ПЛАТОН.  ЭЛЛИНИЗМ.  ДИАЛЕКТИКА.  ПРОКЛ.  ТЕУРГИЯ .ПЕРВОСУЩНОСТЬ. ДУША. ПЛОТИН .КОСМОС. МАГИЯ.  ЯМВЛИХ.    СТОИЦИЗМ .УМ.  СИМПАТИЯ. ЛОГОС.  СУДЬБА.. ПИФАГОР. .МИСТЕРИИ .ОРАКУЛ. МОЛИТВА .СВЕТ. СОЗЕРЦАНИЕ ."Я" СКЕПТИКИ. КИНИКИ. ЭПИКУР. ГНОСТИКИ. ХРИСТИАНЕ.МИФ. ИСТОРИЯ.. АПОЛЛОН. ИСКУССТВО. АРИСТОТЕЛЬ..ЧИСЛО. ТРИАДА.. ИНОЕ. ЕДИНИЧНОЕ. ИНДИВИДУУМ. СОКРАТ.

Найти: на

Пена дней

Статьи и эссе

Академия: учение и судьба Вокруг Академии Неоплатонизм: синтез и теургия Диалектика Тексты

ПЛАТОН. "ТИМЕЙ".4.
( окончание )

Тогда всякое живое существо, изнемогши, впадает в то состояние, которое мы именуем

старостью. В конце концов и те узы, что связуют треугольники мозга, не справляются с

напором, размыкаются и в свою очередь дают распуститься узам души, которая

обретает свою природную свободу и отлетает с радостью, ибо все противное природе

тягостно, а все происходящее сообразно с природой приятно. Значит, и смерть тягостна

и насильственна лишь тогда, когда приходит от недугов и ран, когда же она в согласии

с природой замыкает течение старости, это самая безболезненная из всех смертей,

которая совершается скорее с удовольствием, нежели с мукой. Что касается недугов,

то их происхождение, пожалуй, ясно каждому. Поскольку тело наше сплотилось из

четырех родов - земли, огня, воды и воздуха, стоит одному из них оказаться в избытке

или в недостатке или перейти со своего места на чужое, стоит какой-либо части

(вспомнив, что как огонь, так и прочие роды являют не одну разновидность) воспринять

в себя не то, что нужно, тут же, как и в случае других подобных нарушений, возникают

смуты и недуги; от этих несообразных с природой событий и перемещений прохладные

части тела разгорячаются, сухие - набухают влагой, легкие - тяжелеют и вообще все

тело претерпевает всяческие изменения.

 

Лишь тогда, утверждаем мы, может что-либо сохранить самотождественность и

оставаться целым и невредимым, когда тождественное приближается к

тождественному и удаляется от него тождественно, единообразно и в должном

соотношении; но все, что нарушает это своим притоком или оттоком, становится

причиной неисчислимых и многообразных перемен, недугов и пагуб. Однако в природе

есть и другие соединения; с ними связан второй разряд недугов, и для нашей

любознательности находится и другое объяснение болезней. Правда, поскольку мозг,

кости, мышцы и сухожилия построены из вышеупомянутых [родов] (да и кровь родилась

из них же, хотя и иным способом), недуги поражают все это большей частью именно

так, как мы раньше сказали, однако самые тяжелые из них становятся особо опасными

вот по какой причине: стоит образованию этих частей принять обратный ход, и они

обречены на распад, ведь при естественном порядке вещей мышцы и сухожилия

возникают из крови (причем сухожилия возникают из сродных им кровяных волокон, а

плоть - из сгустков той крови, которая не имеет волокон); далее, от сухожилий и плоти в

свою очередь отделяется клейкое и жирное вещество, которое приклеивает плоть к

кости и одновременно способствует росту последней, заключающей в себе мозг, между

тем как чистейшая его часть, составленная из самых гладких и скользких

треугольников, просачивается сквозь плотную костяную толщу, по капле льется из

кости и орошает мозг; когда рождение каждого из этих веществ происходит в таком

порядке, следствием, как правило, бывает здоровье, но извращение порядка

порождает недуги.

