

Особо сильное впечатление всегда производит христианин, не боящийся
мученичества: «Какое 

прекрасное зрелище для Бога, когда христианин борется со скорбью, когда
он твердо стоит против 

угроз, пыток и казней, когда он смеется над страхом смерти и не боится
палача; когда он сохраняет 

свою свободу пред царями и владыками и преклоняется только пред Богом,
Которому он 

принадлежит, когда он, как торжествующий победитель, смеется даже над
тем, кто приговорил его к 

казни… Чего нам желать больше, когда в наше время открылось познание
истинного Бога? Будем 

пользоваться нашим благом, будем держаться правила истины. Да
прекратится суеверие, да 

посрамится нечестие, да торжествует истинная религия» (37, 38). 

По окончании речи наступило минутное молчание. Его прервал Цецилий,
который сказал: «Мы 

оба победили; и я по справедливости приписываю себе победу; ибо Октавий
победил меня, а я 

одержал победу над заблуждением. Что касается до сущности вопроса, то я
исповедую Провидение, 

покоряюсь Богу и признаю чистоту религиозного общества, которое отныне
будет и моим» (40). 

«После сего, — заканчивается диалог, — радостные и веселые, мы
отправились в путь. Цецилий 

радовался тому, что уверовал, Октавий — что разрушил его заблуждения; а
я — обращению Цецилия 

и победе Октавия» (41). 

В конце «Октавия» (гл. 36) Минуций обещает написать новое творение о
судьбе «с большей 

полнотой и подробностью», но исполнил ли он это обещание, — остается
неизвестным. 

Литературные особенности 

«Октавий» М. Феликса является достойным завершением апологической
литературы II в. В нем 

нет новых богословских идей, но в необычайно изящной форме и живом
одушевленном изложении 

представлены возражения, которые слышались против христианства в римском
образованном 

обществе, и то, что христиане говорили в свою защиту. 

Специфически-христианских элементов в апологии мало: сущностью
христианства 

представляется монотеизм, на учение пророков делается только беглое
указание, о таинствах не 

упоминается вовсе. 

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О РАССМОТРЕННЫХ СОЧИНЕНИЯХ 

Можно с уверенностью считать, что хотя преследования христиан и
продолжались до начала IV–

го века, задача, поставленная пред писателями-апологетами, была ими
успешно решена. 

Правда, наибольшее значение для изменения отношения к христианам имела
высокая и чистая 

жизнь христиан, мужество в исповедании своих убеждений до смерти. Но,
как иногда называют, и 

«научная» или философская защита христианства имела свое немаловажное
значение. 

В то же время сочинения апологетов имели большое значение для развития
христианского 

богословия. «Они, — говорит еп. Сильвестр (Малеванский), — впервые
положили начало научному 

методу в исследовании божественных истин веры или догматов», и ряд
положений, высказанных 

апологетами, лишь развивался в последующие периоды. Положения эти
следующие: 

1. Учение о единственности, абсолютности и непознаваемости Бога из Его
Откровения, а потому 

необходимости «чистоты сердца», открытых «очей душевных» у человека,
потому что Бог не 

открывает Себя тем, кто не очищается от греховной скверны, затемняющей
его способность 

познавать Бога. 

2. Подробно изложено учение о Логосе — Единородном Сыне Божием, дающем
«смысл и разум» 

всему существующему, воплотившемся для спасения мира. 

4. Учение о человеке, его свободе, как существенном признаке его
природы, и потому об 

ответственности за свои действия. Отрицание неотвратимости судьбы, как
чего-то внешнего, 

предопределяющего поступки и участь человека. 

5. Учение о бессмертии души и будущем воскресении мертвых. 

6. Учение об ангелах и демонах. 

Но также следует сказать и о недостаточности богословской терминологии,
и о неясности учения 

о Святом Духе. В этом случае нужно иметь в виду конкретную цель каждого
отдельного сочинения, 

не имевшего задачей полное изложение христианского вероучения и даже
намеренное сокрытие 

некоторых истин от непосвященных. 

«Общее одушевление, — пишет проф. прот. П. Гнедич, — проникновение не
одними 

отвлеченными идеями, но восприятие христианства всей жизнью замечается
почти во всех 

сочинениях рассмотренного периода, когда большинство авторов стало
мучениками за свою веру и 

убеждения». 

ОТДЕЛ III 

БОРЬБА ЦЕРКВИ С ГНОСТИЦИЗМОМ 

Во втором веке Церковь встретилась с новым противником, бывшим по
существу «гораздо 

опаснее» (Болотов) открытых гонений, «угрожавшим христианству полным
разложением» (Попов), 

так называемым гностицизмом или «лжеименным знанием». 

Под этим наименованием в истории известно своеобразное направление в
религии и философии, 

представляющее собой синкретическое соединение отдельных элементов
христианства, иудейства, 

язычества и тайных мистических учений Востока. Имелись различные
гностические системы, 

известные по имени их составителей (Маркиона, Валентина, Василида и
других), отличавшиеся в 

отдельных положениях по преобладанию тех или других — христианских,
иудейских или 

языческих — элементов, но общие в стремлении противопоставить свое
учение учению Церкви и 

претендовавшие на обладание высшим, тайным знанием или «гносисом»,
недоступным для 

непосвященных. 

Опасность такого направления, если бы оно могло проникнуть в Церковь,
вполне правильно 

определена проф. Болотовым в его курсе Истории Церкви: в это время
язычество уже было готово 

пойти на компромисс с христианством, но таило в себе мысль о реформе
христианства. 

Нет нужды излагать подробно отдельные гностические системы (их изложение
имеется в лекциях 

по Истории Церкви проф. Болотова). Следует лишь отметить, что при всех
своих отличиях общими 

для всех гностических систем были: извращение христианского учения о
Боге, дуализм (материя и 

дух) и разделение людей по природе на плотских (иликов), душевных
(психиков) и духовных 

(пневматиков). Причем только последним могло быть доступно высшее
знание, только последние 

могли достигать совершенства. Если к обращенным предъявлялись строгие
аскетические требования, 

то для «совершенных» допускалась «свобода», граничащая на практике с
различными видами 

извращений и разврата. 

Распространяя подобные учения, гностические общины «конкурировали» с
Церковью, выдавая 

себя за христианские. Поэтому их учители стремились излагать свои
воззрения в христианских 

терминах, но вкладывали в них особое содержание, широко пользовались
аллегорическим методом 

толкования Свящ. Писания, отвергали отдельные свящ. книги и сочиняли
«новые» (апокрифы), 

приписывая их авторство апостолам, и т. д. 

Вполне понятна поэтому борьба Церкви с распространением гностических
учений. Часть 

полемических сочинений против гностиков была утрачена. До настоящего
времени полностью 

сохранилось «Пять книг обличения и опровержения лжеименного знания» или
«Против ересей» 

(«Адвэрсус гэрэзэс» — Adversus haereses) св. Иринея Лионского,
сочинение, имеющее огромное 

значение для развития христианского богословия. 

СВ. ИРИНЕЙ, ЕПИСКОП ЛИОНСКИЙ 

Самым значительным богословом II–го столетия является св. Ириней
Лионский. Его считают 

даже основоположником христианской догматики. Но о времени и месте его
рождения точных 

данных нет. Предполагают, что он родился в середине II–го в. в Смирне,
где и получил христианское 

воспитание. По национальности был, вероятно, грек, хотя есть
предположение, что он был сириец. 

Уже в отрочестве св. Ириней слушал поучения св. Поликарпа, ученика св.
Иоанна Богослова, — 

таким образом, принадлежал к «третьему поколению христианства».
Воспоминания о встречах со 

св. Поликарпом всегда жили в его душе, что он сам подтверждает в письме
к Римскому пресвитеру 

Флорину, которого он видел в доме св. Поликарпа. 

Помимо знания Свящ. Писания, Ветхого Завета и христианского учения, св.
Ириней хорошо знал 

языческую литературу и философию. В его сочинениях имеется много цитат,
указывающих на его 

широкое образование. 

Во втором веке существовали тесные связи между христианскими общинами
Малой Азии и 

Галлии (Франция). Даже начало проповеди христианства в Галлии предание
приписывает ученику 

ап. Павла св. Дионисию Ареопагиту. Поэтому не вызывает удивления, что
большую часть жизни 

св. Ириней провел в Галлии, в Лионе, где он был сначала пресвитером, а
потом епископом, 

преемником еп. Пофина. 

Это был сложный период в жизни молодой Галльской Церкви: преследования
(известно жестокое 

гонение в Лионе в 177 г.), волнения, вызванные появлением гностиков и
монтанистов, споры о 

праздновании Пасхи. 

Св. Ириней проповедовал христианство местным жителям, принимал участие
во всех 

волновавших Церковь спорах. Еще в сане пресвитера в царствование Марка
Аврелия он ездил в Рим к 

папе Елевферию с письмом по поводу монтанистического раскола. В Риме ему
удалось смягчить 

папскую санкцию против монтанистов. Позднее он убедил папу Виктора
примириться с Ефесским 

епископом Поликратом и всеми теми малоазийцами, которые праздновали
Пасху не в воскресенье, а 

14–го нисана, согласно еврейскому календарю, по обычаю св. ап. Иоанна.
Евсевий Кесарийский, 

оценивая посредничество св. Иринея между Церквами в деле сохранения
церковного мира, называет 

его миротворцем не только по имени, но и в действительности. 

Скончался мученически около 202–го года. 

ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СВ. ИРИНЕЯ 

По свидетельству Евсевия, св. Ириней написал много сочинений. Ему
принадлежат: 

1. Краткая апология «О познании». 

2. Послание к римскому пресвитеру Флорину, склонившемуся к
валентинианству, «О 

единоначалии Божием». 

3. Объяснение по поводу отпадения Флорина от Церкви «Об огдоаде» («Об
осмерице»). 

По поводу пасхальных споров: 

4. Послание к папе Виктору. 

5. Послание к Александрийскому епископу и др. 

Но эти сочинения или совсем утрачены, или дошли в отрывках. Сохранились
только 5 книг 

«Против ересей» и открытое в 1904 г. в армянском переводе
«Доказательство апостольской 

проповеди» — сочинение назидательного характера, написанное после
«Против ересей» в конце II в. 

(переведены на русский язык). 

Печатные издания сочинений св. Иринея появляются еще в XVI–м в. В 1917
г. была издана 

монография о св. Иринее С.А. Федченко, где имеется подробный указатель
литературы о св. Иринее, 

кончая 1915 г. 

Сочинение «Против ересей» имеет огромное значение. Его цитируют
последующие писатели 

(св. Ипполит — ученик св. Иринея, Евсевий, св. Епифаний Кипр. и др.), но
сохранилось оно не в 

греческом подлиннике, а в древнем латинском. 

Поводом к написанию сочинения «Против ересей» послужила просьба одного
друга св. Иринея 

написать сочинение против распространенной в то время ереси валентиниан.


Первоначально св. Ириней рассчитывал написать свое сочинение в двух
книгах, из которых одна 

содержала бы изложение и раскрытие учения валентинианика Птолемея, т.е.
была обличением 

«гносиса», другая же содержала бы опровержение его (отсюда и заглавие).
Но затем он расширил 

свой план, привлек сюда и др. гностические ереси, изложил положительное
учение Церкви, что имеет 

для последующих периодов значение гораздо большее. 

Все книги св. Ириней писал отдельно и посылал своему другу с
соответствующими 

предисловиями. 

Весь труд, вероятно, написан в течение 180–190 гг. 

Содержание. Непосредственная цель сочинения — опровержение гностицизма —
определила его 

форму, метод и расположение материала: сначала излагаются воззрения
гностиков, затем следует их 

опровержение и положительное учение, излагаемое полемически. 

В первой книге св. Ириней излагает учение гностиков-валентиниан об эонах
плиромы и о 

происхождении мира от падшего эона; о разделении людей на духовных,
душевных и плотских; 

изображает приемы их доказательств, разногласия; излагает древнейшие
ереси, начиная с 

Симона-волхва. Изложение гностических лжеучений св. Ириней заканчивает
замечанием, что задача 

его наполовину исполнена, ибо обнаружение их учения есть уже победа над
ними. 

Вторая книга посвящена преимущественно диалектическому разбору
гностических положений, 

через указание противоречия их здравому смыслу. В ней опровергается
учение гностиков об эонах и 

человеке (разделение на духовных, душевных и вещественных; гибель плоти;
душепереселение). 

В третей — св. Ириней переходит к положительным христианским
доказательствам из 

Свящ. Писания и Предания. На первом плане он ставит учение о Едином
Творце всего и затем 

переходит к христологии. 

Учение о Едином Творце всего Церковь получила от апостолов и учеников
их, например, 

св. Климента, св. Поликарпа. Поэтому только в Церкви истина, все же
гностические ереси не имеют 

ее. (Только апостольская Церковь хранит в полноте и чистоте Писание и
Предание. Гл. I–IV). 

Говоря о Сыне Божием, он доказывает единство Лица Христова и истинность
Его человечества и 

Божества. 

Четвертую — посвящает доказательству сказанного прежде. Главным
предметом рассуждения 

является учение о единстве Бога Творца и Искупителя, Бога Ветхого и
Нового Заветов (против 

лжеучения Маркиона). Последние главы 4–й книги св. Ириней посвящает
вопросам антропологии. 

Вопреки гностикам он доказывает, что человек свободен, и нет людей
добрых и злых от природы. 

В пятой — после краткого замечания о том, что Христос, Единый наш
Учитель, действительно 

стал Человеком, чтобы искупить нас страданиями, раскрывается учение о
воскресении плоти и 

рассматриваются евхаристические вопросы. 

Далее св. Ириней переходит к эсхатологии, говорит о будущем суде
Христовом, общении 

праведных с Богом и вечном мучении неверующих, изображает антихриста и
царство Христово. 

Заключает свою речь указанием на различие обителей для святых и на
конечное покорение всего 

Богу. 

Источники св. Иринея. Сочинение св. Иринея служит главным источником для
изучения 

гностицизма II–го в. и, ввиду утраты других ересеологических трудов,
имеет исключительное 

значение. Работу свою по ознакомлению с гносисом св. Ириней выполнил
весьма добросовестно. Он 

нарисовал все нюансы гностических систем. — Важно, что сведения св.
Иринея, точность его 

описания гностического учения Валентина, подтверждается находкой в 1950
г. египетской 

библиотеки в Наг-Хаммади. 

Источниками для него были: 1) личное общение с бывшими еретиками, 2) их
литература, 

3) труды предшественников по обличению гносиса. Источниками для
опровержения учения 

гностиков и для положительного раскрытия христианского вероучения были:
1) Свящ. Писание; 

2) Церковное Предание, в котором он видит единственную опору для
правильного истолкования 

Писания; между прочим, он часто апеллирует к преданиям малоазийских
пресвитеров; 

3) богословская литература предшествующего времени (свв. Климент Р.,
Поликарп, Папий, Иустин). 

«Доказательство апостольской проповеди» открыто архим. Карапетом в 1904
г. в армянской 

рукописи, принадлежащей библиотеке церкви Богоматери в Ереване. Рукопись
относится к XIII–

му в., а содержащийся в ней армянский перевод к пол. VII–го в. или нач.
VIII–го в. Русский перевод 

Сагарды имеется в «Христианском Чтении» за 1907 г. 

Как по внешним данным (полное совпадение надписания рукописи со
свидетельством Евсевия о 

названии и адресате сочинения), так и по внутренним признакам (сходство
вновь открытого 

памятника по идеям и языку с сочинением «Против ересей») подлинность
сочинения несомненна. 

Поскольку в «Доказательстве» цитируется «Против ересей», составление его
относится к более 

позднему времени — последнему десятилетию II–го века. 

О Маркиане, которому посвящено сочинение, известно только, что он был
другом св. Иринея и в 

момент написания сочинения был в отлучке из Лиона. 

Содержание. «Доказательство» (100 глав) представляет собой тип
катихизаторского наставления 

без специальных полемических задач. Новых мыслей по сравнению с
сочинением «Против ересей» не 

встречаем, но данный труд св. Иринея важен для характеристики самой его
личности, т.к. указывает, 

насколько твердо и определенно сформировались его убеждения и в какие
устойчивые формы они 

отлились. 

Сказав о необходимости соблюдать чистоту души и тела через сохранение
истины и соблюдение 

заповедей, св. Ириней предлагает «Правила веры», касаясь тех пунктов, в
которых погрешали 

гностики. 

Рисует по Библии всю историю божественного домостроительства, начиная с
создания человека и 

кончая пришествием Христа, совершением Им нашего спасения и всемирным
проповеданием 

апостолов. 

Наконец, св. Ириней подробно останавливается на доказательстве проповеди
апостольской, 

подтверждая ее ветхозаветными пророчествами: если все исполнилось так,
как давно уже по 

внушению от Духа Божия предсказано пророками, то этим утверждается вера
наша и твердо 

устанавливается предание церковное. 

Представивши и доказавши драгоценность проповеди «Истины», св. Ириней
предостерегает от 

увлечения современными ересями. 

Литературные достоинства сочинений св. Иринея не особенно велики.
Строгой планомерности и 

логики в изложении нет. Но пишет он просто и легко. 

БОГОСЛОВИЕ СВ. ИРИНЕЯ 

Св. Ириней опирается всегда на откровение; отсюда богословствование его
отличается 

положительным характером. В борьбе с гносисом св. Ириней опирается на
Свящ. Предание. Он 

только в нем видел истину, и его только считал нормой для богословия.
Задача богословской науки, 

по его мнению, заключается «не в изменении самого содержания, не в том,
чтобы измышлять иного 

Бога, кроме Создателя, Творца и Питателя всей Вселенной, как будто не
довольствуясь Им, или иного 

Христа, или иного Единородного; но в том, чтобы тщательно исследовать
мысль сказанного в 

притчах и согласовать с содержанием веры, — в том, чтобы раскрыть ход
дел и домостроительство 

Божие относительно рода человеческого» (II.Е. I, 10, §3). 

Таким образом, богословствование св. Иринея отличается строго церковным
направлением. 

В истории догматов св. Ириней имеет важное значение как представитель
церковного Предания и 

первый его теоретик. 

Важным в полемике с гностиками было твердо определить источники познания
христианского 

учения, чтобы противопоставить его позднейшим измышлениям учителей
ереси. 

Такими источниками являются Свящ. Писание и апостольское предание,
хранимое в Церкви. 

Свящ. Писание. Гностики, хотя и признавали Свящ. Писание Нового Завета,
однако 

произвольно расширяли или ограничивали объем его. Св. Ириней старается
установить объем, его 

канон. Рассуждения, главным образом, касаются Евангелий. Он высоко
ставит их как слова Божии. 

По числу их четыре, и ни больше, ни меньше их быть не может (четыре
страны, столпа, херувима). 

Интерес представляет установление св. Иринеем связи апокалиптических
животных с головами 

льва, тельца (вола), человека и орла (Ап. 4,7), повторенной затем и
развитой свв. Ипполитом, 

Иеронимом и Григорием Великим. Изъясняя указанное место из Апокалипсиса,
св. Ириней 

утверждает, что четыре лика животных, на которых восседает Слово, есть
символы различных видов 

служения Сына Божия. Лев означает Его «Действенность, господство и
царскую власть»; вол — Его 

священническое достоинство; человек — Его явление в мир «как человека»;
орел «указывает на дар 

Духа, носящегося над Церковью». Евангелия же соответствуют тому, на чем
восседает Христос. 

«Четверовидны животные —четверовидно и Евангелие и деятельность Господа.
И поэтому даны 

были человечеству четыре главных завета: один при Адаме до потопа,
другой после потопа при Ное, 

третий — законодательство при Моисее, четвертый же, обновляющий человека
и сокращающий в 

себе все, — через Евангелие, вознося и как бы на крыльях поднимая людей
в Царство Небесное» (II Е. 

III, 11, §8). 

Канон новозаветных книг, по св. Иринею, содержит, кроме четырех
Евангелий, Деяния 

Апостольские, I–е Послание ап. Петра, 1–е и 2–е Послания ап. Иоанна,
послания ап. Павла (искл. «К 

Евреям»), Апокалипсис и «Пастырь» Ерма. 

Утверждая единство Ветхого и Нового Заветов, св. Ириней указывает на
раскрытие образов и 

символов ветхозаветных в новозаветных событиях. 

Свящ. Предание. Так как Свящ. Писания гностики, в основном, не отрицали,
то важно было 

установить основы правильного истолкования или понимания Свящ. Писания. 

Эти основы находятся в апостольском предании. Отмечая кафоличность
церковного предания, 

т.е. то, что всей Церковью возвещается одна и та же истина, в то время,
как гностики до 

противоположности расходятся друг с другом, и учение их представляет
пестрое сочетание самых 

разнообразных мнений, св. Ириней дает замечательно важное определение
предания: «Истинное 

познание есть учение апостолов и изначальное устройство Церкви во всем
мире, и признак тела 

Христова, состоящий в преемстве епископов, которым те (апостолы)
передали сущую повсюду 

Церковь, и она во всей полноте дошла до нас с неподдельным соблюдением
Писаний, не принимая ни 

прибавления, ни убавления: здесь чтение (Писаний) без искажения, и
правильное, тщательное, 

безопасное и чуждое богохульства истолкование Писаний; и превосходный
дар любви, который 

драгоценнее познания и славнее пророчества и превосходнее всех других
дарований» (II. Е. IV, 33, 

§8). 

«Поэтому надлежит следовать пресвитерам в Церкви тем, которые… имеют
преемство от 

апостолов и вместе с преемством епископов по благоволению Отца получили
известное дарование 

истины, прочих же, которые уклоняются от первоначального преемства и где
бы то ни было 

собираются, иметь в подозрении или как еретиков и лжеучителей, или как
раскольников, гордых и 

самоугодников, или же как лицемеров, поступающих так ради корысти и
тщеславия. Все эти отпали 

от истины» (II Е. IV, 26, §2). 

Таким образом, св. Ириней указал на непрерывность преемства в жизни
Церкви, как на наиболее 

ясный признак истинности предания и учения, а вместе с тем и на
«дарование истины», «чуждое 

богохульства истолкование Писаний». Поэтому он же указывал на
апостольские Церкви, где 

непрерывность апостольского преемства наиболее очевидна, преданием или
учением которых следует 

проверять всякое новое учение. 

Эти указания св. Иринея сохраняют свое значение и силу до настоящего
времени. 

Помимо этого, св. Ириней указывает на «правило веры» или исповедание при
крещении, 

содержащее краткое изложение веры, переданное апостолами. «Церковь, —
говорит он, — хотя 

рассеяна по всей вселенной даже до концев земли, но приняла от апостолов
и от учеников их веру: 

В единого Бога Отца, Вседержителя, сотворившего небо и землю, и море, и
все, что в них, и во 

единого Христа Иисуса, Сына Божия, воплотившегося для нашего спасения, и
в Духа Святого, через 

пророков возвестившего все домостроительство Божие и пришествие, и
рождение от Девы, и 

страдание, и воскресение из мертвых, и вознесение во плоти на небо
возлюбленного Христа Иисуса 

Господа нашего, а также явление Его с небес во славе Отчей, чтобы
возглавить все» и воскресить 

всякую плоть всего человечества, да пред Христом Иисусом, Господом нашим
и Богом, Спасом и 

Царем, по благоволению Отца невидимого, «преклонится всякое колено
небесных и земных, и 

преисподних, и всякий язык исповедает Ему», и да сотворит Он праведный
суд о всех… (II Е. I, 10 

§1). 

Это изложение веры послужило через полтора-два столетия для св. отцов
первых двух вселенских 

Соборов основой при составлении Символа веры. 

Следует заметить, что оно в целях сохранения от посторонних хранилось в
качестве устного 

предания. Естественно, что никакие секты не могли представить
доказательства своей 

преемственности от апостолов. 

«Этого учения не передавали тебе бывшие до нас пресвитеры, которые
обращались с самими 

апостолами», — вот самый сильный аргумент против всяких еретических
учений (св. Ириней. 

Сочинения. СПб., 1900, с. 529). 

Нужно заметить, что учение о епископате у св. Иринея вводится в качестве
аргумента для 

доказательства сохранения предания в Церкви. У св. Киприана оно уже
развивается в целостную 

систему, причем раскрывается идея преемства от апостолов не только в
учении, но и во власти 

иерархической (вязать и решить). 

Церковь. Хранительницей апостольских преданий является Церковь. «При
таких 

доказательствах не должно искать у других истины, которую легко получить
от Церкви, ибо 

апостолы, как богач в сокровищницу, вполне положили все в нее, что
относится к истине, так что 

всякий желающий берет из нее питие жизни. Она именно есть дверь жизни, а
все прочие (учители) 

суть воры и разбойники. Посему должно избегать последних, но с
величайшим тщанием избирать то, 

что относится к Церкви, и принимать предание истины» (II Е. III, 4, §1).


В Церкви обитает благодатный Дух, соблюдающий ее на пути истины. 

Излагая учение о кафоличности Церкви, св. Ириней преимущество отдает
Церквам, основанным 

апостолами, и особенно — Римской, «величайшей, древнейшей, и во всем
известнейшей» (III, 3,2). 

Здесь не признание первенства власти, как видят римские богословы, а
только чести, как Церкви, 

единственной на Западе, имеющей несомненно апостольское происхождение и
являющейся матерью 

других Церквей Запада. 

Учение о Боге раскрывается уже не в сравнении с многобожием язычников,
но в сравнении с 

учением гностиков о плироме, эонах и т.д. 

Гностики, исходя из слишком отвлеченного представления о
трансцендентности Бога, 

приписывали миротворение особому низшему божеству и свойства Божии
превращали в 

посредствующие божественные существа — эоны. В противоположность
гностикам, св. Ириней учит: 

1) о единстве Бога и Творца, 2) о свойствах Божества как .Его
проявлениях. В том и другом случае он 

основывается на библейском учении. «Бог не таков, как люди, и Его мысли
не таковы, как мысли 

людей; Ибо Отец всего весьма далек от чувств и страстей, бывающих у
людей; Он прост, несложен, 

равночленен, всегда Себе равен и подобен, весь будучи Разумение, весь
Дух, весь мысль, весь разум, 

весь слух, весь глаз, весь свет и весь источник всякого блага, как
свойственно богобоязненным и 

благочестивым людям говорить о Боге. Но Он выше всего этого и потому
неизреченен… и, хотя Он 

по любви называется такими именами, но чувствуется, что Он по величию
выше этих выражений» 

(II Е. II, 13, §3–4). 

Как ни высок Господь, однако Он живая Личность. Так, люди знают Бога из
Его Откровения, ибо 

«невозможно без Бога познать Бога» (II Е. IV, 5, §1). 

Откровение — единственный 

источник богопознания. Свидетельствами его нужно 

довольствоваться и вовсе не задаваться попыткой постигнуть сокровенные
тайны. Вопросы, на 

которые не дано ответа в Писании, лучше предоставить вере, тем более,
что для нас непостижимы не 

только Бог, но и сам мир. 

Для богопознания необходима чистота жизни. Бог открывается (людям) по
любви к человеку, а 

человек познает Бога по любви к Нему. 

О Святой Троице. Защищая истину единства Божия, св. Ириней, однако,
представляет Бога 

троичным. С Богом всегда присутствует Слово и Премудрость, Сын и Дух. 

Так как св. Ириней считал недопустимым заниматься исследованием
высочайших тайн веры, то о 

Лицах Святой Троицы говорит мало. В отличие от апологетов у него
«оттеняется не момент различия, 

но момент единства» (Попов). 

О Логосе. Апологеты, как известно, слишком резко различают Слово от
Бога, представляя Его 

как бы внешним орудием Божественного миротворения, получающим бытие во
времени, отличным 

от Бога по своим свойствам и деятельности и во всем Ему подчиненным.
Словом, апологеты главной 

целью ставили различие Слова от Отца. Св. Ириней, вопреки гностической
теории об эманациях, как 

отдельных от Бога и вне Его находящихся божественных существах (в том
числе и Логосе), старается 

оттенить единство Слова с Отцом. Он отрицает различие между Логосом
внутренним и изреченным, 

т. к. это может внести антропоморфические представления в понятие о
Боге. Происхождение Его 

неизъяснимо, «никто не знает этого произведения или рождения». 

Хотя св. Ириней и говорит о сотворении мира Богом через Слово, однако,
он мыслит Его не как 

внешнее орудие, а как неотделимую от Бога и внутренне присущую Ему
творческую силу. В 

творении мира Логосом, Единым с Отцом, св. Ириней усматривает
доказательство против гностиков 

того, что Бог, а не демиург, является Творцом мира. 

Св. Ириней решительно не допускает учения о временном рождении Сына и
настаивает на 

совечности Его с Отцом. 

Исповедуя вечность рождения Слова Божия, св. Ириней вместе с тем ясно
оттеняет Его Божество. 

«Отец есть Господь, и Сын — Господь, и Отец есть Бог и Сын — Бог, ибо от
Бога рожденный есть 

Бог» (Док. гл. 47). 

Таким образом, св. Ириней, защищая единство Отца с Сыном, весьма близко
подходит к учению 

о единосущии. Однако он не мог совершенно освободиться от
субординационизма апологетов. Это 

выражается, прежде всего, в том, что он приписывает Логосу служебное
значение, поскольку 

специальным назначением Его признает откровение Отца, а, во-вторых, в
том, что указывает на 

особые свойства, соответствующие Его подчиненному положению: а) получает
власть Отца, 

б) является в мире, тогда как Отец не может быть видим. 

О таинственных действиях Логоса в дохристианское время св. Ириней учит
согласно со 

св. Иустином Философом. Он называет Логоса всегда присущим роду
человеческому и невидимо 

проникающим весь мир во всех частях наподобие креста (Док. 34). 

О Святом Духе. Представляет Его вечной Премудростью Божией, существующей
прежде 

всякого создания и являющейся подобием Отца («Слово названо Сыном, а Дух
— Премудростью 

Бога». — Док. 5. Дух изначала присутствовал при всех распоряжениях
Божиих и возвещал будущее. 

Вместе со Словом Он был «теми руками Божиими», которыми Бог создал
человека. 

Учение о человеке также излагает полемически. Отрицая учение гностиков о
разделении людей 

на три категории по природе, он считает всех по природе равными. Все
призваны к спасению, и если 

в настоящее время по основному направлению жизни люди могут быть
разделены на плотских, 

душевных и духовных, то каждый человек через покаяние может достичь с
помощью Иисуса Христа 

состояния духовности. Духовность зависит от праведности, тогда как у
гностиков «совершеннейшие» 

между ними могут совершать все. 

Человек состоит из физического тела и души. Ни душу, ни дух без тела
нельзя считать полным 

человеком, который весь создан по образу Божию, совершенный человек
принимает еще 

благодатного Духа от Бога. 

Как свободен Бог, так свободен и человек, созданный по Его образу.
Человек пал, злоупотребив 

свободой и избрав зло. Таким образом, корень зла в свободе воли. 

Первобытное состояние человека не было состоянием полного совершенства.
Но назначение 

человека было высокое: он создан был для управления ангелами. Достигнуть
этого мог через 

послушание воле Божией. На первых порах, однако, он был младенцем и
потому так легко и подпал 

обольщению диавола. 

После грехопадения человек оказался в отчуждении от Бога, рабом диавола,
подлежащим смерти, 

так как начало бессмертия — Святой Дух — оставил человека. Душе
бессмертие принадлежит по 

милости Божией. 

Последствия греха перешли на все потомство, ибо Адам возглавил все
человечество. 

О спасении человека. Одна из особенностей богословия св. Иринея состоит
в том, что он 

обращается от учения о Боге к истории спасения, от теологии к
сотериологии. 

Милосердие Божие определило спасти человека, и все действия Промысла,
проявляющегося в 

истории человечества, направлены к этой цели. Так Господь заключил 4
завета — с Авраамом, Ноем, 

при Моисее и через Евангелие. Первые два завета содержали естественные
заповеди, и кто исполнял 

их, достигал праведности. Третий был дан специально для избранного
народа. Для истолкования 

истинного смысла закона Бог посылал пророков. Наконец, Ветхий Завет был
заменен Новым Заветом 

любви и свободы. 

Человек, подпавши власти греха и смерти, не мог сам спасти и воссоздать
себя. Это сделало 

Слово, Сын Божий. 

Став человеком, «Вторым Адамом», Христос сделался «тем, что и мы, чтобы
тленное поглощено 

было нетлением и смертное бессмертием, дабы мы получили усыновление» (II
Е., III, 19, §1). 

Человек не перешел бы в Бога, если бы Бог не перешел в человека. Но
Господь «по неизмеримой 

благости Своей сделался тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что Он
есть» (II Е., V, Пред.). 

Это то основное положение, которое потом повторяется почти всеми
восточными отцами при 

изложении учения о спасении. 

Христос как бы возглавил все человечество: исполнил все, что должен был
исполнить человек; 

воплотившись от Девы, Он прошел все возрасты человека, претерпел смерть,
чтобы победить ее и 

стать начальником новой жизни, сошел во ад и воскрес из мертвых. 

Как Новый Адам, глава и представитель нового человечества, Господь начал
борьбу с диаволом и 

победил его во всех искушениях, которыми, как Адама, искушал Его диавол
в пустыне. 

Умилостивляя Отца и разрушая непослушание человека, Христос был послушен
до смерти 

крестной, этого высшего проявления Его послушания. Таким образом,
Господь искупил нас Своею 

Кровью и дал Свою душу за наши души, и Свою Плоть за плоти наши. 

Самое воплощение вновь соединяет природу человека с Богом, и в силу
этого соединения природ 

в Лице Иисуса человечество может достигать высшего развития,
совершенства и богоподобия, 

усыновления Богу через благодать Святого Духа. 

Дух Святой усыновляет Богу искупленных, одухотворяет человека, сообщает
ему различные 

дарования — харизмы. Это делает человека духовным — пневматиком. 

Средством спасения, или усвоения плодов искупления, служит вера, которой
спасались и 

праведники Ветхого Завета. 

Христология. Против гностиков, разделяющих эона Христа и человека
Иисуса, св. Ириней с 

особенной энергией настаивает на единстве Лица Христова. Невидимый
сделался видимым, 

необъемлемый сделался объемлемым, и чуждый страдания — страдающим. 

При единстве Лица Христа в Нем два естества: «Христос — истинно человек
и истинный Бог». 

Отсюда св. Ириней исповедует Его Богом и твердо принимает Его
человечество. Такой образ 

рассмотрения Христа обуславливается у св. Иринея сотериологическими
интересами: Искупитель и 

посредник между Богом и людьми должен быть и Богом, и человеком. «Ибо,
если бы не человек 

победил врага человеческого, то враг не был бы побежден законно. И
опять, если бы не Бог даровал 

спасение, то мы не имели бы его прочно. И если бы человек не соединился
с Богом, он не мог бы 

сделаться причастным нетления. Ибо посреднику Бога и человеков надлежало
через Свое родство с 

Тем и другими привести обоих в дружество и согласие и представить
человека Богу, а человекам 

открыть Бога. Ибо каким образом мы могли бы быть причастными усыновления
Ему, если бы Слово 

Его, сделавшись плотью, не соединилось с нами?» (II Е., II, 18, §7). 

Труднейшую проблему об образе соединения естеств св. Ириней почти не
затрагивает. 

Сотериологическое освещение христологической проблемы св. Иринея имеет
важное значение и 

особенно сказалось оно в эпоху догматических споров IV–V вв. — все споры
велись с этой точки 

зрения. 

Таинства. В Церкви искупление верующего совершается посредством таинств,
даруемых во имя 

Христа. Таинство относится к человеческой природе так, как Новый Адам
относится к ветхому. Оно 

есть воссоздание («рекапитуляция») человечества во Христе. Особое
значение в жизни христианина 

имеет Евхаристия. В этом отношении учение св. Иринея очень близко к
учению св. Игнатия 

Богоносца. Евхаристия — залог воскресения тела человека и бессмертия.
«Наше же учение согласно с 

Евхаристиею, и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает учение. Ибо мы
приносим Ему то, что Его, 

последовательно возвещая общение и единство плоти и духа. Ибо как хлеб
от земли, после 

призывания над ним Бога, не есть уже обыкновенный хлеб, но Евхаристия,
состоящая из двух 

вещей — из земного и небесного, так и тела наши, принимая Евхаристию, не
суть уже тленные, имея 

надежду воскресения» (II Е., IV, 18, §1). 

Заново рождается в Боге человек в таинстве Крещения. У св. Иринея
находим первое в 

раннехристианской литературе свидетельство о крещении младенцев.
«Господь, — пишет 

св. Ириней, — прошел через все возрасты, — сделался младенцем для
младенцев, и освятил их; 

сделался малым для малых, и освятил имеющих такой возраст, вместе с тем
подав им пример 

благочестия, правоты и послушания» (II. Е., II, 22, §4). 

Эсхатология. По мнению гностиков, со смертью человека случайно
соединившиеся элементы 

распадаются и возвращаются каждый в свое место, плоть погибает навсегда.
Св. Ириней 

противопоставляет этому православное учение. 

1. По смерти души не улетают сразу к Творцу, а идут в невидимое место и
там пребудут до 

воскресения. 

2. Плоть не погибнет — будет воскрешена. 

Св. Ириней останавливается на явлении антихриста, предшествующем второму
славному 

пришествию Спасителя. В этом учении выявляются хилиастические мысли. 

В описании будущего тысячелетнего царства св. Ириней допускает образы (о
виноградных лозах, 

пшенице и др.), будто бы заимствованные из устного учения св. Иоанна
Богослова. 

Учение св. Иринея имеет важное значение для православного богословия.
Муж преданий, 

св. Ириней совокупил в себе предания Востока и Запада, Смирны и Рима и
был даже учеником 

св. Поликарпа. Отсюда голос его получает особенный авторитет и значение:
он свидетель 

апостольской истины и в большинстве случаев точный выразитель веры
Церкви. 

В сочинении св. Иринея «Против ересей» можно найти первую богословскую
систему, 

излагавшую все основные догматические истины. 

СВ. ИППОЛИТ, ЕПИСКОП РИМСКИЙ 

Близким к св. Иринею Лионскому «по духу и направлению своей литературной
деятельности» 

(Л.Писарев) является его ученик св. Ипполит, еп. Римский (ум. в 235-м г.
или позже). 

О личности св. Ипполита существует много различных легендарных сказаний,
но во всех них 

трудно уловить историческую истину. Блаж. Иероним в одном из своих писем
замечает, что 

св. Ипполит будто бы происходил (род. ок. 170–го или 175–го г.) из
римского сословия всадников и 

до принятия священного сана был римским сенатором. Но достоверность
этого свидетельства 

сомнительна. Патриарх Константинопольский Фотий называет св. Ипполита
учеником св. Иринея. Но 

на основании этого краткого упоминания нельзя сделать определенного
заключения о происхождении 

св. Ипполита и о характере его воспитания. Фотий, называя св. Иринея
учителем св. Ипполита, 

видимо, хотел только указать, на непосредственное влияние
ересеологических трудов знаменитого 

Лионского епископа на таковые же труды св. Ипполита, хотел сопоставить
между собой труды этих 

двух древних ересеологов и указать на их внутреннюю связь и отношение. 

Сам св. Ипполит называет себя «преемником Апостолов» и участником в
благодати Святого Духа 

по преемству («Философумены»). 

Как св. Ириней, так и св. Ипполит одинаково были чуткими охранителями
начал православия, 

истинными выразителями учения и жизни, ревностными обличителями
лжеучений древних и 

современных им еретиков. 

Св. Ириней написал знаменитое «Обличение и опровержение лжеименного
знания» — первый 

труд, посвященный разработке истории еретических систем и их обличению.
Св. Ипполит продолжил 

ересеологический труд своего предшественника и написал знаменитые
«Философумены». 

Замечательная борьба св. Ипполита и с новыми врагами христианства
(напр., Ноэт), 

искажавшими учение о триедином Боге. 

Однако св. Ипполит отстал от св. Иринея в усвоении и разумении
христианского учения. Страсть 

к аллегорическому изъяснению Свящ. Писания заставила его фантазировать о
таких предметах, 

которые, по собственным словам его, «прикрыты непроницаемой завесой». 

Св. Ипполит считается первым исторически известным антипапой,
поставленным строгой 

партией соблюдения церковной дисциплины вопреки реформам тогдашнего
епископа Римского 

Каллиста (217–222 г.), направленным к ослаблению церковной дисциплины и
снисходительности. 

Св. Ипполит обвинял Каллиста в том, 1) что он принимал в церковное
общение всех отлученных, 

равно как и возвращающихся из еретических обществ; 2) что он утверждал,
будто бы епископ не 

подлежит низложению, если бы даже впал в смертный грех; 3) что он
поставил в иерархические 

степени лиц второбрачных и троебрачных и не низложил даже и тех, которые
женились, занимая 

клировые и проч. (См. проф. В. Болотова Лекции по Истории Древней
Церкви. СПб., 1910, т. II, 

с. 368–374). 

В 235–м г. св. Ипполит со вторым преемником Каллиста — Понтианом был
сослан за 

исповедание христианства в Сарднинию. Здесь они оба и скончались. Тела
их были перенесены и 

торжественно похоронены в Риме в один день — 13 августа 236–го или
237–го года. Поэтому в 

Западной Церкви память их обоих 13 августа. 

Восточная Церковь почитает св. Ипполита как священномученика (30
января). 

СОЧИНЕНИЯ СВ. ИППОЛИТА 

Св. Ипполит был одним из плодовитейших писателей. В истории христианской


письменности III в. он, бесспорно, занимает одно из первых мест. Блаж.
Иероним причислял его к 

образованнейшим и ученейшим писателям Церкви, в произведениях которых,
как он выражается, не 

знаешь, чему больше надобно удивляться, философским или богословским
сведениям. Но, к 

сожалению, большая часть произведений св. Ипполита утеряна, и теперь в
полном — или почти 

полном виде известны, главным образом, следующие: 

1. Труды экзегетические — «Толкования на книгу пророка Даниила». 

2. Догматические — «О Христе и антихристе». 

3. Полемические — «Философумены», «Против Ноэта». 

4. Литургические — «Апостольское Предание». 

5. Гомилетические — «Слово на день Богоявления» и др. 

1. «Толкования на книгу пр. Даниила» ведутся в строго систематическом
порядке и представляют 

собой связную историю тех пророческих вдохновений, которыми озарялся
Даниил. В комментарии 

есть много мест, касающихся выяснения христианской эсхатологии, в
частности, учения об 

антихристе и втором пришествии Христовом. В этом случае оно примыкает к
сочинению 

св. Ипполита «О Христе и антихристе», которое написано было им несколько
ранее. 

2. В сочинении «О Христе и антихристе» св. Ипполит последовательно дает
ответ на следующие 

вопросы: Кто такой антихрист и каково будет его пришествие? В какое
именно время он явится? 

Откуда будет происходить он и из какого племени? В чем проявится его
деятельность? Каким 

образом он будет уничтожен Сыном Божиим? Как явится на землю Сын
Человеческий? Каково будет 

Его славное и небесное царство со святыми? Каково будет мучение в огне
нечестивых? 

Это сочинение было написано, вероятно, в царствование императора
Септимия Севера после 

издания эдикта (202 г) против христиан. 

3. В «Философуменах» св. Ипполит излагает историю философских систем и
языческих 

верований, проведя ту мысль, что гностики свои теории брали не столько
из философии, сколько из 

мифологии и вообще таинственного учения язычников. И так как эти еретики
более всего (из 

философов) пользовались учениями Пифагора и Платона, то св. Ипполит в
«Философуменах» 

обратил особенное внимание на системы этих философов. 

Трактат «Против Ноэта» — обстоятельное изложение и опровержение
заблуждений Ноэта — 

еретика, который разделял взгляды патрипассианского монархианизма и
учил, что сходил на землю, 

страдал и умер Сам Бог Отец. Св. Ипполит, прежде всего, критикует
ноэтианскую доктрину, а затем 

переходит к положительному изложению и выяснению православного учения о
Боге, едином по 

Существу и троичном в Лицах, в частности, о Лице Сына Божия, о Его
вечном бытии и 

сосуществовании вместе с Богом Отцом от вечности, об ипостасном различии
Его с Богом Отцом и 

отношениях к Нему при творении мира, а затем в деле промышления о мире,
важнейшим актом 

которого представляется искупительная жертва Сына Божия. Рассуждая об
искуплении, автор 

говорит в то же время об образе соединения во Христе двух естеств при
сохранении двух 

действований в Нем. Во всех этих случаях св. Ипполит указывает
богооткровенные основы своего 

учения, обращает в свою пользу также и все места Свящ. Писания,
приводимые Ноэтом в 

доказательство своих положений. 

4. «Апостольское Предание» (43 главы. См. текст в «Богословских Трудах»,
сб. 5, с. 283–296) 

дает картину литургической жизни Церкви, в частности, жизни римской
общины начала III–

го столетия. Название труда указывает на то, что описываемое св.
Ипполитом унаследовано Римской 

Церковью от времени св. апостолов. В «Апостольском Предании» содержатся
правила избрания и 

посвящения во епископа (избирается «всем народом»; приводится молитва
посвящения; излагается 

порядок литургии с Евхаристической молитвой), а также правила и молитвы
для посвящения 

пресвитеров, диаконов, исповедников, вдов, чтецов, девственниц,
иподиаконов и имеющих дар 

исцелений (гл. 2–14). Далее излагаются правила для мирян («О делах и
занятиях» — гл. 16 — и 

проч.); описывается совершение таинства Крещения («в первую очередь
крестите детей…», 

приводится Римский символ — гл. 21); говорится о св. Евхаристии (о
порядке причащения, 

благоговейном отношении к св. Дарам), о крестном знамении и др. 

5. В основу «Слова на день Богоявления» положен текст из Евангелия
Матфея (3, 13–17) о 

явлении Господа для принятия крещения от Иоанна. Св. Ипполит знакомит
христиан с сущностью 

таинства и его спасительными плодами. 

БОГОСЛОВИЕ СВ. ИППОЛИТА 

Учение об источниках христианской веры. Источником и нормой познания о
Боге св. Ипполит 

считает Свящ. Писание. «Если кто-либо захочет изучать мудрость этого
мира, то должен читать 

писания философов; так и все мы в том случае, если желаем утвердиться в
страхе Божием, не иначе 

будем утверждаться, как на основании словес Божиих. Поэтому мы обязаны
знать, что они нам 

возвещают, понимать то, чему они учат, и «верить в Отца, как Он желает
этой веры», прославлять 

Сына, как Он хочет быть прославляем, принимать Духа Святого, как Он
хочет нам даровать Себя. Мы 

должны познавать Бога таким образом, каким Он Сам «благоволил научить
чрез Священные 

Писания» (Пр. Н. 9). 

Неудивительно, что при таком взгляде на богопознание суждение св.
Ипполита о философах 

языческих не могло быть благосклонным — философы, по его мнению, большей
частью не знали 

истинного Бога. Но св. Ипполит признает, что языческий мир не был
совершенно лишен истины. Он 

называет прекрасными некоторые мысли Платона. Во множестве заблуждений и
мифов он находит, 

как в огромном пепелище, искры, готовые возжечь в душе желание искать
Искупителя. 

Учение о Лицах Святой Троицы. Любимейшим предметом рассуждений св.
Ипполита было 

таинство Святой Троицы, особенно же отношение Сына Божия к Богу Отцу. Но
мы имеем только 

отрывки этих рассуждений. 

Так как Ноэт отождествлял Иисуса Христа с Богом Отцом, то св. Ипполит
говорит, что Бог Отец 

произвел из Себя Слово совершенно свободно, а не по необходимости, и
что, следовательно, 

единство Слова с Отцом в том состоит, что Слово есть сила Отца. 

Хотя в рассуждении св. Ипполита о Сыне Божием есть выражения неточные,
изысканные, но 

главная мысль его понятна, а именно: Слово с Отцом по естеству едино.
Оно одно только происходит 

от Отца путем рождения, тогда как все предметы мира сотворены из ничего.
Но в то же время 

св. Ипполит как будто не хочет, чтобы христиане почитали Сына Божия во
всех отношениях равным 

Отцу — Отец всегда имел личное существование, а Сын, по его мнению,
получил его только пред 

сотворением мира. Следует помнить, что св. Ипполит был вызван на
подобные рассуждения 

еретиками. Сам же он был сторонником той мысли, что христианин не должен
покушаться объяснить 

непостижимое. На вопрос, каким образом Сын может родиться от Бога, св.
Ипполит отвечает, что не 

во власти человека постигнуть неописанное искусство Творца. Ты
вопрошаешь о рождении Слова, 

«Которое Бог Отец по Своему изволению, как восхотел, родил. Довольно
тебе знать, «что Сын Божий 

явился для твоего спасения» (Пр. Н. 16). 

Как бы то ни было, но несомненно то, что св. Ипполит беспрекословно
принимает учение Церкви 

о Триедином Боге, поставляя на третьем месте Духа Святого. Сын заповедал
по воскресении 

апостолам: грядите, научите вся языки, крестяще во имя Отца и Сына и
Святаго Духа. Такой 

заповедью Он дал им ясно понять, что если кто пропустит «хотя бы
единственную (черту) из этого», 

то не прославит Бога надлежащим образом; ибо «Отец прославляется в
Троице». Только тот истинно 

верит в Единого Бога, кто истинно верит в Отца, Сына и Духа Святого (Пр.
Н. 14). 

О Церкви. Любитель символико-аллегорического философствования, св.
Ипполит изображает 

Церковь под видом спасительного корабля в бушующем море — мире. Корабль
этот носится, 

«обуревается в пучине», но не гибнет, так как имеет «опытного кормчего —
Христа». Нос у 

корабля — Восток, а корма — Запад. Два руля у него — два завета (Ветхий
и Новый). Скрепы его — 

«любовь Христова, связующая Церковь». Паруса на этом корабле
(«прозрачная тонкая ткань» — 

«Дух с небес». Железные якоря — «это святые заповеди Самого Христа,
которые имеют такую же 

крепость, как и железо». В середине Церкви (корабля) — «победный трофей,
направленный против 

смерти, — крест Господень». Носит она «с собой и трюм, т. е. «баню
пакибытия», ту баню, которая 

обновляет верующих». «Имеет она и корабельщиков, как с правой, так и с
левой стороны, — это 

святых ангелов служащих, благодаря которым беспрерывно содержится и
охраняется Церковь» («О 

Христе и антихристе», 59). 

Антропология. Бог сотворил человека для владычества над всем; но человек
злоупотребил 

своими силами, преступил божественную заповедь и сделался из властителя
природы ее рабом. Он 

совершил грех добровольно, и потому зло есть не что-либо первоначальное,
а прившедшее, имеющее 

свое основание в воле и мысли. Таким образом, виновником зла надобно
почитать человека, а не 

Бога, Который есть благость. (Философ.). 

Св. Ипполит учит о бессмертии души. При этом он разделяет мнение св.
Иринея о том, что души, 

отрешившиеся от тела, не тотчас приемлются в горнее отечество, но до
воскресения находятся в 

некоем среднем месте между землей и небом, где праведники предвкушают
радость, а грешники 

мучения, ожидающие их после всеобщего суда. 

Тело он считает по самой природе расположенным к смерти и разрушению,
потому что состоит 

из различных элементов, из разных частей; но твердо верует, что
всемогущая сила воскресит его ради 

заслуг Иисуса Христа. 

ОТДЕЛ IV 

ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУЧНОГО БОГОСЛОВИЯ 

Литература предшествующих отделов отличалась практическим характером.
Она имела своей 

целью или религиозно-нравственное назидание Церкви — прямое продолжение
апостольской 

проповеди, или защиту христианства от нападок язычества, или
опровержение ересей. Новый отдел 

церковной литературы характеризуется возникновением самостоятельного
интереса к научному 

изучению христианства и систематизации его идей. Наряду с
апологетическими и полемическими 

сочинениями теперь появляются литературные труды, посвященные
истолкованию библейского 

текста, философско-богословские трактаты по вопросам космологии,
психологии, эсхатологии, 

первая система догматики; наконец, учреждаются библиотеки. Начинается
этот отдел с изучения 

творений западных писателей Северо-Африканской школы Тертуллиана и св.
Киприана. Потом 

продолжается изучением богословия представителей Александрийской школы. 

А. СЕВЕРО-АФРИКАНСКАЯ ШКОЛА 

ТЕРТУЛЛИАН 

Тертуллиан — не отец Церкви, а лишь церковный писатель. Во второй
половине жизни он 

уклонился в раскол монтанистов. Но его сочинения, написанные до этого
уклонения, имеют большие 

достоинства, высоко ценились отдельными отцами и оказали значительное
влияние на развитие 

западного богословия. 

Тертуллиану принадлежит ряд глубоких мыслей и выражений,
распространенных и хорошо 

известных даже в наше время: 

«Душа по природе христианка.» 

«Кровь мучеников — семя христианства.» 

«Мы явились только вчера, но уже наполняем все: города, крепости, суды,
бани, деревни, 

портики, только храмы ваши оставляем вам.» 

«Бог — неплохой художник.» 

«Диавол подобен обезьяне.» 

«Что общего у Христа с Платоном, или у Церкви с Академией?» 

Наконец, «Крэдо, квия абсурдум эст.» — «Credo quia absurdum est» —
выражение, которое часто 

переводится неправильно, чтобы дать повод для насмешек: «Верю, потому
что это нелепо». 

Правильнее же было бы перевести это выражение: «Верю, потому что это не
поддается 

доказательствам». Но это не означает, что предметы веры абсурдны, ведь
не могут быть доказаны 

почти все аксиомы и основные положения в любой философской системе. 

Тертуллиан — его полное имя Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан — родился
и жил в 

Карфагене, главном городе римской провинции в Северной Африке,
завоеванной во II–м веке до 

Р. Хр. 

Христианство в Северной Африке распространилось из Римской Церкви
латинскими 

миссионерами. Ко времени жизни Тертуллиана здесь имелись уже десятки
епископов с митрополией 

в Карфагене. 

Тертуллиан родился ок. 155–го г. в семье римского центуриона, язычника,
получил юридическое 

образование, знал греческий язык и был знаком с философией и
литературой. Об этом можно 

заключить по его сочинениям. 

В зрелом возрасте он обратился в христианство — большое впечатление
произвели на него 

христианские мученики — был женат и состоял пресвитером Карфагенской
Церкви. Придерживался 

крайних воззрений и резко обличал не только язычество (отрицал значение
языческой культуры), но и 

всякие уклонения в жизни христиан. 

Тертуллиан был в Риме, где ознакомился с учением монтанистов. По словам
блаж. Иеронима, 

какая-то обида со стороны римского клира явилась поводом для уклонения
его в раскол монтанистов 

(где-то в 200–207 гг.). Он поверил в доступность откровений, увлекся
«новым пророчеством» и 

строгостью нравственных требований монтанистов. 

Тот же блаж. Иероним свидетельствует, что уклонений от православия в
области веры у 

Тертуллиана не было и, лучше разобравшись в сущности монтанизма,
Тертуллиан отошел от раскола, 

образовал собственную общину. Но нет сведений о возвращении его в
общение с Церковью. 

Тертуллиан скончался после 220–го года. 

СОЧИНЕНИЯ ТЕРТУЛЛИАНА 

До Тертуллиана св. отцы Церкви и апологеты христианства писали
по-гречески (кроме Татиана 

сириянина). В Римской империи греческий язык был общепринятым; на нем
говорили все культурные 

люди в Риме; по-гречески писал свои сочинения император Марк Аврелий; на
этом же языке 

делались вплоть до III–го столетия все надписи на могилах римских
епископов. В Карфаген же ни 

греческий язык, ни эллинская культура почти не проникали. Местное
культурное население говорило 

на латинском языке. Поэтому сочинения Тертуллиана являются как бы гранью
между двумя 

культурами, ибо появилась необходимость излагать истины веры и
христианской морали по-латыни и 

применять латинские термины в споре с язычниками. 

Тертуллиан писал много. Сохранилось до 30–ти его сочинений, написанных
каждое по особому 

поводу. В них проявился характер автора: он всегда спорит и опровергает
противников. 

Эти сочинения высоко ценили древние авторы (св. Киприан, бл. Иероним и
др.). Архиепископ 

Филарет Гумилевский полагает, что «при должной осмотрительности все они
могут быть 

употреблены с пользой» (Историч. учение, т. I, с 159). 

Сочинения Тертуллиана можно разделить по времени написания: до уклонения
в раскол 

монтанизма и после, а также по содержанию. Это: 

1) апологетические, написанные против язычников и иудеев; 

2) догматико-полемические, направленные против разных современных ему
еретических сект, и 

3) антропологические и нравственно-практические. 

СОДЕРЖАНИЕ СОЧИНЕНИЙ АПОЛОГЕТИЧЕСКИХ И 

ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИХ 

Во главе апологетических сочинений нужно поставить знаменитый
«Апологэтикус про 

христианис адвэрсус гэнтэс» — Apologeticus pro christianis adversus
gentes — эту полную и 

обстоятельную апологию христианства, обращенную им, как видно из
предисловия, к представителям 

римской власти и вообще к высшим правительственным классам Римской
империи. Написана в 197–

м г. (у Карнеева 217 г.). (50 глав). 

Нам уже известно, что обвинения христиан со стороны язычников были
двоякого рода: одни — 

нравственно-религиозного характера, а другие — чисто светского.
Сообразно с этим и защита 

христианства должна была производиться двумя путями. Нужно было
доказать, что христиане не 

безбожники и не безнравственные люди, но, напротив, только их религия
есть истинная и святая. С 

другой стороны, нужно было доказать, что и все юридические и
политические обвинения 

несправедливы и ложны. Апологеты II-го века касались, главным образом,
первого. Тертуллиан 

разрушает и все юридические и политические основания религиозной
нетерпимости римского 

правительства в отношении к христианской вере. Этот полурелигиозный,
полусветский способ 

защиты христианства и составляет особенность тертуллианового
Апологетика, отличающую его от 

других апологетических произведений древности (можно сравнить с
«Октавием»). 

Здесь обращается внимание только на одну — оригинальную — сторону
Апологетика, именно на 

то, как Тертуллиан доказывает несправедливость римского правительства в
отношении к 

христианству с точек зрения юридической, политической и общественной. 

Прежде всего Тертуллиан останавливает внимание на том государственном
законе, который 

объявлял христианскую веру религией недозволенной и на который все
римские правительственные 

люди ссылались, как на самое главное основание своих гонений и
преследований христиан. 

Тертуллиан этот закон разбирает всесторонне и подвергает его критике.
Закон несправедлив в самом 

своем принципе, в существе, вообще безотносительно к той или другой
религии. Этот закон, по 

словам Тертуллиана, основывается на мнимом праве государства —
вмешиваться во внутреннюю 

индивидуальную жизнь каждого гражданина и регулировать ее точно так же,
как государство 

регулирует внешнюю общественную жизнь людей (Апол. 24, 28 и др.). 

Если, таким образом, означенный закон вообще несправедлив,
безотносительно к той или другой 

религии, несправедлив сам по себе, как нарушающий внутреннюю
индивидуальную свободу 

человека, то он еще более несправедлив в приложении к христианству —
истинной и божественной 

религии, учение которой чистое и светлое. 

Тертуллиан доказывает несправедливость означенного закона и на основании
фактов истории и 

жизни (Апол. 5). 

Затем Тертуллиан обращается к существующей в Римской империи юридической
практике 

относительно разных языческих религиозных культов — к общерелигиозному
праву, которым 

пользуются в империи все религии, исключая христианство (Апол. 24). 

Таким образом, закон, который объявлял христианство недозволенным,
несправедлив: 1) по 

существу, 2) в приложении к христианству, 3) против него говорит история
его применения и 

4) несправедлив с точки зрения общего религиозного права. 

На основании этих соображений Тертуллиан требует его отмены. 

Но этот закон прилагался к одним христианам главным образом потому, что
над христианами 

тяготели многие обвинения не только нравственно-религиозного, но также
политического и 

общественного характера. Самое важное и тяжелое из этих обвинений,
которого одного было 

достаточно, чтобы осуждать христиан на смерть, было обвинение в
оскорблении величества — 

христиане не почитали императора за Бога. 

Нигде, ни в государстве древнего, ни нового мира, верховная политическая
власть не стояла так 

высоко, и оскорбление ее не наказывалось так строго, как в Римском
государстве. Как для грека 

самым высшим божеством была природа, и в особенности человек, так для
римлянина высшим 

божеством был император. Начиная с Августа (27 г. до н. э. — 14 г. н.
э.), все языческие римские 

императоры имели свои храмы, своих жрецов и вообще каждый имел свой
особенный религиозный 

культ. И это не было только их личной прихотью, но естественно вытекало
из всей вообще 

политической системы Рима. Христиане же считали императора только
человеком и в отказе 

воздавать божеские почести не видели никакого преступления. 

Устраняя обвинение в оскорблении императорского величества, Тертуллиан
пишет: «О здравии и 

благоденствии императоров мы молим Бога предвечного, Бога истинного,
Бога живого, у Которого и 

сами они ищут милости преимущественно перед всеми вообще богами. Могут
ли они не знать, что от 

Него приемлют они и власть, и жизнь, что нет иного Бога, кроме Него, что
они состоят во власти 

Его?… И так в то время, как мы таким образом молимся, раздирайте тело
наше, если угодно, 

железными когтями; пригвождайте нас ко кресту; повергайте в огонь;
обнажайте меч против нас; 

бросайте нас в снедь зверям, — молящийся христианин готов все
претерпеть. Спешите, ревностные 

правители, исторгать жизнь у тех людей, которые проводят ее в молитвах
за императора. Стало быть, 

преступление наше одно, а именно, что мы соблюдаем правду и верность
Богу» (Апол. 30). 

«Кто именует императора Богом, тот отъемлет у него звание императора: он
не может быть 

императором, не будучи человеком» Апол. 33). 

Таким образом, то, в чем язычники видят оскорбление величества,
христиане ставят себе в 

заслугу. Они смотрят на императора не как на владыку духовного,
божественного, но как только на 

властителя светского, политического. Они оказывают ему любовь, верность
и преданность. К этому 

обязывает их, прежде всего, закон их религии — любить всякого вообще
человека, без различия 

звания и состояния. Христиане обязаны к этому и по гражданским
побуждениям. В связи с этим 

Тертуллиан опровергает обвинения в том, что будто бы христиане являются
нарушителями 

общественного спокойствия и вынашивают замыслы против целости и
благосостояния Римского 

государства (см., напр., гл. 37, 38 и др.). 

Защищая, Тертуллиан и нападает — показывает непоследовательность как
самого язычества, так 

и языческих рассуждений о христианстве. «Ненависть к имени христианскому
у большей части 

людей так слепа, что они, даже и хваля христианина, вменяют ему в
преступление имя его. Кай, 

говорит один, хотя добродетельный человек, но христианин. Удивительно,
говорит другой, что такой 

умный человек, как Луций, сделался вдруг христианином. Никто не
замечает, что Кай потому 

добродетелен, и Луций потому умен, что они христиане, или же, что они
сделались христианами 

потому, что были добродетельны и умны» (Апол. 3). 

Кроме «Апологетикус» в защиту христиан от нападения язычников Тертуллиан
написал еще три 

трактата: 

1. «Две книги к народам» (197–ой год) — содержат философскую защиту
христианства и 

желчные нападки на язычество. Сходны с Апологетиком. С той лишь
разницей, что в первых 

опровергаются обвинения, возводимые на христиан, а во второй
доказывается юридически 

незаконность преследований и невозможность христианам защищаться перед
властями (текст см. 

«ТКДА», 1876, III, с. 30–66; 277–308). 

2. «О свидетельстве души» (6 глав, 197–ой год) — душе присуща идея
единого справедливого и 

благого Бога, и 

3. «Послание к Скапуле» (5 глав, 213–й год) — адресовано проконсулу
Африки. Говорит о гневе 

Божием, постигшем гонителей христианства. «Мы не думаем тебя пугать, —
обращается к 

проконсулу Тертуллиан, — потому что и сами тебя не боимся, но желали бы,
чтобы весь мир был 

спасен. Советуем тебе из сострадания не бороться с Богом… Желая нас
истребить, ты воюешь против 

невинности» (гл. 4). 

Значение этих произведений сводится к тем же чертам, которые были
указаны при анализе его 

главного апологетического труда. 

Против иудеев Тертуллиан написал трактат: «Адвэрсус юдэос» — Adversus
ludaeos (14 глав). Это 

произведение, очень интересное само по себе, однако, не представляет
ничего особенного 

сравнительно с подобными же произведениями других христианских
апологетов предшествующего 

времени. 

Что касается полемических произведений Тертуллиана, то большая часть их
написана в 

опровержение современных ему гностических систем — сект Маркиона,
Валентина и Гермогена: 

«Против Маркиона» (5 книг, 207–208 гг.), «Против валентиниан» (39 глав,
207–208 гг.) и «Против 

Гермогена» (45 глав, до монтан.). 

В полемике против гностиков Тертуллиан, в основном, следует св. Иринею.
«Долой, — говорит 

он, — все попытки произвести смешанное христианство из стоицизма,
платонизма и диалектики». 

К числу полемических сочинений Тертуллиана против гностиков относится
также сочинение «О 

плоти Христовой» (25 глав, 207–й год). Тертуллиан написал это сочинение,
чтобы доказать (против 

гностиков и, в особенности, Маркиона) ту мысль, что Бог принял на Себя
истинную душу и истинное 

тело человека и что Божество и человечество в Иисусе Христе внутренне
соединились в одну 

нераздельную и вечную Ипостась. 

СОЧИНЕНИЯ ТЕРТУЛЛИАНА АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ 

И НРАВСТВЕННО-ПРАКТИЧЕСКИЕ 

Полемико-догматические сочинения Тертуллиана имеют своим предметом,
главным образом, 

теоретическую часть христианской догматики, теологическую в собственном
смысле этого слова. В 

области этих вопросов Тертуллиан воспроизводит воззрения и идеи
восточных, греческих церковных 

писателей, только нагляднее и рельефнее, и в более простом и популярном
виде. В богословской 

науке давно уже признан тот несомненный факт, что западные церковные
писатели сильны не 

столько в области теоретической теологии, сколько в антропологической и
чисто практической части 

христианской догматики, словом, там, где дело касается человека и его
отношения к Богу, вопросов 

опыта и жизни. 

Христианская теология, или учение о Боге, главным образом, раскрыта на
Востоке: христианская 

антропология, или учение о человеке, главным образом, раскрыта на
Западе. Вероучительная система 

Тертуллиана вполне оправдывает этот взгляд. В области христианской
антропологии Тертуллиан 

чувствует себя более свободно и стоит на более твердой почве; мысль его
отличается большей 

самостоятельностью и оригинальностью; характер его, как писателя и
церковного учителя, и образ 

его взглядов представляются здесь более ясно и отчетливо, чем в области
отвлеченных теологических 

вопросов. 

Учение о человеке Тертуллиан раскрывает в двух сочинениях: 

1. «О душе человеческой» (58 гл., 209–й — 213–й гг.) (см. К. Мазурин.
Тертуллиан и его 

творения. М., 1892, с. 252-263) и 

2. «О воскресении плоти» (63 гл., 209–й —213–й гг.). 

В первом из этих сочинений — «первой христианской монографии по
психологии» (Попов) — он 

излагает учение о природе души и ее отношении к телу, о внутренней,
психической деятельности 

человека, о происхождении души, о свободной воле, первородном грехе и
опровергает 

противоположные взгляды философов и гностиков. 

Душа, по Тертуллиану, есть субстанция простая, не подлежащая, подобно
материальным 

субстанциям, ни делению, ни разрушению и потому обладающая бессмертием,
так как умереть может 

только то, что делится и разрушается. «Она не состоит из двух частей,
как учил Платон, ни из трех, 

как предполагал Зенон, ни из восьми, как думал Хризипп, она есть единая
и нераздельная субстанция. 

Там, где все эти философы видели различные части души, нужно видеть
только различные свойства, 

деятельности и проявления одной и той же души» (гл. X, XII, XIV). 

Во втором сочинении Тертуллиан раскрывает учение о последних судьбах
человека, о 

воскресении его тела и о будущей жизни в противоположении гностикам. 

Сначала Тертуллиан, вопреки философам, порицавшим плоть за ее
материальность, уязвимость, 

конечность и т.п., говорит о достоинстве плоти, взятой самой по себе, до
соединения ее с душой. 

Главным аргументом в этой защите является уверенность в божественном
происхождении плоти. Но 

с того момента, как в персть вдыхается дыхание божественной жизни,
достоинство плоти еще более 

увеличивается. От соединения с богоподобной душой она очищается и
освящается. 

После соединения с душой плоть начинает участвовать во всех действиях
души; она соединяется 

с ней так тесно, что можно усомниться: плоть носит душу или душа носит
плоть, плоть ли вселяется в 

душу или душа в плоть. Тело одухотворяется душой, а душа имеет в теле
весь вспомогательный 

аппарат чувств (зрение, слух…). Хотя тело и считается слугой души, оно
является сообщником и 

соучастником ее во всем. Более того, плоть является «основанием
спасения» человека. «Плоть 

омывается водами крещения, дабы душа очистилась. Плоть помазывается,
дабы душа освятилась. 

Плоть осеняется крестным знамением, дабы душа восприяла силы. Плоть
удостаивается возложения 

рук, дабы Дух просветил душу. Плоть питается Телом и Кровью Христовой,
дабы душа насытилась 

сущностью своего Бога» (гл. 8). Тертуллиан хочет доказать, что, так как
вся душевная деятельность 

человека здесь, на земле, совершается в связи с плотью и под ее
влиянием, то закон справедливости 

требует, чтобы и в будущей жизни была ответственна не одна только душа,
но и тело, чтобы и оно 

участвовало или в вечном блаженстве, или в вечных мучениях души. 

Свой общий вывод из всего сказанного Тертуллиан выражает следующим
образом: «Эта плоть, 

которую Бог создал по образу Своему, которую оживотворил дыханием жизни
по подобию Своего 

существа, которую поселил во вселенной, чтобы она имела в ней жилище,
наслаждалась и обладала 

всеми тварями; эта плоть, которую облек Он в Свои таинства и удостоил
заповедей Своих, которой 

Он любит чистоту, одобряет терпение, вознаграждает страдание; неужели
эта самая плоть не 

воскреснет, принадлежа толикократно Богу? Нет, нет! Да не будет! Прочь
от нас мысль, будто Бог 

предает совершенному разрушению творение рук Своих, предмет Своего
попечения, оболочку 

дыхания Своего, царицу творения Своего, наследницу Своих щедрот, жрицу
религии Своей, воина 

Своей веры, сестру Христову» (9). 

В доказательство и объяснение будущего воскресения человеческой плоти
Тертуллиан указывает 

на постоянное периодическое возобновление в природе — на постоянный
переход от разрушения к 

восстановлению. Это место самое лучшее во всей его книге (12). 

Нами рассмотрены антропологические сочинения Тертуллиана, но
христианский мир знает его 

более как нравоучительного писателя. 

К сочинениям этого рода относятся: 

1. аскетические и 2. дисциплинарные. 

I. К первым сочинениям относятся: 

Домонтанистический период. 1) 

«Послание к мученикам» (6 

гл. — 197 г). Написано 

Тертуллианом по следующему поводу. Еще за несколько лет до издания
эдикта императором 

Септимием Севером (196–211 гг.), которым воспрещалось открытое
исповедание христианской 

религии, проконсул Африки Вигелий Сатурнин начал жестокое преследование
христиан в своей 

провинции. Вследствие этого африканская Церковь подверглась большим
опасностям. Многие были 

брошены в темницы, где ожидали исполнения произнесенного смертного
приговора. В этот-то 

момент Тертуллиан обратился к христианам со словом для укрепления их
мужества. Он считает 

недопустимым всякое уклонение от мученичества. 

Мученики должны смотреть на свои теперешние мучения как на приготовление
к окончательной 

борьбе. 

2) «О зрелищах» (30 гл. — 198 г.). В трактате обсуждается вопрос о
недозволенности для 

христиан посещать языческие зрелища, стоящие в связи с идолослужением и
возбуждающие грубые 

страсти. 

Поводом к написанию явились знаменитые игры, которые давались по всей
империи в 198 г. по 

случаю побед, одержанных Септимием Севером над противником. Тертуллиан
указывает, что 

христианин имеет другие радости и зрелища. 

3) «О женских украшениях» (13 л. — 203 г.). Тертуллиан стремится
охранить христианок своей 

эпохи от наклонностей к роскоши, желаний выделиться и нравиться, между
тем, как по его мнению, 

единственной охраной достоинства жены и матери является простота и
скромность вкусов. (См. и 

трактат «Об одеянии женщин». Пер. Карнеева, 4.2, с. 162–171). 

4) «О терпении» (16 глав). Автор, сознаваясь, что сам лишен этой
добродетели, с особенной 

теплотой рекомендует ее себе и другим. 

Этот трактат впоследствии послужил образцом подобному же труду,
вышедшему из-под пера 

знаменитого отца Церкви св. Киприана. 

Монтанистический период. 5) «О покрывале девственниц» (17 гл. — 207–й
г.). (См. К. Мазурин, 

цит. соч., с. 294–300). 

Уже во времена апостольские возник вопрос: быть ли женщинам в собрании
верующих с 

покрытой головой? Ап. Павел решил этот вопрос для Коринфской Церкви в
положительном смысле. 

Но возникли несогласия — применять ли правило Апостола к одним замужним
женщинам или также 

и к девушкам. Восточные Церкви держались строгого правила, подчиняя ему
и девушек. Западные же 

Церкви, и, в частности, Карфагенская, держались более снисходительной
практики. Эта разница 

взглядов и подала повод к написанию трактата, в котором защищается
восточный обычай. 

6) «Скорпиак, или противоядие от угрызения скорпионов» (имеются в виду
гонители, еретики) 

(15 гл. — 209–й г.). Трактат посвящен похвале мученичества. С древнейших
времен, по мысли 

Тертуллиана, правда подвергается преследованию и насилию. Но лучшие сыны
человечества никогда 

не отказывались от нее и почитали за честь умереть за свои идеалы. «Я, —
заявляет он, — утверждаю, 

что мученичество есть благо пред Богом, воспрещающим и наказывающим
идолопоклонство» (гл. 5). 

7) «О целомудрии» (12 гл. — 207–й г.) — написано в виде увещания
овдовевшему собрату, 

которого автор старается отклонить от второго брака. 

II. Ко вторым: 

Домонтанистический период. 1) «О Крещении» (20 гл. — ок. 190 г.) —
трактат, обращенный к 

оглашенным. Он вызван тем обстоятельством, что в африканской Церкви
стали распространяться 

еретические мнения относительно Крещения, отрицавшие его необходимость. 

В трактате Тертуллиан, по словам архиеп. Филарета, «с полной точностью
определяет понятие о 

Крещении, о видимой и невидимой стороне сего таинства, описывает и самый
чин Крещения, и, 

таким образом, это важно как для догматики, так и для учения об обрядах
Церкви» (Историч. уч., т. I, 

с. 165). 

2) «О Покаянии» (12 гл. — 190–й г.) — раскрывает понятие о Покаянии, об
условиях его 

действительности и живо рисует картину, как совершалось Покаяние в
древней Церкви. 

3) «О молитве Господней» (23 гл. — 190–й г.) — комментарий к молитве
Господней и 

наставления о молитве вообще. Тертуллиан стремился убедить верующих в
необходимости молитвы, 

как существенном явлении в христианской жизни; порицает пустые и
суеверные церемонии, 

заимствованные отчасти у евреев. 

4) «Послание к жене» — в двух книгах или частях — (I, 9 гл., — 203–й
г.). «Сочинение весьма 

замечательное как по благочестивому духу, так и по описанию весьма
многих богослужебных 

действий времени Тертуллиана» (архиеп. Филарет, т. I, с. 168). 

В нем Тертуллиан смотрит на брак, как на божественное установление,
защищает целость и 

неразрывность брачного союза, но выше ставит девство. 

Монтанистический период 

5) «О посте» (17 гл. — после 217–го — 218–го г.). (См. К. Мазурин, цит.
соч., с. 329–332). В 

отличие от кафоликов Тертуллиан требует более продолжительных и строгих
постов. Это выражается 

в трех пунктах: 

а) Он настаивает, чтобы пост в среду и пятницу был обязателен и
продолжался до вечера. 

б) Вводит новый двухдневный пост (искл. субботу и воскресение). 

в) Защищает сухоядение — воздержание от мяса, вина, варева, сочных
плодов. 

6) «О стыдливости» (рассматривается в отделе таинств). (22 гл. — 222–й
—223–й г.). (См. 

К. Мазурин, цит. соч., с. 315–322). 

Таким образом, в сочинениях Тертуллиана, имеющих характер нравственных
призывов и 

увещаний, проявляется крайность взглядов, резкость. 

Особенно строгими становятся его требования в сочинениях, написанных
после уклонения в 

монтанизм. 

«Но, — закончим словами о. Петра Гнедича, — основное положение
Тертуллиана было вполне 

верным. Религия должна быть правилом жизни, а не только философской
системой». 

БОГОСЛОВИЕ ТЕРТУЛЛИАНА 

Труды Тертуллиана своим происхождением обязаны практическим поводам.
Возникновение 

гонений, ересей, споров дисциплинарного характера заставляли его браться
за перо. Тем не менее 

Тертуллиан впервые выразил принципы западного богословия, богословские
формулы, сохранившие 

свое значение. 

Характер догматического учения Тертуллиана определяется отчасти его
полемическими целями, 

отчасти же влиянием стоической философии. Последняя сообщила ему
материалистический и 

сенсуалистический оттенок. Стоики признавали материальными не только все
сущности, но и все 

качества. Отсюда в их философии был подробно разработан вопрос о
способах соединения различных 

видов материи. Выработанные ими понятия нашли себе применение в учении
Тертуллиана о Боге и 

душе. 

Источники вероучения. Тертуллиан в полемике с гностиками с
незначительными изменениями 

воспроизводит критические принципы св. Иринея. Их изложению посвящено
сочинение «Дэ 

прэскрипционибус адвэрсус гэрэтикос» — De praescriptionibus adversus
haereticos — «О давности 

против еретиков» — «Прещения против еретиков» (44 главы). Архиеп.
Филарет полагает, что это 

сочинение «составляет превосходное опровержение всех еретических и
раскольнических толков, не 

исключая протестантов и неологов» (т. I, с. 164). Слово «прэскрипцио» на
языке римских юристов 

означало такой довод против истца, который, будучи принят судьей, тотчас
прекращал процесс и 

делал излишним обсуждение спорного вопроса по существу. Такой
прескрипцией против всех вообще 

ересей служит их противоречие апостольскому преданию, сохраняемому
Церковью. Раз доказано, что 

известное учение не согласно с преданием, этого достаточно, чтобы
отвергнуть его, не входя в разбор 

частностей. 

Истина сохраняется только в Церкви. Христос получил ее от Бога и вверил
апостолам, а апостолы 

передали ее основанным Церквам. Поэтому Церковь обладает апостольским
преданием. 

В доказательство этого Тертуллиан приводит два соображения; 

а) Ручательством апостольского характера Церкви служит, во-первых,
история возникновения 

Церквей и преемство их епископов. Христос послал на проповедь апостолов.
Апостолы «по всем 

городам» основали Церкви, от которых семена истины получили вновь
возникшие Церкви. Эти 

последние тоже апостольские Церкви, потому что произошли от апостольских
Церквей. 

Апостольское предание сохраняется в Церквах, основанных учениками
Господа, через 

преемственный ряд епископов. Церковь имеет епископские списки и при
помощи их может доказать, 

что первый епископ каждой апостольской Церкви поставлен или апостолами,
или мужами 

апостольскими. Так св. Поликарп Смирнский поставлен ап. Иоанном, св.
Климент Римский — 

ап. Петром. Исторический факт преемства епископов служит ручательством
неповрежденного 

сохранения апостольского предания. 

Так как истинное учение Христа сохраняется в апостольских Церквах, то в
случае возникновения 

сомнений к ним нужно обращаться за указаниями. 

б) Вторым доказательством неповрежденности апостольского предания,
сохраняемого Церквами, 

служит его единство. Все апостольские Церкви согласны между собой в
основных пунктах 

вероучения. Это может быть объяснено только единством полученного ими
предания. Заблуждение 

не могло возникнуть везде в одних и тех же формах. 

Содержание апостольского предания, сохраняемого Церквами, дано в
Священном Писании и в 

«Правиле веры». 

Произволу гностиков противопоставляется канон апостольских писаний. 

Но Церковь является хранительницей не только истинного Писания, но и его
правильного 

толкования. Церковь получила от апостолов неизмененное и не подлежащее
улучшению «Правило 

веры», ее краткое изложение в виде Символа. С точки зрения этого
«Правила веры» и нужно 

истолковывать Писание. «Правило веры» приводится Тертуллианом в трех
видах и представляет 

собой апостольский символ, истолкованный в противоеретическом духе. Суть
его сводится к 

следующему: есть один Бог. Он Творец мира, все произвел из ничего Своим
Словом, являвшимся 

различно патриархам и пророкам, и, наконец, по воле и силе Отца сошедшим
в Деву Марию, 

принявшим плоть и родившимся Иисусом Христом. Христос учил народ новому
закону, совершал 

чудеса, был распят, воскрес, вознесся на небо и пребывает одесную Отца;
вместо Себя послал Духа 

Святого для наставления верующих, Сам придет в будущем со славой для
дарования праведникам 

жизни вечной и для наказания грешников, воскресит всех, возвратив им их
тела (Прещ. пр. ер. 13). 

Только сохраняя апостольское предание, непрерывное от самого основания
Церкви, можно 

богословствовать православно. 

Пусть еретики покажут, через кого они получили христианство. Тертуллиан
даже отрицал право 

еретиков ссылаться на Священное Писание. 

Учение о Боге. Тертуллиан следовал апологетам: человек может познать
Бога, рассматривая 

свою душу, так как «душа по природе христианка», ей присуща некоторая
идея о Боге. Но познание в 

совершенстве Бога для человеческих сил недостижимо (Пр. Марк. II,2). 

Тертуллиан разделял учение стоиков о Боге, как некотором «Теле»,
наполняющем все 

пространство. По-видимому, это представляет собой неудачную попытку
выразить учение о 

вездесущии Божием. 

Тертуллиан особенно подчеркивает истину единства Божества. Бог есть Бог
любви и правосудия. 

Вопреки Маркиону, он показывает, что правосудие и любовь не только
совместимы, но и необходимо 

должны быть присущи одному и тому же Богу. Иначе исказится истинное
понятие о Боге, данное в 

Откровении и врожденное самой природе человека. «Если благость
неразлучна с правдой, то мечта о 

Боге, единственно благом, равно как и о Боге, единственно правосудном,
уничтожается сама собой. 

Благость и правосудие Бога одинаково сияют во всех Его творениях» (Пр.
Марк. II, 12). 

Учение о Святой Троице изложено Тертуллианом в сочинении «Против
Праксея» (31 гл. — 

209 г.). Тертуллиан резко возражает против попыток отдельных еретиков
(напр., Праксея) исказить 

православное учение приписыванием одному Богу явления в разных «модусах»
Отца, Сына или 

Святого Духа. Бог един и одновременно троичен. «Три суть не в существе,
но в степени; не в 

сущности, но в образе; не в могуществе, но в роде (виде — К.С.): все три
имеют одну сущность, одно 

могущество, потому что существует один Бог, и от одного Его исходят эти
степени, эти образы, эти 

роды, под именем Отца, Сына и Святого Духа» (Пр.Пр. 2). Однако,
раскрывая учение о Святой 

Троице, Тертуллиан воспроизводит субординационное учение апологетов и
делает шаг назад 

сравнительно со св. Иринеем, учение которого о строгом единстве Лиц
Святой Троицы было 

обусловлено тем, что он боролся только с гностическим разделением
Божественного Существа, но не 

с монархианским слиянием Лиц. 

Тертуллиан учит, что один только Бог Отец есть нерожденный и самобытный.
Сын происходит от 

Отца. Прежде сотворения мира Бог был один. Но в Его внутренней жизни
существовала некоторая 

множественность. Именно, Он имел в Себе Самом Разум и внутреннее Слово.
Для творческой 

деятельности Бог произнес первое творческое веление: «Да будет свет». С
этого момента Сын 

становится, несомненно, отдельной самостоятельной Личностью. Таким
образом, «как внутреннее 

Слово Сын Божий вечно существовал в Боге, как Слово произнесенное
рождается пред самым 

созданием мира» (Попов). 

Рождение Сына Божия обусловлено целями Откровения. Слово Божие рождается
пред самым 

созданием мира, чтобы быть Творцом и Промыслителем. Необходимость его
посредствующей 

деятельности вытекает из возвышенности природы Бога Отца. «Отец невидим
по причине полноты 

величия, Сын видим по причине низшей степени Своего производного
Существа». Глаз не может 

смотреть на всю массу Солнца, но луч — часть Солнца — доступен зрению.
Человек не может видеть 

Бога Отца и не умереть, но ветхозаветные праведники видели Логоса и не
умирали». Здесь мы видим 

признаки субординационизма. Но, с другой стороны, Сын Божий есть
«всемогущий Бог» (Пр. Пр. 17). 

«Дух Святой происходит от Отца чрез Сына» (Пр. Пр. 4,8). О Нем ясно
говорится как о Третьем 

Лице. Но как Сын до создания мира существовал в Боге, как Его
неотделимое свойство, так Дух, 

изойдя от Отца, вместе с Сыном и в Сыне в момент создания света,
оставался неотделимым 

свойством Последнего до момента ниспослания в Пятидесятницу на
апостолов, и лишь с этого 

момента Он становится отдельной, самостоятельной Ипостасью. 

Хотя во взглядах Тертуллиана есть признаки субординационизма, но ясно
выражается и идея 

Единства Лиц Святой Троицы: «В Троице нужно различать одну субстанцию и
число трех Лиц. 

Различие не есть различие субстанций, но Лиц в этой субстанции». «Бог
един, и Отец — Бог, и 

Сын — Бог, и Святой Дух — Бог». «С такими положениями, — говорит
Болотов, — можно было 

твердо стоять против Ария» (Лекции, т. II, с. 321). 

«Когда я говорю, что Отец истинный, нежели Сын и Дух Святой, то говорю
это по 

необходимости, чтобы дать ответ противникам моим, которые, защищая
исключительное 

единодержание, смешивают в одно лицо и Отца, и Сына, и Святого Духа»
(Пр. Пр. 9). 

Божественная субстанция, начинаясь в Отце, продолжается в Сыне и
оканчивается в Духе 

Святом. Аналогиями, которыми Тертуллиан пользуется для пояснения своей
мысли, служат: корень, 

ствол и плоды; источник, ручей, река; солнце, луч, свет. 

Учение о творении изложено в сочинении «Против Гермогена» (45 глав),
допускавшего 

существование вечной материи, приобретающей отдельные качества под
воздействием силы Божией, 

преобразующей бескачественную материю. Зло и несовершенство мира
объяснялись сопротивлением, 

оказываемым материей творческому воздействию. 

Тертуллиан, признавая абсолютность Бога, отрицал совечность Ему материи
и излагал 

библейское учение о творении «из ничего». 

Учение о человеке. Человек — самое лучшее и совершеннейшее творение
Божие. Он — владыка 

и венец видимого мира. Вселенная не была бы внешним обнаружением
совершенств Божиих, вполне 

достойных Бога, если бы не было в ней человека. Только в одном человеке
из всех Своих видимых 

творений Бог находит Свой образ и подобие. Только один человек, как
единственное разумное 

существо во всем видимом мире, может познавать своего Творца,
приближаться к Нему и 

соединяться с Ним. Тертуллиан ставит человека даже выше ангелов и по
происхождению, и по 

положению в мире. Ангелы, по его мысли, сотворены, как и все прочее,
силой и всемогуществом 

творчества Божия, а человек произошел непоcредственно из Божественного
дыхания. Не ангелам, а 

человеку Бог подчинил Вселенную и дал владычество над всем видимым
миром. Хотя и у ангелов 

есть свободная воля, но воля человека сильнее воли ангелов, потому что
человек может побеждать 

диавола, этого падшего ангела. Существо человека состоит из двух частей
— из души и тела. Обе эти 

части, по учению Тертуллиана, так тесно связаны между собой, что ни одна
из них в отдельности не 

может составить целого человека. 

В учении о человеке Тертуллиан, главным образом, обращает внимание на
душу, эту высшую и 

главную сторону человеческого существа, посвящая этому целый специальный
трактат «О душе». 

Так как в мире нет ничего нематериального, то и душа по своей природе
есть тело, очень тонкое, 

но имеющее внешний образ и форму, подобные физическому телу. «Дыхание
жизни, вдунутое Богом 

в лице первозданного, проникло во внутренности тела, заполнило все
пустоты, сгустилось и 

заключилось в телесные границы, как в литейную форму». Но, будучи
материальной, душа все же 

остается простой и неделимой. Она не состоит из двух субстанций — души и
духа. Субстанция души 

не состоит из отдельных частей, она разлита во всем теле, но
обнаруживается различно, 

соответственно органам тела, подобно тому, как воздух, выходя через
разные отверстия флейты, 

издает различные звуки. 

Тертуллиан полемизирует с Платоном, не признавая учения о переселении
душ. Все души 

произошли от души Адама. Души детей происходят от душ родителей тем же
путем, каким рождается 

и тело. Рождаясь вместе с телом, душа и возрастает вместе с ним, однако,
субстанция ее остается 

неизменной, а лишь постепенно раскрывает свои свойства. Вследствие
своего происхождения от 

Адама чрез посредство родителей душа наследует извращенность природы
прародителей. 

Человек обладает свободой, чем и объясняется возможность его падения. Но
не вся природа 

подверглась извращению после падения, потому возможно возрождение после
искупления. 

Христология. Искупление совершилось чрез воплощение Сына Божия.
Тертуллиан резко 

возражает против всякого рода докетизма. Говорит о девственном рождении
Сына Божия, ставшего 

человеком от Пресвятой Девы Марии; говорит об истинном Его человечестве,
употребляя вполне 

православные термины. Отрицающие действительность воплощения, по его
мнению, не понимают 

истории человечества. Воплощение составляет средоточие этой истории,
дает ей высший смысл и 

единство. Ветхий Завет есть время постепенного схождения Бога к
человеку. Все ветхозаветные 

богоявления есть явления не Отца, но Сына Божия, приближавшегося к
человеку. 

О способе соединения в Иисусе Христе двух природ Тертуллиан учит: «Тот,
кто в Деве 

воплотился, есть точно Бог… Надобно несомненно верить, что Бог, будучи
по качеству Своему вечен, 

всегда пребывает неизменен и не терпит никакого превращения… Если же
Слово не допускает 

превращения, то из сего следует, что чрез воплощение Его надлежит
разуметь плоть, которую Оно 

приняло и явило, и которая была видима и осязаема, будучи подвержена и
всем другим чувствам… 

Слово именуется ясно Человеко-Богом или Богочеловеком, то есть и Сыном
человеческим и Сыном 

Божиим, потому что Оно есть вместе и Бог, и человек, отличаясь, без
всякого сомнения, в качестве 

той или другой сущности; ибо Слово есть не иное что, как Бог, а плоть не
иное что, как человек. Мы 

тут видим двойственное естество, соединенное без смешения в одном лице,
видим Самого Бога и 

вочеловечившегося Иисуса Христа» (Пр. Пр. 27). 

Учение о таинствах. Очищающее действие Крещения зависит от нисхождения
на воду Святого 

Духа, проникающего в воду и дающего ей силу омывать грех. 

Не следует удивляться, что вода имеет столь великое значение в таинстве
Крещения; это отчасти 

объясняется ее свойством («О Крещении», гл. 2). Вода с самого начала
творения есть элемент, 

наиболее необходимый и жизненный (гл. 3). Вода уже во время творческого
акта была освящена 

Богом (гл. 4). 

Крещение совершается епископами и пресвитером, но в случае нужды его
может совершить и 

мирянин (гл. 17). 

Крещение едино, но в этом случае разумеется лишь истинное крещение,
совершаемое в Церкви. 

Крещение еретиков ничтожно, поэтому обращающихся к Церкви необходимо
перекрещивать (15 гл.). 

О действии таинства Тертуллиан пишет: «Хотя крещение бывает внешнее,
потому что одно 

только тело погружается в воду, но действие его совершенно духовное,
потому что очищает нас от 

греха» (гл. 6). «Во время крещения отпускается всякая вина и отлагается
всякая казнь. Таким-то 

образом человек вводится, так сказать, в приязнь с Богом, и становится
подобным первому человеку, 

сотворенному по образу Божию» (гл. 5). 

Ввиду ответственности, налагаемой на человека Крещением, Тертуллиан не
одобряет крещения 

детей и советует отлагать его до зрелого возраста (гл. 18–19). 

После таинства Крещения совершается Миропомазание, о котором Тертуллиан
говорит так: 

«После сего возлагают на нас руки, призывая и привлекая к нам Духа
Святого молитвой, 

сопровождающей сей священный чин. В Ветхом Завете преподано нам на сей
счет точное 

прообразование… Как скоро… наше тело омоется от прежних грехов
спасительными водами 

Крещения, то Святой Дух, сей небесный голубь, снисходит на нас, возвещая
нам мир Божий. Он 

сходит с неба, как некогда голубь исходил из ковчега, знаменующего образ
Церкви» («О Крещении», 

гл. 7). 

Покаяние. Домонтанистический взгляд Тертуллиана на Покаяние получил свое
выражение в 

сочинении «О Покаянии». Грехи омываются, прежде всего, Крещением.
Совершившие грех после 

него могут войти в Церковь чрез Покаяние. 

Покаяние состоит во внутреннем раскаянии и во внешнем обнаружении
покаянных чувств — в 

публичном исповедании греха и аскетических лишениях, как наказании,
добровольно принимаемом 

на себя и умилостивляющем гнев Божий. 

В монтанистическом сочинении «О стыдливости» иное представление о
Покаянии. Тертуллиан 

разделяет здесь все грехи на две категории. Легкие прегрешения
повседневной жизни очищаются 

покаянием. От них разрешает епископ. Грехи, совершенные против Бога, —
идолослужение, 

убийство — не могут быть прощены на земле. 

Брак. В сочинении «К жене», написанном Тертуллианом в домонтанистический
период, 

дозволительность второго брака в случае смерти одного из супругов
признается, хотя и 

рекомендуется вдовство. В монтанистическом сочинении «О целомудрии»
Тертуллиан отрицает 

второй брак. 

Священство и Евхаристия. Тертуллиан часто называет епископа и
пресвитеров священниками, 

часто говорит о жертвах и приношениях. Однако этой терминологии не
соответствует учение. 

Понятие об епископе как священнике не раскрыто. Наименование жертвы он
усваивал не только 

Евхаристии, но также молитвам, милостыням и др. подвигам,
предпринимаемым для 

«умилостивления» Бога за грех человеческий. Евхаристию не ставит в
отношение к жертве 

Голгофской («О молитве». 21–22). 

Эсхатология. Ясно выражены признаки хилиазма. Чтобы вознаградить
праведных в тех же 

условиях, в которых они терпели преследования, Христос будет царствовать
с ними на земле в 

течение тысячи лет. Небесный Иерусалим, который теперь находится на
небе, спустится тогда на 

землю. Для участия в земном царстве Христа воскреснут праведные, но не
все в одно время. 

«Отдельные ошибочные мнения Тертуллиана отцы не считали крупными
погрешностями в 

вере, — пишет проф. прот. П. Гнедич, — и его сочинения оказали
значительное влияние на развитие 

последующего богословия, особенно на отцов Западной Церкви». 

СВ. КИПРИАН, ЕПИСКОП КАРФАГЕНСКИЙ 

Св. Киприан — замечательнейший отец Западной Церкви. Ему, как и
Тертуллиану, принадлежит 

ряд широко известных выражений: 

«Церковь одна и едина» — «Уна эт соля» — Una et sola. 

«Вне Церкви нет спасения» — «Экстра экклезиам нулля салюс» — Extra
ecclesiam nulla salus. 

«Кому Церковь не мать, тому и Бог не Отец». 

«Епископ в Церкви и Церковь в епископе». 

«Кто не с епископом, тот вне Церкви». 

Тасций Цецилий Киприан родился в начале III–го ст. в богатой языческой
семье, почему смог 

получить хорошее образование. В христианство он был обращен в зрелом
возрасте (245–й или 246–

й г.) пресвитером Цецилием. 

После обращения Киприан резко изменил жизнь, скоро был избран
пресвитером, а затем и 

епископом Карфагенским ок. 248–249 гг. Избран он был епископом по
единодушному требованию 

всей Карфагенской Церкви, хотя и имел себе конкурента — старшего
пресвитера Новата. Это 

обстоятельство послужило поводом личной неприязни Новата и привело его
потом к выступлению 

против св. Киприана. 

Св. Киприан управлял Церковью в тяжелый период. В 249–м г. разразилось
гонение Декия. 

Св. Киприан по настоянию верующих оставил Карфаген и из безопасного
места продолжал 

руководить Церковью. 

В гонение Декия было очень много падших. Вопрос об условиях принятия их
в общение вызвал 

схизму Новата и Фелициссима, находивших требования св. Киприана слишком
строгими и 

принимавших падших в общение без предварительного покаяния. В это время
в Риме возник раскол 

Новациана, который, наоборот, находил практику еп. Корнилия слишком
снисходительной и был 

против дарования мира падшим даже после их покаянного искуса. Весною
251–го г. св. Киприан 

возвратился в Карфаген и восстановил единство в своей пастве. 

Во время чумы св. Киприан дал указание христианам ухаживать за больными
не только 

христианами, но и язычниками, которые обычно, боясь заразы, оставляли
своих больных без помощи. 

Это значительно способствовало поднятию авторитета христиан в Карфагене.


В последние годы жизни св. Киприана между Карфагенской и Римской
Церквами возник спор о 

действительности крещения еретиков. Св. Киприан занял крайнюю позицию.
Но к расколу это не 

привело, и вопрос впоследствии был решен в соответствии с мнением папы
Стефана. 

В 257–м г. св. Киприан был сослан, а через год вызван в Карфаген для
нового суда. Сохранился 

очень краткий и выразительный рассказ об этом последнем допросе: 

— Ты Тасций Киприан? — спросил проконсул. 

— Я. 

— Ты пас нечестивых? 

— Я. 

— Императоры приказали тебе принести жертву. 

— Не сделаю. 

— Подумай о себе. 

— Делай, что тебе приказано. 

После этого проконсул прочитал приговор. «Я благодарю Бога», — ответил
св. Киприан. 

Св. Киприан был усечен мечом в 258–м г. (память на Востоке 31 авг. (13
сент.). 

СОЧИНЕНИЯ 

Как писатель св. Киприан является непосредственным преемником
Тертуллиана. Сочинения и 

образ мыслей последнего оказали на св. Киприана большое влияние. В его
жизнеописании 

рассказывается, что он настолько уважал и ценил сочинения Тертуллиана,
что называл его учителем; 

«Да магиструм» — Da magistrum (дай учителя), — говорил он своему
секретарю, когда хотел читать 

его книги. 

Как Ориген был гений теоретического христианства, развившегося на
Востоке, христианства в 

его миросозерцании, так св. Киприан был гений практического
христианства, развившегося на 

Западе, христианства в его церковной организации, дисциплине. 

Все его сочинения, в том числе имеющие важное значение письма, написаны
по конкретным 

поводам и представляют собой ценный источник не только для его
биографии, но и для истории 

Карфагенской Церкви. 

Делятся сочинения на две группы: письма и трактаты (ч. I и II. Киев,
1891). 

А. ПИСЬМА 

С именем св. Киприана, по изданию Киевской духовной академии, известно
66 

писем, 

принадлежащих св. Киприану (в др. изданиях имеются еще 16, адресованных
ему). Составление 

писем падает на время епископского служения св. Киприана (248–258 гг.).
Большинство писем имеет 

отношение к тогдашним злобам дня. Содержание их не фамильярное и
интимное, а общецерковное — 

учительное, догматическое, нравственное и, главным образом,
церковно-дисциплинарное. Они 

всецело относятся к Догматике и Канонике; в них св. Киприан, главным
образом, развивает свою 

теорию церковной организации и дисциплины, решает вопросы о принятии в
Церковь падших 

(№№ 9, 10, 17, 49), о перекрещивании еретиков (№№ 57, 58, 60–62), о
взаимном отношении 

епископов, клира и народа и т. д. 

Более важное значение имеет послание к Донату о благодати Божией, в
котором св. Киприан 

подробно и живо изображает тот душевный процесс, который привел его к
обращению в 

христианство, и самый акт благодатного возрождения, совершавшийся в его
душе во время 

нахождения в числе оглашенных, когда он жил во время нахождения в числе
оглашенных, когда он 

жил вместе с Цецилием, в его доме, занимаясь изучением Свящ. Писания,
равно как во время и после 

Крещения. В нем св. Киприан яркими красками рисует и нравственное
растление мира языческого. 

Письмо это является как бы последней данью св. Киприана своему прошлому
в том отношении, что 

носит на себе заметные следы подражания одам Горация и заимствование из
них. 

Замечательно и «Письмо к клиру о молитвах к Богу» (№ 25). 

Б. ТРАКТАТЫ 

Всего 12, а если считать «О зрелищах» и «Похвалу мученичеству»,
принадлежность которых 

св. Киприану сомнительна, то 14. 

1. «Книга о суете идолов» — апологетическое сочинение, написанное в
248–м г., представляет 

собой компиляцию из «Октавия» Минуция Феликса и «Апологетика»
Тертуллиана. 

2. «Три книги свидетельства против иудеев» к Квирину —
апологетико-полемического характера. 

Сочинение составлено тоже ок. 248–го г. Весь трактат состоит из тезисов,
обильно подтверждаемых 

выписками из Свящ. Писания. Первая книга посвящена доказательству той
мысли, что Ветхий Завет 

имел временное значение. Во второй доказывается, что Иисус из Назарета
есть истинный Мессия. А в 

третьей обосновываются ссылками на Свящ. Писание различные нравственные
правила. 

3. «Книга об одежде девственниц» — (напис. в 248 или 249 гг.) —
указывается образ жизни и 

поведения для девственниц соответственно данному ими обету. Св. Киприан
полагает, что 

непорочность и целомудрие должны проявляться во всем, — и одежда не
должна затемнять 

добродетель души. Неприлично деве украшать лицо косметикой и изысканными
прическами, 

постоянно заботиться о своей красоте, ибо это противоречит избранному ею
пути. Если же она 

желает гордиться своей плотью, то это прилично тогда, когда плоть терпит
муки от христианских 

гонителей, когда женщина «мучима бывает за исповедание имени Христова,
когда жена является 

мужественнее мужей, истязающих ее» (ч. I, с. 132). Св. Киприан
настоятельно советует «не одним 

только девам или вдовицам, но и замужним и всем вообще женам» не
искажать божественное 

творение добавлением всех искусственных ухищрений. Бог сказал: «Сотворим
человека по образу 

Нашему и по подобию» (Быт. I, 26)… Те, кои стараются преобразовать и
переделать то, что образовал 

Сам Бог, поднимают руки на Бога» (II 138). 

4. «О падших» (251 г.) — излагаются условия принятия в общение падших. 

5. В том же 251–м г. по поводу упомянутых расколов в Карфагене и Риме
св. Киприан составил 

свое известное сочинение «О единстве Церкви», в котором нашло свое
лучшее выражение его учение 

о Церкви. 

6. «О молитве Господней» (нач. 252–го г.) — одно из лучших произведений
в святоотеческой 

литературе, посвященной этому предмету, хотя и не настолько обширное и
многоученое, как 

подобные произведения Тертуллиана и Оригена. 

7. «К Деметриану» — направлено против суеверия язычников, объяснявших
все общественные 

бедствия гневом богов за веротерпимость по отношению к христианам. «Не
христиане, а сами 

язычники виновны в этих бедствиях», — отвечает св. Киприан. 

8. По очищении верующих от обвинения, которое пало на их обвинителей,
надлежало еще 

предостеречь их от безутешной скорби и отчаяния по поводу появления
чумы. С этой целью (252 г.) 

он написал к народу карфагенскому трактат «О смертности». В нем св.
Киприан призывает свою 

паству к мужественной кончине, которая не должна страшить христиан,
имеющих царствовать со 

Христом. 

9. В сочинении «О благотворении и милостынях» св. Киприан призывает
верующих к 

благотворительности и излагает учение об искупительном значении
милостыни. Более обстоятельно 

этот вопрос раскрыт только у св. Василия Великого и св. Иоанна
Златоуста. 

10. «О благе терпения» — трактат, замечательный по остроумному
вступлению, показывает, 

главным образом, различие между терпением стоическим и христианским. 

11. «О ревности и зависти» составлен во время спора о крещении еретиков
и имеет своей целью 

успокоить разбушевавшиеся страсти. 

12. «Письмо к Фортунату об увещании к мученичеству» было написано пред
началом гонения 

Галла в 252–м г. В нем св. Киприан дает Фортунату конспект, пользуясь
которым, он мог бы сам в 

условиях своей обстановки проповедовать необходимость стойкого
перенесения страданий за Христа. 

Вообще все 12 трактатов св. Киприана являются классическими
произведениями христианской 

церковной литературы. 

ДОГМАТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ СВ. КИПРИАНА 

Наибольшее значение в догматическом отношении имеет учение св. Киприана
о единстве 

Церкви, о принятии падших и о крещении еретиков. 

