http://gazetakoroleva.ru/?arhivyear=2006&month=5&number=2006010&st=195

О Николае Васильевиче известно, что он родился 22 мая (в день памяти Николая Чудотворца) 1903 года в многодетной крестьянской семье в Пермской губернии. Его отец Василий Тохтуев был настоящим самородком. Не имея полного образования (он закончил лишь три класса сельской школы), был избран в Первую Государственную думу, а после того как она была распущена, его выбрали членом Осинской уездной управы, где он до самой революции ведал строительством школ, читален, фельдшерских пунктов и больниц. Был Василий Николаевич человеком искренне верующим, дружил с будущим основателем знаменитого Белогородского монастыря Василием Коноплевым (впоследствии архимандритом Варлаамом). Мать будущего новомученика Мария Тохтуева (в девичестве Цветова), была дочерью священника. По воспоминаниям младшего брата Николая Тохтуева - Глеба Васильевича (профессора, доктора геолого-минералогических наук, автора 180 научных трудов), Мария Матвеевна была настоящей подвижницей. 'Очень трудно описать её жизнь, потому что она была, как и сама мама - тихая, не бросающаяся в глаза. В моей памяти мама всегда в работе, весь день у неё - тысяча дел; вечером мы ложимся спать, а она... шьёт, чинит наши одежонки, перекраивает, перешивает что-то; проснёшься ночью - мама стоит на коленях перед иконами, молится, читает псалтирь... утром проснёшься рано, - мама уже вынимает из печи горячий хлеб...', - пишет Глеб Васильевич в своей биографии. Мария Матвеевна вырастила десятерых детей и делала всё возможное, чтобы они стали настоящими христианами. Но сначала Февральская революция, а потом и Октябрьская раскололи мир надвое, поделили Россию на белых и красных. Два старших брата Николая Васильевича оказались на стороне большевиков, сам он и брат Валентин пошли служить в Церковь.
В детстве Коля был добрым и послушным сыном. Родители прочили его в монахи, чтобы стал молитвенником за всех. Тем более жили они верстах в девяти от знаменитого Белогородского монастыря и часто посещали всей семьёй богослужения. 'После службы, - вспоминает Глеб Тохтуев, - все присутствующие, сколько бы их ни было, шли вместе с игуменом и братией в трапезную. Здесь для всех находилось место: от сиятельного господина до последнего нищего... Пища была простая, но добротная, вкусная, всё свежее, горячее и всем одинаковое...'
Лет в пятнадцать Николай поступил в Белогородский монастырь послушником. Получив благословение старца, он вскоре оказался в селе Ашап, где какое-то время служил псаломщиком. Затем женился на Марии Зорихиной и принял сан дьякона.
У Николая Васильевича был редкой красоты голос - мягкий, бархатный бас большой силы. Его заметил замечательный подвижник, епископ Аркадий Кунгурский, и взял к себе. Архиерейская торжественная служба всегда шла с участием прекрасного хора. 'Шаляпинский' бас Николая Васильевича очень украсил службы в Кунгурском Успенском храме. Около четырёх лет прослужил он с епископом Аркадием, который был рукоположен в монашеский сан в Донском монастыре патриархом Тихоном. Это был выдающийся пастырь, не дрогнувший в смутное время обновленческих расколов и замученный за это в лагерях (в 2002 году епископ Аркадий был причислен к лику святых).


В 1926 году, видимо не без влияния епископа, Николай Васильевич становится протодиаконом. А в 1933 году его арестовывают и приговаривают к трём годам вольной высылки на Урал. Но перед отъездом Николай Васильевич внезапно заболевает тифом и какое-то время находится на грани смерти. Сотрудники НКВД, которым показалось, что он уже не жилец, забывают о нём. В итоге Николай Васильевич получает отсрочку
от лагеря - семь лет жизни вместе с любимой женой и детьми.