 

Так, стоит плоти снова растечься и выпустить жижу обратно в жилы, как последние

оказываются переполнены как воздухом, так и самой разнообразной кровью,

различного цвета и степени горечи, а также остроты и солености, несущей в себе

множество видов желчи, сыворотки и флегмы Поскольку все эти вещества возникли в

обратном порядке и таят в себе порчу, они губительно действуют прежде всего на саму

кровь; они не доставляют телу никакого питания, а только носятся по жилам туда и

сюда, не сообразуясь с порядком естественного круговорота. Между собою они в

разладе, ибо не могут получить друг от друга никакой пользы, а всему, что осталось в

теле устойчивого и блюдущего свое место, они враждебны и несут ему пагубу и распад.

Притом та часть разлагаемой плоти, которая достаточно стара, плохо поддается

размягчению; от продолжительного перегорания она чернеет; поскольку же она

насквозь разъедена, ее вкус горек и близость с нею опасна для любой еще не

поврежденной части тела.

 

Иногда же, если горечь поубавится, черному цвету сопутствует уже не горький, а

острый вкус; в других случаях горькая гниль, погружаясь в кровь, краснеет, и от

смешения красноты с чернотой получается зеленоватый цвет, наконец, если

воспалительный огонь разлагает молодую плоть, с горькой гнилью смешивается

желтый цвет. Общее наименование для всех этих вещей - "желчь"; быть может, оно с

измышлено врачами или просто кем-то, кто сумел увидеть за множеством различий

родовое единство, требующее для себя одного имени. Что касается разновидностей

желчи, то они получили особые названия сообразно своему цвету. Так, сыворотка

черной и острой желчи в отличие от безвредной кровяной сыворотки опасна, если под

действием теплоты восприняла свойство быть соленой; тогда она именуется едкой

флегмой. Другая разновидность образуется из распада молодой и нежной плоти,

.происходящего под воздействием воздуха; она настолько вздута воздушными

веяниями и объята влагой, что образует пузырьки; по отдельности невидимые из-за

малого размера, но в совокупности создающие зримое глазу скопление, которое

состоит из пены и потому на взгляд белое; это пронизанное воздухом разжижение

нежной плоти мы именуем белой флегмой. Водянистая часть новообразовавшейся

флегмы - это в свой черед пот, слезы и сколько ни есть прочих жидкостей,

отделяющихся при повседневном очищении тела. Все они служат орудием недугов,

когда кровь пополняется не из еды и питья, как того требует природа, но возмещает

свою убыль вопреки естественным законам. Впрочем, покуда какая-либо часть плоти,

распадаясь под действием недуга, сохраняет свои основы, это лишь полбеды, можно с

легкостью восстановить разрушенное. 84 Но стоит недугу поразить то, что связует

мышцы с костями, стоит выделениям плоти и сухожилий перестать питать кости и

сращивать их с плотью, стоит плоти под действием недостаточного, вызывающего

сухость питания сменить свою жирность, гладкость и клейкость на грубость и соленый

вкус - и все это вещество, претерпевая описанные несчастья, отпадает от костей,

сызнова распадается на плоть и сухожилия, между тем как плоть, отделяясь от своих

основ, оставляет сухожилия оголенными и наполненными соленой влагой, а сама вновь

подхватывается током крови и умножает недуги, которые мы уже называли. Но сколь ни

тяжелы подобные страдания тела, тяжелее те, которые имеют еще более глубокую

причину и обусловлены чрезмерной плотностью мышц, не дающей костям дышать и

вызывающей в них гнилостный перегрев, а из-за этого - костоеду; больная кость не

только перестает принимать питание, но и сама распадается и в обратной

последовательности переходов с разжижается в долженствующую ее питать влагу; та в

свой черед становится плотью, между тем как плоть, возвращаясь в кровь, уготовляет