1. Учение о единстве Церкви. Беспорядки, вызванные расколами Новата и
Новациана, сделали 

св. Киприана горячим поборником единства Церкви. Церковь, по его
рассуждениям, одна и 

единственна, как один Бог и один Христос. Она не может дробиться на
части, как и всякое живое 

тело. Если рядом существуют два общества, исповедующих одну и ту же
веру, но не состоящих в 

союзе любви между собой, то Церковью может быть какое-нибудь одно из
них, а другое будет просто 

языческим скопищем. Единство Церкви возвещено в Свящ. Писании в
многочисленных символах (см. 

«О единстве Церкви»). 

Единство Церкви св. Киприан видит в А) единстве местной Церкви и Б)
единстве совокупности 

Церквей. 

А) Единство местной Церкви выражается в том, что она имеет одно
священство и один алтарь, то 

есть в том, что во главе каждой местной Церкви стоит один епископ, от
которого зависит весь клир и 

народ. Отсюда св. Киприан дает такое определение Церкви: «Церковь
составляет народ, 

приверженный к священнику, и стадо, послушное своему пастырю. …Епископ —
в Церкви и 

Церковь — в епископе, и кто не с епископом, тот и не в Церкви» (Письмо
54. К Флоренцию Пупиану 

о поносителях. Ч. I, с. 307). 

Догматическим основанием для учения о единстве Церкви как единстве
епископской власти, для 

св. Киприана служит тот факт, что Господь даровал власть вязать и решить
при Своей жизни одному 

только ап. Петру. Прочие апостолы получили эту власть уже по воскресении
Христовом. Отсюда 

св. Киприан часто повторяет, что Церковь основана на ап. Петре.
Впоследствии примат ап. Петра 

сделался главным аргументом в притязаниях пап на главенство. Но у св.
Киприана примат ап. Петра 

не имеет никакого отношения к учению о главенстве папы. Для св. Киприана
примат ап. Петра 

служит основанием для единства епископской власти в пределах одной
местной Церкви. Св. Киприан 

учит, что прочие апостолы были то же, что и Петр («О единстве Церкви»,
с. 179). А в послании 

Африканского Собора к папе Римскому Целестину прямо говорится: «Разве
есть кто-либо, который 

бы поверил, что Бог наш может единому токмо некоему вдохнути правоту
суда, а бесчисленным 

иереям, сошедшимся на Собор, откажет в оном». 

Учение о единстве местной Церкви, управляемой одним епископом, служит
развитием идей, 

которые высказывались и раньше, например, св. Игнатием Богоносцем. Новым
является учение 

св. Киприана о единстве Вселенской Церкви. 

Б) В связи с уклонением в ересь целых поместных Церквей во главе с их
епископами явилась 

необходимость указать авторитет, стоящий выше местной Церкви и ее
епископа. Такой авторитет 

св. Киприан указывает в союзе поместных Церквей. 

Церковь, разделенная Христом на многие члены, по всему миру одна. Союз
этих членов или 

местных Церквей представляет неразрывное единство и основывается на
любви. Отторгнутая от всего 

союза, отдельная Церковь не может существовать в качестве Церкви, как
луч, отделенный от Солнца, 

перестает светить, или как умирает оторванная от дерева ветка. 

Как носителем единства местной Церкви является епископ, так единство и
неразделенность 

Вселенской Церкви основывается на единстве епископата. 

Союз любви епископов Церкви и вытекающее отсюда соборное решение
волнующих Церковь 

вопросов составляет неразделенное единство Вселенской Церкви, служит
внешним выражением ее 

единства. «Епископов для того и много, чтобы в случае уклонения от
истины одного, принимали 

другие на себя заботы о стаде Христовом». Поэтому, «хотя пастырей и
много, но все они пасут одно 

стадо». Сущность системы церковного управления, защищаемой св.
Киприаном, таким образом, 

состоит в том, что дела отдельной Церкви стоят под контролем собора
епископов. 

2. Учение об епископе. Основой прав епископов служит апостольское
преемство. Почти при 

каждом упоминании об епископах св. Киприан называет их преемниками
апостолов, и, наоборот, 

апостолов он называет часто епископами. 

Учение об апостольском преемстве епископов было развито уже св. Иринеем
и Тертуллианом. Но 

у св. Киприана в учении о нем выступают две новые стороны. 

А) Св. Ириней подробно говорит об епископах как хранителях апостольской
веры. Он понимает 

апостольское преемство епископов в смысле преемственного хранения ими
апостольского предания. 

Такое учение об епископах, выработанное в противовес гностицизму,
оказалось недостаточным после 

появления расколов, не искажавших апостольское предание. В борьбе против
расколов Новата и 

Новациана св. Киприан развил учение об епископах как наследниках не
только апостольской веры, но 

и апостольской власти. Отсюда преемственно истекает власть епископов —
управлять Церковью и 

заведывать всеми проявлениями ее жизни. 

Каждый епископ действует самостоятельно в пределах своей епархии, лишь
бы он сохранял 

общение с другими. И в настоящее время, как известно, епископ пред
посвящением дает обещание не 

преступить пределов своей области. В своих действиях епископ дает ответ
только Богу. Св. Киприан 

признает за епископами право действовать самостоятельно в очень важных
вопросах, например, в 

вопросе о крещении еретиков, но под тем условием, чтобы не осуждать
действующих иначе и на 

разрывать с ними общения. Вмешательство соседних епископов в дела чужих
епархий выражается в 

следующем: 

1. Они участвуют в избрании и посвящении нового епископа. 

2. Не присутствовавшие при избрании лично удостоверяются в законности
избрания и не 

вступают в общение с избранным, пока не убеждаются в этом. 

3. Отлучают от Церкви епископов, находящихся в общении с раскольником. 

4. Низлагают епископов, запятнавших себя пороками. 

5. Следят за верностью сослуживцев правилу веры. 

От епископов зависит поставление клириков, богослужение, принятие в
общение падших. 

Назначение епископов — пресекать расколы. Если бы никто не противился
епископу по гордости, то 

единство Церкви не раздиралось бы ересями и расколами. Хотя бы
распоряжения епископа были 

непонятны, хотя бы они казались неправильными, народ должен
беспрекословно подчиняться им в 

той уверенности, что через народное избрание епископ поставлен Самим
Богом. Если епископ 

законно избран и посвящен, если он находится в общении с прочими
кафолическими епископами, все 

его требования должны рассматриваться как воля Божия. Если без воли
Божией даже волос не падает 

с головы, то неужели вопреки воле Божией могут действовать епископы в
столь важном деле, как 

управление Церковью? 

Таким образом, авторитет епископа не зависит от его личности, но от
апостольского преемства 

его рукоположения. Но в этом направлении св. Киприан никогда не заходит
так далеко, как Римский 

епископ Каллист, по заявлению которого епископ не может быть низложен
даже в том случае, если 

впадает в смертные грехи. Св. Киприан требовал низложения епископов,
совершавших тяжкие грехи. 

Бог не принимает молитвы от епископа-грешника, рассуждал св. Киприан. Он
лишает его благодати 

Святого Духа. Сам лишившись Святого Духа, такой епископ не только не
может сообщать Его 

верующим, но своим общением оскверняет их. 

Как можно видеть, все эти древние положения хранятся и в настоящее
время. 

Теоретически св. Киприан проповедывал полный абсолютизм епископской
власти, но на 

практике власть эта далеко не была так полна. Народ имел право избирать
епископов достойных и 

низлагать недостойных. Народ участвовал в суде над недостойными
клириками и падшими. Клир и 

народ принимал такое живое участие в избрании клириков, что св. Киприан
после каждого 

единоличного посвящения во время бегства писал пастве объяснение. Более
того: при вступлении на 

кафедру св. Киприан положил себе за правило ничего не делать по одному
своему усмотрению без 

совета с клиром и согласия народа. Этому правилу он всегда оставался
верен. 

Б) Вторую отличительную черту учения св. Киприана об епископате
составляет раскрытие его 

священнического характера. Св. Киприан, продолжая линию, намеченную
Тертуллианом, 

1) развивает учение об епископе как священнике, 2) учение об Евхаристии
как жертве, приносимой 

епископом. 

1) Постоянным названием для епископа у св. Киприана служит священник.
Как священник, 

епископ есть посредник между Богом и верующими. С одной стороны, он
приносит Богу молитвы и 

жертвы Церкви, с другой, он сообщает верующим дары Святого Духа через
таинства. Как посредник 

между Богом и верующими, епископ должен отличаться большей нравственной
чистотой, чем его 

пасомые. В противном случае молитвы его не будут услышаны Богом, а сам
он, лишенный Духа 

Святого, утратит способность сообщать дары Духа верующим. 

2) Для епископа, как христианского священника, св. Киприан указывает и
соответственную 

жертву. Сохраняя понятия Тертуллиана о жертве как аскетическом подвиге и
как пожертвовании на 

нужды богослужения, св. Киприан развивает учение об Евхаристии как
жертве в собственном смысле. 

Особенность этого учения выражается в том, что св. Киприан ставит
евхаристическую жертву в 

ближайшее отношение к страданиям Христа. «Жертва, приносимая нами, —
говорит он, — есть 

страдание Христа.» Христос есть по преимуществу Священник Бога Вышнего.
(См. Письмо к 

Цецилию о таинстве чаши Господней). 

Это учение о единстве Церкви и ее иерархическом устройстве особенно
важно в наше время, 

когда в связи с экуменическим движением и различными
межконфессиональными организациями 

возможны мнения, не согласные с православным пониманием Церкви и
церковного устройства. 

3. Отношения св. Киприана к вопросу о принятии падших. В гонение Декия,
кроме мучеников 

и исповедников, было значительное количество падших. Вопрос о
возможности обратного принятия 

их в Церковь вызвал ряд споров. Обозначились два крайних течения. В
Карфагене исповедники стали 

без всякого разбора выдавать ходатайства всем просящим. Опираясь на
авторитет исповедников, 

падшие сначала просили, а потом стали требовать мира с Церковью. На их
сторону склонились 

некоторые пресвитеры, и, таким образом, возник раскол Новата и
Фелициссима. Наоборот, в Риме 

Новациан собрал вокруг себя ригористические элементы, восстал против
принятия падших в 

общение, отделился от епископа Корнилия и образовал раскол. Отрицая обе
эти крайности, Церковь 

пошла в вопросе о падших по среднему направлению. Выразителем его и был
св. Киприан. Его 

отношение к той и другой партии было таково: 

а) Полемизируя с представителями партии крайней снисходительности, св.
Киприан учил: 

Церковь могла бы принимать в общение без исследования дела всех
получивших записки от 

исповедников, если бы было несомненным, что по молитвам мучеников все
падшие получают 

прощение от Бога и очищаются от греха. Но такая уверенность невозможна.
Молитва исповедников 

имеет пред Богом великую силу, но это относится ко времени Страшного
Суда Христова. Здесь же, на 

земле, молитва их за грешных может и не быть исполненной. Из Свящ.
Писания известно, что Бог не 

принимал молитв великих праведников о грешном народе израильском. Он не
услышал молитв 

Моисея, Иеремии, Иезекииля. Бог говорит, что Он не принял бы молитв о
спасении Израиля даже от 

Ноя, Даниила, Иова. По отношению к молитвам исповедников за падших это
тем более справедливо, 

что первые хотят отпускать по своему снисхождению грехи, сделанные
против Господа. 

Если молитвы исповедников фактически не могут омывать прегрешений
падших, то принятие 

последних в общение по ходатайству исповедников прежде их действенного
прощения Богом 

представляет большую опасность для них самих. Такое общение есть
«преждевременный и ложный 

мир», когда падшие остаются в состоянии своей греховности. А в таком
состоянии допускать до 

таинства Св. Причащения опасно. В сочинениях св. Киприана приведен ряд
случаев (внезапной 

смерти, беснования), имевших место по причине «преждевременного»
принятия Евхаристии 

падшими. 

б) В борьбе с новацианством св. Киприан смягчил строгость своих
суждений, высказанных по 

поводу раскола Новата. 

К снисхождению вело самое понятие о Церкви, которое было свойственно св.
Киприану. По 

воззрениям всех ригористов древности, Церковь есть общество святых.
Принадлежность к земной 

Церкви служила для них ручательством спасения. Наоборот, отлучение не
грозило непременной 

вечной погибелью: отлученный и кающийся до смерти мог надеяться на
прощение на небе, хотя бы 

он и умер, не примирившись с земной Церковью. 

По учению св. Киприана, Церковь не есть общество святых, а общество
смешанное (микстум — 

mixtum), в котором наряду со святыми членами есть и грешные. Здесь, на
земле, на ниве Христовой, 

растет пшеница вместе с плевелами. В великом дому Церкви Божией есть не
только сосуды золотые и 

серебряные, но и деревянные, и глиняные. Все должны стремиться стать
пшеницей, но никто не в 

праве предвосхищать суда Божия, исторгая плевелы. Вне этого общества,
«вне Церкви нет спасения», 

т.е. на небе может быть разрешено только то, что уже раньше было
разрешено на земле Церковью. 

«Находящийся вне Церкви мог бы спастись только в том случае, если бы
спасся кто-либо из 

находящихся вне ковчега Ноева» («О единстве Церкви», с. 181). 

По воззрениям Новациана, принадлежность к Церкви земной дает несомненную
уверенность в 

спасении, а отлучение делает спасение только сомнительным. По учению св.
Киприана, 

принадлежность к Церкви освобождает только от уверенности в несомненной
гибели, которая есть 

непременный удел стоящих вне ее, но не дает уверенности в несомненном
спасении. Церковное 

решение не ведет непременно к прощению грешника на небе. Если его
покаяние было неискренно, 

Господь не утвердит постановления земной Церкви. 

Из этого принципиального различия в воззрениях на Церковь и вытекала вся
полемика 

св. Киприана против новацианства. 

а. Св. Киприан отлучение называл предвосхищением суда Божия, потому что
оно осуждает 

человека на окончательную погибель, а окончательный суд предоставлен
только Христу. 

б. Если отлучение ведет к несомненной погибели, то долг христианского
милосердия требует 

употребить все усилия, чтобы устранить это препятствие к прощению
грешника на окончательном 

суде Божием. 

в. Если не получивший мира на земле не может получить прощения грехов на
небе, то ясно, что 

все покаянные подвиги и лишения, подъятые кающимся на земле, пропадают
даром, если он умирает, 

не примирившись с Церковью. 

Понятием св. Киприана о Церкви объясняются и все постановления
Карфагенской Церкви о 

принятии падших. В основу их был положен тот принцип, что падшие должны
проходить 

продолжительную и тяжкую покаянную дисциплину, но при этом со стороны
клира должны 

прилагаться все заботы к тому, чтобы не допустить их умереть, не
примирившись с Церковью. 

В таком духе приняты решения на Карфагенских соборах 251–го и 252–го гг.


По воззрению св. Киприана, которое он высказывал в это время, даже
мученичество вне Церкви 

не имеет никакой цены. Для того, чтобы оно получило искупительное
значение, нужно 

предварительно принять исповедника в общение. 

Продолжительность покаянного искуса определялась степенью преступности. 

4. Учение св. Киприана о средствах очищения от грехов. В связи с
вопросом о приеме падших 

св. Киприан изложил учение о средствах очищения грехов. Таковыми св.
Киприан признает покаяние 

и милостыню. 

а. На Покаяние св. Киприан смотрит как на таинство, в котором
отпускаются грехи кающимся, 

которое отличается от молитв исповедников, только ходатайствующих о
допущении падших к 

таинству. 

По своему внутреннему смыслу Покаяние есть умилостивление разгневанного
Божества, 

удовлетворение Его правде   HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "69"  1 . Оно
состоит в различного рода подвигах, скорбях и страданиях, 

добровольно принимаемых на себя кающимся. (см. «О падших», ч. 2, с.
169–175). «Покаяние не 

должно быть меньше преступления». «Сколь много мы согрешили, столь тяжко
должны и 

плакать» (там же, с. 173). Мученичество же не только покрывает все
грехи, но еще создает некоторый 

излишек заслуг. Таким образом, в дальнейшем развитии эти положения могли
привести к известному 

учению Католической Церкви о сверхдолжных заслугах и индульгенциях. 

б. Вторым искупительным средством служит, по учению св. Киприана,
милостыня. Она сообщает 

действенность молитвам. «Кто не будет благосклонен к молению бедного,
тот молитвами своими 

ничего не испросит у Бога». Молитвы, не сопровождаемые делами
милосердия, св. Киприан называет 

«бесплодными и пустыми». Св. Киприан прямо сравнивает милостыню с
Крещением. «Как в 

Крещении… даруется отпущение грехов, так и всегдашнее непрестающее
благотворение… снова 

возвращает нам милость Божию» («О благотворении и милостынях», с. 269 и
др.). 

5. Отношение св. Киприана к вопросу о крещении еретиков. Вопрос о
крещении еретиков в 

сущности сводится к вопросу о способе принятия в общение новациан.
Согласно римской практике 

новациане принимались в общение без Крещения чрез одно возложение рук
для сообщения им Духа 

Святого. Св. Киприан был противником этой практики и истребовал крещения
всех обращающихся к 

Церкви. Отношение св. Киприана к вопросу о действительности крещения
еретиков определялось его 

понятием о Церкви. Если Церковь одна и единственна, если единство ее
состоит не только в 

сохранении всеми одного и того же апостольского предания, но и в союзе
единообразно устроенных 

церковных общин, то все отщепенцы стоят одинаково далеко от Христа,
одинаково лишены Святого 

Духа, а, следовательно, и все совершаемые у них таинства
недействительны. Вне Церкви не имеет 

никакого значения даже крещение кровью, наиболее угодное Богу, тем более
не может быть 

действительно вне ее обычное крещение. 

«Вода должна быть прежде очищена и освящена священником, чтобы при
Крещении она могла 

смыть грехи человека крещаемого… Каким же образом может очистить и
освятить воду тот, кто сам 

нечист, — в ком нет Святого Духа? Или каким образом крещающий может
даровать отпущение 

грехов, сам не имея возможности вне Церкви оставить их? Необходимо также
тому, кто крещен, быть 

помазану, чтобы, приняв помазание, он мог сделаться помазанником Божиим
и иметь в себе 

благодать Христову. Крещенные же помазываются елеем, освященным на
алтаре, где совершается 

1 В этом проявляется известное отличие в понимании Покаяния между
западным богословием и богословием 

восточных отцов. 

На Западе: Покаяние — это суд; принимающий исповедь — судья, епитимии —
удовлетворение за грех. 

На Востоке: Покаяние — это лечение (врачебница); принимающий исповедь —
врач, епитимия — лекарство, 

укрепляющее решимость грешника оставить грех. 

Евхаристия; но кто не имеет ни алтаря, ни Церкви, тот не мог освятить и
вещества елея… Кто может 

дать то, что сам не имеет?» (К Януарию и прочим епископам Нумидийским о
крещении еретиков, 

с. 322–325). 

Еретических епископов нужно принимать простыми мирянами. Те из них,
которые были 

посвящены в кафолической Церкви и потом отпали, должны лишаться сана за
грех отступничества, а 

поставленные еретиками должны быть лишаемы сана потому, что, в сущности,
они и не могли быть 

посвящены лжеепископами и антихристами (Письмо 59. «К папе Стефану о
соборе» (Ч. I, с. 328–331). 

Возражавшим против перекрещивания еретиков и ссылавшимся на то, что
Церковь издавна 

веровала «во едино Крещение», св. Киприан говорил, исходя из своего
учения о единстве Церкви: 

«крещение одно, но одно в Церкви.» Однажды крещенного в Церкви,
действительно, нельзя крестить 

еще раз, потому что это было бы вторым крещением. Но вне Церкви нет
никакого крещения, а есть 

только оскверняющее языческое погружение. Поэтому, говорит св. Киприан,
«приходящих оттуда мы 

у себя не перекрещиваем, но крестим» (Письмо 58. «К Квинту о крещении
еретиков». Ч. I, с. 325–

328). 

Чтобы заключить эту тему, необходимо сказать, что отношение св. Киприана
к крещению 

еретиков было для его времени правильным — ясно было, что те еретики
разрушали Церковь. Но уже 

в IV в. стали применять и другую практику — принимая в Церковь ариан, не
совершали над ними 

заново крещения. Второй Вселенский Собор утвердил православную веру,
арианство было 

побеждено — и пастырское душепопечение подсказывало необходимость
применения икономии. А 

вот в XVIII в. опять вернулись к практике раннейшего периода. Так, когда
на оккупированной 

турками Греции иезуиты при содействии французского посольства начали
открывать школы, 

больницы и, самое главное, совершать таинства для православных,
совершенные ими таинства были 

признаны недействительными. Так поступлено было и в России с
рукоположениями, совершенными в 

обновленческом расколе. Значит, трудно искать единое решение
рассматриваемой проблемы. 

Видимо, в каждом отдельном случае надо принимать во внимание намерение,
с которым таинства 

совершаются. Если они совершаются с сознательным стремлением разделить
Церковь, ясно, что в 

таком случае они объявляются недействительными. Но если таинства
совершаются в доброй вере, в 

честном намерении, желании упрочить Церковь, то их можно принять. 

ХРИСТИАНСКАЯ НАУКА (III В.). АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ И АНТИОХИЙСКАЯ ШКОЛЫ 

БОГОСЛОВИЯ 

В первой половине III–го в. настали более благоприятные условия для
возникновения 

христианской науки, чем в предшествующие века: гносису нанесены были
глубокие раны, накопился 

запас духовных сил. Но в это же время не прекращались нападки на
христиан со стороны языческих 

философов, особенно неоплатоников. Ввиду этих нападок и христианские
писатели должны были 

воспользоваться орудиями науки и облечь свою веру в формы,
соответствующие научным взглядам 

современного им общества. Научное течение в христианстве зародилось,
таким образом, не без 

соприкосновения с языческой наукой и зародилось оно там, где в то время
процветали классические 

науки, т.е. в Александрии, а затем в Антиохии. 

Под руководством выдающихся христианских ученых Александрийская и
Антиохийская школы 

обратились в своеобразные христианские академии, где Священное Писание
было главным 

предметом изучения. Но эти школы значительно отличались по методу
исследования священного 

текста. 

Получив образование в одной из таких школ, последующие христианские
писатели развивали эти 

основы в своих сочинениях, сохраняя усвоенные ранее методы и начала
богословствования. 

Образовались, таким образом, различные направления христианского
богословия, известные под 

именем Александрийского и Антиохийского. 

Александрийская школа, существовавшая, по свидетельству Евсевия, «с
древнейших времен» как 

училище для подготовки оглашенных к крещению, достигает развития уже в
III–м в., когда 

руководителями ее были Климент и Ориген. Сначала Ориген занимался
исследованием Священного 

Писания, но затем ввиду притока образованных людей поставил дело шире и
ввел обучение светским 

наукам, которые обыкновенно преподавались в высших языческих училищах. 

Отличительными признаками направления в богословии этой школы были:
широко применяемый 

в толковании Священного Писания аллегорический метод, отчасти
заимствованный у Филона; 

стремление раскрыть философскую сторону христианского учения и
представить его в виде 

всеобъемлющей системы. На богословствование александрийцев оказывала
влияние философия 

Платона (427–347 гг. до Р. Хр.) и неоплатоников (в особенности Плотина —
205–270 гг.). 

В представлении александрийцев истинное бытие принадлежит только
духовному миру. 

Материальный же мир не имеет особой субстанции, т.к. материя близка к
небытию. Поэтому тело 

человека некоторые александрийцы считали темницей души, которая является
носителем образа 

Божия. Отсюда основная задача человека — это обеспечение духу господства
над телом. 

Созерцательной любви они отдавали предпочтение перед деятельной и в
учении о спасении 

преимущественное значение приписывали благодати Божией. Говоря о
познании, они считали 

основой знания веру, рассудку же отводили подчиненное положение. Высшую
форму богопознания 

александрийцы видели в экстазе — мистическом озарении, созерцании Бога. 

Антиохийская школа получает известность несколько позднее. Ее развитие и
определение 

основного направления в богословии связывается с именем ее руководителя
— антиохийского 

пресвитера Лукиана, мученически скончавшегося в 311 г. Лукиан был
известен своим научным 

анализом самого текста Свящ. Писания («Лукианова рецензия»). 

Признаками Антиохийского направления следует считать, в отличие от
александрийского, 

филологический анализ текста Свящ. Писания, историческое его
истолкование с более 

практическими, имеющими большое применение в жизни выводами, чем
умозрительные заключения 

александрийцев. Философской основой Антиохийской школы являлась
реалистическая система 

Аристотеля (384–322 гг. до Р. Хр.). 

В учении о мире антиохийцы не считали материю злом, ибо Бог есть Творец
и мира духовного, и 

мира материального. Человек — образ Божий, и тело его не является
темницей души. В нравственном 

плане они отдавали предпочтение деятельной любви. В учении о спасении
они выдвигали, прежде 

всего, деятельную сторону — требовали активных усилий со стороны
человека в осуществлении 

христианского идеала. В решении богословских вопросов антиохийцы
придавали большое значение 

рассудочному познанию. 

Оба 

направления 

христианского 

богословия 

имели 

выдающихся 

представителей. 

Александрийское — Климента, Оригена, св. Афанасия, «великих
Каппадокийцев» свв. Василия и 

двух Григориев (Богослова и Нисского), Кирилла Александрийского и многих
других. 

Антиохийское — Диодора Тарсийского, Феодора Мопсуетского, св. Кирилла
Иерусалимского, 

св. Иоанна Златоустого, бл. Феодорита Кирского и др. 

Но в то же время эти направления при одностороннем развитии были
доведены до уклонения от 

чистоты Православия. С Александрийским направлением, помимо ошибок
Оригена, связывается 

происхождение монофизитства, а с Антиохийским — происхождение арианства
и несторианства. 

Рядом со школами стали возникать и библиотеки. Еп. Александр основал
большую библиотеку в 

Иерусалиме. Еще больше собрал книг Памфил в Кесарии Палестинской. 

Все это — появление школ и библиотек — говорит о развитии научных
интересов и об 

умножении средств, необходимых для процветания христианской науки. 

Б. АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА 

ПАНТЕН 

Училище для подготовки оглашенных при Александрийской кафедре,
основанное вскоре после 

начала проповеди христианства в Александрии, получает известность уже во
второй половине II–го в. 

под руководством Пантена. Пантен был учителем Климента и учеником
«пресвитеров», которые 

видели апостолов. От стоицизма он обратился к христианству и ревность
свою проявил в 

миссионерском путешествии в «Индию», вероятно, в Южную Аравию, где нашел
Евангелие 

ап. Матфея на еврейском языке, принесенное туда ап. Варфоломеем. О
Пантене дал высокий отзыв 

его ученик и преемник по руководству училищем Климент: «Был он поистине
Сицилийской пчелой. 

С пророческого и апостольского луга сладость собирая, напечатлевал он в
душах слушателей 

мудрость некоторую чистую и святую» (Строматы, I, 1). Имеются сведения,
что Пантен не только 

учил, но и писал, хотя сочинения его не сохранились. 

КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ 

Сведений о жизни Тита Флавия Климента сохранилось немного. Родился он
ок. 150–го г., 

возможно, в Афинах; получил хорошее образование. Для этого предпринял
особые путешествия, 

чтобы слушать различных учителей философии. По-видимому, был посвящен в
какие-то языческие 

мистерии. Естественно, что он мог узнать и христианское учение и,
действительно, обратился через 

знакомство с Пантеном, которого встретил в Александрии, куда он прибыл в
поисках учителя 

возвышенной философии. 

Климент имел сан пресвитера и заменил Пантена после его ухода на
проповедь. Во время гонения 

Септимия Севера Климент удалился из Александрии к своим ученикам (еп.
Александру 

Каппадокийскому и др.). Скончался в 216–м или 217–м г. вне Александрии. 

Как писатель Климент обладал огромной эрудицией: в его сочинениях
имеются ссылки на все 

священные книги Ветхого Завета, кроме Песни Песней и книги Руфи, а из
Нового Завета — кроме 

послания Иакова, 2–го послания Петра и послания к Филимону; имеются
ссылки и цитаты из 

«Дидахи», «Пастыря» Ерма, посланий Варнавы и св. Климента Римского и из
отдельных апокрифов. 

Что касается его знакомства с языческими авторами, то одно их
перечисление в издании XVII в. 

Фабриция занимает свыше 10–ти страниц. 

Собственно значение Климента заключается в том, что он первый предпринял
решительные шаги 

к научной постановке богословия и сделал это во всеоружии эллинского
образования. 

СОЧИНЕНИЯ КЛИМЕНТА — полностью не сохранились. Им была задумана целая
серия 

сочинений, содержащих последовательно углубляющееся изложение
христианского учения. Однако 

система Климента не столько догматическая, сколько нравственная. Это —
сама жизнь, как путь 

совершенствования, процесс, возрастание «от силы в силу». Именно так
была задумана его 

трилогия — «Протрептик» (лат. «Когортацио ад гэнтэс» — Cogortatio ad
gentes — «Увещание к 

эллинам»), «Педагог» и «Дидаскалос». Вся трилогия должна была изобразить
весь путь нравственной 

жизни человека от состояния падения до состояния совершенства.
Особенность этих сочинений 

состоит в том, что Климент говорит в них не от своего лица, а от Лица
Логоса. 

Содержание. «Протрептик» (12 глав) напоминает апологии II–го в. 1–7 глл.
посвящены критике 

язычества, 8–12 глл. — призыву ко Христу. Написан он, однако, с обилием
цитат и доказательств, 

чего апологеты II–го в. не делали. 

В «Протрептике» Климент обращается от лица Логоса к язычникам. Задача
сочинения чисто 

миссионерская: имеет в виду обнаружить пред язычником всю
несостоятельность его религиозных 

верований, и, доказав ему преимущества христианства, приобрести его для
Церкви. Соответственно 

этой цели Климент подвергает критике оракулы, мистерии, мифологию,
жертвы, религиозные 

доктрины философов и поэтов. В философии, по его учению, только часть
истины, полная же истина 

открыта пророками, через которых говорил Дух Святой. После же явления на
землю Самого Логоса, 

чтобы искупить падшего человека и сообщить нам истину, нигде не надо
искать истины, как у Него, 

ибо Он — Слово Истины. С этого времени «Божественная Сила наполнила
вселенную семенами 

спасения». 

Слушайте вы, стоящие вдалеке, и вы, стоящие близко, Слово не скрыто ни
от кого. Оно есть 

общий свет. Оно сияет на всех, и нет тьмы в мире. «Поспешим же ко
спасению и 

возрождению» (гл. 9). Нужно избрать суд или милость, жизнь или
разрушение. Веруй в Бога и 

человека, и душа твоя покажет жизнь. 

Этим призывом к вере заканчивается первая книга Климента. 

В конце Сам Логос выводится говорящим к эллинам и варварам и увещающим
их последовать 

Мудрости Божией. 

В «Педагоге» Логос уже выступает с другой задачей — перевоспитать к
новой жизни 

обратившегося язычника и тем подготовить его к следующей ступени
духовного развития и 

постижения духовного гносиса. «Педагог» состоит из 3-х книг. В первой
книге говорится о Самом 

Воспитателе — Логосе, о воспитываемых Им чадах и о средствах воспитания.
Во второй и третьей 

книгах даются наставления Логоса о христианской жизни, причем,
параллельно рисуется картина 

распущенности высшего общества, бичуются его пороки. Климент особенно
вооружается против 

невоздержания и показывает образ идеального поведения, сообразно с
требованиями Логоса. 

Здесь также во всем оказывает помощь Христос: «Весь человеческий род
нуждается в Иисусе: 

больные во враче, странствующие в путеводителе, слепцы в Едином,
приводящем к свету, жаждущие 

в источнике воды живой, мертвые в жизни, овцы в пастыре, дети в
учителе». 

«Спасение человека есть самое великое и царское дело Божие». 

Для человека, оставившего языческие заблуждения и путем строгой
дисциплины 

освободившегося от пороков, возможна еще высшая степень совершенства.
Высшие истины религии 

доступны лишь чистому сердцем. Если человек очистится под воспитательным
водительством Логоса 

от всего, оскверняющего душу и ум, то он становится достоин посвящения в
сокровеннейшие тайны 

религии, усвояемые верой только поверхностно. После того, как Логос был
Увещателем и 

Воспитателем верующего, Он становится его Учителем. Соответственно этому
Климент имел 

намерение составить третье сочинение под заглавием «Дидаскалос», в
котором от лица Логоса он 

хотел изложить догматические истины христианства в их высшем, духовном
понимании для наиболее 

зрелых членов Церкви. Но он не успел выполнить этого плана. 

До нас дошло третье большое сочинение Климента — «Строматы». Но этот
труд не есть 

обещанное им завершение общего плана. Из «Стромат» видно, что
«Дидаскалос» должен был 

содержать раскрытие учения о Боге, мире, душе, Свящ. Писании и
воскресении — более высокое 

понимание христианства. «Строматы» не содержат систематического
раскрытия учения об этих 

предметах. Полагают, что «Строматы» должны были служить введением к
«Дидаскалосу». 

«Строматы» — значит «ковры», «ткань» — так назывались собрания отдельных
мыслей, не 

приведенные автором в цельную систему (см. «Строматы», кн. IV, гл. 2). 

Все сочинение состоит из 7-ми книг и по объему является самым большим из
сочинений 

Климента. В нем нет порядка в изложении мыслей и планомерности. Нет в
нем и полного изложения 

системы христианского гносиса: большая часть «Стромат» посвящена решению
предуготовительных 

вопросов. Полностью изложить содержание «Стромат» при массе отступлений
п побочных 

подробностей не представляется возможным. 

В первых двух книгах Климент говорит об отношении классической философии
и науки к 

христианству и доказывает их пользу и необходимость для христианина. Но
основа всякого 

религиозного знания, по мысли Климента, есть вера в Откровение. 

В 3 – 4-ой книгах Климент обстоятельно раскрывает отличие церковного
гносиса с практической 

стороны от еретического; оно выражается в соблюдении телесной чистоты в
браке и безбрачии и в 

любви к Богу, запечатлеваемой подвигом мученичества. 

Указавши свойства истинного гносиса, Климент в 5-й книге снова
возвращается к вопросу веры и 

знания. Для постижения Бога необходимо отрешиться от мира и мирских
вещей, но и при этом 

условии Бог ограниченным разумом человеческим не может быть постигнут,
поэтому познание Его 

является исходящим от Него даром. В конце 6-й главы он изображает
истинного гностика в его 

жизни, как воплощение христианского нравственного идеала (см. также кн.
IV, гл. 21–23, 26; кн. VI, 

гл. 9; кн. VII, гл. 3, 10 –14). 

В 6-й книге Климент приходит к выводу, что философам ведома была
религиозная истина и что 

истинный гностик может пользоваться и философией, хотя и несовершенной в
сравнении с 

Евангелием, но все же исходящей от Бога. Истинный гностик — один из всех
людей достигает 

совершенства в собственном смысле слова и в будущей жизни будет удостоен
высших почестей. В 

этой жизни истинному гностику доступно понимание таинственного смысла
Писания, доступна и 

философия. 

В 7-й книге доказывается, что только христианский гностик является
истинным почитателем 

Бога. Он знает Бога и в своем бесстрастии всеми силами старается
уподобиться Ему и Его Сыну. В 

жизни своей гностик обнаруживает совершенства: он настолько правдив, что
не имеет нужды 

прибегать к клятве; примером своим постоянно назидает других и путем
постепенных очищений 

достигает высшего совершенства — созерцания Бога. Он мужественно
переносит несчастья и даже 

смерть, раз на то воля Божия; благотворит всем, соблюдает воздержание,
презирает суету мирскую, 

прощает все оскорбления и обиды. 

В Кодексе флорентийском вслед за 7-й книгой следует 8-я (есть она и в
русском переводе). Но 

она не имеет с предшествующими книгами никакой связи. Поэтому
большинство ученых 

отказываются считать ее за продолжение «Стромат». Полагают, что этот
отрывок из недошедших до 

нас «Ипотипоз» Климента. 

Так как в «Протрептике» язычники призываются к истинной вере и
разъясняется причина 

превосходства христианства над язычеством, в «Педагоге» даются общие
катехизические познания о 

вере вновь обращенным, а в «Строматах» указываются пути истинной
христианской жизни и 

благочестия, то данную трилогию можно считать курсом преподавания Закона
Божия. 

«Кто из богатых спасется» (42 гл.). Единственная сохранившаяся гомилия
Климента посвящена 

вопросу о богатстве и бедности. Она представляет собой толкование
евангельского рассказа о 

богатом юноше (Мф. 19, 16–30), в частности, слов: «Удобнее верблюду
пройти сквозь игольные уши, 

нежели богатому войти в Царство Божие» В гомилии выясняются условия, под
какими богатый 

может спастись. 

Богатство само по себе безразлично — ни добро, ни зло, а становится
таковым от такого или 

иного употребления его. 

Слова Господа об отречении от богатства нужно понимать в таком же
смысле, как и слова Его об 

отречении от отца, матери и т.п. Здесь Господь не ненависть заповедует
по отношению к родным, ибо 

Он велел любить даже врагов наших, а отречение от них в том случае, если
они во имя родственных 

связей будут отвлекать от Христа и приучать нечестию. 

Впавшие в страсти не должны отчаиваться — дорога покаяния всегда для них
открыта. Как 

пример силы покаяния под благодатным воздействием руководителяа, Климент
раскрывает 

трогательную повесть (сказание) об одном юноше, обращенном ап. Иоанном
ко Христу, но потом 

ставшем разбойником: его Апостол нашел в горах и своей любовью привел к
покаянию и сделал 

достойным спасения (см. гл. 42). 

Сохранились в отрывках «Ипотипозы» — очерки или схолии на отдельные
места Свящ. Писания, 

позволяющие заключить о методе истолкования, принятом Климентом. 

Остальные сочинения Климента утеряны. 

Что касается стиля, то Климент пишет гладко, с ораторским подъемом и
довольно чистым 

языком. «Что же до меня касается, — пишет Климент, — то я единственной
поставил себе целью — 

это жить согласно с заповедями Логоса и проникать в дух Его учения; —
никогда не заботиться о 

красноречии, а довольствоваться лишь выяснением для других того, до
уразумения чего сам достиг… 

Поставить на путь спасения души, жаждущие спасения, и содействовать их
спасению — вот 

наипрекраснейшее в моих глазах дело, а не мелочный подбор слов с целью
надевать на речь как бы 

какие мелкие женские наряды… Слог — это одежда, а излагаемый предмет из
себя представляет как 

бы мясо и нервы тела. Не следует об одежде больше заботиться, нежели о
здоровье тела… Не то 

кушанье хорошо приготовлено, в котором больше приправ, чем питательных
веществ: подобно этому 

и речь не та должна быть считаема за приятную и тонко сложенную, которая
заботится больше о 

доставлении удовольствия своим слушателям, нежели пользы» (Стром. I,
10). 

ВОЗЗРЕНИЯ КЛИМЕНТА 

Воззрения Климента представляют собой смесь разнородных элементов,
церковных и 

философских. 

Источниками христианского вероучения он признает Свящ. Писание и
Предание. Но строго 

нормативного значения для него они не имеют. Он понимает их в духе своих
философских воззрений, 

а, главное, — слишком расширяет их объем. 

Расширяя объем канона, Климент еще более расширял содержание Свящ.
Писания, допуская, 

вслед за Филоном, аллегорическое истолкование его. 

Отношение к философии. Важность философского мировоззрения Климента
заключается в его 

попытке философски обосновать христианство, в попытке выработать
христианский гносис и 

доказать, что философия есть один из истинных путей ко Христу. В этом он
подходит к св. Иустину. 

Но взгляды Климента на философию несколько отличались от современных.
Для Климента всякое 

учение, в котором проповедуется благочестие и нравственность, будет
философией. Быть 

философом — это значит вести аскетический образ жизни. И философы для
эллинов были тем, чем 

были пророки для иудеев. Отсюда он Евангелие считает единой истинной
философией, а христиан — 

философами, Ветхий Завет — философией евреев. Христианские аскеты и
мученики тоже философы, 

а упражнения в добродетели — истинное любомудрие. 

Климент, таким образом, имеет необыкновенно широкий взгляд на философию
и готов ставить ее 

под одну рубрику со Свящ. Писанием. Но во время Климента многие
правоверные смотрели на 

философию, как на дело диавола и всячески чуждались ее. Поэтому Клименту
в интересах защиты 

своей философской системы необходимо было доказать божественное
происхождение философии, 

что он и делает. 

Философия, по мнению Климента, приготовляла греков ко Христу, как Закон
— иудеев. Она была 

делом Божественного Промысла, даром Божиим грекам. 

Как школьные науки подготавливают к пониманию философии, так философия
есть пособница к 

приобретению истинной мудрости. Но значение философии не ограничивается
областью 

пропедевтики и педагогики. Она необходима и для христиан даже и тогда,
когда они просвещены 

светом веры: она помогает уяснять содержание веры, очищает человека от
страстей, ставит его выше 

чувственности и, таким образом, приводит к нравственному совершенству. 

Одним словом, философия углубляет веру, возвышает ее к гносису, т.е. на
степень науки. Но при 

всем том она является только служанкой богословия. 

Вера и гносис. Вопрос об отношении веры и гносиса был самым спорным в то
время. Гностики 

пренебрежительно смотрели на веру, считая ее достоянием психиков. С
другой стороны, правоверные 

христиане отрицали всякий гносис, как заблуждение, чуждались науки и
считали излишним всякие 

доказательства своей веры. В противоположность этим крайним мнениям,
Климент старается 

примирить веру и знание. Этой задаче он, главным образом, и посвящает
свои «Строматы» и 

разрешает ее, в общем, настолько удовлетворительно, что его теория
отношения веры и гносиса 

сохранила значение и в последующее время, а вполне была усвоена великими
отцами IV в. 

Против гностиков Климент защищает необходимость веры. В жизни вера,
которая есть 

«некоторое внутреннее благо, даруемое от Бога», является как бы
предвосхищением полного знания, 

есть его начало и необходимо ему предшествует. Всякая наука исходит из
основных положений, 

которые ничем не доказываются, а принимаются на веру. В особенности же
это имеет место в 

философии и религиозном познании: человек сам своими слабыми силами не
может познать Бога, ибо 

рожденное не может приблизиться к нерожденному. Познание Бога может быть
сообщено ему только 

через веру. (См. «Строматы», кн. II, гл. 4 — «Польза веры: она основа
всего знания»). 

Но вера по существу своему вытекает не из простого и неразумного доверия
к внешнему 

авторитету, а из внутреннего чувства, мистической силы, прирожденной
человеку. Последний, по 

самой богоподобной природе своей, имеет влечение к божественному и
потому, как бы по 

естественному стремлению, убеждается в истинности божественного
откровения, когда оно подается 

ему Богом. 

Вопреки отрицательному отношению правоверных кафоликов к гносису,
Климент защищает и 

необходимость гносиса для достижения нашего совершенства. Вера не может
остановиться в своем 

развитии. Она должна расти и совершенствоваться, восходить от веры в
веру. Без этого она не будет 

твердой и прочной, не будет надежно ограждена от всяких нападок и
заблуждений. Совершенство 

придает вере гносис. Вера и гносис относятся, как фундамент здания и
здание, как слово внутреннее и 

слово выраженное. 

Таким образом, Климент признает две ступени духовной жизни христианина —
ступень веры и 

ступень гносиса. 

Различие между верой и гносисом касается как интеллектуальной, так и
моральной стороны. 

Первое отличие знания гносиса от знания веры касается его глубины:
верующий живет внешней 

стороной религии, а гностик (христианин, достигший нравственного
совершенства) — внутренней; 

верующий довольствуется знанием самых необходимых истоков вероучения и
притом в самом 

сокращенном виде — гностик достигает познания о Боге и вещах
божественных, о человеке, его 

природе, о добродетели, о высшем благе, о мире; словом, создает себе
стройную систему 

миросозерцания. 

В такой же степени, как и знание, отличаются друг от друга мораль
гностика и мораль веры. 

Побуждением к нравственной деятельности у верующего служит страх перед
наказанием и надежда 

награды. То и другое вытекает у него из веры в правосудие Божие. У
гностика побуждением является 

бескорыстная любовь к добродетели, стремление к добру ради добра.
Верующий является, таким 

образом, рабом, а гностик — свободным сыном Божиим. 

Принципом деятельности у верующего служит «согласие с природой»,
соблюдение естественной 

умеренности в удовлетворении потребностей. Человек должен есть, чтобы
жить, а не жить, для того, 

чтобы есть. Принципом же деятельности у гностика является аскетическое
возвышение над 

потребностями природы ради любви к Богу. Дух гностика всецело устремлен
к Богу. Его жизнь — 

непрестанная молитва, мысленный разговор с Богом, постоянное памятование
о Нем. Гностик уже 

здесь, на земле, достигает некоторого богоподобия и путем совершенной
любви соединяется с Богом. 

Высокая нравственность поэтому служит характерным признаком истинного
гносиса 

(см. «Строматы», IV, 21–23). 

Несмотря на различие веры и гносиса, по существу они однородны.
Содержание их одно и то же, 

и различаются они лишь в формальном отношении, по степени
разработанности и развития. Гносис 

есть та же вера, только научно обработанная, это — верующее знание. Вера
— основа гносиса; она 

его источник, ибо дает ему содержание, она его критерий; она настолько
необходима для гностика, 

как дыхание воздухом. Кратко это соотношение веры и гносиса выражается в
такой формуле: «Нет 

познания, которое не имело бы связи с верой, равно как нет и веры,
которая не зависела бы от 

познания» (Стром. V, 1). 

Установление правильного взгляда на веру и знание и их взаимоотношение
составляет важную 

заслугу Климента в догматико-историческом отношении. 

БОГОСЛОВИЕ КЛИМЕНТА 

Учение о Боге. Учение о Святой Троице у Климента выражено очень ясно:
«Один Отец всего, 

Один и Логос всего и Дух Святой». 

Основным учением в системе Климента является учение о Боге. Климент
преимущественно 

развивает абстрактно-философское платоновское понятие о Боге, как
первоначал всего. Это и есть то 

понятие, которое имеет истинный гностик. 

Бог «по ту сторону мыслимого», выше всяких определений и недоступен по
Своей Сущности 

ограниченному познанию человека. Мы знаем, что Бог существует, а не то,
что Он есть по Своей 

природе. Бог — вне пространства, вне времени, не вид, не число, не
подвержен страстям и т.д. Этот 

метод отрицания в Боге всего ограниченного («апофатический» метод
богословствования) 

освобождает человека от всех чувственных представлений о Боге. В
соответствии с этим Климент, 

как и св. отцы, понимает антропоморфизмы Ветхого Завета (выражения:
«очи», «уши», «руки» Божии 

или «гнев», «ревность» и др.), как символы действий Божиих. 

Некоторое положительное знание о Боге человек может получить из
Самооткровения Божия. 

Отсюда можно постичь, что Бог — «Отец всего», что Он бесконечно благ.
«Не безвольно, как огонь 

согревающий, но по воле Своей раздающий блага». (См. «Строматы» V, 12;
II, 2). 

Учение о Логосе. В учении о Логосе Климент во многом следует Филону.
Подобно ему, он 

понимает Логоса то в платоновском смысле, как совокупность Божественных
идей и первообраз всех 

вещей, пребывающий в Боге, то в стоическом смысле, как имманентную миру
силу, проникающую 

все бытие и оживляющую все его части. 

Логос — нераздельная, но отличная от Отца сила; «Он — средоточие всех
сил, посему именуется 

Альфой и Омегой». 

Признавая совечность Сына Отцу, Климент отчетливо учит о Его Божестве:
«Тот и Другой суть 

едино, оба существа Божественные» (Пед., I, 8). 

Логос имеет особое отношение к миру. Проф. Попов так формулирует это
отношение: «Логос по 

лестнице небесных и земных существ нисходит до самых последних глубин,
до самого ничтожного 

творения. Все разумные существа образуют обширную и постепенно
нисходящую иерархию, 

подобную железной цепи, в которой каждое звено, будучи поддерживаемо
высшим, в свою очередь 

поддерживает низшее» (Конспект лекций…, с. 103–104). 

Учение о творении мира Климент излагает, в основном, правильно: он
отрицает вечность 

материи и предсуществование душ. Логос — Творец и Промыслитель мира. Но
библейский рассказ о 

шестидневном творении Климент понимает аллегорически, как указывающий на
логический, а не 

временный порядок возникновения мира — мир создан в одно мгновение.
Логос — Свет мира — не 

только создает мир, но всегда промышляет о мире. 

Учение о человеке. В учении о человеке Климент первый вводит вполне
определенно 

платоновскую трихтологию, различая плоть, душу и дух человека. Он
признает две души — 

плотскую или чувственную и духовно-разумную, владычественную. Первая
является источником 

органической жизни человека и низших пожеланий и стремлений; вторая есть
носительница разума и 

свободы и имеет руководящее значение в жизни человека. 

Зло и добро не заключаются в плоти и духе человека. Это дело его
свободы. Сущность падения 

Климент признает в злоупотреблении свободой и в уклонении к
чувственности. 

Христология и сотериология. Христос есть воплощенный Логос. В понимании
Климентом 

воплощения проф. Попов находит «тонкий докетизм», т. к. Климент
утверждает, что Христос был 

чужд всех человеческих страстей: удовольствия, печали, волнения, что
тело Его не нуждалось в 

принятии пищи и т. д. 

Несмотря на этот слабый докетизм, Климент мыслил Христа как
Богочеловека. 

Дело Христа понимается преимущественно как откровение истины. Христос
есть, прежде всего, 

Педагог и Учитель. После Его явления нет нужды посещать Афины или Элладу
в поисках истины. Но 

Христос есть также и Искупитель. Он стал «путем восстановления человека»
к прежнему состоянию. 

Логос сделался человеком, «чтобы и ты теперь от человека научение
принял, как человек мог бы 

стать богом» (Прот. I). Он воплотился, чтобы нас избавить от грехов, и
является искуплением за нас 

через Свою Кровь. Принесши спасение, Христос всех призывает к Себе. Дело
свободы человека — 

последовать этому призыву, послушаться учения Христа, освободиться от
греховных страстей, 

осуществить в своей жизни божественные заповеди и достигнуть
первоначальной простоты, 

собранности — бесстрастия. Стимулом такого движения вначале может быть
страх наказания или 

желания награды, у «гностиков» же — стремление души к Богу, истине и
красоте, к познанию Бога. 

Для христианской этики, или Нравственного богословия, учение Климента
важно тем, что 

спасение показано как нравственный процесс, совершаемый не вне, а внутри
самого человека. 

Учение о Церкви и таинствах. Климент мало касается вопросов о церковном
устройстве, 

иерархии, таинствах, да и там, где касается, большей частью впадает в
символизм. 

Церковь он понимает как духовный храм, созидаемый Самим Логосом, как
Деву и Мать, 

питающую нас духовным молоком, кровью Логоса. К ней должен приходить
всякий, желающий 

спасения, ибо она — собрание избранных. 

Особенное положение принадлежит людям, стоящим на ступени христианского
гносиса. 

Гностики образуют тело Христа, другие — только Его плоть. 

Церковь «древняя кафолическая», в противоположность ересям, едина по
единству веры и 

сохраняет истину — апостольское предание. 

Членом Церкви человек становится через Крещение. Крещению Климент
придает важное 

значение. Оно есть возрождение, делающее нас детьми Божиими; мистическое
просвещение, 

сообщающее душе свет богопознания; духовное омовение, дающее залог
бессмертия. 

Так как человек согрешает и по Крещении, то допустимо для очищения его
второе покаяние, т.е. 

Покаяние после Крещения. Но, вслед за Ермом, Климент допускает только
одно Покаяние. 

Об Евхаристии Климент пишет: «Логос предлагает нам Свою Плоть и изливает
в нас Свою 

Кровь, способствуя чрез то росту Своих чад. О дивное таинство! Оно
повелевает нам оставить 

прежние плотские увлечения, равно как и прежнюю потачку им, следовать же
другому, Его, Христа, 

образу жизни — оным, насколько то возможно, внутренно проникаясь, оный в
себе самих 

воспроизводя, Спасителя в груди нося, дабы чрез то могли мы обуздать
пожелания своей 

плоти» (Пед. I, 6). 

Характерен взгляд Климента на брак. В противоположность гностикам —
энкратиатам, 

отвергающим брак, Климент защищает его, а безбрачие не рекомендует. 

Эсхатология. Климент отрицал хилиазм, чувственный огонь и вечность
мучений грешников. Все 

наказания имеют исправительное или очистительное значение, все души за
гробом должны пройти 

известный период очищения чрез стыд, раскаяние и т.д. Таким образом, у
Климента даются зачатки 

учения об апокатастасисе и временности адских мучений, которое вполне
развито у Оригена. 

Будущее блаженство будет иметь свои степени. Но высшим блаженством будут
наслаждаться 

гностики, которые войдут в обитель Божию, чтобы созерцать Его в вечном и
несказанном свете. 

В учении Климента проявляется влияние Филона, стоической философии и
гностицизма. Ряд его 

положений впоследствии был отвергнут. Но все же, как заключает проф.
Карсавин, Климент больше 

христианин, чем философ, потому что исходил не из теории, а из жизни. 

Климент, как учитель Оригена, естественно, оказал на него значительное
влияние. 

ОРИГЕН 

«Ориген, — говорит проф. прот. П. Гнедич, — был одним из немногих
древне-христианских 

писателей, оказавших такое большое влияние на развитие христианского
богословия и вокруг имени 

которого возникло столько споров». 

Ориген первый из церковных писателей, о жизни которого сохранилось
достаточно сведений. 

Родился он в 185-м г. в христианской семье и был христианином с детства.
Отец его — Леонид, 

учитель грамматики, скончавшийся мученически в гонение 202-го — 203-го
гг., и мать — еврейка, 

обратившаяся в христианство, были первыми наставниками сына. Затем
Ориген учился в 

катехизическом училище у Климента. 

Оставшись без средств, после смерти отца и конфискации имущества,
Ориген, не желая 

пользоваться помощью посторонних, зарабатывает на содержание себя и
семьи частными уроками. 

После же отъезда из Александрии Климента, в возрасте 21-го — 22-х лет,
заменил его в качестве 

руководителя училища оглашенных. 

Обучая других, Ориген продолжал учиться сам: он изучал у раввинов
еврейский язык, у 

неоплатонического философа Аммония Саккаса — философию, совершал
путешествия со 

специальной целью слушать лекции известных философов. 

Особенно много Ориген изучал Священное Писание и очень скоро приобрел
большую 

известность как христианский учитель. 

С юности Ориген жил аскетически. Днем он занимался с учениками, ночью
изучал 

Свящ. Писание, спал на голой земле, ел лишь столько, сколько необходимо
для поддержания жизни, 

не носил обуви, не имел второй перемены платья. Ревность свою к
исполнению евангельских 

требований Ориген довел до того, что, понимая буквально слова Христа
Спасителя о скопцах, 

«которые сделали сами себя для Царства Небесного» (Мф. 19,12), оскопил
себя и этим избавился от 

возможной клеветы, т.к. ему приходилось заниматься и с женщинами. Но
нужно заметить, что этот 

поступок отдельные его биографы отрицают. 

Ввиду увеличения числа желающих слушать Оригена, он поручил преподавание
оглашенным 

своему ученику Ираклу, а сам ограничился чтением лекций слушателям более
подготовленным. 

Ориген иногда оставлял Александрию: ездил в Аравию к ее правителю,
пожелавшему его 

слушать и просившему об этом еп. Димитрия; ездил в Рим, «чтобы знать
наиболее древнюю Церковь 

римлян», где познакомился и подружился с будущим Римским епископом св.
Ипполитом, а в 216-м г. 

во время репрессий, наложенных на Александрию императором Каракаллой,
удалился в Кесарию 

Палестинскую, где по просьбе своих учеников епископов Феоктиста
Кесарийского и Александра 

Иерусалимского много проповедовал за богослужением. 

После возвращения в Александрию особенно увеличивается деятельность
Оригена как писателя. 

Его ученик Амвросий предоставил в распоряжение Оригена целый штат
стенографов и переписчиков, 

которым он диктовал свои сочинения. Это оказало, несомненно, большую
помощь Оригену, но и в то 

же время послужило причиной, что записанные на слух сочинения были
недостаточно обработаны и 

проверены самим автором. 

В Антиохии Ориген беседовал о Христе с матерью императора Александра
Севера и обратил ее в 

христианство. Кроме того, в 230-е годы он посетил Грецию, а по пути
через Палестину был посвящен 

во пресвитера епископом Феоктистом. Кесарийский епископ хотел
предоставить Оригену большую 

возможность проповедовать за богослужением. Но Александрийский епископ,
без ведома которого 

состоялось посвящение, увидел в этом деянии посягательство на свои
права, почему не признал 

посвящения и осудил Оригена. Осуждение было признано Африкой и Римом, но
отвергнуто 

Востоком. Потрясенный осуждением, Ориген остался в Кесарии и там
продолжил свои ученые труды. 

В гонение Декия Ориген был арестован, заключен в тюрьму, подвергнут
пыткам, от последствий 

которых умер в 253-м или 254-м г. Перед смертью произошло примирение его
с Александрийским 

епископом. 

ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОРИГЕНА 

Ориген — самый плодовитый писатель доникейской эпохи. Называют тысячи
его «книг». 

Необычная его продуктивность объясняется отчасти тем, что он многие
сочинения просто диктовал 

скорописцам. Далеко не все они сохранились. Утрате сочинений Оригена
содействовало осуждение 

Оригена сперва в указе Юстиниана (543 г.), а затем на Соборах на Востоке
и в декрете папы Геласия 

на Западе. Осуждение это охладило интерес к сочинениям Оригена и тем
самым многие из них 

обрекло на погибель. 

Следует заметить, что даже сохранившиеся сочинения Оригена дошли до
нашего времени не в 

подлинном греческом тексте, а в латинском переводе, возбуждающем большое
сомнение в 

соответствии их подлинному тексту. На греческом языке имеются лишь
отдельные фрагменты. 

Руфин, в переводе которого имеется большая часть сочинений Оригена,
сторонник и защитник 

Оригена в возникших ко времени перевода спорах, стремился устранить из
текста все, что могло 

вызвать упрек в неправославии. Для этого он производил в тексте ряд
изменений. Поэтому к его 

переводам следует относиться с осторожностью. В изданиях Оригена
стараются вместе с текстом 

перевода привести все сохранившиеся фрагменты греческого текста,
подлинность которого не 

возбуждает сомнений, и имеющиеся варианты других переводов. 

В русском переводе имеются: «О началах», «Против Цельса» (половина), «О
молитве», 

«Увещание к мученичеству». 

У Оригена нет изящества и красоты выражений Климента. Он пишет просто,
растянуто, что 

объясняется привычкой диктовать сочинения. Важное значение здесь имело
то обстоятельство, что 

каждый вопрос он старался исчерпать до последних мелочей. В толковании
он излагает 

всевозможные смыслы, выбор лучшего из них предоставляя читателю. 

Но при всей растянутости изложения и излишней иногда полноте трактации
вопроса Ориген, 

бесспорно, превосходил всех церковных писателей глубокомыслием и
оригинальностью своих 

суждений. В учености светской он нисколько не уступает Клименту, а по
философским дарованиям 

заметно возвышается над ним. Его сочинение «Против Цельса» пестрит
цитатами из Платона и 

стоиков. Свящ. Писание он знает на память; без всяких словарей приводит
многочисленные цитаты, в 

которых встречается то или другое слово. 

Все сочинения Оригена можно разделить на 5 классов: 

1) труды библейско-критические и библейско-экзегетические; 2) сочинения
догматические; 3) 

апологетические; 4) назидательного характера и 5) письма. 

Труды библейско-критические и экзегетические. а) Замечательным трудом
Оригена являются 

экзаплы, представляющие собой ряд сравнительных таблиц с текстами
Ветхого Завета в 

оригинальном тексте и разных греческих переводах. Труд этот предпринял
Ориген с целью показать 

всю несостоятельность нападок иудеев на перевод 70-ти, а вместе с тем
ознакомить христиан с 

оригинальным текстом Библии. Найденные разночтения Ориген стремился
примирить и делал свои 

замечания и пояснения. 

В шести столбцах, расположенных параллельно, Ориген сравнивал: 1.
Еврейский текст. 2. тот же 

текст, написанный греческими буквами. 3. Греческий перевод Акиллы. 4.
Симмаха. 5. 70-ти. 

6. Феодотиона и найденные им варианты перевода 70-ти. В отдельных местах
количество столбцов 

увеличивалось до 8-ми (октаплы). 

Сокращением экзапл являются тетраплы — в них оставлены только четыре
последних перевода. 

Свой огромный труд Ориген исполнил в течение 30-ти лет и окончил лишь в
Кесарии ок. 244-го г. 

Судьба экзапл была печальна. Они представляли собой настолько
колоссальную книгу, что, вероятно, 

ни разу не были переписаны. Лишь для некоторых книг, напр., Псалтири,
снимались с них копии. Ни 

один из знаменитых экзегетов не имел под руками полного экземпляра
экзапл. Рукопись Оригена 

хранилась в Кесарийской библиотеке и ок. 600-го г. погибла вместе с
библиотекой. Трудно было бы 

по достоинству оценить этот труд для понимания текста Ветхого Завета,
если бы он весь сохранился. 

К сожалению, сохранились только отдельные фрагменты. 

б) Ориген изъяснил почти все Свящ. Писание в трех видах или формах:
схолиях, гомилиях и 

комментариях. 

Схолии — это краткие заметки на трудные места в Свящ. Писания. От них
сохранились лишь 

небольшие фрагменты на греческом языке и в переводе Руфина. 

Гомилии представляют собой богослужебные проповеди с истолкованием Свящ.
Писания в 

назидательном духе. Большая часть их написана скорописцами и выпущена в
свет без проверки 

Оригена, чем объясняются их стилистические недостатки. По времени они
относятся почти все к 

периоду после 244-го г., когда Ориген, достигнув 60-ти-летнего возраста,
позволил записывать свои 

проповеди. В содержании гомилий нет стройного единства. В них Ориген
преследует 

преимущественно назидательные цели. Научным раскрытием смысла Писания
Ориген в гомилиях не 

занимается и в философские умозрения не вдается, имея, конечно, в виду
их специальное назначение 

для широкой публики, иногда даже для оглашенных. В гомилиях Ориген
истолковал все 

канонические книги Ветхого Завета. Гомилий сохранилось больше, чем
схолий, хотя 

преимущественно в латинском переводе Руфина и блаж. Иеронима. 

Целью комментариев служило научное истолкование Свящ. Писания.
Толкование в 

комментариях Ориген вел так подробно, что в некоторых из них не успел
пойти дальше первых глав. 

Изъяснение в них носит преимущественно аллегорический характер, хотя
Ориген не чуждается 

филологического анализа, исторических, археологических и тому подобных
справок. От 

комментариев сохранились лишь малые остатки. Из них особенно важны
фрагменты комментариев на 

Евангелие Матфея и Иоанна, на послание к Римлянам, на книги Бытия и
Песнь Песней. 

О методе толкования и понимания Священного Писания Ориген подробно
говорит в последней 

части своего сочинения «О началах». 

Сочинения догматические. Самым значительным догматическим сочинением
Оригена является 

«О началах» («Пэри архон» — Peri arcvn, «Дэ принципиис» — De
principiis). Если учитель Оригена 

Климент дал первый опыт системы христианской этики в серии своих
сочинений («Протрептик», 

«Педагог», «Строматы»), то сочинение Оригена «О началах» является первым
опытом христианской 

догматической системы. Как первый опыт систематизации христианского
ученияа, оно в свое время 

возбудило живой интерес к себе и оказало огромное влияние на труды
последующих 

догматистов-систематиков (св. Григория Нисского, блаж. Феодорита, св. И.
Дамаскина и др.). 

Греческий текст сочинения был известен еще патр. Фотию, который дал
отзыв о нем в своей 

«Библиотеке». На сочинение составлялись схолии (напр., Дидим), писались
опровержения и особые 

статьи в защиту. Но утверждения (напр., Руфина), что текст был искажен
еретиками, неубедительны. 

Вполне возможно, что текст был недостаточно обработан самим автором
из-за спешности написания 

по настоянию Амвросия. 

Все это следует иметь в виду, чтобы понять, с одной стороны, осуждение
ошибок Оригена, а, с 

другой, — желание не только древних писателей (его учеников), но и
последующих исследователей 

как-то исключить из осуждения самого Оригена. 

Начиная с начала XVI века, сочинение Оригена много раз издавалось.
Имеется русский перевод 

изд. Казанской духовной академии (Казань, 1899 г.), по которому
приводятся цитаты из этого 

сочинения. 

Время написания относится к концу пребывания Оригена в Александрии —
228–230 гг. 

Выпущено оно было без ведома и вопреки желанию Оригена его другом
Амвросием. 

Название сочинения указывает на главный предмет его — основные истины
христианского 

вероучения. 

Содержание. Все сочинение разделено на четыре части или книги: 

1. О мире духовном (Бог, Логос, Святой Дух, ангелы). 

2. О материальном мире и человеке. 

3. О свободе воли, греха, искуплении и «свершении мира» или эсхатологии.


4. О Свящ. Писании и принципах его понимания (Защищается, главным
образом, 

духовно-аллегорическое толкование). 

В трактации каждого вопроса он обычно следует такому порядку: сперва
кратко предлагает 

известную истину вероучения, затем доказывает ее
философски-умозрительным путем и, наконец, из 

Свящ. Писания. 

Ориген ясно определил цель своего сочинения. «Он хотел под догматические
основы Церкви 

подвести научные основания, восполнить умозаключениями, на основании
данных Писания и разума, 

построить из элементов вероучения полную систему» (проф. Болотов).
Ориген «желал оставаться в 

полном согласии с твердо установленным и общеобязательным учением
Церкви» (проф. Попов). 

Это свое желание и направление всего труда Ориген формулирует во
введении к своему 

сочинению: «Мы должны хранить церковное учение, переданное от апостолов
через порядок 

преемства и пребывающее в Церквах даже доселе: только той истине должно
веровать, которая ни в 

чем не отступает от церковного и апостольского предания» (Кн. I, введ. §
2). 

Однако план Оригена нельзя назвать удачным: есть повторения; изложение
ведется 

эпизодически; связь между главами ясно не намечается. Состав системы не
полон: нет учения о 

Церкви (таинствах, иерархии), об антихристе, Втором Пришествии и
Страшном Суде. Это 

формальный недостаток системы. Но для своего времени система Оригена
была верхом 

совершенства. Она давала цельное христианское мировоззрение и могла
соперничать с любой 

философской или гностической системой; тем более, что во многих пунктах
она умело была 

противопоставлена заблуждениям гностиков (о творении мира, о полном
человечестве Христа, о 

свободе воли — против эманотизма, докетизма, детерминизма). Но Ориген
увлекся и философскими 

нецерковными мнениями (вечность мира, предсуществование душ,
апокатастасис и др.). В этом 

заключается материальный недостаток его сочинения. 

Другие догматические сочинения известны только по заглавиям и
фрагментам. Таковы: 

1. «О воскресении». Ориген проводил здесь взгляд о тождестве воскресшего
тела с земным лишь 

по форме и отрицал тождество по самой материи. 

2. «Строматы» — содержали в себе много схолий на Свящ. Писание. 

Сочинения апологетические и назидательного характера. Письма. От Оригена
сохранилось 

(на греческом языке) крупное апологетическое сочинение в 8-ми книгах,
направленное против 

«Истинного слова» — сочинения языческого философа-эклектика Цельса, в
основном 

придерживавшегося эпикурейских взглядов. Это творение Оригена «Против
Цельса» написано было 

им в последние годы жизни по просьбе Амвросия и представляет собой
полное и последовательное 

опровержение «Истинного слова». Истинного в сочинении Цельса было
немного, но здесь были 

собраны все возражения против христианства, которые могли сделать
язычники во второй половине 

II-го века. 

В свою очередь Ориген как бы собрал в своем ответе все, что ранее
высказывали апологеты в 

защиту христианства, и потому его сочинение всегда высоко ценилось
христианскими 

богословами — отцами и позднейшими исследователями. 

Разбирая сочинение Цельса слово за словом, Ориген следует плану
опровергаемой книги. Отсюда 

в нем можно наметить 4 части: 1) опровергаются обвинения против
христианства, которые Цельс 

вложил в уста иудея и выставил на основании иудейских мессианских
верований (I–II); здесь Ориген 

имеет дело с искажением евангельской истории. 2) Разбираются нападки
самого Цельса на чаяния 

иудеев и основные положения христианства (III–IV). 3) 

Защищаются отдельные пункты 

христианского вероучения, которые Цельс считал заимствованием из
эллинской философии (VI–

VII, 61). 4) Опровергаются аргументы Цельса в защиту государственной
религии (VII 62-VII). 

Сочинение Цельса отдельно не сохранилось, но Ориген в своем опровержении
приводит 

последовательно почти весь текст Цельса. Все издания книги Цельса
представляют собой только 

выбранные цитаты из Оригена. 

Цельс не был исследователем объективным, а допустил различные насмешки и
искажения 

христианского учения. 

В этом отношении, говорит архиеп. Филарет Гумилевский, «что особенно
возвышает Оригена — 

это спокойствие, основанное на самопознании и сознании правоты своего
дела, с каким он отражает 

противника, часто выходившего из себя» (Историч. учение…, т. I, с. 197).
«Ориген знает больше 

Цельса, и это производит впечатление в его пользу» (Барденхевер). 

Ориген говорит, что «христианское учение не боится ни философии, ни
философов, т.к. основано 

на истории». Впрочем и сам Цельс признавал историчность событий,
описанных в Евангелиях. Это 

следует отметить, так как язычнику второго века легко было бы показать
неисторичность (миф) 

христианства, если бы для этого были какие-либо основания. Сила
христианства — внутри, она сама 

по себе показывает неосновательность возражений Цельса. Дела христиан
изобличают эти 

возражения. Но Ориген все же последовательно рассматривает все
содержание сочинения Цельса. 

Сочинение Цельса не «истинное слово», но искажение христианства. Цельс
замалчивал в 

Евангелии все те события, которые указывают на божественность Иисуса, и
с целью позлословить 

приводит только те места, где говорится, как над Иисусом насмехались —
надевали багряницу, 

полагали терновый венец, давали в руки трость. Цельс не мог понять, что
именно эти места 

Евангелия — о страданиях Спасителя — производят особое действие на
читающих и слушающих. 

Все возражения Цельса могут быть сведены к требованию иудеев: «Пусть
теперь сойдет с креста, и 

уверуем в Него» (Мф. 27, 42; Мк. 15, 30). Признавая историческую сторону
христианства, Цельс 

совсем не понимал христианского учения. 

Проф. Епифанович считает сочинение Оригена «самым совершенным
произведением 

апологетической литературы I–III вв.», потому что здесь автор успешно
показал, что христианство — 

не слепая вера невежественных людей, но полное знание, удовлетворяющее
всем запросам 

философствующего разума. 

Это «сочинение смело можно дать в руки каждому неологу и натуралисту.
Для них 

замечательным должно быть и то, что Цельс (враг христианства)
подтверждает своим свидетельством 

и свидетельством своих современников события жизни Христа и не
сомневается в исторической 

действительности чудес Христовых, а только старается объяснить
происхождение их по-своему» 

(Архиеп. Филарет Гумилевский. Историч. учение…, т. I, с. 199). 

Первое печатное издание сочинения Оригена имело место в 1481-м г.
Имеется русский перевод 

проф. Казан. духовной академии Писарева. 

Сочинения назидательного характера менее навлекли на себя подозрений в
неправомыслии и 

потому дошли в целом виде на греческом языке. 

а) Сочинение «О молитве» (33 главы) написано по просьбе Амвросия и его
супруги Татьяны и, 

вероятно, по переселении в Кесарию, после 231-го г. 

Сочинение состоит из двух частей. В первой говорится о молитве вообще
(1–17), во второй — о 

молитве Господней (18–30). Последние три главы (31–33) составляют
заключение. 

б) «Увещание к мученичеству» (50 глав) написано в гонение Максимиана
Фракианина в 235-м г. 

В этом сочинении Ориген обращается к Амвросию, томившемуся в тюрьме, с
целью поддержать его 

мужество и утешить его. В общем оно представляет собой воодушевленный
гимн мученичеству. 

Письма. В древности существовали сборники писем Оригена, Евсевий собрал
их свыше ста. Но 

до нашего времени сохранилось только два: к Юлию Африкану и св. Григорию
Чудотворцу 

(«Хр. Чтение». 1912. XII, с. 1337–1341). 

В первом доказывается подлинность тех частей греческой версии кн.
пророка Даниила, которые 

не содержатся в еврейском тексте (история Сусанны, рассказ о Виле и
драконе); во втором — 

содержится увещание не охладевать в изучении Свящ. Писания, а для
уразумления его молиться о 

помощи свыше. 

УЧЕНИЕ ОРИГЕНА 

«Учитель многих святых» (выражение блаж. Иеронима), Ориген является
величайшим из 

богословов доникейского периода. Он составил первую догматическую
систему, поставил ряд 

вопросов и пытался найти на них удовлетворительные ответы, — «пытался
охватить, понять и 

объяснить все». «Даже своими ошибками, — говорит один исследователь, —
Ориген наметил пути 

будущих решений» и способствовал общему оживлению богословской мысли.
(См. Л. Карсавин. 

«Св. отцы и учители Церкви», с. 110). 

Неоплатонический философ Порфирий, ученик Плотина, так отзывался об
Оригене: «Он жил как 

христианин, а мыслил как эллин». В устах Порфирия это могло быть
похвалой, но это одновременно 

и указание на слабые стороны мысли Оригена как христианского богослова. 

В отношении к философии Ориген был эклектиком. Наибольшее влияние на
Оригена оказал 

платонизм и неоплатонизм. Платоновским духом запечатлен весь
идеалистический склад его 

системы: таково предпочтение у него бытия идеального пред чувственным;
учение об идеях, 

предсуществовании и падении душ и т.п. Можно утверждать, что
платоновская философия оказала на 

него влияние в форме неоплатонизма, который в то время начал
формулироваться в преподавании 

Аммония Саккаса, учителя Оригена, и который вылился в сочинениях
Плотина, его младшего 

современника. 

Учение о Боге. Свою систему Ориген начинает с изложения учения о Боге.
(См. «О началах», 

кн. I, гл. I, «О Боге»). 

Ориген восходит в своем созерцании от бытия относительного и
изменяющегося во времени, где 

все возникает и изменяется, к бытию абсолютному и неизменяющемуся. 

Основным определением Бога для Оригена является понятие о Нем как о
начале всего — 

Самоначале, дающем начало всему, или Первопричине. Как начало Бог один,
ибо начало может быть 

только одно. Он абсолютное единство, монада. Отсюда вытекают и другие
определения Бога: 

а) как монада, Бог является бытием абсолютно простым и несложным; в Нем
нет никаких частей; 

б) как в простом бытии в Боге немыслима телесность, даже самая
тончайшая, ибо все телесное 

подлежит делению. 

Бог есть Личный Дух, Ум, аналогию Которому составляет ум человека. 

Оригинально лишь воззрение Оригена на безграничность Божию. Ориген
отрицает 

беспредельность Божию по существу и силе. Все беспредельное,
неопределенное — непознаваемо. 

Если бы Бог был беспределен, то Он не познавал бы Самого Себя, не был бы
всеведущим Умом. 

Всемогущество Божие ограничивается Его благостью, справедливостью,
мудростью. 

Однако Бог, как абсолютное начало, возвышен над пространством и
временем. Он не 

ограничивается пространством, а все Сам объемлет; для Него даже нет
пространства: Он вездесущ. 

Бог не подлежит времени, не имеет начала или конца. Он даже выше
времени: Он вечен; у Него 

всегда «сегодня» и нет смены времени. 

Бог неизменяем; в Нем нет перехода из одного состояния в другое; все Его
свойства действенны 

от вечности. Понятие неизменяемости Бога имеет важное значение в системе
Оригена. Бог Отец есть 

Отец изначала, а не во времени; иначе в Нем нужно было бы допустить
изменение; отсюда вечность 

рождения Сына. Божие всемогущество изначала деятельно; отсюда вечность
творения мира. 

Таким образом, учение Оригена о Боге возвышенно. Но возвышение Отца —
первого начала — 

не особенно благоприятно отразилось на представлении у Оригена второго
начала — Логоса; вся 

«Логология» Оригена базируется на его учении о Боге. 

Учение о Логосе. Его рождении. Рождение Логоса нужно представить вне
временных (против 

апологетов) и пространственных (против эманатизма гностиков) отношений.
Вечность рождения 

Сына сама собой вытекает из понятия о неизменяемости Отца. «Отец самым
бытием Своим, как сила, 

предполагает бытие Сына — Слова» (Болотов). Сын — Премудрость и сияние
славы Божией; нельзя 

поэтому допустить, чтобы было время, когда Бог был без Премудрости или
без Света. Рождение Сына 

не только не имело начала во времени, но и не может быть рассматриваемо
как акт свершившийся. 

«Не родил Отец Сына и перестал рождать, но всегда рождает Его». Вечное
Сияние исходит от 

вечного Света. Здесь Ориген впервые так ясно раскрыл учение не только о
вечном, но и постоянно 

вечном рождении Сына. 

Пространственные представления в рождении Логоса недопустимы уже в силу
бестелесности 

Божией. Бог прост и неделим, а потому в Нем немыслимы никакие эманации,
или истечения, 

разделения или уменьшения сущности. На этом основании Ориген отвергал
даже выражение «из 

сущности Отца», видя в нем намек на эманацию из божественной сущности. 

Чтобы лучше уяснить рождение Сына, Ориген пользуется аналогией. Аналогию
произнесения 

человеческого слова, столь распространенную у предшествующих церковных
писателей, Ориген 

считает недостаточной и не чуждой пространственных отношений, поскольку
слово является 

внешним звуком. Сам он часто предлагает рассматривать рождение Сына
подобным тому, как 

хотение рождается от мысли. 

Источным началом бытия Логоса Ориген считает волю Отца. Возражая против
эманатизма (в «из 

сущности Отца»), он часто называл Сына рождением «от воли Отца». Формула
эта давала повод 

обвинять Оригена в том, что он считал рождение таким же актом воли
Божией, как творение, тем 

более, что и творение он считал тоже вечным; выходило, таким образом,
что Ориген признавал 

Логоса тварью. Однако это несправедливо, и подобных взглядов Ориген
нигде в своих сочинениях не 

высказывает. Если он и называет Христа «созданием» и «происшедшим», то
всегда имеет в виду 

Притч. 8,22: «Господь созда мя»; причем считал Премудрость созданной
потому, что Она содержала в 

себе совокупность идей тварного мира. 

По существу рождение и творение у Оригена ясно различаются: от первого
происходит 

неизменяемый Сын, от второго изменяемый мир; Сын происходит не из ничего
и не вне сущности 

Отца, мир же происходит из небытия и является внешним бытием. 

Происхождение Сына из воли Отца не является у Оригена, как у апологетов,
актом случайным, 

связанным с решением Бога создать мир и обусловленным целями творения
(значением Логоса как 

посредника). Рождение Сына вытекает у него из внутренней необходимости
самой жизни Божества. 

Ориген своим учением о вечности рождения Сына и внутренним обоснованием
его 

необходимости дает более возвышенную «Логологию», чем его
предшественники, и во многом 

приближается к никейскому исповеданию. Но от него он отличается тем, что
признает рождение 

Сына не из сущности, а из силы Отца, хотя и считает Сына «единственным
по природе и посему 

единородным» (кн. I, гл. 2, §5 и др.). 

Учение об отношении Сына к Отцу. Логос, будучи божественной Премудростью
и Словом, тем 

и отличается от ограниченной человеческой премудрости и слова, что имеет
самостоятельное 

реальное бытие в качестве особой Ипостаси, существующей
субстанционально, как и Отец. Ввиду 

монархианских заблуждений своего времени Ориген особенно оттеняет
ипостасные отличия Слова от 

Отца (в этом его заслуга). 

Тщательно указывая на отличие Сына от Отца, Ориген не устанавливал Их
единство, в частности, 

Их единосущие и равенство по Божеству. 

В последнем вопросе Ориген высказывался в духе субординационизма более
решительно, чем его 

предшественники. 

а) По его мнению, один Отец является в собственном смысле Монадой,
Самобытным (началом 

всего). Сын зависит от Него по бытию. Он вечно получает от Него Свое
бытие, как пищу. 

б) Один только Отец в собственном смысле есть Бог, Самобог (Автофеос —
Autoneo?). Логос же 

есть дэутэрос Фэос — deutero? Qeo?. Он причастием божества Отца
становится Богом, ибо изначала 

пребывает у Отца. Словом, Он есть Бог по причастию. Один только Бог
абсолютно благ, благ в 

собственном смысле. Сын есть только образ благости Отца. Ему в
собственном смысле принадлежит 

не благость, а правосудие, ибо Он Педагог людей и грядущий Судия. 

в) Одному Богу доступно полное ведение Себя. Он объемлет и Себя, и Сына.
Но Сын, хотя и 

знает Отца, но не всецело, ибо не может объять Отца. Мало того, не все
знает Сын и в тварном бытии: 

Он не знает дня кончины мира, не знает во всей полноте даже
божественного плана искупления: Он 

молился, чтобы миновала Его сия чаша, ибо хотел испить более тяжкую чашу
и совершить более 

всеобщее благодеяние, распространяющееся на большее число существ (так,
чтобы иудеи и Иуда не 

погибли). 

г) С молитвой в собственном смысле (просэухи — prodeuch) должно
обращаться только к Богу 

Отцу. Не следует молиться никому из рожденных, ни даже Самому Христу, а
только одному Богу 

всех и Отцу, Которому молился и Сам Спаситель, и нас учил молиться («О
молитве», 15). Молитвы 

могут быть, однако, воссылаемы через Христа как Первосвященника. 

Как видим, Ориген в своей «Логологии» соединил идеи двух порядков:
возвышенное 

представление о вечном Слове переплетается у него с резко выраженным
субординационизмом. 

Отсюда и св. Афанасий мог ссылаться на него как на защитника
православия, и позднейшие 

противники Оригена могли говорить о его «богохульствовании». (Во всяком
случае несправедливо 

видеть в учении Оригена арианство: он признавал Богом Сына и не считал
Его тварью). 

Учение о Святом Духе. Доказывая вечность Сына, Ориген заявил: «То же
надо сказать и о Духе 

Святом», и вообще говорит о Нем постольку, поскольку представлялось
необходимым для 

установления точки зрения на Лицо Иисуса Христа. Впрочем, Ориген ясно
исповедует Лицо Святого 

Духа как особую Ипостась. Бытие Свое Он получает вечно от Отца Через
Сына. Происходя через 

Сына, Святой Дух от Него получает все совершенства, в особенности,
ведение Отца, и потому стоит в 

подчиненном отношении не только к Отцу, но и к Сыну. (См. «О началах»,
кн. I, т. 3). 

Взаимное отношение Лиц Святой Троицы Ориген объясняет по Их действиям в
мире. 

Деятельность Святой Троицы он рассматривал как бы в виде сужающихся
концентрических кругов. 

Наибольший круг, как бы обнимающий другие, принадлежит Отцу; это сфера,
распространяемая на 

все существа, есть деятельность Отца. Сын, деятельность которого
распространяется на разумных 

тварей, — второй круг. Третий, меньший круг — Дух Святой, воздействующий
на святых. 

Ориген разрешил проблему различия Лиц Святой Троицы и первый ввел
формулу «три 

Ипостаси». В этом его догматико-историческая заслуга. 

Космология. Бог по Своей бесконечной благости открыл Себя в создании
тварей. Так как 

всемогущество Божие никогда нельзя представить недеятельным и праздным,
то нужно признать, что 

оно вечно имело объект своей деятельности. Отсюда творение мира у
Оригена признается вечным. Но 

поскольку такой вывод стоял в противоречии с церковным учением о конце
мира, то Ориген выходил 

из затруднения, предполагая бесконечный ряд сменяющих друг друга миров;
каждый из них имеет 

конец, но в целом они вечны. Так пришел он к теории множественности
миров. 

Вечная творческая сила Бога, прежде всего, открылась в создании духов —
по природе 

равных, — которых, впрочем, Ориген мыслил не совсем чистыми от тонкой
материальности, ибо в 

собственном смысле духовным бытием, чуждым телесности, он считал только
Святую Троицу. 

Отличительным признаком тварных существ, в противоположность абсолютному
бытию, является их 

изменяемость. Дальнейшее творчество проявилось в создании материи.
Причиной создания ее 

послужило падение — катаволи — (ka?abolh — низвержение) духов. Для
исправления их Господь и 

заключил их в материю. 

Материя представляет собой основу тел и отличается способностью
превращаться в разные 

формы (дерево, огонь, дым). Отсюда она всегда принимает форму,
соответствующую совершенству 

того разумного существа, которым воспринимается: в низших существах она
принимает вид грубых 

тел, в высших она может просветляться и одухотворяться. Во всяком случае
она сама по себе не 

представляет зла и не препятствует развитию духовных существ. 

Падение духов было различное; одни отпали от Бога больше, другие —
меньше. С этого различия 

произошли все те различия, которые наблюдаются в этом мире, и, прежде
всего, градация классов 

бытия. Те из духов, которые больше других сохранили огнепальное
стремление к Богу, образовали 

собою чины ангелов, различающихся друг от друга по своим заслугам. Они
облечены в тонкие 

эфирные тела с различной степенью лучезарности. Духи, отпадшие от Бога,
облеклись в более 

плотную светоносную материю и образовали собою светила небесные —
солнце, луну и звезды. Еще 

более удалившиеся от Бога и охладевшие духи обратились в души (психис —
yuci?, от психо — 

yucw — дуть, охлаждать) людей. Смотря по заслугам своим в период
предсуществования, души 

людей получают на земле разную участь. Наиболее грешные души рождаются в
телах уродливых, 

безобразных; более чистые — в красивых и совершенных. В этом же смысле
объясняются и другие 

неравенства среди людей. Именно ввиду своих прежних заслуг одни люди
рождаются с блестящими 

умственными способностями, другие — крайне тупыми, одни — кроткими,
другие — жестокими, 

одни — варварами, другие — греками, одни — знатными и богатыми, другие —
рабами и бедняками. 

Так думал Ориген объяснить при предположении предсуществования душ те
неравенства, которые 

так поражали его в земной жизни и которые он считал никак не примиримыми
с совершенствами 

Творца. Но души людей не представляют собой еще последней ступени
падения. Ниже пали духи, 

превратившиеся в демонов; они получили мерзкие и темные, хотя и
невидимые, тела и свергнуты 

были в преисподнюю; из них больше всех охладел диавол; это — наиболее
согрешивший дух. 

Все эти различия обоснованы в свободной воле разумных существ. Отсюда
между ними не 

существует непроходимых границ. Души могут развиваться или в сторону
добра, или в сторону зла и, 

таким образом, или подниматься, или опускаться по лестнице бытия. В
первом случае они 

одухотворяются и причисляются к ангелам, во втором — они падают до
скотоподобной жизни. 

Однако во всем этом процессе мирового развития действует благая воля
Божия, которая все 

направляет к первоначальному восстановлению падших духов. Страдания и
бедствия мира сего и 

самое создание материи имеет последней целью своей не наказание их, а
исправление и воспитание. 

Вся мировая история, таким образом, есть история божественного
домостроительства (икономиа — 

oikonmic), устроения спасения (см. о космологии Оригена в «О началах»,
кн. II, гл. 3, 9 и кн. III, гл. 5 

и др.). 

Антропология. История человека есть только часть мирового процесса;
человек также подлежит 

божественной икономии. В составе человека имеются три части
(трихотомия): в нем богоподобная 

душа (охладевший дух), соединена через посредство животной души с
плотью. Разумная душа 

обладает свободной волей и способностью снова возноситься до чистой
жизни. Неразумная же душа 

роднит человека с животными. В силу такого разнородного состава, человек
всегда испытывает 

внутренний разлад в своей жизни. По природе своей он изначала получил
образ Божий, а вместе с 

ним и возможность через упражнение в добродетелях достигнуть и
богоподобия. Но стремясь к этой 

цели, он должен бороться со слабостью своего естества. Это потому, что
все люди подвержены греху. 

Учение о первородном грехе и его всеобщности не чуждо Оригену. Правда,
оно у него приняло 

оригинальный оттенок, поскольку Ориген относил грех к домирному
всеобщему падению душ, но он 

допускал также, что самое рождение, соединение души с телом, оскверняет
человека скверной греха, 

и потому считал необходимым Крещение для младенцев. 

Из состояния падения богоподобная душа стремится возноситься к
первоначальному блаженству. 

Это вполне зависит от ее свободной воли. Но ввиду слабости человека ему
для спасения необходима 

Божественная помощь. Эту помощь ему постоянно оказывают ангелы, в
частности, ангел-хранитель. 

Еще в большей степени ее оказывает Логос Своими таинственными
воздействиями в мире через 

святых и пророков. Откровение Логоса получило свое завершение лишь в Его
воплощении (см. «О 

началах». Кн. I, гл. 7; Кн. II, гл. 8 и др.). 

Христология. Воплощение Сына Божия необходимо было потому, что иначе бы
люди не могли 

созерцать Высочайшее Слово. Самое соединение вместе Божества и
человечества является 

непостижимой тайной. 

В освещении догмата воплощения Ориген выдвинул против гностиков вопрос о
человеческой 

душе Христа. Эта душа послужила посредствующим началом при воплощении
Логоса, ибо 

непосредственное соединение божественной природы с материей было
невозможно. Душа Христа 

принадлежала к числу духов, созданных Богом, но в домирном бытии своем
она тем выделилась из 

числа других, что только одна не отпала от Бога и пребывала в
пламенеющей любви к Нему. В силу 

долгого упражнения в добре она настолько применилась к Нему, что для нее
стало уже невозможным 

отпадение ко греху; с этой душой и соединился Логос для нашего спасения,
а чрез ее посредство с 

телом. 

Тело Его вполне соответствовало превосходству и совершенству Его души,
ибо всякая душа 

образует сообразное себе тело. Поэтому тело Христа было необычайной
красоты и совершенства, и 

если у пр. Исаии (53, 1–3) говорится о безобразном виде Христа: «Видехом
Его и не имяше вида, ни 

доброты», — то это свидетельствует лишь о том, что плоть Христа
принимала тот или другой вид в 

зависимости от духовного настроения тех, с которыми Он обращался. 

При восприятии истинного человечества Логос не претерпел никакой
перемены: Он остался по 

существу (усиа — oudia) Логосом. Отсюда в Нем две природы, и Он есть
Дэус-Гомо — Deus-Homo. 

«Во Христе иное дело — природа Его Божества, потому что Он есть
Единородный Сын Божий; и 

иное дело — человеческая природа, которую Он воспринял в последнее время
по домостроительству» 

(«О началах». Кн. I, гл. 2, §1). 

Две природы во Христе образуют одно существо, так что «Христос есть
нечто сложное» 

(«Против Цельса», II, 9). 

Трудную проблему — как представить единство Лица Христова при соединении
Логоса с 

человеческой душой — Ориген пытался уяснить при помощи аналогии: а)
нравственное единение как 

бы сливает между собою личности, — так прилепляющийся к Господу
составляет с Ним один дух; 

б) раскаленное железо соединяет в себе свойства огня и железа, принимает
в себя вид и жжение огня, 

так и душа Христа приняла и растворилась в Логосе. 

Следствием соединения с Логосом было преобразование, обожение
человеческой природы 

Христа. В особенности это нужно сказать о плоти Его по воскресении. Он
воскрес из мертвых и 

обожествил воспринятую Им человеческую природу. Плоть Его одухотворилась
и почти разрешилась 

в дух, слилась с Божеством и стала вездеприсущей: Он находится везде и
все проникает — о Нем не 

должно думать, что Он заключен в каком-либо одном месте. Словом, плоть
Христа стала телом 

чудесным (см. «Против Цельса», II, 62; III, 41). 

Учение об искуплении и спасении. Последствия греха были троякого рода:
1) неведение Бога; 

2) подчинение власти диавола и 3) разрыв нравственного союза с Богом. От
всех этих последствий 

греха Господь избавил человека. 

1. Господь прогнал неведение, сообщивши людям истину, Он учил словом и
примером, и притом 

так, что был понятен всем и удовлетворял нужды всякого человека. Слова
Его для ученых заключали 

в себе глубокие мысли; но они были доступны и для детей. На Своем
примере Господь показал путь к 

совершенству и богоуподоблению. 

2. Господь освободил людей из-под власти диавола. Уяснял это Ориген при
помощи целой теории 

выкупа у диавола. Люди, будучи побеждены диаволом, сделались его рабами,
стали его 

собственностью на законном основании. Избавить их от его власти тоже
нужно было на законном 

основании. И вот Господь предложил в качестве выкупа «за многих Свою
душу». Диавол согласился, 

понимая всю цену безгрешной души Христа. Но он не знал плана
божественного домостроительства, 

не знал, что смерть Христа разрушит власть смерти. Он думал удержать
душу Христа во аде и в своей 

власти. Но, оказавши несправедливость по отношению к безгрешному Христу,
он не мог удержать 

Его в своей власти и по договору должен был уступить выкупленных Христом
людей. Христос вывел 

их из ада и Сам воскрес. Таким образом, Христос как бы обольстил
диавола, что, впрочем, вполне 

было справедливо по отношению к обольстителю людей. 

3. Христос не только искупил людей от диавола, но и принес за них
умилостивительную жертву 

Богу. Грех мог быть искуплен страданием людей или жертвой за них. Сами
люди не могли принести 

жертву, ибо она должна быть безгрешной. И вот Господь, будучи безгрешен,
«возложил на главу 

Свою грехи рода человеческого, ибо Он Сам есть глава тела Церкви», и
понес на Себе всю тяжесть 

наказаний. Он добровольно претерпел на земле ряд огорчений, страданий и,
наконец, самую смерть. 

Так Он примирил людей с Богом. 

Искупление, совершенное Христом, имеет универсальное значение. Христос
умер не только за 

людей, но и за все другие разумные существа. Плоды Его смерти
распространяются на весь космос, 

даже на ангелов. Впрочем, иногда Ориген высказывался в том смысле, что
Господь для искупления 

ангелов Сам становился ангелом и пострадал за них подобно тому, как и за
людей (см. «О началах», 

кн. I, гл. 2 — «О Христе»; кн. II, гл. 6 — «О воплощении Христа»). 

Эсхатология. Эсхатология Оригена носит спиритуалистический характер, что
вполне согласно с 

философским направлением его богословствования. Почти все изречения
Свящ. Писания о конечной 

судьбе мира и человека он понимал в духовном смысле. Хилиазм он
отвергает со всей 

решительностью, упрекая сторонников его в неразумии и ссылаясь на
свидетельства Свящ. Писания о 

духовности будущего тела. 

Характерным пунктом в учении Оригена о загробной жизни человека является
мысль о 

возможности продолжения нравственного развития, очищения и
совершенствования человека даже 

после его смерти — процесс спасения отдельного человека не заканчивается
в земной жизни, но 

продолжается за гробом. Это учение вытекало у Оригена из основных
понятий о благости Божией и о 

свободе воли человека. Бог вложил в человека стремление к истине, добру
и богоуподоблению; это 

стремление должно получить удовлетворение, ибо дано оно не напрасно;
почему осуществление его 

необходимо предположить в загробном бытии человека; ибо для Бога нет
ничего невозможного и для 

Творца нет ничего неисцельного. С другой стороны, как бы ни пал человек,
он всегда сохраняет 

свободу воли, а вместе с ней и возможность исправления и
совершенствования. Вся посмертная 

жизнь представляет собой процесс очищения и совершенствования человека. 

После воскресения тело будет отлично от земной плоти по своим качествам:
оно будет духовным, 

прославленным; оно не будет нуждаться в питании, пищеварении,
размножении и потому 

соответствующие органы будут отсутствовать. Но все-таки воскресшие тела
будут тождественны с 

земными (было бы несправедливо, если бы награждена была иная плоть, чем
та, которая 

подвизалась). Тождество это, впрочем, заключается не в самих
материальных частицах, не в составе 

человека, а во внешней форме тела. Дело в том, что состав человека уже
при жизни его постоянно 

меняется, одни элементы заменяются другими в силу обмена веществ.
Неизменным остается самый 

вид человека и именно потому, что в теле каждого человека существует
семя Логоса или внутренняя 

сила, которая образует его тело по своему типу, подобно тому, как семя
пшеницы дает 

соответствующие своему виду пшеничные ростки. Эта сила всегда
сохраняется и по разрушении тела 

и может по слову Божию образовать из материальных частиц духовное тело,
по форме своей 

тождественное с земной плотью. Воскресшие тела будут соответствовать
качествам душ; грешники 

будут облечены в темные тела, святые — в светлые. Дальнейшее развитие
душ будет сопровождаться 

все большим и большим одухотворением телесной субстанции, пока она не
разрешится в тонкую 

духовную «нерукотворенную» телесность («О началах», кн. II, гл. 6, §4). 

Что касается грешников, то они подвергнутся мучениям в огне. Огонь,
впрочем, этот не 

вещественный и наперед приготовленный, а духовный — муки совести,
которые собирает в себе 

всякая грешная душа, наподобие дурных соков, вызывающих лихорадочный
жар. Мучения эти не 

будут вечными. Бог наказывает для того, чтобы исправить; подобно врачу
для исцеления от тяжких 

болезней Он употребляет огонь и, таким образом, очищает грешников от
грехов. Если Свящ. Писание 

и говорит о вечности мучений, то для того, чтобы страхом наказаний
отвлечь грешников от грехов; 

выражение «во веки веков» означает в нем определенный период. На
протяжении веков все души без 

исключения обратятся к Богу. Все они будут наслаждаться блаженством,
хотя не для всех 

одинаковым, ибо в доме Отца обители многи суть. В конце концов все
восстановится в 

первоначальном состоянии. Материальный мир уничтожится. Будет Бог все во
всем, ибо душа ничего 

не будет созерцать или помнить, кроме Бога. Это и есть конечное
восстановление всего, 

апокатастасис — apokatastasiz. Идея апокатастасиса ведет к
предположению, что и диавол спасется. 

Ориген, действительно, допускал возможность обращения злых ангелов, и
говорит, что последний 

враг — смерть, истребится, но «не в том смысле, что уже не будет
существовать, но в том смысле, что 

не будет врагом и смертью, ибо нет ничего невозможного для Всемогущего и
нет ничего 

неисцелимого для Творца» («О началах», III, гл. 6, §5). 

По-видимому, апокатастасис не означает собой полного завершения мирового
процесса. 

Свободная воля разумных существ всегда предполагает возможность падения,
а с падением вытекает 

опять необходимость создания материи для исправления духов до нового
апокатастасиса и т.д. до 

бесконечности. В этом пункте упрекал блаж. Иероним систему Оригена.
Впрочем, Ориген 

утверждает, что свободная воля тварных существ будет укреплена в добре
волей Божией и так 

непрерывно будет пребывать неизменной (см. «О началах», I, 6; II, 10;
III, 6. «Против Цельса», 

VII, 27–32). 

Эсхатологическое учение Оригена больше всего вызвало нареканий на него.
Сам Ориген сознавал 

смелость некоторых своих мнений и потому высказывал их с оговоркой. 

Систему Оригена, которую Болотов называет «самым полным образцом
христианского гносиса», 

постигла печальная судьба. Никто из последователей Оригена не усвоил ее
в целом, а останавливался 

на той или другой стороне ее, часто утрируя ее до крайности. Нашлись со
временем неумеренные 

почитатели Оригена, которые настаивали на его неправильных личных
мнениях. Это послужило 

источником оригенистических споров. Они начались с осуждения Оригена
Феофилом 

Александрийским в 339-м году и закончились в эпоху Юстиниана. Последний
издал в 543-м г. указ, в 

котором обвинял Оригена в еретичестве, утверждая, что в его учении
больше языческого, 

манихейского, арианского, чем христианского. Он изложил и главные
заблуждения Оригена: 

1. Предсуществование душ и 2. 

души Христа, 3. 

искупление Христом ангелов, 4. 

отрицание 

неограниченности Божией и 5. 

вечности адских мучений, 6. 

признание светил существами 

одушевленными и др. Вследствие этого обвинения состоялось на местном
Константинопольском 

соборе (543 г.) осуждение Оригена как еретика, память его была предана
анафеме и сочинения 

объявлены подлежащими истреблению. Осудил Оригена и последовавший через
10 лет V Вселенский 

Собор. Предали анафеме Оригена также VI и VII Вселенские Соборы. (См.
деяние 18 Шестого и 

деяние 7 Седьмого Вселенских Соборов). 

Ориген оказал немалые услуги Церкви в области богословской науки. Этим
объясняется его 

продолжительное влияние на Востоке. Великие отцы — свв. Григорий
Чудотворец, Афанасий 

Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский — можно
сказать, воспитались на 

Оригене. К его сочинениям они относились с уважением. Даже противники
его (напр. Мефодий 

Патарский) пользовались заимствованными у него аргументами и положениями
и большей частью 

зависели от него. И в последующее время, несмотря на старание Юстиниана,
Оригена не забывали. 

УЧЕНИКИ ОРИГЕНА 

Во второй половине III-го в. возникают споры тринитарного характера — о
Святой Троице 

(монархианство в разных видах), и ученики Оригена должны были принять в
них непосредственное 

участие. 

СВ. ДИОНИСИЙ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ 

Св. Дионисий, названный Великим уже Евсевием и св. Василием Великим,
родился ок. 190-го г. 

от знатных и богатых языческих родителей. В молодости он получил хорошее
философское 

образование и обратился в христианство благодаря критическому изучению
различных философских 

и религиозных систем. После обращения в христианство Дионисий слушал
лекции Оригена и 

навсегда остался его почитателем. В утешение своему учителю,
заключенному в тюрьму в гонение 

Декия, он написал сочинение «О мученичестве», не дошедшее до нас. Своим
уважением к 

философии, знанием Свящ. Писания и некоторыми пунктами догматического
учения он был обязан 

Оригену. Св. Дионисий 16 лет стоял во главе Александрийской
катехизической школы, а в 247-м или 

248-м гг., после смерти Александрийского епископа Иракла, был возведен
на епископскую кафедру 

Александрии. Это было время гонений и других тяжелых испытаний для
Александрийской Церкви. 

В сохранившихся письмах св. Дионисий довольно подробно описал некоторые
из этих событий: 

начало преследований, смерть мучеников, эпидемию чумы. 

В письме, сохранившемся у Евсевия, св. Дионисий рассказал о том, что он
был арестован и 

неожиданно освобожден узнавшими об этом поселянами-язычниками,
собравшимися на свадьбу. 

После этого освобождения св. Дионисий некоторое время из укрытия
руководил Александрийской 

Церковью, потом возвратился в город. Затем, в одно из последующих
гонений (Валериана) был 

сослан в Ливию. 

Руководя такой обширной и имеющей большое значение Церковью, св.
Дионисий должен был 

принимать участие во многих церковных событиях того времени. 

В разногласиях между Карфагенской и Римской Церковью по вопросу крещения
еретиков он был 

более близок к взглядам св. Киприана, но употребил все свое влияние,
чтобы призвать обе стороны к 

умеренности. 

По вопросу о принятии падших не одобрял чрезмерной строгости: приказал
пресвитерам, «чтобы 

умирающим, если они просятся, а особенно если они и раньше просили,
давать разрешение, дабы они 

отходили от сей жизни с доброй надеждою» (творения, Казань, 1900, с.
56). Он в особом послании 

уговаривал Новациана в Риме отказаться от незаконно полученного
рукоположения и не производить 

раскола. 

Св. Дионисий скончался в конце246-го или в начале 265-го года. Память
его 5 октября. 

СОЧИНЕНИЯ СВ. ДИОНИСИЯ И ЕГО УЧЕНИЕ 

Сочинения св. Дионисия дошли до нас только в отрывках, сохраненных
Евсевием, который 

посвятил ему почти всю 7-ю книгу своей Истории (их перевод на рус. язык
издан Казан. дух. 

академией в одном томе — всего 181 с.), но и из них можно заключить о
богословии св. отца. 

Богословие св. Дионисия было очень близко к богословию Оригена, не
столько к его домыслам, 

сколько к его аллегорическому методу толкования Свящ. Писания, учению о
Святой Троице и Лице 

Сына Божия. В воззрениях св. Дионисия в отдельных выражениях проявляется
та же двойственность, 

что и у его учителя. 

Учение о Сыне Божием. Пользуясь терминологией Оригена, св. Дионисий
говорит о Боге как 

единстве трех ипостасей — трех конкретных реальностей. Но в латинском
переводе это звучало 

двусмысленно: «ипостась» переводилась как «субстанция» (сущность), что
вызывало подозрение в 

трибожии. Несомненно, св. Дионисий ничего подобного не мыслил, но
неразработанность 

терминологии приводила к недоразумениям и протестам со стороны латинских
богословов. 

В целях полемики с воззрениями Савеллия, «смешающего Божество», и
монархианством Павла 

Самосатского св. Дионисий допустил ряд выражений, в которых говорил, что
природа Сына Божия не 

тождественна с природой Отца, отрицая термин «единосущие» и т.д. 