Дьякон Николай со своим большим семейством переезжает в Москву. Московский синод направляет его в Калугу, где он и служит около двух лет. После чего Николая Васильевича переводят в церковь города Наро-Фоминска, а в 1938 году он переезжает в подмосковное Болшево. К этому периоду относится ещё один интересный факт его биографии. Старший брат Аркадий уговаривает его пройти прослушивание в Большом театре. Николай Васильевич попадает к главному дирижёру Большого, и тот, прослушав его, предлагает поступить в хор с зарплатой 300 рублей в месяц и готовить сольные партии. Загвоздка только одна - нужно уйти из церкви. Николай Васильевич отказался от этого лестного предложения.
Болшевский храм Святых Бессребреников Космы и Дамиана станет последним местом его служения. А 16-ти-метровая комнатка в домике при нём - последним жилищем, где ещё два года он будет жить со своей семьёй: женой Марией Евгеньевной и детьми: Агафангелом, Юрием, Василием, Евгением и Авениром. Здесь же появилась на свет долгожданная дочь Вера. Но семейное счастье будет недолгим. Седьмой ребёнок, Леонид, родится за два месяца до вторичного ареста отца.
Протоколы допросов и другие документы, связанные с 'делом Тохтуева', опубликованы в книге 'Простите, звёзды Господни!' (составитель В.А. Королёв), вышедшей в издательстве 'Содружество' (г. Фрязино).


Из протокола допроса Н.В. Тохтуева от 18 июля 1940 года (начат в 12 часов 15 мин., закончен в 15 часов 25 мин.).
- Что вы писали в своём заявлении начальнику?
- Я писал, что по своим убеждениям и сану не могу быть агентом НКВД, и далее излагал свои взгляды как убеждённого верующего человека в отношении агентов, безбожников, жизни на земле, священных писаний и газет, загробной жизни...
- Какие же у вас взгляды в отношении безбожников?
- Безбожники не правы в том, что считают, что Бога нет, а нас, за то что мы веруем в Бога, считают обманщиками и врагами. Мы, в свою очередь, считаем безбожников обманщиками и врагами за то, что они не веруют в Бога.
- Какие у вас взгляды в отношении тех, кто помогает советской власти разоблачать контрреволюционно настроенные элементы?
- Я считаю их агентами-предателями, и сам таким никогда не буду ни при какой власти: советской, царской, фашистской.
Протокол читал, всё с моих слов записано верно. Подпись.
В архивах сохранились и другие интересные документы. Например, письмо Николая Васильевича Тохтуева начальнику НКВД, в котором есть такие строки: 'Бог дал нам такую власть, чтобы она очищала...' Как ни странно, Николай Васильевич не осуждает советскую власть. Он осуждает себя. И о язвах своей души сокрушается. Он постоянно помнит о своей семье, жене и детях, но больше всего боится стать доносчиком, Иудой. Кажется, что в этом, оставшемся для истории документе, он обращается к своим детям. Без всякой надежды, что это письмо дойдет до них, но с упованием на то, что в ином мире всё встанет на свои места.
'Гражданин начальник! Разрешите мне объясниться с вами письменно, я говорить много не умею по своей необразованности. Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идёт на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего погубить, - мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть честным перед Богом и людьми, ибо когда совесть чиста, то и человек бывает спокойный, а когда нечиста, то он не может нигде найти себе покоя. А совесть у каждого человека есть, только она грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, как бы вы хотели... Вы мне обещаете восемь лет, за что же? Какой я преступник? Только одно преступление, что служу в церкви. Но это законом пока ещё не запрещено, и если я не могу быть агентом по своему убеждению, то это совершенно не доказывает, что я противник власти... Хотя я и семейный человек, но ради того, чтобы быть чистым пред Богом, я оставляю семью ради Него. Разве не трудно мне оставить такую семью: 8 человек и ни одного трудоспособного? Но... я пойду страдать и уверен в том, что Он меня до последнего вздоха не оставит, если я Ему буду верен. Вот уже 23 года существует советская власть, и я ничем не проявлял себя враждебно по отношению к ней, был всегда лояльным. Исполнял все распоряжения власти, налоги выплачивал исправно, детки мои учатся в советской школе, и вся моя вина лишь в том, что будучи убеждённым христианином твёрдо держусь своих убеждений и не хочу входить в сделку со своей совестью...
Так я хочу очиститься страданиями, которые будут от вас возложены на меня, и их приму с любовью, потому что знаю, что заслужил их. Вы считаете нас врагами за то, что мы веруем в Бога, а мы считаем вас врагами за то, что вы не верите в Бога, но если рассмотреть глубже и по-христиански, то вы нам не враги, а спасители наши: загоняете нас в Царство небесное, а мы этого понять не хотим, мы как упорные быки увильнуть хотим от страданий. А ведь Бог дал нам такую власть, чтобы она очищала...