такие недуги, которые еще злее, чем названные. Но всего хуже, если из-за

недостаточного или чрезмерного притока каких-либо веществ будет поражена природа

мозга; из этого проистекают тяжелейшие заболевания, самым верным путем ведущие к

смерти, ибо тут уже все совокупное строение тела обречено перерождаться. Для

третьего рода недугов должно предположить троякое происхождение: либо от дыхания,

либо от флегмы, либо от желчи. Так, когда легкое, являющее собою как бы

распределителя дыхания в теле, засоряется истекающими мокротами и потому не

может дать воздуху свободных проходов, дыхание до одних мест вообще не доходит, а

к другим приходит в избытке; и вот в первом случае неохлаждаемые части загнивают,

между тем как во втором дыхание насильственно прорывается сквозь жилы, искривляет

их, разлагает тело и застревает в его середине, у грудобрюшной преграды.

 

Из этого возникает множество мучительных недугов, чаще всего сопровождающихся

обильным потом. Весьма часто также воздух возникает внутри тела от разложения

плоти; не находя пути наружу, оно доставляет такие же муки, как и воздух, вошедший

извне с дыханием. Эти муки бывают особенно сильны, когда воздух, скопляясь и

разбухая возле сухожилий и окружающих жилок, принуждает суставные связки и

прилежащие к ним сухожилия сгибаться в противоположном направлении. От такого

судорожного натяжения эти недуги и получили свои имена: "тетан" и "опистотон".

Лечить их трудно, чаще всего они проходят под действием лихорадки. Что касается

белой флегмы, то содержащийся в ее в:, пузырьках воздух опасен, когда она заперта

внутри тела; отыскав сквозь отдушины путь наружу, она становится безвредней, но

разукрашивает тело белыми лишаями и другими подобными недугами. Порой она

смешивается с черной желчью и тогда тревожит своими вторжениями самое

божественное, что мы имеем,- круговращения, происходящие в нашей голове; если

такой припадок схватывает во сне, он еще не так страшен, но вот если он нападает на

бодрствующего, бороться с ним куда тяжелее. Поскольку природа поражаемой им

части священна, он по справедливости именуется священной болезнью. Едкая и

соленая флегмы являют собою источник всех недугов катарального свойства; от

множества различных мест, куда может устремиться истечение, недуги эти получили

много разных имен. Напротив, так называемые воспаления различных частей тела,

именуемые так от горения и опаливания, все обязаны своим возникновением желчи.

Если желчь обретает через отдушины тела путь наружу, она в своем с кипении

порождает всевозможные нарывы; заключенная внутри, она производит множество

воспалительных недугов, и притом самый тяжелый из них тогда, когда примешивается к

чистой крови и нарушает правильное соотношение кровяных волокон. Эти волокна

рассеяны по крови для того, чтобы поддерживать равновесие между разреженностью и

плотностью: кровь не должна ни разжижаться от горячего настолько, чтобы

просочиться через вены, ни сгущаться сверх должного и этим мешать собственному

бегу по жилам. К тому, чтобы блюсти эту меру, волокна предназначены уже самым

своим рождением. Если извлечь их даже из холодеющей крови мертвеца, весь остаток

крови разлагается; напротив, если оставить их, они быстро свертывают кровь,

оказавшись в союзе с обступившим ее холодом. Таково действие кровяных волокон;

они оказывают его и на желчь, которая по своему происхождению являет собой старую

кровь, а потом снова становится кровью из плоти. Когда теплая и разжиженная желчь

сначала лишь понемногу поступает в жилы, она терпит под действием волокон

свертывание и насильственное охлаждение, производя в недрах тела озноб и дрожь.

 

Но стоит ей нахлынуть обильнее, она одолевает волокна своим жаром и, вскипев,

приводит их в полный беспорядок; если же сил ее достанет на окончательную победу,

она проникает до самого мозга и палит его, как бы сжигая корабельные канаты

отчаливающей на волю души. Когда же, напротив, она оказывается слабее, а тело в

достаточной мере сопротивляется ее разлагающему действию, поражение достается

ей, и тогда она либо распространяется по всему телу, либо бывает отброшена по

жилам в верхнюю или нижнюю часть брюшной полости и затем извергнута вон из тела,

словно изгнанник из волнуемого смутой города. При своем удалении она производит

кишечные ев расстройства, кровавые поносы и прочие недуги этого рода.