Эти выражения осудил папа Римский Дионисий, и св. Дионисий в свое
оправдание написал 

особое сочинение «Обличение и оправдание», в котором совершенно искренно
воспользовался 

другим рядом мыслей и выражений того же Оригена, вполне православных. 

«Отец и Сын, — говорит он, — по сказанному, суть Едино и Один в Другом
пребывают». «Всегда 

есть Христос… Как сияние вечного света, конечно, и Сам Он вечен. Если
всегда есть свет, то 

очевидно, всегда существует и сияние». 

«Нераздельную Единицу, — рассуждает он, — мы распространяем в Троицу и
неумаляемую 

Троицу опять соединяем в Единицу» (см. «Обличение и оправдание». с. 34,
31, 35). 

Папа Дионисий признал эти объяснения достаточными. 

Впоследствии св. Афанасий засвидетельствовал православие воззрений св.
Дионисия (см.: 

св. Афанасий. Творения. Т. I, с. 444–471). 

В сочинениях св. Дионисия, по-видимому, впервые встречается наименование
Феотокос — 

Qeotokoz —Богородица в отношении к Пречистой Деве Марии. 

Учение о происхождении мира. Космологические представления св. Дионисия
изложены им в 

сочинении «О природе против эпикурейцев». Сочинение это разделялось на
несколько книг и 

содержало в себе, во-первых, критику учения Эпикура о происхождении
мира, во-вторых, изложение 

христианского учения о творении. От него остался только большой отрывок,
сохраненный Евсевием и 

содержащий в себе критику эпикурейской атомистики. В этом отрывке св.
Дионисий ставит вопрос: 

какая теория — эпикурейская или христианская — удовлетворительнее
объясняет происхождение 

мира? В ответ на этот вопрос он доказывает, что принципы эпикурейства не
объясняют 

происхождения и свойств мира. Вот его основания. 

а. Ежедневный опыт убеждает, что предметы, имеющие разумную цель, —
напр., дом, 

корабль, — не могут образоваться путем случайного сцепления атомов. Они
всегда являются 

результатом разумных усилий мастера. Мало того, эти предметы, уже
существующие, будучи 

предоставлены сами себе, обыкновенно уничтожаются. По аналогии и для
объяснения 

происхождения и сохранения мира нужно допустить существование Художника,
Который сообразно 

Своим разумным целям соединяет атомы и сохраняет их соединения. 

б. В мире мы видим великое разнообразие вещей. Все это безграничное
разнообразие не могло 

произойти от атомов, которые одинаковы по своей субстанции и различаются
лишь величиной и 

формой. 

в. В мире господствует величайший порядок и красота, в силу которых мир
и назван космосом. 

Особенно поражают своей законосообразностью движения небесных тел. Так
как, по учению 

Эпикура, первоначальное движение атомов не определяется ни разумными
целями, ни имманентными 

им законами, то им нельзя объяснить возникновения законосообразного и
правильного 

круговращения частей мира. 

г. В человеческом организме нет ничего излишнего или бесполезного. Все в
нем в высшей 

степени целесообразно и направлено или к поддержанию жизни, или к ее
украшению. Такое 

целесообразное устройство человека не могло произойти из случайного
сцепления атомов. 

д. Наконец, действие никогда не может заключить в себе более, чем дано в
причине. Поэтому 

совершенно непонятно, каким образом душа, ум, мышление — одним словом,
духовная жизнь 

человека — могли возникнуть из материального, слепого и
бессознательного. 

Отношение св. Дионисия к хилиазму. Св. Дионисий написал, тоже
сохранившееся только в 

отрывках, особое сочинение против хилиазма (воззрений, разделявшихся св.
Иустином Философом, 

св. Иринеем Лионским и Тертуллианом) — «Об Обетованиях». 

Хилиастическое учение было сильно распространено в одном из округов
Александрийской 

Церкви. Св. Дионисий отправился туда, вызвал на диспут главу этого
направления (пресвитера 

Коракиона), в течение трех дней подробно разобрал книгу «Обличение
аллегористов», где излагались 

доводы в защиту хилиазма, основанные на буквальном понимании известного
места 

Апокалипсиса (гл. 20), и убедил противников отказаться от этих воззрений
и соединиться с 

Церковью. С этого времени хилиастические воззрения проявляются только в
отдельных сектах. 

От книги св. Дионисия сохранился лишь отрывок, в котором он отрицает
принадлежность 

Апокалипсиса ап. Иоанну, но последующие отцы с его выводами о
неподлинности Апокалипсиса не 

соглашались. 

В ряде посланий и писем к разным лицам (с. 39–84) св. Дионисий касается
различных вопросов 

церковной практики и христианской жизни. Среди этих посланий обращает
внимание «Послание 

каноническое к епископу Василиду» (Пентапольскому), вошедшее в книгу
Правил св. апостол, 

св. Соборов Вселенских и Поместных и св. отец (с. 275–280). В нем
обсуждается вопрос, в каком часу 

должно прекращать пост накануне Пасхи — «положити точное время… не
удобно и не 

безопасно» (пр. I); запрещается женам, находящимся «в очищении» входить
в храм и приступать к 

св. Трапезе (пр. 2); вступившим в брак рекомендуется «воздерживатися
друг от друга, по согласию, 

до времени, дабы упражняться в молитве, и потом паки купно быти» (пр. 3)
и др. 

СВ. ГРИГОРИЙ НЕОКЕСАРИЙСКИЙ 

(Чудотворец) 

Сведения о жизни св. Григория имеются в особом «Слове» св. Григория
Нисского (т. VIII, с. 127–

198), «Повести о славных деяниях блаженного Григория, епископа
Неокесарийского» (св. Григорий 

Чудотворец. Творения. Пер. проф. Н. Сагарды. Пг., 1916, с. 1–17) и
Истории Евсевия. Сохранилось 

«Письмо Оригена к св. Григорию Чудотворцу» (там же, с. 53–56). 

Св. Григорий так же, как св. Дионисий, — непосредственный ученик
Оригена, но в более поздний 

период его жизни, когда Ориген оставил Александрию и жил в Кесарии
Палестинской. 

Св. Григорий родился ок. 210–го г. в языческой семье в Неокесарии
Понтийской. С целью 

получить образование он прибыл в Кесарию и здесь сделался учеником
Оригена. В своей 

«Благодарственной речи Оригену» св. Григорий говорит о любви учеников к
своему учителю. «Души 

их были пронзены его разумом, как стрелой». Он обладал «странной силой
убедительности». 

Ориген предложил Григорию сначала искать разбросанные «семена истины» у
языческих 

философов, возбудил в нем стремление познать истину и только после этого
предложил ему 

христианское учение. «Я думаю, — говорил св. Григорий, в похвальном
(благодарственном) слове 

Оригену, — он говорил не иначе, как по внушению Духа Божия. Сей человек
получил от Бога 

величайший дар быть переводчиком Слова Божия людям, разуметь Слово
Божие, как Бог Сам 

употреблял его, и изъяснять его людям, как они могут разуметь» (см. «Хр.
Чт.». 1912, XI, с. 1177–

1198). 

Св. Григорий был крещен ок. 238–го г., возвратился в Неокесарию, где был
избран епископом. 

Во время гонения Декия св. Григорий скрылся и из убежища руководил
паствой, участвовал в 

осуждении Павла Самосатского, «проповедывал, увещевал, наставлял и
исцелял, привлекал толпы к 

слушанию Евангелия». 

Св. Григорий Нисский говорит, что ко времени его вступления на
Неокесарийскую кафедру в 

городе было всего 17 христиан, а ко времени кончины осталось только 17
язычников. 

Об его избрании и жизни передается много чудесного, отчего он получил
наименование 

«Чудотворца». 

Скончался св. Григорий ок. 269–го г. и был погребен в построенной им
самим церкви в 

Неокесарии. Память его 17–го ноября. 

СОЧИНЕНИЯ И БОГОСЛОВИЕ СВ. ГРИГОРИЯ 

Наиболее известным сочинением св. Григория является краткий Символ веры
(«Изложение 

веры»), сохранившийся во многих греческих, латинских и сирийских
рукописях. По свидетельству 

св. Григория Нисского, Символ этот был сообщен Чудотворцу ап. Иоанном
Богословом по 

повелению Богоматери, когда он пред принятием рукоположения во епископа
в пустынном 

уединении ночью размышлял о тайне Святой Троицы. В этом Символе именно и
изложено 

православное учение о Святой Троице. Содержание Символа таково: 

«Един Бог, Отец Слова живого, Премудрости ипостасной и Силы и Образа
вечного, совершенный 

Родитель Совершенного, Отец Сына Единородного. 

Един Господь, Единый от Единого, Бог от Бога, Начертание и Образ
Божества, Слово 

действенное, Премудрость, объемлющая состав всего, и зиждительная Сила
всего сотворенного, 

истинный Сын истинного Отца, Невидимый Невидимого, и Нетленный
Нетленного, и Бессмертный 

Бессмертного, и Вечный Вечного. 

И един Дух Святый, от Бога имеющий бытие и чрез Сына явившийся (людям),
Образ Сына, 

Совершенный Совершенного, Жизнь, Виновник живущих, (Источник святой),
Святость, Податель 

освящения, в Нем же является Бог Отец, сущий над всем и во всем, и Бог
Сын, Который чрез все. 

Троица совершенная, славою и вечностью и царством неразделяемая и
неотчуждаемая. 

Посему нет в Троице ни сотворенного или служебного, ни привнесенного,
как бы прежде не 

бывшего, потом же привзошедшего; ибо ни Отец никогда не был без Сына, ни
Сын без Духа, но 

непреложна и неизменна — всегда та же Троица» (Символ учить наизусть).
(Перевод Н. Сагарды, 

с. 57). 

Важно отметить, что такое точное изложение учения о Святой Троице было
связано с 

богословствованием представителя Александрийской школы. 

Другое, несомненно подлинное произведение св. Григория, — это
«Благодарственная речь 

Оригену». Произнесена она была в большом собрании в присутствии Оригена.
По содержанию речь 

представляет правдивую, подробную оценку ученой деятельности Оригена со
стороны искренне 

привязанного к нему ученика. Речь наполнена живым, горячим чувством
глубочайшей благодарности 

к Оригену, искренним одушевлением научными занятиями и сожалением о
предстоящей разлуке. 

Исторически она очень ценна, т.к. в ней дается описание ученых занятий в
школе Оригена. 

Для знакомства с покаянной дисциплиной Древней Церкви важно
«Каноническое послание» 

св. Григория к епископу Понта — «священнейшему папе», касающееся
применения церковной 

дисциплины к христианам, впадшим в разного рода грехи и преступления
(см. Книгу Правил, с. 295–

300). В частности, здесь говорится, что у женщины, подвергшейся
поруганию «по насилию и 

принуждению», если она до этого времени жила в совершенном целомудрии и
чистоте, нет греха. Ей 

«ничтоже сотворите: несть бо деве грехи смертнаго» (пр. 2).
Любостяжательный «подлежит 

отчуждению от Церкви Божией» (пр. 3). Изменников, — «которые
сопричислились к варварам, и с 

ними, во время своего пленения, участвовали в нападении… убивали
единоплеменных своих», — 

должно удалить — «преградити вход даже в чин слушающих, доколе что-либо
изволят о них, купно 

сошедшеся, святые отцы, и прежде их Дух Святый» (пр. 8). (Всего в
Послании 12 правил). 

К подлинным творениям св. Григория относятся еще диалог «К Феопомпу о
возможности и 

невозможности страданий для Бога» и сжатый пересказ Екклесиаста
(«Переложение Екклесиаста»). 

Кроме того, с именем св. Григория известно несколько замечательных,
глубоких по содержанию 

слов (на Благовещение, Рождество Христово, Богоявление, «на всех святых»
и др.). Например, в 

слове на Богоявление читаем: «Иисус… сказал Иоанну: Научись желать того,
чего желаю Я… 

Таинственно и сокровенно то, что ныне совершается на Иордане. Сокровенно
здесь то, что Я делаю 

сие не для Своей нужды, а для уврачевания уязвленных. Мне должно
положить конец Ветхому 

Завету, и потом уже проповедовать Новый, начертать его в сердцах
человеческих, скрепить Моею 

Кровью и запечатлеть Моим Духом. …Мне должно привести к Отцу
царствующего во Мне Адама. 

Мне должно ныне креститься сим крещением, и после преподать всем людям
крещение Единосущной 

Троицы» (См. «Хр. Чт.», 1838, ч. I; 1837, ч. I; 1840, ч. I). 

Относительно слова «на Рождество Христово» следует сказать, что еще в
начале текущего века 

считали греческий текст его утерянным. И только проф. Николаю Сагарде
«удалось установить, что 

он издавна печатается (с незначительными уклонениями) среди сомнительных
творений св. Иоанна 

Златоуста) (см. св. И. Златоуст. Творения. Т. 6. СПб., 1900, с. 692–699
и св. Григорий Чудотворец. 

Творения. Пер. проф. Н. Сагарды. Пг., 1916, с. 159–171). (См. в пер. Н.
Сагарды. с. V). 

СВ. МЕФОДИЙ ПАТАРСКИЙ 

Несмотря на то, что св. Мефодий не был учеником Оригена и один из первых
подверг критике 

отдельные стороны его системы, все же принадлежность св. Мефодия к
Александрийскому 

богословию не вызывает сомнения, как и влияние на него Оригена. 

Сведения о его жизни не сохранились. Даже о месте его кафедры нет точных
данных. Его 

называли епископом Олимпским в Ликии, Патарским, даже Тирским.
Позднейший, почти нашего 

времени, исследователь его сочинений архиеп. Михаил (Чуб) полагал, что
св. Мефодий был 

епископом в г. Филиппах в Македонии. 

Несмотря на отдельные противоречивые известия, следует считать, что
наиболее надежно 

засвидетельствованной датой его мученической кончины является 312-ый
год. 

Церковное воспоминание — 20-го июня. 

СОЧИНЕНИЯ И БОГОСЛОВИЕ СВ. МЕФОДИЯ 

«Св. Мефодий уже при жизни был авторитетнейшим богословом. В последующие
века его 

многократно цитировали не только единомышленники, но и противники…
Судьба духовного 

наследства св. Мефодия в последующих веках весьма своеобразна; в течение
ряда столетий с его 

именем связывались сочинения, вовсе ему не принадлежащие. В то же время
подлинные его творения 

или постепенно отодвигались на второй план, или пребывали в
неизвестности» (архиеп. Михаил). 

Из подлинных сочинений св. Мефодия на греческом языке сохранились диалог
«Пир десяти дев» 

и отрывки из сочинений «О свободе воли — против валентиниан», «О
воскресении (против 

Оригена)», «О сотворенном (против Оригена)», и отдельные небольшие
отрывки из других сочинений 

(См. в переводе Е. Ловягина, СПб., 1877). Но, кроме того, сохранился в
древне-славянском переводе 

целый сборник сочинений св. Мефодия, в который входят, кроме «Пира» и
сочинений, признанных 

подложными, ряд сочинений, считавшихся утерянными, в том числе весь
текст «О свободе воли» и 

большая часть трактата «О воскресении». Часть этих сочинений в переводе
со славянского 

опубликована архиеп. Михаилом («Богословские труды», Сб. 2, 3, 10, 11).
Слова в день Сретения и в 

неделю Ваий, включенные в число творений св. Мефодия в переводе
Ловягина, не принадлежат ему. 

«Пир десяти дев или о девстве» по форме является подражанием известному
диалогу Платона 

(«Пир»). Каждая из десяти дев произносит речь в похвалу девства,
рассматривая его с разных сторон. 

Диалог кончается гимном Спасителю. 

Помимо основной темы здесь имеются глубокие высказывания о Церкви, ее
тесном единстве со 

своим Главой — Христом. В Церкви, по мысли св. Мефодия, совершается
соединение, брак Христа с 

человеческой природой (см. Речь 3, гл. 8). 

В сочинении «О свободе воли» св. Мефодий, опровергая гностическое учение
о зле, 

останавливается на понятии свободы человека: «Свобода самое лучшее, что
даровал Бог человеку». 

Зло вошло в мир потому, что «человек сам опустошил себя», поддавшись
искушению. Здесь 

решительно отвергается дуализм гностиков (см. «Богословские труды», сб.
3, 1964, с. 187–204). 

В сочинении против Оригена «О воскресении» св. Мефодий отвергает
понимание Оригеном 

воскресения и возражает против умаления Оригеном значения тела: тело не
темница души, а часть 

человека, без которой человек был бы неполным. Смерть тела есть
следствие греха, но чрез смерть 

само тело очищается. Падение произошло не в состоянии чистой духовности,
а вместе с телом, 

поэтому в теле живет грех. Сочинение «О воскресении» заканчивается
молитвой. 

Молитва св. Мефодия, известная только в славянском тексте, принадлежит к
числу наиболее 

ранних христианских молитв. Употребленные в ней формулировки и выражения
характерны для 

суждения о догматическом словоупотреблении доникейской эпохи.
Заслуживает особого внимания то 

место молитвы, где говорится о победе над смертью, совершенной
страданиями и умерщвлением 

Бесстрастного и Бессмертного: «Потому благословляют Тебя (смиренные)
люди, ибо Ты послал с 

неба Помощника для каждой смиренной души — научающее нас истине Слово
Твое, Которое, будучи 

непричастным страданиям, восприняло по Твоей воле это подверженное
многим страданиям тело…, 

чтобы угасить смерть умерщвлением Бессмертного, сделавшись смертию для
смерти. Таким образом, 

ради Твоего милосердия, смертное изменилось в бессмертное и подверженное
страданиям в то, что не 

подвержено страданиям. Ибо решительно никто не воспротивился Твоему
повелению. Ты сотворил 

существующее из несуществующего, и ничто из него не лишено Твоего
искусства и украшения. Ибо 

нет Бога, кроме Тебя, Владыки жизни и смерти, но Ты Господь и Владыка
всего» (См. «Богословские 

труды», сб. 2, 1961, с. 152–158). 

В этой молитве встречаются слова и мысли, знакомые уже древнейшей
христианской Церкви и 

прочно вошедшие в молитвенный обиход последующих веков. Поэтому молитва
св. Мефодия имеет 

важное значение для суждения о прочности и устойчивости церковных
традиций, и, в частности, о 

способах сохранения и передачи этих традиций. 

Сочинение св. Мефодия «О сотворенном» (сохранилось не полностью) также
направлено против 

оригенистов, утверждавших, что мир не имеет начала и совечен Богу.
Против этого св. Мефодий и 

ведет свое рассуждение, доказывая православное учение о Боге как едином
Творце и Виновнике 

всего. 

Из других творений, сохранившихся только в славянском тексте (перевод
сделан в Болгарии не 

позднее X-го в.), следует отметить: 1. «О жизни и разумной
деятельности», 2. «О различении яств и о 

телице, упоминаемой в книге Левит, пеплом которой окроплялись грешники»
и 3. «О проказе». 

Основная мысль трактата «О жизни» — это христианское и вместе с тем
философское 

(приближающееся к стоической морали) увещание довольствоваться тем, что
Бог даровал в земной 

жизни, терпеливо переносить искушения и ждать непроходящих благ
будущего. 

«Человек становится более сильным и крепким телесно посредством многих
трудов, получая (при 

этом) от трудов и от житейских скорбей и более здоровую душу», — читаем
в указанном трактате. 

«О, человек! — творение Божие, Божий образ, не печалься, (оказываясь)
руководимым, не считай 

тягостным повеление, не смей ослушаться, будучи вразумляем, ведь (Он)
вразумляет тебя с любовью. 

Иных (Он вразумляет), как уже согрешивших, а других — чтобы не
согрешили». 

«Знай также, человек, если тебе кажется (что ты) чего-нибудь лишаешься,
то (это) не вечное, а 

временное, и было (оно у тебя) для употребления, а не собственностью».
(См. «Богосл. Тр.», сб. 2, 

1961, с. 154–159). 

Два последних трактата (см. там же, с. 160–183…) имеют своей основной
задачей истолковать в 

христианском смысле иудейские обрядовые предписания. Наряду с этим в них
много элементов 

нравоучительного и догматического характера. 

«Истинная телица — это плоть Христова, которую Он воспринял для очищения
мира; рыжей (= 

красной) она называется ради страданий, не имеющей порока — ради
невинности, не носящей 

ярма — как чистая от всякого греха, не приученной к упряжи — как
бесстрастная. Она закалывается 

вне стана, вне Иерусалима, на чистом месте, без смешения с чем бы то ни
было. Ее кровью 

освящается Церковь. Ее пеплом очищаются люди, а Ее смертью все язычники
(т.е. страны) искуплены 

от смерти». (Из трактата «О различении яств и о телице»). 

«Церковь есть риза Господня, собранная из многих народов; Он соткал нас
так, чтобы мы — 

самые немощные — имели поддержку в сильнейших» (Из трактата «О
проказе»). 

Заслуживают упоминания жалобы св. Мефодия на проникавшие в церковное
общество — даже в 

среду высшей иерархии — слабости и пороки. 

«Нынешние люди больше любят клевету и мерзость, обвинения и обманы (по
отношению) к 

благодетелям, охотнее слушая о ближних худое, нежели доброе» («О
различении яств»). 

«О горе! Чем превосходим других людей мы, получившие предписание иметь
праведность, 

превосходящую (праведность) книжников и фарисеев… Ведь если и океан
потечет серебром и вся 

земля золотом, то мы не насытимся». 

«Склонившись к земле, как животные, мы не можем воззреть на Отца всех и
Творца» («О 

проказе»). 

Из сочинений св. Мефодия, дошедших до нас только в кратких отрывках,
замечательны: 

а) сочинения «Против Порфирия», который был современником св. Мефодия,
славился между 

язычниками своей ученостью и написал 15 книг против христианства. Это
творение св. отца, по 

свидетельству бл. Иеронима, состояло из нескольких книг. б) Слово «О
мучениках». На основании 

даже отрывка можно заключить, что св. отец ревностно утверждал верующих
среди гонений, 

указывая на величайший пример мученического терпения Сына Божия
(«Краткие отрывки из разных 

сочинений св. Мефодия», см. у Е. Ловягина, с. 252–259). 

Из воззрений св. Мефодия можно вывести заключение о «драгоценности»
каждой жизни, каждого 

человека. 

Св. Мефодий решительно отрицает мнение Оригена о предсуществовании душ.
Но несомненная 

близость к Оригену у св. Мефодия проявляется в общем для всех богословов
александрийского 

направления аллегорическом истолковании Свящ. Писания. Несмотря на
возражения против 

аллегорического истолкования отдельных мест у Оригена, сам св. Мефодий
не менее широко 

применяет тот же метод. 

РАЗВИТИЕ СВЯТООТЕЧЕСКОЙ МЫСЛИ В ПЕРВЫЕ ТРИ ВЕКА 

Богословие святых отцов никогда не было отвлеченным рассуждением на
религиозные или 

философские темы. Оно всегда тесно связано с жизнью Церкви, и
особенности этой жизни 

определяют направление в развитии святоотеческой мысли. Это вполне ясно
проявляется в 

рассмотренных сочинениях писателей первых трех веков христианской жизни.


Вполне естественно, что в период, непосредственно примыкающий к веку
апостольскому, первые 

церковные писатели раскрывали в своих сочинениях учение о едином Боге и
о спасении человека 

воплотившимся Сыном Божиим, т.е. те истины, которые были особенно важны
для продолжающейся 

проповеди среди язычников и иудеев. В тот же период необходимо было
уяснить и важность 

отдельных таинств. 

В последующий период усилившихся преследований такой задачей была прямая
защита 

христианства и опровержение обвинений со стороны язычников, выполненная
апологетами. Писатели 

этого периода также раскрывали те истины, которые были особенно важны
для философского 

понимания христианского учения: об абсолютности и непознаваемости Бога в
Его существе и об 

откровении Его во Христе (Логосе), спасении мира и человека, о свободе
человека — против 

античного понятия о непреодолимости судьбы, или рока, тяготеющего над
человеком, о бессмертии 

души, воскресении и об ответственности человека за свою жизнь, дела и
поступки. 

Затем наступил период борьбы с искажением христианства со стороны
гностиков, и церковные 

писатели (св. Ириней и Тертуллиан) уясняют значение церковного предания
и непрерывности 

апостольского преемства. 

В период возникновения расколов более четко формулируется учение о
единстве и 

иерархическом устройстве Церкви (св. Киприан). 

С течением времени все шире становится круг вопросов, рассматриваемых
церковными 

писателями: изучается вопрос об источниках церковного учения, о методах
истолкования слова 

Божия; имеют место попытки установления богословской терминологии и
создания целых систем 

церковного богословия. Не только возникающие ереси, но и отдельные
мнения возбуждают 

богословскую полемику. 

К концу третьего века необходимость установления точной терминологии для
выражения 

основных истин христианства в философских понятиях становится неотложной
задачей богословской 

мысли. 

Вместе с особенностями богословствования отдельных писателей выявляются
различные 

направления богословской мысли, общие целым группам церковных писателей
— «школы». 

Кроме указанных раньше школ — Северо-Африканской, Александрийской и
Антиохийской — 

можно для начального периода говорить еще о «школе» Малоазиатской (св.
Игнатий Богоносец, 

св. Поликарп Смирнский и св. Ириней Лионский), связанной с
непосредственными учениками 

апостолов в Малой Азии. Особенностью этой школы была верность преданию. 

Наконец, следует обратить внимание на известные особенности западного,
«латинского» 

богословия, на которое было указано при рассмотрении сочинений
Тертуллиана и св. Киприана, и 

которые в дальнейшем развитии привели к более значительным отличиям
западного богословия от 

восточного. 

В начале четвертого века в жизни Церкви происходят резкие изменения:
прекращение гонений и 

более свободное развитие всех сторон церковной жизни. Естественно, это
приводит к такому же 

всестороннему развитию святоотеческой литературы. Наступает период,
который иногда называют 

«золотым веком отцов». Изучение этого периода составляет продолжение
курса Патрологии. 

ПРИЛОЖЕНИЕ 

I. ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ СВЯТООТЕЧЕСКИХ ТВОРЕНИЙ ДОНИКЕЙСКОГО 

ПЕРИОДА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ 

1. Писание Мужей апостольских. В рус. пер. с введениями и примечаниями к
ним 

прот. П. Преображенского. СПб., 1895, 328 с. 

2. Антология. Раннехристианские отцы Церкви. Брюссель, 1978, 734 с. 

3. Сочинения древних христианских апологетов. В рус. пер. с введениями и
примечаниями 

прот. П. Преображенского. СПб., 1895, 272 с. 

См. «Богословские Труды», №22, М., 1981, с. 139–164. 

4. Крестников И. Христианский апологет II-го века Афинский философ
Аристид и его 

новооткрытые сочинения. Опыт историко-критического исследования. Казань,
1904, 215+95+IV+11 с. 

5. Сочинения святого Иустина Философа и мученика. Изд. в рус. пер. с
введениями и 

примечаниями к ним прот. П. Преображенского. М., 1892, 434 с. 

6. Сочинения святого Иринея Лионского. Изд. в рус. пер. прот. П.
Преображенским. СПб., 1900, 

559 с. 

7. Сагарда Н. Ново-открытое произведение св. Иринея Лионского
«Доказательство апостольской 

проповеди». 72 с. Извлеч. из журнала «Христианское Чтение», 1907 г. 

8. Творения святого Ипполита, епископа Римского. Издание Казанской
духовной академии. 

Вып. I. Казань, 1898. L+170 с. Вып. II. Казань, 1899. XXVI+130 c. 

9. «Апостольское предание» св. Ипполита Римского. Пер. с латинского и
предисловие 

свящ. П. Бубуруза. «Богословские Труды», № 5. М., 1970, с. 277–296. 

10. Творения Тертуллиана, христианского писателя в конце второго и в
начале третьего века. 

Пер. Е. Корнеева. Ч. 1–2. СПб., 1847. IV+204; 225 с., С. 3–4. СПб.,
1850. III+224; 225 с. 

См. «Богословские Труды», №25, М., 1984, с. 176–202; №26, М., 1985, с.
224–233. 

11. Творения Кв. Септ. Флор. Тертуллиана. Ч. I. Апологетические
сочинения Тертуллиана. Пер. с 

библиографией и комментарием Николая Щеглова. Киев, 1912, 311 с. 

12. Творения Тертуллиана, пресвитера Карфагенского. Ч. 3. Догматические
творения. Пер. с 

предисловиями и примечаниями епископа Василия (Богдашевского). Киев,
1915, 112 с. 

13. Мазурин К.М. Тертуллиан и его творения. Ч. 1. Библиография
иностранная и русская. 

Введение. LXV с. Ч. 2. Творения Тертуллиана. 354 с. М., 1982. 

14. Творения св. священномученика Киприана, епископа Карфагенского. Ч.
1. Письма. Киев, 

1891, IV+414+IV, 387 с. 

15. «Кто из богатых спасется» и «Увещание к эллинам». Творения учителя
Церкви Климента 

Александрийского. Пер. с греч. с примечаниями Н. Корсунского. Ярославль,
1888, 180 с. 

16. «Педагог». Творение учителя Церкви Климента Александрийского. Пер. с
примечаниями 

Н. Корсунского. Ярославль, 1888, 348 с. 

17. «Строматы». Творение учителя Церкви Климента Александрийского. Пер.
с примечаниями 

Н. Корсунского. Ярославль, 1892, 944+VI с. 

18. Творения Оригена, учителя Александрийского. В рус. пер. Издание
Казанской духовной 

академии. Вып. 1. «О началах» (с введением и примечаниями). Казань,
1899, 11+X 

VIII+386+XII+IV с. 

19.Против Цельса, апология христианства Оригена, учителя
Александрийского, в восьми книгах. 

Ч. 1. Пер. с греч. с введением и примечаниями э.о. профессора Л.
Писарева. Казань, 1912, XXX+482 с. 

20. О молитве и Увещание к мученичеству. Творения учителя Церкви
Оригена. Пер. с 

примечаниями Н. Корсунского, редактора Ярославских Епархиальных
Ведомостей. СПб., 1897, 236 с. 

21. Творения св. Дионисия Великого, епископа Александрийского. Издание
Казанской духовной 

академии. Перевод, примечания и введение свящ. А. Дружинина под
редакцией э.о. профессора 

Л. Писарева. Казань, 1900, XXX+190+II с. 

22. Творения святого Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского. Пер.
проф. Н. Сагарды. 

Пг., 1916, VI+211 с. 

23. Святой Мефодий, епископ и мученик, отец Церкви III-го века. Полное
собрание его творений. 

Пер. с греч. под редакцией профессора Санкт-Петербургской духовной
академии Евграфа Ловягина. 

СПб., 1877, XXIII+260 с. 

24. Извлечение из славянского сборника творений св. священномученика
Мефодия. Рус. пер. и 

примечания епископа Михаила (Чуб). «Богословские труды», №2. М., 1961,
с. 143–206. 

25. Диалог св. священномученика Мефодия «О свободе воли». Рус. пер.,
изложение и 

предисловие еп. Михаила (Чуб). «Богословские Труды», №3. М., 1964, с.
187–208. 

II. БИБЛИОГРАФИЯ 

а) КУРСЫ ПО ПАТРОЛОГИИ И ТРУДЫ ОБЩЕГО СОДЕРЖАНИЯ 

Проф. прот. П.В. Гнедич. Конспект лекций по Патрологии для II-го курса
Академии. МДА, 

1962/63 уч. год. Машинопись. 142 с. 

Проф. Попов И. Конспект лекций по Патрологии. Сергиев Посад, 1916, 254
с. 

Проф. Сагарда Н.И. Лекции по Патрологии, читанные 70-му курсу студентов
СПб Духовной 

Академии в 1911/12 учебном году. СПб., 1912. Машинопись. 9+1050 с. 

Проф. Епифанович С.Л. Патрология. (Церковная письменность I–III веков).
Курс лекций, 

читанных студентам Киевской Духовной Академии в 1910/11 уч. г. (Изданы
под редакцией 

доц. МДА Муравьева Н.И.) 

Ч.I. Введение. Загорск. Троице-Сергиева Лавра, МДА, 1951, 57 с. 

Ч.II. Письменность Мужей апостольских. Загорск. Троице-Сергиева Лавра.
МДА. 134+II с. 

Ч.III. Отд. 1. Апологетическая литература II в. Загорск, ТСЛ, МДА,
143+II с. 

Ч.III. Отд. 2. Борьба Церкви с ересями во II веке. 54 с. 

Ч.IV. Христианская наука (III в.). 94 с. (Машинопись). 

Архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об отцах Церкви. Т.
I. СПб., 1882, 

XX+205+III с. 

Прот. Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие. Нью-Йорк,
1982, 359 с. 

Карсавин Л.П. Св. отцы и учители Церкви. (Раскрытие Православия в их
творениях). Париж. 

ИМКА-ПРЕСС, б.г., 270 с. 

Фаррар Ф.В. Жизнь и труды святых отцов и учителей Церкви. Пер. с анг.
А.П. Лопухина. Т.I. 

Петроград, 1902, 672+XXXIV с. 

Пономарев С. Св. отцы Церкви. Их жизнь и писания. Ч. I. СПб., 1901, 186
с. 

Гусев Д. Чтения по Патрологии. Период христианской письменности с
половины II и до начала 

IV века. Общий очерк. Казань, 1898, 38 с. 

Прот. 

Благоразумов Н. 

Святоотеческая 

хрестоматия 

с 

предварительными 

общими 

церковно-историческими очерками и частными биографическими и
библиографическими сведениями 

о св. отцах и учителях Древне-Вселенской Церкви. Учебное
историко-богословское пособие 

преимущественно для воспитанников дух. семинарий и вместе книга для
общего 

религиозно-нравственного чтения. М., 1883, 603 с. 

Поторжинский М.А. Святоотеческая хрестоматия с биографическими
сведениями о 

св. отцах-проповедниках Вселенской Церкви и с указанием отличительных
черт проповедничества 

каждого из них. (Пособие к изучению истории христианской церковной
проповеди). Киев, 1877, 

V+298 с. 

Проф. Барсов Н. История первобытной христианской проповеди. (До IV
века). СПб., 1885, 

VIII+371+28+III с. 

Зейпель И. Хозяйственно-этические взгляды отцов Церкви. Пер. с нем. с
предисловием 

С.Н. Булгакова. М., 1913, X+333 с. 

Проф. Спасский А. История догматических движений в эпоху Вселенских
Соборов (в связи с 

философскими учениями того времени). Т. I. Тринитарный вопрос (История
учения о Св. Троице). 

Сергиев Посад, 1906, 652+IV с. 

Минин П. Главные направления древне-церковной мистики. Сергиев Посад,
1915, 87 с. 

Закон Божий. Пятая книга о Православной вере. ИМКА-ПРЕСС, Париж, 1958,
350 с. 

Прот. Иванцов-Платонов А.М. Ереси и расколы первых трех веков
христианства. Ч. I. М., 1877, 

VII+351 с. 

Проф. Болотов В.В. Лекции по Истории Древней Церкви. Т. 2. История
Церкви в период до 

Константина В. Посмертное издание под редакцией проф. А. Бриллиантова.
СПб., 1910, XVIII+474 с. 

б) МОНОГРАФИИ. СТАТЬИ 

ОТДЕЛ I. МУЖИ АПОСТОЛЬСКИЕ 

Проф. Гусев Д. Чтение по Патрологии. Вып. 1: Введение в Патрологию и век
Мужей 

апостольских. Казань, 1895, 278 с. 

Проф. Писарев Л.И. Очерки из истории христианского вероучения
патристического периода. Т. I. 

Век Мужей апостольских (I и начало II века). Казань, 1915,
XVI+673+XXII+II с. 

ОТДЕЛ II. АПОЛОГЕТЫ 

Проф. Скворцов К. Философия отцов и учителей Церкви. Период апологетов.
Киев, 1868, 

XVI+364 с. 

Покровский А. Философ Аристид и его недавно открытая апология.
(Историко-критический 

очерк). Сергиев Посад, 1898, 52 с. Оттиск из «Богослов. Вестн.», 1898,
№№4, 6. 

Мироносицкий П. Афинагор, христианский апологет II века. Казань, 1894,
276+IV с. 

Гусев Д. Св. Иустин мученик и философ. Казань, 1898, 63 с. (Чтения по
Патрологии). 

Н.Л. Очерк существующих в цековно-исторической литературе суждений о
богословских 

воззрениях св. Иустина мученика. «Чтения в общ. любит. дух. просвещ.»,
1881, ч. II, с. 495–528, 562–

597. 

Гусев Д. Св. Феофил Антиохийский. Восьмой выпуск патрологич. отдела
журнала 

«Православный Собеседник», Казань, 1898, 26 с. 

ОТДЕЛ III. БОРЬБА ЦЕРКВИ С ГНОСТИЦИЗМОМ 

Федченков С.А. Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная
деятельность. Сергиев 

Посад, 1917, XX+552 с. 

Проф. Сагарда Н. Новооткрытое произведение Иринея Лионского
«Доказательство апостольской 

проповеди». СПб., 1907, 72 с. Извл. из «Хр. Чт.», 1907. 

Писарев Л. Святой Ипполит, епископ Римский. Очерк его жизни и
литературной деятельности. 

Казань, 1898, 48 с. 

Певницкий В.Ф. Святой Ипполит, еп. Римский и дошедшие до нас памятники
его 

проповедничества. ТКДА, 1885, янв., с. 50–83; фев., с. 179–221. 

ОТДЕЛ IV. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУЧНОГО БОГОСЛОВИЯ 

А. СЕВЕРО-АФРИКАНСКАЯ ШКОЛА 

Попов И.В. Тертуллиан (Опыт литературной характеристики). Сергиев Посад,
1893, 38 с. 

Штернов Н. Тертуллиан, пресвитер Карфагенский. Очерк учено-литературной
деятельности. 

Курск, 1889, II+413+III с. 

Гусев Д. Тертуллиан, пресвитер Карфагенский. Очерк его литературной
деятельности. I. 

Апологетические и полемико-догматические сочинения Тертуллиана. II.
Нравственно-практические 

сочинения Тертуллиана. Казань, 1898, 66 с. 

Щеглов Н. Апологетик Тертуллиана. Библиографическое исследование. Киев,
1888, II+213 с. 

Щеглов Н. Тертуллиан и его две книги ад нацыоэс. ТКДА, 1876, т. III,
июль, с. 3–66; авг., с. 277–

308. 

Молчанов А. Св. Киприан Карфагенский и его учение о Церкви. «Правосл.
Собесед.», 1888, 

фев. с. 157–182; март с. 328–395; апр. с. 500–573; май с. 8–35; июнь с.
127–183; июль с. 237–259; 

авг. с. 363–379; сент. с. 3–20: окт. с. 190–217; дек. с. 413–448. 

Б. АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА 

Миртов Д. Нравственное учение Климента Александрийского. СПб., 1900,
XIII+230 с. 

Болотов Василий. Учение Оригена о Святой Троице. СПб., 1879, V+452 с. 

Свящ. Малеванский Г. Догматическая система Оригена. ТКДА, 1870, №1, с.
76–148; №2, с. 293–

401; №3, с. 513–610; №4, с. 3–107; №5, с. 245–323; №6, с. 495–567; №7,
с. 3–82. О трудах Оригена в 

изъяснении Новозаветных книг Священного Писания. «Прибав. к твор. св.
отцов в рус. пер.», 1861, 

ч. 20, с. 100–144. 

Певницкий В. Ориген и его проповеди. ТКДА, 1879, №2, с. 161–203; №11, с.
295–340 

(характеристика проповедей Оригена); 1880, №3, с. 395–439; №4, с.
523–563. 

Свящ. Дружинин А. Жизнь и труды св. Дионисия Великого, еп.
Александрийского. Казань, 1900, 

356+VI с. 

Проф. Сагарда Н.И. Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский.
Его жизнь, творения 

и богословие. Патрологическое исследование. Пг., 1916, VI+643 с. 

Певницкий В.Ф. Св. Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский, и
приписываемые ему 

проповеди. ТКДА, 1884, март с. 339–387. 

Архиеп. Михаил (Чуб). Извлечение из славянского сборника творений св.
священномученика 

Мефодия. (Рус. пер. и предисловие еп. Михаила). БТ, №2, 1961, с.
143–206. 

Архиеп. Михаил (Чуб). Святой священномученик Мефодий и его богословие.
БТ, №10, 1973, 

с. 7–58; №11, 1973, с. 5–54. 

Архиеп. Михаил (Чуб). К вопросу об источниках боголовия св.
священномученика Мефодия. 

Священное Писание в творениях св. Мефодия. БТ, №13, 1975, с. 172–180. 

Архиеп. Михаил (Чуб). Предание Церкви в богословии св. Мефодия. БТ, №14,
1975, с. 126–133. 

Архиеп. Михаил (Чуб). Греческая философия и литература в творениях св.
Мефодия. БТ, №14, 

1875, с. 134–143. 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 

ПЕРИОД ПОСЛЕНИКЕЙСКИЙ 

Прекращение гонений и объявление христианства дозволенной религией
сопровождались весьма 

важными последствиями для жизни христианской Церкви. В области
древне-церковной литературы 

этот период свободного развития богословского творчества характеризуется
обилием и богатством 

литературных произведений в восточных и западных церквах. Этот период
называют золотым веком 

патристической литературы (творений святых отцов). 

Верующее сознание развивалось и крепло в богословских спорах.
Апостольское предание веры 

раскрывалось и опознавалось как благодатная премудрость, как высшее
любомудрие (или 

философия), как разум истины и истина разума. Вырабатывался новый строй
понятий. И не случайно 

древние святые отцы с таким вниманием и настойчивостью занимались
терминологическими 

вопросами. Они старались отыскать и утвердить «богоприличные» слова,
которые точно и твердо 

выражали бы и ограждали истины веры. Это не была забота о пустых словах.
Слово есть одеяние 

мысли. И словесная точность выражает отчетливость и твердость мысленного
видения и познания. 

Отеческое богословие и стремилось к отчетливости умозрительного
исповедания, — к закреплению 

живого предания Церкви в гибких формах богословского мировоззрения. Эта
богословская работа 

была не легкой. 

Великие догматические споры били естественным продолжением
предшествовавшей работы 

богословской мысли, а широкое и даже острое развитие их — внутренней
необходимостью. 

Наступило время расцвета древне-церковного богословия: прочность
внешнего положения Церкви 

давала возможность свободного и всестороннего развития, а борьба с
ересями — материал для 

работы. Богословские труды этого времени остаются путеводными для всех
поколений православного 

христианства. Великие творцы их, истинно питающие верующих церковным
учением, получили 

преимущественное наименование «отцов Церкви». На результатах их
богословской работы 

основывалась богословская мысль ближайшего периода, ими она живет и до
настоящего времени, как 

бы исходя из того убеждения, что тогда были поставлены и разрешены все
существенные вопросы, 

какие человечество может предъявить христианству. 

Могучий дух Оригена продолжал оказывать сильное влияние на ход
богословской мысли: многие 

богословы IV и V веков работали более или менее с духовным наследием
Оригена, частью 

непосредственно примыкая к нему, частью становясь в оппозицию к его
системе, но в то же время 

вдохновляясь его научными идеалами. Поэтому богословские направления IV
и V вв. иногда 

определяются по такому или иному отношению их к Оригену. 

Памятники церковной письменности посленикейского периода могут быть
подразделены на два 

отдела: литературу тринитарных споров и литературу христологических и
иконоборческих споров. 

В данном курсе обращается внимание на патрологические творения эпохи
тринитарных споров. 

Тринитарная проблема возникла в Церкви в связи с появлением ересей
монархиан (антитринитариев) 

и арианства. 

Монархиане находили неприемлемым для разума учение о Едином Боге в трех
Лицах. Они 

утверждали единство Божие, а Божественные Лица признавали или различными
силами, под 

которыми Божество проявляется в мире, или различными формами откровения
Божества. Первые 

назывались динамистами, вторые — модалистами. 

Представителем динамистов был антиохийский епископ Павел Самосатский,
выразителем учения 

модалистов — Савелий, пресвитер Птолемаидский. Модалисты страдания Сына
Божия на кресте 

приписывали Богу Отцу, поэтому они назывались также патрипассианами. 

Но наибольшую смуту в церковную жизнь внесло арианство, которое,
продолжая развитие 

монархианских мыслей, сделало из них логические выводы в отношении
второго Лица Святой 

Троицы — Сына Божия. Предшественником арианской ереси явился
антиохийский пресвитер 

Лукиан. В качестве учителя Антиохийской школы, следуя ее реалистическому
уклону, он, хотя и 

признавал предвечное существование Сына Божия, но объявлял Его высшим
творением Божиим, 

созданным из ничего. В школе Лукиана группировались будущие вожди
арианства: Евсевий 

Никомидийский, Марий Халкидонский, Феогний Никейский, многие истроики
называют также в их 

числе и Ария. 

Будучи по направлению «антиохийцем», Арий поприщем своей деятельности
избрал Александрию, 

где он был посвящен в сан пресвитера. Здесь он вступил в спор с
епископом Александром и стал 

проповедовать о Сыне Божием, что Он не рождается от вечности из существа
Бога Отца, а сотворен 

во времени. Хотя Он и является высшим творением Божиим, через Которого
создан мир, но не равен 

и не совечен Отцу, и если называется Сыном, то не по существу, а по
усыновлению. 

Арий исходил в своих рассуждениях из понятия о Боге, как совершенном
единстве, как о 

самозамкнутой монаде. И эта Божественная монада есть для него Бог Отец.
Все иное, что 

действительно существует, чуждо Богу по сущности, имеет иную, свою
собственную сущность. 

Завершенность Божественного бытия исключает всякую возможность, чтобы
Бог сообщил или 

уделил Свою сущность кому-либо другому. Поэтому Слово или Сын Божий, как
Ипостась, как 

действительно Сущий, безусловно и всецело чужероден и не подобен Отцу.
Он получает Свое бытие 

от Отца и по воле Отца, как и прочие твари, — приходит в бытие, как
посредник в творении, ради 

создания мира. Есть поэтому как бы некий «промежуток» между Отцом и
Сыном, — и во всяком 

случае Сын не совечен Отцу… Иначе оказалось бы два «Безначальных», т.е.
«два начала», — истина 

единобожия была бы отвергнута… Иначе сказать: «Было, когда не было», —
когда не было Сына. Не 

было — и стал, пришел в бытие, возник. Это значит, что Сын — «из
не–сущих» — «экс ук онтон» 

(?? ??? ?????). Он есть «тварь», т.е. нечто происшедшее. И потому имеет
«изменяемую» природу, 

как и все происшедшее. Божественная слава сообщается Ему как-то извне, —
«по благодати». 

Впрочем, — по предведению будущего, — сразу и наперед (см.: св. Афанасий
Великий. Творения. 

ТРЛ. 1: 406, 465–466; 2: 26–27, 186–187; 3: 109–110) и др.)  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "101"  1 . 

Таково было в общих чертах учение Ария, насколько можно судить по
сохранившимся фрагментам 

его сочинений и по свидетельствам его современников. Оно было в сущности
отрицанием 

Троичности Божией. 

Выступление Ария взволновало всю Церковь. Наиболее достойного противника
и обличителя Арий 

встретил в лице св. Афанасия — восточного святого отца Церкви. 

А. ВОСТОЧНЫЕ СВЯТЫЕ ОТЦЫ 

СВ. АФАНАСИЙ ВЕЛИКИЙ 

ЖИТИЕ 

Самые великие заслуги в деле утверждения христианской истины в борьбе с
еретическими 

лжеучениями в IV в. имеет св. Афанасий, епископ Александрийский,
именуемый Великим и отцом 

Православия. 

Главным источником сведений о жизни св. Афанасия служат его собственные
творения и, прежде 

всего, те, в которых он сам всенародно дает отчет о своей деятельности.
Это: «Защитительное слово 

против ариан» (1: 

287–398); «Защитительное слово пред царем Констанцием» (2: 

41–76); 

«Защитительное слово, в котором св. Афанасий оправдывает свое бегство во
время гонения, 

произведенного дуком Сирианом» (2: 76–98) и «Послание Афанасия к монахам
повсюду 

пребывающим о том, что сделано арианами при Констанции (история ариан)»
(2: 105–176). 

Похвальное слово св. Афанасию св. Григория Богослова (сл. 21; 2:
143–173) представляет собой 

панегирик с малым биографическим содержанием, как точно также и
сохранившееся в фрагментах 

коптское Похвальное слово св. Афанасию. 

Св. Афанасий родился в Александрии, в греческой семье в последние годы
III в., вероятно, в 298 г. 

(у Г. В. Флоровского — в 293 г.). Источники не дают сведений о родителях
св. Афанасия (точно 

неизвестно, были ли они христианами); весьма скупы они и на сообщения о
детстве будущего 

учителя Церкви. Позднейшая слава св. Афанасия бросила свои лучи и на
раннейшие годы жизни его; 

отсюда сказание, что св. Афанасий, будучи еще мальчиком, во время игр
совершил правильное 

крещение над некоторыми из своих товарищей, так что епископ Александр,
наблюдавший это издали, 

призвал его к себе и объявил крещение имеющим силу, а его родственникам
советовал подготовить 

мальчика к церковному служению. Конечно, это повествование едва ли может
быть серьезно 

обсуждаемо, так как, помимо удивительного решения епископа, оно
наталкивается на 

хронологическое затруднение: епископ Александр занял Александрийскую
кафедру после Ахиллы, 

в 312 г., когда Афанасий, даже при предположении позднейшей даты его
рождения, уже не мог 

заниматься детскими играми. 

В юности св. Афанасий был свидетелем Диоклетианова гонения. 

На изучение светских наук, на общее образование он, по выражению св.
Григория Богослова, 

употребил «немного времени». Однако, он был достаточно знаком с античной
философией и, прежде 

всего, с неоплатонизмом. Главное внимание он обратил на изучение Свящ.
Писания, которое знал до 

тонкости. Может быть, он изучал его в Александрийской дидаскалии. По
выражению св. Григория 

Богослова, он знал все священные книги так, как другой не знает и одной
из них. Неутомимым 

чтением творений святых отцов и церковных писателей предшествующего
времени он развил в себе 

верное понимание глубочайших истин христианства. Рано св. Афанасий
вступил в близкие личные 

отношения со св. Антонием Великим и др. подвижниками Египта и Ливии, что
удостоверяется 

начальными словами жизнеописания св. Антония. 

На благочестивого юношу обратил внимание Александрийский епископ
Александр, который 

приблизил его, посвятил в диаконы и сделал своим секретарем. В этом
звании св. Афанасий 

сопровождал своего епископа на I-й Вселенский Собор. 

1 С целью сокращения сносок на творения св. отцов иногда приводятся лишь
цифры, разделенные двоеточием. 

Цифры, стоящие перед двоеточием, означают том или часть, а после
двоеточия — страницы. 

В 328 г. по смерти еп. Александра св. Афанасий, несмотря на свою
молодость, был избран епископом 

Александрии. Как произошло его избрание, трудно ясно представить, ввиду
разногласия в 

сообщениях древних авторов. Противники св. Афанасия утверждали, что он
был избран 

меньшинством: будто по кончине еп. Александра только некоторые
(немногие) напомнили о 

св. Афанасии, и он был рукоположен шестью или семью епископами тайно, в
сокровенном месте. Но 

по свидетельству 359 египетских епископов, собравшихся на соборе,
выраженному ими в окружном 

послании (приведенном в апологии против ариан), при избрании св.
Афанасия было проявлено 

полное единодушие как епископов, так и всей церковной провинции: «Ничего
не было сказано против 

Афанасия…, говорили же о нем все прекрасное, называя его рачительным,
благоговейным 

христианином, одним из подвижников и поистине епископом» (I: 295).
Очевидно, указание на 

неправильность при избрании св. Афанасия было одним из приемов борьбы с
ним его противников 

ариан. Избрание его было правильное. Но само собой понятно, что св.
Афанасий не получил голосов 

сторонников ариан, мелетиан и др. схизматиков. С этого времени судьба
Православия почти 

отождествляется с судьбой св. Афанасия, явившегося несокрушимым оплотом
Православия в самый 

критический для него период арианских смут, когда арианство грозило
подавить Православие силой и 

выставляло себя представителем всего Востока. Так как св. Афанасий был
наиболее сильным 

противником и обличителем ариан, то на него обрушилась вся ярость этих
еретиков. За свое 

долголетнее епископское служение св. Афанасий подвергался пятикратному
изгнанию из 

Александрии – первому (335–337, — находился в Трире) при св. Константине
Великом, второму 

(339–346, — был в Риме) и третьему (356–362, — пребывал в Фиваидской
пустыне среди иноков) при 

Констанции, четвертому (362–364, — был в Фиваиде) при Юлиане и пятому
(365–366, — вблизи 

Александрии) при Валенте. Посвященный в епископский сан в возрасте 30
лет, он мирно скончался в 

Александрии 2 мая 373 г., пройдя тяжелый путь непрерывных преследований
и страданий. Незадолго 

до своей кончины он рукоположил преемником себе епископа Петра. 

Великий александрийский учитель оставался до конца жизни защитником
никейского исповедания и 

почитаемым вождем православных Востока. Он восстал против стремления
заменить никейский 

Символ исповеданием, составленным в Аримине (ныне Римини), созвал собор
в 368 или 369 г. и 

написал «Послание к епископам африканским». По его настоянию Римский
епископ Дамас, после 

низложения защитников Ария Валента и Урсакия, выступил против арианина
Медиоланского 

епископа Авксентия. К нему с доверием и почтением обращался св. Василий
Великий, когда решил 

войти в общение с Западом в целях утверждения православия на Востоке.
Св. Афанасий, со своей 

стороны, относился к св. Василию с почтением и любовью и писал в защиту
его послание к монахам, 

которые соблазнялись его благоразумной осторожностью. 

С того времени, когда св. Григорий Назианзен произнес в память его свое
славное похвальное 

слово (сл. 21) и св. Василий Великий обращался к нему, как к «Самуилу
Церкви», созерцающему 

«умом своим… где что ни делается» (п. 78, ч. VI, с. 181–182), св.
Афанасий стал лицом безусловного 

благоговения со стороны христиан. 

Это был человек глубоко религиозного духа. Вера вдохновляла и озаряла
всю его жизнь. Главным 

свойством его ума была подвижность, его деятельности — умеренность, его
характера — мужество, 

его религии — верность. Он был, как говорит св. Григорий, разнообразен в
своих способах, единичен 

в своих целях. Его энергия возбуждала даже беспечных, и его
уравновешенная мудрость сдерживала 

склонных к излишеству. Для заблуждения он был не только как бы мечом, но
также и как бы 

очищающей веялкой. Его влияние было не только подобно ударам победителя,
но также и подобно 

дыханию животворящего духа (сл. 21). 

Мощи св. Афанасия находятся в одном из католических храмов г. Венеции. 

ТВОРЕНИЯ 

Св. Афанасий Александрийский совершал великое служение на пользу Церкви
не только неустанной 

борьбой за истину Православия в течение всего продолжительного
епископства, которое доставило 

ему почитание и благоговейное изумление как современников, так и
последующих поколений всего 

христианского мира, но и своими многочисленными литературными трудами.
Само собой понятно, 

что столь бурная жизнь с ее постоянными тревогами, кознями врагов,
преследованиями, 

неоднократным бегством, ссылками в отдаленные страны не
благоприятствовала планомерной и 

сосредоточенной богословско-литературной деятельности; она вынуждала св.
Афанасия жить 

практически-церковными интересами времени и пользоваться научным
богословским и философским 

элементом только в той мере, в какой он был полезен для его ближайших
задач. Поэтому почти все 

значительнейшие творения св. Афанасия стоят в связи с обстоятельствами
современной жизни 

Церкви и личной судьбы святителя. 

Творения св. Афанасия испытали общую судьбу литературных памятников
древности. Ни сам 

св. Афанасий не составил списка своих произведений, ни из последующих
историков никто не ставил 

целью перечислить все творения великого отца Церкви. Поэтому в настоящее
время мы лишены 

возможности точно сказать, сколько произведений и какие именно написаны
св. Афанасием. Главным 

источником сведений о творениях св. Афанасия служат надписания в
рукописных собраниях их; но, с 

одной стороны, не все написанное св. Афанасием могло попасть в сборники
или удержать имя своего 

автора, а, с другой стороны, что в данном случае, кажется, имеет
преимущественное значение, — 

именем св. Афанасия по неведению, а иногда и умышленно
(аполлинаристами), могли быть 

надписаны не принадлежащие ему произведения. Наконец, пострадала чистота
и верность в передаче 

текста. Люцифериане, аполлинаристы, несториане искажали текст подлинных
произведений 

св. Афанасия. Поэтому когда появились печатные издания творений св.
Афанасия, то сразу же 

выяснилась необходимость и критического исследования их, и, прежде
всего, в отношении к вопросу 

о подлинности, которое продолжается еще и до настоящего времени. 

Лучшее греческое издание творений св. Афанасия принадлежит
бенедиктинцам. Оно подготовлено 

было Мараном, издателем творений св. Василия Великого, но выполнено и
закончено Монфоконом 

(XVII–XVIII вв.) — одним из замечательнейших представителей
мавронианской конгрегации. 

Монфокон приложил все усилия к тому, чтобы придать тексту творений св.
Афанасия образцовый 

вид: он воспользовался всеми прежними изданиями, изучил все рукописи,
заключающие творения 

св. Афанасия, какие могли ему доставить книгохранилища Европы. Вышедшее
под руководством его 

собрание творений св. Афанасия содержит все, что сохранилось с именем
этого отца на греческом и 

латинском языках. Следовательно, все сочинения, какие существуют или
находятся в обращении под 

его именем, не одни только подлинные, но и подложные. Все сочинения,
дошедшие под именем 

св. Афанасия, даны в тщательно обработанной и строго упорядоченной
форме; они разделены на три 

группы: подлинные, сомнительные и подложные, причем, в обоснование этого
деления приводятся 

исторические, филологические и палеографические данные. Кроме
обстоятельной биографии 

св. Афанасия издание снабжено рядом указателей и множеством
историко-критических замечаний. 

Монфокон продолжал свои работы над исследованием творений св. Афанасия и
по выходе в свет 

этого издания. Он открыл еще несколько фрагментов утраченных
произведений св. Афанасия, 

которые и напечатал в своих изданиях. Эти вновь открытие произведения
внесены во второе издание 

творений св. Афанасия в 1777 году в Падуе (три тома в 4-х книгах).
Последнее издание с некоторыми 

дополнениями и в измененном отчасти порядке перепечатано в Патрологии
Миня, где оно занимает 

XXV–XXVIII тома в греческой серии (выпущены в 1857 г.). В Парижском
издании (1947–1958 гг.) 

серии «Христианские источники» творения св. Афанасия занимают 15, 18 и
56 тома. Это издание 

замечательно тем, что каждому сочинению предшествует научное введение. 

На русский язык собрание творений св. Афанасия переведено Московской
Духовной Академией 

(первое издание в 1851–1854 гг. и второе издание с дополнениями в
1902–1903 гг. — четыре тома). В 

основу перевода положен текст Монфоконовского издания с позднейшими
дополнениями к нему. 

Переведены только те творения, подлинность которых удостоверяется более
или менее надежно. 

Первоначальный перевод произведен был под редакцией проф. П.С. Делицына,
известного своей 

опытностью в переводах. Русский перевод отличается точностью и ясностью.


Творения св. Афанасия принято делить на следующие группы: 

1. Апологетические сочинения, к которым относятся два его юношеских
произведения: «Слово на 

язычников» (I: 125–191) и «Слово о воплощении Бога-Слова…» (I: 191–264).
Оба произведения 

представляют, собственно, две части одной апологии христианства. На это
прямо указывает начало 

«Слова о воплощении Бога-Слова»: «В предыдущем слове, из многого взяв
немногое, но в 

достаточной мере, рассуждали мы о заблуждении язычников касательно
идолов, о суеверии их…» и 

т. д. (§ 1); здесь же автор неоднократно ссылается на «Слово» против
эллинов, как на стоявшее со 

вторым «Словом» в неразрывной связи: «Как говорено было в предыдущем
слове…» (§ 11). «Слово 

на язычников» начинается обещанием предложить немногое о вере Христовой;
но об этом речь идет 

только в «Слове о воплощении», следовательно, и по первоначальному
замыслу оба произведения в 

своем содержании должны были представлять нечто единое. 

В первом произведении доказывается ложь и ничтожность язычества и
намечается путь восхождения 

к истинному познанию Бога и Слова от самонаблюдения и созерцания
внешнего мира в его гармонии 

и красоте. 

В первой части (§§ 2–29) автор опровергает идолопоклонство, источник
которого видит в грехе 

человека, отвратившем его от Бога истинного к чувственному миру, и
подробно, всесторонне 

доказывает противоречие идолослужения здравому смыслу. Вторая часть (§§
30–47) выясняет, что 

один есть Бог, Которого почитает христианская религия. К истине Его
бытия приводит прежде всего 

изучение человеческой души, которая есть образ Бога, одарена разумом и
бессмертна (§§ 30–34), а 

также — наблюдение видимого мира, созерцание удивительного порядка и
согласия во 

вселенной (§§ 35–39). 

Далее доказывается, что Творец и Управитель вселенной есть Сам
Божественный Логос, и 

изображается природа Логоса, Его деятельность в сохранении и управлении
миром, всемогущество, 

благость и мудрость (§§ 40–47). 

В «Слове о воплощении Бога-Слова» автор показывает в воплощении
исправление и восстановление 

первоначального дела, разрушенного грехом; чтобы возвратить человеку
жизненное начало и знание 

единого Бога, Слово воплотилось, умерло и воскресло. Он утверждает, что
воплощение было 

необходимо, возможно и достойно Бога. В первой части (§§ 1–32) дается
разъяснение причины, 

почему Тот, Кто по природе Своей бестелесен и есть Божественное Слово,
по милосердию и благости 

Отца, ради нашего спасения, явился в человеческой плоти. Во второй части
(§§ 33–57) автор 

защищает догмат воплощения против нападок иудеев и язычников. На
основании чудесного 

распространения и действия христианства, в которых обнаруживается не
человеческая, а по истине 

Божественная сила, доказывает Божественное достоинство Спасителя и
Божественное 

происхождение христианской религии (§§ 46–55). В заключение увещает
читателя самому читать 

Писание, чтобы узнать более полные и ясные подробности того, что сказано
автором, но 

предупреждает, что для правильного понимания их необходимо вести жизнь,
подобную жизни тех, 

которые написали священные книги; увещает также читать и богодухновенных
учителей, знавших 

Писание и соделавшихся свидетелями Божества Христова. 

Оба произведения написаны в Египте около 320 г. и, прежде всего, для
египтян. 

Ранним происхождением обоих произведений — т. е. когда св. Афанасий был
еще сравнительно 

молодым, не был еще епископом александрийской Церкви и не был вовлечен в
борьбу за чистоту и 

целость православного учения, которой потом он отдал все свои силы и
время, — объясняются 

особенности их. Недавно закончив свое образование, св. Афанасий,
естественно, в первых своих 

произведениях, предназначенных для язычников, применяет свои познания в
философии Платона, а 

также и в других философских системах, в наблюдениях над законами
природы, в произведениях 

Гомера и облекает свои мысли в школьно-риторическую форму, чего не
наблюдается в его 

позднейших произведениях. Позднее он отдается всецело практической
деятельности и не имеет уже 

времени для изучения природы и для риторического построения своих
произведений, для научных 

занятий Гомером, Платоном и Гераклитом. Кроме того борьба с Арием и
арианами велась не на 

философской почве. 

2. Догматические сочинения, направленные к опровержению арианства: 

а) Четыре слова против ариан (2 части). Они написаны, вероятно, во время
третьего изгнания. В 

первых двух словах излагается никейское учение о Сыне Божием, в третьем
рассматриваются тексты 

Свящ. Писания, которые приводились арианами в свою пользу, и те,
которыми обосновывалось 

православное учение; в четвертом слове, которое признается сомнительным,
излагается учение о 

личных свойствах Сына Божия, о взаимном отношении Отца и Сына. 

В последнее время резко поставлен вопрос относительно четвертого слова:
отрицают не только его 

связь с первыми тремя, но и принадлежность св. Афанасию. В
доказательство того, что так 

называемое четвертое слово первоначально не было соединено с остальными,
указывают, прежде 

всего, на то, что четвертого слова в некоторых рукописях, содержащих
первые три, нет, а в некоторых 

к третьему слову примыкают другие произведения. Кроме того и по своему
содержанию четвертое 

слово не требуется тремя первыми, а скорее, исключается ими: в нем автор
излагает отчасти уже то, о 

чем речь была в первых словах. Но, с другой стороны, происхождение слова
от св. Афанасия 

поддерживается многими параллелями в мыслях между 3-м и 4-м словами.
Достоинства слов против 

ариан признавали и современники св. Афанасия — ими руководились в своих
трудах св. Василий 

Великий и св. Григорий Богослов. 

б) Четыре послания к Серапиону, еп. Тмуйсскому (3 ч.). Написание их
относят также к 3-ей ссылке. В 

них доказывается единосущие Сына Божия и, главным образом, Духа Святого.


Поводом к написанию послужило письмо Серапиона, в котором он сообщал св.
Афанасию, что 

«некоторые, хотя отступили от ариан за хулу их на Сына Божия, однако же
неправо мыслят о Святом 

Духе и утверждают, будто бы Дух Святой не только есть тварь, но даже
один из служебных духов и 

единственно степенью отличается от ангелов» (I, 1). Св. Афанасий
называет этих еретиков «тропики», 

потому что они стремились отыскать метафоры и образы («тропы»), а не
прямую речь во всех тех 

местах Свящ. Писания, которыми православные доказывали Божество Святого
Духа. Первое 

послание подробно излагает учение о Божестве Святого Духа, раскрывая
учение о Нем 

Свящ. Писания и церковного предания и доказывая связь нового заблуждения
с арианством. На 

просьбу Серапиона более кратко изложить учение о Святом Духе, чтобы
удобнее было давать советы 

вопрошающим о вере и отклонять заблуждения, св. Афанасий ответил двумя
посланиями, причем, 

учению о Святом Духе предпослал (во втором послании) краткое изложение
учения о Божестве Слова 

на том основании, что, имея правильное ведение о Сыне, можно приобрести
доброе ведение и о Духе: 

«Ибо какое свойство познали мы у Сына со Отцем, то же свойство, как
найдем, и Дух имеет с 

Сыном» (III, 1). В третьем послании кратко излагается учение о Божестве
Святого Духа. 

4-е послание дает ответ на новые возражения еретиков относительно
Святого Духа, которые 

иронически говорили: «Если Дух Святой не тварь, то не следует ли, что Он
— Сын и два есть 

Брата — Слово и Дух»; или «Если Дух от Сына приемлем и Сыном подается,
то не следует ли, что 

Отец есть дед, а Дух — внук Его» (IV, 1). Св. Афанасий высказывает
желание, чтобы в учении о 

непостижимой для человеческого ума тайне Святой Троицы сохранялось
непоколебимо то, чему учит 

Свящ. Писание и преданная Церкви вера, без примешивания человеческих
догадок и выводов. 

в) «О явлении во плоти Бога Слова и против ариан» (ч. 3). Написание
относят к тому же времени; — 

принадлежит к группе сомнительной подлинности. 

В произведении речь ведется о многих догматических истинах: о рождении
Бога-Сына по плоти без 

отца от Девы Марии Богородицы, о спасительных для человека следствиях
Его воплощения, жизни и 

страданий, об евхаристии, как истинном Теле Господа и пр. 

г) Три сочинения с кратким изложением веры: 

«Послание к императору Иовиану» о вере (ч. 3). В нем св. Афанасий
убеждает Иовиана держаться, 

как правила православия, символа никейского, подтвержденного всеми
поместными Церквами, 

излагает самый символ, заканчивая исповеданием Божества Святого Духа и
Единосущной Троицы. 

Послание написано от имени Александрийского собора 363 г. в ответ на
просьбу нового императора 

Иовиана. 

«Изложение веры» (ч. 1) — символ, в котором изложена и изъяснена
кафолическая вера в Святую 

Троицу и в воплощение. До последнего времени принадлежность его св.
Афанасию не подвергалась 

сомнению, но теперь уже не находят возможным помещать среди бесспорно
подлинных 

произведений Александрийского святителя. Единственным свидетелем из
древних церковных 

писателей можно признать Факунда Гермианского, который в XI книге своего
сочинения «В защиту 

трех глав» говорит об «Изложении символа» св. Афанасия. Впрочем этой
недостаточности 

исторических свидетельств придают мало значения, больше внимания
останавливают на самом 

содержании «Изложения веры», в котором находят много особенностей,
делающих сомнительным 

или даже невозможным происхождение его от св. Афанасия. Фактически
рассматриваемое сочинение 

представляет не символ, а только объяснение его, но положенный в основу
его символ текстуально 

вошел в объяснение и его можно выделить. Получаемый таким образом символ
не тождествен ни с 

одним из древних вероизложений; следовательно, он составлен самим
автором объяснения. Здесь 

прежде всего ставится вопрос: вероятно ли, чтобы св. Афанасий,
неутомимый борец за никейский 

символ, мог допустить составление собственного, или же пользование таким
символом, который 

отличается от никейского символа? Не касаясь конкретных особенностей
символа, можно заметить, 

что в богословии как символа, так и изъяснении его, находят явные черты
Антиохийского 

направления. Поэтому теперь считают необходимым помещать «Изложение
веры» по меньшей мере 

среди «сомнительных» творений св. Афанасия. 

«Слово пространнейшее о вере» (ч. 4) — в первый раз опубликовано
Монфоконом, который открыл 

его в рукописи X века. Издание этого произведения Монфокон сопровождал
живейшим выражением 

радости, что вновь найдено превосходное творение Афанасия против ариан и
др. современных 

св. Афанасию еретиков. В произведении раскрывается учение о Божестве
воплотившегося Слова и 

отношении его к человеческой природе; потом дается большое число текстов
Свящ. Писания, 

указывающих как на человеческую, так и на Божественную природу во
Христе. Большинство 

исследователей признают подлинность «Слова», как и «Изложения веры», с
которым оно внутренне 

связано. Но тщательный анализ «Слова пространнейшего о вере» приводит к
весьма любопытным 

данным относительно характера его, а именно: отдельные его главы почти
дословно заимствованы из 

«Слова о воплощении» и «Изложения веры», что возбуждает сомнения
относительно 

принадлежности его св. Афанасию. Возможно, что св. Афанасий надписал
«Большое слово о вере», 

но оно в подлинном своем виде не сохранилось. В настоящее время мы
располагаем переработкой 

его, которая также дошла до нас в отрывках и, может быть, с искажениями,
но, во всяком случае, с 

дополнениями из других источников, и, в частности, из произведений
самого св. Афанасия. 

Реконструкция первоначального произведения представляется невозможной. 

д) На слова: «Вся Мне предана суть Отцем Моим…» (ч. 1). Здесь дается
истолкование этого 

изречения в православном понимании, которое извращалось арианами. Против
евсевиан автор 

приводит другие слова Господа: «Вся, елика имать Отец, Моя суть» (Ин.
16,15). Написано в 343 г. 

е) Три послания: а) к Эпиктету, епископу Коринфскому, б) к Аделфию
Исповеднику, в) к Максиму 

Философу (ч. 3) — трактуют о христологической проблеме и выясняют
взаимоотношения во Христе 

Божественной и человеческой природ. Написание посланий относится, как
полагают, к 371 г. 

В послании к Эпиктету отцы Халкидонского собора признали выражение
собственного убеждения. 

ж) Две книги против Аполлинария (ч. 3). Книга первая «О воплощении
Господа нашего Иисуса 

Христа»; книга вторая «О спасительном пришествии Христовом» дают
настойчивое и подробное 

опровержение заблуждений аполлинаристов, без упоминания имени
Аполлинария, причем, особенно 

ясно защищается целостность человеческой природы во Христе. Автор книг
подробно излагает и 

защищает существенные пункты церковной христологии, например, учение о
двойстве естеств в 

Иисусе Христе, об ипостасном их соединении, о необходимости для дела
искупления полной 

человеческой души во Христе, о принятии Им от Девы Марии истинного
человеческого тела, о 

законности Божеского поклонения, воздаваемого христианами Сыну
Человеческому и т. п. 

Две книги — не две части одного произведения, а два самостоятельных
трактата, но вторая 

сохранилась, по-видимому, не в полном объеме. Большая часть
исследователей отрицает или, по 

крайней мере, считает сомнительной принадлежность этих книг св.
Афанасию. Главные возражения 

против подлинности следующие: а) свидетельства о принадлежности книг
против Аполлинария 

начинаются только с VI в.; б) различия в языке подлинных произведений
св. Афанасия и двух книг 

против Аполлинария. Однако, противники подлинности оговариваются, что
это различие не кажется 

столь сильным, пока признается подлинным 4-е слово против ариан, а также
«Изложение веры», 

«Слово пространнейшее о вере», «О явлении во плоти Бога Слова и против
ариан», язык которых 

уклоняется от языка подлинных произведений св. Афанасия. в) Противники
подлинности готовы 

согласиться с защитниками, что идейное содержание, основная тенденция,
существенные мысли в 

целом и частности — насквозь Афанасиевы, что против аполлинарианства в
качестве сильнейшего 

аргумента выставлена та идея, которой св. Афанасий поразил арианство, а
именно, что в лице и 

жизни Богочеловека в принципе совершилось обожение человеческой природы
во всех ее жизненных 

моментах, и что эта идея, ради которой он жил, работал, боролся, страдал
— в книгах против 

Аполлинария проведена с самой широкой последовательностью. Но именно то,
что основная идея 

св. Афанасия проведена здесь с большой резкостью, и вызывает подозрение.


По всем этим основаниям утверждают, что две книги против Аполлинария не
могли быть написаны 

св. Афанасием, и признают весьма вероятным, что они происходят от
александрийца, который обязан 

основными воззрениями и некоторыми частностями св. Афанасию: таким
образом легче объясняется 

и сходство, и уклонения. Но, как видно, сила приводимых против
подлинности произведения 

возражений не настолько безусловна, чтобы вопрос о нем можно было
считать окончательно 

решенным, — подлинность книг Аполлинария имеет и защитников. 

3. Историко-полемические сочинения, в которых св. Афанасий оправдывает
свои действия или 

описывает поведение ариан. К первым относятся: 

а) Апология («защитительное слово») против ариан (ч. 1), — в которой
собраны документы, 

освещающие дело св. Афанасия из времен первого и второго изгнания. Эта
важного исторического 

значения для дела св. Афанасия работа написана по возвращении из второго
изгнания в 350 г. 

б) Апология к императору Констанцию («Защитительное слово пред царем
Констанцием» — ч. 2) 

имела целью опровергнуть те обвинения, какие выставлены врагами св.
Афанасия перед императором 

Констанцием и которые привели к третьему изгнанию св. Афанасия, а
именно: что он а) во время 

частых посещений и бесед с Констансом возбуждал его против Констанция и
старался поселить 

между братьями вражду, б) посылал узурпатору Магненцию письма, чтобы
снискать его 

расположение, в) в великой александрийской церкви, построенной на
средства Констанция, когда 

постройка еще не была окончена и храм не был освящен, он допустил
совершение торжественного 

богослужения и г) получив приказание от Констанция отправиться в Италию,
куда император 

намерен был прибыть, св. Афанасий не повиновался. 

С этой частью апологии св. Афанасий направился было к Констанцию, чтобы
лично защищать свое 

дело, — он не был убежден в том, что император так предан арианству, и
думал, что ариане 

позволяют себе многое без его ведома. Но на пути он получил такие дурные
сведения о намерениях и 

деяниях императора Констанция, что вполне убедился в немыслимости личной
защиты своего дела. 

Он вновь укрылся в пустыне и дополнил свою апологию изложением фактов,
которые первоначально 

представлялись ему невероятными (ссылка Либерия, Осии, Павлина
Трирского, Дионисия 

Миланского, Евсевия Верчельского, Люцифера Каларисского и др. за отказ
подписать осуждение 

св. Афанасия, и насильственные меры Констанция, которыми остальные
западные епископы 

вынуждены были к этой подписи. 

Апология отличается спокойным тоном, полным достоинства, и силой
аргументации. По стилю — это 

одно из лучших произведений св. Афанасия. «Оно, — говорит архиеп.
Филарет, — самое лучшее 

сочинение и по слогу, но особенно важно потому, что в лице Афанасия
представляет нам 

величественную картину праведника-пастыря, спокойного среди волн,
воздвигнутых клеветой 

мира, — и верно понимающего свое служение» (т. II, с. 61). В конце
апологии к Констанцию 

св. Афанасий защищается по поводу насмешливого выражения императора (гл.
30), что он бежал из 

Александрии по трусости. Вскоре этому вопросу он посвятил целое
сочинение. 

в) Апология о своем бегстве («Защитительное слово, в котором св.
Афанасий оправдывает бегство 

свое во время гонения, произведенного дуком Сирианом» — ч. 2). Св.
Афанасий бежал пред 

наемниками; его враги не приминули воспользоваться случаем обесславить
его, доказывая, что он из 

трусости бросил свою паству, когда она подверглась особым бедствиям.
Ответом на эти обвинения 

была апология, пользовавшаяся большим уважением у древних писателей и по
языку и по стилю 

почти не уступающая предшествующей. Св. Афанасий с достоинством
разоблачает истинные чувства 

своих обвинителей, доказывает, что в известных обстоятельствах человеку
не только дозволительно, 

но прямо обязательно бегством обеспечить себе жизнь и безопасность и
противопоставляет им учение 

Христа, Его пример, примеры пророков и апостолов; потом, переходя в
наступление, он с силой 

изображает дикую ярость своих преследователей и их печальные подвиги, и
описывает 

обстоятельства своего бегства, совершившегося при помощи Божией. Эта
апология составлена, 

вероятно, в конце 357 г. 

О действиях ариан св. Афанасий говорит в следующих сочинениях: 

а) Послание к монахам или история ариан — 335–357 гг. (ч. 2). 

б) «К епископам Египта и Ливии окружное послание против ариан» — в 356
г. (ч. 2). 

в) «Окружное послание» (ч. 1), написанное скоро после вторжения Георгия
Каппадокийского — 

в 339 г. 

г) Послание о постановлениях Никейсого собора (ч. 1) и Послание о
мнениях Дионисия 

Александрийсого (ч. 1). — Написаны в 350–354 гг. 

д) Послание к Серапиону об обстоятельствах кончины Ария — в 358 г. (ч.
2). 

е) «Послание о соборах, бывших в Аримине Италийском и в Селевкии
Исаврийской» — 359 г. (ч. 3). 

ж) «Свиток к Антиохийцам» (ч.3) и Послание к Руфиниану (ч. 3. См. и
книгу Правил, с. 306–308) — 

трактуют о постановлениях Александрийского собора 362 г. относительно
условий принятия в 

Церковь ариан. 

з) «Послание к епископам африканским» (ч. 3) — это соборное послание,
написанное от лица 

90 епископов Египта и Ливии, с целью предостеречь епископов западной
Африки против интриг 

омиев, которые ничего не хотели знать об усии (?????) и ипостасис
(?????????) и стремились 

заменить никейское исповедание ариминийским. Вопреки этому св. Афанасий
оттеняет совершенную 

достаточность Никейского символа и увещает твердо держаться его, причем,
сообщает сведения о 

Никейском соборе и Ариминском. Так как послание упоминает о Римском
соборе, вывшем под 

председательством Дамаса, на котором были осуждены Урсакий и Валент (гл.
10), а также и другие 

соборы, то составление его относят к 369 или 370 гг. 

4. Экзегетические сочинения. В древности было известно много
экзегетических творений 

св. Афанасия. До настоящего времени сохранились только отрывки из
толкования на псалмы, на 

Евангелия Матфея и Луки, — в катенах (ч. 4). Комментарий св. Афанасия
имеет александрийский 

характер с преобладанием нравственных мотивов. В послании к Марцеллину
«Об истолковании 

псалмов» св. Афанасий устанавливает общий взгляд на ветхозаветное
Писание. Оно писано единым 

Духом и писано о Спасителе. Псалмы имеют некую особую и преимущественную
благодать, в них 

совмещаются закон и пророки, и вместе с тем они написаны о каждом из
нас, — в пример и 

назидание (ч. 4). Послание к Марцеллину заключает в себе живое
изображение достоинства псалмов, 

их разделение, отношение их к состояниям души, наконец, наставление, как
петь псалмы. В кратком, 

но превосходном обозрении псалмов — «Предуведомление о псалмах» (ч. 4) —
говорится о составе и 

писателе книги псалмов, по руководству экзаплов. В каком уважении было у
древних первое из этих 

сочинений, видно из того, что оно написано перед книгой псалмов в
древнейшем Александрийском 

списке Библии (IV век) и встречается едва ли не во всех древних списках
Псалтири. 

Псалмы составляли любимое чтение св. Афанасия. 

5. Аскетические сочинения. К ним относятся: 

а) «Житие преп. отца нашего Антония, описанное св. Афанасием в послании
к инокам, пребывающим 

в чужих странах» (ч. 3), — вероятно, к западным монахам Италии и Галии в
ответ на выраженное ими 

желание узнать, как блаженный Антоний начал аскетические подвиги, кем он
раньше был, как он 

окончил свою жизнь и верны ли распространенные сказания о нем. Св.
Афанасий с юных лет лично 

знал св. Антония и стоял близко к нему, поэтому мог писать на основании
собственных 

воспоминаний. Однако он не дает жизнеописания, а показывает в патриархе
отшельников образец 

христианского совершенства, кратко излагает его аскетическое учение и
повествует о его борьбе с 

демонами. Св. Григорий Богослов говорит, что св. Афанасий, описывая
деяния божественного 

Антония, обнародовал в форме истории правила религиозной жизни (сл. 21).
Блаж. Августин 

свидетельствует о себе, что это жизнеописание весьма много
способствовало его обращению от 

рассеянной жизни (Исповедь, кн. 8, гл. 6, с. 197–200). Св. Иоанн
Златоуст советует читать жизнь 

Антония каждому, какого бы состояния ни был (беседа 8-я на Мф., т. 7, с.
88–89). Это произведение 

имело большой успех, распространило идеи египетского монашества на
Востоке и на Западе. 

Временем составления его одни считают 357 г. (3-е изгнание); другие
относят его к 365 г. Еще при 

жизни св. Афанасия житие переведено было (собственно переработано)
пресвитером Евагрием, 

бывшим впоследствии епископом Антиохийским, на латинский язык, и
неизвестным — на 

сирийский. Как на Востоке, так и на Западе произведение оказало сильное
влияние на 

христиански-аскетическую жизнь, вызвав настоящий энтузиазм к ней. О
принадлежности этого 

произведения св. Афанасию говорят: св. Василий Великий, Григорий
Богослов, Ефрем Сирин, 

блаж. Иероним и др. церковные писатели. Но несмотря на многочисленные
свидетельства предания, 

подлинность и даже достоверность содержания «Жития» подвергались
нападкам. Причем 

совершенно отвергался исторический характер его: в нем видели
тенденциозное произведение уже 

сложившегося монашества. Но другие исследователи как католические, так и
протестантские, не 

менее энергично защищали подлинность «Жития». Содержание и способ
изложения говорят за 

св. Афанасия. Учение о вере и ее действиях, о демонах, о методах борьбы
с арианами, формулы, 

цитации библейских книг и пр. обнаруживают теснейшее родство с
произведениями св. Афанасия. И 

в настоящее время утверждают, что только тенденциозная критика может
сомневаться в подлинности 

«Жития преп. Антония». 

б) «Письмо к Драконтию» (ч. 2) — настоятелю монастыря, скрывшемуся в
пустыне от назначения его 

в епископа, — заключает в себе увещание — не скрывать талантов во вред
своему спасению, 

дорожить надеждами братии и важностью предназначаемого сана, твердо
помнить, что как на 

кафедре епископской можно быть иноком, так и в пустыне можно остаться
только с именем инока. 

Ободренный таким образом избранный епископ принял бремя управления и
скоро имел случай 

сделаться исповедником веры. — Послание написано перед Пасхой 354 — или
355 г. 

6. Пасхальные или «праздничные послания» (ч. 3). Это — пастырские
послания к церквам и 

монастырям Александрийского святителя, писанные в скором времени после
праздника Богоявления. 

Издавна существовал обычай, вновь подтвержденный Никейским собором, в
силу которого 

Александрийские епископы писали пасхальные послания с оповещением
времени поста и Пасхи с 

соответствующими увещаниями. Св. Афанасий, даже когда находился в
изгнании, старался, 

насколько было возможно, быть верным этому обычаю. Скоро после его
кончины лица, близкие к 

Александрийскому Святителю, соединили их в собрание. От греческого
текста посланий 

св. Афанасия и копсткого перевода их сохранились только отдельные
отрывки. Но в 1842 и 1847 гг. в 

Нитрийском монастыре Богоматери найден сирийский перевод 13-ти
пасхальных посланий. Этот 

сирийский перевод предварен предисловием или индексом, обнимающим все
время епископства 

св. Афанасия; он указывает для каждого года время празднования Пасхи,
консулов, префекта Египта 

и главные события, относящиеся к жизни Святителя. Эта сирийская хроника
вместе с другой 

хроникой, опубликованной в 1738 г., и обозначаемой обыкновенно «Историей
без начала», а также и 

с пасхальными посланиями, составляют документы первого порядка для
истории св. Афанасия, в 

особенности в том, что касается хронологии. Наибольший интерес
представляет 39-е послание 

(367 г.), дошедшее до нас не в целом виде, и с давнего времени вошедшее
в число церковных правил. 

Оно весьма важно в том отношении, что в нем перечисляются книги Ветхого
и Нового Завета. 

Поименовав канонические книги, св. Афанасий прибавляет: «Вот источники
спасения, чтобы 

заключающимися в них словесами напоеваться жаждущему. В них одних
благовествуется учение 

благочестия. Никто да не прилагает к ним и не отъемлет от них
чего-либо». Затем пишет, что «есть и 

другие, не внесенные в канон, которые, однако же, установлено отцами
читать вновь приходящим и 

желающим огласиться словом благочестия». Между такими книгами, кроме
Премудрости 

Соломоновой, Сирахова сына, Иудифь и Товии, он помещает и книгу Есфирь,
а также «так 

называемое Учение Апостолов и Пастырь» (ч. 3, с. 370–373; 518–521. См. и
Книгу Правил). 

Пасхальные послания имеют важное значение и в том отношении, что рисуют
ту сторону 

пастырского служения св. Афанасия, которая занимает мало места в других
его произведениях, 

именно: нравственное наставление. Это настоящие проповеди в форме
окружных посланий, где 

изложены в кратких увещаниях обязанности христианской жизни. 

Другие письма св. Афанасия почти все утрачены. То, что сохранилось,
кроме отмеченных посланий, 

имеет небольшое значение. Из них следует назвать: 1) «Послание авве
Орсисию», в котором 

св. Афанасий касается смерти св. Феодора (написано в 363–364 гг.; ч. 3);
2) «Сказание об аввах 

Феодоре и Паммоне» — начальниках монахов (свидетельствуется об их
прозорливости); ч. 3); 

3) «Послание к монаху Амуну» с наставлением о содержании в чистоте
плоти, о браке (против 

порицающих супружество) и девственной жизни (до 354 г.; ч. 3. См. и
Книгу Правил, с. 301–305). 

Так называемый символ св. Афанасия (ч. 4) возник на латинской почве и с
IX в. на всем Западе 

пользовался большим авторитетом; Востоку он сделался известным довольно
поздно 

(около XII в.). — Несомненно св. Афанасию не принадлежит. Относительно
происхождения его 

наука, несмотря на ревностные усилия, еще не достигла бесспорных
результатов. Авторами его 

называют: Викентия Лиринского, св. Амвросия Медиоланского; доказывали
его происхождение в 

Испании в конце IV или V вв. и т. д. 

БОГОСЛОВИЕ 

Св. Афанасий ни в одном из своих творений не излагал своего
богословского учения в виде цельной 

системы. Он был человек практической деятельности, и его творения, как
было отмечено, написаны 

по требованию обстоятельств церковной и личной жизни — для защиты веры и
выполнения 

пастырских обязанностей — и раскрывают отдельные пункты церковного
вероучения. И, однако, 

среди древних отцов и учителей Церкви немногие имели такое глубокое и
постоянное влияние на 

последующих церковных писателей и на раскрытие церковной догматики, как
св. Афанасий. Его 

творения отличаются поразительным богатством догматического содержания.
Св. Афанасий не 

оставлял без внимания и христианского нравоучения, но большей частью
разъяснял его не 

специально, а по поводу других вопросов. 

Здесь отмечаются только существенные положения догматического учения
великого отца Церкви. 

1. Учение св. Афанасия о Боге. В учении о Боге св. Афанасий разделяет
мысли Платона о 

противоположности Творца и твари. «Все что ни сотворено, — говорит он, —
нимало не подобно по 

сущности своему Творцу». Какое сходство между тем, что из ничего, и
между Творцом, созидающим 

это из ничего! (I Пр. ариан, 20). Лишь только одному Богу может
принадлежать самобытность и 

вечность, лишь Он только может быть назван подлинно Сущим. В
противоположность 

Божественному бытию тварь, вызванная творческим актом из ничтожества,
без поддержки 

Божественной силы снова может погрузиться в бездну небытия. Ее
существование определяется лишь 

причастностью Божественному Слову, Которое, содержа в себе совокупность
Божественных идей, 

дает бытие миру и определяет в нем начала красоты, гармонии и порядка.
Поэтому весь мир отражает 

в себе Божественный образ. Бог открывается в единстве и стройности мира
(См. I: 133 и др.). 

2. О Святой Троице и взаимоотношении Божественных Ипостасей. Единым
началом 

Божественного бытия и его Первопричиной является Бог Отец. От Него
получают бытие другие Лица 

Святой Троицы и весь тварный мир. Но тварь создается Богом, Сын
рождается от Отца, а Дух Святой 

исходит от Отца. 

Рождение отличается от творения тем, что: 1) оно обозначает
происхождение из существа 

рождающего, из его собственной природы, поэтому рожденный во всем
подобен родителю; между 

тем творение обозначает произведение чего-либо из ничего или из
материалов, чуждых природе 

творящего; 2) рождение представляет акт, обусловленный природой
рождающего; Бог Отец рождает 

Сына не по воле, а по необходимости Своей природы, тогда как творение
целиком зависит от воли 

Творца. Если Сын рождается «по естеству, а не по хотению, то неужели Он
— нежеланный Отцу и 

противный Отчему хотению? — Никак, напротив того, и желателен Сын Отцу,
и, как Сам говорит, 

Отец любит Сына и вся показует Ему… Как Бог, хотя не по хотению начал
быть благим, однако же 

благ не против хотения и воли, ибо каков Он есть, то и желательно Ему:
так и сие, что есть Сын, хотя 

не по хотению началось, однако же не против желания и воли Божией. Как
желательна Богу 

собственная ипостась, так же желателен Ему и собственный Сын, сущий от
Его сущности. Итак, и 

желателен и возлюблен Отцу да будет Сын» (3 Пр. ар., 66). В связи с этим
св. Афанасий отвергает 

учение апологетов о том, что Сын рожден по воле Отца в качестве орудия
творения. 

Подвергая критике учение ариан о Логосе как посреднике между Богом и
миром, св. Афанасий 

указывает на то, что это представление не выдерживает логической
критики. Если Бог настолько 

возвышается над природой, что не может иметь с ней никакого
соприкосновения, то не может это 

соприкосновение и общение быть обеспечено и каким-либо посредником, так
как мы должны его 

мыслить или Богом, или тварью, ничего среднего между этими понятиями
допущено быть не может. 

Поэтому и Логоса мы должны именовать или Богом или тварью. Но в первом
случае невозможно 

соприкосновение Логоса с тварью, во втором — с Богом. Поэтому Сына можно
мыслить 

происходящим только по необходимости Божественной природы, но не по воле
Отца и не в качестве 

Его посредника. 

Бог Отец представляет Собой потенциальную силу (динамис), проявление
этой силы в действии 

(энергиа) и есть рождение Сына Божия. Бога Отца можно мыслить как Ум,
заключающий в Себе силу 

мышления, Бог Сын — содержание этого мышления, т. е. Истина и
Премудрость. Как ум не может 

существовать без мысли, так и Бог не может существовать без Сына. Сын
Божий, Логос, как 

деятельная сила, является Творцом, Промыслителем и Искупителем мира.
Если Сын рождается от 

Отца, то Он во всем равен Отцу и обладает теми же свойствами
всемогущества, вездесущия и 

неизменяемости. Также, если рождение связано с природой Божества,
Которая неизменяема, то это 

рождение нужно мыслить совершающимся в вечности, ибо Бог как сила
потенциальная должен вечно 

проявлять Себя в деятельности. 

Учение о Слове, как Премудрости, творческой и миродержавной, развито св.
Афанасием еще до 

арианских споров. В этом учении он продолжает доникейскую традицию, но
совершенно свободен от 

всякого космологического субординацизма. 

По свидетельству св. Григория Богослова, в учении о Духе Святом
«Афанасий первый и один или с 

весьма немногими дерзнул стать за истину ясно и открыто, на письме
исповедав единое Божество и 

единую сущность Трех…» И действительно, учение о Святом Духе раскрыто у
св. Афанасия с 

исключительной четкостью и силой. Он исходит из понятия о полноте и
совершенном единстве 

Святой Троицы — «вся Троица есть единый Бог.» Дух Святой есть начало
обновления и освящения, 

Дух жизни и Дух Святыни, Помазание и Печать (3: 34–35). Ради Духа мы все
именуемся 

причастниками Божиими (3: 36). И если бы Дух Святой был тварью, то нам
невозможно было бы 

приобщиться Бога: «Сочетовались бы мы с тварью и соделывались бы чуждыми
божественного 

естества, как нимало его не причастные» (3: 36). Действительность
обожения свидетельствует о 

божественности Духа: «Если Дух творит богами, то нет сомнения, что
естество Его есть естество 

Божие» (3: 36). Дух Святый исходит (экпорэуэтэ — ???????????) от Отца.
Исхождение также 

обусловлено природой Божества. 

Дух принадлежит Сыну, являясь Его «собственным». «Сын не делается
причастником Духа, чтобы 

чрез это быть Ему в Отце. Не Он приемлет Духа, а паче Сам подает Его
всем, и не Дух сочетавает 

Сына с Отцем, но паче Дух приемлет от Слова… А мы без Духа чужды Богу и
далеки от Него, 

причастием же Духа сочетаваемся с Божеством» (Пр. ар., III, 24).
Выражение «а паче Сам подает Его 

всем» иногда принимается как аргумент в пользу Филиоквэ. Мысль Святителя
всегда сосредоточена 

на идее спасения человека. Спасение принес Воплотившийся Христос, и Он
же посылает нам Святого 

Духа, через Которого мы приобщаемся божественной жизни. 

Отличие исхождения от рождения остается тайной, но поскольку исхождение
необходимо связано с 

природой Божества, Святой Дух имеет полное равенство со Отцем и Сыном.
(О Святом Духе 

см. в 1, 3 и 4 посланиях к Серапиону). 

Взаимоотношение Лиц Святой Троицы св. Афанасий представляет под образом
Их проникновения 

друг другом. Отец находится в Сыне, как в Своем образе, и Сын в Духе,
как в Своем, и наоборот, — 

Святой Дух пребывает в Сыне, и Сын в Отце, равно как и еще — Отец в Духе
и Дух в Отце. 

(Ср. 2: 424–425; 3: 23, 66,67). 

Отношение Второго и Третьего Лица Святой Троицы к Богу Отцу св. Афанасий
выражает термином 

«омоусиос» (?????????) — единосущный. «Омос» — (????) — общий — означает
совместное 

обладание каким-нибудь предметом; «усиа» (?????) — сущность — св.
Афанасий употребляет в 

смысле конкретного единичного бытия, действительно существующего. Бог
как существо простое, 

неделимое и единственное и есть сущность. В таком понимании термин
«омоусиос» обозначает 

совместное участие в едином бытии трех Лиц — Отца, Сына и Святого Духа.
Каждый из Них 

обладает не частью Божественного бытия, а всем Божеством, чем
утверждается Их полное равенство. 

Воплощение, земная жизнь, смерть и воскресение Христа принесли миру
спасение. Отрицая 

единосущие Христа Отцу, арианство угрожало искажением самой сущности
христианской веры: 

люди нуждаются в спасении, но спасение возможно только от Бога, поэтому
Христос есть и Человек 

и Бог. И поэтому-то св. Афанасия не смущало введение нового термина
«омоусиос», непривычного 

для многих богословов. 

Идея единства Отца и Сына выражена в терминологии св. Афанасия со всею
ясностью. Но он не имел 

устойчивых терминов для обозначения раздельности Лиц Святой Троицы. 

Термин «ипостасис» (?????????) — св. Афанасий употребляет в том же
смысле, в каком и «усиа», 

отождествляя тот и другой. «Ипостасис — усия эстин», — говорит он. Или:
«Сын от сущности Отчей 

и не от иной ипостаси.» 

Изложенное учение св. Афанасия о Святой Троице кратко можно выразить его
словами: «Итак, есть 

святая и совершенная Троица, познаваемая во Отце и Сыне и Святом Духе,
не имеющая ничего 

чуждого или приданного извне, не из Зиждителя и твари составляемая, но
всецело творящая и 

зиждительная. Она подобна самой Себе, нераздельна по естеству, и едино
Ее действо. Ибо Отец 

творит все Словом в Духе Святом. Так соблюдается единство Святой Троицы.
Так проповедуется в 

Церкви един Бог, Иже над всеми и чрез всех и во всех (Еф. 4,6), — над
всеми, как Отец, начало и 

источник, чрез всех — Словом, во всех же — в Духе Святом. Троица же не
по имени только и образу 

выражения, но и в самой истинности и существенности есть Троица, ибо как
Отец есть Сый, так Сый 

есть и над всеми Бог — Слово Его и Дух Святой не чужд бытия, но истинно
существует и пребывает. 

И вселенская Церковь ничего не убавляет из сего мудрствования… и не
примышляет ничего 

большего, чтобы не вринуться в языческое многобожие» (I к Серапиону, 28,
— 3: 41–42. Ср. I: 275). 

3. Бессмертие первых людей и их грехопадение. Человек подобно всем
прочим тварям — создан. 

Вследствие этого по своей природе он смертен. Божественный Логос сообщил
ему бытие и украсил 

его разумом. Это причастие бытию и свойствам Логоса давало человеку
только временное 

существование. Но Адам и Ева до своего грехопадения не знали болезней —
предвестников смерти и 

тления, свойственного всей вообще природе. Их бессмертие было
обусловлено тем, что кроме 

естественного отношения к Логосу, как своему Творцу, они находились в
благодатном общении с 

Ним. В душе и теле человека обитало Само Слово в Духе Святом. Обитая в
прародителях, Оно, 

естественно, сообщало им бессмертие. 

На основании Втор. 32, 6, 18 и Малах. 2, 10, где человек называется как
сотворенным, так и 

рожденным от Бога, св. Афанасий различает в истории творения человека
акт создания и акт 

усыновления. Сначала Бог сотворил человека, потом Он ниспослал на него
Духа Сына Своего и этим 

усыновил Себе первозданного. Моментом усыновления Адама было вдуновение
в лицо его дыхания 

жизни, под которым св. Афанасий разумеет не душу, а Животворящего Духа,
соединившегося с 

душой и телом прародителя. С этого момента человек становится не только
бессмертным, но и 

духовным (пнэвматикос), способным пророчествовать. 

Условием сохранения общения с Духом Святым со стороны первого человека
было созерцание. Ум 

человека должен был стать выше представлений о чувственных предметах и
оставаться чистым от 

возбуждаемых ими вожделений. Его задачей служило непрерывное, ничем
неразвлекаемое и 

неомраченное размышление о Боге. Но искушаемый змием человек не устоял
на высоте небесного 

созерцания и обратился к чувственным и телесным удовольствиям, оказался
рабом своих страстей и 

утратил единство душевной жизни. В грехопадении человек отвратился от
созерцания Бога, 

уклонился от умного к Нему восхождения, как бы замкнулся в себе,
предался «рассматриванию 

себя». Люди впали в «самовожделение», душа от мысленного обратилась к
телесному, и забыла, что 

сотворена по образу благого Бога; она остановилась мыслью на несущем и
стала «изобретательницей 

зла». Ибо зло есть несущее, не имеет образца для себя в сущем Боге и
произведено человеческими 

примышлениями. Множество столпившихся в душе телесных вожделений
заслоняет в ней то зеркало, 

в котором она могла и должна была видеть Отчий образ. Она не видит уже и
не созерцает Бога Слова, 

по образу Которого сотворена, но носится мыслью по многим вещам и видит
только то, что подлежит 

чувствам. Это — некое опьянение и кружение ума… Преступление заповеди
лишило первозданного 

человека мысленного света и поработило его закону тления. Осуетилась
мысль, отравленная 

чувственным пожеланием. И стало человечество погружаться в мрак
язычества. 

Таким образом увлечение чувственностью отразилось на самом познании
человека: он все более и 

более ниспадал с высоты своего первоначального созерцания. Потеряв
способность мыслить Бога 

сверхчувственным, но все еще сохраняя смутное воспоминание о Его
нематериальности, люди 

сначала остановили свое внимание на небе чувственном и обоготворили
светила небесные. Но для их 

омраченного ума культ звезд оказался слишком возвышенным, поэтому с
неба, хотя бы и 

чувственного, они начинают опускаться все глубже в область
грубо-материального. От звезд они 

переходят к обоготворению стихий — огня, воздуха, от стихий — к
поклонению обоготворенным 

людям, от людей — к культу животных, от культа животных — к
обоготворению страстей 

(См. «Слово на язычников»). 

Следствием грехопадения была утрата общения с Духом Святым, как
принципом бытия и жизни, и 

отсюда смерть физическая и духовная. 

4. Обожение (фэосис) человеческой природы в лице Искупителя. Спасение
людей совершено 

Иисусом Христом. В лице Искупителя человеческая природа не только
возвратилась к состоянию 

своего первозданного совершенства, но и достигла наивысшего развития.
Это произошло вследствие 

воссоединения в лице Спасителя Бога и человека. Св. Афанасий обычно
говорит о «воплощении», но 

под «плотью» он всегда разумеет полного человека, одушевленное тело со
всеми ему свойственными 

чувствами и страданиями. Сама по себе человеческая природа Христа вполне
единосущна нашей и 

разделяет с ней все человеческие слабости: голод, жажду, болезни,
печаль, страх, наклонность к 

греху, постепенность развития, неведение, тленность. Но вследствие
существенного соединения с 

Божественным Словом, как Истинно Сущим, плоть становится чуждой этих
естественных 

недостатков и получает свойства Божественной нетленной природы. 

Обожение человеческой природы во Христе имело следствием: 

1) Изменение физических свойств тела, которое, благодаря соединению с
Самим Началом жизни — 

Логосом, сделалось нетленным. Тело Христа «было облечено в бесплотное
Божие Слово, и, таким 

образом, не боится уже ни смерти, ни тления, потому что имеет ризою
жизнь, и уничтожено в нем 

тление» (1: 249). А истребление в нем начала тления сопровождалось
освобождением тела от всех 

несовершенств, которые связаны с его смертной природой. Тело Спасителя
не было подвержено 

болезням, и не нуждалось в питании. Христос «алкал, но не истаевал
гладом» (1: 219). Оно могло 

страдать и умереть лишь в том случае, если это попускал обитавший в нем
Логос, как бы отдаляясь от 

него на время. Наконец, тело Христа, хотя по попущению Слова могло
умереть, но не могло остаться 

мертвым, потому что соделалось «храмом Жизни» (1: 231). 

2) Обожение человечества во Христе сопровождалось уничтожением
наклонности плоти ко греху, 

вследствие этого Спасителю принадлежала полная безгрешность. 

3) Наконец, обожение человечества в лице Христа выразилось в обилии
духовных дарований, 

полученных им. В крещении Сын Божий излил Духа Святого на собственное
тело, поэтому Христос 

есть помазующий и помазуемый в одно и то же время. С этого момента
Христос творил 

многочисленные чудеса. Сила творить чудеса исходила от Слова, тело же
было только «богодвижно в 

Слове». Но по единству личности Христа сама плоть Его принимала участие
в совершении чудес. 

«По-человечески Христос простер руку теще Петра, а по-Божески —
прекратил болезнь» (2: 410). 

Тело Христа подлежало естественному закону развития, поэтому оно
постепенно достигало 

обожения. Сначала Христос, как младенец, был носим на руках, в
двенадцатилетнем возрасте Он уже 

изумляет священников Своими вопросами о законе. Еще позднее ап. Петр
исповедует Его Сыном 

Божиим: но сначала только Петр; наконец, в этом убеждаются все.
Окончательного обожения 

человечество Христа достигает лишь по воскресении. Оно получает всякую
власть на небе и на земле, 

и само уже может творить чудеса. Оно знает время кончины мира, и
становится предметом 

поклонения для ангелов (2: 433–435). 

5. Сотериология. Дело спасения человека, естественно, приняло на Себя
Слово, как Творец мира. 