Николай Васильевич так и не согласился стать агентом НКВД, и его дело было передано на рассмотрение особого совещания. В итоге ему дали восемь лет. А в 1943 году, в возрасте сорока лет, он умер в лагере, в Коми АССР, при невыясненных обстоятельствах. И только в 1957 году семья получила справку о его реабилитации:
'Постановление от 2 сентября 1940 года в отношении Н.В. Тохтуева отменить за отсутствием состава преступления...'
Так закончилась история земной жизни Николая Тохтуева - протодиакона церкви Святых Бессребреников Космы и Дамиана в Болшеве. Но мог ли Николай Васильевич предположить, что книга 'Простите, звёзды Господни', изданная через 56 лет после его гибели, попадёт в руки его дочери Веры Николаевны? Из семерых детей ей одной было суждено дожить до его прославления.
Вера Николаевна живёт в посёлке Текстильщик. Я встретилась с ней, чтобы побольше узнать о Николае Васильевиче. Вот что она рассказала.
'Папа очень любил детей, водил нас на Клязьму купаться, особенно, как говорила мама, он любил меня, ведь я была единственная девочка в семье. В 1940 году весной его арестовали. В доме провели обыск, всё забрали, и мы остались - 7 человек детей и мама, без средств к существованию. Но Господь помог. Жили при храме, мама помогала старосте выполнять какие-то поручения. А когда началась война, мама работала при храме истопником. Печь находилась под церковью, очень глубоко, так что дрова приходилось спускать по каким-то щитам. Было очень тяжело, маме помогал мой старший брат, ему было 14 лет. Там же, под церковью, укрывались от бомбёжек. Когда немцы подходили к Москве, администрация решила нас эвакуировать. Мама всех одела, приготовила, но бомбёжки, слава Богу, поутихли, и мама решила, что она никуда не поедет. Вообще, мама мне рассказывала, что всегда чувствовала духовную связь с папой, она была уверена, что он ей помогает. Она и мне говорила, что папа обо мне молится. Может быть, и в случае с этой эвакуацией он нам помог, ведь уехали бы, и кто знает, что могло в дороге случиться - ехали в никуда...
Хотя и тяжело было, и во время войны и после, но почему-то ничего плохого не вспоминается. Семья у нас была дружная, все очень любили и уважали маму.
Все мы выучились, кто закончил институт, кто - техникум. Василий был художником, после армии он участвовал в реставрации Троице-Сергиевой лавры, писал иконы, картины. Леонид был главным врачом поликлиники КБ Химмаш. Все братья до конца своих дней веровали в Бога, ходили в храм, иногда пели на клиросе. Мама умерла в 1996 году в возрасте 94-х лет. Вслед за мамой ушли и мои братья. Одна я дожила до прославления отца...'
Вот и всё, что мы пока знаем о Николае Васильевиче Тохтуеве. И не из столь далёкого прошлого доносятся до нас его слова: 'Я хочу быть честным перед Богом и людьми, ибо когда совесть чиста, то и человек бывает спокойный...'

Арина ТЁШКИНА.