 

Заметим, что, если тело заболевает в основном от избытка огня, оно подвержено

непрерывной лихорадке; если от избытка воздуха - лихорадка повторяется каждый

день; если от избытка воды - она бывает трехдневной, ибо вода являет больше

косности, нежели воздух и тем более огонь; если от избытка земли, четвертого по счету

и самого косного рода, требующего для своего изгнания вчетверо больше времени,-

тело подвержено четырехдневной лихорадке и выздоравливает с большим трудом. Так

возникают телесные недуги; что касается недугов души, то они проистекают из

телесных следующим образом. Нельзя не согласиться, что неразумие есть недуг души,

но существуют два вида неразумия - сумасшествие и невежество. Значит, все, что

сродно любому из двух названных состояний, заслуживает имени недуга, и тогда к

самым тяжелым среди этих недугов души придется причислить нарушающие меру

удовольствия и страдания. Когда человек упоен радостью или, напротив, терзается-

огорчением, он в своей неуемной жажде несвоевременно получить одно и

освободиться от другого с не может ничего правильно видеть и слышать; его ум

помрачен, и он в такое время менее всего способен рассуждать. Между тем, если у

кого-нибудь, словно у особо плодоносного дерева, мозг рождает в избытке струящееся

семя, такой человек по различным поводам испытывает много терзаний, но и много

удовольствий, то вожделея, то насыщая вожделение; обуреваемый сильнейшими

удовольствиями и неудовольствиями, он живет в состоянии безумия большую часть

жизни. Итак, душа его больна и безумна по вине тела, однако все видят в нем не

больного, но добровольно порочного человека. На деле же любовная необузданность

есть недуг души, чаще всего рождающийся по вине одного-единственного вещества,

которое сочится сквозь поры костей и разливается по всему телу.

 

Когда так называемую невоздержность в удовольствиях хулят как добровольную

порочность, хула эта почти всегда несправедлива: никто не порочен по доброй воле, но

лишь дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают порочного человека

порочным, притом всегда к его же несчастью и против его воли. Что касается области

страданий, то и здесь тело зачастую оказывается повинным в пороках души. Так, когда

острая и соленая флегма, а также горькие желчные соки, блуждая по телу, не находят

себе выхода наружу, но скапливаются внутри и возмущают примесью в? своих паров

движения души, они вызывают всевозможные душевные недуги разной силы и

длительности. Поскольку же они могут вторгаться в любую из трех обителей души, то в

зависимости от места, в которое они попадают, рождаются многообразные виды

подавленности и уныния, дерзости и трусости, забытья и тупоумия. Если же к такой

предрасположенности прибавляются порочные государственные установления, а равно

и дурные речи, наполняющие как частную, так и общественную жизнь, и если при этом

не изучаются уже с юных лет те науки, чья целительная сила могла бы противостоять

этому злу, то под воздействием этих двух причин, совершенно неподвластных нашей

воле, и становятся порочными все те из нас, кто порочен. Ответственность за это лежит

скорее на зачавших, нежели на зачатых, и скорее на воспитателях, нежели на

воспитуемых; и все же каждый обязан напрягать свои силы, дабы с помощью

воспитания, упражнений и занятий избегнуть порока и обрести то, что ему

противоположно.

 

Впрочем, это относится уже к иному роду рассуждений. Напротив, весьма уместно и ко

времени противопоставить всему вышесказанному повествование о средствах, силой

которых поддерживается здоровье тела и здравомыслие; сама справедливость требует

уделять больше внимания доброму, нежели злому. Между тем все доброе, без

сомнения, прекрасно, а прекрасное не может быть чуждо меры. Значит, приходится

признать, что и живое существо, долженствующее оказаться прекрасным, соразмерно.