«Ему, Который есть Зиждитель дел, подобало восприять на Себя и
обновление дел, чтобы Ему же, 

ради нас созидающему, все воссоздать в Себе» (2: 331). Бог, по Своему
всемогуществу, мог бы 

разрешить клятву, и человек стал бы таким же, каким был до грехопадения,
но он скоро мог бы 

сделаться и худшим, потому что уже научился преступать закон. Снова
настала бы нужда изрекать 

повеление, и разрешать клятву, потребность в этом продолжалась бы в
бесконечность, а люди все еще 

были бы виновны, раболепствуя греху (2: 350–353). Так как растление было
не вне тела, но началось в 

нем самом, то нужно было вместо тления привить к нему жизнь; чтобы как
смерть произошла в теле, 

так в нем же произошла жизнь. Поэтому, если бы Слово было вне тела, а не
в самом теле, то, хотя 

смерть естественным образом была бы побеждена Словом, потому что смерть
не может противиться 

Жизни, тем не менее в теле оставалось бы тление. Слово в лице Иисуса
Христа вошло в самое тесное 

соприкосновение с человеческой природой, проникло все ее члены и составы
и истребило в теле 

самое начало тления: «Спаситель облекся в тело, чтобы по привитии тела к
жизни не оставалось оно 

долее в смерти, но, как облекшееся в бессмертие, по воскресении
пребывало уже бессмертным». 

Солому можно предохранить от огня, но солома остается соломой, и огонь
не перестает угрожать ей; 

но если солому обложить большим количеством «каменного льна», то солома
уже не боится огня, 

будучи предохранена несгораемой оболочкой. Так и тело Христа было
облечено в бесплотное Божие 

Слово и, таким образом, «не боится уже ни смерти, ни тления, потому что
имеет ризой жизнь, и 

уничтожено в нем тление» (1: 247–249). Искупление и спасение совершилось
не только в 

воплощении. Искупление и спасение совершилось не только в воплощении.
Оно продолжалось во 

всей земной жизни Господа. Господь двояко явил Свое человеколюбие:
уничтожил смерть, обновил 

естество и — явил Себя в делах, показал, что Он есть Отчее Слово, Вождь
и Царь вселенной. Своим 

видимым явлением Господь показал людям, отпавшим от мысленного
созерцания, невидимого Отца. 

Исполнением закона Он снял с нас клятву и осуждение закона. Но «тление»
не могло быть 

прекращено в людях иначе, как только «смертью», и потому, собственно, в
смерти надлежит видеть 

«последнюю цель» спасительного воплощения… Господь умер не по немощи
естества, но по воле, 

ради общего воскресения. Тело Господа не видало тления и воскресло
всецелым, ибо было телом 

самой Жизни (1: 231). Смерть Господа была действительной смертью, но
недолгою: Тело Свое «не 

надолго оставил (Он) в таком состоянии, но, показав только мертвым от
приражения к нему смерти, 

немедленно и воскресил (его) в третий же день, вознося с Собою и
знамение победы над смертью, 

т. е. явленное в теле нетление и непричастность страданию» (1: 224). И
во Христе воскресло и 

вознеслось и все человечество — «через смерть распространилось на всех
бессмертие» (1: 260). 

Восстал от гроба Господь в плоти обоженной и отложившей мертвенность,
прославленной до 

конца, — и «нам принадлежит сия благодать и наше это превознесение» (2:
231); и вводимся мы уже 

в небесную область, как сотелесники Христа… Учение св. Афанасия об
искуплении есть в целом 

учение о воскресении, о воскрешении человека Христом и во Христе. 

Искупление есть завершение и восстановление творения и потому есть дело
Слова. Но в нем дается 

больше, «большая благодать», чем простое возвращение к первозданному
состоянию, чем простое 

восстановление утраченного в грехопадении. Ибо Слово плоть бысть… И
человек непреложно стал 

«сожителем Бога». Тление упразднено. Тварь получила окончательную
устойчивость чрез «тело 

Бога». Создалась новая тварь. И об этом было открыто в Писании в
именовании Его 

«Перворожденным» и «Началом путей». «Прежде холмов рожденная»
Премудрость Божия создается 

в начало путей» (Притч. 8, 22, 25). (См. 2: 346–347 и др.). 

6. Обожение искупленных. Слово вочеловечилось, чтобы мы «обожились»,
«чтобы обожить нас в 

Себе». Обожение есть усыновление Богу, «чтобы сыны человеческие
соделались сынами Божиими». 

И мы, «восприятые Словом, обожаемся ради плоти Его», т. е. в силу Его
воплощения. Ибо не с одним 

каким-либо человеком соединилось Слово, в рождении от Девы, но с
человеческим естеством. И 

потому все совершающееся в человечестве Христом непосредственно (но не
принудительно) 

распространяется на всех людей, как «сродников» и «сотелесников Его», в
силу не только подобия, но 

и действительного сопричастия всех людей в человечестве Слова. Ибо Он
есть лоза, а мы — ветви, 

«соединенные с Ним по человечеству». Как ветви единосущны с виноградной
лозой и от нее 

происходят, так и мы, имея тела, однородные с телом Господним, от
исполнения Его приемлем; и 

тело Его есть для нас «корень воскресения и спасения». Общее обновление,
помазание, исцеление, 

вознесение уже совершилось во Христе, ибо все понесены Им на Себе. Это
не простое «сходство» 

или замещение, но подлинное единство. И потому во Христе все
человечество помазуется Духом на 

Иордане, умирает на кресте и совоскресает в нетлении, — в Нем, «потому
что носит Он на Себе наше 

тело». (См. 2: 227; 3: 257; 2: 413; 1: 454; 2: 358 и др.). 

Христос таинственной связью соединен со всеми верующими в Него.
Вследствие этого благодатные 

дары, полученные человечеством Его, становятся достоянием всех
искупленных: последние 

достигнут подобной же славы. 

Связь Искупителя с искупленными св. Афанасий понимает в смысле взаимного
проникновения: мы 

находимся в теле Христа, человеческая природа Христа находится в нас,
поэтому Христос понес всех 

нас на Себе. Это проникновение человечеством Христа природы всех людей у
св. Афанасия 

обыкновенно называется платоническим термином п р и ч а с т и е .
Основой такого причастия 

служит не идея возглавления, не повторение в жизни Христа частных
моментов жизни Адама и всего 

человечества, как у св. Иринея, но, как и у Платона, — подобие,
сходство, однородность тел, т. е. 

подобие генерическое, родовое. Тело Христа присуще человеческим телам,
как общее понятие входит 

в содержание каждого частного понятия того же класса — тело каждого
человека носит в себе тело 

Христа, как в частном понятии родовое, общее понятие. Тело Христа,
соединяясь в личном единстве с 

Логосом, как бы приобрело свойственные Божественному Слову черты
универсальности и 

всеобщности. Отсюда перемены в теле Христа при известных условиях влекут
соответствующие 

перемены в природе искупленных. 

Формулой, кратко выражающей смысл учения св. Афанасия о спасении, служат
слова: «Бог стал 

человеком, чтобы человек стал богом». «Сын Божий соделался Сыном
Человеческим, чтобы сыны 

человеческие соделались сынами Божиими» (3: 257), а самую перемену,
происходящую в природе 

искупленных, он обыкновенно называет термином о б о ж е н и е . 

Обожение спасаемых соответствует обожению человеческой природы Христа,
но св. Афанасий 

отмечает здесь и различия: если плоть Христа получила обожение от
существенного и личного 

соединения с Логосом, то с искупленным человечеством соединяется энергия
Логоса — Дух Святой. 

Если во Христе телесно обитает полнота Божества, то в искупленных —
только начаток Божества. 

Если Христос является плотоносным Богом, то верующие — лишь духоносными
людьми. 

Последствиями обожения, по учению св. Афанасия, являются: 1) Обновление
человеческой природы, 

выражающееся в ослаблении наклонности ко греху, в высоте нравственной
жизни христиан, в 

прекращении вражды и войн между народами, принявшими евангельскую
проповедь. 2) Осенение 

верующих духовными дарованиями, проявляющимися в даре чудотворения и
власти над нечистыми 

духами. 3) Освобождение от закона тления и дарование бессмертия.
«Нетленный Божий Сын, как 

всем соприсущий по подобию с нами, справедливо облек всех в нетление
обетованием воскресения. 

То самое тление, которое по человечеству вносится смертью, не имеет уже
в людях места, по причине 

Слова, Которое чрез единое тело вселилось в них» (4: 457). 

Заключая речь о жизни, литературной деятельности и основных положениях
учения 

Александрийского Святителя, следует сказать, что св. Афанасий был
человеком глубокого 

религиозного духа, необычайно цельного характера — всю свою жизнь он
положил на борьбу с 

арианской ересью. Но не будучи тонким дипломатом, он не хотел
признавать, что небиблейский 

термин «единосущие» многих смущал (в нем видели отзвук модалистской
ереси). Для него 

«единосущие» было тесно связано с выражением православия. Промысел Божий
не судил 

св. Афанасию дожить до победы православия над последователями Ария на
Втором Вселенском 

Соборе, но его последние письма исполнены надежды на торжество. Он знал,
что на исторической 

арене уже есть каппадокийские богословы, которые отстоят никейскую веру.


ОТЦЫ — КАППАДОКИЙЦЫ 

Во второй половине IV века в греческом богословии замечается
значительный духовный подъем. Он 

связывается с богословской деятельностью великих каппадокийских отцов —
свв. Василия Великого, 

его друга Григория Богослова и его брата — Григория Нисского. Богословие
каждого из них 

представляет индивидуальные особенности, как в общем характере, так и в
подробностях, но это, 

собственно, только разновидности одного богословского типа. Прежде всего
на их богословии 

сказалось влияние Оригена. Правда, они не усвоили ошибочных мнений
Оригена (за исключением 

св. Григория Нисского). Влияние Оригена сказалось на них в различной
степени: св. Василий 

Великий, муж более практического направления, менее подчинился влиянию
Оригена; более оно 

отразилось на св. Григории Богослове, а св. Григорий Нисский по
отдельным темам выступает 

настоящим оригенистом. Но Ориген определял общий характер их богословия,
доставив ряд понятий. 

Содержание же богословского учения имело в своем основании никейское
исповедание. Отсюда 

естественно вытекает их зависимость от богословия св. Афанасия. Они были
учениками св. Афанасия 

и этим укрепили свою связь с ново-александрийским богословием, с той
существенною 

особенностью, что у св. Афанасия заметно перевешивают тенденции и круг
мыслей малоазийского 

богословия св. Иринея, а у каппадокийских отцов — оригеновское
направление. Этот перевес 

объясняется влиянием на них Оригена и классической науки. Благодаря
последней они постигли дух 

эллинской культуры на уровне современного им научного мировоззрения.
Когда каппадокийские 

отцы обратились к эллинской школе, уже давно прошли времена господства
одной философской 

системы: в IV веке синкретизм вступил в свои права, и всякий избирал
свои собственные пути, 

заимствуя то из одной, то из другой системы необходимые данные для
собственных построений. 

Поэтому и у каппадокийских отцов мы видим, с одной стороны, преобладание
платоновских и 

неоплатоновских влияний, но, с другой стороны, они оказались не чуждыми
и аристотелевских 

воззрений: борьба с арианством, преимущественно с Евномием, который с
помощью аристотелевской 

философии сообщил арианской догматике диалектическую, научно-философскую
форму, заставила 

каппадокийцев, при всем их нерасположении к Аристотелю, в значительной
степени воспользоваться 

точными понятиями аристотелевской школы, что не могло остаться без
влияния на некоторые 

стороны их богословского учения и его терминологию. При таком положении
дел каппадокийские 

отцы, в свою очередь, сильно содействовали развитию церковной
богословской науки: то, что 

св. Афанасий выразил, хотя и в глубоко-философском духе, но без
надлежащей диалектической 

обработки, больше как библейско-церковную догму, чем строго философскую
теорию, они развили 

научно-диалектическим и философско-критическим методом, перевели на
точный язык современных 

философских понятий. 

Поэтому богословское учение каппадокийских отцов имеет чрезвычайно
важное значение в истории 

церковного богословия. В их богословских трудах тринитарная проблема
получила окончательное 

разрешение, и установленное ими понимание церковного учения о Святой
Троице и созданные ими 

формулы сделались драгоценным достоянием православно-богословской
догматики. Но они не 

только истолковали и раскрыли церковное вероучение, как оно выражено в
никейском исповедании, 

не изменяя его сущности. Миссия свв. Василия Великого, Григория
Богослова и Григория Нисского 

была иная, чем св. Афанасия: в сложный момент церковной жизни они
призваны были дать форму и 

точное выражение учению, которое от начала соблюдалось в кафолической
Церкви, защиту которого 

св. Афанасий поставил целью своей жизни. Св. Григорий Богослов
представил это учение с полной 

ясностью и дал ему совершеннейшее выражение, делающее высокие тайны веры
общедоступными; 

св. Василий Великий провел его в жизнь, а св. Григорий Нисский дал ему
научно-философское 

обоснование. 

Важной областью, в которой каппадокийские отцы сыграли ведущую роль,
было монашеское 

движение, достигшее в IV веке особого подъема. По мере того, как «мир» с
его навыками вторгался в 

жизнь св. Церкви, тысячи людей, жаждущих точного и строгого соблюдения
евангельских заповедей, 

оставляли общество и уходили в уединенные места. Живя в пустыне, они
нередко составляли 

общество, как бы существующее не в Церкви, а где-то возле нее:
подвижники часто подолгу не 

причащались, богословские науки они готовы были считать ненужной суетой.
— Заслугой 

каппадокийцев было оцерковление монашества. Св. Василий Великий
выработкой правил и устава 

жизни смог включить монашеское течение в общее русло церковной жизни, не
отнимая, а даже 

закрепляя и особое аскетическое призвание отдельных членов св. Церкви.
Брат же его св. Григорий 

Нисский представил мистическое объяснение монашества, сущность которого
сводилась к тому, что 

без Церкви и ее спасительных таинств невозможен и сам мистический идеал
монашества. 

СВ. ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ 

ЖИТИЕ 

Св. Василий Великий был выдающимся оратором, искусным грамматиком,
археологом, математиком, 

физиком, астрономом, медиком, великим христианским подвижником и
глубоким богословом. 

Родился он в Кесарии Каппадокийской — центре когда-то весьма известной в
истории Христианской 

Церкви митрополии. Но после поражения греков в борьбе с турками в 1922
г. Малая Азия была 

дехристианизирована. В древнейших ее митрополиях — Кесарийской, Мир
Ликийских и других — 

все православные храмы были закрыты, а православное греческое население
выселено за пределы 

Турции. 

Год рождения св. Василия предполагают 330 (колеблются между 329 и 331
гг.). Происходил 

св. Василий из известного в Понте и Каппадокии рода, который славился
как богатством, знатностью 

и дарованиями, так и ревностью к христианской вере. Святой жизнью
прославилась его бабка 

Макрина, отец его Василий и мать Еммелия, старшая сестра Макрина и два
брата — Григорий, 

епископ Нисский, и Петр, епископ Севастийский. 

Детство св. Василий провел в Понте в имении, принадлежавшем его отцу.
Воспитанием его 

занималась, главным образом, бабка Макрина, ученица св. Григория
Чудотворца Неокесарийского 

(см. письмо 196), который был большим почитателем Оригена, а
первоначальным обучением 

руководил отец, всеми уважаемый ритор в Понте. 

Как отмечает сам св. Василий, речи и пример жизни бабки Макрины положили
неизгладимый 

отпечаток на его юной душе и заложили в ней основы глубокого
религиозного настроения. 

Дальнейшее образование св. Василий получил в Кесарии Каппадокиской, в
Константинополе, и, 

наконец, в Афинах. Здесь он встретился со св. Григорием Богословом и
между ними завязалась 

дружба, установилась глубокая духовная близость. Об этих афинских годах
много рассказывал 

впоследствии св. Григорий. В душе св. Василия все время боролись два
стремления — пафос 

философский, жажда знания, и пафос аскетический, желание уйти от мира в
тишину и безмолвие 

созерцаний. И в Афинах св. Василий вскоре стал томиться и скучать, стал
скорбеть духом, — и в 

конце концов покинул Афины «для жизни более совершенной»… Впрочем, в
Афинах он многому 

успел научиться. Здесь приобрел он ту богатую эрудицию, которой так
выделялся впоследствии. 

Здесь сложился он в блестящего оратора, достиг свободы в красноречии,
«дышавшем силою огня». 

Здесь научился он философии и диалектике. По выражению св. Григория
Богослова в надгробном 

слове св. Василию (сл. 43), в Афинах они знали лишь две дороги — в храмы
христианские и в школы. 

Здесь созрело у них настроение по окончании образования отречься от
мира. 

Возвратившись около 359 г. в Кесарию, св. Васлиий занялся первоначально
преподаванием риторики, 

а затем, следуя увещаниям своей сестры Макрины, решился отречься от мира
и предаться 

аскетическим подвигам. 

В это время он получил крещение от Кесарийского архиепископа Диания и
был посвящен им в чтеца. 

Затем для ознакомления с монашеской жизнью св. Василий отправился в
путешествие по Сирии, 

Палестине и Египту, где близко познакомился с жизнью подвижников, слава
о которых в то время 

распространилась по всем церквам. В то же время это путешествие дало ему
возможность получить 

ясное представление о тех догматических спорах, которые волновали
христианскую Церковь. 

По возвращении из путешествия св. Василий раздал свое имущество бедным и
удалился в Понт, где в 

пустыне близ Неокесарии предался аскетическим подвигам. Из двух типов
монашеских поселений — 

отшельнического и общежительного — св. Василий отдавал предпочтение
последнему, учитывая 

опасности уединенной жизни. Здесь часто навещал его св. Григорий
Назианзен; подвижники вместе 

проводили время в молитве, изучении Свящ. Писания и твореий св. отцов
Церкви и церковных 

писателей, из которых они особенно высоко ставили Оригена. Здесь друзья
совместно составили 

сборник из сочинений этого великого Александрийского богослова под
названием «Оригенус 

филокалиа» — «Добротолюбие Оригена» (нельзя смешивать с «Добротолюбием»,
составленным в 

конце XVII в. Макарием Коринфским и св. Никодимом Святогорцем, и
представляющим собой 

собрание аскетических творений IV–XV вв.). Здесь же также с помощью
друга св. Василий написал 

Правила монашеской жизни. 

Жизнь, которую св. Василий вел в Понте, была весьма сурова. Из всех
своих земных вещей он 

оставил себе только те платья, которые носил. Ночью, таясь от взора
людей, он одевался в грубую 

власяницу. Днем он носил только тунику и верхний плащ. Постель его
находилась на голой земле. 

Часы и ночи он часто посвящал бдениям. Напитком его была простая вода,
пищей — хлеб с солью, и 

при этом он постоянно предавался телесным и умственным трудам. 

Примером своего подвига и проповедью св. Василий привлек многих
любителей иноческой жизни, 

которые селились в окрестностях, образуя мужские и женские монастыри. По
свидетельству Руфина, 

в скором времени изменилась в лучшую сторону жизнь всего населения
Понта. 

Около 363 г. преемник епископа Диания Евсевий Кесарийский вызвал св.
Василия в Кесарию, 

посвятил его в сан пресвитера и сделал своим помощником в
проповедничестве и в 

административных делах. В эти годы с воцарением Валента усилилось
движение арианской ереси; 

опасность ее распространения стала испытывать и Кесарийская область. Св.
Василий, ревностный 

сторонник Никейского исповедания, всеми средствами противостал арианской
угрозе и, можно 

сказать, возглавил в Кесарии защитников православия, так как епископ
Евсевий богословски был 

мало образованным человеком. Поставленный из мирян Евсевий с трудом
разбирался в тяжелой 

церковной обстановке. И, как рассказывает св. Григорий Богослов, Василий
«приходил, умудрял, 

давал советы, был у предстоятеля всем — добрым советником», искусным
помощником, 

«толкователем слова Божия, наставником в делах, жезлом старости, опорой
веры», самым надежным 

из клириков и опытнее всех мирян. Фактическим епископом был Василий; «и
было какое-то чудное 

согласие и сочетание власти; один управлял народом, а другой —
управляющим» (Сл. 43; 4: 71–72). 

К этому времени относится литературная полемика св. Василия с Евномием,
а также составление им 

второго собрания монашеских правил, беседы на Шестоднев, на псалмы и др.


Живя в Кесарии, св. Василий вел тот же аскетический образ жизни, какой
он проводил в пустыне. 

Когда в 368 г. страшный голод постиг Каппадокию, св. Василий продал
доставшееся ему по 

наследству имение и употребил его на пропитание голодных, побуждая в то
же время и других к 

щедрой благотворительности. 

По смерти епископа Евсевия († 

370) св. Василий был избран его преемником. Сильное 

противодействие его избиранию оказывали некоторые ариански настроенные
епископы Каппадокии, 

но большое содействие в предоставлении Кесарийской кафедры св. Василию
оказали Григорий 

Старший, Назианзен, отец св. Григория Богослова, и сам св. Григорий
Богослов, а также Евсевий, 

епископ Самосатский. Св. Афанасий Великий с радостью и благодарностью к
Богу приветствовал 

дарование Каппадокии епископа — истинного служителя Божия (Послание к
пресвитеру 

Палладию, 3: 365–366). 

В звании архиепископа Кесарийского св. Василий являлся руководителем
около 500 епископов своего 

округа, и на этом посту он проявил энергичную деятельность. Он заботился
об исправлении 

недостатков клира, об истовом совершении богослужения, открывал убежища
для странников, 

больных и престарелых. Доходы своей Церкви он употреблял на дела
благотворительности, лично 

довольствуясь только самым необходимым. Всякий нуждающийся имел к нему
свободный доступ. 

Настойчиво следил он за строгим соблюдением церковных канонов, устраняя
всякий вид симонии и 

допуская в клир лишь достойных людей. Примечательно, что св. Василий
Великий рукоположил в 

сан диакона преподобного Ефрема Сирина и хотел хиротонисать его в сан
епископа, но Преподобный 

уклонился от архиерейского служения и провел последние годы своей жизни
в Эдесе, трудясь над 

изъяснением Священного Писания и составлением молитв († 373).
Подведомственные церкви 

св. Василий посещал сам, совершая объезды своего округа, а
новопоставленных епископов руководил 

посланиями, напр. св. Амфилохия Иконийского и св. Амвросия
Медиоланского. Памятником его 

забот о благоустроении богослужения является литургия, носящая его имя,
составленные им молитвы 

и правила для монашествующих. 

Но главной своей задачей св. Василий считал защиту православной веры от
еретической смуты и 

восстановление церковного мира. Положение Православной Церкви на Востоке
было весьма 

печальным. В царствование Валента (364–378) внешнее господство
принадлежало арианам, которые 

по основному пункту арианских споров — вопросу о Божестве Сына Божия —
разбились на 

несколько партий. Вообще же этот вопрос одними решался в смысле
единосущия Его с Отцом, 

другими — в смысле подобосущия, иными — в смысле совершенного неподобия.
Вместе с этим 

стали уже возникать споры и о Святом Духе, причем, не только ариане, но
и некоторые из 

православно учивших о Сыне Божием, с крайним опасением относились к
решительной постановке 

учения о Божестве и единосущии Святого Духа. Многие стояли в полном
недоумении между 

арианством и православием, ужасаясь мысли, что Сын не подобен Отцу, и
опасаясь монархианства в 

учении о единосущии, а иной раз просто не умея разобраться в целом ряде
символов. Были, наконец, 

и такие, которые, руководствуясь более личными интересами, заискивали
перед арианами и готовы 

были в случае решительной победы их гнать православных, но до времени не
хотели порывать союза 

и с православными. При такой неустойчивости догматических воззрений и
партийных интересов, при 

взаимных опасениях, подозрениях всякого рода, общение между восточными
епископами было 

слишком малым. 

Это печальное положение усиливалось и обострялось еще антиохийски
расколом. В Антиохии, кроме 

арианина Евзоия, оказалось два православных епископа: Мелетий,
поставленный арианами в 360 году 

и ими же низложенный, и Павлин, который еще в сане пресвитера все время
после Евстафия был 

представителем строгих защитников единосущия в Антиохии; в 362 г. он
поставлен во епископа 

Антиохии Люцифером Каларисским. Поспешный и необдуманный образ действий
Люцифера, 

считавшего необходимым лишать сана всякого епископа, вступившего в
общение с арианами, привел 

к печальному разделению в Антиохии. Этот раскол в данное время имел
тяжелые последствия, между 

прочим и потому, что он поддерживал на Западе недоверие к Востоку:
православные восточные 

епископы признавали законным антиохийским епископом Мелетия, будучи
уверены в его 

православии и осуждая поставление Павлина при его жизни; западные же,
склонные считать весь 

Восток арианским, поддерживали Павлина. Св. Афанасий Александрийский
вступил с ним в 

церковное общение, как с постоянным защитником никейского вероучения,
хотя и не согласен был с 

мнением Люцифера, признавал Мелетия православным и был в общении с
восточными епископами, 

признававшими Мелетия. 

При таком взаимном недоверии, когда, по словам св. Кирилла
Иерусалимского, епископы восставали 

против епископов, духовенство против духовенства и миряне против мирян
даже до кровопролития, 

св. Василий объединяет около себя православных защитников Никейского
символа и, терпеливо 

проявляя допустимую снисходительность, привлекает колеблющихся. На
Востоке он представлял 

собой главный оплот правого исповедания. 

Твердость св. Василия в борьбе с арианством, проявленная им еще в сане
пресвитера, не могла не 

привлечь к себе внимания Валента, который был беспощаден в стремлении
доставить торжество 

арианству. Многие епископы уже уступили настояниям императора или были
удалены со своих 

кафедр. Валент попытался вынудить подчинение и у св. Василия, но он
мужественно отразил 

попытки Валента склонить его к арианству. В 372 г. император Валент,
утвердивший арианство в 

других малоазийских провинциях, послал к св. Василию известного своей
жестокостью префекта 

претории Модеста с надеждой сломить сопротивление св. отца. Модест
потребовал от св. Василия 

признания правоты арианства, угрожая в противном случае удалить его с
кафедры и отправить в 

ссылку. Св. Василий остался непреклонен. Не помогло Модесту и его
решение разделить Каппадокию 

на две части, в одной из которых он посадил арианского епископа Анфима
Тианского, — св. Василий 

продолжал ставить православных епископов для всей Каппадокии. Так был
поставлен в Ниссу 

епископом брат св. Василия св. Григорий. Стараясь крепче сплотить
православные силы, св. Василий 

вступал в переписку со св. Афанасием Великим и пытался опереться на
поддержку папы Римского 

Дамаса. Но на Западе не поняли великого дела Святителя. 

d

‚

j”

???????

¬

К

ш

ъ

ш

ь

",

&,

xL

|L

шl

ьl

кЌ

оЌ

њ«

 «

FИ

JИ

Ог

Тг

Ёы

¬ы

",

$,

--

f-

а-

ц-

6;

d;

f;

v;

~F

¶F

ёF

ъF

,H

4H

xL

zL

bQ

ЋQ

ZW

 W

јa

шa

`e

Ђe

Lh

jh

шl

ъl

Jw

hw

кЌ

мЌ

—

|—

њ«

ћ«

ъ±

І

І

„І

†І

ёІ

FИ

HИ

*Т

LТ

NТ

°Т

Ог

Рг

Мк

шк

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

????????

?

?

?

????????????????????????????????????
?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

??;???????

???????????????

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

?

8?

?

?

великий служитель Церкви 1 января 379 г., но плоды его деятельности
обнаружились 

полностью только после его кончины. Ему не было еще пятидесяти лет. Он
сгорел в ужасном пожаре, 

который пылал на Востоке и который он самоотверженно тушил. 

Св. Василий обладал крупным организаторским талантом — он был первым
организатором 

монашества в Каппадокии и создал правила иноческой жизни. Он заложил
твердую основу церковной 

благотворительности. 

Подвиг св. Василия был скоро оценен, — уже ближайшие потомки назвали его
Великим. 

ТВОРЕНИЯ 

Св. Василий Великий, как показывает очерк его жизни, был мужем
преимущественно практической 

деятельности. Поэтому большую часть его литературных произведений
составляют беседы; другая 

значительная часть — письма. Естественное стремление его духа было
направлено, по-видимому, на 

вопросы христианской морали, на то, что может иметь практическое
приложение. Но по обстановке 

своей церковной деятельности св. Василий часто должен был защищать
православное учение против 

еретиков или же чистоту своей веры против клеветников. Отсюда
догматико-полемический элемент 

имеется не только во многих беседах и письмах св. Василия, но ему
принадлежат и целые 

догматико-полемические произведения, в которых он показывает себя
глубоким богословом. До нас, 

по видимому, не дошли все произведения, какие написаны были св.
Василием. К тому же, между 

произведениями, усваиваемыми св. Василию, некоторые с большими или
меньшими основаниями 

оспариваются в своей подлинности. 

Лучшее издание творений св. Василия принадлежит мавринцам Гарнье и
Марану (1721–1730 гг., 

Париж; 2–е издание в 1839–1842 гг.); их издание и теперь полагается в
основу литературно–

исторических и текстуально–критических работ. Русский перевод издан
Московской Духовной 

Академией. 

Сохранившиеся творения св. Василия по содержанию и по форме разделяются
на пять групп: 

сочинения 

догматические 

или 

догматико–полемические, 

экзегетические, 

аскетические, 

гомилетические и письма. 

1. Догматико–полемические творения. а) Важнейшие догматико–полемические
сочинения 

св. Василия — «Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия»
(написано в 363 или 

364 гг. Ч. 3, с. 3–186). 

Кизический епископ Евномий, увлеченный славой арианина Аэция, изложил в
своей книге 

«Апология» учение о Сыне Божием и Духе Святом на началах арианства,
именуя Сына творением 

Отца, а Духа Святого созданием Сына. 

В своем сочинении, написанном по просьбе монахов, св. Василий подробно
разбирает 

диалектические построения Евномия и опровергает их. 

Труд св. Василия делится на 5 книг. 

В первой книге он разбирает учение Евномия о Боге Отце, в раскрытии
которого Евномий упорно 

избегает употребления наименований «Отец» и «Сын», заменяя их словами
«Нерожденный» и 

«Рожденный»; при этом «нерожденность» Евномий считает существенным
признаком Божества. 

Св. Василий опровергает это положение указанием на то, что сущность
вещей человеческим разумом 

постигается по частям и поэтому определяется не одним, а несколькими
признаками. Тем более это 

нужно сказать о Высочайшем Существе, к Которому можно прилагать многие
как положительные, 

так и отрицательные определения. Поэтому одним словом Нерожденный нельзя
определить Существа 

Божия и только совокупностью признаков вместе взятых мы можем начертить
образ Божий, хотя 

бледный и слабый по сравнению с действительным. 

Во второй книге доказывается единосущие Сына Божия с Отцом и
опровергается дилемма, часто 

выдвигавшаяся арианами: «Если рожден, то не был до рождения, а если был,
то не рожден». Разбирая 

этот софизм, св. Василий указывает, что рождение в приложении к
Божественному бытию должно 

мыслиться актом, происходящим не в какой–то единичный момент времени, а
в вечности 

Божественного бытия, так что Сын Божий совечен Богу Отцу. Наконец, самое
понятие рождения 

говорит о единосущии рожденного Сына рождшему Его Богу Отцу, тогда как в
отношении к людям 

Бог именуется Отцом только в нравственном смысле. 

В третьей книге опровергаются возражения Евномия против единосущия и
равенства Духа Святого с 

Сыном и с Отцом. В своих утверждениях Евномий опирается на то, что Дух
Святой именуется 

третьим в порядке и достоинстве Лиц Святой Троицы; отсюда он делает
вывод, что Дух Святой чужд 

по существу не только Отцу, но и Сыну. На это св. Василий указывает, что
в именах, которые 

усвояются Свящ. Писанием Духу Святому, явствует Его Божеское
достоинство, равное с Отцом и 

Сыном; то же самое можно видеть из действий, которые Святой Дух
совершает в мире, как Податель 

жизни и Раздаятель духовных дарований, почему и крещение заповедано
совершать во имя Отца, 

Сына и Святого Духа. Свои мысли св. Василий подтверждает выдержками из
Свящ. Писания и 

опровергает те ссылки, которыми стремился обосновать свои мысли Евномий.


В четвертой и пятой книгах дается сокращенное повторение доказательств
единосущия Сына и Духа 

Святого с Отцом и продолжается разбор мест Свящ. Писания, приводившихся
арианами против 

учения о Божестве Сына Божия. 

Исследователи признают эти две книги позднейшей прибавкой, составленной
по материалам 

сочинений св. Василия или Аполлинарием Лаодикийским, или Дидимом
Александрийским. 

б) Сочинение «О Святом Духе» (ч. 3, с. 187–289) — написано по просьбе
друга св. Василия 

св. Амфилохия, епископа Иконийского, около 375 г против учения Аэция,
причислявшего Святого 

Духа к тварям. Аэциане, исходя из этой мысли, не считали возможным
прославлять Святого Духа 

вместе с Отцом и Сыном. Они ссылались, между прочим, и на формулу
употреблявшегося в то время 

славословия: «Слава Отцу через Сына во Святом Духе». В противоположность
им св. Василий стал 

употреблять славословие в такой форме: «Слава Отцу с Сыном и Святым
Духом». Законность 

употребления предложенной им формы св. Василий обосновывает и
соответствием ее истинному 

учению о равном Божественном достоинстве Лиц Святой Троицы и ссылкой на
церковное предание. 

Сын — причина зиждительная и Дух Святой — причина совершительная:
«Представляй Трех — 

повелевающего Господа, созидающее Слово и утверждающего Духа». 

В заключительной главе св. Василий картинно изображает печальное
состояние Церкви, подобной 

кораблю, подвергшемуся страшной буре. Оно является следствием неуважения
к отеческим 

правилам, коварных происков еретиков, своекорыстия и соперничества
клириков, которое хуже 

открытой войны. 

2. Сочинения экзегетические. По свидетельству церковных писателей, св.
Василий работал над 

исправлением текста священных книг, сличая их по разным спискам, и
истолковывал Свящ. Писание. 

До нашего времени дошли как совершенно подлинные «Беседы на Шестоднев» и
«Беседы на 

некоторые псалмы». 

а) Девять бесед на Шестоднев (ч. 1, с. 3–145) были произнесены св.
Василием, когда он был еще 

пресвитером (до 370 г.), в течение первой недели Великого поста, в
храме. Св. Василий вел беседы в 

некоторые дни по два раза. Предметом их было повествование книги Бытия о
творении мира в шесть 

дней (1,1–26). Беседы прекращаются на пятом дне творения, и в девятой
беседе св. Василий только 

указывает на участие всех Лиц Святой Троицы в создании человека, а
разъяснение, в чем состоит 

образ Божий и как человек может быть причастен подобия его, обещано в
другом рассуждении. Это 

обещание он исполнил. Ему принадлежит десятая и одиннадцатая беседы о
человеке. (см. ЖМП, 

1972, № 1, с. 30–38, № 3, с. 33–40). В своих беседах св. Василий ставит
своей задачей изобразить 

творческую Божественную силу, гармонию и красоту в мире и показать, что
учение философов 

гностиков о миротворении — неразумные измышелния и что, напротив,
Моисеево повествование 

одно содержит божественную истину, согласную с разумом и научными
данными. Выясняя прямой 

буквальный смысл текста и избегая аллегоризма, он, на основе данных
современного ему 

естествознания, исследует свойства и законы природы и художественно
описывает их. Преследуя 

цели назидания, св. Василий поучает из природы познавать Творца, Его
благость и премудрость, и 

постоянно предлагает нравственные наставления. 

б) Тринадцать бесед на отдельные псалмы (ч. 1, с. 147–332. На псалмы: 1,
7, 14, 28, 29, 32, 33, 44, 45, 

48, 59, 61 и 114) преследуют цель, главным образом, нравственного
назидания. В предисловии 

св. Василий говорит о великой пользе, которую христианин может извлечь
из книги псалмов. Все 

Писание богодухновенно, но тогда как одни книги поучают одному, а другие
другому, Псалтирь 

заключает в себе полезное из всех книг; здесь даны и пророчества о
будущем, и законы для жизни, и 

исторические события, и правила деятельности. «Она есть общая
сокровищница добрых учений и 

тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые
раны души и недавно 

уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восставляет, и
неповрежденное поддерживает, 

истребляет страсти… И производит… в человеке какое–то тихое услаждение и
удовольствие, которое 

делает рассудок целомудренным» (ч. 1, с. 149). 

в) «Толкование« на 1–16 гл. пророка Исаии (ч. 2, с. 3–358) представляет
подробное и общедоступное 

изъяснение по большей части буквального смысла текста с приложением
нравственных наставлений. 

Довольно большое число мест заимствовано из толкований Евсевия на книгу
пр. Исаии, еще больше 

заимствований из Оригена. Разница в стиле и наличие только поздних
свидетельств о 

принадлежности этого толкования св. Василию вызывают сомнения в
подлинности данного труда. 

Полагают, что комментарии составлены каким–то пресвитером, современником
св. Василия, по 

оставленным им материалам и изданы после его кончины. 

3. Аскетические творения (ч. 5). Вместе со св. Григорием Богословом, как
удостоверяет последний, 

св. Василий уже в 358–359 гг. в понтийском уединении на Ирисе составил
письменные правила и 

каноны для монашествующих. Св. Григорий Богослов сообщает также (сл. 43;
4: 72) о письменных 

законах св. Василия для монахов и об учреждении им женских монастырей с
письменными уставами. 

Совокупность аскетических творений, приписываемых св. Василию, обнимает
следующие 

произведения: 

а) «Предначертание подвижничества» (5: 35–39) — увещание ищущим
христианского совершенства 

смотреть на себя, как на духовных воинов Христа, обязанных со всей
тщательностью вести брань 

духовную и выполнять свое служение, чтобы достигнуть победы и вечной
славы. 

б) «Слово подвижническое и увещание об отречении от мира» (5: 40–56) —
содержит призыв к 

отречению от мира и нравственному совершенству. Автор сравнивает жизнь
мирскую с монашеской 

и отдает предпочтение последней, не осуждая и первой; дает наставления
относительно различных 

благочестивых упражнений и описывает степени христианского совершенства,
которые достигаются 

только великими трудами и постоянной борьбой с греховными стремлениями. 

в) «Слово о подвижничестве» (первое), чем должно украшаться монаху (5:
59–60) — в кратких 

положениях дает превосходные предписания для всего поведения монаха и
вообще для духовной 

жизни, чтобы она во всех отношениях отвечала требованиям аскетического
совершенства. Это слово 

служит введением к Правилам, пространно изложенным и кратко. 

г) Предисловие «О суде Божием» (5: 5–22). Автор говорит, что во время
своих путешествий он 

наблюдал бесконечные пререкания и раздоры в Церкви, и, что всего
печальнее, сами престоятели 

разногласят в убеждениях и мнениях, допускают противное заповедям
Господа Иисуса Христа, 

безжалостно раздирают Церковь, нещадно возмущают стадо Его. Размыслив о
причине такого 

печального состояния, он нашел, что такие разногласия и распри между
членами Церкви происходят 

вследствие отступления от Бога, когда каждый выбирает для себя
теоретические и нравственные 

правила по своему произволу, отступает от учения Господа и хочет не
повиноваться Господу, а, 

скорее, господствовать над Ним. После увещаний о соблюдении единомыслия,
союза мира, крепости 

в духе, автор напоминает о проявлениях божественного суда в Ветхом и
Новом Завете и указывает на 

необходимость для всех знать закон Божий, чтобы каждый мог повиноваться
ему, со всем усердием 

благоугождая Богу и избегая всего неугодного Ему. Ввиду сказанного св.
Василий почел за нужное 

изложить сперва здравую веру и благочестивое учение об Отце и Сыне и
Святом Духе, а к сему 

присовокупить и нравственные правила. 

д) Изложение здравой веры св. Василий дает в сочинении «О вере» (5:
23–34). Он говорит, что будет 

излагать только то, чему научен богодухновенным Писанием, остерегаясь
тех имен и изречений, 

которые не находятся буквально в божественном Писании, хотя и сохраняют
мысль, содержащуюся в 

Писании. Затем в сжатом виде излагается учение Свящ. Писания об Отце,
Сыне и Святом Духе с 

увещанием учителям быть преданными этой вере и остерегаться еретиков. 

В заключение св. Василий вспоминает о своем обещании изложить и
нравственное учение, которое 

намерен исполнить теперь, собрав в виде кратких правил запрещенное или
одобренное в Новом 

Завете, с указанием и самых мест Свящ. Писания, чтобы читатель мог найти
в Библии свидетельство 

на каждое правило. (Два рассмотренных трактата, таким образом, служат
введением к Нравственным 

правилам). 

е) Этой характеристике отвечают составленные св. Василием «Нравственные
правила» (3: 291–403), в 

числе 80–ти, причем, каждое подразделяется еще на главы. Правила,
действительно, изложены 

словами Свящ. Писания и определяют всю христианскую жизнь и
деятельность, как вообще, так и 

специально в разных состояниях (проповедники Евангелия, предстоятели,
живущие в супружестве, 

вдовы, рабы и господа, дети и родители, девы, воины, государи и
подданные). 

ж) «Правила пространно изложенные» в вопросах и ответах (5: 77–190)
состоят из 55 отдельных 

правил, представленных в виде вопросов монахов и ответов св. Василия или
его рассуждений 

относительно наиболее важных вопросов религиозной жизни. Как видно из
предисловия, св. Василий 

находился в пустынном уединении, окруженный людьми, избравшими одну и ту
же цель 

благочестивой жизни и изъявивших желание узнать нужное ко спасению. Из
ответов св. Василия 

составился как бы полный сборник законов монашеской жизни или учение о
высшем нравственном 

совершенстве, но без строгого плана. 

з) «Правила кратко изложенные», числом 313 — также «в вопросах и
ответах» (5: 191–342), содержат 

почти те же мысли, какие раскрыты и в пространных правилах, с тем
различием, что в пространных 

правилах излагаются основные начала духовной жизни, общие принципы
монашества, а в кратких — 

более специальные, частные наставления. 

Все эти произведения признаются несомненно подлинными творениями св.
Василия. Остальные 

аскетические сочинения, известные с его именем: 1) два слова о подвигах
иноческих (второе и 

третье, — 5: 61–76), излагающие важнейшие обязанности монашеской жизни и
увещание к 

исполнению их, и 2) «Подвижнические уставы» (5: 343–426), состоящие из
предисловия и 34 глав и 

излагающие в простой речи правила монашеской жизни, главным образом, для
пустынников, — 

должны считаться или сомнительными (как два слова о подвигах иноческих,
ввиду недостатка 

свидетельств в пользу их подлинности), или же подложными (как последнее
произведение, 

излагающее взгляды, несогласные с учением св. Василия в его подлинных
произведениях). 

Аскетические произведения св. Василия дают свидетельство о той форме
монашеской жизни, какая 

распространялась в ту эпоху в Каппадокии и во всей Малой Азии, и, в свою
очередь, оказали сильное 

влияние на развитие монашества на Востоке: мало–помалу они сделались
общепризнанными 

правилами монашеской жизни. Но, несмотря на свое предназначение для
монашествующих, 

аскетические наставления св. Василия и для всех христиан могут служить
руководством к 

нравственному усовершенствованию и истинно спасительной жизни. 

4. Беседы (ч. 4, с. 3–374). Св. Василий принадлежит к выдающимся
проповедникам христианской 

древности. Его красноречие отличается восточным очарованием и юношеским
энтузиазмом. 

Беседы св. Василия причисляются к лучшим произведениям проповеднической
литературы. В 

изданиях мавринцев 24 беседы признаны более или менее удостоверенными и
8 подложными; однако, 

это заключение не может считаться окончательным, и здесь необходимо
дальнейшее исследование. 

По своему содержанию эти беседы могут быть разделены на три группы:
догматические, 

нравоучительные и похвальные в память мучеников. 

а) К догматическим беседам можно отнести беседу «О вере» (15 беседа), в
которой св. Василий 

говорит о природе Божества и доказывает божественное достоинство Сына и
Святого Духа. В беседе 

на начало евангелия Иоанна (16 беседа) объясняются два первые стиха и
раскрывается православное 

учение об истинном божестве Сына в отношении его к Отцу. В беседе
«Против савеллиан, Ария и 

аномеев» (24 беседа) опровергаются заблуждения этих еретиков,
противопоставляется им точное 

изложение православной веры. Особая беседа посвящена доказательству
того, что Бог не есть 

виновник зла в мире (9 беседа). 

б) Беседы нравоучительного характера составляют большую часть всех бесед
св. Василия. Одни из 

них направлены против пороков, господствовавших в современном ему
обществе. Так, четыре беседы 

произнесены в обличение скупости и жадности богачей, которые не только
не помогали бедным, но и 

пользовались общественными бедствиями, чтобы нажить возможно больше на
продаже предметов 

первой необходимости. Св. Василий со всей силой своего красноречия
доказывал обязанность для 

христианина благотворительности, суетность богатства и всех земных
наслаждений, 

несостоятельность объяснений, какими люди оправдывают свою скупость и
т.д. Одна из этих бесед, 

произнесенная «во время голода и засухи» 98 беседа), по выражению св.
Григория Богослова, 

произвела чудо: побудила богачей отдать свои запасы на пропитание
бедным. Беседа «На гневливых» 

(10 беседа) разъясняет, сколько великих бед и зол причиняет гневливость,
как несправедливы и 

мелочны бывают нередко причины, возбуждающие гнев в людях, какими
способами человек может 

побеждать в себе несправедливый гнев, причем, однако, св. Василий не
безусловно запрещает всякий 

гнев, но признает возможность справедливого гнева. В беседе «О зависти»
(11 беседа) оратор 

изображает вред этой страсти, наиболее пагубной из всех, какие только
рождаются в душах 

человеческих, и предлагает советы по уврачеванию ее. В особой беседе св.
Василий весьма энергично 

восстает против пьянства (14 беседа), указывая на печальные последствия
этого порока для души и 

тела убеждая поддавшихся ему к раскаянию. Другая часть нравоучительных
бесед посвящена 

увещаниям к добродетели и благочестивым упражнениям. В одной беседе св.
Василий 

останавливается на добродетели смирения (20 беседа) и указывает в ней
основу всех других 

добродетелей, приводит примеры ее подражания во Христе и в святых, и
учит, какими способами 

человек может усвоить себе эту добродетель. В двух беседах,
произнесенных в последний 

воскресный день перед четыредесятницей, св. Василий говорит «О посте» (1
и 2 беседы), убеждая не 

только соблюдать установленный Церковью пост и проводить его богоугодно,
но и заранее 

подготовляться к нему постепенно, а не предаваться в последнее время
пред ним пресыщению и 

неумеренному веселию. В беседе (3 беседа) на слова Второзакония: «Внемли
себе» (15,9) св. Василий 

говорит о необходимости постоянного бодрствования человека относительно
нечистых помыслов, о 

пользе тщательного самоизучения, о необходимости всегда помнить о своих
обязанностях. В беседе 

«О благодарении» (4 беседа) даются наставления, как достигнуть такого
состояния, чтобы выполнить 

наставление апостола: «Всегда радуйтеся, непрестанно молитеся, о всем
благодарите» (I Фес. 5, 16–

18). В беседе о крещении (13 беседа) обличаются те, которые откладывают
принятие крещения под 

разными предлогами. 

К разряду нравоучительных бесед можно отнести и известную беседу «К
юношам о том, как 

извлекать пользу из языческих сочинений» (22 беседа). В ней св. Василий
защищает 

позволительность для христиан изучения классической литературы и
одновременно предостерегает 

от безусловного доверия к ней. Христианин, подобно пчеле, должен
выбирать из произведений 

языческих авторов лишь полезное для себя и родственное истине и
игнорировать остальное. Затем он 

приводит образцы поучительных наставлений и добродетельных поступков из
классической 

литературы — поэтических, исторических, ораторских произведений, и снова
убеждает не все брать 

из них, а только полезное. 

в) Похвальных слов св. Василия сохранилось пять: на память мученицы
Иулитты (5 беседа), мученика 

Гордия (18 беседа), на сорок мучеников (19 беседа), на день св. мученика
Маманта (23 беседа), 

пастушеские занятия которого дали основания говорить о добрых пастырях
церковных и о 

наемниках, и на память мученика Варлаама (17 беседа). Последнее — лучшее
по своей 

художественности, но принадлежность его св. Василию не бесспорна, может
быть, автором его был 

св. Иоанн Златоуст. 

5. Письма. Особого внимания требуют письма св. Василия Великого (ч. 6 и
7, с. 3–338 и 3–324). Их 

собиранием занимался уже св. Григорий Богослов. До нашего времени
сохранилось их 365, из 

которых большая часть относится ко времени его епископства и написана в
связи с событиями, 

волновавшими Церковь в ту эпоху. Несомненно подлинными считаются 325:
переписка между 

св. Василием и Ливанием (326–336 или 335–359) признается подложной, хотя
есть и защитники 

подлинности. Подложна переписка с императором Юлианом. Переписка между
св. Василием и 

Аполлинарием вызывает еще не закончившиеся споры. 

Письма Великого Кесарийского епископа представляют большую ценность,
прежде всего, для 

характеристики личности этого вселенского учителя Церкви, т. к. ярко
отображают собой высокие 

достоинства его ума и сердца, заботу о всех церквах и горячую любовь к
людям, особенно же к 

страждущим и бедствующим: как пастырь он подает совет в нужде и
сомнениях; как богослов, он 

принимает деятельное участие в догматических спорах; как страж веры, он
настаивает на соблюдении 

никейского символа и признании божества Святого Духа; как хранитель
церковной дисциплины, он 

стремится к устранению непорядков в жизни клира и к установлению
церковного законодательства; 

наконец, как церковный политик, он, при поддержке св. Афанасия,
заботился об оживлении 

сношений с западной Церковью в интересах поддержки православия в
восточной половине империи. 

Но, кроме того, они дают исключительно ценный материал для истории
эпохи. Некоторые письма 

представляют собой довольно обстоятельные богословские трактаты, —
прежде всего, знаменитое 

письмо «К Григорию брату» о троической терминологии (ч. 6, с. 85–97).
Особо нужно отметить три 

«Канонические послания к Амфилохию» (Иконийскому) с изложением
постановлений, касающихся 

покаянной дисциплины (ч. 7, с. 5–17; 41–52; 98–107), включенные давно в
канонические сборники — 

отсюда взято 85 правил, и к ним присоединено еще семь правил из других
писем св. Василия  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "124"  1  и, в


1 

а. Из другого канонического послания к Амфиохию. 

б. Послание к Диодору, еп. Тарскому. 

г. Послание к Григорию пресвитеру. 

г. К хорепископам каноническое послание. 

частности, из книги–послания к Амфилохию «О Духе Святом», из глав 27 и
29 о значении Предания. 

Трулльский собор в 692 г. скрепил эти 92 правила своим авторитетом и
обратил их к обязательному 

руководству наряду с постановлениями соборов. Большинство правил
касается покаянной 

дисциплины и представляет запись церковных обычаев и преданий, к которым
кое–что св. Василий 

прибавил от себя, — «сродное с тем, чему научен» от старейших. 

БОГОСЛОВИЕ 

1. Учение о богопознании. Основными источниками, из которых почерпается
знание о Боге, 

св. Василий признавал Свящ. Писание и Свящ. Предание; к ним он
присоединял и деятельность 

естественного человеческого разума, который может познавать Бога через
рассмотрение свойств 

созданного Им мира и внутренней жизни человеческой души. 

Священные книги написаны богодухновенными мужами по осенении их Духом
Святым, который 

просветлял их умственные способности. Это воздействие Святого Духа не
следует представлять 

внешним образом, чувственно в смысле гласа и сотрясения воздуха; оно
должно мыслиться как 

непосредственное воздействие на ум пророка, возбуждая в нем мысли,
которые должны быть 

сообщены людям. 

Другим источником Божественного Откровения является Свящ. Предание. Св.
Василий подробно и 

обстоятельно изображает его значение для Церкви. При этом, следуя
Оригену и другим 

александрийцам, он признает существование тайного предания. «Из догматов
и проповедей, 

соблюденных в Церкви, — говорит он, — иные имеем в учении, изложенном в
Писании, а другие, 

дошедшие до нас от апостольского предания, прияли мы в тайне. Но те и
другие имеют одинаковую 

силу для благочестия… Ибо, если бы мы вздумали отвергать неизложенные в
Писании обычаи, как не 

имеющие большой силы, то неприметным для себя образом исказили бы самое
главное в Евангелии, 

лучше же сказать, обратили бы проповедь в пустое имя. Например, кто из
возложивших упование на 

имя Господа нашего Иисуса Христа письменно научил знаменовать себя
крестным знамением? Какое 

Писание научило нас в молитве обращаться к востоку? Кто из святых
оставил нам на письме слова 

призывания при показании Хлеба благодарения и Чаши благословения? Ибо мы
не довольствуемся 

теми словами, о которых упомянул Апостол или Евангелие, но и прежде, и
после них произносим 

другие, как имеющие великую силу к совершению таинства, приняв их из
неизложенного в Писании 

учения. Благословляем же и воду крещения, и елей помазания, и даже
самого крещаемого по каким 

изложенным в Писании правилам? Не по соблюдаемому ли в молчании и
таинственному Преданию? 

Что еще? Самому помазанию елеем научило ли какое написанное слово?
Откуда и троекратное 

погружение крещаемого человека? Из какого Писания взято и прочее,
относящееся к крещению — 

отрицаться сатаны и ангелов его? Не из этого ли необнародованного
сокровенного учения. которое 

отцы наши соблюдали в непытливом и скромном молчании, очень хорошо
понимая, что 

достоуважаемость таинств охраняется молчанием?» («О Святом Духе к св.
Амфилохию». Т. 3, с. 269–

270). 

Наконец, третий источник богопознания — познание естественное — имеет
два пути. Один является 

путем умозаключения от свойств мира, целесообразности его устройства и
разлитой в нем красоты и 

премудрости и благости Творца, и второй путь — познание микрокосма —
души человеческой, ее 

бесплотности, непространственности, глубины и разнообразия волнующих ее
переживаний. 

Если первый ход мыслей от действий к причине, приводящей к признанию
Первопричины мира, 

раскрыт наиболее обстоятельно Аристотелем, то второй — познание Бога на
основе самопознания — 

указан Платоном. Св. Василий отдает предпочтение этому последнему пути.
Этот способ 

богопознания св. Василий раскрывает с особенной ясностью в своей
проповеди на слова: «Внемли 

себе» (Втор. 15, 9). Человек — это малый мир. Бесплотность души
указывает на бесплотность Бога. 

Непространственность ума указывает на внепространственность Бога, а
невидимость души — на Его 

бестелесность. 

Но для достижения истинного богопознания необходимо иметь душу,
очищенную от страстей и 

плотских привязанностей. Страсти, житейские заботы и тревоги затемняют
око души и препятствуют 

д. К подчиненным ему епископам. 

См. Книгу Правил, с. 346–358, а также с. 312–345 и 359–364. 

ей познавать истину. Как предметы отражаются правильно только в гладкой
поверхности воды, так 

познание высших истин доступно только душе, не возмущаемой тревогами
страстей и житейских 

забот. Св. Василий соотноешние духа и тела сравнивает с двумя чашками
весов: если одна 

поднимается, то другая опускается, или наоборот, если тучнеет тело —
слабеет ум. Поэтому и 

Моисей, принимая на Синае заповеди Божии, провел 40 дней без вкушения
пищи. 

2. Учение о Святой Троице. После Первого Вселенского Собора,
утвердившего истинное учение о 

Сыне Божием, арианские смуты не закончились и, в связи с вмешательством
в церковные дела 

арианствующих императоров Констанция и Валента, еще долго волновали
Церковь. 

Богословский подвиг св. Василия состоял, прежде всего, в точном и
строгом определении троических 

понятий. В Никейском богословии оставалась известная недосказанность:
учение о единстве Божием 

было выражено с большей силой и закреплено словом «единосущный», нежели
учение о 

троичности, — и это давало повод к несправедливым, но психологически
понятным подозрениям в 

«савеллианстве». При отождествлении понятий «сущности» и «ипостаси» не
хватало слов, чтобы 

закрепить неопределенные «три» каким–нибудь достаточно твердым и
выразительным 

существительным, — понятие «лица» в это время не достигло еще такой
твердости (было опорочено 

савеллианским словоупотреблением). Выйти из словесной неопределенности
можно было через 

различие и противопоставление понятий «сущности» и «ипостаси», — но это
различие требовалось 

логически обосновать, чтобы оно стало различением именно понятий, а не
только условных слов. 

Чтобы определить место, занимаемое св. Василием в истории споров о
троичности, нужно выяснить 

его отношение, с одной стороны, с староникейскому направлению, с другой,
— к разнообразным 

богословским партиям Востока. 

Св. Василий Великий с величайшим уважением относился к св. Афанасию
Великому, но не вполне 

разделял его мнения. Отношение св. Василия к староникейскому учению
определяется тем 

положением, которое он занял в вопросе о мелетианском расколе в
Антиохии. В числе защитников 

православия на 1–м Вселенском Соборе находился и Евстафий Антиохийский.
Около 330 г. он был 

изгнан, а кафедра его перешла к евсевианам. Тогда часть паствы,
оставшаяся верной изгнанному 

епископу, под предводительством пресвитера Павлина отделилась от
господствующего большинства, 

сохраняя в чистом виде никейскую веру. Она удержала всю никейскую
терминологию: одна 

сущность, одна ипостась и три лица. Св. Афанасий и Западные видели в
последователях Павлина 

истинных хранителей никейской веры, и если речь заходила об их
соединении с мелетианами, то 

староникейцы понимали под этим присоединение мелетиан к павлинианам, как
к истинной Церкви. 

Св. Василий Великий, напротив, был решительным защитником Мелетия, а в
вероучении евстафиан 

видел наклонности к савеллианству. Он высказывается, во–первых, против
признания в Боге одной 

только ипостаси, потому что это дает повод к обвинению в савеллианстве.
Во–вторых, учение о трех 

лицах он признает недостаточным. Слово «просопон» означает лицо,
личность, маску и роль. 

Вследствие этого савеллиане охотно подписались бы под формулой: Бог един
по ипостаси и троичен 

в Лицах. Они могли истолковать ее в том смысле, что одно и то же
Божественное существо 

попеременно действует то в Лице Отца, то в Лице Сына, то в Лице Духа
Святого, как один и тот же 

человек на сцене попеременно может изображать различных лиц. 

Св. Василий Великий находил поэтому, что староникейская форма, в которой
фигурировали термины 

«омоусиос» и «просопон» недостаточна, так как она резко подчеркивает
единство Лиц Святой 

Троицы и неясно выражает их раздельность. 

То новое, что внес св. Василий в разрешение тринитарной проблемы, яснее
всего раскрывается в его 

критическом разборе арианского и полуарианского учения. Этот разбор
содержится в трактате 

«Против Евномия». 

Евномий свои выводы строит из того положения, что сущность предмета
выражается его именем. 

Имя Бога Отца — Нерожденный, тогда как Сын именуется Рожденным. Отсюда —
нерожденность 

составляет сущность Бога Отца, рожденность — сущность Сына. Из этого
Евномий делал выводы: 

а) Если нерожденность составляет сущность Отца, то это свойство не может
быть передано Сыну, ибо 

в таком случае и Сына мы должны бы именовать нерожденным, но если
нерожденность не может 

быть приписана Сыну, то Он по самой сущности должен быть противоположен
Отцу. 

б) Нерожденность может принадлежать только неизменяемому и
бесстрастному, рождение же 

предполагает отделение и, следовательно, изменение рождающего существа,
поэтому Сын не может 

быть рожден Отцом, Он создан Им. 

в) Если Бог родил Сына, то можно поставить вопрос — какого Сына:
существовавшего до рождения 

или не существовавшего, Рождение существовавшего Сына представляется
нелепым; если принять 

второе, то необходимо сделать вывод о том, что Сын не вечен. 

Но признавая Сына тварью, Евномий, однако, ставит Его превыше всех
тварей, считает Его первым 

созданием Божиим, получившим Божественную власть и достоинство. 

Разбирая эти положения Евномия, св. Василий высказывает следующие мысли.
Познание сущностей 

недоступно человеческому разуму даже в видимой природе, которая доступна
нам только в явлениях, 

тем более непостижима для нас сущность Божественного бытия. Мы постигаем
проявления 

всемогущества Божия, но не существо Его бытия. Неправильным является и
то утверждение Евномия, 

что имя предмета выражает его сущность: именами выражаются не сущности,
а свойства предметов 

или их отношения. Поэтому при единой сущности может иметь место различие
имен. Так люди 

имеют одну сущность, но каждый человек носит отдельное имя. 

Далее, нерожденность не может выражать сущность Бога Отца. Понятие
нерожденности 

отрицательное, оно указывает только на то, чего нет в Боге, но не
содержит указания на то, чем Он 

обладает. Нужно поэтому сказать, что нерожденность не есть сущность
Бога, но «сущность Бога 

(есть) нерожденная» (3:29). 

Из сказанного св. Василий делает следующие выводы: 

а) Рожденность Сына Божия не определяет Его сущности, а говорит только о
Его личном свойстве. 

Следовательно, употребляя в отношении к Нему этот термин, мы не имеем
никаких оснований делать 

вывод о различии Отца и Сына по сущности. 

б) Рождение связано с признаком отделения только у тварных существ, но в
Божестве этот акт не 

может представляться под формами чувственных явлений. Рождение Сына
неизменяемым Отцом не 

сопровождается отделением части Его Существа. 

в) Необходимо различать понятия вечности и безначальности. Вечность
означает существование 

прежде всего времени, безначальность — обладание причиной бытия в себе
самом. Вечное существо 

может и не быть безначальным, если причину своего бытия имеет в другом.
Отец вечен и 

безначален, — Сын, будучи вечен, однако, не безначален, имеет вечное
начало в Отце. Утверждение 

Евномия о том, что Сын, являясь творением Отца, имеет Божественную
власть и достоинство, и Ему 

принадлежит величие Единородного, св. Василий находит противоречивым и
непоследовательным, 

ибо если Сын есть творение, то Он разделяет общие свойства тварей, и
поэтому безмерно далек от 

Бога и незаконно приписывать им одинаковые свойства. 

Отношение св. Василия к полуарианам носило другой характер. 

Полуариане отвергали термин «омоусиос», опасаясь уклонения в
савеллианство. Отвергая термин 

«омоусиос», полуариане признавали Отца и Сына ипостасями. Под ипостасью
полуариане разумели 

бытие устойчивое, включающее в себя признак индивидуального
существования, в 

противоположность общему. Таким образом, выдвинутым полуарианами новым
«термином» 

ипостась определялось самостоятельное и действительное существование
Отца, Сына и Духа 

Святого. Такое понимание взаимоотношения Лиц Святой Троицы было принято
полуарианами на 

Анкирском соборе 358 года. 

Александрийский собор 362 

г. завершил сближение полуариан с староникейцами тем, что 

полуарианами был принят термин «омоусиос», а староникейцы приняли учение
о трех ипостасях. Так 

формировалось новое богословское течение, получившее название
новоникейского, в нем 

признавалось Единосущие Лиц Божества и их раздельность в трех ипостасях.
Это понимание догмата 

о троичности усвоено было и св. Василием. 

Представить его можно следующим образом. 

Св. Василий поставил задачей устранить крайности савеллианского слияния
и арианского разделения 

Лиц Божества. В савеллианстве св. Василий усматривал влияние иудейского
монотеизма, а в 

арианстве — языческого политеизма. Устранение этих крайностей он находил
в учении о Боге, 

Едином по существу и Троичном по Ипостаси. 

Под существом или сущностью он понимал то, что является общим, а под
ипостасью то, что 

представляет индивидуальные особенности трех Лиц Божества. В
человеческом языке одни слова 

имеют общее значение, другие указывают на частные особенности. Так,
например, слово человек 

приложимо ко всякому представителю человеческого рода, но имена Павел,
Тимофей, Силуан 

приложимы только к отдельным людям. Все индивидуумы, представляющие
человечество и носящие 

отдельные имена, обладают общими чертами, которые обозначаются словом
«человек». Ипостасями в 

этих индивидуумах будет то, что представлено в каждом из них
отличительными и особенными 

свойствами. 

Также и в Лицах Святой Троицы есть и нечто общее, и нечто особенное.
Общим у Них является то, 

что Они не созданы, непостижимы, всемогущи, благи. Но, помимо того,
каждое Лицо имеет Свои 

индивидуальные особенности. Отец безвиновный, не имеет в Ком–либо
причины Своего бытия, Сын 

рождается от Отца, Дух Святой исходит от Отца и освящает верных.
Единосущие Сына с Отцом 

обозначает, что Ему принадлежат те свойства, которые мыслятся в понятии
Бог и которыми обладают 

Отец и Дух Святой. Единосущие, по св. Василию Великому, обозначает
равенство отдельных 

индивидуумов по своим существенным родовым признакам. 

Св. Василия Великого при таком понимании Троичности обвиняли в трибожии,
из которого 

выходило, что принадлежность к единому родовому понятию не исключало
совершенного 

обособления входящих в его состав индивидуумов. Павел, Силуан и Тимофей
— единосущны, но они 

являются тремя совершенно обособленными существами. Необходимо было
доказать, что три 

Божественные Ипостаси едины по существу. 

Это единство св. Василий обосновывает следующими положениями: 

а) Лица Святой Троицы имеют единое начало во Отце. Сын Божий и Дух
Святой происходят от Отца. 

б) Это происхождение нужно мыслить не во временном акте, но в вечности.
Сын и Дух Святой 

совечны Богу Отцу. 

в) Если Божественные Ипостаси не разделены временем, то не разделены
также и пространством. 

Они повсюду пребывают совместно. 

г) Они совершенно подобны; и, наконец, 

д) Бог стоит выше числовых определений; эти последние приложимы только к
тварному бытию, 

сложному и делимому. Но Бога мы можем мыслить только как простое бытие,
к Которому законы 

числа не приложимы, поэтому бессмысленно говорить о трех богах. 

Лучшим образом триединства Божественного из тварных подобий св. Василий
считает радугу. В ней 

«один и тот же свет и непрерывен в самом себе, и разделен» — многоцветен
(6:92). И в 

многоцветности открывается единый лик. Нет середины и перехода между
цветами. Не видно, где 

разграничиваются лучи. Ясно видим различие, но не можем измерить
расстояний. И в совокупности 

многоцветные лучи образуют единый белый. единая сущность открывается во
многоцветном сиянии. 

Подобное можем и должны мы мыслить о Троическом единстве. 

Определяя личные свойства Ипостасей Святой Троицы, св. Василий говорит
об Отце, как виновнике 

бытия и жизни других Ипостасей; для Сына отличительным свойством
является рождение, для Духа 

Святого — исхождение. Но в отношении к Третьей Ипостаси св. Василий
указывает и другое 

свойство — святыню. Под святыней он мыслит реальный признак,
определяющий самое Существо 

Духа Святого. Ангелам он также приписывает святыню, но эта святыня
принадлежит им не по 

природе, а по благодати Святого Духа, почему для ангелов возможно
падение, которое не может 

иметь места в Божественном Существе. 

Таким образом, сущность Божия принадлежит одинаково всем трем Ипостасям:
Отец, Сын и Дух — 

проявление ее в Лицах, из Которых каждое обладает всей полнотой
абсолютной сущности и 

находится в нераздельном единстве с ней. Различие Ипостасей состоит в Их
внутреннем 

соотношении, поскольку Отец ни от Кого не рождается и ни от Кого не
исходит, Сын рождается от 

Отца и Дух исходит от Него. Как обладающая всей полнотой божественной
сущности и всеми 

присущими Ей свойствами, каждая Ипостась есть Бог, и так как Она владеет
этой сущностью не Сама 

по Себе в отдельности взятая, но в непрерывной связи и в неизменном
соотношении с другими двумя 

Ипостасями, то все три Ипостаси суть един Бог. В этом точном определении
взаимоотношения 

сущности и Ипостасей в Боге — важная заслуга св. Василия вместе с
прочими каппадокийскими 

отцами. 

3. Христология св. Василия. Христологическая проблема в эпоху св.
Василия Великого не была еще 

поставлена со всей остротой, поэтому в его трудах нет обсуждения вопроса
о соединении двух 

естеств во Христе. Опровергая Аполлинария, св. Василий касается только
его хилиазма, но 

центральная мысль его о том, что во Христе место разумной души занял
Логос, оставлена им без 

рассмотрения. Также он не коснулся и заблуждений Диодора Тарсийского. 

4. Учение св. Василия Великого о творении, ангелах и человеке. Св.
Василий Великий начинает 

свое объяснение Моисеева Шестоднева с утверждения истины о сотворении
мира. «Творение неба и 

земли не само собой произошло, как представляли себе некоторые — говорит
он, — но имело 

причину в Боге» (1:5). Мир имеет начало. И хотя движущиеся на небе тела
описывают круги, — а «в 

круге чувство наше не может приметить начала», — напрасно было бы
заключить, что природа 

круговращаемых тел безначальна. И движение по кругу начинается, — с
некоторой, нам только 

неизвестной, точки окружности. Начавшееся и окончится, и что окончится,
то началось. Мир 

существует во времени и состоит из существ, подлежащих рождению и
разрушению (1: 8–9). 

Особенностью учения св. Василия о творении мира является то, что он
говорит о создании времени 

прежде произведения чувственного бытия. Раньше, до видимого и
вещественного мира, по суждению 

св. Василия, Бог творит ангелов, — следовательно, не только вне времени,
но и без времени, так что 

ангельское бытие, по его мысли, не предполагает и не требует времени.
Это связано с его 

представлением о неизменности ангелов. «Еще ранее бытия мира, — говорит
он, — было некоторое 

состояние, приличное премирным силам, превысшее времени, вечное,
приснопродолжающееся. И в 

нем–то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания — мысленный свет,
приличный 

блаженству любящих Господа, разумные и невидимые природы и все украшение
умосозерцаемых 

тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и
наименований» (1: 10–

11). Ангелы были приведены в бытие словом Божиим и созданы не
младенцами, чтобы, только 

впоследствии усовершившись чрез постепенное упражнение, удостоиться
принять Духа. «Ибо ангелы 

не терпят изменения. Нет между ними ни отрока, ни юноши, ни старца, но в
каком состоянии 

сотворены вначале, в том они остаются, и состав их сохраняется чистым и
неизменным» (1:260). И «в 

первоначальный состав и, так сказать, раствор их сущности была вложена
святость. Потому–то, — 

заключает св. Василий, — они неудобопреклонны ко греху, будучи
немедленно, как бы некоторым 

составом, покрыты освящением и по дару Святого Духа имея постоянство в
добродетели» (1: 224). 

Уже до начала мира живут они в святости и в радости духовной. 

Бог творит мир Своим словом, и это творческое слово становится законом
природы, который 

действует потом сам собой. Божественное повеление, ставшее законом
природы, св. Василий 

сравнивает с волчком, вращающимся силой первоначального удара, и с
шаром, пущенным по 

наклонной плоскости. Этот закон проявляется в произрастании растений, в
самозарождении низших 

животных, в последовательной смене поколений живых существ, в инстинктах
животных и в 

человеке как нравственный закон. В этом учении св. Василий близко
подходит к концепции стоиков и 

неоплатоников о мировой душе. 

Природа представляет собой лестницу ступеней, последовательно восходящих
к совершенству. От 

рыб, через теплокровных животных формы жизни достигают человека, который
один создан для 

духовной жизни и обладает бессмертием. Человек состоит из тела и души,
но высшее значение 

принадлежит только душе. 

В человеческой душе св. Василий подобно Платону различает три части:
разум, раздражительную 

способность и вожделетельную. Низшая часть — вожделетельная — порождает
страсти и 

чувственные пожелания; но разум может и эту часть души направить на
любовь к Богу и стремление 

к вечности. Также и раздражительная способность под руководством разума
может послужить 

добродетели; душу, расслабленную сластолюбием, она может закалить и
сделать мужественной, 

готовой к совершению подвигов. Разуму принадлежит главенство над всеми
способностями души; 

подчиняя их своему руководству, он обеспечивает их гармоническую
деятельность, направленную к 

достижению горнего мира. 

Нетрудно предугадать, в каком смысле понимал св. Василий Великий
первобытное состояние 

прародителей и их грехопадение. «Адам был некогда горе, — говорит св.
Василий Великий, — не 

местопребыванием, а произволением» (4:143). Всеми силами души он был
погружен в созерцание 

Бога. Человек был создан нагим, чтобы ум его, придумывая себе одежды и
защиту от наготы, не 

развлекался заботой о восполнении недостающего, и «чтобы вообще
попечением о плоти не был он 

отвлекаем от внимательного устремления к Богу» (4:147). Грехопадение
первых людей состояло в 

предпочтении чувственного духовному. 

5. О монашестве. Св. Василий Великий был великим организатором
монашеской жизни, 

родоначальником малоазийского монашества. И, прежде всего, настойчивым
проповедником 

киновитского — общежительного идеала, хотя практически он не отрицал и
скитского монашества, и 

сам организовывал скиты. Однако, чистый тип монашества он видел только в
общежитии, — в этом 

отношении за ним последовал впоследствии св. Феодор Студит. В монашестве
св. Василий видел 

общий Евангельский идеал, «образ жизни по Евангелию» (6:327). Этот идеал
определяется, прежде 

всего, требованием отречения, — не по брезгливости к миру, но по любви к
Богу, которая не может 

успокоиться и насытиться в суете и смятении мира. От этого смятения и
шума, прежде всего, и 

уходит, отрекается аскет. Однако, Евангельский идеал не разделяет любви
к Богу от любви к 

ближним. Любовь, по апостольскому слову, «не ищет своего» (I Кор. 13,5)
— и потому св. Василий 

находит неполным отшельнический идеал, вдохновляемый исканием личного,
обособленного 

спасения. Вместе с тем духовные дары анахорета остаются бесплодными для
братий. Наконец, в 

одиночестве легко родится самодовольство. Все это побуждает св. Василия
призывать ревнителей 

подвига к общежитию. И снова он подчеркивает мотив любви: в общежитии
дары, поданные от Духа 

одному, сообщаются и другим… Он напоминает пример первохристианского
братства в Иерусалиме, 

по книге Деяний. И восходит к идее Церкви, как «тела Христова», — из нее
вытекает общежительный 

идеал. Монашество должно быть некоей малой Церковью, тоже «телом». Из
этого идеала св. Василий 

выводит заповедь послушания и повиновения игумену, ибо игумен или
предстоятель являет самого 

Христа и органическая цельность тела предполагает согласованность членов
и подчиненность главе 

(см. 5: 247). В таком братском общении, среди собратий, должен подвижник
проходить свой личный 

аскетический путь очищения и любви, — свой жертвенный путь, свое
«словесное служение» («умную 

службу»). 

Очень высоко ставил св. Василий заповедь девства, как путь к «единому
Жениху чистых душ». 

Ручной труд он считает обязательным, но он должен прерываться для общей
молитвы в 

определенные часы. 

Хотя он не вменял в обязанность инокам дела благотворения в миру, но сам
построил близ Кесарии 

странноприимный дом. 

Основная заповедь для аскетов — любовь. И от напряженной, закаленной в
подвиге любви ожидал 

св. Василий Великий мира для мира. Может быть, с особенной силой он
настаивал на выполнении 

этой заповеди именно в противоположность тому раздору и распаду, который
видел кругом и в среде 

христианской, и о которой не раз говорил с болью и горечью: «Во всех
охладела любовь, исчезло 

единодушие братий, и неизвестно стало имя единодушия» (3: 288).
Восстановить единодушие, вновь 

завязать «узы мира» стремился и надеялся св. Василий чрез аскетический
подвиг, чрез «общую 

жизнь» хотя бы избранного меньшинства. Он не стремился воспроизвести тех
громадных 

монашеских колоний, какие он наблюдал в Египте, — он предпочитает
монастыри с небольшим 

числом насельников, чтобы каждый мог знать своего начальника и быть
известным ему. 

Достаточно известно, какое исключительное влияние оказал св. Василий
Великий на последующие 

судьбы монашества и на Востоке, и на Западе. Нужно вспомнить имена преп.
Феодора Студита и 

св. Бенедикта. Это было связано и с личным подвижническим примером св.
Василия и еще более с 

распространением его аскетических творений. Аскетические творения св.
Василия давно уже слились 

как бы в единую «подвижническую книгу». 

6. Литургические труды. Особо нужно сказать о литургической деятельности
св. Василия. Еще 

св. Григорий Богослов усваивал ему «чиноположение молитв» (сл. 43; 4:
72). В своей книге о Духе 

Святом св. Василий Великий много говорит о богослужебных преданиях и
порядках, — вся книга 

есть в сущности единый богословский довод от литургического предания.
Следует отметить здесь и 

отдельные указания св. Василия, — между прочим, о совершении молитв,
стоя прямо (т.е. без 

поклонов и коленопреклонения), во все воскресные дни и во всю
Пятидесятницу в знак воскресной 

радости и напоминания о веке нестареющем (3: 271–272; ср. 20 пр. 1
Вселен. Собора). Очень важно 

следующее замечание св. Василия Великого: «Отцам нашим
заблагорассудилось не в молчании 

принимать благодать вечернего света, но при явлении его немедленно
благодарить. И не можем 

сказать, кто виновник сих речений светильничного благодарения, по
крайней мере, народ возглашает 

древнюю песнь, и никто не признавал нечестивыми тех, которые произносят:
Хвалим Отца и Сына и 

Святаго Духа Божия» (3: 280). Речь идет, конечно, о гимне «Свете тихий»
(в нем слова эти 

произносятся так: «Поем Отца и Сына и Святаго Духа Божия»). — Этим
подтверждается древность 

данного гимна, который по его богословской терминологии нужно относить к
доникейской эпохе. Во 

всяком случае, св. Василий, несомненно, с большим вниманием относился к
богослужебным 

порядкам. Трудно сказать, насколько можно усваивать ему чин литургии,
известный под его именем, 

особенно в сохранившемся до нас виде. Но вряд ли можно сомневаться, что
в основе этого чина 

лежит «чиноположение» св. Василия. Трулльский собор, во всяком случае,
прямо ссылается на 

св. Василия, который «письменно предал нам таинственное
священнодействие» (пр. 32). Кроме того, 

св. Василий ввел в своем округе обычай, по–видимому, заимствованный из
Антиохии, пения псалмов 

на два хора, с чем, однако, не согласились, например, в Неокесарии,
ссылаясь на то, что такого 

порядка не было при св. Григории Чудотворце (подробности см. в письме
св. Василия к 

неокесарийским клирикам — пис. 1999, 7: 72–77). 

Немало сведений литургического характера рассеяно в различных письмах
Святителя. Так в письме 

89 (93) говорится об обычаях, связанных с принятием св. Таин Тела и
Крови Христа Спасителя. 

Св. Василий, прежде всего, рекомендует как можно более частое
причащение. «Хорошо и преполезно 

каждый день приобщаться и принимать святое Тело и Кровь Христову…
Впрочем, мы приобщаемся 

четыре раза каждую седмицу: в день Господень (воскресенье), в среду, в
пяток и в субботу, также и в 

иные дни, если бывает память какого святого». Дальше св. Василий
свидетельствует, что христианам 

разрешалось хранить св. Дары дома и причащаться собственноручно, если
обстоятельства — гонения, 

отсутствие священника — препятствовали участвовать в Евхаристии. Этот
«долговременный 

обычай» имел почтенное обоснование: «Ибо все монахи, живущие в пустынях,
где нет иерея, храня 

причастие в доме, сами себя приобщают. А в Александрии и Египте и каждый
крещенный мирянин, 

по большей части, имеет причастие у себя в доме и сам собой приобщается,
когда хочет». Следует 

здесь же отметить, что в V–VI вв. Церковь перестала доверять мирянам
самостоятельное обращение 

со св. Дарами. 

Право получить св. Причастие в руки сохранилось за священнослужителями и
за византийским 

императором, а позднее и за русским царем в день его коронации (и
только). 

СВ. ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ 

ЖИТИЕ 

Другом юности и всей жизни св. Ввасилия Великого был св. Григорий, по
месту жизни — Назианзен, 

по духовному направлению — Богослов. 

Св. Григорий не раз описывал свою жизнь, и описывал ее с подлинным и
лирическим драматизмом. 

Любитель безмолвия, своей волей всегда стремившийся к уединению, чтобы в
тиши предаваться 

богомыслию, — чужой волей и волей Божией, он был призван к слову и делу,
к пастырскому 

действию, среди житейского мятежа, треволнения и смуты. В смирении
своего хотения проходил он 

свой скорбный и славный жизненный путь. 

Св. Григорий родился около 330 г., в Арианзе, близ Назианза, «малейшего
между городами» юго–

западной Каппадокии. Отец его — Григорий старший — в это время (с 329
г.) был Назианзским 

епископом, — в молодости он принадлежал к своеобразной секте
«ипсистариев» (от «ипсистос» — 

высочайший — поклонялись Богу как «Высочайшему»), представлявшей собой
смесь христианства, 

иудейства и религии персидской. Крещение он принял уже в зрелом возрасте
под влиянием своей 

жены Нонны, которая представляла образец истинно христианской женщины.
Вскоре после крещения 

он был посвящен во пресвитера, а затем и епископа Назианза. Св. Нонна,
желая иметь сына, усердно 

молилась об этом и еще до рождения обещалась посвятить его Богу. Под
влиянием матери 

св. Григорий младший с юных лет решил вести безбрачную жизнь. 

Св. Григорий получил широкое образование. Первоначально обучение он
проходил в доме родителей, 

где особенно усердно изучал Священное Писание, а затем посещал лучшие
школы своего времени: в 

двух Кесариях (Каппадокийской и Палестинской), в Александрии и, наконец,
в Афинах. В Кесарии 

Каппадокийской он впервые встретился со св. Василием Великим, вместе с
ним он посещал и 

Афинскую школу. Здесь завязалась дружба между будущими великими
деятелями Церкви, которая 

связывала их на протяжении всей жизни. 

В 358 (или 359) г. св. Григорий вернулся на родину, позже св. Василия, с
отъездом которого в Афинах 

стало для него пусто и тоскливо. На родине он принимает крещение и,
исполняя обет своей матери, 

отвечавший его собственному настроению, отдается подвигам созерцательной
жизни. Но в то же 

время он старается совместить монашескую жизнь с выполнением
обязанностей к родителям, 

находившимся уже в преклонном возрасте. Тесные отношения поддерживал он
и со св. Василием, к 

которому часто приезжал из Арианза в Понт. Друзья вместе предавались
посту, молитве, труду 

физическому и умственному. Здесь они вместе составляли сборник Филокалиа
из творений Оригена и 

Правил монашеской жизни. 

Около 360 г. св. Григорий впервые выступает в качестве активного деятеля
в церковной жизни. Его 

отец, епископ Назианзский, по простоте и миролюбию подписал арианский
символ, что возмутило 

многих монахов, которые своим влиянием отторгли от него значительную
часть его паствы. 

Св. Григорий — сын, возвратившись из Понта, разъяснил отцу значение
подписанного им символа, 

его противоречие никейскому исповеданию и побудил отца открыто признать
свою ошибку, чем мир 

в пастве был восстановлен. 

В 361 г. в праздник Рождества Христова св. Григорий Богослов по
настоянию своего отца и 

назианзской паствы, но вопреки собственному желанию, был посвящен во
пресвитера. Он не 

осмелился ослушаться приказания отца, но очень был опечален такой, по
его выражению, «тиранией» 

и удалился в Понт к св. Василию. Друг облегчил скорбь его сердца, но
только к Пасхе 362 г. он 

возвращается в Назианз, и здесь начинает свое пастырское служение
знаменитым словом, — 

начинающимся словами: «Воскресения день., просветимся торжеством, и
обнимем друг друга…» 

(Сл. I на Пасху, ч. I, с. 3–6). И в этом слове он рисовал высокий
пастырский идеал, от которого так 

далеко отступали тогдашние пастыри, считавшие этот сан, скорее,
«средством к пропитанию», точно 

от пастыря душ требуется даже меньше, чем от пастыря бессловесных.
Именно это сознание высоты 

пастырского призвания и заставило св. Григория бежать от непосильного
служения, к которому он не 

считал себя готовым… С тех пор и в продолжении почти десяти лет св.
Григорий оставался в 

Назианзе, — в качестве помощника своего отца, — и надеялся, что ему
удастся избежать почестей 

высшего звания. Эта надежда оказалась напрасной. 

В 370 г св. Григорий вместе со своим отцом принял участие в избрании св.
Василия архиепископом 

Кесарийским и своим влиянием способствовал успеху этого дела. Укрепляя
свое положение в борьбе 

с арианами, св. Василий открыл много епископских кафедр, и в 372 г.
посвятил своего друга 

св. Григория епископом в Сасим — незначительное и дикое местечко,
лежавшее невдалеке от 

Назианза. По своему положению этот пункт являлся спорным между двумя
митрополиями, и этим 

поставлением св. Василий закреплял его за собой. 

Это действие друга, на которое он согласился крайне неохотно, настолько
его опечалило, что он 

удалился в пустыню, не совершив ни одного богослужения в Сасиме. Св.
Григория возмущало, с 

каким непониманием отнесся друг к его жажде безмолвия и покоя и втягивал
его в распри о 

власти, — ибо учреждение кафедры в Сасимах имело целью усилить Василия в
его борьбе с 

Анфимом Тианским. По новой просьбе отца св. Григорий вернулся в родной
город Назианз, где и 

заменял отца под условием, однако, не быть ему преемником. 

В 374 г. он похоронил отца, дожившего до 100 лет, а вскоре умерла и
мать. Его брат Кесарий и сестра 

Горгония умерли еще раньше. Когда порвались последние родственные узы,
св. Григорий удалился в 

375 г в Селевкию Исаврийскую, чтобы окончательно отдаться созерцательной
жизни. Здесь он 

получил известие о смерти св. Василия и тяжело пережил потерю друга. 

Св. Григорий, несомненно, полагал, что уже ничто более не ожидало его в
этой жизни, кроме 

аскетического уединения, скорбных воспоминаний и безмолвных размышлений.
Но Промысл Божий 

готовил для него и нечто другое — должна была настать еще самая
деятельная и важная пора его 

жизни, хотя ей и суждено было ограничиться лишь тремя достопамятными
годами. 

По смерти покровителя ариан Валента императорский престол занял
Феодосий, оказавший 

поддержку православным. В 379 г. остаток православной паствы
Константинополя обратился к 

св. Григорию с просьбой придти к ним на помощь и упорядочить церковные
дела. Советы друзей, 

упрекавших св. Григория в предпочтении своих желаний общецерковному
благу, побудили святителя 

покинуть пустынное уединение и прибыть в Константинополь. 

Здесь он застал тяжелую картину в церковной жизни — не было единства
даже между 

православными. Все храмы были захвачены арианами, и св. Григорий нашел
пристанище в частном 

доме — впоследствии он был обращен в церковь под именем Анастасии, в
знак «воскресения 

православия»… Здесь были сказаны знаменитые слова «О богословии». Св.
Григорий прибыл в 

Константинополь изможденным, в бедной одежде, но своим одушевленным и
красноречивым словом 

о триедином Боге вскоре привлек к себе множество слушателей. Слава его
так возросла, что даже 

бл. Иероним, находившийся тогда уже в зрелом возрасте и будучи сам
известен в литературе, явился 

в Константинополь, чтобы послушать проповеди св. Григория и взять
несколько уроков толкования 

Священного Писания. 

Ариане ставили всяческие препятствия в деятельности св. Григория и даже
покушались на его жизнь. 

В 380 г. прибыл в столицу император Феодосий и передал православным
церкви, захваченные 

арианами; народ просил св. Григория возглавить константинопольскую
паству. Он дал согласие 

остаться в этом городе, пока не соберется собор, который и должен решить
вопрос о замещении 

Константинопольской кафедры. 

В 381 г в Константинополе открылись заседания II Вселенского Собора,
который и избрал 

св. Григория епископом Константинополя, а по кончине Мелетия
Антиохийского — председателем 

Собора. Но прибывшие после открытия Собора египетские епископы выступили
против св. Григория, 

стремясь передать Константинопольскую кафедру своему ставленнику
Максиму. Они возбудили 

вопрос о законности поставления св. Григория в епископы Константинополя,
ссылаясь на правила 

Никейского Собора, запрещавшего перемещение епископов с одной кафедры на
другую. 

Когда св. Григорий сделал попытку по смерти Мелетия ликвидировать
возникший в Антиохийской 

Церкви раскол и выступил с предложением признать противника Мелетия
Павлина законным 

епископом Антиохийским, то поддержки в членах Собора он не нашел. Против
него вспыхнуло давно 

уже накопившееся недовольство. Одни были недовольны мягкостью его
действий — тем, что в 

борьбе с арианством он не прибегал к содействию светской власти. Других
беспокоила его 

догматическая прямота, — в частности, его настойчивая проповедь о Святом
Духе. Иным он казался 

недостаточно вельможен. «Не знал я, — иронизировал св. Григорий, — что и
мне надо ездить на 

отличных конях, блистательно выситься на колеснице, что и мне должны
быть встречи, приемы с 

подобострастием, что все должны давать мне дорогу и расступаться передо
мною, как перед диким 

зверем, как скоро даже издали увидят идущего» (4:37). И на Соборе был
поставлен вопрос о 

незаконности перемещения св. Григория из Сасим в Константинополь.
Притом, не очень скрывалось, 

что это только предлог для интриги. Все эти обстоятельства так огорчили
его и так повлияли на его 

здоровье, что он решил сложить с себя полномочия епископа
Константинопольского и покинуть 

столицу. 

Произнесши блестящее прощальное слово перед епископами и народом, в
котором он изобразил 

правоту своих действий в Константинополе и изложил православное учение о
Святой Троице, 

св. Григорий в 381 г. удалился в Назианз и некоторое время управлял этой
кафедрой, пока не был в 

383 г поставлен здесь по его указанию епископом Евлалий. 

Следует отметить, что св. Григорий в течение двух лет усиленно просил
Тианского митрополита 

Феодора снять с него непосильное бремя, заместить Назианзскую кафедру.
Он отказывался ездить на 

соборы. «Соборам и собеседованиям кланяюсь издали с тех пор, как испытал
много дурного», — 

писал он Феодору Тианскому (6:210). 

Получив освобождение, св. Григорий поселился в своем имении в Арианзе,
посвятив остаток жизни 

аскетическим подвигам, литературной борьбе с ересями и писанию
стихотворений. В своем 

уединении «под тенью деревьев, им самим посаженных в молодости», св.
Григорий прожил около 

семи лет и скончался в 389 г. — Почил тот, которого «и жизнь была, — по
словам Руфина, — как 

нельзя быть неукоризненнее и святее; и красноречие, — как нельзя быть
блистательнее и славнее; и 

вера, — как нельзя быть чище и правильнее, и ведение самое полное и
совершенное». Память его 

празднуется 25 и 30 января. 

За ясное и точное изложение православного учения о Святой Троице и двух
естествах во Христе, — 

особенно в пяти знаменитых словах, — св. Церковь почтила св. Григория
высоким титулом Богослова 

(IV Всел. Собор) и признала одним из трех вселенских великих учителей. 

Мощи св. Григория покоятся в соборе св. ап. Петра в Риме. 

ТВОРЕНИЯ 

Творения св. Григория Богослова распадаются на три группы: слова,
стихотворения и письма. 

1. Слов св. Григория в настоящее время известно 45 (см. рус. пер. М.,
1889, т. I–IV до с. 149). В 

большей своей части они представляют действительно произнесенные слова,
записанные 

скорописцами (и потом исправленные св. Григорием); только слова против
Юлиана (4 и 5), можно 

думать, никогда не были произнесены, а слово (3–е), «в котором св.
Григорий оправдывает свое 

удаление в Понт по рукоположении во пресвитера», вероятно, было
произнесено в сокращенном 

виде. Большая половина слов относится к кратковременной деятельности св.
Григория в 

Константинополе. Кажется, уже вскоре после смерти св. Григория его слова
были собраны кем–то из 

почитателей знаменитого оратора. Принадлежность всего собрания слов св.
Григория, как по 

внутренним, так и по внешним данным, должно признать достаточно
удостоверенной. 

По своему содержанию большая часть слов догматического характера. Между
ними первое место по 

значению занимают пять слов о богословии (27–31), представляющие собой
законченный круг бесед 

в защиту церковного учения о Святой Троице против евномиан и македониан.
Они произнесены, 

вероятно, в 380 г. в Константинополе и, преимущественно перед другими
его произведениями, 

доставили ему титул Богослова. Первое из этих слов составляет введение к
остальным и разъясняет, 

кто может богословствовать, когда, перед кем, в какой мере и о чем. О
Боге могут рассуждать только 

опытные, проведшие «жизнь в созерцании», прежде всего, чистые душой и
телом, или, «по крайней 

мере, очищающие» себя. Когда надобно рассуждать о Боге? — Тогда, как
«бываем свободны от 

внешней тины и мятежа», от внешних впечатлений вещества и от возмущения,
когда вождь наш — ум 

не сродняется с нечистыми приходящими образами. С кем рассуждать? С
«теми, которые занимаются 

сим тщательно», принимаются за это дело с усердием и благоговением. О
чем и сколько 

рассуждать? — О том, что может быть понятным, и столько, сколько могут
принять по своим силам 

слушатели. Впрочем, — прибавляет Богослов, — «я не то говорю, будто бы
не всегда должно 

памятовать о Боге… Памятовать о Боге необходимее, нежели дышать». Он
решительно восстает 

против развившейся страсти к словопрениям о догматах веры, чаще всего
неуместным, 

несвоевременным и унизительным для обсуждавшихся в них высоких истин
христианства. Эти 

вопросы требуют рассмотрения с благоговением и усердием, а не праздным
любопытством. 

Во втором слове излагается учение о Боге, как Творце и Правителе мира, и
о слабости и 

недостаточности человеческого разума для постижения природы и существа
Бога. Те определения 

существа Божественного, которые даются человеческим разумом, или имеют
отрицательный 

характер, — например, безначальный, неизменный, нерожденный и т. п.
(подобно ответу: ни 2, ни 3, 

ни 5 и пр.), или включают в себя представления из окружающего нас мира,
как например, дух, огонь, 

свет и т. п. Существо Божие непостижимо. В земной жизни до нас достигает
лишь как бы тонкая 

струя знания о Боге, в доступной для нас мере познание Божества
откроется только в будущей жизни. 

В третьем слове автор говорит о единосущии Лиц Святой Троицы и о
Божестве Сына Божия. О Боге 

три древнейших мнения: безначалие, многоначалие и единоначалие. Два
первых являются игрой 

мысли сынов эллинских: мы можем принять только единоначалие. Но единица
в Боге от начала 

существует (что невозможно в естестве сотворенном) в Троичности — Отец,
Сын и Святой Дух — 

родитель и изводитель, рождающий и изводящий бесстрастно вне времени;
Сын — рожденное, 

Дух — изведенное. И рождение и исхождение нужно представлять актами
вневременными. 

В четвертом слове св. Григорий разбирает те места Священного Писания,
которые приводились 

арианами в защиту своего учения о Сыне Божием, а в пятом опровергает их
возражения против 

Божества Святого Духа. В заключение св. Григорий говорит о различных
аналогиях, которые 

приводятся для уяснения тайны Святой Троицы. 

Близко по содержанию к словам о богословии подходят произнесенные также
в Константинополе 

слова: 20 («О поставлении епископов и о догмате Святой Троицы») и 32 («О
соблюдении доброго 

порядка в собеседовании… о Боге»). В первом из них св. Григорий говорит
о единстве существа 

Божия и различии Лиц; в то же время в этом слове порицаются те, которые
принимаются 

богословствовать, не изучивши Священного Писания и не позаботившись о
своей нравственной 

чистоте. Во втором слове св. Григорий доказывает, что богословствовать
возможно не каждому, и не 

во всякое время, и особенно обличает страсть мирян, превращающих
богословствование в пустые 

словопрения. 

Богатством догматического содержания отличаются также и некоторые слова
на праздники. Из них 

сохранились: на Рождество Христово (38) и два на Крещение (39 и 40);
произнесены 25 декабря 379 г. 

и 6 и 7 января 380 г.; первое из этих слов было первым на праздник
Рождества Христова в 

Константинополе и вообще на Востоке. Затем: два слова на Пасху (1 и 45),
слово (44) «на неделю 

новую (Фомину), на весну и память мученика Маманта», на Пятидесятницу
(41) — доказывает 

Божество Святого Духа действиями Его во всей Вселенной. 

Особую группу составляют похвальные слова: на день мучеников Маккавеев
(16), на память 

св. Киприана (24), в память св. Афанасия Александрийского (21), св.
Василия Великого (43) — 

важное для биографии св. Василия и св. Григория. По своему характеру
сходны с похвальными 

словами надгробные: отцу (18), брату Кесарию (7), сестре Горгонии (8). 

Прямую противоположность похвальным словам составляют два обличительных
слова против 

Юлиана (4 и 5), написанные после смерти Отступника (363 г.). В них св.
Григорий дал волю чувству 

гнева в выражении порицания врагу христианства. Св. Григорий особенно
возмущен попыткой 

Юлиана запретить христианам изучение классической литературы, а в его
стремлении перенести в 

язычество многие христианские обычаи видит признание превосходства
христианства над 

язычеством. Постигший Юлиана конец он рассматривает как кару Божию за
восстание против Бога. 

Целая треть слов св. Григория вызвана была различными обстоятельствами
личной его жизни: 

рукоположением во пресвитера и затем во епископа, участием его в
управлении назианзской 

Церковью и т. д. Между ними особенно важное значение имеет защитительное
слово (сл. 3), 

сказанное св. Григорием по возвращении из Понта против тех обвинений,
какие вызвало его удаление 

в Понт после рукоположения во пресвитера. Св. Григорий подробно говорит
о побуждениях к бегству 

и возвращению. Бегство было вызвано любовью к отшельническому уединению
и, главным образом, 

сознанием высоты священства, тяжести связанных с ним обязанностей и
опасностей, особенно в то 

время, и чувством собственного недостоинства. К возвращению его
побудили: любовь к согражданам, 

забота о своих престарелых родителях и страх лишиться их благословения,
воспоминание о судьбе 

пророка Ионы, пытавшегося бежать от Господа, покорность воле Божией.
Слово это — одно из 

лучших и наиболее содержательных произведений св. Григория. Оно яркими и
живыми чертами 

рисует возвышенный идеал пастыря. Слово послужило образцом и источником
для шести книг 

св. Иоанна Златоуста «О священстве». Вообще же слова по поводам личной
жизни св. Григория 

производят наиболее сильное впечатление искренностью и теплотой тона и
непосредственным 

выражением внутренних переживаний автора. Только одно слово (37),
произнесенное в 

Константинополе (в 380 г.), представляет изъяснение библейского текста
(Мф. 19, 1–12) относительно 

развода и поводам к нему, брака и девства. Разъяснению нравственного
христианского учения 

посвящено слово о любви к бедным, сказанное в Кесарии (14), три слова «о
мире» (6, 22, 23). Имеется 

еще ряд надгробных речей, произнесенных св. Григорием при погребении
родных и друзей. 

2. Другой разряд творений св. Григория — это его поэмы или
стихотворения, числом 144. В русском 

переводе (М., 1889) они помещены во второй половине IV тома, в V и на
первых 84 страницах 

VI тома. 

Составление большей части стихотворений св. Григория относится ко
времени его уединения в 

Арианзе (383–389). В стихотворении, написанном «О стихах своих» (см. ч.
6, с. 82–84), св. Григорий 

перечисляет молитвы, побудившие его в старости переменить прозу на
стихи. Во–первых, он хотел 

противопоставить свои стихи произведениям классических поэтов,
неосторожное чтение которых 

приносило иногда дурные плоды, хотел дать чтение приятное и в то же
время полезное, «подсластив 

искусством горечь заповедей», потому что «и натянутая тетива требует
некоторого ослабления». Во–

вторых, он не хотел, чтобы чужие, т.е. язычники и еретики, имели
преимущество в изящном слове и 

хвалились своей образованностью. В частности, св. Григорий хотел пресечь
своими стихами вредное 

влияние стихотворений Аполлинария. Наконец, изнуренный болезнью и
тяготясь своим 

одиночеством, св. Григорий находил отраду в составлении стихов. 

Стихотворения различаются не одинаковой величиной и размером:
гекзаметры, пентаметры, 

триметры и др. Есть стихи ямбические. 

По своему содержанию стихотворения распадаются на три группы:
догматические, нравственно–

аскетические и исторические. В догматических стихотворениях воспеваются
тайны Святой Троицы, 

дела Божии в создании мира и промышление о нем, излагается учение об
ангелах, грехопадении, 

закон Моисеев, история пророков Илии и Елисея, вочеловечение Спасителя,
Его чудеса и притчи, 

перечисляются канонические книги Свящ. Писания. Уже в большинстве этих
стихотворений 

преследуются дидактические тенденции. Но особенно нравственный элемент
господствует в 

нравственно–аскетических стихотворениях, посредством которых поэт
стремится возбудить любовь к 

добродетелям и отвращение к пороку, и предлагает в них правила жизни,
как общие для всех людей, 

так и частные — для лиц семейных, для монахов, дев, изображает суетность
человеческой жизни, 

непостоянство всего земного и, в особенности, прославляет девство. В
исторических стихотворениях 

св. Григорий рассказывает обстоятельства своей собственной жизни и
живыми чертами характеризует 

своих современников и общий ход событий, говорит о своей отшельнической
жизни, о борьбе с 

искушениями, обращается к Богу с молитвами или плачем о постигающих его
бедствиях. В этих 

стихотворениях заметно выступает личность поэта, и так как он большей
частью жалуется на что–

нибудь, то общий тон большинства исторических стихотворений элегический.
Самое обширное 

между историческими стихотворениями — стихотворение о своей жизни,
которое представляет 

описание жизни поэта от его рождения до удаления из Константинополя,
имеет значение 

биографического источника. 

Св. Григорий составил большое число (129) эпитафий в честь умерших
родителей, брата, сестры, на 

самого себя, св. Василия Великого, его матери и сестры Макрины, Феосевии
(жены св. Григория 

Нисского) и других близких лиц. Значительная часть эпитафий представляет
увещание девам о 

воздержании жизни или же картины смерти и погребения. 

Стихотворения св. Григория, бесспорно, свидетельствуют о поэтическом
настроении и значительном 

поэтическом даровании их автора. Но в этом отношении произведения св.
Григорий сильно 

различаются по своим достоинствам. Вообще же при оценке достоинств
стихотворений св. Григория 

необходимо иметь в виду, что они написаны в престарелом возрасте и
большей частью в минуты 

отдыха от житейских забот и волнений. 

3. Наконец, нужно назвать сборник писем, числом 242 (см. ч. 6, с. 87–280
и ч. 4, с. 150–173). Большая 

часть их принадлежит последним 6–7 годам жизни св. Григория; они
касаются событий частной 

жизни самого автора, его друзей и родственников, и того исторического
значения и интереса, какой 

имеют письма св. Василия Великого, они не представляют. Только очень
немногие касаются 

современных ему догматических вопросов; таковы, прежде всего, два
послания к пресвитеру 

Кледонию (ч. 4, с. 158–173), управлявшему некоторое время Назианзской
церковью, написанные в 

382 г. и направленные против аполлинарианства, — в них св. Григорий
раскрывает учение о 

воплощении Сына Божия. В послании к Нектарию, преемнику св. Григория на
Константинопольской 

кафедре (ч. 4, с. 155–157), написанном, вероятно, в 387 г., св. Григорий
обращает внимание Нектария 

на оживление еретичества, особенно аполлинарианства, опровергает
еретические заблуждения и 

указывает на необходимость и церковного отлучения разделяющих это
мнение, и гражданских мер 

против свободного распространения ими своего учения. Догматического
характера и послание к 

монаху Евагрию о Божестве (ч. 4, с. 150–154), в котором автор его
старается при помощи аналогии 

разъяснить возможность представлять Божественное существо единым,
простым, неделимым, при 

троичности Лиц в Боге. Но в рукописях оно приписывается то св. Григорию
Богослову, то 

св. Григорию Нисскому, то св. Григорию Чудотворцу. На основании этого, а
также ввиду разности в 

стиле по сравнению с другими письмами св. Григория, высказывается
сомнение в принадлежности 

его св. Григорию Богослову. 

Сборник писем в значительной части был составлен самим св. Григорием по
просьбе молодого 

родственника своего Никовула (см. пис. 121), в письме к которому (19. «О
том, как писать письма») 

изложена теория эпистолографии: письмо должно быть кратким (в меру
необходимости), ясным 

(приближаясь к слогу разговорному), приятным (не без украшения, не без
искусства, не лишенное 

мыслей, пословиц, изречений, острот, замысловатых выражений, но без
излишества), естественным. 

Несомненно, что сам св. Григорий следовал этим требованиям, и его письма
отличаются ясностью и 

богатством мыслей, старательно обработаны. Особенно он удачно выполнял
требование 

лаконичности: «написать немного слогов, но в немногих слогах заключить
многое» (пис. 18). Эту 

лаконическую краткость писем отметил уже св. Василий Великий (пис. 19),
как отличительный 

признак писем св. Григория. 

УЧЕНИЕ СВЯТОГО ГРИГОРИЯ БОГОСЛОВА 

1. Вера простых и богословие. В эпоху жизни и деятельности св. Григория
Богослова догматические 

споры приобрели такой острый характер, что ими занимались люди всех
состояний и в разных 

местах: на площадях, на рынках, в банях и даже на свадебных пиршествах и
похоронных поминках. 

Тем самым подрывалось уважение к высоким истинам христианской веры, а со
стороны язычников 

вызывались насмешки по адресу христиан. 

Эти обстоятельства побудили св. Григория восстановить учение
Александрийской школы о делении 

верующих на две группы — младенцев и мужей по вере. Для простых людей
достаточно простое 

безыскусственное изложение истин веры и буквальный смысл Свящ. Писания.
Высший философский 

смысл христианства может быть доступен только совершенным членам Церкви;
высшие истины 

христианского учения должны быть тайной для простецов и несовершенных.
Особенно осторожно 

нужно подходить к изложению учения о Святой Троице. Простые люди,
которым доступны только 

чувственные представления, могут искажать в своем понимании эту высокую
истину и тем оказаться 

виновными в хуле на Бога и подвергнуться вечному осуждению. Тайна
Троичности может быть 

воспринята лишь людьми, которые возвысились до абстрактного мышления. 

Необходимость таинственного покрова для высших истин христианства св.
Григорий обосновывает 

библейскими данными о Синайском законодательстве и о Господнем
преображении. 

В первом событии Бог повелел вступить внутрь облака лишь Моисею и
непосредственно беседовал с 

ним. Аарон и священники взошли на гору, но должны были остаться вне
облака. Еще далее стояли 

Надав и Авиуд с народными старейшинами. Так и учение о Боге должно быть
сообщаемо верующим 

по степени их нравственной чистоты и способности отрешаться от
чувственного. 

Хотя все апостолы, далее, были высоки и совершенны, однако Христос из
них некоторым оказывал 

большее предпочтение. Так, на Фаворе Он открыл Свое Божество только
Петру, Иакову и Иоанну. Во 

время молитвы Христа в саду Гефсиманском присутствовали только те же
апостолы. Таким образом, 

важнейшее в вере Христос открывал даже не всем апостолам. 

Что же должно служить содержанием веры людей простых? «Исповедуй, —
отвечает на этот вопрос 

св. Григорий Богослов, — Иисуса Христа и веруй, что Он воскрес из
мертвых, и ты спасешься» 

(3: 128). Св. Григорий высказывает также желание, чтобы сверх этого они
заучили Символ, чтобы 

они, не рассуждая, «держались речений, которые приняты с воспитанием, а
слово (понимание их — 

К.С.) предоставили мудрейшим» (3: 125), т. е. совершенным в вере, людям,
очистившим себя от всего 

плотского путем умственного развития и аскетизма. Подобно Оригену, св.
Григорий указывает 

известные границы для свободы богословских исследований, и эти границы у
него уже теснее, чем у 

Оригена. Ориген находил много неопределенного и предоставленного
свободному исследованию 

даже в учении о Святой Троице. Св. Григорий считает рассуждения о Святой
Троице в высшей 

степени опасными и предостерегает от этого даже более или менее
совершенных в познании. Но 

сравнительно с позднейшим временем св. Григорий предоставляет свободному
исследованию еще 

обширный круг догматических истин, относительно которых заблуждение и
ошибка не важна для 

спасения. Так, он допускает возможным свободное высказывание о мире или
мирах, о веществе, о 

душе, об ангелах, о воскресении, о суде, мздовоздаянии и Христовых
страданиях. Заблуждения при 

их разрешении считает не опасными. 

2. Условия богопознания. Бог есть Существо духовное, чуждое всякой
материальности, но человек 

облечен плотью, и познание его осуществляется через очки телесности.
Тело и дух в человеческой 

природе враждуют между собой, и одно обычно усиливается за счет другого.
Поэтому главным 

условием достижения истинного богопознания является отречение от
чувственности, подавление 

плотских движений. Но совершенно освободиться от власти тела в земных
условиях мы не в 

состоянии, поэтому и в наших представлениях о Боге неизбежен элемент
материальности, не 

соответствующий природе Божества. Так, именуя Бога духом, мы
непроизвольно представляем Его 

наподобие движущегося воздуха, называя Его огнем, — связываем с образом
горящего вещества; 

даже прилагая к Нему высокие определения мудрости, правды, любви, — мы
невольно мыслим под 

ними человеческие свойства. Только по смерти, отрешившись от тела,
человек сможет достигнуть 

истинного понятия о Боге. 

Во-вторых, для богопознания необходима концентрация ума и направленность
его к высшей цели 

познания Высшего Существа. Божественная мудрость, могущество и красота
яркими лучами 

просвечивают через все явления природы. Человек должен собрать их
воедино, чтобы составить 

истинное понятие о Боге. 

И, наконец, третьим условием богопознания является свобода от мирских
забот и обеспечение досуга 

для размышлений о Боге. 

3. Богопознание. Учение о богопознании св. Григория противоположно
утверждению Евномия о 

полной постижимости существа Божия. Евномий эту познаваемость находил в
именах, которые 

прилагаются к Богу. Св. Григорий говорит, что именами мы определяем
только деятельность Бога в 

мире, но не Его сущность; никаким именем мы не сможем выразить всю
полноту Божественной 

жизни. 

Бог выше всяких определений — выше добра, выше сущности: к Нему
приложимы лишь 

отрицательные предикаты — Он не есть тело, непространственен, выше
времени, но эти свойства 

говорят о том, чего нельзя мыслить в Боге, но не о том, что Он есть. 

Св. Григорий приводит слова Платона — «уразуметь Бога трудно, а изречь
невозможно». И 

поправляет его: «Изречь невозможно, а уразуметь еще более невозможно»
(3: 15). Нельзя до конца 

перевести опыты веры на язык понятий. И потому Бог не именуем, есть Бог
безымянный. Из 

положительных имен только богооткровенное имя «Сущий» выражает нечто о
Боге и принадлежит 

собственно Ему и только Ему, так как только Ему принадлежит Самобытность
и Самобытие… 

Однако, нужно помнить, что Бог выше всякой сущности, всех категорий и
определений. И само имя 

Бог есть имя относительное, обозначающее Бога в отношении к твари. 

В апофатическом богословии св. Григорий выражает общие идеи
каппадокийцев. Но, сделав 

утверждения в терминах отрицания, каппадокийцы на этом не
останавливались. Необходимо было 

ответить на другой вставший вопрос: есть ли возможность положительного
познания Бога? На этот 

вопрос каппадокийцы отвечали утвердительно. Существо Божие превосходит
наше понимание, но 

встреча с Богом не только возможна, но и реализуется, ибо Он есть
Личность, и Его личное 

присутствие в мире, в нашей жизни мы ощущаем и признаем. Евангельским
примером такого опыта 

служит беседа Христа Спасителя с апостолами в Кесарии Филипповой. На
вопрос Господа: «А вы за 

кого почитаете Меня?» — ап. Петр ответил: «Ты — Христос, Сын Бога
Живого» (Мф. 16, 13–26). 

Ап. Петр вдруг понял, что он стоит перед Богом, беседует с Ним, что этот
Человек — Иисус — и есть 

Бог. А ведь св. Петр был простым рыбаком, не знавшим классической
философии, его опыт был вне 

ее категорий, но, разговаривая с Сыном Божиим, он опытно познал
Божественную Реальность, и 

настолько, что доказательства для него не требовались. 

В богопознании есть ступени. Есть они и в самом богооткровении. Это —
два пути, один снизу, 

другой сверху. «Ветхий Завет ясно проповедал Отца, а не с такой ясностью
— Сына. Новый открыл 

Сына и дал указания о Божестве Духа. Ныне пребывает с нами Дух, даруя
нам яснейшее о Нем 

познание» (3: 103). Откровение совершилось, Троическая тайна явлена и
открыта человеку, но — еще 

не вмещается в него. «Чтобы достаточно и соответственно достоинству
предмета уразуметь и 

изложить сие, — для того потребно слово более продолжительное, нежели
каково настоящее время, и 

даже думаю, — говорит Святитель, — какова настоящая жизнь. Особенно же,
как ныне, так и всегда, 

потребен для сего Дух, при одном содействии Которого и можно только о
Боге и мыслить, и 

говорить, и слушать. Ибо к чистому должно прикасаться одно чистое и ему
подобное» (1: 31). 

Трисолнечное сияние Божества узрят только чистые. 

4. Учение о Святой Троице. Церковная память усвоила св. Григорию имя
«троического богослова». 

И это характерно для него не только потому, что всю жизнь он
богословствовал о Святой Троице в 

борьбе с лжеучениями и лжеучителями, но еще и потому, что для него
созерцание Пресвятой Троицы 

было пределом и средоточием всей духовной жизни. Вся молитвенная лирика
св. Григория есть 

лирика троическая. «Бог мой, — восклицает он, — Бог — тройственная
Единица… Моя Троица» 

(6: 62), «О проповедуемая мной Троица!» (6: 80). И описание своей жизни
Святитель заканчивает 

молитвой о том, чтобы придти в «непоколебимую обитель», туда, «где моя
Троица и Ее сочетанное 

сияние, Троица, Которой и неясные тени приводят меня в восторг» (6:60). 

Сущность учения св. Григория Богослова о Святой Троице точно
сформулирована в слове «На святое 

Крещение» (сл. 40), в котором он излагает исповедание веры, как «добрый
залог», спутника и 

защитника на всю жизнь крещаемому: «Храни исповедание веры в Отца, Сына
и Святого Духа… 

единое Божество и единую Силу, Которая обретается в Трех единично и
объемлет Трех раздельно, 

без различия в сущностях или естествах, не возрастает и не умаляется
через прибавления или 

убавления, повсюду равна, повсюду та же, как единая красота и величие
неба. Оно есть Трех 

Бесконечных бесконечная соестественность, где и Каждый, умосозерцаемый
Сам по Себе, есть Бог, 

Сын как Отец и Дух Святый как Сын, с сохранением в Каждом личного
свойства, и Три, 

умопредставляемые вместе, — также Бог; первое по причине единосущия,
последнее — по причине 

единоначалия. Не успею помыслить об Едином, как озаряюсь Тремя. Не
успеваю разделить Трех, как 

возношусь к Единому. Когда представляется мне Единое из Трех, почитаю
сие целым. Оно наполняет 

мое зрение, а большее убегает от взора. Не могу объять Его величия,
чтобы к оставшемуся придать 

большее. Когда совокупляю в умосозерцании Трех, вижу единое светило, не
умея разделить или 

измерить соединенного света» (3: 259–260). При этом в Троическом
богословии св. Григория 

чувствуется особая интимность опыта и прозрения. «Троица воистину есть
Троица», — это основная 

мысль св. Григория «Воистину», т. е. реально… Троица в Единице и Единица
в Троице, — больше 

того: Тройственная Единица. Троичность есть некое круговращение
Божественного единства, некое 

движение внутрибожественной жизни. С дерзновением св. Григорий повторяет
мысль Плотина: 

«Божество выступило из единичности по причине богатства, преступило
двойственность, потому, что 

Оно выше материи и формы, и определилось тройственностью по причине
совершенства, чтобы и не 

быть скудным и не залиться до бесконечности, — первое показывало бы
нелюбообщительность, 

последнее — беспорядок» (2: 180–181). — Это почти прямо из Плотина. И
св. Григорий 

отождествляет: «И сие у нас» — и у нас так. Но сразу же делает оговорку:
«Не дерзаем» назвать этот 

процесс преизлиянием Доброты, как назвал один из философов, который,
говоря о первом и втором 

начале, выразился так: «Как чаша льется через край» (Энн. V, 2,1) (3:
43–44). Св. Григорий отклоняет 

такое толкование внутрибожественного бытия, как некоего безличного
движения. Для него 

Троичность есть выражение Божественной Любви: Бог есть Любовь, и
Триединство есть совершенное 

выражение «единомыслия и внутреннего мира». 

Совершенное единство внутрибожественной жизни выражается, прежде всего,
в безусловной 

вневременности Божественного бытия. Бог вечен по природе и выше всякой
последовательности и 

разделения. И мало сказать: «Бог всегда был, есть и будет», — лучше
сказать: «Он есть». Но в 

единстве Божества не исчезает различие Ипостасей. «Мы чтим единоначалие,
— говорит 

св. Григорий, — Не то единоначалие, которое определяется единством Лица
(против Савеллия), но то, 

которое составляет равночестность единства, единодушие воли, тождество
движения и направление к 

Единому Тех, Которые из Единого, — что невозможно в естестве
сотворенном» (3: 43), т. е. 

возникшем, сложном и производном… Во исповедании Святой Троицы
исполняется полнота 

богопознания. Св. Григорий напоминает Крещальный символ и спрашивает: «В
кого ты крестился? 

Во Отца! — Хорошо. Однако, это иудейское… В Сына! — Хорошо. Это уже не
иудейское, но еще не 

совершенное. В Духа Святого! — Прекрасно! Это совершенное. Но просто ли
в Них ты крестился или 

в общее Их имя? — Да, и в общее имя. Какое же это имя? — Без сомнения
имя Бога… В сие же имя 

веруй, — успевай и царствуй (Пс. 44.5)» (3: 148–149). 

Учение св. Григория о Святой Троице представляет собой дальнейшее
развитие учения св. Василия 

Великого и содержит в себе некоторые поправки к нему. Под словом «усиа»
св. Григорий Богослов 

так же, как и св. Василий Великий, понимает свойства, общие Отцу, Сыну и
Святому Духу, как бы 

родовое понятие. Слово «ипостасис» — наоборот, обозначает личные
особенности Отца, Сына и 

Святого Духа и понимается как индивидуум в противоположность роду. Под
словом «омоусиос» и 

св. Григорий понимал полное подобие Лиц Святой Троицы по существу. 

К числу особенностей терминологии св. Григория Богослова нужно отнести
следующие: 

1. Ее последовательность и законченность. Св. Василий Великий ипостасные
особенности указывает 

частью в образе бытия Каждого из Лиц Святой Троицы (отчество, сыновство,
исхождение), частью в 

особой деятельности Каждой из Ипостасей (святыня, освящающая сила). Св.
Григорий ипостасные 

особенности указывает только в образе бытия (агэннисиа, гэннисис,
экпорэусис — нерожденность, 

рожденность, исхождение). 

2. В учении св. Василия Великого «ипостасис» обозначает резко
отграниченное, особенное, 

индивидуальное бытие, он избегает приравнивать его к понятию «просопон».
Св. Григорий сближает 

«ипостасис» с «просопон», этим он смягчает идею различия Лиц и резче
выдвигает Их единство. 

Возражая арианам, которые обвиняли православных в трибожии, св. Григорий
говорит, что единство 

Лиц Святой Троицы нельзя представлять численным. 

Неприложимость численной категории к единству Божественного бытия
явствует из того, что: 

1) источник Божества один, и он заключается в Боге Отце, от Которого
происходят Сын и Святой 

Дух; 2) между Лицами Святой Троицы нет ничего Их разделяющего. Они вечно
существуют 

совместно, Они едины по существу и по Божественным свойствам, у Них
единая воля и единое 

хотение и полное согласие в деятельности. 

В человеческой жизни единый индивидуум может обнаружить множественность,
когда в нем имеет 

место борьба между различными побуждениями, и многие индивидуумы могут
достигнуть единства, 

когда между ними устанавливается полное согласие. 

5. Учение о Святом Духе. С особенной силой св. Григорий останавливается
на раскрытии Божества 

Духа. Это был спорный вопрос в 70-х гг. IV века и на самом Втором
Вселенском Соборе. «Теперь 

спрашивают, — говорил св. Григорий, — что же скажешь о Святом Духе?
Откуда вводишь к нам 

чуждого и не знаемого по писаниям Бога? И это говорят даже те, кто
умеренно рассуждает о 

Сыне» (3: 84). «Одни почитали Духа действованием, другие — тварью, иные
— Богом, а иные не 

решались сказать ни того, ни иного, — из уважения, как говорили они, к
Писанию, которое будто бы 

не выразило об этом ничего ясно. А потому они не чтут, но и не лишают
чести Духа, оставаясь к 

Нему в каком-то среднем, вернее же, весьма жалком расположении. Даже из
признавших Его 

Божеством одни благочестивы только в сердце, другие же осмеливаются
благочествовать и 

устами» (3: 87). Среди этой смуты св. Григорий решительно исповедует: «С
трепетом чтим Великого 

Духа: Он мой Бог, Им познал я Бога, Он Сам есть Бог, и меня в той жизни
творит богом» (4: 182). В 

раскрытии единосущной божественности Святого Духа св. Григорий следует
за св. Афанасием и 

опирается на крещальную формулу: крещение совершается во имя Святой
Троицы, неизменной и 

нераздельной, единородной и равночестной… 

Против учения о Божестве Духа Святого последователи Македония возражали,
что в Свящ. Писании 

Дух Святой нигде не называется Богом. На это возражение духоборцев св.
Григорий отвечает двумя 

доводами: а) В Священном Писании отсутствуют многие догматические
понятия, например, 

нерожденный, безначальный, бессмертный, однако, мы имеем право их
употреблять, потому, что они 

представляют собой простой вывод из некоторых прямых выражений Писания,
например, «Прежде 

Мене не бысть ин Бог и по Мне не будет». — «Если ты, — говорит св.
Григорий, — скажешь 2х5, а я 

выведу отсюда десять, то слова эти принадлежат не столько мне, сколько
тебе» (3: 100–101). Так и в 

Писании, хотя Дух Святой и не называется Богом, но это название
постоянно подразумевается в Нем. 

б) Не довольствуясь этим, св. Григорий старается обосновать догмат
Божества Святого Духа и на 

Предании. Он высказал по этому поводу редкую в патристической литературе
мысль о 

продолжаемости догматического откровения в Церкви. В Ветхом Завете ясно
было выражено только 

учение о Боге Отце, а учение о Сыне Божием было высказано прикровенно.
Новый Завет открыл 

Сына и дал прикровеное указание на Божество Духа Святого. Но Христос
обещал ниспослать Духа 

Святого, Который восполнит Его учение. И Дух Святой, действительно,
низшел в Пятидесятницу на 

верующих, действует ныне в Церкви и непосредственно открывает ей истину
Своего Божества. 

В учении о Святом Духе св. Григорий Богослов отличается от св. Василия
Великого тем, что 

1. Св. Василий ради немощных в вере довольствовался формулой
Александрийского собора 362 г. — 

не называть Святого Духа тварью; св. Григорий заявляет, что кто не
исповедует Духа Святого тварью, 

тот признает Его Богом, потому, что между Богом и тварью ничего среднего
быть не может; поэтому 

он открыто назвал Духа Святого Богом и считал непоследовательными тех,
которые держались одной 

только Александрийской формулы. В настоятельности утверждений св.
Григория о Божестве Святого 

Духа просматривается скрытая полемика со св. Василием, учение которого
он не разделял полностью, 

но, не желая прямо критиковать своего друга, в то же время твердо
отстаивал свои церковные 

позиции. 

2. Св. Василий личным свойством Святого Духа признавал святыню. Св.
Григорий этот признак 

считал недостаточным, потому, что святостью обладают все Три Лица Святой
Троицы. Ипостасным 

свойством Святого Духа св. Григорий признавал исхождение Его от Отца —
экпорэусис. 

6. Христология и сотериология. Христология св. Григория выработалась в
борьбе с Аполлинарием, 

который учил, что Сын Божий воспринял только тело человека и его
неразумную душу, а место 

разумной души — духа, ума — заняло Божество. Критикуя это положение, св.
Григорий указывает, 

что, во-первых, соединение Божества с плотью и животной душой
невозможно, потому, что 

расстояние между ними слишком велико. Бог и плоть — две
противоположности. Для этого нужно 

посредствующее начало. Таковым служит ум, который, с одной стороны,
сожительствует плоти, а, с 

другой, — есть образ Божий. Вследствие этого Сын Божий вступает в
общение только через 

соединение со сродным Ему умом (ср. христологию Оригена). 

Во-вторых, неразумная душа принадлежит и животным; но нелепо было бы
думать, что возможно 

единение Божества с животными. 

Наконец, если Сын Божий воспринял не полное человеческое естество, то
невозможно спасение и 

обожение всего человека, оно, в таком случае, должно простираться на
одно только тело. А, между 

тем, ум-то человеческий наиболее нуждается в искуплении, потому, что он
был началом греха. 

Таким образом, идея спасения требует, чтобы Христос был истинный человек
и истинный Бог: «Не 

воспринятое не уврачевано, но что соединилось с Богом, то и спасется
(это важнейшая идея 

сотериологии св. Григория. — К.С.). Если Адам пал одной половиной, то и
воспринята и спасена одна 

половина, а если пал всецелый, то со всецелым Родившийся соединился и
всецелый спасается. …Если 

Он человек, имеющий душу, то, не имея ума, как мог быть человеком?» (К
Кледонию против 

Аполлинария, первое». 4: 161–162; ср. 4: 165). 

Поэтому во Христе Спасителе необходимо признать две совершенных природы
— Божескую и 

человеческую. Св. Григорий отчетливо различает во Христе двоякое, «два
естества», — «естество, 

которое подлежит страданию» и «естество неизменяемое, которое выше
страданий». И чрез всю 

Евангельскую историю Св. Григорий прослеживает это двойство, эту «тайну
имен», тайну двойных 

имен, двойных знамений: ясли и звезда. Но все имена и все знамения
относятся к Одному и Тому же. 

Эти Две природы объединяются единством личности Христа. В Нем две
природы (фисис) и одна 

ипостась (ипостасис). Единое Лицо, Единый Богочеловек, Единый Христос,
Единый Сын — «не два 

сына», как «лжетолкует» православное представление Аполлинарий. 

При таком понимании образа соединения двух естеств во Христе свойства
одной природы 

передаются другой, и Христу надлежит воздавать Божеское поклонение не
только по Божеству, но и 

по человечеству, а Дева Мария воистину есть Богородица. 

Соединение двух естеств во Христе было существенным, оно связано было с
полным взаимным 

проникновением обеих природ. Началось оно в момент зачатия во чреве Девы
и с первого момента 

было полным без последовательного возрастания. 

Св. Григорий впервые употребляет для выражения силы Богочеловеческого
единства термин 

«красис» — «срастворяются и естества, и имена и переходят одно в другое
по закону сращения»… 

Конечно, Божество остается непреложным, но человечество
«обожествляется»… «Сильнейшее 

побеждает», — в этом основа единства Лика Христова. (См. 3: 59). 

На вопрос: как возможно было слияние двух сознаний — Божеского и
человеческого — в единстве 

личности? — св. Григорий Богослов отвечает аналогией души и тела в
человеке. Как душа в человеке 

образует его личность, так Слово Божие образует личность во Христе чрез
посредство человеческого 

ума, который, служа связью между Божеством и телом (как образ Божий, но
сожительствующий с 

телом), становится как бы исчезающей величиной сравнительно с
Божественным Логосом, подобно 

звезде при сиянии солнца. Таким образом, единая личность во Христе
образуется через связь Логоса с 

умом человека. 

Основная цель воплощения Сына Божия — обожение человека. Св. Григорий
выражает это 

формулой: «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом». (См. 3: 59). В
будущем веке Бог будет 

обитать в сонме богов, т. е. обожествленных праведников. Это
обожествление человеческой природы 

св. Григорий понимает, однако, не в безусловном, а в относительном
смысле, не в смысле 

превращения человека в бога, а в смысле развития в человеке до их
полного совершенства тех 

свойств, которые составляют в нем образ Божий. Обожествление
человеческой природы во Христе 

таинственно сообщается всему человечеству и является как бы закваской
обожения всего 

человеческого рода. Вступая в единение со Христом, все верующие после
смерти и воскресения 

достигнут обожения. 

В слове «На святое Крещение» (40) св. Григорий так формулирует учение о
воплощении: «Веруй, что 

Сын Божий — предвечное Слово, рожден от Отца безлетно и бесплотно, и Он
же в последние дни 

родился ради тебя и Сыном Человеческим, происшедши от Девы Марии,
неизреченно и нескверно 

(ибо нет никакой скверны, где Бог и откуда спасение); что Он всецелый
человек и вместе Бог, ради 

всего страждующего человека, дабы всему тебе даровать спасение, разрушив
всякое осуждение греха, 

бесстрастный по Божеству, страждущий по воспринятому человечеству;
столько же ради тебя 

человек, сколько ты ради Него делаешься богом; что Он за беззакония наши
веден на смерть, распят и 

погребен, поколику вкусил смерть, и воскресши в третий день вознесся на
небо, дабы возвести с 

Собой тебя, поверженного долу, но паки приидет в славное явление Свое
судить живых и мертвых, 

приидет уже не плотью, но не бестелесным, а в известном только Ему
образе боголепнейшего тела, 

чтобы и видимым быть для прободших Его, и пребывать Богом, непричастным
дебелости» (3: 263–

264). Эти положительные мысли полемически и более подробно раскрыты в
первом послании к 

Кледонию. 

Учение св. Григория Богослова о цели воплощения стоит в прямой
зависимости от Оригена и 

св. Афанасия Великого. 

Говоря о значении смерти Христа, св. Григорий отрицает оригеновскую
теорию выкупа у сатаны. 

Диавол владел людьми не по праву, а по захвату, поэтому нельзя
допустить, чтобы для свержения его 

насилия необходима была смерть Самого Воплотившегося Бога. Также
отрицательно относится он и 

к теории Оригена о примирительной жертве, ибо если Бог не допустил
пролития крови Исаака, то 

может ли быть Ему приятна Кровь Его Единородного Сына. Христос умер для
того, чтобы, сошедши 

Своей душой во ад, уничтожить власть сильного, освободить души умерших и
Своим воскресением 

даровать воскресение всем верующим. Крест есть победа над сатаной и
адом, но не выкуп. Крест есть 

Жертва благоприятная, но не плата. Крест есть необходимость человеческой
природы, не 

необходимость Божественной Правды… Крест есть некое рождение, —
потому-то Крещение есть 

причастие Кресту, соумирание и сопогребение, возрождение из гроба и
через гроб. На Кресте, по 

мысли св. Григория, восстанавливается первозданная чистота человеческой
природы. Христос 

воспринял все человеческое, «все, что проникла смерть», — и смертью
разрушил смерть… Смерть 

есть Воскресение, а в этом тайна Креста. 

7. Эсхатология. В учении о загробной судьбе людей св. Григорий близок к
Оригену. Подобно этому 

мыслителю, источником блаженства праведных он признает познание Бога и
общение с Ним, а 

источником мучений — отвержение Богом и муки совести. Бог «для одних
свет, а для других огонь, 

смотря по тому, какое вещество и какого качества встречает в каждом» (1:
235). 

Хотя св. Григорий свободен от крайностей Оригена, тем не менее близок к
его мыслям и в учении об 

очистительном действии наказания огнем. Безболезненное очищение грехов
подается в таинстве 

Крещения, а согрешившие после принятия этого таинства должны пройти
более тяжелый путь 

самоуничижения, поста и слез. Но не достигшие очищения в здешней жизни,
«может быть, они будут 

там (за гробом — К.С.) крещены огнем, — этим последним крещением, самым
трудным и 

продолжительным, которое поедает вещество, как сено, и потребляет
легковесность каждого 

греха» (3: 223). 

Св. Григорий оказал огромное влияние на богословие последующего времени.
Творения его иногда 

приравнивались к Свящ. Писанию и широко использовались песнотворцами. В
частности, ныне 

употребляемые каноны на РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО, Богоявление, Пасху
представляют собой 

перефразировку отрывков из его проповедей, выполненную св. Иоанном
Дамаскиным. Особенно 

почитал на Востоке св. Григория преподобный Максим Исповедник. Большим
уважением 

пользовался св. Григорий и на Западе. Так, Фома Аквинский заявил, что в
то время, как у многих 

отцов Церкви можно найти какую-нибудь ересь, у св. Григория нет ни
одной. 

СВ. ГРИГОРИЙ НИССКИЙ 

ЖИТИЕ 

Св. Григорий был родным братом св. Василия Великого, но по возрасту
моложе его. Год рождения 

его неизвестен, — предположительно можно назвать 331. Также неизвестны и
обстоятельства его 

детских лет и школьного образования. Ему не пришлось, подобно брату —
св. Василию, — выезжать 

в центры просвещения. Знания, приобретенные им в языческой школе в
Кесарии, были потом 

восполнены самостоятельными научными занятиями и уроками св. Василия
Великого, которым 

св. Григорий, по его словам, был многим обязан. Св. Василия он
приравнивал к апостолам и 

пророкам — только по времени позже них. В ранней молодости св. Григорий
не обнаруживал 

большой религиозности. Из этого периода его жизни известен следующий
факт. Однажды в имении 

его матери предполагался праздник перенесения мощей 40 мучеников. Св.
Григорий, обучавшийся в 

Кесарии, был приглашен принять участие в этом семейном торжестве.
Разгневанный необходимостью 

прервать свои занятия и негодуя на то, что празднество не было отложено
до другого, более 

благоприятного 

времени, 

равнодушно 

слушал 

св. Григорий 

песнопения 

богослужения, 

происходившего в саду и длившегося всю ночь, и, наконец, удалившись в
одну из беседок, лег спать. 

Но здесь он увидел сон. Ему снилось, что он хочет войти в сад, но
какие-то светоносные воины не 

пропускают его, и только благодаря заступничеству одного из них, ему
удается избежать наказания. 

Вероятно, под влиянием этого сновидения он принял на себя обязанности
анагноста — чтеца 

Священного Писания в богослужебных собраниях. Однако, его религиозное
воодушевление не было 

продолжительным. Мечты о светской карьере скоро отвлекли его в другую
сторону. Св. Григорий 

становится учителем красноречия, увлекается изучением языческой
литературы. Это вызвало 

смущение. «Что с тобой сделалось, мудрый муж? — писал ему с дружеским
укором св. Григорий 

Богослов. — Не хвалят твоей бесславной славы, твоего понемногу уклонения
к худшему и этого 

честолюбия, которое, по слову Еврипида, злее демонов… За что прогневался
ты сам на себя, бросил 

священные, удобопиемые книги, которые некогда читал народу…, а взял в
руки соленые и непиемые 

книги и захотел лучше называться ритором, а не христианином?» Св.
Григорий Богослов призывал 

его опомниться, оправдаться перед Богом и перед верными, перед алтарями,
перед таинствами, от 

которых удалился… (См. письмо св. Григорий Богослов «К Григорию
Нисскому», — 6: 105–106). 

Св. Григорий Нисский, несомненно, прошел через какие-то умственные
соблазны. К этому же 

времени, вероятно, относятся его усиленные занятия внешней философией и
затем изучение Оригена. 

Ориген оказал на св. Григория исключительно сильное влияние. Во многом
св. Григорий навсегда 

остался оригенистом. Кроме Оригена, на св. Григория оказал влияние
Филон. Отчасти этот оригенизм 

был умерен влиянием св. Василия. Вряд ли случайно, что именно к св.
Григорию обращено письмо 

св. Василия о Троической терминологии. В нем чувствуется опасение, что и
св. Григорий может 

впасть в неправые мысли. Соблазн внешней мудрости у св. Григория прошел.
Впоследствии он резко 

говорил о ее бессилии, — она «все время томится муками рождения и
никогда не разрешается живым 

младенцем». Но эллином он остался навсегда, — под влиянием именно
Оригена. По всей 

вероятности, в это же время св. Григорий вступил в брак с Феосевией, о
благочестии и религиозном 

настроении которой тепло говорит св. Григорий Богослов в письме к св.
Григорию Нисскому по 

поводу ее смерти (см. Твор. св. Григория Богослова, 6: 240–241). Вскоре
после кончины Феосевии 

под влиянием членов своей аскетически настроенной семьи (сестры Макрины)
и друзей (св. Григория 

Богослова) он оставил мир и удалился в монастырь, основанный св.
Василием Великим на берегу 

Ириса. 

Избрание св. Василия Великого в епископы, нежелательное для части
кесарийского духовенства, 

послужило причиной разрыва вновь избранного епископа с дядей, еп.
Григорием, человеком очень 

близким и уважаемым в семье св. Василия Великого. Желая примирить
родственников, неопытный в 

делах житейских, св. Григорий Нисский написал два подложных письма к св.
Василию от имени 

дяди, делая за него и вопреки его воле этот первый шаг к примирению.
Подлог, конечно, тотчас же 

был раскрыт, епископ отрекся от писем, и св. Василий Великий оказался в
таком положении, что 

желал, чтобы под ним «расступилась земля». 

Не ранее Пасхи 372 г св. Григорий был посвящен св. Василием Великим в
епископы незначительного 

города Ниссы. Здесь ему пришлось вступить в жестокую борьбу с арианами.
Император Валент 

старался заместить все епископские кафедры своими приверженцами. Зимой
375 г. в Каппадокию 

прибыл наместник Понта — Демосфен. Вскоре после этого в Анкире
составился собор из покорных 

правительству епископов. На этом соборе св. Григорий был обвинен в
«растрате» церковных денег. 

Кроме того, были выставлены какие-то основания против законности его
поставления в епископа. По 

приказанию Демосфена св. Григорий был арестован и под конвоем отправлен
в Анкиру. Дорогой он 

очень страдал от грубости солдат и лихорадки. Не видя другого исхода,
св. Григорий решился бежать 

и, ускользнув от стражи, скрылся в безопасное место. На этот раз
осуждение св. Григория по случаю 

его отсутствия не состоялось. Но весной 376 г. созван был новый собор из
епископов Понта и Галатии 

в самой Ниссе. Св. Григорий опять не явился на суд, но был низложен
заочно и сослан, а его кафедра 

отдана человеку, которого можно было «купить за несколько оболов». Три
года он вел скитальческую 

жизнь, носимый волнами, по его выражению, как кусок дерева, и лишь по
смерти арианствующего 

Валента в 378 г. мог вернуться в Ниссу и занять свою кафедру. Здесь он с
торжеством был встречен 

народом. Однако, торжество возвращения было омрачено семейным
несчастьем: 1 января 379 г. 

скончался высоко чтимый им брат св. Василий. На погребении его св.
Григорием было произнесено 

похвальное слово в честь почившего. Св. Григорий почувствовал себя
преемником своего великого 

брата, и, прежде всего, из благодарного почтения к своему наставнику
взялся за важную работу — 

написать опровержение новой апологии Евномия, в которой Евномий искажал
истину и оскорблял 

имя великого св. Василия, не имея, однако, смелости показать на свет
своего сочинения, пока был 

жив св. Василий. 

В сентябре 379 г. св. Григорий принимал участие в Антиохийском соборе.
Возвращаясь оттуда к 

своей кафедре, он получил известие о болезни своей старшей сестры
Макрины, с которой не 

встречался уже 10 лет. Св. Григорий Нисский тотчас же поспешил к
обители, где Макрина стояла во 

главе монашеской общины, но застал ее уже на смертном одре. Последний
разговор с этой 

замечательной христианской подвижницей, ее кончину и погребение св.
Григорий описал в двух 

сочинениях — в «Послании к монаху Олимпию» (8: 328–375) и в трактате «О
душе и 

воскресении» (4: 201–326). 

В 381 г. св. Григорий присутствовал на Втором Вселенском Соборе и,
благодаря своей учености, был 

одним из влиятельнейших деятелей Собора. В это время он произнес две
проповеди — одну по 

случаю избрания св. Григория Богослова епископом столицы, другую
надгробную, на погребение 

Мелетия Антиохийского. Император Феодосий своим эдиктом в 381 г. объявил
св. Григория вместе с 

митрополитом Елладием Кесарийским и Отрием Митиленским хранителем
православия для Понта: 

все епископы, желавшие сохранить за собой свои кафедры, должны были,
согласно этому эдикту, 

находиться в церковном общении с названными иерархами. 

Вероятно, после Второго Вселенского Собора св. Григорию пришлось
переезжать от церкви к церкви 

для приведения в порядок нестроений и утверждения православия.
Неизвестно, когда именно, — 

после Антиохийского собора 379 г. или после 2-го Вселенского Собора, —
Св. Григорий посетил 

церкви Аравии и Святую Землю. Для этого путешествия императором ему были
предоставлены все 

удобства и была дана казенная колесница. Иерусалим произвел на св.
Григория самое тяжелое 

впечатление. Его поразили враждебные отношения христиан друг к другу и к
св. Кириллу 

Иерусалимскому, который 13 лет пробыл в ссылке. Ссылаясь на свои личные
наблюдения, 

св. Григорий восстает против паломничеств в Святую Землю, потому, что
они не заповеданы 

Евангелием, сопряжены с нравственными опасностями, особенно для
девственниц, и потому, что 

вообще «перемена мест не приближает к нам Бога». (См. «О тех, которые
предпринимают 

путешествия в Иерусалим», 8: 455–461). 

В последующее время св. Григорий еще несколько раз посетил
Константинополь и произнес здесь 

речь «О Божестве Сына и Духа» (4: 378–398) и надгробное слово над
умершей шестилетней дочерью 

императора Пульхерией и супругой его Плакиллой(8: 391–424). В то же
время он познакомился с 

знаменитой диакониссой Олимпиадой, почитательницей св. Иоанна Златоуста.
В 394 г. св. Григорий 

присутствовал на соборе в Константинополе, созванном для рассмотрения
пререканий аравийских 

епископов. Это известие о св. Григории является последним. Год его
смерти остается неизвестным. 

Св. Григорий Нисский среди трех великих Каппадокийцев выделяется как
глубокомысленный ученый 

и философ, направивший усилия своего ума на постижение разумом
церковного учения, которое он 

стремился представить в виде стройной, логически обработанной системы.
Но как практический 

деятель он не обладал теми талантами, которыми высоко был наделен его
брат св. Василий и 

неоднократно допускал по своей простоте поступки, ставившие его и
окружающих в сомнительное 

положение. Св. Григорию Богослову он уступал в искусстве и дарованиях
церковного оратора. 

Как ученый и мыслитель, он близко подходит к св. Афанасию и Оригену.
Подобно последнему, в 

некоторых вопросах он отклоняется от церковного учения, но эти
высказывания, во-первых, имели 

место лишь по вопросам, еще не раскрытым соборными определениями, и
во-вторых, его личные 

мнения всегда сопровождались оговоркой, что он не придает им
догматического значения. В 

принципе основой всякого знания он признает только церковное учение, и
знание без истинной веры 

он называет пустым и бесплодным. 

Современники видели в св. Григории великого защитника православия против
ариан и 

аполлинаристов — «столпа православия», «отца отцов». Позже в эпоху
оригенистических споров 

стали спорить и о св. Григории. И при определении круга «избранных
отцов» он оставлен был в 

стороне. Его прямое влияние упало. Впрочем, уже VII Вселенский Собор
называл св. Григория 

«отцом отцов». 

Итак, за св. Григорием виделся образ Оригена. И в богословии св.
Григория различалось школьное 

предание и церковное свидетельство. Оригеновское у него отвергалось, но
его не винили за Оригена. 

ТВОРЕНИЯ 

Св. Григорий Нисский, не обладая качествами практического деятеля,
принадлежит к самым 

разносторонним и глубоким церковным писателям. Его творения можно
разделить на пять разделов: 

I. Экзегетические сочинения, посвященные истолкованию Свящ. Писания. К
ним относятся: 

1) «О шетсодневе» (1: 1–75). 

2) «Об устроении человека» (1: 76–222). 

3) «О жизни Моисея законодателя» (1: 223–379). 

4) «О надписании псалмов» (2: 1–193). 

5) «На псалом шестой» (2: 194–202). 

6) «Точное истолкование Екклесиаста Соломона» (2: 203–358). 

7) «Точное изъяснение Песни Песней Соломона» (3: 1–408). 

8) «О чревовещательнице» (4: 192–200). 

9) «О молитве» (1: 380–496). 

10) «О блаженствах» (2: 359–478). 

Св. Григорий был великим почитателем Оригена и в приемах экзегетики
большей частью следует 

аллегорическому методу толкования. Он стремится повсюду находить
таинственный и 

нравственно-практический смысл. Особенно ярко метод аллегоризма нашел
выражение в его 

«Точном изъяснении Песни Песней». 

В первых двух произведениях («О шестодневе» и «Об устроении человека»)
св. Григорий держится 

тех же приемов буквального истолкования, которые имеют место в
знаменитом произведении 

св. Василия — «Шестоднев». Св. Григорий раскрывает премудрость Божию,
проявленную в создании 

человеческого организма, и описывает состояние первозданного человека в
раю, последствия 

грехопадения, и изображает состояние человека по воскресении. 

В труде «О жизни Моисея законодателя», написанном в руководство
благочестивому юноше 

Кесарию, св. Григорий вдается в самый изысканный и смелый аллегоризм,
пользуясь которым, 

события из жизни Моисея он сближает с различными обстоятельствами жизни
христианина и 

выводит из них нравственные наставления. 

Еще больший аллегоризм обнаруживается в сочинении «О надписании
псалмов». Здесь он проводит 

ту мысль, что псалмы расположены по содержанию в систематическом
порядке, который раскрывает 

нравственные истины, возводящие человека последовательно на более
высокие ступени 

совершенства. Он разделяет все содержание Псалтири на пять отделов,
каждый из которых, по его 

мысли, дает указание на последующую более высокую ступень нравственного
совершенства. 

Восемь бесед на Екклесиаста раскрывают ту мысль, что эта возвышенная и
богодухновенная книга 

отвлекает ум человека от чувственного и направляет его ум к высшему
миру. 

«Точное изъяснение Песни Песней» первоначально представляло собой
беседы, произнесенные при 

богослужении, а затем они были изложены письменно для жившей в
Константинополе вдовы 

Олимпиады. В этом творении под образом жениха и невесты изображается
соединение души 

человеческой с Богом. В содержании этого произведения ярко отражен
религиозный опыт самого 

автора. Сочинение это можно сопоставить только с «Исповедью» бл.
Августина. 

В рассуждении «О чревовещательнице» св. Григорий доказывает, что по
вызову Аэндорской 

волшебницы явился не Самуил, а демон, который обманул волшебницу и
Саула. 

В пяти беседах «О молитве» изъясняется молитва Господня, и в восьми
беседах «О блаженствах» — 

заповеди блаженства. 

II. Догматические сочинения имеют наибольшее значение среди творений
Святителя. К ним 

принадлежат: 

1. «Большое огласительное слово» (4: 1–110). Оно содержит в себе
богословско-философскую защиту 

христианского учения о Святой Троице, искуплении, крещении и причащении
против язычников, 

иудеев и еретиков. 

2. «Опровержение Евномия». — Обширнейший из противоарианских
патристических трудов, 

состоящий из 12 книг (см. Творч. ч. 5, 6). В нем подвергается разбору
ответ Евномия на сочинение 

св. Василия Великого «Против Евномия» и защищается от нападок как
личность, так и учение 

Кесарийского Святителя. 

Далее, выяснению учения о Святой Троице посвящены сочинения: 

3. «К Симпликию о вере». (Изложено учение о Божестве Слова и Духа). (4:
133–140). 

4. «К Авлалию о том, что не три Бога» (4: 111–132). 

5. «К эллинам на основании общих понятий» (4: 178–191). 

6. «Слово о Святом Духе против македониан» (7: 23–58). 

7. «Слово о Божестве Сына и Духа и похвала праведному Аврааму» (4:
373–398). 

Против Аполлинария св. Григорием Нисским было составлено два сочинения: 

8. «Опровержение мнений Аполлинария» (7: 59–201). В этом сочинении
опровергается учение 

Аполлинария о небесной плоти Христа и отрицание им наличия во Христе
человеческого ума. 

Дополнением к этому труду служит: 

9. «Против Аполлинария к Феофилу, епископу Александрийскому» (7:
202–210). 

Вопросам эсхатологии посвящены также две работы: 

10. «О душе и воскресении» (4: 201–326). 

11. «О младенцах, преждевременно похищенных смертью» (4: 326–210). 

Наконец, в сочинении 

12. «Против учения о судьбе» (4: 141–177) св. Григорий защищает свободу
воли против языческих 

представлений о фатальном господстве судьбы. 

«Слово против Ария и Савеллия» (7: 1–22) — не принадлежит ему. Может
быть, св. Василию 

Великому. 

III. Сочинения нравственно-аскетические. К ним относятся: 

1. «К Армонию о том, что значит имя и название христиан». 

2. «О совершенстве и о том, каким должно быть христианству. К Олимпию
монаху». 

3. «О цели жизни по Боге; об истинном подвижничестве; ответ подвижникам,
спрашивавшим о цели 

благочестия, и начертание, как жить и подвизаться в обществе». 

4. «О девстве. Письмо, содержащее увещание к добродетельной жизни». (Все
сочинения помещены в 

ч. VII, с. 211–394). 

Особенно ярко («немногое из многого») аскетический идеал выражен св.
Григорием в его письме «К 

некоемому Иоанну о различных предметах, также об образе и порядке жизни
сестры своей Макрины» 

(8: 514–521). Написано вскоре после ее кончины — в 380 г. 

IV. Проповеди св. Григория по своему достоинству стоят ниже проповедей
св. Василия Великого и 

Григория Богослова, так как обнаруживают применительно к вкусам
слушателей искусственность и 

преувеличения. 

По содержанию их разделяют на догматические («На свое рукоположение», —
4: 361–379), 

нравственные («Против ростовщиков», «Против тяготящихся церковными
наказаниями», «О 

нищелюбии и благотворительности», «Против отлагающих крещение», «Слово к
скорбящим о 

преставившихся от настоящей жизни в вечную», — 7: 395–534), похвальные
(в честь первомученика 

Стефана, великомученика Феодора Тирона, св. Григория Чудотворца, сорока
мучеников, прп. Ефрема 

Сирина, св. Василия Великого, прп. Макрины, — 8: 105 и далее),
произнесенные в большие 

праздники. 

V. Наконец, нужно назвать письма — числом 26. Большинство из них имеют
личный и 

биографический интерес. Особо нужно отметить письмо II-е о
предпринимаемых путешествие в 

Иерусалим (8: 455–461). Сверх того нужно назвать «каноническое послание
к св. Литоию, епископу 

Мелетинскому» (8: 425–443), содержащее 8 правил и включенное в Кормчую и
в Книгу Правил. 

Примечательно, что правила покаянной дисциплины здесь обоснованы и
объяснены психологически. 

Вероятно, св. Григорий опирается при этом на церковный обычай и на
собственную пастырскую 

практику. Послание писано ко дню Пасхи, — «вселенский праздник
создания», совершаемый ради 

воскрешения падшего — от греха. 

ДОГМАТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ 

Наибольшее влияние на догматические воззрения св. Григория оказал его
брат св. Василий, которого 

он именует своим отцом и учителем. Последний выясняет смысл своей
Троичной терминологии 

именно в письме к св. Григорию. Но в разработке своей богословской
системы св. Григорий 

проявляет оригинальность и самостоятельность, которые опирались на его
незаурядные философские 

дарования. От св. Василия он отличается также тем, что широко применял
аллегорический метод 

толкования Свящ. Писания и пользовался доводами философского характера.
Через философию на 

образ мыслей св. Григория оказали наибольшее влияние Филон и
неоплатоники. Близок был 

св. Григорий по своим воззрениям и к знаменитому александрийскому
учителю Оригену. 

1. Учение о богопознании. Душе человеческой свойственно движение к
красоте невидимой. С самой 

сущностью и природой человека соединено стремление к добру, к
совершенству, а также любовь к 

тому Образу, Которого человек есть подобие. Это влечение и любовь
раскрываются в искании и в 

искании бесконечном. Бог есть предел всех желаний, успокоение всех
созерцаний. Однако, предел 

недоступный, никогда не достигаемый. «О добродетели же знаем мы от
Апостола, — говорит 

св. Григорий, — что у нее один предел совершенства — не иметь предела»
(1: 225). И «не безопасна 

остановка в сем течении», потому, что «как конец жизни есть начало
смерти, так и остановка в 

течении поприщем добродетели делается началом течения по пути порока»
(1: 226). Искание 

бесконечно и должно быть безостановочно потому, что есть искание
бесконечного. 

Вопрос о возможности, степени и условиях богопознания рассматривается
св. Григорием Нисским, 

как и другими Каппадокийцами, в связи с критикой учения Евномия о
возможности познать сущность 

Божию. На этот вопрос св. Григорий отвечает формулой: Бог непостижим по
существу, но до 

некоторой степени познаваем в Своей деятельности и проявлениях, как в
мире, так и в человеческой 

душе. Сущность Божия непостижима, потому, что только подобное может
познавать подобное себе, 

но человек полного подобия Богу достигнуть не может, так как не может
победить ограниченности 

своей природы. Бог бесконечно выше всего тварного и чувственного.
Человек в познании своем не 

может выйти за пределы своей ограниченной природы и на все смотрит через
очки своей телесной 

организации, поэтому и Бога он не может представить сверх некоторой
пространственности и 

временности. Человеческие понятия о Боге касаются лишь «подножия ног»
Его (Ис. 66, 1). 

Но Непостижимый по существу Бог частично открывается в Своих творениях.
В созданном Им мире 

отпечатлелись Божественная премудрость, благость, всемогущество, правда
и милость. Поэтому, 

познавая мир, человек может получить представление не о самом естестве
Божием, но о свойствах 

деятельности Божией в мире, и только приближенно. Оно может идти двумя
путями — 

отрицательном и положительном. Путем отрицательным мы устраняем из
понятия о Боге все, что не 

может принадлежать Существу совершенному и высочайшему; идя путем
положительным, мы 

приписываем Богу все совершенства, которые должны мыслиться в Боге в
самой превосходной и 

возвышенной степени. 

2. Ступени богопознания. Бог непостижим. Но человеку врождено по
естеству стремление к 

богопознанию, а в нем — полнота благ. Этой противоположностью
определяется путь. Бог выше 

познания, но во всем открыт для познания. Он вне и выше мира, выше
всякого естества… Но Он и 

Творец, Художник мира, — и потому в мире видим и познается. И прежде
всего видим и открывается 

в душе человеческой, носящей образ Божий, — хотя бы под грязью и
нечистотой. 

Св. Григорий путь познания Бога человеком изображает с большими
подробностями, чем это дано в 

творениях св. Василия Великого и Григория Богослова, и сообщает своему
учению систематический 

характер. Высшей формой богопознания он считает экстаз (здесь
проявляется оригинальность 

св. Григория Нисского). 

В процессе богопознания человек последовательно проходит три ступени: 1)
удаляется от ложных 

языческих представлений о Божестве и тем переходит от тьмы к свету, 2)
познает Бога через 

созерцание проявлений силы Божией в видимом мире и в душе человека и 3)
экстатического 

восхищения. 

Если первой ступенью богопознания является отказ от грубых языческих
представлений, то на второй 

ступени человек должен отрешиться от чувственных впечатлений, связанных
с органами слуха, 

зрения, осязания и пр. и использовать только силу абстрактного мышления.
Более положительных 

результатов он достигнет, если свою отвлеченную мысль от видимой природы
обратит на самого 

человека, представляющего собой микрокосм, т. е. малый мир. Его тело
состоит из четырех стихий, 

которые положены в основание чувственного мира. Что есть в великом мире,
то есть и в малом, 

потому, что часть однородна с целым. Поэтому, изучая премудрое
устройство собственного тела, 

человек может постигать Бога столь же полно, как и на основании
созерцания красот мира. Но в 

человеке есть нечто высшее — это душа, созданная по образу Божию.
Свойства этой души дают 

более близкие представления о Божественной природе. Подобие Божие
отпечатлено в духовности, 

неделимости, в проникновении силами души всех частей тела. Отблесками
Божественного естества в 

душе человека являются ее простота, нравственная чистота и святость. 

Грехопадение помрачило образ Божий в душе человека, поэтому созерцание
Бога доступно только 

тому, кто достиг нравственной чистоты. Подобно неоплатоникам, св.
Григорий считает необходимым 

для богопознания не столько приобретение положительных добродетелей,
сколько освобождение 

души от оков чувственности, которыми она связана после грехопадения.
Поэтому очищение от 

чувственных влечений является необходимым условием познания Бога. 

Высшей же ступенью богопознания св. Григорий признает экстаз. Учение об
экстазе изложено 

св. Григорием преимущественно в двух сочинениях: «О жизни Моисея
законодателя» и в «Точном 

изъяснении Песни Песней». 

В первом, написанном в подражание трактату Филона под таким же
заглавием, жизнь пророка 

изображается как ряд духовных побед, принесших ему созерцание в экстазе
сущности Божией. В 

Моисее св. Григорий усматривает великого тайновидца. Но Моисей видит
только «задняя Божия», 

видит Бога только сзади. Это значит, что истинное богопознание есть
следование за Ним, а «идущий 

во след видит сзади» (1: 353). А «кто в движении уклоняется в сторону
или направляет взор, чтобы 

видеть ведущего в лицо, тот пролагает себе иной путь, а не указуемый
Вождем». Бог говорит 

Моисею: «Лице Мое не явится тебе». Это значит, — объясняет св. Григорий,
— «Не становись лицом 

к лицу перед ведущим, потому, что (тогда шествие твое непременно идет в
противоположную 

сторону, доброе не в лицо смотрит доброму, но следует за ним» (1:
353–354). Потому и говорит Бог, 

что нельзя человеку увидеть лицо Его и остаться в живых. Ибо увидеть
лицо Божие значит зайти Богу 

навстречу, т.е. идти не за Ним, а напротив, — вопреки же добродетели
смотрит порок (1: 354. 

Ср. 3: 307–308). 

В комментариях на Песнь Песней изображается состояние души человеческой,
с томительной 

жаждой стремящейся к единению со своим Женихом — Христом. По мере
нравственного очищения 

она постигает Бога все более и более. Но каждая достигнутая ступень
богопознания открывает перед 

ней ряд новых ступеней. Предмет ее стремления всякий раз «улетает от
объятия ее помыслов», лишь 

возбуждая еще большую жажду познания (3: 157). 

Этот продолжительный процесс завершается экстазом. Описывая
экстатическое состояние, 

св. Григорий указывает в нем следующие характерные черты: 

1. Внезапное и неожиданное наступление его для человека. 

2. Полное отрешение мысли как от чувственных ощущений и представлений,
так и от рассудочных 

понятий. 

3. Приостановка потока душевных переживаний и соприкосновение души с
неподвижной вечностью. 

4. Возгорание чувства любви к Богу и единения с Ним, напоминающее
состояние опьянения. 

5. Приближение человека к познанию сущности Божией, но не свойств,
открывающихся в делах 

Божиих, — однако, прикасаясь к Божественной сущности, человек и в
экстатическом состоянии 

ощущает лишь непостижимость и безгрешность Божества, полнота
Божественной жизни и в этом 

состоянии для него остается недоступной. 

На высотах сверхумного созерцания душа соединяется с Богом, уподобляется
Ему, живет в Нем, 

«уподобляясь неприступному естеству чистотой и бесстрастием». И когда
это совершилось, 

«начинается взаимное перехождение одного в другого, и Бог бывает в душе,
и душа также 

переселяется в Бога» (3: 153). Эта жизнь в Боге неописуема и
неизреченна. И великие тайновидцы не 

могли описать своих созерцаний, не могли рассказать о виденных ими
таинствах рая, — «хотя 

услышит кто несказанные глаголы», — замечает св. Григорий, — «понятия о
Боге пребудут 

невыразимыми»… О существе Божием, о Самом Боге, «каков Он по природе»,
нельзя говорить в 

понятиях и словах. Они несоизмеримы с Божественным бытием. «Ибо велико и
непроходимо 

расстояние, отделяющее несозданное естество от всякой созданной
сущности». — Бог выше всякого 

имени. Бог не имеет собственного имени, «естество неопределимое не может
быть объято никаким 

словом, имеющим значение имени». Ибо всякое имя, всякое понятие
предполагает ограниченность и 

определенность. Но Божественное бытие бесконечно и беспредельно, и
потому неопределимо. «Все 

же сие, — говорит св. Григорий, — дознаем из обозрения предложенных нами
речений, из которых 

ясно научаемся, что и величие естества Божия не ограничивается никаким
пределом, и никакая мера 

ведения не служит таким пределом в уразумении искомого, за которым
надлежало бы любителю 

высокого остановиться в стремлении «в передняя»; а напротив того, ум,
высшим разумением 

восходящий к горнему, находится в таком состоянии, что всякое
совершенство ведения, достижимое 

естеству человеческому, делается началом пожеланию высших ведений» (3:
155–156 и др.). 

Особенности учения св. Григория о богопознании получили дальнейшее
развитие в памятнике 

«Корпус Ареопагитикум» и у св. Максима Исповедника († 662 или 663 гг.). 

3. Учение о Боге. В созерцании св. Григория Нисского Бог есть, прежде
всего, полнота, Бог Сам в 

Себе имеет движение жизни, или, точнее сказать, есть Жизнь. 

На раскрытие учения о Боге у св. Григория оказала влияние через Оригена
неоплатаническая система. 

Подобно неоплатоникам, Бог мыслится св. Григорием как совершеннейшее
Бытие, Благо и Красота. 

Лишь Богу принадлежит бытие в собственном смысле, внебожественный мир
существует постольку, 

поскольку он причастен Сущему. Бытие само по себе является благом, а
небытие злом. Поэтому, 

обладая абсолютным бытием, Бог является и абсолютным Благом, а все
тварное имеет бытие только 

по причастию к Божеству и благим может быть названо лишь в относительном
смысле. 

Благость, имеющая источник этого свойства в самой себе, в то же время
является и самобытной 

Красотой. Красота в вещественных предметах представляет отражение идеи
красоты в материи, 

поэтому она не может обладать постоянством. Красота видимого мира как
бытия несамобытного, 

определяется лишь причастием его высшей Божественной Красоте. 

Обладая полнотой Бытия, самобытным Благом и высшей Красотой, Бог
является предметом 

неутомимых стремлений всего, всякого дыхания жизни, о чем с
воодушевлением говорит 

св. Григорий в комментариях на книгу Песнь Песней. 

4. Учение о Святой Троице. Полнота Божественной жизни выражается в тайне
Троичности, 

единосущной и нераздельной. 

В изложении этого догмата св. Григорий употребляет терминологию,
предложенную св. Василием 

Великим, — единство Существа (усия) и различие ипостасей (ипостасис).
Существо обозначает 

общие родовые признаки, а ипостась определяет признаки, свойственные
каждому отдельному Лицу. 

Подобно св. Василию Великому, св. Григорий иллюстрирует свою мысль
примером трех 

человеческих индивидуумов. Петр, Павел, Иоанн — три отдельных ипостаси,
человек — их единая и 

нераздельная сущность. В отношении к Святой Троице определение сущности
отвечает на вопрос, 

что существует, определение ипостаси — на вопрос, как существует. В
развитии этой общей для 

Каппадокийцев темы св. Григорий Нисский обнаруживает оригинальность в
двух пунктах: 1) в 

определении свойств Ипостасей и 2) в способе доказательства единства
Ипостасей. 

1) Личные свойства Ипостасей, по мысли св. Григория, определяются
образом Их бытия. Бог Отец 

имеет источник бытия в Себе Самом, Бог Сын и Бог Дух Святой происходят
от Отца. Ипостасным 

свойством Сына является то, что Он — Единородный (моногэнис) у Отца.
Ипостасное свойство Духа 

Святого то, что Он не рождается, а исходит от Отца через Сына. Мысль,
выражаемая в этом случае 

св. Григорием, не совпадает с западным Филиоквэ, потому что в его
представлении Отец является 

единственным началом, а Сын служит как бы посредствующей средой для
бытия Святой Духа. 

Святую Троицу св. Григорий сравнивает с тремя светильниками. «Причина
третьего пламени есть 

первый пламень, — говорит он, — возжегший последний преемственно через
средний» (7: 29). 

Учение об исхождении Святого Духа через Сына заимствовано св. Григорием
от Оригена. Итак, 

свойствами Ипостасей служат агэннисиа, моногэнис, диа ту иу. 

2) Доказательство единства Божия по характеру принятой терминологии
затрудняло св. Григория 

Нисского не менее св. Василия Великого и св. Григория Назианзена. Некто
Авлалий писал 

св. Григорию: «Петр, Иаков, Иоанн соединены по естеству», как и Лица
Святой Троицы. 

Человечество их одно, как одно и Божество трех Лиц. Петра, Иакова,
Иоанна мы называем тремя 

человеками. Почему же мы признаем существование трех человек и не должны
говорить о трех 

Богах? (4: 112). В ответ на этот вопрос св. Григорий составил два
небольших трактата: «К Авлалию о 

том, что не три Бога» и «К эллинам на основании общих понятий». В своем
ответе св. Григорий в 

общем воспроизводит аргументацию св. Василия Великого и Григория
Богослова: Лица Божества 

едины, потому что нераздельны между Собой ни по времени, ни по месту, ни
по воле, ни в 

начинаниях, ни в деятельности. Но он вносит в нее нечто новое, в
частности, он приводит 

филологический аргумент. Наименование Бог, по мысли св. Григория, не
касается самого естества 

Божия, но, как и всякое имя, обозначает лишь деятельность Божию, и
именно назирающую. Эту 

зрительную (фэатикu) силу «от зрения (эк тис фэас)» мы называем
Божеством (тин фэoтита), а Самого 

Зрителя нашего — Богом (Фэoс) (4: 118–119). Но если это так, то о трех
Божественных Лицах мы не 

можем сказать, что это три Бога, ибо их назирающая деятельность, как и
всякая другая, совершенно 

едина по своему источнику, участию в ней всех Ипостасей и по результату.
«Всякое действование, от 

Божества простирающееся на тварь, от Отца исходит через Сына,
простирается и совершается Духом 

Святым» (4: 122). Далее, всякая Божественная деятельность едина по
своему результату. По 

свидетельству Писания мы получили жизнь от Отца, Сына и Духа Святого,
но, хотя три Лица 

участвовали в оживотворении нас, однако, мы получили не три жизни, по
одной от каждого Лица, а 

одну жизнь на всех. Так как назирающая деятельность Бога едина по своему
источнику, по участию в 

ней всех Лиц и по своему результату, то она не может быть выражена
наименованием, которое 

заключает в себе понятие множественности, а следовательно, ее должно
обозначать словом Бог в 

единственном числе. 

5. Учение об ангелах. Ангелы созданы Богом из ничего в бесчисленном
количестве. 

(Г.Ф. Флоровский пишет: «Григорий Нисский допускал, что ангельское
царство возникло постепенно, 

через некое таинственное размножение», см. с. 179). Они делятся по
взаимному отношению на 

начальствующих и подчиненных, а по своей деятельности на предстоящих и
служащих. Св. Григорий 

не дает систематического деления на лики и чины, как это имеется в
кодексе Ареопагита, но он 

говорит о наименованиях: херувимы, серафимы, престолы, господства, силы,
власти, начала. 

Различия в степени приближения к Богу обуславливаются их различием по
высоте нравственного 

совершенства, которое является делом свободной воли. 

6. Космология. Для мира Бог есть начало и предел, источник существования
и цель всех стремлений. 

Вначале Бог сотворил небо и землю. Это значит, что тварь имеет начало
своего существования в Боге 

и что она начинает быть. Бог не только создал мир, — некогда. Он
сохраняет, содержит его как 

Вседержитель Своим вездеприсутствием. «Ибо ничто не может пребывать в
бытии, не пребывая в 

Сущем»… 

В библейском рассказе о творении св. Григорий видел запись синайских
созерцаний Моисея, — не 

домысел умозаключающего разума. За буквой рассказа нужно вскрыть его
внутренний смысл, как бы 

вслед за Моисеем взойти в таинственный мрак. 

Бог творит не из Себя, ибо разнороден твари, и не из каких «запасов», не
из какого вещества. Мир 

материальный создан Богом из ничего. Чтобы приблизить к пониманию, каким
образом Бог, 

Существо духовное, невидимое, неколичественное мог создать
противоположную Себе природу 

материи, св. Григорий отрицает самое бытие материи. Каждая вещь при
старательном анализе 

разлагается на совокупность качеств. Если из понятия о любой вещи
устранить цвет, очертание, 

легкость, твердость, упругость, запах, то за устранением этих качеств не
останется никакой материи. 

О ней мы ничего не знаем, и ее вовсе не существует. Качества же сами по
себе суть чистые понятия и 

простые умопредставления; ни одно из них не есть вещество, но они
становятся веществом, когда 

входят в известное сочетание между собой. Если элементы материи
умопредставляемы и духовны, 

таким образом происхождение их от духовного и умопредставляемого вполне
естественно. 

Творение мира, по св. Григорию, совершилось двумя актами; сначала были
созданы Творческой 

силой бытия потенции, или скрытые начала, а затем последовательно в
течение шести дней их 

постепенное раскрытие и развертывание заложенных в них сил, что и
завершилось образованием 

мира. 

В начальном акте мгновенно, в едином моменте времени Всемогущий Бог
создал Небо и землю, 

которыми охватывается вся совокупность тварей. Но земля, по переводу
Симмаха, была «праздной и 

безразличной», т. е. она находилась еще в потенциальном состоянии, и
слагающие ее элементы 

представляли хаотическое соединение. Создано было смешение качеств, и
оно должно было 

отстояться. И для этого, как некая скрепа и связь, вложено в создание
естества Божественное 

художество и Божественная сила, сила движения и сила покоя. 

Мгновенно созданный в своей основе мир затем упорядочивался из
хаотического состояния и 

превращался в космос в течение шести дней, причем, Божественная сила в
этом процессе уже не 

принимала участия, а все происходило согласно законам, вложенным
Творцом. В этом смысле 

св. Григорий толкует библейское выражение «рече и бысть». «Рече Бог» —
это значит, что вложено в 

каждое существо «некое премудрое и художественное слово» (1: 15). 

Среди действовавших при образовании мира механических законов св.
Григорий наибольшее 

значение усвояет силе тяжести. Под ее влиянием происходило
последовательное разделение и 

обособление элементов. 

Наиболее легкие и удобоподвижные части огня, выделившись из всей массы,
поднялись вверх и 

достигли умопостигаемой среды, в которую они уже не могли проникнуть,
поэтому огненная масса 

стала совершать круговое движение. Таким образом установилась граница
между чувственным и 

умопостигаемым, которую мы именуем твердью, создание которой совершилось
во второй день. В 

третий день собралась в одно место вода, выделившаяся из хаоса, и
явилась суша. В четвертый день в 

огненной массе, вращавшейся под твердью, также под действием силы
тяжести произошло 

обособление более подвижных и более весомых плотных элементов, и те и
другие 

сконцентрировались в отдельных массах и образовались солнце, луна и
звезды. Все заняло свое место 

в премудром некоем порядке и сохраняет его «в непреложном постоянстве по
силе своего естества» 

(1: 67). Это не могло совершиться сразу, — «потому что все движущееся
непременно движется во 

времени и для взаимного между собой сложения частей нужно некоторое
продолжение времени» 

(1: 69). Потому только в четвертый день слагаются небесные светила, —
именно слагаются, а не 

созидаются заново. О последних днях творения св. Григорий не говорил
подробно, считая 

разъяснения св. Василия Великого достаточными. Он только подчеркивает,
что есть ступени в 

творении, некоторое восхождение к большему, к естественному
совершенству. Сперва мертвое 

вещество, потом растения, наконец, существа бессловесные. Сперва
вещество, затем жизнь, в него 

проникающая. И снова есть ступени жизни. Потому и можно сказать, в
шестой день все достигло 

своего конца или цели, — все богатство твари готово было и на земле, и в
море. Мир есть некое 

складно и чудно сложенное песнопение всем обладающей Силе, — и это
всестройное сладкопение 

может расслышать ум. 

7. Творение человека. Творение мира завершается созданием человека. Это
действительное 

исполнение и завершение. Однако, человек не только часть мира, но и
владыка его, или царь, — 

потому он вводится в творение последним. Мир устрояется и украшается
Богом ради человека, как 

некий царский дворец; и человек вводится в эту полноту не для того,
чтобы «приобретать то, чего 

еще нет, но наслаждаться тем, что уже есть» (1: 85), — отчасти как
зритель, отчасти как владыка. 

Он — средоточие Вселенной, полнота природы, микрокосм, «некий малый мир,
состоящий из одних 

и тех же со Вселенной стихий» (1: 136). Но не в этом достоинство
человека. В отличие от греческих 

философов антропологии св. Григорий считает самым важным в человеке то,
что он создан по образу 

Божию. В этом проявляется теоцентричность антропологии св. Григория.
Возникает только вопрос, 

каким образом человек смертный может отражать в себе Бессмертного, и что
значит быть созданным 

по образу Божию? — Человек был создан бессмертным, — отвечает св.
Григорий, — украшен и 

жизнью, и мудростью, «исполнен всякого блага» (1: 141). Образ Божий в
человеке нужно искать в той 

стороне человеческого бытия, по которой он отличается от природы. Св.
Григорий часто сравнивает 

образ Божий в человеке с отражением в зеркале. Зеркало может разбиться,
загрязниться, его можно 

повернуть под таким углом, что отражения не будет видно. Человек также
может утратить образ 

Божий, помрачить, перестать быть отражением, — но у него всегда остается
возможность обрести 

его. 

В создании человека св. Григорий различает два акта. Первоначально
Божиим всемогуществом была 

создана идея человечества, которая представляет сущность человека,
входящую в состав каждого 

отдельного индивидуума. В этом идеальном человеке не было еще разделения
на мужа и жену. 

Вторичным актом были созданы реальные люди — Адам и Ева, в которых
идеальный человек 

представлен уже мужем и женой, и таким образом, в нем установлены были
различия пола. 

До грехопадения человек обладал тонким духовным телом, которое не имело
нужды в пище и было 

свободно от чувственных влечений. Но вряд ли св. Григорий признавал
полную невещественность 

первозданного человека, — это противоречило бы его основной мысли о
срединном положении 

человека в мире, как связующего звена между бесплотными и земными, о его
царственном призвании 

и положении в природе (Флоровский, с. 186–187). Сказание о рае нужно
понимать аллегорически, оно 

указывает на такое состояние человека, когда он причастен был духовному
ведению и нетленной 

жизни. Жить в раю — значит ни в чем не иметь нужду, возделывать рай —
значит силой чистой 

мысли проникать в самое существо добра, наслаждаться плодами райских
деревьев — значит вкушать 

чистое ведение, нетленную жизнь и все вообще блага. Правда, у человека
было все же тело, а, 

следовательно, наклонность к чувственному, но она находилась в строгом
подчинении разуму. После 

грехопадения тело человека превратилось в грубое физическое тело,
которое и в питании и в 

размножении подчинилось общим законам животной жизни, почему и
понадобились ему кожаные 

ризы. 

В падшем человеке трудно узнать первозданного, не легко согласиться, что
есть в нем образ Божий. 

Богоподобие видно только в преуспевших, — в них снова просиявает подобие
Божественных красот. 

И по ним можно разгадать первозданный закон человеческой жизни, — закон
иерархической 

стройности. 

8. Христология. В учении о Лице Иисуса Христа св. Григорий Нисский
близок к христологии 

св. Григория Богослова. Вместе с этим учителем Церкви он признает в Лице
Искупителя две 

совершенных природы — Божескую и человеческую, объединенных одной
личностью. Это 

ипостасное соединение произошло в момент зачатия. Но, в отличие от св.
Григория Богослова, он 

признает соединение менее близким во время земной жизни и более тесным
по воскресении, когда 

человеческая природа Христа претворилась в Божество. Из смиренного
человек сделался высоким; 

находясь в бессмертном, стал бессмертным, во свете — светом, в нетленном
— нетленным, в 

невидимом — невидимым, во Христе — Христом, в Господе — Господом. Тело
Христа утратило вид, 

образ, объем и все прочие, как внутренние, так и внешние части тела. Оно
растворилось в Божестве, 

как капля уксуса, упавшая в море. 

Интересно, что в творениях св. Григория пять раз употребляется слово
БОГОРОДИЦА. 

9. Учение о спасении. В учении св. Григория Нисского о спасении
отражается влияние св. Афанасия 

Великого и Оригена. 

Согласно со св. Афанасием св. Григорий учит о спасении, как о соединении
человека с Богом и 

достижении обожения. 

Жизнь человека проникнута грехом от рождения до смерти, и для совершения
спасения Сын Божий в 

воплощении прошел этими же пределами, и тем всецело освятил человеческую
природу. Смертной 

человеческой природе Он сообщил нетление Своего Божества, таким образом
совершилось обожение 

человеческой природы Христа, и от Него обожение сообщается всему
человечеству. 

По вопросу об искуплении св. Григорий воспроизводит теорию Оригена о
выкупе грешного 

человечества путем обольщения сатаны. Человек добровольно отдал себя в
рабство сатане, поэтому 

диавол владел им по праву, и было бы несправедливо отнять у него
человека насильно. Вследствие 

этого Христос предложил ему обмен и в качестве выкупной платы Свою
собственную душу. Диавол 

видел во Христе особенного человека, ценность Которого превышает
стоимость всего человечества, 

но Божественная природа в Нем была неведома сатане, поэтому он
согласился принять душу Христа 

как выкуп, но, овладев душой Христа, диавол не мог удержать ее в своей
власти, ибо Божество, 

скрытое под завесой плоти Богочеловека, рассеяло тьму преисподней,
победило смерть и явилось 

источником жизни. 

Обольщение сатаны св. Григорий не считал деянием нравственно
сомнительным, во-первых, потому, 

что оно допущено было с благой целью спасения человечества, и,
во-вторых, оно применено было к 

тому, кто сам был обольстителем человека и, следовательно, получил
воздаяние равным за равное. 

В этой неудачной «юридической» теории св. Григорий следует Оригену. Не
говоря уже о том, что она 

плохо согласуется с основным строем богословской системы св. Григория,
она внутренне 

противоречива. Основная мысль, что только Бог может справедливо избавить
человека от греха, 

оборачивается выводом об обмане; и св. Григорий доказывает, что
обманщика только обманывать и 

подобает. Нужно вспомнить, что эту теорию со всей резкостью опровергал
св. Григорий Блаженный. 

Во всяком случае, основная цель воплощения Слова есть воскресение и
обожение человека (а это то, 

что у свв. Афанасия Великого и Иринея Лионского). 

Искупительный подвиг Христа, по учению св. Григория Нисского, имеет
универсальное значение. 

Плоды его простираются не только на весь род человеческий, но и на мир
бесплотных духов, добрых 

и злых (ср. учение Оригена). 

10. Эсхатология. Следуя воззрениям Оригена, св. Григорий Нисский
утверждал, что мировой 

процесс закончится восстановлением всего тварного в состояние
первобытной чистоты и святости 

(апокатастасис). 

Бог является источником бытия и блага, которые не могут принадлежать
злу, ибо оно не обладает 

самостоятельной сущностью и представляет собой ничтожество и небытие.
Если бы поэтому мы 

допустили вечное существование зла, то должны были бы признать
Божественную абсолютность 

ограниченной и поставили бы под сомнение высоту нравственного
совершенства Божества. 

Со временем все существа обратятся к Богу и станут причастниками
Божественной жизни. 

Очистительными средствами служат смерть и посмертные страдания. Смерть
является благом 

потому, что освобождает человека от уз плоти, с которой связаны
греховные вожделения. По 

окончании земной жизни праведники, стремившиеся к небесной истине,
становятся участниками 

райского блаженства, а грешники, услаждавшиеся чувственными благами и
невосприимчивые к 

благам духовным, испытывают угрызения совести. Дети же, не успевшие до
смерти проявить себя в 

добродетельной или греховной жизни, находятся некоторое время в
безразличном состоянии, а затем, 

восходя по пути нравственного совершенствования, которое возможно и за
гробом, переходят к добру 

и блаженству. 

Воскресением Христа смерть побеждена, но не прекращается… Побеждена —
ибо все воскреснут. Не 

прекращена, ибо все умирают, и будут умирать, пока не завершится круг
чувственного времени. 

Оставленное душой тело, разлагается на составляющие его стихии, — каждая
составная часть тела 

возвращается в однородную стихию, но ни одна частица не уничтожается, не
обращается в ничто, не 

выходит за пределы мира, но остается в нем. При этом частицы тела
сохраняют особые знаки, 

свидетельствующие об их принадлежности к данному, определенному телу, —
душа оставляет на 

них, как на воске, свою особую печать. В смерти, в этом процессе распада
живой цельности человека, 

не затрагивается душа, ибо будучи простой и несложной, она не может
разлагаться… Душа 

бессмертна и простирается в вечность. В смерти меняется только образ ее
существования. Прежде 

всего, не прерывается ее связь с разлагающимся телом, — душа находится
своей «познавательной 

силой» при всех своих элементах. 

При всеобщем воскресении каждая душа соединится со своим телом, чтобы с
ним получить награду 

или наказание. Будучи непространственной, душа при воскресении, обладая
познавательной силой, 

отовсюду соберет материальные частицы, входившие в состав ее тела, и
сообщит им тот вид, который 

соответствует внутреннему облику души. Этот вид есть энтелехия тела. При
этом тела восстановятся 

в первобытной красоте у всех людей. Воскреснет только естество, но не
приражение порока и 

страсти. В этом и состоит обновление, освобождение от наследия и следов
злой жизни, жизни во зле. 

Воскресение есть преображение в нетление и в бессмертие, — потому оно и
есть победа над смертью. 

Вырастет колос рослый, ветвистый, прямой и простирающийся в небесную
высоту. Не воскреснет 

ничто, связанное с болезнью, дряхлостью, уродством. Не воскреснут ни
старческие морщины, ни 

увечья, ни младенческая незрелость. И притом, в воскрешенных телах не
будет органов и частей, 

связанных с потребностями здешней грешной жизни, — смерть очистит тело
от «порочности, от зла», 

от излишнего и ненужного для будущей жизни (8: 405). Это относится к
органам питания и вообще к 

функциям растительной жизни, связанной с круговоротом вещества и ростом.
Прежде всего, — к 

различию полов. Вообще преодолевается вся грубая материальность и
исчезает тяжесть плоти. Тело 

становится легким, стремящимся вверх… И вообще все свойства тела — цвет,
вид, очертание и т.д. — 

«изменятся в нечто Божественное». В этом смысле св. Григорий говорит о
том, что в воскресении все 

примут один вид — «все сделаемся одним телом Христовым, принявши один
образ и вид, так как во 

всех равно будет сиять свет Божественного образа» (7: 527). Это значит,
что облик будет 

определяться изнутри, — «особенный облик будет сообщать каждому не
стихии, но особенности 

порока и добродетели» (7: 529). 

За воскресением следует суд. И суд всеобщий, суд над Вселенной. Для суда
снова придет Сын Божий. 

Ибо суд дан Сыну. Но через Сына судит и Отец. В известном смысле каждый
будет сам себе судьей. 

Пробудившись в воскресении, каждый явится на суд с полным сознанием и
заслуг, и вины. На суде, 

как в точном зеркале, все отобразится. Суд будет всеобщим, пред царским
престолом Сына соберется 

и предстанет весь род человеческий, от первой твари до всей полноты
приведенных в бытие… И с 

ним приведен будет на суд и диавол с ангелами своими… Откроется
последний обман, и явится 

единый действительный Царь, Которого признают и воспоют и побежденные, и
победители. 

Загробная участь людей есть очищение. Воскресением заканчивается
очищение, обновление и 

восстановление тела. Но очищение души еще продолжается (4: 318–319). 

По отношению к грешникам милосердный Бог по воскресении примет средства
врачевания, 

подвергнув их наказанию адским огнем. Но эти мучения будут именно иметь
целью не карательное 

возмездие, а очистительное врачевание. Таким же исправительным
наказаниям будут подвергнуты 

демоны во главе с диаволом. В конечном итоге последует очищение всех
существ, обращение их к 

Богу и полное уничтожение греха. Библейским обоснованием этого учения
служат: «Еще мало, и не 

будет грешника, и взыщеши место его и не обрящеши» (Пс. 36, 10; «О имени
Иисусове всяко колено 

поклонится, небесных, и земных, и преисподних» (Филип. 2, 10, 11);
«Будет Бог всяческая во всех» 

(1 Кор. 15, 28). 

В заключение следует сказать, что оригенизм св. Григория отразился на
его авторитете, его читали и 

на него ссылались реже, чем на других «избранных отцов». 

В нашем веке защитником апокатастасиса были прот. Сергий Булгаков и
другие представители 

русского софиологического религиозно-философского направления. 

СВ. КИРИЛЛ ИЕРУСАЛИМСКИЙ 

ЖИТИЕ 

Житие и учение св. Кирилла отразили собой смуты и проблемы церковной
жизни середины 

IV столетия и могут служить наглядным материалом для суждения о духе
того времени. 

Св. Кирилл родился около 313 или 315 гг. Место его рождения неизвестно,
но свое детство он провел 

в Иерусалиме, где занимался изучением Священного Писания, церковной
литературы, знакомился 

также и со светскими науками. Около 345 г. Иерусалимским епископом
Максимом II он был 

посвящен в сан пресвитера, а в 348 г. произнес свои Катехизические
беседы к просвещаемым и 

новокрещенным, — накануне или в начале своего епископского служения. 

По смерти епископа Максима он занял Иерусалимскую кафедру; это событие
относят к 348–351 гг. 

Начало святительского служения св. Кирилла было ознаменовано явлением на
небе знамения креста 

Господня, в 351 г., 7 мая, около 9 часов утра. Крест, составившийся из
света, простирался в длину от 

Голгофы до горы Елеонской и настолько же в ширину. Сияние его
превосходило свет лучей 

солнечных и было видимо всеми в продолжение нескольких часов. Жители
Иерусалима, объятые 

страхом, с женами и детьми спешили в церковь воздать славу Христу.
Многие из иудеев и язычников 

этим знамением обращены были к вере христианской. Необычайное событие
явления креста описано 

самим св. Кириллом в то же время, в какое оно случилось. 

Святительское служение св. Кирилла было исполнено тревог и бедствий. В
то время Церковь 

волновала арианская смута. — В катехизических беседах св. Кирилл
опровергает арианское учение, 

но по отношению к арианам он проявлял себя сдержанно — не упоминал имени
Ария, а также 

избегал термина «омоусиос». 

Однако, он не избежал жестоких нападок со стороны ариан. Поводом к
столкновению с ними 

послужило стремление Акакия, епископа Кесарийского, подчинить себе
Иерусалимскую епископию, 

которой VII правилом Первого Вселенского собора предоставлено было
преимущество чести. 

Св. Кирилл отстаивал независимость Иерусалимской Церкви. К этому
присоединилась также вражда 

ариан против св. Кирилла как защитника православного никейского учения.
Следуя своей обычной 

практике, ариане выдвинули против св. Кирилла ряд сторонних обвинений и,
между прочим, 

приписывали ему продажу церковных сосудов и украшений с корыстной целью.
— В 

действительности же св. Кирилл допустил этот поступок для того, чтобы
вырученное употребить на 

оказание необходимой помощи нуждающимся. Акакий Кесарийский потребовал
св. Кирилла к себе 

на суд и, когда тот не явился, силой изгнал его в 357 г. из Иерусалима.
Св. Кирилл удалился в Тарс, 

где его приняли с полным уважением. После того, как собор Селевкийский
признал его низложение 

недействительным, св. Кирилл возвратился в Иерусалим, но пробыл здесь
недолго и был отправлен в 

ссылку. 

По смерти Констанция с воцарением Юлиана св. Кирилл был возвращен из
ссылки, но после 

воцарения Валента был изгнан в третий раз, и это последнее изгнание
продолжалось 11 лет (367–378). 

Снова вернулся в Иерусалим св. Кирилл только по смерти Валента в
царствование императора 

Феодосия. Последние восемь лет своей жизни он трудился на Иерусалимской
кафедре над 

восстановлением церковного единства и сумел примирить с Церковью многих
ариан. В 381 г. 

принимал участие на II Вселенском соборе. Кончина св. Кирилла
последовала 18 марта 386 г. (У 

Г. Флоровского год кончины 387). 

Творения 

Св. Кирилл не был самостоятельным богословом, но он был замечательным
учителем и свидетелем 

веры. Литературное наследие его невелико. 

1. На первом месте должны быть названы «Катехизические беседы», которые
состоят из одного 

предогласительного слова (твор., 7–18), 18 огласительных (твор., с.
19–350) и 5 тайноводственных 

(с. 354–380). Они произнесены в Иерусалимском храме Воскресения для
готовившихся принять 

крещение в пасхальный праздник и дают нам богатый материал по истории
древней огласительной 

дисциплины и вместе с тем представляют краткий очерк общего
вероучительного исповедания 

Иерусалимской Церкви, ибо произнесены они были в полноте учительской
власти от лица Церкви. 

До нас дошло еще три подобных собрания сведений о литургической жизни
Церкви: св. Иоанна 

Златоуста и Феодора Мопсуэтского, представляющих антиохийскую традицию,
и западного отца 

Церкви св. Амвросия Медиоланского. Несмотря на разобщенность в
пространстве, содержание их 

показывает общность литургических обычаев. 

Каждое слово св. Кирилл предварял чтением мест Священного Писания,
выбранных соответственно 

содержанию слова. 

Предогласительное слово является вводным к остальным катехизическим
словам. В нем определяется 

цель катехизических поучений и разъяснений готовящимся ко крещению, как
они должны проводить 

время до крещения и как должно приступать к таинству. Прежде всего, они
должны иметь искреннее 

желание получить крещение, ибо одно внешнее принятие таинства без
соответствующего 

внутреннего настроя принесет только духовную гибель. 

В первом огласительном слове св. Кирилл, призывая ко крещению, указывает
необходимость его для 

человека и благодатные последствия, приносимые этим таинством. Во втором
слове содержится 

призыв к искреннему раскаянию во грехах, содеянных в течение всей жизни,
и изображается 

гибельность греха. В третьем слове говорится о том, что при искреннем
раскаянии грехи, даже самые 

тяжкие, омываются водой крещения, и возрожденный благодатью человек
соединяется со Христом. 

Далее, с четвертого слова проповедник переходит уже к изложению основных
истин христианского 

вероучения, но предварительно дает краткий обзор христианских догматов,
подлежащих 

дальнейшему раскрытию. Четвертое слово заканчивается указанием на
источник христианского 

вероучения — Священное Писание и дается перечень канонических книг. —
Св. Кирилл предлагает 

палестинский канон середины IV в., т. е. того времени, когда споры
относительно неканонических 

книг Ветхого Завета и Апокалипсиса еще продолжались. Но следует помнить,
что если канон 

священных книг не приводится св. Кириллом в окончательном виде, он
содержится в следующем 

важном положении святителя: «От Церкви приобрети сведение, какие книги
Ветхого и какие Нового 

Завета, а книг, не признаваемых Церковью (тон апокрифон), не читай!»
(IV, 36). 

С пятого слова начинается изъяснение символа Иерусалимской Церкви,
причем, основное внимание 

здесь уделяется объяснению начального слова символа — «Верую» и
истолковывается вера не только 

как согласие человека на усвоение преподаваемой ему истины, но и как
благодатная сила, даруемая 

от Бога. В заключение св. Кирилл сообщает (но не записывает) слушателям
текст Иерусалимского 

символа, который предлагает им заучить наизусть и не открывать никому,
кроме христиан. 

В остальных 13 огласительных словах св. Отец объясняет весь символ веры,
именно, местный 

символ, Иерусалимский, несколько отличный от Никейского вселенского
символа. Проповедник 

подробно изъясняет, по порядку, член за членом, причем, сначала
раскрывает сущность того или 

другого христианского учения, а потом опровергает различные заблуждения,
противные этому 

учению. Так, в 6, 7, 8 и 9 словах разъясняется первый член символа. В
шестом слове он излагает 

учение о единстве Божием против язычников и манихеев. В седьмом слове
говорит о Боге Отце, 

раскрывая ту мысль, что Бог именуется Отцом в собственном смысле, т. к.
от вечности рождает Сына 

Божия Иисуса Христа, Отцом же всех людей Он называется в совершенно ином
смысле. В восьмом 

слове св. Кирилл изъясняет слово «Вседержитель», которым опровергаются
языческие и еретические 

учения, признающие два начала в мире; здесь же раскрывается учение о
Божественном Промысле. В 

девятом слове содержится учение о Боге, как Творце и Устроителе всего
видимого и невидимого и 

указывается на целесообразность, проявляющуюся в мире. 

Далее св. Кирилл переходит к изъяснению второго члена символа, которое
излагается в двух 

оглашениях (10, 11). В десятом слове доказывается необходимость веры в
Сына Божия, изъясняется 

наименование Его Единым и даются объяснения двух имен Господа: Иисус и
Христос. В 

одиннадцатом оглашении доказывается, что Иисус Христос есть Единородный
Сын Божий, 

раскрывается непостижимость рождения и утверждается, что Сын есть Бог
истинный, пребывающий 

во Отце, единый с Ним по Божеству, царству, воле и действиям, и отличный
от творений. В этом 

слове св. Кирилл опровергает арианское учение и разбирает неправильно
толкуемые еретиками места 

Священного Писания. Наряду с арианством опровергается и савеллианство. 

В последующих четырех оглашениях ведется речь о воплощении Иисуса
Христа, говорится о 

необходимости исповедывать во Христе человечество и Божество. В
двенадцатом слове защищается 

истинность воплощения против эллинов и иудеев, излагаются причины
воплощения, указывается на 

пророческие предсказания о Нем. В тринадцатом слове проповедник
обращается к страданиям, 

смерти и погребению Иисуса Христа, доказывает реальность этих событий и
раскрывает их 

«искупительную цену» (§2). Четырнадцатое слово посвящено воскресению
Господа, вознесению на 

небо и седению одесную Отца. Пятнадцатое слово говорит о втором
пришествии Господа и 

Страшном Суде. 

Шестнадцатое и семнадцатое слова излагают учение о Святом Духе, Его
Божестве и благодатной 

деятельности в мире. Член о едином крещении во оставление грехов
проповедником опущен, потому 

что этой теме посвящены первые огласительные слова. 

В восемнадцатом слове говорится о воскресении мертвых во плоти и
описываются свойства 

воскресших тел. Далее говорится о единой кафолической Церкви и ее
признаках и, наконец, о вечной 

жизни будущего века, которой удостоятся все, познавшие истину. 

Тайноводственные поучения в количестве пяти объясняют новопросвещенным
три таинства, которые 

они только что удостоились принять: Крещение, Миропомазание и
Причащение. В первом слове 

проповедник объясняет сначала те предварительные действия, которые
предшествуют таинству: 

отрицание сатаны и сочетание со Христом. Во втором — таинственное
значение и благодатную силу 

действий, совершаемых при самом Крещении. В третьем слове изъясняются
действия и смысл их в 

таинстве Миропомазания. Последние два слова посвящены таинству
Евхаристии: четвертое говорит о 

сущности таинства, его материальных элементах и таинственном действии;
проповедник утверждает 

слушателей в том, что хлеб и вино в Евхаристии истинно прелагаются в
Тело и Кровь Господа, хотя 

вид их остается неизменным. Пятое поучение излагает порядок совершения
литургии верных и 

евхаристического канона. 

Два последних поучения имеют особую важность, т. к. представляют
свидетельство епископа о 

порядке совершения литургии в половине IV в. и твердую веру древней
Церкви в преложение Святых 

Даров. 

2. «Беседа о расслабленном при купели» (твор., с. 381–393). Произнесена
около 345 г. 

3. «Послание к царю Констанцию о явившемся на небесах знамении креста»
(твор., с. 393–398). 

Заключительная доксология с выражением «Единосущная Троица» представляет
собой позднейшую 

прибавку. 

4. Сохранились еще три небольших отрывка, один из которых представляет
небольшой фрагмент 

проповеди о чуде на браке в Кане Галилейской и одна цитата из слова на
текст: «Иду к Отцу» Моему 

(Ин. 16, 28). 

Преосвящ. Филарет, архиеп. Черниговский, в своем сочинении «Историческое
учение об Отцах 

Церкви» делает такой отзыв о достоинствах и значении «слов» св. Кирилла:
«Св. Кирилл беседует 

спокойно, предлагает мысли свои просто, ясно; выражается точно; там, где
одушевляется предметом, 

говорит живо… Описание священных обрядов в оглашениях его соединяет с
внутренними 

достоинствами особенную важность для нашего времени… Обряды, описываемые
св. Кириллом, 

поражают и радуют сына Православной Церкви. Читая это описание IV в.,
как бы видим то самое, что 

совершается в православных храмах XIX в.» (т. II, с. 74). 

УЧЕНИЕ 

1. О Святой Троице. Существо Божие непостижимо — что такое Бог, того
объяснить не можем. «Мы 

не в состоянии изобразить ни начала, ни образа, ни вида Его» (VI, 5, 7).
Однако в меру приемлемости 

Бог познаваем для твари, и от дел Божиих можно восходить до
представления силы Божией. Бог 

многоименит и един. «С достоинством единоначалия» надлежит соединить
исповедание «в Боге 

Отчества» и веровать не только в единого Бога, но и благочестиво
познавать, «что сей единый Бог 

есть Отец единородного Господа нашего Иисуса Христа» (VII, 1)…
Воздерживаясь от Никейского 

словоупотребления, в иных словах св. Кирилл исповедует ту же Никейскую и
апостольскую веру, и с 

большой точностью излагает учение о вечности Троического бытия. 

Учение о Святой Троице св. Кирилла Иерусалимского, будучи православным
по смыслу, является 

несколько своеобразным по терминологии, которая в ту эпоху еще не
получила окончательного 

оформления. Он избегает употребления термина «омоусиос», опасаясь
упреков в савелллианстве, но 

говорит о Трех Божественных Ипостасях. Однако, термин «ипостась» не
обозначает еще у него 

индивидуального в противоположность общему, а выражает приблизительно то
же понятие, что и 

«усиа». 

Св. Кирилл исповедует Сына Божия равным Богу Отцу по власти, достоинству
и творческой силе. Он 

понимает отношение Отца и Сына не столько в смысле единосущия, т. е.
совместного обладания 

одной и той же единичной сущностью, как св. Афанасий, сколько в смысле
Их равенства по 

существу, как Каппадокийцы. Мысль о равенстве Отца и Сына преобладает
над мыслью об Их 

единстве. 

В учении о Духе Святом Иерусалимский архипастырь проявляет большую
сдержанность и 

осторожность. «О Святом Духе, — говорит он, — да будет нами сказано одно
только написанное. 

Если же чего не написано, не будем о том и любопытствовать» (XVI, 2).
Дух Святой «проповедовал о 

Христе в пророках; Он действовал в апостолах; Он до сего дня
запечатлевает души в крещении… И 

для нас достаточно знать это. О естестве же или ипостаси не
любопытствуй. Если бы написано было, 

сказали бы мы, а чего не написано, о том не осмелимся говорить.» (XVI,
24). Но он на основании 

Свящ. Писания приписывает Святому Духу все Божественные свойства.
Осторожность св. Кирилла в 

отношении к этому догмату выражается и в том, что он не столько говорит
об отношении Духа 

Святого к Отцу и Сыну, сколько о благодатных действиях Его в Церкви, о
просвещении Им душ 

верующих. 

Единство в трех Лицах Святой Троицы особенно ясно выражено св. Кириллом
при раскрытии 

формулы крещения «во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28, 19).
«Упование наше, — говорит 

он, — на Отца и Сына и Святого Духа. Не трех возвещаем Богов; да
умолкнут маркиониты! 

Напротив того, со Святым Духом через единого Сына возвещаем единого
Бога… Не вносим 

разделения в Святую Троицу, как делают иные (Арий и его последователи. —
К.С.), не допускаем 

слияния, как Савеллий» (XVI, 4). В трех Ипостасях все едино: «Не иные
дарования Отца, а иные 

Сына, и иные Духа Святого. Ибо одно спасение, одна сила, одна вера»
(XVI, 24). 

2. Учение о Христе. Сотериология. В учении о Христе св. Кирилл имеет в
виду опровержение 

гностических заблуждений, относящихся к доникейской эпохе. Он утверждает
наличие двух естеств 

во Христе, главным образом, на сотериологической основе. Страдания
простого человека не могли бы 

иметь искупительного значения, спасение могло исходить только от
искупительной жертвы Бога. Но 

с другой стороны, если плоть Христа была призрачной, то и Его страдания,
смерть и воскресение 

также оказываются призрачными, поэтому во Христе нужно видеть и
истинного человека. 

Различая во Христе две природы, св. Кирилл мыслит их столь тесно
соединенными, что без всяких 

колебаний переносит предикаты одной природы на другую. Он говорит о
крови, поношении и 

распятии Единородного, о рождении Сына Божия от Девы Марии, наконец, он
называет Деву Марию 

Богородицей. 

Необходимость воплощения Сына Божия обосновывается тем, что человек не
может видеть Бога и не 

умереть. Пророк Даниил не мог вынести даже явления архангела Гавриила.
Так что архангел должен 

был принять подобие сына человеческого. Тем более человек не может
вынести явления Бога. Сама 

природа не в состоянии выносить присутствие Божества. Поэтому Бог по
великому Своему 

человеколюбию простер небо, как завесу Божества, чтобы мы не погибли.
Если Бог скрывает Себя 

небом, как завесой, то и Сын Божий, явившись на землю, скрыл Свое
Божество под завесой плоти, 

чтобы, видя Его, мы могли оставаться в живых. Это сокрытие Божества под
завесой плоти является 

целесообразным во всех частных моментах искупления (XII, 13–15). 

Христос явился для того, чтобы отвратить человека от идолопоклонства и
всех возвести к почитанию 

Отца, к истинному боговедению. От новой Евы, от Девы родился Господь во
исполнение пророчеств. 

Своим Крещением Он освятил крещение и этим связал крепкого; «начало
Евангелия — Иордан» (III, 

5). Господь сотворил многие чудеса, но выше всего крест (XIII, 37).
Крест — несокрушимое 

основание спасения и упования, «похвала похвал» и слава (XIII, 1 и др.).
Истинно было добровольное 

страдание, и прославился Сын Человеческий, приняв венец терпения. Все
были повинны смерти по 

причине греха. И весь грех подъял Христос в теле Своем на древо, — и
утолен гнев Божий, 

соблюдена истина приговора, но явлена и сила человеколюбия. 

В учении об искуплении св. Кирилл воспроизводит мысли Оригена об
обольщении диавола, который, 

прельстившись плотской оболочкой Христа, предает смерти Безгрешного
Воплотившегося Бога, и, 

превышая тем свою власть, теряет право на обладание заключенными во аде
грешниками. Св. Кирилл 

стремится установить полный параллелизм между событиями падения и
спасения человека. Если 

через девственную Еву человек стал причастен смерти, то от Девы же
воссияла жизнь. Если с древом 

связано было изгнание из рая, то древом возвращен рай. Тернии определены
были Адаму по изгнании 

из рая, тернием увенчивается Христос. Падшие люди облекаются листьями
смоковницы, — одним из 

последних чудес было проклятие смоковницы. Продолжая эти аналогии, св.
Кирилл заключает, что в 

спасительном подвиге Христа повторяются все основные моменты, которые
имели место при 

грехопадении, чтобы теснее связать их с новым содержанием, которое
даруется спасением. 

Точно также и в таинстве Крещения и Миропомазания человек символически
участвует в смерти и 

воскресении Христа. 

Отсюда видно, что подобно св. Иринею Лионскому, св. Кирилл придавал
символу значение не 

простого условного знака, но силу реальной связи. 

3. Об ангелах. Хотя об ангелах у св. Кирилла нет специального учения, но
т. к. он неоднократно 

говорит о них в разных местах, то можно представить его наставления и по
этой теме. Ангелы, по его 

мнению, это сотворенные Богом духи в неисчислимом количестве (XV, 24).
Господин ангелов — 

Иисус Христос, «как сказано в Евангелии: «Тогда остави Его диавол, и се
ангели приступиша, и 

служаху Ему» (Мф. 4, 11). Не сказано: помогали Ему, но служаху Ему, что
свойственно рабам» 

(X, 10). Учителем же и Освятителем всех ангелов является Утешитель (XVI,
23). Св. Кирилл не 

говорит о небесной иерархии, — как это раскрыто в Корпусе Ареопагитикум,
— но свидетельствует о 

ликах ангельских (Предогл. 15). Чины их называются в описании порядка
совершения 

св. Евхаристии: ангелы, архангелы, силы, господства, начала, власти,
престолы, многоличные 

херувимы и предстоящие окрест престола Божия серафимы (Т.У., 6, Ср. X,
10; XVI, 23). Ангелы видят 

Бога, но это видение имеет разные степени в зависимости от
принадлежности к лику (см. VI, 6; 

VII, 11). По отношению к людям, особенно к верующим, отмеченным печатью
Христа (т.е. 

крещением), блаженные духи являются защитниками, помощниками, друзьями.
В день Страшного 

Суда «труба ангельская призовет всех нас, носящих с собою дела свои»
(XV, 24). Сотворены ангелы 

все добрыми. Ангелы зла стали такими по своей воле — пали из-за гордыни.
Сатана стал врагом 

людей. Но у христиан есть против него непобедимое оружие. Оно в
призывании Распятого (IV, 13), в 

знамении креста (XIII, 36), в таинствах св. Церкви (Т. II, 3). 

4. Человек; его природа, грехопадение. Св. Кирилл видел вокруг себя
язычников и еретиков, 

допускавших ошибки в понимании человеческой природы: фаталисты считали,
что все зависит от 

влияния небесных светил или от слепого случая; гностики, манихеи считали
человеческое тело 

вместилищем греха, материю — воплощением зла, а души разделяли на добрые
и злые по природе; 

пифагорейцы и последователи Оригена представляли, что души являются в
земной мир 

обремененные грехами, совершенными в предыдущей жизни. — Св. Кирилл
противопоставляет всем 

этим заблуждениям церковное учение о человеке, состоящем из двух начал,
животного и разумного. 

Творцом того и другого является Бог. «Все создания прекрасны, —
размышляет святитель, — но ни 

одно из них не есть Божий образ, кроме одного только человека» (XII, 5).
Душа — это совершенное 

творение Создателя: она нетленна, бессмертна, наделена свободой, а
поэтому властна над своими 

поступками и отвечает за них; нет какой-либо предыдущей жизни, в которой
она бы раньше грешила. 

Нет различия между душами разных полов. Нет и деления душ по природе на
две категории — все 

души имеют одинаковую природу. Причина добра и зла кроется в свободной
воле. Плоть — чудесное 

творение мудрого и благого Бога — также не является причиной греха. Сама
по себе плоть не имеет 

жизни. Движет ею душа. В соединении с чистой душой плоть становится
храмом Святого Духа. 

Вопреки заблуждениям многих Иерусалимский архипастырь настаивает на том,
что единственной 

причиной греха является свободное проявление воли. «По образу», —
говорит он, — человек 

удержал, а оное: «по подобию» помрачил в себе непослушанием» (XIV, 10).
Своим непослушанием 

человек обрушил смерть на всех людей. «Грех одного человека Адама имел
столько силы, что нанес 

смерть миру… Первозданный из земли принес всемирную смерть» (XIII, 2). 

5. Эсхатология. Смерть есть наказание за грех. Ею завершается для
человека время подвига, 

раскаяния и прощения. В потустороннем мире четко обозначаются конечные
судьбы: правильно 

воспользовавшиеся на земле временем благодати хвалят Бога, не
воспользовавшиеся — наказуются. 

«Умершим во грехах невозможно уже по смерти восхвалять, как
облагодатствованным, но будут они 

сетовать, потому что приносящим благодарение свойственно хвалить, а
мучимым — сетовать» 

(XVIII, 14). Чтобы избежать участи грешников, св. Кирилл, исходя из
Божественных Писаний, 

предлагает «способы к приобретению вечной жизни». Это: вера в Сына,
исповедание веры, 

предпочтение «Христа имению и сродникам», удаление от худых дел,
соблюдение заповедей Божиих 

и, «наконец, служение Богу» (XVIII, 30). 

О душах тех умерших, которые ушли из земного мира с верой, но не успели
принести плодов, 

достойных покаяния, следует, по слову св. Кирилла, приносить молитвы и
особенно соединять их с 

бескровной жертвой Тела и Крови Христовых, ибо «великая польза будет
душам, о которых 

приносится моление, когда предлагается святая и страшная Жертва» (Т. V,
9). 

6. Об оглашении. По древне-церковному представлению оглашенные входят в
состав Церкви. 

Евсевий Кесарийский различает в составе Церкви «три чина» —
предстоятелей, верных и 

оглашенных (катехуменов). Принятие в число оглашенных совершалось с
большой 

осторожностью, — с разрешения епископа, после известного испытания и под
поручительством 

верных. При этом на принимаемых возлагались руки, их осеняли крестным
знамением и 

произносилась молитва, — на Западе к этому присоединилось помазание и
вкушение благословенной 

соли. В «Апостольских постановлениях» сохранилась особая молитва, «во
еже сотворити 

оглашенного». 

По свидетельству св. Кирилла, оглашенные разделялись на два разряда:
слушающих и просвещаемых. 

К слушающим относились те, которые не были достаточно подготовлены для
вступления в Церковь. 

Они допускались к слушанию литургии оглашенных и проповеди
священнослужителя. Кроме того, 

они ознакомлялись с истинами христианской веры через наставление их
просвещенными или 

принявшими крещение. 

Ко второму разряду относились просвещаемые, которые уже приняли решение
присоединиться к 

Церкви и готовились преимущественно в продолжении четыредеятницы к
принятию Крещения. 

Оглашенные проходили перед крещением покаянный искус, который заключался
в посте, молитве и 

исповедании грехов. Последнее представляется в беседах не как
индивидуальная исповедь перед 

священником, а как чувство сокрушения о грехах, выражаемое пред всей
общиной в словах и делах. 