Но что касается соразмерности, здесь мы привыкли принимать в расчет мелочи, а

самое важное и существенное упускаем из виду. Когда стоит вопрос о здоровье и

болезни, о добродетели и пороке, нет ничего важнее, нежели соразмерность или

несоразмерность между душой и телом как таковыми. Но мы не задумываемся над

этим и не понимаем, что, когда могучая и во всех отношениях великая душа восседает

как бы на колеснице слишком слабого и хилого тела или когда равновесие нарушено в

противоположную сторону, живое существо в целом не прекрасно, ибо ему не хватает соразмерности

как раз в самом существенном; однако, когда в нем есть эта соразмерность, оно являет

собою для каждого, кто умеет видеть, самое прекрасное и отрадное из всех зрелищ.

Ведь и тело, в котором либо длина ног, либо величина других членов нарушает меру,

не просто безобразно: когда всем его частям приходится работать сообща, оно то и

дело подпадает утомлению или судорогам, делается неустойчивым, падает,

оказываясь само же для себя причиной нескончаемых бед. То же самое следует

предположить и о том двухчастном соединении, которое мы именуем живым

существом. Когда входящая в его состав душа слишком сильна для тела и притом

яростна, она расшатывает тело и наполняет его изнутри недугами; самозабвенно

предаваясь исследованиям и наукам, она его истощает; если же ее распаляют задором

и честолюбием труды учительства и публичные или частные словопрения, тогда она

перегревает тело, сотрясает его устои, вызывает истечения и притом вводит в обман

большинство так называемых врачей, понуждая их винить в происходящем неповинное

тело.

Напротив, когда большое, превосходящее душу тело соединяется со скудными и

немощными мыслительными способностями, то, поскольку людям от природы даны два

вида вожделений - телесное вожделение к еде и божественнейшее в нас вожделение к

разуму,- порывы более сильной стороны побеждают и умножают собственную силу, а

душу между тем делают тупой, непонятливой и забывчивой, навлекая на человека

невежество, этот злейший из всех недугов. От того и другого есть лишь одно спасение -

не возбуждать ни души в ущерб телу, ни тела в ущерб душе, но давать обеим сторонам

состязаться между собой, дабы они пребывали в равновесии и здравии. Скажем, тот,

кто занимается математикой или другим делом, требующим сильного напряжения

мысли, должен давать и телу необходимое упражнение, прибегая к гимнастике;

напротив, тому, кто преимущественно трудится над развитием своего тела, следует в

свой черед упражнять душу, занимаясь музыкой и всем тем, что относится к

философии, если только он хочет по праву именоваться не только прекрасным, но и

добрым. Сообразно с этим должно заботиться и об отдельных частях [тела], подражая

примеру Вселенной. Ведь если то, что входит в тело, изнутри горячит его и охлаждает,

а то, что обступает его извне, сушит и увлажняет и в придачу ому приходится терпеть

последствия и того и другого воздействия, значит, тело, пребывающее в

неподвижности, станет игрушкой этих воздействий, будет ими осилено и погибнет.

    Напротив, тот, кто, взяв за пример кормилицу и пестунью Вселенной, как мы ее в свое

время назвали, не дает своему телу оставаться праздным, но без устали упражняет его

и так или иначе заставляет расшевелиться, сообразно природе поддерживает

равновесие между внутренними и внешними движениями и посредством умеренных

толчков принуждает беспорядочно блуждающие но телу состояния и частицы стройно

располагаться в зависимости от взаимного сродства, как мы об этом говорили раньше

применительно ко Вселенной,- тот, кто все это делает, не допустит враждебное

соединиться с враждебным для порождения в теле раздоров и недугов, но

дружественное сочетает с дружественным во имя собственного здоровья.

 

Что касается движений, наилучшее из них то, которое совершается [телом] внутри себя

и самим по себе, ибо оно более всего сродно движению мысли, а также Вселенной;

менее совершенно то, которое вызвано посторонней силой, но хуже всего то, при

котором тело покоится в бездействии, между тем как посторонняя сила движет

отдельные его части. Соответственно из всех видов очищения и укрепления тела

наиболее предпочтительна гимнастика; на втором месте стоит колебательное

движение при морских или иных поездках, если только они не приносят усталости; а

третье место занимает такой род воздействий, который, правда, приносит пользу в

случаях крайней необходимости, но в остальное время, безусловно, неприемлем для

разумного человека: речь идет о врачебном очищении тела силой лекарств. Если

только недуг не представляет чрезвычайной опасности, не нужно дразнить его

лекарствами. Дело в том, что строение любого недуга некоторым образом сходно с

природой живого существа; между тем последняя устроена так, что должна пройти

определенную последовательность жизненных сроков, причем как весь род в целом,

так и каждое существо в отдельности имеет строго положенный ему предел времени,

которого и достигает, с если не вмешается сила необходимости. Сами составляющие

это существо треугольники при своем соединении наделены способностью держаться

только до назначенного срока и не могут продлить свою жизнь долее.

 

Таким же образом устроены и недуги, и потому обрывать их течение прежде

положенного предела силой лекарств может лишь тот, кто хочет, чтобы из легких

расстройств проистекли тяжелые, а из немногих - бесчисленные. Следовательно,

лучше руководить недугом с помощью упорядоченного образа жизни, насколько это

позволяют нам обстоятельства, нежели дразнить его лекарствами, делая тем самым

беду закоренелой.

На этом мы кончим наши рассуждения о живом существе в целом и о частях его тела, а

равно и о том, как жить сообразно с рассудком, в одно и то же время осуществляя

руководство самим собой и оказывая себе послушание. Но что касается того [начала],

которому предстоит быть руководящим, то его чрезвычайно важно наперед снабдить

силой, дабы оно смогло наипрекраснейшим и наилучшим образом осуществить свое

руководительство.

Впрочем, обстоятельный разбор этого предмета сам по себе составил бы особую

задачу; если же коснуться дела лишь попутно, то имело бы смысл в связи с

предшествующим заметить вот что: как мы уже не раз повторяли, в нас обитают три

различных между собой вида души, каждый из которых имеет собственные движения. В

соответствии с этим мы должны сейчас совсем вкратце сказать, что тот вид души,

который пребывает в праздности и забрасывает присущие ему движения, по

необходимости оказывается слабейшим, а тот, который предается упражнениям,

становится сильнейшим; поэтому надо строго следить за тем, чтобы движения их

сохраняли должную соразмерность. Что касается главнейшего вида нашей души, то ее

должно мыслить себе как демона, приставленного к каждому из нас богом; это тот вид,

который, как мы говорили, обитает на вершине нашего тела и устремляет нас от земли

к родному небу как небесное, а не земное порождение; и эти наши слова были

совершенно справедливы, ибо голову, являющую собою наш корень, божество

простерло туда, где изначально была рождена душа, а через это оно сообщило всему

телу прямую осанку.

 

Правда, у того, кто погряз в вожделениях или тщеславии и самозабвенно им служит,

все мысли могут быть только смертными, и он не упустит случая, чтобы стать,

насколько это возможно, еще более смертным и приумножить в себе смертное начало.

Но если человек отдается любви к учению, стремится к истинно разумному и упражняет

соответствующую способность души преимущественно перед всеми прочими, он,

прикоснувшись к истине, обретает бессмертные и божественные мысли, а значит,

обладает бессмертием в такой полноте, в какой его может вместить человеческая

природа; поскольку же он неизменно в себе самом пестует божественное начало и

должным образом ублажает сопутствующего ему демона, сам он не может не быть в

высшей степени блаженным.

 

Вообще говоря, есть только один способ пестовать что бы то ни было - нужно

доставлять этому именно то питание и то движение, которые ему подобают. Между тем

если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным началом внутри нас,

то это мыслительные круговращения Вселенной; им и должен следовать каждый из

нас, дабы через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в

собственной голове, нарушенные уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы

созерцающее, как и требует изначальная его природа, стало подобно созерцаемому, и

таким образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как

цель на эти и будущие времена.