Образцом этого рода исповеди служит поведение Давида после обличения его
пророком Нафаном в 

прелюбодеянии: он облекся во вретище, бросался на землю и целую неделю
не вкушал хлеба. Таким 

образом, под исповеданием грехов разумелись аскетические подвиги
просвещаемых, как показатели 

их покаянного настроения. 

Обрядом очищения просвещаемых служили заклинания. Просвещаемым
рекомендовалось подвергать 

себя заклинаниям как можно чаще. Заклинание состояло в дуновении,
осенении крестным знамением 

и в произнесении заклинательных формул, собранных из Божественных
Писаний. Лицо заклинаемого 

находилось под покрывалом, чтобы ум его, не развлекаясь никакими
внешними впечатлениями, был 

всецело занят словами заклинания. Цель заклинаний — очищение готовящихся
к крещению от 

демонов, которые «гнездятся» в теле людей некрещенных (Т. II, 2).
«Дуновение и призвание имени 

Божия, подобно самому сильному пламени, жжет и прогоняет демонов» (Т.
II, 3). «Простое дуновение 

заклинателя делается огнем для невидимого» демона (XVI? 19). 

В древней Церкви некоторые стороны христианской жизни составляли тайну,
которая скрывалась от 

неверных и оглашаемым сообщалась постепенно. Только просвещаемые, т.е.
оглашенные второго 

класса, последовательно вводились в круг этих сокровенных истин, причем,
проповедник 

неоднократно предупреждает о том, чтобы сообщаемые им сведения не
передавались простым 

оглашенным. Покровом тайны, как видно из тайноводственных бесед св.
Кирилла, была облечена 

обрядовая сторона таинств, тогда как о внутреннем значении их говорилось
оглашенным открыто. В 

частности, оглашенным не говорилось, что через помазание миром
сообщается новокрещенному 

благодать Святого Духа, что под видом хлеба и вина верующие вкушают Тело
и Кровь Христовы. 

Также предметом тайны были символ веры и молитва Господня, которые
входят в состав литургии 

верных. Учение о Святой Троице, которое лежит в основании символа, также
раскрывалось в беседах 

лишь постепенно. Священное Писание изъяснялось, главным образом, со
стороны нравственного 

содержания. Истолкование молитвы Господней давалось уже получившим
крещение. 

7. Церковь. Вознесшийся Господь исполнил обетование и в Пятидесятницу в
мир снизошел Дух, 

«Утешитель и Освятитель Церкви» (XVII, 13). Не иной Дух говорил в Законе
и пророках, сходил на 

праведников Ветхого Завета, но «благодать Нового Завета» есть большая
благодать. «Благодать 

простиралась и на отцов, но здесь она в преизбытке. Там приобщались Духа
Святого, здесь 

всесовершенно крещены Им» (XVII, 18), «крещены всецело… до внутренности
самой души» 

(XVII, 14). В Пятидесятницу излито в мир преизобилие «воды духовной». И
с тех пор действует 

благодать Духа в апостолах и во всей Церкви. Церковь (экклисиа) так
называется потому, «что всех 

собирает и совокупляет» (XVII, 24), как всех собирает крест и Господь,
распростерший на нем длани 

Свои. Церковь есть Церковь кафолическая, ибо она по всей вселенной
подчиняет благочестию весь 

род человеческий; и еще потому, что в ней в полноте «и без всякого
опущения» преподаются все 

догматы о небесном и земном, и полнота врачевания души и тела, и полнота
добродетели (XVII, 23). 

В ней открываются врата жизни вечной через святое Крещение и прочие
таинства. 

8. Учение о таинствах. Крещение. По самому характеру и назначению своих
поучений св. Кирилл 

не мог входить в подробное раскрытие церковного учения о таинствах. Но
по той же причине он 

должен был остановиться на тех таинствах, которые совершаются над
вступающими в Церковь и чрез 

которые это вступление совершается. Больше всего он говорит о Крещении.
Крещение водой 

необходимо для спасения. «Кто, хотя и заслуживает похвалу за дела, но не
приял запечатления в воде, 

тот не войдет в Царство Небесное. Смело слово сие, но не мое, — замечает
святитель, — так 

определил Иисус». Доказательством этому, по его мнению, служит крещение
Корнилия, мужа 

праведного, сподобившегося видения ангелов (III, 4). И только для
мучеников, «которые во время 

гонений крестились в собственной крови», возможно изъятие, — «они и без
воды приобретают 

Царствие» (III, 10). В крещальной купели не простая вода, но
«спасительная» (Т. II, 4). Силой 

троического призывания Святого Духа, Христа и Отца она «приобретает силу
святости» (III, 3). 

Совершение этого таинства имело такую обрядовую сторону. Крещаемый
сначала помещался во 

внешней части притвора. Он обращался к западу, который символически
обозначал царство тьмы, 

находящейся под господством диавола, и, простирая руки, должен был
произнести: «Отрицаюсь тебя, 

сатана, и всех дел твоих, и всея гордыни твоей, и всего служения твоего»
(Т. I, 4–8). Под делами 

сатаны разумелись грехи, содеваемые по его внушению, под гордыней —
языческие зрелища, под 

служением — языческий культ. Затем крещаемый обращался к востоку,
символизирующему царство 

света, и произносил исповедание веры: «Верую во Отца и Сына и Святого
Духа, и во едино крещение 

покаяния» (Т. I, 9). 

После этого крещаемый вводился во внутренний притвор, где с него снимали
хитон и совершали 

помазание елеем всего тела — «от верхних власов на главе до ног», — и,
подведя к купели, 

троекратно вопрошали: «Веруешь ли во имя Отца и Сына и Святого Духа?»,
крещаемый отвечал 

троекратным «аминь» и затем следовало троекратное погружение в воду (Т.
II, 3–4). 

Благодать в таинстве Крещения подается через воду. Св. Кирилл именует ее
великой и наилучшей из 

четырех видимых стихий. Но действие она оказывает потому, что с ней
соединяется благодать 

Святого Духа. «Внимательно взирай, — говорит он, — на сию купель не как
на простую воду, но как 

на духовную благодать, подаваемую вместе с водой. Ибо, как приносимое на
жертвенник, по природе 

будучи просто, оскверняется призыванием идолов, так и наоборот, простая
вода, по призывании на 

нее Святого Духа, Христа и Отца, приобретает силу святости» (III, 3). 

Действие благодати, подаваемой в Крещении, выражается в «отрицательных»
и положительных 

последствиях для крещаемого. «Отрицательные» плоды благодати крещения
выражаются в том, что: 

1) ею уничтожается виновность человека пред Богом и изглаживаются
последствия греха, 

отпечатлевшиеся на душе и на теле. При этом вода омывает следы,
оставляемые грехами на теле, а 

«Дух, ничего не исключая, все крещает до внутренности самой души» (XVII,
14). Как огонь 

проникает во все поры раскаленного железа, так и Дух Святой входит во
все внутренности души, 

чтобы произвести в ней совершенное очищение. 2) Крещение освобождает
человека от власти 

демонов. Это освобождение подается заклинательным помазанием елеем и
троекратным 

погружением в воду. При произношении заклинательной формулы крещаемый
осеняется крестным 

знамением, а в формуле упоминается о кресте и смерти Христа. Троекратное
погружение в воду 

также приобщает крещаемого смерти Христовой, знаменуя трехдневное
пребывание Спасителя во 

гробе. Это участие в смерти Христовой и дарует христианину освобождение
от власти демонских сил. 

Положительное действие Крещения заключается в просвещении ума,
вследствие чего человек 

получает способность постигать высокие Богооткровенные тайны. Помимо
того, Крещение налагает 

на верующего спасительную печать (I, 3), призывающую ангелов. Эта печать
священна и нестираема, 

не позволяющая повторять Крещение. «Только еретиков некоторых
перекрещивают, потому что 

первое их крещение не было крещение» (Предогл. 7). 

Крещение понимается св. Кириллом как уподобление смерти и воскресению
Христа, через которое 

крещаемый получает спасение. В Крещении все, что произошло со Спасителем
в Его земной жизни, 

происходит и с крещаемым, но только безболезненно, без страданий (см.
Т.II., 5). «Никто да не 

думает, что Крещение есть благодать оставления только грехов, а не
вместе и сыноположения, как 

Иоанново крещение давало только отпущение грехов. Напротив, точно знаем,
как служит очищением 

грехов и сообщает дар Святого Духа, так бывает и верным изображением
Христовых страданий» 

(Т. II, 6). Другими словами, не следует ограничивать действия Крещения
отпущением грехов, т.к. это 

уподобляло бы его только Иоаннову крещению, которое не шло дальше этого.
Христианское же 

Крещение дарует, кроме отпущения грехов, еще и благодать усыновления, и
все то, что получили от 

страданий Христовых, плоды которых оно реализует в нас. 

А если Крещение принимается без веры или без должного благоговения,
приготовления? — 

Св. Кирилл по этому вопросу рассуждает так: «И Симон волхв приступал
некогда к купели сей. И 

крестился, но не просветился; омыл тело водою, но не просветил сердца
Духом; погружалось в воду и 

вышло из воды тело, а душа не погребалась со Христом, и не воскресла с
Ним» (Предогл. 2). «Если 

лицемеришь, то люди крестят тебя теперь, а Дух не будет крестить». Но в
ином случае: «Если пришел 

ты по вере, то люди служат в видимом, а Дух Святой дает невидимое». И
далее: «На великое 

приходишь испытание, чтобы в этот единый час быть вчиненным в славное
воинство. Если погубишь 

час сей, то зло неисправимо. Если же сподобишься благодати — просветится
душа твоя; примешь 

силу, какой не имел; примешь оружия, страшные для демонов. И если не
бросишь оружия, но 

сохранишь на душе печать, то демон не приступит, потому что боится; и,
конечно, «о Дусе Божии 

изгоняются бесы» (Мф. 12, 28)» (XVII, 36). 

Миропомазание. Крещение водой завершается Миропомазанием — «исшедшим из
купели 

священных вод дано Миропомазание» (Т. III, 1). По изображению св.
Кирилла внешняя сторона 

таинства состояла в помазании миром чела, ушей, ноздрей и персей.
Благодать Духа Святого стоит в 

тесной связи с видимым веществом — миром. Подобно тому, говорит он, «как
хлеб, но Тело 

Христово, так и святое миро сие, по призывании, не простое уже и, как
сказал бы иной — 

обыкновенное миро, но дарование Христа и Духа Святого, от присутствия
Божества Его 

соделавшееся действенным» (Т. III, 3). 

Как и в таинстве Крещения здесь верующий символически участвует в
событиях жизни Спасителя. 

После крещения во Иордане на Христа сошел Дух Святой, также исходящим из
купели 

миропомазанием сообщаются дары Духа Святого. В то время как тело
помазуется миром, душа 

освящается Святым и Животворящим Духом. По изображению св. Кирилла в
таинстве 

Миропомазания сообщаются дары, восполняющие благодать Крещения. 

Евхаристия. В учении о Евхаристии св. Кирилл ясно выражает мысль о
реальном присутствии 

Христа в веществе этого таинства. «Хотя чувство, — говорит он, —
представляет тебе хлеб и вино, но 

да укрепляет тебя вера. Не по вкусу суди о вещи, но верой несомненно
удостоверься, что сподобился 

ты Тела и Крови Христовых» (Т. IV, 6). Хлеб и вино претворяются в Тело и
Кровь Христовы, подобно 

тому, как на браке в Кане Галилейской вода чудесно был превращена в
вино. Освящение даров 

совершается призыванием Святого Духа: «Умоляем человеколюбца Бога
ниспослать Святого Духа на 

предлежащие Дары, да сотворит Он хлеб Телом Христовым, а вино — Кровью
Христовой. Ибо, без 

сомнения, чего коснется Святой Дух, то освящается и прелагается» (Т. V,
7. Свидетельство об 

эпиклизисе). К святой Евхаристии св. Кирилл относит прошение молитвы
Господней о хлебе 

насущном, — «насущный» значит «имеющий действие на сущность души», и
этот хлеб не во чрево 

вмещается, «но сообщается всему твоему составу» (Т. V, 15). В
евхаристической молитве 

воспоминаются вся тварь и ангельские силы и повторяется слышанное Исаией
серафимовское 

богословие, «чтобы в сем песнопении иметь нам общение с премирными
воинствами» (Т. V, 6). По 

совершении жертвы возносится моление о всех живых и преждеусопших.
«Принося Богу моления за 

усопших, хотя они и грешники, (мы) не венец соплетаем, но приносим
закланного за грехи наши 

Христа, за них и за себя умилостивляя человеколюбца Бога». Приступать к
причащению подобает 

часто: «Не лишайте себя священных и духовных сих Тайн ради греховной
скверны» (Т. V, 23). 

Благодатными дарами Евхаристического таинства освящается все существо
человека — и душа, и 

тело. Так как вкушаемые Тело и Кровь Христовы усвояются всем телесным
организмом человека, то 

причащающиеся становятся «сотелесниками и единокровными Христу»,
«Христоносцами, потому 

что Тело и Кровь Христа сообщены их членам» (Т. IV, 1, 3). 

Из пятого тайноводственого слова узнаем, что во времена св. Кирилла
верующие принимали 

св. Причастие не из лжицы, а прямо в руки, раздельно. «Посему, — учит
Святитель, — приступая, не 

с разжатыми дланями рук подходи, не с распростертыми перстами, но шуйцу
соделав престолом для 

десницы… и, согнув длань, приими Тело Христово и скажи при сем: «Аминь»…
С осторожностью 

освятив очи прикосновением святого Тела, приобщись, внимательно
наблюдая, чтобы от него не 

утратить чего-либо. Ибо, если утратишь что, лишишься чрез сие как бы
собственного своего члена… 

После того, как приобщишься Тела Христова, приступи и к чаше с Кровью не
с распростертыми 

руками, но в согбенном положении с поклонением и чествованием, говоря:
«Аминь», освятись, 

причащаясь и Крови Христовой. И пока еще на губах твоих остается
влажность, прикасаясь руками, 

освяти и очи, и чело, и прочие орудия чувств. Потом, дождавшись молитвы,
благодари Бога, Который 

сподобил тебя толиких тайн» (21–22). Введение в VI в. в употребление
лжицы было вызвано 

соображениями предосторожности. Храмы в то время заполнялись множеством
верующих, среди 

которых немалая часть была заражена предрассудками. Последнее дало
основание опасаться, что 

св. Дары могут быть использованы не по назначению (напр., в волшебствах
и пр.), поэтому обычай 

получить св. Причастие в руки был отменен. (См. и ср. «Литургические
труды» св. Василия Великого. 

СВ. ИОАНН ЗЛАТОУСТ 

ЖИТИЕ 

Самым известным из св. Отцов Церкви является св. Иоанн Златоуст.
Почитание он заслужил еще при 

своей земной жизни необыкновенными человеческими качествами. Служение
его проходило во 

времена Феодосия Великого (380–395) — первого христианского императора,
принявшего крещение 

не в последние дни жизни, не на смертном одре, как поступали его
предшественники, а в период 

правления. Сам он и его семья регулярно посещали храм Божий. Двор его
состоял только из 

христиан. В силу изданных императором законов христианство стало
официальной религией империи 

и при поддержке правительства росло и процветало, а языческие учреждения
(храмы, школы) 

постепенно закрывались. При нем же в 381 г. был созван Второй Вселенский
собор, утвердивший 

никейское исповедание. После кончины Феодосия империя была разделена
между его сыновьями: 

Запад достался Гонорию, а Воток — Аркадию. Последний был женат на
Евдоксии, сыгравшей 

печальную роль в жизни св. Иоанна. 

Родился св. Иоанн в Антиохии, и по своему духовному складу, по своему
религиозному 

мировоззрению был типичным антиохийцем. Год его рождения в точности
неизвестен, — принято 

считать 347 г. Его отец Секунд занимал высокое военное положение и
обладал значительными 

средствами. Но он умер вскоре после рождения сына, который вместе со
старшей сестрой, также 

вскоре умершей, остался на попечении матери, двадцатилетней вдовы
Анфусы. По смерти мужа она 

отказалась от вторичного замужества и все силы своей христиански
настроенной души отдала делу 

воспитания сына. Нравственной высотой своего характера она приводила в
изумление язычников. 

Знаменитый языческий ритор, у которого юный Иоанн обучался красноречию,
когда узнал о стойком 

вдовстве матери, воскликнул, обращаясь к окружающим: «Ах, какие у
христиан находятся 

женщины!» В атмосфере теплой материнской любви и заботы, насыщенной
высокой религиозностью 

и безупречной нравственной чистотой, богато одаренная душа отрока Иоанна
глубоко впитала в себя 

семена веры и добродетели, которые дали затем обильные и роскошные
плоды. 

Просвещенная мать не жалела средств, чтобы обеспечить своему сыну
всесторонее образование. Хотя 

об отроческих годах св. Иоанна сохранилось мало сведений, но несомненно,
что по обычаям того 

времени он прошел общеобразовательную школу, а затем слушал уроки
некоего славившегося в 

Антиохии философа Андрагафия и ритора Ливания. Последний представлял
собой одного из 

позднейших приверженцев умирающего язычества. Он восхищался талантами
юного св. Иоанна и на 

вопрос, предложенный ему перед смертью: «Кому занять его место»,
отвечал: «Иоанну, если бы не 

отняли его христиане» (Созомен. Церк., VIII, 2). 

По окончании образования св. Иоанн выступил в Антиохии в качестве
адвоката и имел блестящий 

успех. Образование, таланты и принадлежность к знатной фамилии открывали
перед юношей путь к 

высшим должностям государственной службы. В то же время город,
являвшийся столицей Востока, 

таил в себе много соблазнов для молодых людей, вступающих в жизнь. Но с
детства заложенные 

устои христианской жизни и заботливое попечение матери помгли юному
Иоанну преодолеть 

искушение светской среды. Вскоре у Златоуста создается решение оставить
адвокатуру, порвать связи 

со светским обществом и посвятить себя истинному любомудрию. В этом
решении сказалось также 

влияние его друга Василия, впоследствии епископа Селевкийского. Под
обаянием аскетического 

идеала, которым вдохновлялось в ту эпоху христианское монашество, св.
Иоанн думал принять 

иночество и уйти в один из монастырей, окружавших город, но уступая
просьбам матери не повергать 

ее во второе вдовство, он затворяется в своем доме и предается суровым
аскетическим подвигам. В то 

же время вместе со своими друзьями Василием, Максимом и Феодором,
впоследствии епископом 

Мопсуетским, он посещает Антиохийсую богословскую школу Диодора
Тарсийского, где усердно 

изучает Священное Писание. 

В это время Антиохийский епископ Мелетий обратил внимание на даровитого
юношу, приблизил его 

к себе, и после наставления в истинах веры, удостоил его св. крещения
(370 г.). Вскоре он был 

поставлен на должность чтеца, обязанность которого заключалась в чтении
с амвона во время 

богослужения Священного Писания. 

После смерти матери, относимой к 374–375 гг., Златоуст удалился в одну
из ближайших обителей и в 

течение 4–х лет вел суровую аскетическую жизнь, а затем два года провел
отшельником в 

уединенной пещере. Чрезмерные подвиги расстроили его здоровье и имели
последствием 

желудочную болезнь, от которой он страдал в течение всей жизни. Это
обстоятельство вынудило его 

в 380 г. оставить уединение и вернуться в Антиохию. 

Здесь в начале 381 г. он со смирением принимает от епископа Мелетия
посвящение в диаконский сан, 

который возлагал на него обязанности помимо участия в церковных службах
еще и попечения о 

бедных. В своей деятельности он обнаружил большую отзывчивость и
чуткость к человеческому 

страданию и самоотверженно трудился над облегчением участи бедных и
обездоленных, чем 

приобрел огромную популярность среди антиохийских христиан. 

Церковное служение в сане диакона Златоуст проходил в течение пяти лет.
В 386 г. Епископом 

Флавианом — преемником Мелетия — он был посвящен в сан пресвитера, имея
от роду 39 лет. 

Теперь на него возложены были обязанности проповедника слова Божия.
Обладая блестящими 

ораторскими способностями и глубоким знанием Священного Писания,
Златоуст вскоре приобрел 

славу вдохновенного пастыря, речи которого были проникнуты апостольским
духом и силой и 

привлекли толпы слушателей. В своих выступлениях с церковной кафедры св.
Иоанн Златоуст 

изъяснял Священное Писание, наставляя в истинах христианской жизни,
обличал пороки и суеверия, 

раскрывал тайны домостороительства Божия и защищал истину христианской
веры против нападок 

язычников, иудеев и еретиков. Проповеди Златоуста потрясали сердца
слушателей и часто вызывали 

или слезы сокрушения, или бурные рукоплескания. 

Особенно ярко силу своего таланта и глубину христианской любви к своей
пастве Златоуст проявил 

во время постигших Антиохию грозных событий. В 388 г. в городе по поводу
введения военного 

налога вспыхнуло восстание, во время которого были низвержены и разбиты
статуи императора 

Феодосия и его жены Флациллы. Так как эти действия квалифицировались как
оскорбление 

величества, то жителям города грозило поголовное избиение или продажа в
рабство. В эти дни страха 

и скорби великий проповедник произнес свои знаменитые беседы «О статуях»
(всего 21 беседа, см. 

т. II, кн. 1, с. 5–247), в которых, движимый состраданием и любовью,
ободрял и утешал объятую 

смертельным страхом паству, в то же время он призывал ее к покаянию и
устремлял ее взоры к 

благам вечного спасения. 

Известно, что ходатайство епископа Флавиана, который, преодолевая
старческую немощь, лично 

отправился в Константинополь и добился у императора помилования
гражданам Антиохии, спасло 

этот город от угрожавшей ему страшной кары. В последней 21 беседе св.
Иоанн Златоуст выражает 

высокую радость по поводу этого события и приводит речь, произнесенную
епископом Флавианом 

перед императором, которая, по принятому мнению, составлена Златоустом. 

В 397 г. по смерти Константинопольского архиепископа Нектария
императором Аркадием по 

представлению евнуха Евтропия св. Иоанн хитростью был вызван из Антиохии
(из опасения 

противодействия народа) и доставлен в Константинополь, где и был
рукоположен в сан 

Константинопольского архиепископа. Высокий и почетный пост главы
столичной кафедры был 

связан, однако, с многотрудными и ответственными обязанностями. Жизнь
столичного общества 

характеризовалась многими пороками и недостатками, к которым новый
архиепископ не мог 

относиться равнодушно. 

В высших классах общества царила роскошь, суетная привязанность к
богатству, распространены 

были лесть и тщеславие. Низок был нравственный уровень столичного
духовенства и монашества. В 

то же время в столице имелось большое количество бедных и обездоленных. 

Новый глава Константинопольской Церкви, воодушевленный высоким
христианским идеалом, 

выступил на борьбу с жизненной неправдой со всей силой ораторских
дарований. Он вооружается 

против установившегося обычая сожительства духовных лиц с
девственницами, устраняет из клира 

лиц, запятнавших себя недостойной жизнью, заботится о чистоте монашеской
жизни, удаляя из 

обителей порочные элементы и привлекая в их состав лиц с высокой
настроенностью. 

В ярких выступлениях он обличал высшие классы столичного общества за их
привязанность к 

богатству и роскоши, за пустоту их жизни и безучастное отношение к
бедным и угнетенным. 

Светских женщин он укорял за их пристрастие к украшениям и нарядам и за
жестокое обращение со 

своими слугами и рабами. 

В то же время он проявлял большую энергию в деле организации помощи
бедным и больным. Он 

сократил до крайнего предела расходы на содержание архиепископской
кафедры, имел самый 

простой и невзыскательный стол, и все полученные, благодаря этой
экономии, средства обратил на 

дела благотворения. По его призыву многие богатые люди, особенно
благочестивые вдовы, 

жертвовали из своего имущества в пользу бедных. 

Заботился св. архиепископ и о благоустройстве церковного богослужения. В
противовес 

соблазнительным религиозным процессиям ариан он ввел за всенощным
бдением антифонные пения, 

составил чин литургии, несколько видоизменив господствовавший в церкви
до того времени и, 

наконец, проявил ревностную миссионерскую деятельность, особенно в деле
распространения 

православия среди готов, которым он разрешил совершать богослужение на
их родном языке. 

Но деятельность архиепископа, стремящегося утвердить в своей пастве
высокие нравственные 

идеалы Евангелия, вызвала враждебные отношения к нему со стороны многих
слоев столичного 

общества. Высшие классы были недовольным тем, что Златоуст отказывался
от участия в 

устраиваемых ими пиршествах и не давал у себя торжественных приемов.
Дамы высшего общества 

негодовали на него за беспощадные обличения в суетности. Духовенство и
монахи, привыкшие в 

столице к легкой и праздной жизни, питали недовольство за те
мероприятия, которыми св. Иоанн 

Златоуст стремился устранить их порочные привычки и восстановить
христианскую чистоту нравов. 

Злейшим врагом Златоуста оказался Александрийский епископ Феофил,
который сам имел виды на 

Константинопольскую кафедру. Обострению его враждебных чувств послужило
то обстоятельство, 

что простой прием, оказанный ему Златоустом, и незатейливое угощение за
архиепископской 

трапезой он принял как личное оскорбление. В своих враждебных действиях
к Златоусту Феофил 

опирался на императрицу Евдоксию, привыкшую повсюду встречать лесть и
подобострастие. 

Обличения Златоустом роскоши и изысканных нарядов светских женщин
затрагивали и императрицу, 

поэтому Феофил нашел у нее полную поддержку. 

Первое выступление против Златоуста состоялось по делу так называемых
«длинных братьев». 

Четыре монаха Нитрийской пустыни, преследуемые Феофилом как оригенисты,
прибыли в 

Константинополь и стали просить защиты у Златоуста. Св. Иоанн отнесся к
ним с участием и 

письменно ходатайствовал за них перед Феофилом. Но тот стал резко
порицать Златоуста за 

вмешательство в дела чужой епархии. Тогда монахи обратились
непосредственно к императору и 

предъявили по адресу Феофила тяжелые обвинения. Император сделал
распоряжение о вызове 

Феофила на суд в Константинополь. Златоуст по благородству своей души
уклонился от суда над 

Феофилом, но этот последний стал действовать как ловкий интриган. Он, со
своей стороны, 

используя простодушие Епифания, епископа Кипрского, предъявил Златоусту
обвинение в 

оригенизме (см. об этом подробнее у Сократа, Церк. Ист. VI, 7, 9–10,
12–14). Могущественной 

союзницей врагов Златоуста явилась императрица Евдоксия, которую он
обличал за намерение 

захватить виноградник одной вдовы, напоминая ей истории пр. Илии и
Иезавели. Прибывший в 

столицу с несколькими десятками египетских епископов (ок. 50), Феофил
открыл собор в предместье 

Константинополя в предоставленной императором вилле под названием «При
дубе» и послал вызов 

св. Иоанну явиться для защиты от предъявленных ему обвинений.
Справедливо считая действия 

Феофила незаконными, св. Иоанн отказался явиться на этот собор, а
преданные ему епископы в 

количестве 40 человек, со своей стороны, вынесли в соборном
постановлении протест против 

действий Феофила. Не смущаясь этим, Феофил со своими единомышленниками,
приведя 

вымышленные обвинения и используя клеветников, приговорил Златоуста к
низложению. Против 

Златоуста выступило два обвинителя: его бывший диакон и епископ Иоанн.
Все их обвинения были 

простым собранием сплетен, подчас смехотворных, или же были извращением
действительного 

положения дел. Так, диакон обвинял Златоуста в преследовании его,
диакона, за то, что он ударил 

одного из слуг; или что некий монах Иоанн был избит и закован в кандалы
вместе с бесноватыми. 

Обвинялся Златоуст также в распродаже священных сосудов и мрамора,
предназначенных для храма. 

Последнее, возможно, и имело место, т. к. Златоуст помогал бедным и
вполне мог употребить на 

доброе и неотложное дело вырученные деньги (ср. житие св. Кирилла
Иерусалимского). Обвиняли 

Златоуста, что он оскорбляет духовенство, — называет его бесчестным,
распущенным. И это могло 

быть, только не оскорбление, а справедливое обличение. Или еще, что
Златоуст избрал епископом 

Антониана, который, якобы, ограбил гробницу, и т. д. (всего до 29
обвинений!). Император Аркадий 

под влиянием Евдоксии приговор «собора» утвердил. 

Чтобы не вызвать народного смятения, св. Иоанн Златоуст добровольно
пошел в изгнание и был 

водворен в Пренете, вблизи Никомидии. Но, тем не менее, когда жители
Константинополя узнали о 

происшедшем, то пришли в страшное волнение. Феофил спасся от народной
ярости только тем, что 

тайно выехал из столицы. В это же время сильное землетрясение навело
ужас на Евдоксию, покои 

которой подвергались особенной опасности разрушения. Обезумевшая от
страха, императрица 

настояла на том, чтобы приказ о ссылке был отменен, и великий Святитель
с торжеством был 

возвращен на место своего служения. Новый собор из 65 епископов признал
неправильность 

возведенных на Златоуста обвинений и незаконность действий собора «При
дубе». 

Но вскоре новые события трагически отозвались на положении великого
архиепископа. Близ храма 

св. Софии была воздвигнута колонна в честь императрицы Евдоксии.
Торжество открытия 

сопровождалось празднествами, которые носили языческий характер. Шум
толпы мешал 

богослужению. Обращение Златоуста к префекту не дало никаких
результатов. Тогда он произнес 

яркую обличительную речь, которая начиналась словами: «Опять Иродиада
беснуется, опять 

неистовствует, опять пляшет, опять требует у Ирода главы Иоанна
Крестителя!» (VIII: 607). Евдоксия 

пришла в ярость и вошла в сношения с Феофилом, организуя вторичное
низложение св. Иоанна. 

Лично Феофил не решился явиться в Константинополь, опасаясь вспышки
народного гнева. Но он 

направил туда своих уполномоченных Севериана и Акакия, которые собрали
всех врагов Златоуста и 

произнесли приговор о вторичном его низложении. Слабодушным императором
этот приговор был 

утвержден, и в день Пасхи 404 г. отряд воинов ворвался в церковь, где
Святитель совершал службу, 

произвел здесь дикое буйство и взял Златоуста под стражу. Около двух
месяцев архиепископ 

находился под домашним заключением. Чтобы не допустить мятежа,
архиепископ, простившись со 

своими друзьями, снова добровольно отдался в руки власти, и был вывезен
в Вифинию. 

Об учиненном над ним насилии Златоуст известил Римского папу Иннокентия
I, но ни он, ни 

Римский император Гонорий ничего не могли сделать для облегчения участи
Святителя — так сильна 

была злоба против него преступной Евдоксии. Из Вифинии св. Иоанн
Златоуст был отправлен в 

ссылку, местом которой была определена небольшая деревня в Малой Армении
Кукуз, куда он и был 

доставлен, угнетаемый всяческими лишениями. 

В Кукузе гонимый архиепископ нашел теплый прием. Здесь он прожил около
трех лет, заполняя свой 

досуг письменными трудами и перепиской со своими почитателями и
друзьями. Особенное утешение 

он получил от общения с антиохийцами, представители которых часто его
навещали. В то же время 

он проявлял заботы о распространении христианства в Персии, у готов и в
Финикии. 

Но злоба врагов и здесь не оставила его в покое. Их раздражало то, что у
изгнанника сохранились 

оживленные сношения со многими церквами и отдельными лицами. 

По настоянию врагов слабовольный император подписал указ об отправке
Святителя в новое место 

ссылки — в Питиунт, представлявший в то время дикое место на восточном
берегу Черного моря. 

Этот переход под конвоем двух грубых и жестоких преторианцев истощил
последние слабые силы 

св. Иоанна Златоуста, и, не достигнув назначенного пункта, он скончался
14 сентября 407 г. на пути 

невдалеке от Коман у склепа св. Василиска. Здесь он был утешен видением
св. мученика, который 

предсказал ему его близкую кончину. Последними словами великого
Святителя были: «Слава Богу за 

все» (Докса то Фэо пантон энэка). 

Очень скоро открылась вся неправда осуждения Златоуста. В 417 г.
Константинопольский епископ 

Аттик восстановил его имя в диптихах, ссылаясь на глас народа, а в 419
г. уступили и в Александрии. 

В 438 г. останки Златоуста были перенесены в Константинополь и положены
в храме св. Апостолов 

(впоследствии они были перенесены на Запад и теперь находятся в соборе
св. ап. Петра в Риме). 

Приговор собора «При дубе» был отменен общим свидетельством Церкви. 

Император Феодосий II, участвовавший во встрече, преклонив колена, пред
гробом Святителя, 

молился о прощении грехов его родителей, виновников страданий и смерти
Златоуста. 

Память св. Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского,
празднуется св. Церковью 27 и 

30 января, 14 сентября и 13 ноября. 

Влияние Златоуста было громадным. Он очень скоро стал «вселенским
учителем и святителем», — на 

деле раньше, чем по имени. С VI в. его называют Златоустом, в VIII — это
имя становится 

общепринятым. В особенности в экзегетике Златоуст стал навсегда образцом
и авторитетом. Именно 

за ним шли почти все позднейшие византийские толковники, в особенности
Феофилакт Болгарский. 

История литературного влияния Златоуста — это одна из самых ярких глав в
истории христианской 

письменности и отеческого предания. 

ТВОРЕНИЯ 

Св. Иоанн Златоуст оставил большое литературное наследие. Не легко
определить его точный объем. 

Со временем имя Златоуста стало настолько славно, что им надписывали и
чужие беседы и слова. 

Можно выделить бесспорные творения Златоуста, иные заведомо ему не
принадлежат, но многие 

остаются под вопросом, особенно тогда, когда не удается установить точно
другого автора. Большая 

часть творений Златоуста — это беседы или слова, гомилии. 

Все сочинения Златоуста можно разделить на четыре группы: 1.
Экзегетические, 2. Догматические, 

3. Морально-аскетические и 4. Письма. 

1. Самая значительная часть его творений обращена на изъяснение
Священного Писания, которое 

он предлагал обычно в форме гомилий. Скорописцы записывали его речи при
самом произнесении, а 

затем они редактировались самим проповедником. Гомилии начинались обычно
вступлениями, затем 

следовало подробное изъяснение взятого для беседы текста Священного
Писания и в заключение 

следовали нравственные наставления и увещания. 

Беседы св. Иоанна Златоуста охватывают большую часть книг Ветхого Завета
и Нового Завета. 

Более известные толкования Священного Писания Ветхого Завета: 

а) 67 бесед и 8 слов «на книгу Бытия» (т. IV, кн. 1–2). 

б) «Беседы на псалмы» 3–12, 41, 43–49, 108–117, 119–150 (т. V, кн. 1–2).


в) «5 слов об Анне» (мать Самуила; т. IV, кн. 2). 

г) «Толкование на пр. Исаию» — одно из лучших творений Святителя (т. VI,
кн. 1). 

д) Беседы на слова пр. Исаии: «Видех Господа седяща на престоле высоце и
превознесенне» 

(Ис. VI, 1) (т. VI, кн. 1). 

е) 2 беседы о неясности пророчеств (т. VI, кн. 1). 

Лучшими объяснениями книг Священного Писания Нового Завета считаются: 

а) 90 бесед на Евангелие св. Матфея: все прекрасны, но необходимо
подчеркнуть беседы на Нагорную 

проповедь (т. VII, кн. 1–2). 

б) 88 бесед на Евангелие св. Иоанна (в основном — против ариан; т. VIII,
кн. 1–2). 

в) 244 беседы на все послания св. ап. Павла (т. IX, кн. 2 — XII, кн. 1).
(Исключается «Толкование на 

послание к Галатам» — т. X, кн. 2). Среди них на первом месте стоят
беседы на послание к Римлянам 

(т. IX, кн. 2). 

Менее удачны в стилистическом отношении 55 бесед на книгу Деяний
Апостольских (т. IX, кн. 1). 

2. Гораздо меньше оставил св. Иоанн Златоуст сочинений догматического
содержания. Сюда 

относятся: 

а) 12 слов против аномеев. В первых 5 доказывается непостижимость
существа Божия, в остальных 

7 — единосущие Сына Божия с Отцом (т. I, кн. 2). 

б) 8 слов против иудеев — показывается, что иудейские обряды отменены и
потому совершать их 

теперь — значит нарушать волю Божию (т. I, кн. 2). 

в) «Рассуждение против иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть
истинный Бог» — 

доказывается божественность христианского учения исполнением пророчеств
и действиями крестной 

проповеди на сердца людей (I, кн. 2). 

г) Книга «К Стагирию подвижнику…» — решается вопрос о том, почему при
действии Промысла 

страждут праведники (I, кн. 1). 

д) Богатый материал для догматики содержат беседы: 

«В день Рождества Господа нашего Иисуса Христа». 

«О Крещении Господа и о Богоявлении». 

«О предательстве Иуды» (говорится о тайне Евхаристии). 

«О кладбище и кресте». 

«О кресте и разбойнике» (изъясняется искупительное значение смерти
Христовой). 

«О воскресении мертвых». 

«Против упивающихся и о воскресении» — на праздник Пасхи. 

«О Вознесении». 

«О Пятидесятнице». 

Все эти беседы помещены во II томе 1 книге. 

3. Св. Иоанн Златоуст в своих творениях выступает как великий опытный
учитель нравственности. 

Поэтому особое значение имеют его морально-аскетические сочинения. Это: 

а) Шесть слов «О священстве» (I, кн. 2). Написаны они по поводу
стремления некоторых церковных 

деятелей посвятить его в епископский сан помимо его желания. Уклонившись
по смирению от этого 

высокого звания, св. Иоанн в свое оправдание и написал этот трактат, в
котором рисует высокий 

идеал христианского пастыря и трудность его осуществления в современной
ему жизненной 

обстановке. «Священнослужение совершается на земле, — говорит св. Иоанн
Златоуст, — но по 

чиноположению небесному; и весьма справедливо, потому что не человек, не
ангел, не архангел и не 

другая какая-либо сотворенная сила, но Сам Утешитель учредил это
чинопоследование» (I: 416). И 

разве на земле мы остаемся, когда видим снова Господа, приносимого и
мертвого, и как бы 

обагряемся Его кровью. А священник предстоит у жертвенной трапезы.
Престол священника 

поставлен на небесах. Ему дана небесная власть ключей, которая не дана и
ангелам… В священнике 

Златоуст видит, прежде всего, учителя, наставника, проповедника, пастыря
душ. И об учительном 

служении священства он говорит всего больше. В этом отношении он ставит
священника выше 

монаха, — в пастырском служении больше любви, чем в монастырском
уединении, и пастырство есть 

служение деятельной любви, служение ближним… 

б) Два «Увещания к Феодору падшему» (I, кн. 1). Происхождение и
содержание этих сочинений 

таково: друг Златоуста Феодор Мопсуэтский полюбил одну девицу Гермиону и
имел намерение 

жениться и вступить в обычную жизнь мира. Услышав об этом, Златоуст в
пламенной ревности 

написал ему свои знаменитые увещания, в которых доказывает Феодору
неразумность его шага. В 

них он говорит так, как будто бы Феодор совершил какое-либо великое
преступление, и старается 

изменить его намерение обращением его мысли к небу и аду, сообщением
рассказов о покаянии тех, 

которые подобным же образом пали, и наставлениями о тщетности жизни и об
опасности озираться 

после того, как положена рука на плуг. Это пламенное увещание звучит
полной искренностью и 

достигло желанной цели. 

в) 3 слова «К враждующим против тех, которые привлекают к монашеской
жизни» и «Сравнение 

власти, богатства и преимуществ царских с истинным и христианским
любомудрием монашеской 

жизни» — говорится о монашестве как более удобном образе для святой
жизни. 

г) 2 слова «О сокрушении сердца». 

д) «Слово к жившим вместе с девственницами» (осуждение). 

е) «Слово к девственницам, жившим с мужчинами» (осуждение). 

ж) «Книга о девстве» — показывается преимущество девственной жизни. 

з) 2 слова «К молодой вдове». 

(Перечисленные сочинения помещены в I томе, 1 книге). 

и) 9 бесед «О покаянии» — о необходимости и видах покаяния (II, кн. 1). 

к) 2 слова «О молитве» (II, кн. 2). 

л) «Беседа о воздержании» (VI, кн. 2). 

м) 2 слова «Об утешении при смерти» (VI, кн. 2). 

н) «Слово о том, кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может»
(III, кн. 2) и др. 

4. Письма Златоуста, которых насчитывается до 245 (III, кн. 2). Большая
часть их написана в период 

его изгнания (403–407 гг.). Самые важные из них — 17 писем к Олимпиаде и
2 письма к папе 

Иннокентию I. Они содержат автобиографический материал и бросают свет на
епископскую 

деятельность Златоуста, а также и на всю красоту и величие его
характера. Хотя в них часто 

описываются его бедствия, однако, они никогда не дышат дряблым духом
жалобы и не обнаруживают 

никакой ненависти к его врагам. Голод, язвы, уединение, ежедневная
смерть, о которых он говорит 

Иннокентию, не подрывают его непреклонной веры и не делают его
недостойным самого себя. 

Можно сказать, особый отдел составляют похвальные беседы (панегирики): 

7 бесед «О св. апостоле Павле», 

«Похвала св. священномученику Игнатию Богоносцу», 

«Похвала египетским мученикам», 

«Похвала всем святым, во всем мире пострадавшим» и др. (см. Т. II, кн.
2). 

Весьма интересны и «Выборки из разных слов» св. Отца — «Эклоги». Под
этим названием известны 

сборники бесед, составленные разными лицами после кончины св. Иоанна
Златоуста, на различные 

темы. Отрывки приводятся частично в буквальном изложении, частично в
свободном пересказе, и 

заимствованы как из подлинных творений Святителя, так и из творений,
лишь приписываемых ему, 

не только до нашего времени сохранившихся, но и утерянных. Эти «Эклоги»
(выборки) пользовались 

широким распространением. Для примера можно назвать: 

1. О любви. 2. О молитве. 3. О посте и целомудрии. 4. О счастии и
несчастии. 5. Об учении и 

наставлении. 6. О душе. 7. О промысле. 8. О болезни и врачах. 9. О
высокомерии и тщеславии. 10. О 

зависти. 11. О терпении и великодушии. 12. О добродетели и пороке. 13. О
воспитании детей. 14. О 

смерти. 15. О мужестве и храбрости. 16. На св. Праздник Ваий. 17. На Св.
Рождество Христово. 

18. Похвала св. Ап. Павлу. 19. Цветник в форме слова, собранный из
Златоуста Феодором: что нужно 

делать христианину, чтобы наследовать жизнь вечную и др. (см. XII, кн.
2). 

Другим еще более важным и ценным трудом св. Иоанна Златоуста был чин
Божественной литургии 

(см. Перевод на русский язык, т. XII, кн. 1). И здесь открылся тот же
дух Златоуста — 

снисходительная и умная любовь его к ближним. Св. Прокл, ученик св.
Иоанна Златоуста и 

впоследствии архипастырь той же Константинопольской Церкви, так писал об
этом труде: «Великий 

Василий, который, после предшественников своих, усматривал, что люди
сделались беспечными и 

пристрастными к земному и потому отягощаются продолжительностью
Литургии, предал оную в 

сокращенном виде не потому, что находил ее слишком длинной, но потому,
что желал пресечь 

леность, с давнего уже времени появившуюся в собирающихся для молитвы и
поучения… Спустя 

немного времени отец наш Златоустый Иоанн, с одной стороны, как добрый
пастырь, ревностно 

заботясь о спасении овец, с другой, — взирая на дебелость человеческой
природы, вознамерился 

исторгнуть с корнем всякий предлог сатанинский. Потому он, многое
опустив, учредил совершение 

Литургии сокращеннейшее, дабы люди слишком любящие все то, в чем есть
свобода и 

непринужденность, обольщаясь помыслами вражескими, мало-помалу не
отстали вовсе от такового 

Апостольского и Божественного предания» («О предании Божественной
Литургии». «Хр. чт.», 1839, 

окт., с. 36–37, 39). 

Вообще следует отметить, что и прочие сочинения св. Отца — это
неисчерпаемый родник сведений о 

богослужении Древней Церкви, сведений самых драгоценных для Православной
Церкви. 

БОГОСЛОВИЕ 

1. Св. Иоанн Златоуст — экзегет. Как проповедник и как учитель, Златоуст
был прежде всего 

экзегетом. Священное Писание у него — это основной и обязательный
источник и вероучения, и 

нравственного назидания. «Кто согласен с Писаниями, тот христианин, —
говорил он, — а кто с ними 

не согласен, тот далек от истины»… Всех и каждого Златоуст постоянно и
настойчиво призывает к 

прилежному чтению св. Библии. «Не ожидай другого учителя… Есть у тебя
слово Божие, — никто не 

научит тебя, как оно» (см. Во многих местах творений). 

Каждая из экзегетических бесед св. Иоанна обыкновенно состоит из двух
частей: в одной он 

объясняет тексты слова Божия, в другой — касается нравственного
состояния своих слушателей, 

предлагает нравственные наставления. «Я всегда внушаю и не перестану
внушать, — говорит он, — 

чтобы вы не только внимали здесь тому, что говорится, но и дома
постоянно занимались чтением 

божественных Писаний… Никто пусть не говорит мне этих холодных и
достойных всякого 

осуждения слов: я привязан к судилищу, занимаюсь делами общественными,
упражняюсь в ремесле, 

имею жену, воспитываю детей, управляю домом, я человек мирской; не мое
дело читать Писание, но 

тех, которые отказались от мира, поселились на вершинах гор и ведут
такую жизнь постоянно. Что 

говоришь ты, человек, будто не твое дело заниматься Писаниями, —
вследствие того, что ты 

развлекаешься бесчисленными заботами? Нет, это твое дело больше, нежели
их; потому что они не 

столько имеют нужду в помощи божественных Писаний, сколько обращающиеся
среди множества 

дел… Мы, волнующиеся как бы среди моря и впадающие во множество грехов,
всегда нуждаемся в 

постоянном и непрерывном утешении от Писаний… Со всех сторон окружают
нас многие случаи и 

поводы то к гневу, то к заботам, то к унынию и печали, то к тщеславию и
гордости, и отовсюду 

несутся бесчисленные стрелы. Посему нам постоянно нужно всеоружие
Писаний… Нам нужны 

божественные врачества, чтобы мы могли и врачевать раны, уже полученные,
и предотвращать еще 

не полученные, но угрожающие… Невозможно, невозможно спастись никому,
кто не упражняется 

постоянно в духовном чтении… Даже один вид таких книг, — заключает св.
Иоанн Златоуст, — 

делает нас более воздержанными от греха… Если же присоединится и
внимательное чтение, то душа, 

как бы вступая в таинственное святилище, очищается и делается лучше, т.
к. с ней беседует Бог через 

эти Писания» (т. I, кн. 2, с. 800–803). Священные книги — это некое
послание, писанное Богом из 

вечности к людям. Отсюда такая сила и польза чтения св. Библии. 

Легко понять, что тот, кто так любил слово Божие, не мог объяснить его
бегло, без особенного 

внимания. Св. Иоанн Златоуст употреблял для дела экзегета и все
дарования свои, столь редкие, и все 

сведения, столь обширные. Потому-то и в толкованиях его на Ветхий Завет
много превосходного, а 

толкования его на Новый Завет навсегда останутся лучшим руководством для
экзегетов слова Божия. 

Самое первое и общее достоинство всех толкований его на Священное
Писание — неподражаемая 

ясность изложения богодухновенных мыслей, которой отличаются и все его
сочинения. 

По методам толкования он является самым блестящим представителем
Антиохийской школы, — на 

первый план у него выдвигается историко-грамматический смысл. Приступая
к изъяснению 

какой-либо священной книги, Златоуст дает сведения об ее авторе, о
времени, месте и цели 

написания. В раскрытии смысла священного текста он пользуется
историческими и 

археологическими данными и стремится восстановить ту историческую
обстановку, при которой эта 

книга была написана. Большое внимание он уделяет также грамматической и
логической стороне 

речи. 

Подход к новозаветному тексту Святителя нередко предвосхищает
современные нам методы. 

Например, рассматривая Евангелия, Златоуст утверждает, что наличие
четырех авторов, писавших 

независимо друг от друга в разных местах и в разное время, служит
убедительным свидетельством 

подлинности сообщаемого. Даже имеющиеся расхождения в Евангелиях (они
незначительные, 

мелкие) в описании событий говорят в пользу Истины — при наличии полного
согласия по существу 

для непредвзятого разума ясно, что евангелисты писали об одном и том же,
не сговариваясь. 

Священные писатели говорили и писали «в Духе», — или говорил в них Дух.
Однако сознание и ум 

оставались у них ясными — они уразумевали внушаемое. Это было, скорее,
озарение. Священные 

писатели не теряют лица. И Златоуст всегда останавливается на личности
писателя, на 

обстоятельствах написания отдельных книг. В частности, перед ним всегда
ярко вычерчивался образ 

апостола Павла. 

Но, следуя принципам антиохийской школы, св. Иоанн Златоуст был чужд ее
крайностей, которые у 

некоторых ее представителей, например, Феодора Мопсуэтского, выразились
в мертвом буквализме и 

самоуверенном рационализме. Св. Иоанн всегда был верен духу церковного
предания, и те места 

священных книг, буквальное понимание которых стояло в противоречии с
общим смыслом 

Священного Писания, он истолковывал аллегорически. В данном случае он
искал указаний в самом 

Священном Писании. 

К этому нужно добавить, что экзегетические творения Златоуста имеют
преимущественно 

нравственно-практический уклон. Толкований, имеющих характер чистых
комментариев, у Златоуста 

сравнительно мало. Особенным совершенством отличаются толкования св.
Иоанна Златоуста на 

книги Нового Завета, что объясняется, прежде всего, его глубоким
проникновением в евангельский 

дух новозаветных идей, а затем знанием греческого языка, тогда как
Ветхим Заветом он пользовался 

преимущественно в переводе семидесяти, хотя приводил нередко и другие
варианты, а иногда 

ссылается на подлинный еврейский текст. Но, занятый греческой ученостью,
он не мог так хорошо 

понимать дух еврейского и сирийского языков, как понимал пр. Ефрем, и
потому держался 

преимущественно греческого перевода; потому что его толкования выражений
ветхозаветных 

уступают первенство объяснениям пр. Ефрема. 

Общепризнанно, что первое место между всеми толкованиями Златоуста
занимают антиохийские 

беседы на Евангелие Матфея. Эти беседы едва ли не при жизни самого св.
Иоанна переведены были 

на языки латинский и сирский. Толкование на Евангелие Матфея при полноте
и точности объяснения 

заключает еще в себе ту особенность, что здесь с повествованием св.
Матфея сличаются 

повествования других евангелистов; обращается внимание на время и случай
событий и чудес. 

С особенной любовью он относится к апостолу языков — Павлу, в нем он
видел неподражаемый 

идеал христианских добродетелей и толкованиям его посланий он уделял
особое внимание. 

По общему суду беседам на Евангелие от Матфея равны беседы на послание к
Римлянам. По 

точности объяснения слов апостола, хотя и не красоте языка, высокое
место занимает объяснение 

послания к Галатам; оно даже более, нежели другие толкования Златоуста,
приближается к 

подлинному виду комментария, потому что состоит преимущественно из
объяснений слов апостола, 

без уклонений к нравственным наставлениям. К лучшим толкованиям св.
Иоанна Златоуста надобно 

отнести также беседы на I послание к Коринфянам и на послание к
Ефесянам. Ниже всех прочих 

творений по внешним достоинствам (по слогу) стоят 55 бесед на кн. Деяний
апостольских и на 

послание к Евреям. Те и другие, по их простоте, так резко отличаются от
всех прочих толкований 

Златоуста, что Эразм сомневался, принадлежат ли они Златоусту, хотя эти
сомнения и напрасны. 

Такой вид этих толкований зависел от того, что они давались в смутное
время жизни Златоуста, и по 

той же причине не были просмотрены им записки, сделанные с его слов
другими. 

Так как в своих беседах св. Иоанн Златоуст постоянно обращается к
библейскому тексту и приводит 

большое количество цитат, иногда в различных вариантах, а как
представитель антиохийской школы 

он особенно стремился установить правильное чтение текста, то его труды
имеют огромное значение 

для установления подлинного смысла и неповрежденности текста Священного
Писания. 

2. Св. Иоанн Златоуст — учитель веры и нравственности. Св. Иоанну
Златоусту был дан дар 

слова, дар живого и властного слова. Он любил проповедывать, — «Я убедил
душу свою, чтобы, 

доколе буду дышать и Богу угодно будет продолжать мою настоящую жизнь,
исполнять это служение 

и делать повеленное. Будет ли кто слушать меня или не будет слушать» (I:
770). Пастырское 

служение св. Иоанн Златоуст понимал, прежде всего, как учительное
служение, как служение слова. 

Пастырство есть власть, но власть слова и убеждения, — и в этом коренное
различие власти духовной 

от власти мирской. Царь заставляет, священник убеждает. «Тот действует
повелением, этот — 

советом; тот имеет оружие чувственное, этот — оружие духовное» (VI:
412). Златоуст был всегда 

противником внешних и мирских мер борьбы в делах веры и нравов.
«Слушайте внимательно то, — 

учит он, — что говорится. Псалом сегодня выводит нас на ратоборство с
еретиками не для того, 

чтобы свалить их стоящих, но чтобы восставить лежащих. Такова именно
наша война: не из живых 

она делает мертвыми, но из мертвых приготовляет живых, изобилуя
кротостью и великим смирением. 

Я гоню не делом, а преследую словом, не еретика, но ересь, не человека
отвращаюсь, но заблуждение 

ненавижу и хочу привлечь к себе заблуждающегося… Мне привычно терпеть
преследование, а не 

преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так и Христос побеждал, не
распиная, а распятый, не ударяя, 

но приняв удары.» (II: 747–748). И более того, — святитель удерживал и
поспешное осуждение 

инакомыслящих. В этом отношении характерно его знаменитое слово «О
проклятии» (т. I, кн. 2). 

Силу христианства он видел в кротости и терпении, не во власти, — и
суровым каждый должен быть 

к самому себе, — не к другим… 

Златоуст был, прежде всего, нравственным проповедником. Его толкования
Священного Писания 

всегда связаны с нравственно-практической задачей — назидания своей
паствы. В центре внимания 

этого великого проповедника и основным пунктом его нравственного
мировоззрения является учение 

о любви Божией к людям и о любви как главном начале в отношениях
христиан к Богу и к ближним. 

В то же время он ярко раскрывает долготерпение и милосердие Божие к
согрешающим и неустанно 

призывает к покаянию. Опорой в развитии чувства любви, как основного
закона христианской жизни, 

должна служить молитва, которой человек вступает в непосредственное
общение с Богом. 

Естественным обнаружением любви, как высшей христианской добродетели,
является благотворение 

и милостыня бедным и обездоленным в жизни. 

Но было бы неверно слишком подчеркивать и говорить, что Златоуст был
учителем нравственности, а 

не веры. И не только потому, что он нередко, особенно в ранние
антиохийские годы, касался прямых 

догматических тем. Но, прежде всего, потому, что свой нравственный идеал
он выводил из 

догматических предпосылок. Это с особой силой видно в его экзегетических
беседах, в частности, в 

толкованиях на послания ап. Павла. У Златоуста были свои любимые
догматические темы, к которым 

он постоянно возвращался. Во-первых, учение о Церкви, связанное для него
неразрывно с учением об 

искуплении, как Первосвященнической жертве Христа, через Крест
взошедшего на небеса. И, во-

вторых, учение о Евхаристии, как о таинстве и жертве — (с основанием
называют Златоуста 

«Евхаристическим учителем»). В основу излагаемого им правого
христианского учения он полагает 

истину Откровения, указывая на ограниченность человеческого разума и
порицая излишнюю его 

пытливость, и, по своему обыкновению, разъясняет
нравственно-практическое значение догмата. Его 

учение полностью согласно с истиной православия, и предъявленные ему
врагами обвинения в 

оригенизме и пелагианстве, порождены лишь злобой. 

Кажется, чаще всего говорил Златоуст о богатстве и о бедности. Для этого
поводы постоянно давала 

сама жизнь, — жизнь больших и шумных городов… Вокруг себя он видит
слишком много неправды, 

жестокосердия, страдания, горя. И хорошо понимает, насколько это связано
с духом стяжания, с 

социальным неравенством. «Любовь к богатству — неестественная страсть, —
говорит Златоуст. — 

Желание богатства ни естественно, ни необходимо, а излишне» (VIII: 496).
Богатство вредно не 

только потому, что оно вооружает против стяжавших разбойников, помрачает
ум, но еще более 

потому, что делает их своими пленниками, «удаляет от служения Богу»
(VIII: 242). Этим не 

исчерпывается вопрос: «Не довольно презирать богатство, — говорит
Златоуст, — а надобно еще 

напитать нищих и — главное — последовать за Христом» (VII: 645). Пред
лицом нищеты и горя 

всякое богатство неправедно и мертво, как свидетельство о косности
сердца, о нелюбви. С этой точки 

зрения Златоуст не одобряет и великолепия в храмах. «Церковь — не на то,
чтобы в ней плавить 

золото, ковать серебро, — говорил он, — она есть торжественное собрание
ангелов. Поэтому мы 

требуем в дар ваши души — ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Не
серебряная была тогда 

трапеза, и не из золотого сосуда Христос давал питье — Кровь Свою —
ученикам. Однако, там все 

было драгоценно, все возбуждало благоговение, потому что все исполнено
было Духа. Хочешь 

почтить тело Христово? — Не презирай, когда видишь Христа нагим. И что
пользы, если здесь 

почтишь Его шелковыми покровами, а вне храма оставишь терпеть холод и
наготу?… Что пользы, 

если трапеза Христова полна золотых сосудов, а Сам Христос томится
голодом?… Ты делаешь 

золотую чашу и не даешь чаши студеной воды… Христос, как бесприютный
странник, ходит и 

просит крова, а ты, вместо того, чтобы принять Его, украшаешь пол,
стены, верхи столбов, 

привязываешь к лампадам серебряные цепи, — а на Христа, связанного в
темнице, и взглянуть не 

хочешь? (VII: 522–523. Ср. VII: 804). Но бедность саму по себе Златоуст
вовсе не считал 

добродетелью. Она становится путем добродетели, если избрана добровольно
ради Бога, или принята 

с радостью. Прежде всего, потому, что неимущий свободнее имущего, — у
него меньше 

привязанностей, меньше забот. Ему легче жить, легче подвизаться.
Златоуст знал, конечно, что и 

бедность может оказаться тяжким бременем, — не только внешним, но и
внутренним, как источник 

зависти и злобы, или отчаяния. Поэтому он старался бороться с нищетой.
Его внимание занято всегда 

нравственной стороной дела. Златоуст исходит из мысли, что, в строгом
смысле слова, собственности 

нет и быть не может. Ибо все принадлежит Самому Богу, и только Ему
одному, а от Него подается в 

дар, как бы заимообразно. Все — Божие, собственным может быть у человека
только доброе дело. И 

при этом Бог подает все в общее владение. Златоуст совсем не требует
всеобщей бедности или 

нищеты. Он обличает роскошь и излишество, только несправедливое
неравенство. Он ищет 

справедливости. Решение вопроса Златоуст видит в любви, — ведь «любовь
не ищет своего» 

(I Кор. 13, 5). Для Златоуста всего важнее единодушие, чувство общей
ответственности и заботы. 

Именно поэтому он считал милостыню необходимым и существенным моментом
христианской 

жизни: если кто не творит милостыни, то, по мысли святителя, останется
вне брачного чертога и 

непременно погибнет. Объясняя эсхатологическую беседу Спасителя,
Златоуст замечает, что Господь 

«придает великое значение человеколюбию и милостыне» (VII: 792), ибо
милостыня от любви, а 

любовь есть средоточие и смысл христианской жизни. (См. Также X: 161; V:
316 и др.). 

У Златоуста не было богословской системы. Напрасно было бы искать у него
догматических и 

богословских формул. Перед Златоустом стояли особые задачи: он ревновал
не об опровержении 

неправовых мнений, но прежде всего, о том, чтобы нареченные христиане
поняли, что истины веры 

суть истины жизни, заповеди жизни, которые должны раскрываться в личной
жизни. Об этом тогда 

слишком многие забывали. Златоуст требовал жизни по вере и предполагал,
что истины веры его 

слушателям известны. Он исходил в своем богословском исповедании, прежде
всего, из апостола 

Павла, — и это была проповедь о Христе и спасении. К этому нужно
прибавить, что для Златоуста 

только чистота жизни свидетельствует о чистоте веры. Более того, —
только через чистоту жизни 

впервые достижима чистота веры, а нечистая жизнь обычно рождает неправые
учения. Златоуст 

видел перед собой мятущиеся и спящие человеческие сердца. Он хотел их
пробудить к духовной 

жизни и любви. Поэтому он всегда конкретен и нагляден, учит в примерах,
применяется к частным 

случаям. Всего менее у него условных риторических схем, — в этом он
превосходит даже 

св. Григория Богослова. Он никогда не забывал, что он пастырь душ, а не
оратор, и что его задача не в 

том, чтобы раскрыть или развить до конца ту или другую объективную тему,
но в том, чтобы тронуть 

живое сердце, склонить волю и разум. Речи его — это своеобразный диалог
с молчащим 

собеседником, о котором проповедник иногда кое-что и сообщает. Но
никогда это не монолог без 

аудитории. 

Б. ЗАПАДНЫЕ СВЯТЫЕ ОТЦЫ 

Святоотеческое богословие Запада в четвертом столетии стояло на менее
высоком уровне, чем на 

Востоке. Однако изучение западных святых отцов данного периода важно,
ибо, во-первых, это было 

время, когда обе половины христианского мира сохраняли единство,
во-вторых, в писаниях этих 

отцов наблюдаются те черты, которые при дальнейшем развитии составили
особенности западных 

конфессий. 

СВ. АМВРОСИЙ МЕДИОЛАНСКИЙ 

ЖИТИЕ 

Современный биограф св. Амвросия располагает следующими материалами:
творениями Святителя 

(особенно его письмами) и двумя древними жизнеописаниями — Павлина и
неизвестного автора. 

Творения св. Амвросия дают в отношении его жития лишь материал
спорадического, случайного 

характера и потому читатель на их основании не может нарисовать полной
картины деятельности 

Святителя. Выгоднее в этом отношении отличается жизнеописание Павлина.
Последний предпринял 

труд по просьбе бл. Августина, пожелавшего лучше знать жизнь своего
учителя. Павлин старается 

кратко изложить то, что он сам знал как секретарь св. Амвросия и что ему
сообщили заслуживающие 

доверия лица: сестра св. Амвросия Марцеллина и свидетели многих чудесных
явлений Святителя 

после кончины. Павлин просит доверия у читателя к своему сообщению,
уверяя его в полном 

беспристрастии своего труда… Автор и время происхождения второго жития
остаются 

неизвестными. Предполагают, что оно появилось на Востоке. В пользу этого
говорят: греческий текст 

подлинника, сообщения в нем, главным образом, событий, происходивших на
Востоке, и особенно 

подробное описание отношений св. Амвросия с императором Феодосием
Великим. Данный памятник 

для характеристики св. Амвросия имеет малое значение, т. к. находится в
большой зависимости от 

Церковной Истории бл. Феодорита (почти буквально перелагает). 

Родился св. Амвросий около 340 г.  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "174"  1  в г.
Трире в знатной христианской семье — отец его был 

губернатором Галии, вскоре после рождения Амвросия скончавшийся.
Осиротевшая семья (мать с 

тремя детьми) переселилась в Рим. Здесь начались годы школьного
обучения: св. Амвросий хорошо 

изучил греческую и латинскую литературу, античную философию, ораторское
искусство. Уже в эти 

годы у него проявился глубокий интерес и к истинам христианской веры и
благочестия. По 

окончании образования св. Амвросий сначала стал адвокатом, а затем был
назначен императором 

Валентинианом I (364–375) правителем северной Италии с резиденцией в
Милане (Медиолане). Как и 

другие его современники, он откладывал крещение на более поздний период
жизни, но вынужден был 

креститься, когда совершенно неожиданно был избран во епископа Милана.
Об этом избрании 

предание гласит так. Когда во время выборов на место скончавшегося
арианского епископа 

Авксентия народное собрание разделилось в мнениях, в храме услышали
голос ребенка: «Амвросий 

епископ!» Это было принято как указание свыше. — Амвросий крестился, и в
семь дней прошел все 

степени священства. 

Став епископом в 374 г., св. Амвросий всю свою оставшуюся жизнь посвятил
служению Церкви 

Божией. Имущество свое он употребил на благотворительные дела и отдался
аскетизму, соблюдая 

строжайшее воздержание и проводя дни и ночи в молитве и труде.
Главнейшую обязанность 

епископа он усматривал в учительстве, а потому с примерным усердием
изучил христианское 

богословие и вскоре стал прекрасным проповедником. Слушать его проповеди
приходили толпы 

народа. Сильное действие они оказали и на молодого тогда бл. Августина. 

Картину обыденной жизни св. Амвросия прекрасно описал Фаррар, опираясь
на свидетельство 

бл. Августина. «Прежде всего, утром, — пишет он, — после своих частных
молитв, он обыкновенно 

совершал ежедневное богослужение и св. Евхаристию. Сделав это, он
садился читать за столом в 

своей комнате, ревностно изучал Священное Писание при помощи греческих
толкователей, особенно 

Оригена и Ипполита, и своих современников — Дидима и Василия Великого.
Он читал также с 

искренним восторгом творения Платона. Двери его помещения всегда были
открыты, и время его 

вообще принадлежало его пастве. Всякий мог видеть его, и всякий мог
советоваться с ним. Когда 

кто-либо приходил к нему с просьбой о помощи, он немедленно оставлял
чтение, все свое внимание 

посвящал делу просителя и затем опять предавался своим научным занятиям,
нисколько не смущаясь 

тем обстоятельством, что многие из его посетителей оставались около его
помещения и с праздным 

1 На основании того, что в одном из писем (№ 59) св. Амвросий говорит о
себе как имеющем 53 года от рождения, 

годом рождения считают 333 или 340, смотря по тому, как понимают
упоминающуюся в этом же письме войну Феодосия 

с претендентами на престол Западной Римской империи — с Максимом ли в
387–388 гг. Или с Евгением в 393–394 гг. 

любопытством следили за ним в его работе. За исключением двух дней в
неделю, он ежедневно 

постился до вечера. По окончании своей трапезы он садился писать
проповеди и сочинения, но, в 

отличие от большинства своих современников, он писал все
собственноручно, т. к. не считал вправе 

утомлять других бодрствованием в течение длинных часов ночи». («Жизнь и
труды свв. отцов…», 

т. 2, с. 103). 

Св. Амвросий успешно защищал христианскую веру против язычества,
имевшего еще немало 

последователей среди римской аристократии, и мужественно боролся с
арианской партией, 

возглавляемой матерью императора Валентиниана II (375–393) Юстиной.
Когда последняя 

потребовала от св. Амвросия уступить Миланскую базилику для богослужения
ариан готов, 

служивших в наемных римских войсках, он отказался наотрез. Ответ его
обосновывался тем, что 

собственность Бога не подлежит распоряжениям императора. «Говорят, что
государю все дозволено, 

что его — все, — пишет Святитель, — Я отвечаю: не трудись, император,
думать, что в делах Божиих 

имеешь императорское право; но, если хочешь дольше царствовать, будь
покорен Богу. Написано: 

Божия Богови, кесарево кесареви. Императору принадлежат дворцы, епископу
церкви» (II. 20). 

Необыкновенную смелость проявил св. Амвросий во время событий в
Фессалонике. Жители этого 

города восстали против повышения налогов. Император Феодосий (379–395)
жестоко расправился с 

восставшими — почти все население города с детьми и стариками было
согнано в цирк и истреблено. 

Сановники империи поздравляли Феодосия с «победой», а сенат поднес ему
даже титул «отец 

народа». Иначе поступил Святитель: он немедленно написал письмо
императору с настойчивым 

призывом покаяться. (Есть сказание, что св. Амвросий не пустил
императора в храм до его 

раскаяния). Феодосий уступил требованиям Святителя — явился для
принесения покаяния ко входу в 

храм без императорских одежд. Это событие имело большое значение в
становлении на Западе 

отношений Церкви и светской власти. 

Важнейшей заботой Святителя было духовное состояние паствы. Постоянно
вращаясь среди нее, он 

не пропускал без внимания все ее темные стороны. Особенно его тревожили
распространенные тогда 

пороки — корыстолюбие и алчность. 

Скончался св. Амвросий в 397 г. 4 апреля в день Великой субботы и, по
свидетельству биографа — 

его современника диакона Медиоланского Павлина, был оплакан не только
христианами, но и 

язычниками. 

ТВОРЕНИЯ 

Литературная деятельность св. Амвросия тесно связана с церковной
кафедрой. Большая часть его 

творений составилась из проповедей, записанных его слушателями.
Некоторые из них в этой записи 

так и остались. Другие же были им пересмотрены и приведены в форму
отдельных трактатов, книг. 

Все его творения можно разделить по форме на: 1) трактаты, 2) слова
(речи), 3) письма и 4) гимны. 

1) Трактаты. В последних печатных изданиях творений св. Амвросия на
первом месте стоит 

сочинение «Гэксаэмэрон» (Шестоднев). Вызвано это мотивами логической
последовательности: 

Гэксаэмэрон представляет собой изъяснение библейского повествования о
творении мира и 

происхождении человека и, таким образом, касается первых стихов книги
Бытия, в то время, как 

другие экзегетические работы посвящены дальнейшим главам этой и других
священных книг. 

Наиболее ранним по времени происхождения считается творение «Дэ
парадизо» (О рае). Посвящено 

оно толкованию библейского свидетельства о рае, о поселении в нем
человека, о наречении имен 

животным, о сотворении жены, о древе жизни и древе познания добра и зла,
об искусителе и 

искушении, о следствиях грехопадения. 

«Дэ Ноэ» (О Ное) — перелагает историю праведного Ноя с подробным
описанием и объяснением 

Ноева ковчега, говорит о всемирном потопе, о заключении завета с Богом и
последующих судьбах 

патриарха. Творение это открывает собой целый ряд других сочинений о
послепотопных патриархах 

и тесно с ними связано (напр., об Аврааме, Исааке, Иакове, Иосифе и
др.). 

Из догматических творений следует отметить «Дэ фидэ» (О вере). Это
сочинение содержит 

православное учение о Лице Христа Спасителя вопреки арианству и вообще
излагает учение о 

Пресвятой Троице. 

«Дэ Спириту Санкто» (О Святом Духе) излагает учение о Святом Духе, Его
участии в творении, 

промышлении и искуплении. 

«Дэ Инкарнационис Доминицэ сакраменто» (О тайне Господнего воплощения) —
направляется 

против арианства, аполлинарианства и излагает учение о Святой Троице, о
Сыне Божием и тайне 

воплощения. Начальные слова — обращение к слушателям — говорит о
происхождении этого 

творения из проповеди. 

Большой известностью и распространением пользуется
нравственно-аскетическое сочинение 

св. Амвросия «О должностях священнослужителей Церкви Христовой»,
представляющее собой 

популярное руководство для пастырей и содержащее рассуждения на
моральные темы. Пастырь 

Церкви в понимании Святителя — это, главным образом, борец за правду.
«Во всех делах, 

касающихся священнослужителей, — пишет Святитель, — должны царствовать
полнейшая 

справедливость и беспристрастие» (с. 182). 

Ряд творений св. Амвросия посвящен учению о девстве — теме, к раскрытию
которой обращались 

многие древние христианские писатели, начиная с Тертуллиана. Наиболее
известное сочинение 

св. Амвросия подобного рода — это «О девственницах». Составлено оно было
по просьбе родной 

сестры девственницы Марцеллины из проповедей, сказанных в первые годы
епископского служения. 

В этом творении св. Амвросий восхваляет девство, представляя примеры его
(св. муч. Агния, Фекла, 

ученица ап. Павла, покровительница Медиолана); прославляет Божию Матерь
— в Ее жизни 

показывает правила и образ поведения для девственниц. В заключение св.
Амвросий прославляет тех 

дев, которые предпочли смерть оскорблению невинности. Сочинение это с
древних пор ценилось 

христианами весьма высоко… Близким к нему по содержанию является другое
сочинение: «О 

вдовицах», написанное по поводу намерения одной вдовы выйти вторично
замуж. Св. Амвросий 

старается отклонить ее от этого намерения. В связи с этим рисует высоту
и нравственную ценность 

вдовства, преимущество по сравнению с брачной жизнью, указывает
добродетели, которыми должны 

украшаться вдовы-христианки, используя для этой цели библейские примеры.
«Впрочем, — замечает 

Святитель, — мы высказываем это в виде совета и не предписываем как
заповедь; мы (скорее) 

убеждаем вдову, а не связываем ее… Скажу более: мы не препятствуем
второму браку, но не 

одобряем и частого повторения их» (главный. II, § 68)… «О девстве» —
написано в ответ на упреки в 

адрес св. Амвросия будто бы он слишком превозносит девство над брачной
жизнью. Опровергая их, 

Святитель снова восхваляет девство и отмечает его преимущества… «О
воспитании девственницы 

и приснодевстве Святой Марии» — передается речь св. Амвросия при
пострижении Амвросии и 

опровергается еретичество Боноза, отвергавшего приснодевство Божией
Матери… «Увещание к 

девству» представляет собой речь, сказанную Святителем по случаю
освящения храма, построенного 

одной вдовой, которая и свою жизнь посвятила Богу и привела к тому же
своих детей… Сочинение на 

подобную же тему: «О падении посвященной девственницы» — относится к
разряду 

сомнительных. Кроме св. Амвросия, его приписывают бл. Августину, бл.
Иерониму, св. Иоанну 

Златоусту и св. Никите Ремесьянскому. За принадлежность этого сочинения
св. Амвросию говорит 

сходство его содержания в отдельных местах с другими трактатами
Святителя о девстве. Так, 

заканчивается оно, как и эти последние, гимном, воспеваемым падшей
девственницей. Следует еще 

добавить, что данный гимн напоминает другие восторженные песнопения
Святителя. Нет в 

сочинении и резких расхождений с подлинными в стиле. 

В творении «Две книги о покаянии» св. Амвросий опровергает мнение
новациан, утверждающих, что 

тяжких преступников нельзя прощать, и доказывает, что жизнь обещается не
только тем, которые 

всегда хранят заповеди Господни, «но и кто по падении будет их также
хранить» (с. 26). Святитель 

увещает не отлагать покаяния: «Отлагающих покаяние Сам Господь довольно
увещевал, глаголя: 

«Покайтеся, приближися бо царствие небесное». Не знаем, в который час
приидет тать, не знаем, не в 

сию ли нощь истяжут душу нашу» (с. 73). 

2) Разнообразны по своему содержанию слова св. Амвросия. Как-то: О
кресте Господа нашего Иисуса 

Христа, О таинстве крещения и к оглашенным, О том, кто болий есть в
Царствии небеснем, О зерне 

горушном, О многоценном бисере, О пользе постов, На апостольские слова:
«Аще ли ясте, аще ли 

пиете, аще ли ино что творите, все во славу Божию творите» (I Кор. 10,
31), на двунадесятые 

праздники, дни великих святых и др. (См. «Избранные поучительные слова
св. Амвросия»). Два из 

слов были произнесены над гробом горячо любимого Святителем и
неразлучного с ним брата Сатира. 

В первом слове («О преставлении брата его Сатира»), сказанном при
погребении, св. Амвросий 

скорбит о кончине брата, изображает его христианские добродетели и
благодарит Бога за то, «что 

имел такого брата». «Кто не удивится мужу, между братом и сестрой летами
среднему, 

великодушием же равному, который исполнил два величайшие звания: ибо
имел и чистоту сестры, и 

святость брата, не по чину, но по добродетели. Итак, когда похоть и гнев
рождают другие пороки, то, 

конечно, чистота и милосердие производят некоторые добродетели». Во
втором слове — «О надежде 

воскресения» — Святитель, «пришед паки ко гробу Сатира в седьмый день»
по смерти, ищет 

утешения в христианской вере в воскресение и вечную жизнь… Большой
известностью пользуются 

еще две также надгробные речи: «На смерть младшего Валентиниана
императора», произнесенная в 

Милане при погребении Валентиниана, и «На смерть Феодосия Великого»,
сказанная в сороковой 

день после кончины перед перенесением его тела из Милана в
Константинополь. Обе речи являются 

не только примером ораторского искусства, но и немаловажным историческим
источником… 

Следует отметить еще «Слово о взаимной любви христиан» (см. «Хр. Чт.»,
1837, IV, с. 28–34). 

Коснувшись жизни первохристианской общины, св. Амвросий продолжает: «Те,
кои исповедовали 

одну веру, имели между собой общение в жизни, т. е. у кого была одна
вера, у тех было одно и 

имущество, и у кого Христос был общий, у тех были общи и сами издержки.
Ибо мужи 

благочестивые считали преступлением не делать участником в своем
имуществе того, кто участвовал 

с ними в благодати, а посему они, как братья, всем пользовались вместе».
Обращаясь к современным 

ему дням, Святитель говорит: «В настоящее время находим ли мы что-нибудь
подобное? Конечно, и у 

нас Христос тот же. Тот же Христос, но не то же сердце. Та же в народе
вера, но нет больше той 

щедрости»… Вся ревность св. Амвросия, направленная к искоренению
распространенного в его 

время зла бесчувственности и черствости людей, проявилась в его слове об
«Ахаве и Навуфее» 

(см. «Хр. Чт.», 1838, III, с. 33–38). Напоминая страницы истории об
упомянутых лицах, св. Амвросий 

говорит: «История Навуфея по времени древняя, по делу ежедневная. Ибо
кто из богачей ежедневно 

не желает чужого? Какого богача душа не воспламеняется имуществом
соседа? Нет — Ахав не один; 

он ежедневно рождается и никогда не умирает. Не один погибает и бедняк
Навуфей; но ежедневно 

умерщвляется бедный… Доколе вы, богатые, будете расширять безумные свои
похоти? Или вы одни 

живете на земле? Для чего вы сгоняете с нее общника вашей природы?
Природа не знает богатых; она 

всех рождает бедными, пускает на свет нагими; нагих воспринимает и
земля». 

Отдельный сборник слов составляет последовательное изъяснение
Евангельской истории и учения — 

«Экспозицыо Эвангелии сэкундум Лукам». Подобный сборник представляет
собой и изъяснение 

118 псалма. 

3) Особую группу в творениях св. Амвросия составляют его письма. По
изданию бенедектинцев их 

насчитывается 91. По содержанию лишь отдельные из них имеют частный,
личный характер, большая 

же часть, как вызванная церковно-административной деятельностью
Святителя, имеет значение 

историческое (сообщаются сведения о соборах, участником которых он был),
догматическое 

(критикуется отрицание приснодевства Богоматери, унижение девственной
жизни Иовинианом, 

мнения арианские), моральное (даются наставления), пастырское
(разрешаются недоумения в 

церковной практике), экзегетическое (изъясняются трудные места
Священного Писания) и т. д. 

Отсюда понятно, что письма св. Амвросия — это ценный источник для
познаний христианина. 

4) Что касается гимнов св. Амвросия, то предание сохранило много их под
названием 

«амвросианских». Но поскольку название «амвросианский» употреблялось в
ранний период не только 

в смысле авторства Медиоланского епископа, но и в смысле подражания его
гимнам, то одного 

названия оказалось недостаточным для решения вопроса о подлинности. Св.
Амвросию 

приписывалось до 30 гимнов, но только 12 из них, с большей вероятностью
принадлежат ему 

(некоторые доводят до 18). Авторство известного гимна «Тебе, Бога
хвалим» также подвергается 

сомнению, хотя и существует сказание, что он был воспет св. Амвросием
вместе с бл. Августином 

при крещении последнего. До VIII в. не встречается следов этого сказания
и данный гимн 

св. Амвросию не приписывался, хотя и был известен без его имени на
Западе уже с первой половины 

VI в. И упоминается в монашеском уставе преподобного Бенедикта
Нурсийского. 

По содержанию гимны св. Амвросия отличаются общецерковным характером.
Это гимны 

исповедания христианской веры, излагающие существо христианского учения.
В них говорится о 

воплощении Искупителя (о рождении от Девы, о двух природах, сошествии во
ад), раскрывается 

учение о Кресте Христовом (о разрушении царства смерти и даровании
благодати), или же верующие 

призываются к духовному бодрствованию и изображаются спасительные плоды
такого 

бодрствования и пр. 

Св. Амвросий ввел в Западной Церкви по образцу Восточной антифонное
пение, получившее 

название «Амвросианского напева». 

Имеется немало сочинений, долгое время приписывавшихся св. Амвросию, но
ныне признанных 

неподлинными. Это, главным образом, комментарии на Священное Писание
Нового Завета. 

Неподлинные творения Святителя обычно называют сочинениями
«Амброзиаста». 

Ряд творений св. Амвросия до нашего времени не сохранился. 

БОГОСЛОВИЕ 

Св. Амвросий не уходит в исследование метафизических тонкостей, а больше
занимается решением 

вопросов практического характера. Он не был богословом-теоретиком,
кабинетным ученым, 

занимающимся изысканиями ради самих изысканий, и не исследовал предмета
всесторонне и 

детально. Главной его заботой было отстоять чистоту учения Церкви и
неприкосновенность ее 

владений, распространить влияние Церкви на разные стороны жизни. Этим и
определяется общий 

характер его богословия. 

В творениях св. Амвросия преобладает нравственно-назидательный элемент.
В этом плане он 

обнаруживает редчайшее искусство — находит во всем что-нибудь
поучительное. Так, например, 

виноградная лоза, которую привязывают, чтобы она не гнулась к земле, в
его объяснении учит 

человека возноситься горе: забота птиц о своих птенцах учит семейным
обязанностям; трудолюбивый 

муравей учит не быть беспечным в делании добра; орел, поднявшийся на
большую высоту и потому 

находящийся вне опасности попасть в сети, служит поэтическим образом
состояния человеческой 

души, которая до тех пор свободна от всяких греховных опасностей, пока
устремляется на небо, но 

как только опустится на землю, сейчас же погибает в сетях страстей и
мирских привязанностей и т. п. 

В его наставлениях даются яркие зарисовки бытовых сторон того времени,
вследствие чего они 

содержат немало материала для характеристики христианского общества и
потому имеют 

непреходящий исторический интерес. 

Касается св. Амвросий и вопросов догматических, но ставятся они у него
большей частью случайно и 

рассматриваются как нечто совершенно самостоятельное, изолированное. 

Стиль богословствования Миланского епископа иногда растянут. Но в минуты
духовного подъема 

Святителя речь делается увлекательной, живой, впечатляющей. Нередко он
применяет метафоры, 

олицетворения и сравнения. 

1. Учение о Святой Троице. В борьбе с арианством св. Амвросий решительно
становится 

проповедником догматического вероопределения Первого Вселенского Собора.
Поэтому в его 

тринитарной схеме центральное место занимает учение о Втором Лице, о Его
Божестве. Подчеркивая 

Божественность природы Сына, он обращает внимание, главным образом, на
ее свойство абсолютной 

духовности и бестелесности. «Если в Отце не может быть материального
голоса, то и Сын также не 

есть слово, состоящее из материальных частей» (Дэ инкар). Принимавшуюся
в доникейском 

богословии аналогию между Божественным Словом и человеческим св.
Амвросий отвергает: 

произнесенное человеческое слово безжизненно в своем существе, Слово же
Бога есть Слово Живое и 

непроизнесенное. «Наше слово, как произнесенное, состоит из слогов и
представляет собой звук; 

само по себе, без скрывающейся за ним мысли нашего разума, оно не
способно производить 

какие-либо действия. Божественное же Слово постоянно действует, живет и
исцеляет» (Дэ Фидэ). 

Отношение Сына к Отцу определяется Святителем как отношение Рождающегося
к Рождающему. 

Сам акт Рождения считается неотъемлемым свойством Божественной природы.
Его нельзя 

сравнивать с рождением человеческим. К нему не приложимы понятия свободы
или необходимости: 

нельзя утверждать, что Отец рождает Сына по Своей свободной воле, но
неправильно будет и 

говорить, что совершается это по необходимости, принудительно. «В вечном
рождении нет ни 

желания, ни нежелания: нельзя назвать Отца Рождающим вынужденно, нельзя
признать Его и 

Рождающим по желанию; потому, что рождение основывается не на
способности воли, но на 

некотором праве и свойстве Отчего естества. Ибо как Отец благ не по воле
или не в силу 

необходимости, но по природе, что выше того и другого, так Он и Сына
рождает не по воле или 

необходимости» (Дэ Фидэ). В этом богословствовании св. Амвросия
усматривается имманентный 

характер Святой Троицы: Троичность обусловливается существом
Божественной природы и понятие 

о Ней выводится из самого понятия о Боге, а не проистекает из
необходимости открывать Себя в 

мире… Рождаясь из Божественной природы, Сын вечно существует в Отце —
есть Его Премудрость 

и Сияние. «Не допускай момента, когда бы Бог существовал без Премудрости
или Свет не имел бы 

блеска» (Дэ Фидэ). Само Божественное Рождение возвышенно и для
человеческого разума 

непостижимо. 

Дух Святой есть податель освящения свыше. Он вечно пребывает
неизменяемым и благим. «Дух есть 

источник и начало благости, ибо, как Отец имеет благость и Сын, так
имеет благость и Дух Святой» 

(Дэ Спириту С.). 

В учении о личном свойстве Святого Духа у св. Амвросия замечается
неопределенность и неясность. 

Иногда он говорит просто, что Дух Святой «из Отца» или есть «Отчий». Но
в других случаях 

высказывается в смысле зависимости Святого Духа в Своем бытии от Сына и
речь ведет об 

исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына, или просто — от
Сына (Дэ Спириту С.). 

Итак, учение св. Амвросия о Святой Троице излагается, в общем, в плане
западной тринитарной 

схемы Тертуллиана. Впрочем, св. Амвросий исправил ее раскрытием
вневременности рождения Сына 

и более полным учением о равенстве Ипостасей. В последнем случае он
следует богословию 

каппадокийцев. 

2. Сотериология. Учение св. Амвросия о спасении носит на себе следы и
Востока (главным образом, 

Оригена) и Запада (в основном, Тертуллиана и св. Киприана). Одной из
форм сотериологии, как она 

складывалась на Востоке, было понимание дела Христа как откровение людям
Божественной истины, 

как просвещение свыше живших во мраке неведения и идолопоклонства. — Эту
форму усвоил и 

Медиоланский епископ. Но вместе с ней у него имеется и дальшейшее
понимание дела Спасителя — 

в смысле изменения миропорядка. Следуя церковному учению, что человек в
грехопадении 

подчинился воле диавола, добровольно поставил себя в зависимость от него
и, таким образом, дал 

ему некоторое право господствовать над собой, еще у предшественников св.
Амвросия сложилось 

мнение, что Спаситель Своими страданиями и смертью отдал Себя в залог
диаволу и этим заставил 

его освободить из плена человечество. Кровь и душа Христа
рассматривались ими как выкупная 

плата, обмен за рабов. Придерживаясь этой точки зрения, св. Амвросий всю
земную жизнь Спасителя 

рассматривает под формой «благочестивого обмана» (пиа фраус) в отношении
к диаволу. Все ее 

частные обстоятельства он объясняет как направленные к тому, чтобы
скрыть от диавола истинную 

природу Сына Божия. С другой стороны, отношение диавола и человека св.
Амвросий понимает и в 

духе западных писателей, как отношение кредитора к должнику, который
выдал своему кредитору 

обязательную расписку. Отсюда оригеновская идея искупления (пиа фраус)
связывается 

св. Амвросием с представлением об уничтожении этой расписки и
прекращении долговых 

обязательств, благодаря крестной смерти Спасителя. 

Имеются в сотериологии св. Амвросия и следы распространенного восточного
понимания искупления 

как дела умилостивления Бога крестной смертию Спасителя. Имевший в Себе
телесно всю полноту 

Божества Христос Спаситель стал умилостивлением, Первосвященником по
Божеству и жертвой за 

народ по телу. Он — Агнец Божий, взявший на себя грехи мира. Жертва Сына
Божия имела в очах 

Божиих бесконечную ценность и потому послужила умилостивлением Бога и
имела своим 

следствием отпущение грехов. 

Западная точка зрения выразилась у св. Амвросия в его взгляде на
искупление как на удовлетворение 

разгневанному Богу за грехи всего человечества. По его мысли, это
удовлетворение было 

необходимо, ибо над согрешившими людьми тяготел Божественный приговор, в
силу которого они 

должны были понести наказание. И вот Спаситель, чтобы исполнить в Своем
Лице этот приговор, 

удовлетворить Божественную правду, принял на Себя смерть. Это и повело к
прекращению гнева 

Божия на людей: из сынов гнева они превратились в сынов мира и любви. И
дальше: Христос не 

только принес удовлетворение, покрывшее греховное прошлое, но и совершил
нечто большее — 

снискал людям особое расположение Бога. У св. Амвросия, таким образом,
идет речь не только о 

возвращении потерянной человеком благодати, но и о даровании ему новой
преизобильной 

благодати, которой раньше у него не было. В этой последовательности само
падение и греховность 

человечества приобретают особый смысл и оправдание: значит, если бы
человек не согрешил, то он и 

не получил бы преизобильной благодати, принесенной Воплотившимся. Здесь
св. Амвросий 

высказывает совершенно новые мысли. 

Но св. Амвросий рассматривает искупительный подвиг Христа не только как
перемену внешних 

отношений, а и как внутреннее религиозно-нравственное перерождение самой
природы человека (в 

духе богословия св. Иринея Лионского). С одной стороны, жертва Христова
очистила и уничтожила 

грехи, сожгла их, омыла древнюю заразу, с другой — Христос не только
снял ответственность за 

прежние грехи, но, распяв влекущие нас ко греху страсти, дал способность
к новой жизни. Он в 

Своем теле уничтожил наши страсти, угасил похоти, ослабил их силу,
разрушил тщету мира. Для 

человека теперь стала возможной беспорочная и чистая жизнь. 

Следуя довольно распространенному как на Востоке, так и на Западе
взгляду, св. Амвросий нередко 

высказывает мысль, что Воплотившийся Господь не только совершил спасение
человечества, но 

Своим служением дал пример истинно-богоугодной жизни, показал, что воля
Божия вполне может 

быть осуществлена не только на небе, но и на земле. 

Участником совершенного Христом спасения человек становится в Церкви. 

3. Экклезиология. Св. Амвросий мыслит Церковь не только как внешнюю
организацию, 

установленную Богом, но и как явление внутреннее, постепенно
раскрывающееся и 

осуществляющееся в мире. Понятие о Церкви дается им в раскрытии двух
противоположных 

определений «Града Божия» (Цывитас Дэи» и «града земного» (цывитас
тэррэна). Под именем 

Цывитас Дэи он разумеет Церковь как Божие государство, под именем
цывитас тэррэна разумеет не 

какую-либо определенную политическую организацию, а вообще мир с
царствующим в нем грехом, 

или людей, живущих естественной жизнью. Долг христианина удаляться от
града земного, потому 

что его град есть Небесный Иерусалим. Отличительным признаком последнего
от Церкви земной 

служит его абсолютное совершенство и нравственная чистота. Членами его
являются все небесные 

силы. Люди входят в состав его только после кончины, но не все в
одинаковой мере. 

Церковь есть кафолическая. Св. Амвросий этим термином обозначает
церковное собрание из 

представителей разных стран и народностей. Образующая собой связь
верующих во Христа, Церковь 

обнимает всю разумную тварь, потому что вся разумная тварь духовно живет
благодатью Христа и 

силой ниспосланного Им Духа Святого. Христос — все и во всем. Отсюда
Церковь называется небом, 

ибо в ней есть святые и сами ангелы; называется также миром, ибо к ней
принадлежат и члены 

земные. Как состоящая из земных членов, Церковь наполняет всю землю,
включает в себя собрание 

всех народов, не полагая различия между ними по национальным или
сословным признакам. По 

времени своего существования Церковь есть царство постоянное и вечное —
существует от века в 

Божественном предопределении и имеет существовать во все времена.
Достигнуть неба можно только 

через посредство Церкви земной. — Участие в Цывитас Дэи, существующем на
земле, служит 

переходом к участию в Цывитас Дэи на небе. «Надлежит остерегаться, чтобы
кто-либо, будучи 

однажды воспринят Христом через крещение, не отделялся от Его Тела, т.е.
не извергался из Церкви, 

ибо это равносильно непрестанной смерти» (Ин. пс. 40). Отделяющийся от
св. Алтаря отделяется и от 

Небесного Иерусалима, уходит подобно блудному сыну на чужбину. Поэтому
собрания еретиков и 

схизматиков, как отделенных от Церкви — Цывитас Дэи, — являются
собраниями нечистого духа 

(Экспоз. Эванг. Лук.). 

Земная Церковь есть собрание как святых, так и грешников, которых
Церковь приводит ко спасению. 

Церковь — это организм или Тело Христово, и подобно телу человеческому
состоит из разных по 

значению и деятельности членов, и при всем том остается единым Телом,
так что каждый из его 

членов, как бы мал и незначителен он ни был, необходим для всего Тела
церковного и пользуется 

помощью других. В случае же страданий одного страдают и все остальные. И
если для тела тяжело 

лишиться одного члена, то несравненно тяжелее для Церкви лишиться одного
человека. И если через 

удаление одного члена расстраиваются и другие, то также через
пренебрежение к каждому 

верующему расстраивается и целостность церковного собрания. Св. Амвросий
картинно описывает 

положение земных членов в церковном организме. «Все мы, — пишет он, —
составляем одно тело 

Христа, Главой которого является Бог, а мы служим его остальными
членами: среди последних есть 

глаза, как, например, пророки; существуют зубы, как апостолы, которые
брашно евангельской 

проповеди влили в наши внутренности;… руками этого тела служат те,
которые занимаются 

совершением добрых дел; есть и чрево, которое образуют верующие,
подающие бедным силы к 

существованию; некоторые являются ногами», а еще ниже их — пяты (Эпист.
41). Отсечение от 

Церкви должно совершаться с большой осмотрительностью: с одной стороны,
для ограждения всего 

общества от опасности соблазна, а с другой стороны, — для побуждения
грешников к раскаянию. 

Как Тело, Церковь есть тесно сплоченное единство. Основой этого единства
служит народ (санкта 

плебс). (Ср. св. Киприана Карфагенского, у которого основой единства
считается епископат). У 

св. Амвросия не столько народ поставляется в зависимость от иерархии,
сколько наоборот. Свою 

паству св. Амвросий называет даже своим родителем, родившим его путем
избрания для епископства. 

По причине такого значения народа Божия в его помощи нуждается всякий
кающийся: прощение он 

получает благодаря молитвам за него всего народа. Для большей
убедительности в последнем 

св. Амвросий приводит пример: Господь воскресил сына наинской вдовы,
видя слезы многих. Весьма 

важным основанием церковного единства служит Христос, стоящий во главе
его, а также единство 

веры и любви. Поэтому разрушение единства усматривается св. Амвросием в
извращении веры и 

нравственной нечистоте. 

То, что в учении св. Амвросия о Церкви обнаруживает его как писателя
Запада, есть его отношение к 

св. ап. Петру. Хотя он никаких выводов в отношении Римского епископа,
признаваемого преемником 

ап. Петра, не делает и не говорит о каких-либо прерогативах его или
Римской Церкви перед другими, 

но употребляет ряд выражений, которые, якобы, предполагают особое
положение ап. Петра среди 

других апостолов и, соответственно, в Церкви. Св. Петр, по мысли св.
Амвросия, имел всю веру, за 

что и получил ключи Царства Небесного, чтобы открывать в него вход
другим, но кто имеется здесь в 

виду под другими — апостолы или вообще верующие — св. Амвросий не
поясняет, мало того, 

немного выше в том же рассуждении он говорит, что Господь требовал
великой веры и от всех других 

апостолов (см. Экспозицыо Эванг. Лук.). Дальше, Святитель иногда
выражается, что св. ап. Петр 

предпочитается всем, что ему, как более совершенному, Христос поручил
управлять менее 

совершенными, что где Петр, там и Церковь. Но во всех подобных случаях
нет речи об особенном 

положении и правах ап. Петра в Церкви. Так рассуждает св. Амвросий,
когда говорит только об 

одном Петре, не имея в виду других апостолов. Когда же он говорит об ап.
Петре вместе с другими 

апостолами, то всех их одинаково называет столпами Церкви. Равным
образом, когда он говорит и об 

ап. Павле, не имея в виду других апостолов, в том числе и ап. Петра, то
упоминает о преизобильной 

благодати на нем, об его превосходстве. Так характеризует св. Амвросий и
других свв. апостолов. 

4. Учение о Божией Матери. В учении о Пресвятой Деве Миланский епископ
имеет значение 

историческое. Святитель разделил святоотеческое представление о Деве
Марии как Новой — Второй 

Еве. Первая Ева послужила изгнанию человека из рая, Вторая — возведению
его на небо. 

Св. Амвросий отстаивает личную безгрешность Божией Матери и подчеркивает
мысль о Ее 

Приснодевстве. Она была Девой до рождения Христа Спасителя, в рождении,
осталась Девой и после 

рождения. Св. Амвросий применяет к Ней пророчество Иезекииля о св.
Вратах будущего храма, через 

которые имел пройти только один Господь Бог и которые должны были
остаться закрытыми для всех 

прочих (гл. 44, с. 22). В его понимании ворота есть прообраз Марии,
через Которую вошел в мир 

только Спаситель. Пройдя через них, Христос не открыл их, и они остались
заключенными навсегда. 

Оттеняя высокое достоинство Богоматери, Святитель называет Ее дворцом,
освященным для 

обитания Бога, святилищем чистоты, храмом Божиим. Этими качествами Она
служит вечным 

образцом для всех христианских девственниц. Ее жизнь — это конкретное
воплощение образа 

девственности, чистоты и добродетели. Св. Амвросий не только
свидетельствует о достоинстве 

Богоматери, но и усваивает Ей активное участие в деле спасения людей: с
Ней связывает исполнение 

обетования, данного Богом в раю, — стереть главу змия; Ей приписывает
часть победы над диаволом; 

о Ней говорит, что Она освободила Еву и послужила совершению спасения
мира. Святитель прямо 

призывает верующих к почитанию Пресвятой Девы и на всякое сомнение в Ее
Приснодевстве или 

проявление непочтения к Ней смотрит как на нечестие. (См. трактаты о
девстве). Но почитание Ее не 

должно переходить в обоготворение: Она была только храмом Божиим, а не
Богом храма. 

5. Этика. Учение св. Амвросия о нравственности нашло свое выражение в
творении «О должностях 

священнослужителей» — своде или сборнике философских решений вопросов
христианской этики. 

Но как один из первых опытов научной этики, изложение Святителя имеет
существенный недостаток: 

представляет собой сумму отдельных христианских взглядов на
нравственность, а не является 

единым христианским учением о нравственности в строгом смысле этого
слова, не содержит цельной 

системы. 

Добродетель, в понимании св. Амвросия, приобретается путем занятий,
упражнений, изучений и есть 

деятельность, сообразная с законами природы, здоровая, красивая,
полезная, гармонирующая как с 

разумом человека, так и с всеобщим Разумом — Словом Божиим. Испытывая на
себе влияние 

классической этики (стоицизма и платонизма), св. Амвросий оттеняет
четыре главных добродетели: 

благоразумие (прудэнцыа), справедливость (юстицыа), мужество (фортитудо)
и умеренность, или 

воздержание (тэмпэранцыа). Взаимоотношения между ними определяются в
духе стоицизма, в 

смысле теснейшего единения их между собой: где существует одна из них,
там есть и все прочие. 

(См. «О долж. священ.», гл. 2, § 4). 

Психическую основу благоразумия, или христианской мудрости, св. Амвросий
видит в естественном 

стремлении человеческого разума исследовать причины вещей, отыскать
«Виновника своего бытия, 

во власти Которого наша жизнь и смерть, Который одним мановением Своим
управляет всем миром, 

и Которому мы должны будем отдать строгий отчет во всех делах и словах
наших». Это стремление 

разума служит высшим украшением человеческой природы и существенным ее
отличием от 

животных. Содержание благоразумия «состоит, главным образом, не в
практической, житейской 

мудрости или умении жить, а в мудрости Евангельской, в познании Бога —
Творца вселенной». В 

занятиях же для удовлетворения простой любознательности разума св.
Амвросий не видит чего–либо 

пристойного. Он считает недопустимым заменять исследование причин нашего
спасения изучением 

человеческих заблуждений — астрологией, измерением воздушного
пространства и т.п. Имя 

истинного мудреца заслуживает только знающий Бога. Таким был Авраам,
Иаков, Исаак, Моисей, 

Давид и др. «Неведущий Бога, какой бы он ни был мудрец,
неблагоразумный». 

Справедливость определяет человеческие взаимоотношения, «обнимает наши
отношения к обществу 

людей». Добродетель эта разделяется св. Амвросием на два вида: на
справедливость в собственном 

смысле и на благотворительность. «Все наши взаимные отношения, — говорит
он, — держатся, 

главным образом, на двух началах: на справедливости и
благотворительности; последняя также 

называется еще щедростью и доброжелательством». Для св. Амвросия
основанием, на котором 

утверждается справедливость, служит вера во Христа, в Воплощение Правды;
обнаружением же ее 

«во всей широте и полноте» является Церковь Христова, где верующие
призываются заботиться о 

благе других, руководиться общим правом и интересами. Справедливость
нужно проявлять ко всем, 

всегда и везде — и во время войны, и во время мира. Святитель защищает
гуманные отношения и 

решительно запрещает мстительность, «ибо Евангелие учит нас, что мы
должны иметь дух Сына 

Божия, Который снисшел на землю, чтобы даровать всем милость и
благодать, а не платить обидой за 

обиду, поношением за поношение…» В делах благотворительности
рекомендуется сообразовываться 

со степенью близости к нам разных лиц. Это: родители, родственники,
близкие нам по вере. 

Благотворительность необходимо оказывать с учетом внутреннего
достоинства нуждающихся и со 

степенью их действительной нужды: помощи заслуживают те, которые
употребят ее с пользой, для 

достижения добрых целей. Нельзя помогать тем, которые намерены
воспользоваться помощью 

против отечества, общества. Не заслуживают помощи также и домогающиеся
ее обманом или 

другими нечестными способами. Благотворительность рассматривается как
полезное дело для самого 

благотворящего: ей он приобретает друзей, снискивает симпатии народа.
Отказывать в помощи 

противно самой природе. «Господь положил общий для всех закон рождения и
повелел, чтобы земля, 

со всеми ее дарами и богатствами, составляла как бы некоторое достояние
всех людей вообще. Итак, 

природа породила право общее, вопреки этому насилие человеческое
узаконило право частное, право 

собственности». Все люди одной природы, все братья, связаны правом
родства и, как таковые, 

должны любить друг друга и «взаимно содействовать один другому в жизни».
«Итак, — заключает 

Миланский епископ, — справедливость требует от нас, чтобы мы имели
любовь, прежде всего, к 

Богу, потом к отечеству, к родителям и, наконец, ко всем вообще». 

В добродетели мужества св. Амвросий различает два вида проявления:
мужество в подвигах военных 

и мужество «в скромных трудах частного, домашнего подвижничества», т.е.
в отношении к другим 

людям и в отношении к самому себе. В первом случае мужество
рассматривается как решимость и 

способность осуществлять требование справедливости. Во втором, в
отношении к самому себе 

мужество предстает как величие, крепость духа, как высшая степень
самообладания. В этом смысле 

мужественным можно назвать только того, кто победил ветхого человека «с
его страстями и 

похотями», кто не смущается различными невзгодами, изменчивостью
обстоятельств и прелестью 

мира, кто всегда сохраняет спокойствие и хладнокровие. «По истине тот
храбр и мужествен, кто 

умеет побеждать самого себя, воздерживаться от гнева, не увлекаться
ничем суетным; в бедах не 

скорбит, а в счастии не гордится; для кого перемена внешних, житейских
обстоятельств ничто иное, 

как некоторый ветер». Образцом проявления истинного мужества служат для
св. Амвросия 

христианские мученики и подвижники, которые заградили уста львов,
угасили силу огня, притупили 

острие меча, победили немощи (Евр. II, 33–34), «которые не полками
одерживали победы, не силой 

одолевали врагов своих, но в собственном смысле торжествовали над ними
одной своей 

добродетелью». 

Последнюю из добродетелей — умеренность (воздержание) св. Амвросий
полагает «в спокойствии 

духа, в кротости и смирении, в укрощении порывов в обращении с другими,
в приличии поведения и 

строгой регулярности в образе жизни», т.е. в сохранении порядка в жизни
вообще и сохранении меры 

в отдельных вещах. Соответственно этому св. Амвросий предписывает во
всяком деле смотреть, что 

подходяще лицу, возрасту, времени или нашим способностям, ибо то, что
может быть прилично и 

удобно для одного, для другого может быть совсем неприемлемо. Корень
воздержания Святитель 

видит в благонравии и стыдливости, венец — в телесном и духовном
целомудрии, в чистоте души, в 

святом девстве. 