 

Вот мы, кажется, и покончили с той задачей, которую взяли на себя в самом начале:

довести рассказ о Вселенной до возникновения человека. Что касается вопроса о том,

как возникли прочие живые существа, его можно рассмотреть вкратце, не вдаваясь без

особой нужды в многословие, чтобы сохранить в этих наших речах должную меру. Вот

что скажем мы об этом: среди произошедших на свет мужей были и такие, которые

оказывались трусами или проводили свою жизнь в неправде, и мы не отступим от

правдоподобия, если предположим, что они при следующем рождении сменили свою

природу на женскую, между тем как боги, воспользовавшись этим, Как раз тогда

создали влекущий к соитию эрос и образовали по одному одушевленному существу

внутри наших и женских [тел], построив каждое из них следующим образом. В том

месте, где проток для выпитой влаги, миновав легкие, подходит пониже почек к

мочевому пузырю, чтобы извергнуть оттуда под напором воздушного давления

воспринятое, они открыли вывод для спинного мозга, который непрерывно тянется от

головы через шею вдоль позвоночного столба и который мы ранее нарекли семенем.

Поскольку же мозг этот одушевлен, он, получив себе выход, не преминул возжечь в

области своего выхода животворную жажду излияний, породив таким образом

детородный эрос. Вот почему природа срамных частей мука строптива и своевольна,

словно зверь, неподвластный рассудку, и под стрекалом непереносимого вожделения

способна на все.

Подобным же образом и у женщин та их часть, что именуется маткой, или утробой, есть

не что иное, как поселившийся внутри них зверь, исполненный детородного

вожделения; когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая зачать, он приходит в

бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает женщине

вздохнуть, доводя ее до последней крайности и до всевозможных недугов, пока

наконец женское вожделение и мужской эрос не сведут чету вместе и не снимут как бы

урожай с деревьев, чтобы засеять пашню утробы посевом живых существ, которые по

малости своей пока невидимы и бесформенны, однако затем обретают расчлененный

вид, вскармливаются в чреве матери до изрядной величины и после того выходят на

свет, чем и завершается рождение живого существа.

Итак, вот откуда пошли женщины и все, что принадлежит к женскому полу. Растить на

себе перья вместо волос и дать начало племени птиц пришлось мужам незлобивым,

однако легкомысленным, а именно таким, которые любили умствовать о том, что

находится над землей, но в простоте душевной полагали, будто наивысшая

достоверность в таких вопросах принадлежит зрению. А вот племя сухопутных

животных произошло из тех, кто был вовсе чужд философии и не помышлял о

небесном, поскольку утратил потребность в присущих голове круговращениях и

предоставил руководительство над собой тем частям души, которые обитают в груди.

За то, что они вели себя так, их передние конечности и головы протянулись к сродной

им земле и уперлись в нее, а череп вытянулся или исказил свой облик каким-либо

иным способом, в зависимости от того насколько совершающиеся в черепе

круговращения сплющились под действием праздности. Вот причина, почему род их

имеет по четыре ноги или даже более того: чем неразумнее существо, тем щедрее бог

давал ему опоры, ибо его сильнее тянуло к земле. Те, которые были еще неразумнее и

всем телом прямо-таки распластывались по земле, уже не имели нужды в ногах, и

потому бог породил их безногими и пресмыкающимися. Четвертый, или водный, род

существ произошел от самых скудоумных неучен, души которых были так нечисты из-за

всевозможных заблуждений, что ваятелям тел стало жалко для них даже чистого

воздуха, и потому их отправили в глубины - вдыхать мутную воду, позабыв о тонком и

чистом воздушном дыхании. Отсюда ведет начало порода рыб, устриц и вообще всех

водяных животных, глубинные жилища которых являют с собою возмездие за глубину

их невежества.

 

Сообразно этому все живые существа и поныне перерождаются друг в друга, меняя

облик по мере убывания или возрастания своего ума или глупости. Теперь мы скажем,

что наше рассуждение пришло к концу. Ибо, восприняв в себя смертные и бессмертные

живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом,

объемлющим все видимое, чувственным богом, образом бога умопостигаемого,

величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, единородным небом.