«Итак, — заключает св. Амвросий, — вот те четыре добродетели, в которых
выражается все существо 

нравственного характера священнослужителя Церкви Христовой! И все они,
как в зеркале, 

отражаются в жизни и делах богоизбранных патриархов и благочестивых
царей еврейского народа, 

которому они служили руководителями, учителями и как бы пастырями, а
поэтому и нам, служители 

Божии, они служат ближайшими по духу предками и образцами для
подражания. В жизни же их, как 

мы видели; на первом месте стоит благоразумие, которое направляло их дух
к исканию истины и 

богопознания; на втором — справедливость, которая внушала им отдавать
каждому должное, не 

только ничего не присвоять себе чужого, но даже жертвовать собственной
пользой для исполнения 

требований общей справедливости; на третьем — мужество, которое
возбуждало в них особенное 

великодушие при защите невинности, физической слабости или общественной
безопасности от 

врагов, и вместе с тем влекло их к трудам высокого нравственного
подвижничества; наконец, на 

четвертом месте стоит у них умеренность или воздержание, которое во всем
регулировало их жизнь, 

побуждало хранить благонравие и целомудрие, хотя бы за это угрожала
опасность самой их жизни, 

какой, например, подвергался в Египте целомудренный Иосиф. Да будут же
примеры древних отцов 

наших наследием чад и братии их — священнослужителей Церкви Христовой. 

В ряду предписаний, необходимых для нравственного совершенствования, св.
Амвросий важное 

место отводит посту. Пост, по его мысли, есть не столько человеческое,
сколько Божественное 

установление. Он служит содержанием и образом небесной жизни. На земле
он ведет к нравственной 

чистоте и невинности. Поэтому он именуется обновлением души, пищей ума,
уничтожением грехов и 

вины. В силу большой важности пост был установлен еще в раю. Бог, зная,
что через пищу войдет в 

мир вина, запретил людям вкушать от древа познания добра и зла.
Нарушение заповеди о посте и 

привело к падению. 

Высоко ставит Святитель и девство, о чем немного уже было сказано. Хотя
брак им и не отвергается, 

но жизнь девственная предпочитается. «Хороши оковы брака, но все-таки
они остаются оковами. 

Хорошо супружество, но все-таки оно связано с ярмом и само представляет
собой ярмо мира, так как 

жена более желает угождать мужу, чем Богу» (О дев.). Подобно посту,
девственная жизнь имеет 

происхождение небесное. Девство приводит девственниц к особой близости с
Богом: девственницы 

становятся храмом Божиим, Христос для них становится главой как муж для
жены. Девство важно и 

для родителей девственников — оно содействует искуплению и их грехов.
Однако и брак для 

св. Амвросия есть явление вполне нравственное. Избравший супружество не
должен порицать 

девственника, и наоборот. Основу для брака св. Амвросий видит в единстве
веры. Поэтому не 

одобряет браков православных христиан с инославными и иноверцами
(еретиками, иудеями, 

язычниками). «Если брачный союз надлежит освящать священническим
покровом и благословением, 

то как можно говорить о браке там, где разногласит вера? Как возможна в
этом случае общая молитва 

или же общая любовь супружества между различными по богопочитанию?
Наоборот, известно, что 

часто многие увлеченные любовью к женщинам, продавали свою веру».
Наиболее ярким примером 

служит Самсон. «Кто был сильнее и был более укреплен Духом Святым от
колыбели своей, как 

назорей Самсон? Но он сам продал себя и сам, ради женщины, не мог
сохранить своей благодати» 

(Эпист. 19). 

Весьма строго относится св. Амвросий к вопросу об одежде мужчин и
женщин. К греческому 

обычаю, дозволявшему пользоваться одеждой иного пола, относится он
отрицательно. Против этого 

обычая он ссылается на прямое запрещение Второзакония: «На женщине не
должно быть мужской 

одежды, а мужчина не должен одеваться в женское платье; ибо мерзок перед
Господом, Богом твоим, 

всякий делающий сие» (22, 5). Св. Амвросий подчеркивает также
несоответствие обычая с природой, 

давшей один вид мужчине, а другой — женщине. 

Святитель Амвросий в равной мере почитается и на Западе и на Востоке.
Знаменательно, что на 

Востоке творят его церковную память 7/20 декабря — на следующий день
после памяти святителя 

Николая. В этом соседстве усматривается глубокий смысл — крепкое
духовное родство двух 

Святителей в горячей любви к Богу и людям, в их самоотверженном
сострадании всем скорбящим и 

нуждающимся в помощи. 

БЛАЖЕННЫЙ ИЕРОНИМ СТРИДОНСКИЙ 

ЖИТИЕ 

Большую часть жизни своей бл. Иероним провел на Востоке, где и написана
им большая часть его 

произведений. Но по характеру первоначального воспитания своего, он —
римлянин, а потому и по 

всем симпатиям своим, по характеру своих ученых трудов, по духу
богословских воззрений, равно и 

по самому языку (латинскому) своих писаний, он подходит ближе к западным
отцам Церкви, чем к 

восточным. Главное, что с этой стороны отличает его творения от творений
восточных отцов 

Церкви, — это нерасположенность его к чисто догматическим вопросам,
рассуждениям и воззрениям. 

Живя на Востоке во время самых живых и горячих споров православных с
арианами, он мало 

принимал в том живого участия, между тем он с Востока следил за
движением ересей в Западной 

Церкви и писал опровержение их (напр., ересь пелагиан и ересь Елвидия,
отвергавшего 

приснодевство Божией Матери). Это потому, что западные ереси искажали
практическую сторону 

христианства. 

Бл. Иероним родился, как полагают, между 330–340 гг. в Стридоне, лежащем
на границе Далмации и 

Панионии. Происходил он из христианской семьи. После первоначального
домашнего обучения в 

354 г. бл. Иероним поступил вместе с товарищем детства — Бонозом — в
школу знаменитого 

римского грамматика Доната. Здесь же он близко сошелся с Руфином
Аквилейским, неизменным 

участником сначала его плотских увлечений, потом обращения ко Христу.
Дальнейшей ступенью 

образования было изучение риторики и диалектики. С греческой философией
бл. Иероним 

познакомился исключительно по изложению Цицерона и Сенеки. Движимый
любовью к 

классическому образованию, он постепенно составил для себя огромную
библиотеку, с которой 

никогда не расставался. Около 360 г. он принял крещение и резко изменил
свою жизнь, проникшись 

аскетическим настроением. 

Из Рима он в сопровождении друзей совершил путешествие по странам
Европы, а затем устроил 

общину друзей-отшельников в Аквилле. 

В 370 г. вместе со своими друзьями бл. Иероним отправился в Палестину
для поклонения святым 

местам, но болезнь на два года задержала его в Антиохии. Во время
болезни он видел свой 

знаменитый сон: восхищенный к престолу Божию, он дал перед ним клятву не
брать в руки классиков 

и после этого, действительно, в течение 15 лет не читал ни Цицерона, ни
Виргилия. В Антиохии 

бл. Иероним познакомился с Аполлинарием, комментариями которого
впоследствии пользовался, и 

быстро усвоил греческий язык. Не стремясь разобраться в многочисленных
антиохийских сектах, он 

держался в стороне от всех. После некоторого колебания бл. Иероним в 374
г. удалился в пустыню 

Халкис, которая являлась центром сирийского подвижничества. Здесь в
течение 5 лет он предавался 

отшельническим подвигам и вел научные занятия, изучал еврейский язык,
переписывал книги и 

составлял свою библиотеку. 

Волнения среди Халкидского монашества заставили бл. Иеронима вернуться в
Антиохию. Здесь 

епископом Павлином он был посвящен в сан пресвитера. 

Из Антиохии бл. Иероним предпринял поездку в Константинополь, где имел
встречи с св. Григорием 

Богословом и св. Григорием Нисским. Под их влиянием он познакомился с
творениями Оригена и 

сделался сначала его ревностным почитателем. 

В 381 г. по приглашению папы Дамаса бл. Иероним отправился в Рим и на
соборе 382 г. участвовал в 

рассмотрении Мелетианского раскола. После собора бл. Иероним исполнял
обязанности личного 

секретаря и библиотекаря папы Дамаса и по его поручению занялся
исправлением латинского 

перевода Библии, имевшего много погрешностей. В то же время он написал
ряд полемических и 

нравственно-назидательных произведений, которые доставили ему славу
ученого богослова и 

талантливого церковного писателя. 

Но его жизнь и деятельность и созданное им аскетическое движение вызвали
раздражение против 

него развращенного римского общества, и когда умер его покровитель папа
Дамас, бл. Иероним снова 

уехал на Восток, где он, после посещения египетских и сирийских
подвижников, окончательно 

обосновался в Палестине. В Вифлееме он воздвиг два монастыря — мужской и
женский, и в первом 

из них провел последние 33 года своей жизни. 

Здесь он целиком отдался научной работе и собрал богатую библиотеку.
Главное внимание его было 

направлено на исправление и экзегетику библейского текста. Умер бл.
Иероним в 420 г. Церковная 

память 15 июня. 

Личность бл. Иеронима, его подвиги послужили образцом для подражания в
среде католического 

монашества, в котором со Средних веков существовали общества
«иеронимитов», считавших 

бл. Иеронима своим покровителем, и живших строго по правилам,
извлеченным из различных его 

писем об иноческой жизни. 

ТВОРЕНИЯ И БОГОСЛОВИЕ 

В переводе на русский язык имеются (в порядке издания) следующие
сочинения бл. Иеронима: 

1. 117 писем к разным лицам (часть 1–3 творений бл. Иеронима
Стридонского). 

2. «Жизнь Павла Пустынника». 

3. «Жизнь св. Илариона». 

4. «Жизнь пленного монаха Малха». 

5. «Предисловие бл. Иеронима к сделанному им латинскому переводу Правил
св. Пахомия». 

6. «Разговор против люцифериан». 

7. «О приснодевстве бл. Марии. Книга против Елвидия». 

8. «Две книги против Иовианиана». 

9. «Книга против Вигилянция». 

10. «Книга против Иоанна Иерусалимского к Паммахию» (ч. 4 творений). 

11. «Апология против книг Руфина, посланная к Паммахию и Марцелле, три
книги». 

12. «Разговор против пелагиан в лице Аттика православного и Критовула
еретика, три книги». 

13. «Книга о знаменитых мужах, написанная к Декстру, преторианскому
префекту» (Дэ вирис 

иллюстрибус). 

14. «Изложение хроники Евсевия Памфила» (На русский язык переведено,
начиная только с 

Рождества Христова — от императора Октавиана Августа). 

15. «Хроника бл. Иеронима». 

16. «Перевод книги Дидима о Святом Духе» (часть 5). 

17. «Толкование на книгу Екклезиаст, к Павле и Евстохии». 

18. «Перевод двух бесед Оригена на книгу Песнь Песней». 

19. «Шесть книг толкований на пророка Иеремию» (часть 6). 

20. «Восемнадцать книг толкований на пророка Исаию» (части 7–9). 

21. «Четырнадцать книг толкований на пророка Иезекииля» (части 10–11). 

22. «Одна книга толкований на пророка Даниила». 

23. «Три книги толкований на пророка Осию». 

24. «Одна книга толкований на пророка Иоиля» (часть 12). 

25. «Три книги толкований на пророка Амоса». 

26. «Одна книга толкований на пророка Авдия». 

27. «Одна книга толкований на пророка Иону». 

28. «Одна книга толкований на пророка Наума» (часть 13). 

29 «Две книги толкований на пророка Михея». 

30. «Одна книга толкований на пророка Аввакума». 

31. «Одна книга толкований на пророка Софонию». 

32. «Одна книга толкований на пророка Аггея» (часть 14). 

33. «Три книги толкований на пророка Захарию». 

34. «Одна книга толкований на пророка Малахию» (часть 15). 

35. «Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея» (часть 16). 

36. «Три книги толкований на послание ап. Павла к Галатам». 

37. «Три книги толкований на послание ап. Павла к Ефесянам» (часть 17). 

1. Блаженный Иероним-переводчик. Бл. Иеронима по учености сравнивают с
Оригеном. 

Наибольшие заслуги его заключаются в трудах по переводу на латинский
язык Библии. Начавши 

исправление существовавшего в его времена текста, он завершил эту работу
самостоятельным 

переводом книг Священного Писания на латинский язык, причем, им были
использованы и гекзаплы 

Оригена. Но во всеобщее употребление перевод бл. Иеронима вошел лишь с
VII в., а в XII в. он 

получил название Вульгата. 

Заняться новым переводом священных книг на латинский язык побудило бл.
Иеронима то 

обстоятельство, что древний латинский перевод подвергся большой порче.
Новый Завет и Псалтирь 

были пересмотрены бл. Иеронимом еще в Риме по поручению папы Дамаса;
работа по переводу 

Ветхого Завета была осуществлена им после переселения в Палестину в
Вифлееме. Для того, чтобы 

возможно лучше выполнить свою задачу, бл. Иероним изучил не только
еврейский язык, но и 

халдейский, сирский. В основу перевода им был положен еврейский текст,
но этому тексту он не 

следовал слепо. 

Превосходное знание языков обеспечило высокое качество переводу, но в
результате некоторой 

спешки и в нем оказались неисправности, которые он старался устранить
впоследствии. В Римской 

Церкви перевод бл. Иеронима пользуется большим авторитетом; он находится
в употреблении и в 

Восточной Церкви. Язык перевода отличается ясностью и в то же время
красотой и 

выразительностью. 

Кроме книг Священного Писания бл. Иероним перевел на латинский язык
многие произведения 

Оригена, причем, во вторую половину жизни из поклонника Оригена бл.
Иероним превратился в его 

противника. На сочинения великого александрийца обратил внимание бл.
Иеронима св. Григорий 

Богослов. При первом знакомстве они до такой степени поразили
воображение бл. Иеронима своей 

обширностью и эрудицией, что он вознамерился перевести их на латинский
язык полностью. 

Намерение не было осуществлено, но бл. Иероним несколько раз принимался
за эту работу и в 399 г. 

сделал перевод сочинения Оригена «О началах», не сохранившийся до нашего
времени. 

Кроме Оригена бл. Иероним переводил сочинения Дидима Александрийского,
правила св. Пахомия и 

апокрифическое Евангелие от евреев, но не все переводы сохранились. 

Убежденный в том, что только Священное Писание требует буквального и
дословного перевода, в 

прочих переводах бл. Иероним всегда давал более или менее близкий к
подлиннику перифраз. При 

таком способе воспроизведения подлинника на переводах не могла не
сказаться индивидуальность 

переводчика. Будучи ритором по призванию и блестящим стилистом, искренно
любя изящное слово, 

бл. Иероним проявил свои литературные вкусы и в переводах. Получая
возбуждение в простых 

образах подлинника, он любил украшать их подробностями и драматизировать
положения. «Если 

перевожу буквально, — говорит бл. Иероним, — то выходит нескладно; если
по необходимости что–

нибудь изменю в расстановке или в речи, то покажется, что я отступил от
обязанности переводчика… 

И если кому представляется, что прелесть языка от перевода не
изменяется, тот пусть буквально 

переводит Гомера на латинский. Скажу нечто большее: пусть он того же
Гомера перекладывает 

прозой того же языка: он увидит смешную конструкцию и изящнейшего поэта
едва говорящим» 

(5: 315, 316). 

2. Бл. Иероним — экзегет Священного Писания. Как экзегет бл. Иероним
превосходит своей 

ученостью и знанием предмета многих латинских отцов Церкви. 

Из священных книг Ветхого Завета бл. Иероним истолковал Екклезиаста и
всех пророков. Правда, на 

книгу пророка Иеремии довел он толкование до 33 главы (всего у пророка
Иеремии 52 главы, — 

следовательно, не истолковано 20 глав). Заботы и беспокойства последних
лет жизни блаженного 

учителя Церкви не позволили ему окончить этот труд. Из священных книг
Нового Завета он изъяснил 

Евангелие от Матфея и послания ап. Павла к Галатам, Ефесянам, к Титу и
Филимону. Кроме того, 

часть писем бл. Иеронима экзегетического содержания. 

Так как бл. Иероним хорошо знал еврейский язык, историю еврейского
народа, его традиции и 

обычаи, то вместе с преподобным Ефремом занимает первое место среди
отцов в толковании 

Священного Писания Ветхого Завета. Но нельзя думать, что у него все
толкования верны: он иногда 

выставлял ученые гадания раввинов на место простого и естественного
значения слов. Руфин был 

прав, упрекая бл. Иеронима за то, что он, собирая разные и иногда
противоречивые объяснения, не 

всегда показывал достоинства их. Бл. Иероним защищался тем, что он суду
других предоставлял 

выбирать лучшее. Но что делать тому, кто не получил дара судить? 

Между его комментариями более ценны комментарии на великих пророков и на
послания ап. Павла. 

3. Бл. Иероним — историк. Бл. Иероним известен и как историк. К этому
разделу его работ 

относятся: перевод, переработка и продолжение хроники Евсевия,
монашеские биографии и 

сочинение «Дэ вирис иллюстрибус». 

Первую часть хроники — от Ноя и Авраама до падения Трои — бл. Иероним
перевел на латинский 

язык без всяких изменений. Во второй части — от падения Трои до 20–го
года царствования 

Константина — он сделал собственные добавления, особенно к истории Рима.
Третья часть — с 329 г. 

до смерти Валента — составляет его собственное произведение. Источниками
для дополненной и 

самостоятельной работы бл. Иерониму служили исторические труды Светония,
Евтропия и др. 

Монашеские биографии бл. Иеронима представляют предварительные наброски
для намеченного, но 

не осуществленного большого труда. Бл. Иероним намеревался составить
Историю Церкви в 

биографиях по схеме: распространение Евангелия Апостолами, укрепление
христианства кровью 

мучеников, упадок его со времени объявления государственной религией. К
монашеским биографиям 

относятся: 1) о жизни пустынника Павла Фивейского, которого он считает
первым родоначальником 

Египетского монашества, оспаривая приписывание этого первенства
преподобному Антонию 

Великому; 2) жизнь благочестивого старца Малха, составленная на
основании личных бесед с ним; 

3) «Жизнь св. Иллариона», написанная на основе устного предания о нем.
Недостатками этих трудов 

бл. Иеронима являются крайне аскетическое направление, страсть к
чудесному и напыщенность 

изложения. 

В сочинении «Дэ вирис иллюстрибус» бл. Иероним был новатором. Это был
первый опыт истории 

христианской литературы. Сочинение преследовало апологетические цели. По
просьбе 

преторианского префекта Декста, бл. Иероним задался целью доказать
против язычников, что у 

христиан нет недостатка в образованных людях. Эта тенденция объясняет
целый ряд особенностей 

сочинения. Повинуясь ей, автор старается умножить число христианских
писателей. Для этого он 

вносит в свой список не только писателей-еретиков, но и нехристиан —
Сенеку, Филона, Иосифа 

Флавия, Юста Тивериадского. Далее, он старается говорить о христианской
литературе в высоком 

стиле и не дать язычникам заметить разногласия христиан. Отсюда он
расточает преувеличенные 

похвалы даже совершенно второстепенным писателям и воздерживается от
порицания нецерковных 

произведений христианской литературы. 

По содержанию сочинение можно разделить на две части: компилятивную (гл.
1–78) и 

самостоятельную (79–135). 

а) Первая часть составлена, главным образом, на основании материалов,
извлеченных автором из 

Церковной Истории и отчасти хроники Евсевия. Извлечения эти сделаны
недостаточно внимательно 

и вследствие этого первая часть содержит в себе ряд ошибок. К этому бл.
Иероним присоединил 

сведения на основании личного знакомства с христианской литературой,
особенно западной, которой 

мало интересовался Евсевий. Сюда нужно отнести сообщения о Тертуллиане,
св. Киприане, 

Новациане, Викторине Петавинском и др. 

б) Вторая часть составлена на основании библиотечных каталогов, из
которых автор иногда 

заимствовал названия сочинений, неизвестных ему лично, но, главным
образом, источников для нее 

служила выдающаяся начитанность бл. Иеронима в церковной литературе IV
века. Он не искал 

специально материалов для своей работы, не изучал их для этой цели
нарочито, а изложил в ней 

только то, что уже было известно ему и находилось в его библиотеке.
Поэтому труд его не дает нам 

того, что мог бы дать при ином отношении автора к своей задаче. Тем не
менее, только бл. Иерониму 

мы обязаны сведениями о целом ряде церковных писателей. В этом
заключается положительное 

значение этого сочинения и особенно второй его части. Крупным и
характерным для бл. Иеронима 

недостатком каталога церковных писателей служит необыкновенная краткость
сообщений о самых 

видных писателях, хорошо известных автору: свв. Епифании, Григории
Богослове, Григории 

Нисском, Амвросии, Златоусте. 

4. Бл. Иероним — полемист. Как полемист блаженный Иероним выступал
против арианской ереси, 

против оригенистов, пелагиан и боролся литературно с теми, кто подрывал
христианскую 

нравственность и церковную практику. 

Выступление против ариан относится ко времени пребывания бл. Иеронима в
пустыне Халкидской и 

связано с событиями Мелетианского раскола, которые побудили бл. Иеронима
написать сочинение 

под заглавием «Разговор против люцифериан» (спор между последователем
Люцифера и 

православным). Работа, ценная с исторической и догматической стороны,
страдает, однако, 

искусственно-декламаторским тоном в полемике. 

Первоначально выступая горячим поклонником Оригена, бл. Иероним под
влиянием св. Епифания 

Кипрского изменил к нему свое отношение и написал ряд сочинений в
опровержение оригенистов. В 

этих работах, раскрывая неправые мнения Оригена, бл. Иероним
обнаруживает невыдержанность и 

чувство личного раздражения. Особенно это проявляется в полемике с
Руфином, против которого 

бл. Иероним написал Апологию в трех книгах. По поводу данной полемики
следует заметить, что в 

догматическом отношении она не представляет чего–либо ценного. Вопрос,
обсуждавшийся 

полемистами, состоял не в том, правильно или неправильно учил Ориген, а
в том, кто оригенист — 

бл. Иероним или Руфин. 

Выступая против пелагиан, бл. Иероним связывает их учение с
манихейством, христианскими 

ересями и с стоицизмом. Свои опровержения он обосновывает данными
Священного Писания 

Ветхого и Нового Заветов. Но резкий тон полемики вызвал волнения среди
монахов, сторонников 

пелагианства. Фанатическая толпа монахов напала на монастыри бл.
Иеронима, разгромила здания, 

подожгла постройки, убила диакона и нескольких монахов и монахинь. Сам
бл. Иероним едва спасся 

в крепкой башне. Так как Иоанн, епископ Иерусалимский, стоял на стороне
Пелагия, то отношения 

между ним и бл. Иеронимом испортились, и под влиянием обиды бл. Иероним
опубликовал в 

416 году свое сочинение против Иоанна, заготовленное еще в начале
оригенистического спора, но не 

выпущенное вследствие состоявшегося тогда примирения противников. 

5. Защита бл. Иеронимом на Западе монашеского идеала. Монашество,
проникшее на Запад с 

Востока и быстро завоевавшее себе симпатии народа и покровительство
духовенства, вызвало 

сильную реакцию со стороны а) Елвидия, б) Иовиниана и в) Вигилянция. Бл.
Иероним, горячий 

сторонник монашеского идеала, выступил против этих лиц с литературной
полемикой. Эти сочинения 

вифлеемского подвижника имеют значение в истории христианского
вероучения и мысли. 

а) Елвидий возражал против догмата Приснодевства Марии как основы учения
о преимущественной 

заслуге девства. Христос родился бессеменно, но после Его рождения Дева
Мария вступила в брак с 

Иосифом и имела от него других детей. В доказательство он ссылался на
слова ев. Матфея: «Прежде 

нежели сочетались» (I, 18), «И не знал ее», пока не родила Сына (I, 25),
на название Христа 

первенцем, на упоминание о братьях Господа, на аналогичное учение
Тертуллиана. 

Критикуя Елвидия, бл. Иероним свидетельствует: 

«Прежде нежели» не всегда указывает на то, что предполагаемое действие
потом совершилось. 

Ап. Павел, прежде чем отправиться в Испанию, был закован в узы. Из этого
не следует, что потом он 

отправился в Испанию. 

«Пока» не всегда указывает на последующее прекращение действия.
Например: «Ему надлежит 

царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои» (I Кор. 15, 25).


Первенец означает просто «разверзающий ложесна», хотя бы за ним и не
следовали другие дети. 

«Братьями Господа» называются двоюродные братья Его или вообще
родственники, но не дети 

Иосифа и Пресвятой Марии, даже не дети Иосифа от первого брака, потому
что Писание не 

упоминает о последнем. Иосиф, как и Мария, был девственником и за это
удостоился именоваться 

отцом Господа. 

Мнение Тертуллиана не имеет никакого авторитета, потому что он отделился
от Церкви. 

В заключение бл. Иероним доказывает преимущественную ценность девства.
Брак с его заботами о 

благосостоянии семьи не оставляет времени для молитвы и служения
Господу. Поэтому, если в 

Ветхом Завете был заповедан брак; то в Новом — девство. 

б) Более серьезным проявлением противомонашеских тенденций было
выступление Иовиниана — 

девственника и строгого подвижника, живущего среди мирян. Учение его
представляется в 

следующем виде: 

1. Христианские девственницы, вдовы и замужние при равенстве прочих
условий имеют одинаковую 

заслугу пред Богом. Дозволен не только первый, но также второй и третий
брак. Раскаявшиеся 

блудники имеют одинаковую заслугу с девственниками. Девство — нечто
неслыханное в 

христианстве, потому что неестественно. Бог создал и благословил брак.
Патриархи, священники, 

пророки и ап. Петр угодили Богу в браке. 

2. Все решает внутренее настроение, а поэтому между воздержанием от пищи
и принятием ее с 

благодарением нет никакого различия. Бог создал животных для человека и
позволил употреблять в 

пищу все движущееся. Христа называли ядцей и винопийцей. Он был на обеде
у Закхея, на браке в 

Кане и для Евхаристии взял вино. Посты заимствованы у язычников. 

3. Все, возрожденные в крещении и сохранившие благодать его, получат
равное блаженство в 

Царстве Небесном. Как добро, так и зло не имеют степеней. Наемники,
пришедшие на работу в 3–й 

час и в 11–й, одинаково получают динарий. 

Это учение Иовиниана стало быстро распространяться. Смущенные успехом
новой проповеди, 

монашески настроенные друзья бл. Иеронима, послали ему в Вифанию
«Коммэнтариоли» Иовиниана 

с просьбой написать на них опровержение. Идя навстречу этому желанию,
бл. Иероним составил в 

392–393 гг. «Две книги против Иовиниана». 

Первая книга посвящена опровержению тезиса о равноценности девства и
брака. В доказательство 

преимущественной ценности девства бл. Иероним ссылается на апостольские
слова: «Хорошо 

человеку не касаться женщины» (I Кор. 7, 1). Но хорошему — добру —
противоположно зло, 

следовательно, «касаться» — зло. Оно допускается только из опасения
худшего. А это — уже не 

полноценное добро. Лучше жениться, чем разжигаться, как лучше иметь один
глаз, чем ни одного. 

Девство высоко ценилось и в Ветхом Завете. Ной и его сыновья вошли в
ковчег с женами, потому что 

должны были послужить родоначальниками нового человечества, но, пребывая
в ковчеге, были 

отделены от жен. Моисей был женат и потому не вошел в землю обетованную.
Народ был введен в 

нее Иисусом Навином, о жене и детях которого Писание ничего не говорит.
Из новозаветных 

праведников ап. Петр был женат до призвания, а, став апостолом, оставил
супругу и, хотя имел тещу, 

но не имел жены. Ап. Павел допускает в клир женатых, но по нужде,
принимая во внимание слабость 

новообращенных язычников. Девство не только было известно языческому
миру, но и высоко 

ценилось в нем, наоборот, — брак порицался. Девами были сивиллы, жрицы
Дианы Таврической, 

Весты. Язычество повествует о рождении бесов от дев, например, Будды,
родившегося из бока 

девушки. Напротив, брак осмеивается Аристотелем, Плутархом, Сенекой.
«Мнение ученейшего мужа 

(Сенеки. — К. С.) таково: прежде всего должно хранить целомудрие; с
потерей его падает всякая 

добродетель. В нем верх добродетелей женских» (4:220). 

Во второй книге бл. Иероним отстаивает ценность поста. Уже язычники
ценили пост. Сам Эпикур 

питался хлебом и овощами. Египетские жрецы, брамины, пифагорейцы,
орфики, циники служат для 

христиан примером воздержания. Однако, не христиане подражают в этом
язычникам, а дьявол, 

научивший язычников, подражает христианам. Пост был заповедан еще в раю.
Илия, Ниневия, 

Даниил, назореи, Креститель дают нам пример поста. 

Учение об одинаковости наград всех искупленных противоречит, настаивает
бл. Иероним, понятию о 

справедливости Божией, назначающей различное возмездие за различные
деяния, и прямым 

свидетельствам Писания о различии загробных наград (2 Кор. 5, 10). 

Общий тон сочинения до такой степени был враждебен браку, что этими
утверждениями 

бл. Иеронима были смущены даже его друзья. На их упреки бл. Иероним
ответил письмом, в котором 

взял назад наделавшие много шума резкие выражения и объяснил, что
употребил их по примеру 

восточных писателей — полемически, а в полемике часто, показывая хлеб,
готовят камень 

противнику. По существу же он не отрицал брака, называл его даром
Божиим, признавал 

дозволительность второго и третьего брака, и, если называл брачный союз
злом, то лишь по 

сравнению с девством. 

в) Вигилянций был сыном трактирщика и некоторое время помогал отцу в
торговле. В 395 г. он 

получил сан пресвитера в Барцелоне. С рекомендательными письмами Павлина
Ноланского он 

предпринял паломничество в Египет и Палестину. В Вифлееме он был любезно
принят 

бл. Иеронимом. По возвращении на Запад, Вигилянций выступил с учением,
отчасти навеянным 

впечатлениями путешествия в центры монашества, почитания мучеников и
реликвий. Направляя 

острие своей критики против монашества, он восставал, главным образом,
против пышности культа 

почитания св. мощей, паломничества и сборов на монастыри. Отшельничество
он счел за бегство из 

мира, лишающее Церковь лучших деятелей. 

Опровергая это учение, бл. Иероним утверждает, что нет оснований
опасаться вредных последствий 

отшельничества для Церкви, так как монашество всегда будет уделом лишь
немногих избранников. 

Милостыня в пользу палестинских монастырей угодна Богу. Уже ап. Павел
производил сборы в 

пользу Иерусалимской Церкви. Почитание мучеников освящено преданием.
Император Константин 

перенес в столицу св. мощи апп. Андрея, Луки, Тимофея, а Аркадий — св.
мощи Самуила. Нужно 

различать между Божеским поклонением, приличным одному Богу, и
почитанием, воздаваемым 

мученикам. Если Бог исполняет молитвы их при жизни, то тем более Он
слышит их молитвы, когда 

они находятся со Христом. «Один человек Моисей, — рассуждает бл.
Иероним, — испрашивает у 

Бога прощение шестистам тысячам способных носить оружие (Исх. 32; Деян.
7); и Стефан, 

подражатель Господу своему и первый мученик во Христе, молит о прощении
гонителей; неужели 

после того, как они станут быть со Христом, они будут иметь меньше силы?
Апостол Павел говорит, 

что ему дарованы двести семьдесят шесть душ, бывших с ним на корабле:
неужели он, после того, 

как, разрешившись, будет со Христом, сомкнет уста и не будет в состоянии
вымолвить слова за тех, 

кои во всем мире уверовали его Евангелию? …Наконец, святые не называются
умершими, но 

усопшими» (4 :300). 

6. Письма. Переведенных на русский язык насчитывается 117 писем. Они
наполнены разными 

фактами и сообщениями, относящимися к событиям того времени, и касаются
различных вопросов: 

«Об образе жизни клириков и монахов» (письмо 49), «Об упражнении в
Священном Писании» (п. 50), 

«О хранении девства» (п. 21 и 106), «О хранении вдовства» (п. 51), «О
покаянии» (п. 98), «О 

единобрачии» (п. 99) и др. 

Интересно письмо бл. Иеронима Марцелле (44) с убедительным приглашением
прийти в Вифлеем. 

Здесь он с живостью речи представляет в самых светлых чертах жизнь
вифлеемскую, ее безмятежную 

тишину и безмолвие сравнительно с шумным Римом, и дабы еще более
возвысить достоинство ее, он 

рисует мрачную картину непрерывного шума и смутного волнения столицы
мира, применяя к ней 

пророчество апостола о новозаветном Вавилоне. 

Замечательным творением бл. Иеронима в эпистолярной области служит его
письмо к Лете (87) о 

воспитании ее малолетней дочери Павлы. Это образец мудрых советов о
воспитании детей в духе 

истинно христианского благочестия. 

«Что касается значения бл. Иеронима как богослова, то в этом отношении
он, — по слову 

Ф. Фаррара, — не оказал большого влияния на последующее время. Бл.
Иероним был, скорее, ученый 

и человек учености, чем самобытный мыслитель. Он был крайне робок в
области умозрения. У него 

едва ли была какая-либо своя собственная богословская система. Он твердо
держался 

установившихся воззрений Римской Церкви. Хотя в течение многих лет он
был пламенным 

почитателем Оригена и хотя он гордился тем, что учился у таких лиц, как
св. Григорий Назианзен и 

Дидим Александрийский, тем не менее он всегда более полагался на
предание и в этом отношении не 

выступал из уровня обычного богословского воззрения того времени. Он
ничем особенно не 

выдавался и в качестве нравоучительного писателя. В его нравственной
системе нет ни широты, ни 

глубины. Его нравственность носит на себе отпечаток времени, и хотя он
имел большое влияние на 

мистиков, даже на св. Терезу, ему не доставало пыла истинной мистики. Он
не был христианским 

проповедником. Правда, он рукоположен в сан пресвитера, но не оставил
нам ни одного образчика 

тех мужественных бесед, которыми бл. Августин и св. Иоанн Златоуст
потрясали массы народа в 

базиликах Иппона и Константинополя» (т. 2, с. 281). 

БЛАЖЕННЫЙ АВГУСТИН ИППОНСКИЙ 

ЖИТИЕ 

Блаженный Августин родился в Нумидийском г. Тагасте в 354 г. Отец его
был язычником, владел 

небольшим поместьем и занимал выборную должность в городском управлении.
К христианству он 

обратился лишь в конце своей жизни. Мать бл. Августина, блаженная
Моника, была ревностной 

христианкой, стремившейся и сына своего воспитать в духе христианского
учения. Своей кротостью 

она благотворно влияла и на своего мужа, сдерживая его резкий и
вспыльчивый характер. 

Несмотря на скромные средства, родители обеспечили сыну хорошее
образование. Сначала он 

посещал школу в родном городе, затем среднее образование проходил в
соседнем г. Мадауре и, 

наконец, в высшей школе Карфагена он изучил риторику. 

Во время пребывания в этом столичном городе Африки юноша Августин вел
распущенную жизнь в 

кругу разнузданных сверстников. Его жизненным правилом становится —
«любить и быть любиму» 

(1: 28). Вероятно, уже в самый год прибытия в Карфаген он вступает в
конкубинат с одной 

женщиной, которой он сохраняет неизменную верность в течение 15–ти лет.
От этой связи у него 

родился в 372 г. сын Адиодат (по-гречески Феодор). Это был его
единственный ребенок, и 

бл. Августин всегда упоминает его в своих творениях с особенной
нежностью. Нужно иметь в виду, 

что подобного рода конкубинат даже в глазах Церкви почти равнялся
законному браку. 

Первые следы нравственного кризиса, склонившего бл. Августина к религии
и повлиявшего на самое 

понимание христианства, относятся к его девятнадцатилетнему возрасту
(373 г.). На деньги, 

высланные матерью, он купил рукопись недошедшего до нас сочинения
Цицерона «Гортензий». 

Написанное Цицероном в старости, вскоре после смерти любимой дочери и
крушения его 

политических идеалов, сочинение это содержало пламенный призыв к
изучению философии, как 

высшему благу, безмерно превосходящему все, что является благом в глазах
толпы — слава, 

богатство, почет, наслаждение. Бл. Августин увлекается этим идеалом, но
вместе с этим все более и 

более начинает ощущать в глубине своей души мучительный разлад между
тем, к чему стремится 

идеальной стороной своего существа, и тем, что в действительности
определяет его жизнь и 

поведение. Теоретически сочувствуя идеалу мудрости, практически он
предается тем же низшим 

стремлениям. 

Внутренний разлад между идеальными порывами и низшими влечениями,
которые он не мог 

преодолеть, привели бл. Августина к манихейству, которое признавало
извечное существование двух 

противоборствующих начал — доброго и злого. В этой системе почиталось и
имя Христа, но 

истинное учение о Нем было искажено рационалистическим толкованием
данных Божественного 

Откровения. Манихеи допускали свободную критику Священного Писания.
Последователем этого 

учения бл. Августин оставался в течение 10 лет (с конца 373 г. по 382
г.). 

По окончании курса наук бл. Августин вернулся в Тагасту из Карфагена,
где занялся преподаванием 

грамматики, но затем снова перешел в Карфаген, где также посвятил себя
преподавательской 

деятельности и одновременно изучению естественных наук. Сюда последовала
за ним и мать, 

примирившаяся с еретическим образом мыслей сына в надежде на его
обращение к истине. 

Годы, проведенные в Карфагене, были временем серьезных научных занятий.
Его внимание 

привлекала эстетика, естественные науки, астрономия и астрология. Но, по
мере углубления в 

изучение астрономии и космологии, бл. Августину стали казаться все более
странными 

космологические мифы манихеев. Одновременно с этим его астрологические
верования, также 

стоявшие в связи с манихейством, были поколеблены критикой друзей —
престарелого врача 

Виндициана и Небридия. Под влиянием всего этого у бл. Августина
накопилось много сомнений и 

недоумений, разрешить которые были не в состоянии местные манихеи. Но
они постоянно ссылались 

на авторитетного представителя своей секты, епископа Фавста, и бл.
Августин терпеливо ожидал его 

прибытия в Карфаген. Наконец, в 382 г. Фавст, действительно, явился в
Карфаген, и бл. Августин 

тотчас же засыпал его вопросами, навеянными изучением астрономии. Но
Фавст сознался, что в 

подобного рода предметах он совершенно несведущ. Эта искренность
подкупила бл. Августина. Он 

подарил Фавсту свою дружбу, но роли их переменились: из ученика он стал
учителем Фавста. Таким 

образом, обаяние манихейства исчезло, и бл. Августин внутренно уже
порвал с ним. 

В 383 г. бл. Августин покинул Карфаген и направился в Рим, откуда вскоре
переселился в Милан, где 

получил место преподавателя риторики. Здесь он окончательно порвал связи
с манихейством и 

некоторое время состоял последователем скептической школы, которая
представлена была так 

называемой Средней Академией. Но в Милане на бл. Августина произвел
сильное впечатление 

возвышенный облик знаменитого епископа св. Амвросия, который пользовался
высоким авторитетом 

как проповедник, щедрый благотворитель и безбоязненный защитник правды.
Сначала бл. Августин, 

посещая в качестве оглашаемого воскресные богослужения, с интересом
знатока следил лишь за 

формой проповедей св. Амвросия, желая удостовериться, действительно ли
знаменитый епископ так 

красноречив, как о нем говорят. Впечатление, вынесенное им, в общем было
благоприятно: он 

находил, что беседы св. Амвросия, уступая проповедям Фавста в
одушевлении и темпераменте, 

превосходят их своей содержательностью. Но мало-помалу вместе с формой
он стал воспринимать и 

их содержание. Из проповедей св. Амвросия он впервые узнал об
аллегорическом истолковании 

Священного Писания, при помощи которого тогдашние богословы устраняли из
священного текста 

все то, что, по понятиям времени, казалось наивным или грубым. Сначала
это убедило бл. Августина 

только в том, что умный человек, каким в его глазах был св. Амвросий, с
успехом может защищать 

церковное учение от нападок и придать ему рациональный характер. Другим
важным приобретением 

для бл. Августина было некоторое сближение с Церковью. В лице св.
Амвросия он почувствовал всю 

благость, правду и мощь христианской вселенской Церкви. Но личных
отношений со св. Амвросием 

бл. Августину установить не удалось: св. Амвросий не догадывался о
духовном кризисе, который 

переживал сын преданной ему Моники, а бл. Августин, часто приходя и
подолгу просиживая в 

покоях св. Амвросия, двери которых никогда не затворялись, стеснялся
отрывать епископа от занятий 

или размышлений, которым он отдавался на глазах у всех посетителей. 

Во внешней жизни бл. Августина также произошли некоторые перемены. Под
влиянием матери он 

решился вступить в законный брак и с этой целью отпустил свою конкубину,
но невеста его была 

слишком молода. Нужно было ждать два года, пока она достигнет возраста,
в котором допускалось 

заключение брака. Бл. Августин, все еще находившийся под властью своей
страстной природы, взял 

на это время другую конкубину. Но, несмотря на это, он не переставал
мечтать о философском 

созерцании в обществе друзей и в удалении от всяких общественных
обязанностей, хотя эта мечта 

оставалась отвлеченным идеалом, осуществить который бл. Августин не
находил в себе сил. 

Скептицизм не мог долго удовлетворять философских запросов бл.
Августина, — он явился лишь 

переходной ступенью к мистическому миросозерцанию неоплатоников, которое
направило его мысль 

на богатство содержания внутренней жизни души человеческой и обратило
взор к царству 

бесплотных идей, тогда как манихейство было более связано с чувственными
формами познания. В 

неоплатонизме бл. Августин находил много сходного с христианством.
Большое впечатление 

произвел на бл. Августина поступок языческого ритора Мария Викторина,
переведшего «Эннеады» 

Плотина с греческого языка на латинский, — он с церковного амвона,
отказавшись от язычества, 

объявил себя христианином. 

Великое действие в процессе движения бл. Августина к Церкви оказало
изучение Священного 

Писания и ознакомление с творением св. Афанасия Великого «Житие
преподобного отца нашего 

Антония». Окончательное обращение бл. Августина произошло, по его
собственным словам, при 

следующих обстоятельствах: однажды, предавшись печали по поводу своей
греховности, вдруг 

услышал «из соседнего дома голос, похожий на голос детский, мальчика или
девочки, 

произносивший нараспев и повторявший такие слова: «Возьми и читай!
Возьми и читай!» («Толле, 

лэгэ!»). Мгновенно изменившись в лице, я стал внимательно прислушиваться
и размышлять, чей бы 

это был голос, не распевают ли так дети при играх своих; но, припоминая
разные детские припевы, я 

не находил между ними ничего подобного. Удержавшись от слез, я встал в
той уверенности, что 

этому нет иного объяснения, кроме того, что мне свыше повелевается —
взять Священное Писание и 

читать, что в нем откроется. Я вспомнил при этом, что то же слышал и об
Антонии, как и он, 

пришедши однажды в церковь на чтение евангельских слов: «Иди продажь
имение твое, и даждь 

нищим, и имети имаши сокровище на небеси, и гряди в след Мене» (Мф. 19,
21), — принял их за глас 

Божий к нему и тотчас обратился к Христу. Итак, я поспешно возвратился
на то место, где сидел 

Алипий; ибо там оставил я свою книгу апостола Павла, когда удалился
оттуда. Схватил эту книгу, 

раскрыл ее тут же, и молча прочитал то место, на котором прежде всего
остановились глаза мои: 

«Якоже во дни благообразно да ходим, не козлогласовании и пиянствы, не
любодеянии и 

скудодеянии, не рвением и завистью; но облецытеся Господем нашим Иисусом
Христом, и плоти 

угодия не творите в похоти» (Рим. 13, 13–14). Далее я не хотел и не имел
нужды читать. Ибо как 

только прочел я это место, и смысл этих слов вконец потряс мою душу; то
необыкновенный свет 

озарил меня, внушил мне мир и спокойствие духа и разогнал всю тьму
облегавших меня доселе 

сомнений» («Исповедь», кн. 8, гл. 12). Событие это изменило всю жизнь
бл. Августина — в 389 г. он 

принял крещение. 

Вскоре после крещения бл. Августин, похоронивши мать, которая после
крещения сына считала цель 

своей жизни достигнутой, возвратился в Тагасту; здесь он продал
имущество, оставшееся после отца, 

а вырученные деньги отдал в распоряжение Церкви, сам же переселился в
Иппон (ныне Аннаба — в 

Алжире), где престарелый епископ Валерий в 391 г. посвятил его в сан
пресвитера и сделал своим 

помощником в деле проповедничества, а в 395 г. возвел в сан епископа и
сделал своим соправителем. 

Последовавшая вскоре смерть епископа Валерия сопроводилась
провозглашением бл. Августина 

правящим иерархом Иппонской епархии. Эти архипастырские обязанности бл.
Августин нес в 

продолжении 35 лет. В этот период он написал много творений, а также
принимал деятельное участие 

в церковной жизни. Дело в том, что в Африке было очень много епископов —
каждый приход, 

насчитывающий более двадцати человек, возглавлялся епископом.
Естественно, что большинство 

епископов были простыми людьми. Бл. Августин, как хороший богослов и
проповедник, фактически 

возглавил церковную жизнь Африки. Из его епископского служения известен
такой случай. Один 

священник Апиарий был смещен местным синодом. Запрещенный обратился с
жалобой в Рим. Папа 

не замедлил восстановить его в чине. Африканская Церковь воспротивилась
этому вмешательству, а 

бл. Августин написал от имени африканского епископата резкое письмо
против папы. 

Скончался бл. Августин 28 августа 430 г. Изнуренный лихорадкой, когда
Иппон осажден был готами. 

Почти в то же время пришли с Востока послы приглашать бл. Августина на
Третий Вселенский 

Собор, но вернулись к императору с печальной вестью. 

ТВОРЕНИЯ 

Блаженный Августин был плодовитейшим писателем среди учителей Церкви.
Его биограф и ученик 

Посидий определяет количество написанных им произведений в 1030, но в
это число он включает 

письма, слова и другие мелкие произведения. Сам бл. Августин говорит,
что он написал 93 сочинения 

в 132 книгах. 

В переводе на русский язык Киевской Духовной Академией имеется 11 частей
творений 

бл. Августина (О времени написания книг, слов, писем см. во введении к
первой части с. 29–40 

«Хронологический указатель к творениям бл. Августина»). 

По содержанию, системе творения бл. Августина можно сгруппировать в
такие разделы: 

А. Философские творения. 

Б. Догматические (догматико-апологетические и догматико-полемические). 

В. Экзегетическпе. 

Г. Морально-аскетические и практические. 

Д. Слова. 

Е. Письма. 

Сочинения «Исповедь» (Конфессионэс) и «Поправки» (Рэтрактатионэс), как
могущие служить 

введением к творениям бл. Августина и являющиеся главнейшим источником
для выяснения 

духовного развития, а также обстоятельств жизни бл. Августина, в
некоторых изданиях творений 

Иппонского епископа помещаются на первом плане. 

А. Творения философские. Сюда относятся: 

1. «Против академиков» (3 книги) — порицая скептицизм академика, автор
приводит его к истинной 

философии — к христианству (2: 2–104). 

2. «О жизни блаженной» (1 книга) — убеждение в том, что истинное счастье
— в жизни 

добродетельной (2: 105–138). 

3. «О порядке» (2 книги) — философские рассуждения о Промысле Божием (2:
139–226). 

4. «Монологи» (2 книги) — беседы с самим собой об отношении правды
(истины) к ней самой, к 

Богу, к бессмертию (2: 227–298). 

5. «О бессмертии души» (1 книга) — т.к. душа сотворена для Бога, то и
бессмертна (2: 299–326). 

6. «О количестве души» (1 книга) — о происхождении и способностях души;
духовности, бессмертии, 

возвышенности (2: 327–418). 

7. «Об учителе» (1 книга) — вообще о музыке и о том, что музыка и поэзия
возвышают дух человека 

к Богу. 

Б. Догматические. Догматические сочинения бл. Августина большей частью
носят характер или а) 

апологетический или б) полемический, т.к. с положительным раскрытием
христианского учения 

соединяются обличения еретических заблуждений. Это: 

а) Догматико-апологетические — против язычников и иудеев. 

1. Самым значительным произведением данной группы является сочинение «О
граде Божием» (его 

относят и к философским) (Твор. Что. 3–6). Написано оно было под
влиянием бедствий, 

обрушившихся на Римскую империю вследствие вторжения варваров в ее
пределы, закончившегося 

взятием в 410 г. вестготами под предводительством Алариха столицы
империи Рима. 

Язычники искали причину этого трагического события в распространении
христианства, которым 

подорвана была вера в национальных богов. Христиан это событие также
повергло в смущение, так 

как Рим почитался ими священным городом, в котором погребены
первоверховные апостолы Петр и 

Павел. 

В своем произведении бл. Августин дает глубокую апологию христианства и
опровергает те 

обвинения, которые возводились на него язычниками. Здесь дается
религиозно-философский обзор 

всемирной истории и определяется конечная цель исторического процесса.
Бл. Августин 

рассматривает римское государство как преемника великих монархий.
Ассирийскому царству 

наследовало Персидское, за ним следовала Македонская держава и, наконец,
Римская. Эти мировые 

монархии стремились объединить мир и обеспечить ему покой и
безопасность, но эти попытки не 

имели успеха и заканчивались крушением, т.к. строение возводилось без
краеугольного камня. 

На протяжении всего исторического процесса идет непрерывная борьба двух
сфер: царства Бога и 

царства диавола. К составу царства Божия принадлежат помимо ангелов
люди, избранные благодатью 

Божией; царство диавола, кроме бесов, состоит из грешников, которые не
предназначены к 

оправданию. Все мировые монархии строили государство диавола, но, в
противоположность ему, 

водительством Божественного Промысла воздвигается град Божий. 

На протяжении всей мировой истории эти два града, развиваясь на
противоположных началах, 

проходят шесть периодов, соответствующих шести дням творения. Первый
период — от Адама до 

потопа, второй — от Ноя до Авраама, третий — от Авраама до Давида,
четвертый — от Давида до 

Вавилонского плена, пятый — от Вавилонского плена до Христа, шестой —
начался явлением Христа 

и закончится Страшным Судом. Тогда для избранных наступит покой Великой
Субботы, а те, 

которые не предопределены ко спасению, будут преданы вечным мучениям.
Начала праведной жизни 

указаны еще в Ветхом Завете, а с явлением Христа они сосредоточены в
Церкви, которая хранит Его 

заветы для всего человечества. 

Если без благодати Божией, подаваемой Церковью, не может спастись каждый
отдельный человек, то 

и общество людей может стать государством Божиим только через посредство
Церкви. Поэтому 

государства, создаваемые человеческими усилиями, обречены на гибель.
Погибнет и слава Рима. 

Бедствия же, постигающие людей, полезны, потому что они указывают, где
нужно искать спасения. 

2. «Об истинной религии» (1 книга) — доказывается, что истинной религии
нет ни у язычников, ни в 

какой-нибудь секте, а есть только в кафолической Церкви; раскрывается
история Божественного 

домостроительства о спасении людей (что составляет сущность и основание
христианской религии). 

Язычество, иудейство, секты — заблуждение, вредное для ума и сердца.
Заканчивается книга 

утверждением, что в истинной религии должно почитать единого истинного
Бога, в Троице 

славимого (7: 1–95). 

3. «О прорицаниях демонов» — показывается разница между предсказаниями
демонов и пророков. 

Прорицания языческие ничтожны пред делами пророков. 

4. «Трактат против иудеев» — объяснение пророчеств о Христе и об отмене
жертв. 

б) Догматико-полемические. 

1. «О ересях» (1 книга — 88 глав) — меткая характеристика 88 ересей от
Симона-волхва до Пелагия. 

2. «О Троице» (15 книг) — догматическое обоснование учения о Святой
Троице, взятое из 

Священного Писания, окружающего мира и природы человека. Сочинение это
оказало огромное 

влияние на западное богословие. Хотя бл. Августин исповедовал Никейскую
веру, а Филиоквэ 

возникло позднее, тем не менее, на Западе, догматически обосновывая
Фелиоквэ, ссылались на это 

творение (Книга I — «БТ», № 29, с. 260–279). 

3. Против манихеев написано до 13 сочинений. Главные вопросы,
раскрываемые в них, — существо 

Божие и происхождение зла. 

4. Против донатитов имеется до 12 сочинений. Главный предмет их — Святая
Церковь. Донатисты 

возникли во время гонений. Они возражали против принятия в Церковь тех
епископов, которые 

скомпрометировали себя в период преследований. По существу вопрос
касался понимания таинств: 

зависит ли их действительность от качеств их совершителей. 

5. Ряд сочинений против пелагиан. В них, кроме учения о наследственной
порче человеческого рода, 

произведенного первородным грехом, раскрывается: о непреодолимом
действии благодати и о 

безусловном предопределении. 

В. Экзегетические. Как экзегет бл. Августин в сочинении «Христианская
наука» (Киев, 1835) 

излагает правила изъяснения Священного Писания, которые он считает
необходимыми к соблюдению 

при истолковании священного текста. Кроме того, бл. Августин написал
экзегетические работы на 

отдельные места книги Бытия (о творении; см. части 7–8), рассмотрел
трудные места в 

законоположительных книгах Иисуса Навина, Судей, собрал заметки разных
толкователей на книгу 

Иова, дал пространное, в аллегорическом духе, истолкование псалмов. 

Экзегетические труды бл. Августина по Ветхому Завету при всей их
ценности имеют существенные 

недостатки в том, что он не знал еврейского языка и не владел в
совершенстве грческим языком, 

поэтому у него встречаются ошибки в уяснении некоторых слов и выражений.


Гораздо большее имеют достоинство его толкования на Новый Завет: 1. «Две
книги Евангельских 

вопросов» («ТКДА», 1917, сент.–дек…, с. 1–16) — с объяснением ряда
трудных для понимания мест в 

Евангелиях свв. Матфея и Луки. 2. «О согласии Евангелистов» — четыре
книги (часть 10). В первой 

книге говорится вообще о Евангелиях, о причинах, почему Сам Спаситель не
писал ничего, об 

отношении учения свв. Апостолов к учению Христа Спасителя. Во второй и
третьей сличаются места 

свв. евангелистов и показывается, что противоречий между ними нет. В
четвертой рассматриваются 

особенности трех последних евангелистов — Марка, Луки и Иоанна. Это
прекрасный опыт 

согласования евангелистов. 

Г. Морально-аскетические и практические. Между нравственными сочинениями
превосходным 

является «Исповедь», где бл. Августин с полной искренностью и
сокрушением о грехах молодости 

описывает свой жизненный путь, в котором он видит действия Промысла,
приведшего его к 

познанию Христовой истины. «Исповедь» представляет собой род
автобиографии, отличительные 

черты которой определяются религиозным характером и задачей этого
творения. Понятие 

«конфессионэс» имеет двоякое значение — покаяние в грехах и прославление
Бога. Соответственно 

этому в «Исповеди» бл. Августин изображает греховность своей жизни до
принятия крещения и 

прославляет Бога за свое нравственное возрождение, к которому Промысл
направлял его через все 

обстоятельства жизни. «И теперь, когда Ты, — обращаясь к Богу, говорит
бл. Августин, в конце своей 

«Исповеди», — даровал нам Духа Святого, и Дух Твой благий наставил нас
на путь правый, мы 

соделались способными творить дела добрые, а было время, когда мы,
удалившись от Тебя на 

сторону далече, не могли творить ничего доброго: Ты же, единый всеблагий
Боже, никогда не 

перестаешь творить добро» (I: 441). 

Будучи как бы публичным покаянием, приносимым перед лицом Всеведущего,
«Исповедь» 

отличается искренностью. Но, тем не менее, она изображает обстоятельства
жизни автора не в том 

виде, в каком они ощущались им в момент переживания. «Исповедь» была
составлена 14 лет спустя 

после описываемых в ней событий (написана в 400 г.). В течение этого
периода у бл. Августина 

возникла идея предопределения (в 395 г.), бросившая свой отблеск на его
предшествующую жизнь и 

осветившая ее новым светом. Поэтому данные «Исповеди» нужно
контролировать посредством 

философских творений и писем, написанных около 386 г., — времени
процесса обращения 

бл. Августина к Церкви. (I: 1–442). 

Весьма полезны и другие сочинения: 

1. «Зерцало из Священного Писания» — собрание нравственных изречений
Священного Писания, 

начиная от книги Исход и кончая Откровением. (Твор. ч. 9). 

2. «Энхиридион (руководство, справочная книга. — К. С.) Лаврентию или о
вере, надежде и любви» 

(часть II). 

3. «О вере и символе» — обстоятельное объяснение Апостолького символа
для наставления и 

укрепления новокрещенных. 

4. «О лжи» и «Против лжи» — ложь недопустима во всех случаях. 

5. «О терпении» — истинное терпение — плод милости, любви. 

6. «О воздержании» — указания к воздержанию, которого можно достигнуть и
сохранить через 

постоянный подвиг и усердную молитву. 

7. «О святом девстве» и «О благе вдовства» — превосходство девства и
вдовства перед 

супружеством. 

8. «Попечение об умерших» — умершим необходимо помогать молитвой,
милостыней и 

приношением, и др. 

Д. Слова. Слов и бесед бл. Августина католики насчитывают до 400. Часть
из них имеется в переводе 

на русский язык в «Воскр. Чтении», «Христ. Чтении» и др. (См., например,
проповедь «О молитве 

Господней» в «ЖМП», 1990, № 11, с. 45–47). 

Проповедание слова Божия бл. Августин считал главнейшей обязанностью
пастыря, которую он 

ревностно исполнял в течение всей своей жизни. До нашего времени
сохранилось большое 

количество бесед на отдельные изречения Священного Писания, слов,
сказанных в большие 

праздники и в дни памяти святых, и проповедей, содержащих разные
наставления. 

Как проповедник бл. Августин уступает ораторам греческой Церкви в
изяществе слога, но его речь к 

пастве отличается простотой выражения и искренностью чувства. 

Е. Письма. Писем имеется 271, из них 47 направлено бл. Августину. По
содежанию они могут быть 

разделены на философские, богословские, нравственные и увещательные. 

УЧЕНИЕ 

В поисках истины бл. Августин прошел долгий и сложный путь, и пережитые
им увлечения теми или 

иными религиозными и философскими доктринами положили отпечаток на его
христианское 

мировоззрение. Однако и по обращении в христианство он не сохранял
неизменными свои 

богословские воззрения. 

Блаженный Августин был первоклассным мыслителем, который сконцентрировал
в своем учении 

позднейшие течения эллинской философии и идеи александрийских богословов
и заложил фундамент 

средневекового мировоззрения, на основе которого возникла затем новая
философия. 

Величайшей заслугой бл. Августина является то, что он завершил процесс
перемещения интереса от 

внешнего физического мира во внутренний мир психической жизни человека
и, таким образом, 

направил внимание на внутренний опыт человека. Самонаблюдение и
самоанализ находят широкое 

применение в его исследованиях. 

1. Теория познания бл. Августина. Понятие о Боге. В учении о познании
бл. Августин примыкает к 

неоплатонизму, но гораздо ярче неоплатоников подчеркивает участие воли в
познавательном акте. 

Бл. Августин различает чувственное и рациональное познание. Чувственное,
в свою очередь, имеет 

два вида: внешнее чувство, которым мы через различные органы чувств
воспринимаем объекты 

внешнего мира, и внутреннее чувство, с помощью которого разнообразные
впечатления от предметов 

внешнего мира слагаются в целостные образы, хранятся в недрах памяти и
воспроизводятся при 

воспоминаниях. Воспоминание руководится волей. Образ, сохраняемый
памятью, оживает только в 

том случае, если воля обращает на него внимание. 

Рациональное познание выражается в образовании суждений и умозаключений,
материалом для 

которых служат показания внешнего и внутреннего чувства. 

Высшей целью человеческих стремлений является обладание мудростью,
которая не только не 

отделяет от Бога, но, напротив, приближает к обладанию Богом. 

Истинная философия не может быть несогласной с религией. 

Вера предшествует разуму, но в человеке, как разумном существе, она
приобретает характер 

разумного знания. 

Бог есть высочайший Разум, потому Он есть и высочайшая Мудрость и
совокупность всякой истины, 

в то же время Он есть Свет, обуславливающий возможность всякого
познания, поэтому Бог и 

является преимущественным предметом всякой истинной философии.
Центральным предикатом 

Божества является Его неизменность, отсюда проистекает утверждение
абсолютной простоты Его 

бытия и отсутствия отдельных свойств и качеств. Нельзя, например,
приписывать Богу мудрость, 

красоту, благость, ибо Он есть сама Мудрость и Красота и Благость. С
неизменяемостью Бога связана 

Его вечность в смысле неприложимости к Нему категории времени; для Бога
существует только 

непреходящая форма настоящего времени. 

2. Учение о Святой Троице. В учении о Троичности Божественных Ипостасей
бл. Августин 

примыкает к тем тринитарным воззрениям, которые были установлены в IV
веке. Но он делает 

попытку уяснить тайну этого догмата аналогиями из психической жизни
человека. 

Так, в человеческом сознании нужно различать, во-первых, память
(мэмориа), под которой 

бл. Августин разумеет не только способность хранения испытанных
переживаний, но и всю область 

подсознательной и бессознательной психики, во-вторых, — интеллект, как
познавательную 

способность души, и, в-третьих, — волю, как активный элемент памяти и
интеллекта. Каждая из этих 

способностей предполагает две другие и неразрывно с ними связана. Все
эти способности, силы 

являются формами обнаружения одной и той же неделимой души лишь с
преобладанием одного 

какого-нибудь свойства. Так в тройственных формах выражается единство
душевной жизни. 

По этой схеме человеческого сознания бл. Августин мыслит и Троичность
Лиц в Божестве. Отец есть 

мэмория, Сын — интэллектус, Дух Святой — волюнтас. В основе их лежит
одна и та же эссэнцыа 

(сущность), обнаруживающаяся в Отце под формой и с преобладанием
мэмориа, в Сыне — под 

формой и с преобладанием интеллекта, в Духе — под формой воли. Отец, как
мэмориа, содержит в 

Себе всю полноту Божественного содержания. Это потенциальное содержание
Он отображает в 

Своем интеллекте и, таким образом, дает ему определенную форму бытия,
как бы рождает его. Дух 

Святой исходит и соединяет Отца и Сына узами любви. 

Вторую аналогию Триединства бл. Августин находит в душевном акте любви,
который предполагает 

любящего, любимого и самую любовь, объединяющую две отдельные личности. 

В учении об откровении Бога в мире бл. Августин исходит из своего
понятия о неизменяемости Бога 

и единстве Лиц Святой Троицы. Бог открывается в мире сначала
преимущественно как Отец, потом 

как Сын, наконец, как Дух Святой. Но деятельность в мире то одного, то
другого Лица или даже всей 

Троицы, с преобладанием то того, то другого Лица, была бы равносильна
изменяемости Божества. 

Поэтому нужно признать, что Святая Троица воздействует на мир всегда
целостно и одинаково, а 

различия в Ее откровении обусловлены характером восприимчивости твари.
Конечное и 

изменяющееся бытие не может отражать в себе неизменяемую полноту
Божественного воздействия. 

В своем учении о Святой Троице бл. Августин устранил тенденции
субординационизма, которого 

придерживались ранние церковные учители Востока. 

3. Учение о творении. В противовес манихейскому дуализму бл. Августин с
особенной яркостью 

отстаивает творение мира «из ничего». Вселенная создана свободным
творческим актом Божества и 

имеет начало во времени, ибо допустить вечное творение, как это делал
Ориген, значило бы 

приравнять творение эманации. Но время само является лишь формой
тварного бытия, оно тесно 

связано с изменениями, которым подвержен как психический, так и
физический мир. Бог, как 

Существо неизменяемое, в Своем бытии законам времени не подлежит. 

Тесная связь времени с природой изменяющегося бытия определяется
анализом временного процесса. 

Деятельность времени состоит в его нереальности. Во временном потоке мы
различаем три 

момента — прошедшее, настоящее и будущее. Прошедшего уже нет, будущее
еще не наступило, а 

настоящее представляет мгновение, не поддающееся определению. Прошедшее
воспроизводится 

воспоминанием, будущее определяется ожиданием, а настоящее фиксируется
вниманием. Таким 

образом, мерой времени служат изменения в потоке наших психических
переживаний. 

Неизменяемость Бога не допускает мысли о переходе Божественной воли от
состояния покоя к 

активной деятельности, поэтому нужно признать, что мир создан в вечности
до начала времени, ибо, 

как выше было показано, и самое время появилось только с подверженным
изменениям конечным 

бытием. А это положение ведет к признанию единого творческого акта,
которым мир был вызван к 

бытию. Но созданное единым актом конечное бытие подлежало законам
развития. Библейское 

повествование о шестидневном творении лишь образно представляет акт
мгновенного творения. 

Шестидневное творение, о котором говорит Библия, обозначает не
хронологический, а логический 

порядок создания отдельных видов бытия. 

Единым творческим актом, вызвавшим к бытию видимый мир, одновременно
заложены были в нем 

потенции, которые в дальнейшем, по естественным законам, дали картину
реальной эволюции мира, 

совершавшейся во времени без непосредственных вмешательств Божественной
силы. Из 

первоматерии по естественным законам произошли растения, затем животные
и, наконец, человек. 

Естественное возникновение организмов из материи бл. Августин стремится
обосновать ссылкой на 

самозарождение червей и насекомых, что признавалось наукой его эпохи. 

По вопросу о происхождении души человеческой бл. Августину приходилось
делать выбор между 

теорией предсуществования душ, креационизмом и традуционизмом. 

Первую теорию он опровергает со всей решительностью. Воплощение души не
может быть 

наказанием за грех, ибо, в противном случае, диавол должен был получить
тело, а Христос не мог бы 

воплотиться. 

Но бл. Августин не высказался с такой определенностью по поводу двух
остальных теорий, так как та 

и другая имели в его глазах свои достоинства и недостатки. 

Традуционизм был очень удобен для объяснения способа передачи
первородного греха от 

прародителя к потомкам, но он предполагал материальность и делимость
души, что было совершенно 

несовместимо с воззрениями бл. Августина на природу духовного начала. 

Креационизм, учение о сотворении душ Богом для каждого нарождающегося
тела, имеет свои 

трудности. Во-первых, если бы Бог вновь творил каждую душу, то это
противоречило бы его 

неизменяемости и общему учению о создании мира сразу. Во-вторых, эту
теорию трудно примирить с 

учением о первородном грехе. Душа, создаваемая Богом, была бы чиста, и
со стороны Бога было бы 

несправедливо посылать ее в тело, от которого она заражалась бы
первородным грехом. 

В общем бл. Августин сочувствовал креационизму, но к определенному
мнению по этому вопросу не 

пришел… 

4. Раскрытие учения о первобытном состоянии человека, грехопадении,
следствиях его и 

спасении в связи с пелагианством. В своей литературной деятельности бл.
Августин уделил 

большое внимание борьбе с пелагианством, которое отрицало наследственную
передачу 

первородного греха и умаляло действие на душу человека благодати Божией.
В частности, пелагиане 

учили, что грех Адама был личным преступлением, которое нисколько не
изменило его природу, а, 

следовательно, потомки Адама свободны не только от дурной
наследственности, но и от вины в грехе 

прародителя. Грехопадение Адама не ухудшило природы человека: в раю было
то же, что существует 

и в настоящее время, т.е. человек был так же слаб в интеллектуальном
отношении, как и теперь, в нем 

происходила такая же борьба между разумом и чувственностью, как и в
настоящее время, он был 

смертен по природе. Признание же безусловной свободы воли привело
пелагиан к отрицанию 

благодати, как Божественной силы, чудесно действующей в душе человека.
Под благодатью они 

разумели, во-первых, естественные нравственные силы человека, а,
во-вторых, закон, данный в 

Ветхом Завете и Евангелии, а также пример Христа. 

Вопреки пелагианам бл. Августин утверждает, что первый человек по своему
уму превосходил 

настоящее поколение настолько же, насколько полет птицы превосходит
скоростью движение 

черепахи. Его ум был обращен к Богу и в совершенстве познавал закон
Божий. В отношении к своему 

телу человек был полным господином. Во всех своих физиологических
процессах тело подчинялось 

мановению духа и со своей стороны не вносило в жизнь духа никакого
беспорядка или стенания. В 

теле не было еще похоти, которая теперь, омрачая дух, влечет его
насильственно к совершению 

действий, противных его идеальной природе. Вследствие господства духа
над телом жизнь 

последнего шла правильно, и оно было чуждо слабости, болезней и
смертности. По природе тело 

было смертно, но под влиянием духа оно могло с течением времени
одухотвориться до такой степени, 

что утратило бы возможность смерти. 

Учение о сущности греха у бл. Августина определяется его понятием о зле.
По учению бл. Августина, 

истинное бытие принадлежит только благу, а зло представляет лишь
уменьшение блага или его 

отрицание, с чем связано умаление бытия, до предела полного небытия.
Итак, если зло не имеет 

собственной сущности, то источником его нужно считать свободную волю,
которая может принять и 

положительное направление — в смысле приближения к Богу, — и
отрицательное — в смысле 

удаления от Него и горделивого самоутверждения. Человек избрал
последнее, чем и нарушил 

гармонически созданный строй своей природы. Отсюда внутренний разлад,
телесные немощи, 

болезни и смерть. 

Следствия грехопадения не представляют собой нарочитого наказания Божия.
Такое наказание 

противоречит неизменяемости Божией. Это — естественные последствия
греха, предопределенные в 

созданных вне времени потенциях мира. 

Удаление ума от источника света — Бога — имело естественным последствием
его омрачение и 

слабость. Человек перестал видеть и понимать добро. 

Результатом ослабления ума явился бунт плоти. Тело перестало подчиняться
духу. В нем заговорила 

похоть: жадность, упрямство, плотская страсть. Органы «произрождения»
перестали повиноваться 

уму и начали омрачать его своим страстным движением. Отсюда возник стыд.
Разнузданность тела 

привела его к болезням, слабости и смерти. 

Вследствие ослабления ума и возникновения похотей человек перестал
видеть добро и утратил 

возможность борьбы с противоборствующими ему низшими влечениями. Свобода
была им утрачена. 

Выбор добра или зла стал невозможен. Воля склонилась ко злу. Идеальная
природа человека 

подчинилась тирании чувственности. 

Так как в момент грехопадения прародителей весь род человеческий
заключался в Адаме, то в грехе 

участвовали и все его будущие потомки. Отсюда им передается по
наследству вина и следствия 

грехопадения — неведение, похоть, смерть и рабство греху. 

Своими силами человек не может преобразовать растленную грехом природу.
Восстановить 

первобытную чистоту и обеспечить спасение в состоянии только
Божественная сила, благодатью 

Божией подаваемая человеку даром (гратиа от гратис). 

Бл. Августин различает благодать предваряющую, которая возбуждает в
человеке стремление стать 

на путь спасения, благодать содействующую, которая помогает ему
укрепляться в добре, и благодать 

утверждающую, которая предохраняет человека от опасности отпадения от
Бога. 

Действие благодати непреоборимо, но спасаются не все, а только те, кому
она подается. Получают же 

благодать лишь избранные Богом, предопределенные заранее ко спасению.
Это Божественное 

предопределение движется неизвестными для нас основаниями действий
Божественной воли. 

Спасаемых гораздо менее погибающих, но к вечному осуждению человек
определяется состоянием 

собственной испорченной природы, поэтому здесь нет нарушения правды
Божией. Предоставить 

даже всех грешников их естественной судьбе было бы вполне справедливо со
стороны Бога, но Бог по 

Своей милости для некоторых делает исключение и чудесным образом спасает
их. Такое двоякое 

отношение к людям необходимо, чтобы проявились как милость, так и правда
Божия. Что же касается 

того, почему выбор падает именно на этих, а не на других людей, то у
Бога, без сомнения, есть свои 

основания для него, но они неизвестны людям. Предопределенным ко
спасению Бог подает свою 

непреодолимую благодать. Он попускает их впадать даже в прегрешения, но
эти уклонения воли 

предопределенных служат им только на пользу и влекут за собой
окончательное их обращение к 

Богу. Наоборот, тем, которые не предопределены ко спасению, Бог или
вовсе не подает благодати, 

или ниспосылает им только благодать предваряющую и содействующую, но не
дает им благодати 

утверждения, вследствие чего они отпадают от Бога. 

5. Учение о Церкви. — Раскрыто бл. Августином в полемике с донатистами. 

Возникновение донатизма относится ко времени гонения Диоклетиана,
предписавшего в 303 г. 

отнимать у христиан их священные книги под страхом смертной казни.
Ригористы видели в 

исполнении этого требования отпадение от христианства. Другие смотрели
на дело легче и позволяли 

себе или выдавать священные книги, или подменивать священные книги
еретическими. К числу 

выдавших книги принадлежал Карфагенский епископ Менсурий. Это вызвало
против него движение 

в пастве. По смерти его в 311 г., на Карфагенскую кафедру был избран его
архидиакон Цецилиан. 

Свое посвящение он получил от Феликса Аптунгского, которого обвиняли в
выдаче книг. 

Нумидийские епископы по этой причине не признали посвящение
действительным и объявили 

Цецилиана низложенным. На место Цецилиана был избран ими сначала чтец
Майорин, а после его 

смерти в 315 г. — Донат, давший свое имя самому движению. 

Учение донатистов сводится к их понятию о Церкви и взгляду на отношение
между Церковью и 

государством. 

Земная Церковь есть общество святых. Святость Церкви требует, прежде
всего, чистоты и 

непорочности ее иерархического состава, потому что, не обладая
святостью, епископат и священство 

не может сообщать очищения и освящения рядовым членам Церкви через
Богоустановленные 

таинства. Будучи греховными и порочными, они не могут служить
проводниками спасающей 

благодати. Поэтому донатисты требовали перекрещивания присоединяющихся к
их секте из 

кафолического общества, а клириков принимали как простых мирян. С теми
общинами, которые 

терпели в своей среде явных грешников, донатисты не допускали единения. 

Церковь и государство рассматривались донатистами как совершенно
разнородные организации, не 

могущие иметь общение между собой. Союз между ними вреден для обеих
сторон. Государство 

действует мечом, тогда как Церковь, опирающаяся на веру, принимаемую по
свободному убеждению, 

не может допустить насильственных действий по отношению к своим
противникам. Церковь, 

опирающаяся на политическую власть, не может быть названа истинной
Церковью. 

Возражая донатистам, бл. Августин дает иное представление святости
Церкви. Эта святость 

определяется не нравственной чистотой ее членов, потому что совершенно
безгрешных людей на 

земле нет. Земная Церковь представляет смешанное общество, в состав
которого входят и праведные, 

и грешные, — истинные чада Христовы и лицемеры. Последних даже больше,
чем первых. Добрые — 

сама Церковь, злые — в Церкви, но не сама Церковь. По евангельской
притче она уподобляется полю, 

на котором произрастает пшеница и плевелы, и сети, извлекающей добрых и
худых рыб. Если 

Церковь исключает из своей среды тяжких грешников, то делает это в
педагогических целях, чтобы 

предохранить от заражения здоровых членов и расположить к раскаянию и
исправлению самих 

согрешивших. Святость Церкви определяется присутствием в ней Духа Божия,
от Которого получают 

освящение члены церковного тела, которые в совокупности составляют Тело
Христово. Эту святыню, 

исходящую от Христа и Духа Святого, ничто не может осквернить. Поэтому
благодать подается и 

чрез недостойных священников, если таинство совершено ими правильно.
Этот акт спасителен для 

принимающего, но гибелен для дающего. Отсюда крещение, совершаемое не
только грешным 

священником, но и находящимся вне общения с Церковью — еретиком и
схизматиком, — если оно 

совершено кафолически правильно, т.е. во имя Христа, — действительно и
остается кафолическим 

крещением, как слово Божие не перестает быть им, хотя бы и произносилось
самыми скверными 

устами. Однако, пока крещенный таким образом находится вне Церкви,
полученное им крещение, 

хотя остается действительным, но не полезно ему. Его сила находится как
бы в потенциальном 

состоянии и переходит в действие лишь при соединении его с Церковью.
Отсюда нет никакой 

надобности в перекрещивании обращающихся к Церкви схизматиков, а
достаточно для них, как для 

принятия всякого кающегося, возложения рук. Если св. Киприан признавал
необходимость 

перекрещивания, то это его личный грех, омытый последующим
мученичеством. Церковь свята еще и 

потому, что воспитывает своих членов для святости. Если не все в ней
святы, то только в ней могут 

быть действительно святые. По отделении же пшеницы от плевел на Страшном
Суде Церковь будет 

святой и в смысле полной святости всех ее членов. 

По вопросу о взаимоотношениях Церкви и государства бл. Августин
высказывался так. Церковь ведет 

человека к высшим небесным идеалам, тогда как государство заботится о
его земных нуждах, 

поэтому Церковь выше государства и последнее должно служить ее духовным
интересам, охранять ее 

права и защищать от насилий. Но государство заботится о земном мире,
который не может быть 

безразличен и для Церкви, пока она странствует на земле. Поэтому в делах
временных она 

подчиняется государству. Поскольку лишь в Церкви можно обрести спасение,
то государство должно 

бороться с противниками Церкви, подавляя силой всякие другие религиозные
организации и 

принуждая их сторонников к вступлению в Церковь всеми мерами, кроме
смертной казни. 

Бл. Августин стремился доказать это положение примерами из библейской
истории, используя 

преимущественно Ветхий Завет. В то же время он ссылается на современное
ему событие — 

искоренение насильственными мерами донатизма в Иппоне, жители которого
строгими 

императорскими указами были приведены к кафолическому исповеданию.
Действия царя и 

священника должны быть совместными — первый принуждает, второй убеждает.


Творения блаженного Августина оказали большое влияние на дальнейшее
развитие богословской 

мысли как на Востоке, так особенно на Западе. 

В своем учении он завершил раскрытие Тринитарного вопроса, ниспроверг
основания ереси 

донатизма и пелагианства и привлек внимание к антропологической части
христианской догматики. 

В творении «О граде Божием» он нанес сокрушительный удар язычеству и
этим же произведением 

заложил основы христианской философии истории. 

Наконец, в области философских построений он далеко опередил своих
современников и фактически 

заложил основы новой философии. 

Бл. Августин по праву считается виднейшим отцом западного христианства.
В то время как на 

Востоке было немало выдающихся богословов, на Западе бл. Августин не
имел себе равных, и его 

учение господствовало в латинском богословии вплоть до появления в XII
веке Фомы Аквинского. 

Весьма привлекательна и сама личность бл. Августина своей искренностью.
А живость его ума, 

конкретность и непосредственность его интересов (в отличие от восточных
отцов, часто витавших в 

сфере отвлеченного) делают бл. Августина не только интересным, но и
близким человеком всем 

христианам. 

Ф. В. Фаррар так характеризует бл. Августина: «Своим богословием он
представлял непреоборимую 

опору для веры и озарял любовь целых тысяч людей, хотя бы они были
незнакомы с его церковными 

теориями и вполне чужды были влияния его богословской догматики. Он был
менее тверд, чем 

Афанасий, менее учен, чем Иероним, менее красноречив, чем Златоуст,
менее глубок, чем Григорий 

Назианзен, менее силен в своем управлении, чем Василий Великий или
Амвросий Медиоланский; тем 

не менее, по многосторонности своей деятельности, по сочетанию
превосходных качеств и по силе 

личной и религиозной убежденности, он превосходил их всех» (т. 2, с.
429–430). 

Но необходимо отметить и те пункты мировоззрения бл. Августина, которые
дали отрицательные 

результаты в дальнейшей истории церковного учения и жизни. 

Так, его положение о том, что церковная власть должна быть поставлена
выше гражданской, 

послужило опорой для папских притязаний. Одобрение внешних
насильственных мер и применение 

принуждения по отношению к еретикам и язычникам для привлечения их в
Церковь нашло преемство 

в последующую средневековую эпоху в действиях инквизиции и в кровавых
истреблениях еретиков. 

Учение о безусловном предопределении воспринято было кальвинистами и
некоторыми другими 

протестантскими сектами, исказившими учение Вселенской Церкви. 

В XVII в. во Франции ревностным поборником мировоззрения бл. Августина
явился епископ 

Ипрский Корнелий Янсен, написавший в 1640 г. трактат «Августинус». В
этом трактате он развил 

вопрос о благодати, которая подается только избранным. Трактат был
осужден, но движение 

янсенистов поддержали монастырь Пор Руаяль под Парижем и ряд французских
мыслителей, в том 

числе Б. Паскаль. 

ПРЕПОДОБНЫЙ ИОАНН КАССИАН РИМЛЯНИН — 

ОТЕЦ ВОСТОКА И ЗАПАДА 

I. ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО КАССИАНА 

Иоанн со вздохом отвечал: я никогда не исполнял своей воли, и никого не 

научал тому, чего сам не делал (Из предсмертного наставления аввы 

Иоанна в изложении преподобного Кассиана. — 66)  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "202"  1 

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин родился (ок. 350 г.) в Марселе
Галльской области — в 

Западной Римской империи. Отсюда произошло и название его «Римлянин».
Хорошо владевший 

латинским и греческим языками, преподобный Кассиан стал крепким
связующим звеном христиан 

Запада и Востока. Духовное богатство Востока он переносил в сокровищницы
Запада, представляя и 

там полнейший опыт аскетики, монашеских идеалов, выработанных и
утвержденных подвижниками 

Египта и Палестины. В своем личном богословии он соединил
спекулятивно-теоретическое воззрение 

Востока с реально-практическим направлением Запада. Много и долго
подвизался он и на Востоке и 

на Западе. Поэтому в равной степени почитается и здесь и там. Можно
сказать, что преподобный 

Кассиан Римлянин — святой отец и Восточной Церкви и Западной. 

В юности преподобный Кассиан прибыл в Палестину, где в Вифлеемском
монастыре принял 

монашество и получил первые наставления в подвижничестве. Но здесь
задержался ненадолго. После 

двухлетнего подвига он, побуждаемый к новым духовным совершенствам,
отправился вместе со 

своим другом, отныне неразлучным, аввой Германом в монастыри Египта 
HYPERLINK "http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l
"202"  2 . «Посещая все славные 

монастыри в нижнем и верхнем Египте, они как пчелы, собирая все лучшее,
что видели в 

монастырских постановлениях и примерах жизни строгих подвижников, с
более просвещенными и 

опытными старцами входили в собеседования о разных духовных предметах,
которые старались 

усвоять» (III). Высота жизни египетских подвижников настолько пленила
«духовных странников», 

что они готовы были навсегда остаться среди них и лишь обещание в
Вифлееме о скором 

возвращении туда «по обозрении египетских монастырей» (III–IV) понудило
их оставить Египет. 

Впрочем, они провели там в подвигах и беседах семь лет. В Вифлееме они
пребывали недолго — и 

1 Стоящая в скобках цифра (или цифры) указывает страницу творений
преподобного Кассиана по книге: 

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Перевод с латинского.
Репринтное издание. Свято-Троицкая Сергиева 

Лавра. РФМ. 1993. — VI — 654 с. 

Прочие сноски даются внизу под чертой. 

2 Преподобный Кассиан именует Германа «святым аввой» и свидетельствует:
с ним «у меня с самого начала 

монашеской жизни, с первых опытов духовного воинствования было
нераздельное пребывание как в киновии, так и в 

пустыне, так что все для означения дружества и одинакового намерения
нашего говорили, что в двух телах находятся 

один ум и одно сердце» (167). 

снова отправились к увлекшим их духовной мудростью и святой жизнью аввам
Фиваиды и Скитской 

пустыни. На сей раз они прожили в египетских пределах около трех лет. 

В 400 г. друзья отправляются в Константинополь. Главной их целью было
увидеть и услышать 

знаменитого учителя св. Церкви святителя Иоанна Златоуста, слава о
котором распространялась 

везде. Святитель оценил их духовные стремления и преподобного Кассиана
рукоположил во диакона, 

а Германа, как старшего возрастом, во пресвитера. По достоинству они
были приняты в 

Константинополе и преданными святителю Иоанну служителями Церкви Божией.
Об этом 

свидетельствует уже то, что когда враги Святителя подняли на него
гонение, преподобный Кассиан и 

Герман были введены в состав делегации, направленной в Рим к папе
Иннокентию с ходатайством о 

защите невинного изгнанника и страдальца. Миссия эта не увенчалась
успехом — св. Иоанн был 

отправлен в ссылку. Более того, опала обрушилась и на всех друзей
Великого Святителя. Потому 

преподобный Кассиан, посетив еще раз восточных подвижников для
закрепления в сердце их 

наставлений, вернулся в свои родные края — в Марсель, в область папы,
где был посвящен во 

пресвитера и где завершил свои земные дни (в 435). 

Недалеко от города Массилии преподобный Кассиан основал два первых
монастыря — мужской 

и женский — по правилам палестинских и египетских киновий. Вследствие
сего его относят к первым 

основателям монашества в Галлии. Вероятно, за устройство этих
монастырей, за введенные в них 

порядки, послужившие потом образцом дисциплины в прочих западных
монастырях, преподобный 

Кассиан удостоен почетного звания аббата, прилагаемого лишь к
достойнейшим — совершеннейшим 

мужам. 

Как западного святого отца память преподобного Кассиана торжественно
празднуется в 

Массилии 23 июля. На Востоке же возносят ему молитвы 29 февраля (под
этим числом см. в Четьих-

Минеях его житие). В невисокосные годы церковная память Преподобного в
Русской Православной 

Церкви переносится на 28 февраля. 

II. ТВОРЕНИЯ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА КАССИАНА РИМЛЯНИНА 

Теперь предлагаем, при помощи Божией,... извиняясь сначала в обширности
книги, 

которая, при всем нашем старании сократить повествуемое, не только
сжатою 

речью, но и многое пройти молчанием, вышла гораздо больше, нежели как мы


предполагали (Преподобный Кассиан. Из 1-ой главы к 9-му «Собеседованию».
— 

323) 

Творения преподобного Кассиана вошли в сокровищницу святоотеческой
литературы, представив 

западному монашеству полнейшее изложение аскетики в духе воззрений
подвижников Востока. Уже 

святой Бенедикт Нурсийский (+543) использует их в своем уставе («Правиле
монашеской жизни») и 

заявляет, что они «суть начертания добродетелей для добре живущих» и
ведут «на верх 

совершенства».  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "203"  1 
Давно они были известны и у нас на Святой Руси ее подвижникам и
ревнителям 

иноческого чина, например, преподобному Нилу Сорскому (+1508)  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "203"  2 . Но
не все творения 

преподобного Кассиана сохранились. До нас дошли только три: 1. «О
постановлениях киновитян» — 

в двенадцати книгах (написано в 417–419 гг.); 2. «Собеседования
Египетских подвижников» — 

двадцать четыре собеседования с пятнадцатью аввами разных монастырей»
(написано в 420–429 гг.) и 

3. «О воплощении Христа против Нестория» — семь книг (написано в 430
г.). 

Последнее из названных творений преподобного Кассиана особого интереса
не представляет, так 

как является данью полемики своего времени. Написано оно было по просьбе
архидиакона Римской 

Церкви Льва, впоследствии известного Римского святителя (+4б1), и
содержит святоотеческие мысли 

против еретика Нестория, а также и против пелагианской ереси. Интересным
оно может быть для тех, 

кто желает узнать об отношении преподобного Кассиана к суждениям
богословов Востока и Запада. 

1 Устав преподобного Венедикта. Гл. 73. Цит. по книге: Святитель Феофан
(Говоров). Древние иноческие уставы 

преподобного Пахомия Великого, святого Василия Великого, преподобного
Иоанна Кассиана и преподобного Венедикта. 

М., 1892. С. 653. 

2 См.: (Преподобный) Нил Сорский. Предание и Устав со вступительной
статьей М. С. Боровковой–Майковой. 1912. 

XXXIX+91+XXXI с. Впрочем, преподобный Нил, в основном, ссылается на
суждения преподобных Исаака Сирина (VII), 

Иоанна Лествичника (+649) и Григория Синаита (+ ок. 1346). 

Значительно больше привлекают к себе первые два творения, мудро
соединившие киновию с 

анахоретством и поставившие аскетизм на служение Богу и людям, на службу
любви. Потому-то они 

были сочленены в одну книгу в переводе на русский язык (Москва, 1892) и
недавно — в 1993 г. — 

опубликованы Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой в репринтном издании. 

Из введения к творению «О постановлениях киновитян» явствует, что этот
труд был исполнен по 

просьбе епископа Аптского Кастора. Этот епископ, основав в своей епархии
монастыри, пожелал 

устроить их по правилам монастырей восточных и, преимущественно,
египетских. Естественно, что 

он обратился за содействием к Преподобному. В ответ на это обращение
преподобный Кассиан, 

отметив по своему глубокому смирению недостоинство и страх перед
выполнением просьбы, рисует 

план своего труда. «Здесь я, — пишет он епископу Кастору, — не буду
говорить о тех чудесах отцов, 

о коих я слышал, или коих был свидетелем, потому что чудеса, возбуждая
удивление, мало 

содействуют святой жизни; но только, сколько возможно вернее, расскажу о
правилах монастырских, 

о происхождении восьми главных пороков, и о том, как можно, по учению
отцов, искоренить сии 

пороки... Лучше тех монастырей (т.е. египетских и палестинских. — К.С.),
которые с начала 

апостольской проповеди основаны святыми и духовными отцами, не может
быть никакое новое 

братство на западе в стране Галлии... Если замечу, что какие-нибудь
правила египетских монастырей 

будут здесь неисполнимы,... то, сколько возможно, заменю их правилами
монастырей палестинских, 

или месопотамских, потому что если правила будут соразмерны с силами, то
их можно будет 

исполнять без труда и с неравными способностями» (8). 

Этому плану Преподобный и следует. Сказав в первых четырех книгах о
внешнем укладе 

монастырей — о монашеской одежде (кн. 1), об общих молитвах ночью и днем
(кн. 2 и 3), о правилах 

для отрекающихся от мира и безусловном послушании по уверенности, что
старец ничего ненужного 

не прикажет (кн. 4), — Преподобный переходит к изображению борьбы против
восьми главных 

пороков — страстей, посвящая описанию каждой из них отдельную книгу: о
чревобесии или 

чревонеистовстве (кн. 5), блуде (кн. б), корыстолюбии (кн. 7), гневе
(кн. 8), печали (кн. 9), унынии 

или тоске сердца (кн. 10), тщеславии (кн. 11) и о гордости (кн. 12),
хотя и последней «по порядку 

исчисления», но первой по времени происхождения, самой лютой, «свирепее
всех предыдущих» 

(143). 

«Собеседования Египетских подвижников» направлены к разным лицам. Первые
десять 

«Собеседований» семи святых отцов посвящены родному брату епископа
Аптского Кастора (к тому 

времени скончавшемуся) епископу Леонтию и Елладию. Возможно, что Леонтий
был епископом 

Аптским — преемником брата, а Елладий — настоятелем одного из
монастырей. В предисловии к 

этим десяти «Собеседованиям» преподобный Кассиан напоминает содержание
прежнего своего 

творения («О постановлениях киновитян») и в общих словах указывает на
то, о чем он намерен 

свидетельствовать сейчас: «Теперь от внешнего, видимого образа жизни
монахов, который мы 

описали в первых книгах, перейдем к невидимому состоянию внутреннего
человека, и речь от чина 

установленных молитв должна перейти к постоянству той непрестанной
молитвы, которую 

заповедует Апостол (1 Сол. 5,17)» (166). Здесь преподобный Кассиан
делает весьма важную оговорку, 

касающуюся всех его творений. «Прежде всего, — заявляет он от себя и
своего друга Германа, — мы 

хотим предостеречь читателя как этих Собеседований, так и прежних
писаний, чтобы, если по 

качеству своего состояния и намерения, или по общему житию, может быть,
что-нибудь в них почтет 

невозможным и суровым, судил бы о них не по мере своей способности, а по
достоинству и 

совершенству говорящих» (166). 

Немного времени спустя после появления первых десяти «Собеседований»
преподобный Иоанн 

Кассиан пишет епископу Арелатскому Гонорату и Евхерию (вероятно,
настоятель монастыря, 

впоследствии епископ Лионский) семь «Собеседований» трех святых
отцов-пустынножителей, 

«чтобы этими Собеседованиями восполнить то, что в прежних писаниях о
совершенстве, может быть, 

темно выражено или опущено» (Зб7). 

Последние семь «Собеседований» пяти святых отцов, обитавших в пределах
Нижнего Египта, 

преподобный Кассиан направляет «святым братьям» (вероятно, настоятелям
монастырей, как можно 

заключить из Предисловия — 495–49б) Иовиниану, Миневрию, Леонтию и
Феодору, дабы 

вступающие в святые обители «навыкли» устроять образ подвижнической
жизни, лучше по заповеди 

тех, которые научились всему из древнего предания и долговременного
опыта» (49б). 

Тематика всех «Собеседований Египетских подвижников» такова: 

«О намерении и цели монаха» (Собес. 1). «Конец нашего обета, — поясняет
старец, — есть 

Царство Божие, а назначение наше, т.е. цель — чистота сердца, без
которой невозможно достигнуть 

оного конца» (169). 

«О [духовной] рассудительности» (Собес. 2). Подается рассудительность
благодатью Божией и 

учит «человека идти царским путем, удаляясь крайностей» (189,190). 

«О трех отречениях от мира» (Собес. 3); Они следующие: первое —
оставление всех богатств и 

стяжаний мира; второе — уход от прежних нравов и пороков как телесных,
так и душевных, и 

третье — отвлечение ума от всего настоящего и видимого и созерцание,
желание только будущего. 

невидимого. «Эти три отречения все вместе совершить повелел Господь
Аврааму, когда сказал ему: 

«Изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего» (Быт.
12,1)» (208). 

«О борьбе плоти и духа» (Собес. 4), как явлении присущем человеку в его
земном пути, и о 

правильном ведении этой борьбы — с помощью благодати Божией. Иногда
Господь для нашей же 

пользы временно оставляет нас. Такое оставление Божие святой пророк
Давид считал настолько 

полезным, что не молился о том, чтобы Господь никогда и ни в чем не
оставлял его совершенно, а 

лишь просил, чтобы это оставление было в меру, по силам: «Не остави мене
до зела» (Пс. 118,8). 

«Другими словами, он как бы так говорил: знаю, что Ты для пользы
оставляешь святых Твоих, чтобы 

испытать их; ибо иначе враг не мог бы искушать их, если бы, хотя на
время, они не были оставляемы 

Тобою! Почему не прошу того, чтобы Ты никогда не оставлял меня...
Сколько спасительно для меня 

кратковременное Твое оставление для испытания постоянства любви моей
столько пагубно 

оставление конечное» (227). 

Пятое «Собеседование» озаглавлено так: «О 8 главных страстях». Здесь
преподобный Кассиан 

рассматривает страсти, восстающие на подвижника, в той же
последовательности, как он делает это и 

в своем первом творении «О постановлениях киновитян» (см. книги 5–12). К
восьми главным 

порокам он присоединяет еще два: идолопоклонство и хулу. Когда пороки
будут побеждены 

«добродетелями, воюющими против них, то место, которое занимал в нашем
сердце дух похоти или 

блуда, потом займет целомудрие; какое захватила ярость, то присвоит
терпение; какое занимала 

скорбь, причиняющая смерть, тем возобладает спасительная печаль, полная
радости; какое попирала 

гордость, то почиет смирение, и таким образом по изгнании каждого порока
места их займут 

противоположные расположения, — добродетели» (258–259). 

«Об умерщвлении святых» (Собес. 6). Внезапное убиение сарацинскими
разбойниками мужей 

высокой святости, подвизавшихся в пустыне Палестины, послужило поводом к
размышлению о 

насильственной — страдальческой кончине праведника при постоянном
действии Промысла Божия. 

«Муж праведный чрез смерть ничего не теряет,... но что должно было
приключиться ему по 

требованию природы, тому он подвергается по злобе врага не без награды и
вечной жизни». Мученик 

приобретает «обильнейший плод за свое страдание и мзду великого
воздаяния». Убийца же 

«справедливо накажется за зверскую жестокость» (266–267). 

Немалое внимание уделяет преподобный Кассиан демонологии — действиям
злых духов, их 

влиянию на человека. Этой теме отведены два «Собеседования» — седьмое
(«О непостоянстве души 

и о злых духах») и восьмое («О начальствах и властях»). Тех людей,
которые подвергаются разным 

искушениям, или которые даже одержимы нечистыми духами, не должно
отвращаться и презирать. За 

них подобает непрестанно молиться и сострадать им всей душой. «А святое
Причащение нашими 

старцами не запрещалось им, напротив они думали, что если бы возможно
было, даже ежедневно 

надобно преподавать им его. Ибо не должно думать, что по изречению
Евангельскому (которое 

пытаются неверно приложить к сему. — К.С.): «Не давайте святыни псам», —
будто святое 

Причащение поступает в пищу демону, а не в очищение и охранение тела и
души. Будучи принято 

человеком, оно, как пламя пожигающее, прогоняет того духа, который в его
членах заседает или 

скрывается» (300–301). 

Девятое и десятое «Собеседования» посвящены молитве («О молитве») —
раскрытию условий ее 

успешности, видов молитвы в соответствии с состоянием молящихся. «Если
хотим, чтобы молитвы 

наши восходили не только до небес, но и превыше небес», то должны
очистить ум наш «от всех 

земных пороков и скверны страстей» (326). Для приобретения непрестанной
молитвы рекомендуется 

частое повторение слов святого Псалмопевца: «Боже, в помощь мою вонми,
Господи помощи ми 

потщися» (Пс. 69,2). Этот стих «по достоинству выбран из всего состава
Священного Писания. Ибо 

он объемлет все расположения, какие только могут относиться к природе
человеческой и прилично 

прилагается ко всякому состоянию и всем случаям. Именно он заключает
призывание Бога во всех 

опасностях, заключает смирение благочестивого исповедания, заключает
постоянное бодрствование с 

заботливостью и страхом, содержит сознание своей слабости, чаяние
услышания, надежду на 

настоящую и всегда присущую помощь» (357). 

«О совершенстве» (Собес. 11) — предлагается наставление о всецелой любви
к Богу как высшему 

проявлению духовного совершенства. «Мы не иначе можем достигнуть сего
истинного совершенства, 

как возлюбивши Бога единственно по побуждению любви, а не по чему-либо
другому; поелику и Он 

прежде возлюбил нас единственно ради нашего спасения, а не по какой-либо
другой причине» (373). 

«Что касается любви, то она ... из совершенных делает их некоторым
образом более совершенными» 

(378). 

«Собеседование» «О чистоте» (Собес. 12) — в смысле совершеннейшего
целомудрия — служит 

как бы дополнением к предшествующей беседе. Совершенство любви,
приводящей к 

Богоуподоблению, «не может быть достигнуто без совершенства чистоты»
(381). «Совершенство 

целомудрия состоит в том, чтобы монах в бодрственном состоянии не
допускал никакого услаждения 

похотью, чтобы, и покоясь, во сне не имел обольстительных грез» (400). 

«О покровительстве Божием (или о том, как благодать Божия содействует
совершению добрых 

дел)» (Собес. 13). В данном Собеседовании подчеркивается необходимость
помощи Божией 

труженику в его подвиге. Без благодати Божией человек «ничего не может
сделать относительно 

своего спасения» (405). 

В «Собеседовании» «О духовном знании» (Собес. 14) указывается, что
лучший путь к 

уразумению духовных истин лежит в нравственном опыте христианина. «Кто
желает достигнуть 

созерцания Бога, тому необходимо со всем усердием и силою сначала
приобресть деятельное знание» 

(420). «Невозможно нечистой душе приобресть духовное знание, с каким бы
постоянством ни 

трудилась в чтении. Ибо никто не вливает какую-либо благородную масть,
или отличный мед, или 

какую-нибудь драгоценную жидкость в зловонный, испорченный сосуд.
Кувшин, однажды 

пропитанный страшным зловонием, легче испортит даже самое благоуханное
миро, нежели сам 

примет от него сколько-нибудь приятное благоухание; поелику гораздо
скорее чистое повреждается, 

нежели испорченное исправляется» (434). 

«Собеседование» «О Божественных дарованиях» (Собес. 15) свидетельствует,
что сила дарований 

состоит не в чудесах, а в смирении и чистой любви. Поэтому-то святые
отцы «не желали творить 

чудес; даже и тогда, когда имели сию благодать Святого Духа, они не
желали обнаруживать ее, разве 

только в случае крайней и неизбежной необходимости» (441). 

«О дружестве» (Собес. 16). Видов дружбы, разным образом соединяющих
человеческий род, 

множество. Но только один из них нерасторжим — тот, который основывается
на сходстве 

добродетелей. «Совершенно справедливо мнение благоразумных мужей, что
истинное согласие и 

неразрывное дружество может состояться только между людьми, имеющими
одинаковые 

добродетели и намерения» (467). 

В «Собеседовании» «Об определении» (Собес. 17) уделяется внимание таким
случаям, которые в 

Нравственном богословии именуются collisio officiorum, и даются
указания, как следует поступать в 

этих случаях. «Когда за открытие истины угрожает какая-нибудь большая
опасность, — наставляет 

преподобный Кассиан словами аввы Иосифа, — тогда можно прибегнуть к
обману, впрочем так, 

чтобы при этом иметь смиренное сознание своей виновности. А когда нет
крайней необходимости, то 

со всей осторожностью надобно избегать лжи, как смертоносной» (477).
«Наши старцы, о вере 

которых свидетельствуют знамения апостольских добродетелей,...
полагали... лучше скрывать свою 

воздержность необходимою и смиренною ложью, нежели обнаруживать ее
гордым объявлением 

истины» (485). 

Следующее — восемнадцатое «Собеседование» — хотя озаглавлено «О трех
древних родах 

монахов», но, в самом деле, рассматривает их четыре: 1. киновитяне
(общежительные), 2. анахореты 

(отшельники), 3. сарабаиты (отвергающие подчиненность игумену и правилам
монашеского 

общежития, живущие по своей воле и на своем иждивении) и 4. ищущие
отдельные уединенные 

кельи, но так, чтобы «почитаться от людей» за свою жизнь. «Такое
установление, — замечается в 

«Собеседовании» о последнем роде монахов, — такая холодность никогда не
допустит им придти к 

совершенству» (503). 

«О цели киновии и пустынножительства» (Собес. 19). — Цель киновии
состоит в распятии и 

умерщвлении своей воли, в освобождении от мирских забот. А совершенство
пустынножителя 

состоит в том, чтобы соединить со Христом свой дух, «сколько дозволяет
человеческая слабость» 

(521). 

«Собеседование» «О времени прекращения покаяния и об удовлетворении за
грехи» (Собес. 20) 

рассуждает о том, когда, каким образом человек может почувствовать себя
оправданным, что он 

должен делать для удовлетворения за прощенное. «В совести нашей есть
неложный свидетель, 

который еще прежде суда уверяет нас об окончании покаяния и даровании
нам прощения». Если 

истреблено в сердце греховное желание, значит прежние грехи прощены
(532). Но «получивший 

прощение грехов должен удовлетворять за них ежедневными постами и
умерщвлением плоти и 

страстей, ибо, по словам Священного Писания, «без пролития крови не
бывает оставления» (Евр. 

9,22)» (535). 

В «Собеседовании» «О льготах в Пятидесятницу» (Собес. 21) говорится о
сем предмете в смысле 

ослабления строгости поста на время от Воскресения Господа нашего Иисуса
Христа до сошествия 

Святого Духа на святых Апостолов. Высказывается также взгляд на значение
поста в духовной 

жизни. «Один пост без других добродетелей не может принести пользы... От
случайных причин он 

бывает не только напрасен, но даже ненавистен Богу, как об этом Он Сам
свидетельствует у Иеремии 

(14,12): «поститься будут, не услышу прошения их» (549). 

«Собеседование» «О ночных искушениях» (Собес. 22) решает данный вопрос,
смущавший 

совесть подвижников. В связи с этим определяется различие между святыми
и безгрешными. Между 

ними «большое различие. Ибо иное быть кому-нибудь святым, т.е.
посвященным богопочтению, ибо 

это имя, по свидетельству Священного Писания, есть общее не только
людям, но и местам, и сосудам 

храма, и жаровням. А другое быть без греха, что приличествует
единственно величию одного Господа 

нашего Иисуса Христа, о Котором Апостол говорит, присвояя Ему как
особенное преимущество, как 

нечто несравненное и Божественное: «Он не сделал никакого греха » (1
Петр. 2,22)» (575-576). 

Предпоследнее «Собеседование» «О словах Апостола: добра, которого хочу,
не делаю, а зло, 

которого не хочу, делаю» (Собес. 23) представляет глубокое изъяснение
этих слов святого апостола 

Павла из послания к Римлянам, гл. 7, ст. 19–25. По утверждению
преподобного Кассиана, 

приведенные апостольские слова относятся только к праведникам, а не к
порочным людям. 

«Сказанное относится к одним совершенным и пристойно святости только
тех, которые оказали 

заслуги апостольские» (583). Весьма ценно здесь рассуждение преподобного
Кассиана о Таинстве 

святого Причащения. Как и в седьмом «Собеседовании», он, завершая и сие
— двадцать третье 

«Собеседование», призывает всех насколько возможно чаще принимать Святые
Таины, отмечая 

необходимость их для спасения. «Мы не должны устраняться от причащения
Господня из-за того, что 

сознаем себя грешниками; но еще более и более с жаждою надобно поспешать
к нему для 

уврачевания души и очищения духа... Некоторые,... живя в монастырях,
достоинство, освящение и 

благотворность небесных Таинств оценивают так, что думают, что принимать
их должны только 

святые, непорочные; а лучше бы думать, что эти таинства сообщением
благодати делают нас чистыми 

и святыми. Они подлинно больше гордости высказывают, нежели смирения,
как им кажется; потому 

что когда принимают их, то считают себя достойными принятия их. А
гораздо правильнее было бы, 

чтобы мы с тем смирением сердца, по которому веруем и исповедуем, что мы
никогда не можем 

достойно прикасаться Святых Таин, в каждый Господский день принимали их
для уврачевания наших 

недугов» (605). 

Последнее — двадцать четвертое «Собеседование», озаглавленное «О
самоумерщвлении», 

говорит о трудностях и радостях «царского» — подвижнического пути. «По
истинному учению 

Господа, царский путь приятен и легок, хотя и кажется жестким и
шероховатым. Ибо когда 

благочестно и верно служащие понесут на себе иго Господне и научатся от
Него, что Он кроток и 

смирен сердцем, то уже некоторым образом сложив тяжесть земных страстей,
при содействии 

Господа, найдут не труд, а покой душам своим... Следовательно, путь
Господень имеет приятность, 

если по закону Его проходят» (628). 

Заканчивает свои «Собеседования» преподобный Иоанн Кассиан обращением к
слушателям и 

читателям: «Остается просить, чтобы меня, доселе колеблемого опасною
бурею, духовное веяние 

ваших молитв сопровождало к безопасной пристани безмолвия» (6ЗЗ). 

Знакомство с содержанием «Собеседований» преподобного Кассиана позволяет
сделать вывод, 

что первые десять из них, написанные раньше — в период острой борьбы с
пелагианством, 

умалявшим действие благодати Божией на человека, подчеркивают ее
необходимость в деле 

спасения. Последующие же «Собеседования», появившиеся позже (после 427
г.), когда стали 

распространяться взгляды блаженного Августина Иппонского, принижавшего
активность человека, 

поддерживают эту активность и обращают особое внимание на значение
усилий человека в деле 

своего спасения при непременном действии и благодати Божией. Усматривать
здесь противоречие в 

суждениях преподобного Кассиана несправедливо, ибо лишь переносится
акцент с одной стороны на 

другую. 

Что касается формы изложения «Собеседований» — как будто преподобный
Кассиан 

высказывает не свои наставления, а Египетских подвижников, то
объясняется она подлинным 

смирением святого  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "208"  1 .
Этим же следует объяснить и то, что на протяжении всех «Собеседований» 

вопрошающим всех пятнадцати авв выступает не он сам, а его друг и
спутник инок Герман. Только 

изредка он свидетельствует и о своем участии, но опять-таки не выделяя
себя, когда говорит: «Мы в 

ответ на это сказали: мы это сделали для Царства Небесного» (168). «Мы
пришли в его (аввы 

Пафнутия. — К.С.) келлию» (204). «Мы спросили этого блаженного Даниила»
(224) и т.д. 

* * * 

Рассмотрев важнейшие творения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина,
можно с 

уверенностью повторить то, что было отмечено в самом начале данного
обозрения: преподобный 

Иоанн представил в них полнейший опыт аскетики, монашеских идеалов,
выработанных и 

утвержденных подвижниками Египта и Палестины. 

Сначала преподобный Кассиан в ответ на просьбу Кастора, епископа
Аптского, представил 

творение «О постановлениях киновитян». В первой части его (1–4 книги)
говорится о внешних 

правилах монастырского подвига, а во второй (5–12 книги) — об опаснейших
пороках. В другом 

творении, превосходящем все его прочие письменные труды, в форме бесед
(«Собеседований») 

изложил многостороннее суждение о внутренней жизни подвижника. В
последнем, по преимуществу, 

усматривается оригинальность труда, самостоятельность, новизна. 

«В рассуждении об указанных предметах преподобный Иоанн Кассиан, — можно
завершить 

рассматриваемую тему словами вдумчивого исследователя его творений
архимандрита Феодора 

(Поздеевского)  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "208"  2 , —
сумел коснуться и выяснить все стороны и вопросы подвижнической жизни,
чем 

дал прекрасное удовлетворение аскетическим запросам того времени,
которые были очень сильны на 

западе среди христианского, а частью и языческого общества,
увлекавшегося мистицизмом»  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "208"  3 . 

III. БОГОСЛОВИЕ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА 

КАССИАНА РИМЛЯНИНА 

I. ПРЕПОДОБНЫЙ ИОАНН КАССИАН РИМЛЯНИН — 

УЧИТЕЛЬ ВНЕШНЕГО УКЛАДА ЖИЗНИ ПОДВИЖНИКОВ 

1 Ср. следующее свидетельство семнадцатого «Собеседования»: «Ибо
правильнее будет под таким видом солгать, 

нежели… высказать суетность вредного тщеславия, если станем говорить
истину от своего лица» (486. См. и с. 485). 

2 Впоследствии архиепископ Волоколамский (в схиме Даниил). Скончался в
конце сороковых годов текущего века. 

3 Архимандрит Феодор (Поздеевский). Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин.
(Его жизнь и богословско-

аскетические воззрения). Казань, 1908. С. 10. 

Великий Кассиан рассуждает превосходно и возвышенно (Преподобный Иоанн 

Лествичник)  HYPERLINK
"http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l "209"  1 

Цель, к которой стремится православный подвижник, состоит в пересоздании
себя самого по 

внутреннему человеку, в облечении в нового человека праведности,
святости (Еф. 4,24). Эта цель и 

определяет описание преподобным Иоанном Кассианом внешнего уклада, строя
истинного 

подвижника. Сему он посвящает, по преимуществу, первые четыре книги «О
постановлениях 

киновитян»: 1. «Об одежде монашеской». 2. «О ночных молитвах и
псалмопении». 3. «О дневных 

молитвах и псалмопении» и 4. «О правилах отвергающихся от мира». Как
видно, в творениях 

преподобного Кассиана описание внешнего вида и строя жизни подвижника
предшествует 

изображению подвига внутреннего человека. Это вовсе не значит, что
последнее им умаляется перед 

первым. Наоборот, описание действий «внешнего человека» служит лишь
некоей подготовкой — 

«основанием» к более важному. Другой причиной такой последовательности
служило опасение 

Преподобного не успеть в своей земной жизни завершить задуманный большой
труд. «Мы заботимся 

прежде всего о том, чтобы на случай, если преждевременный конец нашей
жизни воспрепятствует 

нам изложить предполагаемый трактат, оставить вам в этом сочинении хоть
начало особенно важного 

предмета» (17). Надо сказать, что это «особенно важное» Преподобный
Кассиан не откладывал 

надолго и уже все последующие восемь книг «О постановлениях киновитян»
посвятил теме 

внутренней жизни идущего к Богу человека. 

Желающий вступить в киновию подвергался испытанию в искренности его
намерения, в опыте 

его смирения и терпения. Строго проверялось, нет ли у вновь вступающего
желания сохранить в 

своей келлии что-либо из своего прежнего имущества. Не принимали от него
денег даже в пользу 

монастырей, остерегаясь, чтобы он из-за этого приношения не стал бы
надмеваться и возноситься 

перед беднейшими. С удостоенного вступить в братство снимали прежние
одежды и облекали в 

монастырские, научая этим отвергнуть все мирское и жить в равенстве тем,
что принадлежит 

монастырю (28–29). Одежда давалась простая, но опрятная, теплая, которая
покрывала лишь наготу и 

защищала от холода. Щегольство не допускалось. Для постоянной памяти о
хранении детской 

невинности инок носил днем и ночью небольшой кукуль («наглавник»). В
руках он имел жезл, 

напоминающий о необходимости отражать нападающих «духовных зверей». Ноги
при холоде или 

жаре обувал в полусапоги в знак легкости и готовности благовествовать
мир. Но становясь на 

молитву или приступая к принятию Святых Таин — полусапоги снимал. Как
воин Христов, всегда 

готовый к брани, инок постоянно был препоясан (9–13). Снятая со
вступающего в монастырь одежда 

некоторое время хранилась у эконома, пока окончательно не убеждались в
его ревности. Если 

добродетели его становились очевидны, одежду его отдавали нуждающимся. В
ином случае — 

возвращали ему, а монастырские одежды отнимали. Возроптавший и
непокорный выгонялся из 

монастыря (29–30). 

Важное место в жизни иноков-подвижников занимало участие в общественной
молитве. 

Частная — келейная молитва была непременным продолжением богослужебной. 

Во всех Египетских монастырях строго соблюдалось на общих молитвенных
собраниях правило 

чтения двенадцати псалмов с присоединением к сему чтений из Священного
Писания Ветхого и 

Нового Заветов. Такая строгость и повсеместность объясняется тем, что
правило это было 

установлено Ангелом, который во время вечернего богослужения при
напряженном внимании 

молящихся «пропел единообразно 12 псалмов, по 12 псалме аллилуия,
сделался невидим» (14–16). 

Египтяне «почитают важным не то, чтобы прочитать много стихов, но то,
чтобы понять содержание 

их», — замечает преподобный Кассиан о порядке чтения у них псалмов (18).
Днем на всем Востоке 

собирались на богослужение в часы 3, 6 и 9 (по нашему соответственно в
9, 12 и 15), ибо «в эти часы 

исполнились важнейшие обетования и совершено наше спасение». В третий
час сошел Дух Святой на 

святых Апостолов; в шестом часу Господь наш Иисус Христос принес Себя в
жертву ради спасения 

мира, в этом же часу святому апостолу Петру открылась тайна призвания в
святую Церковь 

1 Цит. по книге: Архим. Феодор. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. (Его
жизнь и богословско-аскетические 

воззрения). Казать, 1908. С. 8. 

язычников (сходящий с неба сосуд. — Деян. 10); в девятом — Господь сошел
во ад и извел оттуда 

ветхозаветных праведников (23). Во время монастырского богослужения
царило такое молчание, что 

при множестве молящихся создавалось впечатление, «будто нет никого,
кроме читающего псалмы» 

(17). Читающий псалмы или поющий стоит, все прочие сидят, «потому что от
поста и работ дневных 

и ночных они так устают, что если не дать им этого послабления, то не
смогут слушать псалмов» (19). 

После общественного бдения молитва не с меньшим вниманием продолжается
по келлиям — «даже 

до восхода солнца», чтобы таким образом «не потерять и той чистоты,
какая приобретена 

псалмопением и молитвами, и ночным размышлением подготовить неослабное
усердие, которое 

нужно сохранить в течение дня» (19, 20, 25). Не преминул преподобный
Кассиан также отметить, что 

с отлученным от участия в молитве нельзя молиться до тех пор, пока он не
покается публично, «и 

настоятель не простит ему вину в проступке пред всеми братиями» (21). 

С молитвой у подвижника тесно связан и труд физический. Преподобный
Кассиан 

свидетельствует, что египтяне, творя непрестанную молитву, занимались и
рукодельем (22). 

Праздность считалась подвижниками недопустимой. «Что касается до их
занятий, то они и 

малейшего времени не проводят в праздности, но непрестанно занимаются не
только делами, 

свойственными дню, но и теми, кои сделать не может препятствовать самая
глубокая ночь. Они 

думают, что чем усерднее будут к рукоделью и работам, тем больше
возродится у них желание 

высшей чистоты духовного созерцания» (19). 

Недопустимым также считалось собирание для себя сокровищ земных и даже
называть что-либо 

своим. «В иных монастырях это правило столь строго соблюдается, что
...считается большим 

преступлением для монаха говорить: это моя книга, моя письменная доска,
мой грифель, моя одежда, 

мои полусапоги. За это он должен принести покаяние, если случайно, по
неосторожности, или по 

неведению произнесет такое слово» (32). Если даже кто-либо зарабатывал
своими трудами много — 

не хвалился своей прибылью: все отдавал в общее пользование, себе брал
лишь необходимое для 

пропитания — только два хлеба» (32–33). 

Общая трапеза была у египетских подвижников самая скромная и простая.
«Они, — говорит 

преподобный Кассиан, — считаю величайшим наслаждением, если на трапезе
братии предложится 

вареная дикая капуста, приправленная солью» (32). Во время трапезы они
опускают клобуки на глаза, 

чтобы видеть только предложенную им пищу и чтобы не возникало
любопытства, «как или сколько 

другой употребляет пищи». Принимается пища при полном молчании. Даже
старец, если ему нужно 

сделать какое-либо распоряжение, то подает знак не словом, а стучанием.
Кроме общего стола не 

позволялось чего-либо вкушать ни прежде, ни после. Проходя через сад,
они не только не смели рвать 

яблоки, но даже поднять и съесть упавшие. Считалось святотатством
«дотрагиваться руками до того, 

что не предлагается всем открыто за общим обедом и не приготовляется
экономом посредством 

братий же» (34–35). 

Для выработки душевной добродетели, приобретения ее и утверждения в ней
требуется 

послушание. Оно предполагает полнейшее подчинение общим монастырским
правилам, а также — 

подчинение настоятелю или старцу вплоть до отсечения своей воли, до
исполнения любого их 

указания. Старец, стараясь возводить новичка по ступеням совершенства,
приучает его открывать ему 

все свои помыслы, не таить их «по ложному стыду» (31). Такое открытие
помыслов необходимо в 

духовной жизни: «От того хитрый враг ни в чем не может уловить молодого
монаха, как неопытного, 

ничем не может обольстить того, кто полагается не на свое, а на старцево
суждение, и не может 

убедить скрывать от старца его внушения, как огненные стрелы, бросаемые
в его сердце» (31). 

Одновременно старец научает младшего побеждать свою волю, свои желания,
и с этой целью дает 

ему всевозможные приказания, иногда непонятные новичку, а подчас и
противные ему (30). Так авва 

Иоанн, подвизавшийся в Фиваиде и послушанием стяжавший дар пророчества,
по приказанию старца 

в течение года ежедневно поливал сухую ветку, воткнутую старцем в землю.
Он же по приказанию 

старца, нисколько не противореча, выбросил за окно сосуд с маслом,
который был единственным в 

пустыне «для своего употребления и для посетителей» (38). А авва Муций
по послушанию старцу 

бросил было даже своего сына в реку. И лишь посланные для тайного
наблюдения братия вытащили 

его (39–40). Короче, считалось «худым или добрым только то, что старец
признает таким» (31). Что 

касается исполнения общих монастырских правил или ежедневных послушаний,
то о них 

преподобный Кассиан говорит также назидательно: «Эти службы они (иноки
Месопотамии, 

Палестины, Каппадокии и всего Востока. — К.С.) совершают с таким
усердием и смирением, с каким 

никакой раб не служит господину самому строгому и вельможному. Они не
довольствуются теми 

послушаниями, кои несут по назначению, но еще, вставая ночью, тайно
стараются делать за других» 

(35). Таким образом, послушание в монастырской жизни, и вообще в жизни
духовной, занимает одно 

из первых мест. «Многими опытами доказано, что не может обуздывать своих
похотей тот монах 

(особенно из молодых), который не научился чрез послушание умерщвлять
свою волю» (30). 

Применялись и наказания к провинившимся. Примечательно, что обращалось
внимание на самые 

казалось бы незначительные погрешности или оплошности, не говоря,
конечно, о преступлениях 

более серьезного порядка. Например, кто-то случайно разбил глиняный
кувшин для воды, уронил 

несколько зерен чечевицы и не собрал их, немного опоздал на общие работы
или молитвы, 

покачнулся при пении псалма, грубо ответил, не сразу после окончания
собрания ушел в келлию, без 

ведома игумена принял письма и ответил на них, небрежно исполнил любое
послушание... К вольным 

и невольным нарушителям порядка, как правило, применялись публичные
покаяния, иногда — 

отлучения от молитвы. За грубые проступки изгоняли из монастыря (33–34,
З6). 

В основе внешнего (и не только внешнего) уклада жизни подвижников лежит
страх Господень и 

происходящее от него смиренное сознание своей греховности, сокрушение о
своих грехах. Этот 

страх, проникнутый смирением, понуждает подвижника: подчинять свою волю
и помыслы старцу — 

все делать только по его суду; во всем соблюдать послушание, кротость,
терпение; никого не 

оскорблять и ни на кого не обижаться; ничего не допускать не согласного
с общим уставом; быть 

довольным своим жребием; не превозноситься; удерживать свой язык не
только от зла, но и не 

повышать голос; не смеяться легкомысленно (46). Потому-то преподобный
Кассиан и призывает: 

«Решившись служить Богу, пребывай в страхе Божием и приготовь душу свою
не к покою, 

бездействию и наслаждению, а к искушениям и огорчениям (Сир. 2,1); ибо
«многими скорбями 

подобает войти в Царствие Божие» (Деян. 14,22)... Знай, что ты в числе
немногих избранных, и 

смотря на пример и холодность многих, не охладевай, но живи так, как
живут немногие, дабы с этими 

немногими удостоиться тебе Царствия Небесного» (45). Спасется не тот,
кто хорошо начал 

добродетели, «но кто до конца сохранит их (Мф. 10,22)» (45). 

Описанных условий к спасительной жизни не подобает ждать от кого-либо,
что кто-то принесет, 

создаст их, а должно, по слову Преподобного, приобретать самому
подвижнику «своим смирением и 

великодушием», которые в его власти (48). «Будь слепым, глухим и немым;
— слепым, чтобы тебе, 

подобно слепому, не смотреть, кроме избранного тобою для подражания;...
— глухим, чтобы не 

внимать, подобно глухому, тем словам, кои произносят непокорные,
упорные, порицатели и 

подобные им;... — немым,... чтобы быть тебе неподвижным и ничего не
отвечать, подобно немому, 

когда слышишь злословия, когда наносят тебе обиды. К сим правилам
надобно присовокупить 

особенно четвертое, ... то есть... в простоте сердца и с верой неси
послушание, почитая святым, 

полезным и мудрым только то, что тебе повелевает Закон Божий, или
старец» (47). 

Итог всему сказанному о внешнем укладе жизни подвижников подводит сам
преподобный 

Кассиан: «Начало нашего спасения и премудрости есть страх Господень; от
страха Господня 

раждается спасительное сокрушение сердечное, а от сего — отречение от
мира, т.е. нищета и 

презрение всех стяжаний; от нищеты происходит смирение; от смирения же
происходит умерщвление 

воли; а умерщвлением воли истребляются все пороки; по истреблении
пороков добродетели плодятся 

и возрастают; при возрастании добродетелей приобретается чистота сердца,
а чистотою сердца 

приобретается совершенство апостольской любви» (48). 

Этот итог не только подводит черту под вышеизложенным, но и открывает
перспективу 

дальнейших наставлений преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. 

2. УЧЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА КАССИАНА 

РИМЛЯНИНА О СТРАСТЯХ 

Пригвоздившись к страху Господню, ... мы можем умертвить все наши похоти
и 

плотские страсти (Преподобный Кассиан. — 44) 

Достижение чистоты и непорочности всего человеческого естества пред
Лицом всевидящего Бога 

есть конечная цель православного христианского подвижника. На этом пути
очищения стоят 

пороги — страсти, которые должно сокрушить и выбросить — изгнать из
себя. Преподобный Иоанн 

Кассиан не дает точного определения, что такое страсть. Однако из его
суждений нетрудно 

заключить, что страсть — это греховное желание и сам грех, овладевшие
силами человека, это 

испорченность, повреждение естественных движений духовных и телесных 
HYPERLINK "http://avtomaster.msk.ru/books/1195821457.otzys.html" \l
"212"  1 . 

Задачу, подлежащую решению, преподобный Кассиан видит четко, ясно: «При
содействии 

Господа... мы располагаемся теперь изобразить борьбу против восьми
главных пороков: ... 1) 

надлежащим образом исследовать свойства их, столь мелкие, столь скрытные
и мрачные; 2) 

достаточно изложить причины их и 3) представить пригодное врачевство и
средства против них» (48–

49). 

Вот восемь главных страстей: 1) чревоугодие, «которое означает страсть
обжорства», 2) блуд, 3) 

сребролюбие, «под которым разумеется корыстолюбие, или, если точнее
выразиться, любовь к 

деньгам», 4) гнев, 5) печаль, 6) уныние, «которое есть тоска или скорбь
сердца», 7) тщеславие, «это 

тщетная, пустая слава», 8) гордость (49). 

Преподобный Кассиан сначала в общих чертах классифицирует все восемь
страстей по их 

природе, по способу их действования и причинам обнаружения, а затем
делает достаточно подробный 

анализ каждой страсти в той же последовательности, в которой их и
перечислил. Есть пороки 

естественные — к ним относятся чревоугодие и блуд, и неестественные — к
ним преподобный 

Кассиан относит одно сребролюбие. Что касается их действования, то
некоторые из них совершаются 

при непременном участии тела — это чревоугодие и блуд, а некоторые — без
всякого содействия 

тела — это тщеславие и гордость. «Далее, некоторые принимают причины
возбуждения отвне, 

например сребролюбие и гнев, а некоторые от внутренних причин
происходят, например уныние и 

печаль» (240). 

Первая брань, в которую вступает подвижник, есть брань против ч р е в о
у г о д и я , именуемого 

Преподобным еще «чревобесием», страстью «к объядению» (50). Виды или
свойства чревоугодия 

бывают разные: прием пищи ранее назначенного часа, пресыщение любой
пищей, лакомство (64). Во 

всем этом просматривается одна причина — стремление к беспорядочному
угождению чрева, а сие, в 

конечном счете, ведет к расстройству ума, к помрачению его, к лишению
чистоты, непорочности. 

«Так причиною погибели и разврата содомлян было не одно пьянство, но и
пресыщение... «гордость в 

сытости хлеба и изобилии вина» (Иез. 16,49)» (52). 

Врачуется чревоугодие воздержанием, постом и молитвенным бдением (56).
Правильное 

воздержание и пост состоят в умеренности. Принимая пищу, необходимую для
поддержания тела, 

надо вставать из-за стола в то время, «когда еще хочется есть» (52-53).
Пост не может быть для всех 

одинаковый, ибо у всех разная крепость тела. «Но у всех должно быть одно
правило» — укротить 

плоть «для воздержания сердца и укрепления духа» (51). Каждому нужно
поститься столько, сколько 

ему необходимо для этого укрощения. «Неумеренный пост не только может
расслабить дух, но, 

обессилив тело, ослабить и силу молитвы» (53). Следует также помнить,
что умеренность в 

употреблении пищи подобает соблюдать и после поста. Тот, кто поступает
иначе, снова производит и 

теле расслабление. Даже «строгие посты делаются напрасными, когда за
ними последует излишнее 

употребление пищи, которое доходит до порока чревобесия» (53). Но одного
телесного поста 

недостаточно. Он должен соединяться с постом душевным, «ибо и душа имеет
свою вредную пищу». 

Это: злословие, гнев, зависть, тщеславие, «похоть и блуждание» сердца.
Итак, «постясь по внешнему 

человеку, вместе должно воздерживаться от вредной пищи и по внутреннему,
которого святой 

апостол (Павел. — К.С.) особенно убеждает представить чистым Богу, чтобы
удостоиться принять в 

себя гостя — Христа» (62-63). 

1 Для большей ясности можно привести определения страсти святителей
Русской Православной Церкви Тихона 

Задонского (1724–1783) и Феофана Затворника (1815–1894). 

«Идоли в сердце — страсти», — говорит святитель Тихон. (Его же.
Творения. Том 3. М., 1899. С. 192). 

«Страсти, — рассуждает святитель Феофан, — это сильные стремления
внутреннего настроения порочного серца. 

Они глубоко входят в естество души, и долгим властвованием над нею и
привычным удовлетворением их до такой 

степени сродняются с нею, что составляют, наконец, как бы ее природу»
(Его же. Адские мучения. «Домашняя беседа». 

1873, вып. 41, октябрь. С. 996). 

Вторая брань, второй подвиг предлежит против б л у д а , самый
продолжительный — с юности и 

до старости или до победы прочих страстей. 

В этой брани «весьма немногие одерживают совершенную победу» (76).
Здесь, как и в борьбе с 

чревоугодием, имеет также значение пост. Но для приобретения и
сохранения целомудрия одного 

телесного поста недостаточно. Нужны еще: постоянная молитва, чтение
Священного Писания и 

размышление над ним, а также физический труд. В основание же сей борьбы
должно быть «положено 

истинное смирение, без которого нельзя победить совершенно никакого
порока» (73). Вместе с тем 

необходимо с самого начала брани очищать «тайники нашего сердца» (78),
усовершать наше сердце, 

«из которого, по слову Господа, исходит гной этой болезни» (74). Чтобы
чиста была внешность, 

надлежит прежде очистить внутренность (Мф. 23,2,) (74). Возникающие
плотские помыслы и 

сопряженные с ними плотские чувства надо изгонять и «разбивать» тотчас,
немедленно, пока они еще 

не укрепились. «А если они не будут убиты, пока молоды, то при
потворстве выросши, они на нашу 

погибель с большею силою восстанут или по крайней мере не без большого
труда и стенания будут 

побеждены» (80). Много содействуют побеждению блудной страсти уединение
и покой, когда 

«больная душа» не тревожится греховными образами, восходит «к более
чистому созерцанию», 

может легче «совершенно истребить возбуждение похоти» (75). А чтобы
«нечистые грезы» не 

возникали даже во сне, для сего должно постоянно соблюдать «равномерный
и умеренный пост», к 

нему присоединить «постоянное смирение и терпение сердца», неусыпную
бдительность и 

осторожность против яда гнева и других страстей в течение дня (84).
Окончательная же победа над 

страстью блудной совершается с помощью благодати Божией. (Это относится
и к преодолению всех 

пороков). «Ибо не чувствовать жала (похоти) плоти некоторым образом
значило бы пребывающему в 

теле выйти из плоти, и облеченному бренною плотью стать выше природы. И
потому невозможно 

человеку, так сказать, на своих крыльях взлететь к столь высокой
небесной награде, если благодать 

Божия даром целомудрия не возведет его от грязи земной» (7б). 

Третий подвиг — борьба со с р е б р о л ю б и е м . Страсть эта
происходит от недостаточной любви 

к Богу, от вялости и расслабления духа. Проникнув в сердце, она «бывает
гибельнее всех», доставляет 

«многоразличные поводы к порокам» (84–85). Сребролюбцы — это люди,
прокаженные умом и 

сердцем. Они уподобляются неверному слуге пророка Елисея Гиезию,
пожелавшему «тленных денег» 

и наказанному за это «язвою нечистой проказы» (4 Цар. 5,27). Пораженная
сей страстью душа 

нечиста пред Богом и «подвергается вечному проклятию» (98). 

Развивается эта страсть постепенно. Сначала появляется желание к
стяжанию малого — как бы 

«приобресть хоть один динарий» (мелкую серебряную монету). Дальше
возникает все большая и 

большая озабоченность, «алчность к золоту», пока, наконец, жалкая душа
сребролюбца не 

распаляется так жестоко, что всецело захватывается мыслью «о прибыли,
ничего другого не 

видит» — «надежда корысти становится во всем вместо Бога». А отсюда
происходят всевозможные 

злодеяния: ложь, воровство, нарушение верности, воспламенение вредным
гневом и т.д. (87–88). Но 

заболеть этой страстью можно и не имея денег, а лишь вынашивая в своем
уме и сердце 

любостяжание, не имея лишь возможности или случая к служению маммоне
(Мф. б,24), а не воли. 

Поистине, «достойно сожаления терпеть невыгоды нищеты и наготы, а плодов
их лишиться от порока 

тщетного желания» (96–97). 

Чтобы страсть сребролюбия не возобладала над человеком, должно изгнать
из души само 

желание к стяжанию, не допустить, чтобы «этот непотребный дух» посеял в
его сердце «начала этого 

вожделения» (96. Ср.: 99). В самом начале сделать сие не сложно.
Сребролюбие «побеждается без 

всякого труда, когда кто, оставив все имущество, так держится правил
киновии, что из него не 

дозволяет оставить у себя ни одного динария» (245). Конец этой страсти
не в богатстве, а в 

нестяжательности (97). 

Четвертый подвиг направлен против духа г н е в а . Одержимый этой
страстью не может иметь 

правильной рассудительности, зрелого совета, твердости в правде, а,
главное, «достигнуть жизни 

бессмертной» (100–101). Даже не обнаруживающий свой сердечный гнев
вовне, хотя и не оскорбляет 

окружающих людей, «но исключает светлое сияние Святого Духа, все равно
как и обнаруженный на 

деле» (108). 

Но гнев может быть и спасителен, когда человек гневается «на приходящие
худые помыслы», на 

самого себя за недостойную жизнь, на сам гнев за то, что он возгорелся в
нем против брата. 

«Гневайтесь на пороки и ярость вашу», — повторяет преподобный Кассиан
вслед за святым 

апостолом Павлом (Еф. 4,26–27) (105–10б). Но в других случаях гнев
непозволителен. Решительность 

такого запрещения понять легко, если вспомнить и сопоставить повеление
святого апостола Павла 

непрестанно молиться (1 Сол. 5,17) и заповедь Спасителя приносить дар к
алтарю только будучи 

примиренным со своим братом, с ближним (Мф. 5,23–24). «Итак, остается
или никогда не молиться, 

удерживая такой яд в сердцах своих, и быть виновником в нарушении этой
апостольской заповеди, 

которою повелевается непрестанно и везде молиться, или если обманывая
самих себя, хотим 

приносить молитву вопреки ее запрещению, то должны знать, что будем
приносить Господу не 

молитву, а упрямство в духе противления Ему» (108). 

Достоинство безгневия определяется не совершенством других (это не наша
заслуга), а нашей 

добродетелью, «которая приобретается не чужим терпением, а нашим
великодушием» (110). 

Приобретение великодушия может приниматься и как деятельное средство к
победе над гневом. 

Совершенное исцеление от гневной болезни наступит тогда, когда мы, с
помощью Божией, 

перестанем сердиться и по справедливым причинам и по несправедливым,
помня, что и в одном, и в 

другом случаях «чистота нашего духа» может возмутиться и он перестанет
быть «храмом Святого 

Духа». К тому же, как уже было отмечено, «нам разгневанным нельзя будет
молиться». Особенно к 

полнейшему уврачеванию от гнева служит памятование о непрочности земного
бытия человека, о 

неизвестности нашей кончины, о том, «что в каждый день можем
переселиться из тела, и нам не 

доставят никакой пользы ни воздержание целомудрия, ни отречение от всех
имуществ, ни презрение 

богатства, ни труды поста и бдения, когда нам Судия вселенной угрожает
вечным наказанием за один 

гнев и ненависть» (113). (Ср. о гневе: 525–527). 

Пятый подвиг состоит в брани против п е ч а л и . Показывая ее свойства
и вред для духовной 

жизни, преподобный Кассиан именует ее едкой, лишающей нас «способности к
Божественному 

созерцанию», не позволяющей «ни совершать молитвы с обычной ревностью
сердца, ни с пользою 

заниматься священным чтением», не попускающей быть спокойными, кроткими
к братьям и 

терпеливыми в трудах, совершенно расслабляющей и угнетающей наш дух,
подавляющей 

«мучительным отчаянием» (114). Печаль вредит нам так, как моль одежде, а
червь дереву. Съедаемая 

ею душа не может быть тем духовным храмом, о котором говорил святой
апостол Павел (1 Кор. 3,16) 

(114–115). 

Рождается печаль от неисполнения наших надежд, от неудовлетворенности
желаний, но больше 

всего «от нашей порочности» и действий злых духов (115). «Бесовская
печаль» особенно жестока — 

она упраздняет духовные плоды (117). Посему и эту болезнь надо с не
меньшей заботливостью 

врачевать, а для сего должно освободиться от рождающих ее причин (114.
Ср.: 118). 

Однако в одном случае печаль, как и гнев, приносит пользу. Это бывает
тогда, когда она 

происходит от покаяния в грехах, от желания совершенства и будущего
блаженства; когда она бывает 

печалью ради Бога (2 Кор. 7,10). Такая печаль смиренна, кротка,
терпелива, послушна, «как 

происходящая от любви к Богу» (117). 

Сродна с печалью шестая страсть — у н ы н и е . 

Охваченная этой болезнью «несчастная душа» расслабляется, впадает в
духовную спячку, лень, 

беспечность, нерадивость «ко всякому делу» (120–121). Появляется «страх
места, омерзение к келье», 

отвращение и презрение к братиям, «как к нерадивым и менее духовным»
(119). Нападает дух уныния 

особенно около полудня, потому «некоторые из старцев называют его бесом
полуденным», о котором 

упоминается в девяностом псалме (118). 

Лучшим лекарством к лечению от уныния является труд. Потому египетские
святые отцы не 

позволяли инокам быть праздными. В Египте составилась даже поговорка:
«Работающего монаха 

искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов»
(133). Авва Павел своим 

примером — беспрерывным трудом учил, «что без дела рук невозможно монаху
пребывать на одном 

месте, ни достигнуть когда-нибудь верха совершенства, так что, хотя
необходимость пропитания 

вовсе и не требовала этого, он делал для одного очищения сердца,
собранности помыслов и 

постоянного пребывания в келье, или для победы и прогнания самого
уныния» (134). 

Седьмая страсть (или, по слову преподобного Кассиана, «седьмой подвиг
против...») — 

т щ е с л а в и е — многообразна и разновидна, встречается везде и во
всем. «Она и в одежде, и в 

наружном виде, в походке, в голосе, деле, бдении, посте, молитве,
отшельничестве, чтении, знании, 

молчании, послушании, смирении, долготерпении старается уязвить воина
Христова» (135,136). 

Тщеславие не ослабляется ни возрастом, ни уединением, ни пустыней («с
бегущим в пустыню 

проникает». — 138). Тщеславие искушает и приятным звуком голоса, и
истощенной постом плотью, и 

красотой тела, и благородством родителей... «Иногда также внушает
монаху, что достоинства и 

богатства, которых, может быть, никогда не мог бы и достигнуть, он очень
легко получил бы, если бы 

оставался в мире. Также вдыхает в него суетную надежду в сомнительном, и
в том, чего никогда не 

имел, восхищает суетною славою, как будто он сам то презрел» (140).
Тщеславие может внушать 

желание искать степеней клира с целью учить других и давать пример
святости прочим 

священнослужителям (140–141). Свойства этой страсти старцы хорошо
представляют «под образом 

лука и чеснока, которые, по снятии одного покрова оказываются покрытыми
другим, столько 

оказывается покровов, сколько их будет снято» (137). Особенно опасным
становится тщеславие, 

когда оно соединяется с добродетелями. «Прочие страсти, — размышляет
преподобный Кассиан, — 

при противоборстве противоположных им добродетелей, открыто, как бы
ясным днем воюющие, 

удобнее можно победить и предостеречься их; а эта, прильнувши к
добродетелям, вмешавшись в 

строй войска, сражается как в темную ночь и потому коварнее обманывает
не ожидавших и не 

остерегавшихся ее» — под видом добродетелей пронзает и режет победителя
(138,135). 

В зараженных страстью тщеславия явно просматривается недостаток
истинного смирения, 

поэтому и лечить сие надо путем избегания всего того, что может нас
выделить из других, вызвать у 

людей похвалы. Во всех наших поступках должны проявляться заботливая
рачительность и 

рассудительность. Сделанное хорошо подобает «охранять с должным
вниманием» (142–143, 138)... 

«Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы,
которая от единого Бога, не 

ищите» (Ин. 5,44) — словами Самого Господа вопрошает преподобный Кассиан
(140). 

Восьмая страсть — г о р д о с т ь — самая лютая и свирепая, уничтожающая
не одну только 

противоположную ей добродетель — смирение, а все добродетели (143,14б).
«Эта страсть хотя 

последняя по времени борьбы с пороками, и по порядку исчисления ставится
последнею, а по 

важности и по времени она первая» (143). Это такая губительная болезнь,
которая «повреждает 

смертоносным расстройством» не один член или его часть, а все тело — ей
заболевают и 

новоначальные, могут заболеть ей и стоящие «почти на верху добродетелей»
(144,143,157,14б). Сила 

ее жестокости хорошо видна в том, «что тот ангел, который за
превосходство блеска и красоты своей 

назван люцифером, низвержен с неба ни за какой другой порок, а за этот»
(144). 

Признаки гордости очевидны: надменность, несоблюдение каких-либо правил
послушания или 

подчинения, упрямство, превозношение, самомнение, самонадеянность,
пренебрежение интересами 

других, холодность к благочестию, даже крикливость в разговоре, «в
молчании досада, в веселии 

громкий, разливающийся смех, в печальном случае неразумная скорбь, в
ответе строптивость, в речи 

легкомысленность... Она не имеет терпения, чужда любви, дерзка для
нанесения оскорблений, а к 

перенесению их малодушна...» (158,159,1б1,162). 

Победить страсть гордости — «этого злейшего духа» — возможно лишь с
помощью благодати 

Божией, милосердия Божия, полагая в основание страх Божий и стяжая
смирение, «которое 

происходит от кротости и простоты сердца» (148,1б2). — Без усилий и
трудов невозможно 

достигнуть евангельского совершенства, но и «одними трудами никто не
может достигнуть 

совершенства без благодати Божией» (150). — На этом победоносном пути
огромное значение имеют 

постоянные размышления о страданиях нашего Спасителя и всех святых, о
том, что «искушающие 

нас обиды столько легче, сколько дальше мы отстоим от их заслуг и
поведения», также о том, «что 

мы через короткое время переселимся из этого века, и по скором окончании
этой жизни мы тотчас 

будем соучастниками их» (164). Последние размышления весьма полезны не
только для истребления 

гордости, но и всех пороков. 

Все восемь страстей, указанных преподобным Кассианом, искушают весь
человеческий род, но 

нападают они не на всех одинаково. «В одном главное место занимает дух
блуда; в другом 

преобладает ярость; в ином властвует тщеславие; а в другом гордость
господствует» (250–251). 

Отсюда вытекает правило, что главное внимание должно направить на
искоренение господствующей 

страсти, той, которой «раболепствуем» (251), «которая больше нападает на
нас» (261). 

Первые шесть страстей (чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль и
уныние) соединены 

между собой неким «сродством», «так что излишество (первой страсти дает
начало последующей». 

Так «от излишества» чревоугодия происходит блуд, от блуда — сребролюбие
и т.д. В подобном же 

порядке надобно и сражаться против них, чтобы вырвать их корни. Так,
чтобы победить уныние, надо 

изгнать печаль, чтобы попрать печаль должно погасить гнев и т.д.
Последние же две страсти 

(тщеславие и гордость) также связаны подобным образом, но только между
собой: тщеславие 

рождает гордость, чтобы истребить гордость надо избавиться от тщеславия.
С первыми шестью 

страстями в таком союзе они не состоят. Более того, «по истреблении тех
эти сильнее плодятся, и по 

умерщвлении тех живее возникают и возрастают». Этим двум страстям
подвергаются особенно тогда, 

когда одержана победа над прочими страстями (246 —247). 

К восьми страстям преподобный Кассиан присоединяет еще два порока:
идолопоклонство и хулу, 

но не ставит их в указанную выше взаимосвязь. О них он лишь
свидетельствует: идолопоклонству и 

хуле «было подвержено множество нечестивых язычников и богохульных
иудеев» (258). 

Таким образом победив сильнейшую страсть, легче одержать победу над
последующими — 

слабейшими. Однако надо остерегаться, чтобы в противоборстве первичной —
главной страсти и не 

обращая внимания на прочие, не быть неожиданно уязвленными и от них
(251). 

Совершенной чистоты достигают тогда, когда помнят, что Бог видит и знает
все не только дела, 

но и самые тайные мысли, и когда верят, что за все сокровенное,
сказанное и сделанное должно будет 

дать отчет на последнем и Страшном Суде (83). 

С победой над страстями прекратятся и происходящие от них пороки, а их
место, с Божией 

помощью при усердии подвижника, займут противоположные им добродетели. О
последнем уже 

упоминалось при рассмотрении творений преподобного Иоанна Кассиана
Римлянина. 

3. БРАНЬ С ДУХАМИ ЗЛА ПО НАСТАВЛЕНИЯМ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА КАССИАНА
РИМЛЯНИНА 

Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей,
против 

мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6,12)


В царство диавола (веельзевула) вступают чрез совершение пороков... Где
царство 

диавола, там, без сомненья, смерть и ад, в котором кто будет, тот не
может 

восхвалять Господа. 

(Из ответа аввы Моисея в изложении преподобного Кассиана. — 177) 

Борьба со страстями есть вместе с тем и борьба с духовными силами зла,
стоящими за ними, и 

другими пороками. Вступившие в борьбу «по внутреннему человеку» и
испытавшие ее не 

сомневаются, что враги спасения «непрестанно наветуют нам», подстрекают
ко злу, 

противоборствуют нашему деланию добра. В этом они имеют некоторую
свободу — «им дана власть 

подстрекать». Но и человеку дана Богом сила отвергать все их действия и,
более того, сокрушать их 

«вредоносную славу» или свободно соглашаться с ними (287,45). 

Действия нечистых духов различны: обольщают людей, насмехаются над ними,
иногда со 

свирепостью жестоко терзают их, потешаются кровопролитиями и войнами,
наполняют сердца 

гордостью, внушают казаться «тщеславными великанами», знаменитыми,
достойными внимания 

всех», или наоборот — униженными, льстивыми, почтительными к высшим
властям. Некоторые из 

них пытаются внушить людям не только ложь, но и страшнейший грех —
богохульство. «Мы, — 

пишет преподобный Кассиан, — были свидетелями этого дела, слышали, что
демон явно сознавался, 

что он чрез Ария и Евномия произвел нечестие святотатственного учения»
(303). Священное Писание 

свидетельствует, что у каждого человека есть два ангела — добрый,
который «ополчается вокруг 

боящегося Бога» (Пс. 33,8; Мф. 18,10), и злой, приступающий к
нечестивому и становящийся 

одесную его (Пс. 108,б) (31б). 

Господь любящим Его и верно Ему служащим иногда посылает искушения —
различные 

трудности, чтобы этими испытаниями или отвлечь их от возможного
увлечения скоропреходящим 

или еще более укрепить и приучить к терпению и прочим добродетелям. От
живущих же только 

интересами земными и погрязающими в пороках Господь отступает, как от
грешников не способных 

к исправлению. Потому-то преподобный Кассиан и скорбит. «Надобно считать
истинно несчастными 

и достойными сожаления тех, которые, оскверняя себя всеми пороками и
преступлениями, не терпят 

явно не только никакого нападения диавольского, но и никакому не
подвергаются искушению, 

соответствующему их делам, и никакому бичу для исправления. Ибо не
заслуживают скорого и 

легкого уврачевания в этом времени те, которых упорство и нераскаянность
сердца, превосходя 

наказание настоящей жизни, собирает им гнев и негодование в день гнева и
откровения праведного 

суда Божия (Рим. 2,5), когда червь их не умрет и огонь их не угаснет
(Ис. 66,24)» (301–302). 

Но допуская воздействие на человека нечистых духов, Господь ограничивает
их способности. 

Они не могут знать наших мыслей, а также не знают приняты ли нами
внушаемые ими греховные 

мысли. Одно и другое они узнают лишь по чувственным — внешним признакам,
«то есть не по 

внутреннему движению, скрывающемуся, так сказать, в мозгах, но по
движениям и признакам 

внешнего человека» (290). Противоборствуя успехам подвижника, они лишь
подстрекают его ко злу, 

но принудить совершить зло не имеют власти (287). А что они не могут
вредить всякому человеку по 

произволу, об этом ясно свидетельствуют библейские примеры. Святой
праведный Иов искушался 

ровно столько, сколько было позволено сие волей Божией. В святом же
Евангелии говорится, что 

злые духи без повеления Спасителя не могли войти даже в стадо свиней,
потому просили: «Если 

выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней» (Мф. 8,31) (295). 

Ограничивая власть искусителя, Господь наш Иисус Христос Своим примером
указал 

действенное средство для борьбы с ним. Отвергая «тщеславного
обольстителя», Он привел изречение 

Священного Писания: «Не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4,7; Втор.
6,16). Этим свидетельством 

«научаемся, — говорит преподобный Кассиан, — что и мы также словами
Священного Писания 

должны противиться лукавым внушениям врага» (577). 

Другим победоносным средством в брани со злой силой служит крестное
знамение, полагаемое 

на себя с благоговением и смиренной молитвой. О преподобном Антонии
Великом сообщается: 

«Когда он стал изображать крестное знамение на челе и на груди своей и
совершать смиренную 

молитву, то свирепые демоны вовсе не смели даже и приблизиться к нему и
без всякого действия 

возвратились к тем (к волшебникам. — К.С.), которые послали их»
(316–317). А сам святой Антоний 

учил: «Демоны никак не могут овладеть чьим-либо духом или телом, не
имеют власти ворваться в 

чью-либо душу, если сначала не лишат ее всех святых помышлений и не
сделают ее пустою и 

лишенною духовного созерцания» (317). 

Для успешной борьбы со злым духом должно все свои помыслы открывать
старцу и следовать 

его советам. «Первые помыслы, внушаемые им, — наставляет преподобный
Кассиан, — немедля 

открывай старцу своему. Ибо если ты не будешь стыдиться открывать их
старцу, то научишься 

сокрушать вредоносную главу его» (45). «Сын мой! — говорил авва Феона
жившему с ним вместе в 

юности иноку Серапиону (впоследствии авва), кравшему сухой хлебец, но
исповедавшему свой 

грех, — признание твое и при моем молчании освободило тебя от этого
плена; открывши свои 

поступки, ты поразил беса, уязвлявшего тебя при твоем молчании» (195).
Авва Пиаммон учит, 

особенно новоначальных, следовать во всем с совершенным смирением
наставлениям старцев; 

принимать их советы в простоте сердца и не исследовать их, не смущаться
ими даже тогда, когда они 

будут непонятны в то время. Именно таким образом стяжается,
вырабатывается духовная опытность, 

необходимая и для борьбы с врагом спасения. «Никогда не придет в
разумение истины тот, кто 

начинает учиться с исследования; потому что враг, видя, что он больше
полагается на суждение свое, 

нежели отцов, легко доводит его даже до того, что ему будет казаться
излишним и вредным даже и 

то, что весьма полезно и спасительно. И хитрый враг так насмеется над
его самонадеянностью, что, 

полагаясь на свое неразумное мнение, он будет почитать для себя святым
только то, что по упорству 

своему ошибочно будет признавать правильным и праведным» (497–498). 

Также должно знать, наставляет преподобный Кассиан, что нечистые духи
покоряются «святости 

верных», снискивающих благодатную силу Божию (317). Авва Иоанн
рассказывал о том, как 

однажды к нему пришел некто «в мирском образе». В это время у него
находился одержимый 

«злейшим демоном» человек, исцелить которого старец не мог. Но как
только вошел мирянин, злой 

дух устрашился и оставил больного. Старец, удивившись столь явной
благодати мирянина, стал 

расспрашивать о его жизни. И когда узнал, что мирянин в продолжение
одиннадцати лет живет с 

женой как с сестрой, сохраняя свое и ее девство, старец воскликнул:
«После сего неудивительно, что 

демон, не слушавший меня, не стерпел присутствия того, коего он не мог
поколебать не только в 

пылкое время юности, но и доселе» (424). 

Но самым действенным средством в брани с духами зла является принятие
Святых Христовых 

таин. Преподобный Кассиан напоминает, что старцами рекомендовалось
причащаться как можно 

чаще, «даже ежедневно». «Мы, — вспоминает преподобный Кассиан слова аввы
Серена, — недавно 

видели, что таким способом был исцелен (одержимый злым духом. К.С.) авва
Андроник и многие 

другие. Ибо враг больше и больше будет нападать на одержимого им, когда
увидит, что он отлучается 

от Небесного Врачевства, и тем злее и чаще будет мучить, чем дольше он
будет уклоняться от 

Духовного Врачевства» (300–301). 

Выйдя из брани с духами зла победителем, подвижник радуется о Господе.
Состояние же злых 

духов Преподобный описывает так: «Нет сомненья, что когда они будут
побеждены нами, то будут 

сокрушены двояким сокрушением, во-первых потому, что люди стремятся к
святости, а они, некогда 

владея ею, потеряли ее и сделались причиною погибели людей; во-вторых
потому, что духовные 

существа бывают побеждены плотяными и земными» (294). 

В борьбе со злыми силами, чтобы не подвергнуться их осмеянию, надо
знать, что они могут 

покоряться и «жертвами нечестивых» или какими-либо другими знаками
«своих близких». 

«Прельстившиеся таким мнением фарисеи также думали, что и Господь
Спаситель этим искусством 

повелевал демонам, говоря: <Он силою веельзевула князя бесовского
изгоняет бесов> (Мф. 12,24), 

именно по той дружбе, по которой волхвы или волшебники чрез призывание
имени его и обрядов 

жертвоприношения, которым он увеселяется, как короткие друзья, имеют
власть над подчиненными 

ему демонами» (317). Подобные явления должно отличать и остерегаться их.


При всех обстоятельствах брани с духами зла, особенно если есть боязнь
их «могущества и 

нападения», надо обращаться к покровительству Божию, усердно просить,
чтобы Господь помог 

одолеть врагов спасения, «о чем говорит Апостол: <Тот, кто в вас
(Христос), больше того (диавола), 

кто в мире> (1 Ин. 4,4). Помощь Его гораздо с большею силою поборает по
нас, нежели сколько 

воюет против нас множество врагов... Итак, верно, что никто не может
быть обольщен диаволом, если 

кто не захочет дать ему согласие своей воли» (287). 

4. МОЛИТВА (ПО ТВОРЕНИЯМ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА КАССИАНА РИМЛЯНИНА) 

Совершенство сердца состоит в непрерывном постоянстве молитвы 

(Из учения аввы Исаака в изложении преподобного Кассиана. — 323) 

В самом начале девятого «Собеседования», посвященного учению о молитве,
преподобный 

Кассиан заявляет, что теперь он намерен, с Божией помощью, исполнить то
обещание, которое дано 

было им еще во второй книге («О ночных молитвах и псалмопении». Глава 9)
«Постановлений 

киновитян» — «сказать о непрестанной молитве» (323). 

Преподобный Кассиан, прежде всего, говорит об условиях «горячей» —
правильной молитвы, а 

затем о ее видах и «действенном проникновении к Богу». В этом его
изложении подчеркивается 

необходимость выработки «непрерывного постоянства» молитвы. 

Молитва должна быть чистой, задушевной или искренней, горячей. Для сего
должно отложить 

всякое земное попечение, убежать от всех развлечений, пустословий или
многословий, от шуток, «а 

более всего надобно исторгнуть с корнем расположение к гневу или унынию
и вовсе истребить 

пагубное разжение плотской похоти и любостяжания» (324). Прежде чем
начать молитву, должно 

привести себя в такое состояние, в каком мы хотим быть во время молитвы.
«Ибо дух наш во время 

своей молитвы необходимо получает настроение от предшествующего
состояния и, молясь, 

возносится к небесному, или погружается в земное теми же помыслами,
какими занимался пред 

молитвою» (365). 

Во время самой молитвы не надо стараться извлекать слезы, если они не
текут сами собой. 

Искусственное исторжение плача приземляет молящегося, погружает вниз,
низводит с небесной 

высоты, «на которой изумительный дух молящегося неуклонно должен быть
утвержден» (343). Авва 

Антоний о стоянии на молитве говорил: «Не совершенна та молитва, в
которой монах сознает себя, 

или то самое, что молится». Преподобный Кассиан называет это мнение аввы
«небесным», 

подчеркивая этим самым необходимость устремления молящегося к Небу всем
своим существом 

(343–344). 

Представить все виды молитв невозможно без «чистоты сокрушенного сердца
и просвещения 

Святого Духа». Их столько, сколько и состояний души. По мере преуспеяния
в чистоте меняется и 

вид молитвы. Иначе молятся в веселии и иначе в печали, иначе — в
безопасности и иначе — в 

спокойствии, иначе — при мысли о Страшном Суде и иначе — при желании и
надежде на будущие 

вечные блага... (329–330). 

Но при всех обстоятельствах подвижник однозначно должен вырабатывать
«непрерывное 

постоянство» молитвы, ибо в этом путь к совершенству сердца. «Как все
добродетели стремятся к 

совершенству молитвы, так и сами они не могут быть твердыми и
постоянными, если не будут 

соединены и скреплены оною. Как без добродетелей нельзя вполне
приобресть постоянного 

молитвенного покоя, так и без этого покоя невозможно в точности
исполнить добродетелей, 

споспешествующих оному» (323-324). На этом пути «непрерывного
постоянства» большое значение 

имеет та молитва, с которой обращался к Богу псалмопевец Давид: «Боже, в
помощь мою вонми, 

Господи, помощи ми потщися» (Пс. б9,2). (См. о сем и выше: в изложении
содержания девятого и 

десятого «Собеседований»). Эта молитва, исполненная горячей любви и
расположения, не допускает 

в унынии до отчаяния в средствах спасения, а в веселии — до
превозношения, утверждает в 

благодати смирения и простоты, сохраняет полноту духовных чувств,
ограждает сонмом Ангелов, 

служит непреоборимой стеной для всех страстей и действий злых духов. Она
полезна и необходима 

«во всяком состоянии». «Итак, молитва этого стишка с неослабным
постоянством должна быть 

изливаема, чтобы избавиться от несчастий, а в счастии сохраниться от
превозношения. Размышление 

об этом стишке, говорю, постоянно должно обращаться в твоей груди. Во
всяком деле, или служении, 

или в пути не переставай воспевать его, и размышлять о нем и во время
сна и во время обеда, и в 

последних потребностях природы. Это размышление сердца, сделавшись для
тебя как бы 

спасительным образцом, не только сохранит тебя невредимым от всякого
нападения демонов, но и 

освободив от всех пороков земной нечистоты, приведет тебя к невидимому,
небесному созерцанию и 

сообщит неизреченную и немногими испытанную горячность молитвы. Засыпай
с размышлением об 

этом стишке, пока чрез постоянное упражнение в этом привыкнешь воспевать
его даже и во сне. По 

пробуждении пусть он первый встречается тебе; во время бодрствования,
пусть он предваряет все 

помышления; когда встаешь с постели, пусть он заставляет тебя преклонить
колена, отсюда пусть 

ведет тебя на всякую работу и дело, пусть он сопровождает тебя во всякое
время; ты будешь 

размышлять о нем по заповеди законодателя (Втор. 6), сидя в доме, ходя
по пути, засыпая и 

пробуждаясь; напишешь его на пороге и дверях твоих; и поместишь его на
стенах твоего дома и во 

внутренних покоях твоей груди, так чтобы у тебя было это возвышенное
пение, когда кланяешься на 

молитве, когда поднимаешься и когда приступаешь ко всякому необходимому
употреблению жизни, 

пусть будет эта готовая и постоянная молитва» (35б-361). 

Существует четыре вида или рода молитв, указанных святым апостолом
Павлом: Молитвы, 

моления, прошения и благодарения. — «Молю убо прежде всех творити
молитвы, моления, 

прошения, благодарения» (1 Тим. 2,1). — Молитва — это «умилостивление за
грехи», посредством 

которого испрашивается прощение за сегодняшние или прежние беззакония.
Моление есть «просто 

обет» Богу в чем-либо. — «Если принесешь моление (обетное) Богу, — учит
Преподобный, — не 

умедли исполнить его». — Прошение — это молитва за других или «о мире
всего мира». 

Благодарение — выражение чувств «в неизглаголанном восторге» за Божии
благодеяния. Все 

упомянутые четыре вида молитв необходимы и полезны всякому человеку. Но
по причине 

различного душевного состояния первый вид более приличен начинающим,
которые еще уязвляются 

«воспоминанием своих пороков». Второй — тем, которые, преуспевая в
добродетелях, поднялись на 

ступень духовного совершенства. Третий — тем, которые «по любви и
снисхождению» 

ходатайствуют за других. Наконец, четвертый вид свойствен тем, которые
исторгли из своих сердец 

терния пороков и «чистым умом созерцают милости и щедроты Господни»
(330–333). 

Господь наш Иисус Христос Своим примером освятил эти четыре вида молитв.
Он приносил 

молитву, когда говорил: «Отче, аще возможно есть, да мимо идет от Мене
чаша сия» (Мф. 26,39). 

Моление выразил в таких словах: «Аз прославих Тя на земли, дело
соверших, еже дал еси Мне, да 

сотворю» (Ин. 17,4). Прошение - в обращении к Богу Отцу: «Отче, отпусти
им: не ведят бо, что 

творят» (Лк. 23,34). Благодарение — в словах: «Отче, хвалу Тебе воздаю,
яко услышал Мя еси: Аз же 

видех, яко всегда Мя послушаеши» (Ин. 11,42). Примеры эти показывают,
что каждый вид молитвы 

можно творить отдельно. «Впрочем, в совершенной молитве они могут и
соединяться, чему также 

научает пример Господа нашего, представленный в той пространной молитве,
которую читаем в 

Евангелии Иоанна (гл. 17)» (334). 

Краткое изображение состояния молитвенника на возвышеннейшей и
совершеннейшей ступени, 

когда он, объятый пламенной любовью к Богу, беседует с Ним, как сын с
Отцом, дает преподобный 

Кассиан в изъяснении содержания молитвы Господней. 

Обращение: «Отче наш, Иже еси на небесех» показывает, что молитвенник
исповедует свой 

переход из состояния рабства в состояние сыновства; отрывается от земной
жизни, уводящей далеко 

от Бога, и стремится в Небесную Обитель Отца; свидетельствует, что не
позволит себе ничего такого, 

что сделало бы его недостойным «высокого всыновления» (335). 

Достижение высокой степени сынов Божиих тотчас обнаруживается в
свойственной добрым 

детям любви, которая понуждает их искать славы Отца, а не своей пользы.
Потому-то во втором 

прошении и говорится: «Да святится имя Твое». В этом прошении мы как бы
следующее говорим: 

«Отче сделай нас такими, чтобы мы могли разуметь величие Твоей святости,
или удостоиться 

приятия оной, или, лучше, да открывается святость Твоя в духовной жизни
нашей». А это 

исполняется только тогда, когда люди «видят добрая дела наша, и
прославляют Отца нашего, Иже 

есть на небесех» (Мф. 5,16) (335-336). 

Вторым прошением чистый ум умоляет: «Да приидет царствие Твое», пусть
скорее придет 

«царствование Христа во святых», да прекратится власть злой силы и да
истребятся смрадные 

пороки, пусть владычествуют благоуханные добродетели, наипаче —
спокойствие и смирение. Есть 

здесь и просьба о Вечном Царстве, которое обещано сынам Божиим (336). 

Устремленные к царству Божию взоры взывают в третьем прошении: «Да будет
воля Твоя, яко на 

небеси и на земли». Слова эти значат: «Да будут люди подобны Ангелам, и
как они исполняют волю 

Божию на небе, так и все живущие на земле, да творят не свою, а Его
волю». Можно понимать их еще 

и так: «Отче! Чрез познание Тебя да спасутся все живущие на земле,
подобно тем, которые 

пребывают уже на небе». Прошение сие произносят с полным чувством лишь
те, которые веруют, что 

Бог все «устрояет к нашей пользе» (337). 

Словами четвертого прошения: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь»
испрашивается тот 

«превосходящий все твари высокою своею святостью» «Хлеб», без которого
невозможно «ни одного 

дня продолжать духовной жизни». Кто не принимает его сегодня — «днесь»,
«тот не возможет 

причаститься его и в будущей жизни» (337–338). 

Пятое прошение: «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником
нашим» 

обязывает быть милостивыми к ближним, если есть желание быть и самим
помилованными. Нам 

отпустится столько, «сколько мы отпустим тем, кои причинили нам
какой-либо вред своею злостью». 

«Суд без милости будет несотворшему милости» (Иак. 2,13) (338–339). 

Наконец, последние два прошения (шестое и седьмое): «И не введи нас во
искушение, Но избави 

нас от лукаваго» означают не то, что «не попусти нам когда-либо
искуситься», а «не допусти нам 

быть побежденными в искушении», не допусти «искуситься от диавола сверх
нашей силы, но 

«сотвори со искушением и избытие, яко возмощи нам понести» (1 Кор.
10,13)» (339). 

Молитва Господня своим содержанием обнимает все необходимое для духовной
— 

совершеннейшей жизни. Потому преподобный Кассиан свои благодатные
размышления о ней 

завершает так: «Видите, какой образ молитвы предложен нам от самого
Судии, Коего мы должны 

умолять оною. Здесь нет прошения и даже воспоминания ни о богатстве, ни
о почестях, ни о власти и 

силе, ни о телесном здравии, или временной жизни. Творец вечности не
хочет, чтобы мы просили у 

Него чего-нибудь суетного, маловажного и временного. Итак, тот нанесет
величайшее оскорбление 

Его величеству и благости, кто, презрев сии вечно благие прошения,
захочет умолять Его о чем-либо 

скоропреходящем и тленном; такой человек маловажностью прошений скорее
навлечет на себя 

негодование Судии своего, нежели привлечет Его благоволение» (339–340). 

Если так молиться, как научил Господь наш Иисус Христос, то молитва
будет услышана. «Вот 

какое дерзновение мы имеем к Нему, — пишет святой апостол Иоанн Богослов
в одном из своих 

Соборных посланий, — что, когда просим чего по воле Его, Он слушает нас»
(1 Ин. 5,14). И это 

потому, рассуждает преподобный Кассиан, «что иногда просим противного
нашему спасению, и 

потому Бог, правильнее, истиннее нас знающий нашу пользу, справедливо
отказывает нам в том, чего 

просим» (347). Преподобный указывает ряд причин, обусловливающих
услышание Богом молитв. На 

одно из первых мест ставится им крепкая вера в милосердие Божие и
надежда на исполнение 

просимого. Сомнение недопустимо. «Настолько молящийся удостаивается быть
услышанным и 

получить, насколько будет верить, что Бог на него взирает, или может
исполнить просимое» (344). К 

действенности молитвы также служат: согласие двоих или троих просить о
каком-либо деле (Мф. 

18,19); неослабное, неотступное, частое повторение молитв (Лк. 11,8) (к
сему Преподобный 

«неослабно» возвращается, призывая часто молиться, хотя и кратко, «чтобы
при нашем протяжении 

враг наветник не мог всевать что-нибудь в наше сердце». — 348–349);
сопровождение молитвы 

делами милосердия и, вообще, исправление жизни (Сирах. 29,15; Ис. 58,9).
Иногда споспешествуют 

услышанию молитвы и «чрезмерные несчастья» (344–345). «Итак видите, —
завершает преподобный 

Кассиан свои размышления о причинах услышания молитвы, — сколькими
способами снискивается 

благодать услышания, так что никто для испрошения спасительных и вечных
благ не должен 

предаваться отчаянию от сознания своей греховности. Ибо смотря на свое
убожество, положим, что 

мы вовсе не имеем всех вышеупомянутых добродетелей, ...но неужели не
можем иметь и 

неотступности, которая всякому желающему удобна? Ради ее одной Господь
обещал дать все, что 

будет просимо. Потому без колебания неверием надобно быть настойчивым в
молитвах и не надобно 

сомневаться, что постоянством их получим все, что будем просить у Бога»
(345). 

Словами наставлений о непрестанности и неотступности молитвы преподобный
Иоанн Кассиан 

начинает свое учение о молитве и ими же заканчивает. 

5. ПРЕПОДОБНЫЙ ИОАНН КАССИАН РИМЛЯНИН О ДУХОВНОЙ РАССУДИТЕЛЬНОСТИ И
ДУХОВНОМ 

ЗНАНИИ 

Не безумно ли думать, что не требует учителя труднейшая из всех наук,
наука 

духовная? (Из наставлений аввы Серапиона в изложении преподобного 

Кассиана. — 196) 

Раскрытию тем о духовной рассудительности и духовном знании преподобный
Иоанн Кассиан 

посвящает два «Собеседования Египетских подвижников» — второе (аввы
Моисея) и четырнадцатое 

(аввы Нестероя). Хотя они отделены в последовательном порядке другими
«Собеседованиями», но по 

своему содержанию, характеру весьма близки. 

Говоря о д у х о в н о й р а с с у д и т е л ь н о с т и (или даре
размышления), преподобный Кассиан 

хочет выяснить ее «превосходство, высоту и пользу» (187, 188). Она есть
«величайший дар 

Божественной благодати». Приобрести ее одним человеческим тщанием
невозможно (189). Это как 

бы некий укрепленный, главный город «между другими добродетелями» (187).
И более того — «она 

есть матерь, хранительница и управительница всех добродетелей» (191). 

Так высоко ставил дар рассудительности, по сообщению преподобного
Кассиана, святой Антоний 

Великий. Однажды к этому блаженному подвижнику пришли в пределы Фиваиды
старцы для 

рассуждения о совершенстве. Собеседование продолжалось с вечера до утра.
Каждый излагал свое 

мнение. Одни говорили, что самая большая добродетель, которая удобнее
может приблизить к 

Богу, — ведет прямым путем на верх совершенства, — это усердие к посту и
бдению; другие видели 

ее в нестяжательности; иные ставили ее в отшельничестве; некоторые — в
исполнении обязанностей 

любви, или человеколюбия... Выслушав всех, преподобный Антоний сказал:
«Все это, о чем вы 

говорите, нужно и полезно ищущим Бога и желающим придти к Нему. Но всем
этим добродетелям 

отдать первенство не позволяют бесчисленные опыты и падения многих. Ибо
некоторые часто 

жестоко сокрушали себя постом и бдением, пребывали в пустынном
уединении, доходили до такой 

нестяжательности, что не оставляли себе и на один день пищи, и до того
исполняли долг милостыни, 

что не оставалось у них имения для подаяния. Но после всего этого они
жалким образом уклонились 

от добродетели и впали в порок. Что же было причиною их прельщения и
падения? По моему 

мнению, не иное что, как недостаток в них рассудительности» (189–190). 

Сущность рассудительности усматривается в исследовании всех мыслей и дел
человека, в 

отлучении и отстранении всякого зла и неугодного Богу дела, в удалении
от всякого обольщения. Она 

учит избирать в подвиге золотую середину — идти срединным путем,
удаляться крайностей с одной и 

другой стороны — не обольщаться чрезмерным воздержанием и не поддаваться
расслаблению, 

нерадению. В святом Евангелии дар различения называется «глазом и
светильником души». Господь 

говорит: «Светильник для тела есть око. Если око твое будет чисто, то
все тело твое будет светло. 

Если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно» (Мф. 6,22–23)
(190). Духовная 

рассудительность — это «крепкая пища», свойственная тем, «которые
навыком приучили чувства к 

различению добра и зла» (191). Очевидно, что дар рассудительности или
мудрости есть духовная 

опытность, способная предусмотреть возможные последствия от тех или иных
намерений; есть, 

своего рода, опытный облагодатствованный хозяин, с умением пользующийся
необходимыми 

средствами и материалом для созидания нашего «внутреннего дома» (191). 

Так как духовная рассудительность имеет большое значение и так как
недостаток ее ведет 

подвижника к прельщениям и падениям, то ее необходимо приобретать. Хотя
она и является даром 

Божиим, но и со стороны спасающегося требуется усилие и тщание к его
получению. Приобретается 

истинная рассудительность истинным смирением, «коего первым
оказательством» есть исповедание 

старцам не только всех своих дел, но и мыслей, а вслед за этим — полное
подчинение их советам 

(194). Впрочем преподобный Кассиан оговаривает, что авва Моисей не
рекомендует открывать свои 

помыслы «кому бы ни случилось», а лишь духовным старцам, не сединами
убеленным, а имеющим 

рассудительность. «Ибо многие, смотря на старость лет и открывая свои
помыслы, вместо исцеления, 

по неопытности духовников впали в отчаяние» (196). «Итак, — призывает
преподобный Кассиан, — 

всею силою и со всем тщанием мы должны стараться смирением приобрести
себе благий дар 

рассудительности, которая может сохранить нас невредимыми от
чрезмерности с обеих сторон. Ибо, 

как говорят отцы, крайности с той и с другой стороны равно вредны»
(199). 

Примеры человеческих «искусств и наук» показывают, что даже там, где мы
видим, слышим и 

осязаем, необходим для нашего преуспеяния учитель. Тем более он
необходим в труднейшей из всех 

наук — в духовной науке, невидимой, сокровенной, созерцаемой лишь
чистотой сердца. А знать ее 

нужно, ибо незнание духовной науки наносит не временный удар, а вечную
гибель душе, вечную 

смерть. Духовная наука «ведет днем и ночью брань не против видимых, но
невидимых и свирепых 

врагов, не против одного или двоих, но против бесчисленного полчища, от
которого падение тем 

гибельнее, чем злее враги и скрытнее нападение» (196). Эти мысли служат
как бы связующим звеном 

между духовной рассудительностью и д у х о в н ы м з н а н и е м . 

Если в наставлениях преподобного Кассиана о рассудительности на первое
место ставится 

действие Божие, благодать Божия, то в размышлениях о духовном знании на
первое место 

выдвигается активность человека, хотя, разумеется, при всех
обстоятельствах не исключается 

благодатная помощь. 

Знание бывает двоякое: 1) практическое, направленное к исправлению
нравов, к очищению от 

пороков, и 2) теоретическое, состоящее в созерцании «Божественных
предметов» и в познании 

«сокровеннейших истин» (420). Такой порядок в знании не случаен у
преподобного Кассиана. 

Преподобный считает, что прежде всего с прилежанием надо приобресть
деятельное знание. Без него 

созерцательное знание приобрести невозможно. «Напрасно стремится к
созерцанию Бога тот, кто не 

уклоняется нечистоты пороков. Ибо Дух Божий удалится от лукавства и не
будет обитать в теле, 

порабощенном греху (Прем. 1,4-5)» (420–421). 

Само деятельное знание проявляется двояким образом: а) в познании
свойств пороков для 

уврачевания от них и полного изгнания; б) в приобретении добродетелей -
в «наблюдении порядка 

добродетелей», чтобы «дух наш усовершался в них» (421). В связи с этим
оно многогранно — 

«простирается на многие знания и занятия» (425). Одни видят деятельную
жизнь в стяжании чистоты 

сердца в пустынном безмолвии, другие — в странноприимстве, иные — в
попечении о больных, 

бедных, угнетенных... Отличиться во всех добродетелях одному человеку
невозможно. Если бы он 

пожелал всех их вместе приобрести, то непременно впал бы в то, «что
когда погонится за всеми, 

никакой вполне не достигнет, и от этой перемены и разнообразия больше
потеряет, нежели 

преуспеет». Потому-то преподобный Кассиан дает четкое указание идущему к
Богу: «Всякий должен 

с неуклонным вниманием к своему течению совершать тот путь, который
однажды избрал, чтобы 

быть совершенным в каком-либо звании» (422–423). 

Теоретическое или созерцательное знание обнаруживается в историческом
(буквальном) 

толковании Священного Писания и в таинственном (духовном) разумении его
(425). Преподобный 

Кассиан предупреждает, что надо быть скорым на слышание, но медленным на
слова. «Ибо иное 

иметь развязность на словах, а другое — проникать в сущность небесных
глаголов и чистым оком 

созерцать глубокие и сокровенные тайны» (428, 429). 

Для достижения «истинного знания Священного Писания» необходимо
приобресть самое 

главное — «непоколебимое смирение сердца, которое усовершением в любви
приведет тебя не к тому 

знанию, которое надмевает, а к тому, которое просвещает» (429).
Неразрывно с этим приобретением 

соединено постоянное чтение Священного Писания, размышление над ним и
прилежное заучивание 

его напамять» (430). 

Уразумев «тайны Божественного Писания» подобает сообщать их другим —
«тем, которые в 

раскаянии о прежних делах угнетаются печалью и скорбью» (438). Сообщение
это должно быть 

умеренным — мало-помалу, ибо сердцем действительнее воспринимается то,
что «без чрезмерного 

утомления тела внушается ему» (439). 

Бесплодным духовное учение бывает по двум причинам: или учащий «сам не
испытал» того, что 

предлагает, или слушатель подвержен порокам. В первом случае слова будут
пустым звуком, во 

втором — ожесточенное сердце не воспримет «спасительного, святого учения
духовного мужа» (439). 

«Итак, — утверждает преподобный Кассиан, — когда по этому учению, этим
порядком будешь 

достигать духовного знания, то, без сомнения, будешь иметь, как мы
сказали, не бесплодное, не 

бездейственное, но живое и плодоносное учение» (437). 

Не преминул Преподобный отметить и то, что и злые люди достигают красоты
речи, искусства 

состязания, но «в сущность Священного Писания, в сокровенный духовный
смысл проникать не 

могут» (435). Духовное, истинное знание — это знание особое. От учености
мирской, «которая 

осквернена нечистотою плотских пороков», она настолько отличается, что
«иногда удивительно 

процветало даже в некоторых незнающих языков и почти неграмотных» (436).


Достигнув, с Божией помощью, возможных для человека духовной
рассудительности и 

духовного знания, и стараясь донести сие и до других, надо и в этом
состоянии быть на страже. 

Поэтому преподобный Кассиан свои рассуждения заканчивает призывом,
который так же 

назидателен, как и все другие его наставления. «Итак, — зовет он, — со
всей осторожностью, сколько 

можешь, чтобы не увлекаться любовью к суетной славе, чтобы ты мог быть
участником того, кого 

восхваляет пророк, кто «серебра своего не отдает в рост» (Пс. 14,5). Ибо
всякий, кто слова Божии, о 

которых говорится: «слова Господни — слова чистые, серебро очищенное от
земли в горниле, семь 

раз переплавленное» (Пс. 11,7), преподает по любви к людской похвале,
серебро свое отдает в рост, и 

за эту похвалу не только не заслужит никакой награды, но еще
подвергнется наказанию. Ибо он для 

того хотел расточать сребро Господне, чтобы от этого получить себе
временную награду, а не для 

того, чтобы Господь, как написано (Лк. 19,23), пришедши получил Свое с
прибылью» (438). 

Этим призывом Преподобного можно завершить и данное обозрение. 

6. ХРИСТИАНСКОЕ ДРУЖЕСТВО В ПОНИМАНИИ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА КАССИАНА
РИМЛЯНИНА 

Полное и совершенное дружество может пребывать только между совершенными
мужами и одинаковой 

добродетели 

(Из ответа аввы Иосифа иноку Герману — другу преподобного Кассиана. —
450) 

Теме «О дружестве» преподобный Иоанн Кассиан отводит лишь одно
«Собеседование» аввы 

Иосифа (в порядке «Собеседований Египетских подвижников» под номером
шестнадцатым). По 

объему оно небольшое (всего 19 полных страниц — 448–467), но по
содержанию многозначительно. 

В человечестве существует множество различных родов дружбы, как различны
и сами люди. Есть 

дружба по родству («на законе кровности»), по общности занятий,
профессии, должностей, чинов, 

наук, искусств, по воинской службе, по инстинкту самой природы и даже по
злодеяниям... Но 

большинство из этих дружб имеет конец, или временные разрывы, и редкая
из них длится всю жизнь. 

«Ибо часто прерывает и разделяет их расстояние мест, забвение от времени
и другие причины. Ибо 

как они обыкновенно приобретаются разными союзами или корысти, или
похоти, или сокровности и 

разных потребностей и расстроиваются по случаю встретившегося
какого-либо раздора» (448–449). 

Среди этого множества есть, однако, единственная дружба, которая не
имеет конца — не 

пресекается ни расстоянием, ни временем, ни другими обстоятельствами, ни
самой смертью. Это та 

дружба, которая обусловлена «одинаковым совершенством и добродетелью
друзей». Скрепленный 

этим условием союз вечен. Если же бывает так, что наступает охлаждение
между сторонами, 

«которые хотя из горячей любви ко Христу были связаны дружеством», то
объясняется это тем, что 

равного усердия сторон не было. «Хотя оно одним великодушно и неутомимо
поддерживалось, 

однакож малодушием другого необходимо прерывалось» (449). 

«Если и вы, — обращается блаженный Иосиф к преподобному Кассиану и иноку
Герману, — 

желаете сохранить (дружество) ненарушимо, то вам надобно стараться...» и
дальше указывается, в 

чем должно проявляться это старание и на чем основываться (450). 

Отмечается шесть оснований «истинного дружества». 

Первое основание лежит в отказе от земного богатства и всякого
«вещизма». Ступивший на это 

основание восстанавливает то единство, какое свойственно было
первохристианской общине. «У 

множества уверовавших было одно сердце и одна душа, и никто ничего из
имения своего не называл 

своим, но все у них было общее» (Деян. 4,32) (451–452). 

Второе основание усматривается в ограждении и даже отсечении своей воли
во имя последования 

мнению ближнего. Взошедший на сию ступень подражает Спасителю, своему
Господу и Владыке, 

Который от лица воспринятого им человека говорит: «Я сошел с небес не
для того, чтобы творить 

волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца» (Ин. 6,38) (451–452). «Законом
предписывалось, чтобы 

никто из нас не доверял больше своему суждению, нежели братнему, если не
хотел никогда быть 

поруганным диавольской хитростью» (454). 

Основание третье заключается в знании и крепком памятовании того, что
должно предпочитать 

всему — даже полезному и необходимому — мир и любовь. Стоящий на этой
твердыне не опечалит 

чем-либо брата, зная драгоценность блага мира и помня слова Господа: «По
тому узнают, что вы Мои 

ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13,35) (451–452). 

Четвертое — видится в том, что гнев не допустим по всем причинам —
справедливым и 

несправедливым. Укрепившийся на сем основании руководствуется
рассудительностью и все 

движения гнева усмиряет, по слову Соломона: «Глупый весь гнев свой
изливает, а мудрый 

сдерживает его» (Притч. 29, 11). Он контролирует не только свои дела,
слова, но и расположение 

духа, ибо знает, что Богом вменяется в вину и желание, и намерение.
Свойство же гнева таково: 

«Сдерживаемый он ослабевает и утихает, а обнаруживаемый более и более
разгорается» (451, 465, 

462, 459, 466). 

Пятое основание состоит в уврачевании гнева брата на созидающего
дружество. Утвержденный 

на сем знает, что гнев гибелен не только на брата, но в равной мере и
гнев брата на него. «По какой 

причине допустит оставаться в себе или в другом скорби тот, кто вполне
убежден, что не может быть 

справедливых причин гибельной гневливости непозволенной, и как может
молиться, когда брат 

сердиться на него, все равно как если бы сам он сердился на брата
своего, всегда содержа в 

смиренном сердце изречение Господа Спасителя: «Если принесешь дар твой к
жертвеннику, и там 

вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар
твой пред жертвенником, и 

пойди, и прежде примирись с братом твоим, и тогда прииди и принеси дар
твой» (Мф. 5,23–24). 

Никакой пользы не будет, если ты хоть уверяешь, что не гневаешься, и
думаешь, что исполняешь эту 

заповедь: «Солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4,26), и: «Кто
гневается на брата своего 

напрасно, тот подлежит суду» (Мф. 5,22), а скорбь другого, которую мог
бы укротить своею 

кротостью, по упорству сердца пренебрегаешь» (451, 452, 457–458). 

Последнее — шестое основание находится в памятовании смертного часа, в
неизвестности 

переселения из этого мира. Сие надежно не только для сохранения
ненарушимого дружества, но и для 

истребления всех пороков и приобретения добродетелей. «Как может и самую
малую скорбь иметь на 

брата тот, кто верит, что он в каждый день во всякое время может
переселиться из этого мира?» (451, 

453). 

Под всеми же основаниями дружества и над ними лежит и возвышается
исполнение воли Божией. 

Если каждый исполняет не свою волю, а единую волю Божию, то не только
прекращаются все 

несогласия и раздоры, но вырываются с корнем и причины их, а в братстве
господствует любовь, 

которая по своему существу и есть единство воль (450). 

Важно, что преподобный Кассиан, когда говорит о любви, то указывает и
разные ее степени. Есть 

любовь, которая оказывается всем людям, в том числе и врагам (Мф. 5,44;
Гал. 6,10). А есть 

«сердечное расположение», оказываемое лишь связанным одинаковостью
нравов, общностью 

добродетелей, хотя само «расположение» многогранно: иначе любят
родителей, иначе детей, братьев, 

сестер, супруги друг друга... «Это есть истинно упорядоченная любовь,
которая, не имея ненависти 

ни к кому, некоторых больше любит по праву заслуг, и которая хотя любит
вообще всех, однакож 

отличает тех, которых должно любить с особенным расположением; опять и
между теми, которые 

пользуются высшею, особенною любовью, она отличает некоторых, которые
пользуются еще 

большим расположением пред прочими» (456–457). 

Все указанные основания дружества приводят к одному выводу: «У Бога
сходство нравов, а не 

соединенное местожительство соединяет братий; и никогда не может
ненарушимо сохраняться мир 

там, где бывает разность волей» (450). 

Став на эти основания, христианин непременно воздвигнет крепкое здание
истинной — вечной 

дружбы. 

7. БЛАГОДАТЬ БОЖИЯ ПО ВОЗЗРЕНИЮ ПРЕПОДОБНОГО ИОАННА КАССИАНА РИМЛЯНИНА 

Благодать Божия всегда направляет волю нашу в добрую сторону и 

вспомоществует во всем так, что иногда и от нас требует или ожидает 

некоторых юдусилий (Преподобный Кассиан. — 413) 

Ко времени преподобного Кассиана сложилось два противоположных взгляда
на действия 

благодати Божией и активность человека в деле его обращения к вере и
спасению — блаженного 

Августина, епископа Иппонского и Пелагия (ересь пелагиан). Блаженный
Августин учил, что человек 

в естественном — падшем состоянии как будто вовсе не может совершить
чего-либо сообразного с 

Божией волей и за него все делает одна благодать. Пелагианство же
отрицало благодать как 

Божественную силу и все усваивало свободному произволению человека.
Преподобный Кассиан 

смягчает резкость взгляда блаженного Августина и избегает заблуждений
пелагиан. По существу он 

мыслит правильно о взаимоотношении благодати и свободы, хотя и говорит
больше о значении 

действий благодати Божией. Но и в этом случае у него никогда благодать
Божия не 

противопоставляется свободе. 

К теме о благодати Божией преподобный Кассиан возвращается неоднократно,
но, по-

преимуществу, изложил учение о сем в тринадцатом «Собеседовании» — «О
покровительстве 

Божием (или о том, как благодать Божия содействует совершению добрых
дел)». 

Исходя из апостольских слов: «Даяй семя сеющему, и хлеб в снедь да
подаст, и умножит семя 

ваше, да возрастит жита правды вашея» (2 Кор. 9,10), преподобный Кассиан
учит, что Бог «и 

начинает в нас добродетель, и совершает ее» (403). Промысл Божий
«непрестанно предваряет нас» 

(407). Сама чистота целомудрия, столь важная в духовной жизни, «подается
по милости благодати 

Божией» (385). Благодать служит «первой причиной» «дарования исцелений
для изгнания бесов» 

(440, 439). Она же и сопутствует при всяком добром деле. «Усилия
трудящегося, без помощи Божией, 

ничего не могут совершить» (402). Сам собою человек может желать
добродетели, но чтобы эти 

желания осуществить, нуждается в Божией помощи, подобно тому, как и
больному для 

выздоровления недостаточно одного желания (408). (См. также: 216–222). 

Но при действии благодати Божией требуется приложение усилий и со
стороны человека. 

«Нельзя думать, чтобы Бог не дал человеку желания и возможности делать
добро, ибо иначе не дал 

бы ему свободного произволения, если бы он мог желать и делать только
зло» (410–411). Благодать 

непрестанно влечет нас к добру, а мы должны со смирением ей покоряться,
«чтобы, противясь ей, не 

услышать того же, что сказано было иудеям чрез Иеремию: <Еда падаяй не
востает, или отвращаяйся 

не обратится> (Иер. 8,4). <Почто отвратился народ сей в Иерусалиме
отвращением упрямым? Они 

ожесточили выи свои, не хотят обратиться> (ст. 5)» (403). Промысл Божий
не только предваряет нас, 

но и «сопутствует нам» (407), а чтобы кто-то нам сопутствовал — надо
самим идти. Чистота 

целомудрия от милости Божией, но стяжающему ее вменяется в обязанность
строгость воздержания: 

голод, жажда, бдение, постоянный труд, неослабное усердие в чтении.
«Всякий пусть знает, что он 

должен неутомимо упражняться в этих подвигах», хотя бы для того, «чтобы
ради скорби их 

приклонив милосердие Божие, удостоиться, по Божественному дару,
освободиться от брани и 

господства преобладающих страстей» (385). Благодать исцелений даруется
«избранным и праведным 

мужам за их святость» (440). Ленивым земледельцам, не старающимся
«обрабатывать сохою свою 

землю, Бог не дает обильного плода» (402)... И искушения, полезные для
добродетели, посылаются 

Богом в той мере, в какой может «вынести добродетель искушаемого» (414).
Господь, 

«покровительствуя тем, коих веру хочет искусить, оставляет место и
собственным их силам и воле 

(для заслуги), и искушает только тех, кои могут вступить в борьбу с
искусителем» (415). Из примера 

сотника, о котором повествует святой апостол Матфей в восьмой главе
своего Евангелия, видно, что 

и сама великая вера восхваляется Господом как заслуга человека. «Если бы
сотник имел такую веру 

не от себя, то Христос напрасно хвалил бы то, что Сам дал, и Он сказал
бы: <Я не дал такой веры и 

Израилю>» (414–415) (В св. Евангелии сказано: «И в Израиле не нашел Я
такой веры». — Мф. 8,10). 

«Мы, — утверждает преподобный Кассиан, - должны с неослабным старанием и
ревностью 

устремляться к подвигам добродетели и непрестанно упражняться в оных,
дабы по недостатку 

преспеяния тотчас не последовало оскудение. Ибо в одном и том же
состоянии ум не может 

пребывать, т.е. чтобы не получал приращения в совершенстве добродетелей,
или не терпел ущерба в 

оном. Ибо не приобресть значит утратить: поелику оставляющий желание
преуспевать в 

совершенстве не далек от опасности потерять оное» (277). «Изменению
подлежат» даже высшие 

силы — небесные. Это явствует уже из того, что растлевшие свою волю
отпали от их числа. «Ибо 

иное значит иметь неизменяемую природу, и иное — приобресть качество
неизменяемости 

собственным старанием и силою добродетели, при содействии благодати
неизменяемого Бога» (278). 

(Ср.: 287). 

Таким образом необходим неослабный подвиг. Однако здесь может случиться
и опасность - 

переоценка своих трудов, завышенное мнение о них. «Человек не должен
мечтать, что будто его 

труды привлекают благодать Божию, и что будто потому Бог благословляет
его обилием плодов, что 

он трудится. Чтобы истребить в себе эту гордость, пусть он представит
себе, что если бы Бог не 

укреплял его, то он не мог бы и трудиться, и что если бы милосердие
Божие не споспешествовало его 

действиям, то и желание, и силы его остались бы без действия» (402–403).
Подобает помнить, что 

«благодать Божия всегда дается даром, потому что за малые наши усилия
воздает нам бессмертием и 

нескончаемым блаженством с неоценимою щедростью» (413). Как бы «ни были
велики труды 

человеческие, все они не могут быть равны будущей награде и не могут
сделать благодать не туне 

даемою» (414). 

Итак, в деле нашего спасения «участвует и благодать Божия и свободное
произволение наше» 

(408). «Решительно утверждаю мнением не моим, — заявляет преподобный
Кассиан, — а старцев, что 

вовсе невозможно достигнуть евангельского совершенства без усилий и
трудов; также и этими 

одними трудами никто не может достигнуть совершенства без благодати
Божией. Ибо как мы 

говорим, что человеческие усилия сами по себе не могут достигнуть
совершенства без помощи 

Божией, так утверждаем, что только трудящимся и старающимся оказывается
милосердие и благодать 

Божия» (150). Творец мира возбуждает в человеке желание добра, но
«человек по свободному 

произволению может стремиться и к противному». Господь помогает в
совершении добродетелей и в 

утверждении в них, но при этом не исключается и не стесняется свобода
(419). Действующая 

благодать Божия как некая внутренняя спасительная сила исполняет
человека духовным 

благоуханием, «превышающим всякую приятность мастей, составляемых
человеческим искусством» 

(226); подает ему случаи ко спасению и устрояет благоприятные
обстоятельства. Дело же человека «с 

большим или меньшим жаром или равнодушием принимать благодеяния Божии»
(221). (См. также: 

215–217, 223). Впрочем, ум человеческий не может в совершенстве
постигнуть то, как всеблагая воля 

Божия проявляет нам постоянное покровительство и «как это спасение
принадлежит и нашему 

произволению» (407–408). 

Свои рассуждения о Божием покровительстве преподобный Иоанн Кассиан
Римлянин завершает 

предостережением и одновременно советом: «Если же хитрословесным
мудрованием выведено 

умозаключение, противоречащее такому понятию, то его более надобно
избегать, нежели 

обнаруживать на разорение веры» (420). 

Обозрение жития, творений и богословия преподобного Иоанна Кассиана
Римлянина позволяет 

заключить, что как сама жизнь Преподобного была исполнена подвига, так и
его наставления имеют, 

по-преимуществу, аскетический характер. 

Жизнь подвижника складывается из двух периодов: периода борьбы и периода
светлого 

состояния. Первый состоит в беспрерывном трудничестве, второй, как
переживание результатов 

первого и продолжение его, заключается в мире, радости, любви, свойства
которой описывает святой 

апостол Павел (1 Кор. 13,4–8) «и которая состоит в одной чистоте сердца»
(170). 

Глубины духовной жизни неисчерпаемы и потому подвиг во имя спасения
многогранен — не для 

всех одинаков. Одному хорошо отшельничество, а для другого «оно не
только бесплодно, но и 

гибельно». Третьему киновия — святое избрание, а иному и ее нельзя
рекомендовать. Что одному 

может быть трудно и даже невозможно, то другому «приобретенная привычка
обратила в природу». 

Поэтому «каждому из нас, — советует преподобный Кассиан, — надобно
наперед тщательно 

узнавать меру своих сил, и по этой мере браться за науку, какая
нравится, ибо хотя все науки 

полезны, однакож не могут быть все удобны для всех» (612). 

Главное внимание, старание, труд должны быть направлены к тому, «чтобы
дух всегда 

прилеплялся к Божественным предметам и к Богу». Все прочее подобает
считать второстепенным, 

низшим. Лучшим образом представляется это на примере Марфы и Марии (Лк.
10). «Марфа хотя и 

святым делом занималась, так как услуживала самому Господу и Его
ученикам, а Мария, внимая 

только духовному учению, сидела при ногах Иисуса, целуя их, мазала
маслом доброго исповедания; 

однакож Господь предпочитает последнюю первой, потому что она избрала
лучшую долю, и притом 

такую, которая никогда не может быть отнята у нее» (177). 

«ЗОЛОТОЙ» ВЕК СВЯТООТЕЧЕСКИХ ТВОРЕНИЙ 

Четвертое столетие и начало пятого — «золотой» век в патристической
письменности. Его 

составляют творения великих святых отцов Церкви: представителей
Александрийской богословской 

школы — Афанасия Великого, Василия Великого, его ближайшего друга
Григория Богослова, брата 

Григория 

Нисского; 

представителей 

Антиохийской 

богословской 

школы — 

Кирилла 

Иерусалимского, Иоанна Златоуста, а также западных святых отцов —
Амвросия Медиоланского, 

блаженных Иеронима Стридонского, Августина Иппонского и преподобного
Иоанна Кассиана 

Римлянина. Богословие каждого из них имеет свои индивидуальные
особенности, но эти особенности 

не противоречат одни другим, а лишь раскрывают ту или иную тему со всех
возможных сторон и, в 

общей сложности, выражают единую Истину. Их богословие (искл. Западных)
— церковное, а 

потому и ведущее по пути спасения. Глубина богопросвещенного
проникновения великих святых 

отцов Церкви и истины веры и христианской нравственности учит и
правильно верить, и свято жить. 

Творения св. Отцов рассмотренного периода — это драгоценное наследие,
которое необходимо 

бережно хранить, усердно изучать, неленостно воплощать в жизнь.
Несомненно, с теми, кто будет так 

относиться к святоотеческим трудам, будут с ними и сами св. отцы —
великие богословы и великие 

небесные предстатели-молитвенники. 

ПРИЛОЖЕНИЕ 

I. ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ СВЯТООТЕЧЕСКИХ ТВОРЕНИЙ ПОСЛЕНИКЕЙСКОГО 

ПЕРИОДА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ 

Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великого, Архиепископа
Александрийского. Ч. I–IV. 

Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902–1903 гг. 1973 с. 

Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, Архиепископа
Кесарии Каппадокийския. 

Ч. I–VII. М., Сергиев Посад, 1891–1892 гг. (После VII части: Указатель
мест Священного Писания, 

объясняемых в творениях св. Василия, и Алфавитный Указатель предметов,
содержащихся в семи 

частях). 2644 с. 

Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, Архиепископа
Константинопольского. 

Ч. I–VI. М., 1889. (После IV части: Указатель мест Свящ. Писания,
объясняемых в творениях 

св. Григория, и Алфавитный Указатель предметов, содержащихся в четырех
частях). 1785 с. 

Творения иже во святых отцах нашего Григория, Епископа Нисского. Ч.
I–VIII. М., 1861–1871 гг. 

3848 с. 

Творения иже во святых отца нашего Кирилла, Архиепископа Иерусалимского.
М., 1855. 400 с. 

Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа
Константинопольского. Т. I–XII. 

СПб., 1895–1906 гг. (После XII тома: Указатель к полному собранию
творений св. Иоанна). 12373 с. 

О должностях священнослужителей Церкви Христовой. (Из творения св.
Амвросия, Епископа 

Медиоланского: Дэ оффицииз министрорум). Киев, 1875 г. LXXIX+222+V с. 

О девстве и браке св. Амвросия, Епископа Медиоланского. Казань, 1901.
II+267 с. 

Святого отца нашего Амвросия, Епископа Медиоланского две книги о
покаянии. М., 1901. 220+III с. 

Избранные поучительные слова св. Амвросия, Епископа Медиоланского. М.,
1838. 8+166 с. 

Творения блаженного Иеронима Стридонского. Ч. I–XVII. Киев, 1893–1915
гг. 6348 с. 

Творения блаженного Августина, Епископа Иппонийского. Ч. I–XI. Киев,
1905–1914 гг. 3631 с. 

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Перевод с латинского.
Репринтное издание. 

Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993. — 654 с. 

Избранные места из писаний св. Иоанна Кассиана Римлянина. СПб., 1908. —
58 с. 

II. БИБЛИОГРАФИЯ 

А) КУРСЫ ПО ПАТРОЛОГИИ И ТРУДЫ ОБЩЕГО СОДЕРЖАНИЯ 

Проф. Попов И. Конспект лекций по Патрологии. Сергиев Посад, 1916. 254
с. 

Проф. Сагарда Н. И. Лекции по Патрологии, читанные 70–му курсу студентов
СПб Духовной 

Академии в 1911–12 учебном году. СПб., 1912. Машинопись. 9+1050 с. 

Архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об отцах Церкви. Т.
II, СПб., 1882. 285+III с. 

Т. III. СПб., 1882. 336+XVI с. 

Флоровский Г. В. Восточные отцы IV–го века. Из чтений в Православном
богословском институте в 

Париже. Париж, 1913. 240 с. 

Архим. Киприан (Керн), проф. Золотой век святоотеческой письменности.
Жизнь и учение восточных 

отцов IV в. ИМКА–ПРЕСС. Париж, 1967. VI+180 с. 

Прот. Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие. Нью-Йорк,
1982. 359 с. 

Карсавин Л. П. Св. отцы и учители Церкви. (Раскрытие Православия в их
творениях). Париж. ИМКА–

ПРЕСС, б.г., 270 с. 

Фаррар Ф. В. Жизнь и труды святых отцов и учителей Церкви. Пер. с англ.
А. П. Лопухин. Т. 1. 

Петроград, 1902. 672+XXXIV с. 

Фаррар Ф. В. Жизнь и труды святых отцов и учителей Церкви. Пер. с англ.
А. П. Лопухин. Т. 2. 

Петроград, 1903. XXI+613 с. 

Прот. 

Н. Благоразумнов. 

Святоотеческая 

хрестоматия 

с 

предварительными 

общими 

церковно-историческими очерками и частными биографическими сведениями о
св. отцах и учителях 

Древне-Вселенской Церкви. Учебное историко-богословское пособие
преимущественно для 

воспитанников дух. Семинарий и вместе книга для общего
религиозно-нравственного чтения. М., 

1883. 603 с. 

Поторжинский М. А. Святоотеческая хрестоматия, с биографическими
сведениями о св. отцах — 

проповедниках Вселенской Церкви и с указанием отличительных черт
проповедничества каждого из 

них. (Пособие к изучению истории христианской церковной проповеди).
Киев, 1877. V+298 с. 

Барсов Н. Из истории христианской проповеди в IV веке. Представители
догматико-полемического 

типа проповеди в IV в. на Востоке. Харьков, 1886. 82 с. 

Памятники Византийской литературы IV–IX веков. Издательство «Наука». М.,
1968. 356 с. 

Памятники средневековой латинской литературы IV–IX веков. Издательство
«Наука». М., 1970. 444 с. 

Проф. Спасский А. История догматических движений в эпоху Вселенских
Соборов (в связи с 

философскими учениями того времени). Т. 1. Тринитарный вопрос (История
учения о Святой 

Троице). Сергиев Посад, 1906. 652+IV с. 

Минин П. Главные направления древне-церковной мистики. Сергиев Посад,
1915. 87 с. 

Закон Божий. Пятая книга о Православной вере. ИМКА–ПРЕСС, Париж, 1958.
350 с. 

Калачинский П. Учение св. отцов и учителей Церкви в отношении к
философии Платона. «Вера и 

Разум», 1900, № 1–5, с. 21–42; 72–96; 129–143; 201–212; 264–286. 

Зейпель И. Хозяйственно-этические взгляды отцов Церкви. Пер. с немец. с
предисловием 

С. Н. Булгакова. М., 1913. X+333 с. 

Проф. Болотов В. В. Лекции по Истории Древней Церкви. Т. 4. История
Церкви в период Вселенских 

Соборов. Т. 3. История богословской мысли. Посмертное изд. под ред.
проф. А. Бриллиантова. Пг., 

1918. XV+600 с. 

Иеромонах Феодор (Поздеевский). Аскетические воззрения преподобного
Иоанна Кассиана 

Римлянина (пресвитера Массилийского). Казань, 1902. — 338 с. 

Архимандрит Феодор (Поздеевский). Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин
~Его жизнь и 

богословско-аскетические воззрения). Казань, 1908. — 14 с. 

Светлаев М. Преподобный Иоанн Кассиан, его жизнь и аскетические творения
и значение его в 

истории западного монашества. «БВ», 1894, апрель. С. 164–167. 

Б) МОНОГРАФИИ, СТАТЬИ 

Прот. Горский А. В. Жизнь святого Афанасия Великого, Архиепископа
Александрийского. Творения 

иже во святых отца нашего Афанасия Великого, Архиепископа
Александрийского. Ч. 1. Изд. 2-е. 

Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1902. 122 с. «Прибавл. к изд. твор. св.
отцов в рус. пер.», 1851, ч. X, 

с. 29–201. 

Иером. Кирилл (Лопатин). Учение св. Афанасия Великого о Святой Троице
(сравнительно с учением 

о том же предмете в три первые века). Казань, 1894. 308+VI+IV с. 

Проф. Попов И. В. Религиозный идеал святого Афанасия Александрийского.
Сергиева Лавра, 1904. 

94 с. 

Ловягин Евграф. О заслугах святого Афанасия Великого для Церкви в борьбе
с арианством. СПб., 

1850. 210 с. 

Горский А. В. Жизнь св. Василия Великого, Архиепископа Кесарийского. М.,
1845. 110 с. 

Прот. Благоразумов Н. Св. Василий Великий как богослов-естествоучитель.
М., 1891. 60 с. 

Проф. Болотов В. В. Заметки по поводу текста литургии св. Василия
Великого. (Письмо 

архиепископу Финляндскому Антонию). СПб., 1914. Извлечено из «Хр. Чт.»,
1914, март, 281–298. 

Свящ. Н. Виноградов. Догматическое учение св. Григория Богослова.
Казань, 1887, 508+IX с. 

Борисовский П. Догматические основы христианской морали по творениям св.
Григория Богослова. 

«Вера и Разум», 1894, № 7, 443–457, № 8, с. 509–525. 

Фетисов Николай. Св. Григорий Богослов как учитель жизни. «Вера и
Разум», 1909, № XVII–XVIII, 

с. 563–581. (Настоящая статья представляет публичное богословское чтение
в Киевском 

Религиозно-Просвет. Обществе в воскресение 25 января 1909 г. — Память
св. Григория Богослова). 

Борисовский П. Мысли св. Григория Богослова о христианской жизни
уединенно-созерцательной и 

общественно-деятельной. «Вера и Разум», 1898, № 6, с. 349–374; № 8, с.
491–520. 

Несмелов Виктор. Догматическая система святого Григория Нисского.
Казань, 1887. 635+XV с. 

Мартынов А. Учение св. Григория Нисского о природе человека. М., 1886.
IV+386 c. См. 

«Прибавление к твор. свв. отцов» 1886, ч. 37. 

Тихомиров Д. Св. Григорий Нисский как моралист. Этико-историческое
исследование. Могилев на 

Днепре, 1886. 382 с. 

Оксиюк М. Ф. Эсхатология св. Григория Нисского. Историко-догматическое
исследование. Киев, 

1914. VIII+XX+666 с. 

Краткое сведение о святом Кирилле, Архиепископе Иерусалимском.
«Характер. Чт.», 1840, ч. 1, 

с. 344–363. 

Святой Кирилл, Архиепископ Иерусалимский. «Прибавл. к изд. твор. свв.
отцов в рус. пер.», 1855, 

ч. 14, с. 89–139. 

Юбилейный сборник статей, посвященных блаженной памяти св. Иоанна
Златоуста. (По случаю 

1500–летия со дня кончины Святителя), Казань, 1908. 241+II с. 

Кириллов А. Догматическое учение о таинстве Евхаристии в творениях св.
Иоанна Златоуста. «Хр. 

Чт.», 1896, янв.–фев. с. 26–52. 

Лопухин А. П. Св. Иоанн Златоуст как проповедник человеколюбия и
милостыни. «Хр. Чт.», 1897, 

янв., с. 27–48; февр., с. 245–260. 

Проф. Попов И. В. Святой Иоанн Златоуст и его враги. († 14 сент. 407 г.
— 14 сент. 1907 г.). Сергиев 

Посад, 1908. 96 с. 

Проф. Богдашевский Д. Н. Святой Иоанн Златоуст по его письмам. Киев,
1908. 22 с. (Чтение, 

предложенное в торжественном собрании Киевского
религиозно-просветительного Общества 27 

января 1908 г.). 

Адамов И. И. Святой Амвросий Медиоланский. Сергиев Посад, 1915. 684+XXV
с. 

Прот. Алексинский Е. Св. Амвросий, епископ Медиоланский. «Православ.
Обозр.», 1861, апр., с. 455–

502; май, с. 19–49. 

Попов Н. Святитель Амвросий, архиепископ Медиоланский. «ЖМП», 1958, №
12, с. 31–40. 

Цветков П. Гимны св. Амвросия Медиоланского. «Твор. свв. отцов в рус.
пер.», 1891, кн. 4, с. 417–

449. 

Прохоров Гр. Нравственное учение св. Амвросия, епископа Медиоланского.
«В. и Р.», 1911, № 5, 

с. 563–593; № 7, с. 29–58; № 9, с. 290–309; № 10, с. 447–471; № 11, с.
584–621; №12, с. 727–749; № 14, 

с. 183–216; № 17, с. 609–622; № 18, с. 749–775; № 19, с. 27–44; № 20, с.
188–201. 

Тихонравов Н. Святой Амвросий Медиоланский и его проповеди. Харьков,
1878. 21 с. 

Диесперов А. Блаженный Иероним и его век. М., 1916. 194 с. 

Полянский Е. Я. Библиологические занятия блаженного Иеронима. (Речь пред
защитой магистерской 

диссертации). Казань, 1908. 28 с. 

Иром. Иосиф. Труды блаженного Иеронима в деле перевода Священного
Писания. «Правосл. 

Обозр.», 1860, июль, с. 294–307. 

Смирнов А. А. Блаженный Иероним Стридонский как историк и полемист.
«Правосл. Обозр.», 1871, 

ч. 1, с. 753–793№ ч. 2, с. 24–44. 

Полянский Е. Я. Творения блаженного Иеронима как источник для Библейской
археологии. Казань, 

1908. XXI+583+III с. 

Проф. Попов И. В. Личность и учение блаженного Августина. Том первый. Ч.
1. Личность 

бл. Августина. Ч. 2. Гносеология и онтология бл. Августина. Сергиев
Посад, 1917. 224+619 с. 

Герье В. Блаженный Августин. М., 1910. XV+682 c. 

Блаженный Иероним и блаженный Августин в их взаимных отношениях. «ТКДА»,
1868, т. III, с. 3–

47. 

 PAGE   

 PAGE   9